Глава первая.
1
[Печка основательно готовится к дню рождения Вероники.
Для этого он сначала старательно воплощает в жизнь совет Макса Макарова, чтобы не ехать на каникулы в деревню… ]

… сдержанно улыбаясь, он [Палочка] вошел в класс. Третий взвод стройно поднялся. Вполуха выслушал Палочка доклад дежурного и, плавно махнув руками, разрешил мальчикам сесть. Затем устроился сам. В блаженной для уха тишине открыл журнал, но, едва скользнув взглядом по списку, услышал странный звук. Подняв глаза, преподаватель обнаружил, что суворовец Перепечко отчаянно тянет руку и приглушенно мычит, стараясь привлечь его внимание.
Палочка удивился. На всякий случай проверил в журнале оценки кадета и удивился еще сильнее. Ни одной тройки. Оглядел класс, надеясь отыскать других желающих, но таковых не оказалось, и палочка благодушно сдался.
- Да, суворовец Перепечко. Я весь внимание.
Степа покосился на Макса, который в ответ подбадривающее закивал, и, робея, вышел к доске.
- Сейчас начнется прямое включение «Камеди-клаб», - прошептал Макс Сухому.
Тот непонимающе двинул бровью, но все-таки пробормотал что-то на ухо Трофимову, сидящему рядом.
- Тихо, тихо, - Палочка негромко постучал ладонью по столу, - Каникулы, по моим сведениям, еще не начались. Не мешайте вашему товарищу блистать знаниями.
Виновато посмотрев на преподавателя, Печка облизнулся и начал вдохновенно сочинять:
- Роман Тургенева «Отцы и дети». Главный герой – немой крестьянин Базаров – никого не любил, кроме лягушек…
Тут Макс не выдержал и восхищенно прыснул, а Палочка крякнул и перебил:
- Погоди, погоди, а ты, случаем, ничего не путаешь? Разве Базаров был немой?
- Именно, - глазом не моргнув, подтвердил Перепечко, - Он, наверное, поэтому так и озлобился. Даже собачку свою зарезал в чулане.
В классе мигом стало шумно. Эхом пронеслось: «Во Печка дает». Смех не смолк даже тогда, когда растерянный Палочка обрел наконец дар речи и вновь рассеянно постучал по столу. Затем озабоченно обернулся к Перепечко и переспросил:
- Значит, ты утверждаешь, что немой крестьянин Базаров зарезал в сарае свою собачку? – Бред какой-то!
Палочка поверить не мог, что суворовец произносит эту чушь вслух.
Но Перепечко отрицательно замотал головой:
- Нет, не в сарае – в чулане. А потом влюбился и умер.
- В кого влюбился? – окончательно потеряв связь с реальностью, тихо уточнил литератор.
- Как в кого? В барыню,- удивился в свою очередь Перепечко, - А вы разве роман не читали?
Все! С него довольно! Палочка резко встал, опрокинув стул. Суворовец или издевается над ним, или серьезно болен. От хорошего настроения не осталось и следа. Худое лицо преподавателя пожелтело. Он пытливо осмотрел Перепечко, но не обнаружил на простодушном лице мальчика ничего похожего на скрытую ухмылку. Тогда палочка не спеша поднял стул, вернулся на место, поправил галстук и, уже окончательно овладев собой, негромко произнес:
- Пока тебе палочка, суворовец, - но, испугавшись, что, если мальчик действительно нездоров, плохая новость может сильно взволновать его, быстро прибавил: - Но не переживай. У нас впереди еще есть занятия. У тебя будет шанс все исправить.
«Или окончательно все испортить», - с тоской думал Перепечко, направляясь к Максу, который, пряча руки под столом, встречал его бесшумными аплодисментами. А он-то надеялся покончить с этим за один раз!
Через день Палочка шел на урок к третьему взводу, настороженно сжимая под мышкой журнал. Перед тем как войти, он прислушался. Но за дверью было тихо. «Очень подозрительно», - пробормотал преподаватель себе под нос и решительно дернул ручку. Кадеты встали. Внимательно оглядев мальчиков, литератор, чуть горбясь, подошел к своему столу и, не дожидаясь, пока Перепечко поднимет руку, вызвал его к доске.
С готовностью вскочив, Степа, чувствуя на себе любопытные взгляды пацанов и активное шебуршание за спиной, вышел к доске. Литератор, не присаживаясь, скрестил руки на груди и кивнул суворовцу, на всякий случай уточнив:
- Надеюсь, сегодня курсант меня порадует?
Печка уже заранее готовый пережить очередные пять минут позора, решительно расправил плечи.
- Я все перепутал в прошлый раз, - покаялся он.
Палочка расслабился было, но суворовец продолжил, и преподаватель почувствовал, как начинают шевелиться его заметно седые, всегда тщательно причесанные волосы.
- Немой крестьянин это у Некрасова. Он с товарищами путешествовал по городам и деревням и подбивал других крестьян сделать революцию. Чтобы на Руси было жить хорошо.
Палочка непроизвольно оперся о стол.
- Немой крестьянин подбивал на революцию других крестьян? – только и смог выговорить он, - Достаточно! – тряхнув головой, литератор взял ручку, - Поздравляю, суворовец, я ставлю тебе еще три палочки. А хочешь узнать, почему именно три? Это неслыханно! – не смог он сдержать возмущенного возгласа, - Так не уважать себя, своих товарищей и преподавателя! – и тут же добавил: - На каникулах мы потолкуем с тобой на эту тему более подробно.
Перепечко было стыдно. Ему действительно было очень стыдно. Степа поклялся себе, что на первом же дополнительном занятии ответит Палочке не один, а сразу два урока. Может, тогда преподаватель его простит. Или, по крайней мере, не будет считать полным придурком, как сейчас…

[Потом Степа приступает ко второй части плана. Он звонит отцу и говорит, что в училище отобрали группу для секретного обучения на каникулах. Этого удостоились только самые сильные ученики. Их будут обучать по особой методике, как тайных агентов. И об этом никто не должен знать. Отец, разумеется, принимает все за чистую монету, он тронут и говорит, что и он, и Родина гордятся Степаном.
Наступают долгожданные каникулы, все рады, а Степа переживает шок. На общем построении майор Василюк говорит, что в училище могут остаться не только двоечники, а все желающие!.. ]

… Печка аж захлебнулся. Не поверил. Уточнил. Нет, он не ослышался, и правда – ВСЕ! Не сдержавшись, Степа наклонился вперед и вопросительно уставился на Макса. Тот пожал плечами и одними губами ответил:
- Откуда ж я знал?
- Суворовец Перепечко! – недовольно окликнул его Василюк, - Команды «вольно» не было.
Печка вытянулся и задрал подбородок. Он смирился. Пусть Палочка советуется на его счет с психиатрами, пусть пацаны угорают. Зато цель достигнута. На день рождения Вероники он пойдет…

2.
[Однако на этом Степины злоключения не заканчиваются.
В день знаменательного события у Степы сначала не получается привести в порядок светлый ежик волос, потом на лице невесть откуда появляется прыщ. Потом начинают одолевать сомнения относительно подарка… ]

… Подарок лежал в тумбочке. Макс вчера занес. Увы, пришлось доверить покупку подарка Макарову, других вариантов у бедного Степы просто не было. Печке только накануне удалось закрыть последнюю палочку. Иначе кто бы ему увольнительную дал сегодня?
Но Макс горячо заверил его, что подарок офигенный и Веронике понравится. Книжка какая-то модная, которой все зачитываются. А если, мол, сказал, у нее такая уже есть, то все равно хорошо – она сразу поймет, что ты пацан с понятиями…
Жуткая мысль родилась у мальчика в голове и холодком пробежала по телу. Что, если Макс его наколол и в красивой коробке лежит вовсе не книга? Вдруг там что-нибудь неприличное?
Печка с сомнением поднес к уху сверток и потряс его. Ничего не слышно. Степа медленно двинулся дальше, не глядя перед собой. Задумчиво покрутил подарок в руках. А не распаковать ли пока не поздно?.. Но в этот момент его окликнули. Громко, радостно, раскатисто. С рождения знакомый голос…

[… Печка чуть сквозь землю не провалился, увидев отца, дядю Ваню, мать и… Анжелку Козлову. Печка, наконец, смекает намерения дяди сосватать его, и резко обрывает все подступы, говоря, что идет на день рождения к девушке. Но это не помогает… ]

3.
Вся пестрая процессия отправляется на день рождения Вероники и производит там настоящий фурор. Родственники девочки в шоке, а сама Вероника с вытянутым от отчаяния лицом, говорит готовому провалиться Степе, что его родня несколько «экстравагантна».
В добавок ко всем бедам еще и обиженная Анжелка чуть не колотит Печку.

4.
Когда Печка на следующий день все-таки решается позвонить Веронике, та с огорчением говорит ему, что родители запрещают ей встречаться с ним из-за экстравагантности его родителей. Печка с досадой отвечает: «Ну и встречайся со своими родителями!» - и бросает трубку, прежде, чем Вероника в отчаянии пытается окликнуть его.

Глава третья.
1.
- Да, летчики-залетчики, каникулы, смотрю, на пользу вам не пошли, - Философ, уперев руки в бока, критически осматривал сонных суворовцев, которые выстроились в шеренгу для утреннего осмотра.
Его взгляд неспешно скользил от лица к лицу. Когда он остановился на физиономии Петровича, тот как раз вытянул, не открывая рта, челюсть, сдерживая зевок. Прапорщик подбадривающее махнул рукой:
- Давай, давай. Зевай, не стесняйся. Хуже, чем есть, уже не будет.
Мальчик облегченно и сладко зевнул. Кантемиров буркнул что-то себе под нос и продолжил:
- Можете еще потянуться. Или почесаться. Желающие будут? – поинтересовался он заботливо.
Кадеты подобрались, изо всех сил стараясь пошире открыть глаза. Кантемиров покачал головой:
- Нет, ребятки, так не пойдет., - и вдруг как рявкнет: - По койкам, живо!
Но «живо» не получилось. Вначале суворовцы просто не поняли команды. И только когда Философ, выходя из себя, повторил приказ, мальчишки, суетливо натыкаясь друг на друга, бросились раздеваться. Тем временем прапорщик, одним глазом наблюдая, как исчезают под одеялом голые пятки, вытащил из кармана спичечный коробок, открыл его, извлек наружу одну спичку и поднял ее так, чтобы кадеты видели.
- Будем тренироваться по старинке. Вот это, - он поднял руку повыше, - это спичка. Понятно? – ответом ему была тишина. Кричать «понятно», лежа в кровати, неудобно, - Понятно, - ответил за ребят Философ, - Сейчас я ее зажгу и дам команду «подъем». Пока спичка горит, вы шустро встаете и одеваетесь. Когда она погаснет – уже стоите передо мной со счастливыми, бодрыми лицами. Ясно? – и не дождавшись ответа, закричал, одновременно чиркая спичкой о коробок: - Подъем!
Одеяла полетели в сторону. Кантемиров, не отрывая взгляда от маленького, дрожащего на ветру огонька, ждал. Добежав до пальцев прапорщика, огонек лизнул кожу и погас. Не сам, конечно. Это его Кантемиров задул. Потом прапорщик поднял глаза и обнаружил, что часть взвода, вытянув подбородки, стоит перед ним, а часть все еще шебуршится около кроватей.
Дождавшись, пока все суворовцы встанут в строй, прапорщик, выразительно поглядывая на обгоревшую спичку, которую все еще держал в руке, спросил:
- Итак, что мы имеем? Спичка догорела, а господа суворовцы не в строю. Почему?
Макс шевельнулся:
- Разрешите ответить на вопрос, товарищ прапорщик?
Кантемиров обернулся на голос, чуть заметно нахмурился, но кивнул:
- Да, вице-сержант Макаров.
Сделав шаг вперед, Макс, глядя перед собой, высказал предположение:
- Вы спичку неправильную взяли, товарищ прапорщик.
- В смысле? – насторожился Философ.
Парень, расслабившись, охотно пояснил:
- У вас спичка какая? Обычная. А здесь нужна сигарная. Она длиннее, значит, гореть будет дольше.
Кантемиров набрал в грудь побольше воздуху, но выдохнул тихо, как лопнувшая шина, не позволив себе взорваться.
- Встать в строй, Макаров! – и, хмыкнув, добавил уже совсем добродушно: - Умник.
Тут спичка, тихо хрустнув, упала под ноги прапорщика. Он автоматически наклонился, чтобы подобрать мусор, и вдруг почувствовал резкую, стреляющую боль в пояснице. Глухо ухнул и непроизвольно схватился за спину. Но боль не отступила. Напротив, попытавшись выпрямиться, Кантемиров с ужасом обнаружил, что его словно заклинило. Философ испугался. Раньше такого с ним не случалось.
Прямо перед носом возникли суворовские сапоги, а сверху прозвучал обеспокоенный голос Макарова:
- Товарищ прапорщик, с вами все в порядке?
Пробормотав что-то нечленораздельное, Кантемиров вновь попытался встать прямо. Однако результат был тот же. Философ запаниковал.
- Может, его в медсанчасть проводить? – задумчиво предложил уже другой голос. Леваков, узнал Кантемиров, сгорая от стыда.
- Н-не надо в санчасть, - воспротивился он.
И сразу увидел склонившееся к нему лицо Макарова.
- Это, конечно, не мое дело, - начал тот издалека, - но не станете же вы ходить в таком виде по училищу? Неудобно как-то. Во всех отношениях, - добавил он, и прапорщик уловил в тоне мальчика смех.
Зло глянув на Макарова, Кантемиров одну секунду подумал и согласился. Из казармы они вышли втроем. В середине Кантемиров, а по бокам Макаров с Леваковым. Они, с одной стороны, скрывали прапорщика от любопытных глаз, а с другой – поддерживали своего командира и указывали ему путь. Что было весьма кстати. Философ ни о чем, кроме боли, думать не мог.
Перед кабинетом доктора странная троица остановилась. Макаров (или Леваков – прапорщику видно не было) постучал в дверь. Ответил тягучий, как сгущенное молоко, женский голос. Кантемиров смутился. Он и не знал, что новый врач – женщина.
- Что у нас случилось? – осведомилась она, когда ребята с прапорщиком вошли внутрь.
- Производственная травма, - поспешил пояснить Кантемиров, не дожидаясь, пока суворовцы выдадут свою версию.
Врач подошла к нему, ощупала холодными – даже сквозь одежду прохладно стало – пальцами спину (Кантемиров тихо взвыл), отошла к рукомойнику и таинственно резюмировала:
- Все ясно. Ложитесь на кушетку.
Мальчишки подхватили было Кантемирова под локти, но тот недовольно вырвался и попытался лечь сам. Но, к своему стыду, смог только коленку поднять, да и то со скрипом. «Чтоб этой спине провалиться», - выругался про себя прапорщик.
Доктор, видимо, поняла, что пациенту неловко, потому как невозмутимо, но ласково сказала:
- Не торопитесь, не торопитесь. Все нормально. Мне спешить некуда, - и обернулась к стоящим неподалеку Макарову и Левакову, - А вы что? От занятий освобождены?
- Так мы же… - удивленно отозвался Макаров, - с товарищем прапорщиком…
Но договорить ему не дали.
- Теперь с товарищем прапорщиком я, - спокойно объявила доктор, - Он в надежных руках, не беспокойтесь.
Дверь скрипнула, а потом захлопнулась. Кантемиров остался с женщиной один на один…

[… В процессе осмотра и оказания помощи между Кантемировым и докторшей пробегает искра. Отвечая на любезность прапорщика, она представляется и говорит, что зовут ее Марианна Владимировна.]

2.
Когда Макс с Андреем подошли к кабинету, урок уже начался.
- Что Полине Сергеевне скажем? – спросил Леваков.
Они топтались у двери. Тянули время.
Макс неопределенно дернул плечами, думая о своем.
- Что есть, то и скажем.
Он толкнул дверь и шагнул внутрь с наилюбезнейшей улыбкой на губах. Но слова «Полина Сергеевна, мы…» быстро растворились в воздухе, он просто не успел их произнести. Полины Сергеевны в кабинете не было. Вместо нее около доски стояла худощавая, вся какая-то бледно-серая, как и ее костюм, дама с гладко зачесанными назад волосами и тонкими, словно едва намеченными на лице губами. Она что-то рассказывала, но с появлением Макса умолкла и недовольно-вопросительно на него уставилась, близоруко прищурившись.
Удивленно оглядев незнакомку, Макс, а за ним и вошедший следом Леваков вопросительно повернули головы на ребят. Может, они кабинет перепутали? Нет, все точно. Это их взвод. Вон Перепечко глазами вращает – знак им какой-то подать хочет. А вот и Сухомлин с Трофимовым пальцы к губам прикладывают. Что это значит?
Макс очнулся и снова перевел взгляд на худощавую даму, нетерпеливо постукивающую указкой по бедру.
- А где Полина Сергеевна? – выдохнул он, напрочь позабыв все правила хорошего тона.
Незнакомка заметила это и сурово сказала:
- Может, молодые люди сначала представятся?
Макс вытянулся:
- Суворовец Макаров!
- Суворовец Леваков! – прозвучал рядом громкий голос Андрея.
Дама кивнула и продолжила допрос:
- Вы из третьего взвода?
- Так точно, - ответил за двоих Макс.
Почему-то, услышав это, дама невероятно разозлилась. Она выпрямилась, отвернулась от мальчиков, демонстрируя им профиль с большим горбатым носом, и сухо поинтересовалась:
- А коли так, почему вы опоздали, позвольте спросить?
Суворовцы непроизвольно переглянулись. Настоящая ведьма.
- Ну это… - еще менее уверенно, чем раньше сказал Макс, - В общем дело очень важное.
Презрительно хмыкнув, дама плотнее сжала губы, так, что они исчезли вовсе.
- В таком случае не смею задерживать. Ступайте доделывать свое важное дело.
- Но… - попытался воспротивиться Леваков, но был моментально остановлен ледяным взглядом.
- Разговор окончен. Закройте дверь с той стороны.
Парни повернулись и покорно вышли. В молчании подошли к подоконнику. Макс, подпрыгнув, на него уселся. Андрей обернулся на запертую дверь и недоуменно спросил:
- Что это еще за чудо-юдо? Где Полина Сергеевна?
Но Макс ему ничего не ответил.
Куда подевалась Этикетка, они узнали, когда прозвенел звонок и из класса вышли сперва уже знакомая мальчикам серая дама, а затем, затравленно оглядываясь, кадеты.
Новую преподавательницу эстетики звали Лидия Ивановна. Не понравилась она решительно всем. «Говорить, когда я разрешу!», «Не спорить!», «Свое мнение оставьте при себе!» - только и слышалось во время урока. И теперь этот крокодил будет преподавать у них всегда. Вместо Полины Сергеевны. Поскольку та, по словам «крокодила», теперь ведет уроки только у старших курсов.
Макс выслушал новость, мрачнея на глазах. Значит, вот так, Полина Сергеевна? Ничего, мы еще посмотрим. Он соскользнул с подоконника и, бросив на ходу: «Я скоро», - побежал в преподавательскую.
Но, не добежав, столкнулся с Полиной на лестничном пролете. Она с журналом и книгами в руках поднималась ему навстречу.
Увидев Макса, преподавательница остановилась, пропустила вперед трех старшекурсников и уже открыла было рот, но парень опередил ее:
- Полина Сергеевна, здравствуйте! – и не давая ей возможности ответить, спросил: - Это правда, что вы теперь у нас преподавать не будете?
Полина отвела глаза и мягко сказала:
- Да, Максим, теперь у вас будет преподавать Лидия Ивановна. Она прекрасный специалист, и я думаю…
Но Макс зло прищурился:
- Крокодил она, а не специалист.
- Макаров! Что вы себе позволяете?! – возмущенно воскликнула Полина. А затем закончила свою предыдущую мысль твердым, уверенным тоном: - Я думаю, так будет лучше.
- Для кого лучше? – глухо уточнил Макс, с обидой глядя на нее.
Но Полина Сергеевна стойко вынесла его взгляд. Отказаться от преподавания на первом курсе она решила еще до каникул. Едва узнала, что это Макс Макаров и есть ее виртуальный друг. Наверное, стоило сказать ему об этом еще тогда, в кафе. Но он так внезапно исчез.
А вслух Полина произнесла, уже не так категорично, как вначале, а осторожно, чтобы не ранить суворовца:
- Лучше для всех, - и, лишая Макса возможности продолжить разговор, почти бегом поднялась наверх.
Макс проводил ее отсутствующим взглядом и крепко задумался. Значит, решила подсунуть им этого крокодила, эту мымру? Неожиданно он улыбнулся. Ничего. Полина Сергеевна, мы еще посмотрим, кто кого.

3.
Лидия Ивановна вовсе не была ни мымрой, ни тем более крокодилом. Она имела внушительный послужной список и более чем пятнадцатилетний педагогический стаж за плечами. И хотя в специализированных учебных заведениях вроде Суворовского училища работать ей еще не приходилось, Лидия Ивановна была уверена, что сумеет без труда побороть строптивость своих новых учеников. Иначе как строптивостью она их вызывающее поведение ничем объяснить не могла.
Когда на следующее занятие из всего третьего взвода пришло вовремя только четыре человека, а остальные ввалились в класс стадом запыхавшихся бычков, преподавательница сочла это случайностью. И хладнокровно выпроводила всех опоздавших вон.
Но и в очередной раз повторилось то же самое. Лидия Ивановна был женщиной очень не глупой и сразу поняла, что ей объявлена война. Надо сказать, преподавательница вообще-то привыкла к тому, что не вызывает особой симпатии у своих подопечных. Обычно в таких случаях она пожимала плечами и говорила сама себе: «И что с того? Главное, я профессионал. Рано или поздно дети это оценят». Но шло время, а никто ее не оценил. За глаза называли «Бабой-ягой» и зло передразнивали ее манеру приглаживать назад и без того идеально уложенные волосы.
Лидия Ивановна злилась, но сдаваться не собиралась. Вот и сейчас, догадавшись, что суворовцы пошли на принцип, она ответила им тем же. Не дрогнув, отправила почти весь взвод в коридор.
Мальчишки гадали: долго ли она продержится? А Лидия Ивановна так и стояла бы до конца, если бы полковник Ноздрев не обратил внимание на двойки по эстетике, которые, как грибы после дождя, ежедневно вырастали в журнале. Заподозрив неладное, он вызвал Лидию Ивановну к себе в кабинет и вынудил признаться, в чем дело.
Когда Ноздрев узнал подробности, то разозлился не на шутку. Во-первых, на суворовцев, которые после каникул «совсем от рук отбились», а во-вторых, на преподавательницу, которая не смогла локализовать конфликт.
Хорошенько обдумав ситуацию, полковник еще раз вызвал новую преподавательницу, а вместе с ней и вице-сержанта третьего взвода Макарова, став посредником при их принудительном примирении. С Макса он взял слово, что кадеты больше не будут задерживаться (без уважительной причины), а с Лидии Ивановны – что она будет лояльнее и не станет впредь выгонять ребят за опоздание. Лидия Ивановна побледнела, но согласилась, добавив, однако, что пойдет на уступки только в том случае, если опоздание будет «незначительным».
Все трое расстались холодно, с нехорошими предчувствиями, что на этом дело не закончится.
По крайней мере, Макс отступать точно не собирался. Он дал слово, что не станет опаздывать, но обещания не предпринимать ничего другого не давал.
На следующее после беседы с полковником Ноздревым занятие суворовцы пришли, как и было оговорено, вовремя. Лидию Ивановну, которая вошла, гордо задрав голову, встретили стоя. А после того, как она им едва заметно кивнула, мальчики сели и переглянулись.
Это от внимания преподавательницы не ускользнуло, и она насторожилась. Тщательно осмотрев стул, осторожно присела. Подняла глаза и спросила:
- Кто дежурный?
Макс встал, но не произнес ни слова. Лидия Ивановна выжидательно смотрела на кадета, но тот вместо того, чтобы доложить об отсутствующих, упрямо молчал. Пауза затянулась.
Преподавательница нервно сцепила пальцы, но тут же постаралась успокоиться. Не обращая больше внимания на Макса, который так и остался неподвижно стоять возле своей парты, она начала урок.
Напомнила тему предыдущего занятия и спросила со всей мягкостью, на которую только была способна, есть ли желающие ответить. Кадеты в ответ не издали ни звука. Никто не листал учебник, не прятался под партой, не тянул руку. мальчишки сидели неестественно прямо, с каменными, непроницаемыми лицами.
- Хорошо, - нервно сглотнув, Лидия Ивановна открыла журнал, изо всех сил стараясь скрыть дрожь в руках.
Провела пальцем по списку. Наметила жертву и, делая вид, что старается правильно прочитать фамилию, произнесла, не поднимая глаз:
- Суворовец Сухо-млин нам сегодня ответит.
Раздался шум отодвигаемого стула. Лидия Ивановна уже хотела повторить вопрос, но, увидев на лице кадета такое же упрямо-непроницаемое выражение, что и у Макарова, осеклась.
Не предложив сесть и этому суворовцу, она вернулась к списку.
- Суворовец Волков.
Еще один мальчик встал, не имея ни малейшего намерения отвечать урок. Через десять минут в классе молча стояла добрая половина взвода.
Лидия Ивановна тоже недоуменно молчала. С подобной ситуацией ей сталкиваться еще не приходилось. Наверное, впервые с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать, вдруг захотелось расплакаться. Преподавательница захлопнула журнал и на мгновение прикрыла лицо руками. Но быстро справилась со слабостью и, когда отняла ладони, уже вновь была готова к бою.
Привычным движением пригладив волосы назад, она встала и насмешливо осмотрела мальчишек.
- И вы думаете, это правильно? – спросила она, не рассчитывая получить ответ, - Взрослые парни издеваются над женщиной, но, что самое забавное, считают при этом, будто бы борются за истину, - она хохотнула, - За какую истину? – Лидия Ивановна пожала плечами, - Вы же будущие офицеры! Нашли с кем воевать! – добавила она горько и сразу встряхнулась, - Если вы надеетесь, что я побегу жаловаться к полковнику Ноздреву, то хочу вас разочаровать. Не побегу, - и, не торопясь, она собрала со стола свои вещи и направилась к выходу.
Около двери остановилась и объявила:
- Урок окончен.
Лидия Ивановна уже ушла, а суворовцы все продолжали стоять, глядя прямо перед собой. Они победили, но ощущения триумфа не было. Словно последнее слово все равно осталось не за ними.
Перепечко, которого сегодня, к счастью, не спросили. Заерзал на стуле:
- Я же говорил, не надо было молчать.
Сухомлин огрызнулся:
- Успокойся, Печка, тебя упрекнуть не в чем.
- Так я не за себя переживаю, - попытался оправдаться Степа, - Теперь она начальству нажалуется. И нам влетит, - он хотел сказать «вам», но вовремя спохватился.
Макс покачал головой:
- Не пожалуется, - сказал он уверенно, и уважительно добавил: - Она тетка с принципами.
Трофимова волновало другое. Он обернулся к Максу и озабоченно спросил:
- Макар, а теперь-то чего?
- В смысле? – удивился тот, - Будем идти до конца, - уверенно произнес он, - Или вы не хотите, чтобы Этикетка вернулась?
Несмотря на то, что после сегодняшнего урока многие прониклись искренней симпатией к Лидии Ивановне, возвращения Полины Ольховской хотели абсолютно все.

4.
Андрей Леваков тоже увлекся войной с новой преподавательницей, однако вскоре и думать про нее забыл. Дело в том, что у него пропала мать. Он понял это, когда Нина Левакова несколько раз подряд не пришла к нему на КПП, хотя они условливались о встрече. Андрей забеспокоился и попросил бабушку сходить на квартиру матери. Та ходила неоднократно, причем в разное время, но ей никто не открыл. Леваков запаниковал. Телефона у матери не было. Оставалась одна надежда – на Сашу. Та попыталась его деловито успокоить и спросила, когда он в последний раз видел мать. От слов «в последний раз» Андрею стало совсем не по себе, но Сашка была полна решимости. В последний раз они видели Нину Левакову вместе с Андреем в воскресенье. Саша пообещала завтра с самого раннего утра быть на квартире Андреевой матери.
Андрей положил трубку и в подавленном состоянии поплелся в казарму. По дороге его встретил возбужденный Трофимов, который с загадочным видом поделился с Андреем последними новостями – Философа заметили поздно вечером в коридоре училища вместе с новой медичкой. Леваков новости не оценил. Но Трофимов, захлебываясь от восторга, что подловил прапорщика на «ля-муре», доверительно сообщает Левакову, что завтра все обхохочутся, так как они с Сухим кое-что придумали. При виде веселья Трофимова Андрей сам не удерживается от улыбки.

Глава пятая.
1.
Сашка не ошиблась: свет горел именно в квартире Нины Леваковой. Когда они добрались до места, уже стемнело. Андрей специально задержался под окнами, чтобы проверить версию девушки.
Так и есть. В большой комнате, за приметными красными занавесками, на полную мощь сияла лампа. Свет был яркий, потому что люстру повесить Андрей не успел.
Сердце у него екнуло. Суворовец испуганно посмотрел на Сашку. Та все поняла и быстро взяла его за руку. молча они вошли в подъезд и поднялись наверх. Остановились около обшарпанной двери. Леваков достал из кармана ключ (мать сделала дубликат всего полторы недели назад) и дрожащими руками вставил его в замочную скважину. Повернул два раза и дернул ручку. В образовавшуюся щель проникла полоска света.
Андрей не спешил.
- Хочешь, я первая пойду? – отважно предложила Сашка.
Леваков отрицательно замотал головой. Настроившись, он толкнул дверь, вошел в коридор, нащупал вслепую выключатель и сразу щелкнул им.
На вешалке висели женское пальто и старая болоньевая куртка. На полу в беспорядке валялась обувь. Андрей сразу заметил в углу осенние сапоги, в которых была мать, когда он забирал ее из больницы. Стоптанная подошва, мыски в трещинках, набоек на каблуках нет.
Сашка проследила за его взглядом и почему-то шепотом спросила:
- Это ее?
Леваков не ответил. Вместо этого он оттеснил девушку обратно на лестничную площадку. Но она воспротивилась:
- Я с тобой.
Не став возражать, Андрей решительно прошел в комнату. Никого. Огляделся. Дверь в другую комнату приоткрыта, и там темно. Не чувствуя ног, он прошел мимо накрытого стола и, вытянув руку, резким движением распахнул дверь настежь.
В темноте вырисовались застеленная кровать, шкаф, прикроватная тумбочка. Но на первый взгляд и в этой комнате тоже было пусто.
Андрей вошел внутрь и включил свет. Так и есть. Матери здесь не оказалось.
- Ну что? – раздался сзади встревоженный голос.
Леваков от неожиданности вздрогнул. Сашка стояла прямо у него за спиной и настороженно выглядывала сбоку.
- Никого нет, - с некоторым облегчением констатировал Андрей.
- В ванной тоже, - сообщила Сашка, - Я проверила. И на кухне.
Оставалось признать, что кроме них двоих, в квартире не было ни одной живой души. К счастью, мертвой тоже.
Они вернулись в большую комнату и, в изнеможении после пережитого стресса, опустились на диван. Тут взгляд Левакова упал на стол. Что-то его насторожило.
- Саша, - прошептал он неуверенно, - а тебе не кажется, что после нашего ухода, ну тогда, в воскресенье, здесь никто не прибирался?
Девушка приподнялась, внимательно осмотрелась, и с удивлением кивнула:
- Определенно нет.
На углу возвышалась горка посуды с намертво присохшим кетчупом на тарелках. Чашки стояли там же, где ребята пили из них во время обеда. Вон даже кусок недоеденного Сашкой торта. Заварочный чайник в центре.
Саша встала, приподняла крышечку и поморщилась.
- Плесень одна, - и сразу обернулась к Андрею, - А это значит…
Тот кивнул:
- Это значит, что мама исчезла сразу после нашего ухода.
Им стало не по себе. Но никакого разумного объяснения произошедшему ребята придумать не могли.
- Пошли в милицию, - решила Сашка, - Чего сидеть-то?
Андрей, как и многие интернатовские, милицию не очень жаловал. Но Сашка права. Сидеть здесь и тупо смотреть на голые стены бессмысленно.
Они поднялись и, выключив везде свет, покинули квартиру.

2.
Однако в милиции к исчезновению небезызвестной Нины Леваковой отнеслись скептически. Участковый, не отрываясь от просмотра телевизора, посоветовал ребятам поискать ее где-нибудь за углом во дворе в компании алкашей. Андрей едва сам не попал за решетку, пытаясь втолковать милиционеру, что его мать уже давно не пьет и действительно пропала неделю назад. Саша вовремя успокаивает парня, и говоря участковому, что тот бесчувственное животное и монстр, уводит друга из участка. Завтра суббота. И они займутся поисками пропавшей женщины сами.

3.
Саша и Леваков начинают поиски с опроса соседей. Удается выяснить только то, что Нину Левакову в воскресенье забрали в больницу.
Ребята бегут к Сашке домой, запираются в ее комнате под удивленные взгляды полковника Ноздрева, и начинают обзванивать все больницы. Но Леваковой Нины Владимировны ни в одной из них нет. Тогда Сашка звонит в морг. К счастью и туда мать Андрея не поступала. Сашка и Леваков озадачены.

4.
Ночь Андрей проводит в пустой квартире пропавшей матери. Ему было не по себе. А рано утром его разбудила Сашка, и они снова отправились опрашивать соседей. Неприветливая бабулька из их подъезда говорит, что Нину забрали в воскресенье бесы. Саша и Андрей удивлены, но та поясняет, что все врачи – бесы, потому что помощи от них не дождешься, только вымучают у себя под кабинетами, и кроме того, на номере их скорой были шестерки. Они вынесли Нинку на носилках без сознания буквально через несколько минут после того, как от нее ушли Андрей и Саша.
Саша берется выяснить, какой больнице принадлежит скорая с двумя шестерками на номере.

5.
В понедельник объявляют результаты отборочной контрольной по математике. Оказывается, что единственным, кто решил абсолютно все задачи, был суворовец Трофимов. Ребята, в том числе и сам Саша, ничего не понимают, а БМП в восторге от нововыявленного таланта. Трофимов в эйфории от внезапно свалившейся на него славы и любви преподавательницы.
Cиницын возмущен такой вопиющей несправедливостью. Он разговаривает с Сашкой очень сухо.

… В этот момент в казарму влетел взбудораженный Макс. Взлохматил волосы и выпалил, волнуясь:
- Пацаны! Философ уходит!
Ничего не понимая, кадеты окружили Макарова и, перебивая друг друга, стали забрасывать вице-сержанта вопросами:
- Куда?
- Кто сказал?
- Домой, что ли?
- Насовсем?
Наконец Макс не выдержал и заорал:
- Да замолчите все! - и когда в казарме стало относительно тихо, он уже спокойно пояснил: - Сам только что узнал. Матвеев Философа за драку попер.
Кто-то попробовал пошутить: «По пьянке, что ли?» - но Макс остановил его взглядом.
- Говорят, Кант с Ротмистровым подрался. А почему, никто не знает, - озабоченно добавил он, потерев лоб.
Мальчишки неловко переглянулись. Как же они теперь без Кантемирова? Кто его сменит? Да кто бы не сменил! Второго такого уже точно не будет…

6.
Прапорщик избил майора Ротмистрова за оскорбление Марианны Владимировны.

Глава седьмая.
1.
Сашка Ноздрева самостоятельно обходит гаражи всех городских лечебный учреждений, разыскивая машину с двумя шестерками на номерах. Она сочинила трогательную легенду о потерянной золотой сережке своем мамы. В расследовании она провела целый день, прогуляв школу, но так ничего и не выяснила.
Расследование затянулось на несколько дней. Но ни в одной больнице такой скорой не оказалось.
Вместо этого, Сашкина учительница позвонила ее отцу и сообщила, что доселе примерная и способная ученица вдруг стала прогуливать уроки. Полковник Ноздрев в бешенстве. Единственное, что его успокаивает –Леваков тут ни при чем, ведь все это время он находился в училище. Александр Михайлович считает, что дочь связалась с наркоманом Витькой – приятелем Самохиной.
Сашка пытается скрыть правду, но полковник бушует, на минуту ей даже кажется, что отец впервые в жизни ее ударит. Полковник насильно закатывает Сашке рукава и проверяет вены. Сашка протестует и не говорит правды.
Расколоться ей приходится только тогда, когда отец угрожает, что если она не расскажет ему, почему прогуливает школу, и где бывает в это время, о Левакове она может забыть раз и навсегда. Угроза действует, и Сашка рассказывает отцу все об исчезновении и поисках Нины Владимировны Леваковой.
Полковник озадачен. Неужели его дочь настолько не доверяет ему, что не обратилась к нему за помощью? Сашка и сама не знает, почему ей это не пришло в голову.
Полковник звонит куда-то и вскоре они узнают, что скорые с двумя шестерками на номерах есть только в роддоме и психиатрической больнице.

2.
Сашка сообщает новости Андрею. Тот в недоумении. Что его матери делать в роддоме или психушке?
Командир выдает Левакову специальную увольнительную и на следующий день они с Сашей идут в психиатрическую клинику.
Медсестра приемного покоя Мариночка сначала бодро отвечает на их вопрос, что Левакова действительно к ним поступала. В этот момент ей звонит кто-то очень важный, кого она называет «Всеволодом Акакиевичем» и ее настроение сразу меняется. Она кладет трубку и суетливо отвечает, что Левакова поступила к ним год назад и после принудительного курса лечения от алкоголизма была выписана. Ребята разочарованы и ничего не понимают.
Выходя с территории больницы, они видят въезжающую скорую с двумя шестерками на номерах.

3.
Пока Леваков и Сашка общались с улыбчивой Мариночкой, училище содрогалось от радостной новости – Философ вернулся!
Макс, несмотря на нагоняй, полученный от командира, ходил гордый, ни минуты не сомневаясь, что это сработала его петиция.
А ведь когда он подал ее майору (пойти сразу к Матвееву Макс все-таки не решился), тот, быстро ознакомившись с содержанием и пробежав глазами подписи, рассерженно посмотрел на парня и спросил:
- Ну, чего тебе, Макаров неймется? Революционер недобитый, - выругал он вице-сержанта и отвел глаза.
Еще не хватало, чтобы суворовец догадался о том, что Василюк не только одобряет его поступок, но и сам еще вчера собирался поставить под документом свою подпись. Правда, со вчерашнего дня кое-что изменилось.
- В общем так, - майор, не торопясь положил изрядно помятую в результате длительного ношения в кармане брюк петицию на стол, - Я ничего не видел. Ты мне ничего не давал. Ясно? Иначе буду вынужден принять в отношении тебя, Макаров, очень серьезные меры. А то взял моду, - Василюк хлопнул ладонью о колено, - что ни неделя, то восстание!
Макс упрямо замотал головой:
- Но, товарищ майор, это не честно. Петицию я вам отдал. И лежит она теперь в среднем ящике вашего стола. Это царизм какой-то! Беззаконие! – возмущено закончил он свою речь.
Не вставая, Василюк смерил кадета тяжелым взглядом.
- Суворовец Макаров, наряд вне очереди.
- Есть наряд вне очереди, - отозвался Макс, но тут же добавил: - И все-таки…
- Круу-гом! Шагом марш отсюда!
Послушно развернувшись, Макс быстро дошел до двери, но задержался на пороге и тихо сказал:
- И все-таки товарищ прапорщик…
- Марш, я сказал!
Максу ничего не оставалось, как покинуть кабинет командира. Но уже вечером следующего дня о возвращении Кантемирова в училище знали все. И, конечно, суворовцы, как и Макс, подумали, что Матвеев изменил решение благодаря их ходатайству. Но на самом деле все было не так…

[Когда Василюк уже собрался было против всех правил поставить свою подпись под петицией Макарова, он неожиданно узнал, что Кантемиров возвращается в училище. Поэтому и устроил вице-сержанту такую выволочку.
Дело в том, что Марианна Владимировна, узнав о случившемся, пошла к генералу и рассказала ему о настоящей причине драки Кантемирова с майором Ротмистровым и о тех, оскорблениях, которые она выслушала от офицера в свой адрес. Матвеев был взбешен. Только одно волновало его – в своей анкете Марианна Владимировна написала, что она замужем. Почему же она позволяет себе подобные отношения с прапорщиком в стенах училища? Марианна Владимировна, смущаясь, отвечает, что специально написала это в анкете, думая, что коллектив в основном мужской, и так ей удастся оградить себя от всех поползновений. На самом деле она не замужем, и холостой прапорщик ей ой как нравится. Матвеев усмехается.
Когда Марианна Владимировна уходит, в кабинет начальника училища входит сияющий полковник Ноздрев. Он сообщает радостную новость – их суворовец занял первое место на городской олимпиаде по математике. Матвеев довольно спрашивает – как фамилия суворовца…]

4.
Трофимов упивался своей славой недолго, Илье Синицину, который поначалу смотрел на все это снисходительно, надоело давать ему списывать. А Трофимов до ночных кошмаров боялся разочаровать БМП, вдруг она поймет, что он никакой не умный и не талантливый? Он умолял Илью не бросать его. Но тот был непреклонен, и на следующих дополнительных занятиях отсел от Сашки. Естественно, тот написал на два. Но Белова в нем не разуверилась, а только обеспокоенно выпросила у Василюка, чтобы Трофимова освободили от строевой и физподготовки. Нельзя гробить молодые таланты. Василюк сопротивлялся, но под напором БМП вынужден был сдаться. Ребята стали дразнить Трофимова «гением». Трофим пытался извиниться перед Синицыным, но тот в ответ окончательно шокировал Сашку, говоря, что отказывается от участия в олимпиаде. Трофимов в шоке. После тщетных уговоров, Трофимов в отчаянии говорит, что Синицыну придется поехать на олимпиаду, потому что он не может по состоянию здоровья. Синицы говорит, чтобы Трофим не притворялся. Но Сашка настаивает, что у него повреждена рука и он не может писать. Синица удивлен. В этот момент Трофимов решительно направляется к двери, засовывает пальцы в щель и захлопывает ее. Раздается крик Трофимова, звук падающего стула Синицы, который вскакивает и подлетает к нему, видя, что пальцы Сашки побагровели и правая рука стремительно отекает на глазах. Синицын тащит Трофима в медпункт, но тот отчаянно упирается и сквозь боль спрашивает, вернутся ли Синица в команду? Тот, наконец, соглашается. Тогда довольный Трофимов начинает орать, чтобы его скорее вели в медпункт.
На следующий день на олимпиаду поехал Синицын. Именно его фамилию назвал сияющий полковник Ноздрев начальнику училища.

Глава девятая.
1.
Не сдержавшись, Полина впервые за свою недолгую педагогическую карьеру, хлопнула ладонью по столу, но перестаралась и тут же отчаянно замахала рукой, пытаясь унять боль. Но ладно бы просто по столу треснула, - она ведь вдобавок еще и прикрикнула:
- Суворовец Макаров, если вы еще раз позволите себе нечто подобное, я удалю вас из класса!
Боль вроде утихла, и преподавательница спрятала руку на коленях, с досадой ругая себя, что взорвалась на глазах у ребят. А все Макаров! Полина недружелюбно на него посмотрела.
Тот в ответ лишь невинно моргнул и удивленно дернул плечами. Однако стоило Полине отвернуться, как Макс, кривляясь, пробормотал тоненьким голоском: «Я удалю вас из класса!..» Ольховская мигом обернулась, но не успела и вновь наткнулась на по-детски чистый взгляд суворовца, доводившего ее до белого каления. Нет, ну что ей с ним делать?
Полина уже не сомневалась, что видела тогда в окне именно Макарова. Он со второго этажа следил за ней и Яковом, когда они договаривались о свидании, а поняв, что Полина его заметила, скрылся. Абсолютно точно: это был Макаров. И то, что с тех пор он ни одного урока не дает ей спокойно провести, лишнее тому подтверждение.
О какой бы теме Полина не решила поговорить на занятии, Макс непременно усматривал в ней прямую связь с проблемой любви и брака в жизни современной женщины. Особенно его интересовал вопрос брака без любви. Своими соображениями Макаров, совершенно не стесняясь, делился со всем взводом, нимало не обращая внимания на то, что его, собственно, никто не спрашивал.
Конечно, Полина Сергеевна прекрасно понимала намеки суворовца. Вначале она смущалась и краснела, а потом только злилась. Да какое дело этому мальчишке до ее личной жизни?! Ей, между прочим, уже двадцать два! И она все еще не замужем. Естественно, что, как и любая зрелая женщина, Полина должна подумать о будущем. Яков – замечательный человек. С ним ей будет легко и надежно. Неужели Макаров этого не понимает?
На что он, интересно, вообще рассчитывает? Что она будет ждать, пока он вырастет?
Полина украдкой посмотрела на Макса. Если бы он не был таким вредным и упрямым, то может, рано или поздно и смог бы ей понравиться… Не сильно, конечно, а так… чуть-чуть…
«Что за ерунда приходит мне в голову! – рассердилась на себя Ольховская, - Яша – вот кто мне нужен… наверное…»
А что до большой любви, то Полина уже взрослая девушка и понимает, что пора более реально смотреть на вещи. Нет никакой большой любви… наверное… Ну, а если и есть, то встречается одна на миллион…
И тут Полина засомневалась: а вдруг у этого парня – Макарова – как раз такая к ней любовь? Как он сказал тогда: «У одних проходит, а у других нет»?
Чушь! Так все говорят. А на самом деле все проходит. И нет, наверное, никакой любви…
- Урок окончен, - услышала вдруг Полина свой голос.
Вздрогнула и подняла голову. На нее с удивлением смотрели двадцать пять пар удивленных глаз. И одна пара ехидных.
- Но звонка еще не было, Полина Сергеевна, - вежливо напомнил ей Макаров.
Однако преподавательница встала и, пробормотав любимую присказку математички Беловой: «Звонок для учителя», - вышла из класса.
«Струсила и сбежала. По-другому и не сказать. А все Макаров!» - в очередной раз с досадой подумала Полина, направляясь в преподавательскую…

… Она так расстроилась, что даже не услышала, как ее окликнул Кантемиров. Поэтому испуганно вздрогнула, почувствовав, что кто-то положил ей руку на плечо. Оборачиваясь, Полина была уверена, что увидит позади радостно ухмыляющееся лицо Макарова. И с облегчением вздохнула, обнаружив там прапорщика. А тот отчего-то очень обрадовался.
- Как хорошо, что я вас встретил! Вы, наверное, еще не знаете, что я через две недели женюсь? - Философ повторял эту приготовленную заранее фразу уже не в первый раз, но за все это время не изменил и не пропустил ни одного слова.
Полина изумилась:
- Как? Так скоро?
Поскольку абсолютно все задавали ему именно этот вопрос, Кантемиров небрежно выдал вторую заготовку:
- Сами понимаете, мыв люди не совсем молодые – нам время терять жалко.
Полина понимающе кивнула, немедленно подумав о своем. Вот именно: так и жизнь пройдет – оглянуться не успеешь. Прав Кантемиров – время терять ни в коем случае нельзя. А она, Полина, теряет.
Прапорщик, не подозревая, что задумчивая улыбка девушки никак не связана с его предстоящей свадьбой, перешел к главному:
- Я вас, Полина Сергеевна, хочу на торжество по случаю нашей с Машей свадьбы пригласить, - и добавил: - Обязательно кавалера вашего захватите. Чем больше народу, тем лучше.
От всей души поздравив Кантемирова с предстоящей женитьбой, Полина пообещала, что непременно придет… с кавалером.

2.
Пожениться через две недели, чтобы не терять времени, решил прапорщик, а Марианна Владимировна только молча кивнула. Рассказ о странной дружбе Кантемирова и Марианны Владимировны и о самой по себе возникшей любви.
Философ каждый день приходит в медсанчасть попить чаю и развлечь невесту историями из жизни суворовцев.

… Однажды ему удалось действительно ее поразить. И новости были свежие.
- Представляешь, Маш, - Кантемиров отхлебнул чаю и посмотрел на Марианну Владимировну поверх чашки, - у нас ребята организовали тайную организацию. Прямо в училище.
Женщина изумленно подняла брови:
- Ну, видно не такая уж эта организация тайная, если даже ты о ней знаешь! – и тут же полюбопытствовала: - А как называется? И в чем, собственно, заключается тайна? Чего ребята хотят?
Поставив чашку на стол, прапорщик вздохнул:
- Я знаю только, что эта организация есть. Больше ничего. Ни названия, ни цели. Однако, - поспешно добавил он, чтобы Маша не усомнилась в его способностях собирать информацию, - нам достоверно известно, что тут замешаны первокурсники. И, в частности, третий взвод.
- Ясно… - Марианна Владимировна подалась вперед, - Это, наверное, как-то связано с тем суворовцем. Как его? – она нетерпеливо помахала кистью руки, вспоминая, - Ну, тот мальчик, про которого ты мне столько рассказывал? – и жалобно посмотрела на Кантемирова в ожидании помощи, - А, вспомнила, Макаров! - врач торжествующе подпрыгнула на месте, - Наверняка тут без Макарова не обошлось. Как ты считаешь?
Прапорщик загадочно пожал плечами:
- Может, так. А может, и нет. Скоро выясним.
Марианна Владимировна была заинтригована. Она расстроилась, что Ивану известно так мало, и потребовала, чтобы жених держал ее в курсе. Кантемиров с готовностью пообещал.

3.
Никакого отношения к тайной организации Макс не имел. Он вообще узнал о ее существовании от Перепечко. Тот на перемене отозвал его в сторону и торжественным шепотом сообщил:
- Я должен задать тебе один очень важный вопрос. Ты в будущем собираешься стать офицером?
Макс сразу догадался, откуда ветер дует. Это все Синицын никак не угомонится! И ответил Печке то же, что в свое время Илье. Мол, рано еще такими вопросами заморачиваться. Гуляй, пока молодой.
Однако Степа не отстал. Ему хотелось во что бы то ни стало завербовать Макарова. Поэтому, несмотря на строгий запрет Синицы разглашать подробности «сомневающимся» или тем более «отказникам», он выложил Максу все:
- Это Илья придумал. Завтра после отбоя все, кто решил после училища стать военными, соберутся в туалете, - тут Перепечко сделал паузу и следующие слова произнес одними губами: - Чтобы дать клятву и скрепить ее кровью.
Вообще-то, про кровь Печка сам толком не понял, но Синицын на его вопросы каждый раз уклончиво отвечал: «Скоро узнаешь».
- И после этого мы станем почти настоящими братьями, - закончил Степа и посмотрел на Макарова, пытаясь угадать, смог ли он его убедить.
Однако Макса, похоже, эта информация не особенно взволновала. Он иронически хмыкнул и спросил:
- Вы что, с Синицей в детстве в казаков-разбойников не доиграли?
Перепечко расстроился, но на всякий случай предупредил:
- Если передумаешь, приходи завтра вечером в туалет. Только не опаздывай. Мы начнем ровно в одиннадцать.
Макс пообещал, что если вдруг передумает, то обязательно придет. Но про себя усмехнулся: и как только Синицыну такое в голову пришло?!
А Илья был очень доволен своей затеей. Конечно, изначально он не предполагал, что «Братство будущих офицеров» (именно так он решил назвать их союз) будет воспринято в училище как тайное общество. Никакой тайны из своего стремления объединить тех суворовцев, кто действительно собирается посвятить жизнь служению Родине, он не делал. А Печке велел языком поменьше трепать, а то еще смеяться над ним начнут.
К сожалению, их инициатива не встретила широкой поддержки. Синицын даже чуть руки не опустил, когда Перепечко сообщил ему о семи отказах подряд. Но затем встряхнулся. Ничего, зато остальные войдут в братство осознанно и для них клятва, придуманная Ильей, не будет пустым звуком.
Собственно, изначально Синицын и собирался ограничиться одной только клятвой. Идея скрепить ее кровью возникла позже.
Он припомнил рассказ матери о том, как в свое время побратались его отец и дядя Слава. И тут же загорелся мыслью повторить их ритуал.
Во-первых, воображение мальчика будоражила сама церемония, во-вторых, клятву «на крови» страшнее нарушить, ну и, наконец, в третьих, Илья своими глазами видел, насколько крепко она связала Сергея Синицына и его лучшего друга Славку.
Итак, никаких сомнений. Члены «Братства будущих офицеров» будут все как один кровными братьями!

4.
Перед тем как открыть дверь и войти внутрь, Леваков дисциплинированно посмотрел по сторонам. Никого из старших в коридоре не было. Только из-за угла вывернули двое кадетов из первого взвода. Но они не в счет. Тоже на посвящение идут.
Убедившись, что вокруг все спокойно, Андрей проскользнул в туалет. Там было многолюдно, но тихо. Суворовцы стояли небольшими группами. И таки групп Леваков насчитал четыре или пять.
Синицын, облокотившись о подоконник, нетерпеливо посматривал на часы. Рядом взволнованно топтался Перепечко. Чуть поодаль Андрей заметил Петровича, Трофимова и еще парочку кадетов из их взвода.
Увидев Левакова, Синица махнул рукой, подзывая его к себе. Когда Андрей, не без труда пробравшись сквозь толпу, остановился между Печкой и Трофимом, Илья в очередной раз посмотрел на часы и сказал:
- Пора!
Времени уже действительно было много – две минуты двенадцатого. А сюда в любой момент могли войти дежурные офицеры.
Синицын выпрямился и, оглядев присутствующих, произнес:
- Вы все знаете, зачем мы здесь собрались. Поэтому давайте сразу начнем, - и вытащил из кармана складной ножик.
Но объяснить ничего не успел, так как в туалет вбежал еще один суворовец. Вбежал шумно, невзирая на конспирацию, и прямиком ломанулся к окну.
Это был Макс. Добравшись до друзей, он невозмутимо встал недалеко от Синицы. Илья удивился.
- Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, - признался он, - Ты же, кажется, говорил, что еще рановато о будущем думать?
Макс согласно кивнул:
- Ага, говорил, - но тут же, хитро прищурившись, добавил с намеком: - Но потом-то будет поздно. Ты давай, Синица, не отвлекайся.
Илья, вновь повернувшись к притихшим в ожидании кадетам, продолжил:
- Я предлагаю членам «Братства будущих офицеров» дать клятву быть верными избранному пути и своим товарищам по братству, поклясться защищать и оберегать все тех, кто нуждается в защите, и… - он немного смутился, - и нашу Родину. Клятву мы скрепим кровью. А, значит, станем братьями. Поэтому, - тут Синицын сразу сделался очень серьезным, - поэтому, если кто еще сомневается… В общем, кто сомневается, может уйти.
Леваков непроизвольно огляделся. Уйдет кто-нибудь или нет? Никто не ушел. Тогда Илья закатал рукав и первым, чуть поморщившись, порезал себе руку повыше запястья. Появилась малюсенькая красная-красная капелька крови. Синицын еще раз осторожно полоснул ножом по тому же месту. Крови стало больше. Удовлетворившись, он торжественно произнес:
- Клянусь, - и передал нож Перепечко.
Когда тот, заметно побледнев, проделал то же, что и Илья, они соединили свои ранки.
- Клянусь, - сказал Печка, передавая нож Андрею.
- Клянусь, - уверенно повторил Леваков, наблюдая, как быстро краснеют волоски на его руке.
Макс принял нож, примерно пару секунд задумчиво на него смотрел, а потом повернулся к Синице и зачем-то ему кивнул:
- Клянусь…
Леваков оправил форму. Остальные кадеты, передавая из рук в руки нож, негромко произносили клятву.
А потом наступила тишина. Все выжидательно посмотрели на Синицына. Наверное, думали, что он еще что-нибудь скажет. Но Илья молчал. Он решил, что все уже и так ясно.
Тогда суворовцы начали расходиться.

[На выходе Левакова останавливает Илья и спрашивает, есть ли новости из милиции? Но новостей никаких не было, несмотря на то, что прошло уже два дня с тех пор, как Андрей задержал в своей квартире трех незнакомцев. Полковник Баландин приехал вместе с милицией через десять минут после его звонка и всех троих арестовали. Но до сих пор никаких новостей не было. Кто были те люди и знают ли они что-либо о месте нахождения его матери, Андрею не сообщали. Андрей уже было засомневался, а ведется ли расследование вообще?]

5.
Однако сомневался Леваков зря. Полковник Баландин сразу же заинтересовался личностью загадочного Всеволода Акакиевича, про которого ему рассказал Андрей. Расследование проводилось и в ходе него были установлены любопытные вещи. Всеволод Акакиевич был главным врачом психиатрической больницы. Рассудив, что ему несправедливо мало платят, он занялся бизнесом. Выискивал среди своих пациентов тех, у кого совсем не было родственников, потом к ним неожиданно приезжала скорая, сообщники Всеволода Акакиевича делали ничего не подозревающим людям укол наркотика и в бессознательном состоянии доставляли в психиатрический диспансер. Там им назначалось определенное лечение, в результате которого свои квартиры они переписывали на третье лицо (один из мужчин, которого Андрей задержал в своей квартире). Тот квартиры продавал, а деньги честно делил с Всеволодом Акакиевичем и его подручными. После этого пациенты исчезали.
Полковник Баландин готовил арест.
Но Андрей, ничего этого не зная, и думая, что расследование тянется, а драгоценное время уходит, решает не полагаться на милицию, а действовать самому…

Глава одиннадцатая.
1.
Печка скучает на тумбочке. В эту субботу он заступил дневальным. Ребята пошли на футбол, а он, стараясь не заснуть в непривычной тишине казармы, думал обо всем подряд. О Философе, у которого через неделю свадьба, и который уже наорал на него сегодня за сонный вид. О пацанах, которые сейчас отрывались без него на футболе. О футболе, которого он не любил, но лучше бы посмотрел матч, чем торчать целый день на тумбочке. О погибшем «суворовце» Николаеве. О клятве, которую они недавно дали. Даже Макс… О горячих токах планеты: Ираке, Афганистане, Африке… О том, что клятву на крови нарушить жутко. И о том, не поторопился ли он, ее давая. Потом, когда за окнами уже начало темнеть, переключил свои мысли на Веронику и отношения с женщинами, по ходу вспоминая и обдумывая слова великого классика: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей». А потом ему вдруг захотелось в туалет. Причем с каждой минутой все сильнее. Нерешительно поозиравшись по сторонам, Степа покинул свой пост…

2.
Одним из первых в казарму из увольнения вернулся Синицын. Он не ходил на футбол, потому что был на свидании с Ксюшей. Он что-то не глядя вбрасывает в свою тумбочку, а потом замечает вернувшихся с футбола пацанов. У них унылый вид. Они все в ссадинах и кровоподтеках, формы помятые, у некоторых даже порванные…

…Илья удивился:
- Что, наши продули?
Сухой, который выглядел, пожалуй, хуже, чем остальные (по крайней мере, Печка со своего места заметил, как у того на скуле подозрительно синеет крупное неровное пятно) с досадой швырнул свой шарф на пол и огрызнулся:
- А мы откуда знаем? Кто нас на стадион пустил?
Беззлобно посмотрев на товарища, Петрович поднял с пола его грязный шарф и хмыкнул:
- А чья была идея с кричалками? Вот и не жалуйся теперь, - после чего обернулся к Синице и, хихикая время от времени, поведал историю их несостоявшегося похода на футбол: - Сначала все было тип-топ. Мы шарфы эти, только когда из автобуса вышли, напялили. А то, наверное, нас бы прямо на ходу выбросили. Там же этих психов был полный салон, - добавил он, посмеиваясь, правда Печка не понял, что Генка нашел в этом забавного – у него самого под бровью красовался здоровенный кровоподтек, - Я-то мигом смекнул, что ничем хорошим это дело не кончится. Как только увидел того длинного. Помнишь, Макс? – быстро повернулся он к Макарову, а затем злобно покосился на Сухого, - Ну да разве Сухой послушает?
- А что я? – возмутился Сухомлин, ощупывая изнутри щеку языком, - Сам, между прочим, первый заорал: «Давайте, пацаны, давайте! Чего время теряем?»
Наверное, Сухой сказал правду, потому что Петрович ни слова не опроверг, а невозмутимо продолжил:
- В общем, идем, кричим, шарфами над головой размахиваем, а эти молча вокруг нас группируются. И тот, длинный – ну, я про него уже рассказывал – спрашивает: «Значит, говорите, ваша команда самая офигительная?» Мы гордо киваем. И понеслось. Кулак слева, кулак справа. Сухой вопит: «Люди, не видите, наших бьют!» А им пофигу! – тут в голосе Петровича прозвучала обида. Мужики здоровые мимо проходят, и хоть бы одна тварь заступилась. Короче, отмутузили нас по первое число, - вздохнув, закончил он.
- А все-таки почему вы на стадион-то не попали? – не понял Синицын.
Все разом на него укоризненно посмотрели. Ответил Макс:
- Кто ж нас, бузотеров, пустит? – и злорадно хмыкнул: - Тех, во главе с длинным, кстати, тоже за воротами оставили. Мы потом вместе вокруг стадиона круги наворачивали. Спорили, чья команда победит.
Илья не поверил:
- Так вы что, все это время вокруг стадиона слонялись?
- Угу, - подтвердил Макс невозмутимо.
Синицын покачал головой. Не понять ему этих фанатов. И, к сожалению, командир тоже их не поймет. И не успел Илья подумать об этом, как открылась дверь и в казарму вошел Кантемиров.
Он еще с порога хотел что-то сказать, но, увидев кадетов, поперхнулся. Слова повисли в воздухе. Гробовая тишина длилась несколько секунд. Потом Философ крякнул и скомандовал Печке:
- Строй взвод.
Мальчишки даже в порядок себя привести не успели. Так и предстали перед прапорщиком: чумазые, взбудораженные, с синяками на лицах и с яркими фанатскими шарфами в руках.
Последнее особенно заинтересовало Кантемирова. Игнорируя синяк на щеке Сухого, он подошел к Трофимову (а тот, кстати, пострадал меньше всех) взял двумя пальцами шарф, который парень два раза обмотал вокруг шеи, и, не мигая, поинтересовался:
- Принята новая редакция Устава?
- Почему? – не понял Трофимов.
Он-то ожидал, что прапорщик сходу орать начнет. Не без повода, между прочим. Но при чем здесь Устав?
Кантемиров тем временем любезно пояснил:
- Ну как же. Я вижу, суворовцы все как один принарядились. Шарфиками вон повязались…
Трофимов стал поспешно разматывать шею. Но прапорщик только ухмыльнулся:
- Да нет, суворовец, тебе даже идет.
Трофим покраснел, а парни сочувственно засопели. Однако тут Кантемирову, похоже, наскучило играть с кадетами в кошки-мышки, потому что он, отступив назад, недовольно сдвинул брови и своим обычным тоном спросил:
- Это что еще за маскарад?
- Это мы… - начал было Макс, но Философ рявкнул:
- Молчать! Кто разрешил разговаривать?
Всерьез разозлился, решили парни, с трудом сдерживаясь, чтобы виновато не опустить головы. А Макс прикусил язык. Но прапорщик не дал ему расслабиться и гаркнул:
- Вице-сержант Макаров! Что произошло с суворовцами третьего взвода?
Макс послушно вышел вперед и доложил, что находившиеся в увольнении суворовцы третьего взвода подверглись нападению со стороны агрессивно настроенных молодых людей, предположительно оголтелых фанатов.
Заметно остыв, Кантемиров внимательно выслушал объяснения вице-сержанта, усмехнулся и небрежно бросил:
- А наткнулись на оголтелых фанатов суворовцы третьего взвода в детском парке у лотка с мороженым, верно?
- Нет, - честно признался Макс, - около стадиона.
Прапорщик удовлетворенно кивнул. Не стали юлить, молодцы. Да уж, орлы, ничего не скажешь. Все равны как на подбор, с ними дядька… тьфу ты, совсем зарапортовался.
И еще раз досадливо осмотрел ребят.
- Чем вы только думали? – спросил он неожиданно, - Вас же покалечить могли! Фанаты – это же… звери. Нет, вы только на них посмотрите: они еще и шарфы напялили, чтоб те точно знали, кого бить, - прапорщик задумался, - А кроме вот этого, - он, не глядя, махнул рукой на злосчастные шарфы, которые парни все еще сжимали в кулаках, - в тумбочках у вас ничего лишнего нет?
В ответ суворовцы приглушенно нестройно загудели.
- А это мы сейчас проверим, - решил прапорщик и скомандовал: - Тумбочки к досмотру.
Суворовцы, не заставляя Философа повторять дважды, разбежались к своим койкам. Открыли дверцы тумбочек и отошли в сторону. Кантемиров начал обход.
Прапорщик проверял внимательно, но пока не добрался до тумбочки Ильи, не нашел ничего примечательного. Разве что молодежный журнальчик у Макса. Зато, когда Философ проверил личные вещи Синицына, он вдруг напрягся, резко выпрямился, затем вновь нагнулся и извлек что-то наружу. А затем спросил без всякого выражения:
- Что это?
Илья подошел ближе, бросил взгляд на добычу Кантемирова и остолбенел.
- Н-не знаю, - заикаясь, пробормотал он, не сводя глаз с прозрачного пакета, который прапорщик брезгливо мял пальцами.
В пакете были шприцы и еще один маленький пакет с каким-то порошком. Илья догадался и весь похолодел. Не может быть. Но промолчал, надеясь, что ошибся.
Кантемиров внимательно посмотрел на Синицына. Взгляд его медленно леденел.
- А вот мне кажется, я знаю, что это, - тщательно выговаривая каждое слово, произнес он, - Только что ЭТО делает в твоей тумбочке?
Судорожно сглотнув, Синицын впервые решился взглянуть на Философа и наткнулся на настоящий айсберг в его глазах. Внутри у парня все оборвалось. Как же так? Ерунда какая-то. Сейчас недоразумение выяснится.
- Это не мое, - с трудом выдавил он.
Но Кантемиров был непреклонен.
- Тумбочка твоя? – мрачно спросил он.
Суворовец обреченно склонил голову в знак согласия. «Только, - отчаянно кричал он про себя, - это ведь ничего не значит, правда?» Но вслух не смог произнести хоть слово. Уж больно сурово выглядел прапорщик. Даже ни разу не сказал свое любимое «летчики-залетчики».
- А это чья? – кивнул он на закрытую дверцу соседней тумбочки.
Тумбочка принадлежала Андрею Левакову, который до сих пор не вернулся из увольнения…

3.
Андрей очнулся в пахнущей кварцем палате. Рядом сосед по койке стучал ложкой о тарелку, быстро поглощая остатки ужина. За окном глубокая ночь. Андрей смутно помнил недавние события. Мрачная психиатрическая клиника, подвал, мертвец на каталке, мама… Потом какой-то шорох за спиной… Потом провал… Потом машина скорой помощи, какой-то врач. Он, кажется, спросил у него, куда они едут. Врач ответил, что волноваться не надо, они едут в больницу, и теперь все будет хорошо. Потом ему сделали какой-то укол, и снова наступил провал… А теперь половина третьего ночи и он в какой-то палате рядом с неопрятным мужиком в боксерских трусах, аппетитно поглощающем остатки ужина.

4.
На следующее утро проведать Левакова в больницу приходит Саша. Она обзывает его дураком и с рыданиями бросается ему на шею. Они долго стояли, обнявшись, а потом Сашка стала по-деловому выкладывать баночки и коробочки с домашней едой, термос с чаем и фрукты. Андрей пытался возражать, но Саша непреклонна, половину он отнесет маме. Нина Владимировна лежит здесь в женском отделении.
Саша рассказывает Андрею последние новости. Он пробрался в психиатрическую клинику как раз в тот вечер, когда планировался арест Всеволода Акакиевича, и это его спасло. Она спрашивает Андрея, как он догадался, что мать нужно искать в морге? Андрей удивлен, а потом понимает, откуда взялся тот труп на каталке. Сашка рассказывает про бизнес Всеволода Акакиевича и поимку всей его шайки. Андрея тогда в морге оглушил санитар – пособник Всеволода Акакиевича, и милиция, которая арестовала главврача дома и от него узнала о местонахождении его последней жертвы, обнаружила в морге не только Нину Левакову, санитара, но и Андрея – к великому своему удивлению. Выяснил полковник Баландин и то, куда девались предыдущие жертвы главврача – их залечивали до безнадежного состояния, а потом отправляли на пожизненное содержание в психиатрическую клинику с решетками на окнах, откуда им была только одна дорога – на кладбище.

5.
Когда Леваков возвращается в училище, он узнает неприятные новости. У Синицына в тумбочке нашли наркотики. Печка сообщает ему по секрету, что ребята объявили игнор Сухому и Петровичу, так как те считали, что раз наркотики нашли у Синицы, значит, он виноват. А Илья говорит, что он понятия не имеет откуда они у него взялись. Его бесконечно допрашивают офицеры всех уровней, но Илья упорно отрицает свою причастность к наркотикам, хотя и не может объяснить, откуда они появились в его вещах. Он несколько раз расспрашивал Печку, не видел ли тот чего, пока стоял на тумбочке, но Печка только обиделся: «Неужели ты думаешь, что я бы тебе об этом не сказал?» Рассказав все это Левакову, Печка признался, что его смущает одно обстоятельство: он помнит, что когда Синица вернулся в тот день из города, он сразу забросил что-то в свою тумбочку – как раз перед тем, как в казарму вошли остальные. Но с другой стороны, не может быть Илья виноват. И Макс так считает. В ответ Леваков заверил Печку, что Синица действительно не может быть виноват.
Офицеры решают отложить вопрос Синицына до возвращения из командировки генерал-майора Матвеева.
Парни, и сам Синицын, тоже надеются, что начальник училища во всем разберется.

Глава тринадцатая.
1.
Полина согласилась так неожиданно, что Яков сперва даже не понял, всерьез она или шутит.
А все началось с того, что Поля внезапно позвонила и пригласила его на свадьбу к какому-то прапору. Естественно, Яша согласился. Да хоть к дворнику из соседнего подъезда. Главное, с Полиной.
Свадьба, к его удивлению, оказалась вполне приличной. Сам Яков бы, конечно, ни за что не стал снимать для праздника бывшую заводскую столовую, ныне гордо именуемую кафе. Ну да что с прапорщика взять?
Гости сидели за длинным столом. На скатерти желтели пятна, но толстозадая официантка ловко заставила их крынками с салатом. Именно крынками, потому что салатницами назвать ЭТО было нельзя. Как, впрочем, и их содержимое – салатом.
Хотя какое его дело? Полина-то рядом и вроде нос от плохо вымытых ножей не воротит. Или просто тактично не замечает. Она же у нас девушка интеллигентная! Не то что Яков. Ему, например, кусок в горло не лез. Особенно когда взгляд падал на отвратительный серый тюль на окнах, на которых кто-то догадался булавками прикрепить плакат с надписью: Поздравляем!». Какая безвкусица!
Невеста была немолода, но привлекательна. Этого Яков отрицать не стал. Особенно мило она краснела, когда пьянеющие на глазах гости в очередной раз кричали: «Горько!» Яша решил, что если, не дай Бог, Полине вздумается пригласить кого-то из них на их собственную свадьбу, он постарается тактично ее отговорить.
И уж точно ноги в его доме не будет этого усатого типа – Петушкова, кажется…
Едва Яков зашел в зал и увидел информатика, как сразу начал нервничать. Вдруг бывший сообщник напьется и полезет к нему с разговорами? А Полина услышит и догадается, что Яков не в первый раз в жизни их преподавателя видит. А догадавшись, начнет задавать лишние вопросы.
Да уж, Яков как в воду глядел. Петушков действительно скоро окосел, пощипал усы и потрусил к нему в обход стола. Ретироваться Яша не успел. Но, к счастью, Полина именно в этот момент упорхнула с невестой «пудрить носик» - или как это у баб называется?
Информатик плюхнулся рядом и пьяно зарыдал, пытаясь обнять окаменевшего Якова. Уже через пять минут тот знал всю подноготную личной драмы преподавателя Петушкова.
Оказывается, некая прелестная фея выказала к информатику нешуточную симпатию. Обнадежила, вскружила голову, влюбила в себя и пропала – исчезла в цветах.
- Почему это в цветах? – не понял Яков.
Петушков оторвал голову от его плеча и возмутился:
- Она же фея! Где же ей, по-вашему, еще исчезать?!
- Ну-ну, - только и смог выговорить Яков.
Впрочем, и сам Петушков уже больше ничего не смог выговорить. Он так и уснул, нежно прижавшись к собеседнику. Яков осторожно, чтобы не разбудить весьма кстати вздремнувшего информатика, переложил его голову на стол. Затем встал, надел пиджак и твердо вознамерился увести любой ценой Полину домой.
Однако девушка и не думала возражать. Они вышли на улицу, и Яков предложил поймать такси. Но Полина захотела пройтись пешком.
- Чудесный вечер, чудесная ночь! – счастливо бормотала она, не замечая, что Яков абсолютно не разделяет ее чувств.
Он полагал, что вечер можно было провести значительно более плодотворно. А что касается «чудесной ночи», то, одетый, как и все автомобилисты, крайне легкомысленно (осенние ботиночки без меха), Яков замерз как цуцик, не успели они свернуть за угол.
Но нет худа без добра: зато он смог напроситься к Полине на чай. А она, будучи девушкой не только интеллигентной, но и жалостливой, не смогла ему отказать.
Пока хозяйка возилась с чайником, Яков не отрывал от нее восхищенного взгляда.
Ох и хороша она была сегодня! Особенно с мороза. Щеки румяные, глаза сияющие, загадочные (и о чем только думает, интересно?). И кофточка ей эта розовая ну просто до ужаса идет! Ну как тут удержаться?
Вот Яков и не удержался.
Встал, подошел к ней сзади и негромко сказал:
- Полина! Не дури. Выходи за меня замуж. Лучше все равно не найдешь.
Она застыла. Яков испугался. Сейчас обернется и ответит с досадой: «Яш, мы ведь это уже обсуждали…»
Но Полина не обернулась. Тогда Яков повторил более настойчиво:
- Ну скажи, чего тебе еще надо? Выйдешь или нет? – эх, надо бы с ней помягче, но уж больно сильно он разнервничался.
А тут Полина возьми да и ответь:
- Хорошо. Я выйду за тебя замуж.
Яков сперва даже не поверил. Повернул ее к себе лицом, в глаза заглянул:
- Правда?
- Правда, - подтвердила Полина.
- Через неделю? – уточнил он.
- Лучше через три.
Яков подозрительно прищурился. Ну точно, издевается. Не может без своих шуточек! Но вслух сказал:
- Хорошо, давай через три, - и замер в ожидании.
Про себя Яков решил: если Полина не всерьез его предложение приняла, то сейчас рассмеется, скажет какую-нибудь колкость и вновь займется чаем. Но девушка ничего подобного не сделала. Задумчиво поглядела куда-то вбок и кивнула:
- Договорились.
Так Полина и Яков нежданно-негаданно обручились. Обсудив детали, решили, что свадьба будет скромной – парочка свидетелей и самые близкие друзья. А на медовый месяц Яша предложил поехать в Италию. Полина ведь не против Италии?
Полина была не против.

2.
А жизнь в училище тем временем шла своим чередом. С момента позорного изгнания Синицына прошло полторы недели, но суворовцы по-прежнему бурно обсуждали это событие и все более утверждались в мысли, что Илья не виноват. Даже Сухой, и тот признал, что ему Синицы не хватает. «Поспорить и то не с кем», - добавил он, чтобы ребята не подумали, будто подлизывается.
Единственным человеком, который мог пролить свет на загадочное появление в тумбочке Ильи «этих дурацких наркотиков», был Степа. Но тот продолжал упорно твердить, что за весь день мимо него даже мышь не проскочила.
- Не переживай, Печка, - заверил друга Макс, - мышь в любом случае вне подозрений.
Озарение снизошло на Перепечко внезапно. Как-то ночью он проснулся со странным чувством, что никак не может вспомнить нечто очень важное. Может, сон ему нехороший приснился или просто приспичило, а про дурные предчувствия он позже придумал. Это истории неизвестно. Известно только, что не успел Степа выйти по малой нужде из казармы, как тут же вернулся обратно и бросился тормошить Макса.
Тот спросонья чуть не заехал ему кулаком в челюсть, Печка едва увернулся.
- Макс, Макс! – громко шептал на ухо Макарову Перепечко, - Я все вспомнил. Просыпайся!
Наконец Макс нехотя потер глаза, автоматически посмотрел на часы и недовольно схватил за грудки склонившегося над ним Печку.
- Ты чего, ошалел? Времени знаешь сколько?
Но Перепечко неожиданно бойко сбросил его руки и возбужденно зашептал:
- Я вспомнил. В тот день, когда у Синицына наркотики нашли, я в туалет бегал.
По-прежнему плохо соображая, Макс вновь опустился на подушку и уже сквозь сон пробормотал:
- Это потрясающая новость. Перепечко тоже иногда ходит в туалет.
Однако Степа не дал другу уснуть:
- Я во время дежурства отлучался. Понимаешь? Я не все время был в казарме. Я уходил.
Макс недоверчиво открыл один глаз:
- Это, конечно, здорово. Но нам-то что дает?
- А то, - продолжил Печка, - что я, кажется, видел того, кто мог Синице подбросить пакет с наркотой.
Тут уж Макс заинтересованно присел на кровати.
- Да? И кто это был?
- Я не уверен, но, по-моему, этот тип учится на третьем курсе. Я тебе его завтра покажу.
Ошарашено покачав головой, Макс воскликнул:
- Печка, как ты умудрился об этом забыть?!
Степа смущенно пожал плечами и неуверенно предположил:
- Может, амнезия?
Макс покрутил пальцем у виска и перевернулся на другой бок.
Все подробности Печка поведал Максу только на следующий день. Оказывается, когда он, потеряв всякое терпение, смылся с поста в туалет, то по дороге кое-кого встретил. Но тогда он не придал этому ровно никакого значения (и, наверное, не произойди с Синицей такая беда, и вовсе не вспомнил бы о такой мелочи).
По пустому коридору шел «старик». Заметив Печку, он на секунду притормозил, а потом, как ни в чем не бывало, двинулся дальше. Но самое интересное, что, когда Перепечко бодро трусил обратно, он вновь видел того самого «старика». Только на этот раз со спины.
- Правда же подозрительно? – с надеждой спросил Степа, закончив свой рассказ.
- Это полностью меняет дело, - согласился Макс, - Только прежде, чем идти к командиру, покажи мне этого «старика».
Суворовцы караулили неизвестного старшекурсника почти целый день, но застукали лишь вечером, за ужином. Случайно глянув поверх стакана с компотом, Печка чуть не поперхнулся и принялся изо всех сил дергать Макарова за рукав.
- Вот же он! Точно он!
Макс проследил за Степиным пальцем и увидел парня лет шестнадцати с огромным ртом, толстыми губами и маленькими глазками. Красавцем его назвать было сложно.
Губастый «старик» шел к выходу вместе с третьекурсником из второго взвода.
Макс вытер руки салфеткой.
- А вот теперь надо срочно обо всем рассказать товарищу майору…

[Василюк внимательно выслушивает парней, но имеет строгий запрет Матвеева поднимать эту тему снова. Он решает на свой страх и риск поговорить с офицером-воспитателем третьего взвода третьего курса. Они устраивают очную ставку Перепечко и суворовца Шахова. Последний невозмутим, и отметает все обвинения. Ведь первокурсник не видел своими глазами, как он заходил в казарму третьего взвода и клал наркотики в тумбочку суворовца Синицына? Печке возразить нечего. Улик против «старика» недостаточно.
Шахов встречает несколько часов спустя Печку в коридоре и угрожает ему, что если он еще раз посмеет клеветать на него, от него мокрого места не останется. ]

… Но Печка-то не клеветал! И когда он рассказал о нападении «старика» Макарову, тот с ним сразу согласился.
- Похоже, мы Шахова напугали. Только это Синицыну не поможет.
Печка с сомнением посмотрел на Макса. Ему показалось, что все обстояло наоборот: это не они старшекурсника напугали, а тот на Степку страху нагнал. И все потому, что никаких улик у них не было. Одни домыслы. А, как говорится, слово к делу не пришьешь. Ребятам требовались доказательства. Да вот только найти их не представлялось возможным.
Однако вот тут Печка ошибался. Кое-кому удалось совершенно случайно раздобыть доказательства, неопровержимо свидетельствующие о причастности Шахова к появлению наркотиков в тумбочке Синицына.
К сожалению, этим человеком оказался Сырников.

3.
Рассказ о семье Алексея Сырникова, разводе его родителей и повторной женитьбе отца. Сырников оставляет мать и уходить жить в новую семью майора Ротмистрова с единственной целью – портить им жизнь. До сих пор ему это удавалось.

4.
[Убирая территорию, Сырников случайно подслушивает разговор Шахова и Михеева о наркотиках, которые Шахов подбросил в тумбочку Синицына, потому что был кое-чем обязан бывшему суворовцу Михееву. Последний не скрывает своей злобной радости…]

… Дождавшись, пока Шнырь скроется из виду, Сырников вылез из кустов. По лицу его блуждала задумчивая улыбочка.
Сложив два и два, он понял, как ему повезло. Значит, Синицына и впрямь ни за что из училища турнули. Обхохочешься!
Конечно, Илью Сырникову не было жаль ни капли. Он думал о другом. Тут, как ни крути, он оказывается в выигрыше. Расскажет командованию правду о наркотиках, прослывет героем. Промолчит – так за это могут и заплатить.
Второй вариант показался Сырникову более заманчивым. Поэтому он решил ни слова не говорить отцу, а вместо этого серьезно побеседовать с суворовцем, которого Михеев называл Шнырем.

5.
Сырников начинает шантажировать Шахова, в результате через несколько дней у него появляется новенький МР3 плеер.

Глава пятнадцатая.
1.
Родители Ильи первыми узнают радостную новость. Майор Синицын возмущен и очень сдержано говорит по телефону с полковником Ноздревым. Его сдерживает только одно – он знает, как его сын снова хочет быть суворовцем. Он сообщает радостную новость сыну за ужином, довольно наблюдая, как загораются его глаза. А Ольга Синицына грустит – сын снова покинет дом.
Илью принимают обратно столь же показательно как и выгоняли из училища. Суворовцы построены на плацу, генерал-майор Матвеев публично приносит свои личные извинения.
Потом его радостно поздравляют друзья. Илья входит в казарму, чувствуя, что абсолютно счастлив возвращению «домой».

2.
Не успели утихнуть страсти, связанные со счастливым возвращением Илья Синицына, как разгорелась новая нешуточная драма, которая едва не привела к трагическим последствиям.
Началось все с Петушкова. Кантемиров попросил преподавателя информатики отсканировать и записать на электронный носитель фотографии, сделанные у него на свадьбе. А то, говорит, в наш продвинутый век без этого никуда. Несолидно, что ли.
Петушков снисходительно закивал и быстро согласился. Ему как раз очень не терпелось посмотреть эти снимки и уничтожить те, что компрометировали его особу. А в их существовании Петушков не сомневался.
События того вечера он помнил смутно. Когда в ЗАГСе расписывались, помнил, как в кафе пришли – тоже. Дальше Ноздрев что-то долго и обстоятельно говорил новобрачным. Подняли бокалы. Потом еще раз. И еще…
Вот с этого самого момента память начинала играть с Информатиком дурную шутку. Одни неясные и обрывочные воспоминания. Конкурс с газетами… Математичка Белова бьет его ладошкой по щеке (и чего это она разошлась, интересно?) Психопатичный дружок Полины Ольховской в расстройстве смотрит по сторонам. И, пожалуй, все…
Очевидно только одно – домой Петушкова все-таки доставили, потому что утром он проснулся в собственной кровати. Проснуться-то он проснулся, да вот встать не смог. Но это уже совсем другая история.
Поэтому, едва завладев снимками, информатик начал жадно их пересматривать. Огорчился ужасно. Почти на всех фотографиях у него было какое-то глупое, обеспокоенное лицо. Впрочем, кадров, где видно лицо, нашлось немного. В основном Петушкова фотографировали со спины, а по большей части на столе. Очень странно… Может, его нарочно туда укладывали, чтобы потом подколоть?
Однако на лицах коллег информатик ничего похожего на скрытую насмешку не обнаружил. Они, с любопытством разглядывая снимки, воспринимали лежащего в возмутительно странных позах Петушкова как нечто само собой разумеющееся. Поразительно!
На всякий случай изъяв из общей кучи самые вопиющие, с его точки зрения, фотографии, Петушков добросовестно отсканировал остальные, записал прапорщику на диск, оставил копию в компьютере.
Теперь на занятиях, когда выдавалась свободная минутка, он не отказывал себе в удовольствии полюбоваться на застигнутых врасплох товарищей по цеху.
Суворовцы не раз замечали, как радостно скалится Петушков, глядя в монитор, и гадали, что же у него там такое.
«Порнуха, я вам говорю. Точно порнуха», - уверял Трофимов, поглядывая на информатика украдкой. «Ну конечно, - хмыкал в ответ Петрович, - Трофим у нас главный специалист по этому делу». Пацаны ржали, но надежды выведать тайну информатика не теряли.
Случай представился внезапно. Во время самостоятельной работы Петушков, по своему обыкновению, полез в любимую папку. Но не успел ее открыть, так как его срочно вызвали к Ноздреву.
Как только за преподавателем захлопнулась дверь, Макс скомандовал:
- Печка, на шухер.
Степка встал в дверях, но смотрел не в коридор, а следил за тем, как суворовцы, сгорая от любопытства, один за другим трусили к компьютеру информатика. Открыли наконец таинственную папку. И разочаровано ухнули.
- Это же свадьба Философа!!! Всего-навсего. А Петушков, оказывается, и в самом деле извращенец! Трофим прав.
- Листайте скорее! – торопил Макаров, - Вернется, мало не покажется, - и тут же прикрикнул на Перепечко: - Печка, ты не туда глазеешь! Я тебе потом…
И, нахмурившись, замер на полуслове.
- А ну вернись назад, - попросил он Трофима, который, усевшись за стол Петушкова, бодро щелкал мышью.
- Зачем? – протянул неохотно тот, - Там точняк ничего интересного…
- Вернись! – крикнул Макс, и Трофимов, еще раз вздохнув, послушно отщелкал на несколько кадров назад.
На снимке была Полина. Очень красивая и смешная в дурацкой, старушечьей розовой кофте. Ее голова была повернута чуть вправо. И смотрела девушка на Якова, который по хозяйски обнимал ее за плечи.
- Ясно! – хмуро и зло отозвался Макс.
Трофимов нетерпеливо забил мышью о коврик.
- Давай дальше. Чего тут интересного? Наша Полина с мужиком, - и добавил невозмутимо: - Это, наверное, тот, за которого она замуж намылилась.
Макс опешил.
- То есть как замуж?!
- Ну, как обычно девушки замуж выходят. Молча! – и радостно загоготал, вновь защелкав мышью.
Но Макс грубо вырвал ее из трофимовских рук и отбросил, так что она, свесившись на проводе со стола, закачалась, как маятник, из стороны в сторону. Затем Макаров повернул опешившего от неожиданного нападения Трофимова к себе лицом.
- Откуда информация? – спросил он мрачно, буквально вжимая в стул пытающегося вырваться парня.
Трофимов еще пару раз дернулся, потом успокоился и пояснил:
- Откуда-откуда?! Я в медсанчасти был. А туда как раз Философ заявился. Они с Марианной Владимировной сразу за ширму отошли. Серьезные разговоры говорить. Но что ширма – сами понимаете! Суворовцу не помеха, - как будто оправдываясь, пояснил он, - Так вот, Философ и сказал. Нас, говорит, Полина Сергеевна просит с ее стороны свидетелями быть. У нее вроде как свадьба через неделю или около того.
Трофим снова дернулся, и на этот раз ему удалось освободиться достаточно легко. Поправив форму, он закончил:
- Вот и все, что я знаю. Хотел еще раньше сказать, да не до того было.
Макс выпрямился. Свадьба? Не может быть! Трофим что-то не так понял. Конечно, нужно у нее самой спросить.
Отодвинув в сторону все еще толпящихся у компьютера кадетов, Макс медленно прошел к двери, отстранил Печку, открыл ее, вышел в коридор и побежал.
В ушах свистел ветер, а сердце безумно колотилось, но не от бега, а от страшной, нелепой мысли, что Трофим не ошибся и Полина действительно выходит замуж. За Якова. Такая, такая… и за Якова! Нет, если это правда, Макс его… или ее… или нет, их обоих…
Стрелой взлетев на следующий этаж, Макс затормозил около преподавательской и, не постучав, распахнул дверь. БМП удивленно оторвалась от тетрадей, опустила очки и посмотрела поверх них на Макса:
- Слушаю вас, суворовец. Вы ко мне?
Макаров ответил не сразу. Он тяжело и часто дышал, держась одной рукой за дверной косяк, а другой за сердце. Наконец дыхание выровнялось, и Макс выпалил:
- Где Полина Сергеевна Ольховская?
БМП не спешила. Прикрыла тетрадь, словно настроилась на долгий и непростой разговор. Потом поправила очки и сообщила:
- Полина Сергеевна на занятиях.
- У кого?
Поднявшись, математичка, хромая, подошла к расписанию, висевшему на стене, повела пальцем вниз, затем вправо. Нашла то, что искала, и повернулась к парню.
- Второй взвод, - тут очки предательски соскочили с носа и упали на пол.
БМП нагнулась.
- А тебе зачем?.. – но когда она выпрямилась, невежливого суворовца в дверях уже не было.

3.
Макс постучал. Вначале он не собирался этого делать (думал ворваться так же, как в преподавательскую, и застать девушку врасплох), но, вдруг скованный неожиданной робостью и страхом перед тем, что ему предстоит услышать, все-таки постучал. И, не дождавшись ответа, распахнул дверь.
Полина повернула голову. На лице четко проступила растерянность. Второй взвод с радостью отвлекся от занятий и уставился на Макарова. Но Макс этого не видел. Он не сводил глаз с Полины.
В отличие от математички преподавательница эстетики не торопилась выяснять причину внезапного появления на пороге суворовца из третьего взвода. Ее отчего-то напугал его шальной взгляд.
А Макс неожиданно ровно сказал:
- Полина Сергеевна, можно вас на минутку?
Она струсила. Кивнула в сторону притихших кадетов и, сбиваясь, сказала:
- Видите ли, суворовец… у меня урок.
Но это волновало Макса меньше всего. Он повторил:
- На одну минутку, Полина Сергеевна.
Замявшись, она поняла, что спорить бесполезно (только выставит себя в глупом свете перед мальчиками), подошла к столу, положила на него раскрытую книгу и, пробормотав «не шумите», вышла.
А Макс отошел к окну, как бы приглашая Полину присоединиться. Она сделала несколько шагов и остановилась на достаточном расстоянии от суворовца.
Оперевшись о подоконник, Макс, поджимая губы, посмотрел вниз и, не оборачиваясь, спросил:
- Это правда?
Полина поняла, о чем он, однако делано удивилась.
- Что правда, Макаров? – она сознательно назвала его по фамилии, чтобы показать – разговор будет коротким и деловым.
Однако все усилия пропали даром, потому что суворовец, занятый своими мыслями, и внимания на это не обратил. Зато настойчиво повторил свой вопрос:
- Полина, это правда?
Она хотела было возмутиться его фамильярности, но догадалась, что ее слова прозвучат неубедительно и не к месту. И решилась. Довольно ходить вокруг да около. Эти ее странные отношения с Макаровым и так затянулись. Пора ставить точку.
Полина расправила плечи и кивнула:
- Да, Максим, это правда. Я выхожу замуж за Яшу.
Почему-то Макса больше всего уязвило, что она назвала того мужчину Яшей. Не Яковом, а ласково – Яшей. Он напрягся, сжал зубы так, что до этого болезненно-бледное лицо его покраснело.
- Почему? – глухо спросил он.
Не зная, как объяснить, Полина не ответила. Но Макс упрямо спросил опять:
- Почему?
Девушка развела руками:
- Максим, тому есть множество причин. Он мужчина, я женщина. Он холостой, я не замужем… пока. Мне надо думать о будущем. Яша хороший человек. И почему, собственно, я перед тобой отчитываюсь?! – как-то по-детски возмутилась Полина.
Впервые с начала этого столь неприятного для нее и отвратительного для него разговора Макс посмотрел на преподавательницу. В глазах его были слезы.
- Я тебе скажу почему! – он перешел на «ты», но Полина даже не попыталась возразить, - Потому что ты сама прекрасно знаешь – никакая вы не пара. Ты его не любишь. А он… - Макс шмыгнул носом, попытался вытереть слезы, но глаза мгновенно увлажнились опять, - А он тебя не знает. Не знает, какая ты замечательная. Какая умная… какая… - он замолчал, боясь, что разрыдается. Потом до боли сжал кулаки и продолжил: - И он никогда этого не поймет! Поэтому ты будешь несчастна. И если ты хочешь быть несчастной, то давай выходи за него замуж! И будь несчастлива!
Не дав девушке опомниться, Макс сорвался с места и стремглав бросился прочь.

4.
В училище приезжают выпускники тридцатилетней давности. Солидные дядьки носятся по казарме с радостными воплями, вспоминая, кто где сидел, кто где спал. Молодежь с любопытством наблюдает за ними, гадая, они вот также приедут сюда через тридцать лет. Потом один из «стариков», которого ребята про себя окрестили «Перепечко в старости» предлагает сыграть товарищеский матч с кадетами. Те сначала великодушно решают про себя играть в полсилы, но потом еле-еле выигрывают у стариков с перевесом в одно очко. Все ужасно довольны. Вечером, выглянув в окно, Печка с подозрением видит, что «старики» во главе с их майором увлеченно роются в земле около забора. Он осторожно подходит к Василюку и спрашивает, что они ищут. Тот говорит: «Бутылку с желаниями, которую мы зарыли на выпускном и решили откупорить через тридцать лет, то есть сегодня», Печка бледнеет и признается, что выбросил ее в помойку. Василюк и остальные дядьки забрасывают Печку в огромный контейнер и угрожают не выпустить оттуда, пока он не найдет в грудах мусора бутылку. К счастью, Степа все же ее находит. В награду ему позволяют поприсутствовать при чтении желаний. Василюк загадывал стать министром обороны. Печка с сочувствием смотрит на командира, и спрашивает: «Что – не сбылось?» Тот с загадочной улыбкой отвечает: «Как знать».

Глава семнадцатая.
1.
Что это было? Эта мысль пришла в голову раньше, чем Макс открыл глаза и увидел, что около его кровати, опустив голову, сидит отец. Мать стоит у окна и беззвучно шевелит губами. Молится, догадался парень. Неужели его дела так плохи?
Или он вообще умер? И это его смертное ложе. Странно, но ничего не болит. Значит, умер, испугался Макс.
Что же все-таки произошло? Ах да… Полина вышла замуж! Ну, если так, то он точно умер. Бедные родители. Вон как убиваются! Значит, сын им не так уж и безразличен был. Отец даже на работу не пошел. А у него небось встреч полно – весь ежедневник исписан. Но он все отменил. Действительно, единственный сын умирает не каждый день.
Интересно, а сколько сейчас времени? Макс удивительно легко, как, видимо, и все призраки, оторвал голову от подушки и посмотрел на окно. День на дворе.
- О, очнулся, наконец, - неожиданно услышал он довольно бодрый для столь трагического момента голос отца.
Скосил глаза. Тот, улыбаясь, смотрел прямо на него. Потом Макаров-старший нахмурился и строго спросил:
- Тебе кто машину разрешил брать? Думаешь, научился чуть-чуть руль крутить и уже Шумахер?
Парень удивился и привстал, опершись о локти. Мать у окна обернулась, подошла к кровати, тепло коснулась пальцами его щек. Макс почувствовал, что руки у нее дрожат.
- Ты нас очень с папой напугал, - тихо упрекнула мама и попросила: - Не делай так больше, хорошо?
Наконец Макс вновь обрел дар речи:
- А я что, разве не умер?
Родители недоуменно переглянулись. Отец небольно шлепнул его по лбу:
- Опять шуточки, Макс. Нашел время.
Да какие уж тут шуточки. Парень сел и робко ощупал свои руки, затем дотронулся до отца. Если бы он был призраком, то не смог бы этого сделать. Значит, Максим Макаров еще жив. Он приободрился:
- Просто я подумал: мама здесь, ты здесь, на работу сегодня не пошел. Значит, я умер.
Родители вновь переглянулись. На этот раз многозначительно, со взаимным укором. А затем мать поспешила успокоить Максима. Он, по всей видимости, родился в рубашке. Потому что, врезавшись в столб на весьма приличной скорости, умудрился отделаться тремя царапинами и шишкой на лбу. Его от удара выбросило из машины. А они с отцом, оказывается, ждали, когда Макс очнется, чтобы забрать его домой.
- А в училище когда? – с удивлением услышал парень свой голос.
Вот дожил! Уже и дня без сапог суворовских прожить не может. Или он просто по ребятам соскучился? Или Полину хочет увидеть?..
Интересно, а она в больницу приходила? Переживала? А может, спокойненько вышла себе замуж и теперь в ус не дует?
- В училище через несколько дней пойдешь, - пообещал, усмехнувшись, отец, - Я уже обо всем договорился.
Узнав, из-за чего (точнее, из-за кого) чуть не погиб его сын, Макаров-старший сгоряча пообещал, что по кирпичику разберет «этот притон разврата». И, несмотря на то что буквально все (начиная от Матвеева и заканчивая Кантемировым) уверяли господина Макарова в полной непричастности Полины Ольховской к личной драме его сына (взаимностью она мальчику не отвечала и повода думать обратное не давала), тот не верил и требовал личной встречи.
И только сейчас он немного поостыл. Попросил у генерал-майора Матвеева прощения за несдержанность. И добавил, что допускает возможность, что преподавательница действительно не виновата в том, что Макс к ней так привязался. «Мы все, Макаровы, такие, - сказал он с гордостью, - Если что в голову втемяшим, так ничем не выбьешь!»

2.
Макс ехал на заднем сиденье рядом с матерью и смотрел в окно. Оказалось, что в больнице он провалялся всего лишь чуть больше суток. В училище все за него переживают и ждут обратно. Любопытно, кто это все? Может, и майор Ротмистров тоже? Эта мысль Макса развеселила. Но еще больше его рассмешил Макаров-старший, который вдруг обернулся и спросил:
- Поедем через неделю на рыбалку?
Парень фыркнул.
- Так мы вроде один раз как бы ходили? Или вы с мамой уже всю рыбу съели? Нехорошо. Могли бы и сыну кусочек оставить.
Отец вновь сел прямо и, уже не глядя на Макса, сказал:
- Я твою иронию прекрасно понимаю. Поэтому больше ничего говорить не буду. Только ты на всякий пожарный следующую субботу оставь свободной.
- Ладно, - пообещал Макс.
Дома он провел, как и говорили родители, несколько дней. Отец, к его удивлению, приходил с работы рано и вел себя как в старые добрые времена, когда он еще не занимался политикой. Да и мама стала чаще улыбаться и реже отводить от сына виноватый взгляд.
Но Макса все равно тянуло в училище. Теперь его интересовало все, даже тот дурацкий конкурс на лучшую стенгазету. Что там их ребята сделали?
И, конечно, его беспокоила Полина. Парень вдруг испугался, что, попав в аварию, испортил ей такой важный день. Надо будет извиниться.
Одним словом, у Макса было столько причин вернуться, что он едва дождался утра того дня, когда вновь отправился в училище.
Пацаны, как и отец, сразу обозвали его «Шумахером» и «грозой столбов».
Петрович вообще удивился:
- Это, Макс, какой нужно лоб иметь, чтобы столб погнулся, а он нет?
Макс развел руками:
- Лоб у нас фирменный, макаровский. Не забывайте, что у меня отец – политик.
А когда он спросил относительно стенгазеты, ребята кивнули на Сухого и сообщили, что тот уже отдал ее на конкурс, но перед этим никому посмотреть не дал, даже близко не разрешил подходить. Я, говорит, суеверный. А вы, мол, газете одни несчастья приносите.
И только о Полине Макс спрашивать побоялся. Но уже скоро услышал настолько поразительную новость, что даже сразу не поверил.
- А Полина Сергеевна уволилась, - сообщил, сочувственно вздохнув, Печка.
- Что? – непроизвольно дотронувшись до шишки на лбу (правда, теперь она была уже гораздо меньше, чем сразу после аварии), воскликнул Макс, решив, что ослышался.
- Уволилась, уволилась, - подтвердил Степан, - Говорят, ей начальник училища в связи с исключительными обстоятельствами даже разрешил две недели не отрабатывать.
Полина хотела покинуть училище до возвращения Макса. Она так и объяснила Матвееву. Тот возражать не стал. Ситуация вышла из-под контроля, и, наверное, Ольховская приняла самое верное в данном случае решение.
Но Макс, конечно, об этом не знал. Он ни минуты не сомневался, что Полину уйти из училища вынудил муж. Недаром она сделала это едва ли не на следующий день после регистрации. Но Печка, выслушав домыслы Макса, покачал головой:
- Ты просто не в курсе. Полина ведь замуж так и не вышла, - Степа не знал, обрадуется этой новости его друг или, наоборот, еще сильнее огорчится.
Ведь одно дело, если бы она замужняя ушла, а другое – когда свободная.
Но Макаров, вновь не веря ушам своим, просиял. Да если бы он заранее знал, как оно все обернется, то специально бы в столб въехал!
Только вскоре радость его испарилась без следа. Так же, как и Полина Ольховская. Она сменила номер телефона, квартиру и уехала в неизвестном направлении.
Это немыслимо! Его не было в училище всего несколько дней, а за это время произошло столько событий! Да она специально торопилась исчезнуть до его возвращения, догадался наконец Макс.
Поначалу Макаров ходил как потерянный, а потом вроде бы успокоился. Еще не все кончено, решил он. Пройдет два с половиной года, он вырастет, закончит учебу и непременно отыщет Полину Ольховскую. К тому времени эта пресловутая разница в семь лет будет уже не так заметна.

3.
Андрей Леваков покинул училище буквально через день после выздоровления Макса.
Матвеев выдает ему переводное письмо в Московское Суворовское училище, и с теплой грустью думает, что этот интернатовский парень займет в Московском СВУ место его внука Петьки. И этот парень, когда вырастет, обязательно станет хорошим офицером. И человеком он будет хорошим, это уже сейчас видно.
Леваков счастлив.
Ребята подшучивают над его «повышением».

… Накануне отъезда Левакова мальчишкам не спалось. Казалось бы, всего несколько месяцев как знакомы, а такое ощущение, словно родные братья.
- Андрюх, - спросил Синицын тихо, - а как вы в интернате прощались, когда кто-нибудь уходил?
Леваков ответил не сразу. Вспомнил и усмехнулся:
- Обещаете, что повторять не будете?
Кадеты заинтересованно приподнялись, пообещали.
- Пинки давали, - признался Андрей, - Чтобы долго интернат помнил. Но у меня, если честно, там друзей не было, - он помолчал и добавил: - Все мои друзья здесь.
Печка задумался. Неужели они вот так Левакова и отпустят? Нет, надо что-то придумать. И тут он вспомнил про зеленую бутылку, из-за которой ему пришлось облазить всю помойку. А что? Андрей у них теперь тоже своего рода выпускник. Мало ли что в московском училище его ждет? Начинал-то он здесь, с ними. Почему бы им, не дожидаясь «краба», свои желания прямо сейчас не записать, пока они все вместе?
И парень взволнованно высказал остальным свою идею. Суворовцы Печкино предложение одобрили.
- Ну так давайте прямо сейчас и напишем. А завтра бутылку в саду закопаем.
- Чтобы потом какой-нибудь новоявленный Печка ее в помойку выбросил? – не удержался Макс.
Но Степка не обиделся:
- Так мы ее хорошо закопаем.
На том и порешили. Осталось найти бутылку. Выяснилось, что ни у кого нет. По всему выходило, что придется отложить закупоривание желаний на завтра.
Но Печка сразу запереживал, что завтра суворовцы передумают, и тут, к счастью, вспомнил о своей заначке.
Отогнув край матраца, он достал из-под него прозрачную бутыль с ярко-бордовой жидкостью внутри.
Суворовцы присвистнули.
- Печка, ты что, потихоньку прикладываешься по ночам? – спросил Трофимов, с интересом рассматривая Степину нычку.
Но тот в ответ неопределенно дернул плечами:
- Да я сам толком не знаю, что это. Мать вроде бы компот передала. Я попробовал – гадость жуткая. А выбросить жалко. Вот и припрятал на всякий случай.
Петрович ласково погладил Степу по голове:
- Запасливый ты наш! И что бы мы без тебя делали?
Это точно. Что бы они без него делали? Печка невольно зарделся.
В этот момент Макса вдруг посетила одна любопытная мысль.
- Ну-ка, дай мне твой компот понюхать.
Печка передал. Макаров отвинтил крышечку, поднес бутыль к носу и, поморщившись, быстро закрыл обратно. Потом многозначительно оглянулся:
- Ну что, могу с уверенностью сказать: наш Печка точно не алкоголик. Здесь бражка. Еще странно, что она до сих пор пахнуть не начала, - и отдал Перепечко его бутылку, - Советую прямо сейчас вылить.
Степа растерянно моргнул.
- Так это мне что, мама алкогольный напиток передала? – не поверил он.
И такое у бедняги при этом лицо несчастное стало, что кадеты не выдержали и расхохотались. А Петрович попытался Печку утешить:
- Наверное, она и правда хотела тебе компот прислать. Просто бутылки перепутала.
Чтобы не терять больше времени, Печка отправился выливать бражку и мыть тару, а кадеты пока кромсали бумажки. Когда Степа вернулся, ребята сели тесным кружком и в тишине, положив листочки друг другу на спины, начали быстро писать свои желания. Затем торжественно запихнули записки в бутылку и закупорили ее.
Печка взялся быть хранителем желаний. Вновь отогнув матрац, Степан спрятал бутылку в прежний тайник, решив, что после непременно ее закопает.

4.
Выйдя за КПП Леваков сразу обернулся. В окне третьего этажа торчали коротко стриженные головы пацанов и быстро-быстро мелькали их ладони. Андрей нашел глазами Илью, поднял над головой пуговицы, которыми они с кадетами обменялись на прощанье. Синицын кивнул и помахал в ответ пуговицей Левакова.
- Андрюх, счастливо! – разнесло эхо далеко за пределы училища, - Пиши! Как сможешь, приезжай! Мы ждем!
Леваков в последний раз поднял руку, коротко махнул друзьям на прощание и, больше не оглядываясь, пошел прочь…

На вокзал Андрея пришла проводить Саша с кучей провизии на дорогу. За считанные минуты до отъезда они признаются друг другу в любви. Целуются. И уже с подножки вагона Андрей повторяет Саше свое обещание: «Я вернусь!»

5.
Прапорщик Кантемиров делится со своей женой нехорошими предчувствиями. Он уверен, что случилась какая-то беда. Марианна Владимировна спрашивает: «Что опять подрался?» Но Иван отвечает, что недавно генерал-майору Матвееву пришло какое-то письмо из Минобороны, сам он его не видел, но Василюк рассказывал, что когда генерал прочел его, то побледнел и схватился за сердце. А когда сам Василюк узнал о содержании письма (Кантемиров тогда поблизости находился), то сам побледнел и стал подозрительно поглядывать на прапорщика. Но все отказываются ему говорить, что там было. Жалеют, наверное, а ведь Кантемирову доподлинно известно, что письмо касается его. Марианна Владимировна расстроена за мужа.