Перейти на сайт

« Сайт Telenovelas Com Amor


Правила форума »

LP №03 (622)



Скачать

"Telenovelas Com Amor" - форум сайта по новостям, теленовеллам, музыке и сериалам латиноамериканской культуры

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Роковое наследство / O rei do gado

Сообщений 41 страница 59 из 59

41

Глава 33

Все новости о Светлячке Лия получала от Лурдиньи. Последняя новость привела ее в отчаяние. Кулик и Светлячок решили купить себе фургон и странствовать со своими песнями по дорогам. Раньше они странствовали пешком, теперь собирались странствовать в фургоне, - но суть оставалась неизменной – они были и оставались странствующими певцами. Пели они о своем родном крае и, любуясь им, бродя по дорогам, распевали о нем все новые и новые песни. Так поняла Лия поняла своего Светлячка. Он сделал свой выбор. Теперь она должна была сделать свой.
Лия любила песни Светлячка, любила самого Светлячка и почувствовала: уйдет из ее жизни Светлячок – и свет для нее померкнет. «Что мне останется? Чем я буду жить?» - спрашивала себя Лия. И будущее представало перед ней как гнетущая удушливая скука.
А жизнь со Светлячком? Нескончаемая лента дороги, рассветы и закаты, любые неожиданности, всяческие неудобства, но жизнь, жизнь! Напряженная и норовистая, словно горячий скакун…
«Ну что ж, - с внезапным озорством подумала Лия, - вполне возможно, что и я тоже сделаю свой выбор. Но только Светлячок все-таки должен мне сказать кое-что».
И она заторопилась на квартиру, где не была уже так давно!
Первое, что она спросила, увидев Светлячка, было: ты меня больше не любишь?
- Люблю, - серьезно ответил он. – А мы тут с Куликом задумали странствовать по дорогам: Лурдинья едет с нами. Поедим вместе!
И все вдруг стало так просто. То, что пять минут назад еще казалось Лие сказкой или озорством, теперь стало реальностью, и она уже принялась думать, что из вещей ей понадобиться в дороге.
- Да, - сказала она, - я поеду с вами. Непременно поеду. И чувствую, зря мы с тобой так долго не виделись.
- Нет, оказывается, не зря, раз ты едешь с нами, - сказал Светлячок, целуя ее. Он прижимал ее к себе все крепче, и она все горячей отвечала на его поцелуи…





- Я уезжаю со Светлячком, - заявила Лия Маркусу.
- Как? Он же так и не женился на тебе, а ты с ним уезжаешь? – опешил Маркус.
- Да, уезжаю! Женитьба оказалась делом слишком обременительным, - рассмеялась Лия. – Мы же любим друг друга, зачем де нам жить в разлуке?
- Отец может лишить тебя наследства, - предупредил Маркус.
- Ну и пусть, - тряхнула головой Лия. – Я хочу быть счастливой, а счастливой могу быть только со Светлячком!
Маркус тяжело вздохнул – он мог быть счастливым только с Рафаэлой, но она променяла его любовь на наследство. И разве мог он осудить сестру, которая поступала совсем по-другому, выбирая не деньги, а счастье?...






Рафаэла выбрала наследство, и Маркус тоже невольно стал ценить деньги куда больше, чем раньше. Он стал дорожить семейным капиталом, которым никогда прежде не дорожил. А могло ли быть иначе? Капитал стал для Маркуса залогом его будущего счастья. Ревниво следил Маркус и за тем, как распорядится своей фермой Лейя.
- Если она отдаст половину быков Ралфу, я этого негодяя убью, - пообещал он.
Но Лейя пока вела себя очень осмотрительно. На вопрос Ралфа, когда они поедут на ферму и Лейя представит его управляющему, она ответила:
- Я представлю тебя только как моего шофера, и прошу обращаться ко мне там на «вы».
- Ты с ума сошла? – разозлился Ралф.
- Нет, а не хочешь, можешь вообще не ехать, - твердо заявила Лейя.
- И не поеду, - окончательно разозлился Ралф.
Дело кончилось тем, что Лейя уехала на свою фазенду одна, а Ралф очень удачно созвонился с Сузаной и получил возможность провести с нею два дня, поскольку ее муж опять уехал в деловую поездку.





Бруну, который приехал на фазенду Лейи, чтобы помочь ей разобраться в делах, был очень доволен отсутствием Ралфа и успокоил на этот счет сына.
Но Маркуса продолжало одолевать беспокойство относительно их имущества.
- Если ты соберешься судиться со старым Жеремиасом, - сказал он отцу, - я буду на твоей стороне.
- Пока над этим делом работают мои адвокаты, - ответил Бруну, - у нас ведь две претендентки с совершено одинаковыми документами, поэтому подождем, что нам продолжит юриспруденция. А мы уж ей заплатим! Если у старого вора есть деньги, то и у нас они найдутся!





Жеремиас Бердинацци ждал, когда же наконец ему объявят о наследнике.
- Не родите мне внука, обоих лишу наследства, - заявил он, и молодые недовольно посмотрели друг на друга.
Сам Жеремиас теперь оказывал всевозможные знаки внимания Жудити, а та все гневалась на него. Старик же про себя все вздыхал и сетовал на несчастную свинку и мешки с кофе.
- Ну что, теперь ты поняла, что пора бросить свои глупости и жить как полагается замужней женщине? – спросил Рафаэлу Отавинью, когда она в очередной раз отодвинулась от него в супружеской постели. – Если наш брак – просто сделка, то, будь добра, выполняй условия.
Рафаэла молчала. Не могла она, ну никак не могла заставить себя спать с Отавинью. Хотя понимала, что рано или поздно такой день, а вернее ночь, придет. Ведь она прекрасно помнила нечаянно услышанный ею разговор старика с Жудити.
- Я хочу, чтобы мой дом наполнился маленькими Бердинацци. И сделаю все, чтобы фамилия наша не умерла.
- Но ведь есть и еще Бердинацци – сын и внуки вашей сестры Джованны.
- Они отказались от фамилии Бердинацци, - тут же вскипел старик. – Они – Медзенги. И я проклинаю их и ненавижу.
- А что, если среди будущих Бердинацци окажется один маленький Медзенга? – не утерпела и спросила Жудити.
Рафаэла при этом вопросе невольно вспыхнула.
- Убью! – взревел старик.
И Рафаэла с тяжелым вздохом поспешила к себе в комнату. Что ей было делать, если старик упорно стоял на своем и не собирался ни с чем мириться?! Рафаэле пора было бы уже знать своего дядюшку и не надеяться ни на что! Но беда была в том, что и в ней самой было что-то столь же крепкое и упорное, с чем сама она никак не могла сладить.
Взять хотя бы ее брак. Разве она думала, что так и не сможет спать с Отавинью? Мысленно ей все казалось куда проще. А вот не может, и все! Хоть застрели! Собственное упорство ей и самой было не в радость. Ведь она и в самом деле хотела позабыть Маркуса и начать совершено новую жизнь. Но пока не могла. Никак не могла.
Отавинью то приставал к ней, то злился и только еще больше раздражал ее. В общем, от этой жизни Рафаэлу тошнило, морально и физически! С некоторых пор ее даже от еды стало воротить. Так ей было худо от всех ее неприятностей.
Когда она отказалась от еды, сославшись на тошноту, Жудити вдруг пристально посмотрела на нее и спросила:
- Уж не беременна ли ты, наконец, голубушка?
- Ничего подобного, - ответила Рафаэла. – Съела что-то не то, вот и все!
Но Жудити не могла не порадовать старика: у молодых, похоже, дело в шляпе: Рафаэлу что-то тошнит.
Обрадованный Жеремиас поздравил Отавинью:
- Молодец, сынок, не зря стараешься, выполняйте, выполняйте свои обязательства, а уж в долгу я не останусь!
- Не спешите, дядюшка, - кисло ответил Отавинью, - у Рафаэлы просто что-то с желудком, ей еще рано быть беременной…
А Рафаэла с ужасом подумала: а что, если правда? Тогда непременно нужно переспать с Отавинью, иначе невозможно будет узаконить своего ребенка! Но сначала необходимо удостовериться, что она и на самом деле беременна.





«Да! Я должна убедиться в том, что Шикита еще с ним, и тогда я устрою ему такой скандал! Испорчу ему карьеру! Испорчу репутацию», - мечтала Роза, кипя жаждой мести.
И кто бы мог подумать! Розе действительно обнаружила Шикиту на месте! Дело было в том, что девушка заглянула в квартиру сенатора после того, как оставила письмо. Конечно, когда она уходила, намерения у нее были самые благородные. Но все-таки ей хотелось увидеть сенатора еще разок, увидеть после того, как он прочтет ее послание… Потом она  так волновалась, уходя, что позабыла кое-какие вещи, и вот вернулась за ними… И вообще, если честно говорить, идти ей было некуда.
Сенатор не стал разбираться в путаных объяснениях Шикиты, когда она вновь появилась перед ним, только спросил:
- Ты уже нашла себе работу?
- Еще и не искала, - ответила она, глядя на него своими преданными голубыми глазами.
- Тогда оставайся и запомни: никогда не путай благодарность с любовью. Это совсем разные вещи. Я тебе в отцы гожусь, девочка.
- Я не хотела, чтобы у вас из-за меня были неприятности, - всхлипнула Шикита.
- Я сам с ними разберусь, - ответил сенатор и ушел к себе в кабинет.
Вот так и вышло, что Роза, приехав, нашла Шикиту на месте и немедленно выставила ее вон, а вернувшемуся после заседания сенатору заявила:
- Я твоя новая горничная!
Но Кашиас не поддержал ее игры. Он понял, что жена все-таки выгнала бедную Шикиту и глаза его гневно сверкнули.
Роза уже начала кричать, что она ославит его перед всеми. Она поняла, что потаскушка ему дороже жены. Но внезапно закрыла рот, наблюдая, как муж выносит ее чемоданы в коридор.
- Что ты хочешь этим сказать? – спросила она довольно спокойно.
- Что я выставляю тебя из своей жизни, - так же спокойно ответил ей сенатор.
Роза онемела. Она ждала чего угодно, но только не этого. Ей казалось, что муж у нее в руках. Она не верила, что ему безразлична его карьера. Не сомневалась, что он дорожит своей репутацией, и надеялась, искусно манипулируя угрозами, добиться от него всего, чего ей хотелось.
- Я же тебе сказал, что ухожу из политики. Мой срок подходит к концу, и с тобой я разведусь тоже. Я устал от тебя, Роза.
Она истерично зарыдала, но впервые в жизни он не стал утешать ее. И Роза постепенно притихла, поняв, насколько серьезно его решение. Однако про себя по-прежнему во всем винила Шикиту.
- Подумать только! – с надрывом говорила Роза дочери. – Позорить себя на старости лет! Мы столько лет прожили вместе! Я всегда была ему верна, и теперь топтать меня ногами только из-за того, что ей каких-то там двадцать лет и у нее голубые гляделки!
Лилиана с болью и сожалением слушала мать.
- Ты не права, мама, - попыталась переубедить она ее. – У отца с Шикитой ничего не было! Он просто смертельно устал, разочаровался во всех своих идеалах.
- Ты хочешь сказать, что он разочаровался и во мне тоже? – спросила Роза.
- Да, именно это я и хочу сказать, - неумолимо заявила Лилиана. – Но давай постараемся, мама, чтобы отец не ушел от нас, - и в ее просьбе было столько любви и столько боли…





Тяжело переживал Зе ду Арагвайя исчезновение своего сына. Он и не подозревал, что мальчик так дорог ему. Наконец сердце его не выдержало, и он стал собираться на поиски в сельву.
- Я пойду с тобой, - сказала Донана.
- Нет, ты не пойдешь со мной, потому что, увидев тебя, он убежит еще дальше, и я никогда не найду его…
«Почем я знаю, может, Зе хочет повидаться с матерью мальчика и поэтому не хочет брать меня с собой?» - приходило Донане в голову ревнивые злые мысли, хотя в глубине души она и чувствовала, что Зе сказал ей правду и что думает он только о мальчике.
Однако после того, как Зе так переменился к ней, Донане и дом опостылел. «И во всем виноват был этот мальчик, - думала Донана. – Если бы маленький индеец принял ее, то и она бы его приняла… Разве она не делала все для того, чтобы он ее полюбил?.. Правда, очень скоро она стала требовать от него благодарности… Он раздражал ее. И это происходило, вероятно, потому, что она чувствовала висящую в воздухе недосказанность. Какой-то подвох. Обман. И была права. А когда узнала правду, не могла не поддаться обиде, которая поднялась в ней. Хоть и знала, что обиженный всегда не прав. Голос обиды всегда толкает к дурному».
С такими мыслями Донана потихоньку шла за мужем по сельве, не в силах оставаться дома. Когда было нужно, и она умела быть сельве сестрой.
Зе как всегда выручила река, не даром он носил ее имя. На берегу реки он и нашел своего маленького Уере, который спал в объятиях старой индианки.
Зе стал кормить старуху с мальчиком тем, что прихватил с собой из дома.
- Почему ты ушел? – спросил он сына.
- Потому что не нравлюсь Донане, - ответил мальчик.
И Донана, которая слышала его ответ, тяжело вздохнула. Глядя на старую женщину, на мальчика, она жалела обоих – у Донаны было доброе и щедрое сердце, хотя знало оно и обиду, и злобу и бывало порой жестоким и непримиримым.
Тихо побрела домой Донана, а Зе остался со старухой и мальчиком. Но к вечеру пришел и привел ночевать к себе сына и индианку.
Когда старуха вышла на кухню, Донана удивилась и спросила:
- Зачем вы ко мне пришли?
- Чтобы отдать тебе своего внука, - ответила индианка. – Я вижу, ты хорошая женщина.
Слезы закипели в сердце Донаны и очистили его от злобы – совсем другими глазами глянула она на ребенка.
И потом долго еще стояла в темноте во дворике и смотрела на спящих Уере и старуху. А когда вошла в дом, спросила, не могла не спросить:
- Ты любил его мать?
- Нет, - ответил Зе. – Я всегда любил только тебя. Но бывало, что я спал с ней, и она забеременела, а ты нет. Вот и все.
И Донана смирилась. Вспомнив о своем обете, она поняла, что Дева Мария знала, кого послать ей в дети. Значит, надо терпеть. Несмотря на гордое, самолюбивое и подчас такое обидчивое сердце…

0

42

Глава 34

Вернувшись с фазенды, Лейя обошла квартиру и поняла, что все это время Ралф здесь не ночевал. Она села и горько заплакала. Разумеется, он опять был с одной из своих любовниц. Может быть, с Сузаной, а может, еще с кем-то. По существу, это не имело значения. Имело значение то, что она переоценила важность своего богатства и сделала неверный шаг. Понадеялась, что Ралф будет при ней, раз у нее появилась собственность. Но, как видно, она преувеличила его корыстолюбие. Ралф был корыстолюбив, но он любил тратить деньги, а не иметь их. Она не удержит его, если не предоставит хотя бы какую-то часть денег в его распоряжение…
И вместе с тем Лейя чувствовала, что, отдав хоть что-то Ралфу, она сделает первый шаг к собственной погибели. Откроет путь лавине, которую ей не остановить. Ралф промотает все, пустит ее по миру и бросит. Потому что если бы он хотел быть с ней, если бы искал обеспеченной жизни, то был бы заинтересован в приумножении ее собственности и не бегал бы по-прежнему за каждой юбкой…
Да, Лейя все понимала правильно – беда была только в том, что ни одного правильного шага она сделать не могла…
Ралф появился очень скоро, был рассеян, в меру весел и, как всегда, выхолен и щеголеват.
Глядя на него, Лейя опять и опять восхищалась его красотой, небрежностью его манер и непринужденностью.
- Где ты провел эту ночь? – тяжело дыша от подступающей злобы, спросила она.
- Был уверен, что ты проведешь ее у себя в имении, - весело ответил Ралф – поэтому переночевал в объятиях Сузаны.
- И ты смеешь мне это говорить? – вспыхнула Лейя.
- Но ты же посмела обращаться со мной как с лакеем! Теперь ты убедилась, что я по-прежнему человек свободный и независимый.
Лейя и хотела бы возразить, но возразить ей было нечего. Нет, она не выказала Ралфу своего нерасположения, гнева, не выгнала его, наконец, потому что как бы там ни было, пока все козыри были у нее на руках. Она была и богата, и свободна, и Сузана по большому счету не могла ей быть соперницей. Однако Лейя спасовала, почувствовав себя виноватой, и захотела загладить свою вину. Ей вновь показалось, будто в измене Ралфа виновата она.
Ралф великолепно разбирался во всех переливах чувств своей любовницы. Он не сомневался, что она готова была сделать ему предложение, которое он был согласен принять.
И Лейя действительно сказала уже совсем другим, почти виноватым голосом:
- А что, если бы ты почувствовал себя хозяином? Если бы мог распоряжаться всем, что у меня есть, наравне со мной? Как бы ты посмотрел на это?
- А как ты думаешь, Лейя? – ответил он вопросом на вопрос. – Неужели мне не надоело питаться объедками с чужого стола и выслуживаться перед каждой барыней как собачонка?
Лейя прекрасно знала, что он ей скажет, и прекрасно знала, что он обманет ее. Знала она и то, что Ралф создан прихлебателем и любителем объедков. Что особый смак для него в том, чтобы поглумиться и посмеяться над всеми. Как он обманул ее тогда, в случае с Луаной, заставил пережить такие страшные минуты – провоцировал, подначивал, пугал и манил убийством, выманил  деньги, довел чуть ли не до истерики и, уж точно, до бессонницы, а потом сказал со смехом:
- Ты что, не поняла, что я шутил? А деньги? Да я верну их тебе в любую минуту!
Да, Лейя знала, что делает шаг к собственной гибели, и все-таки сказала:
- Мы могли бы пожениться, Ралф.
- Ну что ж, попробуем, Лейя – снизошел великодушный красавец-мужчина к просьбе увядающей любовницы.
Оформить гражданский брак было делом несложным, и очень скоро Ралф Гомес и Лейя Медзенга были официально зарегистрированы как муж и жена. Затем Лейя дала Ралфу доверенность на ведение своих дел, и он уехал знакомиться с фазендой.
Теперь Лейя сделала для Ралфа все, что только могла сделать. Если он и сейчас отплатит ей черной неблагодарностью, то, может быть, ей не так больно будет с ним расстаться?..
Так думала Лейя, ожидая вестей с фазенды.
И вести не замедлили последовать. Ей позвонил Родригу, управляющий, весьма озабоченный распоряжениями, сделанными Ралфом. Очень осторожно он поинтересовался, должен ли выполнять эти распоряжения или можно с ними повременить.
- Мы еще посоветуемся с мужем, - дипломатично ответила Лейя, - и потом сообщим вам свое окончательное решение.
Сама она решила посоветоваться с Бруну – как бы там ни было, но в быках он понимал лучше всех. Но советоваться она собиралась, не вмешивая в это дело Ралфа.
Ралф же, побывав на фазенде, еще раз убедился, что разведение скота – совсем не его дело. Он никогда и не собирался заниматься быками. Его дело было – поскорее избавиться и от них, и от самой фазенды.





Жеремиас Бердинацци и Бруну Медзенга примерно одновременно узнали о продаже фазенды и двадцати пяти тысяч голов скота, читая «Бюллетень по продаже недвижимости». Но реакция на это у них была совершенно разная.
Бруну рассвирепел. «Не для этого я корячился столько лет и сделал из этой фазенды конфетку, чтобы ее пускали с молотка! – возмущался он. – Не иначе как к Лейеным делам приложил руку проходимец Ралф. Надо мне с ним разобраться!»
Когда он сообщил новость сыну, тот мгновенно взвился:
- Я поеду и разберусь! Я уверен, она вышла замуж за негодяя!
- Погоди, не спеши! Лучше сначала позвони матери, - предложил Бруну.
Не желая скандала, Бруну сам позвонил Лейе. Трубку взял Ралф и пренаглым образом нагрубил:
- Фазенда? А что, моя жена вам что-то должна? Или обязана перед вами отчитываться? Не советую совать нос в чужие дела, Медзенга!
- Да я годы жизни положил на эту фазенду, подонок ты этакий! – рявкнул Бруну. – Будешь распоряжаться чужим добром – убью!
И Бруну в раздражении бросил трубку.
- Ты можешь отнять у них быков, отец? – спросил Маркус.
- Нет, сынок. К сожалению, они действительно хозяева фазенды и могут делать с ней, что пожелают.
- Тогда я поеду в Сан-Паулу и разберусь, - заявил Маркус. – Я имею такое право. Мама обещала сделать нас с Лией своими наследниками.
«Нечего отцу мараться со всякой мразью, - думал при этом Маркус. – Я и сам могу убить этого гада. Не из-за быков, а из-за того, что не раз видел родную мамочку с синяками. И уверен, к продаже он тоже принудил ее побоями. Но он у меня за все заплатит!»
Видя, как у сына сжимаются кулаки, Бруну постарался успокоиться сам и успокоить его.
  - Погоди, сынок, - повторил он. – Мы еще успеем со всем разобраться.
Но необходимость разбираться возникла скорее, чем они оба думали.
Следующий телефонный звонок был от Жеремиаса Бердинацци собственной персоной.
- Не интересует ли вас имение с двадцатью пятью тысячами быков? – осведомился он издевательски. – Я тут оформляю купчую, могу потом продать.
Жеремиас потирал руки. Он предсказывал, что рано или поздно все богатства Бруну пойдет с молотка. И вот начались продажи. Где одна, там и другая. А он, Жеремиас, купит все, до последнего быка. И там станет видно, кто из них настоящий Король.
Он поехал в город и встретился с Ралфом. Старый Жеремиас и сам был прожженным плутом, поэтому с первого взгляда понял, с кем имеет дело. Парень был просто мелким мошенником, который торопился положить в карман чужие денежки, поэтому с ним можно было не церемониться и приобрести фазенду задешево.
При встрече Жеремиас уточнил, в курсе ли продажи жена Ралфа и как она на нее смотрит. И может ли он подписывать без жены деловые бумаги?
Надутый как индюк Ралф ответил:
- Могу! Как я решу, так оно и будет!
Жеремиас понял, что не ошибся в своих расчетах, и предложил за фазенду смехотворную сумму. Аванс равнялся миллиону, и его Жеремиас выдал сразу. Зато за расторжение купчей он потребовал немалой компенсации.
Ралф поморщился, но согласился, и тут же сунул деньги в карман.
После этого позвонил Бруну. А племяннице с мужем сказал:
- Нарожайте мне как можно больше наследников, чтобы их хватило на все, что я вам оставлю.
И Рафаэла наконец решилась. Она поняла, что дальше тянуть крайне опасно, и поэтому, когда они остались с Отавинью одни, подошла к нему и сказала:
- Похоже, что я готова исполнить пожелание дядюшки, - она протянула мужу губы для поцелуя, давая понять, что согласна лечь с ним в постель.
Но Отавинью, который так стремился к ней, который так ее добивался, вдруг тихо ответил:
- А теперь мне есть над чем подумать.
Теперь наступила его очередь отодвигаться от жены в постели, заставляя Рафаэлу нервничать с каждым днем все больше и больше.
Рафаэла даже дошла до того, что пожаловалась Жудити:
- Я со всей душой к нему, а он что-то не торопится выполнять условия дядюшки. Представь себе, Отавинью не хочет меня в постели!
- Может, потому, что ты ждешь маленького Медзенгу? – настойчиво спросила ее Жудити.
- Ничего подобного, если и жду, то от Отавинью, - быстро сказала Рафаэла.
- А он об этом знает? – поинтересовалась Жудити.
- Никто еще ничего не знает, в том числе и я сама, - отрезала Рафаэла.
Она решила держаться до последнего, а там будь, что будет!





Жудити же, хоть и не слишком сочувствовала Рафаэле, все же сказала Отавинью:
- На вашем месте я бы не откладывала исполнение условия сеньора Жеремиаса. Он человек переменчивый, не ровен час, и завещание изменит. Пока жив, может и переписать.
- Да, может, - согласился Отавинью. – Пока жив…





Ралф прекрасно понимал, что совершил незаконную сделку, и поэтому нервничал. Боялся, что ему могут помешать: вмешается Бруну Медзенга – и плакали его денежки.
Но, получив миллион наличными, он почувствовал себя увереннее. И очень наглым тоном заявил Лейе о сделке.
- Остальная сумма – при подписании купчей, - небрежно сказал он. – Ты подпишешь и мы сразу все получим.
- Я не подпишу, - ответила Лейя, чувствуя, что все, о чем она думала, становится реальностью.
- Еще как подпишешь! – злобно заявил Ралф.
- Ни за что! – заявила она. – Доверенность, которую я тебе дала, не включает права на продажу!
- Ах, вот как?! – заорал Ралф и кинулся на Лейю с кулаками. – Но ты сама подпишешь эту купчую! Сама! Сама!
Он избил ее и хлопнул дверью. Он будет бить ее смертным боем до тех пор, пока она не подпишет! Средство было испытанное – оно не раз уже приносило желаемый результат. А пока у Ралфа было свидание с Сузаной, и он не хоте опаздывать.




Сузана уже ждала Ралфа. В последнее время она стала в постели еще горячее, еще нетерпеливее. В нее будто вселился бес. Ралфу это нравилось. А Сузану подстегивал страх. Она чувствовала, как медленно и неумолимо сжимается вокруг нее ледяное кольцо. Скоро оно сомкнется, и она останется навсегда один на один со своим мужем, которому больше уже не сможет смотреть в глаза. Останется в темнице, где ей будут отмерять глотками и свободу, и воздух. Но пока она была еще на свободе и спешила насладиться ею. Все отчаяние. Все судорожнее.
- Я продаю имение, - сообщил Ралф, полунизвиняясь за невольное опоздание.
- Неужели Лейя согласна? – удивилась Сузана.
- В постели она на все согласна, - самодовольно сообщил Ралф, - но следом за фазендой я сплавлю и Лейю. Хватит с меня этой неврастенички! Она и в постели уже ни на что не годится!
- Зато ты у нас настоящий жеребец, - не то с осуждением, не то с восхищением произнесла Сузана.
И Ралф, желая слышать только восхищение, принялся умело раздевать ее, увлекая в постель.
Сегодня они оба были в ударе, и не слышали больше ничего. Впрочем, дверь отварилась бесшумно, Орестес прошел по коридору и со зловещей улыбкой посмотрел на резвящуюся в постели парочку.
Мысли его тоже невозможно было услышать, а подумал он, глядя на жену с любовником, вот что: «Ты, парень, подписал себе смертный приговор…»

0

43

Глава 35

Бруну, услышав от сенатора, что тот всерьез решил уйти с политической арены и разойтись с женой, понял, что его друг находится в состоянии тяжелой депрессии.
- На твоем месте я не стал бы решать так скоропалительно две такие важные проблемы, - осторожно начал Бруну. – Мне кажется, что ты должен дать себе время и хорошенько все продумать. Возьми отпуск, поезжай куда-нибудь подальше от всех, кто давит тебе на мозги, побудь сам с собой и прими решение.
- Может, ты и прав, - вяло согласился сенатор. - Может, мне действительно нужно отдохнуть…
- Конечно, нужно, - энергично стал настаивать Бруну. - Сейчас, когда ты устал, проблемы кажутся тебе неразрешимыми и ты считаешь, что лучший выход – это объявить себя банкротом и выйти из игры. Но вполне возможно, немного отдохнув, ты найдешь какое-то новое решение.
- Не найду, - упрямо сказал сенатор. – Все мне до чертиков надоели – и Роза, и мои коллеги!
- А безземельные? – спросил Бруну.
- Безземельные приводят меня в отчаяние. Я ничем не могу им помочь. Слава Богу, что сейчас все немного успокоилось – людям все-таки хочется жить мирно, а не воевать. Но мы сидим на пороховой бочке.
- И ты один из немногих, кто это понимает. Так что поезжай отдохни и подумай, стоит ли тебе уходить из политики.
После разговора с сенатором Бруну заторопился к Лейе в Сан-Паулу. Он должен был сам разобраться с продажей фазенды. Имение ни за что на свете не должно было достаться Бердинацци!





Маркус уехал в Сан-Паулу раньше Бруну. Он торопился свести счеты с негодяем Ралфом, который давным-давно сидел у него в печенках!
Но Ралфа он не застал, а мать выглядела просто ужасно.
- Дорожная катастрофа? – спросил Маркус, глядя на ее кровоподтеки.
- Да, очередной ухаб, - с подобием улыбки ответила Лейя.
- А где виновник торжества?
- Отдыхает на пляже в Гуаруже, - вновь закипая гневом, ответила Лейя.
- Ну, пока! Я в Гуаружу. В любом случае, позвоню! – и сын исчез.
Только после ухода сына Лейя сообразила, какой опасный смысл вкладывал Маркус в свой «любой случай», и решила тоже поехать в Гуаружу. Ведь скорее ей пристало разбираться с тем, кто теперь считался ее мужем…





Сузана ждала Ралфа на яхте. И ждала его не одна. Орестес то и дело с любопытством посматривал на нее.
- Я предупредила Ралфа, - нервничая, сообщила Сузана. – Что дальше?
- Разыгрываем нашу шутку до конца, - ласково сказал Орестес и ушел в свою каюту.





Ралф уже бывал на яхте Сузаны и удивился, увидев возле нее Жералдину, который когда-то служил на яхте Лейи.
- Теперь я работаю на сеньора Орестеса, - сообщил Жералдину в ответ на удивленный взгляд Ралфа.
Упоминание об Орестесе лишь на секунду омрачило лучезарное настроение Ралфа. Но он увидел Сузану и тут же забыл о ее муже, торопясь рассказать об удачной продаже, о скором разводе с Лейей, о том, что ему достанется половина всего, что принадлежит ей…
Цинизм Ралфа никогда не был по душе Сузане:
- Послушай, а ты хоть когда-нибудь кого-нибудь любил? – внезапно спросила она Ралфа.
Он почувствовал, что любовница не в настроении, и тут же сказал:
- Будешь занудствовать – уйду!
- Никуда вы не уйдете, вы – мой гость, - сообщил, внезапно появившись, Орестес, чем привел Ралфа в немалое замешательство. – Думаю, мы знакомы гораздо дольше, и для начала нам стоит выпить по рюмочке, - любезно сказал он, и обескураженный Ралф последовал за ним.
Орестес все подливал и подливал Ралфу, сам оставаясь трезвым, как стеклышко. Ралф в какой-то момент почувствовал, что это не к добру, и попытался отказаться.
- Я для вас же стараюсь, - все с той же коварной улыбкой уверял Орестес. – Я ведь знаю, в каких отношениях находитесь вы с Сузаной…
- Так это вы звонили мне по телефону и угрожали? – спросил Ралф, внезапно протрезвев.
- Я не угрожаю, я привожу угрозы в исполнение, - ответил Орестес, явно забавляясь испугом Ралфа.
- Что вы собираетесь со мной сделать? – уже не владея собой от подступившего ужаса, коснеющим языком спросил Ралф.
- Лично я ничего, - равнодушно ответил Орестес. – Мы поужинаем, потом вы отдохнете, а на рассвете мы снимемся с якоря. Интересно, много денег вы вытянули у Сузаны? – внезапно переменил он тему.
- Я все верну, - быстро ответил Ралф. – Все верну, до единой монеты!
- Чем? Деньгами, украденными у бывшей супруги Мясного Короля?
Ралф что-то лепетал, просил его отпустить, а Орестес, поиграв с ним как кошка с мышью, начал испытывать гадливость. В конце концов он распорядился, чтобы Ралфа проводили в его каюту. Почувствовав себя пленником, Ралф стучал кулаками в дверь, что-то кричал.
Слыша крики своего любовника, Сузана спросила мужа:
- Почему ты не оставил меня на берегу? Оставил же ты часть экипажа! Ты и мне что-то приготовил, как Ралфу? А с ним что ты собираешься сделать? Убить?
- Не волнуйся, дорогая, со мной ты всегда в безопасности, - отвечал с усмешкой Орестес. – А этот Ралф, кажется, позволяет себе бить женщин? Так на этот раз, очевидно, побьют его…
И Сузане пришлось удовлетвориться этим ответом.
Яхта снялась  с якоря на рассвете, как и обещал Орестес, но Маркус успел ее застать еще на причале – он прилетел в Гуаружу на отцовском самолете. Увидев своего бывшего капитана, который теперь служил сеньору Орестесу и которого новый хозяин оставил на берегу, он обо всем расспросил его, уговорил взять лодку и последовать за яхтой…





Неожиданно приехавшему к ней Бруну Лейя рассказала, что Маркус отправился в Гуаружу сводить счеты с Ралфом, что она сама тоже едет туда, желая этому помешать. Бруну согласился с Лейей, что беспокойство ее не беспочвенно, и решил поехать с ней.
Перед отъездом он позвонил Луане и предупредил, что ночь проведет в Гуаруже, что ему нужно закончить кое-какие дела с Лейей.





Чем ближе был день свадьбы, тем задумчивее становилась Луана. Бруну все чаще повторял ей: «Ты будешь настоящая Медзенга», и это ее коробило. Она была Бердинацци и не видела в этом ничего ни хорошего, ни дурного. Выходя замуж за любимого человека, она не хотела бы делить с ним его предрассудки…
Больно обидела ее и Лия, сказав, что она не умеет есть за столом, не умеет одеваться, ходить и говорить. Луана и так знала, что это правда, и думала, стоит ли ей становиться женой Мясного Короля? Любить его она может и не будучи женой. Не слишком ли большая ответственность быть женой такого человека?
И вот теперь Бруну поехал к Лейе и потом позвонил, что не будет сегодня ночевать дома. Конечно, эта красивая, воспитанная и ухоженная женщина еще дорога ему. И он ей, очевидно, небезразличен. Конечно, их потянуло друг к другу, вот он и не вернулся…
Да, чем ближе был день свадьбы, тем печальнее становилась Луана. Она все больше и больше сомневалась, стоит ли ей выходить замуж за Бруну…





Инспектор Валдир принес сеньору Бердинацци пистолет.
- Что, отчаялись найти убийцу доктора Фаусту? – насмешливо спросил старик, забирая оружие, а у самого отлегло от сердца.
Нельзя сказать, что он так уж волновался за собственную участь: стоящие за его спиной капиталы внушали ему надежду на благополучный исход. Но все-таки порой неприятный червячок беспокойства посасывал где-то под ложечкой. А иногда сон не приходил до рассвета…
Зато теперь Жеремиас был в превосходном настроении и даже собрался позавтракать в постели, о чем и сообщил с лукавой усмешкой Жудити.
- Если вы будете лежать, я вам подавать не буду! – заявила целомудренная Жудити. – Я и в комнату к вам не зайду. Вы что, с ума сошли?
- Да я всегда был сумасшедшим, старушка! – заорал он в ответ. – А ну марш со мною в постель!
И расхохотался, страшно довольный своей шуткой. На радостях от того, что с него снято подозрение в убийстве, он готов был чудить и не сомневался, что так же победит и проклятых Медзенга.
В делах он смыслил куда больше Ралфа и прекрасно понимал, что их сделке еще можно дать обратный ход, но тем упорнее готовился отстаивать ее.
- Пусть судится со мной. Я дал задаток. Фазенда моя, а если захотят получить обратно, то только через суд, за двойную плату и с возмещением комиссионных, - так он говорил всем, потирая руки.
Он задумал и еще кое-что. И, помышляя о своем плане, радостно посмеивался.
Все чаще старик вспоминал Луану и думал о том, чтобы переманить ее к себе в имение.
«Глаза у нее точь-в-точь как у всех женщин нашей семьи. Да и судя по поступкам – она девушка решительная, тоже в нас. Так что, похоже, она и есть настоящая Бердинацци. А то, что ребенка ждет, так это даже лучше. Пусть здесь и рожает. Не должен этот ребенок достаться проклятым Медзенга. Родит, и будет у нас настоящий Бердинацци».
Рафаэла в последнее время расстраивала его, да и не было полной уверенности, - что она Бердинацци. И однажды Жеремиас заявил своим домашним:
- Сдается мне, что все-таки Луана дочка Джакомом. Так что никак нельзя ей рожать в проклятом доме Медзенга. Придется ее выкрасть! В общем, на днях я за ней поеду.
Рафаэла улыбнулась, но натянуто и неискренне. И хотя было понятно, что дядюшка в очередной раз чудит, ей стало не по себе.
Как только они остались с Отаввинью наедине, она раздражено спросила:
- Что ты скажешь о заявлении дядюшки?
- Даже не знаю, что и думать, - нерешительно ответил Отавинью.
- Ничего не понимаю, - все более распаляясь продолжала Рафаэла. – Разве он не назначил меня своей официальной наследницей?
- Назначил, - повторил, как эхо, Отавинью.
- И что? Теперь он может раздумать? – наступала на мужа Рафаэла.
- Может раздумать, - кивнул головой Отавинью.
- И переписать завещание? – спросила Рафаэла.
- И  переписать завещание, - подтвердил Отавинью.
- Так что же нам делать? – нервно спросила Рафаэла.
- Эх, - с искренней горечью подхватил Отавинью, - я и сам все время себя спрашиваю: что нам делать, Рафаэла?





В Гуаруже Бруну и Лейя выяснили, что яхта сеньора Орестеса отплыла в неизвестном направлении. Был ли на борту их сын, они выяснить не сумели и пошли искать его вдоль берега…
Когда в конце концов Маркус вернулся живой и невредимый, родители вздохнули с облегчением. Бруну нужно было торопится в Рибейран-Прету, а Маркус сослался на усталость и попросил разрешение у матери переночевать у нее в Сан-Паулу.
- А если вернется Ралф? – нерешительно спросила Лейя.
- В любом случае он тебя больше не тронет, - пообещал Маркус.
Когда он вернулся в Ребейран-Прету, ему позвонил Жералдину:
- Представляешь, один из купальщиков на дальнем пляже в Гуаруже нашел труп, - сказал он.
- Ну, тебе-то, я думаю, там делать нечего! – с нажимом сказал Маркус.
- Да это уж само собой разумеется, - согласился Жералдину.
На том их короткий разговор и закончился.





О трупе неизвестного, найденного в Гуаруже, было сообщено и в полицию.
Инспектор полиции и фоторепортер немедленно выехали, чтобы обследовать и сфотографировать труп.
Погибший оказался мужчиной средних лет и был почти засыпан песком. Когда его освободили от песка, на нем были обнаружены многочисленные следы побоев.

0

44

Глава 36

Бруну вернулся из поездке к Лейе очень озабоченным: хотя с Маркусом все обошлось, но вопрос с фазендой так и остался нерешенным. Ралф куда-то исчез, и фазенда могла остаться у Жеремиаса. То, что она оказалась в руках старого Бердинацци, страшно раздражала Бруну. Он беспрестанно ругал всех Бердинацци и повторял Луане, что она будет настоящая Медзенга. Луана в ответ только вздыхала.
Когда они стали обсуждать вопрос о гостях на их свадьбе, Луана спросила:
- А Зе с Донаной ты пригласил?
- И не думал, - ответил Бруну, - они нужны мне на фазенде.
Луана опять вздохнула – это были ее друзья, они были привязаны к ней…
Видя ее огорченное лицо, Бруну со снисходительной улыбкой сказал:
- Полно тебе выдумывать! Скоро ты захочешь, чтобы я пригласил и твоих безземельных бродяжек!
- А разве Режину с Жасирой нельзя быть на моей свадьбе? – спросила Луана. – Они же мои друзья!
- Но им даже надеть нечего по такому случаю! – отрезал Бруну.
И Луана без всякой радости вспомнила свой роскошный свадебный наряд. Да, таких нарядов у ее друзей  никогда не было. Но нужны ли они, если из-за них теряешь друзей?
- А кто будет моими посажеными отцом и матерью? – спросила она.
Бруну замялся.
- Видишь ли, я просил сеньора Кашиаса, сенатора, но у него расхворалась жена, так что они не смогут. Думаю, проще всего пригласить посаженными отцом с матерью Маркуса и Лию.
«Лию разве что в мачехи», - подумала про себя Луана, а вслух сказала:
- Это потому что невеста – я, так ведь?
Бруну промолчал.
Да-а, после всех этих разговоров Луана вновь задумалась, стоит ли ей вообще выходить замуж за Бруну.
А Бруну не понимал, что теперь он невольно уподобился Лейе, которая вначале их супружеской жизни упрекала его в том, что для него не существует мира светских условностей. А как они могли существовать для тех, кто вырос вне этого мира?
На следующий день, к великому изумлению Бруну, к ним пожаловал старый Бердинацци собственной персоной. Бруну сгоряча собрался выставить его вон, но старик укоризненно покачал головой.
- Ты приезжал ко мне дважды, - сказал он, - и я позволил тебе говорить и в первый раз, и во второй. Я уже не упоминаю о том, что твой сын лазил в окно к Рафаэле… Так что будь любезен, выслушай, с чем я к тебе приехал.
Бруну ничего другого не оставалось – что-что, а чувство справедливости ему не изменило.
- Во-первых, я хочу расторгнуть заключенную с твоей бывшей женой сделку. А во-вторых, поговорить с Луаной наедине.
Бруну хоть и занервничал, но не мог не признать права старика поговорить с собственной племянницей.
На этот раз Луана не противилась разговору с Жеремиасом Бердинацци.
А старик, оставшись с ней наедине, стал уговаривать ее перебраться к нему и родить ребенка у него в имении.
- Ты же понимаешь, что мне нужен настоящий наследник. Ты Бердинацци, и ребенок будет Бердинацци. Я ведь забочусь о нашей фамилии. Поверь, я долго думал о тебе и пришел к выводу, что мы, Бединацци, должны держаться вместе.
Но Луана, не смотря на все сомнения относительно своего замужества, не была готова к такому решительному шагу. Она любила Бруну и рвать с ним не собиралась.
- А если я откажусь и не поеду? – спросила она.
- Тогда я все оставлю Рафаэле, - сказал старик. – Выбирай свою судьбу, дочка. Я тебя торопить не стану.
- И на том спасибо, - сдержано сказала Луана. – Мне и в самом деле нужно подумать.
На прощание Жеремиас еще раз сказал, что готов расторгнуть сделку, раскланялся и уехал.
Бруну, откровенно нервничая, спросил Луану, о чем велся разговор, и Луана все ему рассказала. Особенно рассердило Бруну то, что его ребенок будет Бердинацци. И еще, что старый Жеремиас не хочет брака.
- Надеюсь, ты отказалась поехать к нему? Ты же понимаешь, что это шантаж! – нетерпеливо и резко заговорил он. – В любом случае, он не может все оставить Рафаэле. Законная наследница – ты. Значит, ты отказалась, да?
- Я обещала подумать, - спокойно сказала Луана.
- Ах, вот как?! – взорвался Бруну. – Ну, если ты надумаешь ехать к нему, то между нами и в самом деле все будет кончено! – заявил он.
- Хорошо, я подумаю и об этом, - ответила Луана, а Бруну тут же почувствовал себя виноватым.
Проклятая несдержанность! Вечно она его подводит!
Он подошел к Луане, обнял, поцеловал ее, и она ответила ему с искренней нежностью, но что-то все-таки надломилось в их прежних, таких ясных, таких безмятежных отношениях…





Лейя узнала от Бруну, что есть возможность расторгнуть сделку, но для этого необходимо присутствия и ее, и Ралфа, а Ралфа не было. Его не было уже несколько дней. И где он был, она понятия не имела.
В теленовостях она услышала сообщение о трупе неизвестного, обнаруженном на пляже в Гуаруже. Потерпевший был сильно избит, потом засыпан песком и захлебнулся в прибое.
«Это Ралф, - ужаснулась Лейя. – Я чувствую, что это Ралф»
Она поспешила позвонить Маркусу, надеясь, что он как-то ее утешит или что-то объяснит. Но Маркус произнес только одну фразу:
- Ни с кем не говори об этом, мама!
Почему? Лейя напугалась еще больше. А когда к ней внезапно приехала Сузана, Лейе стало совсем худо. Эта женщина всегда была для нее вестницей всевозможных несчастий, хуже черного воронья…
- Я хочу поговорить о Ралфе, - начала Сузана.
- А я нет, я уже несколько дней не видела своего мужа. И не сомневаюсь, что он с тобой развлекался на яхте, - торопливо сказала Лейя.
- Ни на какой яхте его не было, - резко отозвалась Сузана. – И мне кажется, что теперь мы обе свободны от негодяя…
После ухода Сузаны, Лейя подумала, что та знает куда больше, чем говорит.





О найденном на полосе прибоя трупе Орестес и Сузана  также узнали из теленовостей. У Орестеса сразу же неприятно засосало под ложечкой, сердце забухало, как колокол.
- По моему приказанию его только избили. Все остальное – дело несчастного случая, - с неприятной улыбкой сказал он. – Как ты понимаешь, я тут ни при чем. Но если вдруг труп опознают и обвинят меня, ты будешь со мной или против меня? – спросил он у жены, но Сузана молчала.
После первой минуты волнения Орестес успокоил себя тем, что труп так и похоронят неопознанным и дело скоро забудется.
Однако вскоре ему позвонил Кловис и попросил о встрече. Звонок растревожил Орестеса еще больше, ему совсем не хотелось встречаться с детективом, но отказаться от встречи он тоже не мог. Сославшись на страшную занятость, договорился с ним о встрече по дороге, и говорили они в машине.
Сыщик отметил про себя излишнюю осторожность Орестеса, и она сказала ему о многом.
Орестес разыгрывал полное неведение, что тоже только подтверждало подозрения Кловиса, и он сказал:
- В свое время вы просили меня найти надежного человека, чтобы убрать любовника своей жены. Предлагали убрать его и мне самому. Я отказался. Так как могло случиться, что Ралф погиб? Вы нашли для этой цели кого-то другого?
- Нет, я прекратил тогда же всякие поиски, - продолжал стоять на своем и все отрицать Орестес.
- Пока еще труп не опознали, - пропустив мимо ушей отрицание Орестеса, продолжал детектив, - но его могу опознать я и тогда буду вынужден заявить, что пьяного Ралфа выбросили с яхты и избили. А вот кто зарыл его в песок, чтобы он захлебнулся во время прилива, остается под вопросом, - испытывающее посмотрел он на Орестеса.
Но тот, откровенно повеселев, стал еще энергичнее отрицать свою причастность к гибели Ралфа.
- Я вообще не уверен, что Ралф жив, - заявил он. – А это еще какой-то проходимец.
Кловис с сомнением покачал головой и попрощался с Орестесом. У него были кое-какие основания, и весьма существенные, не доверять словам Орестетса.






Ралф все не появлялся, и дело с фазендой затягивалось. Бруну нервничал. Жеремиас был доволен. Он проявил добрую волю, но, поскольку фазенда сама плыла к нему в руки, он не собирался отказываться.
- Если Луана не дура, - говорил старик Жудити, - то она непременно приедет. Я сказал ей правду, сказал, что моя вина не дает мне спать по ночам. И ты тоже знаешь, что это правда, - Жудити согласно кивнула, а он продолжил: - Сказал, что только она способна избавить меня от угрызений совести. Я просил ее помочь мне. Она – добрая девушка и должна понять меня. Я уже старый человек, мы должны смыть позорное пятно с имени Бердинацци. Свое имя она должна носить с высоко поднятой головой. Вот чего я хочу. Вот чего я добиваюсь. И она должна понять меня.
- А Рафаэла? – невольно спросила Жудити. – Вы ведь привязались к ней. Заставили выйти замуж за Отавинью.
- Заставил, и правильно сделал! Ей рядом нужен надежный человек. Пусть привыкнет к нормальной жизни. А то вертит, крутит. И сейчас опять что-то заворачивает. А потомство – дело серьезное. Я тут промашки допустить не могу. Денег же у меня на всех хватит!
- А что, если она беременна от Маркуса Медзенги? – спросила Жудити, проверяя, не переменилось ли настроение старика – может, теперь он станет снисходительнее и ему можно будет открыть правду?
- Ну, если она мне этого не скажет, если и здесь соврет, то нет – она не настоящая Бердинацци, - заявил старик. – Мы все грешили, это верно, но откровенно, у всех на глазах. А потом расплачивались за свои грехи дорогой ценой. Даже не предполагай такого, Жудити, чтобы не огорчать меня, - попросил Жеремиас.
- Хорошо, не буду, - кротко ответила Жудити.
Но старик уже не сомневался, что она сказала чистую правду.





Рафаэла узнала от дядюшки, что к ним, возможно, приедет Луана и даже, возможно, останется здесь жить, была неприятно поражена.
Дядюшка говорил о приезде Луаны как о чем-то само собой разумеющееся, но что тогда будет с ними – с Рафаэлой, с Отавинью, он не сказал ни слова.
Растерянность сменялась у Рафаэлы приступами злобы. Как смеет дядюшка так поступать с ней? Она сломала собственную жизнь, принесла в жертву его прихоти собственное счастье – и что? Выходит, единственное, что она получит от него, будет Отавинью в качестве мужа? Хорошенькое наследство! Да разве этот Отавинью способен на что-то толковое – этот тюфяк, рохля, размазня?!
Рафаэла честила про себя Отавинью, но все-таки улыбалась ему. Ей не хотелось потерять своего единственного союзника в свалившейся на них обоих беде.
Как бы там ни было, беда их сближала. Теперь они подолгу сидели вместе и обсуждали случившееся. У них появились общие интересы, общие разговоры.
- Как ты думаешь, что отдаст дядюшка Луане? – спрашивала Рафаэла.
- Думаю, отдаст то, что сейчас принадлежит нам.
- И я так думаю, - соглашалась Рафаэла. – Нам необходимо сделать все, чтобы он не переменил своего завещания, - задумчиво продолжала она.
И внезапно повернувшись к Отавинью, спросила:
- А тебе хватило бы смелости убить дядю?
- Если бы это открыло путь к твоему сердцу, да, - вдруг с неожиданной для Рафаэлы пылкостью ответил он.
Рафаэла не могла не растрогаться и раскрыла губы для поцелуя, и Отавинью жадно впился в них.

0

45

Глава 37

Трудно давалось Луане решение о поездке к Бердинацци. Она не знала, задержится ли там, и если задержится, то надолго ли. Ей хотелось разобраться, что за человек ее дядюшка и в самом ли деле он так раскаивается, как говорит. Жизнь научила Луану быть готовой ко всему. В первый раз она сбежала от Бруну, потому что была не уверена в нем. И не хотела подчиняться тому решению, которое, по ее мнению, он должен был принять. Второй раз она уезжала от него, потому что он потребовал от нее безоговорочного подчинения в тех вещах, которые она не считала безоговорочными. А он даже не почувствовал, что требует слишком многого. Собравшись поехать к Бердинацци, Луана сказала Бруну:
- Я поеду, но скоро вернусь. Я не бросаю тебя.
А Бруну повторил:
- Если уедешь, можешь не возвращаться.
- Будь по-твоему, - со вздохом сказала Луана, - но помни хотя бы, что это ты так решил.
Она позвонила Жеремиасу и сказала, что хочет повидаться с ним.
- Я приеду за тобой в аэропорт, - радостно прокричал Жеремиас.





Проявив жестокость с Луаной и сразу же почувствовав себя и виноватым и несчастным, Бруну пожалел Лию. Сейчас он сам испытал, что такое разлука для любящих, и не хотел такой участи для дочери. 
- Я слышал, Апарасиу купил фургон, - сказал он Лие, которая и стремилась, да все никак не могла решиться уехать со Светлячком.
А Дуэт уже вовсю разъезжал и показывал в дополнение к концерту еще и цирковые номера, которые тоже пользовались большим успехом. Чтобы отправиться в дальнее странствие, ждали только решения Лии.
- Да, папа, - подтвердила Лия. – И замечательный! На нем хоть на край света можно уехать.
- Ну и поезжай себе с Богом. А если что-то не заладится, всегда помни, что у тебя есть дом, - сказал Бруну и крепко обнял дочь.





- Едим! Едим! – на пороге квартиры появилась сияющая Лия, и Светлячок радостно заключил ее в объятия. – Хоть завтра! Отец согласился…
Согласие Бруну на самостоятельную жизнь дочери значило для нее даже больше, чем согласие на свадьбу, и Апарасиу понял это.
- Едим завтра же! – подхватил он, кружа Лию по комнате.
Настал новый день, а с ним и новая жизнь – путешествие началось!...





Новая жизнь началась и у Луаны. Жеремиас отвел ей прекрасную комнату и всячески баловал племянницу. Луана сразу же прониклась симпатией к Жудити и чувствовала, как настороженно относится к ней Рафаэла, хотя та всячески предлагала ей свою помощь. Сначала предложила показать имение и молочные фермы.
- Должна же ты знать свое хозяйство, - заявила она.
- Это не мое хозяйство, - равнодушно ответила Луана. – Спасибо, но я предпочитаю посидеть и поговорить с Жудити.
А Жудити, поглядев вслед не слишком довольной отказом Рафаэле, сказала:
- По-моему, тебе надо опасаться и ее, и ее муженька. Они тебе завидуют.
Второй раз Рафаэла предложила свою помощь, когда выяснилось, что Луана едва умеет читать и писать.
- Я могу заняться твоим образованием, - заявила она.
- Зачем, голубка? – ответил ей старый Жеремиас. – Уж лучше я найму ей учительницу. Жаль, жаль, что ты не нашла меня раньше, племянница, - посоветовал он. – Училась бы за границей, воспитана была бы как принцесса.
Луана не без насмешливости развела руками – мол, принимайте такую, какая есть.
Жеремиас сообразил, что сказал не то, и тут же поправился:
- Ты мне и так дороже всех на свете! А захочешь, все наверстаешь!
- Вы бы, дядюшка, как-нибудь разобрались с племянницами, - вступил в разговор Отавинью, - а то, выходит, что я женат разом на двух Мариетах Бердинацци.
- Нет, одна из них, совершенно точно, незамужняя, - резко ответила Луана.
- Но ты прав, Отавинью! Документами я займусь непременно, - пообещал старый Бердинацци, - с ними и впрямь нужно разобраться.
Вечером в спальне Рафаэла сказала Отавинью:
- Слыхал? Дядюшка собрался разбираться с бумагами. Хорошо бы дело не дошло до завещания. Или он хоть бы раньше помер, что ли!
- Ты уже во второй раз желаешь дядюшке смерти, - заметил Отавинью. – Не боишься?
- Чего? – рассмеялась Рафаэла. – Ты что, думаешь, я его убить хочу? Напрасно так думаешь.
- А как прикажешь тебя понимать? – недоуменно спросил Отавинью.
- Да никак. У меня, как и у дядюшки, семь пятниц на неделе!
С этим мнением о дядюшке Отавинью не мог не согласиться.
Не расторг Жеремиас и акта о купле-продаже фазенды Лейи, поскольку не явился поручитель. И волею обстоятельств выходило так, что она должна была остаться у Жеремиаса, чем он был весьма доволен.





Зато Лейя находилась на грани нервного стресса. Мало того что Ралф исчез и она потеряла свою фазенду, не получив за нее ни единого реала, так ее мучили еще и странные визиты, и не менее странные звонки.
К ней заявилась, например, Марита, молоденькая любовница Ралфа, с которой Лейя как-то застала в постели.
- Мне нужен Ралф, - заявила Марита. – Куда вы его дели?  Ведь видела, что вы грозили ему пистолетом, так что могли убить!
Лейя с ужасом припомнила, что действительно так оно и было. И если Ралф действительно погиб, то подозрения могло пасть на нее.
А следом раздался звонок неизвестного, который советовал ей отправиться в морг и опознать труп, найденный на пляже.
Лейя в ужасе позвонила Маркусу, желая с ним посоветоваться.
- Не поддавайся паники, - сказал Маркус, - и сходи в морг. Поступай так, чтобы к тебе не прилипло никаких подозрений.
- Ты прав, ты прав, сынок, - пролепетала Лейя и на следующее же утро отправилась в морг.
То, что она там увидела, было так ужасно и так мало походило на Ралфа, что она с чистой совестью ответила: «Нет, не он». Да она и смотреть-то едва могла, так ей стало плохо в морге…
Придя домой, Лейя тут же сообщила об этом Маркусу и, похоже, обрадовала его.
А вскоре вновь раздался звонок неизвестного:
- Неужели вы не узнали собственного мужа? – удивился голос. – Значит, придется мне опознать его. Я его очень, очень хорошо знал…
Лейя с ужасом повесила трубку. И, несмотря ни на что, продолжала ждать Ралфа. Теперь всеми силами души она молила о том, чтобы он был жив.






Бруну никому не хотел признаваться в том, что свадьба расстроилась из-за Луаны. Он срочно выдумал себе дела, которые требовали его присутствия, и уехал в Рибейран-Прету. Но поехал он в Арагвайю к своему преданному другу Зе, от которого Бруну не скрывал правды.
- Не заслуживает она вас, - произнес мрачно верный Зе.
А когда Бруну сказал, что лучшая его фазенда досталась все тому же Бердинацци, то Зе так и затрясло от ненависти.
- Хотите, я убью его? – внезапно предложил он.
- Ты даже на это ради меня готов? – удивленно спросил Бруну.
- Только дайте знак, - так же серьезно ответил Зе. – Этот вор опять обокрал вас, он украл у вас не только состояние, но и счастье.
Тут Зе не ошибся. Бруну душила ненависть к бесчестному Бердинацци, но он с болью вспоминал, что и Луана тоже Бердинацци. Они ведь двоюродные брат и сестра, и наверняка любовь их была большим грехом.
«Но когда мы полюбили друг друга, мы не знали об этом. Ни она, ни я. А теперь Луана, которую я любил, мертва. Теперь есть только Мариета Бердинацци. И она права, что уехала к своему единственному родственнику», - наконец решил он.
И тут же его обожгла мысль о будущем ребенке: «Я выкраду его, - пообещал себе Бруну. – Это мой ребенок. Он – Медзенга!»
Так проводил он ночи без сна и не знал покоя. Мысленно он смерился со своей бедой, но плоть и кровь не желали считаться с разумом.
Какие только ужасы не мерещились Бруну! А что, если старый вор принудит Луану сделать аборт! Он на все способен, этот старый прожженный мерзавец! «В порошок! Сотру в порошок!» - стонал Бруну, стискивая зубы и сжимая кулаки.
Только время могло излечить его раны…





Маркус понимал, как страдает его отец, и очень ему сочувствовал. Он и сам переживал то же самое: и его возлюбленная предпочла богатство любви.
- Деньги, проклятые деньги, - скрежетал зубами Маркус. Он невольно стал лучше относиться к матери. Уж ее-то никто не мог упрекнуть в корыстолюбии – она любила страшного мерзавца, и любила без оглядки.
Но как только Маркус вспоминал о Ралфе, ему становилось не по себе. Всеми силами он старался отвлечь себя от мыслей о нем, но ему это не слишком-то удавалось.
«Я не виноват, я ни в чем не виноват, - твердил Маркус. – Этот человек был негодяем из негодяев, и он получил свое заслужено!»
Маркус внимательно следил за всем, что касалось неизвестного, найденного на пляже. Труп пока еще никто не опознал, и Маркус надеялся, что беднягу похоронят неопознанным и уже не нужно  будет ни за чем следить. Однако невольно он и сам стал задумываться о смерти, которая, как оказалось, ходит буквально рядом с каждым человеком. И, думая о смерти, становился и мягче, и снисходительнее к людям.
Как-то к нему заглянула Лилиана. Маркус давно не видел ее. Сейчас она показалась ему лучше, чем когда была просто хорошенькой девчонкой. Поначалу он по старой памяти рассердился на нее, а потом смягчился.
Лилиана спросила о Лие, с которой хотела повидаться, и была удивлена тем, что та отправилась со Светлячком в странствие на фургоне.
- Как поживает наш малыш? – осведомился Маркус.
- Пока еще только мой, - улыбнулась Лилиана. – А чувствует он себя отлично.
- Может, он у тебя от кого-то другого? – сразу же насторожился Маркус.
- Кроме тебя, у меня никого не было, - очень серьезно ответила Лилиана.
И впервые Маркус подумал, что верность женщины не такое уж маленькое достоинство. Похудевшая, с животиком, Лилиана выглядела такой трогательной, такой беззащитной…
- Может, поужинаем вместе? – неожиданно для себя спросил Маркус и с удивлением отметил, что обрадовался тому выражению счастья, какое появилось на лице Лилианы.
У Лилианы последнее время было мало радостей. Дома царила напряженная, недоброжелательная атмосфера. Отношения отца и матери никак не налаживались. И причиной всему была, конечно, Роза. Она по-прежнему считала, что Шикита спит с ее мужем.
- Почему бы и нет? – шипела она. – Приехал отдохнувший, можно и поразвлечься!
Розу до крайности раздражало, что муж старается поменьше бывать дома, что он опять с головой ушел в свои политические дела.
Отдохнув, сенатор действительно согласился остаться и на следующий срок, как ему было предложено, но наотрез отказался выставлять свою кандидатуру на выборах президента. Он всерьез решил заняться проблемой безземельных и вновь поехал на встречу с Режину. Шикита деятельно помогала ему, теперь она практически стала его секретарем.
Лилиана видела, как серьезно работает отец, и ей были обидны постоянные наскоки матери. Она видела себялюбие Розы, ее мелочную обидчивость, ее тщеславие и порой думала про себя: «А что, если с Маркусом я веду себя точно так же, как мама? Требую от него чего-то несусветного. Совсем не хочу понять, что он живет своей мужской жизнью, а в ней мы, женщины, занимаем хотя и существенное, но совсем не первое и не главное место, как на то претендует моя мать…»
Приглашение Маркуса несказанно обрадовало ее. Сбылось то, о чем она не переставала мечтать. А мечтала она, чтобы Маркус перестал видеть в ней врага, перестал отмахиваться от нее как от назойливой мухи, и увидел в ней человека, который привязан к нему, верен ему и предан…

0

46

Глава 38

Возвращаясь после ужина с Лилианой, Маркус успел о многом подумать. С некоторых пор он стал остро чувствовать, что мирное течение его жизни может быть прервано в любую минуту. Видел, что у него не так уж мало долгов. И старался по мере сил рассчитаться с ними. А главным его долгом был долг перед будущим ребенком.
Прежде чем лечь спать, Маркус взял ручку, бумагу и написал:
«Родившегося у Лилианы Кашиас ребенка я признаю своим и тем самым даю ему все права, которыми пользуются Медзенги. Никто не имеет права оспаривать мою волю, и я прошу, чтобы настоящее письмо являлось документом». Поставил число и подпись.
Наутро он попросил Димаса отвезти письмо по адресу, но передать только лично сеньоре Лилиане. Лилиана спала, и, хотя Роза просила оставить письмо, Димас, помня строгое распоряжение хозяина, привез его обратно.
- Хорошо, я отдам его сам, - решил Маркус, а про себя подумал, что так оно будет и вернее, и лучше.





Получив от Маркуса такое необычное письмо, Лилиана встревожилась. С Маркусом происходило что-то странное: то ли его тревожило что-то, то ли он что-то задумал. Но она была довольна хотя бы тем, что у ее ребенка будет отец.
Зато Роза, которая никогда Маркуса не жаловала, возмущалась еще больше. Да и было отчего! На вопрос, почему его посыльный не мог оставить письмо ей, Розе, Маркус нахально ответил:
- Да потому, что я вам не верю. Я и на вашей дочери не женился только потому, что понял: я не смогу вас выносить всю жизнь.
У Розы дыхание перехватило от гнева, она слова не смогла вымолвить и только краснела все больше и больше.
Но у нее и своих бед хватало, так что ей было не до Маркуса. Она все никак не могла простить сенатору Шикиты. Их роман доводил ее до бешенства, исступления, сумасшествия!..





А Шикиту мучило отсутствие у нее романа с сенатором.
«И как он может хранить верность такой ужасной женщине? – думала она. – Я же чувствую, что я ему небезразлична. Так за чем дело стало? Сколько же можно изводить меня, и себя?»





Неизвестность – вот что было пыткой для Лейи. К ней опять приходила Марита и сообщила, что по звонку неизвестного была в морге, но человек, которого ей показали, совсем не походил на Ралфа. Между тем Ралф все не появлялся. Марите звонила его матушка, тревожилась из-за отсутствия денег – Ралф посылал ей каждый месяц пятьсот реалов.
- Я пошлю их ей, - внезапно решила Лейя. – Когда Ралф вернется, он мне отдаст.
Через несколько дней Марита пришла к ней снова.
- Деньги не успокоили матушку, - заявила она. – Старушка беспокоится, почему Ралф не появляется у нее. И хочет заявить в полицию о его исчезновении.
- Ралф звонил мне из Уругвайя, - внезапно соврала Лейя. – Он там проматывает мои миллион и совсем не хочет, чтобы его разыскивала полиция. Хотя деньги обещал мне вернуть.





В возможность того, что Ралф жив, поверил и Кловис, после того как самолично посетил морг и тоже не опознал труп. Что ж, вполне может быть, что Орестес говорил правду: он приказал только избить любовника своей жены, и, получив по заслугам, Ралф теперь почел за лучшее исчезнуть подальше с глаз своих недоброжелателей.
Исчезновение Ралфа сделало неизбежной продажу фазенды, и теперь старый Жеремиас должен был встретиться с Лейей, чтобы, получив ее подпись, окончательно оформить купчую.
Лейя чувствовала себя очень несчастной и беспомощной в этой такой обидной и невыгодной для нее ситуации и попросила Бруну непременно присутствовать при подписании.
- Хорошо, непременно буду, - пообещал он, хотя и ему оформление этой купчей попортило ему много крови. – Как только ты сообщишь мне точную дату, я мгновенно прилечу.
Сам Бруну оставался пока в Арагвайе, пытаясь немного прийти в себя и обдумать, что ему делать дальше.






Если для Медзенги день подписания купчей был днем траура, то для Бердинацци – днем радости. При одной только мысли об этом дне старый Жеремиас довольно потирал руки.
Сам он внимательно присматривался к Луане, к Рафаэле и Отавинью – трем своим возможным наследникам. Уже кем-кем, а простаком он никогда не был, и ему было очень интересно, как проявляет себя в такой необычной ситуации те, кому он предназначал свое наследство. Собственно, в зависимости от того, как они себя поведут, он и собирался распределить доли.
Но пока всячески заботился о Луане. Они вместе съездили в город и закупили малышу приданое.
Поначалу Луана отказывалась, говоря, что все привезла с собой. А Жеремиас твердил, что вещи, купленные на деньги Медзенги, нужно немедленно выкинуть. Однако видя, что Луана изменилась в лице и даже собралась уехать, пошел на попятный. Тогда уступила и Луана и согласилась, чтобы старик что-то купил малышу.
Вообще все наскоки Бердинацци на Медзенга она отводила, говоря, что никогда не будет ненавидеть их.
- Ну хотя бы постарайся не думать о своем Бруну, - просил, насупившись, старик.
Как неприятны были Луане выпады Бруну против Бердинацци, так теперь ее обижали и сердили выпады Жеремиаса против Медзенга.
«Ненависть с обеих сторон одинакова, - с печалью думала Луана. – Но в моем ребенке сольются обе крови. И я не хочу растить его в атмосфере ненависти. Думаю, что мне придется уйти отсюда».
Когда она стала укладывать белье малыша в шкаф, то обнаружила, что все привезенное ею пропало. Луана страшно рассердилась, стала спрашивать Жудити, но та ничего не могла ответить. Луана впрямую обвинила в пропаже Жеремиаса, а тот с искренним недоумением стал отрицать свою вину.
- Мы же с тобой обо всем договорились! – твердил он. – Ничего я у тебя в комнате не трогал. Сделал это тот, кто хочет, чтобы ты уехала от меня. А я этого никак хотеть не могу.
Спустя два дня пеленки и распашонки лежали на месте.
Когда Луана поделилась новостью с Жудити, та сказала:
- Совсем твой дядюшка спятил на старости лет!
Луана только вздохнула и опять подумала про себя:
«Нет, придется мне уезжать и отсюда! Если дядюшка такое выделывает с приданым малыша, то что он будет делать с самим малышом, который – никуда не денешься – Медзенга!»
Да, Луана не могла не сказать себе, что была права, когда не хотела ни  от кого зависеть, когда полагалась только на свои трудолюбивые руки и свой здравый смысл. Она чувствовала, что рано или поздно, но этим дело кончилось. Потому что жить в атмосфере постоянной ненависти было слишком уж тяжело…





Рафаэла же чувствовала, что Луана не слишком-то держится за наследство и может даже отказаться от него, и собиралась сделать все, чтобы так оно и вышло. Ее страшно раздражало, что теперь дядюшка был один свет в окошке – Луана, а ее, Рафаэлы, словно бы и вовсе не было. Она не могла понять, чем была вызвана эта внезапная перемена. Ведь не мог же старик узнать, что она ждет ребенка от Маркуса? Или кто-то ему проболтался?
Как-то Жудити спросила ее:
- Когда же ты признаешься, что беременна от Медзенги?
-  Никогда! – твердо ответила Рафаэла, потому что и сама ни в чем до сих пор не была уверена.
Так что, если кто-то и наговорил на нее дядюшке, она была готова опровергнуть любой навет. Но старик молчал и вел себя так, словно ее и вовсе не было. И его равнодушие до глубины души уязвляло Рафаэлу, которая на самом деле успела привязаться к старику…
А что касается Луаны, то, конечно, Рафаэла хотела бы выжить ее из имения.
Забрав приданное малыша, она хотела восстановить Луану против дядюшки, а дядюшку против Луаны.
После того, как Луана очень расстроилась из-за пропажи, Рафаэла сказала старому Жеремиасу:
- Я не удивлюсь, если она уедет из-за такого ничтожного повода – она же спит и видит, как бы ей оказаться вместе со своим Медзенгой.
Жеремиас только взглянул на нее и ничего не сказал. Но когда он собрался в Сан-Паулу для подписания бумаги и Луана попросилась с ним, спросил:
- Чего ты там не видела?
- Ничего не видела, - ответила Луана. – Я никогда не была в Сан-Паулу.
Старик решил взять ее с собой, хотя и не сомневался, что дело все в том, что Луана действительно спит и видит, как бы ей повидать своего Медзенгу.
Подмигнув ей, он сказал:
- Пока что я Молочный Король и получаю сорок тысяч литров молока в день, но скоро буду и Мясным Королем, вот увидишь! Так что горевать тебе будет не о ком!
Луана только вздохнула. Разве могла она позабыть единственную любовь своей жизни? Она понимала, что дядюшка шуткой хочет ее утешить. Но какие тут шутки? Какое утешение? И конечно, в Сан-Паулу она попросилась только ради того, чтобы повидать Бруну. Она не сомневалась, что он приедет на подписание купчей. Понимала Луана и то, что для дядюшки это не секрет. Иначе бы он так не шутил. Но что толку от того, что они друг друга понимают? Это же не мешает Жеремиасу Бердинаци ненавидеть Бруну Медзенгу и стараться завладеть одним из лучших имений, воспользовавшись непростительной глупостью бывшей жены Бруну.
Однако Луана не чувствовала себя вправе осуждать Лейю – Бруну один, и уже не по вине Лейи, и наверняка несчастен. И она должна его повидать!

0

47

Глава 39

Лейя приехала на подписание купчей очень взвинченная. Она опять с тревогой думала о своем будущем – ведь сумма, которою она должна получить по этой купчей, оказалась просто ничтожной по сравнению с доходами, который приносила бы фазенда. Правда, прибыльной она могла быть только в умелых и добросовестных руках. А таких рук не было. Но в конце концов она передоверила бы ее Бруну, с тем чтобы он регулярно выплачивал ей доход… Впрочем, что теперь рассуждать – сделанного не воротишь!
Мучила ее и неопределенность в отношении Ралфа. Она уже не сомневалась, что Ралфа нет в живых, но поверить в то, что обезображенный труп, показанный ей в морге, был когда-то Ралфом, ей было невыносимо. И соврав про звонок Ралфа из Уругвайя, она временами сама начинала верить, что все так и есть: Ралф жив, просто он сбежал с ее деньгами в Уругвай и прохлаждается там с новой любовницей. И тогда ее охватывала такая злоба и обида, что она вновь желала ему смерти, но потом, вдруг опомнившись, понимала, что, скорее всего, это уже свершилось. А желать теперь ему можно одного: чтобы все обиженные им женщины его простили.
Лейя подумала, не заявить ли ей в полицию об исчезновении Ралфа. Но сначала она хотела посоветоваться об этом с Бруну и Маркусом, заодно рассказав о визите Мариты и своей выдумке.
После рассказа Лейи Бруну и Маркус понимающе переглянулись и, похоже, вздохнули с облегчением.
- Преступления нет, раз труп отсутствует, - сказал Бруну, со значением посмотрев на Маркуса.
Маркус кивнул с невеселой усмешкой. Потом они обсудили, нужно ли Лейи заявлять об исчезновении Ралфа. После того, как она и Сузане, и Марите  сказала о звонке из Уругвайя, подобное заявление выглядело бы нелогично… А что, если она сошлется на анонимный звонок, который якобы известил ее о смерти Ралфа?.. Но еще лучше было бы известить не Лейю, а Мариту… И пусть бы Марита уже сообщила Лейе…
- Ну так кто позвонит Марите, - спросил Маркус отца, - ты или я?
Тут Бруну спохватился, что ему срочно нужно позвонить в Арагвайю. Зе и Донана, наверное, там места себе не находят, разыскивая Уере, а он тут, в Сан-Паулу, вместе с Бруну. Шустрый паренек забрался в самолет, и Бруну обнаружил его, когда они уже подлетали к дому, так что возвращаться было поздно. Мальчишка был счастлив!
И Бруну тотчас же набрал номер фазенды в Арагвайе.
- Уере со мной, скоро прилечу и привезу его обратно, - сказал он подошедшему к телефону Зе.
- А мы тут уж всю сельву прочесали, - с облегчением засмеялся Зе. – Донана все боялась, что он утонул. А я хоть и уверял ее, что чертенок плавает, как рыба, но и у меня сердце было не на месте. Спасибо, что позвонили, хозяин!
Донана, с тревогой слушая их разговор, по улыбке мужа догадалась, что мальчик нашелся, и бросилась обнимать Зе.
Самое трудное время для Донаны прошло. Она знала правду, смирилась с ней и успела привязаться к мальчику, уже не требуя от него благодарности.
Мальчишка был смышленый и очень шустрый. Что ни день, у него находились новый проказы, но тем он и радовал Донану. А что касается его ответной привязанности, то Донана приготовилась терпеливо ждать. Рано или поздно мальчик поймет, что и она ему родной человек…





Если Луана надеялась увидеть Бруну на подписании купчей, то для Бруну встреча с Луаной была полной неожиданностью. И то смятение, которое отразилось на его лице, в его глазах, ставших мгновенно страдальческими и молящими, столько сказали Луане, что на вопрос Бруну: «За что ты так со мной поступила?» - она ответила невпопад:
- Я тебя люблю!
И, глядя в ее синие правдивые глаза, Бруну знал, что Луана говорит правду.





Жеремиас хоть и знал все наперед про Бруну и Луану, увидев их вдвоем, страшно разозлился. Уж слишком очевидно, что для этих двоих больше никто не существует, когда они вместе. И опять закипела злоба в старике против проклятых Медзенга, которые дурят головы подряд всем женщинам и делают им ребят без счета.
И он поскорее увел Луану от Бруну. А то, не ровен час, прямо после подписания купчей и уедут вместе.
Вечером в гостинице старый Жеремиас принялся страшно ругать Луану за легкомыслие.
- Да если бы я знал, что ты ради Бруну Медзенги со мной просишься, никогда бы не взял тебя с собой! – кричал он.
Но Луана его и не слушала, в глазах у нее стояли слезы – она оплакивала свое счастье, которое казалось ей таким несбыточным…
И, глядя на нее, старик притих и сказал совсем уж мирно:
- Ладно, давай сделаем вид, будто ничего и не было. Я, например, ничего не видел…
- А я видела! Я  е г о  видела! – упрямо сказала Луана, и в этом «его» было столько страсти, что старик невольно позавидовал Бруну и опять на него разозлился.
- Да твой Бруну давно с женой помирился, - буркнул он. – Они там воркуют как голубки.
Луана только отмахнулась – не лезьте, мол, туда, в чем не бельмеса не смыслите, и попросила:
- Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом!
А Жеремиас вдруг грустно-грустно сказал:
- Эх, девочка, чувствую я, что ты и меня оставишь. Поманит тебя Бруну пальцем, ты и побежишь. И никакое мое наследство тебя не удержит.
- Наследство не удержит, - засмеялась Луана. – Но я теперь к вам по-другому отношусь, чем раньше. Вы же знаете, что раньше я вас ненавидела. Своей тяжелой жизни простить не могла.
- А теперь? – насторожился старик.
- А теперь вижу, что и вы прожили не счастливее со всеми своими деньгами. Да если сравнивать, то я еще, пожалуй, поудачливее буду – сколько добрых людей видела, сколько помощников! А вы всегда думаете: ко мне или к моим деньгам льнут? Так и живете в пустыне и всех подозреваете.
Старик только подивился уму-разуму племянницы. Не зря, видно, горе мыкала, научилась кое-чему в жизни. И его правильно поняла: кроме всего прочего, но старости лет хотел видеть возле себя настоящего человека. Признайся ему Рафаэла, что ждет от Маркуса ребенка, так он бы ее озолотил за искренность. Ведь так хорошо тогда вдруг взбрыкнула, убежала к своему проклятому Медзенге, и вернулась неплохо, видно было, что и он, старик, ей не безразличен. А теперь юлит. И Отавинью с толку сбила. Трудолюбием он  в отца пошел, а вот как с честностью? Признает он за своего чужого ребенка, значит, барахло. А если плюнет в глаза бесстыжей девке, значит, жива в нем честь, значит, соблюдает свое человеческое достоинство…
Теперь невеселые мысли одолевали старика, и сидел он печально ссутулившись, так что Луана невольно стало жаль его. И, коснувшись его плеча рукой, она сказала:
- Да не тоскуйте вы так, не оставлю я вас, даже если…
Она не договорила, потому что пока ничего ей не сулило счастья с Бруну – все события поворачивались так, что она непременно должна была кем-то жертвовать. А она хотела бы всех примирить…
Домой Луана с Жеремиасом вернулась, уже помирившись. Они вместе купили детскую кроватку, и теперь старик торжественно внес ее в дом. Мечта Жеремиаса о веселых детских голосах под его крышей сбывались, и это настраивало старика на радостный и умиротворенный лад.
Дома Рафаэла сообщила ему еще одну новость.
- Мы с Отавинью ждем ребенка, - сказала она и выжидательно посмотрела на дядюшку.
Но дядюшка отнесся к ее словам как-то рассеяно. Он внимательно посмотрел на Отавинью, и тот утвердительно кивнул головой.
- Ну-ну, - только и сказал он, - что ж, поздравляю, - и пошел к себе в кабинет. Потом приостановился и спросил: - И давно ты об этом узнала, Рафаэла?
- На днях, - ответила она.
Старик словно бы еще подождал чего-то, и лишь потом ушел. «Нет, не хватило у нее смелости, - думал он. – Но, может, еще наберется»…
Вечером, уже лежа в постели, он просил: «Бруну, где бы ты ни был, скажи своей внучке, пусть не врет мне! Пусть она мне не врет!»





Рафаэла тем же вечером в страшном раздражении говорила Отавинью:
- Я-то думала, дядюшка обрадуется нашей новости. Устроит большой праздник. Чего он нам только не обещал! А теперь! Как только появилась в доме эта притворщица, его словно подменили!
- Ну погоди еще, - вяло возражал Отавинью, которому стало страшно неловко. Он не верил, что Рафаэла беременна. А если уж беременна, то не от него. И хоть она твердила, что их брак – сделка и ребенок – главное в ней, он не был так уж уверен, что он настолько деловой человек, что его устроят одни только деньги… когда он женился на Рафаэле, будущее рисовалось ему в радужных красках – он верил, что эта девушка, которая ему безумно нравилась, забудет о прошлом и со временем  станет ему любящей женой. Но все складывалось так нелепо и так недобро, что он терялся. Временами Рафаэла просто пугала его. Он не верил, что она может думать так, как иногда говорит…
Сейчас для Отавинью все так запуталось, что ему во всем этом не хотелось копаться и разбираться. Слова Жудити о том, что Рафаэла держит его за дурочка, не выходило у него из головы. А похоже, так оно и было. И ему вдруг все стало противно и захотелось одного: быть от всего этого подальше.
Однако Рафаэла не унималась, продолжая честить Луану, в которой видела причину всех своих бед.
- Успокойся, прошу тебя, - попробовал остановить ее Отавинью.
- Скажешь тоже, успокойся! – вознегодовала Рафаэла. – А если она пролезет в завещание?
- Ну и что страшного? – устало повторил Отавинью. – Если дядя будет переделывать завещание, то вычеркнет меня, потому что я ему уж никак не родственник, и он оставит вас двоих! Вот и все!
- Да, но неизвестно, как он поделит все, если нас будет двое, - не унималась Рафаэла. – Нет, я ни за что не хочу, чтобы старик переписывал завещание. Не хочу – и все тут! Лучше уж дядюшке умереть, чем переписывать завещание!
Отавинью сердито посмотрел на нее – эти разговоры выводили его из себя.
Нет, он решительно хотел быть подальше от всех этих страстей вокруг завещания!
И будто кто-то подслушал его желания. Буквально на следующий день Жеремиас сообщил, что уезжает осматривать свою новую фазенду.
- Я беру с собой Отавинью, - прибавил он.
- А мне с вами можно? – спросила Рафаэла.
- Нет, - сухо ответил дядюшка, чем опять рассердил ее.
А Отавинью вздохнул с облегчением. На фазенде го ожидало дело, а работать он любил.
- Трудолюбием он пошел в отца, - любила повторять Жудити.
«А честностью? А достоинством? – задал себе вопрос Жеремиас, слыша ее слова. -  Это мы еще должны проверить».





В имении их ожидали немалые трудности – там все работники вдруг объявили, что просят расчет. Собирался уйти и управляющий. Разумеется, дело тут не обошлось без Бруну. Он распустил слух, что с Бердинацци не ужиться, что он прижимист, капризен и требует от работников неведомо чего.
- Пусть, пустя попляшет, - мстительно говорил Бруну, - пусть попробует управиться с двадцатью пятью тысячами голов скота!
Он не знал, что Жеремиас рассчитывал на Отавинью, который достаточно хорошо смыслит в этом деле.
Когда Отавинью осмотрел ферму, то пришел в восторг. Дело здесь велось по высшему классу.
- Да-а, сеньору Медзенге трудно было расстаться с таким хозяйством, - признал он сочувственно.
Услышав его слова, Жеремиас самодовольно покрутил головой.
- То ли еще будет тут! – посулил он.
А Отавинью подумал про себя: «Если бы я получил в свое ведение такую фазенду, ничего в жизни больше не желал бы!»


Бруну отвез Уере обратно в Арагвайю. Оттуда он собирался лететь в Минас-Жерайс. «Я должен сам посмотреть, как там живет Луана. И если этот мерзавец хоть что-то предпримет против моего ребенка – убью!» - пообещал себе Бруну.

А в это время Рафаэла крадучись выходила из комнаты старого Жеремиаса. Она что-то выносила оттуда и явно очень не хотела, чтобы ее застали с добычей…

0

48

Глава 40

У Бруну слово не расходились с делом, и, оставив Уере в Арагвайе, он полетел в Минас-Жерайс. Жеремиас как раз отсутствовал – осматривал свою новую фазенду.
«Ну и отлично, - решил Бруну, - ему ферма, мне – жена».
Жудити страшно испугалась, увидев на пороге Бруну, который спросил, где ему найти Луану.
Но Луану не надо было искать. Услышав голос Бруну, она сама вышла в холл.
- Здравствуй! – поздоровался Бруну. – Ну что, поедем домой?
У Жудити замерло сердце: что она скажет хозяину, если он приедет и не найдет здесь Луаны? Он же весь дом разнесет!
- Не поговорив с сеньором Жеремиасом, по-моему, уезжать не следует, - осторожно проговорила она.
Луана тоже так думала и попросила Бруну не торопиться.
- А я бы не стала ждать! – заявила подошедшая на голоса Рафаэла. Она мгновенно поняла, что происходит и о чем идет речь, и всячески стал советовать Луане ехать немедленно.
Но толку от ее советов было немного, Луана привыкла все решать сама, и раз она сказала, что сейчас она не поедет, то ничто не могло ее заставить переменить решение.
Так встреча и кончилась, к великой радости Жудити и немалому огорчению Рафаэлы.
Но не таков был Медзенга, чтобы, получив отказ, удовлетвориться им.
Жудити стала хвалить Луану за то, что та не уехала без ведома дядюшки.
- Ты же сама понимаешь, увези тебя Бруну, старый Жеремиас начал бы против него настоящую войну, - сказала она.
А Луана про себя подумал: «Нет, я все хочу решить миром! Мой ребенок не должен расти и постоянно слышать «проклятый Медзенга!» или «проклятый Бердинацци!» и чувствовать себя проклятым. Он должен расти в атмосфере любви и доверия».
- Да, я все понимаю, - сказала она вслух, но сидеть и болтать с Жудити ей не хотелось, она тосковала по Бруну и жалела, что Медзенга с Бердинацци никак не могут сговориться.
- Я что-то устала, - сказала она вскоре, - пойду-ка лягу пораньше спать.
А когда пришла к себе в комнату, то нашла там Бруну, и сама не знала, радоваться ей или горевать.
Но горевать оказалось некогда: они так стосковались друг без друга, что даже не говорили, а обменивались жадными, отчаянными поцелуями.
Глубокой ночью, когда Жудити, по своему обыкновению, обходила дом, она услышала из комнаты Луаны голос Бруну и опять похолодела от ужаса.
- А на рассвете полетим домой, так, моя голубка? – слышался голос Бруну.
Что отвечала Луана, Жудити не расслышала, но поняла, что ей теперь не спать до рассвета. Она лежа и думала, пытаясь найти слова, какими можно было бы помягче рассказать хозяину о бегстве Луаны.
С утра пораньше Жудити заглянула к Луане в комнату и застыла на пороге со счастливой улыбкой: Луана мирно спала на своей кровати. Она была одна.
- Бруну только утречком улетел, - ехидно заявила за завтраком Рафаэла.
- А когда ты скажешь хозяину, что и твой ребенок Медзенга? – так же ехидно ответила ей Жудити.
- Никогда! – сердито бросила Рафаэла. – В этом доме стало что-то уж слишком много Медзенга. Мой ребенок будет Бердинацци. Я нисколько не сомневаюсь, что он от Отавинью.
- Зато я сомневаюсь, - сказала Жудити, поджимая губы.
«Вот еще одна змея на мою голову! – подумала про себя Рафаэла. – Того и гляди наговорит дядюшке с три короба. А он возьмет и переделает завещание! Но не так-то я проста, как вам кажется. Меня голыми руками не возьмешь. И раз я сказала, что никогда не буду больше голодать, так оно и будет!»





Видел поднимающийся самолет и старый Бердинацци, когда подъезжал к имению, и тут же учинил допрос.
Но Луана и не думала прятаться и что-то утаивать.
- Это самолет Бруну, - сказала она.
- Он хотел с вами поговорить, - тут же вступила в разговор Жудити, пытаясь избежать и опасной темы и скандала.
- А со мной переспать, - так же спокойно добавила Луана. – И он спал со мной.
Старый Жеремиас хотел было по своей старой привычке начать кричать, но потом передумал, потрепал Луану по плечу и промолчал. Однако затем сказал:
- А я знаю, он хотел тебя увезти. Почему ты не поехала с ним?
- Хотела сначала поговорить с вами, дожидалась, - в тон ему ответила Луана. – И вот вполне осознано заявляю вам: я хочу жить с Бруну, дядюшка!
- Ладно, ладно, не спиши! Поговорим еще, - скороговоркой отвечал старик. – Не горит у тебя, не горит! Вон она как мне нравится, - кивнул Жеремиас в сторону Жудити, - а она не хочет жить со мной! Нет, не хочет!
И с этими словами он торопливо зашагал к себе в кабинет, а обе женщины с невольными и недоуменными улыбками переглянулись.
Поздравив дядюшку с приездом, Рафаэла не преминула спросить, рассказала ли ему Жудити о Бруну, который лазил в окно к Луане.
- Луана мне сама все рассказала, - спокойно ответил Жеремиас.
- И как вы с ней теперь поступите? – спросила Рафаэла, собираясь подогреть его негодование.
- Никак, - пожал плечами старик. – Я рад, что она не врет мне. Я дорого ценю, когда мне говорят правду, - с нажимом сказал старик, глядя на Рафаэлу.
«Ну уж от меня вы правды не дождетесь, - тут же подумала Рафаэла. – На эту удочку я не попадусь. Только я скажу, что ребенок от Медзенги, мне тут же будет от ворот поворот. Не скажу – опять виновата! А причина всему – Луана. Дядюшка теперь ее опекает. Она теперь в любимцах ходит, а я в постылых. Ей все можно! А меня!.. А меня!..» И Рафаэла едва не захлебнулась в рыданиях, чувствуя себя обманутой и преданной. А вскоре она получила подтверждение, что ходит в постылых. Спросив, как понравилась дядюшке фазенда, получила ответ:
- Понравилась. И я решил оставить там Отавинью управляющим. Мне кажется, ему тоже понравилось. И даже больше, чем мне.
- Что же, я одна жить буду? – поинтересовалась Рафаэла.
- Почему одна? – удивился дядюшка. – Ты к нему поедешь. Или ты не жена ему?
Рафаэла опять почувствовала ком обиды в горле: значит, вот как дядюшка решил от них с Отавинью избавиться! Ему уже наплевать на то, что она ждет ребенка. Ведь он им золотые горы сулил, если будет наследник. Она ему поверила, а он отсылает ее с нелюбимым мужем куда подальше! И она даже не узнает, когда он перепишет завещание. Ни во что вмешаться не сможет, раз всем будет заправлять Луана! Луана и ее ребеночек. Старик к ребеночку привяжется, а на малыша Рафаэлы ему и вовсе будет наплевать. И останется она, Рафаэла, на бобах. А она-то всем для старика пожертвовала! Сердце разбила! Счастье потеряла! Но он обманул ее! Предал! Растоптал! Ну нет же! Не бывать такому! Не бывать! Не бывать!





Ни минуты покоя не знала теперь и Лейя. Незнакомец, который звонил ей и советовал опознать тело в морге, оказался частным детективом Кловисом. Он попросил ее о встрече, и она не могла отказать.
- Я хочу доказать, что Ралфа убили, - заявил он после первых, ничего не значащих слов.
А вот уж Лейя никак не хотела этого, поскольку не знала, на кого в этом случае может пасть подозрение – на нее саму? На Бруну? На Маркуса? Все они в разные минуты жизни желали Ралфу смерти, все таили на него зло, все громко кричали об этом, а иногда и грозили пистолетом… Поэтому она повторила ту же ложь:
- Он мне звонил из Уругвая…
- А я думаю, что с ним свел счеты какой-то рогатый ревнивец, - продолжал настаивать Кловис. – Хотел избить до полусмерти, а избил до смерти… Честно говоря, меня настораживает ваше равнодушие, я ждал, что вы будете более активно доискиваться, куда подевался ваш супруг и кто виноват в его гибели…
Лейя похолодела: вот оно, вот уже начались подозрения… Но она постаралась взять себя в руки и как можно равнодушнее сказала:
- Видите ли, если для вас Ралф исчезает впервые, то на моей памяти он исчезает в десятый раз. И причиной этому всегда бывает женщина. Так что не стоит удивляться, если я не спешу найти его с очередной любовницей. Как только у него кончаться деньги, он появится…
Кловис не мог не согласиться, что в поведении Лейи есть своя логика, тем более что не только она, но и он сам не мог опознать в найденном трупе Ралфа…
Однако Кловис не собирался бросать поиски. Он хотел заставить признаться Орестеса или найти того, кто прикончил избитого Ралфа, закопав его в песок. Без чьей-то посторонней помощи даже пьяный и избитый Ралф не мог захлебнуться.
Кловис поддерживал связь с Маритой, Марита приходила к Лейе… Наконец при очередном разговоре с Маритой раздраженная Лейя сказала:
- Нет, я нисколько не верю в смерть Ралфа. Больше того, убеждена, что он просто-напросто занимается какими-то темными делишками – наркотиками или еще чем-то в этом роде.
После этого визита она позвонила в Рибейран-Прету и попросила разрешения у Бруну немного пожить у них на вилле.
- Я совершенно перестала спать, - сказала она. – У вас в доме я буду чувствовать себя под защитой, которая так мне сейчас необходима.
Бруну, подумав, решил:
- Ты у нам будешь на правах гостьи и можешь гостить, сколько тебе угодно…
Лейя горячо поблагодарила его и не замедлила приехать. Маркусу очень понравилась выдумка Лейи насчет наркотиков.
- Ты просто молодец, мама! Ты это здорово придумала, - одобрил он.
Вообще, как только Ралф исчез, отношение сына к матери очень переменилось – теперь Маркус заботился о ней, стал гораздо нежнее, внимательнее, и Лейе от этого было и горько, и радостно.
Часто она сожалела, что доставила своим детям столько тяжелых минут, связавшись с низким и недостойным человеком…
Но потом вспоминала Ралфа и горевала о нем…





Между тем Кловис связался с полицией в Гуаружи. Инспектор Жозимар, расспрашивая местных рыбаков, успел установить, что несколько дней назад возле этого пляжа останавливалась яхта. Двое здоровых парней волокли какого-то бедолагу и принялись избивать его. С яхты за избиением наблюдали мужчина и женщина. Потом избитого бросили на берегу, и яхта отплыла. Но следом к берегу подошла лодка. Что произошло потом, рыбаки не могли сказать. Начался прилив, они занимались своими сетями, им было не до чужаков. Они даже не могли сказать, как называлась яхта. Вспомнили только, что неподалеку от берега находился еще и вертолет. Однако один из рыбаков передал Жозимару золотою цепочку с медальоном. Ее-то и предложил Кловису для опознания.
- Сам я не знаю, принадлежала ли она тому, кого я ищу, - сказал Кловис. – А ищу я человека по имени Ралф. Но женщины, которые с ним спали, должны знать о медальоне.
Кловис хотел выяснить насчет медальона у Сузаны, но трубку взял Орестес и принялся кричать на него:
- Не смейте нас шантажировать! Еще одно слово, и я буду вынужден обратиться в полицию!
- Которая уже знает, что на избиваемого с яхты смотрели мужчина и женщина, а я сообщу, кто именно, - хладнокровно парировал Кловис и положил трубку, оставив Орестеса  беспомощно задыхаться на другом конце провода.





Беспомощно задыхался и Жеремиас. Он лежал на своей кофейной плантации, глядя широко открытыми глазами в безоблачное синее небо, и беспомощно хрипел. Работник, вместе с которым старик осматривал свои кофейные деревья, бросился вызывать медицинскую помощь. Старого Жеремиаса Бердинацци среди бела дня скосила пуля… Но чья? Неужели опять проклятые Медзенги?...





Рафаэла крадучись пробралась в комнату дядюшки и что-то судорожно сунула под кровать. Из комнаты вышла с явным облегчением. Когда же она спустилась в кухню, там плакали Луана и Жудити. Старого Жеремиаса только что отправили в реанимационное отделение.
- Кто же? Кто мог покусится на его жизнь? – дрожащим голосом спросила Рафаэла, садясь рядом с Жудити за стол и бессильно опустив руки, всем своим видом выражая крайнюю степень отчаяния.
- Я позвонила Бруну, он сейчас прилетит, - сказала Луана.
- Это еще зачем? – тут же возмутилась Рафаэла. – Зачем в нашем доме Медзенга! До похорон дело еще не дошло! Не торопишься ли ты, когда созываешь Медзенга к смертному одру Бердинацци?!
- Тише, тише, - попыталась утихомирить ее Жудити, которая зажгла свечку перед Пресвятой Девой Марией и потихоньку молилась за своего старого хозяина, прося, чтобы Господь продлил его дни…

0

49

Глава 41

Дорога до Минас-Жерайс казалась Бруну бесконечной, хотя сидевший за рулем Маркус гнал машину на предельной скорости.
- Зря я тебя послушался, - говорил он сыну, - лучше бы мы полетели самолетом. Сейчас были бы на месте.
- Ничего, и так скоро доедем, - отвечал Маркус, думая про себя: «Как же ему не терпится увидеть Луану!»
Бруну, действительно, ехал в Минас-Жерайс прежде всего из-за Луаны, боясь, что ей тоже может угрожать смертельная опасность. А Маркус увязался с ним из любопытства: ему просто хотелось узнать подробности покушения на Жеремиаса.
Поместье Жеремиаса открылось взору неожиданно, вынырнув из-за густой зелени кофейных плантаций. Маркус резко нажал на тормоз, и Бруну, не медля ни секунды, бросился к террасе, на которой еще издали приметил Луану.
Когда же он подошел поближе, сердце его сжалось от боли: подурневшая, осунувшаяся, с заплаканными глазами и круто выступающим животом, Луана выглядела беспомощной и несчастной.
Бруну обнял ее, и она припала к нему, не удержавшись от слез:
- У нас такое горе!..
- Да, я знаю, - пробормотал он, - потому и поспешил сюда.
На террасу вышла Рафаэла и, увидев Маркуса, сделала непроизвольное движение навстречу ему, однако натолкнулась на холодность и отчуждение. Сухо поздоровавшись с нею, Маркус направился к Валдиру, который в это время также подкатил к дому Жеремиаса.
- Могу вас порадовать, - обратился детектив к Луане, - сеньор Жеремиас пришел в сознание.
Говоря это, он боковым зрением наблюдал за реакцией Бруну и Рафаэлы, но оба они выразили нечто вроде облегчения и даже радости.
- Может, его надо перевезти в Сан-Паулу, к более квалифицированным врачам? – спросил Бруну, и Валдиру это показалось весьма подозрительным: с чего вдруг такая забота о непримиримом враге?
- Нет, наши врачи утверждают, что в этом нет нужды, - ответил он. – Пуля прошла навылет, не задев сердца. Сеньор Бердинацци поправляется и уже дал первые показания. Надеюсь, вы догадываетесь, какие?
Валдир пристально посмотрел на Бруну, однако прочитал на его лице только недоумение.
- К сожалению, я и предположить не могу, кто бы в него осмелился стрелять, - сказал Бруну. – А что он сам говорит?
- Сеньор Жеремиас утверждает, что в него стреляли вы, Бруну Медзенга! – заявил Валдир.
Луана, потрясенная услышанным, вскрикнула, но Бруну, сохраняя спокойствие, сказал ей:
- Не верь! Это какой-то бред! Да, Жеремиас бредит.
- Или… решил оговорить вас из ненависти.
- Увы, должен огорчить вас, - вновь заговорил Валдир. – Сеньор Жеремиас находится в полном сознании. А я вынужден официально спросить: как вы провели вчерашний день, сеньор Медзенга? Желательно припомнить все, с точностью до минуты.
- Что ж, пожалуйста! – ответил Бруну, не скрывая своего раздражения. – О покушении  я узнал в Рибейран-Прету.  А весь день провел вместе с пилотом Олаву и его помощником. Они подтвердит мое алиби. А кроме того, вы сможете выяснить у авиадиспетчеров, что наш самолет и близко не подлетал к Минас-Жерайсу!
- Как же вы, в таком случае, объясните показания сеньора Бердинацци? – спросил Валдир.
- Да что туту объяснять? Мерзавец обвинил меня, чтобы окончательно отлучить от племянницы, - уже без всяких сомнений произнес Бруну. - Но, я надеюсь, ты в это не веришь, Луана? Хотя бы потому, что если бы стрелял я,  то не промахнулся бы!
Луана не ответила ему, лишь горько заплакала.
Валдир сказал, что проверит алиби Бруну и, если понадобится, устроит ему очную ставку с Жеремиасом. Затем он уехал, а Луана, сбитая с толку показаниями дяди, которым она в глубине души не верила, тем не менее истерично закричала:
- Зачем ты это сделал, Бруну? Я ненавижу тебя! Уходи и больше никогда не приезжай сюда! Я не могу тебя видеть!
Маркус едва ли не силой увел отца к машине. Но тронутся с места не мог, так как ему дорогу ему преградила Рафаэла, у которой уже началась истерика.
- Ты хочешь уехать вот так, даже не поговорив со мной? – кричала она. – Ведь я ношу твоего ребенка.
У Маркуса на мгновение потемнело в глазах, но он быстро справился с волнением и ответил твердо, решительно:
- Все, что связано с тобой, меня больше не интересует! Уйди, дай проехать! Или – я за себя не ручаюсь!..





Лейя не находила себе места, ожидая возвращения Бруну из Минас-Жерайса: ей казалось, что он непременно привезет Луану, и тогда все надежды на примирения разом рухнут. Наконец в какой-то момент она поняла, что не сможет вынести еще оного унижения, и решила уехать в Сан-Паулу, избежав тем самым встречи с более удачливой соперницы.
Однако внезапный телефонный звонок заставил ее мгновенно забыть и о Луане, и о Бруну, потому что позвонила ей Марита. И обвинила в убийстве Ралфа!
- Я не сомневаюсь, что это сделала ты! – кричала в трубку Марита. – Сегодня меня вызывали в полицию, где я узнала цепочку и медальон Ралфа, которые сама когда-то ему подарила. А полицейские нашли этот медальон на месте преступления!
- Не понимаю, к чему ты клонишь? – изобразила недоумение Лейя, вызвав еще больший гнев Мариты:
- Не прикидывайся овечкой! Это ты убила Ралфа. А теперь, если сможешь, спи спокойно!
В трубке зазвучали короткие гудки, но Лейя не сразу поняла, что разговор окончен. Теперь и речи не могло идти о том, чтобы уехать, не дождавшись Бруну и не посоветовавшись с ним.
К счастью для Лейи, он вернулся домой без Луаны, хотя и с не менее печальным известием: ему тоже инкриминировали попытку убийства.
- Да, такого и в дурном сне не привидится, - сказал Бруну, выслушав бывшую жену. – Значит, у нас с тобой есть возможность угодить в тюрьму одновременно, за два совершенно разных преступления, но оба тяжких.
Лейя не была расположена к подобного рода шуткам и прямо спросила, как ей следует себя вести со следователем.
- Продолжай врать. Больше тебе ничего не остается, - посоветовал Бруну.
- А что будет с тобой? Надо же как-то защищаться!
- У меня есть алиби, - успокоил ее Бруну. – Проклятому Бердинацци не удастся повесить на меня преступление, которого я не совершал!
В это время зазвонил телефон, и Бруну, взяв трубку, услышал:
- С вами говорит комиссар Жозимар из Гуаружи. Мне нужна сеньора Лейя Медзенга!
- Сеньоры нет дома, - не задумываясь, ответил Бруну. – А что вам от нее нужно, позвольте узнать? Я – Бруну Медзенга, ее бывший муж.
- Я хотел поговорить с нею об исчезновении Ралфа Гомеса.
- Он исчез? – изобразил удивление Бруну.
- Да, к нем поступило такое заявление, - не стал раскрывать всех карт Жозимар.
- Этого не может быть, - заявил Бруну, - потому что Ралф звонит моей бывшей жене чуть ли не каждый день откуда-то из рубежа.
- Спасибо, мы проверим ваши сведения, - поблагодарил его Жозимар.
Затем, положив трубку, он сказал Кловису:
- Я не верю Медзенге. Он врет так же, как муж другой любовницы – Сузаны.
- А вдруг Ралф и в самом деле жив? – предположил Кловис. – А мы растормошили столь важных людей и будем иметь большие неприятности.
- Я все-таки думаю, что он мертв, - вздохну Жазимир.





В первый сутки после покушения к Жеремиасу не пускали никого из близких, но Жудити все равно не уходила из больницы. Устроившись на стуле рядом с палатой, в которой лежал раненый хозяин, она узнавала от врачей о малейшем изменении в его состоянии.
Когда Жеремиас пришел в себя, Жудити разрешили войти к нему, и он с благодарностью погладил ее руку. Жудити замерла от счастья. А Жеремиас,  видя ее смятение, озорно усмехнулся и произнес еще довольно слабым голосом:
- Мне сказали, ты ночевала в коридоре… Это никуда не годится. Ложись рядом со мной в койку.
- Вы бредите, сеньор!
- Да-да, мне действительно плохо… - пробормотал Жеремиас, почувствовав внезапную слабость.
Жудити позвала медсестру, Жеремиасу сделали укол, и он опять впал в забытье.
Луана и Рафаэла, ждавшие своей очереди повидать дядю, подступили с вопросами к врачу:
- Что означает это ухудшение? Неужели он может умереть?
- Кризис еще не миновал, - ответил врач неопределенно.
Спустя час Жеремиасу вновь полегчало, и обе его племянницы наконец вошли к нему в палату. Рафаэла тотчас же выразила готовность подежурить у его постели ночью, но Жеремиас жестом указал на Луану. Рафаэла, не скрывая обиды, ушла домой. А Жудити, хотя и валилась с ног от усталости, тоже осталась в больнице, пристроившись на кушетке рядом с Луаной.
Тихо, чтобы не потревожить зыбкий сон раненого, они вели нескончаемую беседу о том, что беспокоило их больше всего: выживет ли Жеремиас и кто мог в него стрелять? Луана не верила, что это сделал Бруну, Жудити же, наоборот, была настроена против него весьма враждебно:
- Самолет мог улететь в Ребейран-Прету и без Медзенги, летчиков он наверняка подкупил.
- Нет, я верю Бруну, - твердила Луана. – Дядя просто воспользовался случаем, чтобы засадить его в тюрьму.
- Но если так, то убийца – кто-то другой, и он попытается вновь убить хозяина! – испугалась Жудити. - Нет, я теперь не отойду от него ни на шаг.
Пока они гадали, кто может быть убийцей, Рафаэла рассказала о случившемся Отавинью, приехавшему с новой фазенды.
- Как ты думаешь, он успел изменить завещание? – спросил Отавинью.
- Нет, но теперь точно изменит. Если, конечно, не помрет. Можно не сомневаться, что единственной наследницей будет Луана. Не зря же он оставил ее сейчас при себе, а меня попросил уйти!
- Но есть хотя бы малая надежда на его выздоровление? – тревожился Отавинью, и Рафаэла посмотрела на него с изумлением:
- Не пойму, тебя беспокоит его самочувствие или наше наследство?
- Разумеется, я не хочу, чтобы дядя умер, - сказал Отавинью. – А ты… Разве ты думаешь иначе?..
Рафаэла промолчала, и Отавинью, превозмогая охвативший его ужас, спросил:
- Так, может, это ты в него стреляла?..





Опасность, нависшая над Бруну и Лейей, сблизила семейство Медзенга, как никогда прежде. Маркус даже не исключал, что отец и мать вновь могут объединиться в браке, поскольку Луана повела себя в такой сложной ситуации как предательница.
Лия же, не оправдывая Луаны, была уверена, что родители уже никогда не смогут жить вместе как супруги.
- Пойми, отец не сможет ее простить. К тому же он, несмотря ни на что, продолжает любить Луану.
- Ох, эти проклятые Бердинацци! – скрипнул зубами Маркус. – Сколько бед от них на нашу семью!
- Да, - вздохнула Лия. – От них можно ожидать только неприятностей… но кто же мог стрелять в старика? У тебя есть версия?
- Это мог быть кто угодно, только не ваш отец! – строго произнесла Лейя, услышав, о чем говорят дети.
- Мы вовсе не подозреваем отца, - обиделся Маркус. – Просто сочувствуем ему. Так же, впрочем, как и тебе.
Лейя посмотрела на него с укоризной: дескать, помолчал бы ты насчет сочувствия – после всего, что натворил.
Маркус виновато потупил взор.
А инспектор Кловис тем временем выяснил, что никаких телефонных переговоров с Ралфом Лейя последние дни не вела, и пригласил ее на допрос в полицию. Бруну поехал туда вместе с ней.
Для начала Кловис спросил, продолжает ли ей звонить Ралф. Лейя была готова к этому вопросу и ответила так, как они договаривались с Бруну, то есть отрицательно.
- А когда он звонил вам в последнее раз? – спросил Жозимар.
- Несколько дней тому назад. Точно не помню.
Жозимар понял, что большего от нее не добьется, и предложил опознать цепочку и медальон. Лейя сказала, что видит их впервые.
- А другая женщина эти вещи опознала, - заметил Жозимар. – Вы знали, что у сеньора Ралфа были любовницы?
- Когда мне это стало известно, я с ним порвала, - поморщилась Лейя от неприятного воспоминания.
- Простите, он вас… избивал? – задал очередной вопрос Жеремиас.
- Да, - не стала скрывать Лейя.
Домой они с Бруну вернулись в хорошем настроении.
- Мама держалась молодцом, - сообщил Бруну в ответ на вопрошающий взгляд Маркуса.
- А про вертолет они спрашивали?
- Наш вертолет никто не опознал, - успокоил сына Бруну.
Позже, когда Лия спросила у него: «Неужели мама и вправду могла убить этого типа?» - он ответил однозначно: «Нет!»





Валдир исследовал каждый клочок земли в том месте, где был ранен Жеремиас, но так и не нашел пули. Это чрезвычайно злило инспектора, потому что у него опять не было улик и оставалось только довольствоваться показаниями потерпевшего, которые тоже не выдерживали никакой критики.
Оба пилота Бруну подтвердили его алиби, и у Валдира не было оснований подозревать их в сговоре с патроном, но Жеремиас Бердинацци, благополучно миновавший кризис, продолжал твердить, что в него стрелял «проклятый Медзенга». При этом старик вел себя весьма странно, упрашивал Валдира не выдвигать пока официального обвинения против Бруну.
- Но почему? – допытывался инспектор. – Вы не уверены в своих показаниях? Плохо рассмотрели того, кто в вас стрелял?
- Нет, я же не слепой! – сердился Жеремиас. – Просто подождите, пока я сам напишу соответствующие заявление.
Валдир убеждал его, что в этом нет нужды, что достаточно и устных показаний, чтобы возбудить уголовное дело, а Жеремиаса это только раздражало:
- Если вы пойдете против моей воли, то не ждите, что я подтвержу свои показания в суде!
- Так вы хотите, чтобы Медзенга понес наказание?
- Он получит свое, не беспокойтесь! – туманно отвечал Жеремиас.
- Может, вы поступаете так из-за своей племянницы Луаны? Не хотите причинять ей боль? Ведь ни для кого не секрет, что она и Бруну Медзенга любят друг друга, - дотошно расспрашивал Валдир, на что Жеремиас отвечал категорично:
- Это была глупость со стороны Луаны. Она ушла от Медзенги и никогда к нему не вернется!
Не добившись от Жеремиаса ничего конкретного, Валдир пришел к выводу, что тут одно из двух: либо Бердинацци оговаривает Медзенгу, желая окончательно скомпрометировать его в глазах племянницы, либо Мясной Король действительно стрелял в старика, но тот не хочет поднимать шума опять же из-за Луаны.
И, чтобы прояснить ситуацию, инспектор вызвал Бруну для очной ставки с Жеремиасом.
Луана, узнав об этом, еще раз попросила дядю сказать правду. Жеремаис рассердился:
- Так ты думаешь, я вру?!
- Я не верю, что Бруну в вас стрелял, - ответила Луана, - и думаю, вы просто могли ошибиться.
- Да я видел его, как сейчас тебя! – заявил Жеремиас.
- И что вы с ним сделаете? Отдадите под суд? – упавшим голосом промолвила она.
- Нет. Наказанием для Медзенги будет то, что он потеряет тебя и ребенка! – гневно молвил Жеремиас.
На очной ставке он повторил все, что говорил до сих пор, чем привел Бруну в бессильное бешенство. А окончательно добила Медзенгу Луана, сказав, что теперь уж точно поверила дяде.
- Да неужели ты не видишь, как он нагло врет? – возмущался Бруну. – Во-первых, у меня есть надежное алиби, а во-вторых, я просто не смог бы выстрелить в этого жалкого старикашку!
- А я помню, как ты говорил, что все Бердинацци должны рождаться мертвыми, - сказала Луана и заплакала, заслонив обеими руками живот, словно хотела таким образом защитить будущего ребенка от его жестокого отца.
Бруну тоже готов был зарыдать от отчаяния:
- Ну что я должен сделать, чтобы ты мне поверила?!
- Ничего, - тихо молвила Луана, вытерев слезы. – Будем считать, что я никогда не знала Бруну Медзенгу и не жду от него никакого ребенка. Оставь меня. Мы расходимся навсегда.
Бруну понял, что уговаривать ее сейчас бессмысленно, и уехал.
А Жеремиас после очной ставки спросил у Валдира, нашел ли он пулю, и, получив отрицательный ответ, заявил:
- Ну и забудьте о ней. Закройте дело. Я не хочу больше никакого расследования.

0

50

Глава 42

С тех пор как сенатор Кашиас обнаружил у своей горничной неподдельный интерес к его либеральным идеям, он охотно просвещал ее в вопросах текущей политики, и Шикита всегда слушала его с огромным воодушевлением.
Однажды, когда сенатор особенно увлекался, излагая ей суть аграрной реформы, способной в короткий срок сделать Бразилию процветающей страной, Шикита в порыве благодарности обняла его и страстно поцеловала в губы.
Кашиас в первый момент опешил, но, увидев перед собой чистые, полные восторга и самоотверженности глаза Шикиты, уже сам притянул ее к себе  и тоже поцеловал – с меньшей страстью, зато с гораздо большей нежностью.
Шикита, осмелев, также захотела продемонстрировать свою нежность, которую она давно уже втайне испытывала к хозяину… Словом, их поцелуи могли бы продолжаться до бесконечности, если бы не внезапный звонок Розы.
- Алло, - ответила Шикита, не сумев скрыть своего недовольства.
Розе такой тон не понравился, она стала отчитывать зарвавшуюся горничную и заодно спросила:
- Что ты там успела натворить с моим мужем?
Шикита смущено поджала губы, и сенатор вырвал у нее трубку, из чего Роза смогла заключить, что «голубки» находились рядышком , очень близко друг от друга.
- Ты лежишь с этой девкой в одной кровати? – грубо прервала она мужа.
Кашиас начал неумело оправдываться, чем накликал на себя еще больший гнев жены.
А кончился весь разговор тем, что Роза потребовала от него развода.
- Что ж, ты получишь развод, потому что мне надоела твоя подозрительность! – заявил Кашиас.
И не успела Роза опомнится, как он прилетел в Рибейран-Прету специально для того, чтобы развестись с нею.  А Лилане он так объяснил свое решение:
- К сожалению, этот брак стал для меня невыносимым. Чтобы работать нормально, в полную силу, мне нужен мир и спокойствие. Я больше не могу с утра до ночи отвечать на исторические звонки.
Говоря это, сенатор старался не смотреть дочери в глаза, а когда она прямо спросила, влюблен ли он в Шикиту, неожиданно для себя соврал:
- Перед отъездом сюда я уволил эту девушку!
- Ну так, может, мама теперь успокоится? – высказала робкую надежду Лилиана.
- Нет, если я сейчас отступлю, то она тем более не даст мне спуску. За долгие годы я хорошо изучил ее мерзкий характер.
- Ты теперь постоянно будешь жить в Бразилиа?
- Да.
- А когда у меня родится ребенок, ты приедешь? – спросила Лилиана  так печально, что у Кашиаса больно сжалось сердце.
- Ну конечно, моя девочка, - ответил он, нежно обняв дочь. – Я ведь развожусь с Розой, а не с тобой.
Судебное заседание длилось недолго и прошло для Кашиаса как в тумане. Получив развод, он торопливо простился с Лилианой и, уже из окно машины, мельком увидел вздрагивающие плечи Розы, плакавшей на груди у дочери.
Шикита встретила его в праздничном наряде, и это почему-то взбесило сенатора.
- Я сказал дочери, что ты уволена, - бросил он с порога. – И это была не ложь, а правда. Ищи себе другую работу, Шикита.
- Ты даже после развода не чувствуешь себя свободным, - промолвила она разочарованно.
- Я чувствую себя дрянью! – огорошил ее Кашиас.
Шикита помолчала, пытаясь осознать, что с ним происходит, а потом заявила решительно и твердо:
- Считай, что горничная – ушла. А женщина – осталась!





О разводе Кашиаса Бруну узнал от Маркуса и очень огорчился.
- Вот еще одна семья распалась, - промолвил он в задумчивости. – Не умеем мы жить, как наши родители – вместе до самой смерти… Лилиана конечно же страдает. Ты бы поддержал ее сейчас.
- Да, страдает, - подтвердил Маркус. – Но выглядит при этом очень неплохо. Знаешь, мне кажется, что она вообще похорошела. От беременности. И спокойнее стала, не давит на меня.
Бруну взглянул на сына с удивлением, а тот продолжил:
- Я уже сгораю от нетерпения – хочу поглядеть на моего ребенка. А ты? Когда родится твой, ты оставишь его Жеремиасу Бурдинацци?
- Ни за что на свете! – ответил Бруну. – Если понадобиться, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы забрать своего ребенка. Даже у Луаны.
- Отобрать ребенка у матери практически невозможно, если только она сама его не отдаст, - заметил Маркус.
- Ты мудреешь прямо на глазах, - улыбнулся Бруну. - Надеюсь, и Луана вскоре поумнеет. Когда поймет, что ненависть – плохой советчик в любви.
- Но ты ведь тоже ненавидишь Бердинацци! – напомнил Маркус.
- Ну и что? Моя ненависть не распространяется на Луану и будущего ребенка. И я почему-то уверен, что она родит его прямо в мои руки.
Отец и сын Медзенги теперь часто беседовали вот так, по-дружески, проводя вечера вдвоем, поскольку Лейя вновь уехала в Сан-Паулу, почувствовав себя здесь лишней, а Лия много времени уделяла своему возлюбленному Светлячку.
Бруну не препятствовал их отношениям, все больше убеждаясь в том, что эти двое любят друг друга.
И однажды Лия поставила его перед фактом, торжественно сообщив, что вышла замуж.
- Без свадьбы? Без праздника?! – спросил огорчено Бруну.
- Мы заключили только светский брак, - пояснил Апарасиу. – А деньги, которые понадобились бы для банкета, решили поберечь для покупки быков.
- И ты не боишься связывать свою жизнь с таким жмотом? – вынужден был пошутить Бруну, обнимая дочь. А зятя предупредил: - Смотри не переусердствуй в накопительстве. Женщины этого не любят. И моя дочь может тебя бросить!
- Не бойтесь, уж ее-то я никогда не обижу! – расплылся в улыбке Светлячок, счастливый оттого, что ему не пришлось выдерживать бой с тестем.
Вместо свадебного путешествия новобрачные уехали на фазенду в Арагвайю. С ними туда отправились так же Зе Бенту и Лурдинья, по-прежнему не терявшая надежды завоевать сердце этого богатыря с соловьиным голосом.
На время медового месяца Светлячок отменил все концерты, но, как выяснилось в Арагвайе, праздность его тяготила, и он все чаще стал захаживать на ферму, к быкам.
- Что, примеряешь на себя хозяйство тестя? – пошутил однажды Зе ду Арагвайя.
- Да, присматриваюсь, но совсем по другой причине, - серьезно ответил Апарасиу. – Выведываю секреты технологии. А быки у меня будут свои.
- Я тоже когда-нибудь уеду отсюда, - мечтательно произнес Зе ду Арагвайя. – Захвачу кусок земли и буду разводить свои собственный скот!





Вернувшись из больницы, счастливая Жудити сообщила, что хозяин уже полностью выздоровел и завтра его отпустят домой.
Рафаэла натянуто улыбнулась, изображая радость, и Отавинью не удержался от укола, шепнув ей:
- На этот раз у тебя ничего не вышло, дорогая.
Рафаэла вспыхнула  и, подождав, когда уйдет Жудити, обрушила свой гнев на мужа:
- Перестань меня обвинять в том, чего я не делала! Дядя видел, как в него стрелял Бруну Медзенга!
- У Медзенги есть алиби, - возразил Отавинью. – А твой дядя лжет, и ты знаешь почему.
- Думаешь, он выгораживает меня? – съязвила Рафаэла.
- Возможно, - в тон ей ответил Отавинью.
На следующий день они забрали Жеремиаса из больницы, и тот сразу заметил, что между супругами пробежала черная кошка. «Может, Отавинью догадывается, что ребенок, которого ждет Рафаэла, - не его? – подумал Жеремиас. – Или тут какая-нибудь другая причина? Вообще Рафаэла насквозь фальшивая. И не известно еще, действительно ли она Бердинацци, внучка Бруну. Надо бы наконец разобраться в этой истории».
- Врач сказал, что вам, дядя, еще необходим строгий режим отдыха и питания, - промолвила между тем Рафаэла. – Я пообещала ему заботится о вас.
- В этом нет нужды, - довольно сухо произнес Жеремиас. – При мне будут находится Луана и Жудити. А ты с Отавинью уедешь на свою фазенду.
- Но я не хочу туда ехать! – воспротивилась Рафаэла. – Мой долг – быть сейчас рядом с вами. И к тому же я не люблю эту фазенду, которая принадлежала бывшей жене Медзенги. Все, что связано с фамилией Медзенга, вызывает у меня отвращение!
- Ничего, потерпишь, - сказал Жеремиас. – У тебя нет выбора. Отправляйтесь туда завтра же.
Они уехали, но через несколько дней Отавинью позвонил Жудити и признался, что с трудом выносит капризы Рафаэлы и ее дурной характер. Жудити, естественно, рассказала об этом Жеремиасу, и он решил вызвать Отавинью для откровенного разговора.
Рафаэла конечно же увязалась вслед за мужем, но Жеремиас встретил ее холодно и сразу же увел Отавинью на кофейную плантацию, чтобы никто не мог их подслушать.
- Я сделал большую глупость, женив тебя на Рафаэле, - начал он с самого трудного для себя признания. – Дело в том, что ребенок, которого она ждет, не твой, а Маркуса Медзенги.
- Я подозревал это, но не был до конца уверен, - мрачно произнес Отавинью. – Что же мне теперь делать? Посоветуйте!
- Ничего не надо делать, - уверенно сказал Жеремиас. – Подожди немного. Я обратился за помощью в итальянское консульство. Хочу узнать, не завел ли мой брат детей во время войны и действительно ли Рафаэла – его внучка.
- Вы тоже думаете, что она не Бердинацци? – совсем расстроился Отавинью.
- Не исключаю такой вероятности. Но пока не пришел официальный ответ, держи это при себе, парень. Договорились?
Рафаэле очень не понравилось поведение дяди, вздумавшего посекретничать с Отавинью, и она, будучи готовой к любому повороту событий, рискнула на упреждающий маневр – затеяла «секретный» разговор с Жудити:
- Я бы на месте дяди остерегалась в первую очередь Луаны. Она очень опасна, потому что является сообщницей Бруну Медзенги. Даже если стрелял не он сам, а кого-то нанял, то Луана должна сообщить убийце, когда дядя отправился на кофейную плантацию.
- Луана не знала, когда сеньор ушел из дома, - возразила Жудити. – По крайней мере, так она сказала инспектору Валдиру.
- Вот именно! – подхватила Рафаэла. – Так она сказала сама! А что же ей оставалось говорить? Что она выкрала у дяди пистолет и дала его Бруну Медзенге? А потом спрятала пулю?
- Ты несешь какой-то бред! Луана не способна на такое! – возмутилась Жудити.
Рафаэла посмотрела на нее с сочувствием.
- Ты не испытала настоящей любви, бедняжка. Поэтому и не можешь знать, что влюбленная женщина способна на все, даже на преступление! Вот взять хотя бы меня… Признаюсь тебе по секрету, что я точно так же дала дядин пистолет Маркусу, чтобы он убил Фаусту.
- Боже мой! – испугано воскликнула Жудити. – Почему  же ты не сказала об этом раньше?
- Ну, во-первых я тогда любила Маркуса и не хотела для него неприятностей. А во-вторых, Маркус мне очень помог, избавив от Фаусту. Ведь тот требовал, чтобы я отравила дядю Жеремиаса. Только ты не говори об этом никому, а лучше следи за Луаной, - попросила Рафаэла, уверенная в том, что Жудити не сможет сохранить тайну и доложит обо всем Жеремиасу.
Экономка, таким образом, оказалась в сложной положении: с одной стороны, она не верила в виновность Луаны и не хотела поставить ее под удар, а с другой – считала своим долгом предупредить хозяина об опасности. Рафаэлу же и Маркуса ей не было жалко. Если они убили Фаусту, то пусть и ответят за это.
Терзаемая сомнениями, Жудити решила сначала осторожно поговорить с Луаной.
- Скажи, когда Бруну Медзенга провел здесь с тобою ночь, он ходил по дому? – спросила она.
- Нет, - ответила Луана, удивившись такому вопросу.
- А пистолет, который лежит в комнате хозяина, ты когда-нибудь трогала? – продолжала вести дознание Жудити.
- Никогда! Почему ты об этом спрашиваешь? – встревожилась Луана.
Жудити не стала объяснять причину своего любопытства. Но поскольку ситуация и теперь не прояснилась, то отважилась все же на прямой разговор с патроном. Однако сделать это было не просто, и она начала издалека:
- Признайтесь мне, сеньор, вы действительно видели Бруну Медзенгу на плантации в тот ужасный день?
- Нет. Это был один из его приспешников, - сказал Жеремиас.
Такой ответ еще больше озадачил Жудити.
- Значит, у Медзенги все-таки был сообщник? – вымолвила она с ужасом. – И… кто?..
Жеремиасу не понравилась такая дотошность.
- Уж не Валдир ли тебя подослал ко мне? – отшутился он.
- Нет, как вы могли такое подумать?! – приняла все за чистую монету Жудити. – Я знаю, что нехорошо выдавать чужие тайны, но и молчать не могу. Рафаэла призналась мне, что доктора Фаусту убил Маркус Медзенга. И она сама дала оружие, потому что хотела защитить вас…
- Неужели? Это очень интересно! – оживился Жеремиас. – Ну-ну, продолжай. Что еще она тебе поведала?
- Рафаэла так же сказала, что в вас стрелял Бруну Медзенга, из вашего же пистолета, который он получил от Луаны.
Жудити облегченно вздохнула, избавившись от непосильного груза, а Жеремиас, обеспокоившись, тотчас же открыл ящик стола, в котором хранил пистолет.
Оружие оказалось на месте. Жеремиас взял пистолет в руки, желая осмотреть его внимательно, и тут внезапно грянул выстрел.
Жудити на мгновение лишилась чувств, а когда очнулась, то увидела склонившегося над нею патрона – живого и даже не раненного.
- Это чудо, что пуля никого из нас не зацепила, - сказал он. – Только остается тайной, кто же зарядил пистолет. Я этого не делал.
- Неужели Рафаэла говорила правду? – высказала робкое предположение Жудити.
- Если так, то я потеряю Луану, мою настоящую Мариету Бердинацци, - мрачно молвил Жеремиас.
В этот момент дверь отворилась и в кабинет вбежали испуганные Луана, Рафаэла и Отавинью. Жеремиас успокоил их, сказав, что сам неосторожно задел курок.
Затем он уединился с Отавинью и рассказал ему, что произошло на самом деле.
- Тебе понятно, что тот, кто зарядил пистолет, хотел меня таким образом убить?
- Вы думаете, это сделала Рафаэла? – задал встречный вопрос Отавинью.
- Я уже ничего не думаю, потому что никому не верю – ни Рафаэле, ни Луане.
Отавинью выразил удивление, поскольку до сих пор Жеремиас полностью доверял Луане.
- А ты никогда не слышал от Рафаэлы, как она помогала молодому Медзенге убить Фаусту, а Луана соответственно помогла Медзенге-старшему, который стрелял в меня?
Отавинью был поражен услышанным.
- Нет, Рафаэла не посвятила меня в свою тайну, - сказал он, переведя дух. – Но в любом случае я благодарен Маркусу Медзенге за то, что он убрал этого негодяя. Не понятно только, почему Рафаэла вдруг проговорилась. Тут что-то не так. И почему молчала до сих пор насчет Луаны, хотя едва выносит ее? Боюсь, это просто наговор. У Луаны нет причин желать вам смерти.
- Есть, с сожалением произнес Жеремиас. – Она может мстить за своего отца, которого я когда-то обидел. А вообще, мне эта история тоже кажется довольно странной, потому я и решил обсудить ее с тобой. Поговори с Рафаэлой, выведай у нее, откуда она знает, что Луана давала Медзенге мой пистолет.
Отавинью конечно же не сказал ему, что знает, какую цель преследует Рафаэла, но у нее спросил без обиняков:
- Ты оговорила Луану только затем, чтобы дядя переписал завещание в твою пользу?
- Нет. У меня есть серьезные улики против Луаны, и раз уж это все равно всплыло наружу, то я саа расскажу о них дяде. Хочешь послушать? Тогда идем вместе!
История, которую она поведала Жеремиасу, выглядела так:
- В день убийства я выглянула в окно и увидела, как Бруну Медзенга быстро уходил в сторону от дома. И в руках у него был небольшой сверток.
- Ну и что это доказывает? – разочаровано спросил Жеремиас. – Допустим, Бруну действительно крутился в тот день возле нашего дома. Но в свертке не обязательно мог быть пистолет.
- Нет, вы не все поняли, - возразила Рафаэла. – Это доказывает, что он вас выслеживал. И пошел за вами на плантацию. А уж там спокойно в вас выстрелил.
- Ладно, теперь понял, - сказал Жеремиас. – Но при чем тут Луана? На каком основании ты обвиняешь ее?
- А это пусть она расскажет вам сама! – ушла от ответа Рафаэла. – Позовите ее сюда и спросите, как она выкрала у вас пистолет и отдала его Медзенге. А потом, когда покушение не удалось, зарядила тот самый пистолет в надежде на несчастный случай.
- Я так редко вспоминаю о своем оружии, что случая пришлось бы ждать довольно долго, - заметил Жеремиас, но у Рафаэлы и тут нашелся веский довод:
- Нет, не скажите! Я сама слышала, как она говорила вам, что убийца может повторить покушение и вы должны принять меры предосторожности. То есть намекала, чтобы вы всегда имели при себе оружие.
- Да, я припоминаю, - согласился Жеремиас. – Но об этом мне говорили также и Жудити, и ты.
- Конечно, мы все о вас тревожимся. Но сейчас речь идет о Луане, - вернула его в нужное русло Рафаэла. – Вы будете говорить с нею?
- Нет. Сейчас не буду, - твердо произнес Жеремиас. – Подумаю до утра, а там решу, как с вами со всеми поступить.
Утром он все же допросил Луану, но, кроме обиды и слез, ничего от нее не добился.
- Если вы можете думать обо мне так плохо, то я сегодня же уйду от вас! – заявила она.
- Куда? К Медзенге? – рассвирепел Жеремиас.
- Это вас уже не должно волновать, - отрезала Луана.
- Нет, ошибаешься! – грозно сказал Жеремиас. – Ты моя племянница, и я тебя никуда не отпущу. Забудь все, о чем я тебя спрашивал, и спокойно вынашивай моего внука. Валдир не узнает о подозрениях Рафаэлы, а я сегодня же отправлю ее на новую фазенду.
Рафаэла пришла в бешенство, узнав о таком решении Жеремиаса, и заявила, что сама все расскажет инспектору Валдиру.
Жереиас вынужден был осадить ее, прибегнув к шантажу:
- Ты от кого ждешь ребенка?
- От Маркуса! – ответила она с вызовом.
- То-то же, - удовлетворенно заключил Жеремиас, пологая, что одержал верх в схватке со строптивой племянницей.
Но он ошибся. Рафаэла и не думала сдаваться, а потому выложила свой главный козырь:
- Вас еще интересует та пуля, которую искал инспектор Валдир? Если да, то я, кажется могу ему помочь. Совсем недавно мне припомнилось, как в день покушения Луана что-то закапывала или раскапывала в дальнем угла сада. Пойдете туда, и мы найдем там пулю, я теперь в этом не сомневаюсь.
- Что ж, зови Отавинью и пойдем, - согласился Жеремиас.
Как и следовало ожидать, злосчастная пуля лежала в указанном месте.
Жеремиас в очередной раз задумался, не зная, как ему теперь поступить.

0

51

Глава 43

Жозимар и Кловис подозревали в убийстве Ралфа не только Лейю, но так же и Сузану, и ее мужа Орестеса.
На допросе Орестес не стал  отрицать, что нанял людей, чтобы те избили Ралфа, но ни о каком убийстве и не помышлял.
- Его избивали в вашем присутствии? – спросил Жозимар.
- Да.
- А что там делала сеньора Сузана?
- Я сам привел ее туда, чтоб она увидела, как я поквитаюсь с Ралфом. Этот мерзавец сначала соблазнил мою жену, а потом стал распускать руки.
- То есть бил ее? – уточнил Жозимар.
- Да. И я могу то же самое сказать на суде. Последствия меня не пугают, - заявил Орестес.
- У меня имеются записи разговоров, которые подтверждают показания сеньора Орестеса, - вставил Кловис.
- Хорошо. Принесите кассеты, мы приобщим их к делу, - распорядился Жозимар. А Сузане и Орестесу задал следующий вопрос:
- Когда вы ушли с пляжа, Ралф был жив?
- Да, - хором ответили супруги.
- И в песок вы его не закапывали?
- Нет.
- А может, вам повезло увидеть, кто это сделал?
- Нет!
На этом допрос закончился. А уже сидя в машине, по дороге домой, Орестес сообщил жене, что подкупил человека, который уничтожил те компрометирующие записи, что находились у Кловиса.
- Спасибо, - улыбнулась в ответ Сузана. – Ты такой предусмотрительный и находчивый!
- Да, я такой, - горделиво молвил Орестес. – А ты собиралась променять меня на какого-то альфонса!
- Нет, это не так, ты же знаешь!
Орестес печально покачал головой и сказал:
- Я знаю только то, что приказал избить этого подонка. А все остальное, дорогая, - твоих рук дело. И, должен заметить, ты не плохо потрудилась.
Кловис понимал, что кассеты уничтожил Орестес, но доказать это не мог, так же как не мог доказать его причастность к убийству Ралфа.
Лейя Медзенга тоже оставалась только в числе подозреваемых, а никаких улик против нее у следствия не имелось.
И тогда Кловис решил подослать к ней Мариту, чтобы та спровоцировала Лейю на какие-то дополнительные действия, способные вывести следствие из тупика.
Получая инструкцию, как ей следует себя вести, Марита спросила Кловиса:
- Значит, вы все-таки думаете, что Ралфа убила Лейя?
- Ну, сделать это она одна не могла, - ответил Кловис. – Но в любом случае Лейя Медзенга знает, кто убийца.
Марита приехала к Лейе без приглашения и таинственным голосом сообщила, что ей звонил Ралф.
- Ему нужна помощь, - говорила она с растущим волнением. – Он просит денег, а у меня их нет.
По соображениям Кловиса, Лейя должна была понять эту фразу как шантаж со стороны Ралфа, который чудом выжил и теперь требовал денег за свое молчание. Лейя в этом случае не захочет, чтобы Ралф назвал имя того, кто на него покушался, и предпочтет выложить  деньги, то есть откупиться.
Но Лейя повела себя иначе. Она возмутилась!
- Да он украл у меня целое состояние. Где же эти деньги? – спросила она у Мариты, изо всех сил стараясь не показать своего испуга.
- Он все проиграл, - пояснила Марита, но в Лейе это не вызвало сочувствия.
- Ты зря приехала, - твердо произнесла она. – Ралф от меня больше ничего не получит. Он для меня умер.
Марита уехала от нее ни с чем, и это весьма озадачило Кловиса. Но, не имея никаких других зацепок, он решил и дальше провоцировать Лейю с помощью Мариты. Для этого ему пришлось посвятить Мариту в некоторые подробности дела:
- Нам известно, что в ночь происшествия  Лейя и Бруну Медзенга были на пляже Гуаружа. Не исключено, что они сами закопали избитого Ралфа в песок. Или не препятствовали сделать это кому-то другому, понимая, что во время прилива Ралф не сможет выбраться и непременно утонет.
Марита, до той поры еще надеявшаяся увидеть Ралфа живым, заплакала от горя. И, придя к Лейе в следующий раз, уже не стала прибегать кот лжи, а просто обрушила на соперницу гневные обвинения:
- Ралфа нет в живых! Ты убила моего мужчину, моего возлюбленного!
- Но разве не ты говорила, что он тебе на днях звонил и просил денег? – напомнила ей Лейя.
- Не прикидывайся дурочкой! – воскликнула Марита. – мы обе знаем, что Ралф погиб. И убила его ты!
- Господь с тобой! Ты, похоже, и вправду обезумела от потери, - совершенно искренне посочувствовала ей Лейя, но Марита ответила неожиданны ударом:
- Признайся, что ты делала на пляже в ту ночь вместе со своим бывшем мужем? Это вы закапали Ралфа в песок?
- Откуда у тебя такие сведения? – спросила Лейя, не сумев скрыть своего испуга.
- От детектива Кловиса! – с удовольствием ответила Марита! – Ну что, перепугалась? То-то же! Советую тебе больше не дурачить следователей, а во всем сознаться официально.
У Лейи тем не менее достало мужества выдержать и эту атаку.
- Мне не в чем сознаваться, - твердо произнесла она. – А вот тебе надо молить Бога, чтобы Ралф действительно оказался жив. Потому что ты была единственной из всех любовниц, кто не смирился с его женитьбой на мне. Ты постоянно ему угрожала. И я могу засвидетельствовать это у суде!
- Я бы никогда не смогла бы пойти на убийство, - уже менее воинственно промолвила Марита, - потому что всегда любила Ралфа без памяти.
- Вот-вот, без памяти, - подхватила Лейя. – Ты могла его убить из ревности. Разве это не понятно?
Отбившись таким образом от Мариты, она позвонила Бруну, чтобы вместе с ним выработать дальнейшую тактику поведения:
- Если Кловис меня вызовет, должна ли я отрицать, что ту ночь провела с тобой?
- Нет, - без колебаний ответил Бруну. – Объясни им, что я все еще в тебя влюблен и как раз в ту ночь намеревался с тобой помириться. А все остальное – лишь досадное совпадение.
«Я была бы счастлива, если бы в тебе осталась хоть капля любви ко мне», - с грустью подумала Лейя, положив трубку.




А Бруну некогда было печалится в одиночестве: он встречал дочь и зятя, вернувшихся из Арагвайи.
- Ну, по вашему счастливому виду я сразу могу определить, что вы еще не наскучили друг другу, - пошутил он. – А что там новенького на фазенде?
- Да ничего особенного. Все в порядке, - ответила Лия. – Зе хлопочет на ферме, а Донана учит Уере грамоте!
- Неужели? – изумился Бруну. – А сама-то она умеет читать и писать?
- Умеет, - засеялась Лия. - Правда, Зе утверждает, что не слишком хорошо.
В таком шутливом настроении они беседовали до тех пор, пока Светлячок не сказал, что вновь отправляется на своем автобусе в гастрольную поездку.
- И ты будешь скитаться с ним по свету в захудалом автобусе? – спросил Бруну у дочери.
Лия согласно кивнула.
- Но я уже предлагал вам поселиться в нормальном доме и принять от меня в подарок самолет.
- Нет, это слишком роскошный подарок, я не могу его принять, - уперся Апарасиу.
Бруну расстроился, но ненадолго, потому что вскоре явились Маркус и Лилиана, лица которых светились неподдельным счастьем.
- У вас приятные новости? – догадался Бруну.
- Да, мы только что от врача, - сообщил Маркус. – Теперь уже точно известно, что у нас будет мальчик!
Не желая скрывать своего восторга, он здесь же, при всех, поцеловал Лилиану в губы.
Бруну искренне порадовался такому повороту событий, но уже в следующий момент с болью вспомнил о своем ребенке, которого вынашивала Луана. И решил поехать в Минас-Жерайс хотя бы затем, чтобы справиться о ее здоровье.
Однако вскоре позвонил Валдир и пригласил Бруну приехать туда вместе с Маркусом – для дачи показаний.
- А зачем вам понадобился Маркус? – встревожился Бруну.
- Как свидетель, - не стал объяснять истиной причины Валдир.





Пуля, найденная в саду по подсказке Рафаэлы, заставили Жеремиаса переменить решение и обратиться все-таки к Валдиру.
- Отдайте эту пулю на экспертизу. Я хочу знать, была ли она выпущена из моего пистолета, - сказал он инспектору. – А потом, в зависимости от результата экспертизы, вы получите дальнейшие объяснения.
На следующий день Валдир подтвердил опасения Жеремиаса, и тот рассказал, как и почему была найдена пуля.
- Что ж, я вынужден официально допросить ваших племянниц, - сказал Валдир.
Рафаэла слово в слово повторила все сказанное ранее и спросила Валдира:
- Теперь вы меня арестуете?
- Пока нет, - ответил он. – Но мне придется привлечь вас к ответу за соучастие в убийстве доктора Фаусту.
С Луаной же все вышло гораздо сложнее: она отрицала свою вину и прямо в лицо говорила Рафаэле, что та врет.
- Зачем ей врать, если она призналась в том, что помогла Маркусу Медзенге совершить убийство? – резонно заметил Валдир.
- Я не знаю, что у нее на уме, но если дядя верит в мою виновность, то можете сразу забрать меня в тюрьму, - сквозь слезы произнесла Луана.
Валдир ответил, что арестовать ее всегда успеет, а для начала устроит обеим племянницам очную ставку с отцом и сыном Медзенга.
Весь день Луана проплакала, закрывшись у себя в комнате. И постепенно в ней созрело решение, что ее ребенок не должен быть ни Медзенгой, ни Бердинацци.
- Ты будешь только моим, - шептала она, бережно поглаживая живот. – А все Медзенга и Бердинацци пусть продолжают упиваться своей ненавистью друг к другу!
Утром растерянная Жудити сообщила патрону, что Луана исчезла из дома, ни с кем не простившись и не оставив никакой записки.
Жеремиас тотчас же велел своим работникам прочесать ближайшие окрестности. Но найти Луану им так и не удалось.
Рафаэла же не скрывала своего торжества.
- Мне думается, бегство Луаны как раз и доказывает ее вину, - сказала она Жеремиасу.
- А может Луана уехала прямо к Бруну Медзенге? – высказала предположение Жудити, чем очень разгневала хозяина.
- Если она это сделала, то я не пожалею никаких сил, чтобы засадить Бруну и его сына за решетку! – заявил он.
Исчезновение Луаны выбило из колеи Отавинью, и он устроил Рафаэле скандал.
- Ну и что, добилась своего? – кричал он, глядя на нее с нескрываемой злобой. – Довела ни в чем не повинную девушку до того, что она может родить теперь где-нибудь на дороге? А сама ты сядешь в тюрьму за соучастие в убийстве!
- Успокойся, не спеши с выводами, - хладнокровно ответила Рафаэла. – на суде меня обязательно оправдают: учтут, что я действовала из благих побуждений, желая защитить дядю. И к тому же у меня есть еще одно смягчающее обстоятельство – я жду ребенка! А дядя теперь уж точно изменит завещание в мою пользу.
- Ты страшный человек! – сказал ей Отавинью. – Я уже боюсь, что ты и со мной можешь вот так же расправиться.





Узнав, зачем их на самом деле вызывали в Минас-Жерайс, Бруну и Маркус, конечно же, возмутились и сами потребовали очной ставки с Рафаэлой.
- Я уже пригласил сюда не только ее, но и Луану Бердинацци, - сказал Валдир, но тут как раз ему доложили, что Луана внезапно исчезла.
- Клянусь, вы ответите за этот произвол, - не сдержался Бруну. – Если с Луаной что-то случиться, я…
- В данной ситуации вам стоит подумать прежде всего о себе, - посоветовал ему Валдир и позвал в кабинет Рафаэлу.
Она, глядя Маркусу прямо в глаза, сказала, что сама дала ему пистолет, из которого он убил Фаусту.
Маркус был ошеломлен.
- Ты что, сдурела? – бросился он к Рафаэле и занес руку для удара, но вовремя был остановлен отцом.
- Разве ты не понимаешь, что это месть? – сказал ему Бруну. – Подлая месть семейства Бердинацци. Дядя и племянница действуют заодно и пытаются нанести нам двойной удар. Но у них ничего не получится, потому что я привлеку к этому делу самых лучших адвокатов Бразилии, а если понадобится, то и всего мира.
- Да уж, позаботься о своей защите, потому что вас обоих будут судить, - строго произнес Валдир. – А кроме того, я займусь розыском вашей сообщницы Луаны, сеньор Медзенга.
Когда они вышли из полицейского участка, Маркус спросил отца:
- Неужели Луана тоже обвинила тебя, как это проделала со мной гадюка Рафаэла?
- Нет, уверенно молвил Бруну. – Луана наверняка бежала ко мне. Поедим скорее домой: она, возможно, уже там и ждет меня.
В Рибейран-Прету, однако, Луаны не было. И не объявилась она и в последующие дни. Тогда обеспокоенный Бруну послал Маурити в лагерь Режину, надеясь отыскать ее там.
А Маркус находил утешение в общении с Лилианой, перед которой чувствовал себя очень виноватым.
- Мне страшно подумать, что наш ребенок родится, когда я буду сидеть в тюрьме, - сокрушался он. – Причем за преступление, которого не совершал.
Лилиана успокаивала его, говоря, что судьи во всем разберутся и вынесут справедливое решение, но Маркус был настроен более пессимистически:
- Нет, эти проклятые Бердинацци обложили нас со всех сторон. Выпутаться будет непросто. Я, конечно, сам виноват, что связался с мерзавкой Рафаэлой. А вот отец может пострадать ни за что. И чтобы спасти его, я готов признаться, будто стрелял также и в проклятого Жеремиаса Бердинацци! Мне только жаль тебя и нашего ребеночка.
Лилиана беззвучно плакала, слушая его, и все еще не могла поверить, что Маркус стал таким, каким виделся ей всегда: нежным, любящим, совестливым. Но если стало возможным такое чудо превращения, то почему невозможно, чтобы восторжествовала справедливость и Маркуса оправдали?!
- У нас все будет хорошо, - сказала она, вложив в эти слова всю свою любовь и веру в торжество добра над злом.
- Спасибо тебе, - поцеловал ее Маркус. – Когда ты со мной, я тоже начинаю верить, что все напасти кончатся и мы будем счастливы.
На следующий день он послал Лилиане подарок – новенький изящный автомобиль. Роза искренне порадовалась за дочь, добавив при этом с оттенком печали:
- Хоть бы у тебя все, наконец, наладилось…
Лилиана поняла, что мать имеет в виду, и попыталась ее утешить:
- Шикита не работает у отца и не живет у него. Я специально наводила справки. Так что, может, еще не все потеряно?
- Нет, прошлого не вернуть, - покачала головой Роза. – После всего, что произошло, я утратила интерес к Роберту и только сейчас почувствовала вкус к жизни.
- Лилиана посмотрела на нее с удивлением.
- У тебя… кто-то появился? Другой мужчина?
Роза смутилась и не стала отвечать на этот вопрос.

0

52

Глава 44

Не найдя Луаны в лагере безземельных крестьян и на фазенде Арагвайя, Бруну попросил своего давнего приятеля комиссара Бордона заняться ее розыском. При этом он не исключал, что Луану держит взаперти Жеремиас Бердинацци, чтоб она не смогла опровергнуть показания Рафаэлы. Бруну не терпелось поехать в Минас-Жерайс и перевернуть там все вверх дном, только бы вызволить Луану, но Бордону удалось отговорить его от столь рискованного поступка.

А между тем Луану искал также и Жеремиас, и Валдир. Прежде всего они выяснили, что в доме Бруну ее нет. Жеремиас, правда, высказал предположение, что Медзенга прячет Луану где-нибудь в другом месте, но у Жудити на сей счет имелось собственное мнение:
- А я думаю, она скрывается и от тех, и от других, потому что для нее невыносима эта вражда между Медзенга и Бердинацци.
Валдиру ее замечания показалось любопытным, и он счел необходимым поговорить с нею наедине, в отсутствие Жеремиаса.
- Насколько я мог понять из ваших слов, вы не верите в виновность Луаны?
- Нет, - твердо ответила Жудити. – И ее побег – лишнее тому доказательство. Она не смогла больше здесь находиться, потому что патрон усомнился в ее честности.
- А как вы думаете, в вашего хозяина стрелял Бруну Медзенга или кто-нибудь другой?
- Откуда мне знать? Я сама спрашивала об этом сеньора Жеремиаса, и он сказал, что это не Бруну.
- Вот как? – изумился Валдир. – А кто же?
- Больше он мне тогда ничего не сказал.
- Но если Бруну Медзенга и Луана непричастны к покушению, то как это соотнести с показаниями Рафаэлы?
Жудити на секунду задумалась, решая, стоит ли ей говорить всю правду инспектору, но страх за хозяина и злость на Рафаэлу пересилили ее сомнения.
- Рафаэла – змея! Она могла все выдумать, чтобы поссорить Луану с сеньором Жеремиасом.
- Но она же призналась и в собственной вине, - напомнил Валдир. – Как вы это объясните?
- Тут какая-то мудреная хитрость, которую мне не понять, - ответила Жудити. – Но Рафаэла способна на все, и я, честно говоря, опасаюсь за жизнь патрона.
- То есть, вы допускаете, что стрелять в него могла Рафаэла?
- Я не могу этого утверждать. Просто у меня нет никакого доверия к Рафаэле, - пояснила Жудити. – Слава Богу, хоть она сейчас далеко отсюда – сеньор отправил их с Отавинью на новую фазенду.
После разговора с экономкой Валдир понял, что внести ясность в ситуацию может только Луана, которую надо разыскать во что бы то ни стало. А пока у него имеются только двое подозреваемых – отец и сын Медзенги.





Покидая дом Жеремиаса, Луана не знала куда направляется. Просто вышла на дорогу, села в первый попавшийся грузовик и поехала в нем, желая только одного: оказаться как можно дальше от Минас-Жерайс.
Затем, немного успокоившись, она подумала, что ее наверняка будут искать – и дядя, и, вероятно, Бруну. О том, что она представляет интерес также для полиции, Луана даже не вспомнила.
Тем не менее надо было где-то найти пристанище. Она перебрала в памяти тех немногих людей, которые относились к ней хорошо, и поняла, что все они так или иначе были связаны с Бруну. Даже безземельные Режину и Жасира! Ведь благодаря им Луана познакомилась с ним. И он, скорее всего, станет искать именно там, у Режину и Жасиры. Поэтому путь туда ей был заказан.
А все, что происходило до встречи с Бруну, ассоциировалось в памяти только с рубкой сахарного тростника.
И, не найдя никакого другого решения, Луана отправилась на тростниковую плантацию, где ее тоже поначалу не хотели брать на работу из-за беременности, но две добрые женщины – Жоана и Мария –в конце концов уговорили хозяина, пообещав ему, что присмотрят за новенькой.
Поселилась Луана в доме Марии, которая рассказала ей свою печальную историю:
- Я совсем одна на свете. Отец и брат в прошлом году ушли к безземельным крестьянам, хотели отвоевать себе кусок земли, но погибли в перестрелке с охранниками. Эта хижина – все, что у меня осталось от отца.
Луана на всякий случай утаила некоторые подробности своей биографии. Сказала только, что еще в детстве лишилась родителей, а сюда приехала из штата Парана.
- Когда твой живот подрастет еще немного, я не пущу тебя на плантацию, - покровительственно сказала Мария. – Как-нибудь проживем! Родишь здесь, у меня. И вместе мы выходим твоего ребеночка, не волнуйся.
- Спасибо, ты очень добра ко мне, - ответила Луана. – Но я буду рубить тростник, насколько у меня хватит сил. Даже если моему сыну придется родиться прямо на плантации! Ты дала мне кров, и это уже само по себе очень много. А кормить себя и ребенка я должна сама.
И она работала. Сцепив зубы, превозмогая боль в спине. Когда становилось совсем невмоготу – вспоминала о том, ради чего бежала сюда: «Мой малыш появится на свет, и здесь его никто не возненавидит, потому что он не будет ни Медзенгой, ни Бердинацци!»
Мария же, видя, с каким упорством работает Луана, очень жалела ее и однажды заговорила об отце будущего ребенка: может, он не совсем законченный негодяй и захочет помочь своему дитяти?
Луана решительно пресекла этот разговор:
- Отец моего ребенка вовсе не подлец. Но он – несчастный человек, и мне от него ничего не надо.
- Он слишком беден? – по-своему поняла ее Мария.
- Нет, он богат. И, возможно, даже слишком, - совсем запутала Марию Луана.





Не добившись ничего от Лейи, Жозимар и Кловис решили сделать ставку на Сузану, а точнее, на ее мужа Орестеса. Кловис был зол на него за пропавшие кассеты и говорил Жозимару:
- Этот тип способен на все, даже на убийство. Он болезненно привязан к своей жене! Надо его еще раз прощупать.
И подобраться к Орестесу он намеревался через Жералдину, который наверняка должен был что-то выболтать во время официального допроса.
Жералдину действительно чувствовал себя неуютно, сидя перед комиссаром Жозимаром, был чересчур напряжен и явно испуган.
Жозимар спросил, кого из дам Ралф приводил на яхту. Жералдину назвал троих: Лейю, Сузану и Мариту.
- Вы выполняли какую-нибудь секретную работу для доктора Орестеса? – задал следующий вопрос Жозимар.
Жералдину ответил отрицательно, однако на лице его проступил еще больший испуг.
Комиссар же, не дав ему опомниться, бросил коротка:
- А для Бруну Медзенги?
Жералдину нервно заерзал на стуле, и Жозимар понял, что попал в болевую точку. Теперь оставалось только довериться профессиональной интуиции.
- Вы следили за яхтой Орестеса? Отвечайте, кто был там вместе с вами, в вертолете!
Жералдину совсем растерялся. Ему показалось, что комиссар уже сам все знает и отпираться нет смысла. Но и решиться на откровенное признание он тоже не мог. И потому, справившись с волнением, решил не выкладывать сразу все карты, а попытался проверить, что на самом деле известно комиссару.
- Ну, вы будете отвечать? – строго произнес тот.
- Да, я сейчас все расскажу, - вымолвил Жералдину. – Тот вертолет принадлежит Маркусу Медзенге. Он прилетел на нем в Гуаружу. И оба мы увидели, как на яхту доктора Орестеса прошли сеньор Ралф и донна Сузана. А потом туда же, крадучись, поднялся и сам Орестес вместе с какими-то здоровенными парнями. Нам стало ясно, что тут будет драка, и мы с Маркусом Медзенгой поплыли вслед за яхтой на лодке. Вскоре яхта причалила к берегу. Было уже темно. Мы спрятались и увидели, как те парни выбросили Ралфа на берег, отдубасили как следует и закопали в песок.
- Ралф в это время был еще жив?
- Да, он стонал от боли. Видимо, его крепко избили.
- И вы ничего не сделали, чтобы ему помочь?
- Нет. Мы же не думали, что прилив будет в ту ночь таким сильным и сеньор Ралф сможет захлебнуться.
- А просто помочь человеку, которого бьют, вы не считали нужным? – допытывался Жозимар.
- Ну, вообще-то, он получил поделом. Так я считаю, - Жераллдину смутился, испугавшись, что сболтнул лишнее.
Комиссар поблагодарил его за признание и велел отправляться в камеру.
- За что? – возмутился Жералдину. – Я же вам все рассказал!
- За неоказание первой медицинской помощи, - пояснил Жозимар, а затем, когда Жералдину увели, сказал Кловису: - Я изолировал его, чтобы он не смог контактировать с Маркусом Медзеногой, пока мы того не допросим. Посмотрим, насколько совпадут их показания.





Маркус, однако, оказался в то время в отъезде, и Жозимар взялся за Орестеса, против которого теперь появились новые свидетельские показания.
Когда Орестес и Сузана вошли в кабинет комиссара, тот сразу же увидел, что настроены супруги по-разному: жена явно испугана, а муж буквально кипит от раздражения.
- Зачем вы нас вызвали? Сколько это может продолжаться? – не стал скрывать своего негодования Орестес. – В прошлый раз мы рассказали все, что нам было известно.
- Нет, не все, - строго произнес Жозимар. – Вы умолчали о главном – о том, как ваши люди не только избили Ралфа Гомеса, но и сами же зарыли его в песок.
- Это ложь! – закричал Орестес. – Не пытайтесь взять меня на испуг! Мне нечего скрывать, и я даже на суде повторю, что не убивал этого негодяя!
- У нас есть свидетельство матроса Жералдину, который видел, как нанятые вами люди закопали раненого Ралфа, - сказал Жозимар.
- Ваш матрос лжет! – стоял на своем Орестес.
- Чтобы убедиться в этом, мы должны найти тех двоих, которые по вашей просьбе избивали потерпевшего. В прошлый раз вы утверждали, что даже не знаете их имен.
- Я действительно их не знаю. А если вас интересуют имена, то спросите об этом у частного детектива Кловиса. Это он нанимал для меня тех двоих.
- Думайте, что говорите! – предостерегающе воскликнул Кловис, но Орестеса его окрик не остановил.
- Мне теперь нужно защищать себя и свою жену, а вовсе не вас, - сказал он. - Я, как никто, сейчас заинтересован, чтобы те двое пришли сюда и подтвердили мою невиновность.
- Мы их ищем, - сердито ответил Кловис. – А ваши нападки на меня тут совершенно неуместны. Держите себя в руках!
- Нет уж, извините, - возразил ему Орестес. – Если ищете вы, то никогда не найдете, потому что это не в ваших интересах. Те двое могут рассказать, как мы с Сузаной ушли на яхте, а они остались вместе с вами возле избитого Ралфа. И я не поручусь, что это не вы потом закопали его в песок.
Кловис вновь возмутился, но Жозимар велел Орестесу продолжать, причем попросил его рассказать более подробно об условиях сделки с Кловисом.
Орестес охотно пошел на встречу комиссару:
- Поначалу я нанял частного детектива Кловиса затем, чтобы он установил слежку за моей женой. А когда выяснилось, что у нее имеется любовник, который, к тому же, избил ее, то я просто обязан был проучить негодяя. И спросил детектива, как это лучше сделать без лишнего шума. Тогда ваш коллега сказал, что за миллион крузейро сможет устроить, чтобы Ралфа закопали как бродягу.
- Не верь ему, Жозимар! – закричал Кловис. – Это он хотел, чтобы я организовал смерть Ралфа, но я не согласился. И тех двоих тоже не нанимал!
- Ты арестован, - глухо произнес комиссар. – За пособничество в убийстве и за вымогательство денег у подозреваемых.
Из кабинета Жозимара Орестес вышел белый как полотно и всю дорогу молчал, тяжело дыша. Дома Сузана дала ему сердечных капель, и он понемногу пришел в себя.
- А это правда, что Кловис попросил у тебя миллион крузейро за то, что чтобы Ралфа закопали как бродягу? – спросила Сузана.
- Нет, - усмехнулся Орестес,- он попросил у меня два миллиона.
Сузана поняла, что муж шутит, а значит, а значит, и все кошмары сегодняшнего дня кончились.
Однако Орестесу вдруг вновь стало плохо, и, пока Сузана звонила в клинику, он умер.
Жозимар, узнав об это, выпустил из-под ареста Кловиса и велел ему где угодно разыскать тех двоих, что избили Ралфа.
А Сузана, похоронив мужа, нанесла визит Лейе.
- Скажи мне правду, - попросила умоляюще она, глядя на Лейю, - Ралф тебе действительно звонил уже после того происшествия?
Лейя, опасаясь очередной ловушки, ответила неопределенно:
- Я не помню, когда был его последний звонок – до или после.
- Пойми, для меня это очень важно, - продолжала умолять ее Сузана. – Комиссар обвинил Орестеса в убийстве. И теперь только Ралф, если он жив, способен восстановить честное имя моего мужа!
Лейя искренне ей посочувствовала, но никаких новых сведений о Ралфе не сообщила.
Внезапная смерть Орестеса привела Лейе не только Сузану, но и другую соперницу – Мариту.
- Прости, - сказала та. – Я тебя подозревала, но теперь уже точно известно, то ты была ни при чем. Ралфа убил Орестеса, и, надеюсь, он сам отправился прямо в ад. Эта гадина Сузана оплакивает своего муженька. Ралфа она никогда не любила, а он из-за нее погиб! Давай помянем его! – она вытащила из сумки бутылку виски и поставила ее на стол перед Лейей.
- Прости, но ты, по-моему, уже и так… помянула? – сказала та с некоторым высокомерием.
- Да, - нисколько не обиделась Марита. – Сегодня у меня на душе почему-то такая боль, что я не нахожу себе места. Вот и выпила с горя, и к тебе пришла… Только ты сможешь понять мою боль, потому что Ралф был тебе тоже небезразличен.
Лейя не стала обижать ее и выпила вместе с ней рюмку за упокой души Ралфа. Но затем осторожно спросила:
- А откуда ты знаешь, что убил его Орестес?
- Мне сказал Кловис.
- Так, может, это всего лишь какая-то хитроумная игра? – высказала предположение Лейя. – Ты не подумала, что он нарочно тебя дезинформировал?
- Нет, - уверенно произнесла Марита. – Он мне все рассказывает, потому что влюбился в меня. Кстати, от него я узнала и о том, что ваш матрос Жералдину тоже видел, как люди Орестеса закапывали Ралфа в песок.
Лейя, услышав это, похолодела.
- Я не знала, что Жералдину – свидетель, - сказала она, стараясь скрыть свое волнение. – Надо бы порасспросить его подробнее. Может, Ралфу и в самом деле удалось выжить?
- Нет, Ралф погиб, - заплакала Марита. – А с этим матросом мы не сможем поговорить, потому что он сидит под арестом.
- За что?! – воскликнула испуганно Лейя. – Ты же говоришь, он – только свидетель…
- За то, что не оказал Ралфу помощь, - пояснила Марита. – Представляешь, если б он хотя бы вытащил Ралфа из песка!.. Все могло закончиться совсем по-другому.

0

53

Глава 45

Когда Жозимар пытался вызвать Маркуса на допрос, тот находился вместе с отцом в Арагвайе. Бруну все казалось, что Луана бежала именно туда, к Зе и Донане, которые относились к ней как к дочери и где она всегда чувствовала себя легко и спокойно.
- У меня сердце сжимается от боли, когда я думаю, что Луана, беременная, бродит где-то неподалеку, не решаясь войти в дом, - признался он в разговоре с Зе ду Арагвайя.
- Может, она заблудилась на здешних дорогах? – сам того не желая, подлил масла в огонь Зе.
- Не дай Бог! – совсем разволновался Бруну. – Самое ужасное то, что я даже не знаю, жива ли она.
- Ну не надо думать о худшем, - попытался успокоить его Зе. – Я сам поеду искать Луану! И найду ее, даже если мне придется обшарить каждый самый глухой уголок в Бразилии.
Растроганный Бруну обнял его и произнес взволновано, как клятву.
- Если ты найдешь Луану и привезешь ее ко мне, то больше не будешь служащим на этой фазенде, а станешь моим полноправным партнером!
Зе ду Арагвайя тоже растрогался не меньше хозяина, но постарался скрыть свое смятение, а потом сразу перешел к делу:
- Мне тут пришло в голову… Луана много лет работала на тростниковых плантациях. Что, если она и сейчас подалась туда? Пожалуй, с этого я и начну поиск.
Бруну благословил его в дорогу и вернулся вместе с Маркусом домой, в Рибейран-Прету.
А там комиссар Бордон сообщил ему, что работает в контакте с инспектором Валдиром, но каких-либо сведений о Луане у того тоже не имеется.
- Он все еще разыскивает Луану как мою сообщницу?- раздраженно спросил Бруну.
- Ну, пока с тебя не снято подозрение, то, конечно, по этой причине, - мягко ответил Бордон. – Но не только. Он ведет розыск также по поручению Жеремиаса Бердинацци, который в настоящее время находится в Италии.
- Где? – удивился Бруну. – Что ему понадобилось в Италии? Неужели он увез Луану и решил спрятать ее там?
- С тобой невозможно разговаривать: ты все время думаешь только о своей Луане, - укорил его Бордон. – А Бердинацци поехал в Италию выяснить, действительно ли Рафаэла является внучкой его брата Бруну! По крайней мере, так он объяснил свой отъезд Валдиру.
Бруну был потрясен услышанным: неужели Жеремиас тоже сомневается в показаниях Рафаэлы? Значит, она действовала не по его наущению, выдвигая свои чудовищные обвинения? Или старый хитрец просто решил уйти в тень, пока Валдир занимается расследованием?
Ни на один из этих вопросов ответа у Бруну не было.
А Жеремиас между те действительно разыскивал в Италии семью своего покойного брата, или, точнее, то, что от нее осталось. Сделать это было непросто, поскольку Жеремиас не располагал какими-либо сведениями о девушке по имени Джема, которую упоминал в своем письме Бруну Бердинацци. Ему даже не было известно, в каком городе жила она во время войны и где Бруну зарегистрировал с нею свой брак.
Поэтому Жеремиас ничего не рассказывал Жудити о своих поисках, когда звонил ей из Италии, а только спрашивал, не нашлась ли Луана.
Жудити, не расстававшаяся с патроном на протяжении двадцати лет, очень скучала по нему и тяготилась своим одиночеством.
Правда, ей стало немного веселее, когда в Минас-Жерайс вернулся Отавинью, не вынесший совместного проживания с Рафаэлой.
- Я готов отказаться от своей доли наследства, - признался он Жудити, - только бы больше не видеть Рафаэлу. Дядя еще не установил, что она – не Бердинацци? Он же звонит оттуда.
- Нет. А ты тоже допускаешь, что Рафаэла нас всех обманывает? – спровила Жудити.
- Я допускаю не только это, - сокрушенно вымолвил Отавинью. – У меня есть подозрения, что она помогла Фаусту убить моего отца, а потом убрала его самого. И уж совсем не сомневаюсь в том, что Рафаэла оговорила Луану, а также Маркуса и Бруну Медзенга.
- Насчет Бруну я ничего не могу сказать, а вот Маркуса, насколько мне помнится, здесь и близко не было, когда погиб Фаусту, - заметила Жудити. – Что же касается Луаны, то она вообще на такое не способна.
- Ладно, подождем возвращения сеньора Жеремиаса, - устало произнес Отавинью. – Если, конечно, Рафаэле не вздумается устранить к тому времени и меня, как доктора Фаусту.
- Господь с тобой! – испугалась Жудити. – Ты говоришь страшные вещи. Неужели Рафаэла так опасна?
Отавинью не ответил, лишь тяжело вздохнул.





Кловис из кожи вон лез, стремясь реабилитировать себя в глазах комиссара и найти парней, избивших Ралфа, которые исчезли из Гуаружи, как только узнали, в какую неприятную историю вляпались. Отыскать их было непросто, но судьба оказалась благосклонна к проштрафившемуся детективу, и вскоре он доставил тех ребят в полицейский участок, где Жозимар устроил им допрос с причастием.
Они подтвердили то, что ранее говорил Орестес, и тем самым косвенно сняли подозрения с Кловиса.
А вот искренность другого свидетеля – Жералдину – у комиссара возникали большие сомнения. И тогда он вновь послал повестку Маркусу, предчувствуя, что на сей раз сможет докопаться до истины.
Маркус к тому времени уже знал от матери, что Жералдину арестован. А отец открыл ему тайну, от которой у Маркуса все похолодело внутри.
- Я видел, как ты и Жералдину закапывали в песок. Лейя тоже об этом знает.
- Папа, я вовсе не собирался его убивать, - стал оправдываться Маркус. – Только хотел припугнуть. Ведь он избивал маму! Но мне и в голову не пришло, что прилив может быть таким сильным. Мы оставили этого негодяя довольно далеко от воды, а он тем не менее все равно захлебнулся.
- Сынок, не надо себя казнить, - попытался утешить его Бруну. – Я на твоем месте поступил бы точно так же. А сейчас нам надо подумать, как ты будешь вести себя на допросе.
- Я во всем признаюсь, - глухо произнес Маркус. – Теперь, когда они арестовали Жералдину, у меня нет другого выхода.
- Если ты это сделаешь, я все оправергну и скажу, что Ралфа убил я! – рассердился Бруну. – В конце концов, обманутый муж – я, а не ты!
- Но у них есть показание Жералдину, - напомнил ему Маркус. – А это значит, что на пляже вместе с Жералдину был не ты, а я. Поэтому отпираться тут бесполезно.
В полицейский участок он отправился вместе с матерью и отцом. На вопросы комиссара отвечал четко и мужественно.
- Я хотел проучить этого типа за то, что он бил мою мать, - пояснил он причину своего поведения в ту ночь.
- Расскажите подробно, как все было, - попросил Жозимар.
Маркус повторил все то, о чем рассказывал и Жералдину, за исключением одной, но очень важной подробности:
- Те двое избили Ралфа и ушли, бросив его на берегу. А я и Жералдину зарыли его в песок, оставив снаружи только голову, чтобы он мог дышать. Поверьте, мы не знали и не предполагали, что вода в ту ночь поднимется так высоко!
- Это вы потом расскажете присяжным. А пока я вынужден вас арестовать за убийство, - подвел итог Жозимар.
- Но вы же слышали: он не хотел убивать! – воскликнула в отчаянии Лейя.
- Суд разберется, было убийство умышленным или случайным, –сухо ответил комиссар.
- Да Ралф вообще жив! – истерично закричала Лейя. – Он звонил мне откуда-то из-за границы. А вы нашли труп какого-то другого человека!
Жозимар посоветовал Бруну увести ее и как-нибудь успокоить.
Маркус же под конвоем отправился в камеру, где встретился с Жералдину.
- Спасибо, что защитил меня, - сказал ему, виновато улыбнувшись. – Не волнуйся, мой отец найдет хорошего адвоката и вытащит тебя отсюда.
- А какой срок нам могут дать? – спросил Жералдину.
- Думаю, небольшой, потому что Ралф недорого стоил, - позволил себе пошутить Маркус.





Лейя горько плакала, уткнувшись в плечо Бруну, а он, тоже едва держась на ногах от горя, пытался ее утешить:
- Если Маркусу не удастся избежать приговора, я всю вину возьму на себя. У нашего мальчика впереди огромная жизнь… Когда мой самолет упал в лесу, он искал меня как безумный. А когда нашел, то сказал, что любит меня! В тот самый момент он перестал быть мальчишкой и превратился в мужчину. Теперь он помогает мне в делах… Нет, я не допущу, чтобы мой сын провел в тюрьме свои лучшие годы!..
Лия, узнав об аресте брата, тоже зарыдала, и Апарасиу даже отменил концерт, не желая оставлять ее в такие тяжкие минуты без своего участия.
Теперь надо было как-то сообщить Лилиане об аресте Маркуса. Лия и Светлячок пригласили ее в дом Медзенги и начали трудный разговор издалека, осторожно подступая к главному. Но когда им все же пришлось сказать, что Маркус сейчас находится в тюрьме, Лилиана упала в обморок.
Лия бросилась звонить врачу, боясь, что подруга может потерять ребенка.
К счастью, Лилиана пришла в себя еще до приезда врача, но была очень слабой. Ее отвезли домой, и несколько дней Роза провела у постели дочери, опасаясь, как бы у той не начались преждевременные роды.
Лилиана была благодарна матери за то, что она, против ожидания, не ругала Маркуса, не называла его преступником, а, наоборот, сочувствовала ему:
- Он, бедняга, расплачивается за безответственное поведение Лейи. К сожалению, такое случается довольно часто: родители наломают дров, а дети потом страдают.
Лилиане было приятно, что мать говорит в том числе о себе, вероятно, уже раскаивалась в той поспешности, с какой расторгла свой собственный брак.
- Я думаю, для тебя с отцом еще не все потеряно. Вы не настолько испортили отношения, чтобы теперь не могли помириться, - сказала она, предполагая, что матери будет приятно это услышать.
Роза, однако, не поддержала ее:
- Мы с Роберту не стали врагами, и слава Богу. Но это не означает, что можно вернуть те чувства любви и доверия, которые объединяли нас в юности. Я теперь должна научиться жить, рассчитывая только на себя, и не зависеть от его успеха в политической карьере.
- Но это же очень трудно, мама! – заметила Лилиана.
- Ничего, я справлюсь со всеми трудностями, - уверено заявила Роза. – Неужели же я ничего не стою сама по себе – как человек, а не только как жена сенатора Кашиаса? Этого не может быть! Один знакомый обещал устроить меня на работу. На днях я с ним встречусь…
- И что это будет за работа? – спросила Лилиана.
- Пока не знаю. Но тот человек считает, что она придется мне по вкусу и будет по силам.
Здоровье Лилианы между тем наладилось, и Роза со спокойным сердцем смогла отправиться на деловую встречу, которая, впрочем, длилась до позднего вечера.
- Мой покровитель пригласил меня поужинать, - смущенно пояснила она в ответ на недоуменный взгляд дочери.
- Папа звонил, - сообщила Лилиана. – Он завтра приедет.
Роза не выразила по этому поводу ни радости, ни раздражения, но перед самым приездом Кашиаса ушла из дома, и Лилиана догадалась по ее смущенному виду, что это опять надолго. Поэтому, когда приехал отец, предложила ему поужинать в каком-нибудь ресторане.
- А может, нам стоит подождать маму и пойти вместе с ней? – спросил ничего не подозревающий сенатор.
- Вряд ли она вернется скоро, - вынуждена была сказать Лилиана.
Кашиас сразу же сник, в глазах его проступила неприкрытая печаль. Но, несмотря на это, он сказал, что рад за бывшую жену, которая пытается заново устроить свою жизнь.
- А как устраиваться твоя жизнь, папа? – спросила Лилиана, почувствовав острую жалость к отцу.
Он неопределенно пожал плечами, не зная, что ответить, поскольку жизнь его с некоторых пор утратила целостность, рассыпавшись на отдельные, не связанные между собой заботы: дочь, политика, Шикита… Да, и Шикита! Потому что и сейчас, не работая у него и не живя с ним под одной крышей, она продолжала искушать немолодого, уставшего Кашиаса своей юной энергией и какой-то самоотверженной преданностью. Ее телефонные звонки и дерзкие – без приглашения – визиты становились для него все более необходимыми, но внешне он продолжал сохранять сдержанность, потому что не был готов к новым, кардинальны переменам в собственной жизни и даже боялся их.
- Для меня сейчас главное – чтобы ты благополучно родила и чтобы у твоего Маркуса закончились все неприятности.
- Сеньор Бруну нашел ему очень хорошего адвоката, - сказала Лилиана, - так что будем надеяться на лучшее.
Доктор Валфриду, которого нанял Бруну для защиты Маркуса и Жералдину, действительно вскоре добился их временного, до суда, освобождения из-под стражи.
Маркус, вернувшись домой, выглядел веселым и бесшабашным.
- Со мной не случится ничего плохого, - говорил он. – Я не убивал этого подонка, только закапал его в песок. А все остальное сделало море.
- Интересно, кто-нибудь может посадить море в тюрьму? – поддавшись его веселому настроению, пошутила Жулия, но эта шутка не нашла одобрения у Лии.
- Думай, что говоришь! – одернула она служанку.
Маркус в свою очередь сделал замечание сестре.
- Да не будь ты такой занудой. И не смотри на меня как на обреченного!
- А меня бесит твоя неоправданная беспечность, - рассердилась Лия. – И я не понимаю, как можно шутить, когда тебе грозит тюрьма, возможно, на долгие годы! Мне страшно подумать об этом. Что будет с тобой, с Лилианой, твоим ребенком?
- Мне важно быть на свободе, когда он родится, - уже вполне серьезно произнес Маркус. – А что будет потом – не хочу сейчас думать.
Позже, беседуя с отцом, он попросил его:
- Если мне все же дадут срок, ты помогай, пожалуйста, Лилиане. Она ведь будет растить твоего внука!
- Ты мог бы и не говорить мне этого, - ответил Бруну. – Ребенка Лилианы я не оставлю без помощи. А что делать с тем, другим, которого ждет Рафаэла?
- Его я никогда не признаю! Он – просто Бердинацци!
- Ох, сынок, не все так просто, как тебе сейчас кажется, - вздохнул Бруну. – От собственного ребенка невозможно отмахнуться, тем более, что его мать оказалась такой сволочью. Это заведомо несчастное дитя.
- У него есть отец – Отавинью! – напомнил Маркус. – И не надо заранее оплакивать судьбу этого ребенка.
Бруну умолк, не желая дополнительно расстраивать сына, которому и без того сейчас было не сладко. От адвоката Бруну знал, что отстоять Маркуса в суде очень сложно, поскольку инспектор Валдир тоже выдвинул против него официальное обвинение в убийстве. Логика, которой при этом руководствовался Валдир, была предельно проста: если Маркус сам признался в убийстве Ралфа, пусть и непреднамеренном, то он вполне мог убить и Фаусту, а значит, показаниям Рафаэлы можно верить.
Правда, адвокат Валфриду уверял Бруну, что сумеет отвергнуть это обвинение как бездоказательное, но у присяжных все равно может сложиться неблагоприятное впечатление о Маркусе.
Поэтому Бруну не покидала тревога  за сына, и он не всегда умел ее скрыть. А Маркус, видя, как переживают за него отец и сестра, тоже иногда не выдерживал и говорил им:
- Если в нашем доме и впредь будет такая нездоровая атмосфера, то я, пожалуй, лучше подожду суда в камере!
Как ни странно, только Лилиана в те дни вела себя так, что внушала Маркусу надежду на благополучный исход судебного разбирательства, и вообще каким-то чудом вселяла в него уверенность в завтрашнем дне.
А он, испытывая к ней непривычное чувство нежности и благодарности, однажды вымолвил то, чего Лилиана ждала от него прежде и о чем теперь боялась даже мечтать:
- Я люблю тебя!
Она едва не лишилась чувств, но Маркус поддержал ее под руку, потом обнял и, нежно целуя, произнес:
- Ничего не бойся! Когда начнутся роды, я буду с тобой! Наш сын с первого же мгновения, как появится на свет, увидит не только маму, но и папу! Запомни: мы всегда будем очень счастливы втроем – ты, я и наш сын!

0

54

Глава 46

Лейя тоже конечно тревожилась о судьбе Маркуса, и тревога была во сто крат сильнее, оттого что к ней примешивалось острое чувство вины. В том, что случилось с ее сыном, Лейя винила себя, испытывая глубокое раскаяние за свое недавнее легкомыслие и неразборчивость в людях.
А Жозимар между тем распорядился наконец похоронить Ралфа, до неузнаваемости изуродованного побоями и морем.
Из дальней провинции приехала несчастная мать покойного, и тут выяснилась, что у нее нет денег на похороны.
Узнав об этом от Мариты, Лейя дала ей нужную сумму и попросила все устроить как полагается. Но сама идти на похороны отказалась.
Зато Сузана поехала на кладбище и рыдала над гробом возлюбленного так же, как совсем недавно рыдала над могилой мужа. Горе Сузаны было настолько искреннем и глубоким, что даже Марита впервые посмотрела на нее без всегдашней ненависти и увидела в ней не более удачливую соперницу, а подругу по несчастью.
- Я так одинока, - призналась Сузана Марите. – Потерять сразу двоих!..
Та повезла ее с кладбища прямо к Лейе, с которой теперь особенно сблизилась. Там они втроем помянули покойного, а затем Сузана рассказала Лейе, что недавно у нее был разговор с адвокатом Маркуса.
- Что тебе от него было нужно? – сразу ощетинилась Лейя, но Сузана спокойно  пояснила:
- Не мне, а ему! Он сам ко мне приехал и попросил, чтобы на суде я выступила как свидетель – в защиту Маркуса. Попросил честно рассказать судьям, как Ралфа меня бил.
- И у тебя хватит смелости в этом признаться? – спросила Лейя.
- Да, - твердо произнесла Сузана. – Я пойду на это, чтобы помочь твоему сыну. Ведь его признание следователю сняло все подозрения с Орестеса. Маркус не побоялся признаться, и тем восстановил доброе имя моего мужа. А я теперь не побоюсь вытерпеть любой позор, чтобы облегчить участь Маркуса!
- Спасибо тебе, - растроганно молвила Лейя.
- Нет, это я должна благодарить твоего сына, о чем и скажу непременно в суде, - взволнованно пообещала Сузана.
Лилиана позвонила Маркусу, как только почувствовала, что начинаются схватки. Он тотчас же помчался на машине к ней домой и вдвоем с Розой отвез ее в клинику.
Спустя несколько часов Бруну подошел к телефону и услышал взволнованный голос сына:
- Папа, я тут…
- Ну наконец-то! – не дал ему договорить Бруну – Где ты пропадаешь? Я уже хотел звонить комиссару, - боялся, что тебя опять арестовали.
- Я сейчас в клинике. У меня родился сын! Я сам присутствовал при родах… Это было ужасно. То есть я хотел сказать, что все прошло хорошо и я счастлив! Лилиана чувствует нормально… В общем, поздравляю тебя: ты теперь – дед!
- Назови адрес, я сейчас к вам приеду! – крикнул в трубку Бруну.
Вскоре он появился в родильном отделении с огромным букетом цветов, которые медсестра отнесла в палату Лилианы. Самого же Бруну туда не пустили, пояснив, что роженице сейчас требуется отдых.
Роза и Маркус тоже сидели в холле – уставшие, опустошенные.
Бруну обняв сына, поздравил с рождением внука Розу. Та заплакала.
- Я так переволновалась, - сказала она, извиняясь за свои слезы.
- Это же понятно, - пробормотал Бруну, чувствуя, что сам готов прослезиться от счастья.
- Я сейчас попрошу доктора, чтобы тебе показали малыша! – засуетился Маркус.
Он вошел в кабинет врача, а Роза растроганно сообщила Бруну:
- Не узнаю Маркуса! Он так переживал за Лилиану! И потом, когда все закончилось, я видела в его глазах слезы…
- Да, мой сын стал совсем взрослым, - согласился Бруну. – И я добьюсь для него оправдательного приговора, чего бы мне это ни стоило!
Маркус отсутствовал всего несколько минут и вновь появился вместе с доктором, который любезно проводил Бруну и Розу в палату к Лилиане.
Она приветливо улыбнулась Бруну и слабым голосом промолвила, поведя глазами в сторону букета:
- Спасибо…
Медсестра тем временем вынула из кроватки младенца:
- Видите, какой он хорошенький?
- Да он, по-моему, просто богатырь, расплылся в улыбке Бруну.
- А как ты считаешь, он похож на меня? – спросил Маркус, и, не дожидаясь ответа, сам воскликнул с гордостью: - Очень похож!
- Да, уже сейчас видно, что это – маленький Медзенга! – поддержал сына Бруну.
- Слава Богу, я видел, как мой сын родился, а все остальное для меня теперь не важно, - сказал Маркус, и в его голосе прозвучала невольная печаль.
Вечером вся семья Медзенга, включая Лейю, собралась за праздничным ужином. Все поздравляли Маркуса и старались не говорить о предстоящем суде.
- Как ты себя чувствуешь в роли бабушки? – спросил он Лейю.
- Постаревшей лет на сто! – пошутила она.
Лию же волновало другое: не собирается ли Маркус привезти Лилиану и ребенка к себе домой?
- Я еще не говорил с ней об этом, - ответил он уклончиво.
- Но ты хоть теперь-то на ней женишься? – не отступала Лия.
- Да. Ради нашего сына, - сказал Маркус, несколько смутившись.
Лию такой ответ не удовлетворил.
- И только?! – возмутилась она.
- Нет, - улыбнулся Маркус. – Ради Лилианы – тоже…
- Ой, как я за вас рада! – захлопала в ладоши Лия.
- А я, наоборот, не советовал бы тебе жениться, - с напускной серьезностью промолвил Светлячок. – Послушай меня как человека более опытного и уже достаточно претерпевшего от семейной жизни. Пока мы с твоей сестрой не были женаты, то ни разу не поссорились. А теперь скандалы чуть ли не каждый день.
- Неправда! Не верь ему, Маркус, - засмеялась Лия. – У нас иногда случаются небольшие размолвки, потому что я не могу сейчас колесить с ним по стране…
Она осеклась, поняв, что невольно коснулась запретной темы, но Маркус благодарно сжал ей руку:
- Я все знаю, сестричка. Ты не хочешь уезжать из дому из-за меня. Задал я вам всем хлопот!
Светлячок исправил положение, опять сведя все к шутке:
- Ты тут ни при чем, друг. Просто я ей наскучил.
Бруну слушал их шутки вполуха, с грустью думая о том, что вот празднует сейчас рождение внука и ничего не знает о своем сыне, который тоже скоро должен родиться. И о Луане ничего не знает! Зе ду Арагвайя уже объехал множество тростниковых плантаций, заезжал также к Режину и Жасире, но не нашел никаких следов Луаны. Бруну оставалось только молить Бога, чтобы ребенок родился нормальным и здоровым.
Как раз в то время, когда Лилиана рожала, корчась от боли, и Маркус, стоя над ней, ощущал эту боль, как свою собственную, Рафаэла упала с лошади.
Слуги помогли ей подняться и вызвали врача, но спасти ребенка все равно не удалось.
Доктор позвонил в Минас-Жерайс, вызвал Отавинью, и тот поехал к Рафаэле несмотря на их разрыв. А когда увидел ее в больничной палате – бледную, осунувшуюся, под капельницей, то и вовсе почувствовал к ней жалость.
- Нет больше моего ребеночка, - заплакала она. – Все-таки Господь наказал меня.
Отавинью молчал, не находя для нее слов утешения.
Позже, вытерев слезы, Рафаэла спросила, нет ли каких вестей от дяди, из Италии.
- Он иногда звонит из Жудити, но о результатах своего поиска не докладывает, - сказал Отавинью.
- Хоть бы он поскорее установил, что я – внучка Бруну Бердинацци, и наконец переписал на меня завещание, - произнесла она в своей обычной жесткой манере, от чего Отавинью стало не по себе.
- Ты все-таки не исправима! – произнес он с сожаление и досадой.
А Жудити в его отсутствие навестил инспектор Валдир.
- Вы знаете, где сеньор Бердинацци хранит патроны к пистолету?
- Да, - насторожилась Жудити. – А зачем они вам?
- В сеньора Жеремиаса стреляли из его же пистолета. И тот, кто держал в руках это оружие, стер все отпечатки пальцев, так же как и в случае с убийство доктора Фаусту. Но я все же хотел бы осмотреть коробку,, в которой лежат патроны.
Жудити, после некоторого колебания, открыла ящик стола и указала Валдиру на небольшую пластиковую коробку.
Он осторожно положил ее в специальный пакет и попросил Жудити никому не рассказывать о том, что она отдала патроны на экспертизу.
- А если о них спросит Рафаэла, - добавил он, - то скажите ей, что патроны взял с собой сеньор Жеремиас.
- Она теперь постоянно живет на новой фазенде, - пояснила Жудити. – К тому же у нее случилось большое несчастье: бедняжка не уберегла ребенка и сейчас находится в больнице.
Валдир отреагировал на это сообщение своеобразно:
- Что ж, это многое для меня упрощает.
- Я вас не поняла, - недоуменно произнесла Жудити.
- Я имел в виду, что очень неприятно сажать в камеру беременную женщину, усмехнулся инспектор.
- Вы хотите арестовать Рафаэлу?!
- Нет, я подожду, пока вернется из Италии сеньор Бердинацци, - сказал Валдир, так и не объяснив, за что именно собирается взять под стражу Рафаэлу. – Только прошу: пусть все, о чем мы сейчас говорили, останется между нами, - еще раз напомнил он, прежде чем уйти.
К вечеру хлынул ливень и разразилась страшная гроза. На душе у Жудити стало тревожно. Она подумала о несчастной Луане, которая скитается неизвестно где, о своем дорогом сеньоре Жеремиасе, давненько не подававшем никаких вестей, и принялась творить молитву за их здравие и благополучие.
Внезапный звонок в дверь заставил Жудити вздрогнуть. Кто бы мог быть в такое ненастье?
- Откройте, это мы! – послышался из-за двери голос Отавинью.
- Да-да, сейчас, - засуетилась Жудити.
Вместе с Отавинью приехала и Рафаэла.
- Я подумал, что здесь она быстрее оправиться от болезни, - пояснил, оправдываясь, Отавинью.
- Разве можно беременной женщине ездить на лошади? – укорила Жудити Рафаэлу, но та ответила усталым отстраненным голосом – так, словно речь шла не о ней, а о каком-то постороннем человеке:
- Произошло то, что должно было произойти. Это судьба.
Затем, немного отдохнув с дороги, она спросила о Луане, а также поинтересовалась, нет ли каких новостей из Италии.
Отавинью, поручив Рафаэлу заботам экономки, ушел спать в свою комнату. Рафаэла же через какое-то время направилась в свою.
- Вы так и не помирились? – спросила ее Жудити
- Нет. Отавинью очень помог мне в эти трудные дни, но с нашим браком действительно покончено.
- Да, вы собственно, никогда и не были женаты, - заметила Жудити. – Потому что в свидетельстве о браке значится Мариета Бердинацци, а не Рафаэла.
- Это замужество было моей очередной глупостью, - призналась Рафаэла. – Я хотела, чтобы у ребенка был отец. Но теперь это уже не имеет никакого значения. Отавинью мне никогда не нравился. А Маркуса я люблю до сих пор!.. Ты позвони ему завтра, пожалуйста. Скажи, что нашего ребенка больше нет…
- Да, конечно, я все сделаю, - прониклась к ней сочувствием Жудити. – Ты теперь будешь жить здесь все время?
- Надеюсь, - довольно жестоко ответила Рафаэла. – Я терпеть не могу бывшую фазенду Медзенги! Пусть там живет Отавинью.
- А что на это скажет сеньор Жеремиас? – осторожно спросила Жудити.
- Дядя переменит свое отношение ко мне, когда узнает, что я действительно внучка Бруну Бердинацци.
- А сможешь ли ты ужиться тут с Луаной? – не удержалась от очередного вопроса Жудити.
- Я думаю, она сюда больше не вернется, - зло ответила Рафаэла.
Жудити напугали ее слова. Она даже подумала, не расправилась ли Рафаэла с Луаной, если так уверена, что та не вернется. Но, несмотря на все свои подозрения, утром позвонила Маркусу и сказала ему, что Рафаэла лишилась ребенка, которого ждала.
Маркус ответил на это весьма жестоко:
- Мне жаль, что так случилось, но я к этому ребенку не имею никакого отношения. Мой ребенок родился здесь, в Рибейран-Прету.
Когда Жудити передала эти слова Рафаэле, та буквально застонала от бессильной злобы.





А Маркус, наоборот, почувствовал облегчение от того, что все так удачно разрешилось.
- Ты меня опять огорчаешь, сын, - сказал ему Брун. – Это ведь был твой ребенок! Как же можно радоваться тому, что он не появился на свет?
- Я вовсе не радуюсь, - возразил Маркус. – Но и не скрываю, что такой исход меня вполне устраивает. Во-первых, я не до конца уверен, что этот ребенок был моим. А во-вторых, не хочу иметь с этой злобной и насквозь фальшивой особой ничего общего. Она ведь - Бердинацци, и этим все сказано!
- Луана тоже Бердинацци, - напомнил ему Бруну. – Однако она никого не оклеветала. Что же касается того несчастного ребенка, то дай Бог, чтобы он и в самом деле оказался не Медзенгой.
Маркус уже пожалел, что разговор на эту не слишком приятную тему, а потому очень обрадовался звонку Лилианы.
- Меня навестил папа, - сообщила она. – Я ему сказала, что малыша мы назовем Маркус Роберто Кашиас Медзенга. Надеюсь, ты не будешь возражать против такого имени?
- Нет, конечно. Могу зарегистрировать его под этим именем хоть завтра! – порадовал ее Маркус.
- Я вижу, у вас с ним теперь полное идинодушие, - удовлетворено заметил Кашиас.
- Да, Маркус очень внимателен ко мне. Буквально задарил подарками, - смущено улыбнулась Лилиана.
- А я ничего не могу оставить в наследство моему внуку, кроме имени, - грустно молвил сенатор.
- Разве этого мало? – возразила Лилиана. – Я горжусь твоим честным именем! И научу сына тоже гордиться своим дедушкой!
Кашиас растрогался до слез.
- И все-таки жаль, что я не могу одарить его еще и чем-то материальным.
- Но ведь ты купил ему кроватку! – напомнила Лилиана. – Для него это сейчас самая нужная вещь. А всем остальным его обеспечит другой дедушка. Он обещал! Да и Маркус не собирается сидеть сложа руки. Правда, у него большие неприятности…
- Я знаю, - сказал Кашиас. – И употреблю все свои связи, чтобы вызволить его из беды.

0

55

Глава 47

Рафаэла сгорала от ненависти к Маркусу Медзенге и мысленно посылала проклятия ему, Лилиане, а также их новорожденному сыну. Все Медзенги виделись ей теперь счастливчиками. Богатство само идет к ним в руки, а из всех переделок они выходят без потерь, и даже с прибылью! Бруну удалось выжить раненому, в непроходимой сельве. Она, Рафаэла, сделала все, чтобы обвинить их с Маркусом в убийстве, но они до сих пор гуляют на свободе и радуются рождению еще одного Медзенги.
Почему жизнь устроена так несправедливо, что одним дает все, а другим – ничего? Почему даже тот злосчастный ручей, с которого пошла эта многолетняя вражда, протекал на земле Медзенга, но сворачивал в сторону у фазенды Бердинацци?
Похоже, неудачи на роду написаны у тех, кто носит фамилию Бердинацци. Старый Джузеппе сошел с ума, Бруну погиб на войне, Джакомо – под колесами грузовика. Проклятую Луану тоже, в общем, нельзя назвать счастливицей: Господь обделил ее элементарной практичностью. А дядя Жеремиас хоть и богат, но тоже не знает покоя на старости лет – его замучила совесть и… сомнительные наследники вроде Бруну Медзенги и ее, Рафаэлы.
Если же говорить о ней самой, то более несчастного человека и сыскать трудно, потому что она к сегодняшнему дню лишилась всего – наследства, любви, ребенка…
- Почему инспектор Валдир до сих пор не арестовал Бруну и Маркуса Медзенга?! – истерично выкрикнула она, обращая свой вопрос к Отавинью. – Ведь я сама отдала ему в руки пулю, выпущенную Медзенгой-старшим в дядю! Сама призналась, что помогла Маркусу убить Фаусту. Какие еще нужны доказательства их вины?
- Наверное, твоих голословных обвинений недостаточно для Валдира, - раздраженно ответил Отавинью. – Придумай что-нибудь позаковыристее, чтобы Маркус и Бруну не могли доказать свою невиновность.
- Так ты считаешь, что я их попросту оговорила? – возмутилась Рафаэла.
- Да, я так считаю, - спокойно ответил Отавинью. – Но пусть в этом разбирается инспектор Валдир. Вот он, кстати, идет. Так что у тебя ест возможность вылить новый ушат грязи на своего возлюбленного Маркуса Медзенгу!
Инспектор Валдир, поприветствовав хозяев, выложил на стол коробку с патронами.
- Хотите узнать, кому принадлежат отпечатки пальцев, обнаруженные мной на этой коробке? – спросил он, обращаясь к Рафаэле.
- Нет! – ответил она резко.
- Почему? – изобразил удивление Валдир.
- Мне кажется, очень трудно обнаружить отпечатки пальцев на картонной коробке, - пояснила Рафаэла, добавив: - Если только у человека, их оставившего, не были грязные руки.
- Я вижу, вы весьма подкованы в подобных вещах, - заметил Валдир.
- По-моему, тут не надо семи пядей во лбу, - раздраженно бросила Рафаэла. – А вот почему вы до сих пор не арестовали Маркуса и Бруну Медзенга?
- Потому что не нашли Луану, которая могла бы подтвердить или опровергнуть ваши показания.
- Но разве бегство Луаны не является косвенным подтверждением ее соучастия в убийстве? – гнула свое Рафаэла.
- Нет, - развел руками Валдир.
- А пуля? Я же сама принесла ее вам на блюдечке!
- Вот это меня как раз и настораживает, - поймал ее на слове инспектор. – Все обвинения исходят только от вас, сеньора.
- Нет. Дядя тоже видел, как в него стрелял Бруну Медзенга.
- Сеньор Жеремиас утверждал это сразу после покушения, когда не знал, что у Бруну Медзенги имеется надежное алиби. А потом он уже не был столь категоричен и, по сути, отказался от своих прежних показаний, попросив замять дело о покушении.
- Я вам не верю! – протестующее замахала руками Рафаэла. – Зачем бы дяде понадобилось подвергать свою жизнь опасности, оставляя преступника на свободе?
- Возможно, потому, что он подозревал в преступлении кого-нибудь из родственников или друзей, - хитровато усмехнулся Валдир.
- Например, Луану, да? – подхватила Рафаэла. – Не зря же она сбежала!
- Сеньор Жеремиас не делился со мной своими подозрениями, - уклонился от ответа инспектор. – Вот он приедет из Италии, тогда вы у него сами и спросите.
- Хоть бы он уж скорее вернулся! – вздохнула Рафаэла
В это время из соседней комнаты раздался характерный междугородный звонок, и Жудити поспешила туда. Рафаэла последовала за ней, надеясь поговорить с дядей.
А Валдир извиняющим тоне пояснил Отавинью, зачем, собственно, пришел сюда:
- Я должен арестовать вашу жену, чтобы услышать от нее наконец правду. Надеюсь, вы понимаете, что она лжет? – Насколько мне известно, сеньор Бердинацци даже не уверен в том, что Рафаэла – его родственница. Потому он и поехал в Италию. Конечно, мне очень неприятно говорить все это вам. Да и сажать в тюрьму женщину, недавно потерявшую ребенка, тоже небольшое удовольствие…
- Вам не стоит передо мной оправдываться, - глухо произнес Отавинью. – Поступайте, как считаете нужным.
Валдир посмотрел на него с нескрываемым изумлением, однако задавать вопросов не стал.
Рафаэла вышла из соседней комнаты хмурая и злая.
- Мне не удалось поговорить с дядей,он расспросил Жудити о здешних новостях и положил трубку.
- А он не сказал, скоро ли приедет? – спросил Валдир экономку.
- Нет, - с сожалением ответила Жудити.
- Ну в таком случае я вынужден действовать, не дожидаясь его приезда, - решительно произнес Валдир. – Вам, сеньора Рафаэла, придется пойти со мной в полицейский участок. Возможно, там вы вспомните еще какие-нибудь подробности, что прольют свет на те преступления, которые так или иначе связаны с наследством вашего дядя.
- Да если бы дядя был здесь, он бы не позволил вам так унижать меня! – воскликнула Рафаэла. – Господи, хоть бы он поскорее вернулся.





Жемиас же второй месяц находился и Италии, где неустанно, день за днем продавался  ели приезда в страну своих предков.
Начал он этот сложный поиск с бразильского посольства в Риме, а потом, получив архивные справки, изъездил сотни километров по следам той воинской части, в которой некогда служил Бруну Бердинацци.
И везде – в каждом городе или малюсеньком поселке – выяснил, не проживала ли здесь во время войны некая Джема Бердинацци.
Иногда случалось, что женщин с таким именем и фамилией было несколько в одном городе, и тогда Жеремиас беседовал с каждой из тех, кто еще остался в живых, или с их ныне здравствующими родственниками. Но никто из них не знал бразильца Бруну Бердинацци, воевавшего в этих краях и погибшего на итальянской земле.
Много раз возвращался Жереиас к братской могиле, в которой был похоронен Бруну и где на мраморной плите в числе других погибших было высечено его имя. Молча клал цветы и мысленно беседовал с братом, задавая ему одни и те же вопросы: «Бруну, дорогой, подскажи, где твоя семья? Где твой сын? Действительно ли Рафаэла – твоя внучка? Помоги мне, брат!»
Но ответом ему была лишь глухая кладбищенская тишина.
И Жеремиас вновь колесил по Италии, пока не нашел женщину, знавшую Джему Бердинацци, которая в войну вышла замуж за бразильского солдата, но вскоре после этого стала вдовой.
- Она жива?! – сгорая от нетерпения, спросил Жеремиас.
- Нет, Джема умерла очень давно…
- А Бруну, ее сын, жив?
- К сожалению, и он умер лет десять назад, - ответила женщина. – У него был рак.
- Но хоть кто-нибудь из их семьи остался на этом свете? – в отчаянии воскликнул Жеремиас.
- Да, я знаю внука Джемы, - сказала женщина, вернув Жеремиасу надежду. – Он работает недалеко, на оливковых плантациях. Его зовут Джузеппе Бердинацци.
Жеремиас почувствовал, как тяжелый камень упал с его души: Джузеппе! Имя отца прозвучало сейчас для Жеремиаса как своеобразный пароль. Он понял, что теперь уж точно увидит своего внучатого племянника и никаких накладок больше не случится.
Джузеппе Бердинацци оказался худощавым молодым человеком, в котором Жеремиас сразу нашел сходство со своим старшим братом: тот же рост, те же большие, чуть грустноватые глаза, та же застенчивая улыбка.
- Чем я вам обязан? – спросил парень приветливо и удивленно.
- Это я тебе очень многим обязан, сынок! – обнял его Жеремиас.
Потом они до поздней ночи сидели за столом, пили вино и говорили, говорили… Жеремиас рассказал юному Джузеппе всю историю семьи Бердинацци, а тот в свою очередь поведал ему то, ради чего старик и приехал в Италию.
- Теперь я могу спокойно умереть, - заключил Жеремиас. – Но ты должен поехать со мной в Бразилию!





С некоторых пор Апарасиу стало трудно уезжать из дома в длительные гастрольные поездки. И не только потому, что с ним отказывалась ехать Лия, считавшая себя не вправе оставлять отца и брата в такой сложный для них период. Если бы вся проблема заключалась в Лие, то он бы нашел какой-нибудь выход. Например, можно было выбирать маршруты покороче и заезжать домой почаще. Но Апарасиу пойал себя на мысли, что ему вообще наскучила эта бесконечная концертная гонка! Раньше он сочинял песни и пел их в свое удовольствие, а теперь это превратилось в какой-то конвейер, когда песни рождались не от душевной потребности, а от необходимости постоянно обновлять свой репертуар.
- Я устал, выдохся, - сказал он однажды Лие. – У меня пропал интерес к пению, не говоря уже о выступлениях на публике! Хочется спрятаться где-нибудь от этих вездесущих фанатов и жить тихо, размеренно…
- Выращивать скот, - иронически продолжила за него Лия.
- А ты зря, между прочим, насмехаешься, - серьезно молвил Апарасиу. – Мы скопили уже достаточно денег, чтобы купить хорошее стадо.
- Кулика ты возьмешь компаньоном? – спросила Лия, затронув болезненную для Апарасиу тему.
- Нет, он, наверное, так и умрет с гитарой в руках. И если я скажу ему, что хочу выйти из игры, это будет кровная обида.
- И обвинит он во всем меня! – добавила Лия.
- Ну, Зе Бенту не так примитивен, как ты думаешь, - возразил Апарасиу. – Для него не новость, что я когда-нибудь займусь разведением скота. Это моя мечта, и ты тут не при чем. Но он уверен, что это произойдет еще не скоро.
- А ты готов уйти из дуэта хоть сейчас? – уточнила Лия.
- Да, - твердо произнес Апарасиу. – Надо только набраться мужества и сказать обо всем Кулику.
Говоря это, он не знал, что его другу тоже надоело петь дуэтом. Зе Бенту вынашивал честолюбивый план своего сольного концерта. По ночам, тайком от Светлячка, он репетировал новые песни, искал для них наиболее выигрышные аранжировки, и так продолжалось до тех пор, пока он не поделился своей тайной с Лурдиньей.
А дальше все было очень просто: Лурдинья сказала Лие, Лия – Светлячку.
Дуэт распался безболезненно и легко.
- Папа, позволь представить тебе моего мужа Апарасиу, - пошутила за ужином Лия. – Его теперь следует называть только этим именем. А Светлячок остался в прошлом.
- Неужели ты все-таки решил бросить пение и заняться быками? – изумился Бруну.
- Да! – гордо подтвердил Апарасиу.
- Ну что ж, по-моему, ты еще раз доказал, насколько любишь мою дочь, - растроганно произнес Бруну. – Ведь ради нее ты оставил в прошлом не только сценический псевдоним, но и часть своей жизни.
- Не совсем так, - лукаво усмехнулся Апарасиу, желая снизить пафос столь трогательной сцены. – Я сделал это не ради жены, а всего лишь потому, что хочу стать таким же преуспевающим скотопромышленником, как мой тесть!
- Он все-таки нахал, я всегда это говорил, - шутя бросил дочке Бруну, а к зятю обратился вполне серьезно: - О быках мы обстоятельно потолкуем с тобой завтра. Я сегодня что-то устал…
Лия вздохнула, сочувственно глядя на отца, которого теперь нельзя было развеселить надолго – он пребывал в постоянной тревоге за Луану и своего будущего ребенка, по-прежнему ничего не зная об их судьбе.





По мере того как приближался день родов, Луане все труднее становилось работать на плантации. Дневную норму она выполняла из последних сил, а в глазах рябило от тростника, голова кружилась…
А однажды ей стало совсем плохо, и на мгновение она лишилась чувств.
Этого оказалось достаточно, чтобы управляющий предложил ей уволиться.
- Я же не изверг, - сказал он. – Не могу больше смотреть, как ты тут надрываешься.
- Пожалуйста, не прогоняйте меня, - взмолилась Луана. – Я сильная. И к работе такой привычная.
- Да твой живот по земле волочится, когда ты склоняешься над тростником! Не хватало еще, чтоб ты прямо тут и разродилась.
- Но мне надо еще немного заработать, чтобы купить все необходимое ребенку!
- Об этом надо было позаботиться раньше, - отрезал управляющий. – Я тебе, к сожалению, ничем не могу помочь. У нас тут  не богадельня.
- Я не прошу у вас милостыни, - напомнила ему Луана и, гордо подняв голову, ушла с плантации.
Вечером она сказала Жоане и Марии, что поедет к своим друзьям – безземельным крестьянам.
- Какая тебе разница, где рожать? – попыталась отговорить ее Мария. – Все равно ты уже не сможешь найти работу с таким животом.
- Нет, ты не права, - возразила Луана. – В лагере безземельных  крестьян для меня всегда найдется посильная работа. Я смогу там варить обеды, стирать, присматривать за детьми. Словом, не буду есть даром хлеб, и ребенку на еду заработаю.
Переубедить ее было невозможно, и она поехала на попутном грузовике искать Жасиру и Режину, разминувшись с Зе ду Арагвайя, который часом позже постучал в дом Марии.
- Мне сказали, что у вас живет Луана… То есть, Мариета Бердинацци, - промолвил он, волнуясь. – Я приехал за ней по просьбе моего хозяина.
- А зачем вашему хозяину понадобилась Луана? – с плохо скрываемой тревогой спросила Мария.
- Он любит ее и ждет у себя дома. А кроме того, очень волнуется за Луану и своего будущего ребенка.
- Так ваш хозяин – отец ребенка?! – всплеснула руками Мария. – Господи! Какое несчастье! Луана только сегодня ушла от нас.
- Куда? Она сказала, куда уходит? – не терял надежды Зе.
- Точного адреса я не знаю, - с сожалением произнесла Мария. – Но Луана говорила про безземельных крестьян. Она собиралась ехать к ним.
- Спасибо. Кажется, я знаю, где следует ее искать, - сказал Зе ду Арагвайя и поспешил в путь.
Однако и на этот раз ему не повезло: на том месте, где еще месяц назад располагался лагерь Режину, теперь никого не было.
- Наш хозяин прогнал отсюда этих бродяг, - пояснил один из местных крестьян.
- И куда они направились, вы, конечно, не знаете, - упавшим голосом молвил Зе ду Арагвайя.
- Нет, - ответили ему.
Луана же, наоборот, отыскала своих друзей довольно быстро.
- Тебя ищет Бруну Медзенга! – сразу же сообщила ей Бия, которую она встретила неподалеку от лагеря. – Он присылал сюда своих управляющих – сначала одного, потом другого, индейца.
-  Это был Зе ду Арагвайя, - догадалась Луана, и ее лицо просветлело при воспоминании об этом добром человеке.
- Но я так и не поняла, почему ты ото всех скрываешься?
- Это долгая история, - ушла от ответа Луана. – Просто хочу, чтобы мой ребенок родился в спокойной  обстановке, вдали от нескончаемой вражды между Бердинацци и Медзенга. Примете меня обратно?
- Примем, конечно, - улыбнулась Бия. – Только у нас тут вовсе не спокойно. В последнее время было несколько вооруженных стычек с охранниками. Так что здесь не самое лучшее место для рождения ребенка.
- Ничего, меня это не пугает, - сказала Луана. – Мой сын родится здесь! А потом я, может быть, сумею захватить участок земли, и мальчик будет помогать мне обрабатывать ее.
Бия посмотрела на нее с укором:
- Тебя не смущает, что ты обрекаешь свое дитя на заведомо трудную жизнь, хотя отец готов обеспечить ему другое, гораздо более благополучное будущее?
- Нет ничего ужаснее вражды между Медзенга и Бердинацци! И мой сын простит меня за этот непростой выбор, - уверенно заявила Луана.
- А ты не подумала, что носишь в себе того, чье рождение смогло бы, наконец, примирить ваши кланы?
- Боюсь, что это не под силу никому, - печально молвила Луана.
Внезапно она остановилась как вкопанная, издали увидев приближающихся к ним Режину и… сенатора Кашиаса. Затем метнулась в сторону и спряталась за деревом.
- Что здесь делает сенатор? – спросила она шепотом Бию. – Неужели тоже ищет меня?
- Нет, сенатор Кашиас приехал сюда, чтобы организовать встречу наших активистов с землевладельцами, - пояснила Бия. – Его очень беспокоит участившиеся случаи кровопролития. Ты, наверное, не знаешь, что он уже много лет борется за мирное решение земельной проблемы.
- Я знаю только то, что Кашиас – друг Медзенги, - немного успокоившись, вымолвила Луана. – И если бы он меня сейчас увидел, то непременно рассказал бы об этом Бруну.





В тот же день всю Бразилию потрясла печальная весть: во время встречи безземельных крестьян с землевладельцами был убит сенатор Кашиас. Убийце удалось скрыться.
Маркус и Роза улетели в столицу, куда было доставлено тело погибшего. А Лилиана обливаясь слезами, слушала по телевизору интервью с Режину.
- Когда прозвучал выстрел и сенатор Кашиас упал, я подхватил его на руки, - рассказывал горестный Режину. – И он, уже теряя силы, успел вымолвить: «Прошу тебя, постарайся… Никакого насилия… Только мир…»
Шикита тоже смотрела эту телепередачу, но не проронила при этом ни слезинки.
- Я продолжу дело Роберту, насколько смогу! – поклялась она в присутствии Китерин, новой горничной Кашиаса. – А для начала соберу все его рукописи, статьи, стенограммы выступлений и составлю из них книгу!

0

56

Глава 48

Расчет инспектора Валдира  на то, что Рафаэла, испугавшись ареста, начнет давать правдивые показания, успеха не принес: она оказалась весьма крепким орешком.
- Ну как, тебе понравилось сидеть за решеткой? – спросил он ее после того, как Рафаэла провела ночь в камере.
- Нет, мне все это вообще не нравится. И дяде Жеремиасу, я уверена, мой арест будет не по душе, - прибегла она к угрозе.
- Но ты же сама призналась в содействии убийце, - напомнил ей Валдир. - Значит, должна быть готова к тому, что тебе придется отбывать срок в тюрьме. Или, может быть, ты хочешь изменить свои показания? Может, Маркус Медзенга вовсе не убивал доктора Фаусту, а ты не помогала ему в этом?
- Чего вы добиваетесь от меня? – уставилась на него Рафаэла. – Чтобы я сказала, будто я сама убила Фаусту?
- Нет, с меня и без того достаточно лжи. Я хочу наконец услышать правду.
- А вы докажите, что я лгу! – приняла вызов Рафаэла. – Если сами не можете, то передайте это дело в суд!
Она дерзила, блефовала, насмехалась над инспектором, и он понял, что даже главный его козырь – отпечатки пальцев на коробке с патронами – является косвенной уликой, а потому не будет иметь на Рафаэлу должного воздействия.
Вот если бы отыскалась Луана! Или если бы старик Бердинацци привез из Италии подтверждение тому, что эта верткая особа – мошенница!
Задерживать Рафаэлу в тюрьме больше суток у Валдира, таким образом, не было никаких оснований, и он отпустил ее домой.
А спустя день вернулся из поездки Жеремиас. Да не один, а вместе со своим внучатым племянником Джузеппе.
Рафаэла с ужасом и неприязнью смотрела на молодого человека – еще одного конкурента, от которого можно было ждать неизвестно чего.
- Успокойся, - перехватив ее взгляд, сказал Жеремиас. – В твоих документах действительно написано, что ты – Бердинацци.
- Ну вот, я же вам всем говорила, а вы не верили! – воскликнула Рафаэла, обиженно поджимая губы.
- Да, ты – внучка Джемы Бердинацци, - продолжил между тем Жеремиас. – Но к моему брату Бруну не имеешь никакого отношения, потому что твоим дедом был совсем другой человек.
- Я не понял, как это может быть? – спросил Отавинью.
- Очень просто, - принялся пояснять Жеремиас. – После смерти Бруну Джема полюбила другого мужчину, но он ее бросил, и она дала своему сторому сыну тоже фамилию Бердинацци. Так что в тебе, Рафаэла, нет нашей крови.
- Клянусь, мне это было неизвестно, - пробормотала она. – Я всегда думала, что моим дедом был ваш родной брат – Бруну Бердинацци, а отцом – его сын, тоже Бруну. И о том, что у меня есть двоюродный брат, не знала…
- А Джузеппе знал о тебе, - сказал Жеремиас. – Впрочем, я не возьму на себя смелость утверждать, что ты и сейчас говоришь неправду. Потому что твой отец рано ступил на сомнительную дорожку и плохо кончил: погиб в какой-то пьяной драке. С матерью твоей он к тому времени уже развелся, да они, собственно, и пробыли вместе всего несколько месяцев. Бабушки Джемы тоже не было уже на свете. Но ее старший сын Бруну знал о твоем существовании.
- Неужели мать не сказала тебе, как на самом деле звали твоего отца? – не поверил Рафаэле Отавинью. – И с чего ты взяла, что твой отец – Бруну Бердинацци?
- Я почти не помню мою мать, - заплакала Рафаэла. – Мне пришлось скитаться по приютам… Но в моей памяти навсегда осталось, как хорошо отзывалась о каком-то Бруну Бердинацци. Поскольку у меня была такая же фамилия, то я и решила, что речь тогда шла о моем отце… А спросить об этом мне было не у кого…
- Ладно, не плачь, - примирительно произнес Жеремиас. – Будем считать, что я тебе верю. О твоей дальнейшей судьбе мы поговорим потом, а пока мне надо заняться делами, которые я запустил из-за этой поездки.





Уединившись с Жеремиасом в его кабинете, Валдир пояснил, почему решился на временное задержание Рафаэлы:
- Я обнаружил отпечатки пальцев на коробке с патронами от вашего пистолета. Она не стерла их, полагая, что коробка сделана из картона, а не из пластика.
- И что это означает? – насторожился Жеремиас.
- Думаю, ваша племянница стреляла в доктора Фаусту. И, что еще хуже, она покушалась и на вашу жизнь. Сейчас я в этом не сомневаюсь, хотя прямых доказательств по-прежнему не имею. Рафаэла очень хитра и коварна.
- Но неужели у нее поднялась рука выстрелить в меня?
- Есть люди, способные на все ради наследства, - вздохнул инспектор.
- А что вы думаете о Луане, - настоящей Мариете Бердинацци? – спросил Жеремиас.
- Она не причастна к этому покушению. Жаль только, что мы до сих пор не смогли ее найти.
- Меня очень беспокоит судьба Луаны, - сказал Жеремиас. – Продолжайте искать ее. А Рафаэлу… не арестовывайте, пожалуйста.
Валдир удивлено вскинул брови.
- Вы же сами говорите, что у вас имеются только косвенные доказательства ее вины. Коробку с патронами Рафаэла могла держать в руках случайно, даже не открывая ее. Что же касается тех признаний, которые она уже сделала, то я в них не слишком верю.
- Но Рафаэла повторяла их, даже находясь под арестом, - напомнил Валдир. – Я не знаю, как заставить ее говорить правду!
- Позвольте это сделать мне, - попросил Жеремиас. – Думаю, на сей раз я сумею вызвать ее на откровенность.
Припереть Рафаэлу к стенке Жеремиас надеялся с помощью тех сведений, которые получил только что от Валдира: отпечатки пальцев на коробке с патронами, угроза ареста за попытку убить его, Жеремиаса. Разве этого мало, чтобы Рафаэла наконец созналась во лжи и сказала правду?
Оказалось – мало! Все вышеперечисленные аргументы Рафаэла легко опровергала, объясняя подозрения Валдира предвзятым к ней отношением.
- Но ты должна учесть, что я не позволил ему вновь засадить тебя за решетку, - перешел к обыкновенному торгу Жеремиас. – Хотя бы в благодарность за это ты могла бы сознаться, что оклеветала Луану! Она ведь ушла отсюда из-за тебя!
- Она ушла, потому что испугалась расплаты за преступление! – парировала Рафаэла. – А я, наоборот, никуда не убежала и согласилась отвечать за то, что помогла Маркусу убить Фаусту.
Терпение Жеремиаса лопнуло.
- Все, довольно куражится! – произнес он таким устрашающим голосом, от которого у Рафаэлы мурашки побежали по коже. – Ты никак не могла дать мой пистолет Маркусу Медзенге, потому что это я убил подонка Фаусту!
Глаза Рафаэлы расширились от изумления.
- Неужели вы… смогли?
- Да, я отомстил ему за смерть моего друга.
- Но почему ж вы сразу не уличили меня во лжи? – недоумевала Рафаэла.
- Потому что твое грязное вранье помогло мне поссорить Луану с Медзенгой. Но терпеть этот фарс и дальше я не намерен.
- Вы признаетесь инспектору Валдиру, что убили Фаусту?
- Нет.
- И не боитесь, что я проговорюсь об этом? Пусть даже не специально, а случайно? – осведомилась Рафаэла, прямо намекая на возможность шантажа.
Лицо Жеремиаса исказила гримаса отвращения.
- Я давно понял, что для тебя не существует ничего святого. Ни дружбы, ни любви, ни родственных отношений. Ты пыталась убить меня. К счастью, неудачно.
- Это неправда! – закричала Рафаэла, но Жеремиас ответил спокойно и твердо:
- Правда. Ты стреляла в меня. И если я скажу об этом Валдиру, у него будут все основания привлечь тебя к суду на покушение на мою жизнь. К этим показаниям он присовокупит пулю, которую нашла именно ты, а не кто иной, плюс отпечатки пальцев на коробке с патронами…
Рафаэла сникла, поняв, что окончательно проиграла. Теперь только от Жеремиаса зависело, проведет ли она свои лучшие годы за решеткой или будет жить в нищете, но все же на свободе. О том, чтобы получить от него хоть малую долю наследства, уже не могло быть и речи.
Ей бы следовало сейчас повиниться, сказать, что в тот роковой день на нее нашло затмение, но не такова была Рафаэла. Даже осознав свое поражение, она продолжала упорствовать:
- Все улики против меня – косвенные. А ваши показания не будут иметь веса, потому что вы убили Фаусту!
- Но об этом знаешь только ты, причем с моих слов, - напомнил ей Жеремиас. – И если вздумаешь сказать Валдиру, это будет выглядеть как еще один оговор. Тебе не поверят, потому что ты ты уже таким же способом пыталась обвинить Луану, Маркусу и Бруну.
- Вам могут не поверить по той же причине, - не сдавалась Рафаэла. – Вы ведь тоже обвиняли Бруну.
- Мои мотивы суд может счесть даже благодарными, - усмехнулся Жеремиас. – Будь я присяжным, то отнесся бы с симпатией к человеку, который простил стрелявшую в него племянницу и попытался направить инспектора по ложному следу.
- А вы и вправду меня простили? – ухватилась за соломинку Рафаэла.
- Нет. Для таких, как ты, у меня нет прощения, - гневно произнес Жеремиас. – Но я не жажду расплаты, а всего лишь требую, чтобы ты призналась Валдиру в том, что сознательно оговорила Луану. Я же, со своей стороны, обещаю молчать, кто на самом деле стрелял в меня.





Очередное признание Рафаэлы не принесло Валдиру ожидаемого удовлетворения: он чувствовал, что это еще не вся правда, что, сознавшись в одной лжи, она утаила нечто более существенное и важное. И сделала это, вероятно, с одобрения самого Жеремиаса. Валдир злился на них обоих и не считал нужным скрывать свое недовольства:
- Меня не устраивает роль марионетки в ваших семейных интригах. Я не могу закрыть дело, как вы того хотите, сеньор Жеремиас, потому что у меня есть факт покушения, есть пуля…
- Я же вам говорю, что нашла эту пулю не на кофейной плантации, а здесь, рядом с домом! – прервала его Рафаэла. – И подумала, что с ее помощью можно выжить отсюда Луану.
- Это вам вполне удалось, - хмуро заметил инспектор.
- Я глубоко раскаиваюсь в своем поступке, - елейным голоском произнесла Рафаэла.
- Верится с трудом, - сказал Валдир. – К тому же есть еще отпечатки пальцев на коробке с патронами. Как вы это объясните?
- Я иногда помогаю дяде работать с его бумагами, - выложила она заготовленный ответ, - и, вероятно, случайно коснулась этой коробки, когда искала нужный документ в ящике стола.
Валдир больше не мог видеть наглую комедиантку и попросил ее уйти, оставив иих с Жеремиасом наедине. А потом сказал старику Бердинацци:
- Не кажется ли вам, что вы переоцениваете собственные силы? В вас ведь уже однажды стреляли! И, оставляя Рафаэлу на свободе, вы, на мой взгляд, очень рискуете. Я, к несчастью, не могу этого доказать, но уверен, что именно она стреляла в вас, и в доктора Фаусту.
- Нет, Рафаэла тут ни при чем, - твердо ответил Жеремиас. – А у меня и у Фаусту много было врагов.
- Тем более мне не понята такая беспечность!
- Инспектор, если вы имеете в виду Рафаэлу, то у нее больше нет мотивов для покушения на меня, - попытался успокоить его Жеремиас. – Как выяснилось, она не является внучкой моего брата, а потому и не может претендовать на наследство. Но в память о ее бабушке Джеме я подарю Рафаэле одну свою дальнюю фазенду, где она и будет жить постоянно. Так что вам не стоит за меня беспокоится. Вы лучше ищите Луану, мою единственную племянницу.
Дом Бердинацци Валдир покинул с тяжелым чувством и, чтобы развеять его, поспешил позвонить Бруну Медзенге, к которому с первой же встречи испытывал симпатию.
- С большим удовольствием сообщаю вам, - сказал он Бруну, - что все подозрения с вас и вашего сына сняты. Эта интриганка Рафаэла отказалась от своих прежних показаний.
- Значит, и Луана теперь вне подозрений! – обрадовался Бруну. – Остается, правда, свидетельство старого негодяя, будто я покушался на его жизнь.
- Нет, сеньор Бердинацци тоже фактически отказался от своих слов, - сказал Валдир, не удержавшись от собственной оценки этого факта. – Вообще я могу вас понять, когда вы награждаете сеньора Жеремиаса нелестными эпитетами!
- О, это чудовищный мерзавец! – подхватил Бруну. – Вы же сами знаете, что он сотворил с несчастной Луаной. Беременная, без средств к существованию, она теперь вынуждена скитаться по свету. И я, к несчастью, до сих пор не смог ее найти.
Казалось бы, после звонка Валдира настроение Бруну должно было улучшиться, но этого не произошло. Вот если бы позвонил Жозимар и сказал, что Маркусу больше не угрожает судебное разбирательство! Или – если бы нашлась Луана…
- Ты, я вижу, совсем загрустил, - заметил Маркус. – Что мне сделать, чтобы ты так не убивался?
- Увы, ты ничего не в силах сделать, так же как и я, - вздохнул Бруну. – Выходит, что весь мой капитал, все мои быки не имеют никакого веса и теряют всякий смысл, если я не могу спасти тебя от приговора, а Луана предпочитает рубить тростник, лишь бы не быть со мной.
- Папа, мы только что помогли убедиться в торжестве справедливости. Если даже подлый старик Жеремиас одумался и взял свои обвинения обратно, то присяжные тем более поверят мне, что я не убивал Ралфа и не замышлял этого убийства. А Луана… Забудь ее!
- Не могу! – с болью вымолвил Бруну.
Маркус молчал, напряженно думая о том, как помочь отцу. Может, самому отправиться на поиски Луаны? До суда есть еще какое-то время. Лилиана си малыш здоровы. Правда, жениться он так и не рискнул, опасаясь сурового приговора и не желая втягивать Лилиану в трудности. Зачем ей быть женой осужденного за убийство? Пусть лучше остается свободной. Конечно, она готова выйти за него замуж хоть сейчас, но он-то должен думать о последствиях! Нет, пусть до суда все остается по-прежнему. Лилиана его поймет. А вот отцу надо помочь сейчас, немедленно, пока еще не родился этот несчастный ребенок, чья мамаша вздумала податься в бега!
И, не сказав никому ни слова, Маркус отправился на поиски Луаны, начать которые решил с лагеря Режину.





Луана вместе с другими женщинами готовила ужин на костре и внезапно вскрикнула от боли. Жасира и Бия тотчас же предположили, что это начались схватки.
- Нет, еще рановато, - усомнилась Луана, - Кажется, отпустило.
Женщины, однако, настояли, чтобы она полежала в хижине и позвала их, если приступ боли повторится?
А несколько минут спустя вблизи костра остановилась машина, и из нее вышел Маркус Медзенга.
- Мне нужно повидать Луану Бердинацци, - произнес он так, будто не сомневался, что она находится именно здесь.
Его хитрость удалась: Бия и Жасира не сказали сразу же, что Луаны здесь нет, а спросили, кто он и зачем ему нужна Луана.
- Я сын Бруну Медзенги – ее мужа. Мы очень беспокоимся о Луане – она ведь скоро должна родить.
-Да-да, - в растерянности молвила Бия, понимая, что неожиданный приезд Маркуса может быть спасительным для Луаны и ее ребенка, но в то же время не решаясь нарушить данное ей обещание. – Луане сейчас трудно, мы знаем…
- Но ее нет среди нас, - продолжила Жасира, проявив гораздо большую решительность.
От Маркуса, однако, не укрылось то замешательство, в котором прибывали обе женщины, и он продолжал настаивать на своей просьбе:
- Поверьте, я ищу Луану ради ее же блага. Скажите, где она. Мне надо хотя бы поговорить с нею.
Жасира вновь повторила уже ранее сказанное, а Бия, пробормотав: «Извините, мне надо заниматься делами», ушла в хижину, где лежала Луана.
- За тобой приехал сын Бруну Медзенги, - сказала она. – Мне кажется, его послал сам Господь. Ты не должна прятаться и теперь, когда у тебя ужа начались схватки.
- Нет! Нет! – испуганно прошептала Луана. – Уведи его куда-нибудь подальше отсюда, умоляю!
- Ты поступаешь безответственно по отношению к ребенку, - высказала свое мнение Бия.
- Именно ради ребенка я и прошу тебя: помоги! Не дай Маркусу найти меня. Иди к нему быстрее, пока он сам сюда не вошел!
Бия вынуждена была отступить ее просьбе и отвлечь внимание Маркуса от хижины. Но по тому, как она волновалась, Маркус окончательно убедился, что Луана скрывается где-то здесь.
- Я верю вам, - сказал он женщинам. – Вы прячете Луану, не понимая, что подвергаете ее опасности. И дай Бог, чтобы вам не пришлось потто м раскаиваться, если с нею случится что-нибудь ужасное.
- Мы говорим правду, - виновато пролепетала Жасира, но Маркус и на этот раз не внял ее уверениям, заявив:
- Я обшарю тут каждый уголок, но найду Луану!
Эта угроза донеслась до самой Луаны, и она, не задумываясь о последствиях, выскользнула из хижины, никем не замеченная.
Маркус же отыскал все вокруг и, не найдя Луаны, позвонил отцу:
- Я уверен, что Луана здесь, у Режину! Пока я не нашел ее, но буду продолжать поиск.
- Спасибо, сынок, - ответил взволнованный Бруну. – Я сейчас же вылетаю к тебе!
Не найдя Луаны на месте, Бия пожалела, что пошла у нее на поводу. Хорошо, если бедняжка успела добраться до ближайшей больницы. А если родила где-нибудь на дороге?!
Шум приближающего вертолета заставил Бию встрепенуться. Она выбежала из хижины и помчалась к тому месту, где приземлился вертолет.
- Что с Луаной? Где она? – грозно произнес Бруну, выйдя из пилотской кабины.
- Она была здесь, но… ушла, - взволновано ответила Бия. – Найдите ее, сеньор! У нее уже начались предродовые схватки…
- Так почему же вы ее отпустили?! Куда она могла пойти?
- Думаю, в ближайшую больницу. Это недалеко отсюда.
- Садитесь в машину! Покажите, куда ехать, - распорядился подоспевший Маркус.
В больнице, однако, Луаны не оказалось. Бруну заторопился к Режину.
- Прикажи своим людям прочесать окрестности. Если с Луаной случится беда, вы все ответите за ложь и укрывательство!
Сам он тоже отправился на поиск, и вскоре ему повезло набрести на ветхую лачугу, одиноко приютившуюся вблизи дороги.
С замиранием сердца толкнул скрипучую дверь и увидел на полу корчившуюся от боли Луану.
- Это ты?.. – слабым голосом вымолвила она. – Наш сын сейчас родится…
- Да-да, теперь все будет хорошо. Я помогу тебе, - пробормотал Бруну, понимая, что уже не успеет довести Луану до больницы. – Ты ничего не бойся: он родится прямо в мои руки.

0

57

Глава 49

С некоторых пор Жеремиас пребывал в прекрасном расположении духа, чувствуя себя не просто победителем, но вершителем высшей справедливости. Ведь он сам, по собственному разумению, мог наказать зло и поощрять добро. Мог даже прощать оступившегося, давая ему шанс на исправление. Слава Богу, у него достало сил и ума разобраться и с коварным Фаусту, и с алчной Рафаэлой. Он также проверил на прочность Отавинью и Луану. Первый оказался довольно хлипким, вторая – гордой и строптивой. Но эти черты – в крови у всех Бердинацци, а значит, примирение с Луаной возможно и даже неизбежно. Вот только что делать с ее ребенком – отпрыском проклятого Медзенги?
Эта мысль омрачала настроение Жеремиаса, но он старался на ней не сосредотачиваться. Главным для него сейчас было то, что он знал своих подлинных наследников – Джузеппе и Луана. Рафаэле же он сказал:
- Оставляю за тобой новую фазенду. Живи там с Отавинью и постарайся никогда не напоминать мне о своем существовании. Не хочу, чтобы ты приезжала даже на мои похороны!
- А Луана, конечно, поселится здесь, вместе с ребенком Медзенги? – ядовито усмехнулась Рафаэла.
- Тебя это не должно волновать! – отрезал Жеремиас.
Однако тот же вопрос ему вскоре задала и Жудити, на что он ответил со всей жестокостью, которая вспыхивала в нем при одном упоминании фамилии Медзенга:
- Луане придется выбирать. Либо половина моего состояния, либо – ребенок проклятого Медзенги!
- Но какая мать откажется от своего ребенка? – возразила Жудити. – Мне кажется, вы слишком строги к Луане.
- А мне кажется, ты слишком много на себя берешь, - проворчал Жеремиас.
- Но вам же никто не посмеет сказать правды, кроме меня, - не отступала Жудити. – Я думаю, вы и с Отавинью поступили несправедливо. Фактически выгнали его из дома. А ведь сеньор Олегариу был вашим истинным другом. Он умер за вас!
- Этот долг я ему уже отплатил, - сказал Жеремиас.
- Как? – не поняла Жудити.
- А вот если пойдешь со мной сегодня в постель – расскажу! – огорошил ее Жеремиас, и она вынуждена была прекратить свои расспросы и замечания.
Он же, оставшись в одиночестве, задумался над тем, что она говорила. Бесспорно, Жудити была права: Луана никогда не бросит своего ребенка, ни за какие деньги. Но что же тогда делать? Расстаться с нею навсегда или?.. Нет, воспитывать ребенка Медзенги как своего внука – это уж слишком!
Так и не придумав, как поступить с Луаной, Жеремиас принялся рассматривать деловые бумаги, но тут раздался телефонный звонок, сразу снявший эту неразрешимую проблему.
- Дядя, я звоню из Рибейран-Прету, - услышал он голос Луаны. – Хочу успокоить вас: со мной все в порядке. У меня родился сын! Мы с Бруну дали ему имя Филипе. Филипе Бердинацци Медзенга!
У Жеремиаса потемнело в глазах от такого сообщения. С трудом переведя дух, он глухо выдавил из себя:
- Я рад, что ты жива, но не хочу знать тебя!
Затем положил трубку и стал ходить из угла в угол по комнате, гневно выкрикивая:
- Она не получит от меня ничего! Ничего! Знать ее не желаю!
Рафаэла тем временем уехала на свою фазенду – злая и обиженная на весь белый свет.
Отавинью отказался ехать вместе с нею и заодно отказался от фазенды.
- Мне ничего не нужно, - объяснил он Жеремиасу. – Жить с Рафаэлой я все равно не смогу. Вернусь в Соединенные Штаты, буду там работать. Спасибо вам за все. И – простите меня.
После его отъезда Жудити передала Жеремиасу письмо, в котором Отавинью признавался, что под влиянием Рафаэлы в какой-то момент поддался искушению получить все наследство.
«Теперь я глубоко в этом раскаиваюсь, - писал он, - и считаю себя не вправе пользоваться вашей добротой. Простите меня, если сможете».
- Я уже давно простил, - растрогано молвил Жеремиас. – Жаль, что не сказал тебе этого раньше. Но обязательно разыщу тебя, и мы вновь будем друзьями!





Решение о двойной фамилии новорожденного Филипе далось его родителям нелегко. Бруну, конечно же, поначалу возражал против этого, но Луана проявила завидную твердость, отстояв свою точку зрения.
- Мы оба с тобой – Бердинацци, - убеждала она Бруну, - значит, наш сын точно должен носить эту фамилию. Может, хоть в третьем поколении закончиться проклятая вражда? Не зря же ведь твои родители – Медзенга и Бердинацци – когда-то полюбили друг друга, положив начало возможному перемирию. Позже то же самое произошло с нами, но вражда чуть было не погубила нашу любовь. Теперь у нас родился сын, и я хочу, чтобы он никогда не испытал на себе этой чудовищной вражды, доставшейся ему по наследству.
Бруну было трудно представить, как можно воспылать родственными чувствами к Жеремиасу, но он пообещал Луане, что, по крайней мере, не станет прививать сыну ненависть к Бердинацци.
- Нам еще надо подумать, кто будет крестным отцом и матерью для Филипе, - напомнила Луана. – Я бы хотела взять крестными Режину и Жасиру, но ты, конечно, не согласишься.
- Да, если быть честным, то мне не хотелось бы… - признался Бруну.
- А что скажешь на счет Зе и Донаны? – улыбнулась Луана, чувствуя, что тут не будет возражений.
- Я сам привезу их сюда ради такого случая! – тоже улыбнулся Бруну. – Зе много усилий приложил, чтобы тебя найти, и я в благодарность подарил ему тысячу быков. Теперь он – мой компаньон. А друзьями мы стали с ним уже давно. Так что лучшего крестного для нашего Филипе и представить трудно.
На крестины Зе и Донана приехали вместе с Уере. Донана светилась от счастья, рассказывая об успехах своего воспитанника, уже научившегося читать.
- Его надо бы отдать в хорошую школу, к опытным учителям, - сказал Бруну и, увидев, как сразу погрустнела Донана, поспешил ее успокоить: - Парень будет приезжать к вам на каникулы, а потом, когда выучится, сможет грамотно вести хозяйство вместе с Зе.
Уере действительно был мальчиком смышленым и сразу понял, что судьбе угодно разлучить его с ласковыми Донаной и Зе, которых он к тому времени считал своими родителями. Но учиться ему тоже очень хотелось! И, подумав несколько секунд, он продемонстрировал мудрость, на какую бывают способны  только дети. Уткнувшись Донане в подол, стал утешать ее:
- Мама, ты не грусти, пожалуйста. Я тоже по тебе буду очень скучать, но мне ведь надо учиться. Я буду приезжать к вам на все выходные, а потом приеду насовсем – когда научусь летать.
Растроганная Донана улыбнулась и вытерла повлажневшие от слез глаза.
Пора было отправляться в церковь, на крестины Филипе и Маркуса Роберту.
Крестными своего сына Лилиана выбрала Лию и Арарасиу. Взволнованные, торжественные, они уехали в церковь заранее. Чуть позже туда прибыли и бабушки – Роза и Лейя. Обе выглядели не слишком веселыми, хотя причины их грусти были разными: Роза сожалела, что радость дочери не может разделить покойный Роберту, а Лейя чувствовала себя чужой на этом семейном празднике.
Из церкви она поехала в свою одинокую квартиру, не в силах видеть, как радуются обретенному  счастью Бруну и Луана.
Все остальные отправились в дом Бруну, где их уже ждал празднично накрытый стол.





Семейное торжество было в самом разгаре, когда пришла печальная весть из стана безземельных крестьян: Бия сообщила Луане, что Режину был убит во время переговоров с землевладельцами.
- Господи, он погиб так же, как сенатор Кашиас, - опечалилась Луана. – Когда же кончится это кровопролитие?
На похороны она отправилась в сопровождении Бруну, который не мог отпустить ее туда одну.
Там он, к своему удивлению, увидел Шикиту, с которой не так давно познакомился при не менее печальных обстоятелствах – во время похорон Кашиаса.
- Простите, вы – Шикита? – подошел он к ней. – Я не обознался?
- Вам кажется странным, что я здесь? – спросила та в свою очередь.
- В общем, да, - пробормотал Бруну.
- Нет, все закономерно. Я считаю своим долгом продолжить дело Роберту Кашиаса, - просто, без всякого пафоса произнесла Шикита. – Он мечтал,, чтобы земельная реформа протекала мирно. И я не пожалею сил для осуществления его мечты. Так что мое место здесь, среди этих людей. Я теперь и живу здесь, вместе с ними.
- Дай Бог вам удачи, - только и мог сказать Бруну.





По мере того как приближалась дата суда, Маркус становился все более подавлены и уже почти не верил в возможность оправдательного приговора.
- Ты что, заранее сдался? Струсил? – взывала к его самолюбию Лия, пытаясь вывести брата из апатии. – Надо же как-то защитить себя! По крайней мере, надо быть готовым к защите, а ты, похоже, опустил крылышки.
- Но Валфриду требует от меня невозможного! – рассердился Маркус. – Он хочет, чтобы я рассказал на суде, как Ралф избивал маму!
- Так это же понятно. Валфриду ищет для тебя оправдательные мотивы.
- Разумеется, - согласился Маркус. – Но ты забываешь, что на суде будет мама. Я не могу подвергать ее такому унижению!
- Маме придется это вытерпеть, - жестоко заявила Лия, - потому что на карту поставлена твоя жизнь.
- Позволь мне самому распоряжаться своей жизнью! – раздраженно ответил сестре Маркус.
Адвокат Валфриду, обеспокоенный настроением своего подзащитного, обратился за помощью к Бруну:
- Все наши усилия могут пойти прахом, если Маркус не настроится должным образом на собственную защиту. Помогите ему. Только вы в силах повлиять на него. Когда он зарывал того беднягу в песок, то мстил даже не столько за мать, сколько за вас, от вашего имени. Поверьте мне, вы для Маркуса – божество.
- Ну, это, по-моему, преувеличение, - смутился Бруну. – Я знаю, Маркус любит меня. Но он любит и свою мать. Именно поэтому ему будет трудно сказать на суде все, что вы от него хотите услышать. И тут я бессилен что-либо изменить. Поговорите с моей бывшей женой, может ей удастся повлиять на Маркуса.
- Что ж, если проблема упирается в сеньору Лейю, то мне, вероятно, придется менять тактику защиты, - молвил в задумчивости Валфриду.
В тот же день он встретился с Лейей и рассказал о психологическом сломе Маркуса.
- Я опасаюсь, что он действительно не сможет быть откровенным перед судом, так как не захочет выставлять вас на всеобщее осуждение.
- Но мне все равно, как на меня посмотрят судьи! Лишь бы они оправдали моего сына.
- Значит, вам придется рассказать все в деталях о ваших взаимоотношениях с убитым, в том числе и о его альфонстве, и о побоях… Сделать это нелегко, потому что подсудимой будете выглядеть вы, а не Маркус. Но чтобы спасти его, мы должны вызвать у присяжных антипатию к вам и, как следствие, сочувствие к Маркусу.
- Я сделаю все, что вы считаете нужным, - твердо произнесла Лейя.





И вот настал день суда.
Бруну вместе с дочерью и зятем, а также Лилиана сидели в зале заседаний. Лейя же, как свидетельница, пока не была допущена до слушаний.
На вопросы судьи Маркус отвечал коротко и глухо, что особенно беспокоило Бруну. Неужели сын все-таки решил скрывать истинную причину нападения на Ралфа?
- Вы подтверждаете, что вместе с Жералдину закопали жертву в песок? – спросил судья.
- Да. Только я сделал это один. Жералдину просто находился поблизости.
«Ну вот, начинается! – в отчаянии подумал Бруну. – Он пытается усугубить свою вину».
- Вы были знакомы с потерпевшим? – задал следующий вопрос судья.
- Да. Он был любовником моей матери, - ответил Маркус, и у Бруну немного отлегло от сердца.
- Связь вашей матери с Ралфом Гомесом и стала причиной преступления? – продолжил допрос судья.
Маркус на мгновение задумался, а потом ответил.
- Возможно. Я в тот момент не думал о причинах своей неприязни к этому человеку. Могу только сказать, что вовсе не хотел его смерти.
- Вы не предполагали, что он может захлебнуться во время прилива? – уточнил судья.
- Да я вообще даже не вспомнил о приливе! – раздражено бросил Маркус.
Судья велел ему садиться и попросил ответить на те же вопросы Жералдину.
Тот не принял жертвы Маркуса и сказал, что помогал ему закапывать Ралфа в песок.
- Вы знали о любовной связи сеньоры Медзенги с потерпевшим?
- Да. Гомес любил устраивать свидания на яхте со своими женщинами. Это проходило, считай, у меня на глазах, - ответил Жералдину, несколько забегая вперед.
- Мы еще вернемся к этой теме, а пока прошу садиться, - сказал ему судья.
Затем он стал вызывать свидетелей, и первым из них оказался Кловис. Он показал, что выполнял поручения Бруну и Орестеса, наблюдая за их женами, а потому доподлинно знает, что Ралф избивал обоих своих любовниц. Судья тот час же ухватился за эту ниточку и спросил, как отреагировали обманутые мужья, получив информацию от детектива.
- Насколько мне известно, сеньор Бруну сразу же после этого развелся с женой. А вот сеньор Орестес… Он попросил меня найти подходящих парней, которые бы избили Ралфа Гомеса. И я таких людей нашел.
Парни, избившие Ралфа, подтвердили все, что сказал Кловис, и следующей перед судом пристала Сузана.
Она мужественно призналась, что была влюблена в Ралфа и терпела от него все унижения, включая и побои, которые он позволял себе, будучи пьяным.
Бруну восхитился поведением Сузаны и подумал, что у Лейи вряд ли хватит духу на такую же откровенность.
- В каком состоянии был Гомес, когда люди, нанятые вашим мужем, ставили его на пляже? – задал свой вопрос Валфриду.
- Ралф был избитый, пьяный и без сознания, - ответила Сузана.
- Он лежал вдалеке от воды или на линии прибоя? – уточнил Валфриду.
- Насколько я помню, он лежал почти у самой воды.
- А как вы считаете, он смог бы самостоятельно передвигаться по берегу, чтобы уйти от воды во время прилива?
Прокурор заявил протест, и Сузане не пришлось отвечать на этот сложный вопрос.
Наконец в зал заседаний была приглашена Лейя, которую прокурор буквально засыпал вопросами:
- Как объяснить то, что вы не опознали в убитом Ралфа Гомеса?
- Я очень нервничала, когда увидела это распухшее, изуродованное лицо. Узнать Ралфа было невозможно.
- А медальон и цепочка? Вы их тоже не узнали.
- Это же не какой-то редкий медальон. Я не могла быть уверенной, что он принадлежал Ралфу.
- А почему вы лгали, будто Гомес звонил вам, хотя он в это время был уже мертв?
- Какой-то мужчина, видимо, пьяный, несколько раз набирал мой номер. Но я сразу же отключала телефон, думая, что это звонит Ралф, с которым у нас в то время уже не было никаких отношений.
- А я считаю, что вы просто хотели отвести подозрения от сына! – заявил прокурор, тут же получив замечание от судьи.
Валфриду счел необходимым переломить ситуацию и представить Лейю в глазах присяжных не как любящую мать, стремящуюся любой ценой защитить сына, а как безответственную женщину, доставшую немало страданий своим близким.
- Действительно ли вы содержали Ралфа Гомеса на средства вашего мужа? – задал он первый нелицеприятный вопрос.
- У меня был свой счет… - несколько растерялась Лейя.
- Но ведь вы никогда не работали, насколько мне известно, - продолжал гнуть свое Валфриду.
- Да, можно сказать, что деньги, которые я давала Ралфу, на самом деле принадлежали моему мужу, - подтвердила Лейя, вспомнив о своей договоренности с Валфриду и полностью доверившись ему: если он задает именно этот вопрос, значит, так надо.
- Скажите, - продолжал Валфриду, - часто ли вас избивал потерпевший и приходилось ли моему подзащитному видеть следы побоев на вашем лице?
- Да, часто, - твердо ответила Лейя. – И Маркус несколько раз видел меня в синяках.
Ропот возмущения пробежал по залу. Судья вынужден был попросить тишины.
Но тут сдали нервы у Маркуса.
- Оставьте маму в покое! – неистово закричал он. – Она ни в чем не виновата! Я сам убил этого подонка и готов ответить за все.
Эффект, на который делал ставку Валфриду, был достигнут. Судья, сочувственно глядя на Маркуса, объявил перерыв.
Лилиана и Лия были в шоке. Лейя же, сохраняя выдержку, объяснила им, что все идет по плану Валфриду. Бруну благодарно пожал ей руку.
После перерыва прозвучала обвинительная речь прокурора и затем выступил Валфриду. Упор он сделал на безнравственное поведение Лейи, доведшей сына до крайнего эмоционального возбуждения, в котором тот и зарыл Ралфа в песок, а так же на тяжесть побоев, нанесенных потерпевшему людьми Орестеса. Действия же Маркуса он квалифицировал как хулиганство, обусловленное мотивами, заслуживающими если не оправдания, то по крайней мере сочувствия.
И присяжные вняли его призыву: Маркус и Жералдину были осуждены на год условно.

0

58

Глава 50

Отыскав, наконец, своих племянников по линии Бруну и Джакомо, Жеремиас понял, что теперь не может составить завещание, которое удовлетворило его в полной мере. Все карты ему спутала Луана. Оставить ее вовсе без наследства он не хотел, но и не мог допустить, чтобы часть его кровного капитала фактически перешла к проклятому Медзенге.
Как ни ломал голову Жеремиас, но выхода из этой запутанной ситуации не находил.
И однажды в счастливый момент, его внезапно осенило, что он рановато задумался о завещании, а стало быть, и о смерти.
Рядом с ним был Джузеппе – родной племянник и хороший парень, которого надо обучить всем тонкостям молочного производства, чтоб он смог продолжить семейный бизнес. И еще рядом была верная и преданная Жудити – престарелая девственница, много лет влюбленная в хозяина, но всегда пресекавшая его неуклюжие и грубоватые ухаживания.
В очередной раз, когда Жеремиас попытался обнять ее и получил отпор, он вдруг выпалил:
- А если я на тебе женюсь, ты позволишь тогда хоть один поцелуй?
Жудити восприняла это как неуместную шутку, но Жеремиас подумал всерьез: а почему бы и вправду на ней не женится? Женщина она добрая, надежная, неизбалованная. Да и ему еще не чужды любовные утехи. Так что они вполне могли бы составить достойную пару. Двое таких милых старичков, нежно заботящихся друг о друге.
Размышляя таким образом, Жеремиас настолько растопил себя, что встал с постели и, крадучись, чтобы ненароком его не увидел Джузеппе, пошел в спальню к Жудити.
Дверь, однако, оказалась запертой изнутри, а на все его страстные мольбы Жудити отвечала решительным отказом и защелку не открывала.
Боясь разбудить Джузеппе, Жеремиас вынужден был отступить.
Но уже вернувшись в свою спальню, вспомнил, что Жудити обычно спит при открытом окне. «Сейчас или никогда!» - решил он и, приставив к стенке лестницу, стал взбираться по ней к открытому окну.
Заслышав шум, Жудити испугано вскрикнула, но Жеремиас, легко перемахнув через подоконник, погасил этот крик своим страстным поцелуем…
На следующий день он объявил Джузеппе, что женится на Жудити и вообще отходит от дел.
- Оставляю все хозяйство на тебя, - говорил он, мечтательно закатывая глаза, - а сам уеду с молодой женой на старую фазенду, где прошло мое детство и юность.
- Разве эта фазенда тоже принадлежит вам? – удивился Джузеппе.
- Нет, не принадлежит. Но это не имеет никакого значения, потому что я куплю ее! – решительно произнес Жеремиас.
- Нынешние хозяева могут и не продать ее, - осторожно заметил Джузеппе.
- Продадут! – уверенно заявил Жеремиас. – Я предложу им такие деньги, что они не смогут устоять. А заодно куплю и соседнюю фазенду, где протекает ручей! Снесу ко всем чертям забор и заживу в свое удовольствие! Мой отец всю жизнь мечтал об этом, но у него поперек дороги всегда стоял проклятый Медзенга.
Джузеппе был ошеломлен такой новостью и не очень-то поверил, что старик сможет бросить все и уехать. Но Жеремиас не мешкая позвонил агенту по продаже недвижимости и попросил его купить обе фазенды на любых условиях.





Сразу после оглашения приговора, прямо в зале суда, Маркус сообщил своим близким, что теперь со спокойной совестью может жениться на Лилиане, и пригласил всех на свадьбу.
Сыграли ее через несколько дней, довольно скромно, в кругу родственников и самых верных друзей – таких как Зе и Донана.
Лейя была вынуждена терпеть присутствие Луаны, которая уже вполне освоилась в доме Бруну с ролью хозяйки.
- Ты действительно намерен поселиться здесь с женой и сыном? – спросила Лейя Маркуса. – Не боишься, что Лилиана не уживется с… молодой свекровью?
- Мама, я понимаю, тебе неприятно, - ответил Маркус, - но мне самому не хотелось бы уезжать из этого дома. А Лилиане и малышу будет везде хорошо рядом со мной.
- Ну что ж, я только могу пожелать вам счастья, - сказала Лейя, вздохнув. – Жаль, что внука придется видеть не часто.
- Об этом ты не волнуйся, - улыбнулся Маркус. – Мы будем приезжать к тебе! Я же очень люблю тебя, мамочка!
Он поцеловал мать, и Лейя, боясь расплакаться, поспешила проститься с ним.
Застолье между тем продолжалось, ухода Лейя никто не заметил, и она почувствовала себя совсем одинокой. Возвращаться в пустую квартиру не хотелось. Близких подруг у Лейи не было. Разве что последнее время появились подруги по несчастью. К одной из них – Марите – Лейя и поехала, не в силах самостоятельно справиться со своим одиночеством.
Марита встретила ее радушно и сказала, что Лейе надо заняться каким-нибудь делом, чтобы не маяться от тоски.
- Я уже думала об этом, - призналась та. – Знаешь, мне бы хотелось открыть бутик класса люкс.
- Не советую, - деловито заявила Марита. – Богатые женщины делают покупки гораздо реже, чем бедные, и к тому же любят выписывать липовые чеки.
- Неужели? Я этого не знала, - растеряно сказала Лейя.
- А что ты вообще знаешь о жизни? – добродушно усмехнулась Марита. – Прожила за спиной Бруну как за каменной стеной. Теперь вот надо осваивать азы… Знаешь, что я тебе посоветую? Открой бутик для среднего класса, но с обслуживанием по высшему разряду!
- А ты станешь моей компаньонкой? – оживилась Лейя. – Ты такая практичная! Твой опыт плюс мои деньги – неужели этого будет мало для процветания нашего предприятия?
- Нет, не мало, - засмеялась Марита. – Спасибо за доверие. Твое предложение для меня лестно, и я его охотно принимаю.





Вечером, после ухода гостей, Луана и Бруну еще долго обсуждали впечатления минувшего дня.
- Ты вела себя вполне как светская дама, - одобрительно заметил он. - Значит, не прошли даром уроки, которые тебе давала Лия?
- Да, я, кажется, научилась носить дорогие платья и туфли, - улыбнулась Луана. – Но все равно для меня это было большим испытанием. Если говорить честно, то мне хотелось бы жить где-нибудь на фазенде, поближе к земле.
- Мне тоже, - признался Бруну. – Я уже давно подумывал осуществить мечту моего отца – выкупить нашу родовую фазенду. Но ты же знаешь, какие неприятности валились на мою голову в последнее время! Теперь, слава Богу, все позади, и можно наконец заняться этим важным делом.
Не привыкший откладывать важные дела даже до завтра, он тот час же позвонил знакомому агенту по недвижимости и попросил его купить бывшую фазенду Антонио Медзенги. Затем, осененный внезапной идеей, добавил:
- А заодно и соседнюю, принадлежащую некогда Джузеппе Бердинацци! За ценой я не постою!
Луане, смотревшей на него с изумлением и восторгом, Бруну объяснил свое решение так:
- Покупать надо непременно две фазенды, а не одну, поскольку во мне и в моих детях течет кровь обеих враждующих фамилий. Я снесу проклятый забор и устрою одну, свою фазенду!
- Мы… будем там жить? – робко спросила Луана.
- Может, и будем, - не совсем уверенно ответил Бруну. – Я был на тех землях в младенчестве, так что не помню их. Поедим посмотрим…






Агенты по недвижимости, нанятые Жеремиасом и Бруну, начали действовать практически одновременно и вскоре доложили своим клиентам, что у каждого из них есть возможность купить только одну фазенду, причем не свою фамильную, а соседнюю.
Ни Жеремиас, ни Бруну даже не подозревали, кто является тем непримиримым конкурентом, отказывающимся уступить вторую фазенду. Но решение они приняли абсолютно одинаковые: купить тот участок земли, какой продается, а уж потом, на месте, предложить соседу такие условия сделки, от которых тот не сможет отказаться.
- Я купил фазенду Бердинацци! – радостно сообщил Бруну Луане. – А теперь мы с Маркусом поедим туда и, надеюсь, купим другую фазенду, на которой родился и вырос мой отец.
Примерно то же сказал и Жеремиас, отправляясь в дорогу с Джузеппе:
- Не волнуйся, Жудити, как только я куплю отцовскую фазенду – ты сразу же ко мне приедешь.
От агента по недвижимости он знал, что обе интересующие его фазенды давно находятся в запустении. После отъезда братьев Бердинацци и Энрико Медзенги на тех плантациях почему-то невозможно было что-либо вырастить. Буйствовали там только дикие кустарники да трава едва ли не в человеческий рост. Несколько сменивших друг друга хозяев пытались привести в порядок эти земли, но в конце концов отчаялись. Двое последних владельцев уже много лет искали покупателей на эти, словно кем то проклятые земли, но охотников купить их не находилось. Даже безземельные крестьяне были наслышаны о дурной репутации двух заброшенных фазенд и не зарились на них, предпочитая захватывать другие земли, зачастую под пулями.
Нынешние владельцы обеих фазенд, купившие когда-то их по глупости, давно жили вдалеке от этих гиблых мест, уже смирившись с безвозвратно потерянным капиталом, и не сразу поверили в то, что нашлось двое чудаков-покупателей, затеявших между собой этакую аукционную войну: кто дороже заплатит.
В результате деньги были выложены немалые, но, как ни старались агенты по недвижимости, осчастливить столь щедрых покупателей они смогли только наполовину. А дальше – пусть сами вытесняют друг друга! У кого окажутся крепкие нервы и туже кошелек, тот и победит.





Прежде чем ступить на родную землю, Жеремиас завернул в знакомую таверну, надеясь унять все нарастающее волнение с помощью виски.
- Когда-то в этой таверне заправлял делами Тони Бенаквио, - сказал он племяннику. – Сейчас его, наверное, уже нет в живых…
- Да, дедушка умер давно, - подтвердил молодой бармен. – А я – внук Тони Бенаквио. Вы знали моего деда?
- Ну как же я мог не знать его, если жил тут неподалеку, - осушив рюмку, ответил Жеремиас. – Теперь опять буду жить здесь. Пока – в бывшей фазенде Медзенги, а потом выкуплю и отцовскую. Моя фамилия – Бердинацци. Слышал, наверное, о нашей семье?
- Вообще-то нет, - смутился парень. – Хотя… Вы говорите не о тех заброшенных фазендах, которые у нас считаются проклятым местом?
Жеремиас выпил еще рюмку и спросил с плохо скрываемой обидой:
- А почему это – «проклятым»?
- Ну, говорят, там земля бесплодная и по ней бродят какие-то привидения. Все, кто пытался там поселится, сбегали в страхе после первой же ночевки. Считается, что духи прежних хозяев охраняют свои полуразвалившиеся лачуги, изгоняя любого, кто вздумает туда войти.
- И вы верите во всю эту чушь? – изумился Джузеппе.
- Да я сам в детстве забрел туда с ребятами, так мы еле ноги унесли. Там что-то ухало, свистело, выло. И будто какой-то вихрь крутил нас и толкал в спину.
- Ничего удивительного, - сказал Жеремиас. – Там жили крепкие люди. Лично я могу понять, что они и после смерти обороняют свои жилища.
- А вы не боитесь, что вас они тоже вытолкают оттуда? – спросил бармен.
- Нет. Я сам – Бердинацци! – гордо заявил Жеремиас. – Один из потомков тех… духов.
Он смело направился к старому дому Медзенги - осевшему, прохудившемуся, с заколоченными окнами. Но у самого порога все же предупредил Джузеппе:
- Ты на всякий случай будь осторожен. Потому что с проклятым Медзенгой и вправду шутки плохи. Давай, что ли, перекрестимся.
Они перекрестились, но Джузеппе все равно почувствовал неприятный холодок ужаса.
Войдя в дом, оба действительно услышали какие-то странные звуки, похожие на завывания и посвистывание. Джузеппе явно оробел, но Жеремиас был настроен воинственно:
- Сейчас откроем все окна, проветрим этот гадюшник и заколотим щели. Эти сквозняки гуляют тут со свистом.
Джузеппе безропотно принялся за работу, но при мысли о том, что здесь придется ночевать, у него сразу же начинали дрожать руки и ноги.





Похожих ощущений не избежали также Бруну и Маркус, когда вошли в бывший дом своих предков по линии Бердинацци.
Стоило им только открыть дверь, как невесть откуда налетел сильный ветер, можно даже сказать ураган, который буквально внес их внутрь дома.
Окна здесь тоже были заколочены, и, хотя, сквозь имевшиеся в них щели пробивался слабый свет, темнота в доме казалась кромешной. Маркуса охватил ужас. Бруну же, не трусивший и в более опасных ситуациях, здесь чувствовал себя, мягко говоря, неуютно.
Однако он знал, на что шел, затевая эту покупку, а потому не собирался отступать. Продираясь сквозь плотную паутину и чихая от пыли, нащупал-таки на стене выключатель, и тусклая лампочка под потолком осветила убогое пространство комнаты, в которой давным-давно жили мать Бруну, его бабушка Мариета, а также все «проклятые Бердинацци».
- Ты думаешь, здесь можно будет… жить? - глухо, не узнавая своего голоса, спросил Маркус.
- А почему бы нет? – расхорохорился вдруг Бруну. – Это ведь дом моей матери! Конечно, в таком виде его нельзя показывать Луане, а то у нее от испуга пропадет молоко. Но я сейчас найму людей, из местных, пусть вычистят здесь все. А потом, законопатят дыры в стенах и крыше. А потом уже сам займусь основательным ремонтом.
- Значит, мы не будем здесь ночевать! – воскликнул Маркус, нисколько не скрывая своей радости.
Бруну в ответ лишь улыбнулся.
Выйдя из дома, они увидели, что ветер утих. Но дикие заросли во дворе все равно производили жутковатое впечатление.
- Чтобы вырубить эту траву и кусты, потребуются крепкие мужчины, - сказал Бруну. – Найдем ли мы здесь таких?
Крепких мужчин среди местного населения он нашел, да вот подрядить их оказалось непросто: общаться с духами умерших никто не желал даже за большие деньги.
И тогда Бруну предложил им такую сумму, на которую можно было не то что отремонтировать старый дом, но и построить новый.
Мужчины, преодолевая страх, взялись за дело.





А Жеремиас предпочел наводить порядок во дворе и в доме собственными силами, полагаясь на помощь Джузеппе и Жудити, которую он вызвал из Минас-Жерайса.
- Сосед наш, похоже, человек с размахом, - заметил он однажды, глядя, как основательно работают люди, нанятые Бруну. – Денег на ремонт не жалеет. Такого сложно будет склонить к продаже фазенды.
Жудити была не робкого десятка и не очень-то поверила Джузеппе, когда он рассказал о странностях, происходивших в доме, где ей предстояло жить.
- Ничего, - беспечно молвила она. – Я же буду здесь не одна, а с моим дорогим Жеремиасом!
Вскоре ей, однако, пришлось убедиться в наличии тут разных мистических штучек. Однажды она увидела в дверном проеме женский силуэт, который внезапно появился и так же внезапно растаял. Жудити вскрикнула от испуга, но Жеремис пояснил ей вполне спокойно:
- Это Нэна, жена проклятого Медзенги. Ты ее не бойся. Она и при жизни не была зловредной.
В другой раз Жудити почудилось будто ее окликнул незнакомый мужской голос, но она уже сама догадалась, что он принадлежал, вероятно, Антонио Медзенге.
Жеремиасу и Джузеппе тоже периодически мерещились всякие видения, о которых они предпочитали не говорить вслух. Но когда старый радиоприемник Медзенги стал сам собою включаться и выключаться, Жеремиас не выдержал и попытался разбить его.
Однако в тот же момент явственно услышал у себя за спиной голос Джакомо:
- Не надо, брат. Оставь все, как есть.
- Ты… жив? – невольно вымолвил Жеремиас и сделал шаг навстречу невидимому Джакомо.
- Что с тобой? – похолодела от ужаса Жудити.
- Мне показалось, будто здесь был мой брат Джакомо, - растерянно произнес Жеремиас. – Наверное, это воспоминание детства плюс болезненное воображение…
- А может, неспокойная совесть? – добавила Жудити. – Помирился бы ты с Луаной! Я по ней соскучилась, да и ребеночка ее хотелось бы увидеть.
- Нет! Она – предательница. Связалась с Медзенгой! – сердито отрезал Жеремиас, но образ Джакомо, возникший на этот раз в дальнем углу комнаты и глядевший на брата с укоризной, заставил его сникнуть.





Ремонт в доме Бердинацци между тем закончился, и туда переехал Бруну вместе с Луаной.
- Как здесь легко дышится! – сказала она и у Бруну, который по-прежнему чувствовал себя неуютно, отлегло от сердца: значит, на ремонт он потратился не зря.
Но Луана, не догадываясь о его мыслях, высказала другую причину своего прекрасного самочувствия:
- Вот что значит родной дом! Мне кажется, будто я жила здесь всегда. Тут все дышит добром и любовью.
- Дай Бог, чтоб так оно и было, - уклончиво ответил Бруну.
Жеремиаса Бердинацци, появившегося на пороге дома, он поначалу принял за одно из тех привидений, о которых был наслышан. И даже спросил вслух:
- Разве ты тоже умер?
- Нет, не надейся! – грозно ответил Жеремиас. – Я живу на соседней фазенде и пришел купить эту, отцовскую! Ты должен уступить мне родовое гнездо!
Бруну велел ему убираться вон, но Луана решительно встала между ним и Жеремиасом. Затем обняла дядю, и он не посмел оттолкнуть ее.
- Ой, как я рада! – воскликнула вошедшая Жудити. – Вы помирились?!
- Нет, - улыбнулась ей Луана. – Пока нет. Дяде и Бруну еще надо спокойно поговорить друг с другом.
- Что ж, попробуем поговорить, - неохотно согласился Бруну.
- Не будем им мешать, - проявила деликатности Жудити, обращаясь к Луане. – Покажи мне лучше своего Филипе!
Прийти к какому-то соглашению давним противникам не удалось, и они стали жить каждый на своей фазенде, не общаясь друг с другом, однако не препятствуя Луане и Жудити, души не чаявшей в маленьком Филипе.
Так продолжалось несколько дней, пока Бруну не увидел во сне бабушку Мариету, которая настоятельно велела ему пойти в сад и там под кривым кофейным деревом откопать медаль, зарытую дедом.
Бруну был так ошеломлен этим сном, что решил проверить, действительно ли под тем деревом лежит медаль его покойного дяди.
И – каково же было его изумление, когда он вынул из земли медаль и письмо, адресованное Джузеппе Бердинацци,  в котором сообщалось, что его сын Бруну геройски погиб!
Луана, узнав о находке, призналась мужу, что ночью тоже видела во сне бабушку Мариету, знакомую ей лишь по фотографиям, а также собственного отца, умолявшего ее любой ценой помирить Бруну и Жеремиаса.
- Пойдем к дяде, - сказала она твердо. – Эта медаль принадлежит его брату и деду Джузеппе. Они должны ее увидеть.
- Да, ты права, - не стал возражать Бруну.





Увидев медаль, письмо и остатки полуистлевшей тряпицы, Жеремиас – этот кремень – вдруг заплакал как дитя.
- Я узнал платок моей матери, - сказал он, взглядом указывая на тряпицу. – И эта медаль… Когда-то я держал ее в руках… А из-за этого письма мой бедный отец лишился рассудка, не вынес горя…
Он вновь заплакал навзрыд, и Луана принялась его успокаивать:
- Теперь все худшее – позади. Мы будем жить дружно, как одна семья. Ты ведь не станешь возражать? Посмотри на этого малыша. Его зовут Филипе Бердинацци Медзенга. Он – твой внук!
Жеремиас, впервые за все время взглянув на младенца, улыбнулся:
- И вправду хорош! По всему видать, крепкий парень. Не зря же он – мой наследник. Да-да, - подтвердил, перехватив удивленный взгляд Бруну, - я так решил. А ты ведь тоже носишь двойную фамилия. И в твоих детях, Маркусе и Лие, течет кровь моей сестры Джованны. Так что вы все, вместе с Луаной и Джузеппе, - мои наследники. Теперь я точно знаю, как надо составить завещание!
Он облегченно вздохнул, словно скинув с себя тяжелую ношу, а потом вдруг озорно сверкнул глазами и предложил совсем другое решение:
- Нет! К черту завещание! Мне сейчас пришла в голову гораздо лучшая идея. Давай объединим твой и мой капитал, и пусть все Бердинацци-Медзенгаа станут компаньонами. У нас будет общий семейный бизнес, и все мы будем жить как родные люди. А потом, когда меня не станет, вы уже сами разберетесь, как вам жить дальше – вместе или по отдельности. Ну что, согласен, племянник?
- У меня голова идет кругом от твоего проекта, - честно признался Бруну. – Дай хотя бы немного привыкнуть к мысли, что ты – мой близкий родственник, самый старший из нас, почти как отец.
- Я постараюсь стать для всех вас отцом! – пообещал растроганный Жеремиас.
- Знаешь, нам следует сделать для начала? – с улыбкой обратился к нему Бруну. – Снесем проклятый забор!
- Да я только об этом и мечтал, когда задумал купить обе фазенды! – воскликнул Жеремиас. – Не веришь? Спроси у Жудити, она – свидетель.
- Я мечтал о том же, - рассмеялся Бруну. – Луана может это подтвердить.
- Тогда не будем тянуть, - подвел итог Жеремиас и, приняв командирскую позу, отдал четкую команду племянникам: - Ребята, за мной!
Через несколько часов от забора, многие годы разделявшего не только две фазенды, но и две семьи, не осталось никакого следа.
А еще спустя неделю в объединенном родовом поместье собралось все огромное семейство Бердинацци-Медзенга, включая и его новых членов – Жудити, Апарасиу, Лилиану, а также сватью Розу с неким мужчиной, которого она представила всем как своего будущего мужа. Ну и, конечно, здесь были верные друзья Бруну и его детей – Зе ду Арагвайя, Донана, малыш Уере и Зе Бенту с Лурдиньей.
- Какой праздник без музыки? – сказал Зе Бенту, расчехляя свою гитару. – Ну-ка, Апарасиу, давай тряхнем стариной!
И над кофейными плантациями, помнящими всех Медзенга и Бердинацци, начиная с Антонио и Джузеппе, полилась протяжная, чуть грустноватая песня о непреходящей ценности любви и о бренности земного бытия.
Жеремиас, ставший в последнее время чрезмерно сентиментальным, прослезился.
Но Апарасиу и Зе Бенту не дали ему возможности долго пребывать в печали, заиграв веселую, зажигательную мелодию. Все, от мала до велика, пустились в пляс. Жеремиас, приобняв Жудити, тоже ступил с нею в общий круг.
Потом, когда уже было выпито довольно много вина, он спросил Бруну:
- А ты случайно не знаешь какой-нибудь итальянской песни? Так хочется спеть что-нибудь на родном языке?
- Знаю, и очень много! – оживился Бруну, которому понравилась эта идея. – Мои родители и бабушка Мариета всегда пели по-итальянски. А я им подпевал. Лия, Маркус, идите сюда! – позвал он детей. – Будем петь итальянские песни.
- А про меня забыл? – с укоризной спросила Луана. – Я ведь тоже кое-что умею.
- Нет, это вы все забыли про единственного тут коренного итальянца! – засмеялся Джузеппе. – Дай-ка мне гитару, Апарасиу!..
И дружный семейный хор грянул старинную песню о любви и счастье, которые два итальянских семейства нашли не на живописных берегах Адриатики, а здесь, среди кофейных деревьев и сочных лугов в долине Арагвайя.

0

59

КОНЕЦ! http://4put.ru/pictures/max/87/268508.gif

Отредактировано ilona (08.03.2011 21:42)

0