Часть 1. Вражда и любовь

Глава 1

Более века минуло с той поры, как прадед Бруну Медзенга покинул Италию и вместе с юной женой подался к берегам Бразилии – в поисках лучшей жизни. От заезжего моряка он слышал, что кофейные деревья растут там сами собой, не требуя никакого ухода, - только не ленись, собирай плоды и продавай их подороже охочим до этого напитка европейцам.

Более века минуло с той поры, как прадед Бруну Медзенга покинул Италию и вместе с юной женой подался к берегам Бразилии – в поисках лучшей жизни. От заезжего моряка он слышал, что кофейные деревья растут там сами собой, не требуя никакого ухода, - только не ленись, собирай плоды и продавай их подороже охочим до этого напитка европейцам.
Однако, прибыв на другой континент, чета Медзенга столкнулась с непредвиденными трудностями: все океанское побережье, а также плодородные земли вдоль Амазонки и ее притоков были уже заняты такими же искателями счастья, в основном португальцами, заселившими эти края значительно раньше.
Новичкам пришлось переместиться вглубь страны, где осадков выпадало меньше и над землей следовало хорошенько попотеть, чтобы получить с нее приличный урожай. Правда, кофейные деревья росли и здесь, что успокоило Медзенгу, и он засучив рукава взялся за дело.
Вскоре жена родила ему сына, которого они назвали Антонио, а других детей им Господь не послал.
Так и управлялись они вдвоем на кофейных плантациях, пока не подрос Антонио и не стал надежным помощником родителям. Затем он женился на скромной девушке Нэне, и у них тоже родился сын – Энрико.
Старики же, отдавшие все силы возделыванию этой заморской земли, один за другим ушли в нее, оставив Антонио ухоженные кофейные плантации. Но на этих плантациях необходимо было трудиться до седьмого пота, чтобы они приносили прибыль.
К тому времени вокруг владений Медзенги образовалась целая колония итальянцев. Жить стало легче, поскольку земляки нередко приходили друг другу на выручку, хотя случались между ними и распри – дело ведь житейское. Но так или иначе все улаживалось, и соседи вновь устраивали общие застолья по праздникам.
Всерьез не поладил Антонио Медзенга лишь с ближайшим своим соседом – Джузеппе Бердинацци.
Тот приехал сюда позже всех, в двадцатом году уже нашего столетия, и земли ему, разумеется, достались не самые лучшие. Но Бердинацци никак не мог с этим смириться и сразу же попытался передвинуть межу, надеясь таким способом оттяпать у Медзенги приличный участок, на котором бил ключ и протекал небольшой ручей.
Медзенга вынужден бы поставить на место не только ограждение, но и самого Бердинацци, после чего между ними разгорелась открытая, никогда не затухавшая вражда.
Ручей, которым поначалу пользовался Бердинацци, отныне был для него закрыт, а другого источника воды на своем участке ему так и не удалось отыскать.
Впоследствии Медзенга вновь разрешил ему брать воду из ручья, но не для орошения плантаций, а только для бытовых нужд. И двигало им при этом отнюдь не сострадание к соседу и не великодушие – давая Бердинацци воду, Медзенга таким образом лишь подчеркивал его зависимое от себя положение.
Конечно же, это не могло не злить Бердинацци, и он везде, если только представлялся случай, поносил соседа самыми грязными словами, хотя и рисковал вовсе остаться без воды.
Чаще всего предметом его издевок была недостаточно высокая, как он считал, плодовитость рода Медзенга – в котором поколении там рождался лишь один ребенок. Возразить против этого Медзенге было нечего, и он молча сносил насмешки ненавистного соседа.
А у Бердинацци, наоборот, дети плодились как кролики – трое сыновей и дочь родились уже здесь, в Бразилии. Это обстоятельство позволяло Медзенге иногда покусывать соседа:
- На твоих грязнуль уходит слишком много воды. Если ты вздумаешь завести еще хотя бы одного, мой ручей не выдержит – пересохнет.
- Я бы сам с огромным удовольствием засыпал его землей и завалил камнями, да не могу остаться без воды. Но придет час, и уже не я, а ты будешь выпрашивать у меня каждую капельку, чтобы обмыть зад своему единственному отпрыску, - отвечал Бердинацци. – Запомни, когда-нибудь этот кусок земли будет моим!
Пытаясь осуществить свою угрозу, он не раз обращался к местным властям, но спорный участок по закону принадлежал Медзенге. И воздействовать на него представители власти могли только увещеваниями: дескать, продай Бердинацци хоть небольшую часть земли, по которой протекает ручей, и живи спокойно, не трать силы на извечную войну.
- Я же не запрещаю ему брать у меня воду, - резонно замечал Медзенга. – А земли моей он не получит ни за какие деньги!
Тогда Бердинацци, разочаровавшийся в открытых методах борьбы, стал действовать тихой сапой: каждую ночь передвигал ограду на небольшое расстояние, чтобы сосед не заметил, как уменьшается его земельный надел. В конечном счете Медзенга подловил его за этим грязным делом и попросту избил.
- Я подам на него в суд! – кричал Бердинацци в таверне, демонстрируя свои синяки.
Но, кроме насмешек, в ответ он ничего не получил: всем в округе надоела нескончаемая вражда двух упрямцев.
А сами они уже так втянулись в противостояние, что без него жизнь бы показалась им скучной и пресной.
По примеру родителей стали враждовать между собой и дети. Особенно в этом усердствовали младшие сыновья Бердинацци – Жеремиас и Джакомо. Вдвоем они частенько нападали на Энрико, не жалея для него тумаков, за что им всегда попадало от старшего брата, Бруну, спокойного мечтательного мальчика, вообще не любившего драчунов.
Энрико Медзенга тоже не слишком любил драться, хотя при случае и мог постоять за себя. Жеремиаса и Джакомо он считал своими врагами, к Бруну же относился с глубоко скрываемой симпатией.
Дочь Бердинацци, Джованна, в мальчишеских драках не участвовала, и братья однажды немало удивились, когда она вдруг приняла сторону Энрико Медзенги.
- Это подло! Подло! Двое на одного!.. – кричала Джованна, обеими руками вцепившись в волосы Жеремиаса и пытаясь таким образом остановить своих братьев-драчунов.
Те завопили как оглашенные, а Энрико впервые взглянул на юную соседку с изумлением и восхищением.
С той поры у них и начался тайный, во многом еще детский роман. Не сговариваясь, они постоянно оказывались в одних и тех же местах, где не было никого, кроме них, и делились своими представлениями о будущей жизни. Фантазия их не простиралась дальше кофейных плантаций, но обоим виделся некий тихий рай без вражды и свар.
Тайные встречи закономерно привели Джованну и Энрико к первому поцелую, а затем и к жарким клятвам в вечной любви.
Романтическое чувство, вспыхнувшее между представителями враждующих сторон, не долго оставалось секретом для окружающих. Медзенга же и Бердинацци, узнав об этом, пришли в ярость и ужесточили контроль за детьми.
Жеремиас и Джакомо теперь не спускали глаз с сестры и открыто угрожали Энрико, Бруну занимал нейтральную позицию, а Мариета Бердинацци – мать Джованны – втайне сочувствовала дочери, которая призналась ей, что любит Энрико Медзенгу.
Несмотря на все запреты, влюбленные продолжали встречаться, и Бердинацци решил положить этому конец, отправив дочь на учебу в Сан-Паулу.
- Там она увидит других парней и поймет, что свет не сошелся клином на этом Медзенге, - рассуждал наивный отец.

***

Глава 2

Супруги Медзенга длительное время скрыва¬ли ото всех, что способ-ствовали побегу сына и невестки. Но Мариета не верила им и тайком от мужа пришла на поклон к Нэне.
- Умоляю, скажи, где моя дочь, - со слезами на глазах обратилась она к соседке. – Ты же знаешь, куда они уехали. Может, от них приходят какие-нибудь вести?
- А разве Джованна не умерла для вас? – холодно встретила ее Нэна. – Я сама слышала, как об этом кричал на всю улицу Джузеппе.
- Да, он проклял Джованну, - подтвердила Мариета, и слезы хлы-нули из ее глаз рекой. – Но я ведь мать! Тебе это должно быть понятно.
Нэна прониклась к ней сочувствием и рассказала, что их дети живут далеко отсюда, в каком-то поместье. Энрико там ухаживает за скотом, а Джованна ждет ребенка.
- Ну, слава Богу, - облегченно вздохнула Мариета. - Адреса ты мне, конечно, не дашь, да я и не прошу. Не хочу, чтобы Джузеппе об этом узнал. Но привет от меня Джованне передай. Скажи, что я по ней очень скучаю. И еще напиши о Бруну. Он воюет в Италии.
- Конечно, я обо всем ей напишу, - пообещала Нэна. – Джованне будет легче рожать, когда она узнает, что хоть мы с тобой теперь живем в мире и думаем заодно.
Общая судьба детей и в самом деле сблизила Нэну и Мариету, не-смотря на то что встречаться им приходилось тайком. А вот их мужья, как прежде, продолжали враждовать.
Когда стало ясно, что Энрико увез Джованну, Бердинацци вновь потребовал у Медзенги обе¬щанную землю. Но тот ответил с вызовом:
- Энрико уехал со своей законной женой. А ты, насколько мне из-вестно, публично отрекся от дочери. Так с какой же стати я должен от-давать тебе землю? Ты потерял ее вместе с Джованной!
- А ты остался один-одинешенек на своих плантациях! – злорадно парировал Бердинацци. – Не ровен час, загнешься от непосильного труда.
- Не надейся! Я уже нанял работников! – поставил победную точку Медзенга.
В другой раз они схлестнулись, когда газета опубликовала списки награжденных воинов, и среди них оказался Бруну Бердинацци.
Джузеппе несколько дней всюду похвалялся воинскими доблестями сына, и Медзенга наконец не выдержал - проговорился:
- А мой Энрико пишет, что его стадо уже насчитывает тысячу быков!
- Значит, ты поддерживаешь с ним связь? Ты и бежать ему помогал? – рассвирепел Бердинацци.
- Да, помогал, - не стал отрицать Медзенга. – Потому что твоя дочь пришла ко мне и по¬просила о помощи. Не мог же я отказать не¬счастной девочке только потому, что ее отец - изверг и придурок!
Эта ссора закончилась жестокой дракой, а, придя домой, Бердина-цци потребовал, чтобы никто из членов семьи даже имени Джованны не произносил. Но «тысяча быков» не давала ему покоя, и он стал рас-пускать слухи, что сын Медзенги нажил свое стадо воровством.

Сам же Энрико Медзенга, разумеется, не знал, какие страсти кипят вокруг его несуществующего стада. Изо дня в день он пас чужих – хо-зяйских - быков, понемногу откладывая деньги и мечтая когда-нибудь, в отдаленном будущем, самостоятельно заняться разведением скота. Об этом он говорил и своему новорожденному сыну, держа его на руках:
- Клянусь, я сделаю все, чтобы ты, когда вырастешь, смог иметь са-мое большое стадо в Бразилии!
Малыш молча смотрел на отца мутноватыми младенческими глаз-ками, но Энрико воспринимал его молчание как знак согласия и одоб-рения.
Имя у мальчика было – Бруну. В честь дяди, брата Джованны. А фамилию он получил двойную – Бердинацци-Медзенга.
Между тем от старшего Бруну Бердинацци давно уже не было ни-каких вестей. Джузеппе ходил поникший, а Мариета, предчувствуя са-мое худшее, лила слезы втихомолку, чтобы не огор¬чать мужа, который и без того страдал.
Материнское чутье не обмануло Мариету: на митинге, посвященном победе над фашистской коалицией, бравый офицер назвал в числе погиб¬ших героев и лейтенанта Бруну Бердинацци. А затем торжествен-но вручил несчастному Джузеппе медаль, которой посмертно удостоили его сына.
- Зачем мне эта медаль? Верните мне сы¬на, - пробормотал в ответ Джузеппе и молча побрел домой.
С того дня он стал неузнаваем: часами мог просиживать за столом, тупо уставившись на злосчастную медаль, перестал есть, лишился сна, потерял всякий интерес к тому, что прежде было его главной заботой, - к кофейным плантациям.
Обеспокоенная Мариета обратилась за помощью к доктору, но тот ничем не смог помочь бедняге, лишь посоветовал положиться на время, которое, как известно, лечит.¬
Однако и время оказалось бессильным перед горем Джузеппе Бер-динацци. Он продолжал убиваться по Бруну, вызывая болезненную ревность у Жеремиаса и Джакомо. Зато они теперь были полновласт-ными хозяевами на плантациях и постепенно стали пренебрегать сове-тами отца, которые он иногда, в минуты просветления, пы¬тался им да-вать.
Вскоре, однако, стало очевидным, что рас¬судок Джузеппе оконча-тельно помутился.
Произошло это неожиданно. К тому вымени Джузеппе вроде бы даже поправился: к нему вернулся аппетит, он спокойно спал по ночам и начал улыбаться, глядя на сочную зелень ко¬фейных деревьев. Но од-нажды он вдруг радост¬но вскрикнул, словно осененный счастливой иде-ей, и, быстро метнувшись в дом, вынес оттуда медаль, которую стал закапывать в землю.
- Что ты делаешь? - перепугалась Мариета.
- Не волнуйся, - обнял ее Джузеппе, улыба¬ясь как дитя. - Теперь все будет хорошо. Из нее прорастет новый Бруну, и у нас опять будет наш любимый сын, наш первенец!
Затем он каждый день ходил к тому месту, где закопал медаль, и ждал, когда из земли покажутся ростки.
Но дни шли за днями, месяцы за месяцами, и в какой-то момент Джузеппе наконец осознал своим поврежденным рассудком, что вос-кресить Бруну из мертвых или возродить его заново он уже не сможет никогда.
- Бруну погиб, - молвил он твердо, хотя и с печалью в голосе. А по-том, немного помолчав, добавил: - Но Джованна, моя доченька, - жива! Я не хочу помирать, не повидав ее и не повинившись перед нею.
Мариета и ее сыновья недоуменно переглянулись, боясь поверить в то, что Джузеппе вновь рассуждает как человек вполне здравый.
А он продолжил уже более настойчиво:
- Пойдемте к Медзенге. Пусть он даст нам адрес  Джованны, и вы отвезете меня к ней.
Жеремиас и Джакомо уже открыли рты, что¬бы возразить отцу, од-нако Мариета решительно пресекла эту попытку:
- Сейчас не время для споров. Вы обязаны исполнить волю отца.
Она не сказала: «последнюю волю», но Жеремиас и Джакомо от-четливо поняли это по ее тону.
Они подхватили отца под руки, намереваясь помочь ему дойти до соседей, но Джузеппе уже не мог сделать и шагу.
- Позовите этого негодяя Медзенгу сюда! – бросил он, злясь на свое бессилие. - Скажите, что я больше не держу на него зла.
Ошеломленные и перепутанные, братья бросились к Медзенге и путано изложили ему просьбу отца.
Нэна отнеслась к словам с недоверием и пыталась остановить Ан-тонио, но он, зная, насколько сдал в последнее время его злейший враг, подумал, что Джузеппе и вправду может умереть.
Когда он вошел к Бердинацци, тот, лежа в постели и тяжело дыша, с трудом вымолвил:
- Верни мою дочь… Я хочу увидеть ее… Сейчас.
- Это невозможно. Джованна далеко отсюда, - с сочувствием произ-нес Антонио.
- Тогда хотя бы расскажи, как она живет, - попросил Бердинацци.
И Медзенга впервые рассказал ему всю правду:
- Живут они не слишком богато. Энрико пасет хозяйских быков, Джованна прислуживает в доме и растит твоего внука.
- Внука?! - просиял Джузеппе.
- Да, у тебя есть внук, - подтвердил Антонио. - Твой Бруну родился вновь. Теперь его зовут Бруну Бердинацци Медзенга.
Джузеппе шумно, с облегчением вздохнул, и этот вздох оказался для него последним.

Получив скорбное письмо, извещавшее о смерти отца и его запоз-далом прощении, Джованна так затосковала по матери, по братьям, что Энрико, тоже скучавший по своим родите¬лям, продал недавно куплен-ных бычков и вместе с семьей отправился в родные места.
Вряд ли стоит говорить, как обрадовались их приезду старики Медзенга и Мариета. А вот Жеремиас и Джакомо встретили сестру насторо¬женно и даже не попытались этого скрыть. Их вполне устраивал прежний расклад - когда Джузеппе в запальчивости лишил дочь наслед-ства. Сделал он это, правда, на словах, а не в завещании, что и угнетало теперь братьев Бердинацци.
И они решили продать фазенду тайком, без ведома матери и сестры.
В тот год на кофейных плантациях Бразилии свирепствовал какой-то ужасно прожорливый и ранее неведомый жучок. Как с ним бороться, производители кофе не знали и оттого пребывали в панике.
Спасение неожиданно пришло из Англии – в виде сильнодейству-ющего и весьма дорогостоящего яда.
Медзенга потратил на него все свои деньги и даже влез в долги, взяв банковский кредит. Энрико, приехав домой, застал отца за распы-лением этой отравы на плантациях.
- Разве можно так - голыми руками, с открытым лицом?! - напу-стился он на старика. – Ты же можешь отравиться! Надо хотя бы надеть перчатки, респиратор, защитить как-то глаза. А еще лучше - подрядить англичан, которые, я слышал, распыляют яд с самолетов. У меня есть немного денег, я могу заплатить.
- Спасибо, сынок, - растроганно ответил Антонио. - Но твои деньги мы побережем. Этот яд действует только на жучка, а для людей он, го-ворят, безопасен.
- Я в этом не уверен, - высказал сомнение Энрико. - Будь моя воля, так я бы вообще сру¬бил все поврежденные деревья и устроил здесь пастбище для быков. Поверь, это более при¬быльное дело! Сколько лет ты гнешь спину, выращивая кофе, но до сих пор едва сводишь концы с концами.
- Такая уж, видать, у меня судьба, - вздохнул Антонио. – Я ничем другим заниматься не умею, да и не хочу.
Энрико умолк, понимая, что отец уже стар и кофейные деревья для него не столько выгодный бизнес, сколько привычная среда обитания.
В отличие от Медзенги братья Бердинацци не стали влезать в долги и покупать отраву для вредителей. Они поступили иначе: подделав подписи матери и сестры, якобы отказывающихся от своих долей, про-дали имение англичанам – со всеми деревьями, а также с домом, в ко-тором родились и выросли.
Так Мариета стала бездомной, а Жеремиас и Джакомо скрылись в неизвестном направлении.
Уличить их в подлоге Энрико не составило большого труда, и ан-гличане были готовы аннулировать сделку, получив обратно свои день-ги. Но денег-то как раз и не было - их увезли с собой братья Бердина-цци.
Энрико пришлось смириться с поражением, но он не мог простить Жеремиаса и Джакомо, подло обворовавших его жену и тещу.
Мариета теперь жила в доме Медзенги, и там к ней было самое доброе отношение. Но ее присутствие не помешало Антонио высказать сыну и невестке свое настоятельное требование:
- После всего, что устроили эти негодяи, я не потерплю, чтобы мой внук носил фамилию Бердинацци. Бруну Медзенга. И все. Только так отныне его должны звать все.
Энрико и Джованна, в общем, были согласны со стариком, но ис-править метрику оказалось не так-то просто, и они ограничились про-межуточ¬ным вариантом: Бруну Б. Медзенга.
Мариета, не имевшая права голоса в этой семье, тогда промолчала, но с горечью подумала: «Вот и стерлась память о моем сыночке. Нет больше на свете Бруну Бердинацци».
Она не могла знать, что через несколько дней почтальон вручит ей письмо из Италии, от незнакомой девушки Джемы. Письмо, адресован-ное… Бруну Бердинацци!
С волнением вскрыв конверт, Мариета прочитала:
«Бруну, любимый! От тебя давно уже нет никаких вестей, и я решилась написать по тому адресу, который ты мне оставил. Теперь война закончилась, и мне хочется верить, что ты жив. Я частенько представляю, как ты возделываешь свои кофейные деревья и, может быть, вспоминаешь обо мне, о нашей любви. Ведь такое не забывается, правда?
Я по-прежнему очень люблю тебя и жду.
Вместе со мной ждет своего папу и наш сыночек, родившийся вскоре после твоего отъезда. Зовут его так же, как и тебя: Бруну Бердинацци.
Если не можешь приехать, то подай о себе хоть какую-нибудь ве-сточку: мне важно знать, что ты жив.
Целую тебя.
Твоя Джема».
Порыдав над этим письмом, Мариета попросила дочь написать Джеме ответ и сообщить горестное известие.
- А ты уверена, что эта особа – не самозванка? - высказала опасение Джованна.
- Нет, Бруну писал нам о своей невесте Джеме, - ответила Мариета. – Наверное, он успел и жениться, если мальчик носит его фамилию.
- Выходит, Жеремиас и Джакомо обокрали еще одного наследника, - мрачно заметил Энрико.
Джованна послала Джеме довольно теплое письмо, но ответа из Италии почему-то не последовало.

Несмотря на то, что Медзенга усиленно посыпал деревья заморским ядом, извести жучка ему так и не удалось. И Энрико вновь, уже более настойчиво, заговорил о смене семейного бизнеса:
- Надо продать землю англичанам и уехать куда-нибудь, где есть хорошие пастбища для скота.
Мысль о разведении быков не давала ему покоя, однажды он при-знался Джованне:
- Я все равно не стану жить на эти мизерные доходы от кофе. Если не удастся уговорить отца, мы уедем отсюда сами.
- Надеюсь, мою мать мы возьмем с собой?
- Конечно, - ответил жене Энрико.
Но уговорить Антонио было делом нелегким. Умом он понимал, что в доводах сына есть резон, однако душа старого Медзенги навсегда прикипела к этим местам и к этим больным, изъеденным вредителями деревьям. Бросить их в такой беде для Антонио было равносильно пре-дательству.
И он не жалея сил морил жучка, пока однажды не упал замертво под кофейным деревом.
Английский яд, как выяснилось позже, губительно воздействовал не только на насекомых. Его применение правительство вскоре запретило, но старого Медзенгу и многих других, поверивших в чудодейственное средство, уже невозможно было вернуть.
Энрико продал фазенду, расплатился с отцовскими долгами и увез свою семью поближе к сочным лугам, в долину Арагвайи.
Там он, начав с нуля, постепенно обзавелся собственной землей и быками.
Нэна не намного пережила своего мужа, а Мариете выпала долгая и в общем спокойная старость. Омрачало ее только одно: отсутствие вестей от Жеремиаса и Джакомо. И еще старушка сокрушалась, что в далекой Италии затерялся след ее другого внука – Бруну Бердинацци.
Позже, когда она уже умерла, до Энрико дошли слухи, что Жере-миас обобрал также и Джакомо и тот какое-то время прозябал в нищете, а потом погиб вместе с семьей в автокатастрофе.
Джованна всплакнула по брату, а Энрико увел Бруну на ферму и, сверкая от ненависти глазами, высказал свое отношение к роду Берди-нацци:
- Запомни: все они - воры и мерзавцы. Единственный из них поря-дочный человек – Бруну - погиб на войне. Тебя назвали в его честь, но ты никогда не должен подписываться своим полным именем. Бруну Б. Медзенга – и все! Этого хотел мой отец, и этого же требую я.
- Можешь не сомневаться, папа. Я – Медзенга. И я сделаю все, что-бы приумножить нажитое тобой состояние, - ответил уже достаточно повзрослевший Бруну и, озорно улыбнувшись, добавил: - Твой сын су-меет осуществить твою давнюю заветную мечту – станет-таки Мясным Королем!

Глава 2

Владения Жеремиаса Бердинацци располагались южнее Сан-Паулу, в штате Минас-Жерайс. Это были добротные, ухоженные пастбищах кофейные плантации, к которым Жеремиас сохранил привязанность с детства. На них он выращивал высококачественный кофе, но основной доход имел от реализации молочных продуктов, потому что в отличие от своего племянника Медзенги, разводил не мясной, а исключительно молочный скот.
Таким образом, финансовые интересы дяди и племянника никогда не пересекались, и оба они практически не вспоминали друг о друге, хотя и жили, в общем, по соседству.
Главное поместье Жеремиаса располагалось в Минас-Жерайс, где он провел большую часть своей жизни и где его настигла одинокая старость.
Оба его брака были не слишком удачными. Первая жена ушла от Жеремиаса, не выдержав его жестокого характера, вторая оказалась более покладистой, но умерла пять лет назад. Ни та, ни другая не оставили Жеремиасу наследника, и теперь, на склоне лет, он особенно горевал по этому поводу.
После смерти жены ему довелось пережить сложную операцию на сердце. Жизнь висела на волоске, Жеремиас это понимал, а потому попросил срочно разыскать его брата Джакомо, перед которым хотел, пусть и с опозданием, повиниться.
Доктор Фаусту, юрист, служивший у Жеремиаса секретарем, начал поиски, однако это оказалось делом непростым: следы Джакомо затерялись.
Жеремиас тем временем благополучно преодолел болезнь, вернулся к делам, но поиски брата не прекращал, и однажды Фаусту принес ему печальное информацию:
- К сожалению, Джакомо Бердинацци со своей семьей погиб в автомобильной катастрофе. Случилось это в штате Парана много лет назад. Может быть, только его дочь, которой тогда было двенадцать лет, выжила. Она долго находилась в коме, а когда очнулась, то ничего не помнила, даже своего имени. Ее пытались лечить, но ваша племянница однажды самовольно покинула больницу, и с тех пор о ней ничего не известно.
Убитый таким сообщением, Жеремиас не сразу нашел в себе силы спросить:
- Есть ли хоть какая-нибудь возможность отыскать эту девочку?
- Боюсь, что нет, - ответил Фаусту.
- И все же ты попытайся ее найти, - не хотел отступать Жеремиас. - Это моя единственная наследница!
- У тебя есть еще племянник по линии сестры, - напомнил ему Олегариу - верный друг и помощник, превративший заурядную ферму Бердинацци в весьма прибыльное производство.
- Ты говоришь о моей сестре Джованне? - нахмурился Жеремиас. - Но она не Бердинацци. Она - Медзенга! И ее отпрыск не имеет никакого права на мое наследство.
- По закону - имеет, - вставил Фаусту. - Если, конечно, завещание не будет составлено в пользу другого лица.
- Я лучше все оставлю вам, тем, кто работал со мной бок о бок на фермах и кофейных плантациях! - в запальчивости заявил Жеремиас. - Думаю, что ты, Олигариу, заслуживаешь этого гораздо больше, нежели сын моего кровного врага.
- Мне ничего не надо, - смутился Олегариу. - Живи еще сто лет и не думай о завещании.
- Нет, я не могу допустить, чтоб все, нажитое в таких трудах, пошло прахом, - возразил Бердинацци. - Надо подумать над уставом специального фонда, из которого будут выплачиваться пособия моим бывшим сотрудникам. Разумеется, после того, как я... уйду. Фаусту, займись этим, подготовь нужный документ. Но и поиски моей племянницы не прекращай!
- Боюсь, что ее нет в живых, печально молвил Олегариу. - Иначе она бы давно сама объявилась. Ведь у нее нет родителей, стало быть, надо искать помощи у родного дяди.
- Все так, - согласился Жеремиас, - только я был несправедлив к моему брату, обидел его. Девочка могла знать об этом... Так что я сам должен отыскать ее! С твоей помощью, Фаусту.
- Да-да, конечно, - ответил тот.
Однако многомесячные поиски племянницы не увенчались успехом, и Жеремиас Бердинацци сообщил уже большому числу служащих о своем посмертном фонде.
- Напрасно ты это сделал, - с досадой заметил Олегариу. - Преждевременно. Теперь каждый только и будет считать, сколько ему перепадет хозяйского добра.
- Ты хотел сказать: все станут мечтать, чтобы я поскорее умер?
- Ну, не совсем так, а все же...
- Нет, дорогой Олегариу, я не доставлю им такого удовольствия! Доктор, делавший мне операцию, обещал, что еще лет десять мое сердце будет работать без перебоев.
- Дай-то Бог! - улыбнулся Олегариу.
Служащие Бердинацци, действительно, с нескрываемым интересом обсуждали устав грядущего фонда, но их надежды рухнули в одночасье, когда в дом Жеремиаса прибыла незнакомка, представившаяся дочерью покойного Джакомо.
Жеремиас встретил девушку с недоверием и мягко отстранил ее, когда она попыталась по-родственному обнять его.
- Подожди, давай сначала поговорим. Я должен убедиться, что ты - моя племянница.
- Вы мне не верите? - растерянно произнесла девушка. - Я могу показать документы. Меня зовут Мариеты Бердинацци. Как бабушку. А мой отец - Джакомо Гильерме Бердинацци, ваш родной брат.
- Ты не волнуйся, - уже более приветливо сказал Жеремиас. - Не обижайся на меня, пожалуйста. Все так неожиданно.
- Да, я понимаю, - пробормотала Мариета.
- А скажи, почему ты не давала о себе знать столько лет и вдруг решилась приехать?
- Я только недавно прочитала о вас в журнале по животноводству. И вспомнила, как папа говорил, что у него был брат Жеремиас.
При воспоминании об отце глаза Мариеты увлажнились, и Жеремиас, пожалев ее, прекратил свой допрос.
- Жудити, покажи Мариете ее комнату, - обратился он к женщине, которая уже много лет служила здесь экономкой.
Проводив гостью в отведенную ей спальню, Жудити вновь вернулась в кабинет Жеремиаса, чтобы высказать свое мнение:
- Вы, конечно, вольны поступать, как считаете нужным, но чутье подсказывает мне, что она самозванка.
- Да? -  всерьез отнесся к ее словам Жеремиас. - И что тебя в ней насторожило?
- Не знаю. Не могу сейчас определить. Просто чувствую, что она притворяется.
- Ну, это не довод, - разочарованно молвил Жеремиас. - Уверен, Мариета никому тут не нравится, потому что все уже привыкли к мысли о наследстве.
- И это вы говорите мне?! - возмутилась Жудити. - Я высказала вам свои опасения как другу, а вы!.. Да поступайте как угодно. Мне дела нет до вашего наследства!
Она резко повернулась, намереваясь уйти, но Жеремиас остановил ее:
- Не сердись, я не хотел тебя обидеть. Ты же знаешь, что твое мнение для меня - не пустой звук. Пригласи Фаусту, пусть проверит ее документы на подлинность.
Олегариу, пришедший вместе с Фаусту, тоже счел необходимым предостеречь Жеремиаса от ошибки:
- Ты только не спеши составлять завещание. Присмотрись как следует к этой племяннице. Если она аферистка, то наверняка ее поддельную метрику не отличишь от поддельной. Тут нужна какая-то особая проверка.
- Что ты имеешь в виду? - заинтересовался Фаусту.
- Пока не знаю, - ответил Олегариу. - Но подумаю.
- А я знаю, что надо делать! - твердо произнес Фаусту. - Возьму ее свидетельство о рождении, если вы, конечно, не будете возрожать, и поеду в тот город, где оно было выдано. Только так мы сможем установить, подлинник это или подделка.
- Ты прав, - согласился Жеремиас. - Но как ей об этом сказать, чтоб не обиделась? Вдруг она и вправду моя племянница?
- Позвольте мне поговорить с нею как вашему адвокату, - вызвался Фаусту. - Я объясню ей все деликатно.
- В этом нет нужды, - сказала, входя в кабинет Мариета. - Я случайно услышала, о чем идет речь, и сейчас принесу документ. Но прежде хочу сказать, что приехала сюда не за деньгами и даже не знала, насколько мой дядя богат!

Бруну не зря опасался, что может не застать на своей ферме Луану: девушка и в самом деле намеревалась оттуда уйти, когда нечаянно стала свидетельницей ссоры между Зе и Донаной.
- Я никогда не просила к себе в помощники! - горячилась Донана. - И ты вовсе не обо мне думал, когда привез ее сюда.
- Ее привез не я, а сеньор Бруну. Ты же сама видела, - с досадой отвечал Зе.
- Что из того? - не унималась Донана. - Ты где-то присмотрел эту красотку и уговорил хозяина взять ее к нам.
- А тебе не приходило в голову, что это хозяин ее присмотрел? Для себя! - услышала Луана и почувствовала, как жаром запылали ее щеки.
- Сеньор Бруну - серьезный человек! - решительно вступилась за хозяина Донана. - Он никогда не волочился за женщинами. В отличии от тебя!
В тот же день Луана объявила, что уходит. Но Донана и Зе стали умолять ее не делать этого:
- Хозяин на нас рассердится. Подумает, что мы тебя обидели. Не уходи, пожалуйста. Здесь ты ни в чем не будешь нуждаться.
Они говорили так искренне, что Луана не смогла доставить им неприятности. Да и уходить ей, в общем, было некуда.
- По-моему она - порядочная девушка, - заключила после этого разговора Донана. - А ты на нее наговариваешь всякие гадости.
- Ничего такого я про нее не говорил! - обиделся Зе. - Просто мне показалось, что наш хозяин к ней неравнодушен.
Донана и на сей раз не поверила мужу, но слишком скорое возвращение Бруну заставило ее внимательней отнестись к словам Зе.
Луана же, услышав, что прилетел хозяин, забилась в уголок на кухне и не хотела оттуда выходить.
- Ты его боишься? - спросила Донана.
- Нет. Просто не знаю, как себя вести в таких случаях, - ответила Луана. - Никто никогда не относился ко мне с такой добротой, как сеньор Медзенга.
- Пойдем, он хочет с тобой поговорить.
- Я не знаю, о чем с ним говорить, - совсем растерялась Луана. - Скажи, что ты меня не нашла на кухне, а я незаметно уйду к реке.
Донана, вздохнув, выполнила ее просьбу: сказала хозяину, что девушка, вероятно, прогуливается где-то у реки.
- Придется поискать ее так, - поднялся из-за стола Бруну.
Зе вышел его проводить и потихоньку сообщил то, что узнал от жены:
- Луана призналась Донане, что не выносит мужчин и оттого до сих пор остается девственницей.
- Неужели?! - изумился Бруну. - Ей ведь уже лет двадцать пять. К тому же она такая красивая...
- Да, вероятно, до нее всегда было много охотников, - предположил Зе, - потому она и возненавидела нашего брата.
- Бедная девочка, - сочувственно произнес Бруну. - Одного, я слышал, ей даже пришлось поранить ножом. Я хотел бы помочь Луане, только она, похоже, и мне не доверяет.
- Ничего, со временем поймет, что вы помогаете от чистого сердца, - успокоил его Зе и, проявляя деликатность, добавил: - Мне надо сходить в загон к молодым телятам.
Бруну же вскоре отыскал Луану на берегу и попросил ее поподробнее рассказать о себе.
Девушка промолчала, съежилась, как дикий зверек.
- Это правда, что вся твоя семья погибла в автомобильной катастрофе? - продолжил тем временем Бруну.
Луана в ответ беззвучно расплакалась, закрыв лицо руками.
- Ну прости, - смутился Бруну. - Я не хотел причинить тебе боли.
- Нет, это вы меня простите, - заговорила она сквозь слезы. - Не знаю, что со мной: разревелась тут перед вами.
- Ничего страшного...
- Поверьте, я очень редко плачу. А перед посторонними вообще никогда.
- Верю, верю, - тихо проговорил Бруну. Ему хотелось погладить ее вздрагивающие от рыданий плечи, но он не рискнул, опасаясь, что будет неверно понят.
- Я не люблю рассказывать о себе, потому что мне нечего рассказывать. Даже имя Луана мне дали в больнице, где я лежала с тяжелой травмой. У меня нет никаких документов.
- Это не беда, - сказал Бруну. - Я помогу тебе получить необходимые документы. Завтра же поговорю со своим адвокатом.
- Я живу не только под другим именем, но и фамилии своей в точности не знаю.
- Придумай любую! - тотчас же нашелся Бруну.
Луана взглянула на него с возмущением:
- Для вас все это настолько просто?
- Да! - подтвердил он, не ожидая с ее стороны подвоха.
- Ну если так... - она вся напружинилась, как перед броском, и выпалили: - Медзенга! Мне нравится фамилия Медзенга!
Теперь даже Бруну не знал, как ему следует себя вести.
- Я тебя опять обидел? - пролепетал он растерянно, и Луана почувствовала угрызения совести.
- Нет, это я вас обидела, простите. Не привыкла, что люди могут относиться ко мне по-доброму. А фамилия Медзенга мне действительно нравиться, потому что никто до сих пор не обращался со мной так хорошо, как вы.
- Ладно, не будем спешить с документами, - пошел на попятный Бруну. - Поживи тут, осмотрись, а потом решим, как быть дальше.
В тот же день он улетел в Рибейран-Прету, и у Донаны не осталось сомнений, что хозяин приезжал сюда исключительно из-за Луаны.

Глава 3

Заявление отца о разводе прозвучало для Маркуса и Лии как гром среди ясного неба. Но не добившись от Бруну никаких объяснений, они бросились к матери.
- Что между вами произошло? Вы поссорились? Он тебя, оскорбил, обидел? - засыпал ее вопросами Маркус, добавив: - Если это так, то я ему не прощу!
Лия же сохраняла внешнее спокойствие, ожидая, что ответит мать.
- Нет, мы, в общем, даже не ссорились, - усталым голосом произнесла Лейя. - Просто мне надоела такая жизнь, и я сказала вашему отцу, что хочу с ним развестись.
- Невероятно! - изумился Маркус. - Так не бывает, мама. Должна же быть какая-то причина!
- А разве недостаточно того, что ваш отец занимается только быками и вовсе не думает о своей жене? - задала встречный вопрос Лейя.
- Но мне казалось, ты к этому давно привыкла, - растеряно молвил Маркус, а Лия вдруг спросила резко и прямо:
- У тебя появился другой мужчина?
- Как ты смеешь?! - возмутилась Лейя, но это не остановило Лию.
- Ты ездишь к нему в Сан-Паулу? - продолжила она. - Мы вправе тебя спросить об этом, если дело дошло до развода.
Не желая открывать детям правды, Лейя от обороны перешла к атаке:
- Да? Вы считаете себя вправе задавать такие вопросы? Вы, которые замучили меня своими выходками! Вспомните хотя бы, что мне довелось пережить, когда вы начали колоться, а я была вынуждена была покрывать вас перед отцом!
- Но это же все в прошлом! - хором воскликнули Маркус и Лия. - Мы сразу же тогда и завязали.
- Нет, не сразу! - продолжала наступление Лейя. - Мне не удалось с вами справиться без вмешательства отца. Ты забыл уже, Маркус, тот скандал в ресторане и разбитую витрину? И то, что отец узнал о твоем пристрастии к наркотикам не от тебя, а от полицейского?
- Но после того как мы переехали в Рибейран-Прету, я больше не вожусь с той компанией, ты же знаешь, - оправдывался Маркус.
- Да, знаю. Но для этого нам пришлось оставить Сан-Паулу и перебраться в эту дыру!
- Положим, нам и здесь не так уж плохо, - робко возразила Лия. - Мы ведем себя вполне прилично и хотим, чтобы вы с отцом тоже жили мирно.
- К сожалению, это зависит не только от меня, - тяжело вздохнула Лейя, - давая понять, что разговор о разводе ей крайне неприятен.
Позже, когда дети вышли, она позвонила Ралфу и сказала, что какое-то время не сможет с ним встречаться.
- Почему? - спросил он.
- Потому что я потребовала у Бруну развода.
- На каких условиях? - заволновался Ралф.
- На таких, как мы с тобой оговорили. Я хочу получить половину всего состояния.
- А он? Что ответил он? - нетерпеливо спросил Ралф.
- Велел подавать заявление в суд, - печально молвила Лейя. - Поэтому я и решила временно воздержаться от встреч с тобой. А тут еще дети устроили мне обструкцию. Боюсь, они догадываются о наших свиданиях.
- Ну что ж, мне будет очень не хватать тебя! - елейным голосом произнес Ралф. - Ты хотя бы звони.
- Да, конечно, - пообещала Лейя. - Мне тоже будет плохо без тебя.
Положив трубку, Ралф обернулся к своей подружке Марите, которая лежала рядом с ним в постели и смотрела на него угрожающе.
- Не надо делать такое страшное лицо, - нежно улыбнулся он. - Это была жена Мясного Короля.
- Когда-нибудь я ее убью! - пригрозила Марита.
- Ты сделаешь непростительную глупость: потеряешь половину состояния, принадлежащего ныне Мясному Королю, - пояснил ей Ральф.
- А чем ты можешь гарантировать, что не обманешь меня, как эту дурочку? - спросила Марита.
- Ничем! - простодушно развел руками Ралф. - Но ты же чувствуешь, что тебя я люблю искренне, а из нее только выкачиваешь денежки?
- Я могу лишь подтвердить, что с меня ты не берешь денег. И то, наверное, только потому, что у меня их нет, - уже вполне миролюбиво произнесла Марита.
- Ну вот видишь, - ухватился за эту мысль Ралф, - стал бы я с тобой общаться, если б не любил!

Разговор с матерью не убедил Маркуса и Лию в том, что у нее нет любовника. И они прямо спросили об этом отца, когда тот вернулся из поместья Арагвайя. Бруну их вопрос немало озадачил.
- А почему вы об этом спрашиваете? У вас есть какие-то подозрения не сей счет?
- Нет. Просто мы ищем возможную причину вашего развода.
- Это была инициатива матери. Наверное, она устала от меня за долгие годы, - пояснил, как мог Бруну. - И если быть честным, то я не уверен, стоит ли нам и дальше сохранять семью.
Он прошел к себе в кабинет, а Лия и Маркус, обсудив услышанное, решили, что не все потеряно и родители могут помириться.
Бруну же впервые задумался о том, что ему следовало бы достоверно знать, имеется ли у его жены любовник.
- Ну что, ты еще не передумала разводиться со мной? - спросил он Лейю перед ужином.
- Нет. А ты не передумал поделить все по-хорошему, без вмешательства суда?
- Я похож на идиота? - был ей ответ.
- Это мы выясним, когда ты будешь защищаться в суде! - парировала Лейя.
"Пожалуй, мне все-таки придется нанять частного детектива, чтобы он подловил ее с любовником", - решил про себя Бруну.
Затем, желая отвлечься от неприятных семейных проблем, позвонил своему адвокату и спросил, сложно ли будет обеспечить документами Луану.
- Кто такая Луана? - подступила к мужу Лейя, слышавшая его разговор с доктором Жоэлом.
- Одна несчастная девушка, которой я хочу помочь, - ответил Бруну.
- С каких это пор у тебя появилось время заниматься попечительством сирот? - съязвила Лейя.
- Эта девушка работает в моем поместье в Арагваей.
- Отчего же ты не привез ее прямо сюда?
- Пока в этом не было нужды, - в тон ей ответил Бруну. - К тому же мне сейчас некогда будет заниматься ее воспитанием, так как я вынужден судиться с тобой.
"Что ж, ты сам дал мне козырь в руки, - подумала Лейя. - И я не упущу возможности им воспользоваться".
Вооружившись этой идеей, она позвала к себе детей и сообщила им с печалью в голосе:
- Вы искали не там, подозревая меня в супружеской неверности. Вам надо было спросить у вашего отца, кто такая Луана.
- Говори яснее, мама, - попросил Маркус.
- Я сама не знаю всех подробностей. Мне известно лишь то, что эта девица живет на ферме в Арагвайе и у нее нет даже свидетельства о рождении. Так что ваш отец связался с какой-то проходимкой. Сначала он выхлопочет для нее документы, а потом привезет ее в наш дом.
- Дикость какая-то! - заключила Лия. - Откуда ты все это знаешь?
- Он сам мне сказал! - сообщила Лейя, с удовольствием наблюдая за реакцией детей. - Так что все недостающие ответы вы можете получить у своего папаши.
Обескураженные Лия и Маркус последовали ее совету и задали отцу нелицеприятный вопрос:
- Скажи, кто такая Луана? Ты разводишься с матерью из-за нее?
- Нет, - твердо произнес Бруну.
Маркуса, однако, такой вопрос не убедил, и он проявил настойчивость:
- Мы с Лией хотели бы ее видеть. Это возможно?
- Что ж, если вам так хочется... - вынужден был согласиться Бруну. - На днях я полечу в Арагвайю и могу вас взять с собой.

Нотариальная справка, привезенная Фаусту, мало что изменила в отношении Жудити к Мариете - верная помощница Жеремиаса по-прежнему недолюбливала его племянницу, хотя и сама не могла объяснить почему. Предположения Жудити о том, что Мариета покажет свой норов после того, как ее признают законной наследницей, не подтвердилось: племянница вела себя тише воды, ниже травы. Это пожалуй, и раздражало Жудити больше всего.
- Какова нахалка! Прикидывается овечкой, чтобы покрепче привязать к себе сеньора Жеремиаса! - не сдержалась она однажды в присутствии Олегариу.
- Я советую тебе держать свое мнение при себе, - с горечью молвил он. - Не то накличешь на себя гнев хозяина, как это произошло со мной.
- Да я и так помалкиваю, - тяжело вздохнула Жудити.
Жеремиас действительно в короткий срок привязался к Мариете, как к родной дочери. Казалось, в отношениях с племянницей он стремился наверстать все то, что упустил за долгую жизнь, добровольно отказавшись от теплоты родственных связей.
Мариета тоже тянулась к этому теплу - Жеремиас не мог обмануться в ее искренности и потому резко пресекал каждого, кто пытался предостеречь его от излишней доверчивости.
Вечерами они подолгу беседовали с племянницей в его кабинете. Мариета в основном молчала, изредка задавая вопросы, а Жеремиас, найдя в ней благородного слушателя, рассказывал о своем детстве, о родителях, о братьях и даже о сестре, которой он до сих пор не мог простить увлечения Энрико Медзенга.
- Но тетя Джованна хоть была с ним счастлива? - задала неожиданный вопрос Мариета.
- Вероятно, да, - ответил Жеремиас после некоторого раздумья. - Но это лишь усугубляет ее вину перед семьей. Как можно быть счастливой с нашим заклятым врагом?!
- Да, я вас понимаю, - подольстила дяде Мариета. - Все это трудно простить. Мой отец тоже вспоминал о Медзенге только с ненавистью.
- Я очень виноват перед твоим отцом...
- Думаю, вы бы уже давно помирились, если б он был жив, - с уверенностью заявила Мариета. - А вот что вы будете делать, если здесь появится кто-нибудь из Бердинацци-Медзенга? Они ведь тоже ваши родственники.
- Нет, я никогда не считал их родственниками, а потому не пущу и на порог! - воскликнул Жеремиас. - У меня есть единственная племянница - ты. И все мое состояние достанется тебя!
- дядя, я уже в который раз вынуждена повторить, что приехала к вам не за этим. Для меня самое главное то, что я наконец обрела родного человека!
- Для меня тоже это дорого, - растроганно произнес Жеремиас. - Но я уже стар и должен составить завещание так, чтобы никакие Медзенги не вздумали затеять с тобой судебную тяжбу.
Мариета тактично промолчала, но после некоторой паузы вновь спросила:
- А вам ничего не известно о потомках дедушки Бруну? Помню, родители говорили, что  у него в Италии родился сын?
- Во-первых, Бруну тебе доводился не дедушкой, а дядей, - поправил ее Жеремиас. - А во-вторых, об этом ребенке мы узнали из письм какой-то девицы, которая могла быть обыкновенной аферисткой. Закинув удочку на всякий случай - авось эти дураки поверят и станут посыылать ей деньги. Но денег ей не послали, и она благополучно канула в небытие.
- А правда, что дедушка - ох, опять ошиблась! - дядя Бруну был очень добрым?
- Да, это так, - подтвердил Жеремиас. - Возможно, даже чересчур добрым.
- А я люблю добрых людей! - призналась Мариета. - Но их так мало! Всю жизнь мне недоставало доброты. Вот и сейчас ваши люди смотрят на меня косо, злятся, что я довожусь вам родственницей.
- Из-за этого не расстраивайся: скоро они будут тебя обожать! - жестко произнес Жеремиас.
- Нет, дядя, ничего не надо делать специально! - воскликнула Мариета. - Этих людей можно понять. Они не слишком богаты и рассчитывали поправить свои дела за счет вашего фонда. Я сама постараюсь заслужить их уважение! Буду работать по дому, изучать молочное производство. И со временем, возможно, стану даже вашей главной помощницей.
- Это было бы здорово, - расплылся в улыбке Жеремиас. - А еще лучше, если бы ты вышла замуж и я бы еще успел понянчить внуков... У тебя есть возлюбленный?
- Нет, - потупившись, ответила Мариета.
- Ну ничего, это дело наживное. Ты красивая, умная. К тому же моя наследница. Теперь у тебя отбоя не будет от женихов!
Жеремиас рассмеялся, но Мариета не поддержала его веселья, а произнесла очень серьезно и даже торжественно:
- Дядя, когда появятся эти самые женихи, я хочу, чтобы окончательный выбор был за вами. Кого вы сочтете самым подходящим для меня, за того я и пойду замуж!
Жеремиас, не ожидавший от племянницы такого самопожертвования, смущенно пробормотал:
- Ладно, поживем - увидим. Когда влюбишься в кого-нибудь, мы вернемся к этому разговору.

Глава 4

К очередному приезду хозяина Зе ду Арагвайя подгото-вил своеобразный сюрприз – приютил на ферме двух бро-дячих музыкантов, поющих в стиле кантри. Звали их Апа-рисиу и Зе Бенту, хотя, выступая в небольших тавернах, они прибегали к сценическим псевдонимам, дуэт их назывался «Светлячок и Кулик».
Познакомиться с этими  ребятами Зе ду Арагвайе дове-лось в нелегкую годину. Зашел выпить в таверну, а там вдруг завязалась пьяная драка. Получив удар по голове, Зе вынужден был защищаться, и ему в этом здорово помогли Светлячок и Кулик. Полицейские, однако, не стали разби-раться, кто зачинщик драки и кто потерпевший, и всех вме-сте увезли в участок.
Ночь, проведенная за решеткой, еще больше сблизила Зе с музыкантами, и он, выяснив, что у ребят нет постоян-ной работы, предложил им ухаживать за быками у себя на ферме. Светлячок и Кулик восприняли это предложение с благодарностью, и теперь Зе оставалось лишь уладить фор-мальности с хозяином.
Бруну не стал возражать против новых работников, только заметил в шутку:
- С виду они ребята хоть куда! Но ты все же объясни им, где у быка хвост, а где рога.
- Мы можем взять их с испытательным сроком, - понял намек Зе ду Арагвайя.
На том и порешили.
Донана, правда, была уверена, что ребята здесь долго не задержатся:
- У них на уме одна музыка. А ходить за быками – это совсем не то, что бренчать на гитаре.
- Ты только не говори это сеньору Бруну, - попросил Зе.
- Я и так молчу. Мне-то что? – буркнула в ответ Донана. – А вот ты предупреди этих молодчиков, чтоб не слишком пялились на Луану, не то сеньор выгонит их в два счета.
- Уже предупредил, - усмехнулся в ответ Зе.
Вечером Светлячок и Кулик устроили на террасе боль-шой, в два отделения, концерт, и у Маркуса и Лии, при-бывших сюда вместе с отцом, была отличная возможность понаблюдать, с какой нежностью он поглядывал на Луану. Она же, ловя на себе его взгляды, смущалась, но было оче-видно, что ей приятно такое внимание хозяина.
В антракте, пока музыканты курили, Лия завела разго-вор с Донаной:
- Скажи, что связывает моего отца с этой Луаной? Он смотрит на нее, как на драгоценное сокровище. А она, по-хоже, и вовсе боготворит его!
- То, что она смотрит на сеньора Бруну с обожанием, по-нять не сложно, - ответила Донана. – Ведь когда вы ласкае-те дворняжку, она лижет вам руку с благодарностью. Не так ли?
- Для дворняжки она слишком красивая, - недовольно заметила Лия.
Затем подошла к Луане и, немало удивив Донану, вдруг предложила:
- Поедем завтра утром кататься на лошадях?
- Я не умею ездить верхом, - испуганно отпрянула от нее Луана.
- А я с удовольствием составлю вам компанию! - вызвал-ся наблюдавший за этой сценой Светлячок.
- Вам, насколько мне известно, с утра надо будет пасти быков, - довольно грубо осадила его Лия, но смутить парня ей не удалось.
- Ах да! – произнес он с досадой, скорчив при этом смешную гримасу. – Я совсем забыл, что теперь моя жизнь круто переменилась.
Утром, однако, он не упустил своего шанса: оседлал первую попавшуюся лошадь и поскакал в луга – догонять Лию. Увидев его, Лия прибавила скорости, но лошадь вне-запно споткнулась, и всадница оказалась на земле.
Апарисиу вмиг спешился и подбежал к Лие. Она была без сознания. Но Светлячок не растерялся и принялся де-лать ей искусственное дыхание – методом «рот в рот». А когда увидел, что Лия очнулась, то поцеловал ее уже не ради первой медицинской помощи, а ради удовольствия. К его удивлению, хозяйская дочка отнюдь не воспротивилась.
Потом он помог ей добраться до дома, так как при паде-нии Лия подвернула ногу.
- Он спас меня от смерти, - объявила Лия отцу, указав на Светлячка. – Вовремя сделал искусственное дыхание.
Бруну поблагодарил парня, но посмотрел на него при этом сурово, ясно давая понять: «Держись от моей дочери подальше!»
То же самое посоветовал Светлячку и его друг Кулик, когда услышал о происшествии на лугу.
- Ты ничего не понимаешь! – беспечно молвил Апари-сиу. – Лия мне понравилась, и я ей – тоже. Может быть, это даже любовь!
- Ладно тебе паясничать! – улыбнулся Зе Бенту. – И оставь в покое хозяйскую дочь, не то нас выгонят отсюда с треском.
- Не вижу в том большой беды, - ответил Апарисиу. – Ты же сам слышал, как хозяйский сын вчера предлагал себя на роль нашего импресарио.
- И ты думаешь, ему можно верить? По-моему, он обык-новенный трепач.
- Мы сможем это проверить, когда нас отсюда и вправду выгонят, - сказал Апарисиу.
Им было неведомо, что Маркус и в самом деле решил стать менеджером у этих ребят, показавшихся ему весьма талантливыми. Об этом он и сказал отцу, но Бруну расце-нил его идею как откровенное издевательство над собой.
- Нет, я говорю вполне серьезно, - возразил Маркус. – У меня много знакомых на радио и телевидении. Я мог бы раскрутить этих ребят.
- Глядя на тебя, я начинаю думать, что ты никогда не повзрослеешь и не поумнеешь, - с горечью молвил Бруну. – Ты ведь уже мужчина, пора бы заняться настоящим делом.
- То есть быками? – насмешливо спросил Маркус. – Но я уже говорил тебе, что быки – не мое призвание.
- А в чем оно, твое призвание?
- Пока я этого еще не понял.
- Ну значит, пока ты полетишь со мной осматривать другие фазенды. Надо же когда-то вводить тебя в курс дел. А то, не дай Бог, помру, и что ты тогда будешь делать?
- Все продам и буду жить на проценты от вырученного капитала! – не задумываясь ответил Маркус и нагло под-мигнул отцу.
- Собирайся лучше, полетим в Перейра-Баррету, - устало произнес Бруну.
Когда отец и брат улетели, Лия, прихрамывая, направи-лась к конюшне, откуда доносился звук гитары.
Увидев ее, Апарисиу перестал играть и с замиранием сердца ждал, что она скажет. Его волнение передалось и Лие. Апарисиу понял это и пришел девушке на помощь:
- А я думал, ты улетела вместе с отцом.
- Нет, прежде чем уехать, я захотела до конца познать вкус твоего поцелуя, который ты запечатлел на моих устах, когда меня сбросила лошадь.
Апарисиу не мог поверить услышанному, но все же от-ложил в сторону гитару и сделал шаг навстречу Лие. Они жадно припали друг к другу.
А полчаса спустя Зе Бенту вошел в комнату, которую они занимали вдвоем с Апарисиу, и выскочил оттуда как ошпаренный, потому что нашел своего друга в постели с дочерью хозяина.
- Ты спятил! – набросился он на Апарисиу, когда тот наконец расстался с Лией.
- Не волнуйся, - с блаженной улыбкой на лице ответил Светлячок. – Сеньор Бруну ни о чем не узнает, потому что его дочь потеряла девственность отнюдь не со мной. Но я все равно ее люблю!

Глава 5

Маркус вернулся домой пьяным и не смог даже дойти до своей спальни – рухнул на диване в гостиной.
- С чего это ты вдруг так надрался? – подошла к нему Лия.
И он, едва ворочая языком, пояснил:
- Я теперь – отец.
- Да? – изумилась Лия. – А кто же мать?
- Лилиана, - ответил Маркус, грязно выругавшись.
Последнюю часть фразу услышал Бруну, и чаша его отцовского терпения переполнилась. Он сказал, что лишает Маркуса банковского счета. А утром, когда сын протрезвел, велел ему искать работу.
- Хорошо, - не стал спорить Маркус. – Но пока я буду ее искать, не закрывай, пожалуйста, мой счет.
- Нет, - проявил твердостьБруну. – Так ты никогда не устроишься на работу.
Маркус обиделся и заявил, что уходит из дома.
Когда он, хлопнув дверью, вышел, Лейя вступилась за сына. Между супругами возникла перепалка, и тут в недобрый час позвонил Ралф. Бруну автоматически взял трубку и затем передал ее жене.
- Это мой адвокат, - поспешила оправдаться Лейя, но ее фальшивая интонация не смогла обмануть Бруну: он понял, что жена водит его за нос.
После этого звонка их ссора вспыхнула с новой силой. Бруну кричал, что не потерпит измены, а Лейя сказала, что не потерпит такого оскорбления и переедет жить в отель.
- А ты можешь оставаться со своими быками, но лишь до той поры, пока я не отсужу у тебя половину твоего драгоценного стада.
- Скажи, кто твой любовник, и получишь все, что захочешь, - пообещал Бруну. – Но если я узнаю это сам, то вышвырну тебя отсюда ни с чем!
Лейе такая перспектива не понравилась, и она предпочла покинуть дом с гордо поднятой головой.
Затем по дороге в Сан-Паулу, позвонила Ралфу.
- Придется мне до развода пожить в отеле. Так безопаснее. А то мой муж как с цепи сорвался после твоего звонка.
- Поступай, как тебе удобнее, - ответил Ралф. - Главное, чтоб это не отразилось на условиях развода.
- Нет, Бруну думает, что я ушла, не стерпев обиды, а вовсе не из-за тебя. Да и сегодняшний звонок не может быть доказательством моей супружеской измены, - уверенно заявила Лейя.
Она и представить не могла, что Бруну уже позвонил детективу Кловису и попросил его раздобыть все необходимые доказательства!
А затем улетел на фазенду в Арагвайю.

Демонстративно хлопнув дверью, Маркус очень скоро понял, что погорячился, так как денег у него не было, а без них – куда уедешь?
День он провел на пляже, но уже к вечеру вернулся домой, зайдя туда не с парадного входа, а со стороны подсобных помещений. Облюбовав для ночлега одну из кладовок, он попросил Жулию принести туда ужин.
- Думаю, вам нет нужды прятаться, - ответила она, рассказав, какая буря пронеслась здесь после его ухода.
Маркус был потрясен случившимся.
- И мама с тех пор не звонила? Не сообщила, где остановилась? – пытал он Жулию, но та лишь отрицательно мотала головой.
Лия тоже была обеспокоена этим не меньше Маркуса: ей все мерещилось, что мать попала в какую-нибудь аварию и только поэтому не дает о себе знать.
- Завтра поеду искать ее по всем отелям Сан-Паулу, - решила она. – А тебе, брат, надо бы попросить прощения у Лилианы. Я сегодня утром была у нее. Она действительно беременна и любит тебя!
- Но я не люблю ее и не собираюсь на ней жениться. Пусть делает аборт.
- Нет, она твердо решила рожать, - огорчила его Лия.
- Все словно с ума сошли! – в сердцах воскликнул Маркус. – Отец лютует, мать вообще ушла из дома. Может, у нее и в самом деле есть любовник? Если это так, я его убью!
- Ты лучше подумай о себе, - одернула его Лия. – Теперь тебе уж точно придется искать работу. И надо решить, что будешь делать и Лилианой.
- Сенатор уже знает, что она беременна? – спросил Маркус.
- Да. Но о тебе Лилиана пока не проговорилась.
У Маркуса несколько отлегло от сердца, он даже почувствовал нечто вроде жалости к Лилиане.
А на следующий день поехал к ней и предложил компромиссное решение:
- Ребенка я, конечно, признаю. И даже готов женится на тебе. Но при условии, что после его рождения мы с тобой разведемся.
Лилиану больно ранили его слова, но она обещала подумать над этим, в общем, унизительным для нее предложением. Слабая надежда на то, что Маркус со временем привяжется к ребенку, помогла Лилиане сдержаться. Пусть все идет своим чередом. А пока надо помочь Маркусу устроиться на работу.
И она, подавив в себе обиду, позвонила отцу:
- Сможешь ты помочь сыну своего друга? Маркусу Медзенге. Найди ему работу в столице. Он ушел из дома.
- А почему ты за него хлопочешь? – насторожился Кашиас. – У твоей просьбы есть какая-то особая подоплека?
Лилиана прекрасно поняла, на что он намекает, но твердо ответила:
- Нет. Маркус даже не знает, что я за него прошу.
- Ну ладно, я этим займусь и на днях тебе позвоню, - пообещал сенатор.
Вскоре он выполнил свое обещание, но когда Лилиана позвонила Маркусу, надеясь его порадовать, то услышала, что он уехал в Минас-Жерайс по каким-то важным делам.
Поездка эта была со стороны Маркуса чистейшей авантюрой. В одной из газет он случайно прочитал о некоем Жеремиасе Бердинацци, производителе высококачественных молочных продуктов, и подумал, что речь наверняка идет о его дяде, которого отец считал вором и законченным негодяем.
Когда Димас спросил, зачем Маркусу надо ехать в Манасс-Жерайс, тот не смог отвтить вразумительно, поскольку и сам еще толком не знал зачем. Поэтому произнес несколько загадочно и высокопарно:
- Искать то, что принадлежит мне!
Димас удивленно пожал плечами, но задавать дополнительные вопросы не осмелился.
Пока Маркус ехал в Минас-Жерайс, соображая как лучше предстать перед дядей, там в это время происходили очень важные события.
После увольнения Олегариу служащие стали более осторожно вести себя с племянницей Жеремиаса, и, при всем желании, она больше  не могла ни на кого пожаловаться.
Жеремиаса это радовало. Он решил, что все наконец успокоились, признав в Мариете истинную наследницу. И не очень удивился, когда Фаусту однажды намекнул ему, что влюблен в Мариету. Жеремиас счел Фаусту вполне подходящей парой для племянницы, но вслух об этом говорить не стал, а ответил уклончиво:
- Да, Мариета – девушка красивая. Она способна свести с ума не одного мужчину!
- Но вы не будете возражать, если я попытаю счастья за ней поухаживать? – гнул свое Фаусту.
- Я-то возражать не буду, - вынужден был согласиться Жеремиас. – Но последнее слово остается за Мариетой.
Такой ответ отнюдь не порадовал Фаусту, поскольку в последнее время Рафаэла стала его избегать. Фаусту вынужден был напомнить ей, что они – сообщники и что он не потерпит предательства.
- Перестань меня дергать и тем более угрожать мне! – рассердилась Рафаэла. – Я еще ничего не унаследовала. Надо проявить осторожность и терпение.
- Все так, но сегодня ночью ты оставишь окно своей комнаты открытым! – потребовал Фаусту.
- Нет, я не стану рисковать, - твердо ответила она, и Фаусту понял, что эта девица вышла из повиновения и намерена вести самостоятельную игру. Поэтому он счел необходимым пригрозить:
- Учти, ты играешь с огнем! Я не допущу, чтоб меня водили за нос!
- У тебя болезненное воображение, - ответила Рафаэла, заметно присмирев.
Когда же Бердинацци сказал ей о признании Фаусту и о том, что был бы рад такому союзу, она изобразила смущение:
- Дядя, мне надо не о женихах думать, а о том, как заслужить ваше уважение. Я должна много работать, чтобы стать вашей надежной помощницей.
Жеремиас растрогался, но все же спросил, нравится ли ей хоть немного Фаусту.
- Я присмотрюсь к нему, - скромно поджав губы, промолвила Рафаэла.

За день до своего внезапного увольнения Олегариу просматривал поступившую корреспонденцию, и его внимание привлек отчет сыскного агентства. Это был ответ на давний запрос Жеремиаса, разыскивавшего свою племянницу Мариету.
В письме говорилось, что дочь Джакомо Бердинацци, спасшаяся во время автокатастрофы, в больнице получила другое имя – Луана и под этим именем, вероятно, проживает до сих пор.
Олегариу разволновался. Чутье подсказывало ему, что с помощью полученной информации можно будет уличить самозванку во лжи. Надо будет ее невзначай окликнуть ее Луаной и посмотреть, как она отреагирует.  А уж потом показать письмо Жеремиасу.
Но осуществить свой план Олегариу не успел, так как сам оказался в опале и был изгнан Жеремиасом. Письмо же осталось при нем, и он навел дополнительные справки о той больнице, в которой лечилась дочка Джакомо.
Теперь надо было лишь поехать туда, отыскать врачей, которые могли бы сказать, как выглядела настоящая Мариета, и, возможно, почерпнуть какие-то другие сведения.
Олегариу уже купил билет до штата Парана, но тут бывшие коллеги донесли ему, что Фаусту, увивается за Мариетой, а Жеремиас этому явно способствует.
«Хорошо, что я не показал им то письмо! – подумал Олегариу. - Фаусту, похоже, все равно, фальшивая Мариета или подлинная. Возможно первый вариант для него даже предпочтительнее: в этом случае аферистку можно склонить к замужеству с помощью шантажа.»
Размышляя таким образом, Олегариу припомнил, что примерно за месяц до появление Мариеты Фаусту вдруг с поразительной настойчивостью стал убеждать хозяина прекратить поиски племянницы, считая их безнадежными. Действовал он конечно же из корыстных побуждений, но Олегариу полагал, что адвокат печется лишь о той доле наследства, которая перепала бы ему от Жеремиаса, так же как и прочим служащим.
Теперь же Олегариу пришло на ум, сто Фаусту уже тогда замахивался на все состояние патрона и попросту готовил почву для своей сообщницы, которая затем представилась Мариетой.
От этой мысли Олегариу бросило в жар. Подумать так дурно о человеке, не имея против него никаких улик?! Это похоже на плод больного воображения. Нет ничего зазорного в том, что Фаусту вознамерился женится на богатой наследнице, к тому же молодой и красивой. Она тоже вполне могла влюбится в Фаусту. И это отнюдь не значит, что они изначально были сообщниками. Странно только, почему Фаусту – опытный юрист – так рассердился, когда Олегариу сказал, что подлинную метрику эта девица могла украсть у подлинной же Мариеты. Почему не стал проверять ее дополнительно? Не поехал в тот город, где она жила в последнее время, не нашел свидетелей, которые подтвердили, что это особа действительно Мариета Бердинаци. Или, наоборот, опровергли…
Совсем запутавшись в своих сомнениях, Олегариу решил переговорить с Фаусту и посмотреть, какой будет его реакция.
Встретившись с адвокатом на кофейной плантации, Олегариу показал ему последний отчет сыскного агентства. Прочитав его, Фаусту переменился в лице. Олегариу, внимательно наблюдавший за адвокатом, увидел в его глазах гнев, смешанный со страхом.
- Почему ты не отдал мне это раньше? – переведя дух, спросил Фаусту.
- Потому что не успел: меня в тот момент выгнали. Зато я раздобыл еще кое-какие сведения и теперь поеду искать Луану, а не Мариету! – с вызовом ответил Олегариу, желая окончательно убедиться в том, что Фаусту сам организовал эти мистификацию.
Теперь все зависело от того, как поведет себя Фаусту. Олегариу был почти уверен в том, что адвокат попробует усыпить его бдительность, а сам тем временем заставит «племянницу» исчезнуть.
Однако такое предположение оказалось не только ошибочным, но и смертельно опасным для Олегариу: Фаусту не стал с ним церемонится, а попросту выстрелил в него как в нежелательного свидетеля.
Затем, для верности, выстрелил еще раз и оттащил труп подальше в кусты, намереваясь закапать его ночью. Письмо положил себе в карман. И лишь после этого направился к дому Бердинацци, где его ждали к ужину.
Жеремиас с некоторых пор относился к Фаусту почти по-родственному, Рафаэла присмирела и безропотно исполняла отведенную ей роль. Так что дело неуклонно двигалось к свадьбе.
Теперь оставалось только получить от Жеремиаса завещание в качестве приданого для племянницы.
- Я слышал, Олегариу уехал в Соединенные Штаты к сыну, - будто бы между прочим сообщил за ужином Фаусту.
- Что ж, я рад за них обоих, - сказал Бердинацци. – Отавинью в этом году заканчивает университет. Возможно, он устроится в Штатах и Олегариу поселится там вместе с ним.
Ужин прошел по-семейному спокойно. А затем Фаусту, взяв необходимые инструменты, отправился на кофейную плантацию, чтобы скрыть следы преступления.
Однако там ему довелось испытать неописуемый ужас, так как трупа на месте не оказалось!
Испугавшись возможной засады, Фаусту стремглав побежал прочь и остаток ночи провел без сна.
Утром он шел на службу, не сомневаясь, что увидит там полицейских, расследующих убийство Олегариу, но его опасения не оправдались. Примерно к середине дня Фаусту понял, что труп Олегариу так и не был найден. «Значит, я только ранил его, и этот негодяй смог отползти в сторону!» - ужаснулся он.
Боясь, что Олегариу до сих пор жив и его в любой момент может кто-то найти, Фаусту вновь помчался на плантацию.
Однако Олегариу как в воду канул.

Прежде чем нагрянуть к дяде Жеремиасу, Маркус подробно расспросил о нем владельца бензоколонки и хозяина таверны. Оба подтвердили, что Бердинацци богат и не имеет семьи. Но так же и о племянницы, которая совсем недавно объявилась у него.
- Сеньор Жеремиас уже собирался составить завещание в пользу своих служащих, - пояснил хозяин таверны, - но тут как раз и возникла невесть откуда эта Мариета. Сеньор Олегариу, работавший у Бердинацци управляющим, считает ее обыкновенной авантюристкой. Правда, за это его патрон и уволил.
- А вы не скажите, где живет этот Олегариу? – заинтересовался Маркус. – Мне хотелось бы с ним поговорить.
Ему любезно объяснили, как проехать к дому Олегариу, но Маркус отложил этот визит на более позднее время. А для начала он остановился в отеле и стал соображать, чьей дочерью может быть эта Мариета Бердинацци. Он знал, что семья Джакомо Бердинацци погибла в автокатастрофе. Стало быть, это дочка Бруну Бердинацци? В Италии у него родился ребенок, но, кажется, это был сын,  а не дочь. «Надо подробнее расспросить отца, - решил Маркус. – А пока придется действовать на свой страх и риск.»
Ближе к вечеру он появился в доме Жеремиаса, представившись начинающим скотопромышленником по имени Маркус Резенде Бернарду.
- Чем могу служить? – с некоторым недоумением спросил Жеремиас.
Маркус изложил свою легенду:
- Меня интересуют молочные породы скота. Я прочитал о вас в газете и понял, что производить выгоднее, нежели мясо.
- Простите, но вы сделали ошибочный вывод, - вежливо поправил его Жеремиас.
- Однако, вы насколько мне известно, работаете себе не в убыток, - заговорщицки усмехнулся Маркус.
- Да, это так, - подтвердил Бердинацци. – Но в этом деле есть свои, очень существенные особенности, о которых вы, вероятно, по молодости даже не подозреваете.
- Я догадывался об их существовании, потому и приехал сюда. Хотел услышать от вас, стоит ли мне вообще ввязываться в этот бизнес.
Такое простодушие не могло не подкупить Жеремиаса. Снисходительно улыбнувшись, он пригласил Маркуса в свой кабинет:
- Пойдемте. Сначала мы выясним, каков ваш стартовый капитал, а потом подсчитаем, хватит ли его для покупки ценных молочных коров и дорогостоящего доильного оборудования.
- Спасибо! Я в вас не ошибся! – выразил свой восторг Маркус.
Жеремиас же огорошил его неожиданным признанием:
- А меня не покидает ощущение, что я вас где-то видел.
- Вы не поверите, но у меня точно такое же ощущение! – не растерялся Маркус.
Около часа они поговорили о коровах и молоке, а затем Жеремиас предложил гостю ужин и ночлег. Маркус поблагодарил его, умолчав о том, что уже снял номер в отеле. Они направились в столовую, и Жеремиас представил гостя Мариете и Фаусту.
Племянница Жеремиаса произвела на Маркуса ошеломляющее впечатление. «Мне стоило сюда приехать хотя бы ради того, чтобы познакомиться с этой обворожительной красоткой!» - подумал он про себя.
Его восхищение Мариетой- Рафаэлой не укрылось от внимательного Фаусту, а во время ужина он подметил также, что и она поглядывает на Маркуса с явным интересом. Разумеется, это не могло понравится Фаусту, и, прощаясь с Рафаэлой, он счел необходимым сделать ей соответствующее замечание.
А Маркус в тот вечер сумел улучить момент, чтобы поговорить с Мариетой наедине, и выяснил, что она считает себя единственной племянницей Бердинацци.
- У дяди никогда не было детей, да и я чудом выжила после дорожной аварии, в которой погибли мои родители, - рассказала о себе девушка, предвосхитив тем самым вопрос Маркуса.
«Значит, это дочь Джакомо, - заключил он. – Если, конечно, не маскируется под нее».
После утренней дойки, на которую его любезно пригласил Жеремиас, Маркус простился с хозяевами и, прежде чем отправится в Рибейран-Прету, заехал к Олегариу.
Но того не оказалось дома.

Глава 7

На третий день после исчезновения Олегариу – живого или мертвого – Фаусту пришло в голову, что этот правдолюбец мог каким-то чудом доползти до своего дома и, значит, искать его надо там.
Однако у дома Одегариу он увидел припаркованную машину Маркуса – скотовладельца гостившего у Бердинацци. Это было очень странно, и Фаусту, испугавшись, подумал, что так называемый скотовладелец может быть переодетым детективом, расследующим убийство Олегариу или – если тому удалось выжить – покушение на его жизнь.
Еще не зная, как лучше поступить, Фаусту свернул в сторону от дороги и заглушил мотор. Затем, немного успокоившись, стал размышлять. Если он, Фаусту, до сих пор не арестован, значит, Олегариу не смог сказать, кто в него стрелял, но, вероятно, дал понять, что это был человек из окружения Бердинацци. Вот полицейские и отправили туда свою ищейку. П шума решили не поднимать, надеясь, что Олегариу придет в сознание и сам расскажет, что с ним произошло.
Дойдя в своих размышлениях до этого, наиболее страшного предположения, Фаусту пришел к выводу, что любой ценой должен разыскать больницу, в которой находится Олегариу, и уничтожить его до того, как тот сможет заговорить. Добраться же до этой больницы легче всего быдет с помощью «скотопромышленника».
И, преодолев страх, Фаусту направил свою машину вслед за машиной Маркуса, которая к тому времени уже отъехала от дома Олегариу.
Разумеется, Маркус и предположить не мог, что за ним кто-то станет следить. Спокойно подрулил к отелю, где накануне оставил дорожную сумку, вынес ее оттуда и направился домой, в Рибейран-Прету.
А Фаусту, воспользовавшись своим знакомством с хозяином отеля, быстренько выяснил, что «скотопромышленник» оплатил счет не наличными деньгами, а чеком, на котором указано имя: Маркус Медзенга.
Услышав это, Фаусту вздохнул с облегчением и обругал себя за свои недавние фантазии. Но то, что парень оказался Медзенгой, вселило в Фаусту новую тревогу: наверняка племянник Бердинацци появился здесь неспроста. Как бы он не составил серьезную конкуренцию Рафаэле! И уж совсем плохо, что Медзенга зачем-то заезжал к Олегариу. Интересно, какая между ними может быть связь?
«Об этом следует подумать в более спокойной обстановке, - решил Фаусту. – А пока надо обшарить каждый уголок вблизи дома Олегариу».
Именно этим он и занимался последующие полчаса, однако поиск и на сей раз ничего не дал.
Зато в доме Бердинацци ожидал неприятный сюрприз: Жеремиас заявил, что Олегариу вовсе не уехал в Соединенные Штаты.
Фаусту похолодел от ужаса, но все же спросил:
- А где же он?
- Не знаю, - ответил Жеремиас. – Но он даже не снял деньги  со своего счета.
- А как вы об этом узнали, дядя? – подключилась к разговору Рафаэла.
- Если я о чем-то и беспокоился в этой жизни, то о банковских счетах, - пояснил Жеремиас.
- Зачем он тогда сказал, что едет к сыну? – изобразил удивление Фаусту.
- А затем, чтобы усыпить нашу бдительность! – сердито бросил Жеремиас. – Олегариу наверняка не успокоился и затевает против меня какую-то гадость. Я даже подумываю, не обратиться ли мне в связи с этим в полицию.
- Мне кажется, вы несколько преувеличиваете возможности Олегариу, - как можно спокойнее произнес Фаусту, но Жеремиас такой довод не убедил.
- Нет, - сказал он. – Поезжай в город, Фаусту, зайди в полицейский участок и скажи инспектору, что я хочу с ним поговорить.
Отдав это распоряжение, Жеремиас вышел, а Рафаэла прямо спросила Фаусту:
- Скажи, это твоих рук дело? Ты убил Олегариу?
- Нет. Он подозревал тебя. И если его убили, то это могла сделать только ты! – отрезал он. – Так что сиди и помалкивай.
- О чем вы тут спорите? – спросил неожиданно вернувшийся Жеремиас.
- Мы говорили о том парне, который к вам заезжал, - нашелся Фаусту. – Мне он показался подозрительным, и я решил навести о нем справки. Так вот, в отеле, где он первоначально остановился, мне сказали, что его зовут… Маркус Медзенга! Это имя стоит на чеке, которым он расплатился.
- Час от часу не легче! – разгневался Жеремиас. – Что понадобилось этому проклятому Медзенге? Почему он назвал вымышленную фамилия?
- Наверное, опасался, что вы его прогоните, - сказала Рафаэла. – неужели время так и не стерло ту давнюю ненависть?
Жеремиас посмотрел на нее с удивлением:
- А ты, похоже, его защищаешь?
- Нет, - потупилась Рафаэла.
- Запомни, племянница, - строго произнес Жеремиас, - все Медзенги – наши кровные враги. А ненависть… Это как сорная трава: выдернешь в одном месте вырастет в другом… Клянусь, я собственноручно расправлюсь с этим Медзенгой, если он вздумает еще раз ступит на мой порог.

Фаусту конечно же не выполнил поручения патрона и не стал привлекать полицию к поискам Олегариу.
Однако на труп несчастного вскоре наткнулись люди, работавшие на кофейной плантации. Доложили Жеремиасу, и тот уже сам вызвал по телефону полицию.
Инспектор Валдир, прибывший на место преступления, нашел рядом с трупом железнодорожный билет ии ручку. Сквозь пятна крови на билете можно было прочитать только одно слово: «Жеремиас». А дальше шли просто какие-то закорючки.
- Вероятно, потерпевший умер не сразу после выстрелов и, уже истекая кровью, попытался записать для вас какую-то важную информацию, - сказал Жеремиасу Валдамир.
- Он до конца остался моим другом, - с болью произнес Жеремиас. – А я его очень обидел… Но теперь не пожалею собственной жизни, чтобы расшифровать эти записи! Клянусь, я найду убийцу и сумею отомстить за Олегариу!
Валдир, искренне сочувствуя Жеремиасу, сказал, что расшифровкой записи займутся специалисты, а убийцу он попытается найти сам.
Спустя несколько дней в круг подозреваемых попал и Маркус Медзенга, чей приезд в Минас-Жерайс пришелся на день убийства Олегариу. Маркуса подвело то, что в отеле и на бензоколонке он использовал чековую книжку, а Бруну к тому времени уже закрыл его банковский счет.
Валдир не исключал, что Медзенга может быть обыкновенным мошенником, Но все же решил лично допросить его, для чего отправился в Рибейран-Прету.
Маркус же, сам того не ведая, значительно облегчил задачу детектива тем, что вернулся домой, отказавшись от работы у Кашиаса.
А вынудили его к этому семейные  обстоятельства: в одном из телефонных разговоров Лия не удержалась и рассказала брату о том, что у матери есть любовник.
- Я убью его! – не задумываясь выпалил Маркус.
Говоря это, он вовсе не шутил, а потом и уволился официально – чтобы не бросать тень на сенатора, если придется расплачиваться в суде.
Но к тому времени, как Маркус приехал домой, Бруну уже сам успел разобраться и с Лейей, и с Ралфом: нагрянул в сопровождении Кловиса и двух свидетелей в номер жены, где застал любовников врасплох. А чтобы не предавать это дело широкой огласке, предложил:
- Я дам тебе развод и небольшое жалование, чтобы ты не жила в нищете. Об остальном не может быть и речи. Сейчас ты оденешься, и мы поедим заключать договор в присутствии судьи.
Лейя вынуждена была согласиться на эти условия, и Бруну, закончив столь неприятную процедуру, поспешил в Арагвайю, к своей возлюбленной Луане.
Маркус же учинил допрос Лие, пытаясь дознаться, где можно отыскать Ралфа.
Лия изо всех сил отговаривала брата от мести,  и в этом ей неожиданно помог инспектор Валдир, пожелавший допросить Маркуса.
Услышав, что речь идет о чеках, Маркус принялся все отрицать:
- Не выписывал я никаких чеков и в Минас-Жерайс не ездил! Возможно, кто-то украл мою старую чековую книжку и пустил ее в ход.
- Но подпись-то на чеках ваша! Я проверил, – осадил его Валдир. – К тому же имеются свидетели, утверждающие, что вы интересовались сеньором Олегариу, который был убит в день вашего приезда в Минас- Жерайс.
Маркус понял, что лучше сказать правду, и пояснил, зачем ему понадобилось скрывать свое истинное имя.
- Я хотел познакомится с дядей Жеремиасом, но не посмел сказать ему, что принадлежу к роду Медзнга, с которым у Бердинацци давняя вражда.
- Вас интересует наследство Жеремиаса Бердинацци? – догадался Валдир.
- Да, я не прочь был бы вернуть то, что дядя Жеремиас когда-то украл у моей бабушки Мариеты, - откровенно признался Маркус.
- А зачем вы встречались с Олегариу? – спросил Валдир.
- Да не видел я его! – воскликнул Маркус. – Слышал только в баре, что он считает Мариету самозванкой. Так что вы не там ищете убийцу, инспектор!
Валдир, оставив его в покое, уехал. Но не успел Маркус перевести дух, как позвонила Лилиана и сказала, что согласна выйти за него замуж фиктивно.
- Мои родители уже знают, что я жду ребенка от тебя, - добавила она. – Но им не надо знать, на каких условиях мы поженимся.
- Ну спасибо и на этом, - уныло ответил Маркус.
Положив трубку, он признался Лие, что эта женитьба для него сейчас особенно некстати, поскольку ему запала в душу та девушка, которая, возможно, только выдает себя за Мариету Бердинацци.
Лия отнеслась к его признанию сочувственно и в свою очередь поведала, что любит Светлячка.
- Ты с ума сошла, сестра! – не удержался от замечания Маркус.
- Вовсе нет, - возразила Лия. – Светлячок очень талантлив, у него большое будущее, но самое главное – он меня тоже любит!
Маркус посоветовал ей быть осмотрительнее:
- А тебе не приходило в голову, что парень тебя попросту использует? Ты записала их с Куликом на радио, но они хотят завоевать с твоей помощью и телевидение…
- Не мерь всех по себе! – раздражено бросила Лия. – Я люблю Светлячка и верю ему.
- Ну, дай Бог, чтобы я оказался не прав, - примирительно ответил Маркус. – Только отцу пока ничего не говори о своем романе. Ему сейчас и без того трудно, а он еще должен узнать, что скоро станет дедом!
На следующий день, однако, Маркус и Лия смогли воочию убедится в том, что их отец вовсе не страдает от развода, а наоборот – счастлив с новой женой.
Приехав домой вместе с Луаной, он представил ее слугам как хозяйку, а детям сказал:
- Я люблю Луану и прошу, чтобы вы относились к ней с уважением.
- Хорошо, - изобразил смирение Маркус.- Мы будем называть ее мамой.
Бруну не одобрил его сарказма и объяснил, что брак с Лейей развалился давно, задолго до развода.
- Значит, ты тоже обманывал нас?! – истерично воскликнула Лия. - Нет, в этом насквозь прогнившем доме жить нельзя!пусть здесь живет Луана! А я уйду отсюда!
- Я тоже не останусь с ней под одной крышей, - заявил Маркус.
- Прекратите истерику! – громовым голосом скомандовал Бруну. - И, прежде чем уйти из дома, подумайте, на какие деньги вы будете жить. Особенно ты, Маркус. Ты ведь, кажется, намерен жениться и обзавестись ребенком? Если я, конечно, верно понял моего друга Кашиаса.
- Он тебе звонил? – полюбопытствовал Маркус.
- Да. И мне стыдно, что я узнал обо всем от него, а не от тебя.
- Я просто не успел сказать… - пробормотал Маркус, но Бруно прервал его:
- Ладно, теперь уже поздно оправдываться. Сейчас нам с тобой надо ехать к родителям Лилианы и договариваться о свадьбе. Сенатор специально для этого прилетел из Бразилиа.

В ожидании гостей Роза и Роберту Кашиас тоже ссорились. И яблоком раздора, как всегда, были деньги, а точнее, их отсутствие. Роза упрекала мужа в непрактичности, из-за которой он не смог даже обеспечить Лилиану приданым.
- Не все счастье – в деньгах, - вяло огрызнулся Роберту. – Пример Лейи это лишний раз доказывает.
- Лейя бесится с жиру!- возразила Роза. – А я не имею ни денег, ни мужа. Мне остается только молиться, чтобы тебя не переизбрали на следующий срок.
- Тогда ты получишь мужа? – уточнил Роберту и рассмеялся: - Что ж, это самое очаровательное признание в любви, какое мне приходилось слышать!
Таким образом, семейный скандал был улажен.
А вскоре пришли отец и сын Медзенга. Бруну, чувствуя двусмысленность ситуации, сразу же сказал, что берет на себя все расходы, связанные со свадьбой. Теперь осталось только определиться со сроками, и тут уж Роза предложила сыграть свадьбу как можно раньше, пока у Лилианы еще не слишком вырос живот.
Прикинув, сколько времени понадобится на подготовку, все вместе решили, что свадьба состоится через две недели.
Бруну счел свою отцовскую миссию исполненной, но по дороге домой Маркус выдвинул еще одно требование:
- На моей свадьбе должна присутствовать мама. Иначе никакая сила не заставит меня войти в церковь. А Луану не желаю видеть в числе гостей!
- Тогда зачем ты ходил со мной к сенатору? – устало произнес Бруну. – Надо было сразу идти туда с матерью, и пусть бы она оплачивала все расходы.
Последняя неделя прошла для Бруну в постоянных пререканиях с детьми. Он не мог позволить им насмехаться над Луаной, а они делали это при каждом удобном случае. За обедом то и дело многозначительно переглядывались, наблюдая за тем, как Луана неумело пользовалась ножом и вилкой. А сколько издевательств она вынесла из-за дорогих нарядов, подаренных ей Бруну! Еще больший ужас ей довелось испытать, когда Бруну вызвал к ней парикмахера, а Лия и Маркус буквально прыснули от смеха, увидев ее с прической и макияжем.
Каждый вечер, плача на груди у Бруну, Луана умоляла его:
- Не заставляй меня носить эти платья и туфли. Я действительно выгляжу в них нелепой. Мне страшно ходить на высоких каблуках: все время кажется, что вот-вот упаду.
- Нет, ты должна привыкать к нормальной одежде и обуви, - стоял на своем Бруну. – Потерпи немного. Я уверен, скоро тебе самой понравится красиво одеваться.
- Может, я и сумею привыкнуть к этом каблукам, но всегда буду чужой в твоем доме, - говорила Луана. – Отпусти меня в Арагвайю! Я не могу жить здесь!
- Если ты меня любишь, то должна жить там, где живу я, - был неумолим Бруну.
- Но твои дети меня ненавидят! И даже слуги нарочно ставят меня в дурацкое положение, задавая всякие вопросы по хозяйству, на которые я конечно же не могу ответить.
- Этих я быстро урезоню! – заверил ее Бруну.
Со слугами у него действительно был разговор короткий: он попросту пообещал всех уволить.
Гораздо трудней было договорится с детьми. Тут требовался некий компромисс, и однажды Бруну вынужден был сказать Маркусу:
- Ты можешь пригласить маму. Я согласен вместе с нею проводить тебя к алтарю. Но Луана тоже будет присутствовать на свадьбе
- А как быть с маминым любовником? Вдруг он тоже захочет прийти? – спросил Маркус.
- Я бы ему не советовал этого делать, - угрожающе произнес Бруну.

Лейя растрогалась до глубины души, получив приглашение на свадьбу сына. Это означало, что Маркус простил ее. Да и Лия теперь говорила с ней по телефону гораздо мягче и теплее.
А вот с Ралфом отношения день ото дня становились все напряженнее. После того как Лейя подписала невыгодный для себя договор с Бруну, Ралф напился и потребовал:
- Мясной Король оставил тебе дом и яхту.
- Но у нас пока есть деньги, - испуганно пролепетала Лейя.
- Господи, с какой же идиоткой я связался! – воскликнул Ралф. – Медзенге достались все быки, а мне – лишь одна корова!
Лейя обиделась, но Ралфа это не смутило: хлопнув дверью, он ушел.
Помаявшись несколько часов в одиночестве, Лейя побежала к Ралфу мириться. И – застала там Мариту, давнюю его любовницу. Правда, сам он к тому времени уже протрезвел и, не желая скандала, заявил, что безумно любит Лейю, а Марита за ним просто бегает.
Лейя поверила.
Однако к вечеру Ралф опять напился и, будучи в бессильной ярости от того, что план его провалился, попросту избил Лейю. Потом куда-то исчез. А Лейя несколько дней не показывалась на люди, стесняясь своих синяков.
Теперь же, когда с нею захотел встретится Маркус, она не смогла отказать себе в таком удовольствии, а потому придумала байку про очередную дорожную аварию, в которой будто бы получила синяки.
Маркус, глядя на нее, испытал острую жалость.
- Мне кажется, мама не слишком счастлива с этим Ралфом, - поведал он о своих наблюдениях сестре.
- Зато отец, похоже, на седьмом небе от счастья, - ревниво заметила Лия. – Сегодня я случайно увидела, как он учит Луану читать и писать.
- Непостижимо! – покачал головой Маркус.
Позже он спросил у Луаны, правда ли, что она учится читать.
- Да, - ответила Луана.
- Хочешь стать настоящей сеньорой, женой Бруну Медзенги?
- Нет, я не собираюсь замуж за Бруну. Мне и так хорошо с ним.
- Но если он тебя бросит, ты же не будешь иметь права даже на малую часть его собственности, - просветил ее Маркус.
- Ну и пусть, - нисколько не огорчилась Луана. – Я и сейчас не имею никакой собственности, но ведь счастлива же!
- Да, тут есть над чем задуматься, - произнес Маркус, искренне позавидовав и ей, и отцу.
Все дни, оставшиеся до свадьбы, он действительно был непривычно молчалив и задумчив.
А в самый последний момент, когда до церкви оставалось сделать всего несколько шагов, вдруг взял и повернул обратно.

Глава 9

Не получив половину состояния Медзенги, Ралф лютовал. На Лейю он не мог смотреть без раздражения. Однако сдерживался, надеясь урвать от нее хотя бы малую долю того, на что рассчитывал прежде.
Например, ему удалось уговорить ее на продажу яхты, попутно выкачивая и те деньги, что имелись у Лейи на счету.
- Это не яхта, а какая-то развалина, - говорил он. – Мы сможем получить за нее не более двух тысяч реалов.
- Но она обошлась нам в четыреста!
- Как выяснилось, там большие проблемы с двигателем, - врал напропалую Ралф. – Я велел Жералдину заменить его на новый. Тебе придется выписать мне чек на оплату этого ремонта.
И Лейя выписала ему чек…
А Ралф, не теряя времени, завел роман с другой жертвой – такой же легковерной Сузаной, у которой тоже имелся богатый муж. Без зазрения совести развлекался с нею на яхте и не скрывал, что это собственность Лейи Медзенги.
- Бабенка оказалась такой прилипчивой, - объяснял он Сузане, - что я до сих пор не могу от нее окончательно отделаться.
- То же самое ты потом будешь говорить и обо мне? – опечалилась Сузана.
- Нет, что ты! – возмутился Ралф. – В тебя я влюбился с первого взгляда и буду любить всю жизнь!
И Сузана, подобно Лейе, таяла от его сладких речей.
Но пока сделка по продаже яхты не была доведена до конца, Ралфу приходилось уделять время своей прежней любовнице. Лейе конечно же не нравилось проводить время в одиночестве, и однажды она устроила сцену ревности, за что вновь была избита пьяным Ралфом.
Потом он, разумеется, принес свои извинения, Лейя простила его, и лишь синяк под глазом напоминал о недавней ссоре. Но Лейя старалась не смотреть в зеркало.
Внезапный звонок Маркуса нарушил идиллию и поставил Лейю в сложное положение: с одной стороны, она хотела увидеть сына, который пропадал со дня своей несостоявшийся свадьбы, а с другой стороны, стеснялась в очередного синяка. Но Маркус не знал, в каком положении находится мать, и сказал в трубку:
- Я тут неподалеку. Через минуту буду у тебя.
- Мне, пожалуй, лучше уйти, - воспользовался случаем Ралф, но, пока он одевался, Маркус уже успел войти в апартаменты матери.
Лейя была вынуждена представить сыну своего возлюбленного. Ралф протянул руку для приветствия, однако Маркус пожимать ее не стал, ограничившись вежливым кивком головы.
Ралф ушел, а Маркус стал объяснять матери, почему в последний момент решил отказаться от женитьбы.
- Поверь, я не собирался доводить ситуацию до скандала, не хотел оскорбить Лилиану, отца и всех вас… Но в какое-то мгновение ноги перестали меня слушаться… Я хотел повиниться перед Лилианой, да меня к ней не пустили.
- Ты думаешь, Лилиана сможет тебя простить?
- Не знаю. Вообще-то она меня любит. Но что я могу для нее сделать? Разве только признать ребенка.
- Мне очень хочется, чтобы ты помирился сначала с отцом, - вздохнула Лейя. – Во многом он прав: тебе уже пора вникать в семейный бизнес.
- Мама, давай не будем об этом, - с досадой прервал ее Маркус. - Спасибо, что выслушала меня и не стала ругать. Я тоже не берусь осуждать тебя за твой выбор. Но если этот Ральф будет и впредь распускать руки, - он кивнул на синяк, красовавшийся у Лейи под глазом, - то я его убью!

Выходка Маркуса, не явившегося на собственную свадьбу, наделала много шума в прессе, возле его дома круглые сутки дежурили репортеры, надеясь подловить виновника скандала. Но Маркус где-то скрывался, и отдуваться приходилось Бруну. Поэтому он, взяв с собой Луану, улетел в Арагвайю
Но и там ему не было покоя. Он ходил мрачный и задумчивый, укоряя себя в ошибках, которые допустил, воспитывая сына. И лишь Луана была для него отрадой. С нею Бруну оттаивал душой, забывая  о семейных неурядицах. Но однажды и она доставила ему неприятность, заговорив об их будущем ребенке:
- Я хочу, чтобы он родился здесь, в Арагвайе.
Бруну охватил ужас.
- Ты… беременна?
- Нет, - ответила она и, заметив как он облегченно вздохнул, спросила с обидой и разочарованием: - А ты не хочешь ребенка?
- Не хочу! Мне достаточно и тех двоих, с которыми я не умею управляться.
- Но я же говорю о н а ш е м ребенке!
- Все равно, - жестоко ответил Бруну.
- А если я все же захочу родить? – не унималась Луана.
- Пожалуйста, рожай. Только не от меня! – улыбнулся он, давая понять, что шутит, но Луану больно задели его слова.
Когда Бруну это осознал, то счел за благо переключиться на другую тему:
- Скажи, ты еще не дозрела до того, чтобы пройти курс лечения у психоаналитика? Надо же восстановить твою память.
- Нет, я почему-то боюсь идти к врачу, - призналась она. - Может, мне самой удастся все вспомнить? Иногда в моей памяти всплывают какие-то лица, имена, обрывки разговоров. Но это происходит как-то во сне… Знаешь, когда я впервые услышала твое имя, во мне тоже что-то словно зашевелилось внутри…
- О нет, нет! – прервал ее Бруну, весело смеясь. – Только не это! Я же говорил, что больше не хочу иметь детей.
Луана промолчала, не желая показать ему своей обиды.
Утром, после завтрака, Бруну сказал Донане и Зе:
- Я оставляю на ваше попечение Луану, а сам поеду на дальние фазенды и, вероятно, заверну в Минас-Жерайс.
- Хотите купить там землю? – высказал догадку Зе.
- Нет. Хочу удостовериться, что человек, ограбивший мою мать и бабушку, действительно жив, - ответил Бруну и, уловив недоуменный взгляд Зе, добавил: - Речь идет о Жеремиасе Бердинацци, которого ненавидели мой дед, мой отец и передали мне эту ненависть по наследству.
- Так вы едите туда ссорится? – встревожилась Донана.
- Нет. Просто хочу посмотреть на негодяя и подумать, как можно вернуть то, что он у нас когда-то украл.
Луана, бледная как полотно, встала из-за стола и, пошатываясь, направилась в свою спальню.
- Господи, что это с ней? – испуганно произнесла Донана, поспешив за нею вслед.
Бруну тоже обеспокоился: «Уж не беременна ли она в само деле?»
Донана подумала о том же и осторожно спросила у Луаны:
- Тебе плохо? Почему ты так неожиданно ушла?
- Потому что Бруну заговорил о каком-то Бердинацци. А я тоже Бердинацци. Правда, я не знаю, действительно ли это моя фамилия или ее придумал врач, который лечил меня после катастрофы… Прости, Донана, мне действительно плохо. У меня кружится голова…
- Ну полежи, полежи, - не стала больше расспрашивать ее Донана и вернулась к мужчинам.
Бруну, обеспокоенный болезненным состоянием Луаны, решил отложить поездку в Минас-Жерайс.
А спустя несколько часов Луана сама пришла к Донане на кухню – взволнованная, испуганная.
- У меня в голове, похоже, наступает прояснение, - промолвила она, тяжело дыша. – Эта фамилия… Бердинацци… Мой отец тоже с ненавистью вспоминал о Жеремиасе Бердинацци, своем брате. И тоже называл его вором… Выходит, я из рода Бердинацци. Моего отца звали Джакомо… Джакомо Гильерме Бердинацци…
- Ты вспомнила свою фамилию. А имя? – спросила Донана, однако Луана не ответила, потому что у нее вновь закружилась голова.
К вечеру ей стало значительно лучше, и за ужином Бруну опять заговорил о своей поездке в Минас-Жерайс.
- Мой отец не смог свести счеты с Бердинацци, но я должен это сделать.
- А стоит ли ворошить прошлое? – попытался отговорить его Зе.
- Для таких преступлений не существует срока давности, - уверенно заявил Бруну. – Жеремиас и его брат подделали подписи моей матери и бабушки, чтобы тайком от них продать фазенду. И затем скрылись куда-то с деньгами, оставив собственную мать без крова, без средств к существованию. Так могу ли я это простить Жеремиасу?
- Вы все время говорите только о нем, - заметил Зе. – А к его брату ваша ненависть уже прошла?
- С ним за меня поквитался сам Господь. Этот другой Бердинацци погиб в автокатастрофе вместе с семьей.
У Донаны все похолодело внутри, но она нашла силы спросить как можно деликатнее:
- Значит, с Бердинацци произошло то же, что с семьей Луаны?
Обе они – Донана и Луана – замерли, ожидая, что ответит Бруну.  А он, не заметив их смятения, подтвердил:
- Да, там тоже выжила только одна девочка.
- И… как ее звали? – не удержалась от вопроса Донана.
- Ее зовут Мариетой, как мою бабушку, - ответил Бруну. – Эта девушка живет в доме Жеремиаса, Маркус ее видел, когда ездил туда.
У Луаны все поплыло перед глазами, но Донана, понимая, что происходит, крепко сжала ее руку и продолжала расспрашивать Бруну:
- А если бы той девушкой, выжившей в автокатастрофе, оказалась наша Луана? Как бы вы поступили?
- Я бы выбросил ее в реку! – рассмеялся Бруну.
- Господь с вами! – испуганно воскликнула Донана.
А Бруну, заметив наконец, как переменилась в лице Луана, обнял ее.
- Ну что ты, право… Я же не тебя имел в виду. Ты же не Бердинацци!
Она промолчала, но после ужина растеряно сказала Донане:
- Наверное, я таки не Бердинацци, если Жеремиас уже нашел свою племянницу.
- Но как же быть с твоими воспоминаниями? – тоже пребывая в растерянности, спросила Донана.
- Не знаю, - ответила Луана. – Я боюсь сойти с ума от всего этого.

Бруну все-таки съездил в Минас-Жерайс, где представился как Джакомо Бердинацци.
У Жеремиаса сердце оборвалось, когда Жудити доложила ему о госте: неужели брат каким-то чудом выжил?! Рафаэла же приросла к стулу, понимая, что теперь ее разоблачение неизбежно.
Однако Бруну тотчас же развеял их страх и смятение:
- Я назвал себя именем вашего брата лишь затем, чтобы вы меня приняли. На самом же деле меня зовут Бруну Бердинацци Медзенга. Я – ваш племянник.
- С Медзенгой мне говорить не о чем, - сразу же пришел в себя Жеремиас. – Убирайся вон из моего дома!
- Не беспокойтесь, я не собираюсь гостить у дядюшки, который обокрал не только мою мать, но и свою. Однако намерен потребовать от вас то, что по праву принадлежит мне и моим детям, - заявил Бруну.
Жеремиас язвительно усмехнулся:
- И как вы думаете, что же здесь принадлежит вашим детям?
- Полагаю, не меньше трети всего вашего капитала, - спокойно произнес Бруну.
- Меня не удивляет что в роду Медзенга появился сумасшедший. Именно этим вы и должны были кончить, - сказал Жеремиас.
- Поберегите свое остроумие для судей, - посоветовал ему Бруну. – Я ведь не стану действовать исподтишка, поскольку неспособен на такую подлость, как вы. Я приехал предупредить вас, Жеремиас Бердинацци: ждите моих адвокатов!
С этими словами он вышел.
А Жеремиас, выругавшись ему вслед, сказал Рафаэле:
- Ничего он не сможет у меня отсудить! Даже если раскопает ту злосчастную доверенность на продажу фазенды, то не докажет, что подписи там фальшивые. Потому что ни Джованны, ни моей матери, увы, уже нет в живых…
- Теперь я понимаю, дядя, почему вы так ненавидите весь род Медзенга, - подобострастно сказала Рафаэла.
- Да, эта ненависть умрет вместе со мной! – клятвенно произнес Жеремиас. – Но Медзенга не получат ничего и после моей смерти. Я все завещаю тебе! Только вместе с моим состоянием ты должна унаследовать и ненависть к роду Медзенга, запомни это.
И он без промедления отправился к нотариусу, где оформил завещание в пользу Мариеты Бердинацци.
- Теперь никакой Медзенга не может посягнуть на мою собственность, потому что ты – единственная наследница, - удовлетворенно сообщил он племяннице. - Правда, в тексте завещания я оговорил кое-какие условия, которые ты должна выполнить, иначе потеряешь все.
- Что это за условия? – нетерпеливо спросила Рафаэла, но Жеремиас предпочел об этом умолчать.
- Когда я умру, ты обо всем узнаешь.
- Живите сто лет, дядя! – улыбнулась она вполне искренне, потому что радость так и распирала ее, даже не смотря на какие-то оговорки в завещании.

Встреча с Жеремиасом Бердинацци окончательно вернула Бруну прежний, бойцовский, дух, утраченный им после скандала со свадьбой.
- Все, едим в город! – сообщил он Луане, вернувшись из Минас-Жерайс. – Хватит отсиживаться здесь, вдали от любопытствующих глаз. Мне надо потолковать со своими адвокатами, да и Маркуса необходимо отчитать, как он того заслуживает. Лия сказала мне по телефону, что этот горе-жених уже вышел из подполья и теперь живет дома.
Объяснения отца и сына вышло тяжелым, как того и следовало ожидать. Маркус, упреждая все возможные упреки, извинился перед отцом, но это не помогло унять ярости, в которой прибывал Бруну.
- Такого позора мне не доводилось испытывать за всю свою жизнь! – кричал он. – Скажи, ты нарочно хотел выставить меня на посмешище перед гостями, репортерами и вообще перед всей страной?
- Ничего я не хотел, - с досадой ответил Маркус. – А что же до позора, то позволь тебе не поверить. Ты ведь сам привел свидетелей к маме в номер, чтобы застукать ее с любовником. По-твоему это меньший позор?
- Да, меньший! – принял вызов Бруну. – Во-первых, поступая так, я защищал себя и вас, моих детей, у которых этот проходимец намеревался отобрать собственность. А во-вторых, у меня достало ума позаботится о том, чтобы этот инцидент не стал достоянием общественности и остался только между мной и Лейей. Улавливаешь разницу? Я постарался всячески избежать скандала, а ты, наоборот, раздул его до невероятных размеров. И ладно бы пострадал только я, но ты впутал сюда и своего друга сенатора! Как я после всего этого буду смотреть ему в глаза?
- Он сам не без греха, - заметил Маркус. – Ему надо было заниматься не политикой, а воспитанием собственной дочери.
- Насколько я понимаю, это камень и в мой огород, - мрачно молвил Бруну. – Да, в чем-то ты прав: и Роберту, и я где-то допустили серьезные ошибки в воспитании своих детей. Вот только где?
- Я охотно тебе подскажу! – пришел ему на помощь Маркус. – Ты, отец  ошибся, когда женился на маме. И я совершил бы такую же ошибку, если бы женился на дочери твоего друга.
- Но Лилиана ведь беременна!
- Она сама виновата, - парировал Маркус. – Я же могу только признать ребенка.
- Ты просто обязан это сделать! – строго произнес Бруну, вызвав новую волну протеста в душе сына.
- А может, я и полюбить ее обязан? – с саркастической усмешкой спросил Маркус. – Или можно обойтись без любви и без свадьбы, а просто поселить Лилиану здесь. Пусть она живет себе и рожает на здоровье. Возможно, это был бы выход. Если ты привел в дом девицу с тростниковых плантаций, то мне, наверно, сам Бог велит привести сюда дочь сенатора.
- Ты женишься на Лилиане официально, только на сей раз мы  обойдемся без гостей, - твердо произнес Бруну, оставив без ответа издевку сына.
Маркус, однако, тоже проявил характер:
- Нет, папа, женится на Лилиане меня не заставит никто.
Бруну понял, что переломить сына ему не удастся, и мысленно стал искать какой-то другой, компромиссный вариант.
Однако сосредоточится на этих мыслях ему помешало пение Светлячка и Кулика, доносившееся из гостиной. Не желая сдерживать раздражения, Бруну решил разогнать веселую компанию.
- Ты все еще водишься с этими бродягами? – гневно бросил он, перекрикивая своим громовым басом сладкоголосый дуэт.
- Папа, я прошу уважать моих гостей! – вспыхнула Лия. – Светлячок и Кулик – не бродяги. Они - музыканты, которых уже высоко оценили на радио и телевидении! А скоро у них появится свой диск!
Светлячок тоже счел необходимым дать отпор Бруну:
- Я полагаю, мы вас ничем не оскорбили, а потому и не заслужили оскорблений с вашей стороны!
Бруну заметил, как напряглась Лия, ожидая, что ответит отец, и предпочел сменить гнев на милость.
- Я вовсе не хотел вас оскорбить, - сказал он примирительно. – А бродягами назвал в шутку.
Лия облегченно перевела дух и с благодарностью улыбнулась отцу.
Позже, когда музыканты ушли, она призналась, что любит Светлячка и хочет выйти за него замуж.
Это был удар, на который следовало реагировать немедленно, и Бруну тотчас же послал Димаса за Светлячком:
- Мне надо поговорить с этим парнем.
Услышав, зачем его вызывает к себе Медзенга, Светлячок мрачно обронил:
- Кажется, я столкнулся с тяжелым грузовиком!
Но представ перед Мясным Королем, вел себя достойно и даже дерзко.
- Да, я люблю вашу дочь и хочу на ней жениться! – подтвердил он, отвечая на вопрос Бруну.
- А содержать ее ты собираешься с помощью своей гитары? – продолжил допрос Медзенга.
- Кроме гитары, у меня есть еще и руки и – главное – любовь к Лие, - не ударил лицом в грязь Светлячок.
- Увы, этого маловато, чтобы получить мою дочь, - покачал головой Бруну.
- Тогда назовите цену, которая, по-вашему, будет достаточна!
Услышав такое, Лия сжалась в комок от ужаса, не сомневаясь, что отец сейчас изобьет Светлячка и выставит его вон. Бруну, однако, вздумал уничтожить нахала более надежным способом.
- Ты сможешь получить мою дочь, когда у тебя будет десять тысяч голов скота! – заявил он с нескрываемым удовольствием, думая, что поставил победную точку в этом разговоре.
Однако Светлячок и не собирался сдаваться. Коса нашла на камень. Искры сыпались от двух самовлюбленных противников, не желающих уступить друг другу даже на йоту.
- Поскольку условие диктуете вы, то мне остается только с вами согласиться, - сказал Светлячок. – Я раздобуду десять тысяч быков, и тогда мы вернемся к этому разговору!
Бруну аж поперхнулся от такой дерзости. А Лия воскликнула в отчаянии:
- Но где же ты возьмешь этих чертовых быков?!
- Пока не знаю, - ответил Светлячок. – Но я их приведу твоему отцу, все десять тысяч! Это я обещаю тебе!
Ночью лежа в постели с Луаной, Бруну признался, что ему понравилось, как вел себя Светлячок.
- Парень явно с характером! Только задача эта для него невыполнимая.
- Ну так что тебе мешает смягчить условия? – спросила Луана. – Жаль будет, если эта любовь погибнет из-за каких-то быков.
- Нет, ты ничего не понимаешь, - улыбнулся Бруну. – Если парень действительно любит Лию, то придет за ней с десятью тысячами быков!
- И все равно мне жаль твою дочь, - печально молвила Луана.

Глава 11

В чудесном имении Арагвайя Луана чувствовала себя счастливой. С каждым днем она любила Бруну еще больше. Этот грозный, и, возможно, жестокий для других человек поражал и пленял ее своей силой. Эту силу она ощущала во всем: и в поступках, и в чувствах. И убедилась, что Бруну способен любить глубоко, искренне, от всего сердца. Луана знала, что его любовь принадлежит ей безраздельно! Ей одной. Хозяин над всеми, Бруну становился с ней робким, опасливым, боясь нечаянно совершить какую-нибудь неловкость, причинить ей боль. Он относился к ней так бережно, так нежно, что она сама себе казалась цветком, который расцветает и набирается сил под щедрыми лучами солнца. Она мечтала о ребенке от Бруну, и единственной ее болью было то, что он больше не хотел детей. Бруну был недоволен своими взрослыми детьми, они доставали ему слишком много огорчений. Он считал, что дети – это пустая трата сердечных да и всех прочих сил, и не хотел больше тратиться впустую…
Ласково, но не без затаенной печали смотрела Луана на Лилиану – ждет ребенка! Счастливица!
А Донана взяла Лилиану под свое особое покровительство. В любом доме, стоит в нем только появиться беременной, все женщины сплачиваются вокруг нее, чувствуя свою причастность к великому таинству, что свершается день за днем у них на глазах. Им радостно всячески способствовать и помогать ему. Невольно и разговоры у них ведутся о родах да об ощущениях, которые испытывают беременные.
- Моя свекровь рожала, присев на корточки на берегу реки, и вон видите, каков вышел Зе ду Арагвайя! – рассказывала Донана.
«И я бы хотела так рожать, - мечтала про себя Луана, - чтобы и у меня сынок был таким же здоровым и крепким и прожил до преклонных лет, не старясь и не теряя силы».
- Нет уж, я предпочитаю обыкновенный родильный дом, - поморщившись, сказала Лилиана. Ей, казалось, претили все эти разговоры и вызывали даже что-то вроде брезгливости. И чувствуя это, Луана с удивлением поглядывала на нее.
- Как я тебе завидую, - как-то сказала Лилиана Луане, и Луана опять с удивлением посмотрела на нее.
- Чем же? – спросила она.
- Ты любишь, ты любима, - с горечью объяснила Лилиана.
- Не горюй. Вот появится у тебя малыш, и море любви окружит тебя. В нем потонет твоя горечь, оно растопит сердце Маркуса. Слушайся пока его, - кивком указала она на живот Лилианы. – Люби его, и все будет хорошо.
- Да я и не беременна вовсе, если хочешь знать, - вдруг выпалила Лилиана. – Я все выдумала, лишь бы быть вместе с Маркусом, но и это не помогло!
До чего же жаль стало Луане глупую девчонку! Как ей пусто, одиноко, бесприютно!
Но Лилиана тут же спохватилась:
- Только смотри, никому не проболтайся! Ладно? – с тревогой сказала она.
- Не бойся. От меня никто ничего не узнает, - пообещала Луана.

На губах Маркуса горел поцелуй Мариеты, который он отважился сорвать. Они должны были увидеться как можно скорее! И Маркус вновь позвонил Мариете и уговорил ее встретиться с ним.
Старик Жеремиас с недоумением посматривал на племянницу – глаза блестят, щеки так и полыхают, и все в город за покупками ездит. Разохотилась, что ли? Но он ей не препятствовал. Напротив.
- Если нравится что, покупай, детка, - повторял он. – Я и счет на твое имя открою. Денег хватит, покупай.
И Мариета отправилась в город. Ей не хотелось обманывать дядюшку, но поделать с собой она ничего не могла. Как ей было устоять перед голубыми глазами Маркуса, перед его такой страстной, такой безоглядной любовью? В ее сердце тоже вспыхивал огонь, как только она думала о нем.
«У Маркуса глаза Джованы, так говорил дядюшка, а Джована полюбила Энрико Медзенга и встречалась с ним на кофейной плантации. И я готова любить этого сумасшедшего Маркуса на земле под пальмами, как когда-то юная Джована», - мечтала Мариета.
Но в отель она поехала с Маркусом только потому, что им нужно было поговорить так, чтобы никто не мешал, что трудно было бы сделать в маленьком городе, где все знают друг друга. Сначала она не хотела ехать, но потом все-таки согласилась. Мариета не хотела, чтобы дядюшке донесли, с кем она встречается в городе.
- Расскажи, что замышляет твой отец против дядюшки Жеремиаса? – начала она, едва закрыв за собой дверь.
- А нам-то какое до этого дело? – со смехом спросил в свою очередь Маркус.
- Но ведь ты тоже, наверное, ненавидишь Бердинацци? – продолжала Мариета.
- Ненавидел, пока не познакомился с тобой, - совершенно искренне отозвался Маркус. – А ты? Ты что, ненавидишь всех Медзенга?
- Пробовала, но у меня не вышло, - так же честно ответила Мариета.
Больше они уже ни о чем не говорили. А вернее, говорили, но только о своей любви.
- Она, похоже, скупит весь город, - сказала Жудити старому Жеремиасу, который беспокоился, куда запропастилась племянница.
Мариета вскоре вернулась, и у нее опять блестели глаза и горели щеки, и поужинала она на радость дядюшке с огромным аппетитом.
И только Жудити насмешливо отметила про себя, что покупки у Мариеты какие-то невидимые…
Жудити неплохо относилась к Мариете и, когда та появилась на кухне, протянула ей несколько свертков.
- Я купила что под руку попалось в ближайшей лавочке, - объяснила она. – Хозяин не должен уличить тебя во лжи.
Мариета взглянула не нее с благодарностью.
- Вы встречаетесь с Маркусом Медзенгой, - продолжала Жудити. – Так ведь?
Но Мариета не собиралась делать Жудити своей наперсницей. Наперсница – всегда лишняя опасность.
- Встретилась, чтобы распроститься навсегда, - как могла холоднее ответила Мариета. – Я ненавижу Медзенга всех до единого.
Разве могла Мариета забыть слова дядюшки: «Все семейство Медзенга – враги. Ты не настоящая Бердинацци, если не ненавидишь их. Твоя ненависть к этому семейству – часть моего наследства».

После встречи с Мариетой в отеле Маркус окончательно понял, что комедию с Лилианой пора кончать, не будет он жить с ней, нечего и надеяться. Признаться отцу, что он полюбил одну из Бердинацци, Маркус не мог, но мог раз и навсегда отказаться от Лилианы. У него не было на нее зла – просто не хотел понапрасну морочить голову. Неужели Лилиане в радость то, что он постоянно ее избегает? И как не понимает этого отец? Но он ему все объяснит.
И случай объясниться не замедлил представиться. Бруну с Луаной и Лилианой вернулись из имения, и Маркус тотчас же поговорил с отцом.
- А что будет с ребенком, которого она носит? – услышал яростный голос Бруну Лилиана и заплакала. – Ты делаешь глупость за глупостью, сын! Я не могу тебя одобрить.
Одобрить сына Бруну не мог, но не мог не признать и его правоты. Если Маркус будет и дальше так обращаться с Лилианой, то она просто с ума сойдет. Как не повернешь, все выходило не на пользу несчастному ребенку. И Бруну со злостью махнул рукой – заварил кашу, а ему теперь расхлебывать! Ладно, пусть родится ребенок, он будет разбираться с ним, а с Лилианой не ему жить, не ему и решать!
Маркус облегченно вздохнул и пошел объясняться с Лилианой. Лилиана на этот раз не упорствовала. Она чувствовала, что Маркуса ей не переломить, что ждать ей больше нечего, и предпочла роль несчастной, но благородной жертвы.
- Я все поняла, Маркус, - сказала она дрожащим от слез голосом, - и никогда не буду тебе обузой. Я уеду к родителям и своего ребенка воспитаю сама.
Маркус почувствовал  себя сволочью, но устоял.
- Зачем ты так, Лилиана? Я же не отказываюсь от ребенка, - сказал он. – Давай я тебя отвезу…
- Нет, спасибо! Я прекрасно доберусь сама, - ответила она.
Но вещи он ей отнес и сам уложил в машину. Увидев, как Лилиана уезжает, Маркус вздохнул с облегчением: хоть с одной историей было покончено.

У Розы упало сердце, когда она увидела осунувшуюся дочь на пороге гостиной. Да, она была права, когда не хотела иметь дела с негодяями Медзенга! Роза не была рада своей правоте, но все же некоторое удовлетворение она ей доставила. Как могла, она постаралась утешить дочь, но та не пожелала принимать никаких утешений.
- Оставь меня, мама, мы еще успеем наговориться и се обсудить, - сказала Лилиана и ушла к себе в комнату.
Роза решила, что неприятную новость она может сообщить мужу только сама и не по телефону. Раз дочь сейчас не нуждается в ее помощи, она съездит к мужу в Бразилиа. Им есть что обсудить.
К величайшему своему удивлению, в квартире своего мужа Роза обнаружила голубоглазую девицу, которая чувствовала себя там как дома. Девица удивилась не меньше Розы и даже осведомилась, кто она такая, чем довела Розу до белого каления.
- Нет, это уж ты мне доложись, милочка, кто ты такая, - грозно спросила она, и девица тут же сообразила, что имеет дело со своей законной хозяйкой.
- Горничная, Шикита, - представилась она без всяких церемоний.
- А еще и спишь со своим хозяином, - саркастически сказала Роза.
- Это вы уж с ним выясняйте, - флегматично сказала девица и вышла из комнаты.
Мужу Роза задала один-единственный вопрос: ночует ли Шикита здесь, в квартире? И, получив утвердительный ответ, решила немедленно выдворить ее вон.
Кашиас уперся как скала.
- Она честная, славная девушка, - заявил он. – Добросовестно исполняет свои обязанности. Я ей доволен и не стану выгонять из-за твоих капризов.
- Ах, так? Значит, я только и знаю, что капризничаю? – тут же завелась Роза. – А ты? Ты знаешь, что твои обожаемые Медзенги выставили нашу дочь?! А ведь, по-твоему, я и тогда капризничала!..
Возвращение Лилианы было страшным ударом для Кашиаса. Честно говоря, он не ждал столь плачевного исхода своей трудной дипломатической миссии. Возвращение дочери ставило под удар многие его планы. От огорчения он даже сел.
- Ты эгоист! Дочь ты не пожалел, потому что боялся лишиться финансовой поддержки Медзенги! А теперь из-за мелочного удобства – ведь эта девица обслуживает тебя и в постели, и здесь речь идет об удобстве – ты жертвуешь женой!
- Погоди, Роза! Скажи лучше, что теперь будет с Лилианой? – жалобно спросил сенатор.
- Лилиана – сильная девушка. Она справиться, - уверенно ответила Роза.
- С ребенком на руках, - устало и иронично добавил он.
- Я воспитаю нашего внука, - с достоинством ответила Роза.

По возвращению в Рибейран-Прету Роза узнала, что у Лилианы случился выкидыш.
- Немедленно к врачу! Немедленно! – закричала она, бросаясь к телефону, чтобы вызвать сеньора Аморину, их домашнего врача.
- Никакого врача! – заявила Лилиана. – Я прекрасно себя чувствую. Приму душ, лягу спать, а завтра начну новую жизнь. Эта ушла в прошлое.
Про себя Роза была восхищена мужеством своей дочери.
«Вся в меня», - гордо подумала она, но беспокойство ее не уменьшилось.
- Ты не понимаешь, деточка, - сказала она, - как это опасно. У тебя вся жизнь впереди, у тебя еще будет достойный муж, ты захочешь иметь детей. Давай проведем обследование, а если не хочешь, ограничимся консультацией, - уговаривала дочь Роза.
Но Лилиана уперлась и ни в какую.
- Будешь настаивать, уйду из дома, - пригрозила она.
И Роза на время оставила ее в покое. «У девочки стресс, - думала она, – одно несчастье за другим, не будем накликать следующего…»
Но она сочла своим долгом позвонить на виллу Медзенга и сообщить Бруну о случившемся несчастье.
Новость легла тяжелым камнем на совесть Бруну – он чувствовал себя виноватым в гибели этого существа, капли его собственной крови. Винил он и Маркуса.
«Плохо начинать жизнь с убийства, сын, - твердил он про себя Маркусу, который опять где-то шлялся, - очень плохо!»
В их жилах текла кровь тех, кто ненавидел друг друга, кто совершил обманы и подлоги, и, как видно, Бог не благословлял эту кровь…