Глава 1

     Моника  бросила  ранец  в  холле  и  побежала  в   комнату   матери   -
поздороваться. Обычно Лусия сама выходила в сад  или  на  крыльцо  встречать
возвращавшуюся из школы дочку. И если мама не появлялась, Моника со всех ног
бросалась разыскивать ее по дому. Сколько теплоты  и  нежности  светилось  в
глазах Лусии, когда она обнимала свою девочку!  Любая  разлука  казалась  им
обеим слишком долгой. Другое дело отец - Хуан Антонио.  Десятилетняя  Моника
любила отца не менее матери, но то была  иная  любовь.  Вечно  занятый  Хуан
Антонио дома бывал редко, но если выкраивал время для прогулки с дочерью, то
всячески баловал ее, поощряя любое желание. Но это был праздник, а будни изо
дня  в  день  Моника  проводила  с  матерью,  ласковой  подругой  и   добрым
советчиком.
     Девочка была уже достаточно взрослой и смышленой,  чтобы  понимать:  не
все гладко между родителями. Хотя спроси кто-нибудь, любит ли отец маму, она
без сомнений подтвердила бы, что, конечно, любит. Ведь он часто  дарил  маме
необыкновенно  красивые  букеты,  почтительно  целовал  руку  и  никогда  не
оскорбил ее резким словом. Но сколько раз в последнее время видела  девочка,
как печальны глаза, большие прекрасные глаза ее  Лусии.  Она  замечала,  как
вдруг неожиданно, посреди веселой игры мамочка вдруг переставала улыбаться и
взгляд  ее  отсутствующе  задерживался  на  каком-нибудь  предмете  -  вазе,
картине, шторе... Моника тормошила мать, пытаясь вернуть ей прежнее  веселое
настроение, но это не всегда удавалось. А вчера, вернувшись  из  школы,  она
застала мать в  спальне  за  непонятным  занятием.  Та,  присев  на  кресло,
внимательно рассматривала свадебные фотографии.  Моника  замерла  на  пороге
комнаты: ее поразило лицо матери, - печальное, постаревшее, - таким  она  не
видела его никогда. Но еще больше девочку удивило то, что сделала Лусия: она
взяла свой портрет и портрет Хуана Антонио, долго глядела на  них  и  потом,
поставив близко-близко друг к другу, подержала так какое-то время. Увидев  в
дверях дочь, будто спохватилась и тотчас же поставила их на  прежнее  место,
далеко друг от друга, по обе стороны высокой тонкой вазы.
     Моника бросилась в объятия матери,  прижалась  щекой  к  ее  щеке,  как
всегда нежно поздоровалась с нею и, ничего не успев спросить, услышала голос
Марии, звавшей ее на кухню к полднику. Мария так вкусно готовила,  а  Моника
так  проголодалась,  что  наскоро  поцеловав  мать  в  щеку,  она  бросилась
вприпрыжку на зов Марии,  которая  обещала  попотчевать  ее  необыкновенными
сэндвичами.
      - А ты, мамочка, помажь пока Глорите ручки кремом, она,  моя  куколка,
тоже хочет, чтобы у нее были такие же нежные пальчики, как у тебя!
     На кухне, как всегда, все блестело,  дышало  уютом  и  довольством,  от
плиты шел аппетитный запах, на привычном месте Монику ждали сок и  сэндвичи.
Уплетая за обе щеки приготовленное, девочка в который раз за  последние  дни
услышала, как Мария и ее муж Игнасио, которых Моника помнила  в  своем  доме
столько, сколько помнила себя, вполголоса продолжали прерванный ее  приходом
разговор. Конечно, они говорили о своем единственном сыне Марсело: тот никак
не соберется навестить родителей Сколько же они не виделись  с  сыном,  год,
два или больше, думала девочка. Вот она, Моника, не смогла бы жить так долго
вдали от своих родителей, особенно - от мамочки Она так им и сказала  Добрый
Игнасио ласково погладил Монику по голове и заметил, что  их  с  Марией  сын
постарше ее, ему уже восемнадцать, а в этом возрасте человек  должен  искать
свое место в жизни. Марсело живет и работает в Гвадалахаре, и, верно,  очень
занят, но он обязательно навестит их, как будет посвободнее...
     Непоседе-Монике всего несколько минут  хватило,  чтобы  расправиться  с
полдником, и, поблагодарив Марию, она на одной ноге попрыгала  к  двери:  ей
столько нужно было рассказать мамочке. Это - как ежедневный ритуал -  Моника
подробно в лицах изображала происшедшее за день  в  школе  -  как  вел  урок
учитель истории,  о  чем  она  спорила  и  что  обсуждала  на  переменках  с
подружками Маргаритой и Летисией.
     Моника вприпрыжку, перескакивая  через  ступеньки,  взлетела  на  верх,
отворила дверь в спальню и остановилась в замешательстве. Мама, ее  дорогая,
единственная, любимая мама лежала без движения вблизи той самой вазы, по обе
стороны которой улыбались безмятежной улыбкой ее родители в день свадьбы.
      - Мама, мамочка! - в исступлении выдохнула девочка.  -  Что  с  тобой,
мама? Игнасио! Мария! Мама, ответь же, что с тобой!
     На ее душераздирающие вопли прибежали Мария с  Игнасио.  Вызванная  ими
машина скорой помощи прибыла через несколько минут и чуть не  столкнулась  в
воротах с машиной Хуана Антонио, вызванного с фабрики.
     Плохо помнила Моника этот вечер. Ласковые руки Марии крепко обняли ее и
держали, не давая рвануться к носилкам,  на  которых  медленно  и  осторожно
несли санитары ее мать к открытым дверям скорой помощи.  Моника  непременно,
во что бы то ни стало, хотела ехать вместе  с  отцом  в  больницу,  но  тот,
бледный, непохожий на себя, терпеливо объяснил:  пока  трудно  сказать,  что
произошло с  Лусией.  Но  надо  надеяться  она,  наша  мама,  была  здоровым
человеком, никогда ни на что не жаловалась...
     Мария решительно уводила рыдающую девочку все дальше от  захлопнувшихся
дверей скорой помощи. Но она все еще всхлипывала, слезы лились из ее глаз не
переставая.
      - Пойдем,  родная,  пойдем,  милая,  -  сердце  Марии  разрывалось  от
сострадания к бедной девочке. - Пойдем, помолимся  пресвятой  деве  Марии  о
здравии  твоей  мамочки.  Бог  даст,  будут  услышаны  молитвы   непорочного
ребенка, - перекрестясь, едва слышно прошептала женщина.
     В тот же вечер Хуан Антонио привез из  больницы  неутешительные  вести.
Врачи  боролись  за  жизнь  молодой  женщины,  но,  к  сожалению,   внезапно
случившееся кровоизлияние произошло в недоступном для хирургов отделе мозга.
Аневризма почти исключала благоприятный исход; доктор Карранса не  обнадежил
Хуана Антонио: вероятность того, что Лусия выживет, была  чрезвычайно  мала.
Это понимал и сам Хуан Антонио, дурные предчувствия одолевали его по  дороге
домой. Марии с Игнасио, встретивших его немым вопросом,  он  грустно  махнул
рукой, сказав только, что ему кажется, что Бог хочет забрать к себе Лусию...
Ночью он почти не спал, вспоминая годы,  прожитые  с  Лусией.  Он  по-своему
любил ее, считая прекрасной женой, матерью, и чувствовал  себя  беспредельно
виноватым  перед  нею.  Это  ощущение  было  обжигающе-болезненным.  И   чем
явственнее  Хуан   Антонио   понимал   непоправимость   произошедшего,   тем
мучительнее было чувство вины перед Лусией.
     На следующий день, утром, он находился уже около  жены.  Лусия  была  в
сознании, и он,  держа  ее  тонкую  прозрачную  руку  в  своей  и  глядя  на
осунувшееся лицо, шептал:
      - Я люблю тебя на много сильнее, чем прежде, дорогая! Я был счастлив с
тобой все эти годы, несмотря ни на что. Верь мне! Только ты была нужна мне и
никто, кроме тебя. Моя мать, упокой Господи ее душу, страдала  высокомерием,
не желала понять, какое ты чудо, дорогая,  и  как  мне  повезло  в  жизни  с
женой...
     Это был их последний разговор.  Успокоенный  тем,  что  жена  пришла  в
сознание, Хуан Антонио поехал в офис уладить самые срочные  дела  -  фабрика
требовала постоянного внимания, тем более, что в этот день решались проблемы
долгосрочных поставок товара. Но едва Хуан  Антонио  вошел  в  кабинет,  как
раздался телефонный звонок. Хуан Антонио снял трубку. - Да, он слушает...  В
трубке после секундной паузы раздался голос доктора Карранса.  Сердце  Хуана
Антонио замерло, охрипшим голосом он повторил:
      - Вы говорите... моя жена... только что... умерла?  Боже!..  Я  приеду
сейчас же... да, доктор... Мануэль! - обратил он свое бледное, убитое  горем
лицо к человеку, сидящему  рядом  за  компьютером.  -  Ты  все  слышал,  она
умерла... умерла. Ты мой самый близкий друг... и коллега...  Я  уезжаю...  к
ней, туда. Оставлю все дела на  тебя,  ты  в  курсе  всего...  Справишься...
Бедная моя Моника, - вдруг вырвалось у него. - Какой удар для девочки, какой
удар! Она так любила свою мать!.. Ах, Мануэль, меня мучает совесть!..  Я  не
был хорошим мужем Лусии, ты знаешь...
      - К счастью, - Мануэль с состраданием глядел на друга  своими  добрыми
глазами, - к счастью, она не подозревала о существовании твоих  пассий...  к
Ирене.
      - Кто знает, кто знает, Мануэль. Иногда  мне  казалось,  что  она  все
знала и только делала вид, что пребывает в неведении. Как  я  виноват  перед
нею, как виноват, если бы ты знал. Я никогда не был примерным мужем...
     Казалось, ему не терпелось выговориться. Но ведь Мануэлю и не надо было
долго объяснять: они дружили со студенческой скамьи и понимали друг друга  с
полуслова. Мануэль знал о Хуане Антонио все, очень дорожил его дружбой,  был
первым помощником в офисе и на фабрике. Сам  изведавший  муки  неразделенной
страсти, однолюб, как он сам себя иронично  называл,  порядочный  и  честный
человек, Мануэль не всегда одобрял друга и часто жалел Лусию, но никогда ему
об этом не говорил. "Если бы в свое  время,  -  думал  он,  -  сестра  Хуана
Антонио, Сония, стала моей женой, как бы я был предан ей,  как  старался  бы
добиться успеха ради благополучия своей любимой, ради нашей семьи!" Он знал,
его любовь была взаимной,  но  что  могла  поделать  робкая,  прехорошенькая
восемнадцатилетняя Сония, как могла уговорить свою деспотичную мать, которая
и слышать ничего не хотела о бедном студенте. Мать  Хуана  Антонио  и  Сонии
быстро нашла замену Мануэлю - Энрике, подходящего, на  ее  взгляд,  богатого
жениха с положением. Деспотизм матери, не желавшей  ничего  слышать,  больно
ранил молодую душу, и Сонию, радостную, беспечную хохотушку через год  после
свадьбы уже невозможно было узнать: она превратилась в высокомерную светскую
даму, красивую и холодную, для которой супружеские обязанности  превратились
лишь в пустую формальность. К мужу она не испытывала никаких чувств, он  был
для нее совершенно посторонним, чужим человеком, с которым ее  не  связывало
ничего. Детей у них так и не появилось, на что очень надеялась Сония.  Жизнь
мужа была ей неинтересна, она благодарила судьбу  за  то,  что  супруг  мало
бывал дома - все больше в клубе, не досаждая ей ничем и она, предоставленная
себе самой, много читала, ездила по магазинам, покупая  дорогие,  изысканные
вещи, постепенно превратившие ее дом в роскошное жилище.
     Мануэль никогда  не  спрашивал  Хуана  Антонио  о  жизни  сестры  после
замужества, ибо для него это было унизительно и горько. Шли годы, постепенно
забывалось пережитое, но Мануэль так и не женился, подшучивая  над  собой  и
называя себя не иначе как убежденным старым  холостяком  и  живя  с  любимой
матерью Долорес, которая  своим  веселым  жизнерадостным  нравом  скрашивала
одинокую жизнь Мануэля. Она обожала сына,  но  тем  не  менее  мечтала,  что
когда-нибудь он сподобится и приведет в дом симпатичную молодую женщину.
      - Давно пора забыть Сонию, - уговаривала она его. -
     Найди себе хорошую девушку, ну хоть встречайся с ней!  Нельзя  же  жить
таким бирюком, сын!.. Годы идут! Их не вернешь... Почему  тебе  не  нравится
Ракель, подруга Ирене? Она прехорошенькая!..
     Проводив Хуана Антонио в больницу, Мануэль еще долго  неподвижно  сидел
за компьютером. Перестали мелькать на экране бесконечные столбцы цифр, и он,
охваченный воспоминаниями прежних дней,  явственно  ощутил,  как  права  его
старушка Долорес, говоря о скоротечности жизни, о незаметно уходящих  годах!
Вот уже и у Хуана Антонио десятилетняя дочка... А Лусия  ушла  в  мир  иной.
Вспомнилась непреклонность друга в желании жениться на ней, и ничто не могло
тогда поколебать его, даже деспотизм  и  самодурство  его  матери.  И,  если
сеньора Мендес Давила легко справилась с Сонией, выдав замуж за  нелюбимого,
но богатого Энрике, то Хуан Антонио решительно пошел  на  разрыв  с  семьей,
когда женился на бесприданнице Лусии. Значит, в самом деле любил ее... Боже,
сколько же лет утекло с тех далеких  пор,  одиннадцать,  двенадцать?..  Хуан
Антонио так и не примирился с матерью до самой ее смерти и даже не пришел на
похороны сеньоры. Мануэль не разделял такой жестокости друга, ведь жизнь уже
все расставила на свои места. Стоило ли так ломать копья?
     И тут Мануэль словно очнулся. Какое он имеет право судить членов  семьи
Мендес Давила?  Своего  друга.  Он  искренне  любил  Хуана  Антонио,  всегда
восхищался Лусией, но Хуан Антонио... Хуан Антонио все же оставался для него
загадкой. Он начинал практически с  нуля  и,  ведя  дела  фабрики  серьезно,
профессионально и  ответственно,  завоевал  себе  определенной  положение  в
деловом мире. Но, с другой  стороны,  Хуан  Антонио  оставался  все  тем  же
ловеласом, каким его со студенческих лет знал Мануэль. Нет, Хуан Антонио  не
обманывал никого, когда говорил, что искренне любил Лусию, не  чаял  души  в
Монике. Но как все это сосуществовало, соседствовало с  его  романчиками  на
стороне? Это были очаровательные легкомысленные женщины, вроде его последней
пасии, Ирене. Но тут,  кажется,  Хуану  Антонио  врядли  удастся  отделаться
легким знакомством... Кстати, она только что звонила и, узнав о смерти  жены
Хуана Антонио, почти что радостно, - отметил про себя Мануэль,  -  сообщила,
что едет в больницу утешать сеньора Мендес Давила. Ах,  Хуан  Антонио,  Хуан
Антонио!.. Разве можно было сравнить нежную, словно  цветок,  Лусию  с  этой
яркой, не робкого десятка девицей, единственной целью которой  стала  погоня
за деньгами Хуана Антонио, развлечениями, дорогими украшениями  и  тряпками.
Непонятно, как его друг, такой независимый  и  гордый,  позволяет  буквально
вить из себя веревки этой пустой красотке, ведь он  сам  не  раз  сознавался
Мануэлю, что не любит ее: отношения с Ирене не более, чем  очередная  мелкая
интрижка... И, хотя Ирене все время твердила, что ее безумно интересуют дела
фабрики, Мануэль отлично понимал, что  это  не  так:  ее  привлекали  только
капиталы Хуана Антонио, вложенные в дело. И чтобы завладеть ими, Ирене  была
готова на многое... Чудовищно, но она строила свои планы на жизнь  с  Хуаном
Антонио еще при Лусии, уверяя, что та не пара  ему,  даже  пыталась  ставить
ультиматум: он должен немедленно оставить Лусию и жениться на ней.
     "Я не могу давать обещания,  которые  никогда  не  выполню,  да,  кроме
всего, я просто не люблю тебя, Ирене", - та ков был ответ Хуана  Антонио  на
все происки ретивой любовницы, хотя его доводы мало смущали Ирене.
     Не  единожды  случалось,  что  они  ужинали  вчетвером:  Мануэль,  Хуан
Антонио, Ирене и ее подруга Ракель, миловидная, высокая девушка  с  приятной
улыбкой, делающей ее весьма привлекательной. Ирене  после  нескольких  таких
вечеринок  обращалась  с  Мануэлем  за  панибрата  и  откровенно  советовала
обратить внимание  на  свою  подругу  Мануэль,  соглашаясь  сходить  в  этой
компании  в  варьете  или  ресторан,  чаще  молчал,  развлекаясь  тем,   что
разглядывал публику, слушал музыку. Он мало обращал внимания на беспрерывную
трескотню Ирене, хотя отмечал  осторожное  молчание  Ракель,  которая  будто
боялась высказать свое мнение или ответить на острую шутку Хуана Антонио. Ни
о каком более серьезном сближении с Ракель не  могло  идти  речи:  дружба  с
Ирене, был уверен Мануэль, не  могла  отразиться  пагубно  и  на  Ракель,  -
наверняка она такая же хищница, а внешность может быть обманчива.
     Между тем и Хуан Антонио не раз  говорил  с  Мануэлем  о  Ракель.  Зная
грустную историю его любви к Сонии, он все же не оставлял надежды,  что  его
друг  когда-нибудь  забудет  прошлое,  остановив  свой  выбор  на  достойной
девушке. Как знать, может быть, Ракель, подруга Ирене, совсем другая... Ведь
в жизни часто так случается: очень скромная  девчонка  дружит  с  развязной,
рано повзрослевшей подругой, вкусившей соблазна любви. Отчего так? Наверное,
чтобы как-то восполнить жизненный опыт: не будучи в состоянии быть такой  же
бойкой и привлекательной, но появляясь с блестящей подругой  в  компании,  -
ей, незаметной скромнице, глядишь, перепадет внимание  одного  из  тех,  кто
потерпит неудачу, ухаживая за окруженной всеобщим вниманием подругой.
     Ракель была и в самом деле другой, нежели Ирене, и  ей  очень  нравился
Мануэль, этот замкнутый, серьезный,  надежный  бородатый  мужчина,  сумевший
добиться в жизни многого,  благодаря  своему  упорству,  добросовестности  и
работоспособности. И дружба ее с Ирене напоминала сияние отраженным светом -
так, по крайней мере, думала сама девушка Многое  в  поведении  подруги  она
категорически не принимала, и в мягкой, тактичной манере пыталась каждый раз
объяснить ей, что ее виды на Хуана Антонио при живой жене  нельзя  объяснить
иначе, как бестактностью, беззастенчивостью, даже беспардонностью.  Зачем  в
день смерти Лусии Ирене помчалась в больницу и там опять завела  разговор  о
своем немедленном желании выйти за него замуж? Подругу, пожалуй,  беспокоила
лишь проблема девчонки, десятилетней дочки Хуана Антонио. Но и на этот  счет
у Ирене были свои соображения: в случае, если эта злюка  Моника  не  захочет
признать Ирене второй матерью, она без особого  труда  создаст  такой  ад  в
шикарном доме, что девочка почтет за счастье учиться в  интернате,  а  не  в
школе, куда ее, как принцессу, каждый день возит шофер и садовник Игнасио...
     Ирене негодовала и в долгих, неспешных разговорах с Ракель не  уставала
повторять, что не привыкла быть "вторым номером"  -  неважно  после  кого  -
живой или мертвой Лусии или этой негодницы избалованной Моники.  Важно  быть
первой.
     Ирене раздражало, что в доме Хуана Антонио его дочь  окружена  всеобщим
вниманием. Да и сам он говорит о дочери чуть ли не с  придыханием,  уверяет,
что  очень  ее  любит...  Но  все  это  дело  времени:  внимание  и   любовь
безраздельно достанутся ей одной. Надо только чуть-чуть подождать. Ирене со
     всем этим справится... Она, уверена что ее одной хватит Хуану  Антонио.
Пришла, наконец, очередь быть ей сеньорой Мендес Давила. Так она  и  заявила
об этом Хуану Антонио в больнице...
     Не очень удачное время Ирене выбрала для подобных  объяснений,  считала
Ракель. Почему же кипятилась Ирене?.. Она еще выступит в  роли  миротворицы,
помирит Хуана Антонио с сестрой, которой она  уже  позвонила  под  предлогом
сообщить о смерти Лусии.
     Когда вечером, накануне похорон, Сония со своим  мужем  Энрике  впервые
после многолетней размолвки, переступила порог  дома  брата,  там  уже  была
Ирене и чувствовала себя почти полновластной хозяйкой. Она так  и  намекнула
Сонии многозначительно, что они с Хуаном Антонио - больше, чем друзья и  что
он собирался еще при жизни оставить Лусию и жениться  на  ней.  Она  решила:
пусть все все узнают сразу, как она любит Хуана Антонио - он для нее главное
в жизни... Тут Ирене сделала неосторожный "шаг": она обняла  Хуана  Антонио,
тесно прижалась к нему. Все испортила эта избалованная  сумасбродка  Моника.
Она бросилась между ними, заплакала, схватила отца за руку, умоляя Ирене:
      - Не обнимайте моего папу! Не прикасайтесь к нему!
     Ирене  видела,  какая   мука   отразилась   на   лице   Марии,   верной
домоправительницы Хуана Антонио,  которую  вместе  с  мужем  Игнасио  хозяин
считал членами своей семьи.
     И это она поломает, решила Ирене, чего бы ей  это  не  стоило.  Что  за
порядки  -  пусть  знает  свое  место  на  кухне,  в  саду  и  за   баранкой
автомобиля!.. Смирив на миг свою гордыню, Ирене подступилась было к  Монике,
чтобы  перед  лицом  собравшихся  как-то  сгладить  неловкость  создавшегося
положения, потрепала ее по щеке, хотела было взять за руку... Но  не  тут-то
было.  Мануэль,  который  оказался  рядом,  видел,  как   недобро   блеснули
наполнившиеся слезами темные глаза Моники.
      - Я не хочу с тобой дружить! Уходи! И кукла, которую ты купила, мне не
нужна. Зачем ты мне ее подарила?  У  меня  есть  Глорита.  Ее  подарила  мне
мамочка...
     И тут Ирене, поглядев на Мануэля одним из своих обаятельных,  заученных
взглядов, промолвила:
      - Моника! Ради Бога, мы с тобой подружимся, послушай.
     Душа разрывается, ты такая добрая, нежная... Зачем же так? Что с  вами,
Мануэль, вы будто в рот воды набрали, скажите же что-нибудь! - требовала она
его поддержки.
      - Не думаю, Ирене, что вам интересно будет услышать  то,  что  я  могу
сказать вам, - решительно отверг ее просьбу Мануэль. Он почти что  ненавидел
эту женщину и уже не скрывал своих чувств от Хуана Антонио.
     В голове всплыл недавний разговор с другом,  когда  они  задержались  в
офисе допоздна.
      - Конечно, Хуан Антонио, я понимаю, мне нужна женщина, друг, - говорил
Мануэль. - Но, увы, дамы моего возраста интересуются только одним: есть ли у
меня деньги. А девчонки меня не привлекают...
      - Сколько тебя знаю, ты всегда был нелюдим, Мануэль, даже в юности.  Я
вспоминаю университет. Ты с серьезным видом вечно сидел в  углу,  а  мы  тем
временем танцевали до упаду, влюблялись, заводили романы, -  улыбнулся  Хуан
Антонио. - И не говори так  насчет  денег.  Это  камешки,  очевидно,  в  мой
огород, как я понимаю? Но ведь мы  с  тобой  еще  не  старички...  Не  юнцы,
конечно... Но, что называется, в самом соку!..  Может,  и  мне  когда-нибудь
встретится женщина моей мечты, Мануэль...
      - У меня была такая женщина... твоя сестра, - после  долгого  молчания
вздохнул Мануэль. И что же? Я не сумел добиться ее руки...
      - И у меня была, - грустно отозвался Хуан Антонио. -  Но  и  я  навеки
потерял ее, не сумел сберечь. Она покинула меня.
      - Не грусти, друг, - Мануэль посмотрел на Хуана Антонио с теплотой.  -
Когда-нибудь неожиданно для себя  ты  влюбишься,  хоть  в  этот  день  Ирене
выцарапает тебе глаза.
      - Если это будет настоящая любовь, я согласен! - невесело пошутил Хуан
Антонио.
     Не менее других была шокирована появлением Ирене в доме брата и  Сония.
"Эта выскочка, нахалка, - думала она, - ведет себя  здесь  словно  хозяйка."
Сония видела неодобрительные взгляды пришедших выразить соболезнования Хуану
Антонио. Как брат мог в первый же день после смерти жены притащить ее  сюда?
Страшно и подумать, что сказала бы их покойная мать, сеньора Мендес  Давила.
Слава Богу, она не должна до такого позора. И  вообще...  лучше  ей,  Сонии,
воспитывать Монику, стоит просто-напросто забрать девочку к себе.
     Дочь брата, которую Сония увидела впервые, понравилась ей. Да и  Моника
встретила тетю приветливо и согласилась иногда гостить у нее в свободное  от
занятий время. "У Хуана  Антонио  -  роман,  ему,  видно,  не  до  забот  об
осиротевшей дочери. Но  согласие  отца  необходимо.  Правда,  брат  может  и
заартачиться... Как знать?"

Глава 3

     Несмотря на то, что Моника много раз просила отца "не ехать в  круиз  с
этой ведьмой", - так она упорно называла Ирене,  -  несмотря  на  осторожные
просьбы сестры и Марии, Хуан Антонио все же сдался и уступил Ирене: билеты в
круиз по Карибскому морю были приобретены, почти каждый день  в  офис  Хуана
Антонио приходили счета из магазинов - Ирене приводила свою милую  угрозу  в
исполнение - ее номер в гостинице был завален покупками  из  самых  шикарных
магазинов, и Мендес Давила покорно платил за все.
     Мария жаловалась  Игнасио  на  непоследовательность  действий  хозяина:
"девочке  обещает  одно,  делает  другое.  Если  этот  брак,  не  дай   Бог,
состоится, - говорила она мужу, -
     Моника будет страдать больше всех, она не выносит эту... Ирене. Да  еще
школьные подружки, особенно злючка  Летисия,  совершенно  заморочила  Монике
голову, постоянно пугая приходом в дом мачехи."
      - Ну, что за наказание эта Летисия, - сетовала добрая женщина,  -  вся
так и исходит недоброжелательством, а ведь совсем еще  ребенок.  Нет,  чтобы
играть тихо и мирно, все время только и жди от нее подвоха и гадостей...
     Единственное, что скрашивало Монике последние дни перед отъездом  Хуана
Антонио, это покупка щенка - ей подарили его Сония и  Энрике.  Винни  -  так
назвали собачку - на какое-то время помог забыть тяжесть размолвки с  отцом:
она на него сердилась не на шутку и говорила Марии, что если отец любит  эту
ведьму Ирене, она уйдет из  дома,  -  никто  не  займет  место  ее  мамочки.
Никто!..
     Моника не поехала даже проводить Хуана  Антонио  в  аэропорт,  чему  он
огорчился, а Ирене несказанно обрадовалась. Нагрузив машину ее чемоданами  -
у Хуана Антонио их было всего два - они отбыли в аэропорт. Всю дорогу  Ирене
беспрерывно болтала. Она рассказала о том,  сколько  платьев  и  пар  бикини
лежит в ее чемоданах и каких  расцветок  и  фасонов.  Она,  захлебываясь  от
восторга,  расписывала  ему  прелести  предстоящего  путешествия,  почерпнув
изрядную  долю  осведомленности  из  многочисленных  красочных   проспектов,
которыми была набита ее дорожная сумка. Хуан Антонио  равнодушно  поглядывал
на них - он-то не первый раз отправлялся в подобное путешествие, у  него  из
головы не выходила Моника. Снова его  терзали  муки  совести:  как  он  мог,
несмотря на мольбы, оставить дочь в такой тяжелый час. И  тут  же  приходила
успокоительная  мысль,  заглушавшая  терзания  совести,  что  она  не  одна,
окружена  вниманием  и  заботой  близких  людей,   а   ему,   уставшему   от
перенесенного стресса и постоянных забот, связанных с фабрикой, была  просто
необходима эта коротенькая передышка. И какая, в конце концов, разница  -  с
кем он едет... Это мог быть  и  Мануэль,  которого  он  кстати  приглашал  в
круиз... А Ирене, что с нее возьмешь... Она, авантюристка, думает  только  о
покупках, да о деньгах, с горящими  глазами  строит  грандиозные  планы:  на
островах, говорят, существует беспошлинная торговля,  там  можно  купить  по
дешевке та-а-кие драгоценности!..  Еще,  оказывается,  Хуан  Антонио  должен
подарить  ей  кольцо  с  бриллиантом,  не  менее  десяти  карат!..   Ну,   и
безвкусица!.. Ну и аппетиты!.. Ну и неуемная страсть!..
     Как раз,  когда  Ирене  с  необычайным  оживлением  обсуждала  проблему
бриллианта, машина остановилась около здания аэропорта. Пассажиры, очевидно,
в основном направляющиеся на отдых в  Майами,  с  разноцветными  сумками,  в
ярких  туалетах  представляли  пестрое  зрелище.  Хуан  Антонио,   рассеянно
наблюдая эту предполетную суету и следуя за  тележкой  с  вещами,  продолжал
неотступно думать о Монике, и вдруг увидел впереди себя, на расстоянии шага,
падающую женщину:  кто-то  неловко  выдвинул  на  ее  пути  чемодан,  и  она
споткнулась. Копна густых темных  волос,  рассыпанных  по  плечам,  стройная
фигура, высокие каблуки элегантных туфель, простой английский костюм - вот и
все, что в одну секунду схватил взгляд  сеньора  Мендес  Давила,  считавшего
себя знатоком женской красоты. В следующий миг он уже  бросился  на  помощь,
подал руку, она поднялась, опершись на нее.
      - С вами все  в  порядке?  -  почему-то  тихо  спросил  Хуан  Антонио,
встретившись на мгновение взглядом  с  темноволосой  пассажиркой.  -  Вы  не
ушиблись?
      - Нет, нет, благодарю, сеньор, я такая неловкая...
      - Ваша? - Хуан Антонио поднял сумку и протянул ее, ловя себя на мысли,
что ему безумно хочется прикоснуться к руке этой женщины. Но  тут  же  рядом
появилась подруга или компаньонка, - рыжеволосая, яркая, - и подхватила  под
руку  незнакомку.  Хуан  Антонио  все  еще  стоял  посреди   зала,   и   его
неподвижность начинала создавать затор, вызывая недовольство спешащих людей.
А он не двигался с места, понимая, что людской поток неминуемо унесет его от
этой удивительной девушки,  которая  сейчас  находилась  всецело  во  власти
энергичной подруги:
      - Смотри,  Даниэла,  не  упади  опять!  А  он  очень  даже  ничего!  -
Рыжеволосая взяла из рук незнакомки сумку и, метнув взгляд в  сторону  Хуана
Антонио, громко добавила, - знаешь, мне тоже захотелось упасть!
      - Ах, Джина, Джина! - только и вздохнула в ответ Даниэла.
      - Что ж, уж и глазки строить нельзя?  Ты  заметила,  дорогая,  как  он
смотрел на тебя? Заметила?
      - Ради Бога, Джина, все-то  ты  выдумываешь!..  Несмотря  на  то,  что
женщины говорили негромко, Хуан
     Антонио почти понял, о чем шла речь и  отчего-то  покраснел  от  стыда,
догоняя тележку с чемоданами и Ирене, идущую  рядом  с  нею.  Обеспокоенная,
казалось,  лишь  процедурой  перевозки  вещей  и  их  сохранностью,   Ирене,
оказывается, все  слышала  и  видела  -  удивительная  способность,  не  раз
восхищавшая сеньора Мендес Давила.
      - Я никак не могла дождаться, дорогой, - кокетливо улыбнулась Ирене, -
когда ты избавишься от этой парочки ненормальных.
      - Чем же они тебе так не понравились? А?
      - Что здесь может понравиться? Все время строили  тебе  глазки!  Какая
наглость! А ты и рад?.. У-у-у... негодный! - капризно упрекнула она.
      - А, по-моему, очень симпатичные девушки.
      - И что ты такого в ней нашел7 Непонятно.
      - О ком ты, Ирене? Я сказал - девушки...
      - О той, которая упала..
      - Тебе показалось, - как-то неуверенно пробормотал  Хуан  Антонио,  не
поднимая глаз. - Я только помог ей подняться.
      - Я хочу, чтобы ты обращал внимание только  на  меня!  Ведь  это  наше
свадебное путешествие, дорогой, не так ли? А то получается как-то неловко.

     * * *

     Самолет набрал высоту и пассажиры, наконец, успокоились и расслабились.
Большинство  дремало,  кто-то  вполголоса  разговаривал,   кто-то   пробовал
напитки, любезно предлагаемые стюардессой.
      - Он не спускал с тебя глаз, Даниэла, я  заметила!  -  сообщила  Джина
подруге. - Он такой элегантный, симпатичный...
      - Ах,  оставь,  Джина!   Вечно   тебе   мерещится   Бог   знает   что.
Выдумываешь!..
     Джина громко рассмеялась и довольно потянулась.
      - О, наконец-то мы летим в Майами! Погреемся на солнышке, только бы не
обгореть!.. Кстати, - она наклонилась почти  к  самому  уху  Даниэлы.  -  Ты
видела, кто сидит перед нами?
      - Тише, умоляю, Джина! Тебя могут услышать!
      - А тебе бы этого не хотелось, нет? -  тормошила  подруга  Даниэлу.  -
Чтобы он нас услышал?
      - Этот сеньор... с женой, - так же тихо ответила Даниэла.
      - Да нет, не похоже, чтобы это была жена. Это его... его...
      - Тсс...! Умоляю, Джина! - голос Даниэлы сел от волнения.  -  Замолчи!
Мы выглядим школьницами, сбежавшими с урока...
      - Какие  школьницы,  дорогая?  Мы   богини,   отправившиеся   покорять
мужчин! -  Она  снова  весело  рассмеялась.  -  А  наши-то,  наши  кавалеры,
оставшиеся в Мехико! Каковы? И твой, Херардо, и  мой,  Филипе?!  Испугались,
однако, что мы отхватим себе на отдыхе миллионеров! Ну и пусть  поволнуются!
Это  им  полезно!..  После  всего,  что  случилось  в  последние  недели,  -
посерьезнев, произнесла Джина,  -  я  очень  хочу,  чтобы  ты  была  наконец
счастлива, моя  дорогая  подруга!  Ты  этого  заслуживаешь,  честное  слово:
сколько ты пережила из-за этого подонка Альберто... А последний показ мод...
Это же все нервы, нервы.
      - Пожелай мне любви, Джина! - Даниэла прижалась к подруге, словно  ища
у нее защиты. - На любовь вся моя надежда... Только на нее! Иначе  не  стоит
жить!
     Они замолчали и отчетливо  услышали  голоса,  доносившиеся  с  передних
кресел, где сидели Хуан Антонио и Ирене.
      - О, все было очень вкусно, дорогой! Теперь мне понятно,  почему  наши
билеты так дороги! Вот, что значит лететь первым классом... Между прочим,  -
многозначительно кивнула Ирене назад, - твоя приятельница, которая  упала  в
аэропорту, и ее рыжая подруга, смеялись всю дорогу, как ненормальные!
      - Ты очень строга. Я уверен, им и в самом деле было весело...
      - А меня они раздражали! Но, слава Богу, мы уже  прилетели,  объявили,
что самолет пошел на снижение!.. Ой! - шумно захлопала  в  ладоши  Ирене.  -
Вот,  я  уже  вижу  в  иллюминаторе  море!  Как  блестит  на  солнце!  Какая
прелесть! - ее неуемный восторг, к неудовольствию Хуана  Антонио,  привлекал
всеобщее внимание.

     * * *

     Оставив Ирене в зале ожидания, Хуан Антонио отправился  за  машиной.  И
будто по воле провидения на стоянке такси он увидел темноволосую  женщину  с
мягкими печальными глазами. Он рванулся к ней.
      - Вам помочь, сеньора?
      - Да,  будьте  так  любезны,  спасибо...  вот  наша  машина...   Сюда,
пожалуйста. Но я должна подождать подругу...  Мне  ужасно  неудобно,  что  я
причиняю вам столько беспокойства... уже второй раз за этот день.
      - Ну, что вы! - галантно возразил сеньор Мендес Давила. - Помочь такой
красивой женщине - одно удовольствие, поверьте!
      - Вашей жене, - нерешительно промолвила Даниэла, - вряд ли понравились
бы эти слова.
      - Моей  жене?  -  улыбнулся  своей  самой  обаятельной  улыбкой   Хуан
Антонио. - Она мне не жена!.. Дело в том, сеньора,  что  я  недавно  овдовел
и... Извините, я вам еще не  представился...  Хуан  Антонио  Мендес  Давила.
Надеюсь... мы еще... увидимся...
      - Очень приятно! Даниэла Лоренте.
     Именно  в  этот  момент  подошла  Ирене,   сопровождавшая   коляску   с
чемоданами.
      - Опять эти две строили тебе глазки? Да, Хуан Антонио? - требовательно
вопрошала разъяренная, словно тигрица, женщина. - Несносные! Будто все время
они стоят у нас за спиной, черт возьми! А ты и рад каждой юбке!..
      - Не знаю, чего ты злишься,  Ирене,  но  они  и  в  самом  деле  очень
симпатичные, особенно темноволосая... Даниэла,  -  обезоруживающе  улыбнулся
Хуан Антонио. - И ее подруга тоже ничего!
      - Ты уже зовешь ее Даниэлой? Это все та же...  которая  падала?..  Да?
Ну, ты на ходу подметки рвешь, мой дорогой жених! У меня такое  впечатление,
что, оставь я тебя с ней еще на десять минут, ты бы сделал  ей  предложение!
Не оправдывайся, лучше пошли!..
     В  душе  Хуан  Антонио  согласился  со  словами  проницательной  Ирене.
Каким-то спокойствием веяло от этой очаровательной женщины. Такие  глаза  не
могут солгать, без всякой связи с предыдущими мыслями, подумал Хуан Антонио.
Кто она и ее подруга? Ему послышалось или это в самом деле было  так,  когда
они еще летели в самолете, он услышал,  что  в  разговоре  Даниэла  и  Джина
несколько раз упомянули название теплохода "Норвей"? Неужели мы  и  поплывем
вместе? Душа Хуана Антонио радостно замерла, словно перед прыжком.
     Он не позволял себе думать ни о чем, что  омрачило  бы  его  внутреннее
состояние беспричинной радости и  детской  беззаботности,  вдруг  овладевшее
всем его существом. Давно такого не случалось. Это настроение  не  испортила
даже Ирене, продолжавшая и на  теплоходе  болтать  непрерывно,  распаковывая
свои многочисленные чемоданы, баулы  и  превращая  каюту  в  магазин  модной
одежды.
      - Ты не говоришь мне правды! - неожиданно для  самого  себя,  спокойно
констатировал Хуан Антонио так, словно  врач  сообщил  диагноз  больного.  -
Единственное, что тебе от меня нужно, это деньги, не так  ли,  сеньорита?  Я
сужу по твоим же словам,  ты  ведь  этого  и  не  скрываешь...  Даже  Сония,
видевшая тебя только раз, поняла, что в твоей жизни главное именно это... Да
и сам я вижу, не слепой; ты только и думаешь о том, что  бы  еще  приобрести
или что я должен тебе подарить... и аппетит твой растет непомерно, Ирене...
      - Ну хватит, хватит! - глаза женщины метали молнии. - Не отравляй  мне
круиза! И забудь про это кольцо с бриллиантом, я уже ничего не хочу!  Спрячь
свои деньги... подальше. Они тебе еще пригодятся... На том свете!
     Ирене поняла, что еще никогда за  время  их  довольно  продолжительного
знакомства, Хуан Антонио не был  столь  серьезен,  и  впервые  почувствовала
неуверенность в собственных силах, пошатнулась ее вера в то, что ей  удастся
стать сеньорой Мендес Давила. Но так просто она не сдастся, - Хуан  Антонио,
слава Богу, это прекрасно понимает. Так что - на  войне,  как  на  войне,  -
неизвестно, чья возьмет, сеньор!.. Уж она, Ирене, постарается!..

     * * *

     Теплоход "Норвей" вот-вот должен был сняться с якоря и выйти в открытое
море. Даниэлу и Джину все приводило в восторг, все радовало. И то,  что  они
путешествуют на этом красавце, морском  многопалубном  лайнере,  и  то,  что
впереди были дни безмятежного, беззаботного купания и загорания  на  золотых
песках Карибского  моря  -  ведь  "Норвей"  будет  останавливаться  на  всех
знаменитых пляжах!.. А сколько развлечений тут - и дискотека, и  варьете,  и
бар, и рестораны, и бассейны. Они  поплывут  навстречу  неизвестным  местам,
новым знакомствам,  которые,  возможно,  помогут  забыть  то,  что  хотелось
забыть.
     Когда Даниэла с Джиной вошли в свою каюту на "Норвее",  обе  поразились
комфорту и красоте теплоходного номера, и не могли удержаться от восхищенных
возгласов - никогда им еще не доводилось так  путешествовать.  Но  ведь  они
заслужили эту красоту  и  комфорт  своим  неустанным  трудом,  усидчивостью,
талантом, поэтому могли позволить себе расслабиться, предаться удовольствиям
на этом замечательном плавучем курорте.
     Боже, какая красота открывалась из громадного  иллюминатора  их  каюты!
Невыносимой синевы море и небо, сливающиеся на  горизонте  в  бледно-голубое
марево, яркое солнце, золотящее неоглядную водную гладь. И такой необозримый
простор!.. Когда Даниэла впервые увидела все это, она застыла,  очарованная,
не в состоянии оторваться от созерцания этой картины. Как права была  Джина,
когда говорила, что они непременно должны уехать из Мехико, хоть  на  время,
хоть на неделю-другую, чтобы окончательно вычеркнуть  из  сознания  то,  что
произошло в последние недели, и начать новую жизнь: ведь она,  Даниэла,  еще
молода,  недурна  собой,  мужчины  -  так  те   считали   ее   необыкновенно
привлекательной. Но  она  всегда  была  скромной  и  немного  пуританка,  не
позволяла себе ничего лишнего в поведении; в туалетах  предпочитала  строгий
стиль, минимум украшений и  ничего  вызывающего,  что  обращало  бы  на  нее
посторонние взгляды.
     Джина в этом отношении была полной ее противоположностью. Переодеваясь,
она торопила Даниэлу: если они так будут копаться,  то  пропустят  волнующий
момент отплытия!
     Из душа доносилось веселое пение подруги, а Даниэла  по-прежнему  не  в
состоянии  была  оторваться  от  иллюминатора,  созерцая  эту  Богом  данную
красоту, и вспоминала, вспоминала, вспоминала...

Глава 5

     "Да, - морская болезнь не красит, " - подумал Хуан  Антонио,  глядя  на
побледневшую Ирене.
     Та, не замечая ничего вокруг, прислонилась к стене, стараясь перебороть
подступающую  тошноту.  Хуан  Антонио  отвел  от  нее  взгляд  и  неожиданно
увидел... Даниэлу. У него радостно забилось сердце, он  на  мгновение  забыл
где и почему находится и, улыбаясь, шагнул ей навстречу.
      - Какая приятная неожиданность!!  Я  и  не  подозревал,  что  вы  тоже
путешествуете на этом теплоходе!
      - И я не знала, что вы тоже здесь, - смущенно произнесла она.
     Ирене повернула голову - что там еще? -  и  встретила  взгляд  Даниэлы.
"Боже, опять эти девицы... Хуан Антонио прямо замер перед ними".
      - Идем  в  каюту,  -  окликнула  она  его.  Хуан   Антонио   досадливо
поморщился:
      - Извините.
     Ирене тяжело  повисла  на  руке  Хуана  Антонио.  Войдя  в  каюту,  она
торопливо прошла в ванну, а  Хуан  Антонио  устроился  поудобнее  в  большом
кресле и предался мечтаниям.

     * * *

     Глядя вслед уходящей паре, Джина пошутила:
      - Похоже, сама судьба нас все время сталкивает. И сразу видно, что  он
к тебе неравнодушен. Стоит ему увидеть тебя и у него делаются такие глаза...
В общем, влюблен по уши.
     Даниэла рассмеялась, и они зашагали к своей каюте.
     Но и там Джине не сиделось  на  месте.  Ее  кипучая  энергия  требовала
выхода: первый раз в жизни оказаться на таком теплоходе  и  терять  время  в
каюте. Хотя каюта, конечно, тоже ничего:  огромное  зеркало  во  всю  стену,
широкие удобные постели - на таких даже обидно спать в одиночку,  -  высокая
лампа под светлым абажуром. Но не  для  того  же  они  отвалили  такую  кучу
деньжищ, чтобы сидеть вдвоем в шикарных стенах?
      - Не будь занудой! - тормошила  она  Даниэлу.  -  Пойдем  прогуляемся.
Или - знаешь что? - пойдем в казино... У меня уже чешутся руки. Я  чувствую,
что должна выиграть.
     Но Даниэла была тверда:
      - Нет, нет... И так слишком много впечатлений для одного дня.
     Ей и в самом деле хотелось, не торопясь, перебрать в памяти впечатления
этого чудесного дня. Накинув  поверх  ночной  рубашки  легкий  халатик,  она
уселась около иллюминатора и, как Хуан Антонио, предалась мечтаниям.
     На следующее утро Джина  решила  взять  реванш.  Она  высоко  подобрала
волосы, наложила  толстый  слой  косметики,  словно  собиралась  идти  не  в
бассейн, а на вечернее шоу, надела  купленный  перед  самым  отъездом  яркий
зеленый купальник и с удовлетворением взглянула на себя в зеркало:
      - Мужской  половине   "Норвея"   приготовиться!   Даниэла   с   Джиной
раскинулись  в  шезлонгах,  с  упоением  подставляя  себя  уже   начинающему
припекать солнцу. Вскоре около них появился Ханс и, вежливо  поздоровавшись,
присел рядом.
      - Жаль, что вы вчера так рано ушли. Было очень хорошее шоу.
     Даниэла промолчала - мысли ее были далеко, витая вокруг Хуана  Антонио.
А может, все это только выдумки Джины да ее пустые мечты? Словно издалека до
нее донеслись слова Ханса:
      - Вы очень симпатичная, Даниэла. И к тому же очень нежная. Вы  замужем
или... у вас жених?
      - Да, я замужем и очень, очень счастлива.
      - Сегодня тебя что-то заносит, - рассмеялась Джина.
      - Что принести? - не понял Ханс.
      - Ничего,  ничего,  -  замахала  на  него  руками  Джина,  а  Даниэла,
улыбаясь, сказала: - Надеюсь, ты не будешь скучать? Я  немного  пройдусь  по
палубе.
     Даниэла  спустилась  на  вторую  палубу  и,  найдя  уединенное   место,
остановилась. Она наслаждалась серебристой  гладью  моря,  легким  ветерком,
теребившим ее шелковую косынку. Безмятежный покой водного простора, ласковое
солнце, плывущие навстречу облака поглощали неизбывную печаль  женщины.  Она
радостно ощущала себя  частью  этого  безмолвного  мира  и,  боясь  потерять
хрупкое ощущение, стояла не шелохнувшись.
      - Даниэла!
     Она вздрогнула от неожиданности и обернулась: перед ней стоял довольный
Хуан Антонио.
      - Даниэла! - Хуан Антонио нежно взял ее за руку. -  Мне  кажется,  что
сама судьба свела нас на этом корабле.
     "Судьба, неужели ты стала ко мне благосклонна?" - пронеслось  в  голове
Даниэлы, и она благодарно посмотрела на Хуана Антонио долгим взглядом.
     Хуан Антонио молчал, не в силах отвести от нее глаз. Какая красивая,  и
нежная, и... Но ведь он ничего не знает об этой женщине, пришло вдруг ему  в
голову. Ничего. Она может быть замужем, может быть помолвлена...  Нет,  нет,
он чувствовал, - она неравнодушна  к  нему.  -  Расскажите  мне  о  себе,  -
попросил он.
     Даниэле не хотелось  вспоминать  сейчас  о  своем  горьком  прошлом,  и
поэтому она коротко ответила, что была замужем, но сейчас одна. И он так  же
коротко рассказал ей о смерти жены, о десятилетней дочери.  Прошлое  еще  не
отпустило их от себя, воспоминания настигали в самую неподходящую минуту, но
сейчас, в эти мгновения, отошло все; осталось то неизъяснимое, что притянуло
их друг к другу.
      - Я модельер, - говорила Даниэла..
      - А у меня, - Хуан Антонио запнулся, - небольшая фабрика. - Они  опять
замолчали.
     Даниэла очнулась первой.
      - Думаю, мне лучше вернуться к Джине, а вам пора к вашей подруге. А то
у нас будут неприятности.
      - Даниэла, я должен увидеть вас еще раз, - сказал Хуан Антонио,  нежно
целуя ей руки.
      - Очень может быть, - отозвалась Даниэла, тихонько освобождая пальцы.

     * * *

     После обеда Джина  и  Даниэла  решили  отдохнуть,  чтобы  вечером  быть
"настоящими богинями", как сказала Джина. Даниэла  приняла  душ  и,  обмотав
голову полотенцем, уселась перед зеркалом, чтобы привести в  порядок  ногти.
Джина валялась на постели, строя планы на вечер и поддразнивая Даниэлу:
      - Ты влюблена, ты влюблена... - громко распевала она.
      - Ради Бога, Джина, тебя услышат, - пыталась успокоить ее Даниэла,  но
Джину не так-то легко было остановить: - "Ну и пусть слышат, пусть!"
     Вечером Джина уговорила Даниэлу  пойти  в  казино.  Даниэла  не  любила
играть, в ней не было того азарта, который постоянно кипел в Джине. А  та  с
упоением разложила перед собой фишки и начала  делать  ставки.  Поставила  и
Даниэла, но сразу же проиграла, еще раз - и  снова  лопаточка  крупье  ловко
смахнула ее фишки. Но Джина выигрывала, и Даниэла, поняв, что ей не  удастся
оторвать ее от игрального стола, поднялась:
      - Я пойду. Может, мне больше повезет на автоматах.
      - Правильно, - поддержала ее Джина. - Когда начнешь выигрывать, позови
меня, я мигом прилечу.
     Даниэла с облегчением оставила зал и подошла к  игральным  автоматам  -
надо же было чем-то занять себя. Она уже взялась за ручку "Хромого бандита",
когда вдруг увидела в белой широкой юбке-брюках  Ирене,  направляющуюся  под
руку с Хуаном Антонио в игорный зал.
      - За что мне такое наказание? - злобно  прошипела  Ирене.  -  Куда  ни
пойдешь, всюду она. - Хуан Антонио быстро взглянул на  Даниэлу  и  молча  ей
поклонился.
     Войдя в зал, они устроились за тем же столом, где играла  Джина.  Глаза
Ирене азартно заблестели и она сделала ставку. Хуан Антонио хмуро глядел  на
разгоряченную игрой любовницу.
     Наконец Джина оторвалась от игры и заметила их.
      - Мне везет, - сообщила она, подчеркнуто обращаясь к Хуану Антонио.
      - Очень рада за вас, - ядовито ответила Ирене. - Мой жених и я  играем
не для того, чтобы выиграть, а ради развлечения. Правда, милый?
     Хуан Антонио промолчал, а Джина, не отрывая взгляда от зеленого  сукна,
бросила:
      - Знаешь, дорогая, жених - это еще не муж.
     Она сделала еще несколько ставок  и,  подняв  голову,  заметила  Ханса,
который явно разыскивал их. Джина помахала ему рукой.
      - Пойдем обмоем мой выигрыш.
     Обрадованный Ханс подхватил ее под руку, и они пошли искать Даниэлу.
     В жизни Ханса было несколько женщин, которые затронули его  сердце,  но
такой как эта мексиканка - подвижная, яркая,  остроумная  -  он  никогда  не
встречал. К тому же, хоть для женщины это и не главное,  она,  без  сомнения
умна: быть специалистом по маркетингу в Доме моделей  очень  не  просто.  Но
самое привлекательное в ней,  конечно,  ее  непосредственность.  "Я  уверен,
знакомство с Джиной - лучшее, что было в моей жизни, " - пришел он к выводу.
     Сидя за маленьким столиком и  потягивая  сок,  Даниэла  поглядывала  на
пенящиеся за кормой волны, Ханс и Джина весело болтали.
      - А вы все время молчите, Даниэла, - заметил Ханс. - Может быть, вам в
тягость мое общество7
      - Нет, нет, вы очень  любезны,  -  запротестовала  Даниэла,  а  Джина,
откинувшись на спинку стула, добавила:
      - Здесь так здорово, Ханс! Если  бы  не  одна  бабенка,  которая  тоже
путешествует на этом теплоходе, все было бы идеально.
     Ханс бросил на нее восхищенный взгляд и повернулся к Даниэле:
      - Я очарован Джиной. Если б я мог завоевать ее сердце, я был бы  самым
счастливым человеком на свете.

     * * *

     Хуан Антонио хмуро поглядывал на разгоряченную игрой Ирену и раздумывал
о том, где сейчас может быть Даниэла. Сидеть за этим дурацким столом,  когда
можно хоть издали взглянуть на нее, а  может  быть  даже  и  поговорить.  Не
выдержав, он встал
      - Мне надо ненадолго уйти.
     Увлеченная игрой Ирене  молча  кивнула,  ей  было  не  до  чего  -  она
проигрывала
      - Дай мне денег, - бросила она.
     Хуан Антонио с облегчением положил перед ней несколько ассигнаций.
     Выйдя из зала, он сразу отправился на  корму,  где  уютно  примостились
несколько столиков для тех, кто хотел посидеть и немного выпить, не  отрывая
взгляда от морской глади. Он надеялся застать там  Даниэлу:  сказала  же  ее
подруга, что они должны обмыть выигрыш. Но подруги были не  одни  -  с  ними
сидел плотный широкоплечий мужчина в очках и что-то оживленно говорил им.
     Хуан Антонио присел за соседний столик и заказал себе апельсиновый  сок
со льдом. Но не успели выполнить его заказ, как к нему подошла Джина и, взяв
его за руку, подвела к их столику.
      - Познакомьтесь, это  Ханс,  -  сказала  она.  Тот  встал  и,  вежливо
улыбаясь, протянул руку:
      - Ханс Гутман.
      - Садись, садись. - Джина махнула Хуану  Антонио  рукой.  -  Или  твоя
мамочка тебе не разрешает? Ну, та сеньора, с которой ты ходишь,  -  пояснила
она, заметив недоумевающий взгляд Хуана Антонио.
      - Джина... - укоризненно произнесла Даниэла. Хуан Антонио улыбнулся:
      - Я ваш вечный должник, Джина, за то, что вы уговорили Даниэлу поехать
в это путешествие.
     Ханс, довольный, оглядел всех и положил руку на плечо Джины.
     Хуану Антонио стало так легко среди этих  людей,  что,  неожиданно  для
себя, он повернулся к Даниэле и предложил ей прогуляться по палубе, подышать
свежим воздухом.
      - Иди, иди, Даниэла, - подбодрила подругу Джина. - Да не забудь, что в
море полно акул.
     Они шли рядом и, казалось, не знали, с чего  начать  разговор:  чувства
переполняли обоих. Они  остановились  у  борта,  любуясь  полыханием  красок
клонящегося к горизонту светила. Легкий бриз овевал их  разгоряченные  лица.
Хуан Антонио тихонько взял Даниэлу за плечи, нежно взглянул на нее.
      - Не говорите ничего, Даниэла. Нет, ответьте только  на  один  вопрос:
где вы были до сих пор, почему мы не встретились раньше?
     Даниэла строго, без улыбки посмотрела ему в глаза:
      - Я вижу, вы хорошо изучили женщин  и  знаете,  как  добиться  от  них
взаимности.
      - Признаюсь, у меня было  много  женщин,  но  вы  -  другое  дело.  Мы
виделись всего несколько раз,  а  разговаривали  и  того  меньше.  Но  я  не
понимаю, что со мной происходит.
      - Вы не любили свою покойную жену?
      - Любил. Очень. Но к вам у меня другое чувство.
      - А вашу подругу?
      - Ирене? Вам не понравится то, что я скажу, но, по правде говоря, я не
знаю, зачем я с ней. Я ее не люблю, и она меня не интересует.
      - Не беспокойтесь, я не дам вам повода сказать обо  мне  что-нибудь  в
этом роде. Думаю, будет лучше, если вы вернетесь к своей подруге.
      - Из-за Ирене можете не волноваться. Я оставил ее в казино, она  очень
увлечена игрой. Наверняка, она и не заметила, что я ушел.
      - И все-таки это нехорошо. Лучше нам больше не встречаться.  Прощайте.
Я хочу, чтобы вы знали: мне в самом деле было очень приятно познакомиться  с
вами.
      - Даниэла!
     Хуан Антонио быстро шагнул к ней, молча прижал ее к себе.  Глухой  стук
сердца отдавался в ушах, он заполнил всю  палубу,  весь  мир...  -  Даниэла,
Даниэла, Даниэла... - твердил он, целуя ее.
     Даниэла вырвалась из его объятий.
      - Ты не должен этого делать!
      - Если бы мне  дали  возможность  исполнить  только  одно-единственное
желание, я бы попросил, чтобы мы остались вдвоем на этом теплоходе.
      - Но ты здесь с Ирене, не забывай.
      - Я буду с ней только до конца круиза.
      - Не делай это ради меня, сделай это ради себя.  Нельзя  быть  с  тем,
кого не любишь. Потом бывает очень больно.
      - Даниэла!
     Она поправила волосы.
      - Потом увидимся!

     * * *

     Проигравшаяся в пух и прах Ирене поднялась из-за  карточного  стола,  и
только тут заметила долгое отсутствие Хуана Антонио. Куда  он  подевался?  А
вдруг опять с этой девицей? Она нервно одернула платье и торопливо вышла  из
зала. Побродив по палубе, она увидела ярко горящую вывеску "Клуб Дэзл" и  на
всякий случай решила заглянуть туда. Когда ее глаза привыкли к темноте,  она
увидела Ханса и Джину. Бесцеремонно подойдя к ним, она спросила:
      - Скажите мне, наконец, где он? Джина пожала плечами.
      - Я не знаю, о ком вы спрашиваете. Не мешайте нам.
      - Не притворяйтесь! Если только я увижу их вдвоем...  Она  пожалеет  о
том дне, когда поднялась на этот пароход...
     ...Вне себя от злости Ирене распахнула дверь своей каюты. Хуан Антонио,
одетый, лежал на кровати и едва повернул голову в ее сторону.
      - Куда ты пропал? Я тебя всюду искала, - сказала она.
      - Я же сказал, что не люблю играть. И решил пойти спать.
      - Но почему ты меня не предупредил?
      - Я предупредил, но ты была увлечена  игрой.  Ты,  конечно,  проиграла
все, что я тебе дал, не так ли?
     Ирене с облегчением вздохнула.
      - А я уж  подумала,  что  ты  с  этой  Даниэлой.  Хотела  устроить  ей
скандал. - Ирене присела рядом с Хуаном Антонио, потянулась к нему. Он убрал
ее руки:
      - Я устал, давай спать.

Глава 7

     Хуан Антонио смотрел на недовольно ворчащую Ирене  и  в  очередной  раз
удивлялся: как же он  раньше  не  замечал  отвратительного  потребительского
отношения к себе. Сидит и зудит, что он ничего не купил ей на островах! Нет,
пора положить этому конец. Он прошел в  душ,  колючие  острые  струйки  воды
освежили его, помогли выстроить в логическую цепочку те мысли,  которые  уже
давно роились у него в голове. Он  надел  махровый  халат  и,  вернувшись  в
каюту, молча лег, положив руки под голову: нужно поставить Ирене на место, а
в Майами любым способом отделаться от нее!
      - Если хочешь, - сказал он, - я могу одолжить тебе денег, а  в  Мехико
ты мне вернешь.
     Ирене была поражена.
      - Но разве ты не обязан содержать меня?
      - Нет, Ирене, не обязан. Я тебе много помогал, я дарил тебе  все,  что
ты хотела. Но я не брал на себя никаких обязательств по отношению к тебе.
      - Раньше ты так не думал.
      - Ты сама сказала, это было раньше. Я не должен платить  тебе  за  то,
что ты со мной.
      - Так ты теперь думаешь, что платил мне? Знаешь, ты очень  переменился
с тех пор, как познакомился с этой Даниэлой. Это она виновата.
     Хуан Антонио, побледнев, вскочил на ноги:
      - Прошу тебя, Ирене, замолчи! Надоело!
      - Ах, надоело? Я только хотела, чтобы мы были счастливы. А чего хочешь
теперь ты?
     Хуан Антонио направился к дверям:
      - Пойду попрошу себе отдельную каюту. Может,  там  я,  наконец,  смогу
спокойно отдохнуть.
      - Нет, - бросилась к нему Ирене, - нет, не делай этого, пожалуйста.  Я
обещаю, я ничего тебе больше не скажу, клянусь тебе. Пожалуйста, не уходи!
     Хуан Антонио пожал  плечами  и  остановился.  Ирене  сидела  надувшись,
ожидая, когда Хуан Антонио прервет молчание. Но  дождалась  лишь  того,  что
Хуан Антонио одевшись и, буркнув: "Я хочу подышать", быстро вышел из каюты.

     * * *

     Даниэла сидела перед зеркалом, накладывая на лицо крем. Джина лежала на
кровати, нюхая цветок и рассказывая о том, как внимателен и  любезен  с  ней
Ханс.  Кто-то  постучал  в  дверь,  Джина,  вскрикнув,  побежала  открывать.
Чернокожий стюард, улыбаясь, протянул ей огромный букет роз.
      - Цветы... Цветы... - пропела Джина. - Кому это?
      - Тебе, наверное.
      - Нет, тебе. - Джина протянула ей букет.
      - Слушай, тут записка: "Мне это не кажется, я совершенно  уверен,  что
люблю тебя. Хуан Антонио", - прочитала Даниэла.
     Джина всплеснула руками, затанцевала по каюте.
      - Ну, все! Он умирает, он с ума сходит по тебе!
      - Джина! Подожди! Это еще не все, здесь есть  приписка.  Он  назначает
мне свидание на палубе теплохода сегодня в десять.
      - Как романтично! Ты должна пойти.
     И снова стук в дверь. На этот раз дверь открыла Даниэла и  получила  от
стюарда небольшую обернутую розовой бумагой коробочку.
      - Еще подарок для богинь Карибского моря. Смотри!
      - Что такое?
      - Это тебе. От Ханса.
     Джина взяла коробочку и, не торопясь  развернула  бумагу.  Она  увидела
изящный флакончик французских духов. Глаза Джины наполнились слезами.
      - Что с тобой? - удивленно спросила Даниэла.
      - Мне так редко делают подарки...

     * * *

     Близился конец  путешествия.  Скоро  они  должны  прибыть  в  Майами  -
конечную точку их круиза. Ирене уговаривала
     Хуана  Антонио  остаться  там  на  несколько  дней  в  чудесном   отеле
"Орландо": все у них  снова  наладится,  обещала  она.  Хуан  Антонио  резко
отказался - у него были совсем другие планы, и Ирене не было в них места.
     ...Как ни изменился к ней Хуан Антонио, Ирене не  могла  поверить,  что
это конец. Она не поверила этому даже тогда, когда  Хуан  Антонио  признался
ей, наконец, что влюблен в Даниэлу и поэтому больше всего на свете мечтает о
том, чтобы их круиз поскорее кончился, а вместе с ним кончились и их  с  ней
отношения.
     "Ну вот что, - сказала она  ему  тогда,  -  со  мной  такие  штучки  не
пройдут. Я найду способ отомстить вам". - "Не надо мне  угрожать,  Ирене,  я
взрослый человек и, слава Богу, могу делать все,  что  мне  захочется,  "  -
ответил он.
     "Идиот!" - не сдержалась она.
     Ирене хорошо знала свою женскую власть над Хуаном Антонио и  решила  ей
воспользоваться. После обеда, когда Хуан Антонио вышел пройтись  по  палубе,
она приняла душ и уселась перед зеркалом,  любовно  разглядывая  свое  тело.
Нет, не устоять Хуану Антонио перед ней! Кажется, она никогда  не  ухаживала
за собой так тщательно, как сейчас. Она хорошо продумала,  какие  употребить
духи, какими воспользоваться кремами, как  умастить  свое  тело,  чтобы  оно
стало для Хуана Антонио притягательным и желанным, как  прежде.  "Посмотрим,
сможешь ли ты устоять, " - подумала она.
     Ирене завернулась в  большую  простыню  и  с  нетерпением  стала  ждать
возвращения Хуана Антонио. Но  когда  она  увидела  его  лицо  -  замкнутое,
холодное, - то не выдержала и спросила:
      - Где ты опять был?
      - Просто зашел в бар выпить рюмочку.
      - Я так тебя ждала. - Она положила ему руки на плечи, крепко прижалась
к нему, а потом отступив,  сорвала  с  себя  простыню  и  бросила  ее  Хуану
Антонио.
      - Смотри!
     Он машинально поймал простыню и крикнул:
      - Ирене, прекрати!
      - Не сопротивляйся, милый!
     На его скулах заходили желваки, он со злостью швырнул простыню на диван
и вышел. Ирене опустилась на пол перед зеркалом и зарыдала.

     * * *

     Последний вечер перед прибытием в Майами был сказочно чудесен. Но,  как
всякое прощание, грустен и немного тревожен.  Что  их  всех  ждет?  Даниэла,
поддавшись на уговоры Джины и горячие  просьбы  Хуана  Антонио,  согласилась
пожить несколько дней  в  Майами,  но  все  же  ее  не  оставляли  сомнения:
правильно ли она поступила. Да и Джина ее беспокоила: Ханс  хороший  парень,
он делает Джине дорогие подарки и обещал вскоре приехать в Мексику - видимо,
уверен, что Джина выйдет за него замуж. А Даниэла была готова спорить с  кем
угодно: Джина просто хочет вызвать ревность у Филипе, но заманивать Ханса  в
Мексику только для этого - несправедливо по отношению к этому  трогательному
немцу. Германия слишком далека для таких прогулок. Однако всякий раз,  когда
она заводила разговор о Хансе, Джина отмахивалась: "Ладно, посмотрим!.."
     В морском порту, как всегда, была толчея.  Почему-то  работали  не  все
кондиционеры и было довольно душно. Желтое платье  с  широкими  рукавами,  в
котором Ирене всегда так нравилась себе, оказалось слишком жарким. Глядя  на
хмурого молчаливого Хуана Антонио, Ирене проклинала нерасторопного гида,  по
милости которого они уже десять минут ждали такси.
     Наконец машина пришла, и они помчались по утопающему в  зелени  городу.
Хуан Антонио молча смотрел по  сторонам,  а  Ирене  думала  о  том,  с  чего
начнется их новая жизнь в Майами. Отель, хоть  и  не  "Орландо",  понравился
Ирене.  Понравился  ей  и  просторный  номер  с  двумя  широкими  постелями,
покрытыми нарядными кремовыми покрывалами.
     Ирене присела на одну из них и помахала в воздухе ногами.
      - Устала, как черт. Не могу больше. Пойду приму  ванну  Не  хочешь  со
мной?
      - Нет, я лучше прилягу, - сказал Хуан Антонио, опускаясь на постель.
     Ирене пошла в ванну, на ходу расстегивая платье.  Хуан  Антонио  быстро
вскочил, бросил взгляд на дверь,  за  которой  только  что  скрылась  Ирене,
вытащил из сумки конверт, положил его на стол, подперев пепельницей -  чтобы
сразу бросился в глаза, - и, подхватив два своих чемодана, быстро направился
к выходу.
      - Хуан Антонио, дай  мне,  пожалуйста,  тапочки,  они  должны  быть  в
чемодане! - крикнула из ванной Ирене. - Хуан Антонио, ты меня слышишь?
     Накинув халат, Ирене вышла из ванной, на ходу  окликая  Хуана  Антонио.
Увидев, что его нет на постели, она с недоумением оглядела номер,  заглянула
во все углы, снова обвела взглядом комнату. И увидела продолговатый  голубой
конверт. Предчувствуя недоброе, она  торопливо  извлекла  из  него  записку,
пробежала ее глазами: "Я возвращаюсь в Мехико. Оставляю тебе, сколько нужно,
чтобы задержаться здесь на несколько дней.  Хуан  Антонио".  Она  машинально
заглянула в конверт, там действительно лежали деньги. Ирене в злобе  бросила
конверт на кровать и подбежала к телефону.
      - Алло, алло! - Она не сразу уловила, что  ей  ответили,  и  в  ярости
закричала: - Я спрашиваю, когда вылетает первый самолет в Мехико. Побыстрее!
     Она быстро оделась, не дожидаясь коридорного, подхватила свои так и  не
распакованные чемоданы и спустилась вниз. Такси отвезло ее в аэропорт.

     * * *

     Хуан Антонио, так счастливо избавившийся от Ирене, оставил свои вещи  в
холле и поднялся на восьмой этаж. С замирающим сердцем, словно юноша впервые
идущий на свидание, он постучал в дверь номера, где жили Даниэла  с  Джиной.
На ходу вставляя в ухо сережку, Даниэла пошла к двери: кто бы это мог  быть?
Она открыла дверь и сразу оказалась в  объятиях  Хуана  Антонио.  Счастливый
Хуан Антонио подхватил ее на руки и закружил по комнате.
      - Ну хватит, хватит, смотришь на вас и слюнки текут, - сказала, выходя
из своей комнаты, Джина. - Да уж,  правда,  любовь  вас  захватила.  Даниэла
думала, что ты не сможешь вырваться, сам знаешь от кого.
      - Джина, прошу тебя, - взмолилась Даниэла.
     Хуан Антонио рассказал, как ему удалось  перехитрить  Ирене,  и  Джина,
довольная, рассмеялась:
      - Какой отличный ход! Ах, здорово!
     Но у Даниэлы вдруг проснулись сомнения.
      - Как подумаю  о  ней,  мне  ее  искренне  жаль.  Хуан  Антонио  нежно
прикоснулся к ее волосам:
      - Ирене полностью заслужила все это. Ладно, мне надо как-то  выяснить,
что с ней и зарегистрироваться. А потом... потом мы можем пойти  куда-нибудь
поговорить.
     Их "разговор" растянулся  на  несколько  дней.  Счастливых  дней.  Ведь
Даниэла так до конца и не верила, что Хуан Антонио уйдет от  Ирене  и  решит
остаться в Майами. Они бродили по городу, сидели в уличном кафе,  спрятавшем
столики под  сенью  огромного  платана,  и  говорили,  говорили,  без  конца
возвращаясь к своему прошлому, в котором они обнаружили и нечто общее  -  их
обоих, как сказала Даниэла, просто использовали: и Ирене, и  Альберто  нужны
были только их деньги.
     Даниэла впервые заставила Хуана Антонио задуматься  о  Монике.  Услышав
его рассказ о дочери, о том, как она не хотела отпускать его  в  круиз,  она
сразу приняла сторону девочки.
      - Будь я на месте  Моники,  то  наверняка  грустила  бы  тоже.  Она  -
малышка, только что потерявшая мать, и ты ей нужен как  никогда.  Понимаешь?
Ты, должно быть, не очень-то ее любишь.
      - Да что ты, - возразил Хуан Антонио, - я очень люблю ее, это ведь моя
дочь.
     Даниэла удивилась, что Хуан  Антонио  ни  разу  не  позвонил  Монике  с
корабля. Пристыженный, он обещал ей позвонить сегодня же вечером. Теперь  он
окончательно понял, что нашел женщину, о которой всегда мечтал.
      - Ты действительно можешь стать второй мамой для Моники,  -  убежденно
сказал Хуан Антонио. - Даниэла, это, конечно, очень неожиданно, но  давай...
поженимся. Прошу тебя, будь моей женой.
      - Нет, нет, Хуан Антонио, это преждевременно, - возразила Даниэла.
      - Почему? Ты боишься? - вскинулся Хуан Антонио.  Даниэла  с  нежностью
посмотрела на него:
      - Нет, дорогой, но важны не только мои чувства, а еще и...  -  Даниэла
замялась.
      - Ну что же? - настаивал Хуан Антонио.
      - Твоя дочка. А вдруг она будет меня ненавидеть?
      - Нет. Как только она тебя увидит, то сразу придет от тебя в  восторг,
как и я, - заверил ее Хуан Антонио.
      - Все не так просто, - заметила Даниэла. - На это нужно время.
     В тот же день, сразу после ужина, Хуан Антонио позвонил своей сестре, в
доме которой, как он помнил, по субботним и воскресным дням жила Моника.
     Сония очень удивилась его звонку. Оправдываясь,  Хуан  Антонио  сказал,
что он счастлив, что  с  ним  произошло  столько  всего  -  по  телефону  не
расскажешь. Сидящая рядом с ним Даниэла улыбалась,  слыша  его  восторженные
слова. Сония  разговаривала  довольно  сухо  и  заметила,  что  его  счастье
принесет много горя он сам знает кому.
      - Ты ошибаешься, - сказал он. - Я должен предупредить, что с Ирене все
кончено.
      - Неужели? - обрадовалась Сония.
     Хуан Антонио не стал ничего объяснять и  попросил  позвать  к  телефону
Монику.
      - Папочка, ты меня любишь? - прозвенел в  трубке  счастливый  голосок.
Хуан Антонио был растроган
      - Ну конечно же, я тебя люблю, очень сильно И много думал  о  тебе.  А
завтра я весь день буду ходить по магазинам,  чтобы  купить  тебе  множество
прекрасных подарков
     Моника помолчала, потом решительно заявила
      - Не хочу, чтобы их выбирала ведьма!
     Хуан Антонио сказал ей, что они с Ирене уже расстались,  и  она  больше
никогда ее не  увидит.  Но  теперь  он  хочет,  чтобы  она  познакомилась  с
человеком, которого она непременно полюбит, и этот человек тоже будет  очень
ее любить.
     Девочка удивленно спросила:
      - Кто это? - Но Хуан Антонио  уже  протянул  трубку  Даниэле.  Даниэла
облизнула вдруг пересохшие губы и нерешительно взяла телефонную трубку.  Зря
он  это,  зря,  мелькнуло  у  нее  в  голове.  Она  медлила.  Хуан   Антонио
недоумевающе взглянул на нее.
      - Алло! Мо... Моника? Как дела? - неуверенно спросила Даниэла.  -  Это
Даниэла.
      - А откуда ты взялась? - услышала она из трубки. Даниэла растерялась.
      - А... а... как сказать? Мы дружим с твоим папой,  и...  я  хотела  бы
дружить с тобой.
      - Ты, наверно, такая же  ведьма,  как  эта  Ирене.  Не  хочу  с  тобой
дружить! Я тебя ненавижу! Ненавижу!
     Побледневшая Даниэла протянула телефонную трубку Хуану Антонио.
      - Вот и все.
      - Что? - встревоженно спросил Хуан Антонио.
      - Она меня ненавидит.
     Хуан Антонио приложил трубку к уху. Но услышал только длинные гудки.
      - Не надо было мне говорить  с  ней  прямо  сейчас,  Хуан  Антонио,  -
расстроено говорила Даниэла. - Так нельзя. Что она подумала?
     Хуан Антонио стал успокаивать  Даниэлу,  хотя  и  сам  чувствовал,  что
поступил не очень правильно - ведь Моника  обожала  свою  мать  и,  конечно,
отвергает мысль, что кто-то может заменить ее.
     А Даниэла никак не могла прийти в себя.
      - Из головы не идут ее слова. Боюсь, начало было плохим.
      - Тут я сам виноват, -  признался  Хуан  Антонио.  -  Ладно,  вернемся
домой, и все переменится, вот увидишь. Даниэла... я не хочу  расставаться  с
тобой.
     Еще днем они договорились с Джиной и Хансом, что  проведут  этот  вечер
вместе - на следующий  день  Ханс  улетал  в  Германию.  Но  теперь  Даниэле
расхотелось веселиться. Они попрощаются с Хансом завтра, перед его  отъездом
в аэропорт, решили они. Хуан Антонио был счастлив - еще один вечер наедине с
Даниэлой.

     * * *

     Старая Аманда,  как  всегда,  учила  свою  дочь  жизни.  Теперь,  когда
Каролина так хорошо устроилась - "не белье стирать,  а  бумажки  перебирать,
" - она должна идти дальше: заловить кого-нибудь  из  дружков  Даниэлы.  Но,
конечно, прежде всего надо развестись с этим негодяем Альберто.
     Каролина   устала   от   бесконечного   ворчания   своей   матери    и,
посоветовавшись с Роситой, которая  уже  не  один  год  работала  у  сеньоры
Даниэлы, смущаясь, позвонила сеньору Херардо Пенья.
     Звонок  Каролины  прервал  приятные  размышления,  которым   предавался
Херардо:  как  его  встретит,  вернувшись  из   круиза,   Даниэла.   Филипе,
по-видимому, тоже скучал без своей смуглянки, как называл он  Джину,  потому
что предложил замечательный, по его мнению, план:  накануне  их  возвращения
поехать в Майами и встретить их там. Но Херардо  сомневался,  стоит  ли  это
делать: ведь подруги уехали, чтобы ото  всего  отвлечься,  побыть  одним,  а
самое главное, если уж говорить честно, Херардо не был уверен,  что  Даниэла
будет ему рада, поэтому, решил он, не стоит быть излишне навязчивым.
      - Лучше набраться терпения и дождаться их  возвращения,  -  сказал  он
другу-
     Телефонный звонок отвлек его от хорошо  известных  рассказов  Филипе  о
том, как влюблена в него Джина. Звонила Каролина Моралес. Очень  неуверенно,
запинаясь на каждом слове, она рассказала о своем деле. Херардо пригласил ее
зайти к ним в контору. Он хорошо помнил эту невысокую, большеглазую  женщину
с пышными черными волосами; уже тогда, в конторе Даниэлы, он проникся к  ней
большим сочувствием - какая  трудная  судьба  у  этой  красивой  застенчивой
женщины!
     И напрасно посмеивался над ним Филипе: их контора не разорится, если он
даст ей бесплатный совет и  поможет  развестись  с  этим  негодяем,  который
когда-то встал и на его пути.
     На следующий день Херардо составил заявление в суд и даже помог отнести
его. На обратном пути он предложил ей посидеть в кафе. Каролина не  находила
слов, чтобы выразить свою благодарность. Ведь она пошла к Даниэле в  надежде
вернуть Альберто, но потеряла его навсегда. Зато она  обрела  в  тысячу  раз
больше - бескорыстных друзей, которые помогают  ей.  Каролина  расплакалась.
Херардо был тронут до глубины души. Удивительная женщина! Кроткая, нежная  и
такая красивая... Он проводил ее  до  дома,  и  попросил  у  нее  разрешения
встретиться с ней еще раз. Смущенная Каролина кивнула.
     Вернувшись в контору, он позвал Филипе пойти куда-нибудь пообедать: ему
не терпелось поговорить об утренней встрече с Каролиной.
      - Что ж, неплохое начало для любви, - заверил его со смехом Филипе.
      - Прекрати, Филипе! -  возмутился  Херардо.  -  Единственная  женщина,
которую я люблю, это Даниэла.
      - Это  тебе  кажется,  -   заверил   его   многоопытный   Филипе.   И,
рассмеявшись, добавил: - Представляю, как Джина начнет сочинять, что мужчины
бегали за ней и что один миллионер сделал ей предложение.
     Филипе  повернулся,  чтобы  позвать  официанта  и  вдруг  за  несколько
столиков от них увидел... Дору, служанку Даниэлы. В белом платье с  длинными
рукавами, с цветком у  плеча,  с  высоко  поднятыми  волосами  девушка  была
удивительно красива. И все-таки это была Дора. Филипе даже  показалось,  что
он видел то же самое платье на Даниэле.
     Херардо, занятый своими мыслями, оглянулся:
      - Не может быть, Дора не способна так злоупотребить доверием Даниэлы.
     Однако Филипе решил на следующий день съездить на  квартиру  Даниэлы  и
посмотреть, как там обстоят дела.
     Филипе не ошибся -  это  была  Дора.  Насмерть  перепуганная  при  виде
Херардо и Филипе, она не чувствовала никакой радости от того, что  находится
в таком шикарном ресторане. В отличие от  Марсело,  который  был  здесь  как
дома.  Он  уже   давно   нашел   сговорчивого   торгаша,   которому   сбывал
драгоценности, похищенные в доме Даниэлы Лоренте.
     Первый  раз  в  жизни   представилась   возможность   пожить   в   свое
удовольствие, - грех ее упустить, - размышлял  Марсело.  -  Не  то  что  эта
дурочка, которая сидит рядом, не смея поднять глаз: какие-то господа, видите
ли, несколько раз на нее оглянулись: девочка ничего себе. Хотя и  он  парень
неплох: ловко обводит ее вокруг пальца. Вот  и  сегодня  сказал,  что,  если
машина долго стоит на месте, у нее  может  сесть  аккумулятор.  И  она,  как
миленькая, принесла ему ключи. Марсело хорошо продумал,  как  он  укатит  на
этой машине накануне возвращения хозяйки  дома:  он  уже  приобрел  упаковку
снотворного, которое он подбросит ей в чай. Сам, своими руками, поднесет  ей
чашечку, а там... Можно будет пожить у стариков, которые -  жалкие  люди!  -
служат у какого-то богатого сеньора - Хуана Антонио Мендес Давила,  прочитал
он на  табличке  у  ворот,  когда  заскочил  к  ним  однажды  пообедать.  Он
рассмеялся,  вспомнив,  как  родители  обещали  ему  поговорить   со   своим
хозяином - может, он возьмет его на работу. Что ж, когда придется улететь из
уютного гнездышка, где они воркуют с этой глупышкой, и  если  ему  предложат
достойное место...
     Марсело подлил Доре вина и с удовольствием  склонился  над  тарелкой  с
моле паблано.

     * * *

     Филипе, как и обещал,  с  утра  заглянул  на  квартиру  Даниэлы.  Дора,
открывшая ему дверь, была, казалось, чем-то  смущена.  Филипе  подозрительно
осмотрел гостиную, спальню - на первый взгляд,  все  было  в  порядке.  Ему,
конечно, не пришло в голову  заглянуть  в  ванную  комнату,  куда,  заслышав
звонок в дверь, спрятался Марсело. "Нужно было поговорить с Дорой  вчера,  -
подумал Филипе, выходя на улицу, - там же в ресторане, чтобы не было никаких
сомнений, а сейчас, сколько не расспрашивай, уже ничего не узнаешь".
     Чтобы развеять дурное настроение, Филипе решил съездить на  ипподром  -
сегодня как раз разыгрывался большой  приз.  Что  поделаешь,  если  ему  так
нравятся скачки. Он рассмеялся, вспомнив, как однажды Джина сказала ему, что
у него даже в лице есть что-то лошадиное. На что Херардо, взглянув на  него,
заметил: "А знаешь, она права".
     На этот раз Херардо охотно поддержал компанию: ему хотелось  развеяться
и поговорить о Каролине.
     Филипе сделал ставки, и они  прошли  на  крытые  трибуны,  где  к  тому
времени собралось немало зрителей. Заезд уже начался, и когда они посмотрели
на поле, оказалось, что лидировала неприметная (он  никогда  бы  на  нее  не
поставил) гнедая кобылка. Филипе взглянул в программку - какая-то  Марипоса!
Но ближе к финишу вперед вырвался Пино, темно-серый с белой звездой  во  лбу
четырехлетка, с прямыми ногами и хорошей мускулатурой. Но почему, почему  он
поставил не на него, а на Реза, который опять оказался за флажком! В прошлый
раз ему показалось, что у Пино недостаточно плавные линии и узкая  грудь.  И
вот пожалуйста! А выдача сегодня была как никогда.  Расстроенный  Филипе  не
удержался и со всей силы ударил кулаком по столику. Херардо рассмеялся:
      - Знаешь, Филипе, если ты не остановишься, то непременно разоришься.
      - Ну да, а тебе же надо содержать семью,  так?  Какой  же  ты  нудный,
Херардо!

     * * *

     Аманда была довольна. Скрываясь за занавеской,  она  наблюдала,  как  у
каменного фонтана какой-то высокий  мужчина  с  усиками  поцеловал  руку  ее
дочери.
      - Так этот мужчина,  что  провожал  тебя  и  есть  адвокат,  поклонник
сеньоры Даниэлы? - набросилась она с расспросами на дочь.
      - Ах, мама, не начинай! А  где  Лало  и  Рубен?  -  перевела  разговор
Каролина. Но мать не отступала:
      - Не будь дурочкой. Ясно  как  божий  день,  что  ты  нравишься  этому
адвокату. Иначе зачем же ему приглашать  тебя  на  кофе?  -  вполне  резонно
спросила она.
     В следующую встречу смущенная Каролина робко спросила Херардо, очень ли
он любит Даниэлу.
      - Да, я... делал ей предложение, когда она  еще  не  была  замужем  за
Альберто, но... что поделаешь? - запинаясь, сказал Херардо.
     На этот раз он выразил желание познакомиться с  ее  детьми:  он  всегда
мечтал создать семью, но у него ничего не  получалось.  Каролина  пригласила
его к  себе  домой  выпить  кофе,  хотя  все  с  той  же  смущенной  улыбкой
предупредила, что живут они очень бедно.
     ...Суровая Аманда была в ударе. Она хвалила детей, - "они у  нас  такие
воспитанные!" - хвалила свою дочь - "она  такая  замечательная  мать!"  -  и
старательно подливала Херардо кофе. Она же впервые заговорила о том,  о  чем
Херардо серьезно еще не задумывался: ее дочери так не повезло  в  жизни,  но
она, ее мать, всегда  надеялась,  что  когда-нибудь  ей  встретится  хороший
человек - такой, как  он.  Засмущавшийся  Херардо,  чтобы  переменить  тему,
пообещал детям взять их на первый же интересный футбольный матч.
     Аманда  не  сомневалась,  теперь-то  у  ее  дочери  все  сладится:  она
достаточно пожила на свете, чтобы понять, куда дует ветер.

     * * *

     Не успела служанка внести в квартиру ее вещи,  как  Ирене  бросилась  к
телефону. Она позвонила в офис. Хуана Антонио там не было. Тогда она набрала
его домашний номер. К телефону подошла Мария и сообщила, что хозяин  еще  не
вернулся из круиза.
      - Не лгите! - закричала в трубку Ирене.  -  Передайте  ему,  пусть  не
будет трусом и не прячется от меня!
      - Не понимаю, о чем вы, сеньора, - удивилась Мария. - Мы были уверены,
что вы вернетесь вместе.
      - Скажите ему, что последнее слово будет за мной! Он горько пожалеет о
том, что сделал! - И она швырнула трубку на рычаг.
     Несколько минут она стояла, обдумывая, что предпринять. Потом  схватила
сумочку и выбежала, резко хлопнув дверью. Такси довезло  ее  до  дома  Хуана
Антонио. Когда Игнасио впустил ее в дом, она, не здороваясь, ни на  кого  не
глядя, бросилась в гостиную, потом в кабинет Хуана Антонио, в  спальню,  где
резко распахнула платяной шкаф. Похоже, он действительно  еще  не  вернулся.
Игнасио и Мария с тревогой следили за Ирене. Если хозяин не с ней, то где же
он, заволновались они.
      - Не  беспокойтесь!  -  злобно  бросила  Ирене.   -   Пожалуйста,   не
беспокойтесь. Ему сейчас очень хорошо.
      - Значит, вы вернулись одна? - уточнила Мария. Ирене в гневе взглянула
на нее: уж не смеется ли над ней эта служанка?
      - Я не обязана никому ничего объяснять. А уж тем более вам, - отрезала
она. - Но когда Хуан Антонио вернется, передайте ему,  что  я  стала  бомбой
замедленного действия. Да, и пусть он трепещет, пусть трепещет.
     ...Ирене с  трудом  дождалась  утра,  особенно  тщательно  причесалась,
выбрала одно из самых нарядных своих  платьев  и  поехала  в  контору  Хуана
Антонио, надеясь разузнать, когда он вернется. За столом, где  обычно  сидел
Хуан Антонио, она увидела  Мануэля.  Глядя  на  него  с  притворно  ласковой
улыбкой и нежно поглаживая его руку, она стала жаловаться  на  свою  судьбу,
умоляя его помочь ей - раскрыть Хуану Антонио глаза, убедить его, что он  не
прав. Мануэль в своей обычной спокойно доброжелательной  манере,  но  весьма
твердо ответил, что  не  будет  вмешиваться  в  дела  Хуана  Антонио  -  тот
прекрасно обойдется и без советов.
      - И кроме того, - добавил он, -  я  превосходно  знаю  вас,  Ирене,  а
потому...
      - Не советую вам оскорблять меня, -  вскипела  Ирене.  -  Я  этого  не
позволю.
     Все так же спокойно,  не  повышая  голоса,  Мануэль  посоветовал  Ирене
уйти - у него очень много работы.
     Ирене резко встала, любезная улыбка сбежала с ее лица.
      - Хорошо, но я еще вернусь. К тому же, - она помолчала.  -  У  нас  не
было времени поговорить о Ракель и о вас. Она сказала мне, что вы  ею  очень
увлечены.
     И, вскинув голову, она вышла. Как бы там ни было, Хуан Антонио  от  нее
не уйдет, твердо решила Ирене.

     * * *

     Сония привезла Монику домой, и там девочка снова разрыдалась:
      - Моя мама умерла, а моего папу украли. Украли!  -  твердила  она.  Ни
Мария, ни Игнасио не могли ее успокоить. Она рано  легла  в  постель,  взяла
свою любимую куклу Глориту и ни  с  кем  не  захотела  разговаривать.  Сония
разрешила ей в честь приезда отца не ходить в школу, но  Моника  отказалась:
пусть папочка не думает, что она без него скучала, пусть остается  со  своей
новой ведьмой. К тому же, не приди она в школу,  эта  несносная  Летисия  на
следующий день замучает ее разговорами о новой ведьме и об  интернате,  куда
ее непременно отправят. Нет, нет, лучше уж она сделает вид, что у них ничего
особенного не случилось.

Глава 9

     Энрике отодвинул шахматную доску и подошел к  Сонии.  В  синей  юбке  и
белой кофте с поясом, крепко перехватывающим ее талию,  она  показалась  ему
удивительно привлекательной. Конечно, он любит детей, но Паулина никогда  не
вызывала у него таких чувств, какие до  сих  пор  вызывает  Сония.  Если  бы
только она не настаивала на разводе, возможно, все еще  как-то  образовалось
бы. Он не собирался придавать значения ее  россказням  о  каком-то  мужчине,
появившемся у нее. Всегда спокойная, уравновешенная  Сония  не  способна  на
любовные авантюры, думал он. Но Сония продолжала настаивать:
      - Тебе лучше не дожидаться завтрашнего дня. Уходи сегодня же. Уходи...
      - Но, Сония, ты моя жена, и я... Она закрыла ему рот рукой.
      - Я тебе уже сказала: ты любишь меня не  больше,  чем  мебель  в  этом
доме. Ты целые дни проводишь с другой и не говори, что это не  так.  Я  ведь
наняла детектива, чтобы за тобой следили.
     Сония, не торопясь, подошла к подзеркальнику, вытащила тоненькую  папку
и бросила ее на ковер. Из папки выпали фотографии детей.
      - Как ты могла? - скорее удивился, чем  возмутился  Эн-рике,  подбирая
снимки.
      - Я должна была убедиться. А  дети  похожи  не  на  тебя,  а  на  нее.
Надеюсь, это действительно твои дети. - Она помолчала.  -  Естественно,  дом
останется мне. Он принадлежал моим родителям. - Сония  с  решительным  видом
села в кресло, пододвинула к себе телефон.  -  Я  обещала  самой  себе,  что
изменю мою жизнь, и я ее изменю. Всю жизнь я делала то, что  хотели  другие:
сначала моя мать, потом ты. А сейчас я чувствую себя свободной,  и  мне  это
нравится. - Сония говорила легко, убежденно, как о чем-то хорошо продуманном
и решенном.
     Энрике понял, что спорить с ней бесполезно, по крайней мере сегодня,  и
пошел собирать чемодан.

     * * *

     ...Прошло уже несколько дней, как Рамон поселился в доме, но он до  сих
пор чувствовал себя  не  в  своей  тарелке.  Ему  трудно  было  назвать  эту
интересную сеньору просто Сонией, о чем она его каждый  раз  просила,  он  с
трудом заставлял себя обращаться с ней  на  "ты".  Конечно,  Сония  чудесная
женщина - ласковая, нежная, заботливая, но  ведь  она  -  сеньора,  а  он  -
простой садовник. Она богата, а он гол как сокол... Однако каждый раз, когда
он заводил об этом разговор, Сония твердила одно:  "Мы  с  тобой  мужчина  и
женщина, а остальное -  неважно".  Однажды,  когда  он  особенно  настойчиво
доказывал ей, что они не пара, она сказала:
     "Ну что ж, отдай мне взамен твое сердце,  и  твое  тело".  -  "В  таком
случае, они твои. Только твои и ничьи больше", - с жаром ответил он.
     Как-то вечером, когда Рамон, уже готовясь лечь,  сидел  на  постели,  а
Сония расчесывала перед зеркалом волосы, дверь спальни неожиданно отворилась
и на пороге вырос... Энрике. Не веря своим глазам, он  снял  очки  и  быстро
протер их, но увидел все то же: замершего на постели садовника Рамона в его,
Энрике, пижаме и тапочках.
      - Так вот в кого ты влюбилась? В садовника! - возмутился он. - Никогда
бы не поверил. В слугу! Ты, Мендес Давила, путаешься с садовником...
      - Твоя Паулина тоже не принцесса.
      - А ты? - повернулся он к Рамону. - Как ты посмел? Вон отсюда!  -  Его
небольшие, глубоко посаженные глаза гневно блестели.
     Сония подошла к Энрике  совсем  близко  и,  отчеканивая  каждое  слово,
сказала:
      - Он и я, мы можем делать все, что нам захочется. Это мой  дом,  и  ты
тут не командуй. Как только мы разведемся, я выйду за него замуж.
      - Это же унизительно! Ты и садовник! - не мог успокоиться Энрике.
      - Но рядом с ним я чувствую себя женщиной,  желанной  женщиной,  -  со
злым напором говорила Сония. - С тобой я никогда этого не испытывала.
      - И как давно это у вас?
      - Очень недавно. У меня открылись  глаза,  Энрике,  и  я  не  намерена
закрывать их снова, - решительно сказала Сония.
     Утром она подвела Рамона, одетого в футболку и просторный комбинезон, к
шкафу. Распахнув дверцы,  Сония  выбрала  ему  светлую  рубашку  и  красивый
темно-коричневый костюм.
      - Переоденься, - она протянула вещи Рамону.
     Рамон послушно оделся и взглянул на себя в зеркало.  Он  не  понравился
себе - смущенный парнишка с кривой улыбкой и непричесанными волосами.
      - Знаешь, - сказал он, -  я  хоть  и  беден,  но  никому  не  позволял
содержать себя. И то немногое, что у меня есть,  я  заработал  сам.  Я  хочу
учиться, сделать карьеру.
     Сония потянулась к нему:
      - И сделаешь. Ты не будешь жить за чужой счет. Я тебе обещаю.
     Рамон благодарно улыбнулся  и,  переодевшись  в  привычные  футболку  и
комбинезон, направился в сад.
     И  глядя  в  окно  на  его  ловкие  движения,  на  милое  лицо,   Сония
окончательно решила получить развод и связать с ним  свою  судьбу.  Да,  они
принадлежат к разным слоям общества. Но Рамон будет учиться, и  она  в  свою
очередь поможет любимому овладеть всем, что должен знать  и  уметь  человек,
стоящий рядом с ней. А  Бренда  и  Мириам,  так  называемые  подруги,  могут
смеяться сколько им угодно: она теперь сама строит свою жизнь и  плевать  ей
на то, что будут говорить люди.  Даже  Энрике,  похоже,  наконец  понял  ее,
понял, что это настоящая любовь, страсть, и беспокоился лишь  о  том,  чтобы
Рамон не использовал во зло ее чувства. Теперь Сонию немало  тревожило,  как
отнесется к случившемуся Хуан Антонио, хотя сама не раз заверяла Рамона, что
Хуан Антонио, много переживший, поймет их и не осудит. Сония надеялась,  что
брат устроит юношу на работу и это даст возможность  гордому  Рамону  самому
оплачивать учебу в университете.
     Сония считала добрым знаком то, что Моника подружилась с Рамоном  сразу
же, как только Хуан Антонио первый раз привел  девочку  в  ее  дом  -  Рамон
позволил ей посмотреть, как он  работает,  и  разрешил  полить  цветы.  Был,
правда, один  неприятный  момент,  который  им  пришлось  пережить:  девочка
застала их целующимися. Она была потрясена. Но Сония честно сказала ей,  что
они  с  Рамоном  любят  друг  друга,  и  попросила  пока  никому  о  них  не
рассказывать - люди могут их не понять,  нужно  как  следует  подумать,  как
объявить об этом.

     * * *

     Рамон с детства мечтал стать агрономом  и  вернуться  в  свою  деревню,
чтобы помогать людям. Вот почему, несмотря на все свои сомнения, он не  смог
отказаться от предложения Сонии поступить в университет:  ему  так  хотелось
учиться! Когда он начнет работать, то за все с ней расплатится:  за  одежду,
которую она ему купила, за учебу, за эту роскошную  жизнь  в  ее  доме.  "Ты
будешь блестящим учеником, - заверила его Сония. - И я  уверена,  что  смогу
гордиться тобой". К прошлому, Рамон  понимал,  возврата  для  него  нет.  Он
особенно ощутил это после разговора с Альмой, своей бывшей  невестой.  Альма
специально приехала из деревни, чтобы повидаться с ним.  Неловкая,  небрежно
одетая, она показалась ему совсем чужой. Она заплакала, по-деревенски громко
закричала, когда он сказал ей, что  между  ними  все  кончено.  В  его  душе
шевельнулась было жалость, но он не  дал  ей  пробиться  наружу:  решительно
закрыл ворота и зашагал в дом, оставив плачущую Альму у ворот.  Она  славная
девушка, но  то,  что  происходит  между  ним  и  Сонией,  -  несравнимо,  и
отказаться от этого он не может. И не хочет. Плохо ли,  хорошо  ли,  у  него
теперь другая жизнь, невозможная без Сонии.

     * * *

     Но что бы  не  думала  Аманда,  Херардо  все  еще  обуревали  сомнения:
Каролина хорошая женщина и у ее детей такие  грустные  лица.  Он  тоже  рано
потерял родителей и знает, каково это - не иметь отца, но Даниэла...
      - На твоем месте я бы так не обольщался, - сказал ему Филипе, когда он
поделился с ним своими сомнениями. - По-моему, с  Каролиной  у  тебя  больше
шансов. Думаю, тебе стоит серьезней заняться ею.
      - Может быть... -  протянул  Херардо.  -  Но  все-таки  интересно  (он
перевел разговор на другую тему), Даниэла и Джина вспоминают о нас,  как  ты
думаешь?
      - Готов биться об заклад, они только о нас и думают, - заявил Филипе.
     Однако  самоуверенности  у  него  поубавилось,  когда  выяснилось,  что
Даниэла и Джина не торопятся сообщать им о своем возвращении. Они были уже в
Мехико и, более того, появились в Доме моделей, но  звонка  от  них  еще  не
было. Однако, когда "их половинки", как говорил Филипе, все-таки, позвонили,
он остановил заторопившегося было Херардо:
      - Да погоди ты! Что за спешка? Пусть немного пострадают.
     Но настроение отдохнувших подруг было далеко от страдальческого. Нельзя
сказать, чтобы оно было беззаботным, нет, перемены, что внесли  в  их  жизнь
Хуан Антонио и Ханс были серьезны, но пока... пока Даниэла и Джина полушутя,
полусерьезно спорили о том, кому первому сообщить о  том,  что  произошло  с
ними. Филипе? Херардо? Их разговор прервал звонок в дверь.
      - Я открою! - направилась к двери Даниэла.
      - Нет, подожди, я сама, сама, сама, - пропела Джина.
     Она резко распахнула дверь, потом быстро  отступила  и  стала  рядом  с
Даниэлой спиной к двери.
      - Привет!  -  бросил  Филипе.  -  Ты  скучала  по   своему   Пиноккио?
[Пиноккио - герой сказочной повести итальянского писателя К.Коллоди (1826  -
1890) "Приключения Пиноккио", прототип нашего Буратино.]
      - Мальчики... Можете на нас больше не рассчитывать.  Во  время  круиза
мы... мы обе... влюбились и выходим замуж, -  быстро,  хоть  и  с  запинкой,
сказала Джина.
     Филипе громко расхохотался:
      - Так и знал, что они выкинут что-нибудь в этом роде.
      - Конечно, - смеясь поддержал его Херардо,
      - Что это вы веселитесь, - возмутилась Джина,  резко  поворачиваясь  к
Филипе.
      - Ладно, Джина,  сказки  рассказывай  кому-нибудь  еще,  -  махнул  он
рукой. - Мы не идиоты.
      - Нам очень вас не хватало, - сказал Херардо.
      - Знаете... То, что сказала Джина, это правда, - подтвердила  Даниэла,
но и ее слова ни тот, ни другой не приняли всерьез.
      - Ладно, хватит болтать, нам пора идти в полицию, - решительно заявила
Джина.
      - В полицию? А что случилось? - в один голос  переспросили  Херардо  и
Филипе.
     Даниэла рассказала, что произошло в ее доме, и попросила проводить их в
полицию. Друзья охотно согласились.
     Под впечатлением случившегося  выяснение  отношений  отошло  на  задний
план. Однако в полиции объяснения продолжились. Пока Херардо рассказывал все
старшему полицейскому, Джина, сидя рядом с Филипе, пыталась убедить его, что
Даниэла действительно познакомилась с интересным, состоятельным  мужчиной  и
они влюблены друг в друга.
      - А с кем познакомилась ты? - насмешливо спросил Филипе.  -  С  братом
этого самого Хуана Антонио?
      - Нет, - Джина энергично тряхнула головой, - с одним немцем  по  имени
Ханс. Мы с ним хотим пожениться. Он скоро приедет за мной в Мексику.
      - Ха! Тогда я встретил английскую королеву, и мы  приглашаем  тебя  на
нашу помолвку, - заявил Филипе.
     Весь полицейский участок стал прислушиваться к столь
     интересному разговору. Молодой человек  перестал  стучать  на  машинке,
двое юношей, до этого бурно объяснявшихся с  одним  полицейским,  примолкли.
Отвлекшись от заявления, в разговор вмешалась Даниэла:
      - Поверь, Филипе, то, что тебе рассказала Джина, чистая правда.
      - Но ведь не могла же ты обещать что-то другому  мужчине  после  того,
как мы с тобой обо всем договорились! - вскипел Херардо.
      - Мне очень жаль, Херардо, но в жизни встречаются вещи,  над  которыми
мы не властны, - чуть заметно улыбнулась Даниэла.
      - Все женщины и впрямь  одинаковы.  Ты,  наверное,  даже  Альберто  не
любила... Так быстро нашла ему замену! - продолжал возмущаться Херардо.
      - Кто тебе позволил так говорить?  Она  не  давала  тебе  обещаний!  -
гневно повернулась к нему Джина.
      - Зато мне ты дала честное слово, - подскочил к ней Филипе. -  Знаешь,
кто ты после этого?
      - Кто? Я? - надвинулась на него Джина. - Ты...
     Но  сказать,  кто  же,  по  его  мнению,  Джина,   Филипе   не   успел:
размахнувшись, она залепила ему такую пощечину, что он повалился на  стоящих
рядом людей.
      - Сеньора, что здесь происходит? - вмешался недоумевающий полицейский.
      - Ничего не происходит, у нас все в порядке, - успокоила его Даниэла.
     Все четверо говорили одновременно:
      - Ты сама знаешь, что  это  правда.  Представляю  себе  вашу  поездку.
Наверное, вели себя, как две идиотки! - кипел гневом Херардо.
      - Ну знаешь... - протянула возмущенная Даниэла.
      - Все правильно. Бог мой, каким же я был дурачком? - негодовал Филипе.
      - И я тоже! - поддержал его Херардо.
      - Оставайся с немцем, а ты со своим фабрикантом! У нас не  может  быть
ничего  общего  с  такими  женщинами!  -  закричал  Филипе,  выскакивая   из
полицейского участка. За ним выбежал Херардо, за  которым  в  гневе  неслась
Джина, а за ней - Даниэла.

Глава 11

     После скандала в полицейском участке друзья разошлись в разные стороны.
Даниэла с Джиной отправились в Дом моделей, а мужчины к Филипе. Все  четверо
чувствовали себя оскорбленными.
     Даниэла, обычно спокойная и сдержанная, никак не могла прийти  в  себя.
Никогда еще Херардо не был с ней так груб.
     Однако поразмыслив, она решила, что ни  у  Херардо,  ни  у  Филипе  нет
причин для восторга. Может быть, не следовало сразу обо всем рассказывать?
     Но Даниэла не умела хитрить.  И  потом,  рано  или  поздно  все  тайное
становится явным. Да и что теперь рассуждать! Что сделано, то сделано.
     Расстроенная, опустилась Даниэла в кресло и задумалась.  Ей  было  жаль
Херардо. Да и Филипе тоже. Он любит Джину, но гордость  мешает  ему  в  этом
признаться. Отсюда их вечные ссоры. На сей раз Джина своего добилась. Филипе
трудно было скрыть свою ревность.
      - Пойми, Джина, - попыталась вступиться за мужчин  Даниэла,  -  им  не
могло  понравиться  то,  что  мы  рассказали  о  путешествии.  Только   этим
объясняется такая безобразная выходка.
      - Нечего их защищать, - бросила Джина, не остывшая еще  от  стычки,  -
Филипе всегда был эгоистом, которого, кроме себя, интересуют только  лошади.
Недаром он все время пропадает на ипподроме.
      - Но, Джина, он тебя любит!
      - Да. Любит меня изводить. Видимо, ждет, когда я состарюсь и стану  ни
на что негодной.
     В это же время Филипе с жаром говорил другу.
      - Все она врет,  эта  Джина.  Выдумала  какого-то  немца,  чтобы  меня
позлить, а сама даже фамилии его не помнит. Нет, все  кончено!  Я  не  стану
терпеть подобные штучки!
      - Знаешь, Филипе, - мы тоже виноваты.  Не  надо  было  хамить.  Пойдем
извинимся!
      - Ни за что!
      - Ну, ты как хочешь, а я пойду.
     Даниэла не умела долго сердиться и после  того,  как  Херардо  попросил
прощения, разговор их принял вполне мирный характер.
     Херардо,  конечно,  было  больно,  Даниэла   в   порыве   откровенности
рассказала ему о своей любви к Хуану Антонио.
     Но эту боль смягчала мысль о Каролине,  смутное  предчувствие  счастья.
Ему все больше и больше нравилась эта скромная, милая  женщина,  в  лучистых
глазах которой застыло страдание.

     * * *

     Моника вбежала к себе в комнату и,  бросив  ранец,  уткнулась  лицом  в
подушку! Пусть, пусть огорчается папа, но все женщины,  которых  он  захочет
познакомить с ней, будут для нее только  злыми  ведьмами.  И  эта,  Даниэла,
тоже. Глаза девочки снова наполнились слезами. Она отказалась от привезенных
отцом подарков и слышать не хотела о его  избраннице.  Но  Хуан  Антонио  не
отчаивался,  сердце   подсказывало   ему,   что   доброта   Даниэлы   сломит
неприступность дочери.
     Мария и Игнасио, любившие и жалевшие девочку, понимали,  что  рано  или
поздно новая  женщина  займет  место  покойной  Лусии.  И  девочке  придется
смириться. Мудрая Мария как могла старалась подготовить  к  этому  Монику  и
насколько возможно успокоить ее, рассеять страхи, посеяные  в  душе  ребенка
Летисией.
      - Не плачь, Моника, папа любит тебя и никогда не отправит в  интернат.
Летисия нарочно тебя пугает, она злюка. И зачем только ты дружишь с  ней?  -
Женщина ласково погладила шелковистые волосы девочки.
     Моника спрятала мокрое от слез лицо  на  груди  у  Марии  и  безнадежно
произнесла:
      - Отправит, отправит, ведьма заставит его, он больше  меня  не  любит!
Мамочка! Милая мамочка! Зачем ты умерла? Зачем оставила меня?
     Сердце Марии сжалось. Утешая Монику, она сама не могла не  тревожиться.
Кто знает, полюбит ли новая жена хозяина девочку? Не встанет ли между Хуаном
Антонио и дочерью?
     Из школы Моника почти всегда возвращалась  расстроенная.  Летисия  и  в
самом деле была злюкой, недаром в школе с ней никто не дружил. Ей доставляло
удовольствие пугать Монику  мачехой-ведьмой,  -  так  ее  зависть  к  Монике
находила выход. А она, эта  десятилетняя  девочка  по-настоящему  завидовала
дочери Хуана Антонио, ее богатому дому, дорогим игрушкам, вниманию  и  любви
окружающих ее  людей,  -  словом,  всему,  чего  сама  была  лишена.  Только
Маргарита, другая подруга Моники,  девочка  добрая  и  отзывчивая,  пыталась
смягчить ядовитые слова Летисии.
     Некстати в доме появился Марселино - любимый сын Марии и Игнасио.
     Марселино сразу невзлюбил Монику и постоянно досаждал ей разговорами  о
будущей мачехе, зная, как страдает от этого  девочка.  В  школе  -  Летисия,
дома - Марселино... Жизнь для Моники постепенно превратилась в  кошмар,  где
все светлое и радостное осталось в прошлом, а впереди -  лишь  злая  мачеха,
нелюбовь отца, интернат.
     Однажды, в погожий солнечный день, девочки играли возле школы,  прыгали
через скакалку, бросали камешки. И снова Летисия завела разговор  о  мачехе.
Монике показалось, что солнце померкло и вокруг воцарилась тьма.
      - Папа говорит,  что  Даниэла  лучше  Ирене,  -  сказала  она  упавшим
голосом, - что она добрая и будет меня любить.
      - Все они добрые, пока замуж не выйдут, -  уверенно  заявила  Летисия,
залезая на самый верх деревянной  лестницы,  -  а  потом  глядишь  -  ведьма
ведьмой.
     Моника замолчала. На ее длинных ресницах задрожали слезинки.
      - Опять ты за свое! - запальчиво крикнула Маргарита. - Не будем больше
с тобой играть. Пошли, Моника!
     И девочки, обнявшись, убежали, оставив Летисию одну.
     Страшно подумать, что стало бы с Моникой, женись Хуан Антонио на Ирене!
Но, слава Богу, ему встретилась Даниэла. Ирене же не теряла надежды  вернуть
богатого любовника. Она добьется этого любой  ценой.  Проклятая  Даниэла!  В
слепой ярости Ирене была готова на все.
     Но действовать она решила постепенно. И первым пунктом в ее плане  было
посещение офиса Хуана Антонио.
     Ирене долго выбирала платье, прихорашивалась, расчесывала свои красивые
золотистые волосы, которые еще так недавно любил гладить Хуан Антонио. И что
только он нашел в этой Даниэле?  Ирене  снова  и  снова  посылала  проклятия
сопернице.
     Что же до Хуана Антонио, то он теперь ни о чем не мог думать, мысли его
целиком были заняты Даниэлой.
     Погруженный в мечты, сидел он у себя в офисе, за  столом,  перед  целой
кипой еще не прочитанных бумаг, когда в дверях появилась  Ирене.  Элегантное
платье из зеленого шелка плотно облегало ее  стройную  фигуру,  на  красивых
тонких  пальцах  сверкали  драгоценные  кольца.  И   Хуану   Антонио   вдруг
показалось, что в этой гибкой,  грациозной  женщине  есть  что-то  от  змеи,
которая может больно ужалить.
     Едва Ирене  вошла  в  кабинет,  как  ее  благое  намерение  "поговорить
по-хорошему" улетучилось и она сразу ринулась в наступление.
      - Эта Даниэла, - крикнула она прямо с порога, - сядет тебе на шею,  ты
ей не нужен, нужны твои деньги!
      - Даниэла не чета тебе! Она сама зарабатывает на жизнь! Слово за слово
и Ирене, не выдержав, бросилась на Хуана
     Антонио с кулаками. Он схватил ее и стал выталкивать из кабинета.
      - Ты не смеешь! - вопила Ирене. Прибежала Гуаделупе, секретарь.
      - Вызвать охрану, сеньор?
      - Да, пожалуйста!
      - Ну погоди, дорогой,  мы  еще  встретимся  на  узкой  дорожке!  -  на
прощание прошипела Ирене.
     Едва она скрылась за дверью, как Хуан Антонио в  изнеможении  откинулся
на спинку кресла и какое-то время сидел, не шевелясь.
     Но постепенно мысли его вернулись к Даниэле и он  постарался  забыть  о
неприятном эпизоде. "В конце концов все образуется, - думал Хуан Антонио.  -
Ирене надоест меня преследовать и она утешится с кем-нибудь другим".
     Ирене вернулась домой разъяренная. Не успела она выпить чашку кофе, как
пришла Ракель.
      - Я была у Хуана Антонио, - кипя от  злости  сообщила  Ирене.  -  Этот
негодяй вытолкал меня за дверь.
      - Оставь его в покое, - посоветовала Ракель. -  Все  равно  ничего  не
добьешься. Только наживешь неприятности. Он больше не будет тебя  содержать.
Ты надоела ему.
      - Что же мне делать?
      - Иди работать, как все. Можешь стать манекенщицей.
      - Работать? Ты, я вижу, рехнулась! Или это  твоя  Долорес  такое  тебе
внушила?! Выбрала себе бабку в подруги!
      - Да ты ее не знаешь, Ирене, поэтому и говоришь так! Ладно,  я  пойду,
мы договорились встретиться с Мануэлем.
     Ирене холодно попрощалась с подругой, легла на диван и закрыла глаза.

     * * *

     Впервые в жизни Сония чувствовала себя  счастливой.  Куда  девалась  ее
меланхолия? Ее замкнутость? Она готова была обнять весь мир! Ей ни на минуту
не хотелось расставаться с Рамоном, даже Монику она теперь редко навещала.
     Но счастье не бывает безоблачным. Бренда, закадычная подруга Сонии,  не
упускала случая посмеяться над бедным  юношей.  Хуан  Антонио  тоже  не  мог
смириться с тем, что его сестра увлеклась садовником. Он и мысли не допускал
об их браке.
     Все это Сония терпеливо сносила, ведь иначе и быть не могло. "Ничего, -
утешала она себя, - со временем все станет на свои места".
     С такими мыслями Сония возвращалась домой, когда неожиданно  увидела  у
ворот незнакомую девушку. "Альма", -  сразу  подумала  Сония.  Та  о  чем-то
возбужденно разговаривала с Рамоном.
     Не успела Сония опомниться, как девушка набросилась на нее, повалила на
землю, вцепилась в волосы, стала царапать лицо.
     Насилу Сония вырвалась от нее. Она вбежала в калитку и вместе с Рамоном
вернулась в дом.
     Рамон чувствовал себя виноватым и без конца просил прощения,  но  Сония
на него не сердилась.
      - Она права, Рамон, надо защищать свое счастье. А девушка любит тебя.
     Прикладывая примочку к щеке, Сония с горечью вспоминала, что кричала ей
Альма: "Старая бездельница! Не  могла  найти  кого-нибудь  постарше?  Да  ты
купила его! Заманила богатством". Увы! Упреки были вполне справедливы...

Глава 13

     Настала, наконец, суббота. С самого утра Даниэла места себе не находила
от волнения и совсем затормошила Джину. Чуть ли не за три часа до  свидания,
стала собираться.
     Машину еще не починили, и отвезти Даниэлу к месту встречи  должна  была
на своей машине Джина.
      - Какая ты счастливая! - говорила Джина, поправляя на  подруге  черное
элегантное платье, сшитое к случаю.
      - А что тебе мешает быть счастливой? Помирись с  Филипе  и  выходи  за
него замуж!
      - Не говори мне о нем! Я выйду замуж только за Ханса. В это же время в
доме Хуана Антонио Мария уговаривала
     Монику одеться и причесаться. Но Моника  слышать  ничего  не  хотела  и
нарочно перепачкалась. Мария была в отчаянии.
      - Прошу тебя, Моника! Не упрямься! Скоро придет сеньорита  Даниэла,  а
ты похожа на замарашку!
      - Мне все равно! Пусть вообще не приходит! Я не звала ее!
     Больших трудов стоило Марии образумить Монику.
     Какой же она была хорошенькой в нарядном белом платье, с белыми лентами
в распущенных волосах: только застывшие в  глазах  слезы  отражали  то,  что
творилось у нее на сердце.
     До встречи с Хуаном Антонио оставалось еще много времени, но Даниэла  и
Джина уже выехали из дома. О чем только не болтали они по дороге. И, конечно
же, Даниэла в который раз уговаривала  Джину  помириться  с  Филипе,  и  как
всегда безрезультатно.
     Болтая с подругой, Даниэла  не  переставала  думать  о  Хуане  Антонио.
"Только бы он пришел! Только бы пришел" - мысленно  повторяла  Даниэла,  как
заклинание. И пока они ехали, перед ней, словно кадры на экране, мелькали их
встречи, все, начиная с первой, когда Даниэла упала, а Хуан Антонио помог ей
подняться. Она даже помнила выражение его лица в  тот  момент,  его  взгляд,
растерянный и восхищенный. Ни одна подробность не стерлась из памяти.
      - Вот он! - крикнула Джина, увидела Хуана Антонио. - Он не обманул! Он
ждет!
     Даниэла выскочила из машины чуть ли не на ходу.
     Что это? Из рук Хуана Антонио рвались вверх красные  воздушные  шары  в
виде сердец. Столько, что не сосчитать. А рядом возвышался огромный  плакат,
на котором были выведены четыре слова: "Даниэла! Я люблю тебя"
      - Дорогая! - воскликнул счастливый влюбленный и, подхватив Даниэлу  на
руки, закружился с ней.  А  красные  шары,  выпущенные  на  свободу,  быстро
поплыли в небо.
      - Вот какой будет наша любовь, прекрасной и яркой,  как  эти  шары!  -
Хуан Антонио снова заключил Даниэлу в объятия.
      - Ну, я поехала, - улыбающаяся Джина  помахала  рукой.  -  Моя  миссия
окончена. - И она нажала на газ.
     Хуан Антонио, как завороженный, смотрел на Даниэлу. Глаза Даниэлы сияли
от счастья.
      - Все эти дни я только о тебе и думал, - ласково взяв Даниэлу за руку,
сказал Хуан Антонио.
      - А я, признаться, боялась, что ты не придешь, что забыл обо мне.
      - Как только тебе такое могло прийти в голову?
      - Все это, как сон. Чудесный сон. Даже страшно в него поверить!
      - Куда мы отправимся сейчас, дорогая? У меня столько планов!
      - Прежде всего мне хотелось бы познакомиться с Моникой, хотя  вряд  ли
это ее обрадует.
      - Она дома, ждет нас.
      - Но раньше заедем ко мне, я возьму игрушки.
     А Моника хотела только одного - никогда не встречаться с новой подругой
отца. Посмотрела бы Даниэла в этот момент на нее. Даже Мария не в силах была
справиться с девочкой, не помогали никакие уговоры.
      - Я спрячусь, когда эта ведьма придет, не хочу ее видеть,  -  твердила
она сквозь слезы.
      - Но ведь ты ее совсем не знаешь, - ласково обнимая  девочку  говорила
Мария. - Как же можешь о ней судить?
      - Она все равно будет ненавидеть меня!
      - Наберись терпения и познакомься с ней.
     Разговор этот происходил в кухне, за столом. Накладывая себе в  тарелку
салат, Марсело наморщился и сказал Монике, которая вдруг встала и  принялась
ходить вокруг стола.
      - Что ты делаешь?
      - Набираюсь терпения, - невозмутимо ответила девочка.
      - Пойди лучше поиграй в куклы и дай нам спокойно поесть!
      - Отстань от меня! Не то пожалуюсь папе!
      - А я скажу его ведьме, чтобы съела тебя.
     В самый разгар перепалки хлопнула входная дверь.
      - Это они, Моника! Пойдем же скорее!  Пусть  сеньора  Даниэла  увидит,
какая красивая и воспитанная дочь у твоего папы!
     Когда Мария привела Монику в  комнату,  та  даже  не  подняла  глаз  на
Даниэлу и стояла молча, словно в рот воды набрала.
      - Раз Моника не хочет с нами разговаривать, - сказал Хуан  Антонио,  -
позволь, Даниэла, представить тебе Марию, она у нас, как член семьи.
      - Очень рада познакомиться с  вами,  Мария,  -  улыбнулась  Даниэла  и
обратилась к Монике:
      - Я понимаю, Моника, ничего хорошего ты обо мне думать  не  можешь.  И
подарков тоже не возьмешь, я знаю. И все-таки я принесла тебе кое-что. Вдруг
понравится?
     Моника,  наконец,  взглянула  на  Даниэлу  и  против   ожиданий   взяла
протянутые ей игрушки: очень симпатичного плюшевого мишку и  нарядно  одетую
куклу.
      - Ты так и будешь молчать? - спросил Хуан Антонио.
      - Спасибо, - едва слышно произнесла девочка.
      - Какая ты красивая! - проговорила Даниэла,  ласково  взяв  Монику  за
подбородок и приподняв ее лицо. - Наверное, похожа  на  свою  маму?  Я  тоже
совсем маленькой осталась без матери, но до сих пор ее помню и не забуду...
      - Можно я пойду к себе? - Моника быстро направилась к двери.
      - Не  беспокойся,  -  сказал   Хуан   Антонио,   видя,   что   Даниэла
огорчилась. - Моника взяла подарки и не надерзила тебе, а  это  уже  кое-что
значит. Завтра познакомлю тебя с моей сестрой, она пригласила нас  на  обед.
Только предупреждаю, там нас ждет не очень приятный сюрприз.
     И Хуан Антонио в общих чертах рассказал Даниэле о Сонии и Рамоне.
      - Главное, чтобы они были счастливы, - задумчиво произнесла Даниэла, -
остальное неважно.

      * * *

     Сония нервничала. Завтра воскресенье. Придут Хуан Антонио  с  Даниэлой.
Как отнесутся они к Рамону? Сония была  полна  решимости  не  давать  его  в
обиду, в конце концов ей безразлично, что будут о ней говорить.
     Как нарочно, в субботу заявилась Бренда и окончательно испортила  Сонии
настроение своим высокомерием, всячески подчеркивающим несветскость  Района.
После ее ухода Сония завела с Рамоном разговор о завтрашнем обеде.
      - Ты должен держать себя раскованно, ведь ты мой будущий муж!
      - Не могу, -  в  сердцах  ответил  Рамон.  -  Представляю,  как  будет
смотреть на меня твой брат! Пойми, Сония, я еще не привык  к  своему  новому
положению.
      - Все будет хорошо, - обняв Рамона, произнесла Сония.  -  Ты  окончишь
университет, станешь агрономом, будешь зарабатывать на жизнь. И тогда  никто
не посмеет тебя  ни  в  чем  упрекнуть.  Выше  голову,  Рамон!  И  перестань
стесняться!
     Сония теперь часто вспоминала свою жизнь еще до замужества,  и  в  этих
воспоминаниях Мануэль занимал не последнее место. Если бы не причуды матери,
они с Мануэлем поженились бы и были счастливы.
     Интересно, что сказал бы немного чопорный, старомодный  Мануэль,  узнай
он об ее увлечении Рамоном? Скорее всего осудил бы ее. Сония не  знала,  что
Мануэль, вопреки всем ожиданиям, и даже своим собственным, полюбил  женщину,
далеко не монашку, многое повидавшую в жизни. Да  еще  как  полюбил!  Неделя
разлуки показалась ему вечностью и он помчался  к  Ракель.  Дома  он  ее  не
застал и на всякий случай решил заглянуть  к  Ирене.  Долорес  сказала,  что
Ракель часто бывает у нее.
     Ракель действительно пошла к  Ирене,  чтобы  поделиться  с  ней  своими
переживаниями.
     Выслушав жалобы подруги на  недостаток  денег  и  скверное  настроение,
Ракель тихо сказала:
      - Мы расстались с Мануэлем.
      - Подумаешь, какое горе! - пренебрежительно бросила Ирене.
      - Мне  тяжело,  и  я  решила  устроиться  на  работу,  чтобы   немного
отвлечься.
      - Устроиться на работу? Да ты рехнулась! Если мне не  удастся  вернуть
Хуана Антонио, найду себе богатого старикашку. И тебе советую то  же  самое.
Успокойся. Никуда он не денется, твой Мануэль!
     Не успела Ирене договорить, как в дверь постучали.
      - Ракель не у вас? - раздался голос Мануэля.
      - Да, да, у меня, - расхохотавшись, ответила Ирене. - Ну, что  я  тебе
говорила?
     Ракель молчала. За нее ответили глаза. Они светились радостью.
     Кажется, впервые в жизни Мануэль не ночевал дома. Ракель  не  отпустила
его.
      - Не уходи, дорогой, ты мне так нужен сегодня!
     И Мануэль остался. Когда он вернулся утром домой, Долорес встретила его
словами:
      - Ах, сынок, как у меня болит голова! Все эта хмельная водичка!
      - Доброе утро, мама! Ты не хочешь спросить, где я провел ночь?
      - Да я сама недавно пришла... Кое с кем познакомилась. Люблю  красивых
мужчин. С усами! И с крепкими мускулами! А ночь  ты  провел  с  какой-нибудь
женщиной... Верно? С кем же еще?
      - Не стану скрывать, я был у Ракель. Мы собираемся в ресторан и  хотим
пригласить тебя.
      - Если меня  не  пригласит  кто-нибудь  другой,  -  Долорес  кокетливо
улыбнулась.
     Говорят, старухи назойливы и ворчливы. Но Долорес трудно  было  назвать
старухой. Веселая, легкая на подъем, остроумная, - она могла дать вперед сто
очков многим молодым женщинам.
     Чего нельзя было  сказать  об  Аманде.  Вечно  недовольная,  ворчливая,
заевшая попреками  дочь  и  внуков,  -  она  была  просто  невыносима,  хотя
по-своему любила Каролину и ее детей.
     С появлением у них в доме Херардо, Аманда взяла на себя роль свахи и не
раз вгоняла Каролину в краску своими намеками.
     Херардо, спокойный и добрый по натуре, относился к  Аманде  с  присущим
ему терпением и деликатностью, стараясь не замечать, как она  надоедлива,  а
порой и бестактна.
     Любовь придает женщине особое обаяние. Каролину теперь было не  узнать.
Она стала следить за своей внешностью, и когда вместе  с  детьми  и  Херардо
отправилась на стадион, была  просто  неотразима  в  своем  шелковом  платье
кремового цвета, отделанном кружевами, изящных туфельках на высоком каблуке,
с алым цветком в ниспадающих на плечи роскошных волнистых волосах.
     Трудно описать восторг Эдуардо и Федерико, когда, сидя на самой  лучшей
трибуне, они смотрели на великолепную игру мастеров футбола, о которых знали
лишь понаслышке, или же видели по телевизору.
     Херардо чувствовал себя вполне счастливым. Он уже  не  сомневался,  что
сделал правильный выбор: Каролина была той женщиной, которую  он  так  долго
искал. Он искренне желал и Филипе обрести счастье, но тот был  подавлен  как
никогда. Даже интерес к лошадям пропал: а вдруг Джина в  самом  деле  выйдет
замуж и улетит в Германию?  Он  сознавал,  что  теряет  ее.  Ощущение  этого
усиливали и его любовь, и его отчаяние.
      - Попытайся уговорить ее, - советовал Херардо. - Ведь она любит тебя!
      - Любит? - с горечью воскликнул Филипе. - Да ей на меня наплевать! Она
даже смотреть на меня не хочет.  -  Филипе  обхватил  голову  руками,  долго
молчал.
      - Ладно, хватит об этом! - сказал он,  наконец.  -  Расскажи  лучше  о
Каролине.

Глава 15

     Долорес никогда не бросала слов на ветер и,  несмотря  на  все  уговоры
Ракель, не собиралась отказываться от затеи приобрести мотоцикл.
     В один прекрасный день она  взяла  из  банка  все  свои  сбережения,  -
хороший мотоцикл стоил недешево, - и попросила Ракель отправиться  с  ней  в
магазин. Мануэля посвящать в это дело Долорес категорически отказывалась.
     И вскоре неподалеку от дома стоял новенький, блестящий  мотоцикл,  а  в
нем лежали шлемы. Костюм для езды Долорес приобрела в первую очередь, еще до
покупки мотоцикла.
      - Завтра с утра уже буду носиться  по  городу,  -  гордо  заявила  она
Ракель.  Кто  научил  Долорес  управлять  машиной,  осталось  загадкой.   Но
водительских прав у нее не было в помине.
     Первыми ее пассажирами стали Ракель и Ирене. Они  представить  себе  не
могли, каким прекрасным и умелым водителем окажется Долорес. Она словно  всю
жизнь провела за рулем.
     А Мануэлю было невдомек, чем так довольна  мать.  Его  самого  замучили
сомнения и тревога, и он порой испытывал раздражение от ее кипучей  энергии,
уверенности в словах и делах.
     Он вконец измучился и, выбрав удобный момент,  поделился  наболевшим  с
Хуаном Антонио, рассказав об отношениях с Ракель.
      - Ты, я смотрю, не на шутку влюбился, - улыбнулся Хуан Антонио.
      - Увы!
      - Вот и женись!
      - Сам не знаю, что делать. Как бы не ошибиться!
      - Кто не рискует, тот не выигрывает, - Хуан Антонио хлопнул  друга  по
плечу и, посмотрев на часы, заторопился: они с Даниэлой  собирались  заехать
за Моникой в школу.
     Занятия уже закончились, и Моника с подругами играла на школьном дворе.
Она очень удивилась, увидев Даниэлу и отца. Обычно за ней приезжал Игнасио.
     Даниэла уже слышала о Летисии и  решила  поговорить  с  ней.  Это  была
рослая девочка с упрямым, настороженным взглядом.
     Вторая подружка Моники, Маргарита, производила приятное впечатление.
      - Знакомьтесь, девочки, это Даниэла, -  сказал  Хуан  Антонио.  -  Она
очень добрая, так что напрасно, Летисия, ты говоришь Монике, что она ведьма.
      - Ничего я не говорю, - буркнула Летисия.
      - Давайте дружить, девочки, ладно? - Даниэла ласково  обняла  подружек
Моники. - И знаете, что я хочу вам сказать? Вы все очень красивые!
     Летисия не знала, куда деваться от стыда, и молчала.
     Моника теперь уже не очень прислушивалась к словам Летисии,  и  немалую
роль в этом сыграли Игнасио и Мария.  Не  проходило  и  дня,  чтобы  они  не
уговаривали девочку подружиться с Даниэлой. А Моника знала, что они любят ее
и желают ей только добра.
     Теперь Хуан Антонио и Даниэла часто брали Монику с собой, водили  ее  в
кафе, выполняли малейшие  желания  девочки.  А  однажды  Даниэла  пригласила
Монику и Хуана Антонио в Дом моделей. Никогда  в  жизни  девочка  не  видела
столько красивой одежды, у нее разбежались глаза.
      - Хочешь, я сошью специально для тебя несколько платьев, и  ты  будешь
самой элегантной девочкой в Мехико?
      - Конечно, хочу, - сияя, ответила Моника. А папа  пообещал  как-нибудь
отвезти их с Даниэлой к себе на фабрику.
     Хуан Антонио не ошибся: Даниэла нашла путь к сердцу девочки.  Она  сама
это видела и была счастлива: теперь и о свадьбе можно подумать.

     * * *

     Джина много времени проводила с Хансом, водила его по Мехико, старалась
передать Хансу свою любовь к этому городу. И в один из  вечеров  они  решили
пойти на площадь  Гарибальди,  послушать  Марьячи  и  мексиканские  народные
песни. К ним с радостью присоединились Даниэла и  Хуан  Антонио.  Херардо  и
Филипе тоже были приглашены, но Херардо ждала Каролина, и Филипе пошел один.
     Хансу очень понравилось уютное кафе, где под звуки оркестра  плясали  и
пели мужчины м женщины, от совсем юных до убеленных сединами.
     Веселье было в самом разгаре,  когда  Ханс  попросил  Даниэлу  и  Джину
спеть.
     Даниэла  долго  отказывалась,  но  Хуану  Антонио  все  же  удалось  ее
уговорить.
     Молодая  женщина  набросила  на  плечи  тонкую   шаль   и   подошла   к
оркестрантам. Зазвучала песня: "Как я могу тебя забыть?"
     Голос у Даниэлы был не сильный, но очень приятный. Да и пела она скорей
не голосом, а сердцем.
     Хуан Антонио слушал, затаив дыхание.
     Даниэла! Его Даниэла! Они встретились  совсем  недавно!  Но  любовь  не
знает ни времени, ни пространства...
     Даниэла кончила петь и под дружные аплодисменты вернулась на место.
      - А теперь вы спойте - обратился Ханс к Джине. Он никак не мог перейти
с ней на "ты".
      - Нет, нет, я лучше станцую!
      - Ей бы только покрасоваться, - объявил Филипе.
      - Помолчи лучше! - в сердцах бросила Джина. - Не знаю зачем ты пришел?
      - Захотел посмотреть, какого вы сорта женщины!
      - Выбирай выражения! - повысив голос, сказал Хуан Антонио, вскакивая с
места.
      - Да катитесь вы ко всем чертям вместе  со  своим  немцем!  -  крикнул
Филипе.
     Тут Хуан Антонио и Ханс  бросились  на  Филипе,  началась  драка  и  не
известно, чем бы все кончилось, если бы не Даниэла с Джиной, которым удалось
утихомирить расходившихся мужчин.
     Из губы у Филипе сочилась кровь,  щека  вспухла  и  покраснела,  но  он
держался молодцом, даже предложил Джине станцевать.
     Так печально закончился этот день, начавшийся весело и удачно.

     * * *

     Моника постепенно привыкала к Даниэле, но пока  не  могла  смириться  с
мыслью, что она займет место ее мамочки. Мама может рассердиться  на  Монику
за то, что она будет  любить  Даниэлу,  так  говорит  Летисия.  Ох,  уж  эта
Летисия! Сколько в ней злости! Как-то вместе с Даниэлой в школу  за  Моникой
заехала Джина, и Летисия ей так нагрубила, что Джина не выдержала,  отчитала
ее и даже назвала крысой, к великому  удовольствию  Моники  и  Маргариты.  А
Даниэла сказала Монике, что она может превратить Летисию  в  жабу.  Даниэла,
конечно, не ведьма, в этом Моника не сомневалась, но идея превратить Летисию
в жабу ей очень понравилась. Даниэла, Моника и  Джина  уселись  в  машину  и
довольные друг другом поехали в дом Хуана Антонио.
     Моника  была  очарована  Джиной:  до  чего  же  она   веселая!   Совсем
затормошила пса Винни. Но почему-то не захотела, чтобы  его  невесту  Моника
назвала Джиной.
      - Лучше я найду твоему песику дружка, - сказала она, - и ты  дашь  ему
имя Филипе.
     Только этого и не хватало бедняге Филипе. Он до сих пор не мог прийти в
себя после недавней потасовки и слышать больше  не  хотел  о  Даниэле,  хотя
Херардо и уверял, что Даниэла здесь не при чем.
      - Хорошо тебе, счастливчику-жениху за нее заступаться. Джина только  и
знает, что издеваться надо мной, а Даниэла ей потакает. Как же я могу  после
этого считать ее другом?
     Херардо и в самом деле был счастлив.  Во  время  последней  встречи  он
объяснился с Каролиной и теперь дело было только за ее разводом.
     И если Моника, избалованная любовью и лаской,  даже  думать  боялась  о
мачехе, Эдуардо называл своего будущего отчима "папой" и мечтал о  том  дне,
когда они переедут к нему и не придется  больше  жить  с  бабушкой,  которая
замучила и их самих, и Каролину бесконечными попреками, руганью.
     Долорес в отличие от  Аманды,  делала  все,  чтобы  сын  был  счастлив.
Мануэль и сам не понимал, какую большую роль сыграла мать в его отношениях с
Ракель.
     Они были, как две подруги. Чего только не придумывала Долорес!  Однажды
в магазине она услышала, что есть в Мехико необычный ночной бар,  и  тут  же
собралась туда ехать - непременно на мотоцикле, - для компании  прихватив  с
собой и Ракель.
     Кто-то,  бросив  взгляд   на   Долорес,   мог   презрительно   бросить:
"молодящаяся  старуха".  Но  это   было   несправедливо.   Потому   что   за
экстравагантностью этой женщины и ее сумасбродными выходками крылось чуткое,
отзывчивое сердце, необычайное благородство и беспредельная доброта.
     За соседним столиком в  баре  расположился  пожилой  мужчина,  примерно
ровесник Долорес. И достаточно было нескольких кокетливых взглядов  Долорес,
брошенных ему, как Хустино, - так звали этого человека, - уже сидел рядом  с
нею.
     Подтянутый,   элегантный,   обаятельный,   он    производил    приятное
впечатление. Ни одного танца не пропустили они с Долорес,  а  когда  настало
время уходить, договорились через день встретиться в этом же баре.
     Как бывает при живых родителях сирота, так Хустино при живых детях  был
совершенно одинок. Сыновья знать его не хотели, и будь  на  то  их  воля,  с
удовольствием упекли бы папочку в приют для престарелых, не забыв прибрать к
рукам его сбережения.
     Но Хустино чувствовал себя еще вполне бодрым. Как и Долорес,  он  любил
жизнь, и день знакомства они оба посчитали счастливым днем, подарком судьбы.

Глава 17

     Ракель не верила своему счастью: Мануэль сделал ей предложение.  Теперь
у нее будет семья! Пусть Ирене не верит ей, но она и в самом деле  абсолютно
не думает о деньгах
     Мануэля. Ей нужен он. Его любовь. Она пока ничего  не  скажет  Долорес,
таково условие ее будущего мужа. Пусть это будет для Долорес сюрпризом.
     А у Долорес была своя тайна: она по  уши  влюбилась  в  Хустино,  и  он
отвечал ей взаимностью. Долорес была счастлива этими чудесными переменами  в
ее жизни, но ей хотелось большего. Она  решила  изменить  и  себя,  что  без
особого труда сделала, перекрасив волосы  в  жгучий  черный  цвет  и  сделав
модную стрижку  с  кокетливой  челкой.  Вместе  со  своим  возлюбленным  она
носилась на мотоцикле по городу, а вечерами путешествовала с ним по барам  и
танцевала, танцевала, танцевала...
     Мануэль видел, что с матерью  творится  что-то  неладное  и  терялся  в
догадках. Ракель - доверенное лицо Долорес, свято хранила  тайну  закадычной
подруги.

     * * *

      - Даниэла! Дорогая! Давай поженимся завтра! Зачем откладывать?  Моника
согласилась и никаких помех больше нет.
      - Завтра? А может сегодня? - рассмеялась Даниэла.
      - Я готов хоть сейчас.
      - Не будем торопиться, милый. Пусть Моника немного привыкнет ко мне.
      - У меня нет сил больше ждать, Даниэла. Через три недели наша свадьба.
Согласна?
      - Пусть будет по-твоему.
     Теперь в доме Хуана Антонио только и было разговоров, что о предстоящей
свадьбе.
     Вся прислуга была поднята на  ноги.  Скребли,  мыли,  чистили.  Моника,
возвращаясь из колледжа, сразу бежала к Марии.
     Главное, что занимало в эти дни Монику, где будет спать Даниэла и, если
вместе с папой, то как быть с фотографией мамы, что стоит на ночном  столике
в его комнате. Ведь Даниэла не выбросит ее оттуда?
      - Конечно, нет, детка, - Мария обнимала Монику.  -  Я  думаю,  сеньора
Даниэла разрешит тебе взять эту фотографию, и ты сможешь  всегда  любоваться
своей мамочкой.
      - А папа разрешит? - волновалась Моника.
      - Разрешит, разрешит,  можешь  не  сомневаться,  -  успокаивала  Мария
девочку.
     И  Моника  уже  без  страха,  хотя  и  без  особой  радости,  думала  о
предстоящей свадьбе.

     * * *

     В мыслях о свадьбе Даниэлы находила утешение  Джина.  Зато  думы  о  ее
собственном  замужестве  вызывали  у  нее  лишь  слезы,  которые  не  всегда
удавалось скрыть. И Ханс, глядя на ее заплаканные глаза, не раз говорил ей:
      - Вы, наверное, не хотите выходить за меня, потому и плачете?
     Джина в самом деле чувствовала себя несчастной  и  очень  обрадовалась,
когда Ханс уехал в путешествие по Мексике.
     Теперь,  по  крайней  мере,  она  сможет  проводить  больше  времени  с
Даниэлой. Наговориться вволю. До отъезда  оставалось  совсем  мало  времени.
Ханса дома ждали дела, и он торопился.
     А Джина без конца задавала себе мучительные вопросы, на которые  у  нее
не было ответа. Как же она будет жить в Германии без Даниэлы, без Росы,  без
Дома моделей, без кукурузных палочек, наконец, без Филипе?
     Да, да, без Филипе, этого негодяя, "лошадиного угодника"?
     И потом,  там,  наверное,  очень  холодно.  А  она  привыкла  к  теплу,
ласковому солнышку, яркой зелени. Даже подумать страшно, что она  натворила!
Захотела проучить Филипе, а навредила самой себе. Но что толку  теперь  лить
слезы, если обратного пути нет? Уж лучше подумать о  свадьбе  Даниэлы.  Надо
отпраздновать ее  на  славу!  Пригласить  корреспондентов,  чтобы  поместили
фотографии молодоженов в газетах.
     Пусть этот подонок, Альберто, лопнет от злости, когда узнает.
     А Даниэле временами было жаль Альберто. Она не могла  чувствовать  себя
счастливой, зная, что она причина чьих-то страданий.
     Джина же была  совсем  другого  мнения.  Этот  Альберто  достоин  самой
суровой кары. Сколько горя он причинил Даниэле! Пусть теперь хоть всю  жизнь
просидит за решеткой!
     Вспоминая об Альберто, Даниэла  испытывала  не  только  жалость,  но  и
страх.
     Альберто могут досрочно освободить, или он совершит побег. И  уж  тогда
найдет способ ей отомстить. В подлости он не уступит Ирене.
     Ирене, между тем, с того дня больше не появлялась.  Но  не  потому  что
решила оставить Даниэлу в покое.  Дело  заключалось  в  другом.  Исполнилась
заветная мечта Ирене: на горизонте замаячил богатый старик, Леопольде Ирене,
собственно, давно его знала: это был знакомый Хуана Антонио, с  которым  тот
когда-то вел дела, а потом, узнав о его различных  махинациях,  прекратил  с
ним всяческие контакты.
     По  первому  же   зову   красотки   Леопольдо   явился,   благоухающий,
напомаженный, с тщательно уложенными рыжеватыми волосами, едва прикрывающими
лысину, в безукоризненно сшитом сером костюме и ярком галстуке.
     Он был сама галантность, а Ирене - сама любезность.
     Служанка подала  кофе  в  изящных  чашечках  из  тончайшего  китайского
фарфора, сахар в серебряной сахарнице, печенье.
     Они пили кофе маленькими глотками, ворковали, как  голубь  с  голубкой.
Леопольдо терпеть не  мог  Хуана  Антонио  и  с  удовольствием  обозвал  его
дураком, узнав, что тот бросил Ирене.
     Ирене, конечно, не удержалась и стала жаловаться  на  свое  бедственное
положение; даже за квартиру нечем платить, и вообще на пороге нужды, на  что
Леопольдо, целуя ее тонкие пальчики, и растянув в улыбке рот до ушей, отчего
по всему лицу побежали морщины, ответил:
      - Я переведу на ваш счет кругленькую сумму, моя прелесть, так  что  не
беспокойтесь.
     Ирене, прижавшись к своему благодетелю, и положив ему голову на  плечо,
прошептала:
      - Благодарю вас, дорогой, вы настоящий мужчина,  именно  такой  мне  и
нужен. Надеюсь, это не последняя наша встреча?
      - Я не такой идиот , как Хуан Антонио, и умею ценить женскую  красоту.
До скорого свидания!
     Проводив Леопольдо, Ирене вернулась в комнату и мечтательно улыбнулась:
      - Теперь этот старикашка мой! Надо только  заставить  его  жениться  и
написать завещание. Он долго не протянет со своими болячками.
     И тогда...
     В дверь  постучали.  Пришла  Ракель.  Она  сразу  заметила,  что  Ирене
повеселела. Примочек на глазах уже не было, и выглядела  она  превосходно  в
своем кружевном голубом пеньюаре и  с  соблазнительно  ниспадающими  на  лоб
золотистыми завитками.
      - Давно не виделись, Ракель, - сказала Ирене, - ты  все  занята  своим
Мануэлем? Что же он замуж тебя не берет?
      - Завтра мы с ним расписываемся.
      - Вот как? Поздравляю. Меня ты, конечно, не приглашаешь?
      - Извини, Ирене, но Мануэль попросил быть свидетелями Даниэлу и  Хуана
Антонио.
      - Плевать мне на Хуана Антонио! - взорвалась Ирене. -  У  меня  теперь
есть Леопольдо! Старикан золотом меня осыпать  готов!  Вон  сколько  накупил
тряпок! - Ирене стала доставать из шкафа платья и бросать одно за другим  на
кровать.
     Даже не взглянув на них, Ракель в ужасе воскликнула:
      - Зачем тебе этот старый больной человек?
      - Умрет - все достанется мне. У него дом  -  настоящий  дворец.  Денег
куры не клюют. Не то что у твоего Мануэля.
      - Да я своего Мануэля ни на какого миллионера не  променяю,  -  горячо
возразила Ракель. - Я так счастлива!
     На следующий день, ровно в одиннадцать  часов,  Мануэль,  Ракель  и  их
свидетели были уже в мэрии.
     Ракель  в  белом  платье,  с  флер'д'оранжем  в  волосах,  и   Мануэль,
взволнованный и торжественный, в строгом черном костюме, с белым  цветком  в
петлице, были прекрасной парой.
     В тот момент, когда  Ракель  ставила  свою  подпись  в  книге  записей,
неожиданно появилась Ирене с большим пакетом.
      - Поздравляю, желаю молодым счастья! -  со  своей  обычной  наигранной
улыбкой сказала  она,  протягивая  Ракель  подарок,  и  обратилась  к  Хуану
Антонио:
      - Привет, дорогой, как  поживаешь?  Эта  женщина,  -  она  кивнула  на
Даниэлу, - еще не надоела тебе?
     Слова Ирене были  встречены  холодным  молчанием,  и,  она,  постояв  в
одиночестве, быстро ушла.
     Из мэрии молодые поехали прямо домой. Долорес в себя не могла прийти от
изумления, услышав, что Мануэль и Ракель поженились. Ей было немного обидно,
ведь она потратила столько сил, чтобы этот брак состоялся, а ей, видите  ли,
преподнесли сюрприз! Ну, ничего, она тоже преподнесет им сюрприз, выйдет  за
Хустино  и  непременно  обвенчается  в  церкви.  Пусть  едут   в   свадебное
путешествие, она здесь развернется вовсю. Днем мотоцикл,  вечером  -  бар  и
танцы до упаду.
     Мотоцикл оказался весьма кстати. Хустино постепенно  к  нему  привык  и
садился на него уже без  страха.  Вот  только  к  защитным  очкам  никак  не
привыкнет, предпочитает свои.
     Он прелесть, этот Хустино. Мечтает познакомиться  с  Мануэлем.  Как  же
иначе? Ведь у него серьезные намерения. Более того, он решил  перевести  все
деньги на имя Долорес: за время их короткого знакомства она стала  для  него
самым близким, самым родным человеком.
     Что греха таить? Долорес и сама была от него без ума.
     Конечно, она не так одинока и забыта детьми, как  Хустино.  Мануэль  ее
любит  и,  можно  сказать,  избаловал  вниманием.  Но  молодые  не  понимают
стариков, им кажется, что родителям нужна только опека и доброе отношение.
     Старики же,  бывает,  влюбляются  так  же  пылко,  как  молодые.  Самый
преданный сын не заменит возлюбленного.
     Долорес надоела опека. Дома она только и слышала: "Ради Бога, мама,  не
носись ты на своем мотоцикле! Или сама убьешься, или задавишь  кого-нибудь".
А стоило  ей  где-нибудь  задержаться,  разыгрывалась  настоящая  драма.  Но
Долорес отстаивала свою независимость и не желала поддаваться давлению сына.
     К ужасу Мануэля, она, ко всему  прочему,  занялась  аэробикой  и  стала
таскать с собой на занятия и Ракель.
     В общем, эта маленькая семья жила дружно и счастливо, не хватало только
малыша. Но и он не заставил  себя  долго  ждать.  Через  некоторое  время  и
Мануэль, и Долорес готовы были на руках носить  Ракель,  которая,  смущаясь,
сообщила им, что забеременела.

     * * *

     Совсем  скоро  ожидалась  еще  одна  свадьба.  Бракоразводный   процесс
Альберто и Каролины шел к концу.
     Но теперь возникла еще одна проблема. Как быть с Амандой? О том,  чтобы
жить с ней вместе, не могло быть и речи. Каролина это прекрасно понимала.
     Никто не обязан терпеть ее  вздорную  мать,  хватит  и  того,  что  она
собственной  дочери  постоянно  портит  жизнь.  Нет,  Каролина   не   вправе
навязывать мать Херардо, если бы даже по доброте душевной он  согласился  ее
терпеть. Эдуардо, и тот, мечтает поскорее уехать из собственного дома.
     Но мать, старая, больная, совершенно  беспомощная...  Каролину  терзали
сомнения.
     Что же до Аманды, то она считала, что дочь обязана взять  ее  с  собой.
Кто же позаботится о ней, если не Каролина? Характер у нее, что и  говорить,
не мед. Но она  постарается  сдерживать  себя,  ради  дочери,  ради  внуков,
которых по-своему любит. Помогала же  она  все  эти  годы  Каролине  растить
детей! Теперь очередь Каролины отплатить ей за это.
     Херардо, по натуре терпеливый и мягкий, на сей раз  проявил  твердость.
Жить вместе с тещей? Нет, он был категорически против.
     И Каролина, услышав это, почувствовала облегчение: не может же  она,  в
конце концов, не считаться с мужем.
     А пока жизнь в доме Каролины шла своим чередом. Не проходило дня, чтобы
не заглянул  Херардо,  теперь  уже  на  правах  жениха.  Он  приносил  детям
лакомства, игрушки, брал их с собой в кафе и непременно приглашал  Федерико,
которого искренне жалел.  Здесь,  в  квартале  бедняков,  в  семье  горького
пьяницы  мальчик  слышал  только  брань  и  видел  драки,  скандалы,   слезы
несчастной  матери,  терпевшей  бесконечные  побои  мужа.  Впрочем,   судьба
Федерико не была исключением. Он был одним из многих детей, что с пеленок не
знают ласки, всегда голодны, а детство их коротко и печально.
     Но дети  есть  дети.  Те,  что  постарше,  гоняли  мяч,  помнили  имена
знаменитых футболистов и мечтали стать чемпионами.
     Все во дворе  знали,  что  мама  Эдуардо  выходит  замуж  и  завидовали
товарищу. Еще бы!
     Жених водил Эдуардо  и  Федерико  на  стадион!  Об  этом  можно  только
мечтать!