Глава 21

     Моника теперь почти все время  проводила  с  Марией,  чувствовала,  что
очень нужна несчастной женщине.
     Конечно, и Даниэла, и Хуан Антонио, даже Джина,  которая  теперь  часто
бывала в доме, были к Марии очень внимательны.
     Но Моника - это совсем другое. Они с Марией пережили тяжелейшие  потери
самых близких людей, и это сближало их словно тайна, открытая им  одним.  И,
видя льнущую к ней девочку, Мария  волей-неволей  возвращалась  к  мыслям  о
сыне.
     Единственный сын не только не был на похоронах отца, но даже не знал  о
его  смерти.  Где  он  сейчас?  Может  быть,  уехал  из   Мехико,   опасаясь
преследования? Или же поселился у какого-нибудь дружка?  Мария  не  в  силах
была выбросить его из своего сердца. Мать остается матерью. Хоть бы  Господь
сжалился над ней и вразумил Марсело! Ведь он сын ее и Игнасио!
     Вернувшись из школы и наскоро поев, Моника вместе с Марией шла в сад.
      - Смотри, Моника. Эти лилии никогда  не  были  такими  красивыми!  Они
знают, что Игнасио с неба их видит. А как хорошо они пахнут! Будто  посылают
ему свой аромат!
     Моника слушала, глядя на Марию широко открытыми глазами.
      - А мамочка тоже их видит?
      - Да, моя девочка. Мамочка все видит. И радуется, что сеньора  Даниэла
тебя полюбила.
     Мария не упускала случая сказать Монике что-нибудь доброе о своей новой
хозяйке.
     А  Даниэла  мечтала  о  собственном  ребенке.  Моника,  конечно,  милая
девочка, но ей так хочется малыша, которого  она  будет  держать  на  руках,
кормить из ложечки, целовать
     голенькие пяточки. А сын будет называть ее мамой.  Неужели  ее  надежды
когда-нибудь сбудутся?

     * * *

     Дора, после ухода от Даниэлы, нашла приют у своей крестной Мелины,  что
жила в том же доме, что и Аманда.
     Собравшись однажды за покупками, Мелина вдруг  заметила,  что  глаза  у
Доры мокры от слез.
      - Что с тобой? - Мелина положила сумку, подошла к крестнице. -  Только
не говори, что ты плачешь, потому что не можешь найти работу. Все  равно  не
поверю.
      - Даже не знаю, как сказать вам, крестная. Я... Я... беременна.
      - Господь с тобой, девочка! Что ты говоришь!
     Дора заплакала в голос и долго  не  могла  успокоиться.  Потом  встала,
нервно прошлась по комнате.
      - Этот негодяй, Марсело, обещал жениться. А я,  ...,  поверила.  Мало
того, что он ограбил сеньору, так еще ребенка мне сделал. Врач  сказал,  что
ему уже два месяца.
      - Не отчаивайся, как-нибудь проживем, дети всегда радость.  Своих  Бог
не дал, так хоть твоего понянчу. Вытри слезы и проводи  меня  на  базар.  По
дороге поговорим.
     Дора в душе была благодарна крестной за поддержку, но от ребенка все же
решила избавиться. Как она будет его растить?  Сама  нищая  и  бездомная.  О
замужестве теперь и мечтать нечего. И она снова и снова проклинала  Марсело,
причину ее горестей. Как она была глупа и доверчива! И только теперь поняла,
что Марсело просто-напросто ее использовал, чтобы попасть в дом  к  Лоренте.
Этим горьким размышлениям предавалась Дора изо дня  в  день.  А  Мелина,  по
обычаю, бежала к Аманде. Женщины часто ссорились, но не могли жить друг  без
друга.
     Новость о Доре Аманда восприняла с присущей ей черствостью.
      - Что ты возишься с этой девчонкой? Пусть идет, куда хочет. Все  равно
спасибо не скажет. От родных детей и то благодарности  не  дождешься.  Взять
хоть  мою  Каролину!  Переедет  к  мужу,  а  меня  одну  бросит.  Разве  это
справедливо? Сколько денег и сил я на нее потратила! Детей растила.
      - Нет, Аманда, грех выгонять Дору с ребенком на улицу. Кто ей поможет?
А на Каролину ты зря  жалуешься.  Она  хорошая  дочь.  Но  вряд  ли  муж  ее
согласится жить с тобой вместе. Сама знаешь, какой у  тебя  характер.  И  не
такая уж ты беспомощная.
     Аманда была другого мнения. Каролина не смеет с ней так  поступать.  Ее
долг заботиться о матери. Но ничего, она проучит дочь и ее  женишка.  Ни  за
что не останется с детьми.
     По закону Каролина и Херардо  могли  зарегистрировать  свой  брак  лишь
через определенное время после развода Каролины. И Херардо  попросил  Аманду
побыть с детьми, пока они на несколько дней съездят за  границу,  чтобы  там
оформить брак.
     Та наотрез отказалась, да еще нагрубила Херардо, чем  в  очередной  раз
испортила настроение Каролине. "Но, с другой стороны, чем хуже, тем лучше, -
думала Каролина, - мне будет легче оставить мать".

     * * *

     Собиралась  замуж  и  Ирене.  Занятая  приготовлениями  к   свадьбе   с
Леопольдо, покупкой роскошных туалетов и драгоценностей, она ни на минуту не
забывала о своей мести.
     Не очень-то приятно видеть на месте Хуана Антонио хилого старика.
     "Он еще вас похоронит и снова женится",  -  уверяли  друзья  Леопольдо,
такие же  как  он.  Отвратительные,  циничные,  похотливые.  Каждый  норовил
потискать ее, ущипнуть, поцеловать. Леопольдо  не  ревновал,  напротив,  ему
даже нравилось смотреть, как Ирене брезгливо морщится от всех  этих  "знаков
внимания".
     Они поженились. Леопольдо  написал  завещание,  чего  же  еще?  Теперь,
казалось, можно блаженствовать,  дожидаясь  смерти  своего  благодетеля.  Но
Леопольдо превратил ее жизнь в сущий ад и  подвергал  таким  унижениям,  что
даже Ирене, готовая ради денег на все, проклинала  тот  день  и  час,  когда
связалась с ним. Роскошный дом представлялся ей  золотым  склепом,  где  она
похоронила свою молодость.
     Стоило Ирене проявить строптивость,  как  муж  усмирял  ее  стеком.  То
легонько ударит по ноге, то пройдется по животу.  Или  соберет  в  кулак  ее
пышные волосы и с силой тянет то в одну, то в другую сторону,  при  этом  ее
голова качается,  словно  маятник.  Он  доводил  Ирене  до  слез,  заставляя
наряжаться и танцевать перед его приятелями, а те слюной исходили, глядя  на
молодую красотку.
     Но Ирене решила терпеть до конца. Не отказываться же в  самом  деле  от
такого  богатства!  Когда-нибудь  он  все  же   .сдохнет,   и   она   станет
полновластной  хозяйкой!  Тогда  и  наверстает  упущенное.  А  сейчас   надо
смириться, не сердить старика, не перечить ему, пусть верит в  ее  любовь  и
бескорыстие.
     Но Леопольдо не был идиотом, и чем неистовее клялась ему Ирене в любви,
чем жарче становились ее ласки, тем ехиднее ухмылялся хитрый старик:
      - Напрасно стараешься, все равно не поверю!  Подумаю,  подумаю,  да  и
перепишу завещание. Оставлю все  какому-нибудь  приюту  или  богадельне.  За
добро мне воздастся.
     Ирене молчала, затаив злобу.
     Изредка ей все же удавалось выбраться из дому и тогда  она  встречалась
где-нибудь в кафе с Долорес и Ракель.
     Слушая подругу, Ракель сочувственно и в то же время укоризненно  качала
головой - она ведь предупреждала - а Долорес советовала:
      - Да, плюнь ты на этого старика, заведи молодого любовника  и  радуйся
жизни. А то не заметишь, как старость подкатится. Тогда  и  богатство  ни  к
чему.
      - Какая радость без денег, - возражала Ирене. - Нет уж, я  лучше  буду
терпеть. - Она бросала взгляд на часы, вскакивала с места  и,  попрощавшись,
убегала: задержится - скандала не избежать.
     Дело дошло до того, что Леопольдо перестал давать деньги Ирене,  каждый
раз приходилось клянчить - своих у нее давно не было.
     Как  она  мечтала  окрутить  богатого  старика!  И  вот  что  из  этого
получилось!

     * * *

     Но если Ирене принесла себя в жертву золотому тельцу,  то  Джина  стала
рабыней собственной затеи, от которой теперь уже не могла отказаться.
     День отъезда неумолимо  приближался  и  не  было  силы,  способной  его
остановить. Билеты на  самолет  куплены,  вещи  уложены,  оставалось  только
попрощаться со всеми и ехать в аэропорт.
     Увидит ли она еще когда-нибудь тех, кого любит?
     Джина распахнула  окно,  вдохнула  напоенный  ароматами  цветов  теплый
воздух. В свете неоновых реклам деревья казались  призрачными,  нереальными.
На противоположной стороне улицы, за зеленой изгородью, манило  разноцветной
иллюминацией маленькое кафе.
     Сколько чудесных вечеров провела она там с Филипе, Даниэлой и Херардо!
     А впереди - новая жизнь, новые люди в чужой,  незнакомой  стране,  муж,
который любит ее... Возможно, и она со временем полюбит Ханса, но  сейчас  в
ее сердце Филипе. Мысль о разлуке с ним причиняла нестерпимую  боль,  и  она
решила не прощаться с ним.
     Джина мысленно представила себе, как  сядет  с  Хансом  в  машину,  как
поедет в аэропорт, как подойдет к трапу самолета, и  тут  услышала,  что  ее
зовет Даниэла.
     Джина быстро вытерла слезы и  предстала  перед  Даниэлой  довольной,  с
улыбкой на свеженакрашенных губах.
      - Джина, умоляю тебя! Останься, не уезжай! Ты не будешь там счастлива!
Подумай еще раз, прежде чем совершить этот безумный шаг!
      - Не уговаривай меня,  Даниэла,  пойми,  это  бесполезно.  Теперь  уже
ничего нельзя изменить. Устроим завтра прощальный ужин, а  послезавтра  -  в
путь!
     Филипе, словно угадав мысли Джины, не поехал  в  аэропорт.  И  Херардо,
желая отвлечь друга от грустных мыслей, увел его в кафе завтракать.
      - Это ты здорово  придумал.  Хорошая  еда  помогает  во  всех  случаях
жизни, - попробовал пошутить Филипе, но вид у него был мрачный. Они пошли  в
то самое кафе, которое вызвало недавно у Джины столько воспоминаний.  С  тех
пор, как Филипе здесь  был  последний  раз,  ничего  не  изменилось.  Те  же
маленькие столики, с  букетами  в  маленьких  вазочках,  те  же  кельнеры  и
музыканты. Только тогда рядом с ним сидела Джина, а теперь - Херардо.
     Но Филипе  ничего  не  замечал.  Его  мысли  были  в  аэропорту.  Через
несколько минут Джина навсегда покинет Мехико.
     И в этот момент кончится какой-то очень важный период в  жизни  Филипе.
Как это пережить, он плохо себе представлял. Херардо заказал  любимые  блюда
друга, но тот почти ничего не ел. Выпил немного вина и вдруг спросил:
      - Как ты думаешь, она уже улетела?
      - Возможно. Но тебе лучше забыть о Джине.  Тем  временем  в  аэропорту
произошло невероятное.
      - Объявляется  посадка  на  рейс  три  пять  восемь,  -  донеслось  из
репродуктора.
      - Пойдем, Ханс, мне еще нужно кое-что купить в магазине  аэропорта,  -
сказала Джина, беря под руку жениха.
      - Что же, пора прощаться. - Даниэла не переставала утирать слезы.
      - До скорого, Ханс, - Хуан Антонио пожал руку немцу.
      - Милая моя сестричка! - Даниэла обняла Джину и замерла, не в силах от
нее оторваться.
      - К черту все, я остаюсь! - заявила вдруг Джина и, подбежав  к  Хансу,
стала его целовать. - Прости меня, Хансик, я не  могу  уехать!  Вот,  возьми
свои подарки! - Джина сняла кольцо с сапфиром, потом стала быстро  доставать
из сумки футляры с драгоценностями. - И билет мой отдай. Я тебя очень люблю,
но не могу уехать из Мексики!
     Ханс ошалело смотрел на Джину.
      - Успокойся, друг, - участливо сказал Хуан Антонио, которому  искренне
было жаль этого славного человека. - Джина не хотела тебя обидеть, она  и  в
самом деле не может уехать! Здесь ее дом, ее друзья!
      - Хоть бы  раньше  сказала,  -  Ханс,  чуть  не  плача,  направился  к
самолету, взбежал по трапу, помахал рукой.
      - Пиши нам, не забывай! - крикнул Хуан Антонио. Джина  смотрела  вслед
самолету, пока он  не  исчез  в  облаках,  потом  сказала  с  виноватой,  но
счастливой улыбкой:
      - Как стыдно! Что теперь Хансик подумает обо мне?
      - Это я во всем виновата, отговорила тебя, -  сказала  Даниэла.  -  Но
главное, ты осталась, какое счастье!
      - Две богини будут по-прежнему вместе, -  Джина  обняла  подругу.  Вот
только работу придется искать. Ты ведь пригласила кого-то на мое место.
      - Никого я не приглашала, - призналась Даниэла. - Чувствовала, что  ты
останешься. Так что твое место свободно.
     Прямо из аэропорта все поехали к Даниэле. Прибежала из сада Моника, где
они с Марией поливали цветы.
      - Ты не уехала? - обрадовалась девочка, увидев Джину, - Как хорошо!
     Джина привлекла ее к себе, поцеловала.
      - Разве уедешь от вас?
      - Надеюсь, Джина, ты теперь остепенишься, а твои  сумасбродства  будут
жить только в воспоминаниях. - сказал Хуан Антонио.
      - Да, да, конечно! Только не надо пока ничего говорить  Филипе!  Пусть
думает, что рейс отменили и завтра я улечу.
      - Нет,  Джина,  хватит  морочить  ему  голову!  -  решительно  заявила
Джина. - Мы скажем правду.
     В этот момент  как  раз  появились  Херардо  и  Филипе.  Последнему  не
терпелось узнать, как улетела Джина, и он уговорил друга ненадолго  зайти  к
Даниэле.
     Что  это?  Филипе  протер  глаза.  Джина  сидела  в  кресле,   веселая,
улыбающаяся.
     Они  бросились  к  друг  другу,  стали  целоваться  и  никак  не  могли
остановиться.
      - Миленький  мой  пупсик!  -  восклицала  Джина  между  поцелуями.   -
Носатенький Буратино! Женщина твоей мечты вернулась! Она с  тобой!  И  хочет
услышать звуки свадебного марша!
      - Хоть завтра, любовь моя!
     На следующий день Филипе и Джина зарегистрировались.

Глава 23

     Не успел Мануэль свыкнуться с мыслью о мотоцикле, как на него свалилась
еще одна новость. От него два месяца скрывают, что Долорес  вышла  замуж  за
Хустино! То-то жена и мать без конца шепчутся, а стоит ему зайти в  комнату,
умолкают.
     Вот так Долорес! Да и Ракель хороша!  Обвели  его  вокруг  пальца,  как
последнего дурака. Только сейчас Ракель удосужилась ему об этом сообщить.
     Но долго сердиться Мануэль не умел, и Долорес, выбрав  удобный  момент,
сказала:
      - Сынок! Мы с Хустино собираемся обвенчаться в церкви. Поведешь меня к
алтарю?  Я  уже  как-то  просила  тебя  об  этом,  еще  до  того,   как   мы
зарегистрировались.
     Мануэль только развел руками: фантазия матери сразила его.
     Случилось, однако, так, что не пришлось Мануэлю вести к алтарю Долорес,
одетую в подвенечное платье.
     Хустино скоропостижно скончался.
     В тот день, тайком от Долорес, он  приходил  к  Мануэлю  в  офис  и  со
слезами на глазах умолял не препятствовать их любви.
      - Это единственное, что у меня осталось. Я так  одинок!  Сыновья  меня
знать не желают. Долорес замечательная женщина! Я жить без нее не могу!
      - Не надо плакать, - участливо произнес Мануэль и подумал, что в конце
концов, старики тоже имеют право на счастье.
     Он просматривал с Хуаном Антонио бумаги, когда зазвонил телефон.
      - Это тебя, - сказал Хуан Антонио, передавая Мануэлю трубку.
      - Да. Я слушаю. Мама? Где ты сейчас? - Мануэль изменился в лице. - Жди
меня, скоро буду.
      - Что случилось?
      - Кажется, Хустино умер.
      - Я еду с тобой.
     Долорес они нашли в больнице скорой помощи. Она была безутешна.
     Вскоре приехали Ракель, Даниэла и Джина, о смерти отца  сообщили  также
его сыну Данило. Тот сразу предупредил, что ночь провести  у  тела  отца  не
может и поинтересовался завещанием.
      - Вы получите все, что положено, - заявила Долорес, которой возмущение
придало силы.
      - Не  очень-то  хорошей  подругой  вы  были  моему  папочке,  -  нагло
усмехнулся Данило.
      - Я не подруга, я его вдова, - с вызовом  произнесла  Долорес,  смерив
Данило презрительным взглядом.
      - Это ложь! Я не позволю вам завладеть наследством! Вы окрутили отца!
      - Вы не смеете так разговаривать с моей матерью! - крикнул Мануэль.
      - Убирайтесь отсюда! - завопил Данило.
      - Не забывайте, что вы в больнице и ведите себя пристойно!  -  Даниэла
едва сдерживала гнев.
      - А вы не лезьте!
      - Потише, приятель, не то я  вышвырну  тебя  отсюда.  -  Хуан  Антонио
вплотную подошел к Данило и он сразу сник.
     Недолгим было счастье Долорес и Хустино.
     И  все  же  оно  было.  Не  каждому  старику  выпадают  на  долю  такие
замечательные мгновения.
     Любовь к Долорес была для Хустино яркой вспышкой перед вечным мраком.
     Пусть будет ему земля пухом!

     * * *

     Жизнь Аманды стала теперь совсем унылой.  Без  Каролины  и  внуков  дом
опустел. Хорошо еще, что забегает Мелина,  а  то  хоть  волком  вой  в  этих
постылых стенах.
     Аманда не переставала утирать  слезы.  Как  она  корила  себя  за  свой
несносный характер! Но сделать с собой ничего не могла.
     Дочери она запретила ее навещать. Не могла простить, что та не взяла ее
с собой в дом мужа.
     А Каролина и Херардо жили душа в душу. Дети обожали  приемного  отца  и
радовались, что бабушка теперь далеко и ей не достать их своей палкой.
     Но у  Каролины  начинало  ныть  сердце,  стоило  ей  представить  мать,
одинокую, беспомощную и больную.
     Нет! Она должна к ей пойти, помириться, помочь, если надо.
     Дом, в котором  Каролина  прожила  столько  лет,  даже  после  скромной
квартиры Херардо, показался ей на редкость убогим и бедным. На веревках, как
обычно, висело латанное перелатанное белье, пеленки, старенькая одежда.
     Аманда, опираясь на палку, стояла у входа в свою квартиру и ругалась  с
соседкой: та не сполна выплатила ей проценты за взятые в долг деньги.
      - Мама! - позвала Каролина.
      - Твоя мать умерла в тот день, когда ты выехала отсюда!
      - Не надо так, мама, я пришла поговорить с тобой!
      - Не о чем нам говорить!
      - Мне надо тебе кое-что сказать.
      - Ну, ладно, заходи, только не вздумай плакаться, изображать  из  себя
жертву!
     Каролина поднялась по лестнице и следом за матерью вошла в комнату.
     Аманда тяжело опустилась на старый, с  продавленными  пружинами  диван,
который заскрипел под ней. Каролина села рядом,  хотела  ее  поцеловать,  но
Аманда резко отодвинулась.
     Каролина вздохнула:
      - Вот, возьми шоколад, ты же  любишь,  я  знаю!  Аманда  нехотя  взяла
плитку и с пренебрежением сказала:
      - А шоколад не из лучших.
      - Я  небогата,  мама,  -  тихо  произнесла   Каролина   и,   помолчав,
продолжала. - Не надо больше ссориться. Я всегда  готова  тебе  помочь...  -
Выражение лица Аманды не располагало  к  дальнейшему  разговору  и  Каролина
осеклась.
      - Слава Богу, сама пока обхожусь, - в  сердцах  бросила  Аманда.  -  А
нужно будет - чужие помогут. Так что нечего тебе здесь делать.
      - Что же, как хочешь! - Каролина поднялась.  -  Ты  знаешь,  где  меня
искать. До свидания!
     Выйдя от матери Каролина заметила Дору и окликнула ее.
      - Боже мой, Дора, тебе уже скоро рожать! Мелина не гонит тебя?
      - Нет, она добрая. Хотя твоя мама советовала ей это сделать.
      - Моя мама и меня только что выгнала, такой уж у нее характер.
      - Но Мелина не сможет содержать меня и ребенка, ей  самой  не  на  что
жить. Пойду к сеньоре Даниэле. Вымолю прощение. Может она  сжалится  и  даст
мне какую-нибудь работу?
      - Не отчаивайся, Дора. Ты еще встретишь порядочного человека, вот  как
я. А ведь у меня двое ребятишек. Сейчас третьего жду.
     Дора безнадежно покачала головой.
     На следующее утро она, встав пораньше, вместе с Мели-ной отправилась  в
магазин. Надо было купить новое платье, ни в одно из старых теперь  Дора  не
влезала.
     Мелина истратила чуть ли не  половину  пенсии,  но  платье  они  купили
замечательное.   Свободного   покроя,   специально   для   беременных,    из
бледно-розового шелка, со множеством складок впереди. Смуглой Доре оно  было
очень к лицу.
     Не без волнения подходила девушка к Дому моделей.
     Она не была здесь с того злополучного дня, когда Даниэла ее прогнала.
     Словно в калейдоскопе замелькали воспоминания: клятвы в  любви,  жаркие
ласки, страстные поцелуи, прогулки по ночному Мехико, когда улицы  пустынны,
и кажется будто во всем мире их только двое: она и  Марсело.  Марсело...  Он
вор, негодяй. И первый в ее жизни мужчина. Боже! Что за  мысли  ей  лезут  в
голову? Будь он проклят, этот Марсело!
     В приемной она встретила Росу.
      - Ты? - удивилась она.
      - Да. Я к сеньоре Даниэле.
     Несмотря на протесты Джины, Даниэла согласилась принять Дору и прошла с
ней в свой кабинет.
      - Взгляните  на  меня,  сеньора,  -  слезы  градом  хлынули  из   глаз
девушки. - Я в отчаянии. Мне негде жить, куда я денусь с ребенком? Я  дорого
заплатила  за  все.  Это  послужит  мне  хорошим  уроком!  Помогите,   дайте
какую-нибудь работу. Я на все согласна.
      - Нет, Дора, после того, что случилось об этом не может быть и речи.
      - Пожалейте меня! - Дора опустилась на колени. - Ради ребенка!
      - Что ты, встань сейчас же! - Даниэла подбежала к девушке, подняла ее.
     Больно  защемило  сердце.  Слово  "ребенок"  было  теперь  для  Даниэлы
магическим.
     Она не чувствовала больше  ни  обиды,  ни  гнева.  Только  безграничную
жалость. Жалость к этой несчастной, совсем еще молодой женщине, брошенной  и
обманутой.
      - Успокойся, Дора! Я не оставлю на произвол судьбы твоего ребенка.  Ты
будешь работать у  меня  в  доме.  Помогать  Марии.  Она  недавно  овдовела,
бедняжка, надеюсь, вы поладите. Вот адрес! Жду тебя завтра после обеда.
     Дора едва дождалась следующего  дня.  Бог  не  оставил  ее!  Она  будет
работать, вырастит ребенка.
     Мария ей очень понравилась. Сразу видно, что добрая. А глаза  грустные,
грустные. Ах, да, сеньора сказала, что Мария недавно потеряла мужа.
      - Садись, милая. - Мария улыбнулась. Улыбка тоже была  печальной.  Она
налила Доре чаю, поставила печенье, сливки, сахар.
      - Спасибо, я недавно поела, - застеснялась Дора.
      - Чай с молоком пойдет тебе на пользу, ты ведь ждешь ребенка.
      - Да, жду, и, как вы могли догадаться, отца у него  нет.  Ну,  ничего,
обойдемся без Марсело.
      - Марсело? Моего сына тоже зовут Марсело.
      - А где он сейчас?
      - Не знаю. Это моя боль. Он довел до смерти своего отца.  Когда-нибудь
я тебе расскажу, что он натворил.
     Дора надела фартук и принялась за работу.
     Через несколько дней Мария, как и обещала, рассказала  Доре  о  Марсело
все, ничего не утаив, даже то, что он обокрал хозяев этого дома.
      - Ваш сын очень напоминает мне того Марсело, которого знала я. -  Дора
открыла сумочку, достала фотографию и протянула ее Марии.
      - На ней мы с Марсело. Вот, посмотрите! Мария взглянула и не  поверила
своим глазам:
      - Это мой сын! Дора ахнула.
      - Да, Дора! Это мой сын, Марсело!
      - Значит, ребенок, которого я жду...
      - Мой внук! - подхватила Мария.
     Впервые за долгое время она улыбнулась весело, широко, глаза засияли от
счастья.
      - Я буду бабушкой! - воскликнула она.
      - Прямо, как в сказке, -  проговорила  Дора.  -  Теперь  я  могу  быть
спокойна за судьбу моего малыша.
     С этого дня Мария стала относиться к Доре, как к дочери. Жизнь ее снова
обрела смысл.

Глава 25

     Следующей  мамой  стала  Ракель,  родив   прекрасного   сына.   Мануэль
Хустино, - так назвали малыша, - стал центром жизни не только родителей,  но
более всего счастливой бабушки Долорес. Вся ее кипучая  энергия  и  фантазия
были обращены теперь на воспитание  внука.  Мануэль  кипел,  но  в  бессилии
опускал руки, когда слышал, как Долорес читает  младенцу  биографии  великих
людей, стремясь сделать из  внука  гения.  Он  ругал  жену  за  то,  что  та
безвольно  подчиняется  Долорес,  но  счастливая,  хорошенькая  Ракель,  как
всегда, полностью доверялась любимой свекрови.
     В один из дней раздался звонок и в дверях появилась  Ирене.  Какой  они
являли контраст, эти две когда-то  близкие  подруги,  две  красивые  молодые
женщины!  С  лица  Ракель  не  сходила  мягкая  улыбка,  а  глаза  светились
загадочной, тайной нежностью, присущей только что родившим женщинам. Рядом с
ней  Ирене  выглядела  ярким  пустоцветом,  тяготившемся  своей  бесполезной
красотой.
     Ирене, оглядев подругу, поздравила ее сначала  с  прекрасным  видом,  а
потом уже с рождением  ребенка.  И,  передавая  Ракель  пакет,  перевязанный
голубой лентой, призналась:
      - Я так соскучилась по тебе и Долорес. Вот, возьми для малыша.
      - Спасибо, дорогая. Я тоже по тебе соскучилась. Как поживаешь?
      - По-прежнему. Вконец измучилась со своим стариком. Как бы раньше  его
не уйти на тот свет. Каждый день придумывает  что-нибудь  новое,  только  бы
поиздеваться надо мной!
      - Зачем же ты терпишь? - удивилась Долорес. -  Ведь  он  изломал  тебе
жизнь!
      - Не он! - хорошенькое личико Ирене исказила гримаса злости, в  глазах
зажглись недобрые огоньки. - Даниэла! Вот кто изломал мне жизнь! Но я ничего
не забыла и не успокоюсь, пока не отомщу!
      - Надеюсь ты не собираешься снова отослать ей змею или пойти к  ней  с
огнетушителем?
      - Нет! Теперь у меня другие планы! - Ирене усмехнулась.
      - Хочешь взять на руки моего малыша? - переменила тему Ракель.
     Ирене несколько секунд подержала ребенка на вытянутых руках  и  вернула
его в объятия матери со словами:
      - Детей я люблю больше издали.
      - Напрасно. Надо было тебе выйти замуж за молодого и  тоже  родить,  -
возразила Долорес.
      - Родишь от моего старика, как же! Лучше бы умер он, а  не  твой  муж.
Приношу тебе мои искренние соболезнования! Как это случилось?
     Тень набежала на лицо старой женщины. Как  раз  накануне  она  была  на
могиле Хустино. Целый час разговаривала с ним, будто  с  живым,  наплакалась
вволю.
      - Ты спрашиваешь, как это случилось? - Долорес с тоской посмотрела  на
Ирене. - Он умер, как святой. На скамейке, в парке. Мы как раз строили планы
нашей супружеской жизни...
     Долорес умолкла, не было сил говорить. Потом тряхнула  головой,  словно
желая отогнать тягостные воспоминания, и заговорила о другом.
     У нее были грандиозные планы. Сыновьям Хустино, как они не  скандалили,
не угрожали, не удалось отобрать  у  Долорес  оставленные  мужем  деньги,  и
теперь она собиралась развернуться во всю. Прежде всего она купит  маленький
мотоцикл для Мануэля Хустино. Потом просторный дом с садом. И, чем  черт  не
шутит, спортивный самолет, о котором она давно мечтала.
     Ирене рассеянно  слушала,  мысли  ее  были  заняты  другим.  Вдруг  она
взглянула на часы:
     Половина пятого.
      - Я, пожалуй, пойду.
     Ирене поцеловала Ракель и Долорес, пообещала скоро зайти и скрылась  за
дверью.
      - Жаль мне ее, -  сказала  Долорес.  -  Столько  терпеть  унижений  от
старого негодяя, да еще при такой красоте!
      - А кто ей велит? - Ракель пожала плечами.
      - Ладно, давай-ка, лучше я займусь малышом. Сегодня я хочу  рассказать
ему про Бетховена.
      - Про Бетховена? - улыбнулась Ракель. - Да ведь  наш  Мануэль  Хустино
совсем еще крошка.
      - Неважно. Где-то я  вычитала,  что  у  малышей  все  откладывается  в
подсознании. Как на магнитофонной ленте.
     Долорес взяла на  руки  внука  и  с  самым  серьезным  видом  принялась
рассказывать о том, как Бетховен оглох, и как все равно  продолжал  сочинять
гениальную музыку.
     Такой она была, Долорес. Что только не приходило ей в голову!

     * * *

     Одних женщин беременность портит, других делает настоящими красавицами.
     Даниэла была необыкновенно хороша в своем  кремового  цвета  платье;  с
гладко  зачесанными  волосами,  перехваченными  сзади  шелковой  лентой,   и
длинными сверкающими серьгами. Джина и Сония, радуясь на нее, в глубине души
по-хорошему завидовали ей. Но Даниэлу сейчас не интересовало и не  волновало
ничего, кроме ощущений внутри себя.
      - Хуан Антонио! - то и дело  звала  она  мужа.  -  Наш  сын  настоящий
озорник. Совсем не жалеет свою мамочку. То ручкой толкнет, то ножкой. Хочешь
послушать?
     Хуан Антонио прикладывал ухо к животу Даниэлы  и  слушал.  Потом  нежно
целовал жену, умолял беречь себя, не делать резких  движений  и  ни  в  коем
случае не ходить на гимнастку для беременных.
      - Ты же знаешь, - говорил Хуан  Антонио,  -  в  некоторых  вопросах  я
консерватор.
     Забеременела, наконец, и Джина, и сразу купила  себе  двадцать  платьев
"для мамочки". Филипе за голову схватился: зачем столько?
      - Богиня должна быть одета  лучше  всех  смертных,  -  безаппеляционно
ответила Джина.
     Придя к Даниэле, она сразу бежала на кухню, посмотреть на внука Марии и
получить у нее несколько полезных советов.
      - Все только и думают о младенцах, - жаловалась Моника Марии,  -  а  я
никому не нужна.
      - Что ты, что ты, девочка, тебя все любят и ты, придет время, полюбишь
своего братика или сестричку. - Ласково говорила Мария и,  поцеловав  внука,
отправлялась с Моникой в сад, где девочка проводила  почти  что  все  время,
ухаживая за цветами, разведенными Игнасио.
     А по ночам, когда она оставалась одна, ее мучили кошмары.  Ей  снилось,
будто она очутилась в клетке и никак не может из нее выйти, а Летисия стояла
рядом и дразнила:
      - Это мачеха и отец тебя заперли, чтобы ты им не мешала. Вдруг Летисия
куда-то исчезла, а вместо нее появилась  Даниэла  с  маленькой  девочкой  на
руках.
      - Видишь, какая она хорошенькая? Это наша дочка. Теперь Моника тебе не
нужна, - говорила Даниэла Хуану Антонио.
      - Конечно не нужна, - отвечал папа." Продолжая умолять  выпустить  ее,
Моника просыпалась.

     * * *

     Лало теперь часто бывал у Моники и оба радовались этим встречам.
     От Лало Моника знала, как живет Федерико и очень  жалела  его.  Отец  у
Федерико пьяница. Напьется и начинает бить мать. Фико,  конечно,  вступается
за нее, тогда и ему достается.
     Лало здорово повезло! Не всякий отец любит своих детей так, как Херардо
его и Рубена. А они ведь .ему не родные.
     Он и Фико любит. Всегда зовет его в гости. Просто он очень добрый, этот
Херардо.
      - Знаешь, Моника, у моей мамы будет ребенок. Я так хочу сестричку!
     Моника нахмурилась.
      - А я никого не хочу. Ни братика, ни сестрички. Разве ты  не  боишься,
что тебя перестанут любить?
      - Нет, Моника, не боюсь. Втроем нам будет веселее.
      - Летисия говорит, что когда в семье появляется маленький, про старших
детей забывают.
      - Не верь ей, Моника, она злюка! Может быть Лало прав?

     * * *

     Трудно  представить  себе  человека  более  счастливого,  чем  Херардо.
Приемных сыновей он обожает. А теперь еще появится свой малыш. Жены,  лучшей
чем Каролина, нечего и желать. Любящая, заботливая, прекрасная хозяйка!
     Одно плохо. Бедняжка страдает из-за матери, хотя и не жалуется. Но жить
с Амандой невозможно. Уж на что Херардо терпеливый, но  поладить  с  ней  не
смог.
     Родную дочь не желает видеть. Даниэла пробовала образумить старуху,  да
где там!
     И всё же мать есть мать, И у Каролины на душе было неспокойно.
     Не проходило и дня, чтобы Фико не забежал к Лало. Последнее  время  его
мать с горя тоже пристрастилась к  вину  и  совсем  забросила  дом.  Мальчик
постоянно ходил голодный  и,  хотя  стеснялся,  никогда  не  отказывался  от
приглашения пообедать вместе с Лало. А Каролина знала, как несладко  живется
бедному Фико и старалась повкуснее его накормить.
     Однажды Херардо вернулся с работы  раньше  обычного  и  жена  поспешила
накрыть на стол. Только она разлила по тарелкам аппетитно пахнущий суп,  как
в дверь позвонили.
     Это пришла Мелина.
     У Каролины защемило сердце. "Что-то случилось  с  мамой",  -  мелькнула
мысль.
     Мелину пригласили к столу, но она отказалась и вдруг увидела Фико:
      - А ты, я смотрю, здесь как дома, - заметила она. Мальчик покраснел.
      - Я тоже не хотел есть, но тетя Каролина меня уговорила. Но Мелина уже
переключила свое внимание на Каролину.
      - Аманда приболела, - сказала  Мелина.  -  Нет,  ничего  страшного,  -
добавила она, увидев, как побледнела Каролина. - Я сводила ее  к  врачу,  он
сказал, что больны почки и выписал лекарство.
     Каролина поднялась.
      - Я пойду к ней прямо сейчас!
      - Мы вместе пойдем, - проговорил Херардо. - И возьмем ее к нам.  Пусть
поживет, пока не поправится.
     Каролина с благодарностью взглянула на мужа.
     В тот же день они перевезли Аманду к  себе.  На  сей  раз  Аманда  была
довольна. И глядя на хлопоты дочки и зятя, на вертящихся вокруг нее  внуков,
она дала себе слово попридержать свой язык. Но хватило ее не надолго. Уже на
следующий день  голос  ее  гремел  по  всей  квартире,  а  неизменная  палка
угрожающе стучала об пол.

Глава 27

     Весь день Ирене металась по квартире, вскакивала на  каждый  телефонный
звонок.
      - Что с тобой? У тебя появился поклонник?  Берегись,  Ирене,  со  мной
шутки плохи! - Леопольдо подозрительно посмотрел на жену.
      - Вечно ты усложняешь жизнь. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя одного!
      - Что-то не верится.  Молодая  красотка  и  вдруг  влюбилась  в  меня,
старика.
      - Не болтай глупости!
      - От кого же ты ждешь звонка?
      - Ни от кого. Просто тебе показалось.
     К счастью Ирене, когда раздался долгожданный звонок, Леопольдо не  было
дома.
      - Работа сделана, гоните остальные деньги, -  услышала  она  в  трубке
сиплый голос.
      - Вы  получите  больше  обещанного,  но  я  должна  быть   уверена   в
результате.
      - Я работаю без  промахов.  Даниэла  Лоренте  попала  в  автомобильную
катастрофу.
      - Как только смогу, я свяжусь  с  вами.  До  встречи!  Ирене  повесила
трубку и расхохоталась. Наконец-то она отомщена! Ее соперницы нет  в  живых!
Но это надо проверить. Только тогда можно заплатить деньги этому типу.
     Ирене позвонила Ракель. Трубку сняла Долорес и очень  быстро  закончила
разговор.
      - Кто звонил? - поинтересовалась Ракель.
      - Угадай, - улыбнулась Долорес.
      - Ирене? Надеюсь, ты ей ничего не сказала?
      - Конечно, нет.
      - Узнай она о случившемся, была бы на седьмом небе от счастья!  Я  все
больше и больше в ней разочаровываюсь.
     Из газетного сообщения Ирене  узнала  о  том,  что  Даниэла  и  ребенок
остались живы, и пришла в бешенство.
     Этот тип не получит больше ни  песо,  и  пусть  вернет  ей  аванс.  Или
доведет дело до конца. Не станет она швырять деньги на ветер.
     Даже угроза разоблачения не испугала Ирене.
      - Ладно, она еще пожалеет, эта  красотка,  -  процедил  бандит  сквозь
зубы, выйдя из телефонной будки после разговора с Ирене.

     * * *

     Бедняжка Моника! Она слонялась по дому, как потерянная,  не  хотела  ни
есть, ни пить, то и дело принимаясь плакать.
     Ей не давала покоя мысль о том, что несчастье случилось из-за нее,  что
Даниэла никогда не простит ее и даже не захочет с ней разговаривать.  А  она
так ждет свою вторую маму и братика!
     Теперь она мысленно называла  Даниэлу  мамой.  Пусть  скорее  приезжают
домой, она будет пеленать малыша, ухаживать за  ним  и  никогда  не  даст  в
обиду. Она ведь большая, а он совсем маленький ,  слабый.  Но  почему  Мария
сказала, что он в инкубаторе? Учительница говорит, что в  инкубаторе  держат
яйца, чтобы из них вылупились цыплята. Надо спросить у Марии. Но Мария  тоже
не смогла толком ничего объяснить.
     Она рассказала о несчастье подругам. Маргарита  со  слезами  на  глазах
жалела Даниэлу, Летисия по-своему пыталась успокоить Монику.
      - Нашла кого жалеть, - говорила она, как всегда, кривя  губы.  -  Ведь
они тебе чужие! Выдумала, тоже, братика нянчить! Какой он тебе  братик,  сын
мачехи? Даниэла рада будет превратить тебя в няньку. Ох, и ... же ты!
      - Замолчи, - выходила из себя Моника. -  Иначе  я  перестану  с  тобой
разговаривать!
     Маргарита обняла Монику.
      - Не плачь! Я рада, что  ты,  наконец,  полюбила  Даниэлу.  Она  очень
добрая. Объяснишь ей все, и она  тебя  простит.  Мне  тоже  всегда  хотелось
младшего братика. Но папа сказал, что хватит с меня и старшего,  по  крайней
мере, он сможет обо мне позаботиться.
     Трагедия с Даниэлой по  особому  отозвалась  в  душе  Мануэля,  который
однажды, к своему ужасу, обнаружил на  месте  Хустино  в  коляске  мотоцикла
Ракель с малышом на руках.
     Сам Мануэль, поддавшись уговорам Долорес, прокатился как-то раз сидя  у
нее за спиной, и зарекся. Это удовольствие не для него. Он не из храбрых.
     Теперь же он был непреклонен, требуя прекратить  езду  на  мотоцикле  с
ребенком.
     Их разговор прервал  визит  Ирене,  которая  искала  любую  возможность
узнать  подробности  аварии.  Мануэль,  коротко  поздоровавшись   с   Ирене,
удалился: он по-прежнему не терпел Ирене  и  был  противником  ее  дружбы  с
Ракель.
      - Что же ты мне вчера ничего не сказала?  -  притворившись  обиженной,
спросила она. - Я узнала о случившемся из газет.
      - Признаться , я думала ты будешь злорадствовать, а Даниэла мне  очень
симпатична. Прекрасная, достойная женщина.
      - Ну, это уж слишком, -  возразила  Ирене,  -  порядочные  женщины  не
отбивают чужих женихов. Я не люблю Даниэлу, но чтобы радоваться чужому горю!
Да еще желать зла ни в чем не повинному ребенку! Нет, на такое я неспособна!
      - Рада от тебя это слышать, -  проговорила  Ракель.  -  Не  желай  зла
ближнему, Бог накажет!
      - Ракель права, - вздохнула Долорес. - Зло порождает зло.

     * * *

     Выздоровление шло медленно. Даниэла все еще была слаба. Боль утихла, но
не прекратилась. Физические страдания  усугублялись  постоянным  страхом  за
ребенка.
     Но не проходило дня,  чтобы  ее  не  навестили  Джина  или  Сония.  Они
старались успокоить, утешить Даниэлу. Но стоило ей остаться одной, как тоска
накатывала словно волны на берег во время прибоя. Почему судьба  так  к  ней
несправедлива? За что ей такие страшные испытания? В  чем  она  провинилась?
Даниэла не могла припомнить, чтобы хоть раз в  жизни  причинила  кому-нибудь
зло. Разве что Ирене? Или Альберто?
     Но ведь она не хотела, они сами виноваты в том, что случилось.
     С какой ненавистью смотрел на нее Альберто, когда она навестила  его  в
тюрьме!
     Он проклял ее, проклял! И Ирене ее прокляла!
     Грузовик... Это не случайность, - Даниэла заметалась на постели.  -  Ее
хотели убить. Но кто? Перед глазами мелькнуло искаженное злобой лицо  Ирене,
огнетушитель, змея в изящно упакованной коробке.  Эта  женщина  способна  на
все. Она никогда не оставит Даниэлу в покое.
     Только бы Бог сохранил ее сына! Ведь она не сможет больше иметь  детей.
А Моника никогда не назовет ее мамой. Всем сердцем Даниэла полюбила девочку,
но та отплатила ей черной неблагодарностью. "Я не хочу,  чтобы  у  тебя  был
ребенок, не хочу никакого братика!"  Какие  страшные  слова!  Убитая  горем,
Даниэла забыла, что Моника совсем еще дитя и нуждается в снисхождении.
     По ночам Даниэлу мучил все тот же  кошмар:  врач  с  лицом  Альберто  и
мертвый ребенок. Она просыпалась в холодном поту и боялась снова уснуть.
     Хуан Антонио буквально разрывался между больницей и офисом. Для  Моники
у него почти не оставалось времени. Когда же, наконец,  папа  возьмет  ее  с
собой в больницу? К Даниэле и братику? Ей так хочется на него посмотреть! Но
где-то в самой глубине души Моника понимала, что Даниэла не хочет ее видеть.
Как ей искупить свою вину? Ведь она действительно обожала Даниэлу. По совету
Марии, Моника написала и передала Даниэле красивую  открытку.  Но  та,  едва
взглянув, небрежно бросила ее на столик. Сама мысль о  Монике  была  Даниэле
неприятна и она старалась о ней не думать.
     Такая перемена в жене заставляла страдать Хуана Антонио и он  поделился
своей тревогой с Мануэлем.
      - Это пройдет, - успокоил его Мануэль. - Даниэла больна и воспринимает
сейчас все слишком остро. Как только она с сыном вернется домой, все  пойдет
по-другому.

     * * *

     В то утро Даниэла проснулась  позднее  обычного.  Сквозь  занавеси  уже
пробивалось яркое солнце. Первой мыслью после пробуждения  была  как  всегда
мысль о сыне.
     Она не в силах больше ждать. Пусть ей покажут ее малыша.
     С трудом дождалась Даниэла Хуана Антонио.
      - Я должна увидеть нашего сына!
      - Но тебе еще нельзя вставать с постели, - попробовал возразить муж.
      - Все словно сговорились мучить меня... -  голос  Даниэлы  дрогнул  от
слез.
      - Хорошо, любимая, успокойся, что-нибудь придумаем. Хуан Антонио вышел
из палаты и вскоре вернулся с креслом-каталкой.
     Даниэла попыталась спустить ноги с постели, но  тут  же  в  изнеможении
откинулась на подушку - закружилась голова.
     Хуан Антонио помог жене сесть в кресло и  только  сейчас  заметил,  как
сильно она похудела. Он повез ее по унылому  больничному  коридору,  свернул
направо, потом налево и остановился у  двери  с  табличкой:  "Отделение  для
недоношенных".
     Открыла дежурная  сестра.  Они  въехали.  Хуан  Антонио  помог  Даниэле
подняться и она заглянула через стеклянную перегородку.
      - Вот он, наш сын!
     Даниэла  молча  смотрела  на  крохотного,  голенького  младенца,  мирно
спящего в инкубаторе.
      - Бедненький! Ему должно  быть  холодно!  Так  хочется  взять  его  на
руки! - Даниэла счастливо улыбалась впервые  с  тех  пор,  как  очутилась  в
больнице. Выражение страдания на лице сменилось радостью.
     Она не  испытывала  больше  ни  тревоги,  ни  страха.  Только  счастье!
Безбрежное и  сияющее,  как  море,  озаренное  солнцем.  Море,  которым  она
любовалась тогда, на "Норвее".
      - Сын, наш сын! - шептала Даниэла, не в силах оторвать глаз  от  этого
маленького создания, жалкого и беспомощного.

     * * *

     Даниэла уговорила Хуана Антонио еще раз отвезти ее в специальном кресле
к инкубатору, где лежал их сын. "Такой маленький и  такой  беззащитный,  под
этим стеклянным колпаком, - подумала она. - Мой дорогой Хуан Мануэль  Мендес
Давила Лоренте". Даниэла давно решила, что  назовет  ребенка  именем  своего
мужа и своего отца.
      - Знаешь, я могла бы смотреть на него часами и никогда бы не устала, -
сказала Даниэла, с нежностью глядя на ребенка.
      - Я знаю, - откликнулся Хуан Антонио, - но ты не должна этого  делать.
Тебя только вчера прооперировали.
      - Побудем здесь еще немножко...
      - Нет, нет, видишь, малыш уже рассердился. Ты  слишком  пристально  на
него смотришь.
     Даниэла с трудом оторвалась от ребенка.
     Как  медленно  идет  время!  Через  несколько  дней,  если  все   будет
нормально, ее выпишут из больницы, а потом должно пройти еще целых  две  или
даже три недели, прежде чем она сможет увидеть сына в  стенах  своего  дома,
взять его на руки, рассказать ему о своей  любви.  О  Монике  она  почти  не
вспоминала, хотя Хуан Антонио при всяком удобном случае осторожно  напоминал
ей о дочери, об ее интересе к братику  и  как-то  раз  сказал,  что  девочка
хотела бы навестить Даниэлу. В его словах звучал вопрос, но Даниэла будто не
слышала его. Несколько раз Хуан Антонио передавал  ей  открытки,  написанные
Моникой. Даниэла благодарила и откладывала их в сторону. В глубине души  она
была ужасно суеверна и сейчас ничего  не  могла  с  собой  поделать:  Моника
столько раз говорила, что не хочет этого ребенка, и судьба едва не пошла  ей
навстречу. Нет, нет, пусть вокруг нее будут только те, кто желал  и  заранее
любил ее малыша. Всерьез обеспокоенный
     Хуан Антонио уговаривал ее простить Монику - ведь  она  еще  ребенок  и
очень привязана к Даниэле, но что-то мешало Даниэле на этот раз отнестись  к
девочке с обычной терпимостью и пониманием - пока ее сын не поправится,  она
не в состоянии  переживать  и  думать  о  ком-либо  еще.  Сейчас  ничего  не
существовало для женщины, кроме крошечного, голенького тельца, лежащего  под
прозрачным колпаком.
     А Моника не находила себе места:  Даниэла  не  разрешила  ей  прийти  в
больницу, что-то будет теперь? А тут еще Летисия, как всегда, подлила  масла
в огонь: "Даниэла тебя к нему и не подпустит.  А  ты  как  думала?"  Спасибо
Маргарите и Марии, которые как всегда успокоили ее: когда малыш будет  дома,
она сможет доказать свою любовь к нему.
     В день возвращения Даниэлы из больницы  Моника  едва  могла  дождаться,
пока за ней придет машина. Быстро войдя в гостиную,  где  собрались  все  их
знакомые и родственники,  не  замечая  никого,  кроме  Даниэлы,  она  быстро
сказала:
      - Я уже пришла.
     Но Даниэла, не слыша ее, продолжала разговаривать с Филипе.
      - Даниэла, Моника пришла, она здесь, - сказал Хуан Антонио.
     Даниэла  прервала  разговор  и  холодно   поздоровалась   с   девочкой,
поблагодарив ее за  открытки.  Вмешательство  Джины  заполнило  затянувшуюся
паузу.
     ...Даниэла каждый день навещала ребенка в больнице. Хуан Антонио, боясь
показаться сентиментальным и потому скрывая это, перед работой тоже  заезжал
взглянуть на сына, размышляя по  дороге  о  том,  каким  деловитым  и  умным
вырастет их сын - он, без сомнения, унаследует их с Даниэлой способности.
     Наконец доктор Карранса разрешил забрать ребенка  домой.  Даниэла  была
счастлива. Скорее бы прошел этот день, скорее, скорее... Она с удовольствием
оглядела детскую,  готовую  к  приему  малыша,  и  уселась,  чтобы  довязать
кофточку, - на нем должно быть все, сделанное ее руками. Увлекшись вязанием,
она вздрогнула от звука открываемой двери: на пороге стояла Моника.
      - Можно с тобой поговорить? - неуверенно спросила девочка.
      - Да, проходи.
      - Даниэла, я знаю,  что  вела  себя  плохо  и  наговорила  тебе  много
обидного, - сказала Моника, не поднимая глаз.
      - Как хорошо, что ты это поняла, - сухо ответила Даниэла.
      - Я больше не буду слушать Летисию. Клянусь тебе. Я  хочу  быть  твоей
подругой и чтобы ты любила меня, - сказала Моника.  В  голосе  ее  слышались
слезы.
      - Хорошо, Моника. Посмотрим. Сейчас я очень расстроена  и  плохо  себя
чувствую. Я не хочу еще раз обмануться в тебе, - сказала Даниэла, заканчивая
тягостное объяснение.
     Она припомнила этот разговор ночью,  когда,  взволнованная  предстоящим
радостным событием, долго лежала  без  сна.  Конечно,  она  простит  Монику,
только бы все было хорошо. Но вдруг (ей показалось, что она  еще  не  успела
заснуть, только прикрыла глаза) она увидела склонившуюся  над  ней  крупную,
странной формы лысую голову, немигающие темные глаза и крепко  сжатые  губы.
Она в ужасе проснулась. Боже! Да ведь это  тот  человек,  который  сидел  за
рулем трайлера, преследующего ее  машину.  Сердце  у  нее  бешено  забилось.
Казалось его тяжелые удары заполнили всю спальню, она не могла пошевелиться.
Когда же этот кошмар перестанет преследовать ее? А вдруг это  опять...  Нет,
нет, ни о чем плохом она и думать не хочет. Даниэла долго  лежала  без  сна,
прислушиваясь к ровному дыханию мужа.
     Утром, отряхнув свой сон, как наваждение, она,  трепеща  от  радостного
ожидания, под руку с Хуаном Антонио  вошла  в  больницу,  быстро  прошла  по
коридору, нетерпеливо открыла дверь, которая отделяла ее от сына, и ...
      - Хуан Антонио, его нет... Его там нет...
      - Наверное, одевают, чтобы отдать нам. А может, решили оставить еще на
пару деньков.
      - Нет, нет, - встревоженно сказала Даниэла. - Ни на одну минуту! Давай
пойдем к врачу.
     Но доктор Карранса сам торопливо вошел в комнату. Даниэла  бросилась  к
нему.
      - Доктор, я всю ночь не спала от волнения! Наконец-то мы можем забрать
нашего мальчика.
     Доктор Карранса молчал, переводя взгляд с Хуана Антонио на Даниэлу.
      - Даниэла,  Хуан  Антонио,  не  знаю,  как   сказать   вам,   но   это
невозможно, - выговорил он наконец.
      - Вот видишь? - заволновалась Даниэла. - Я  так  и  знала:  что-нибудь
случится. Почему я не могу забрать его?  Только  не  говорите  мне,  что  он
должен остаться здесь еще на неделю.
      - Даниэла, Хуан Антонио, я не знаю, как это  произошло,  но  у  вашего
малыша остановилось сердце. Ваш сын умер.
      - Умер? - не поняла Даниэла. - Умер? С ним же все было хорошо...
      - Так иногда бывает, - тихо сказал врач.
      - Нет, нет, это невозможно. - Даниэла подняла руки, как  бы  защищаясь
от услышанного. - Вы пошутили. Но это плохая шутка. Я не  верю.  Господь  не
мог его отнять. Это слишком жестоко. Нет... Нет...
      - Дорогая... - повернулся к ней побледневший Хуан Антонио.
      - Мой ребенок... Мой маленький Хуан Мануэль... Я никогда уже не возьму
его на руки? Никогда не смогу быть матерью? Нет, не могу поверить.
      - Дорогая, не терзайся так, - пытался успокоить  ее  потрясенный  Хуан
Антонио.
      - Не могу, не могу, не могу... Он никогда не улыбнется мне. Не  скажет
"мама". Не будет спать в своей кроватке. Я  этого  не  вынесу.  Разве  можно
пережить эту боль?
     Хуан Антонио прижал ее к себе.
      - Довольно, не разрывай мне сердце. Даниэла оттолкнула его.
      - Я  никогда  не  смогу  быть  счастливой  без   моего   сына,   моего
маленького. - Она стремительно бросилась к врачу.  -  Я  хочу  видеть  моего
сына. Хочу взять его на руки хотя бы единственный раз в  жизни.  Пожалуйста,
доктор.
      - Не мучай себя, - снова попытался успокоить ее Хуан Антонио.
      - Прошу вас, доктор. - Даниэла опустилась на колени. -  Скажи  ему,  -
умоляюще обратилась она к Хуану Антонио, - пусть мне позволят его увидеть.
     Доктор Карранса вызвал сестру.
     Через некоторое время рыдающей Даниэле  подали  завернутое  в  байковое
одеяльце с белой косынкой на голове маленькое тельце. Уже остывшее.  Даниэла
прижала его к своей груди, жадно вглядываясь в неподвижное личико.  Сидя  на
полу, раскачиваясь от невыносимой боли, она горестно выкликала  мучительные,
страшные  своей  непоправимостью  слова,  слова  прощания  с  несостоявшейся
жизнью:
      - Сыночек мой, ты уже никогда не вырастешь, никогда... Я не увижу, как
ты начнешь ходить... Я не смогу обнять тебя, прижать к  своей  груди,  я  не
буду пеленать тебя и не спою тебе колыбельную...  Спи,  мой  любимый,  усни.
Спи, спи... Боже, за что ты наказываешь меня? Я не могу поверить. За что? За
что? Так не должно быть. Я не верю...
     Муж попытался было отнять у нее мертвого  ребенка,  но  Даниэла  только
крепче прижала его к себе.  Хуан  Антонио  и  доктор,  потрясенные  глубиной
страдания, стояли над баюкающей ребенка Даниэлой,  тщетно  пытаясь  прервать
эту  рвущую  душу  сцену.  Наконец,   Каррансе   удалось   сделать   Даниэле
успокаивающий укол и только тогда она выпустила тельце  сына  из  неожиданно
ослабевших рук.

     * * *

     ...А в доме Хуана Антонио  и  Даниэлы  шли  приготовления  к  радостной
встрече. Неутомимая, несмотря на беременность, Джина  вспомнила,  какое  это
было веселое, романтическое  зрелище  -  гроздья  цветных  шаров  и  большой
плакат,  которыми  когда-то  встретил  Хуан  Антонио  Даниэлу   на   площади
Индепенденсиа. И она решила напомнить им о том  счастливом  дне.  С  помощью
Сонии она развесила по всему дому  нарядные  разноцветные  шары.  Херардо  с
Филипе приладили над входом в дом большой плакат: "Добро пожаловать, Даниэла
и Хуан Мануэль!"
     Долорес, примчавшаяся на мотоцикле со всем своим  семейством,  добавила
шума к общему веселью. За суетой, музыкой и оживленными разговорами они чуть
было не пропустили въехавшую в ворота машину.
     Джина кинулась к дверям.
      - Я первая хочу видеть маленького.
     Но Хуан Антонио и Даниэла уже входили в гостиную. Одни. Без ребенка.
      - А где малыш? - спросила удивленная Джина.
      - Он умер,  умер,  умер!..  -  Даниэла,  закрыв  лицо  руками,  громко
разрыдалась. Джина бросилась к ней.
      - У меня уже нет ребенка, Джина. Единственный раз я смогла прижать его
к себе, но мой мальчик был уже мертв. Что я такого сделала? За что? За какие
грехи Господь отобрал у меня сына?
      - Не надо. - По лицу Джины катились слезы. -  Ты  самая  замечательная
женщина, которую я знаю.
      - Джина, без сына я не хочу жить. Я должна была умереть вместе с  ним.
Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Счастье  -  это  только  мираж.
Когда мы думаем, что достигли  его  вершины,  что-нибудь  случается.  Всегда
что-нибудь случается...
     Джина и Хуан Антонио увели едва стоявшую на ногах Даниэлу в спальню.

Глава 29

     Прошло восемь лет. Из пухлого большеглазого ребенка Моника превратилась
в красивую девушку; счастливые, ничем  не  омраченные  отношения  Даниэлы  с
любимой дочерью, казалось, сделали их даже внешне похожими  друг  на  друга:
высокие скулы, короткий прямой носик, пушистые, загнутые ресницы  и  большие
яркие глаза. Золотистые волосы были дополнительным украшением этой  высокой,
хорошо сложенной девушки. Дом моделей Даниэлы Лоренте процветал:  она  вышла
на зарубежные рынки, новый стиль мужской одежды под названием "Хуан Антонио"
принес ей широкую известность.
     Даниэла,  по-прежнему  красивая,  безупречно  элегантная,  обаятельная,
пребывавшая всегда в хорошем ровном настроении, по праву считалась идеальной
женой; так  же  как  Хуан  Антонио,  импозантный,  преуспевающий  бизнесмен,
гордящийся своей женой, - был великолепным мужем.  Одним  словом,  идеальная
супружеская чета. Чего нельзя было сказать о Джине и Филипе.
     Джина мучительно переживала  свой  возраст:  конечно,  у  нее  чудесные
дети -  восьмилетняя  Джина  Даниэла,  или  попросту  Бебес,  и  шестилетний
Густаво, - но ведь годы уходят и,  хотя  она  по-прежнему  чувствовала  себя
молодой и красивой, нужно торопиться жить  -  время  сурово  и  безжалостно.
Прошедшие годы совершенно не изменили Джину. Все такая  же  непредсказуемая,
импульсивная, легко переходящая от слез  к  хохоту,  она  так  и  не  смогла
остепениться, превратиться в  примерную  жену  и  мать.  Стань  она  скучной
домашней хозяйкой, это была бы уже не Джина. Совсем не то Филипе.  Теперь  в
нем невозможно было угадать молодого человека, который  приехал  на  свадьбу
Даниэлы и Хуана Антонио верхом на "Стройной Малышке".  Больше  всего  Филипе
хотелось спокойной размеренной жизни: работа,  дом,  вкусный  обед,  любимая
жена, дети, и, наконец, удобное кресло и газета. Все остальное ему  казалось
лишними хлопотами. Зачем  идти  вечером  в  ресторан  или  бар,  если  можно
прекрасно поужинать дома? Дома даже лучше -  не  нужно  повязывать  галстук,
можно вылезти из пиджака. Так что жизнь Филипе была  бы  вполне  счастливой,
если бы не жена. Джина постоянно тормошила его,  куда-то  звала,  требовала,
чтобы он шел вместе с ней. Она тосковала по  шумным  развлечениям,  веселому
обществу, где она сверкала бы как раньше. А для Филипе  лучшим  развлечением
стало спокойное чтение газеты под звуки голосов детей.
     Джину это выводило из себя. Ленивый флегматичный муж-домосед  с  каждым
днем раздражал ее все больше. Давно прошли те  первые  годы  их  супружеской
жизни, когда ей казалось, что она купается в счастье. Теперь  же  замужество
все чаще стало казаться ей самой большой  ошибкой,  какую  она  совершила  в
жизни. Ханс... Он был такой красивый, обходительный, так  ценил  ее...  Увы,
она выбрала Филипе.
     Тогда, восемь лет назад, все представлялось совершенно
     другим. В характере  Джины  было  ставить  перед  собой  цель  и  затем
добиваться своего. Ей нужна была борьба. Когда-то такой целью было  создание
вместе с Даниэлой Дома моделей. Затем целью  стало  добиться,  чтобы  Филипе
женился на ней, но  как  только  цель  оказалась  достигнутой,  он  стал  ей
неинтересен. Конечно, у Джины была любимая работа и дети, но этого  ей  было
мало. Она болезненно переживала, что молодость уходит и уходит  так  скучно,
так прозаично. Недовольство жизнью  нарастало,  а  вместе  с  ним  приходило
раздражение на Филипе.
     Теперь уже не проходило и дня без ссор  с  мужем.  Ссоры  возникали  по
любому поводу и без повода. Джине достаточно было увидеть, что Филипе  берет
в руки газету, и она тут же взрывалась, кричала на  него,  говорила  обидные
колкости. Как всегда в таких случаях больше всего от ссор родителей страдали
дети. Ведь Бебес и маленький Густавито любили родителей одинаково, и им было
тяжело видеть, как самые близкие им  люди  кричат,  стараются  сказать  друг
другу что-то обидное. Джина понимала это, но не могла остановиться.  Не  без
зависти смотрела она на жизнь подруги - Даниэла и Хуан Антонио, как  прежде,
были влюблены друг в друга. Их чувство не утратило свежести, не  потускнело.
Повседневность, будничная рутина  отступали  перед  их  умением  и  желанием
сохранить свою любовь. Джина завидовала такому постоянству, на которое  сама
не была способна.
     Чем больше Филипе раздражал Джину своей неподвижностью и  сибаритством,
тем больше она металась, напоминая птицу в  клетке.  Она  бесконечно  меняла
наряды,  прически,  то  избирая  себе  деловой,  почти  мужской  стиль,   то
подчеркивала женственность. Но все это только внешне разнообразило ее жизнь,
суть же оставалась ужасающе неизменной: работа, дети, Филипе, уткнувшийся  в
газету. Терпение покидало Джину.
     А Филипе был полностью доволен  своей  жизнью:  днем  -  любимое  дело,
вечером - газета, телевизор, дети. Что еще  нужно  семейному  человеку,  без
сожаления оставившему позади молодость? Ведь выросло уже новое поколение...
     А у нового поколения были свои проблемы.
     Даниэла уже несколько дней замечала: ее дочь  что-то  гнетет.  А  вчера
Моника неожиданно сказала ей: "Я хочу, чтобы ты знала: если  когда-нибудь  я
совершу ошибку, то меньше всего хотела бы, чтобы ты  из-за  меня  страдала".
Даниэла встревоженно взглянула на дочь, но  та  заторопилась  -  она  должна
заехать к Маргарите.
     Моника  действительно  торопилась  к  подруге   -   излить   ей   душу,
посоветоваться, что делать дальше. Вчера выяснилось  окончательно  -  у  нее
будет ребенок. Моника была в ужасе: как ей об этом сказать родителям  -  она
всегда считалась примерной дочерью, все эти годы будто стояла на  пьедестале
и вот теперь... К тому же, кто знает,  как  отнесутся  родители  к  отцу  ее
будущего ребенка? Ведь он взрослый мужчина, почти ровесник ее отца, и, кроме
того, маме так всегда нравился  Лало.  Лало...  Он  любит  ее,  а  она,  она
испытывает к нему лишь дружеские чувства, не более. А тот человек покорил ее
сразу, с первого же дня их случайного знакомства.

     * * *

     Она  сдала  тогда  первый  выпускной  экзамен  и   пошла   в   соседнее
кафе-мороженое,  чтобы  подождать  там  Маргариту  и  Летисию,  которые  еще
готовились к ответу.  За  ее  столик  подсел  интересный  мужчина;  быстрый,
энергичный, спортивного вида, с живым взглядом карих глаз, с мягкой  улыбкой
на подвижном лице и длинной серьгой в виде черта в одном ухе. Он спросил ее,
какое мороженое она предпочитает, и заказал  себе  тот  же  самое.  Ах,  это
мороженое... Моника улыбнулась, вспомнив,  сколько  мороженого  покупали  ей
Сония и дядя Рамон. Бедняжка Сония. В последние годы она сильно  сдала  и  к
тому же совсем  перестала  обращать  на  себя  внимание.  Даже  папа  как-то
удивлялся, почему она так безвкусно одевается. Да еще большие круглые очки в
черной оправе! Зато дядя Рамон стал настоящим красавцем. Они с Маргаритой  с
удовольствие болтали с ним, когда у него находилось для них время.

     * * *

     ...Она расцеловалась с Маргаритой, бросилась в кресло и расплакалась:
      - Маргарита, я в отчаянии! Не знаю, как это могло со мной случиться.
     Зеленоватые  глаза  Маргариты  с  тревогой  смотрели  на   нее   из-под
полукружья густых черных бровей.
      - Расскажи Даниэле, она тебя поймет и сможет что-нибудь  посоветовать.
И  ему  расскажи,  он  тоже  должен  нести  ответственность.   -   Маргарита
помолчала. - В последнее время нам всем приходится несладко. Мне,  например,
совсем не нравится то мужчина, с  которым  встречается  моя  мама.  Недавно,
когда мы сидели в кафе, он "перепутал" под столом мамину ногу  с  моей.  Мне
пришлось дать ему пощечину.
     Моника взглянула на  подругу.  Ей  показалось  даже,  что  и  без  того
маленькое личико Маргариты еще больше осунулось и побледнело.  Но  Маргарита
уже махнула рукой:
      - Ах, ладно. У тебя проблемы посерьезнее.
     Моника решила последовать совету Маргариты  и  не  откладывать  дело  в
долгий ящик. Она села в  машину  и  вскоре  уже  выходила  у  дома  довольно
мрачного вида, расположившегося ярусами на склоне  невысокого  холма.  Когда
Моника была здесь первый раз, она удивилась, насколько интерьер  этого  дома
соответствовал его внешнему виду:  блеклые  стены  гостиной,  всегда  легкий
полумрак  -  как  будто  свет  избегал  заглядывать  в  единственное   окно,
выходившее на север, - симметрия абстрактной графики на стенах. Дорогой,  но
холодный дом.
     Он радостно обнял ее, усадил рядом с собой на диване. Но Моника встала,
нервно заходила по комнате, стараясь справиться с волнением.
      - Дорогой, я в отчаянии. Не знаю, как сказать об этом родителям... Они
меня убьют... Ты должен помочь мне. Я беременна.
     Он принял известие совершенно спокойно, как будто ожидал это услышать.
      - Не мучь себя, любовь моя! То, что произошло с тобой, -  естественное
явление, - только и сказал он.
      - Тебе легко говорить, тебя родители не воспитывали  в  таких  строгих
правилах...
      - Ты что, уже не любишь меня? - Он крепко обнял ее.
      - Зачем ты спрашиваешь, если и так  знаешь  ответ.  Я  страстно  люблю
тебя! Ты научил меня любить. Из девчонки сделал меня женщиной...
      - Тогда, в чем же дело? Нам надо поговорить с твоими родителями.  Судя
по тому, что ты мне рассказывала о своей матери, я уверен, она  отнесется  к
нам с пониманием. Я очень хочу познакомиться с ней.
      - Ты будешь от нее в восторге, - просияла Моника. -  Моя  мама  -  это
прелесть!
      - Да, могу себе представить... - сказал он с едва заметной усмешкой.
     Монике стало легче. К тому же,  приехав  домой,  она  поделилась  своим
секретом с Марией: взяв с нее обещание ничего  не  говорить  родителям,  она
рассказала ей о своем женихе. И Мария посоветовала ей привести  его  в  дом.
Ходить к мужчине - неприлично и, как бы  не  менялись  времена,  уважение  и
достоинство никогда не выйдут из моды, учила она Монику.

     * * *

     Маргарита долго раздумывала, имеет ли она право на этот  шаг.  А  потом
решила: да, имеет, ведь Моника ее ближайшая подруга;  она  не  может  больше
видеть, как та мучается, не решаясь рассказать обо  всем  матери.  Маргарита
отправилась в Дом моделей.

     * * *

     День выдался довольно гнетущим. Начать с того,  что  сегодня  ночью  ей
опять приснился тот трайлер - человек с головой странной формы возился около
колеса, и, когда ее машина проехала  мимо,  поднял  голову  и  посмотрел  ей
вслед. Неужели призраки прошлого никогда не оставят ее? Вот и Джина,  говоря
о выросшем за последние годы торговом обороте, упомянула вдруг об  Альберто:
что было бы с ними теперь, если бы они не раскрыли тогда его махинации?! Ах,
зачем она только вспомнила об этом - не успеешь оглянуться, как пройдут  два
года и Альберто  выйдет  из  тюрьмы.  Впрочем,  теперь  он  ее  врасплох  не
застанет.
     Когда они с Джиной уже заканчивали разговор, вошла  Маргарита.  Даниэла
всегда, выделяла из подруг дочери эту спокойную,  доброжелательную  девочку,
превратившуюся теперь в стройную девушку с пышными белокурыми  волосами.  Но
сегодня Маргарита  была  странно  молчалива,  а  когда  Да-низла  попыталась
разговорить ее, посмотрела на нее своими зеленоватыми глазами и выпалила:
      - Вы должны знать, что Моника ждет ребенка.
      - Что ты говоришь! - Даниэла почувствовала, что кровь отхлынула от  ее
лица.
      - Я рассказала вам это не ради сплетни, а лишь потому, что  только  вы
одна знаете, как поступить.
      - Господи, я видела, что с ней творится что-то неладное, но я даже  не
думала... Бедная девочка, она, наверное, ужасно страдает...
     Даниэла решила начать действовать немедленно и спросила  Маргариту,  не
знает ли она адрес того парня. Маргарита взяла листок бумаги, написала адрес
и протянула Даниэле.
      - Вот, это адрес Альберто. Один раз я была у него с Моникой.
     У Даниэлы оборвалось сердце.
      - Этого типа зовут  Альберто?  А  как  его  фамилия?  Но  фамилии  его
Маргарита не знала.

     * * *

     Даниэла  быстро  вышла  из  машины  и  по  широкому  подъездному   пути
направилась к дому. Ей  открыл  дверь  мужчина  невысокого  роста,  плотного
телосложения, лет тридцати с небольшим.
      - Так вот вы какой! - бросила ему с порога разгневанная Даниэла. -  По
дороге сюда я пыталась представить себе ваше лицо...
      - Извините, сеньора, - перебил мужчина, - я вас не понимаю.
      - Ах, не понимаете!  -  возмутилась  Даниэла.  -  Меня  зовут  Даниэла
Лоренте Мендес Давила. Надеюсь, теперь вам все ясно?
     Мужчина в раздумье посмотрел на нее.
      - Вы мать...
      - Да, я мать Моники.
      - Вы  ошибаетесь,  сеньора,  я  не  Альберто.  Даниэла  извинилась   и
решительно уселась на диван.
      - Я не уйду отсюда до тех пор, пока не поговорю с ним. Ждать  пришлось
недолго. Вскоре распахнулась дверь и в комнату вошел...
     Альберто по-кошачьи перепрыгнул через диван  и  встал  перед  Даниэлой,
обнажив в улыбке ряд мелких зубов:
      - Ну просто как в сказке. Вот мы с тобой и встретились. Ты  ничего  не
хочешь мне сказать?
      - Нет... Нет... - отступила от  него  Даниэла,  все  еще  не  в  силах
осознать случившееся.
      - Как видишь, ты напрасно старалась. За эти восемь лет  я  не  умер  в
тюрьме.
     Несмотря на ужас, растерянность, нахлынувшие на нее,  Даниэла  все-таки
заметила: внешне Альберто изменился мало, но в нем появилось что-то новое  -
он все  время  дергался,  кривлялся,  размахивал  руками...  И  эта  нелепая
серьга... Какой же он мерзкий!
      - Нет! Нет! Нет! - закричала Даниэла. - Будь ты проклят!
      - Только одно придавало мне силы, Даниэла...
      - Будь ты проклят! - опять закричала она, топая нргами и  наступая  на
него.
      - ...Мысль о том, что я должен вернуться и расквитаться с тобой.
      - Послушай, - попыталась сдержать себя Даниэла, - но в чем провинилась
Моника? Почему она должна стать жертвой твоей злопамятности?
     Альберто бросился на  диван  и,  вытянув  шею,  скривившись  в  злобной
гримасе, с расстановкой произнес:
      - Это еще только начало, Даниэла. Как ты желаешь: чтобы я так  к  тебе
обращался или чтобы уже сейчас  стал  называть  тебя  мамой?  Нет  худа  без
добра, - Альберто искоса наблюдал за реакцией Даниэлы, - ты  же  не  теряешь
дочь, наоборот, теперь у тебя будет еще и сын.
      - Ты больше не подойдешь к Монике даже на пушечный выстрел, - с  тихой
яростью сказала Даниэла. - Я тебя предупреждаю.
      - Как ты можешь мне помешать? - усмехнувшись, спросил Альберто.
      - Я ей все расскажу. Когда она узнает, кто ты такой на самом деле...
      - Я отец ее будущего ребенка.
      - Этот ребенок обойдется без отца, тем более такого, как  ты.  Ты  еще
получишь по заслугам, ты просто не знаешь, что может сделать  мать,  защищая
своих детей.
      - Ты, наверное, думаешь, что я испугался? Смотри. Я  просто  дрожу  от
страха. - И, вскочив  с  дивана,  Альберто  задергался,  изображая,  как  он
боится.
     Взглянув на него ненавидящим взглядом, Даниэла  выбежала  из  мрачного,
как подземелье, дома на яркий солнечный свет.
     В Доме  моделей  ее  встретила  Джина.  Едва  взглянув  на  окаменевшую
Даниэлу, она поняла, случилось что-то ужасное, и взволнованно спросила:
      - Ну что, он негодяй, да?
      - Хуже, - тихо сказала Даниэла. - Это  тот  Альберто,  которого  мы  с
тобой знаем, - Альберто Сауседо.
     Джина молча опустилась на стул рядом с подругой.

     * * *

     Когда Даниэла приехала на обед, Хуан Антонио и Моника  были  уже  дома.
Хуан Антонио только что уволил пьяницу Арселию,  мать  Фико,  -  теперь  уже
Федерико, способного молодого  человека,  работающего  в  его  офисе.  После
смерти мужа Арселия сама пристрастилась к бутылке, невзирая на все просьбы и
мольбы сына. И спилась окончательно.  Хуану  Антонио  было  жаль  парня,  но
терпеть в доме пьяную горничную он больше не собирался.
     Стремительно войдя в гостиную, не обращая внимания  на  Хуана  Антонио,
Даниэла бросила:
      - Идем в твою комнату, Моника. Нам надо поговорить!  Моника  пошла  за
ней. Закрыв за собой дверь, Даниэла взволнованно повернулась к дочери:
      - Почему ты мне ничего не сказала? Сегодня у меня была Маргарита.
      - Сплетница! - воскликнула Моника. - Я так хотела, чтобы никто  ничего
не знал.
      - Ты не представляешь, что ты натворила!
      - Мама, ты должна меня понять правильно...
      - Я была у Альберто...
      - Значит, теперь ты знаешь, какой это удивительный  человек.  Мамочка,
мы с ним поженимся, - радостно сказала Моника, чувствуя, как у  нее  с  души
свалился камень.
      - Никогда! Никогда! Слышишь? - закричала вне себя Даниэла.
      - Мама, пожалуйста, пойми меня... - Моника расплакалась.
      - Ты больше никогда его не увидишь! Я еще могла бы понять, если бы  на
его месте был другой человек, но чтобы он!
      - Но почему, мама? Почему?
     В гневе, в отчаянии, не слыша друг друга, они кричали,
     думая каждая о своем и  удивляясь  ответному  непониманию:  как  Моника
может любить этого подлеца! Как мама не видит,  что  Альберто  замечательный
человек? Наконец Даниэла в отчаянии сказала:
      - Я чувствую себя как в аду. Дочка, когда-то  Альберто  искалечил  мою
жизнь, а теперь он добрался и до тебя.
      - Ты его знала? - удивленно спросила Моника.
      - Дочка, восемь с лишним лет назад он был моим  мужем...  -  выдохнула
Даниэла.
      - Нет! - Моника в отчаянии схватилась за голову,  с  ужасом  гладя  на
Даниэлу.
      - Он меня обманул, наш брак оказался недействительным, потому  что  он
не развелся со своей другой женой. Знаешь, кто она? Каролина. Да, да, Лало и
Рубен его сыновья.
      - Нет, нет...  -  Моника  качала  головой,  отказываясь  верить  своим
ушам. - Его дети? Нет! Нет! Это неправда, мама!
      - Альберто никогда меня не любил, он только жил на мои деньги. Он  вел
всю бухгалтерию в Доме моделей и крал у меня, сколько мог.
      - Боже мой! Боже мой!..
      - Херардо, Филипе и Джина  хорошо  его  знали.  Они  посоветовали  мне
подать в суд. Он этого заслуживал. Его посадили на десять лет, а  теперь  он
на свободе и мстит мне.
      - Мама, мамочка, мама... - Моника упала на кровать, забилась  в  угол.
На нее обрушился мир. Это  невозможно,  невероятно,  этого  не  может  быть.
Альберто всегда казался ей таким искренним.. Что же,  неужели  он...  Моника
подняла голову, недоуменно взглянула на Даниэлу: - Ты  хочешь  сказать,  что
Альберто только воспользовался мной, чтобы отомстить тебе?
      - Да, - твердо сказала Даниэла. - Он сказал мне об . этом при встрече.
Он хочет покончить со мной и знает, что ты мое самое уязвимое место,  потому
что я очень люблю тебя.
      - Мама, что же мне теперь делать? - потерянно спрашивала Моника, глядя
на мать заплаканными глазами. - Что же мне делать?
      - Я тебе помогу, - твердо  сказала  Даниэла.  -  Конечно,  нет  ничего
хорошего, что у тебя родится внебрачный ребенок, но это не так уж страшно.
      - Отец убьет меня, мама. Что я натворила!
      - Нет, нет! Пойдем поговорим с ним прямо сейчас.
      - Нет, мама! Нет! Я тебя умоляю.
     Но Даниэла настояла на своем. Хуан Антонио имеет право знать правду, и,
кроме того, он сможет безотлагательно объясниться с Альберто.
     Когда они спустились вниз, раздраженный Хуан Антонио сидел за столом  -
он опаздывает, а у его женщин завелись какие-то секреты.
     Не присаживаясь к столу, Даниэла быстро сказала:
      - Хуан Антонио, ты должен об этом знать. Моника ждет ребенка.
     Хуан Антонио, побледнев,  несколько  минут  молча  смотрел  на  Монику,
потом, отшвырнув салфетку, вскочил на ноги:
      - Что ты говоришь?
      - Об этом я узнала сегодня, как и о том, что  отца  ее  ребенка  зовут
Альберто Сауседо. Это мой бывший муж.
     Сжав кулаки, Хуан Антонио шагнул к дочери:
      - Как ты докатилась до этого? - Он резко встряхнул ее за плечи.
      - Папа, отпусти меня! - испугалась Моника.
      - Хуан Антонио, не надо, - мягко, но  решительно  сказала  Даниэла.  -
Альберто мстит мне.
     Негодованию Хуана Антонио не было предела. Потрясенная не  меньше  его,
Моника обещала никогда не встречаться с Альберто.

Глава 31

     В   счастливый   дом   Мануэля   тоже   постучалась   беда.   Страшная,
убийственная... И непоправимая. Ракель  давно  уже  кашляла,  а  тут  как-то
пожаловалась Долорес, что у нее появились в груди опухоли.  Долорес,  говоря
ее же словами,
     "еще  не  собиралась  вешать  на  гвоздь  кроссовки  и  исполняла  свое
последнее танго".
     Недавно, например, она наняла себе  нового  слугу,  со  смешным  именем
Акилес Канто Росас, что  означает  Акилес  Росас  Поющий.  Она  одела  этого
длинного  нескладного  малого  в  униформу  и  белые  перчатки  и  частенько
усаживала  вместо  себя  за  руль  мотоцикла.  Кроме   того,   он   был   ее
телохранителем, поваром, прачкой; а теперь же  она  вознамерилась  отправить
его на курсы кройки и шитья. Но, самое главное,  Акилес  Канто  Росас  очень
быстро  стал  любимцем  Тино,  озорного  любимого  внука  Долорес.   Мануэль
снисходительно смотрел на все  причуды  матери,  хотя  время  от  времени  и
жаловался Хуану Антонио на то, что подросший Тино  совсем  подражает  бабке.
"Если бы Тико был женщиной и у него были бы  морщины,  это  была  бы  точная
копия моей матери, " - сказал как-то Мануэль.
     И вот теперь все круто изменилось. Постаревший доктор Карранса, который
когда-то сообщил Ракель счастливую новость о том, что  она  станет  матерью,
теперь, сделав все анализы, вынес страшный приговор: у  нее  злокачественная
опухоль, поражены оба легких.
     Неистово молилась Долорес Пресвятой Деве, предлагая ей  сделку  -  свою
жизнь в обмен на жизнь Ракель. Неистово, но тщетно... Операция  не  улучшила
состояние невестки: по словам доктора Карранса, жить ей  осталось  не  более
полугода. Безутешный Мануэль решил: когда жену выпишут из больницы, он уйдет
с работы, чтобы проводить с ней  как  можно  больше  времени.  Хуан  Антонио
одобрил его решение.

     * * *

     Смуглый, рослый Давид, тот самый, который  первым  встретил  Даниэлу  в
доме Альберто, вышел из супермаркета с большим  пакетом  в  руках.  Напрасно
Альберто связался с этой девчонкой, -  думал  он,  -  глаза  бы  на  нее  не
глядели! А теперь еще  завелся  с  этой  своей  местью.  Значит,  жди  новых
неприятностей. Опять загремит в тюрягу, и на этот раз - с концами.  Ведь  не
приглянись ему тогда Альберто, так бы парень и сгинул. Черт достал  бы  его,
это уж как пить дать. А  теперь  сгинул  куда-то  сам  Черт.  Правда,  успел
отвалить Альберто хорошенький куш. Взять бы те денежки и рвануть куда-нибудь
подальше, как их дружок по камере  Херман.  Так  нет  же!  Похоже,  Альберто
совсем перестал с ним считаться. Сегодня,  по  дороге  в  Монтеррей,  Херман
должен к ним заглянуть. Может, вдвоем они смогут уговорить Альберто убраться
из столицы.
     Когда Давид вошел, Херман уже сидел  за  столом  со  стаканом  виски  и
разглагольствовал о прелестях будущей жизни. Альберто развалился на  диване,
положив ноги на низкий столик; неожиданно он рассмеялся.
      - Ты что? - удивился Давид.
      - Все так забавно. Не понимаешь? Восемь лет тому  назад  Даниэла  была
моей женой, а теперь, совсем скоро, станет моей "второй мамой".
      - Чего ты добиваешься? Даниэла знает, что ее дочь  беременна.  Считай,
что ты отомстил. Зачем нарываться на неприятности?
      - Что за Даниэла? - спросил Херман, повернув к Альберто  свою  большую
странной формы голову. - О ком идет речь?
      - О моей бывшей жене, Даниэле Лоренте.
      - Похоже, ее все ненавидят, - усмехнулся Херман.
      - А ты-то откуда ее знаешь?
      - Несколько лет тому назад меня наняли для одной работенки.  Благодаря
мне эта Даниэла влетела в аварию. Она была беременна... И ребеночек умер.
      - Кто тебя нанял? - Альберто убрал ноги со стола.
      - Одна женщина,  которая  терпеть  ее  не  могла.  Ее  звали...  Ирене
Монтенегро. Она была замужем  за  одним  старикашкой-миллионером,  Леопольдо
Санчесом. Думаю, он уже помер.
      - Сведи меня с этой женщиной, с Ирене.
      - Нет, нет, я пас, - серьезно сказал Херман. - Я живу тихо  и  не  ищу
новых приключений. И тебе следовало бы поступить точно также.
      - Ты только скажи,  как  ее  найти.  Давай,  не  дрейфь,  -  настаивал
Альберто.
      - Да ты что, спятил? - поднялся Херман. - Я пошел, скоро  отходит  мой
поезд. Очень приятно было с вами пообщаться, ребята. В следующий раз,  когда
буду в столице, обязательно повидаемся.
     Когда Херман ушел, Альберто опять  бросился  на  диван  и,  уставясь  в
потолок, о чем-то задумался.
      - Выражение твоего лица мне совершенно не нравится, - заметил Давид.
      - Ирене Монтенегро Санчес... Я найду ее, можешь мне поверить, - сказал
Альберто, не обращая на него внимания.
      - Или найдешь свою погибель, - высказал предположение Давид.
      - Не бойся, восемь лет тюрьмы не прошли даром,  я  смогу  постоять  за
себя. А с таким союзником, как эта женщина. Ирене Монтенегро...
      - Забудь о ней, парень! Не стоит рисковать еще раз. Я тебе говори это,
потому что ценю тебя, и ты это знаешь.
      - Да, знаю. Без тебя годы тюрьмы были бы просто  невыносимыми.  Иногда
закрою глаза и вижу рожу того Черта. Омерзительный тип, век его не забуду.
     Давид присел рядом с низким диваном, на котором лежал Альберто.
      - Слушай, ты уверен, что этот твой Черт не станет нас беспокоить?
      - Я тебе уже тысячу раз повторял, что он отдал мне мою часть денег,  а
сам подался за границу.
     Давид облегченно вздохнул.
      - Ты не представляешь, как мне приятно это слышать. Потому  что,  если
он застанет нас здесь вдвоем, это ему совсем не понравится.
      - Забудь о нем, понял? - Альберто усмехнулся.
     ...Он вспомнил бешеную гонку на "Ягуаре". За руль сел тогда сам старик.
Он решил оставить себе все бабки и, приехав на встречу, в упор открыл  огонь
по "Мерседесу". Но те ребята вырвались, и пришлось спасаться им  самим.  Они
неслись, как бешеные, подрезая углы, уходя от прямых столкновений,  бросаясь
на таран и все  время  отстреливаясь.  Наконец,  Альберто  удалось  засадить
несколько пуль в бак с горючим. Полыхнуло пламя - все было кончено.
      - Наша взяла! - заорал Черт. Видел, как мы их  сделали?  Деньги  наши.
Теперь заживем!
      - Ты ошибаешься, Черт, - спокойно сказал Альберто.
      - Что? - удивился старик.
      - Ты и так уже использовал меня много лет, в  тюрьме.  Наша  дружба...
кончилась.
      - Ты не соображаешь, что говоришь, мой мальчик. Я не позволю тебе уйти
от меня.
      - Нет, - все так же спокойно сказал Альберто,  -  уйдешь...  ты.  -  И
нажал на курок.
     Но про это знать Давиду совсем не обязательно.

     * * *

     Отыскать Ирене оказалось проще простого. Фамилия ее  мужа  до  сих  пор
значилась в телефонном справочнике, и Альберто легко  договорился  с  ней  о
встрече.
     Ирене - единственная наследница огромного состояния Леопольдо Санчеса -
все еще была красива. Разве что стали немного тяжелее черты ее лица  да  еще
настороженнее  глаза.  Но,  как  всегда,  ниспадали   золотистым   водопадом
белокурые волосы и узкие юбки подчеркивали  стройность  ее  талии  и  бедер.
Однако, как  ни  странно,  Ирене  не  чувствовала  себя  ни  счастливой,  ни
довольной жизнью. Иногда Ирене действительно задавалась вопросом:  нужно  ли
было так стремиться к тому, что она теперь имеет? Ее преследовала мысль, что
люди ищут знакомства с ней только ради  денег,  она  никому  не  доверяла  и
потому была совершенно одинока. Так же недоверчиво встретила она и Альберто,
хотя уже первые его слова пробудили в ней  живое  любопытство:  оказывается,
этот интересный мужчина был когда-то мужем Даниэлы, которая в  конце  концов
упрятала его в тюрьму. И теперь он жаждет ей отомстить. Так же как она,  для
которой семь лет замужества тоже оказались настоящей тюрьмой.  Ирене  быстро
поняла цель его прихода: в одиночку  он  вряд  ли  сможет  сильно  навредить
Даниэле, вдвоем они будут гораздо сильнее. Небрежно макая палец  в  фужер  с
вином, Альберто сказал, что кое-чего он уже добился:  сделал  беременной  ее
дочь Монику, и это еще только цветочки. Ирене вспомнила, какими ненавидящими
глазами смотрела на нее эта девчонка  восемь  лет  назад,  и  удовлетворенно
рассмеялась. Что-то чувствует теперь эта гордячка Даниэла?..
     Они договорились держать друг друга в курсе событий и разошлись, вполне
довольные друг другом.
     Вечером,   рассказывая   Давиду   о   свидании   с   Ирене,    Альберто
разоткровенничался:
      - Я уверен, что у нас с Ирене все будет отлично. Она не только  богата
и хороша собой, но и очень одинока.
      - Только не говори мне, что она тебе нравится... - поморщился Давид. -
В тюрьме мы об этом с тобой не договаривались. К тому же Даниэла потрясающая
женщина. Если бы мне пришлось выбирать между Даниэлой и Ирене, я бы долго не
раздумывал. (Даниэла не была его соперницей, и он мог позволить  оценить  ее
по достоинству.)
      - Что с тобой, приятель? - притворно удивился Альберто. - Не волнуйся,
я знаю, что делаю.
      - Я не хочу, чтобы ты связался с...  -  настаивал  Давид.  Альберто  в
плотную подошел к нему, поднял руку, сделав вид,  что  собирается  постучать
ему указательным пальцем по лбу:
      - Я буду делать то, что мне хочется, а тебе придется  потерпеть.  Ведь
деньги-то у меня, а кроме  того,  я  твой  друг,  правда?  А  друзья  должны
понимать друг друга.

     * * *

     ...Матильда - горничная Ирене, ее массажистка,  парикмахерша  и  просто
доверенное лицо, - выслушав рассказ хозяйки о визите нового знакомого,  тоже
не одобрила ее.
      - Вам-то зачем мстить? - удивилась она. -  Подумайте,  как  вы  сейчас
живете. Вы же молоды, красивы, богаты. Зачем создавать себе трудности?
      - Если бы не Даниэла, я бы вышла замуж за  Хуана  Антонио.  И  мне  не
пришлось бы столько лет терпеть Леопольдо.  -  Ненависть  звучала  в  голосе
Ирене.
      - Как бы там ни было, что прошло, то прошло, -  благоразумно  заметила
Матильда. - Леопольдо умер. А если  бы  вы  вышли  замуж  за  сеньора  Хуана
Антонио, еще неизвестно, как бы все повернулось. Он бы мог развестись с вами
или ваша жизнь стала бы несчастной. Пользуйтесь тем, что есть.
      - Да?  Но  как?  Как?  -  спрашивала  Ирене,  вспоминая  выразительные
взгляды, которые бросал на нее Альберто.

Глава 33

     Даниэла разрывалась между мужем, который все с большей неприязнью думал
о дочери и будущем внуке, и страдающей, несчастной Моникой. Чем  ей  помочь?
По опыту собственной жизни она знала, что любовь  не  проходит  сразу:  даже
если кажется, что в душе остались только перегоревшие угли, слабое дуновение
ветра - и пламя вновь может вспыхнуть ярким огнем.
     Моника призналась ей, что однажды, когда она вместе с Лало выходила  от
Маргариты, Альберто подстерег ее  и  снова  стал  говорить  о  своей  любви.
Даниэла заметила, как задрожал при этом голос дочери,  как  покраснела  она.
Нет, нет, Моника не перестала любить его - прошло очень мало времени, а этот
негодяй умел обращаться с женщинами.  Ничего  не  дала  и  слежка  за  домом
Альберто.  Хуан  Антонио,  сразу  после  того  как  избил  Альберто,   нанял
детектива: уж очень роскошную жизнь вел  этот  нигде  не  работающий  тип  -
что-то здесь  нечисто.  Но  пока  суть  да  дело,  Даниэла  решила  еще  раз
поговорить с Альберто, еще раз попытаться  убедить  его  оставить  Монику  в
покое.
     Не сказав никому ни слова, она торопливо села в машину  и  подъехала  к
дому Альберто. Коротко постучав, она открыла  дверь.  Если  Альберто  и  был
удивлен, то вида не показал и, изогнувшись в насмешливом поклоне, предложил:
      - Проходи, пожалуйста. Можешь приготовить мне завтрак.
      - Альберто, Моника не виновата в том, что произошло между нами.  Прошу
тебя, не надо больше портить ей жизнь. Да она и сама не желает  тебя  больше
видеть, - начала Даниэла, не  обращая  внимание  на  его  фиглярский  вид  и
издевательский тон.
      - Не надо портить ей жизнь? Ты думаешь, после того как твой муж  избил
меня, я забуду о том, что ты со мной сделала?
      - Я с тобой сделала? - не выдержала Даниэла.
     Они стояли друг против друга, в ярости припоминая прошлое и ни в чем не
находя согласия. Даниэла очнулась первой. Тяжело переводя дыхание, она вновь
попыталась пробудить в Альберто совесть:
      - Альберто, даже если ты считаешь меня виноватой, Моника здесь ни  при
чем. Оставь ее.
      - Я люблю ее. Я не могу забыть, как она целовала меня. Она еще  совсем
юная, но в ней столько страсти.
     Он взял Даниэлу за плечи и, гримасничая, начал  рассматривать  ее,  как
будто сравнивая с дочерью.
      - Не прикасайся ко мне! - Даниэла сбросила его руки и обрушила на него
град сильных отчаянных ударов.
      - Ты с ума сошла! - закричал Альберто, отступая от нее.
      - Я тебя ненавижу! Презираю! Трусливее тебя нет никого  на  свете!  Не
смей больше встречаться с Моникой!
     Теперь Альберто перестал кривляться. Он схватил Даниэлу и, с ненавистью
глядя ей в глаза, закричал:
      - Нечего мне приказывать! Ты думала себе  устроить  счастливую  жизнь,
да? Ну нет, ты заплатишь за то, что со мной сделала! Заплатишь, заплатишь!..
      - Пусти меня! Пусти! - вырывалась из  его  рук  Даниэла,  но  Альберто
совсем потерял голову от злости и продолжал еще яростнее трясти ее.
      - Пусти! -  Даниэла  сделала  отчаянный  рывок,  оттолкнула  его,  но,
споткнувшись о сброшенную на пол диванную подушку, упала, сильно  ударившись
головой об угол  стола.  Увидев  распростертую  на  полу  Даниэлу,  Альберто
испугался. Он взял стакан с водой и уже собирался вылить его на Даниэлу, как
вдруг его осенило. Он быстро достал свой халат, ловко надел его на  Даниэлу,
уложил ее на диван и бросился к телефону.
     Моники дома не было; он позвонил Маргарите, но, та,  узнав  его  голос,
сказала, что он ошибся номером. Он позвонил еще раз, и Моника, все  душевные
нити которой тянулись к Альберто, словно  угадав,  что  Маргарита  намеренно
кладет трубку, сама подошла к  телефону.  Альберто  попросил  ее  немедленно
приехать: она должна сама убедиться, что он ни в чем не виноват.
     Ожидая приезда Моники, Альберто поставил на стол два стакана,  открытую
бутылку, вылил немного  вина  на  стол,  раскидал  подушки  и,  поправив  на
бесчувственной Даниэле халат, с удовлетворением произнес:
      - Отдыхай, пока не пришла Моника. Отдыхай...
     Через десять минут он  услышал  звук  подъезжавшей  машины  и,  следом,
быстрые шаги по направлению к дому.
     Альберто открыл дверь.
     Взволнованная Моника взглянула на него строгими большими глазами.
      - Не знаю, стоило ли мне приезжать сюда...
      - Я хочу, чтобы ты поняла, как глубоко ты заблуждалась. - Он  отступил
в сторону и сделал приглашающий жест рукой.
      - Что это? - недоуменно спросила Моника, не веря своим глазам.
      - Смотри сама.
      - Мама! - закричала девушка.
     Даниэла  открыла  глаза.  Ей  слышался  голос  дочери.  Она  с   трудом
приподняла голову - перед глазами стоял серый туман - и  сквозь  него  опять
прорезался крик Моники:
      - Нет! Это ложь! Я не верю!
      - Моника! - воскликнула Даниэла, поднимая руку  к  ушибленному  месту.
Перед глазами стало проясняться, и она увидела отчаянное лицо дочери.
      - Теперь ты убедилась, что она  по-прежнему  меня  любит?  Она  пришла
соблазнить меня. Она хочет, чтобы я расстался с тобой  ради  нее,  -  сказал
Альберто, обращаясь к Монике.
     Та, в слезах, выбежала из комнаты.
     Даниэла с трудом поднялась с дивана,  сбросила  с  себя  отвратительный
черный халат и спокойно, как о деле решенном, сказала:
      - Больше ты ничего не сделаешь, Альберто.
      - Я тебя не боюсь. Теперь Моника тебе не поверит. Она  своими  глазами
видела, на что способна ее мать, - с ухмылкой сказал Альберто.
      - Ты ошибаешься! То, что ты сейчас сделал, ничего  не  значит,  потому
что она знает, как я любила ее все эти годы.
      - Какие красивые слова! Очень красивые!
      - Замолчи! Ты с ума сошел! Заткнись!  -  в  Даниэле  вновь  проснулась
ярость.
      - Мне надоело слушать твои угрозы, - скривился Альберто. - Я устал  от
тебя. Сделай одолжение, уйди. Не зря говорят, что все тещи невыносимы.
      - Самое  тяжкое  наказание,  какое  только  есть   на   свете,   будет
недостаточным для тебя! - шатаясь на неверных ногах, Даниэла пошла к машине.

     * * *

     Моника, еле живая, добралась до дома и  сразу  же  позвонила  отцу:  он
должен знать об истинных причинах  ненависти  Даниэлы  к  Альберто.  Ярость,
обида, унижение разрывали  ей  сердце.  Мария,  которой  она  все  поведала,
пыталась успокоить  ее:  это  какое-то  недоразумение,  Даниэла  благородная
женщина и не может поступить бесчестно, но Моника ничего не хотела слышать.
     ...Даниэла с трудом поднялась по лестнице и без стука вошла  в  комнату
Моники. Та, завидев ее, вскочила на ноги.
      - Можешь мне ничего не говорить. После того, что я видела,  объяснения
не имеют смысла.
      - Дочка...
      - Ты развлекалась с Альберто или просто вспомнила о старых временах?
     Даниэла, не раздумывая, дала ей пощечину. Моника испуганно  забилась  в
угол кровати - она еще никогда не видела свою мать в такой ярости.
      - Я поехала к Альберто, чтобы просить, нет, умолять его оставить  тебя
в покое. Мы с ним поспорили, он толкнул меня, я ударилась головой и потеряла
сознание. Вот, смотри, - она приподняла волосы и показала содранную кожу.  -
Когда я пришла в себя, на мне был его халат. Представляю,  что  увидела  ты,
войдя туда.
      - Этого не может быть!
      - Нет, может, он способен на все, - сказала Даниэла.
      - Мама... - Девушка встала, потянулась к Даниэле. - Мама,  пожалуйста,
прости меня. Мне не надо было ездить одной к Альберто.
      - Ты должна дать мне слово, что больше никогда даже близко к  нему  не
подойдешь, - уже более мягко произнесла Даниэла.
      - Ты  сама  всегда  говорила  мне,  что  человек  должен  иметь  право
высказаться.  Прежде  чем  кого-либо  осуждать,  мы  должны  выслушать   его
объяснения.
      - К Альберто это не относится,  -  Даниэла  обняла  дочь,  успокаивая,
нежно прижала к себе. - Он уже сказал все, что мог  сказать,  и  напакостил,
как только сумел.
      - Я никогда не должна была сомневаться в тебе, мама. Я  не  могу  себе
этого простить...
     Приехавший Хуан Антонио, выслушав взволнованный рассказ  своей  жены  и
дочери, проникся еще большей  -  если  это  было  возможно  -  ненавистью  к
Альберто и, кажется, впервые за последнее время пожалел Монику.  Они  втроем
долго обсуждали планы будущей жизни, и Хуан Антонио, вспомнив совет Мануэля,
предложил Монике совершить небольшой круиз по морю, - это отвлечет ее и, кто
знает, может быть изменит ее жизнь. Но Моника отказалась: она не хочет  быть
малодушной, она должна поступить в университет и жить так, как жила  раньше.
Хуан Антонио с уважением посмотрел на свою дочь: оказывается, она  вовсе  не
трусливая  девчонка,  а  мужественный  человек,  который  не  пасует   перед
трудностями.

     * * *

     Моника теперь часто разговаривала с Дорой, в  судьбе  которой  невольно
видела свою судьбу, Эти разговоры  действовали  на  нее  успокаивающе.  Дора
говорила, что в жизни бывают вещи и похуже того, что случилось  с  ней,  что
Моника не первая, кому придется воспитывать ребенка без отца и что сама  она
вполне довольна своей жизнью и нашла настоящее счастье в своем сыне.  И  все
же было в судьбе Доры то, что тревожило Монику. Да, у нее растет  прелестный
ребенок - черноголовый живой непоседа Игнасио  (Мария  и  Дора  назвали  его
именем деда), но она осталась одинокой. И однажды Моника в разговоре  с  ней
завела об этом речь "Я сама больше ничего не хочу, - ответила ей Дора.  -  Я
стала очень недоверчивой. После того, что случилось у нас с Марсело, меня не
интересует любовь. Лучше я буду заниматься сыном".
     "Меня ждет тоже самое, - подумала Моника, - Альберто  тоже  разбил  мое
сердце".

      * * *

     В один из дней Лало приехал к Федерико.  Он  хотел  узнать  адрес  того
человека, - Лало даже мысленно не мог  назвать  его  отцом.  В  приемной  он
неожиданно увидел Летисию. Взглянув на Лало, она усмехнулась:
      - Я не спрашиваю, почему у тебя такой вид, мне и так все ясно.  Вместо
того, чтобы стать твоей  невестой,  Моника  чуть  было  не  сделалась  твоей
мачехой.
      - Ты еще смеешься надо мной! - возмутился Лало.
      - Нет, нет... Я вовсе не смеюсь. Не забывай, что мы дружим с Моникой.
      - Дружите? - переспросил Лало.  Вмешавшись  в  их  разговор,  Федерико
принялся уговаривать друга: Летисия не хотела сделать ему больно,  наоборот,
они все сочувствуют ему.
     Лало не интересовала Летисия, но сейчас он продолжил  разговор  с  ней,
неуклюже пытаясь выяснить адрес "того человека".
      - Кого? - вызывающе глядя на  него,  переспросила  Летисия.  -  Твоего
настоящего отца? - Она не могла упустить случая подколоть Эдуардо. Да,  один
раз Маргарита подвозила Монику к его дому, и она была тогда с ними.  Но  она
не хочет из-за Лало влипнуть  в  какую-нибудь  историю.  К  тому  же  у  нее
обеденный перерыв. С трудом Лало и Федерико удалось  уговорить  ее  показать
дом Альберто.
     Они сели в такси, и скоро Летисия твердо указала на большой темно-серый
дом на склоне холма, над которым тянулись линии высоковольтной передачи.
     Лало вышел. Не дожидаясь, пока отъедет такси, он решительно  зашагал  к
дому.

Глава 35

     В один из дней Даниэла обедала у подруги, и этот обед произвел  на  нее
тягостное впечатление. Кому приятно становиться  свидетелем  чужих  семейных
скандалов? Даниэла принципиально не хотела принимать сторону  Джины,  потому
что чувствовала - подруга несправедлива к мужу. Он  надоел  ей,  ей  хочется
новых, острых ощущений. Но куда это может завести Джину?  Даниэла  думала  о
том, как убедить подругу, что настоящая счастливая жизнь не состоит из одних
развлечений, ведь счастье - это не только бурные страсти, сколько спокойная,
крепкая любовь.
     На следующее утро, войдя в кабинет, Даниэла не сразу  заметила,  что  у
нее посетитель. Она закрыла за собой дверь  и  увидела  стоящего  у  вешалки
высокого мужчину. Она в недоумении остановилась, но уже в следующую  секунду
ахнула от удивления и радости. Перед ней стоял Ханс!
     Ханс!  Все  такой  же  холеный,  красивый,  безукоризненно  одетый.  Он
улыбался такой знакомой обаятельной улыбкой! Масса  счастливых  воспоминаний
нахлынула на Даниэлу: ведь Ханс был свидетелем самой  радостной  поры  в  ее
жизни - "Норвей", знакомство с Хуаном Антонио, свадьба.
     Ханс тоже рад был видеть Даниэлу. Да и могло ли быть иначе  -  ведь  он
специально проделал весь этот неблизкий  и  недешевый  путь  из  Германии  в
Мексику, чтобы увидеть ее, Хуана Антонио и... конечно, Джину.  Он  продолжал
любить эту удивительную женщину, такую яркую, неповторимую. В Германии (Ханс
был убежден в этом) похожей женщины просто не  может  родиться.  Педантичные
немки по сравнению с Джиной казались ему не  живыми  людьми,  а  манекенами,
вроде тех, что стояли в Доме моделей Даниэлы Лоренте. И хотя Джина причинила
ему боль, - а, может быть, именно поэтому - он продолжал помнить о ней.
     От отчаянья четыре года назад Ханс  женился.  Его  жена  была  красивой
женщиной, гораздо красивее Джины. Но любви не было, а красота без  любви  не
приносит счастья. Год назад Ханс разошелся с женой и испытал при этом только
облегчение. Но пустота его жизни угнетала с каждым годом все  больше  и,  не
выдержав, он решил вернуться в Мехико. И  вот  он  здесь,  в  знакомом  Доме
моделей, а перед ним Даниэла, элегантная  и  удивительно  родная.  Он  вдруг
почувствовал, что эти  люди,  живущие  на  другой  стороне  земного  шара  -
единственные люди по-настоящему близкие ему. Он хотел знать, как прожили они
эти долгие восемь лет.
      - За это время столько всего случилось, - грустно  улыбаясь,  ответила
Даниэла.
     Она рассказала ему все - о беременности, аварии,  потере  долгожданного
ребенка, о том, с каким трудом ей удалось завоевать  любовь  Моники.  Теперь
девочка выросла, и вот новые проблемы. И самое ужасное, что в  этом  замешан
ее первый муж, мерзавец и негодяй Альберто, подобных которому трудно найти.
     Ханс  расстроился,  слушая  невеселый  рассказ  Даниэлы.  Он  был   рад
услышать, что у Джины все в порядке - муж, тот самый Филипе,  с  которым  он
когда-то  подрался  в  ресторане,  двое  очаровательных  детей.  В  коридоре
раздался до боли знакомый голос, который не раз за эти годы являлся  ему  во
сне:
      - Роса, я иду к себе. Только спрошу одну вещь у Даниэлы.
     Даниэла, услышав, что подруга сейчас войдет  к  ней,  хитро  улыбнулась
Хансу и спрятала его за дверью. Хороший будет сюрприз для Джины!
     Дверь открылась и вошла Джина, деловая и элегантная.
     Ханс не мог оторвать от  нее  глаз.  Она.  Женщина  его  мечты.  Богиня
Карибского моря.
      - Я тут кое-что придумала для будущей рекламной кампании, -  с  порога
сообщила Джина.  -  "Избавляйтесь  от  старых  предрассудков!  Одевайтесь  у
Даниэлы Лоренте и ищите себе нового мужа!" Ну, как тебе?
     Вместо  ответа  Даниэла  попросила  подругу  закрыть  глаза,   пообещав
показать  один  фокус.  Заинтригованная  Джина  с  готовностью  зажмурилась.
Даниэла подвела к ней Ханса:
      - Потрогай. Кто это?
     Джина протянула руки и почувствовала,  что  пальцы  коснулись  мужского
пиджака. Ага, мужчина. Кто-то из знакомых? Но  к  чему  такой  фокус,  зачем
закрывать глаза? Хорошо сшитый легкий пиджак, коротко стриженные волосы. Кто
же это... Она открыла глаза.
      - Ханс!
     Это был подарок судьбы. Неужели можно вернуть время  вспять,  исправить
ту роковую ошибку, когда она предпочла  Хансу  этого  тюфяка  Филипе?  Ханс!
Сколько раз она думала о нем, ругала себя за  глупость,  но  написать  после
всего того, что натворила, она, разумеется, не решалась.  И  вот  он  здесь.
Живой. Все такой же красивый, даже красивее, мужественнее. Но вдруг она  ему
не понравится, ведь прошли годы, и они оставили на ней  свой  след  -  новые
морщинки вокруг глаз, которые появились, несмотря на маски,  массаж,  кремы.
Но он смотрит на нее все с тем же восхищением.
      - Вы как всегда очаровательны,  -  улыбаясь,  сказал  Ханс,  глядя  на
Джину.
     От этого "вы" Джина чуть не прослезилась. Боже, до чего же он красивый.
Джина решила, что он непременно должен жить у нее. Никаких гостиниц!
     Даниэла в изумлении смотрела на Ханса и Джину. Как будто не  было  этих
восьми лет. Как будто время остановилось.  Можно  подумать,  что  они  вчера
вернулись из круиза. Разумеется, Ханс не должен  жить  у  Джины  -  вот  так
смотреть друг на друга в присутствии Филипе недопустимо. Филипе, какой бы он
ни был спокойный, вряд ли  потерпит  такое.  И  его  можно  понять.  Поэтому
Даниэла пригласила Ханса к себе. А сегодня вечером они непременно  отужинают
вместе - Даниэла с Хуаном Антонио, Ханс и Джина с Филипе.
     Однако Джина наотрез отказалась не только приглашать  мужа  в  ресторан
вместе с другими, но и вообще ставить его в известность о приезде Ханса.
      - Не такая я ..., чтобы говорить ему, что Ханс  в  Мехико.  Чтобы  он
придирался ко мне? Я хочу нормально отдохнуть, а он будет только мешать мне.
Пусть наслаждается своей газетой.
     Джина летела домой, как на крыльях. Какое счастье! Ей казалось, что  ее
жизнь вдруг наполнилась новым содержанием.
     Филипе встретил ее как всегда хмуро - пускай, ей теперь  это  абсолютно
безразлично.  Видя,  что  жена  прихорашивается  и   переодевается,   Филипе
поинтересовался, куда она собирается. Удивительное дело, если Джина  уходила
куда-то одна, он обижался, но стоило ей  пригласить  его  с  собой,  как  он
начинал проклинать все на свете, стараясь найти способ  избежать  очередного
светского раута.  И  теперь,  когда  Джина  заявила,  что  идет  на  ужин  с
партнерами, он успокоился.
      - Сегодня у меня есть возможность заключить одну сделку. Я приложу все
усилия, чтобы добиться своего.  Кто  знает,  возможно,  я  открою  филиал  в
Германии! - щебетала Джина, прихорашиваясь перед зеркалом.
     Обед прошел прекрасно. Хуан Антонио был рад видеть Ханса.  Даниэла  уже
рассказала гостю о том, что случилось с Моникой,  и  Ханс,  которого  судьба
обделила детьми, искренне поздравил Хуана  Антонио  с  тем,  что  тот  скоро
станет дедом.
     Дед. Дедушка. У него будет внук. Эта мысль не только не радовала  Хуана
Антонио, она повергала его в ужас. Неужели все -  жизнь  кончена,  настоящая
полноценная жизнь. Все в нем противилось этой мысли. Неужели больше  никогда
ни одна женщина не посмотрит на него с любовью, и он больше не увидит блеска
в их глазах. Да, конечно, он  любит  Даниэлу,  но  решить,  что  теперь  эта
сторона жизни для него закрыта навсегда, он не мог. Из  головы  не  выходили
слова Летисии: "Если когда-нибудь я кого-нибудь  полюблю,  это  будет  такой
человек, как вы". Он вспомнил ее серые глаза, длинную шею. Она, конечно,  не
красавица, как, например, Ирене, но она определенно волновала его.  Конечно,
девушка скорее увлечется зрелым мужчиной, чем таким зеленым мальчишкой,  как
Федерико. Ах, Летисия, кто бы мог подумать... Возможно,  это  его  последний
шанс.  Ведь  скоро  он  станет  дедушкой.  Дедушкой.  Хуан  Антонио  грустно
улыбнулся Хансу и ответил:
      - Да, у нас будет внук.

     * * *

     Сидя в ресторане с Хансом и Джиной, Даниэла и Хуан Антонио рассказывали
о своих тревогах, связанных с Моникой. Конечно, их девочка попала  в  крайне
неприятное положение, но  они  были  готовы  помочь  ей  воспитать  ребенка.
Даниэла была уверена, что полюбит внука - ведь сама она  так  мечтала  иметь
малыша. Не получилось с сыном, пусть  будет  внук.  Лишь  бы  только  Моника
больше не встречалась с этим страшным человеком...
     Они не знали, что Альберто со своей дьявольской  изобретательностью  не
собирался отступать от задуманного.  Сауседо  прекрасно  понимал,  что  если
Моника еще любит его, он сумеет сделать так, что девушка поверит ему,  а  не
родителям. Единственное, что нужно для этого - встретиться с ней  наедине  и
поговорить. Он знал, в такой ситуации она не устоит, она  будет  подчиняться
ему, станет податливой. Главное, чтобы она его увидела, а уж в  своих  силах
он не сомневался.
     Альберто проследил за Моникой, когда та  отправилась  к  Маргарите.  Он
дождался, пока она вышла и села в машину, и тогда  внезапно  появился  перед
ней. Моника холодно смотрела через открытое  окно  машины.  Альберто  придал
своему лицу выражение искреннего отчаяния. Дрожащим от волнения голосом,  он
еще и еще раз убеждал Монику выслушать его, поверить ему.
      - Ты не должна верить Даниэле, она тебе не мать,  а  мачеха.  Она  уже
достаточно испортила жизнь мне, не давай ей портить жизнь и тебе.  Наплевать
на нее. Главное для меня сейчас - это ты и наш ребенок.
     Слезы были готовы навернуться на глаза Моники. Перед  ней  был  любимый
человек. Тот, кто стал ее первым мужчиной и чьего ребенка она  носила.  Этот
человек страдал, он говорил о своей безграничной любви  к  ней,  но  она  не
могла, не должна была ему верить. А как бы хотелось поверить в его слова,  в
его чувство. Моника смотрела и не понимала, неужели эти глаза  могут  лгать.
Но она вспомнила о Даниэле, об отце. Нет, она не должна разговаривать с ним.
Моника завела машину и тронулась с места.
      - Не хочешь по-хорошему, будет  по-плохому,  -  сквозь  зубы  процедил
Альберто, и круто повернувшись, направился к своей машине.
     Монику душили слезы. Поступила ли она правильно, отказавшись говорить с
Альберто?  Несмотря  на  все,  что  она  знала  о  нем,  несмотря   на   все
предостережения той, которую она считала своей второй  матерью,  она  любила
его. Любила сильно и беззаветно.
     Поэтому, когда подъехав к дому, она увидела Лало, ее  сердце  почти  не
дрогнуло. Сколько всего произошло за последние дни, что  разговор,  которого
она так боялась, почти не взволновал ее.
     Лало вглядывался в лицо девушки, которую  любил  с  детства  и  пытался
увидеть в ней хотя бы искру любви, которая  когда-то  была  между  ними.  Он
видел ее смятение и даже отчаяние, но не он был ему причиной.
     Лало бросился к Монике и  стал  осыпать  ее  упреками.  Как  могла  она
предать его, предать любовь, которую они испытывали друг  к  другу!  И  дело
даже не в том, что Альберто - его родной отец, будь на его месте кто  угодно
другой, отчего же она так легко попалась на крючок? Почему так легко  забыла
его?
     Моника смотрела на Лало и видела, что он  не  понимает  чего-то  самого
главного, существенного. За кого он считает ее? Неужели он думает,  что  она
просто вступила в легкомысленную связь с малознакомым мужчиной,  значительно
старше ее самой? Нет, все не так.
      - Я любила его! Любила! - в отчаянии  крикнула  Моника,  надеясь,  что
Лало поймет. - И сейчас люблю его, и ничего не могу с собой поделать! Я  его
обожаю. И мне горько от мысли, что я не могу сию же минуту бежать к нему!
     Лало ожидал чего угодно, но только не этого. Он ждал скорее оправданий,
раскаяния. Теперь он ясно  осознал,  что  только  давление  Даниэлы  и  отца
заставило Монику отказаться от Альберто, сама же она готова вновь  броситься
к нему в объятия.
     Видя отчаяние юноши, Моника хотела сказать ему что-то  хорошее,  как-то
смягчить удар.
      - Лало, я очень люблю тебя, - тихо сказала она. - Я не  хочу  с  тобой
ссориться. Мы можем остаться друзьями.
     Это было уже слишком для Лало. Она  что,  издевается  над  ним?  Какими
друзьями они могут остаться! Ходить друг к другу в гости, светски беседовать
о погоде? А, может быть, она  захочет,  чтобы  он  стал  крестным  отцом  ее
ребенка? Ну, нет. Единственное, что он готов сделать - это вычеркнуть Монику
из своей жизни, вырвать ее из своего сердца, забыть, что он  когда-то  любил
ее. Больше ему было нечего  сказать.  Моника  пыталась  остановить  его,  но
тщетно. Он шел, не оглядываясь. Отчаяние и  бессилие  овладели  им:  да,  он
любил Монику, не зная, какая она на самом деле... дрянь.

Глава 37

     С некоторых пор Хуан Антонио не находил себе места в  офисе.  Когда  он
возвращался домой и видел Даниэлу, он  успокаивался,  но  стоило  ему  вновь
появиться на работе и увидеть за  столом  Летисию,  -  будто  горячая  волна
окатывала его. В этой девчонке было нечто  такое,  что  невероятным  образом
притягивало его. Он прекрасно видел, что и она неравнодушна к нему,  Летисия
то и дело бросала на него  такие  взгляды,  которые  говорили  красноречивее
всяких слов.
     Нет, она не кокетничала с ним открыто,  она  действовала  умело,  очень
умело, ежедневно делая еще один  небольшой  шаг  к  сближению.  То  похвалит
приятный запах его лосьона, то заявит, что гнев ему очень даже  к  лицу,  то
признается, что с ним ей очень интересно разговаривать, и его  общество  она
предпочитает компании таких мальчишек, как Федерико и Л ало.  А  взгляды,  а
случайные  прикосновения!  Все  это  невероятно  волновало  Хуана   Антонио.
Конечно, он любил Даниэлу и ни за что на свете не хотел бы ее  потерять,  но
его мучила мысль о старости. Неужели нельзя напоследок пожить немного в свое
удовольствие... Наверное, многие, чувствуя надвигающуюся старость,  начинают
вести себя, как дети. Недаром говорится: "Седина в бороду, бес в ребро".
     Хуан Антонио поделился своими чувствами с Мануэлем. Его старый  друг  и
компаньон пришел в изумление и ужас, узнав, что Хуан Антонио  готов  завести
интрижку и с кем? С подругой Моники, с Летисией, с этой капризной девчонкой,
которая отличалась отвратительным характером с самого детства.  Кроме  того,
он слишком хорошо знал, что значит терять  родного  человека,  ведь  на  его
глазах угасала любимая Ракель. Как никогда Мануэль понимал,  что  счастье  -
это мгновение, которое надо ценить. А Хуан Антонио, которого миновала  такая
беда, своими руками хочет сделать больно Даниэле, хотя и  говорит,  что  она
самая большая любовь в его жизни.
     Хуан Антонио все понимал, но  ничего  не  мог  с  собой  поделать.  Ему
казалось, что какая-то волна безумия накатывает на него и вот-вот захлестнет
его с головой. "Это рано или поздно случается со многими", - размышлял  Хуан
Антонио. Он с сочувствием смотрел на Ханса, который, как ему  казалось,  был
во власти таких же чувств. Надо же, влюбился в Джину! Да с таким же  успехом
тот мог бы влюбиться в дурочку из сумасшедшего дома!

     * * *

     Вечером Ханса опять не было до поздней ночи. Ничего удивительного. Весь
вечер они с Джиной просидели в кафе, воркуя, как голубки. После  этого  Ханс
хотел проводить Джину домой, понимая, что ее ждут  муж  и  дети,  но  та  не
хотела и слушать об этом. Ей было безразлично  все  -  что  подумают  об  ее
поведении Даниэла, Филипе, Хуан Антонио. Она, впрочем, надеялась,  что  Хуан
Антонио сможет ее понять, а Филипе скорее всего ничего  не  узнает.  Он  так
занят своей газетой, что вряд ли заметит  ее  отсутствие.  Джина  совершенно
потеряла голову и была готова  абсолютно  на  все.  Кстати,  Ханс  продолжал
держать за собой номер в гостинице... Так что им было, где устроить интимное
свидание. Когда они вышли из  гостиницы,  стояла  уже  глубокая  ночь.  Ханс
настаивал на том, чтобы Джина немедленно ехала домой, но ей  не  хотелось  с
ним расставаться. Хотелось побыть вместе еще минуту, минуточку. И она  снова
отвезла Ханса в дом Хуана Антонио и Даниэлы, и только потом поехала домой  к
опостылевшему мужу.
     Филипе же, вопреки мнению Джины, вовсе не был занят газетой.  Напротив,
он как зверь в клетке, метался по квартире, ожидая  возвращения  жены.  Дети
весь вечер плакали, дожидаясь, когда придет мама. Потом  Густавито  все-таки
уснул, но Бебес никак не хотела засыпать, хотя Филипе целый час  просидел  у
кроватки, успокаивая дочь сказками.
     А Джина тем временем целовалась с ненаглядным Хансом.
     Наконец, Бебес заснула. Второй час ночи! Он уже не  знал,  что  думать.
Наконец, хлопнула входная дверь. Явилась.
      - Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени! - Филипе не закричал  только
потому, что боялся разбудить детей.
      - Мне было некогда смотреть на часы, - спокойно заявила Джина.
      - Два часа ночи. Почему ты пришла так поздно?
      - У меня были дела, - холодно ответила Джина, а  затем,  усмехнувшись,
спросила: - Может быть, тебе взбрело в  голову,  что  я  проводила  время  с
мужчиной?
      - Конечно, нет, - покорно ответил Филипе.
     А на следующий день все пошло как всегда. Даже лучше, потому что  Джина
больше не ругалась и не дулась. Наоборот, она была очень ласкова  с  детьми,
улыбалась и сама отвезла их в школу.

     * * *

     Ирене,  разумеется,  немедленно  рассказала  Альберто  обо  всем,   что
произошло в супермаркете. Она постаралась приукрасить свой рассказ так,  что
получилось, будто Даниэла внезапно, ни с того, ни с сего набросилась на  нее
с кулаками на глазах у покупателей. Это очень разозлило Альберто. Он  хотел,
чтобы Даниэла боялась его и Ирене, но внушить ей страх никак не удавалось. С
Каролиной все оказалось куда проще. Он видел в  ее  глазах  панический  ужас
всякий раз, когда она встречала его. С этой стороны вообще все шло хорошо он
не поддался этому идиоту, ее новому муженьку, и, главное, никто из ее  семьи
еще не догадывался о том, что он приготовил им  хорошую  бомбу  замедленного
действия в лице Рубена. Мальчишка оказался, что надо - получив первую порцию
денег, он скоро почувствовал смак и стал регулярно являться к нему за новыми
подачками. Что ж, с Рубеном им придется пролить немало слез, -  парень  явно
катился по наклонной плоскости.
     Теперь была очередь Даниэлы. Нужно,  чтобы  она  не  забывала  о  своем
бывшем муже, горячо любимым ею когда-то. Альберто дико захохотал и,  прыгнув
в машину, помчался к Дому моделей.
     За столом сидела все та же секретарша Роса.
      - Привет! - радостно закричал ей Альберто. -  Я  вижу,  ты  постарела.
Годы не прошли для тебя даром!
     Роса поджала губы. Она и сама  прекрасно  знала,  что  с  каждым  годом
выглядит все хуже, и у нее практически не осталось шансов создать семью.  Но
как жестоко бросать ей это в лицо!
     Не обращая больше на нее  внимания,  Альберто  рывком  открыл  дверь  в
кабинет Даниэлы. Ба, какой приятный сюрприз! Даниэла оказалась в кабинете не
одна. Рядом с ней стояла Каролина. Такая удача окрылила Альберто.
      - Да здесь сразу две мои жены! Не хватает только  Моники!  -  закричал
Альберто, извиваясь всем телом. Он громко и наигранно захохотал. - Моника  -
моя самая любимая!
     Даниэлу буквально передернуло от  отвращения,  когда  она  увидела  эту
наглую рожу. Этот человек пришел сюда издеваться над  ее  несчастьем.  Даже,
если бы у нее были сомнения  относительно  его  истинных  чувств  к  Монике,
теперь они пропали навсегда. Каролина смотрела  на  Альберто  с  невыразимым
ужасом. Каждое появление,  даже  просто  упоминание  о  нем,  заставляло  ее
сжиматься от страха за свою семью, за детей, за себя.
     Даниэла попросила Росу немедленно вызвать полицию.
     Нахально усевшись перед женщинами прямо на стол, Альберто  объявил  им,
что это он должен был бы обратиться в полицию, поскольку Каролина  натравила
на него своего супруга, а Даниэла избила Ирене в супермаркете. И  он  пришел
специально для того, чтобы предупредить их обеих - они должны оставить его в
покое. Если они попробуют еще хоть раз ударить его самого или Ирену, они  об
этом  пожалеют.  Выкрикивая  угрозы,  Альберто  выкатил  в  ярости  глаза  и
заскрежетал зубами. В этот  момент  он  больше  всего  был  похож  на  буйно
помешанного.
     Даниэла в негодовании указала Альберто на дверь.
      - Вон отсюда! Понял? Тебя никто не боится!
      - Хорошо, - скорчив ей прямо в лицо отвратительную  гримасу,  прошипел
Альберто. - Но мы еще посмотрим, кто кого.  Там  будет  видно,  кто  у  кого
попросит прощения.
     И с этими словами, еще раз бросив на женщин  полный  ненависти  взгляд,
Альберто вышел из кабинета, столкнувшись в  дверях  с  Джиной.  Ее  он  тоже
ненавидел, считая, что это именно она вместе  со  своим  дружком,  адвокатом
Филипе, сделала все, чтобы засадить его за решетку.
     Когда Альберто ушел, все они еще долгое  время  находились  под  крайне
неприятным впечатлением, как будто увидели какое-то отвратительное животное.
Даниэла постаралась развеять общее подавленное настроение.  Чтобы  перевести
разговор на другую, более приятную тему она стала  рассказывать  Каролине  о
том, что в Мехико снова приехал Ханс,  тот  самый  немец,  который  когда-то
ухаживал за Джиной.
      - Он, он приезжал совсем ненадолго  и  уже  уехал!  -  сделав  подруге
страшные глаза, вдруг выпалила Джина.
     Ничего себе,  в  какое  положение  ставит  ее  Даниэла!  Ведь  Каролина
непременно сообщит эту новость Херардо, и  он  сразу  же  поделится  всем  с
Филипе, а тогда... Тогда будет не так просто объяснить  ему,  какими  именно
делами она занималась до двух часов ночи.
     Когда Каролина ушла, Даниэла только пожала  плечами:  она  не  намерена
скрывать ото всех,  что  у  них  в  доме  поселился  гость.  Даниэла  и  так
чувствовала себя неловко перед Филипе, словно участвует в каком-то  заговоре
против него. На самом же деле ее вовсе не радовало то,  как  разворачиваются
события. Она отлично заметила, в  котором  часу  вчера  вернулся  Ханс.  Это
значит, что и Джина появилась дома не раньше. Чего она добивается?
      - Пойду лучше  поработаю,  чем  выслушивать  твои  морали,  -  заявила
подруга и отправилась к себе.