Глава 3

     Вариант, который столь неожиданно предложил так некстати свалившийся в тот вечер на его голову «проходимец» Луис Трехо, как нельзя более устраивал старого дона де Кастильего.
      «Ведь таким образом я одним только выстрелом убиваю сразу двух зайцев, - решил он поразмыслив, когда Луис наконец-то убрался. – Во-первых, этот страшный человек свалит из нашего города, он не будет больше приходить ко мне и заниматься вымогательством, не будет шантажировать меня тем, что пойдет в полицию… Его, видите ли, совесть заела… - Дон Педро в мыслях нехорошо ухмыльнулся – он всегда ухмылялся так, когда речь шла о совести. – И я смогу еще какое-то время спокойно пожить. А во-вторых, он-то наверняка сумеет расстроить этот неравный брак… Ну и в-третьих – я лишний раз докажу сыну, чего же на свете стоят деньги…»
     В способностях Луиса Трехо относительно подобных дел престарелый дон Педро ни на секунду не сомневался – также, как и в том, что «эта простолюдинка» Марта Саманьего не пара его прекрасному единственному сыну, магистру экономики Йельского университета…
     Усевшись на свое излюбленное место – в плетеное из лозы полукресло неподалеку от окна, откуда открывался прекрасный вид на своеобразную историческую застройку Акапулько, - старый дон Педро де Кастильего предался невеселым размышлениям….

     «Наверняка, этот Луис сумеет настоять на своем, - думал дон Педро, - он производит впечатление очень сильного, уверенного человека… - Сосредоточенно думал старый дон Кастильего. – В наше трудное время только такие люди способны добиться чего-то в жизни… Конечно же, Ортего Игнасио очень ошибся по молодости и по глупости – в его возрасте юноши всегда так доверчивости, так влюбчивы… Вне всякого сомнения, эта Марта Саманьего – действительно недурна собой, был бы я помоложе, я бы тоже  обратил на нее внимание, но не настолько, чтобы очертя голову бросить все и забыться о благоразумии… Совершенно очевидно, что она не пара такому прекрасному кабальеро, как мой сын…»
     Как и все любящие отцы, дон Педро хотел, чтобы его единственный сын, его гордость составил достойную пару с какой-нибудь девушкой примерно такого же круга горожан, за которую бы давали пристойное, заслуживающее внимание наследство… Причем с какой именно – не суть важно. Тем более, что такая кандидатура у него на примете уже была…
     Конечно же, перезрелая сорокалетняя дочь дона Мержи, одного из самых богатых людей не только Гвадалахары, но и всего этого мексиканского штата, не была столь же привлекательна, как Марта. В Акапулько Софья Мержи была всеобщим предметом насмешек, ее имя уже давно стало в городе нарицательным. Если кто-то хотел сказать, что некая девушка или женщина не просто несимпатична, а необычайно уродлива, то такую несчастную, как правило, сравнивали с доной Софьей, говоря: «Да это же вылетая сеньора Мержи!..»
     В свои сорок лет Софья Мержи выглядела на все пятьдесят, если не больше.
     Она была очень ленива, неряшлива, неаккуратна, очень много курила (предпочитая крепкий дешевый табак популярных местных сортов) и любила выпить виски и ямайского рому в заведении дона Куко «Христофор Колумб». Она бы наверняка завела себе любовника, если бы хоть кто-нибудь прельстился на нее. Однажды тот же сеньор Куко как-то раз под всеобщий смех своих посетителей сказал, что согласился бы скорее дать отрубить себе кое-что, чем провести ночь с этой страшной сеньоритой…
     Да, Софья действительно была страшна и ужасна, как чудовище из преисподней. Она скорее была похожа на мужчину, а не на женщину. Голос у нее был резкий и с хрипотцой, она не прочь была при случае грубо выругаться. К тому же у нее росли борода, усы и бакенбарды – как только она не пыталась от них избавиться. В довершении к этому у доны  Софьи не было ни вкуса, ни ума, ни обаяния…
     У всех без исключения горожан Акапулько – и мужчин, и женщин – она вызывала резкую антипатию, но ее все-таки побаивались, помня, что папа, сеньор Хуан Мержи – один из самых богатых и влиятельных людей Акапулько…
     Впрочем, старому сеньору Педро было глубоко наплевать на мнение окружающих. В свои шестьдесят лет он был глубоко убежден, что самое главное – деньги, много денег, а на все остальное можно закрыть глаза. Даже на уродливость сеньориты Маржи.
     И вполне понятно, что и у единственного сына он хотел воспитать приблизительно те же качества, тем более, как считал он, у Ортего Игнасио не хватало ни здравого смысла, ни расчетливости…
     В таком отношении к глобальным жизненным ценностям он чем-то походил на Луиса Трехо – ведь не зря дон Педро всегда испытывал невольное уважение к этому, как он сам иногда выражался, «проходимцу»…
     Да, дон Педро любил деньги, и считал, что для их накопления все средства хороши, в том числе и женитьба на богатой, пусть даже и уродливой женщине…
     Тем более, что приданое за сеньоритой Мержи давали просто огромное – большую бензоколонку на самой доходной северной трассе, ведущей в сторону границы с Соединенными Штатами, несколько чрезвычайно выгодных земельных участков в перспективных районах новостроек, большой старый дом в самом центре Акапулько, загородное ранчо, какие-то акции и еще много-много денег.
     Родителей этой перезрелой «девушки» можно было понять – люди очень расчетливые и беспринципные, они уже отчаялись выдать дочь замуж и поэтому были готовы заплатить любые деньги любому, кто был бы согласен взять ее в жены…
     Однако Ортего Игнасио на все попытки дона Педро хоть как-то образумить его, «бестолкового и нерасчетливого сына» только брезгливо морщился, говоря:
     - Папа, прости, но я не специалист по экзотике… Оставь таких ископаемых уродов для палеонтологов!.. Я не любитель подобных древностей.
     Дон Педро в таких случаях возражал:
     - Я не заставляю тебя проводить с ней все время!.. В конце-то концов, ты всегда сможешь завести себе молодую красивую любовницу…
     Ортего Игнасио вновь брезгливо морщился.
          - А я не хочу заводить себе любовниц, папа… Женщины – это не какие-то насекомые, клопы или тараканы, которых, как ты говоришь, можно завести… Я хочу нормально, без сложностей жениться на любимой девушке… На Марте Саманьего…
     Дону Педро совсем не нравилось, что его сын не понимает всей выгодности подобного брака. Старик пытался было возражать – аргументы были, по его собственному мнению, более чем убедительны:
     - Ортего Игнасио, неужели ты не знаешь, какое приданое дают за этой женщиной?.. Ведь это же целое состояние… Это же безумные деньги… Вдумайся, Ортего Игнасио, сколько тебе надо работать, чтобы стать владельцем всего этого. А тут и работать не надо. Один росчерк пера – и ты баснословный богач!.. А что тебе эта Марта?.. Она ведь нищая…
     Однако сын при подобных разговорах только небрежно махал рукой, абсолютно спокойно заявляя рассерженному донельзя отцу приблизительно следующее:
     - Папа, но что мне приданое?..
     Разумеется, дон Педро возмущался:
     - Как что?!..
     А Ортего Игнасио отвечал:
     - Ведь эта сеньора Мержи совершенно мне не нравится… Я не хочу жениться на денежном мешке – ты ведь прекрасно знаешь, что я никогда не пойду на это… Я женюсь только на той девушке, которую действительно люблю… На Марте Саманьего…
     И дон Педро обижено смолкал, потому что действительно слишком хорошо знал характер своего единственного сына – он никогда бы на взял в жены сеньору Софью Мержи, сколь богата она ни была… Что еще оставалось делать дону Педро – кричать на сына или выгонять его из дому?.. Это было бы смешным и могло бы очень сильно повредить репутации старика де Кастильего, а этого он очень боялся…
     Исподлобья глядя на своего слишком несговорчивого сына, дон Педро думал: «Ничего, мы еще посмотрим, чья возьмет… Мы еще посмотрим, как ты запоешь через несколько лет… Когда остепенишься. Я то прекрасно знаю, чем смогу тебя образумить…»
     Старый де Кастильего уже было смерился с решением своего сына жениться на этой Марте, он старался не думать о предстоящем браке – правда, он только припугнул, что лишит сына наследства, а оно было немалым…
     Вопреки его ожиданиям, Ортего Игнасио это нисколько не смутило. Он был непоколебим, как базальтовая скала. И у молодого человека для такой непоколебимости были все основания, достаточно серьезные, и сам дон Педро прекрасно это осознавал…
     - Я получил в Йелле неплохое образование, - абсолютно спокойно отвечал тот, - думаю, что без куска хлеба я не останусь… Человек с дипломом Йелля никогда не останется без работы.
     Старик был достаточно упрям, чтобы не изменить своему решению. Он собственноручно, на глазах у Ортего Игнасио порвал свое прежнее завещание на мелкие клочки и спустя несколько часов в присутствии специально вызванного нотариуса составил другое, по которому вся недвижимость и все счета в банке в  случае его смерти переходили к местным монахам ордена св. Франциска – не только потому, что дон Педро с годами стал очень набожным человеком, но еще и потому, что знал, что его упрямый сын обязательно посчитает это вопиющей глупостью. Правда, он оставил-таки для сына одну лазейку на тот случай, если Ортего Игнасио все-таки одумается…
     Дон Педро де Кастильего собственноручно вписал в завещание пункт, по которому сын мог все-таки получить наследство только в том случае, если он «сочтется браком с уважаемой и богатой особой, чье приданое будет оценено на сумму, не меньшую достояния самого дона Педро».
     Однако было похоже на то, что гордый Ортего Игнасио никогда не воспользуется этой лазейкой, тем более, что прочитав новое завещание, он только посмеялся в ответ и сказал:
     - Папа, ты можешь писать все что тебе вздумается, однако своего решения относительно своего предстоящего брака с Мартой Саманьего я все равно не изменю… Ты ведь меня прекрасно знаешь.
     А спустя две недели в Акапулько было объявлено об официальной помолвке «кабальеро Ортего Игнасио де Кастильего и девицы Марты Саманьего»…

     Тяжело вздохнув, дон Педро отогнал от себя тяжелые воспоминания, поднялся со своего мести и подошел к открытому окну.
     На залитой заходящим солнцем улице не было ни души. Был вечер, и люди, наверное, или сидели дома или на открытых верандах кафе… Из окна дома напротив доносился громкий звук работающего телевизора –транслировали какой-то футбольный матч.
    Дон Педро не любил ни яркого солнечного света, ни спортивных репортажей. Он вообще мало что любил, не считая, конечно же, денег. Закрыв окно, он опустил жалюзи и пошел по лестнице вниз.
     - Только бы у него все получилось, - свистящим шепотом произнес старик самому себе и тут же поспешил самоуспокоиться… Ничего, дон Педро, у тебя нет причин волноваться…
     И старый дон Кастильего, окончательно самоуспокоившись такими мыслями, улыбнулся…

     Луис ушел от дона Педро в необычно приподнятом расположении духа.
     Оно и понятно: за какие-то полчаса разговора он сумел получить не только интересующую его информацию, не только выяснить, что достаточно влиятельный в Акапулько дон Педро де Кастильего – его союзник, но еще и сорвать с последнего уйму денег…
     «Да, деньги – это хорошо, - подумал Луис, нащупывая в нагрудном кармане пачку только что полученных банкнот. – Этого мне как раз не хватало… Надо бы сегодня по такому случаю устроить себе небольшой праздник… Только вот куда податься?..»
     Возвращаться в «Христофор Колумб» Трехо совершенно не хотелось хот бы потому, что его там очень хорошо знали… Луису надоело ловить на себе пристальные взгляды завсегдатаев заведения дона Куко. Кроме того, Трехо, как и многие латиноамериканцы, был чрезвычайно суеверен. Он считал, что по нечетным дням никогда не стоило возвращаться в то место, в котором ты сегодня уже раз был и в котором попрощался с хозяевами… А сегодня как раз было нечетное число, да еще 13-е, да еще пятница… К тому же он отчетливо вспомнил, что попрощался с владельцем этого кафе.
     «Может быть, податься куда-нибудь в другое место?.. – принялся прикидывать Луис в уме? – Например, в какой-нибудь ночной клуб… Может быть, в «Парадиз» - там такие шикарные девочки?..»
     В этот самый момент он вспомнил, что теперь не время для развлечений.
     Марта Саманьего, его возлюбленная Марта, пребывала в объятиях этого молодого хлыща, этого выскочки Ортего Игнасио… Она уже была помолвлена с ним.
     Луис, закатав манжетку, посмотрел на часы. Было двадцать тридцать пять.
     «Через полчаса отходит поезд на Мехико, - вспомнил он. – Тогда чего же я медлю?..»
     Резко притормозив, Луис развернулся и пошел по направлению к ближайшей стоянке такси…
     Спустя час, вечерний экспресс мчал его в сторону мексиканской столицы.

     Сидя в мягком кресле вагона, Луис рассеяно смотрел на пролетавшие мимо него в вечернем полумраке деревья, дома, маленькие станции…
     Конечно же, вернуть Марту будет очень сложно… Заполучить эту прекрасную девушку было сложно и раньше, до тюрьмы, а уж теперь…
     Теперь у нее был свой кавалер – дон Ортего Игнасио де Кастильего, за которого она собралась – ни больше, ни меньше! – как замуж…
     Луис и верил, и не верил в это…
     Конечно, он допускал, что за те два года, которые он провел в тюрьме, в Акапулько многое изменилось, в том числе, конечно же, и не в его пользу, однако чтобы настолько…
     Марта, его Марта, которую он так нежно и так страстно любил, собралась замуж?..
     Она предпочла ему, человеку, перед именем которого все трепещут, кого-то другого?..
     Неужели сын этого старого хрыча, этого скупца дона Педро лучше его, Луиса Трехо, только потому, что учился в каком-то там университете?..
     Неужели эта нелепая, идиотская свадьба его Марты и этого хлыща действительно произойдет?..
     Да не бывать этому!..
     Он, Луис Трехо, никогда и ни за что этого не допустит… Никогда и ни за что…
     И хотя Луис никогда в своей жизни не видел дона Ортего Игнасио, хотя он не только не знал, а даже и не представлял, что это за человек, он уже внутренне настроился против него необычно враждебно…
     Сделав несколько затяжек, Луис Трехо небрежным жестом стряхнул пепел на пол и задумчиво посмотрел в окно на быстро сменяющееся там картины.
     Теперь экспресс шел по унылой пустынной равнине. За окном проносилась выжженная августовским солнцем прерия с чахлыми полузасохшими какой-то растительности по обочине железной дороги…
     Сигара тлела между грубыми волосатыми пальцами Луиса, а он между тем продолжал свои печальные размышления…
     «Ничего, - успокаивал самого себя он, - вы все еще у меня попляшите… И ты, мерзкое отродье, Антонио Ломбардо, ты, смазливая Ракель… Вы все скоро, очень скоро поймете, с кем имеете дело… - Мстительно думал Трехо. - Да, Антонио, ведь это ты научил Марту выступить против меня на суде… Ты и твоя жена. Конечно, Ракель для Марты – старшая сестра, поэтому вполне естественно, что она послушалась ее…»
     Трехо уже забыл или сделал для самого себя вид будто бы забыл, что он по приказу Максимилиано подстроил две катастрофы для Антонио и его возлюбленной, что он собирался по приказу своего патрона собственноручно застрелить их, когда все козни сводного брата Ломбардо стали известны…
     Он забыл даже то, что в свое время, незадолго до внезапной развязки той бурной и драматической истории получил от Максимилиано приказ «застрелить всех» - это значит и свою возлюбленную Марту.
     Теперь в своих бедах, в том, что он два года жизни провел в тюрьме, Трехо винил только Антонио и его молодую жену Ракель… А в том, что Марта отвергла его, естественно, виновен был Ортего Игнасио…
     Размышляя подобным образом, строя всевозможные планы самой что ни на есть жесточайшей мести, Луис и не заметил, как его сморил сон.
     Он проснулся только на Центральном вокзале Мехико и с полуистлевшей сигарой между пальцами…

     В старинном особняке в самом центре квартала Фуэнтэ Овехуано царило с самого раннего утра оживление: с минуты на минуту ожидался приезд Марты и ее суженого, дона Ортего Игнасио.
     Горничная, Мария Торес, с самого утра хлопотала на кухне вместе с поваром Хосе Кампаньяносом. Это был первый прием гостей в доме, и прислуга не хотела ударить лицом в грязь…
     Конечно же, Ракель очень волновалась за младшую сестру, за ее будущее с этим человеком.
     Дон Ортего Игнасио, сын нелюбимого многими в Акапулько дона Педро?..
     Кто он такой?..
     Что это за человек?..
     Будет он любить Марту, будет ли защищать от жизненных невзгод?..
     Действительно ли он – полная противоположность своему отцу, о котором Ракель в свое время слышала так много нехорошего?.. Ведь Марта только об этом и говорит, удивляясь, как может сын столь крупно расходится во взглядах с отцом?..
     И, наконец, главное: насколько серьезны его намерения по отношению к Марте?
     Эти и еще многие вопросы задавала себе мнительная Ракель, сидя в гостиной в ожидании приезда сестры и его жениха…
     Антонио по случаю приезда родственников сегодня не пошел в свой офис. Ведь это именно он настоял на приезде Марты с ее женихом…
     Этому было несколько причин: во-первых, он давно уже, несколько месяцев не видел Марту, а во-вторых, ему нужен был человек с хорошим экономическим образованием; бизнес Ломбардо расширялся и грамотный экономист был просто необходим…
     Сидя в кабинете Антонио – в гостиной в этот момент заботливыми руками донны Марии накрывался стол, - Ракель выпытывала мужа о том, что тот думает по поводу вероятного повода родственника.
     - Как ты думаешь, этот Ортего Игнасио действительно порядочный человек?..
     Антонио с улыбкой произнес:
     - Мне трудно об этом судить, я ведь его не знаю… Я немного знал его отца…
     Ракель с сомнением покачала головой.
     - Я тоже знала его, к сожалению…
     Ломбардо, с интересом посмотрев на жену, довольно осторожно поинтересовался:
     - Почему, к сожалению?..
     Несколько замявшись, девушка изрекла:
     - Ну-у-у… Не знаю… Честно говоря, этот человек мне не очень-то нравится…
     - Вот как?..
     Ракель пожала плечами.
     - Да…
     Антонио не слишком-то любил, когда о других людях не очень хорошо отзывались за глаза – пусть даже те люди, которых он очень и очень любил. Поэтому, посмотрев на молодую Ракель с некоторой несвойственной ему строгостью, он спросил:
     - А ты что, хорошо знала старого дона Педро де Кастильего?..
     Потупив взор, Ракель произнесла:
     - Сама, не очень…
     Антонио, все так же строго глядя на свою жену, спросил несколько удивлено:
     - Тогда почему же ты плохо говоришь о человеке, которого не очень хорошо знаешь?..
     Девушка отвела взор.
     - В Акапулько о нем говорят разное… Ты наверняка знаешь, что этот старый сеньор взял в жены молоденькую девушку Флоренцию?..
     Антонио кивнул.
     - Да, я слышал…
     Ракель продолжала:
     - Все в Акапулько только и говорят, что об этой несчастной девушке…
     - Несчастной?..
     Ракель тяжело  вздохнула, будто бы такой же несчастной, как эта Флоренция, была она сама.
     - Да…
     Вопросительно посмотрев на жену, Антонио Ломбардо осторожно спросил:
     - Почему же она так несчастна?..
     - Старый дон Педро издевается над ней, как только может… У бедной Флоренции нет родителей, они погибли в какой-то катастрофе… И она, чтобы хоть как-то помочь маленьким братьям, была вынуждена согласиться на предложение старого сеньора де Кастильего стать его супругой… Первая жена дона Педро, Августа, несколько лет назад умерла в клинике – ей делали операцию, удаляли какую-то железу…
     Антонио не дал жене возможности пересказать подробности прошлой жизни дона Педро. Он спросил:
     - Издевается?.. Но как?.. Неужели можно издеваться над женщиной, так жестоко обиженной судьбой?..
     Ракель с нескрываемой любовью посмотрела на своего супруга и произнесла:
     - Ведь не все такие благородные, как ты… Видимо, этот старый сеньор придерживается несколько иных взглядов на жизнь… - Ракель вздохнула и продолжила: - Дон Педро, как говорят в Акапулько, - ужасный человек… Он буквально морит свою жену голодом, она ходит по Акапулько в каких-то ужасных рубищах…
     Ламбардо посмотрел на жену так, будто бы не поверил в правдивость сказанного.
     - В рубищах?.. Не может такого быть… Ты, наверное, просто преувеличиваешь…
     Та отрицательно покачала головой.
     - Нет, я говорю правду… Я неплохо знаю донну Флоренцию и сама видела, в каком ужасном тряпье вынуждена появляться на людях эта достойная женщина… Представь себе, я не преувеличиваю… Кроме того, этот старик ужасно ревнив…
     В ответ Антонио с мягкой улыбкой высказал предположение – куда только улетучилась его недавняя строгость?..
     - И ты боишься, что его сын, дон Ортего Игнасио унаследовал от отца все самые скверные качества?..
     - Честно говоря – да…
     Ломбардо поспешно возразил:
     - Но ведь Марта мне говорила, что этот сеньор – полнейшая противоположность своему отцу!..
     Ракель покачала головой.
     - Я боюсь, чтобы она не ошиблась… Ведь моя сестра так молода, так неопытна… Она так плохо еще разбирается в людях… Боюсь, что этот блестящий молодой человек просто вскружил бедной девочке голову…
     В ответ Ломбардо поспешил успокоить жену:
     - Мне кажется, ты просто преувеличиваешь… Марта достаточно, на мой взгляд, проницательна, чтобы не дать себя обмануть…
     - Хотелось бы верить, - ответила девушка. – Но я почему-то все равно очень за нее тревожусь…
     После непродолжительной паузы Антонио Ломбардо поинтересовался у жены:
     - А это правда, что жених Марты дон Ортего Игнасио закончил Йельский университет в первой пятерке по успеваемости?
     Ракель не успела ответить – дверь кабинета немного приоткрылась, и в проеме показалась голова горничной, донны Марии Торрес.
     - Сеньоры, к вам гости…
     Антонио и Ракель, как по команде, вскочив со своих мест, стремглав бросились вниз.
     А в огромной прихожей уже стояли Марти и Ортего Игнасио…
     После объятий и поцелуев, неизбежных при встрече близких родственников, которые так давно не виделись, Антонио подошел к жениху сестры своей супруги и, улыбнувшись, протянул руку.
      - Антонио Ломбардо…
     Ответив на рукопожатие, молодой человек, в свою очередь представился:
     - Ортего Игнасио…
     Антонио отметил про себя, что жених Марты не назвал свою фамилию, хотя имел на это полное право, - Антонио-то ее назвал…
     «Видими, не хочет лишний раз произносить приставку «де» к фамилии «Кастильего», которая указывает на его происхождение из идальго, - с удовольствием подумал Антонио, глядя на де Кастильего. – В отличие от своего отца, который всякий раз делал это где надо и не надо, он, оказывается, не тщеславен…»
     Ортего Игнасио Ломбардо понравился сразу же.
     Высокий молодой человек, на вид – лет двадцати пяти, не более, улыбчивый, спокойный, очень ухоженный, во фланелевом костюме, который отлично сидел на его стройной фигуре, с приятными чертами лица…
     Держался Ортего Игнасио де Кастильего скромно, но с явным достоинством.
     «Очень приятный молодой человек, - решил про себя Антонио Ломбардо. – Если этот де Кастильего к тому же еще и отличный экономист…»
     Видими, Ракель этот молодой человек тоже весьма понравился, потому что она сразу же искренне и любезно улыбнулась ему…
     Антонио, посмотрев на часы, висевшие над входной дверью, поинтересовался:
     - Вы так поздно?..
     Марта извинительным тоном произнесла:
     - Да, действительно, мы задержались… Но в этом нет нашей вины, Антонио…
     - Что-то случилось?...
     В разговор вступил Ортего Игнасио:
     - Никогда не думал, что в Мехико еще встречаются такие странные типы, как тот, которого мы встретили по дороге из аэропорта…
     Ломбардо понимающе посмотрел на де Кастильего.
     - То есть?..
     Тот с улыбкой продолжил:
     - Понимаете, Антонио, мы уже подъезжали к самому дому, как дорогу такси преградил какой-то молодой человек… Страшно ободранный, в каких-то неимоверных лохмотьях… Словом – опустившийся тип. Кстати, я заметил, что он вышел из какой-то траттории напротив…
     Ракель поспешила уточнить:
     - Может быть, из «Золотого барана»?.. Хозяин этой траттории, дон Хуан Франциск Сантильяна, - наш большой друг…
     Молодой человек пожал плечами.
     - Не знаю… Я только краем глаза успел заметить, что на вывеске изображена голова барана… Да, наверное, раз это траттория так называется…
     Ракель с улыбкой вернула Ортего Игнасио к теме первоначального разговора:
     - Ну, и что же?..
     Де Кастильего продолжал:
     - Я расплатился с таксистом, взял сумку и вышел. В это время тот самый молодой человек, который назвался… Обождите, как же он назвался…
     - Мигель Габриель де ла Фронтера, - быстро подсказала жениху Марта, у которой всегда была отличная память на имена.
     - Да, кажется, так…
     Антонио улыбнулся.
     - А-а-а, - протянул он, - я знаю, о ком идет речь… Это – последний отпрыск знаменитого некогда графского рода… Этому молодому человеку когда-то, кстати, принадлежал и этот самый особняк… Мигель Габриель нигде не работал, жил за счет доходов с какой-то загородной латифундии, она пошла прахом… Дон Мигель Габриель думал поправить свои дела за счет азартных игр, думая, что судьба будет милостива к нему. Он неудачно играл в карты, и дом пришлось продать за долги. А род его действительно знаменит в истории. Над входной дверью со стороны фасада до сих пор сохранился родовой герб де ла Фонтеры, потом как-нибудь я его вам обязательно покажу…
     Произнеся этот довольно долгий монолог, Ломбардо сделал небольшую паузу и, посмотрев на молодого Ортего Игнасио, спросил:
     - Ну, и что же было дальше?..
     - И сразу же пристал к нам… Он сказал, что не отцепится, пока мы не выслушаем, как замечательно он декламирует стихи…
     Ракель не поверила своим ушам:
     - Стихи?..
     Ортего Игнасио обернулся к девушке и спросил:
     - А отчего это тебя так удивляет?..
     Ракель передернула плечами.
     - Честно говоря, я всегда думала, что этого молодого человека ничего, кроме азартных игр да выпивки, в жизни больше ничего не интересует…
     - Но самое интересное, - продолжил Ортего Игнасио, - самое интересное то, что стихи он действительно декламирует просто замечательно!..
     - Да неужели?..
     Вместо ответа Ортего Игнасио де Кастильего принялся на распев читать:
                                    - Едет верхом дон Педро
                                    вниз по траве пригорка.
                                    Ай, по траве пригорка
                                    едет и плачет горько!
                                    Не подобрав поводья,
                                    Бог весть о чем тоскуя,
                                    едет искать по свету
                                    хлеба и поцелуя.
                                    Ставни скрипят вдогонку,
                                    спрашивают у ветра,
                                    что за печаль такая
                                    в сердце у дона Педро…

                                    На дно затоки
                                    ушли строки.
                                    А по затоке
                                    Плывет, играя,
                                    луна –
                                    и с высот небесных
                                    завидует ей вторая.
                                    Мальчик с песчаной стрелки
                                    смотрит на них и просит:
                                    - Полночь, ударь в тарелки!

                                    …Вот незнакомый город
                                    видит вдали дон Педро.
                                    Весь золотой тот город,
                                    справа и слева кедры.
                                    Не Вифлием ли? Веет
                                    мятой и розмарином.
                                    Тает туман на кровлях.
                                    И к воротам старинным
                                    цокает конь по плитам,
                                    гулким, как тамбурины.
                                    Старец и две служанки
                                    молча открыли двери.
                                    «Нет», - уверяет тополь,
                                    А соловей не верит…

                                    Под водою
                                    Строки плывут чередою.
                                    Гребень волны качает
                                    россыпи звезд и чаек.
                                    Сна не тревожит ветер
                                    гулом  гитарной деки.
                                    Только тростник и помнит
                                    то, что уносят реки.
                                    …Старец и две служанки,
                                   взяв золотые свечи,
                                   к белым камням могильным
                                   молча пришли под вечер.
                                   Бедного дона Педро
                                   спутник по жизни бранной –
                                   конь, непробудно спящий,
                                   замер в тени шафранной.
                                   Темный вечерний голос
                                   Плыл по речной излуке.
                                   Рог расколол со звоном
                                   Единорог разлуки.
                                   Вспыхнул далекий город,
                                   рухнул, горящий.
                                   Плача, побрел изгнанник,
                                   Словно незрячий.
                                   Подняли звезды
                                   вьюгу.
                                   Правьте, матросы,
                                   к югу…

                                   Под водою
                                   слова застыли.
                                   Голос затерялся в иле.
                                   И среди ледяных соцветий –
                                   ай! – дон Педро лягушек тешит,
                                   Позабытый всеми на свете…

     После этой декламации известного романса Федерико Гарсии Лорки в прихожей застыла долгая пауза.
     Первой прервал ее Антонио.
     - У вас настоящий декламаторский дар, - произнес он. – Просто невероятно…
     - Что – невероятно?...
     Ломбардо хотел спросить – «неужели этому тоже учат в Йельском университете», но потом немного сменил первоночальный вопрос:
     - Вы ведь не профессиональный актер, а так замечательно читаете…
     Ортего Игнасио махнул рукой.
     - Нет, просто я хотел показать вам манеру чтения этого молодого человека… Мигеля Габриэля. Правда, я и в десятой доли не изобразил вам его… - Вид у Ортего Игнасио был немного смущенный – он не ожидал услышать похвалы из уст Антонио. – Так вот, - улыбнулся молодой де Кастильего, - закончив чтение, он сказал, что теперь вынужден жить таким оригинальным способом. Де ла Фронтера добавил, что его аристократическое происхождение не позволяет просить милостыню и что за деньги, которые я ему сейчас должен дать за полученное удовольствие, он прочитает мне хоть всю испаноязычную классику… - После непродолжительной паузы де Кастельего добавил: - Видимо, в свое время он получил неплохое образование, и теперь оно дает ему возможность заработать хоть таким образом…
     - Ну, и что же вы?.. – с интересом поинтересовался Антонио Ломбардо.
     Молодой человек передернул плечами – Антонио показалось, что жених Марты уже и сам начинал жалеть, что начал этот разговор…
     - Пришлось дать ему немного денег… Конечно, он совершенно замечательный чтец, будь у нас время, я бы и дальше слушал его декламации… Но в таком случае он продержал бы нас с Мартой до захода солнца, а может быть еще позже… А в наши планы это не входит. Тем более что с дороги мы немного утомились…
     Ракель при этих словах спохватилась.
     - Чего же мы стоим?.. Стол давно уже накрыт… Прошу вас, - она жестом указала в сторону гостиной…
     В этот момент донна Мария Торрес привела в гостиную маленькую Пресьосу – дочь Антонио и Ракель.
     И вновь – восторги, объятия, поцелуи.

     Луис не любил останавливаться в гостиницах – он предпочитал снимать комнаты в частных домах.
     Приехав в Мехико, он без особого труда разыскал квартал Фуэнтэ Овехуано и снял небольшую, но очень уютную комнатку неподалеку – в полумиле от дома Антонио Ломбардо.
     Трехо снял эту комнатку без кухни (она была ему ни к чему), - но зато – с большим балконом и отдельным от хозяев входом на неопределенный срок – он и сам не знал, как долго еще пробудет в Мехико.
     Конечно же, его очень подмывало отправиться к особняку своих врагов сразу же после приезда – тем более что он подразумевал, что Марта со своим женихом, «этим хлыщем», уже наверняка там.
     Однако, хорошенько поразмыслив, Трехо понял, что так опрометчиво поступать не стоит ни в коем случае. Предстояло хорошенько все обдумать и набросать хотя бы приблизительный план действий.
     А подумать ему было о чем…
     Прежде всего предстояло выяснить, как именно следует действовать – открыться ли Антонио в том, что он, Луис Трехо, уже тут, в столице, или пока повременить.
     Взвесив все «за» и «против», Трехо решил, что все-таки будет лучше, если он откроется, - ведь он в самое ближайшее время хотел встретиться с Мартой, а та, конечно, сразу бы рассказала о его приезде и Антонио Ломбардо, и его молодой жене Ракель…
     Уже ближе к вечеру Луис отправился на разведку. Он заприметил напротив дома небольшую тратторию под наивным названием «Золотой баран». Прекрасно зная, что такого рода заведения, как правило, аккумулируют разного рода слухи, он отправился туда в надежде что-нибудь выведать о супружеской чете Ломбардо…
     Хозяин траттории – очень толстый и добродушный с виду дон Хуан Франциск Сантильяна – принял нового посетителя очень приветливо.
     Луис отметил про себя, что этот человек чем-то неуловимо смахивает на дона Куко, хозяина популярного в Акапулько кафе «Христофор Колумб», и тут же подумал, что, наверное, в мире все хозяева тратторий, кафе и прочих заведений похожи друг на друга…
      «Если он действительно такого же склада человек, как и дон Куко, - подумалось Луису Трехо, - то, наверняка, тоже очень словоохотлив… А этот как раз то, что мне теперь так необходимо…»
     Вежливо поздоровавшись в ответ на приветствия хозяина «Золотого барана», Луис заказал себе стакан вермута со льдом и уселся на высокий вертящийся табурет за стойкой. Он выжидательно посматривал на хозяина, дожидаясь, пока тот не заговорит первый.
     Долго ждать ему не пришлось…
      - Сеньор, наверное, недавно в Фуэнтэ Овехуано?.. – поинтересовался Сантильяна.
     Луис коротко кивнул.
     - Так же, как  и в самом городе. С сегодняшнего утра… Я приехал с Акапулько.
     Улыбнувшись, Сантильяна спросил:
     - Надолго?..
     В ответ Луис лишь неопределенно пожал плечами и рассеянно произнес:
     - Не знаю…
     Дон Хуан Франциск хмыкнул – как это так, чтобы сеньор приехал в столицу и не знал, насколько именно?.. Мехико – это не какие-то там Гвадалахара или Акапулько… Большие города наподобие этого любят точность. Они не принимают людей из провинции…
      Оценивающе осмотрев посетителя, дон Хуан Франциск Сантильяна предположил:
     - Наверное, по делам… Бизнес, да?
     Улыбнувшись, Трехо ответствовал:
     - Можно считать, что так…
     Однако тот не отставал – если уж Сантильяне попадался в руки какой-нибудь посетитель, то он ни за что не отпускал его, не выведав всю информацию…
      - А чем сеньор изволит заниматься?..
     Луиса уже начинала потихоньку выводить из себя такая настырность хозяина «Золотого барана», однако он быстро подавил в себе первоначальное желание послать этого не в меру любопытного сеньора как можно подальше.
     «Ничего не поделаешь, - подумал Трехо, - придется поговорить с этим типом какое-то время… А так я хоть что-то смогу выведать… Наверняка этому типу хорошо известно семейство Ломбардо. А хозяева подобных заведений, как правило, всегда отличаются склонностью к болтливости – особенно по вечерам».
     Сантильяна повторил вопрос:
     - Чем же изволит заниматься сеньор?..
     Неожиданно улыбнувшись, Луис произнес:
     - Бизнесом…
     «Знал бы он только, какого рода бизнесом мне приходится заниматься, - подумал Трехо. - Интересно, что бы он тогда мне сказал?..»
     Хозяин «Золотого барана» непонятно почему оживился и, внимательно осмотрев собеседника с головы до ног, словно пытаясь таким образом определить род занятий заезжего сеньора, вновь спросил:
     - А каким именно, если не секрет?..
     Внезапно у Трехо появилась интересная, на его собственный взгляд, мысль.
     «А что, если… Ну, не сказать, а как бы вскользь намекнуть?.. Интересно, как он на это посмотрит?.. И поверит ли?..»
     Скромно улыбнувшись, Луис произнес:
     - Каким?.. Помогаю хорошим людям, если их начинают обижать плохие…
     Хозяин «Золотого барана» насторожился:
     - То есть…
     - Ну, если тот или иной сеньор богат и если у него возникают какие-нибудь проблемы с другими сеньорами, - мало ли у человека может быть проблем?.. – то он всегда может обратиться ко мне…
     Объяснение выглядело более чем прозрачно; разумеется, дон Хуан Франциск Санттильяна был не настолько глуп, чтобы не понять, что же именно имеет в виду его собеседник, говоря о «проблемах» и об их решениях…
     К тому же человека, который хотя и родился в провинции, однако большую часть жизни провел в столице, в многомиллионном городе, да еще – хозяином траттории, трудно чем-то удивить…
     - Значит, это ваш бизнес?..
     Трехо ответил вопросом на вопрос:
     - Ну да… А разве плохо?.. Всем интересно, и никто не в обиде…
     Допив свой вермут, Луис поставил пустой стакан на стойку, истертую локтями от многократных прикосновений, и повторил заказ.
     Наливая вино, дон Хуан Франциск спросил:
     - Значит, в Мехико вы приехали по делам бизнеса, не так ли?..
     Теперь в его голосе звучала некоторая настороженность – Луис понял это по интонации.
     - Так…
     - А что – у вас есть люди, которые заказали вам… Ну, поговорить с теми, кто…
     Луис и слушал, и не слушал хозяина «Золотого барана». Он не очень-то любил подобные расспросы – хотя бы потому, что в таких беседах ему зачастую приходилось много врать, изворачиваться, иногда он забывал, каким образом обманывал собеседника раньше, и, бывало, попадал впросак. Глядя на вино, он думал, как бы поудобнее повернуть разговорчивого дона Сантильяну в выгодное ему русло.
     Внезапно один вопрос дона Хуана Франциско вывел Трехо из состояния задумчивости:
     - Сеньор, не знаю, как вас зовут, а что бы вы сказали, если бы я предложил вам работу?..
     Луиса трудно было чем-нибудь удивить, однако от этого вопроса он изумленно округлил глаза.
     - Что?..
     Коротко улыбнувшись, дон Хуан Франциск Сантильяна повторил свое предложение:
     - Вы не хотели бы поработать у меня?..
     Совершенно ошарашенный, Луис немного отпрянул от собеседника.
     - Поработать?.. У вас?..
     Видимо, хозяин траттории понял, что для этого провинциала его предложение прозвучало очень неожиданно, и поэтому поспешил объясниться:
     - Понимаете, в каждой траттории, в каждом пабе, в каждом вечернем кафе всегда бывают разные разборки… Особенно – под закрытие. Или посетители выпьют лишнего, или забредет кто-нибудь и начнет портить всем настроение… Понимаете, что я хочу сказать?..
     Луис, внимательно посмотрев на хозяина «Золотого барана», медленно произнес:
     - Да, понимаю…
     Хотя, по правде сказать, он мало что понимал – во всяком случае, пока что… Луис принадлежал к той породе людей, которым надо долго и обстоятельно втолковывать, что от них требуется…
      Дон Сантильяна продолжал:
     - Я сразу же обратил на вас внимание – вы очень видны собой, вы, наверное, весьма сильный молодой человек… Я говорю не только о физической силе… Вы ведь понимаете, что я имею в виду?..
     Луис выслушал эту фразу как само собой разумеющийся комплимент – он привык к такого рода характеристикам еще в Акапулько, и они уже давно не волновали его…
     - … а раз так, то вы, наверняка, должны понимать, что именно я имею в виду…
     До Луиса наконец-то дошло, что именно предлагает ему хозяин траттории.
     - Значит, вы хотите предложить мне… предложить мне место вышибалы?..
     Сантильяна широко, доброжелательно улыбнулся – мол, а почему бы и нет?.. Я, мол, не предлагаю вам ничего противозаконного…
     - Да, именно так… Эта работа ничем не хуже и не лучше других… Впрочем, если вам не нравится слово «вышибала», то я могу называть это занятие как-нибудь поблагороднее…
     Вопросительно посмотрев на собеседника, Луис Трехо поинтересовался:
     - Как же?..
     Сантильяна пожал плечами.
     - Ну, скажем, на американский манер – начальник службы безопасности или что-нибудь в этом роде…
     Луис махнул рукой.
     - Какая разница…
     Видимо, Сантильяна принял этот жест за знак согласия с его предложением, потому что сразу же спросил, все так же улыбаясь:
     - Значит, вы согласны?.. Кстати, как вас зовут?..
     Луис только нагловато улыбнулся и, растягивая слова, произнес:
     - Ничего себе – приглашение на работу… Вы даже не знаете, как зовут человека, которому доверяете  быть выш… Которому, - более мягко произнес Луис Трехо, - предлагаете место начальника службы безопасности… Ну, допустим, зовут меня Луис Трехо… Дон Луис Трехо, - вновь поспешил поправиться он.
     Однако у Сантильяны тут же нашлось оправдание.
     - Просто я понял вас с самого начала… Вы производите хорошее впечатление… Несмотря на то, что в свое время вам пришлось провести время в тюрьме…
     Луис, метнув в слишком догадливого собеседника тревожный взгляд, спросил:
     - Откуда вам это известно?..
     Он понял, что в таких ситуациях лучше всего не изображать благородное негодование, утверждая, что никогда не сидел за решеткой.
     «Если он говорит так, - подумал Луис, - значит, у него есть все основания так считать…»
     Еще раз пристально посмотрев на дона Хуана Франциска Сантильяну, Луис переспросил:
     - Откуда же вам известно, что я был в тюрьме?..
     Тот тонко усмехнулся.
     - Хозяева траттории – люди наблюдательные… Особенно если столько времени приходиться стоять за стойкой бара… Посмотрите на ваши руки, сеньор, и вы согласитесь со мной – такие руки бывают или у лесорубов, или у тех, кто некоторое время – как минимум год – сидел в тюрьме и, значит, был на принудительных работах… На лесоруба или дорожного рабочего вы не похожи – так же как и на докера… Это я сразу понял по вашей манере себя держать… Кроме того, иногда вы, почтенный сеньор, употребляете некоторые специфические, жаргонные словечки, которые может знать только тот человек, который хоть какое-то время был связан с тюремным миром…
     Искоса посмотрев на Сантильяну, Луис очень осторожно поинтересовался:
     - И вас это не смущает?..
     Тот отрицательно покачал головой.
     - Нет…
     - И вы не боитесь?..
     Сантильяна ответил вопросом на вопрос:
     - А чего я должен боятся?.. Вы ведь в Мехико, насколько я понял, ничего не знаете…
     - Почему вы так подумали?.. – быстро перебил его Луис Трехо.
     Тонко улыбнувшись, Сантильяна заметил:
     - Если бы у вас были близкие друзья, вы бы, приехав в этот город, в первый же вечер пошли к ним, а не ко мне...
     Подивившись смелости и проницательности хозяина «Золотого барана», Луис произнес:
     - Ну, допустим… И все-таки никак не могу понять, почему вы мне так не доверяете?..
     Дон Хуан Франциск пожал плечами.
     - Честно говоря – и сам не могу понять… Ну, вы понравились мне с самого начала… Даже и не знаю, чем именно…
     - Настолько, что вы поручаете мне… - начал было вновь Луис, однако Сантильяна перебил его:
     - Я ничего не боюсь. Бояться будут вас… Мне даже выгодно, что многие посетители, склонные к скандалам, будут знать, что я взял на службу такого человека, как вы… Понимаете мою мысль?..
     Трехо медленно покачал головой.
     - Понимаю…
     - Кроме того, мои условия…
     Условия, предложенные Сантильяной, были неплохи – Луис должен был гарантировать порядок в вечернее время в этой траттории, а дон Хуан Франциск, в свою очередь, гарантировал бесплатное питание и сверх того – неплохую сумму ежемесячно. Кроме того, он давал Луису право безвозмездно пользоваться своим «нисаном» - правда, до тех пор, пока тот будет работать в «Золотом баране»…
     Заказав себе еще один стакан вермута, Луис Трехо задумался.
     Конечно, все это звучало очень и очень заманчиво… Деньги и машина, несомненно, были не плохим подспорьем – ведь Трехо не знал, сколько придется ему прожить в Мехико… К тому же работа была до смешного пустяковая – разнимать пьяных.
     Однако главным было не это…
     Напротив траттории находился старинный особняк, где, кроме врагов – Антонио и его жены, бывала еще и Марта (по крайней мере, сейчас она была там), а это значит, что перед Трехо открывалось широкое поле деятельности…
     Поразмыслив несколько минут для приличия, Луис с нарочито-равнодушным видом произнес:
     - Я подумаю до завтрашнего вечера… Впрочем, мне кажется, что ваше предложение, сеньор Сантильяна, мне вполне подойдет…

Глава    5

     Ровно в шесть часов вечера Луис сидел за тем самым столиком, на который во время утренней беседы любезно указал ему владелец траттории «Золотой баран», дон Хуан Франциск Сантильяна.
     Конечно же, Луис согласился на предложение Сантильяны не из денежных соображений – жалование, которое дал ему Хуан Франциск, было несоизмеримо ничтожным по сравнению с теми деньгами, которые он в свое время вытягивал в Акапулько из доверчивых людей, желавших с его помощью приблизить чью-либо кончину…
     У Луиса в голове уже зрел один коварный план – он, зная, что особняк его врагов находится неподалеку, напротив, прекрасно понимал, что и Антонио, и Ракель, и, наверняка Марта со своим женихом будут не раз наведываться сюда в «Золотой баран»…
     Но Трехо прекрасно понимал, что Сантильяна может стать ему помехой.
     Сидя за столиком, на котором стаяла чашка кофе (ничего крепче на рабочем месте хозяин траттории употреблять не позволял), искоса поглядывал, как дон Хуан Франциск суетится за своей стойкой…
     «Черт бы побрал этого типа, – думал Луис, попивая свой кофе – и как бы мне его отсюда… И ведь ничего не поделаешь – он хозяин… Ладно, надо что-нибудь придумать похитрее…»
     Несмотря на довольно позднее время, в «Золотом баране» было довольно многолюдно – почти все столики были заняты посетителями.
     Среди клиентов было немало испанских туристов, преимущественно бизнесменов средней руки со своими толстыми усатыми женами, как и все женщины подобного круга, падких на экзотику. Дело в том, что после девяти вечера в «Золотом баране» играл дуэт гитаристов, исполнителей фламенко «Лос Тровадорес», и публика, как в концертном зале, занимала лучшие места…
     «Наверняка и они появятся тут, – думал Трехо, – обязательно… Не сегодня – так завтра, послезавтра… ничего, я знаю, как буду действовать. Я не буду скрываться, не буду прятаться, я честно скажу им, что буду мстить… Они еще о многом пожалеют… Если бы только как-нибудь избавиться от этого Сантильяны…»
     Размышляя подобным образом, Луис внимательно осматривал посетителей.
     Неожиданно внимание Луиса привлек молодой человек, лет двадцати пяти или немного старше – среди прочих посетителей он выделялся гордой осанкой и благородностью манер.
     Правда, одет он был просто ужасно – в какие-то джинсовые рубища, в грязную, давно нестиранную рубаху… Это делало его немного похожим на одного из главных героев старого, популярного лет двадцать тому назад фильма «Генералы песчаных карьеров»…
     Подсев за соседний столик к какому-то очень солидному сеньору, судя по виду и манере держаться – не мексиканцу а, скорее всего, испанцу или испаноязычному американцу откуда-нибудь из Нью-Мехико, молодой человек в джинсовых рубищах очень вежливо, с любезной полуулыбкой раскланялся с ним…
     Внешний вид этого молодого человека и его гордая и вместе с тем предупредительная манера вести себя настолько не гармонировали друг с другом, что Луис Трехо невольно заострил на нем внимание – и, как оказалось, далеко не напрасно…
     Тот кивнул в ответ, и между ними вскоре завязалась оживленная беседа. По тому, как дружески беседовали эти люди, Луис Трехо решил, что они – давние и хорошие знакомые…
     Делать было нечего, и Трехо решил послушать, о чем же те будут разговаривать, тем более, что столик этот находился сравнительно неподалеку от стола Луиса, и поэтому тот мог слышать каждое слово…
     Молодой человек спросил:
     – Диего, извини, я вчера, когда случайно встретился с тобой тут, был не в форме… Не мог подойти к тебе и поговорить… Ты давно в Мехико?
     Гринко ответил:
     – Вторую неделю… ты ведь знаешь, что я теперь гражданин Соединенных Штатов, и у меня фирма в Сан-Диего… А в Мехико приехал погостить – давно тут не был… Года полтора.
     – Ты серьезно?.. Мне кажется, что мы с тобой расстались только вчера…
     Испаноязычный американец с улыбкой произнес:
     – Нет, я точно знаю… Я ведь все время занят работой, бизнесом, и поэтому веду учет всему, в том числе – и времени…
     В этой фразе отчетливо можно было разобрать: «Не то, что некоторые…»
     Скромно улыбнувшись, молодой человек заметил:
     – Очень рад тебя видеть.
     Испаноязычный американец, критически осмотрев наряд подсевшего за столик, безусловно – своего давнего приятеля, – только понимающе покачал головой.
     – Выглядишь ты прескверно…
     Немного смутившись, молодой человек развел руками – мол, каков есть, таков есть…
     – Ну, так получилось…
     – Понимаю… У тебя теперь временные неприятности, Мигель Габриэль?..
     Тот неопределенно пожал плечами.
     – Хочется верить…
     – Что – хочется верить?..
     Молодой человек, которого, как выяснил Луис, звали Мигель Габриэль,  только кисло улыбнулся и с тяжелым вздохом ответил:
     – Что неприятности действительно временные… Хотя, – до слуха Луиса вновь донесся тяжелый вздох, – хотя, как ты сам знаешь, нет ничего более постоянного, чем временное… Особенно, когда речь идет о каких-то неприятностях – они могут быть вечными… Тем более – как теперь у меня… Неприятности, неприятности и еще раз неприятности, и не знаю просто, когда они кончатся… Никто не свете не знает – разве что  Господь Бог и Пресвятая Дева Мария…
     Испаноязычный гринго глубокомысленно, будто бы говоря некую непреложную истину, изрек:
     – Судьба…
     Молодой человек равнодушно согласился.
     – Наверное…
     Гринко сделал небольшую многозначительную паузу, после чего вымолвил:
     – Да, я слышал от Альберта Карлоса Арригьероса, ты теперь на мели…
     – Альберт Карлос всегда был склонен к преувеличениям, но на этот раз он прав…
     Видимо, молодому человеку с аристократическими манерами, облаченному в джинсовые рубища, не очень-то хотелось разговаривать с Диего о своих неприятностях, а тем более – посвящать в них, чтобы не доставлять последнему удовольствие самого предрассудительного толка. Поэтому он как-то очень сразу, без подготовки, перевел беседу в другое русло:
     – Значит, Диего, ты не поехал тогда, пять лет назад, в Монте-Карло?..
     Испаноязычный американец – а теперь, после нескольких произнесенных Диего фраз, – Луис Трехо не сомневался, что это так, он сразу же понял это по акценту, – только тяжело вздохнул:
     – Увы, Мигель Габриеэль…
     – Ничего жалеет, – ответил Мигель Габриэль, – ничего интересного…
     Испаноязычный поспешно возразил:
     – Но ведь все только и говорят – Монте-Карло, Монте-Карло… Земной рай или что-то очень близкое к этому… Везде только об этом и пишут.
     Мигель Габриэль поморщился.
     – Не верь никому.
     – Разве это не так?..
     – Нет…
     – Это почему?.. – удивился испаноязычный гринго. – Неужели… не может быть!
     Молодой оборванец с аристократическими манерами очень ненавязчиво, как-то совсем незаметно перебил своего собеседника:
     – Я тебе сам расскажу… Я ведь тогда поехал в Монте-Карло, а зря…
     Лицо Диего выразило живой интерес:
     – Ну, и что?..
     Мигель Габриэль только махнул рукой.
     – А-а-а, – протянул он, – ничего хорошего… Во всех рекламных проспектах только и пишут, что Монте-Карло – это настоящий земной рай, как ты только что сказал, Диего… Они пишут всякую ахинею, чтобы завлечь игроков – о роскошных садах, где тихо шелестят пальмы своими прекрасными перистыми листьями, где цветут лимоны и апельсины, а в роскошных бассейнах плещутся разные там экзотические рыбы и прочие морские диковинки…
     Диего согласно кивнул.
     – Ну, ты говоришь так, словно цитируешь рекламный проспект…
     Мигель Габриель продолжал:
     – Они обязательно пишут о великолепном дворце, построенном с царственной роскошью лучшими зодчими прошлого и нынешнего столетия, украшенном самыми талантливыми ваятелями и расписанном первыми мастерами живописи… Не верь этому…
     Диего поспешил спросить с явным оттенком недоверия к словам собеседника:
     – Как?.. Разве ничего этого нет?..
     Мигель Габриэль только поморщился.
     – Нет…
     – Не может быть!.. – с неприкрытым удивлением вновь воскликнул Диего.
     Видимо, у него было какое-то свое представление о Монте-Карло.
     Причмокнув губами, Мигель Габриэль категорично произнес:
     – Может.
     – Почему ты так считаешь?..
     – Я сам был там пять лет назад…
     Диего изобразил на своем лице внимание.
     – Ну, и как?..
     Поморщившись, молодой человек только произнес:
     – Ничего хорошего… Проигрался в пух и прах… Совсем дотла… Просто фантастический проигрыш!..
     – Арригьерос говорил… – вновь хотел было напомнить Диего, но Мигель Габриэль коротким жестом руки остановил его:
     – Более того, там со мной произошла одна не очень приятная история… Не то, чтобы неприятная, но…– подняв глаза на Диего, Мигель Габриэль неожиданно сказал: – Если хочешь – как-нибудь расскажу… А то в Мехико про меня говорят такие невероятные вещи… Пусть лучше ты услышишь эту историю непосредственно от меня, чем от каких-то подлецов и злопыхателей, вроде того же Арригьероса, который, уверен, только рад, что теперь я оказался в столь стесненном положении…
     Диего кивнул.
     – Хорошо… Только сперва я хотел бы, чтобы ты рассказал мне о Монте-Карло… Подумать только, – со вздохом произнес испаноязычный гринго, – я ведь всю жизнь мечтал туда попасть… И если бы не Марианна…
     Мигель Габриэль с улыбкой спросил:
     –  Никак не можешь забыть эту женщину?.. Даже несмотря на ту историю?..
     Диего вздохнув, ответствовал, стараясь не смотреть в сторону Мигеля Габриэля:

     – Увы… – После небольшой, но очень выразительной паузы, он сказал, – Ну, так ты расскажешь мне?.. Неужели там все не так… как я привык думать?.. Ни дворцов, ни… роскоши?..
     Язвительно улыбнувшись, Мигель Габриэль покачал головой и ответил:
     – Нет, нет и еще раз нет. На самом деле все это только обман. Представь себе маленькое, приземистое здание, цвета толи фисташкового, то ли кофе с молоком, то ли того, что сами французы когда-то называли «couler caca Dauphin»; пухлые амуры и жирнозадые, с масляными улыбками Венеры, разбросанные малярами по потолку и по стенам, которые никогда в жизни не видели Монте-Карло и, кажется, не имели к нему никакого отношения…
     Диего презрительно улыбнулся.
     – Ты явно преувеличиваешь…
     – Ну, и кроме того – несколько необычайно уродливых небоскребов в самом центре, построенных на стандартный американский манер.
     Диего поспешно перебил:
     – Ну, а само Монте-Карло?.. Я имею в виду процесс игры и публику…
     – Просто-напросто грязный вертеп, – в тон собеседнику продолжил Мигель Габриэль, – настоящий вертеп, построенный лет сто назад одним известным авантюристом – предприимчивым и талантливым Луи Бланом на голой и бесплодной земле…
     – Луи Бланом?.. – переспросил Диего.
     Мигель Габриэль кивнул.
     – Да, был такой человек… В свое время он основал этот притон, и стал в Монте-Карло чем-то вроде национального героя… Благодаря ему вот уже сколько поколений жителей этой местности буквально утопают в роскоши… Я читал, что Блан был очень умным и расчетливым человеком – несомненно, именно так оно и было. Человек недалекий вряд ли бы смог что-нибудь придумать… Воля этого Блана, к сожалению, сослужила ему дурную славу. Блан, который по своим задаткам мог бы стать сенатором, и министром, и главным редактором огромной газеты, решил просто использовать человеческую жадность и глупость… Качества, – скромно заметил Мигель Габриэль, – которых у меня, к сожалению, больше, чем у кого бы то ни было… И он не ошибся…
     – То есть…
     Мигель Габриэль словно не расслышал этого вопроса собеседника – он продолжал, воодушевляясь все больше и больше, будто бы этот самый проходимец Луи Блан, основатель игрового бизнеса в Монако, был если не его близким родственником, то, как минимум, другом…
     Он продолжал:
     –…Этот человек из под темной звезды, человек с мрачным прошлым, умер оплакиваемый всеми жителями княжества Монако, успев не только выдать своих дочерей замуж за принцев крови, но и обеспечить на веки вечные своего покровителя Гримальди, завести ему артиллерию из двух пушек, пехоту численностью в пять солдат и двадцать офицеров и кавалерию в виде одного конного истукана, который сидит на арабском скакуне и не знает, как же убить бесполезное время… Я как-то раз прогуливался по этому карликовому княжеству и видел всю армию собственными глазами… Я знаю, что говорю…
     Диего неожиданно спросил:
     – Послушай, Мигель Габриэль, а сами горожане часто играют в рулетку?..
     Молодой человек отрицательно покачал головой:
     – Нет.
     Видимо, Диего в этот вечер страдал из-за дефицита общения, и поэтому был склонен все время задавать вопросы – прежде всего о Монте-Карло. Вот и на этот раз он вновь не преминул уточнить:
     – Это еще почему?..
     – Дело в том, что когда-то очень давно Луи Блан категорически запретил жителям княжества появляться в игорных домах в качестве клиентов… Этот запрет действует и поныне. Этот игорный вертеп построен только для приезжих. Тут элементарный расчет на человеческую психику…
     Диего с выражением лица полицейского следователя, который выискивает в показаниях потерпевшего что-то необычайно важное, спросил:
     – И какой же?..
     Мигель Габриэль пожал плечами.
     – Неужели непонятно?.. Посмотри на себя, вспомни меня… года четыре или пять назад. Да не только меня, но и многих других людей.
     Испаноязычный недоверчиво прищурился.
      – Потрудись объясниться…
      – Каждый выигравший обязательно вернется в Монте-Карло, чтобы выиграть еще раз, а каждый проигравший – чтобы отыграть свое обратно… И он не промахнулся в этом циничном расчете на одну из самых низменных человеческих страстей, к которой, – Мигель Габриэль понизил голос, – я так же привержен… Чистая психология на прикладном уровне… Ведь из-за этого я и проигрался… Это и есть та самая печальная история, которую я хотел тебе рассказать… Будешь слушать?..
     Диего равнодушно кивнул.
     – Ну, хорошо…
     Мигель Габриэль начал так:
     – Подумать только – еще каких-то пять лет назад, когда я был совсем безумным юнцом, я был фантастически богатым молодым человеком… Отец в своем завещании отписал мне вон тот особняк, – Мигель Габриэль ууказал рукой в сторону запыленного окна, в котором теперь жила семья Ломбардо, – и несколько латифундий, и еще что-то там… Впрочем, это не так важно. У меня было очень много денег – я даже теперь назвать не решаюсь эту сумму… Я менял автомобиль раз в полгода, я не носил стиранных рубашек – брезговал… И вот, из-за прирожденной любви к риску, а также в поиске новых впечатлений я решил отправиться в Европу, в Монте-Карло… Будь проклят тот день, когда я это сделал!.. – воскликнул он. – Будь проклята эта рулетка!..
     Диего кивнул.
     – Я помню… Ты действительно был богат, во всем Мехико мало нашлось бы тогда людей, которые могли бы сравниться с тобой в этом плане.
     – Надо сказать, – продолжал Мигель Габриэль, – что страсть к азартным играм была у меня с детства. И не только к играм, но и ко всему, где есть элемент риска.
     – Но, помнится мне, ты никогда не увлекался рулеткой, а только картами, – напомнил Диего, – еще лет шесть назад, если не ошибаюсь, ты слыл одним из самых азартных игроков Мехико. И, если не ошибаюсь, у тебя неплохо получалось…
     – Говорят, что тем, кто играет в рулетку впервые, необыкновенно везет. Видимо, это правда – в Монте-Карло я попал впервые, более того – до этого я еще не разу не играл в рулетку... Только в карты, как ты только что справедливо заметил. Так вот: за неделю я выиграл в одном из домов азарта что-то около семидесяти миллионов франков, а это теперь – страшно сказать!.. – больше, чем десять миллионов американских долларов. Игорный дом к моему немалому удовольствию был совершенно разорен. Я, конечно же, получил деньги, перевел их сюда, в Мексику, и целый год жил припеваючи, играя по маленькой. Помнится, тогда зимой я больше проигрывал, чем выигрывал, однако что это были за проигрыши в сравнении с тем, что я выиграл в Монако!.. И вот, дорогой Диего, спустя год меня вновь потянуло на игру. Рулетка – это ведь такая зараза!.. Это настоящее болото – оно засасывает, как ничто другое…
     Диего осторожно заметил:
     – Особенно таких, как ты…
     – Несомненно… И не только таких, – совершенно не обидевшись, ответил Мигель Габриэль. – Я оставил свой особняк в Фуэнтэ Овехуано, я оставил свои латифундии с апельсиновыми и лимонными деревьями, с барашками и бычками, и вернулся в Монте-Карло… Боже, как я был тогда глуп и самонадеян – кто бы только мог меня надоумить, чтобы я этого не делал!..
     В этот момент Луис обратил внимание, что Диего понимающе улыбнулся – было похоже на то, что рассказ Мигеля Габриэля о своих несчастьях доставляет ему истинное, ни с чем ни сравнимое удовольствие…
     «Какой он, однако, гадкий тип», – отметил про себя Луис Трехо.
     – Ну, и что было дальше?.. – с неподдельным интересом поинтересовался испаноязычный гринго.
     Из этой фразы Луис Трехо сделал вывод, что тому весьма небезынтересно узнать, каким же образом один из самых состоятельных людей Мехико дошел до полунищенского прозябания.
     Мигель Габриэль только вздохнул.
     – Хозяин игорного дома встретил меня, как родного – я не поверил своим глазам, но мне даже показалось, что он даже обрадовался мне.
     – И это несмотря на то, что всего год назад ты поставил его заведение на грань настоящей катастрофы?.. – уточнил собеседник.
     – Да… Просто это был очень умный и расчетливый человек. Я слишком поздно понял это, а когда понял, было уже поздно что-то изменять… Вот так-то. Хозяин игорного дома только сказал: «Я счастлив видеть вас, граф Мигель Габриэль де ла Фронтера… Только…»
     «Ага, – подумал Луис – это, наверное, и есть тот самый общипанный граф де ла Фронтера, который зарабатывает на жизнь декламацией стихов… Тот самый тип, о котором сегодня утром рассказывал Сантильяна… Что ж, очень даже интересно…»
     Мигель Габриэль продолжал:
     – …Так вот, он сказал: – «Только предупреждаю вас – не проиграйте!..»  – «Почему?..» – удивился я. – «Потому, – объяснил хозяин этого игорного заведения, – потому, любезный граф, что дважды к человеку счастье не возвращается… Особенно в игорном доме. Особенно – в Монте-Карло… И прошу вас, – продолжил он, – очень прошу вас, не входите больше в своей жизни в игорный дом никогда!..»
     Улыбнувшись, Диего спросил:
     – Ну, и ты, конечно же, оставил его совет безо всякого внимания?..
     Молодой человек печально сказал:
     – Увы!.. Кто бы мог подумать, что он окажется прав… Тогда я высокомерно ответил ему: «Но почему?.. Неужели вы действительно думаете, что у меня не хватит самообладания?.. Что я увлекусь игрой и позабуду про все на свете?..» – «Конечно же, граф, нет… В этом я не сомневаюсь. Мои кассы всегда открыты для вас, – ответил хозяин, – но очень прошу вас, не играйте… Вы так молоды… А счастье так переменчиво…»
     Диего нетерпеливо перебил:
     – Ну, и чем же закончился этот разговор?.. – Он ухмыльнулся. – И ты, приятель, конечно же, не послушался его наставлений?..
     Мигель тяжело вздохнул.
     – Он взял с меня слово, что я, если и начну играть, не проиграю больше ста франков. Точнее, хотел, чтобы я дал ему такое слово… Наивный и самонадеянный глупец! – обругал молодой человек самого себя. – Неужели я не понимал… Нет, конечно же, не понимал, иначе, этого бы ни за что не случилось… Я только презрительным тоном заявил ему: «Оставьте меня в покое… Я взрослый человек, и сам волен отвечать за свои поступки. Не мешайте мне жить так, как мне самому нравится. Я сейчас докажу вам и всем другим, что азарт ничуть не владеет мною…»
     Диего тут же осведомился:
     – Ты сразу же проигрался?..
     Мигель Габриэль, сделав отрицательный жест, с горечью произнес:
     – Нет, не сразу…
     – Наверное, тебе не повезло с самого начала, и ты решил отыграться…
     Де ла Фронтера слабо улыбнулся в ответ и, вздохнув, тихо произнес:
     – Сперва я даже выиграл – выиграл около ста тысяч франков и только посмеялся над предсказаниями этого недалекого, как мне тогда казалось, человека… Однако я проигрался в пух и прах за три недели – я играл по крупному, и мог спустить все, что имею, и за несколько дней… Я еще удивляюсь, как продержался так долго…
     Трехо вновь невольно обратил внимание на гадкую улыбку и маслянистый взгляд Диего.
     «Таких, как он, – подумал Трехо, – мы в тюрьме били до черного цвета… Если бы я сидел с гнусным гринго Диего в одной камере, я бы превратил его в самую настоящую боксерскую грушу… Думаю, что даже старый бандит Гранадос не возражал бы против такого решения…»
     А Мигель Габриэль де ла Фронтера продолжал свое невеселое, но во всех отношениях поучительное повествование:
     – Я проиграл все – и те семьдесят миллионов франков, которые выиграл год назад, и те сто тысяч, которые выиграл с самого начала… Я вошел в азарт, хотел отыграться, и потому сделал очередную глупость – заложил по факсу свой особняк, свои латифундии, которые достались мне по наследству от родителей, все – вместе с апельсиновыми и лимонными деревьями, с бычками со звездочкой на лбу… У меня не было денег даже на самый дешевый пароходный билет до Мексики, не говоря уже о чем-то другом…
     Луис в очередной раз невольно обратил внимание на то, какая довольная улыбка зазмеилась на лице Диего при этих словах приятеля.
     – Я бросался на колени перед хозяином игорного дома, умоляя его о каких-то пяти тысячах фраков, но тот был непоколебим.
     Диего быстро спросил:
     – Неужели отказал?..
     Мигель Габриэль вздохнул:
     – Представь себе… Он сказал: «Нет, граф… Когда ровно год назад вы едва не разорили меня, мне пришлось залезть в долги под совершенно грабительские проценты. Око за око, зуб за зуб… Вы сами говорили, что вы – взрослый человек и потому хотите самостоятельно отвечать за свои поступки. Сожаления вы от меня не дождетесь, а милостыню подуть могу…»
     – Милостыню?..
     Мигель Габриэль тряхнул головой и, печально посмотрев на Диего, ответил:
     – Вот именно…
     – Ну, и что за милостыня?.. – удовлетворенно спросил Диего.
     – Каждое утро мне выдавали пятьсот франков. Конечно, сумма совершенно мизерная, особенно – в Монте-Карло, однако при известной экономии на нее можно прожить. По распоряжению хозяина казино меня пускали в его игорный дом совершенно бесплатно. Конечно же, я думал, что отыграюсь. Однако хитрый хозяин распорядился своим крупье, которые прекрасно запомнили меня, чтобы в случае выигрыша мне не платили, а в случае проигрыша – не брали с меня денег… Я смог уехать, благодаря необычайно счастливой встрече с одним удивительным человеком… – закончил свой грустный рассказ де ла Фронтера.
     В ответ Диего только нравоучительно-философским тоном заметил:
     – Что ж, люди достойны именно такого обхождения с ними, которого они заслуживают всей своей предыдущей жизнью… Своими страстями…
     Мигель Габриэль де ла Фронтера, не глядя на собеседника, стараясь не встречаться с ним взглядом, только рассеяно пробормотал:
     – Возможно…
     Допив вино, Диего отодвинул от себя стакан и, попросив у Сантильяны, который взирал на эту беседу в явным неудовольствием, еще один, предложил:
     – Ну что, Мигель Габриэль – может быть, выпьем за встречу?.. Я ведь понимаю, что это – не то вино, которое в свое время мы с тобой пили в Пале-Рояде… И вообще к тому вину, которое ты любишь… Но все-таки… Честно говоря, я ведь пришел сюда не пить, а послушать этих знаменитых гитаристов… – Наполнив второй стакан, предназначавшийся, вне всякого сомнения, для старого приятеля, он произнес: – Ну, за то, чтобы твои дела поправились?..
     Мигель Габриэль улыбнулся.
     – Спасибо… Надеюсь, что это все-таки когда-нибудь произойдет.
     После того, как стаканы были осушены, молодой человек продолжил свой рассказ.
     – Ну, а сама технология смешна до простого. Каждый крупье проходит двухгодичную школу обучения; два года в подвалах этого самого казино он сидит и учится пускать шарик по вертящемуся кругу, учится запоминать лица, жесты и костюмы, говорить на всех языках мира, носить чистое белье и чистить зубы… Их женам и сестрам администрация открывает небольшие лавочки, торгующие всякой всячиной – от жевательной резинки до презервативов…
     – Откуда тебе известны такие подробности?.. – удивился собеседник.
     – От того самого человека, который мне помог… – ответил молодой человек. – И таким образом все эти люди поступают в пожизненное рабство – они уже не принадлежат себе до конца своих дней, они прикованы к этой проклятой вертящейся тарелке с бегающим по ней дурацким бездушным шариком…
     – Значит, их учат мошенничать?.. – удивился Диего этому сообщению.
     Мигель Габриэль передернул плечами – он даже и не знал, как ответить на этот очень-таки прямолинейный вопрос Диего.
     – Не знаю… Но мне кажется, что везде, где задействованы очень большие деньги, нельзя обойтись без обмана.
     Диего тут же согласился:
     – Безусловно…
     – Впрочем, я все-таки думаю, что некоторые крупье на Лазурном побережье наверняка мошенничают. Знаешь, как-то раз я сам был свидетелем того, как один инспектор игры сменил в продолжении часа подряд трех крупье, которые все время проигрывали…
     – Ну, а игроки?.. Они не могут сжульничать?.. – спросил испаноязычный гринко?
     Мигель Габриэль кисло улыбнулся в ответ и ответил – как во всяком случае показалось бывшему свидетелем этого занимательного разговора Луису Трехо, не без некоторого сожаления:
     – Нет, что ты!.. Это жалкие и ничтожные люди!.. Они производят совершенно отталкивающие впечатления, эти сотни людей, – нет, даже не людей, а только игроков!.. – сгрудившихся над игорными столами, покрытых зеленым сукном…
      – Вот как?..
     Молодой человек состроил необычайно брезгливое выражение лица – видимо, воспоминание о времени, проведенном в Монте-Карло, было для него одним из самых болезненных воспоминаний.
     – Да, представь себе: сорок, пятьдесят сеньоров, сеньор и сеньорит очень тесно сидят, толкая друг друга локтями и бедрами, сзади на них наваливается второй ряд, а еще сзади стиснулась толпа, сующие жадные, потные, мокрые руки через головы передних. Хотя в зале и работают кондиционеры, это не помогает – такое ощущение, что все твое тело стало каким-то липким от пота… Мимоходом локоть какого-нибудь мерзкого типа попадает в щеку или в грудь прекрасной сеньорите… Пустяки!.. – воскликнул молодой человек едва ли не на весь зал траттории, распаляясь все больше и больше. – Пустяки!.. В Монте-Карло на это никто не обращает внимания!..
     Дождавшись, пока Мигель Габриэль де ла Фронтера закончит свой взволнованный рассказ об отвратительности Монте-Карло, его собеседник Диего весьма недоверчиво произнес:
     – Мне кажется, ты просто обозлен… потому, что проигрался там.
     Мигель Габриэль пропустил эту реплику между ушей. Он продолжал, теперь в его голосе звучала горечь, смешанная с иронией:
     – Знаешь, Диего, развращающее влияние Монте-Карло чувствуется повсюду на побережье. И, если присмотреться к этому повнимательнее, то иногда начинает казаться, что ты попал в какое-то зачумленное место, охваченное страшной эпидемии, которое было бы очень полезно облить керосином и поджечь… – Де ла Фронтера поморщился. – В каждом баре, в каждом супермаркете, в фойе гостинец, в кинотеатре, – повсюду стоят игральные автоматы, «однорукие бандиты» на любой вкус – от самых примитивных, до последних японских моделей, со сверхсовершенными компьютерными системами… Гарантированные шансы на выигрыш – всего лишь один из четырех…
     – И играют?..
     – Еще как!.. Конечно, люди плохо понимают, что машина не даст им выиграть, и потому что у нее – три четверти против вашей четверти…
     – Но ведь есть счастливчики, которые постоянно выигрывают в…
     Мигель Габриэль тут же перебил Диего – по тому, с каким необыкновенным жаром он это сделал, можно было понять, что настоящий азартный игрок в этом человеке еще не погиб…
     – Да, да, черт возьми, ты тысячу раз прав!.. И все потому, что такие люди играют по определенной системе!.. И я знаю таких людей!.. Благодаря одному из таких людей я и выбрался из этого вертепа!..
     Лицо Диего выразило любопытство.
     – Вот как?..
     Мигель Габриэль продолжал:
     – Да… Дело в том, что когда я был на вершине, а, точнее – в глубочайшей пропасти отчаяния, судьба свела меня с одним англичанином – мне стыдно признаться, но фамилии этого человека я так и не запомнил…
     – Который помог тебе?..
     – Да. Единственное, что мне известно о нем, так это то, что все – от чистильщика обуви у входи в гостиницу и до президента банка, где мой неожиданный благодетель держал счет, – называли его сэр Генри. Честно говоря, не помню, где и при каких обстоятельствах мы с ним познакомились – должно быть, в одном из кафе-шантанов, в изобилии разбросанных по всему Лазурному побережью… Должно быть, я быть довольно сильно пьян…
     При этих словах Диего понимающе ухмыльнулся – мол, вполне понятно.
     – … Не знаю почему, но я с самого начала сумел расположить к себе этого джентльмена, величественного, красивого старика с серебряными волосами, с холеной седой бородой. Как сейчас помню – была весна, во дворе небольшого отельчика, где я жил, цвели апельсины и лимоны, источая небывалый аромат, море просто благоухало, недалеко от берега оно сливалось с голубым небом, образуя хрустальный купол… Однако в тот момент, как я уже сказал, я находился в глубочайшей пропасти, мне было не до средиземноморских красот… И я честно, ничего не скрывая, поведал этому совершенно чужому, незнакомому человеку историю своих злоключений. Сэр Генри очень серьезно выслушал меня, не перебив не разу, не высказав даже своей оценки произошедшим и только на прощание попросил меня утром пораньше зайти к нему в гостиницу.
     – Ну и что – он дал тебе денег на обратную дорогу?.. – поинтересовался Диего равнодушным тоном – скорее ради приличия, а не потому, что это ему действительно надо было знать – он хотел узнать из этого рассказа совершенно иные вещи…
    Впрочем, Луис, который не пропустил из этого больше монолога, чем диалога не единого слова, тоже с большим удовольствием узнал бы о какой-то системе, чем о неизвестном сэре Генри…
     – Что ты!.. – воскликнул де ла Фронтера, – он дал мне больше, чем просто денег… Он дал мне отличнейшей совет… Благодаря этому совету я не превратился в настоящего клошара…
     – Это ты хочешь сказать насчет системе игры в рулетку?..
     Мигель Габриэль кивнул.
     – Да… Разумеется, я не очень-то хотел посещать этого человека, думая, что максимум, на что я могу рассчитывать – на какую-нибудь кость в виде благотворительной тысячи франков, которую можно будет получить, только выслушав нравоучения да нотации о том, что молодой человек в моем возрасте должен и чего не должен… однако я приятно ошибся: сэр Генри оказался человеком порядочным и предупредительным… Подробно расспросив о Мехико – оказывается, когда-то очень давно его отец работал тут в Британском посольстве, – сэр Генри взял с меня слово, что я иногда буду навещать его… Так и началась наша, с первого взгляда, довольна странная дружба. Я действительно посещал этого джентльмена сперва с некоторым опасением, думая, что ему что-нибудь от меня надо… Однако он не высказывал никаких требований, давая свою дружбу и покровительство совершенно безвозмездно. Видно, у старика просто был дефицит общения, ему хотелось с кем-то поговорить, а в Монте-Карло, в этой грязной клоаке, такой кандидатуры не находилось… И, скажу без ложной скромности, видимо, такого собеседника он нашел во мне…
     Диего нетерпеливо перебил графа де ла Фронтеру:
     – А что за система?..
     Поморщившись недовольно – Мигель Габриэль очень не любил, когда его перебивали во время рассказа, – он произнес:
     – Знаешь, это еще предыстория… Я ведь обещал рассказать тебе все по порядку?..
     Тот кивнул.
     – Ну да…
     – Тогда слушай, дойду и до системы… Да, так вот – я посещал сэра Генри едва ли не через день и, – чего самое невероятной!.. – за все время мы с ним так ни разу и не поговорили об игре… Говорили о чем угодно – и о Мехико, и о Сикейросе, и Фиделе Кастро, и о Веронике Кастро, о последних переворотах на Южноамериканском континенте, и о наркобизнесе, медильянском картеле, и о женщинах, и о американском протекционизме, и о музыке фламенко… но только не о казино. Он никогда не возвращался к тому разговору, с которого, собственно, и завязалось наше знакомство… И вот, однажды, к моему немалому удивлению он первый завел разговор об игре. Он рассказал очень много любопытного о нравах, обычаях и приемах мастеров рулетки. Я помню ту беседу так, будто бы она произошла всего только несколько минут назад. Он спросил: «Знаете ли вы легенду о черном траурном покрывале, которым накрывают игорный стол, который обанкротился и лопнул от чьей-нибудь очень счастливой игры?.. Да, это действительно правда. Один из каких-нибудь столов в Монте-Карло периодически действительно облекают трауром. Но вовсе не из-за горести, а для ловкой и хитрой рекламы. Ведь такой рассказ о черном столе ходит по всему миру, и служителям рулетки надо только время от времени его освежать»… А ротозеи и балбесы вроде нас с тобой…
     – Я не балбес, – холодно заметил Диего.
     Де ла Фронтера махнул рукой.
     – Я не имел в виду конкретно тебя… Я говорю, что такие люди всегда найдутся. Это же имел в виду и мой новый товарищ…
     – Говорят, что в Монте-Карло иногда случаются самоубийства на почве какого-нибудь очень крупного проигрыша…
     Мигель Габриэль охотно согласился.
     – Да, конечно же… И это тоже своеобразная реклама. Пусть кровавая, но реклама…
     – Реклама?..
     – Дело в том, что известие о самоубийстве немедленно привлечет на Лазурное побережье как минимум несколько десятков богатых безумцев. Ведь у многих страсть к рискованным приключениям заложена от рождения?.. Не отсюда ли охота на тигров и медведей, страсть к альпинизму, к дуэлям, к разного рода авантюрам?.. Но у рулетки нет никакой жалости, никакого сострадания к игроку… Она – машина. Льющиеся в нее миллионы, как все мы хорошо знаем, ничем не пахнут…
     Диего вновь осторожно напомнил:
     – Ты обещал рассказать о том, как этот самый сэр Генри облагодетельствовал тебя…
     – Да, теперь об этом. После того разговора сразу же спросил меня, что я думаю обо всех этих системах. Я ответил, что это чушь собачья, и что рулетку не обманешь… Тогда мой новый товарищ спросил: «Неужели невозможно, немыслимо предугадать падения шарика в ячейку, хотя бы при помощи высшей математики и кибернетики, неужели невозможно рассчитать ее на современном компьютере?.. Тем более, что у рулетки есть свои законы… Например – везет непременно новичку, как вам, Мигель Габриэль, в самый первый раз… Наверное потому, что у каждого человека есть свой ангел-хранитель, который и дает ему выиграть один раз в жизни по-крупному… Везет чаще женщинам, чем мужчинам – вероятно, у них сильнее темные инстинкты неведомого. Везет молодым здоровым людям среднего роста. Везет случайным пьяным, а кто перед игрой специально напьется – тем никогда. Но все это ерунда в сравнении с двумя положениями – во-первых, у казино всегда больше денег, чем у игрока, а во-вторых – при выходе зеро все ставки водопадом низвергаются в чрево казино…»
     – Да, это так…
     – И тут сэр Генри неожиданно сказал: «Но если сумбурному вращению диска противопоставить сильную волю и холодный расчет, то всегда можно выйти если не победителем, то, во всяком случае, не проиграется дотла, как вы..» Полсе этих слов сэр Генри дал мне тысячу франков и сказал, чтобы я попробовал поставить на них…
     Диего, который слушал этот долгий монолог с неослабевающим вниманием, спросил:
     – Он дал тебе свои деньги?..
     Мигель Габриэль кивнул.
     – Совершенно верно…
     – Но ведь ты мог проиграться?..
     Де ла Фронтера кивнул головой, с любезной улыбкой произнес:
     – Совершенно верно… Но тут-то сэр Генри и рассказал мне об этой самой системе…
     Диего весь превратился в слух – впрочем, как и сидевший за соседнем столиком Трехо.
     – Ну и…
     – Его система была проста и изящна, как и все совершенное… Объяснение ее заняло у сэра Генри не более пятнадцати-двадцати минут. В тот же вечер я отправился в соседние Канны – по известным причинам, о которых я тебе только что рассказывал, вход во все игорные дома Монте-Карло был для меня закрыт…
     – Ну, и как?..
     – Я начал с простейших комбинаций: чет-нечет, красное-черное, красное-черное-красное, пас-манк… потом колонки и дюжины. По совету сэра Генри как я только замечал тенденцию к выигрышу, я повышал ставки, как только намечалась полоса проигрышей – снижал… Но не сразу, а в арифметической прогрессии…
     – То есть – в определенной гармонии?.. – уточнил собеседник.
     Похоже на то, что воспоминания о той, вне всякого сомнения, удачной игре, было у Мигеля Габриэля единственным светлым пятном из всей своей жизни в Монте-Карло, и поэтому он впервые улыбнулся не вымученной, не натянуто-резиновой или предупредительной улыбкой, а, как говорится – от всей души.
     – Совершенно верно…
     – А как ты…
     Луис не успел дослушать, чем закончилась эта увлекательная и волнующая история Мигеля Габриэля, и что такое система игры в рулетку…
     Со стороны входа послышался звук висячих бамбуковых шторок. Луис обернулся в их сторону и невольно вздрогнул – на пороге стояли Антонио и Ракель Ломбардо.
     Трехо с большим трудом подавил в себе желание молниеносно вскочить и бить, бить, бить этого типа, бить очень долго, с наслаждением, пока не забьет насмерть… Этого негодяя Антонио Ломбардо, а заодно его молодую красивую жену, эту сволочную Ракель, мстя им за давние и не очень давние обиды. Однако он понимал: самое глупое, что только можно придумать. Осторожно отодвинув стул, на котором сидел, Луис сел к входу спиной, так, чтобы его не могло быть видно…
     На счастье Трехо, ни Антонио, ни Ракель не заметили Трехо. Они уселись рядом, за соседним столиком. Трехо осторожно обернулся – Антонио и его молодая жена весело говорили о чем-то своем. До слуха Луиса долетали только обрывки фраз:
     – …я думаю, этот молодой сеньор – очень порядочный человек…
     – …главное, чтобы они всегда также любили друг друга…
     – …мы всегда им поможем, я так и сказала сегодня за обедом…
     Луис сразу же догадался, что речь идет о Марте и ее женихе де Кастильего.
     «Ничего, – подумал Луис, пряча мстительную улыбку, – ничего, я посмотрю, как вы им поможете через несколько недель… и кто поможет вам, если я сделаю то, что задумал…»
     В этот момент голос Мигеля Габриэля смолк – видимо, он уже закончил свой рассказ о Монте-Карло. Впрочем, Луис Трехо не стал бы дослушивать его за все золото мира – его внимание было устремлено за соседний столик, где разместились Антонио и Ракель…
     Однако на этот раз он не услышал о Марте и ее молодом возлюбленном ни слова – теперь Ракель уже говорила со своим мужем о маленькой Пресьосе…
     Выпив кофе, супруги вежливо раскланялись с доном Хуаном Франциском Сантильяной и, пообещав непременно зайти поближе к вечеру, когда начнется концерт гитарного дуэта «Лас Тровадорес», причем не одни, а с гостями…
     «Надо как-то убрать этого жирного Сантильяну, – размышлял Луис. Исподлобья поглядывая на хозяина траттории. – Но как?.. О, был бы тут теперь Максимилиано, он бы наверняка посоветовал…»
     Луис ненавидящим взглядом посмотрел на ничего не подозревающего Сантильяну.
     «Что же делать?.. – в отчаянии думал он. – Как же мне от него избавиться?..»
     Внезапно Трехо осенила одна идея – настолько простая, что он едва не свалился со стула. Поднявшись из-за столика, он направился на улицу, к телефону автомату…