Перейти на сайт

« Сайт Telenovelas Com Amor


Правила форума »

LP №05-06 (618-619)



Скачать

"Telenovelas Com Amor" - форум сайта по новостям, теленовеллам, музыке и сериалам латиноамериканской культуры

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Ганнибал. Книга 1 - Молчание ягнят (кинороман)

Сообщений 1 страница 20 из 63

1

http://s3.uploads.ru/t/eis9I.jpg
АВТОР: Харрис Томас
http://s2.uploads.ru/t/A0io5.jpg
АННОТАЦИЯ:Мы все безумцы или, может быть, это мир вокруг нас сошел с ума? Доктор Ганнибал Лектер — блестящий психиатр, но мир может считать себя в безопасности только до тех пор, пока он будет находиться за стальной дверью одиночной камеры в тюрьме строгого режима. Доктор Лектер — убийца. Он гурман-людоед. Клэрис Стерлинг — курсант академии ФБР. Она восприимчива к чужой беде, и именно это определяет все ее поступки. Судьба заставляет героев действовать совместно в деле о поимке Буффало Билла — опаснейшего маньяка-убийцы. Сенсационная экранизация романа «Молчание ягнят» получила пять премий «Оскар».

Психопат похищает и убивает молодых женщин по всему Среднему Западу Америки. ФБР, уверенное в том, что все преступления совершены одним и тем же человеком, поручает агенту Клариссе Стерлинг встретиться с заключенным-маньяком, который мог бы объяснить следствию психологические мотивы серийного убийцы и тем самым вывести на его след.
Заключенный, доктор психиатрии Ганнибал Лектер, отбывает наказание за убийства и каннибализм. Он согласен помочь Клариссе лишь в том случае, если она попотчует его больное воображение подробностями своей сложной личной жизни. Такие двусмысленные отношения не только порождают в душе Клариссы внутренний конфликт, но и сталкивают ее лицом к лицу с помешанным до гениальности убийцей.
Воплощение дьявола настолько сильно, что ей может не хватить мужества и стойкости, чтобы остановить его…

Отредактировано 77pantera777 (19.06.2013 07:38)

0

2

Посвящается памяти моего отца

По рассуждению человеческому,
когда я боролся со зверями в Ефесе,
какая мне польза, если мертвые не воскресают?
                            I Коринф., 15:32

К чему кольцо мне с мертвой головою,
Когда такая же — под кожею лица?
                          Джон Донн. Требы

1
Отдел криминальной психологии ФБР, занимающийся расследованием серийных убийств, находится в самом нижнем, полупогребенном, этаже здания Академии ФБР в Квонтико.[1] Клэрис Старлинг раскраснелась от быстрой ходьбы по пути из тира. В волосах запутались травинки, на форменной куртке курсанта Академии остались зеленые пятна сока травы: на стрельбище отрабатывали бросок на землю под огнем в условиях возникновения осложнения при аресте.

В приемной было пусто, и она, взглянув на свое отражение в дверном стекле, слегка взбила волосы и отряхнулась. Клэрис знала, что выглядит нормально и не прихорашиваясь. Руки пахли порохом, но мыть их было некогда: в повестке, подписанной начальником Отдела Крофордом, стояло: «немедленно».

В заваленной бумагами комнате Крофорд был один. Он стоял у чьего-то стола, разговаривая по телефону, и Клэрис впервые за весь год смогла разглядеть его как следует. То, что она увидела, ее сильно встревожило.

Обычно Крофорд выглядел подтянутым и спортивным; он был похож на инженера средних лет, получившего образование благодаря тому, что зарабатывал на учебу игрой в бейсбол: ловкий кетчер, стойкий и яростный, когда надо преградить путь противнику. Теперь он сильно сдал; тощая шея торчала из оказавшегося слишком широким воротника сорочки, под покрасневшими глазами набухли темные мешки. Всем, кто хоть изредка держал в руках газету, было ясно: Отделу криминальной психологии чертовски не везет. Клэрис Старлинг очень не хотелось думать, что Крофорд пьет: в этой конторе такое и представить себе было невозможно.

Крофорд закончил разговор резким «Нет!» и раскрыл папку с ее документами, которую все это время держал под мышкой.

— Старлинг, Клэрис М., — сказал он. — Доброе утро.

— Здравствуйте, — ответила Клэрис. Улыбка ее была вежливой, не более того.

— В общем-то ничего особенного не произошло. Надеюсь, срочный вызов не очень вас перепугал?

— Нет. — «Вот и неправда», — подумала Старлинг.

— Ваш инструктор говорит, что вы прекрасно работаете, в первой пятерке в классе.

— Хотелось бы надеяться. Разве вам докладывают о таких вещах?

— Я сам спрашиваю о вас время от времени.

Старлинг была поражена: она уже было решила про себя, что Крофорд просто паршивый вербовщик, равнодушный и двуличный как все они. Она впервые встретила Крофорда, когда он приезжал читать лекции в Университет штата Вирджиния. Его блестящие семинары по криминологии сыграли не последнюю роль в ее решении поступить в Академию ФБР. Пройдя конкурс, Клэрис написала ему коротенькую записку, но так и не получила ответа, и все эти три месяца, что она проучилась в Квонтико, он совсем не обращал на нее внимания.

Старлинг была не из тех, кто просит об одолжении или навязывается в друзья, но то, как повел себя Крофорд, смутило и огорчило ее. Теперь, снова встретившись с ним, она с сожалением отметила, что он нравится ей по-прежнему.

Однако что-то у него было не в порядке. Крофорда отличала, помимо мощного интеллекта и образованности, какая-то особая одаренность во всем — Клэрис заметила это сначала по обостренному чувству цвета и фактуре ткани, что явно сказывалось на его одежде, ничем другим, впрочем, не выделявшейся из принятого в ФБР стиля. И сейчас он выглядел опрятным, но каким-то бесцветным, как птица во время линьки.

— Тут одна работка подвернулась, и я подумал о вас, — сказал он. — Не настоящая работа, скорее, интересное порученьице. Сбросьте-ка бумаги Берри вон с того стула и садитесь. Вы пишете в своем заявлении, что хотели бы работать у нас, когда покончите с Академией.

— Да.

— У вас было навалом судебной медицины и ни малейшего опыта работы в правоохранительных органах. Нам нужно шесть лет минимум.

— Мой отец был начальником полицейского участка. Я эту жизнь знаю.

Крофорд едва заметно улыбнулся:

— А я знаю, что вы специализировались по психологии и криминологии и еще проходили практику в психиатричке. Сколько месяцев? Шесть?

— Шесть.

— А ваша лицензия адвоката — она все еще действительна?

— Еще два года. Я получила ее до того, как вы приехали в наш университет, чтобы вести семинары. До того, как я решила пойти сюда.

— Окончив, вы как раз попали в полосу безработицы, правда?

Старлинг кивнула в ответ:

— Мне повезло: я вовремя сообразила пройти конкурс на должность младшего научного сотрудника, и меня оставили в университетской лаборатории — заниматься судебной медициной. А потом открылась вакансия в вашей Академии.

— Вы ведь мне написали, что приняты в Академию, верно? И я, кажется, не ответил? Не ответил, я помню. А надо было.

— Ну, у вас ведь были и более важные дела.

— Вы слыхали о ППОТП?

— Это Программа профилактики особо тяжких преступлений. Я читала об этом в «Бюллетене правоохранительных органов». Там писали, что вы работаете над базой данных, но программа еще не введена в действие.

Крофорд кивнул:

— Мы составили опросник. Включили всех известных в наше время преступников, совершавших серийные убийства. — Он протянул ей толстую пачку листков в хлипкой бумажной обложке. — Тут есть раздел для следователей и для жертв, если кто-то выжил — тоже. Голубые листки — для убийцы, если таковой пожелает ответить, а на розовых — те вопросы, которые должен задавать убийце ведущий опрос, отмечая не только его ответы, но и его реакцию. Куча писанины.

Писанина. Клэрис Старлинг почувствовала, как просыпается в ней карьеризм и, словно охотничий пес, принюхивается и делает стойку. Сейчас ей предложат работу, может быть, сплошное занудство вроде введения необработанных данных в новую компьютерную систему. Конечно, соблазнительно сразу попасть в Отдел криминальной психологии на любую должность. Но Клэрис прекрасно знала, что происходит, если женщина начинает с секретарской работы: ярлычок «секретарша» пристанет — не отлепить до конца дней своих. Сейчас придется выбирать. Нужно сделать правильный выбор.

Крофорд молча ждал. Кажется, он задал ей какой-то вопрос. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы вспомнить.

— Какие тесты вам приходилось проводить? Миннесотский многопрофильный или Роршах?

— ММО — да, а тест Роршаха ни разу, — ответила она. — Еще проводила ТАТ, а Гештальт-тест Бендер[2] — с детьми.

— Вы как, не из пугливых?

— Вроде нет.

— Понимаете, мы попытались опросить и обследовать всех уголовников, которые сидят за серийные убийства — таких тридцать два случая, — чтобы создать базу данных для психологического профилирования нераскрытых убийств. Многие — большинство — согласились отвечать на вопросы; я думаю, в значительной мере из желания выпендриться… Двадцать семь согласились вполне охотно; четверо из камеры смертников ожидали отмены приговора, они, естественно, заткнулись. Но с одним — с тем, который нужен нам позарез, — у нас полный провал. Я хочу, чтобы за него взялись вы. Завтра нужно поехать к нему в психиатричку.

Сердце Клэрис Старлинг подпрыгнуло от радости, а потом чуть было не ушло в пятки.

— Кто этот человек?

— Доктор Ганнибал Лектер, тот психиатр, — ответил Крофорд.

Краткое молчание. Оно всегда следует после упоминания этого имени там, где собираются цивилизованные люди.

Не в силах пошевелиться, Старлинг не сводила с Крофорда глаз.

— Ганнибал-Каннибал? — наконец произнесла она.

— Да.

— Ну, что ж… Ладно. Хорошо. Я рада, что… такая возможность… Только я хочу вам сказать… Интересно, почему именно я?

— Главным образом, потому, что вы оказались под рукой, — ответил Крофорд. — Не думаю, что он согласится пойти нам навстречу. Он уже отказался, правда, не прямо, а через директора больницы. Но мне необходимо заявить, что квалифицированный специалист побывал у него и просил его лично ответить на наши вопросы. Причины? Вас они не должны интересовать. В Отделе сейчас нет никого, кому я мог бы поручить это дело.

— Я знаю, у вас тут дел нераскрытых… Буффало Билл[3]… да еще эти убийства в Неваде, — сказала Старлинг.

— Точно. Старая история — недостает свежих трупов.

— Вы сказали — завтра. Торопитесь? Это имеет какое-нибудь отношение к расследуемому делу?

— Нет. Хотелось бы, чтоб имело.

— А если он упрется? Мне все равно делать психологическую оценку?

— Да нет. Я уже по уши завален этими оценками недоступности доктора Лектера, при этом все они абсолютно разные. — Крофорд вытряхнул на ладонь две таблетки витамина C и приготовил себе стакан алка-зельцер[4] — запить. — Смешно, знаете ли: Лектер психиатр и сам пишет статьи в журналы по психиатрии — ну просто нетленки! — но никогда и словом не обмолвится о собственных отклонениях. Он как-то сделал вид, что согласен на проведение некоторых тестов, — их предложил директор психиатрички, Чилтон. Лектер согласился посидеть с манжеткой для измерения кровяного давления, надетой на пенис, пока ему показывали всякие картины — про крушения и ДТП. А потом Лектер первым опубликовал свои наблюдения и оставил Чилтона в дураках. Он ведет серьезную переписку со студентами и учеными по тем вопросам психиатрии, которые не связаны с его собственным случаем, и это — все. Если он откажется разговаривать с вами, напишете обычную докладную. Как он выглядит, как выглядит его камера, чем он занят. Тамошняя атмосфера, так сказать. Остерегайтесь журналистов, не серьезных, а скандальных. Они обожают Лектера даже больше, чем принца Эндрю.[5]

— Кажется, какой-то бульварный журнальчик предложил ему пятьдесят тысяч долларов за кулинарные рецепты? — спросила Старлинг. — Я помню что-то в этом роде.

Крофорд кивнул:

— Я почти уверен, что «Нэшнл тэтлер»[6] купил кого-то в больнице, и, как только я договорюсь о вашем посещении, им сразу станет об этом известно.

Крофорд наклонился над столом так, что его лицо оказалось всего в полуметре от ее собственного. Она увидела сквозь полулинзы его очков неясные очертания мешков под глазами. Почувствовала, что недавно он полоскал рот «Листерином».

— Теперь… Теперь внимание, Старлинг. Вы меня слушаете?

— Да, сэр.

— Будьте очень осторожны с Ганнибалом Лектером. Доктор Чилтон, директор психиатрички, объяснит вам их правила обращения с пациентом. Не отклоняйтесь от них. Не отклоняйтесь от них ни на йоту, как бы вам этого ни хотелось. Если Лектер и станет с вами разговаривать, он пойдет на это лишь ради того, чтобы разузнать о вас. Это та самая любознательность, с которой змея разглядывает птичье гнездо. Вы не хуже меня знаете, что беседа — это всегда «ты — мне, я — тебе». Но вы о себе ничего особенного не расскажете. Не нужно, чтобы в его памяти остались факты вашей личной жизни. Уилл Грэм. Вы знаете, что он с ним сделал.

— Я читала об этом. Тогда же, когда это произошло.

— Он вспорол ему живот ножом для резки линолеума, когда Уилл на него вышел. Я вообще не понимаю, как он остался жив. Помните Красного Дракона? Лектер натравил Фрэнсиса Долархайда на Уилла и его семью. Знаете, какое у Уилла теперь лицо? Будто его этот чертов Пикассо рисовал. И все из-за Лектера. В больнице Лектер изуродовал медсестру. Делайте свое дело спокойно, только не забывайте ни на минуту, кто перед вами.

— А что он такое? Вы-то знаете?

— Я знаю одно: он — чудовище. Больше о нем никто ничего не может сказать наверняка. Может быть, вам удастся выяснить. Не думайте, что я выбрал вас наобум, Старлинг. Вы задали мне парочку неглупых вопросов, когда я преподавал в вашем университете. Я покажу докладную за вашей подписью Директору, если она будет достаточно ясной, сжатой и четко организованной. Я так решил. И не забудьте: докладная должна быть на моем столе в девять ноль-ноль в воскресенье. Все, Старлинг. Действуйте. — Крофорд улыбнулся ей, но глаза его были совершенно мертвы.

0

3

2
Доктор Фредерик Чилтон, пятидесятивосьмилетний директор лечебницы штата Мэриленд для невменяемых преступников, сидит за широким длинным столом, на котором нет ни одного тяжелого или острого предмета. Одни сотрудники лечебницы иногда называют этот стол крепостным рвом, другие и представления не имеют, что такое «крепостной ров». Доктор Чилтон остался сидеть за столом, когда Клэрис Старлинг вошла в его кабинет.

— У нас тут побывало множество следователей, но я что-то не припомню ни одного столь привлекательного, — произнес он, не вставая.

Старлинг сразу поняла, отчего блестит протянутая ей ладонь — Чилтон только что приглаживал смазанные бриолином волосы, — и постаралась поскорее высвободить свои пальцы из его руки.

— Вы ведь мисс Стерлинг, не правда ли?

— Старлинг, доктор, «а» в середине. Спасибо, что согласились уделить мне время.

— Так, девушки и ФБР уже захватили, как, впрочем, и все остальное, ха-ха. — Прокуренная улыбка. Она означает паузу или конец фразы…

— Бюро стремится улучшить свою работу, доктор Чилтон. Оно совершенствуется.

— Вы пробудете в Балтиморе несколько дней? Здесь можно хорошо провести время, нисколько не хуже, чем в Нью-Йорке или Вашингтоне. Если знать город, разумеется.

Клэрис отвела глаза, чтобы не видеть его улыбки, и сразу же ощутила, что он отметил это, почувствовав ее брезгливость.

— Я совершенно уверена, что Балтимор — замечательный город, но у меня строгие инструкции: я должна повидать доктора Лектера и сегодня же доложить о результатах лично.

— А не могу ли я позвонить вам в Вашингтон как-нибудь потом, чтобы не терять связи?

— Разумеется, доктор. Как любезно, что вы подумали об этом. Этой программой руководит спецагент Джек Крофорд, вы всегда можете связаться со мной через него.

— Ясно, — сказал Чилтон. Щеки доктора покрылись розовыми пятнами, подчеркнув невообразимо рыже-каштановый цвет его волосенок. — Ваше удостоверение, будьте добры.

Он не предложил ей сесть, она так и стояла перед ним, пока он лениво просматривал ее служебное удостоверение. Затем вернул его и поднялся из-за стола.

— Все это не займет у вас много времени. Идемте.

— Я так поняла, что вы меня сначала проинструктируете, доктор Чилтон, — сказала Старлинг.

— Я могу сделать это на ходу. — Он обогнул стол и взглянул на часы. — Мне некогда, у меня через полчаса обед.

Черт возьми, как ты не разобрала сразу, что это за тип. Может, он вовсе не полный раздолбай. Может, он знает что-нибудь полезное. Что от тебя, убудет, если ты чуть-чуть пококетничаешь, хоть это не то, что тебе лучше всего удается?

— Доктор Чилтон, вы сами назначили мне именно этот час, так вам было удобнее, и обещали уделить мне некоторое время. Из беседы с доктором Лектером я, возможно, узнаю нечто такое, о чем мне нужно будет посоветоваться с вами, обсудить некоторые из его ответов.

— Вряд ли, вряд ли; я очень в этом сомневаюсь. О, совсем забыл: мне нужно позвонить по телефону. Вы пока идите, а я догоню вас в приемной.

— Можно, я оставлю здесь пальто и зонтик?

— В приемной. Отдайте Алану, он их уберет куда-нибудь.

Алан был облачен в нечто пижамоподобное — такая одежда выдавалась пациентам лечебницы. Он протирал пепельницы полой рубахи. Забирая из рук Клэрис пальто, он сделал ей шутовской реверанс.

— Спасибо, — сказала она.

— Всегда пожалуйста, — ответил Алан. — А ты часто какаешь?

— Что вы сказали?

— Какие они у тебя выходят? Дли-и-ин-ные?

— Дайте-ка я повешу все это где-нибудь сама.

— Тебе же ничего там не мешает, между ног, — ты можешь вот так наклониться и посмотреть, как они у тебя вылезают и меняют ли цвет от воздуха. Ты что, никогда так не делаешь? Правда похоже, вроде у тебя вырос длинный коричневый хвост, а? — Алан вцепился в пальто и не хотел отпускать.

— Доктор Чилтон велел вам явиться к нему в кабинет, немедленно, — сказала Старлинг.

— Ничего подобного, — произнес у нее за спиной доктор Чилтон. — Повесь пальто в шкаф, Алан, и не вынимай его оттуда в наше отсутствие. Я кому сказал. У меня была секретарь-машинистка, работала в приемной полный рабочий день. Но сокращение бюджета… Пришлось мне ее лишиться. Теперь та девушка, что привела вас ко мне, приходит печатать на три часа в день, а потом вот — Алан. Куда подевались все секретари-машинистки, а, мисс Старлинг? — Чилтон сверкнул в ее сторону очками. — Вы вооружены?

— Нет, я не вооружена.

— Можно мне заглянуть в вашу сумочку? И в чемоданчик тоже?

— Но вы видели мои документы.

— А в них написано, что вы курсант. Ну-ка разрешите, я проверю ваши вещи.

Клэрис Старлинг вздрогнула, когда за ее спиной сомкнулись тяжелые стальные двери и щелкнул засов. Чилтон шагал чуть впереди по крашенному в зеленый цвет коридору лечебницы, пропитанному запахом лизола. Было слышно, как где-то в отдалении захлопываются двери. Старлинг сердилась на себя за то, что позволила Чилтону сунуть нос в ее сумку и в чемоданчик, но все же смогла сосредоточиться, буквально растоптав свой гнев. Все шло нормально. Умение владеть собой не подвело ее и на этот раз: оно было ей надежной опорой, словно прочное каменистое дно под быстрыми водами реки.

— С Лектером масса хлопот, — проговорил через плечо Чилтон. — Не меньше десяти минут ежедневно уходит на то, чтобы вынуть скрепки из журналов, которые он получает. Мы попробовали было аннулировать его подписку или хотя бы сократить количество изданий, но он написал жалобу, и суд вынес решение в его пользу. А письма, которые он получал! Их количество было просто невероятным. Слава богу, поток уменьшился: в газетах теперь пишут о других феноменах. Какое-то время казалось, что каждый студентишка в Америке, пишущий диплом по психиатрии, хочет, чтобы в нем было немного Лектера. Медицинские журналы все еще публикуют его статьи, но это исключительно из анормального интереса к имени автора.

— Он написал интересную статью в журнале «Клиническая психиатрия» о пристрастиях к хирургическим вмешательствам. Во всяком случае, мне так показалось, — сказала Старлинг.

— Ах, вот как? Мы сами пытались здесь его изучать. Мы решили: какая прекрасная возможность сделать вклад в науку, ведь это редкая удача — заполучить такого живьем.

— Какого — такого?

— Он же чистейший социопат, это ясно с первого взгляда. Но абсолютно непроницаем, слишком умудрен и опытен для стандартных тестов. И, Господи, как же он нас ненавидит! Он считает, что я послан ему как некий мститель… А Крофорд это здорово придумал — послать к Лектеру вас.

— Что вы хотите этим сказать, доктор Чилтон?

— Вы молодая женщина, можете «заставить его заторчать» — так, кажется, это у вас называется? По-моему, Лектер не видел женщины уже несколько лет. Правда, он мог заметить какую-нибудь из уборщиц. Мы, как правило, женщин сюда не пускаем. В местах заключения от них только лишние неприятности.

А пошел бы ты, Чилтон…

— Я с отличием закончила Университет штата Вирджиния, доктор. Вряд ли он похож на институт благородных девиц.

— Тогда вы, по-видимому, способны усвоить кое-какие элементарные правила: не протягивайте ничего за решетку; не касайтесь решетки; не давайте ему ничего, кроме мягкой бумаги. Никаких карандашей, никаких ручек. У него имеются собственные фломастеры с фетровым стержнем. На бумагах, что вы ему передаете, не должно быть ни скрепок, ни проволочных скобок, ни булавок. Что бы он ни пытался передать через решетку — не брать. Все передавать только через выдвижной поднос для пищи. Все получать только через выдвижной поднос для пищи. Вы поняли меня?

— Я поняла вас.

Они миновали еще две двери; коридор теперь освещался лампами дневного света. Общие палаты остались позади; пациенты этого отделения не могли находиться вместе, здесь не было окон, лампы в потолке забраны толстой сеткой, словно в машинном отделении корабля. Доктор Чилтон задержался под одной из них. Когда смолк звук шагов, Старлинг уловила оборванный крик чьего-то охрипшего голоса.

— Лектера никогда не выпускают из камеры без смирительной рубашки и намордника — сказал Чилтон. — Я хочу показать вам почему. Он вел себя совершенно безупречно в первый год заключения, готов был всячески сотрудничать с нами. Меры безопасности по отношению к нему несколько ослабили; как вы понимаете, это было еще при прежнем директоре. Восьмого июля 1976 года во второй половине дня, он пожаловался на боль в груди и его отвели в процедурную. Смирительную рубашку немного распустили — чтобы легче было снять кардиограмму. Когда сестра наклонилась над ним, он сделал с ней вот это… — Чилтон протянул Клэрис потрепанную фотографию. — Врачам удалось спасти ей зрение — только один глаз. Все это время Лектер был подключен к приборам. Чтобы добраться до языка он сломал ей челюсть. Пульс при этом не превышал 85-ти, даже когда он проглатывал ее язык.

Старлинг не знала, что страшнее: эта фотография или быстрый взгляд похотливых глазок Чилтона, суетливо шаривших по ее лицу. Ей показалось — давно не поенный жадный кочет торопливо склевывает слезы с ее щек.

— Я держу его здесь, — произнес Чилтон и нажал кнопку у массивных двойных дверей из бронированного стекла. Огромного роста надзиратель впустил их в спецблок.

Старлинг приняла трудное решение и задержалась в дверях.

— Доктор Чилтон, — сказала она — нам совершенно необходимо протестировать доктора Лектера. Если он считает вас своим врагом, если у него такая навязчивая идея, — как вы сами только что сказали, — может быть, нам больше повезет, если я подойду к нему одна, как вы думаете?

У Чилтона дернулась щека.

— Ну что ж, прекрасно. Могли бы предложить это еще в моем кабинете, я не стал бы тратить зря время и отправил бы с вами дежурного.

— Я могла бы предложить вам это в кабинете, если бы вы проинструктировали меня в кабинете.

— Не думаю, что мы с вами еще увидимся, мисс Старлинг… Барни, когда она закончит с Лектером, позвоните, пусть кто-нибудь проводит ее обратно.

Чилтон ушел, так больше и не взглянув на нее. И остались: она, огромный бесстрастный надзиратель, бесшумные часы за его спиной и закрытый сетчатой дверью шкаф с газовыми баллончиками, смирительными рубашками, намордниками и пистолетом-транквилизатором. На крюке, вбитом в стену, висело что-то вроде длинной трубы с рогаткой в виде буквы «U» на конце — прижимать к стене буйных.

Надзиратель смотрел на нее.

— Доктор Чилтон предупредил вас, чтоб не прикасаться к решетке?

Голос у него был высокий и хриплый.

— Да, предупредил.

— Тогда ладно. Пройдете все камеры; его — последняя справа. Будете идти по коридору, держитесь середки и ни на что не обращайте внимания. Вот, отнесите ему почту, чтоб было с чего начать. — Казалось, надзиратель находит все это весьма забавным. — Просто положите письма и газеты на поднос, он сам откатится в камеру. Если поднос внутри — просто потяните его за шнур, либо он сам его выдвинет. Лектер не может дотянуться до того места, где останавливается поднос.

Дежурный дал ей два журнала — их ничем не скрепленные страницы вываливались из обложек, — три газеты и несколько вскрытых писем.

Коридор тянулся вперед метров на двадцать пять — тридцать, камеры шли по обеим сторонам. Стены некоторых были обиты войлоком, в дверях — смотровые окна, узкие и длинные, словно бойницы. Были и обычные тюремные камеры, отделенные от коридора прочной решеткой, заменяющей переднюю стену. Клэрис Старлинг краем глаза замечала темные фигуры заключенных в камеры людей, но старалась не смотреть в их сторону. Она прошла почти половину пути, когда мужской голос просипел ей вслед:

— Я чувствую, как воняет твоя п…да.

Она и виду не подала что слышит, шла вперед, не оборачиваясь.

В последней камере горел свет. Клэрис пошла ближе к левой стороне коридора, чтобы иметь возможность заглянуть в камеру издали, понимая, что стук каблуков заранее возвещает о ее приближении.

0

4

3
Камера доктора Лектера расположена на значительном расстоянии от остальных; напротив нее — только стенной шкаф, да и в других отношениях она совершенно уникальна. Вместо передней стены, как и в других камерах, — решетка из мощных прутьев, но внутри, за этой решеткой на таком расстоянии, чтобы человек не мог дотянуться, еще одна преграда — прочная нейлоновая сеть, от стены до стены и от пола до потолка. За этой сетью Старлинг разглядела привинченный к полу стол, заваленный бумагами и книгами в мягких обложках, и стул с прямой спинкой, тоже прочно закрепленный на месте.

Сам доктор Ганнибал Лектер полулежал на койке, с головой уйдя в изучение итальянского издания журнала «Вог».[7] Он держал нескрепленные страницы журнала в правой руке, а левой откладывал прочитанные в сторону. У доктора Лектера на левой руке — шесть пальцев.

Клэрис Старлинг остановилась на некотором расстоянии от решетки, точно посередине небольшого холла.

— Доктор Лектер. — Голос вроде бы звучит нормально.

Он поднял голову, оторвавшись от журнала.

На какое-то головокружительное мгновение ей показалось: от его пристального взгляда исходит странное жужжание. Но это от волнения шумело у нее в ушах.

— Я Клэрис Старлинг. Могу ли я поговорить с вами? — Ее тон, расстояние, на котором она остановилась, — все было воплощенная учтивость.

Доктор Лектер размышлял, прижав палец к плотно сжатым губам. Затем не торопясь поднялся на ноги и легко прошел вперед по своей клетке, встав у самой сети, но не замечая ее, будто это он сам, по своей воле, выбрал расстояние, на котором следовало остановиться.

Он был невысок ростом, пластичен; в его руках, в движении плеч чувствовалась гибкая сила. Как и у нее самой.

— Доброе утро, — произнес он, словно только что отворил ей дверь собственной квартиры.

В хорошо поставленном голосе — чуть слышный скрип, похожий на скрежет ржавого металла, возможно, результат долгого молчания. Глаза доктора Лектера — карие, с красноватым оттенком, почти вишневого цвета, и, когда отражают свет, в них загораются красные огоньки. Создается впечатление, что эти огоньки искрами слетаются к самым зрачкам.

Эти глаза вобрали в себя Старлинг всю целиком.

Она сделала точно выверенный шаг к решетке и почувствовала, как у нее поднялись волосы на руках и уткнулись в ткань рукавов.

— Доктор, у нас возникли проблемы с психологическим профилированием. Я пришла просить у вас помощи.

— «Мы» — это Отдел криминальной психологии в Квонтико. Значит, вы из тех, кто работает на Джека Крофорда.

— Да.

— Могу я посмотреть ваши документы? Клэрис этого совершенно не ожидала:

— Я уже показывала… В кабинете…

— Вы имеете в виду в кабинете Фредерика Чилтона, доктора медицины?

— Да.

— А его документы вы видели? Уверяю вас, вы там ничего не найдете. А с Аланом вы познакомились? Очаровательное существо, правда? С которым из них вы предпочли бы побеседовать?

— Пожалуй, с Аланом.

— Вы вполне можете оказаться репортером, пропущенным ко мне Чилтоном за взятку. Я имею право посмотреть ваши документы.

— Хорошо. — Она подняла запаянное в пластик служебное удостоверение.

— Будьте добры, перешлите его ко мне на подносе. Мне отсюда не видно.

— Не могу.

— Потому что он твердый.

— Да.

— Позовите Барни.

Надзиратель подошел, постоял, подумал.

— Доктор Лектер, я разрешу передать вам удостоверение. Но если вы его не вернете, как только я попрошу вас это сделать, если придется всех вокруг беспокоить, чтобы получить его обратно, я буду огорчен. А если вы меня огорчите, вас свяжут и вы будете лежать так до тех пор, пока у меня не улучшится настроение. Кормление через трубку, подгузники и резиновые штаны, которые меняют два раза в день, в общем, обычная процедура. И почту задержу на неделю. Ясно?

— Разумеется, Барни.

Пропуск поехал внутрь камеры, и Лектер поднес его к свету.

— Курсант? Здесь сказано — курсант. Джек Крофорд посылает курсанта интервьюировать меня? — Он постучал карточкой по мелким белоснежным зубам, потом медленно вдохнул его запах.

— Доктор Лектер, — напомнил Барни.

— Разумеется, Барни. — Он положил удостоверение на поднос, и Барни вытащил карточку наружу.

— Да, я сейчас прохожу курс обучения в Академии ФБР, — сказала Старлинг. — Но мы ведь обсуждаем не ФБР, мы говорим о психологии. Разве вы сами не сможете определить, разбираюсь я в предмете или нет, во время нашей беседы?

— М-м-м-м, — произнес доктор Лектер. — Что же… довольно ловко выскользнули… Барни, вам не кажется, что следовало бы предложить стул офицеру Старлинг?

— Доктор Чилтон ничего не говорил про стул.

— А что вам подсказывают ваши манеры, Барни?

— Принести вам стул? — спросил ее Барни. — Только ведь он никогда… ну, обычно тут никто надолго не задерживается.

— Спасибо. Если можно.

Барни достал складной стул из стенного шкафа, того, что прямо напротив камеры, поставил его перед ней и ушел.

— Ну-с, — произнес Лектер, усаживаясь у стола боком, чтобы быть лицом к ней, — так что же вам сказал Миггз?

— Кто?

— Вездесущий Миггз, в камере немного дальше по коридору. Он ведь на вас шипел. Что он сказал?

— Он сказал: «Я чувствую, как воняет твоя п…да».

— Понятно. А я не чувствую. Вы пользуетесь кремом для лица «Эвиан» и иногда духами «Л’эр дю Тан». Но сегодня вы умышленно этого не сделали. Как вы относитесь к тому, что сказал Миггз?

— Он настроен враждебно по неизвестной мне причине. Очень жаль. Он враждебен к людям, люди враждебны к нему. Замкнутый круг.

— А вы враждебны к нему?

— Мне жаль, что он ненормален. А помимо этого — он мало что значит. Как вы узнали про духи?

— Пахнуло из вашей сумочки, когда вы доставали пропуск. Прелестная сумочка.

— Спасибо.

— Вы взяли сюда самую лучшую, верно?

— Да.

Так оно и было. Она долго копила деньги, чтобы купить элегантную сумку для деловой женщины, и это была самая лучшая из всех ее вещей.

— Она гораздо лучше смотрится, чем ваши туфли.

— Может быть, со временем они ее догонят.

— Не сомневаюсь.

— Эти рисунки на стенах — вы сами их рисовали, доктор?

— Вы полагаете, я приглашал сюда дизайнера?

— Тот, что над раковиной, — это какой-то европейский город, правда?

— Это — Флоренция; вон там — Палаццо Веккио и Дуомо — вид с Бельведера.

— И все эти детали вы рисовали по памяти?

— Память, офицер Старлинг, — то самое, что заменяет мне вид из окна.

— А там, я вижу, распятие? Но средний крест пуст.

— Это Голгофа после снятия с креста. Страстная пятница. Карандаш и фломастер «Мэджик Маркер», оберточная бумага. Это на самом деле то, что получил разбойник, которому был обещан рай, когда убрали пасхального агнца.

— Что же именно?

— Ему переломали ноги так же, как и его сотоварищу, который издевался над Христом. А вы что, никогда не читали Евангелия от Иоанна? Тогда посмотрите на картины Дуччо:[8] он пишет очень точные распятия. Как поживает Уилл Грэм? Как он выглядит?

— Я не знаю Уилла Грэма.

— Вы знаете, кто он. Любимчик Джека Крофорда. Он работал до вас. Как его лицо?

— Я никогда с ним не встречалась.

— Это называется «бередить старые раны». Или вы так не считаете, офицер Старлинг?

Помолчав едва секунду, она очертя голову бросилась в атаку:

— Было бы лучше заняться новыми. Я принесла вам…

— О, нет, нет. Это глупо и неправильно. Никогда не отвечайте остротой на остроту. Послушайте: желание понять остроту и ответить на нее заставляет собеседника совершить в уме поспешный и не относящийся к предмету беседы поиск. Это ломает настрой. Успех беседы зависит от настроения, от той атмосферы, в которой она протекает. Вы начали прекрасно, вы были учтивы сами и правильно воспринимали ответную учтивость. Вы добились ответного доверия, сказав правду, какой бы неловкой она ни была, о том, что вам крикнул Миггз. И теперь ни с того ни с сего грубо переходите к опроснику, неудачно сострив мне в ответ. Так у вас ничего не выйдет.

— Доктор Лектер, вы — опытный психиатр-клиницист. Неужели вы могли подумать, что я настолько тупа, что попытаюсь надуть вас, подыгрывая вашему настроению? Поверьте, это не так. Я всего лишь прошу вас взглянуть на опросник. Вам решать — отвечать на эти вопросы или нет. Но что плохого может случиться, если вы хотя бы взглянете на него?

— Офицер Старлинг, вам приходилось в последнее время читать публикации Отдела криминальной психологии?

— Да.

— Мне тоже. ФБР — вот идиоты! — отказывается посылать мне «Бюллетень правоохранительных органов», но я все равно получаю его от торговцев, сбывающих прошлогодние новинки. Кроме того, Джон Джей присылает мне «Новости» и периодику по психиатрии. Ваши делят людей, совершающих серийные убийства, на две группы, одних числят по разряду организованных, другие у них дезорганизованные. Что вы сами по этому поводу думаете?

— Ну, это… самая основа различий, очевидно, они считают…

— Упрощенчество это, хотели вы сказать, иного слова тут не подберешь. На самом деле психология, как наука в целом, пока еще пребывает в младенчестве, а в вашем Отделе она на уровне френологии.[9] Отправляйтесь на любой факультет психологии и взгляните на студентов и преподавателей: никакого профессионализма, сплошные любители и прочие моральные уроды. Далеко не лучшие университетские умы. Организованные и дезорганизованные — вот уж, поистине, «самая основа различий», плодотворнее ничего придумать не могли.

— А как бы вы изменили эту классификацию?

— И не подумал бы менять.

— Кстати, о публикациях: я прочла ваши статьи о пристрастиях к хирургическим вмешательствам и о левосторонней и правосторонней лицевой симптоматике.

— Да? Первоклассные статьи, — сказал доктор Лектер.

— Я тоже так считаю. И Джек Крофорд говорил мне о них то же самое. Это — одна из причин, почему Крофорд так стремится заручиться вашим…

— Крофорд-Стоик стремится заручиться? Он, должно быть, занят по горло, если вынужден обращаться за помощью к курсантам Академии.

— Он действительно занят и хочет…

— Занят делом Буффало Билла?

— Думаю, да.

— Да нет же, офицер Старлинг. Не «думаю, да». Вы совершенно точно знаете: он занят именно Буффало Биллом. Я подумал, что Джек Крофорд вполне мог послать вас ко мне расспросить об этом деле.

— Нет.

— Значит, вы не пытаетесь исподволь подобраться к этой теме?

— Нет, я пришла потому, что нам очень нужна ваша…

— А что вы знаете о Буффало Билле?

— О нем вообще мало что известно.

— А в газеты все попало?

— Кажется. Доктор Лектер, у меня не было доступа к закрытым материалам по этому делу. Я всего лишь…

— Сколько женщин на счету у Буффало Билла?

— Полиция обнаружила пятерых.

— И со всех он содрал кожу?

— Да, с верхней части тела.

— Я ничего не нашел в газетах по поводу этого его имени. Вам известно, почему его называют «Буффало Билл»?

— Да.

— Расскажите.

— Расскажу, если вы согласитесь взглянуть на опросник.

— Только взглянуть. Так почему же?

— Это началось с дурной шутки в Отделе по расследованию убийств в Канзас-сити.

— И…

— Его прозвали Буффало Билл, потому что он не только убивал, но еще и… обдирал своих телок.

Старлинг вдруг обнаружила, что страх в ней уступил место пошлости. И из двух зол она предпочла бы страх.

— Перешлите мне опросник.

Старлинг положила голубые странички на поднос и отправила его в камеру. Молча ждала, пока Лектер бегло просматривал листки, потом небрежно бросил их обратно.

— О, офицер Старлинг, неужели вы полагаете, что меня можно с легкостью вскрыть столь жалким тупым инструментом?

— Нет. Я думаю, вы могли бы дать какой-нибудь импульс и продвинуть это исследование.

— И что, по-вашему, могло бы подвигнуть меня на это?

— Любопытство.

— По поводу чего?

— По поводу того, почему вы здесь. По поводу того, что с вами случилось.

— Со мной ничего не случилось. Случился Я. Меня нельзя свести всего лишь к некоторому комплексу воздействий. Вы отказались от понятия добра и зла офицер Старлинг, ради бихевиоризма.[10] Ваша мораль — она как младенец в непромокаемых штанишках, все чистенько. Никто ни в чем не виноват. Взгляните на меня, офицер Старлинг. Можете вы мне в лицо заявить, что я — зло? Я — зло, офицер Старлинг?

— Я думаю, вы — разрушение. А это для меня одно и то же.

— Зло всего лишь разрушение? Тогда бури — зло, если все так просто, и огонь, да еще и град к тому же. Все то, что агенты страховых компаний валят в одну кучу под рубрикой «Деяния Господни».

— Сознательно совершаемое…

— Я — для собственного удовольствия — коллекционирую рухнувшие церкви. Вы не видели недавнюю передачу о церкви в Сицилии? Потрясающе! Фасад храма рухнул во время специально заказанной мессы и похоронил под собой шестьдесят пять бабушек. Это — зло? Если да, кто же его совершил? Если Он — там, то Ему просто это нравится, офицер Старлинг. И тиф, и лебеди — одних рук дело.

— Я не могу найти вам объяснение, доктор Лектер, но я знаю, кто мог бы это сделать.

Он прервал ее, подняв ладонь. Клэрис заметила, что рука у него очень красива, а средних пальцев — два, совершенно одинаковых, но это не нарушает изящества кисти. Редчайшая форма полидактилии.[11]

Когда он заговорил снова, тон его был мягок и приветлив:

— Вам хотелось бы меня квантифицировать,[12] офицер Старлинг. Вы преисполнены амбиций и уверенности в себе, не так ли? А знаете, что вы представляете собой, на мой взгляд, — вы, с вашей дорогой сумкой и дешевыми туфлями? Вы — деревенщина. Тщательно отмытая, жутко деятельная деревенщина, хоть и сдобренная толикой вкуса. Ваши глаза — как дешевые камушки, что дарят на день рождения. Они вспыхивают, когда вы охотитесь за каким-нибудь ответиком. Но в глубине за ними есть блеск. Так? Вы очень стараетесь не быть похожей на собственную мать. Хорошее питание удлинило ваши кости, но вы всего на одно поколение отошли от угольных шахт, офицер Старлинг. Вы из каких Старлингов? Из Западной Вирджинии или из Оклахомы, а? Надо было монетку подкидывать, чтобы решить, куда податься — в колледж или в армию, во вспомогательные части, разве не так?

Я хочу сказать вам что-то очень личное о вас самой курсант Старлинг… Там, дома, в вашей комнате, вы прячете нитку золотых бусин, тех, что дарят девушкам по одной на день рождения, вас всякий раз передергивает, когда вы видите, какая это пошлятина верно? Все эти надоевшие «спасибо вам», за которыми следуют поцелуйчики и дозволенные ласки, от которых чувствуешь себя противно липкой. После каждой бусины. Надоело. Ску-у-у-шно! Ум портит жизнь, курсант Старлинг, правда? А если к тому у вас есть еще и вкус… Когда вы будете думать о нашем разговоре, вы вспомните глупую, животную обиду того, от которого пытались отделаться.

И если эти бусы стали казаться вам пошлыми, что еще может потом, в будущем, оказаться таким же? Интересно, думаете ли вы об этом по ночам? — спросил доктор Лектер самым добродушным тоном, какой только можно себе представить.

Старлинг подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

— Вы видите многое, доктор Лектер. Я не стану отрицать ничего из того, что вы сказали. Но вот вопрос, на который вы мне уже отвечаете, хотите вы этого или нет: хватит ли у вас сил направить эту вашу высоковольтную проницательность на себя самого? Очень тяжко выстоять под такими лучами. Я имела возможность убедиться в этом в последние несколько минут. Так как же? Взгляните на себя и напишите правду о том, что вы увидели. Можно ли найти более подходящий или более сложный субъект? Или вы боитесь себя?

— Вы — человек очень твердый, не правда ли, офицер Старлинг?

— Не кремень.

— И вам ненавистна мысль, что вы такая же, как все. Это вас уязвляет. Еще бы! Нет, вы совсем не как все, офицер Старлинг. Вы только боитесь быть такой. У вас какие бусины, семимиллиметровые?

— Да.

— Позвольте мне дать вам совет. Достаньте тигровый глаз, несколько просверленных камушков от рассыпавшихся бус, и нанижите их вперемежку с вашими золотыми бусинами: одну через две или две через три, как вам самой покажется лучше. Тигровый глаз отразит цвет ваших собственных глаз и блеск волос. Вам случалось получать открытки в День Святого Валентина?[13]

— Ага.

— Сейчас у нас великий пост, до Святого Валентина осталась всего неделя… М-м-м-м, вы ждете открыток?

— Ну как можно знать наверняка…

— Да, верно… Никогда не знаешь… Я вот думал о Дне Святого Валентина. Вспоминается одна забавная вещь. Пожалуй, я могу сделать вас очень счастливой в этот день, Клэрис Старлинг.

— Каким образом, доктор Лектер?

— Прислав вам замечательную валентинку. Надо подумать. А теперь извините меня. Всего хорошего, офицер Старлинг.

— А как же исследование?

— Знаете, во время переписи один счетчик попытался меня квантифицировать. Я съел его печень с белой фасолью и запил бокалом «Большого Амарона». Отправляйтесь-ка назад, в свою Академию, малышка Старлинг.

Ганнибал Лектер, вежливый до самого последнего момента, не мог повернуться к ней спиной: он отступил назад от нейлоновой сети и лишь затем направился к койке, на которую и лег, бесстрастный и отрешенный, словно каменный крестоносец на могильной плите.

Старлинг вдруг почувствовала себя опустошенной как после сдачи крови. Она провозилась дольше, чем требовалось, укладывая бумаги в чемоданчик, потому что боялась, как бы ее не подвели дрожащие колени. Отвратительное чувство провала, досада на себя овладели ею. Старлинг сложила стул, на котором сидела во время беседы, и прислонила его к запертой дверце шкафа. Опять идти мимо Миггза. Барни — очень далеко — что-то читал. Чертов Миггз. Нисколько не страшнее, чем проходить мимо бригады строителей или грузчиков на улицах города. А это ей приходилось делать ежедневно. Она пошла назад по коридору.

Сбоку — совсем рядом — Миггз просипел: — Я прокусил себе руку, чтобы подохну-у-уть, видишь, сколько крови?

Следовало вызвать Барни, но, перепугавшись, Клэрис посмотрела в камеру, увидела, как Миггз встряхнул рукой, и, не успев отвернуться, ощутила на щеке и шее теплые брызги. Она отошла от камеры, убедилась, что это не кровь, а сперма и услышала, что ее зовет доктор Лектер. Голос доктора Лектера звучал теперь иначе: режущий ухо металлический скрежет слышался гораздо явственней.

— Офицер Старлинг!

Он встал с постели и кричал ей вслед, а она шла прочь по коридору, рылась в сумке, отыскивая салфетки. И снова сзади нее:

— Офицер Старлинг!

Клэрис уже овладела собой, словно встав на холодные стальные рельсы собственной воли. Она уверенно шла вперед, к двойным бронированным дверям.

— Офицер Старлинг!

В голосе теперь звучали совсем иные ноты.

Она остановилась. О Господи, почему я так хочу добиться от него ответа? Миггз сипел что-то ей вслед, она не слушала.

Клэрис снова стояла перед клеткой Лектера, и глазам ее предстало редкостное зрелище: доктор волновался. Она знала — он слышит этот запах, он ведь слышит любой запах.

— Я очень сожалею, что так произошло. Невежливость — несказанно безобразна.

Казалось, убийства, совершенные им, сделали его неспособным на небольшую грубость. «А может быть, то, что меня вот так отметили, странным образом возбуждает его», — подумала Старлинг. Она не могла понять, в чем дело. Искры в его глазах слетались во тьму зрачка, словно светлячки во тьму пещеры.

Что бы это ни было, Господи, пусть оно сработает! Она подняла чемоданчик:

— Пожалуйста, сделайте это для меня.

Видимо, она опоздала: он снова был спокоен.

— Нет. Но я сделаю так, чтобы вы не жалели, что приходили сюда. Я дам вам нечто совсем другое. Я дам вам то, что вы больше всего любите, Клэрис Старлинг.

— Что же это, доктор Лектер?

— Продвижение по службе, разумеется. Это получится прекрасно… Я очень рад… День Святого Валентина — какие ассоциации!

Улыбка, обнажившая мелкие белоснежные зубы, могла быть вызвана чем угодно. Он говорил так тихо, что она с трудом смогла расслышать его слова.

— Поищите свои валентинки в машине Распая. Вы слышите? Поищите свои валентинки в машине Распая. А теперь уходите: я не думаю, что Миггз сможет сделать это еще раз — не успеет, хоть он и сумасшедший, а как вы полагаете?

0

5

4
Клэрис Старлинг была возбуждена и вымотана до предела, держалась лишь усилием воли. Кое-что из сказанного о ней Лектером было правдой, кое-что лишь походило на правду. Несколько секунд там, перед клеткой, она ощущала, как чуждое сознание обшаривает ее мозг, словно медведь, забравшийся в летний домик, грубо скидывал и валил в кучу разложенные по полочкам вещи.

Ее злило то, что он сказал о ее матери; нужно перестать злиться, ведь она на работе.

Она сидела в своем стареньком «пинто» напротив лечебницы и старалась дышать как можно глубже. Окна машины запотели, и она почувствовала себя огражденной, укрытой от любопытствующих прохожих.

Распай… Она помнила это имя. Он был пациентом доктора Лектера и стал одной из его жертв. Старлинг успела лишь просмотреть дело Лектера: у нее был всего один вечер на весь этот огромный материал. Распай — имя одного из многих убитых. Нужно вникнуть в детали.

Старлинг хотела заняться этим сейчас же. Но понимала что спешка — продукт ее собственного воображения. Дело Распая было закрыто много лет тому назад. Опасность никому не грозила. Времени было вполне достаточно. И лучше сначала получить побольше информации и хороший совет, прежде чем идти дальше. Конечно, Крофорд может отобрать у нее это дело и отдать кому-то из сотрудников. Придется рискнуть.

Старлинг попыталась дозвониться ему по телефону-автомату, но он, как выяснилось, в этот момент выпрашивал в подкомиссии Конгресса дополнительные бюджетные ассигнования для министерства юстиции.

Разумеется, она вполне могла более подробно ознакомиться с делом в Отделе по расследованию убийств Балтиморского департамента полиции. Но убийство — преступление вне юрисдикции федеральных правоохранительных органов, и балтиморцы наверняка вырвут это дело у нее из рук, тут и сомневаться нечего.

Она отправилась назад, в Квонтико, в Отдел криминальной психологии, с его, как дома, уютными в коричневую клетку шторами и серыми папками дел, в которых таился ад. Последняя секретарша ушла, давно стемнело, а Клэрис все сидела, прокручивая бесконечный микрофильм с делом Лектера. Упрямый старый диаскоп светился как вырезанный из тыквы фонарь, а слова и негативы фотографий скользили по ее сосредоточенному лицу.

Распай, Бенджамин Рене, белый, пол мужской, 46 лет, первая флейта Балтиморского филармонического оркестра, был постоянным пациентом доктора Ганнибала Лектера, когда тот имел в Балтиморе психиатрическую практику.

22 марта 1975 года Распай не явился на концерт оркестра а 25-го его тело было обнаружено в маленькой сельской церкви недалеко от Фолз Черча штат Вирджиния. Мертвый Распай сидел на церковной скамье во фраке и белом галстуке, остальные части туалета отсутствовали. Вскрытие показало, что Распай был убит ударом острого орудия в сердце, а поджелудочная и зобная железы удалены.

Клэрис Старлинг, которая с детства знала о приготовлении мясных полуфабрикатов несколько больше, чем ей хотелось бы знать, сразу же вспомнила: эти органы были особым лакомством. В Балтиморском отделе по расследованию убийств считали, что они фигурировали в меню обеда, который Лектер давал в честь президента Филармонического общества Балтимора и дирижера Балтиморского оркестра вечером того дня, когда исчез Бенджамин Распай.

Доктор Ганнибал Лектер заявил, что ему ничего не известно о подобных вещах. Президент и дирижер утверждали, что совершенно не помнят, что подавалось на обед, хотя доктор Лектер славился изысканностью своего стола и публиковал многочисленные статьи в изданиях для гурманов.

Впоследствии стало известно, что президент Филармонического общества лечится от анорексии (отсутствия аппетита) и алкоголизма в специальном санатории в Базеле.

Распай был девятым в списке известных Балтиморской полиции жертв Лектера.

Распай умер, не оставив завещания, и тяжба из-за наследства между его родственниками несколько месяцев занимала первые страницы газет, пока интерес к этой истории не утих.

Родственники Распая объединились с родственниками других пациентов, ставших жертвами лечившего их доктора, и подали в суд, требуя уничтожения медицинских карт пациентов и магнитофонных пленок с записями, сделанными свихнувшимся психиатром. Невозможно даже представить, утверждали они, какие компрометирующие тайны могли выболтать пациенты, а медицинская карта — документ. Иск родственников был удовлетворен.

Суд назначил адвоката Распая, Эверетта Йоу, распорядителем оставшегося имущества.

Старлинг придется обратиться к адвокату за разрешением осмотреть машину. Но вполне возможно, что, стремясь оберечь репутацию покойного клиента, адвокат уничтожит улики, если у него будет для этого достаточно времени. Нет. Она предпочла напасть неожиданно, но для этого ей нужен совет и соответствующие полномочия.

Клэрис была одна в Отделе и могла сейчас делать что угодно. Она разыскала номер домашнего телефона Крофорда. Гудка она так и не услышала: в трубке неожиданно прозвучал его голос, очень тихий и ровный:

— Джек Крофорд.

— Это Клэрис Старлинг… Надеюсь, я не оторвала вас от обеда… — Ответом ей было молчание. Но нужно было продолжать. — Сегодня Лектер сказал мне кое-что, касающееся дела Распая, я сейчас в Отделе, уточняю детали. Лектер говорит, что-то есть в машине Распая. Мне нужно связаться с его адвокатом, чтобы получить к ней доступ. А завтра — суббота и занятий нет, так я хотела спросить вас…

— Старлинг, вы помните, что я просил вас сделать с информацией, полученной от Лектера? — Голос Крофорда был спокоен до ужаса.

— Представить вам докладную к девяти ноль-ноль в воскресенье.

— Вот и выполняйте, Старлинг. Все.

— Хорошо, сэр.

Жало долгого гудка, казалось, впилось ей в ухо, и яд от этого жала разлился по всему лицу: горели щеки, жгло глаза.

— Ну, мать твою, дерьмец старый, — сказала она сквозь зубы. — Старый вонючий сукин сын. Тебя бы тот Миггз обхлюпал — я бы на тебя посмотрела.

Отмытая до блеска и облаченная в казенную ночную рубашку с эмблемой Академии ФБР, Старлинг второй раз переписывала свою докладную, когда из библиотеки вернулась Арделия Мэпп — соседка по комнате в общежитии Академии. Круглая, шоколадно-коричневая, восхитительно нормальная физиономия Арделии показалась Клэрис самым желанным зрелищем за весь этот день.

Арделия Мэпп сразу же заметила, какое у подруги усталое лицо.

— А что ты делала сегодня, девочка? — Мэпп всегда задавала вопросы таким тоном, словно ее вовсе не интересовало, что ей ответят.

— Обольщала одного психа, а другой меня малафейкой обхлюпал с ног до головы.

— Ну знаешь, хотела бы я иметь время для светской жизни. Чертова Академия. И как ты все успеваешь — и общаться, и заниматься?

Старлинг вдруг обнаружила, что не может удержаться от смеха. Арделия Мэпп тоже смеялась — недолго, ровно столько, сколько и заслуживала ее нехитрая шутка. А Клэрис не могла остановиться и, слыша себя словно издалека, все смеялась и смеялась. Сквозь слезы Арделия Мэпп казалась ей странно постаревшей, а в улыбке ее сквозила печаль.

0

6

5
Пятидесятитрехлетний Джек Крофорд сидит у себя дома, в спальне, в глубоком кресле с подголовником и читает при свете неяркой лампы с низко опущенным абажуром. Сидит он лицом к двум широким кроватям, под ножки которых подставлены блоки, так что кровати высотой походят на больничные. Одна из них — его, на другой неподвижно лежит его жена, Белла. Ему слышно, как она дышит — тяжело, ртом. Уже два дня, как она не шевелится. Два дня ничего не говорит.

Вдруг дыхание ее прерывается. Крофорд поднимает глаза от книги, вглядывается поверх очков, откладывает книгу. Но дыхание возобновляется: Белла дышит — сначала легкий трепет, затем вдох и выдох. Крофорд встает, кладет ладонь на лоб жены; сейчас он измерит ей давление, проверит пульс. За долгие месяцы болезни Беллы он научился делать это не хуже любого медика.

Он не хочет оставлять ее одну ночью — вот почему его кровать стоит рядом с ее кроватью. Во тьме ночной он протягивает руку, чтобы коснуться ее руки, — вот почему его кровать так же высока, как и кровать Беллы.

Если не считать высоты кроватей да еще небольших изменений в системе канализации, необходимых для удобства жены, Крофорду удалось добиться, чтобы спальня сохранила свой обычный вид, а не превратилась в больничную палату. В комнате — цветы, не слишком много; никаких лекарств на виду: Крофорд освободил стенной шкаф в коридоре и заполнил его лекарствами и необходимыми медицинскими приспособлениями и аппаратами, прежде чем привез Беллу домой из больницы. (Второй раз в жизни перенес он ее на руках через порог этого дома, и мысль об этом чуть было не лишила его мужества.)

Ветер с юга принес тепло; окна открыты; вирджинский воздух свеж и мягок; слышно, как во тьме окликают друг друга лягушки.

Спальня блистает чистотой, но ковер немного замахрился. Крофорд не хочет пользоваться здесь шумным пылесосом, предпочитая механическую щетку, а она много хуже. Он проходит на цыпочках к шкафу и зажигает свет. На внутренней стороне дверцы — два планшета. На одном он отмечает давление и частоту пульса Беллы. Его записи перемежаются с записями медсестры, которая приходит днем. Колонки записей занимают множество страниц, отмечая бесчисленные дни и ночи. На другом планшете дневная сестра записывает, какие лекарства давались Белле.

Крофорд может теперь вводить ей любые лекарства, которые могут понадобиться ночью. По совету медсестры он практиковался, сначала делая уколы в лимон, а потом — в собственное бедро, прежде чем привез жену из больницы. Сейчас он стоит над ней вот уже минуты три, глядя на любимое лицо. Прелестный муаровый шарф тюрбаном окутывает ее волосы. Белла настаивала на этом — пока могла. Теперь на этом настаивает он сам. Джек смачивает ей губы глицерином и снимает какую-то крошку из уголка ее глаза широким большим пальцем. Она неподвижна. Еще не время повернуть ее на бок.

Встав перед зеркалом, Крофорд говорит себе, что он не болен, что он не должен отправиться под землю вместе с Беллой, что он — здоров. Поймав себя за этим занятием, ему становится стыдно.

Снова усевшись в кресло, он никак не может вспомнить, о чем же он только что читал. Он ощупывает лежащие рядом книги, пытаясь найти ту, что еще хранит тепло его руки.

0

7

6
Утром в понедельник Клэрис Старлинг обнаружила в своей ячейке для писем записку от Крофорда:

    К. С.
    Займитесь машиной Распая в свое свободное время.
    Получите в отделе кредитную карточку для междугородных телефонных переговоров. Свяж. со мн., прежде чем установите контакт с адвокатом или отправитесь куда-либо. Доложите о результатах в среду, в 16.00.
    Директор получил докладную по Лектеру за Вашей подписью. Вы хорошо поработали.
    Дж. К.
    Нач. ОКП / Сектор 8

Настроение Клэрис Старлинг резко улучшилось. Она прекрасно понимала, что Крофорд сейчас подбрасывает ей незначащее дело, словно полудохлую мышь неопытному котенку. Но он ведь хочет научить ее работать. Он хочет, чтобы у нее получалось. Для Старлинг это было важнее, чем формальная вежливость и учтивый тон.

Распай был убит восемь лет тому назад. Какие улики могли сохраниться в его машине после всех этих лет?

Она знала еще с тех пор, когда жила с родителями, что машины дешевеют с невероятной скоростью, поэтому суд разрешает наследникам продавать их сразу же, с тем чтобы полученные деньги были отданы на хранение до утверждения завещания. Не похоже, чтобы распорядители имущества, даже если это дело было столь запутанным и спорным, хранили машину Распая все восемь лет.

Возникала еще одна проблема — время. С перерывом на обед у Старлинг было всего час пятнадцать свободного времени на то, чтобы успеть позвонить по межгороду в рабочие часы. Докладывать Крофорду нужно в среду. Стало быть, у нее на все — три часа сорок пять минут, да и то растянутые на три дня, если она сможет использовать те часы, что тратит на самоподготовку к занятиям, а потом нагонять по ночам.

Клэрис была на хорошем счету у преподавателей курса следственной процедуры и рассчитывала, что сможет получить у них консультации по вопросам общего характера.

В обеденный перерыв в понедельник сотрудники Балтиморского окружного суда трижды просили ее не вешать трубку, а потом напрочь о ней забывали. Зато в часы, обычно посвященные самоподготовке, она попала наконец на человека, вполне дружелюбно настроенного, и он поднял для нее документы по делу об имуществе Распая.

Служащий подтвердил, что разрешение на продажу машины было выдано, и сообщил Старлинг марку и номер кузова машины, а также имя покупателя.

Во вторник она убила половину обеденного перерыва, пытаясь найти обладателя машины. За оставшуюся часть времени ей удалось выяснить, что автотранспортное управление штата Мэриленд не имеет возможности разыскать автомобиль по номеру кузова, а только по текущему номеру в электронной картотеке или последнему номерному знаку.

В тот же вторник после обеда ливень загнал всех в помещение, прервав занятия на стрельбище. В теплом конференц-зале от одежды промокших и вспотевших курсантов повалил пар. Сам такой же мокрый, Джон Бригем, преподаватель огневой подготовки, бывший офицер морской пехоты, решил проверить твердость руки Старлинг, для чего заставил ее перед всем курсом нажимать на спусковой крючок револьвера «смит-вессон 19» столько раз, сколько успеет за шестьдесят секунд.

Ей удалось сделать семьдесят четыре выстрела левой и, сдув прядь волос, упавшую на глаза, начать все сначала правой, пока кто-то из курсантов вел счет. Она стояла в позе Уивера, сосредоточившись на мушке, при этом целик и то, что служило мишенью, казались расплывчатыми. Где-то посередине упражнения — минута еще не прошла — Клэрис заставила себя подумать о другом, чтобы не чувствовать боли, и вдруг разглядела мишень. Это была благодарность за отличную работу, выданная Отделом охраны правопорядка Междуштатной торговой палаты Джону Бригему, ее теперешнему преподавателю.

Едва шевеля губами, в то время как кто-то вел счет револьверным щелчкам, она задала Бригему вопрос:

— Как отыскать последний номерной знак машины…

…шестьдесятпятьшестьдесятшестыиестьдесятсемь…

— …если имеется только номер кузова…

…семьдесятвосемьсемьдесятдевятьвосемьдесятвосемьдесятодин…

— …и марка? Если не известен текущий номер в электронной картотеке?

…восемьдесятдевять девяносто. Время!

— Хорошо, — произнес Бригем — Хочу, чтобы все взяли себе на заметку: твердая рука — важнейшее условие в прицельной боевой стрельбе. Некоторые джентльмены в нашем классе беспокоятся, как бы я кого из них не вызвал следующим. Их беспокойство вполне оправданно — результат Старлинг значительно выше среднего по обеим рукам. А почему? Она работает. Она укрепляет кисть, работая с любыми сопротивляющимися сжатию предметами, теми, что всегда под рукой. Большинство из вас вообще не привыкли сжимать ничего, тверже собственных… — Всегда начеку, в попытках удержаться от такой родной, принятой в морской пехоте терминологии, он смолк, подыскивая подходящий эвфемизм, и наконец произнес: — Только и умеете, что собственные угри давить. Нечего улыбаться, Старлинг, вы тоже не больно-то хороши. Ваша левая… Мне надо, чтоб вы и левой делали не меньше девяноста к концу обучения. Быстро встать парами и вести счет поочередно, раз-два. Отставить, Старлинг, вас не касается. Подойдите сюда. Какие еще сведения о машине у вас имеются?

— Только номер кузова и марка, вот и все. И имя предыдущего владельца.

— Ладно, слушайте. Легче всего проср… сорвать все дело, пытаясь найти машину по регистрационным номерам, или отыскивать то одного владельца, то другого. Только запутаетесь в разных штатах. Ну, по правде говоря, полиция порой так и делает, да и в компьютеры заложены только текущие номера. Все привыкли пользоваться именно этими данными.

Громкое щелканье учебных револьверов с синими рукоятками заполнило зал, так что Бригем басил прямо ей в ухо:

— Есть способ попроще. Р. Л. Полк и K° — вы знаете, они издают городские справочники — выпускают еще регистрационные списки автомобилей, указывая марку и соответствующий номер кузова. Больше нигде этого не найдете. Продавцы машин руководствуются ими, делая рекламу. С чего это вы решили меня об этом спросить?

— Так вы же работали в Отделе правопорядка МТП, ну я и подумала, что вам наверняка приходилось отыскивать машины, и не один раз. Спасибо вам.

— Услуга за услугу, Старлинг. Доведите свою левую до должного уровня, и пусть эти неженки в брюках краснеют от стыда.

В часы самоподготовки, забравшись снова в телефонную будку, Старлинг едва могла записывать полученную информацию — так дрожали пальцы. У Распая был «форд». Недалеко от Университета штата Вирджиния находился автомагазин, владелец которого многие годы терпеливо приводил в порядок ее дряхлый «пинто» насколько мог. Теперь, столь же терпеливо, он просматривал списки Полка и K° по ее просьбе. Когда он снова подошел к телефону, он смог назвать ей имя и адрес человека который последним зарегистрировал машину Распая.

Клэрис Старлинг лучше всех. Клэрис Старлинг ждет успех. А ну-ка, прекрати молоть чепуху и позвони этому человеку. Он должен быть дома, посмотрим, посмотрим, где это. Арканзас, Дитч, дом номер 9. Джек Крофорд никогда в жизни не позволит мне туда поехать, но я, по крайней мере, смогу узнать, кто сейчас ездит на этой машине.

Никто не снял трубку ни в этот раз, ни в следующий. Гудок звучал странно, очень далеко, сдвоенным «бип-бип», словно телефон там был спаренный. Клэрис попробовала позвонить поздно вечером — с тем же результатом.

В среду, в обеденный перерыв, в трубке наконец раздался мужской голос:

— Радиостанция «Дабл-ю Пи Оу Кью». Слушаю вас.

— Здравствуйте, я звоню, чтобы…

— Мне не нужны алюминиевые рамы, и я не собираюсь жить в городке жилых автоприцепов во Флориде. Что еще вы можете предложить?

В его голосе послышались такие знакомые звуки арканзасских холмов, что Старлинг сразу приободрилась: она и сама могла говорить так с кем угодно, стоило лишь захотеть, а время поджимало.

— Ага, сэр, если б вы могли меня выручить, я б вам была благодарна не знаю как. Мне бы найти мистера Ломекса Бардуэлла. Меня звать Клэрис Старлинг.

— Старлинг какая-то звонит, — крикнул он кому-то в глубину дома — А чего вам надо от Бардуэлла?

— Я от Среднеюжной районной станции обслуживания автомобилей марки «Форд». Ему полагается малый гарантийный ремонт, бесплатно.

— Ну я Бардуэлл. А я-то решил, вы мне чего-нибудь всучить хотите, по льготной-то междугородке. Только поздновато будет для малого ремонта, мне нужен большой. Я с женой ездил в Литл Рок, а когда выезжал с Саутленд Молл, знаете?

— Ага.

— Ну, там чертова железяка проткнула поддон, масло вытекло на дорогу. А грузовик — знаете, фирма такая — «Оркин», машина с нашлепкой наверху? Ну, он въехал в масло, и его развернуло.

— Господи помилуй!

— Сбил фотобудку-автомат, стекла все повываливались. Хозяин будки еле вылез, шатался, ничего не соображал, пришлось его с дороги силком оттаскивать.

— Ну и ну, скажу я вам. Ну и что же с ней случилось?

— С кем что случилось?

— С машиной.

— Ну, я сказал Бадди Сипперу со склада утиля, мол, отдам ее за полсотни, только чтоб сам забрал. Думаю, он ее уже разобрал.

— А вы мне телефончик его не дадите, мистер Бардуэлл?

— А он-то вам на что? Если кому чего и следует тут получить, так мне, не ему же?

— Прекрасно понимаю вас, сэр. Но до пяти я делаю то, что мне говорят, а они сказали, найти машину. У вас есть его телефон?

— Книжку никак не найду. Давно куда-то задевалась. Знаете, как это, когда у тебя внучат куча. На Центральную позвоните, у них должен быть. Спросите склад утиля Сиппера.

— Много вам обязана, мистер Бардуэлл.

На складе утиля подтвердили, что машина уже разобрана и пущена под пресс, чтобы пойти в переплавку. Мастер проверил по спискам серийный номер машины и сообщил его Старлинг.

Эх ты, мышка из сраного домишка, подумала Старлинг, не вполне еще освободившись от арканзасской манеры выражаться. Тупик. Ничего себе — валентинка.

Она прижалась лбом к холодному телефонному аппарату. Арделия Мэпп заглянула в будку и, придерживая одной рукой у бедра пачку книг, другой протянула ей баночку апельсинового сока.

— Много обязана, Арделия. Мне надо еще один звонок провернуть; если успею вовремя, нагоню тебя в кафешке, идет?

— А я так рассчитывала, что тебе удастся отделаться от этого неудобоваримого диалекта! — сказала Мэпп. — Читай побольше, детка книги помогут. Я лично больше никогда не пользуюсь красочным patois[14] родимого микрорайона. Только начни говорить, словно горячей картошкой рот набив, тут все и скажут, что ты дефективная. — И Мэпп закрыла дверь в будку.

Старлинг понимала — придется сделать попытку получить дополнительную информацию от Лектера. Если ей удастся договориться с Чилтоном, может быть, Крофорд разрешит ей снова посетить психиатричку. Она набрала номер Чилтона, но ей так и не удалось прорваться через секретаршу.

— У доктора Чилтона совещание с коронером[15] и заместителем районного прокурора, — сказала секретарша. — Он уже беседовал с вашим начальством, и с вами ему разговаривать не о чем. Всего хорошего.

0

8

7
— Наш приятель Миггз умер, — сказал Крофорд. — Вы все мне рассказали, Старлинг? — Усталое лицо Крофорда казалось настолько восприимчивым к любому сигналу, как овальная мордочка совы, и настолько же бесстрастным.

— Как? — Все внутри у нее застыло, нужно было как-то справиться с этим.

— Незадолго до рассвета проглотил собственный язык. Чилтон полагает, что Лектер уговорил его сделать это. Ночной дежурный слышал, как Лектер о чем-то говорил Миггзу — очень тихо. Лектер многое знал о Миггзе. Разговаривал с ним довольно долго, но дежурный не мог расслышать о чем. Потом Миггз довольно долго плакал, а затем смолк. Вы все мне рассказали, Старлинг?

— Да, сэр. Если сравнить мой доклад с записями — все, почти дословно.

— Чилтон звонил и жаловался на вас… — Крофорд подождал немного и, казалось, был доволен, что она не задает вопросов. — Я сказал, что нахожу ваше поведение вполне удовлетворительным. Чилтон пытается избежать расследования по делу о нарушении гражданских прав.

— А должно быть такое расследование?

— Разумеется, если родственники Миггза потребуют этого. Отдел защиты гражданских прав расследовал тысяч восемь дел в нынешнем году. Рады будут добавить Миггза к тем, кто уже есть у них в списках.

Крофорд внимательно посмотрел ей в лицо: — Как вы? Нормально?

— Не знаю, как к этому отнестись.

— Никак. Не следует особенно расстраиваться из-за этого. Лектеру просто хотелось позабавиться. Он прекрасно понимает, что никто ему ничего за это по-настоящему сделать не сможет, так что — почему бы и нет? Чилтон на какое-то время отберет у него книги и стульчак, лишит сладостей. — Крофорд сложил руки на животе, сплел пальцы, оттопырив большие, и уставился на них, словно сравнивая. — Лектер ведь расспрашивал вас обо мне, верно?

— Он спросил, очень ли вы заняты. Я ответила — «да».

— И это все? Вы не опустили ничего личного, опасаясь, что мне неприятно будет это читать?

— Нет. Он сказал, что вы — стоик. Но я об этом написала.

— Да, помню. Больше ничего?

— Нет, я ничего не пропустила. Вы ведь не думаете, что я выдала ему какие-то сплетни, поэтому он и говорил со мной?

— Нет.

— Я не знаю о вас ничего, что касалось бы вашей личной жизни, да если бы и знала — не стала бы это ни с кем обсуждать. Если вы мне не верите, давайте сейчас выясним это раз и навсегда.

— Я вам верю. Следующий вопрос.

— Вы же что-то такое подумали или…

— Переходите к следующему вопросу, Старлинг.

— Намек Лектера про машину Распая ни к чему не привел. Она ушла под пресс четыре месяца назад из дома номер 9 по улице Дитч в Арканзасе и отправлена в переплавку. Может быть, если я опять пойду и поговорю с ним, он еще что-нибудь мне скажет?

— Вы все до конца выяснили?

— Да.

— Почему вы решили, что автомобиль, на котором ездил Распай, был его единственной машиной?

— Только эта машина была зарегистрирована, он не был человеком семейным, я предположила…

— Ага, ну-ка, подождите. — Крофорд поднял палец, указывая на некий, невидимый глазу, но явно обнаружившийся в воздухе между ними принципиально важный предмет. — Вы предположили. Вы предположили, Старлинг. Глядите. — Крофорд написал «предположили» на листе большого блокнота. Старлинг знала, что многие преподаватели переняли эту манеру у Крофорда, но и виду не подала, что этот прием ей известен.

— Если вы что-то предположили, выполняя дело, порученное вам мною, то вы с самого начала, — Крофорд подчеркнул последние четыре слога: по-ло-жи-ли, — и на дело, и на себя, и на меня. — Довольный откинулся назад. — Распай коллекционировал автомобили, знали вы об этом?

— Нет. И распорядители все еще хранят их?

— Не знаю. Как вы думаете, сможете сами выяснить?

— Смогу.

— С чего начнете?

— С душеприказчика.

— Помнится, балтиморский юрист, китаец, верно?

— Эверетт Йоу, — сказала Старлинг, — он есть в телефонном справочнике Балтимора.

— А вы задумались хоть на минуту о том, что нужно получить ордер на осмотр машины Распая?

На этот раз что-то в тоне Крофорда заставило Клэрис вспомнить о гусенице-всезнайке у Льюиса Кэрролла.[16]

Но она не решилась ответить ему резко.

— Поскольку Распая нет в живых и его ни в чем не подозревают, то, если мы получим разрешение его душеприказчика осмотреть машину, этот обыск будет иметь законную силу и плоды его могут быть приняты в качестве доказательства при решении других юридических вопросов, — процитировала она.

— Точно, — сказал Крофорд. — Вот что я вам скажу. Я предупрежу нашу контору в Балтиморе, что вы приедете. В субботу, Старлинг, в свободное от занятий время. Отправляйтесь, вкусите плодов, если таковые обнаружатся.

Крофорд попытался — довольно успешно — не смотреть ей вслед, пока она шла к двери. Из корзины для мусора он двумя пальцами извлек комок розоватой плотной бумаги. Расправил его на столе. Это — о его жене. Изящный почерк. Стихи.

    Как знать философам, что меж собой гадают, В каком огне сей бренный мир сгорит, Не тот ли это жар, что день за днем сжигает Досель нетленную красу ее ланит?
    Мне искренне жаль, что Белла больна, Джек.
    Ганнибал Лектер

0

9

8
Эверетт Йоу вел черный «бьюик» с вымпелом «Университет Де Поль» на заднем стекле. Под тяжестью водителя «бьюик» чуть осел на левый бок, отметила Клэрис, следуя за ним на служебном «плимуте» под проливным дождем. Было совсем темно; день, посвященный расследованию, подошел к концу; другого дня у нее для этого не будет. Она пыталась справиться с нетерпением, постукивая пальцами по рулю в такт дворникам: машины, следовавшие из Балтимора по 301-му шоссе, еле ползли.

Йоу был умен, толст и одышлив. Старлинг наугад дала ему лет шестьдесят. Пока что он был вполне сговорчив. Не его вина, что день потерян: вернувшись под вечер из деловой поездки в Чикаго, где он пробыл неделю, адвокат прямо с самолета явился к себе в контору, чтобы встретиться с Клэрис.

Раритетный ручной сборки «паккард» Распая был поставлен на хранение задолго до смерти хозяина, объяснил Йоу. У него не было номерного знака — Распай никогда на нем не ездил. Адвокат видел машину один только раз, на складе под чехлом, когда составлял опись имущества вскоре после того, как его клиент был убит. Если следователь Старлинг согласится «немедленно и откровенно сообщить» обо всем, что она там обнаружит, особенно если это может нанести ущерб интересам его покойного клиента, он покажет ей автомобиль, сказал Йоу. Нет необходимости затевать возню с получением ордера на обыск.

Старлинг с удовольствием вела служебный «плимут», данный ей всего на один день. Особенное удовольствие вызывал телефон сотовой связи; к тому же она стала обладательницей нового удостоверения, выданного ей Крофордом. В нем говорилось только: «Следователь ФБР», а срок его, как она заметила, истекал через неделю.

Они направлялись к «Мини-складам Сплит-сити», километров в семи от Балтимора. Тащась по мокрому шоссе вместе с еле движущимся потоком машин, Старлинг взялась за телефон, чтобы выяснить хоть что-нибудь об этих складах. К тому времени, как впереди высветились ярко-оранжевые буквы: «МИНИ-СКЛАДЫ СПЛИТ-СИТИ» КЛЮЧ ВСЕГДА У ВАС, у нее уже были кое-какие факты.

«Мини-склады Сплит-сити» имели лицензию Федеральной торговой комиссии, выданную на имя Бернарда Гэри. Лицензия давала право на транспортировку грузов из штата в штат. Три года тому назад Бернард Гэри едва избежал суда по обвинению в транспортировке краденого, и его лицензия подлежала пересмотру.

Йоу свернул под ярко светящуюся вывеску и, остановившись у ворот, предъявил ключи прыщеватому юнцу в полувоенной форме. Юный страж записал номера их машин, отворил ворота и так нетерпеливо махнул им, чтобы они проезжали, словно у него была куча гораздо более важных дел.

Сплит-сити — мрачное место, насквозь продуваемое всеми ветрами. Как воскресный рейс Ла-Гардиа — Хуарес, обслуживающий тех, кто стремится побыстрее оформить развод,[17] эти склады — воплощение индустрии обслуги, порождение бездумного броуновского движения, охватившего все население страны: большая часть складов занята разрозненными предметами обихода распавшихся семей. Складские боксы заполнены мебелью, стоявшей ранее в гостиных, чайными сервизами, не очень чистыми матрасами, игрушками и фотографическими отпечатками судеб, которые не состоялись. В Балтиморской окружной полиции существует сильное подозрение, что, помимо всего этого, в Сплит-сити укрывается от суда весьма ценное имущество, какое могло бы послужить возмещению убытков при вынесении постановлений о банкротстве.

Сплит-сити походит на военный городок: двенадцать гектаров длинных строений, разделенных брандмауэрами на боксы размером с хороший индивидуальный гараж; у каждого бокса — закатывающаяся наверх дверь. Цены вполне умеренные, и порой имущество хранят там годами. Хорошая охрана. Склады окружены высокой двойной оградой с двумя рядами фонарей, внутри которой двадцать четыре часа в сутки ходит патруль с собаками.

У двери в бокс 31, принадлежавший Распаю, собралась горка мусора — промокшие листья вперемешку с обрывками газет, бумажными стаканчиками, обертками от конфет. Мощный засов с обеих сторон запирали массивные висячие замки; накладка левого замка была к тому же опечатана. Эверетт Йоу неловко нагнулся, рассматривая печать. Старлинг держала зонт и включенный фонарь, иначе он ничего не рассмотрел бы в рано наступивших сумерках.

— Не похоже, чтобы кто-то открывал дверь после меня за эти пять лет, — сказал он. — Видите, оттиск нотариальной печати не поврежден. В то время я и понятия не имел, что родственники мистера Распая окажутся такими несговорчивыми и затянут дело о наследстве на столько лет.

Теперь Йоу держал зонт и светил фонарем, пока Старлинг фотографировала замок и печать.

— У мистера Распая в городе был кабинет-студия, от которого я отказался, чтобы не пришлось платить за аренду, — сказал он. — Я перевез сюда всю обстановку и поместил вместе с автомобилем и другими вещами, которые были здесь раньше. Мы привезли сюда пианино, книги и ноты и еще, кажется, кровать.

Йоу попробовал вставить ключ в замок.

— Холодно, — сказал он, — замки, видимо, замерзли. Этот, во всяком случае, точно. — Ему трудно было одновременно наклоняться и дышать. Он попробовал присесть — колени его громко хрустнули.

Старлинг обрадовалась, что замки хромированные, стандартного типа. Выглядели они устрашающе, но она знала, как легко выдернуть из такого замка медный цилиндрик при помощи стального шурупа и молотка-гвоздодера: отец показывал ей, как это делают домушники, когда она была совсем девчонкой. Трудность заключалась лишь в том, где найти шуруп и гвоздодер, ведь ее «пинто» с багажником, вечно полным всяческого барахла, остался дома.

Она пошарила в сумке и достала баллончик со специальным средством, которым пользовалась, чтобы оттаивать замки на дверях своего «пинто».

— Хотите отдохнуть минутку в машине, мистер Йоу? Посидите, согрейтесь, а я сама попробую с ними справиться. Заберите зонтик, дождь совсем слабый.

Старлинг подвела служебный «плимут» поближе к двери, чтобы осветить фарами поле деятельности. Достала из машины щуп, капнула масла в замочные скважины и побрызгала из баллончика, чтобы сделать масло пожиже. Мистер Йоу улыбался и одобрительно кивал ей из своей машины.

«Хорошо иметь дело с умным человеком, — думала Старлинг, — можно работать, не вызывая у него раздражения».

Уже совсем стемнело. В резком свете фар служебной машины Клэрис чувствовала себя беззащитной, выставленной напоказ; мотор «плимута» работал вхолостую, и ослабший ремень вентилятора завывал прямо ей в ухо. Она не забыла запереть машину — ведь мотор работал. Мистер Йоу выглядел вполне безобидным, но ей вовсе не улыбалось оказаться вдруг расплющенной в лепешку о железную дверь.

Замок лягушкой подпрыгнул у нее в руке и улегся на ладони, тяжелый и скользкий. Второй замок, успевший оттаять, почти не сопротивлялся.

Дверь не желала подниматься. Старлинг тянула вверх ручку, пока не потемнело в глазах. Йоу вышел из машины — помочь, но дверная ручка была слишком мала, а грыжа его — слишком велика, чтобы помощь оказалась сколько-нибудь существенной.

— Я мог бы вернуться на следующей неделе, вместе с сыном. Или — позвать рабочих… — предложил адвокат. — Мне бы очень хотелось как можно скорее попасть домой.

Но Старлинг вовсе не была уверена, что ей самой когда-нибудь снова удастся попасть сюда. Крофорду будет гораздо проще поднять трубку и поручить все это дело Балтиморской конторе ФБР.

— Мистер Йоу, я — быстро! У вас в машине нет домкрата?

Клэрис подвела домкрат под ручку двери и всей тяжестью налегла на рычаг. Дверь отвратительно взвизгнула и приподнялась сантиметра на два. Казалось, она прогибается вверх в самом центре. Но вот она подалась вверх еще на столько же, и еще, и вот уже можно подложить под нее запасное колесо, чтобы она снова не опустилась, пока Клэрис подставляет домкрат мистера Йоу и свой собственный под дверь с обеих сторон. Переходя от одного домкрата к другому, Старлинг — сантиметр за сантиметром — подняла дверь на полметра; теперь она окончательно застряла, и, как ни налегала Старлинг на рычаги двух домкратов, ничего больше сделать не удалось.

Мистер Йоу подошел и заглянул вместе с Клэрис под дверь. Наклоняться ему было трудно: более двух секунд в таком положении он выдержать не мог.

— Мышами пахнет, — сказал Йоу. — Меня заверили, что на складе используют крысиный яд. По-моему, это даже оговорено в контракте. «Грызунов у нас практически нет», — сказали мне. Но я их слышу. А вы?

— И я слышу, — ответила Старлинг. В луче фонаря она смогла разглядеть картонные коробки и одно колесо: широкая шина с белой боковиной виднелась из-под чехла. Шина была спущена.

Клэрис подала «плимут» назад так, чтобы свет фар хотя бы немного осветил пространство под дверью, и вытащила резиновый коврик.

— Вы собираетесь лезть туда, офицер Старлинг?

— Мне необходимо посмотреть, мистер Йоу.

Адвокат вынул носовой платок:

— Могу я дать вам совет? Завяжите брючины вокруг щиколоток, поплотнее. Чтобы предотвратить вторжение грызунов.

— Спасибо большое, сэр, это замечательная мысль. Мистер Йоу, если вдруг дверь захлопнется… ха-ха… или что-нибудь случится неожиданное, не откажите в любезности позвонить по этому номеру. Это — наша контора в Балтиморе. Они знают, что я сейчас здесь, с вами, и будут встревожены, если вскоре не получат от меня известий, понимаете?

— Конечно. Разумеется. Разумеется, понимаю. — И он вручил ей ключ от «паккарда».

Старлинг положила резиновый коврик на мокрую землю перед дверью и легла на него, прикрывая пачкой полиэтиленовых пакетов для сбора вещественных доказательств объектив камеры. Она лежала на спине, брюки плотно завязаны у щиколоток носовыми платками — мистера Йоу и ее собственным. Ей в лицо моросил дождь, в носу свербило от запаха плесени и мышей, и в голову, как это ни абсурдно, вдруг пришло латинское изречение.

В первый же день занятий в Академии преподаватель судебной медицины четко выписал на доске известный принцип римского врача: Primum non nocere. Прежде всего — не вреди.

Только он наверняка произнес это не в гараже, полном долбаных мышей.

И вдруг — голос отца, как он когда-то говорил, держа руку на плече ее брата: «Раз не умеешь играть без рева, Клэрис, тогда марш домой».

Старлинг застегнула воротник куртки, втянула голову в плечи, скользнула под дверь и оказалась прямо под задней частью кузова. «Паккард» стоял почти вплотную к левой стене гаража. Картонные коробки сложены справа, заполняя все свободное пространство. Старлинг, лежа на спине, с трудом пролезла в узкую щель так, что голова ее наконец высунулась в небольшой просвет между коробками и автомобилем. Она включила фонарь и скользнула лучом по отвесной стене коробок. Множество пауков заплели все вокруг паутиной. В основном здесь — паук-кругопряд. Концентрические круги сетей, испещренных высохшими, плотно замотанными липкой нитью останками паучьих жертв.

Ну, единственный, кого надо бы опасаться, это коричневый паук-волк, а они живут в норках, успокаивала себя Старлинг, остальные не больно-то кусаются, а если и кусаются, то не больно.

Должно найтись местечко, чтобы встать на ноги, у заднего крыла. Она протискивалась, протискивалась и наконец вылезла из-под машины, почти упершись носом в белобокую шину. Резина на колесе растрескалась от времени. И все же можно было разобрать название фирмы: «Гудйир». Осторожно, стараясь не удариться головой, Клэрис поднялась на ноги в узком пространстве. Руку она держала перед лицом, отводя паутину. Интересно, если носишь вуаль, ощущаешь то же самое?

Снаружи послышался голос мистера Йоу:

— Порядок, мисс Старлинг?

— Порядок, — откликнулась она. Ее голос вызвал панику среди невидимых обитателей этого места, какое-то существо пробежало внутри пианино, вызвав к жизни каскад высоких нот. Свет фар из-под двери освещал ее ноги почти до колен.

— Значит, вы отыскали пианино, офицер Старлинг, — окликнул ее мистер Йоу.

— Это не я.

— О!

Автомобиль был огромный — высокий и длинный. Из описи мистера Йоу Клэрис знала, что это «паккард»-лимузин, модель 1938 года. Он был накрыт ковром, ворсистой стороной вниз. Она пробежала по ковру лучом фонаря.

— Это вы укрыли машину ковром, мистер Йоу?

— Нет, она была уже укрыта, когда я ее впервые увидел, я так ее и оставил — не переношу пыли, — сказал мистер Йоу в щель под дверью. — Это Распай так ее укрыл. Я лишь убедился, что автомобиль на месте. Мои грузчики поставили пианино к стене, закрыли, сложили коробки рядом с автомобилем и ушли. Я нанял их на несколько часов. В коробках главным образом ноты и книги.

Ковер был тяжелый и толстый, и, когда она потянула его за край, облака пыли закружились в луче ее фонаря. Клэрис чихнула раз, другой. Встав на цыпочки, она с трудом завернула его на крышу высокой старой машины. Задние окна были затянуты занавесками. Ручка двери покрыта пылью. Пришлось перегнуться через коробки, чтобы до нее дотянуться. Ухватившись за самый кончик, Старлинг попыталась нажать на ручку. Заперто. В задней двери нет замочной скважины. Придется передвинуть кучу коробок, чтобы добраться до передней двери, а куда их двигать? Места чертовски мало. Она заметила небольшую щель между занавеской и стойкой заднего окна.

Старлинг снова перегнулась через коробки, прижалась лбом к стеклу и попыталась осветить фонарем внутренность «паккарда». Все, что ей поначалу удалось увидеть, было собственное отражение; потом она догадалась прикрыть фонарь сверху ладонью, как козырьком. Тонкий луч света, утративший яркость из-за слоя пыли на оконном стекле, перебегал по сиденью. Вот стал виден раскрытый альбом; цвета еле различимы в тусклом свете, но Клэрис разглядела валентинки, наклеенные на альбомные листы. Старые кружевные открытки, рельефно выступающие на плотной бумаге.

— Ну спасибо большое, доктор Лектер. — Она произнесла эти слова вслух; ее дыхание возмутило пыль на крыше машины и затуманило стекло. Протирать стекло не хотелось, пришлось подождать, пока оно снова станет достаточно прозрачным. Луч двинулся дальше, осветил упавший на пол скомканный плед и отразился в чуть запылившихся мужских лаковых туфлях. Над туфлями — черные носки, над носками — фрачные брюки, явно надетые на чьи-то ноги. Никто не входил в эту дверь все пять лет… тихо, тихо, держись, девочка!

— Ох, мистер Йоу! Мистер Йоу, послушайте!

— Да, офицер Старлинг?

— Мистер Йоу, похоже, в этой машине кто-то сидит.

— О Господи! Может, вам лучше выйти оттуда мисс Старлинг?

— Да нет, пока нет, мистер Йоу… Вы только подождите там, не уходите, пожалуйста, прошу вас.

Вот сейчас надо думать. Это важнее, чем все то, что ты будешь шептать в подушку всю оставшуюся жизнь. Усеки это и делай все правильно. Я не должна повредить или уничтожить улики. Но ведь мне нужна помощь. А страшней всего — поднять ложную тревогу. Если наша здешняя контора всполошится и пошлет сюда полицейских зазря — все, кранты. Что я вижу? Что-то похожее на ноги. Мистер Йоу не привез бы меня сюда, если б знал, что в машине — мертвяк. «Мертвяк» — это была чистая бравада. Она даже ухитрилась улыбнуться сама себе. Никто здесь не был со времени последнего посещения Йоу. Так. Значит, коробки ставили уже после того, как это — что бы оно ни было — попало в машину. А это означает, что я могу двигать коробки, ничего важного не повредив.

— Вы здесь, мистер Йоу?

— Да. Нам следует вызвать полицию или достаточно вас одной, офицер Старлинг?

— Вот это я и хочу выяснить. Вы только подождите там, пожалуйста.

Проблема с коробками. Можно до белого каления дойти. Как с кубиком Рубика. Она пыталась двигать их, держа фонарь под мышкой. Уронила его — раз, другой и наконец, решилась положить фонарь на крышу машины. Пришлось переставлять коробки за спину. Некоторые, самые невысокие, соскальзывали под кузов автомобиля. Подушечка большого пальца горела — заноза или чей-то укус.

Теперь можно заглянуть сквозь пыльное стекло передней двери в кабину шофера со стороны пассажирского кресла. Паук заплел паутиной пространство между рулем и переключателем скоростей. Стекло в перегородке между передним и задним сиденьями было поднято.

Клэрис пожалела, что не смазала маслом ключ от «паккарда», прежде чем лезть под дверь гаража. Но, когда она вставила ключ в скважину, замок легко открылся. В узком пространстве дверь открылась едва на треть; она ударилась о коробки с глухим стуком, опять вызвав панику среди мышей и новый каскад звуков из пианино. Затхлый запах плесени и химикалий ударил в нос. Знакомый запах, только никак не вспомнить, откуда она его знает.

Наклонившись и вытянув руку, она смогла опустить стекло перегородки за шоферским сиденьем и осветить фонарем заднюю кабину. Белая вечерняя сорочка с запонками первой высветилась в луче; быстро вверх — к лицу; никакого лица нет; снова вниз — белая манишка, запонки, атлас лацканов, колени, молния на брюках расстегнута; снова вверх — галстук-бабочка, воротник, из воротника — белый обрубок шеи манекена. Но выше, над шеей, — еще что-то, плохо отражающее свет. Какая-то ткань. Колпак, как раз там, где должна быть голова, — большой, черный, закрывающий что-то вроде клетки с попугаем. Бархатный, подумала Старлинг. Предмет стоял на фанерной полочке, выступающей над шеей манекена и уходящей назад, в глубь отделения для мелкой клади.

Клэрис сделала несколько снимков с переднего сиденья, устанавливая фокус при свете фонаря и зажмуриваясь при каждом щелчке лампы-вспышки. Затем вылезла из машины и распрямилась. Стоя в темноте, промокшая, вся в паутине, она размышляла что же следует делать.

Было совершенно ясно, чего не следует делать: не следует приглашать начальника оперативной службы Балтиморского отделения ФБР посмотреть на манекен с расстегнутыми штанами и на альбом с валентинками.

И раз уж она решила влезть на заднее сиденье и снять колпак с этой штуки, ей не хотелось слишком долго задумываться над этим. Потянувшись через перегородку, Клэрис отперла заднюю дверь и передвинула несколько коробок, чтобы ее открыть. Ей показалось, что она потратила на это уйму времени. Запах, когда дверь наконец открылась, был гораздо сильнее. Она наклонилась внутрь, осторожно, за уголки, подняла альбом с валентинками и, перенеся его на крышу «паккарда», аккуратно уложила на полиэтиленовый пакет для вещественных доказательств. Другой такой же пакет она расстелила на заднем сиденье.

Пружины «паккарда» застонали, когда Старлинг влезла внутрь, а манекен слегка сдвинулся с места, когда она села с ним рядом. Правая рука его соскользнула с колена и легла на сиденье. Клэрис коснулась пальцем белой перчатки — рука была очень твердая. Очень осторожно она отогнула край перчатки — кисть была сделана из какого-то белого синтетического материала. Под брюками что-то торчало. На мгновение ей не к месту вспомнились кое-какие эпизоды школьной жизни, когда она училась в старших классах.

Под сиденьем что-то тихонько заскреблось.

Тихонько, нежно, словно лаская, ее рука коснулась бархатной ткани. Колпак легко скользнул по гладкой округлой поверхности. Когда Старлинг нащупала наверху большую круглую пробку, она догадалась, что это такое, поняла — это лабораторная банка для препаратов, и знала, что найдет в этой банке. В ужасе, но не колеблясь ни минуты, Клэрис стянула колпак прочь.

Голова в банке была отсечена точно под челюстью и смотрела прямо ей в лицо; глаза побелели от спирта, в котором хранилась голова. Рот раскрыт, язык слегка высунут и совсем серый. За годы спирт испарился настолько, что голова легла на дно банки, и разложившаяся макушка шапкой выступала над жидкостью. По-совиному наклоненная к телу, она тупо уставилась на Старлинг. И даже дрожащий луч фонарика был не в состоянии хоть как-то преобразить эту застывшую маску смерти.

Теперь Старлинг принялась анализировать собственные ощущения. Она была довольна. Она была радостно возбуждена. На мгновение задумалась — достойные ли это чувства. Сейчас, в этот миг, сидя в старом автомобиле с мертвой головой и скребущимися под сиденьем мышами, она могла мыслить вполне четко — и была горда этим.

— Ну что ж, Тото, — произнесла она вслух, — мы уже не в Канзасе.[18] — Ей всегда хотелось произнести именно эти слова в трудный момент, но теперь, когда ей удалось это сделать, она почувствовала, как неуместно они звучат, и обрадовалась, что никто ее не слышит. Хватит. Надо дело делать.

Она осторожно оперлась на спинку сиденья и огляделась.

Когда-то для кого-то это был привычный мир, кем-то избранный и созданный и отделенный в чьем-то сознании тысячами световых лет от потока машин, мчащихся по шоссе номер 301.

Засохшие цветы свисали из крохотных ручной огранки хрустальных вазочек на колонках по обеим сторонам сиденья. Складной столик лимузина был опущен и накрыт полотняной скатертью. На нем сквозь слой пыли поблескивал хрустальный графин. Паутина протянулась от графина к короткой свече, стоящей рядом.

Старлинг попробовала представить себе Лектера или еще кого-то, сидящего рядом с ее теперешним компаньоном и поднимающего к губам бокал. Может быть, показывающего ему альбом с валентинками. А что еще? Работая как можно осторожнее, стараясь не сдвинуть фигуру с места, она обыскала манекен — может, найдется что-нибудь, что поможет опознать голову. Ничего. В кармане фрака она нашла куски ткани: брюки укорачивали по росту. Костюм, по-видимому, был совсем новый, когда его надели на манекен.

Она потрогала торчавший под брюками предмет. Слишком твердый, даже для старших классов школы. Пальцами она раздвинула расстегнутую ширинку и посветила фонарем: дилдо, искусственный пенис; полированное дерево, инкрустации. И размер вполне подходящий. Я, наверное, глубоко порочна, подумала она.

Аккуратно поворачивая банку, она осмотрела голову с боков и сзади — нет ли там ран. Ран не было видно. На стекле виднелось название фирмы, поставляющей лабораторное оборудование.

Размышляя о мертвом лице в банке, Клэрис подумала, что оно помогло ей узнать нечто такое, что она запомнит на всю жизнь. Пристально осматривать это лицо, с языком, изменившим цвет в том месте, где он касался стекла, было не так страшно, как видеть во сне Миггза, глотавшего собственный язык. Ей казалось, она сможет встретиться лицом к лицу с чем угодно, лишь бы это пошло на пользу дела. Клэрис Старлинг была еще молода.
* * *

За те десять секунд, что ее микроавтобус с передвижной телеустановкой пристраивался у склада, Джонетта Джонсон успела вдеть в уши сережки, напудрить прелестную, шоколадного цвета, физиономию и оценить ситуацию. В результате перехвата радиосообщений балтиморских полицейских Джонетта со своей командой успела приехать в Сплит-сити до появления патрульных машин.

Однако все, что телевизионщикам удалось увидеть в свете фар их машины, была Клэрис Старлинг, стоящая перед дверью в гараж с электрическим фонарем в одной руке и крохотным удостоверением следователя ФБР в другой. Ее волосы под дождем намокли, несколько прядей прилипли к лицу.

У Джонетты Джонсон был особый нюх на новичков. Она выбралась из машины — операторы с камерами следовали за ней по пятам — и приблизилась к Старлинг. Зажегся яркий свет.

Мистер Йоу так глубоко укрылся в своем «бьюике», что у нижнего края оконного стекла виднелась лишь тулья его шляпы.

— Джонетта Джонсон, «Уорлд пикчерз — программа новостей». Это вы сообщили об убийстве?

Старлинг не очень-то походила на блюстителя закона и сама прекрасно сознавала это.

— Я — следователь ФБР. Здесь совершено преступление. До появления представителей городских властей я не имею права никого допустить…

Ассистент оператора ухватился за нижний край двери, пытаясь ее поднять.

— Прекратите, — сказала Старлинг. — Я вам это говорю, сэр. Остановитесь. Я не в игрушки с вами играю. Отойдите, будьте добры. Сделайте одолжение.

Ей сейчас очень хотелось иметь бляху, форму, хоть что-нибудь.

— Ладно, Гарри, брось, — сказала Джонетта. — Знаете, офицер, мы готовы всячески сотрудничать с вами. Откровенно говоря, вся эта петрушка очень дорого стоит, и я просто хочу знать, держать ли мою команду здесь до приезда других ответственных лиц. Может, скажете мне — что, там действительно убитый? Камеры выключены, все останется между нами. Скажите мне, и мы подождем. Мы будем паиньками, обещаю вам. Ну как, идет?

— На вашем месте я бы подождала, — сказала Старлинг.

— Спасибо. Вы не пожалеете, — сказала Джонетта Джонсон. — Послушайте, у меня есть кое-какая информация о «Мини-складах Сплит-сити», может, она вам пригодится. Вы не посветите мне на планшет? Посмотрим, может, сейчас прямо и отыщем.

— Машина «Уорлд ай-ТВ новости» у ворот, Джони, — сказал Гарри, тот, что пытался открыть дверь.

— Посмотрим, может, сейчас отыщу, да вот! Примерно два года тому назад здесь был скандал, когда их обвинили в перевозке и хранении… пиротехнических средств, или что-то вроде этого. — Джонетта напрасно слишком часто бросала взгляд через плечо Клэрис.

Старлинг оглянулась и увидела, что оператор лежит на спине, голова и плечи уже скрылись под дверью, а ассистент сидит рядом с ним на корточках, готовясь просунуть под дверь и камеру.

— Эй! — крикнула Старлинг. Она упала на колени на мокрую землю, рядом с оператором, и потянула его за рубаху. — Вам нельзя туда. Эй! Я же сказала вам — туда нельзя!

Оба парня не переставая уговаривали ее, мягко, просительно:

— Мы же ничего не тронем, мы ведь профессионалы, ты только не волнуйся. Да полиция все равно нас впустит. Все будет нормально, ничего страшного, правда, девуля.

Эта их манера уговаривать — словно дуру девчонку на заднем сиденье машины — совершенно лишила ее самообладания.

Она бросилась к домкрату с одной стороны двери и принялась работать ручкой. Дверь пошла вниз с режущим слух скрипом. Клэрис снова взялась за ручку. Теперь край двери коснулся груди оператора. Убедившись, что он и не собирается вылезать, Старлинг выдернула ручку из гнезда и подошла с нею к распростертому на земле парню. К тому моменту все было освещено софитами уже нескольких телекомпаний. В их яростном свете она забарабанила ручкой домкрата по железной двери прямо над оператором, осыпая его пылью и ржавчиной.

— Эй! Прошу внимания! — сказала она. — Вы что, не желаете меня слышать? Вылезайте оттуда. Немедленно. Еще секунда и вы будете арестованы за сопротивление представителю власти.

— Полегче, детка, — сказал ассистент оператора и положил руку ей на плечо. Она резко повернулась к нему. За слепящей стеной света кто-то выкрикивал какие-то вопросы, но их заглушили сирены.

— Убери руки и отвали, подонок. — Она наступила ногой на щиколотку оператору и снова повернулась лицом к его ассистенту, по-прежнему сжимая в руке рычаг домкрата. Она не замахнулась на парня. Это уже было не важно. Она и так выглядела отвратительно на телевизионных экранах.

0

10

9
Запахи в отделении для буйных в полутьме казались еще омерзительней; за спиной работал включенный без звука телевизор, и тень Старлинг упала на брусья решетки: Клэрис стояла у клетки доктора Лектера.

Она ничего не могла разглядеть во тьме за решеткой, но не хотела просить надзирателя включить свет со своего поста. Осветилось бы все отделение сразу, а она знала, что полицейские из Балтиморского отделения много часов подряд при полном свете орали на Лектера, требуя ответов на свои вопросы. Доктор отказался отвечать, только сложил для них из бумаги курочку, принимавшуюся клевать, когда нажимали ей на хвост. Старший офицер группы со злостью раздавил курочку в казенной пепельнице, выйдя в холл и кивком показав Старлинг, что теперь она может войти.

— Доктор Лектер. — Она слышала свое дыхание и дыхание тех, дальше по коридору; только в пустой камере Миггза никто не дышал. Камера Миггза была ужасающе пуста. Старлинг ощущала тишину этой камеры всей кожей, словно сквозняк.

Она знала — Лектер наблюдает за ней из темноты. Прошло минуты две. Спина и ноги болели после схватки с дверью гаража, одежда еще не просохла. Старлинг бросила на пол подальше от решетки куртку и села на нее, поджав под себя ноги, и, приподняв воротник блузы, расправила на нем мокрые, испачканные волосы, чтобы они не липли к шее.

У нее за спиной, на экране телевизора проповедник беззвучно воздевал руки горе.

— Доктор Лектер, мы оба знаем, почему я здесь. Они полагают, вы станете отвечать на мои вопросы.

Тишина. По другую сторону коридора кто-то засвистел: «Через море на Гебриды…» Минут через пять она сказала:

— Странное было чувство, когда я входила туда. Мне хотелось бы когда-нибудь поговорить с вами об этом.

Старлинг подскочила, когда из клетки Лектера выкатился поднос. На нем — чистое, аккуратно сложенное полотенце. Она и не слышала, как Лектер ходил по камере.

Клэрис посмотрела на полотенце и, чувствуя, что летит куда-то вниз, взяла его и принялась вытирать волосы.

— Спасибо, — выговорила она.

— Почему вы не спрашиваете меня о Буффало Билле? — Его голос прозвучал очень близко, на уровне ее лица. Он, должно быть, тоже сидит на полу.

— Вам что-то о нем известно?

— Возможно, но мне нужно взглянуть на его дело.

— У меня нет его дела — сказала Старлинг.

— У вас и этого дела не будет, когда они вас до конца используют.

— Я знаю.

— Вы могли бы достать материалы о Буффало Билле. Рапорты и снимки. Мне хотелось бы на них взглянуть.

Еще бы вам не хотелось!

— Доктор Лектер, вы сами все это затеяли. Пожалуйста, расскажите мне об этом человеке из «паккарда».

— Вы обнаружили там целого человека? Странно. Я видел только голову. Как вы полагаете, откуда взялось остальное?

— Ну, хорошо. Чья это голова?

— А что вы можете сказать?

— Они успели сообщить только предварительные данные: мужчина, белый, лет двадцати семи, зубы лечил и в Америке, и в Европе. Кто он?

— Любовник Распая. Распая со слюнявой флейтой.

— Каковы были обстоятельства… Как он умер?

— Обиняками разговариваете, офицер Старлинг?

— Нет, я спрошу вас об этом несколько позже.

— Сэкономлю-ка я вам время: я его не убивал. Это Распай. Он обожал моряков. Этот был из Скандинавии, Клаус… не знаю фамилии. Распай мне ее не сообщил.

Голос Лектера раздавался теперь откуда-то снизу. Может быть, он теперь не сидит, а лежит на полу, подумала Старлинг.

— Клаус сошел на берег со шведского судна в Сан-Диего. Распай в это время преподавал там на летних курсах при консерватории. Он совершенно потерял голову из-за этого шведа. Молодой человек прекрасно знал, с какой стороны хлеб маслом намазан, и сбежал с корабля. Они купили какой-то ужасный автоприцеп и словно сильфиды носились нагишом по лесам. Распай сказал, что Клаус ему изменял и он его задушил.

— Распай сам сказал вам об этом?

— О да. Я был связан врачебной тайной: ведь он поведал мне об этом во время лечебного сеанса. Я думаю, он лгал. Он был весьма склонен приукрашивать факты. Ему так хотелось казаться романтичным и опасным. Вполне возможно, что швед скончался от асфиксии во время каких-нибудь вполне банальных эротических забав. Распай был слишком слабым и дряблым, чтобы задушить молодого моряка. Вы обратили внимание, как высоко Клаус подрезан? Под самую челюсть. Возможно, для того, чтобы скрыть странгуляционную борозду, вполне возможно, что он был повешен.

— Понятно.

— Мечта Распая о счастье рухнула. Он упаковал голову Клауса в спортивную сумку и возвратился на восток.

— А что он сделал со всем остальным?

— Похоронил в горах.

— Он показал вам эту голову в автомобиле?

— О да. В ходе лечения он пришел к убеждению, что может рассказывать мне абсолютно обо всем. Он часто отправлялся в гараж посидеть с Клаусом в машине и даже показывал ему валентинки.

— А потом и сам Распай… умер. Отчего?

— Откровенно говоря, мне до смерти надоело его нытье. Да и для него самого это было наилучшим исходом. Лечение не давало результатов. Я полагаю, у большинства психиатров временами бывают один-два пациента, которых они были бы не прочь передать в мои руки. Я никогда раньше не говорил об этом, а сейчас мне уже наскучила эта тема.

— А обед, который вы дали в честь руководителей оркестра?

— А разве с вами такого не бывало, когда перед приходом гостей у вас нет времени сходить в магазин? Поневоле обходитесь тем, что у вас есть в холодильнике, Клэрис. Могу я называть вас Клэрис?

— Да. Я думаю, тогда и я буду называть вас…

— Доктор Лектер. Это более всего соответствует вашему возрасту и положению, — ответил он.

— Хорошо.

— Что же вы почувствовали, входя в гараж?

— Страх.

— Отчего?

— Там полно мышей и пауков.

— У вас есть какой-то способ справляться со страхом? — спросил доктор Лектер.

— Насколько я знаю — ничего такого, что бы помогало. Кроме желания достичь поставленной цели.

— Какие-нибудь воспоминания или картины возникают в вашем мозгу в таких случаях зависимо или независимо от вашей воли?

— Может быть. Я как-то не задумывалась над этим.

— Что-нибудь из вашего детства?

— Мне надо вспомнить.

— Что вы почувствовали, когда узнали о судьбе моего покойного соседа — Миггза? Вы меня о нем не спросили.

— Я собиралась это сделать.

— Вас обрадовало это известие?

— Нет.

— Опечалило?

— Нет. Это вы его уговорили?

Доктор Лектер тихонько засмеялся:

— Вы хотите спросить меня, офицер Старлинг, подстрекал ли я мистера Миггза к преступному самоубийству? Не глупите. И все же в этом есть некая весьма приятная симметрия — Миггз проглотил свой, оскорбивший вас язык. Вы согласны со мной?

— Нет.

— Офицер Старлинг, вы мне солгали. Впервые солгали мне. Tristement[19], сказал бы Трумэн.

— Президент Трумэн?

— Это не имеет значения. Как вы думаете, почему я вам помог?

— Не знаю.

— Вы нравитесь Джеку Крофорду, верно?

— Не знаю.

— Это, может быть, тоже неправда. А вам понравилось бы, если бы вы ему нравились? Скажите, вы испытываете желание угодить ему и беспокоит ли вас это? Вы опасаетесь этого желания?

— Все хотят нравиться, доктор Лектер.

— Не все. Как вы думаете, Джек Крофорд хочет вас? Я знаю — ему сейчас очень трудно. Как вы думаете, он видит… пунктирно… сценарно… представляет себя с вами в постели?

— Доктор Лектер, мне абсолютно не интересна эта тема, и, кроме того, вы задаете мне вопросы, которые мог бы задавать Миггз.

— Уже не может.

— Это вы внушили ему, чтобы он проглотил язык?

— Вы так грамматически правильно строите вопросы, совсем как в вашем опроснике. А тут еще ваше произношение… Так и несет трудовым потом. Вы, несомненно, нравитесь Крофорду, он считает, что профессионально вы вполне компетентны. Разумеется, странное стечение событий не ускользнуло от вашего внимания, Клэрис: вы получили помощь и от Крофорда и от меня. Вы говорите, что не знаете, почему Крофорд помогает вам. Знаете ли, почему помог я?

— Нет, скажите мне.

— Вы не думаете, что мне приятно смотреть на вас и думать, как бы я съел вас, какой у вас был бы вкус?

— А это действительно так?

— Нет. Мне нужно получить от Крофорда кое-что, и я хочу выменять у него это. Но он не хочет прийти повидаться со мной. Он не желает просить у меня помощи в деле Буффало Билла хотя прекрасно понимает — еще не одна молодая женщина погибнет, если этого Билла не остановить.

— Я не могу этому поверить, доктор Лектер.

— Мне нужно от него совсем немного. Это очень просто. Он может это сделать. — Лектер медленно повернул реостат — в клетке зажегся свет. Теперь в ней не осталось ни книг, ни рисунков. Не было даже стульчака. В наказание за смерть Миггза Чилтон забрал из камеры все, кроме самого необходимого.

— Я прожил в этой комнате восемь лет, Клэрис. Я знаю, меня никогда ни за что не выпустят отсюда живым. Мне нужен вид из окна. Мне нужно окно, из которого я мог бы видеть дерево или хотя бы воду.

— Разве ваш адвокат не подавал ходатайства?..

— Чилтон поставил в холле телевизор, настроив на канал, передающий исключительно религиозную программу. Как только вы уйдете, надзиратель включит звук на полную мощность, и мой адвокат ничего не может с этим поделать, ведь отношение суда ко мне теперь переменилось. Я хочу, чтобы меня перевели отсюда в федеральную больницу, вернули книги, и я хочу, чтобы был вид из окна. Я дам за это хорошую цену, Клэрис. Крофорд может это сделать. Попросите его.

— Я могу передать ему все, что вы сказали.

— Он не обратит внимания. А Буффало Билл не остановится. Подождите, вот он оскальпирует одну, и посмотрите, как вам это понравится. М-м-м-м-м-м… Я скажу вам одну вещь про Буффало Билла, хоть и не видел дела, и спустя много лет, когда его наконец поймают — если смогут, разумеется, — вы убедитесь, что я был прав и мог бы помочь. Мог бы спасти несколько жизней. Клэрис?

— Да?

— Буффало Билл живет в двухэтажном доме, — сказал доктор Лектер и выключил свет.

Больше он не сказал ни слова.

0

11

10
Клэрис Старлинг, прислонившись к игорному столу (занятия шли в учебном казино ФБР), пыталась сосредоточиться на проблемах отмывания денег в игорных заведениях. Прошло тридцать шесть часов с тех пор, как она представила свой отчет в Балтиморскую окружную полицию. Печатала отчет (двумя пальцами!) машинистка, прикуривавшая одну сигарету от другой: «Попробуй, может, сумеешь открыть вон то окно, если дым тебе мешает». Потом Старлинг отправили назад в Квонтико, напомнив, что убийство не подпадает под юрисдикцию федеральных органов.

Вечером в воскресенье по всем телеканалам прошла сцена битвы с телеоператорами, и Старлинг не сомневалась, что села в хорошую лужу. И за все это время — ни слова от Крофорда, ни слова из Балтиморского отделения ФБР. Как будто она просто бросила свой отчет в яму.

Казино, где она сейчас стояла, было тесным и маленьким: оно когда-то разъезжало в автоприцепе, пока не было конфисковано ФБР. Теперь его использовали в учебных целях для курсантов Академии. Узкая, не очень длинная комната была набита полицейскими из самых разных мест. Старлинг уже отказалась — с благодарностью — от нескольких стульев, предложенных ей поочередно двумя техасскими рейнджерами[20] и детективом из Скотленд-Ярда.

Остальные курсанты ее группы находились сейчас на другой стороне здания Академии, в «спальне, где совершено преступление на сексуальной почве», отыскивая волосы преступника на ковровом покрытии, взятом из настоящего мотеля, и в «банке города N», пытаясь обнаружить отпечатки пальцев. Но Старлинг провела на обысках такое количество часов, разыскивая отпечатки пальцев, когда специализировалась по криминологии в университете, что теперь ее послали на эту лекцию для полицейских-стажеров.

Она подумала: может, есть и другая причина того, что ее отделили от остальных; может, прежде чем выгнать, тебя изолируют от сокурсников?

Опершись локтями о стол для игры в кости, Старлинг снова попыталась вникнуть в то, что говорилось об отмывании денег в игорных заведениях. Вместо этого в голову ей лезли мысли о том, как не любит ФБР, когда его сотрудники появляются на телеэкранах, если речь не идет об официальных пресс-конференциях.

Доктор Ганнибал Лектер был лакомым куском не только для радио и телевидения, но и для газет, и Балтиморская полиция с радостью сообщила репортерам фамилию Клэрис. Снова и снова видела она себя такой, какой предстала перед зрителями вечерних теленовостей в воскресенье. Вот она — «Старлинг из ФБР» — в Балтиморе, грохающая ручкой домкрата по железной двери гаража над вползающим под эту дверь оператором. А вот «Агент ФБР Старлинг» угрожающе поворачивается к ассистенту оператора с той же ручкой домкрата зажатой в кулаке.

Соперничающая с этой компанией «Уорлд пикчерз», которой так и не удалось отснять собственный фильм, объявила, что подает в суд на «Старлинг из ФБР» и на само Бюро за нанесение телесных повреждений, потому что телеоператору в глаза попала пыль и кусочки ржавчины, когда Старлинг колотила по двери.

Джонетта Джонсон выступила по национальному телевидению, заявив, что Старлинг отыскала останки убитого в гараже благодаря «внушающей ужас связи с человеком, которого медицинские и судебные авторитеты считают ЧУДОВИЩЕМ!». Не оставалось сомнений, что у телекомпании был в больнице собственный источник информации.

«НЕВЕСТА ФРАНКЕНШТЕЙНА!»[21] — вопил с книжных прилавков в супермаркетах «Нэшнл тэтлер».

От ФБР комментариев в печати не последовало, но Клэрис не сомневалась, что в самой конторе их было предостаточно.

За завтраком один из ее сокурсников, молодой человек, от которого вечно несло дешевым лосьоном, назвал ее «наша Мелвин Пелвис»,[22] бездарно обыграв имя Мелвина Первиса, гуверовского агента № 1 в тридцатые годы. Арделия Мэпп ответила молодому человеку что-то такое, от чего он побледнел и ушел, оставив на столе недоеденный завтрак.

Неожиданно Старлинг обнаружила, что ею овладело странное безразличие — она больше ничему не удивлялась. Целый день и целую ночь она ощущала вокруг себя звенящую тишину, словно водолаз, опустившийся глубоко в море. Теперь она решила защищаться, если только представится случай.

Преподаватель вращал колесо рулетки, давая пояснения, но ни разу так и не выпустил из рук шарика. Глядя на него, Клэрис ни на минуту не усомнилась, что за всю свою жизнь этот человек никогда так и не решился выпустить из рук шарик рулетки. Но сейчас он, кажется, еще что-то сказал. «Клэрис Старлинг». При чем тут «Клэрис Старлинг»? Это же я!

— Да? — сказала она.

Преподаватель указал подбородком на дверь за ее спиной. Ну вот, началось. Парка,[23] прядшая нить ее судьбы, испуганно замерла. Но оказалось, что это всего лишь преподаватель огневой подготовки Бригем, заглянувший в дверь казино. Когда он понял, что Старлинг его увидела, он поманил ее пальцем.

Она подумала было, что ее выгоняют, но потом решила, что сообщать об этом не входит в обязанности Бригема.

— По коням, Старлинг. Где ваше снаряжение? — спросил он.

— У меня в комнате, в корпусе «В».

Ей пришлось ускорить шаг, чтобы держаться с ним вровень. Бригем нес следственный чемоданчик со всем необходимым для обнаружения отпечатков пальцев и прочего — большой, не учебный, которым пользовались на занятиях, а настоящий — и небольшой парусиновый мешок.

— Вы отправляетесь с Джеком Крофордом, сегодня. Возьмите все нужное на сутки. Может, вернетесь раньше, но возьмите на всякий случай.

— Куда?

— Охотники на уток в Западной Вирджинии обнаружили в Элк-ривер труп, рано, на рассвете. Похоже, дело рук Буффало Билла. Помощники шерифа должны доставить труп куда надо. Это где-то у черта на рогах, и Джек не собирается ждать, чтоб эти парни сообщили ему детали. — Бригем остановился у входа в корпус «B». — Кроме всего прочего, ему нужен человек, который может снять отпечатки с топляка. Вы же работали в лаборатории судмедэкспертизы так что сможете, верно?

— Ага-а-а. Дайте-ка, я проверю, все ли на месте.

Бригем открыл чемоданчик и держал его так, пока она вынимала лотки. Тонкие иглы и ампулы были на месте, не было лишь фотоаппарата.

— Мне понадобится поляроид[24] «СУ-5», мистер Бригем, и пленки, и батарейки к нему.

— Из подсобки? Заметано. Держите. — И он протянул ей парусиновый мешок.

Взяв его в руку и почувствовав, сколько он весит, Клэрис поняла, почему за ней пришел именно Бригем.

— Вам ведь еще не выдали табельное оружие?

— Нет.

— Нужно бы полностью экипироваться. Вот ваша сбруя, а револьвер — мой. Он точно такой же, как вам выдают на стрельбище, только с самовзводом. Пощелкайте вхолостую вечерком у себя в номере, если будет возможность. Я достану фотоаппарат и буду ждать в машине за корпусом ровно через десять минут. И вот что, на «Голубом каноэ» нет гальюна. Так что не забудьте кой-куда сбегать, пока время есть, мой вам совет. Раз-два, Старлинг.

Она попыталась у него что-то спросить, но он уже ушел.

Должно быть, Буффало Билл, если Крофорд сам едет. Черт его знает, что это за «Голубое каноэ». Стоп. Когда складываешься, думай о том, что складываешь. Старлинг уложилась быстро, ничего не забыв.

— Как?.. — начала она, садясь в машину.

— Нормально, — Бригем ответил, не дав ей договорить. — Ручка чуть выпирает из-под пиджака, да и то если приглядываться, а так все хорошо.

Короткоствольный револьвер удобно устроился в плоской кобуре у нее под пиджаком, прижавшись к ребрам, а подсумок со скорозарядным устройством — на поясе с другого бока.

Бригем вел машину к служебному аэродрому Квонтико на предельно допустимой здесь скорости. Неожиданно он откашлялся и сказал:

— В нашей работе на полигоне есть свой плюс — никакой политики.

— Да?

— Вы правильно не дали этим шкетам впереться в гараж в Балтиморе. Переживаете из-за ТВ, да?

— А надо?

— Мы ведь просто разговариваем, вдвоем, между собой, верно?

— Верно.

Бригем помахал морскому пехотинцу-регулировщику в ответ на его приветствие.

— Джек вас берет с собой сегодня. Это такой знак доверия, что всем все сразу будет ясно и понятно. Ну, если, скажем, — продолжал он, — кто-нибудь из Инспекции личного состава вызовет вас на ковер и начнет бурчать, вроде у него кишка с кишкой разговаривает, — понимаете меня?

— Угу.

— Крофорд своих в беде не бросает. Крофорд дал понять где надо, что вы должны были не пустить их туда. Он ведь вас туда голенькой отпустил, ну, я хочу сказать, без таких знаков власти, которые и олуху видны. Он про это тоже сказал. Да и парни из Балтиморской окружной хороши — могли бы приехать побыстрее. Ну и, конечно, сегодня Крофорду нужен помощник, и ему пришлось бы ждать час, если бы Джимми Прайс послал за своими людьми из лаборатории. В общем, все так сложилось, что только вам и работать, Старлинг. И должен вам сказать: работка с топляком — это не на пляже загорать. И это не в наказание вам, но если кому-то из других отделов вздумается понять именно так, пусть себе. И еще: Крофорд — он здорово все понимает, только много говорить не любит, вот я вам и объясняю что к чему… А раз вы с Крофордом работаете, вы наверняка знаете, что у него дома. Знаете ведь, верно?

— Да нет, не знаю.

— У него есть о чем думать и помимо Буффало Билла. У него жена, Белла, совсем плоха. Она… ну, можно сказать, в безнадежном состоянии. Он забрал ее из больницы, и она лежит дома. Если б не Буффало Билл, Джек взял бы отпуск по семейным обстоятельствам.

— Я правда не знала.

— У нас это не обсуждается. Не говорите ему, что вы, мол, сожалеете или как там еще, от этого ему не легче… им хорошо было вместе…

— Спасибо, что вы мне сказали.

Бригем посветлел лицом, когда они въехали на поле аэродрома.

— Я произношу парочку важных речей ближе к окончанию курса по огневой подготовке. Постарайтесь не пропустить, Старлинг. — Машина виляла между ангарами — Бригем выбирал кратчайший путь.

— Обязательно.

— Послушайте, то, чему я учу, может, вам никогда и не пригодится. Надеюсь, что не пригодится. Но у вас есть способности, Старлинг. Если придется стрелять, у вас получится как надо. Упражняйтесь.

— Обязательно.

— Никогда не кладите оружие в сумочку.

— Хорошо.

— Потренируйтесь у себя в номере перед сном, как его побыстрей выхватить. Найдите самое удобное положение.

— Обязательно.

Почтенного возраста двухмоторный «бичкрафт» стоял на взлетной полосе служебного аэродрома Квонтико. Дверь была открыта. Один из пропеллеров уже вращался, волнуя траву за полосой.

— Надеюсь, это не «Голубое каноэ»?

— Именно он и есть.

— Такой маленький и такой старый?

— Очень старый, — весело сказал Бригем. — Управление по борьбе с наркотиками захватило его тыщу лет назад на юге Флориды, когда он шлепнулся в болото. Ну, сейчас-то он в полном порядке, механики здорово поработали. Надеюсь только, никто наверху не узнает, что мы его используем: нам полагается только автобус.

Он подъехал к маленькому самолету и взял вещи Старлинг с заднего сиденья. Произошло некоторое замешательство, руки были заняты, но он все же ухитрился одновременно вручить ей вещи и крепко пожать руку.

А затем, неожиданно для самого себя, Бригем вдруг сказал:

— С Богом, Старлинг.

Странно было услышать такое от офицера морской пехоты. Да и сам он не понимал, откуда это вдруг взялось, и почувствовал, как жарко стало лицу.

— Спасибо… Спасибо большое, мистер Бригем.

Крофорд сидел в кресле второго пилота без пиджака в темных очках. Он повернулся к Старлинг, услышав, как пилот захлопнул дверь.

Глаза его были скрыты за темными стеклами очков, и она подумала, что совсем его не знает. Крофорд показался ей бледным и жестким, словно корень, вывернутый на поверхность отвалом бульдозера.

— Устраивайтесь и читайте, — сказал он и умолк.

Толстая папка с делом лежала позади него на сиденье. На обложке значилось: БУФФАЛО БИЛЛ. Старлинг крепко прижала папку к себе; самолетик вдруг взревел, дернулся и покатился по взлетной полосе.

0

12

11
Края взлетной полосы расплылись и исчезли. На востоке блеснул луч солнца, отразившись от вод Чесапикского залива. Крохотный самолетик лег на курс.

Клэрис Старлинг смогла разглядеть внизу базу морской пехоты и посредине здания Академии. На полосе препятствий крохотные фигурки морских пехотинцев, вдруг поднявшись с травы, побежали.

Вот как, оказывается, все это выглядит сверху.

Как-то раз она шла в темноте по опустевшему стрельбищу вдоль ряда мишеней решив прогуляться и немного подумать, а в небе над ней рокотали самолеты. Но вот их рокот смолк, и в наступившей вдруг тишине в черном небе зазвучали, перекликаясь, голоса — это десантники отрабатывали ночные прыжки с парашютом. Они окликали друг друга, спускаясь на землю сквозь ночную тьму. И Клэрис подумала: «А что чувствует человек, ожидая, что вот-вот загорится сигнал у люка самолета и нужно прыгать; что он чувствует, бросаясь в воющую тьму за бортом?»

Может быть, то, что чувствует сейчас она?

Старлинг раскрыла папку.

Насколько им было известно, этот Билл совершил пять убийств. По меньшей мере пять, а может и больше, за последние десять месяцев. Он похищал женщину, убивал и сдирал с нее кожу. (Старлинг поспешно просмотрела протоколы вскрытия, чтобы по результатам анализов на свободный гистамин убедиться, что он сначала убивал их, а потом делал все остальное.)

Покончив с очередной жертвой, он сбрасывал ее тело в воду там, где течение было достаточно быстрым. Каждый новый труп обнаруживали в какой-нибудь другой реке, вниз по течению от пересечения нескольких шоссе из разных штатов. Все знали, что Буффало Билл переезжает с места на место. Это было практически все, что знали о нем представители закона действительно — все, кроме, пожалуй, того, что у него был по крайней мере один пистолет. Судя по пулям, извлеченным из тел убитых им женщин, это был револьвер тридцать восьмого калибра[25] видимо кольт (на всех пулях — следы шести левых нарезов), и парень предпочитал специальные мощные патроны — .357 магнум.[26]

Речная вода не оставляла ничего: ни основных, ни косвенных улик.

Он почти наверняка был белым и мужского пола: белым, потому что серийные убийства преступник совершает обычно в пределах своей этнической группы; мужского пола — потому что серийные убийства, совершаемые женщинами, в наше время практически неизвестны. Два криминальных хроникера одной из ведущих газет озаглавили свой материал строкой из кошмарного стихотворения э. э. каммингса[27] «Буффало Билл»: «…как нравится тебе твой синеглазый мальчик, о Леди Смерть?»

Кто-то, может и сам Крофорд, приклеил этот заголовок к внутренней стороне папки с делом Буффало Билла.

Не было обнаружено прямой связи между местом похищения жертвы и местом, где ее труп сбрасывали в воду.

В нескольких случаях труп находили достаточно быстро, чтобы можно было определить время смерти, и полиция выяснила еще одно характерное обстоятельство: Билл не сразу убивал свои жертвы. Женщины оставались в живых еще неделю, а то и десять дней после того, как были похищены. Это означало, что у него есть место, где их держать, где он может действовать, не привлекая ничьего внимания. Это означало, что он не бродяга. Он вроде паука, который устраивает западню. И у него есть нора. Где-то.

Он убивал не сразу. Это казалось обывателям страшнее всего: ведь целую неделю, а то и дольше каждая из них знала, что ее убьют.

Двух он повесил. Трех застрелил. Не было следов изнасилования или нанесения увечий до наступления смерти, и в протоколах вскрытия не было отмечено никаких «специфических повреждений половых органов», хотя патологоанатомы утверждают, что в тех случаях, когда трупы пробыли в воде слишком долго, обнаружить такие повреждения было практически невозможно.

Все жертвы были найдены обнаженными. В двух случаях у дороги, недалеко от места похищения, обнаружили принадлежавшие им вещи, причем верхнее платье на спине было разрезано, как погребальная одежда.

С фотографиями Старлинг справилась нормально. Из всех мертвецов, с которыми приходится иметь дело, труднее всего работать с утопленниками. Кроме того, в них есть еще и что-то глубоко трагичное, как и в любой жертве убийства на улице. Унизительность положения, в котором оказалась жертва, разрушительное воздействие стихий, неделикатность чужих равнодушных глаз — все это вызывает гнев, если только твоя работа позволяет тебе его испытывать.

Довольно часто, если убийство совершено в доме, свидетельства о недостойном поведении убитого, о жертвах жертвы — избитая жена, замученные дети — словно толпятся вокруг, нашептывая тебе, что уж этот-то получил по заслугам; во многих случаях так оно и бывает.

Но эти женщины — чем они такое заслужили? Их находили среди пустых пивных банок и бутылок, промасленных пакетов от бутербродов, среди столь привычной нам грязи и мерзости, не просто без одежды — без кожи. У тех из них, что погибли в холодную погоду, лица сохранились почти нетронутыми. Старлинг напомнила себе, что рты этих жертв искажены не от боли — это впечатление создавалось оттого, что рыбы и черепахи успели потрудиться над ними. Буффало Билл сдирал кожу с торса, обычно не трогая конечности.

Было бы не так тяжко смотреть на них, уговаривала себя Клэрис, не будь в кабине так жарко и если бы этот чертов самолет не припадал все время на одно крыло, потому что один пропеллер захватывал воздух лучше, чем другой, а проклятое солнце сквозь исцарапанное окно впивается в висок ноющей болью.

Его можно поймать. Старлинг ухватилась за эту мысль, с ней легче было высидеть в невозможной, становящейся все теснее и теснее кабине крохотного самолетика с кипой устрашающих фактов в папке на коленях. Она поможет остановить его навсегда. И тогда чуть липнущую к пальцам блестящую папку положат на место, задвинут ящик и защелкнут замок.

Она задумалась, уставившись Крофорду в затылок. Если она хочет остановить Буффало Билла, то это можно сделать только с этими людьми. Крофорд сумел взять трех преступников, совершивших серийные убийства. Не без потерь, это правда. Уилл Грэм, самая классная гончая в своре Крофорда, о нем в Академии ходили легенды; теперь он пьет во Флориде, и на его лицо невозможно смотреть, как говорят.

Наверное, Крофорд почувствовал ее пристальный взгляд. Он выбрался из кресла второго пилота, перешел в салон и, сев рядом с Клэрис, пристегнул ремень. Пилот легким движением выровнял самолет. Когда Крофорд снял темные очки и взглянул на нее сквозь бифокалы,[28] Старлинг снова почувствовала, что перед нею человек, которого она давно знает.

Бросив взгляд на папку с делом Буффало Билла, Крофорд снова всмотрелся в лицо Клэрис, и нечто — какая-то тень — промелькнуло в его глазах. Будь у него более выразительная физиономия, можно было бы предположить, что это — тень сожаления и сочувствия.

— Я зажарился, а вы? — сказал он. — Бобби, тут чертовски жарко, — окликнул он пилота.

Бобби что-то где-то повернул, и салон заполнил холодный воздух. Несколько снежинок, покружившись, опустились на волосы Старлинг.

Теперь перед ней был Джек Крофорд, вышедший на охоту. Глаза его смотрели ясно и холодно, как смотрит в окно морозный зимний день. Крофорд раскрыл папку там, где была карта центральных и восточных штатов. Места, где обнаружены тела жертв, отмечены на карте россыпью точек, такой же немой и неправильной по форме, как созвездие Орион.

Крофорд вынул из кармана ручку и поставил новую точку — отметил место, куда они теперь направлялись.

— Элк-ривер, десятью километрами ниже федерального шоссе 79, — сказал он. — Тут нам повезло. Тело зацепилось за перемет, рыболовные снасти, установленные поперек реки. Полагают, она не так уж долго пробыла в воде. Теперь ее везут в Поттер, в окружной центр. Надо выяснить, кто она такая, и в темпе, чтобы разыскать свидетелей похищения. Мы разошлем отпечатки, как возьмем, по внутренним каналам. — Крофорд откинулся назад и взглянул на Старлинг через нижнюю часть очков. — Джимми Прайс говорит, вы умеете работать с топляками.

— По правде говоря, мне не приходилось работать с целым утопленником, — ответила Старлинг. — Я снимала отпечатки пальцев с рук, которые мистеру Прайсу присылают по почте фактически ежедневно. Довольно много было и рук утопленников.

Те, кто никогда не работал под началом Джимми Прайса, считают его милейшим человеком, хоть и малость скуповатым. На самом же деле он мерзкий старикашка, как все скупердяи. Джимми Прайс заведует Отделом дактилоскопии Центральной лаборатории ФБР в Вашингтоне. Старлинг проходила у него практику в качестве младшего научного сотрудника по оперативно-следственной процедуре.

— Ох, этот Джимми, — сказал Крофорд, и глаза его потеплели, — как там называют эту работку?

— Не работка, а работник называется «лабораторная крыса», хотя некоторые предпочитают называться «Игор»[29] — по надписи на резиновых фартуках, которые там выдают.

— Вот-вот.

— Там советуют делать вид, будто препарируешь лягушку.

— Понятно.

— Потом вручают пришедшую по почте посылку. И все наблюдают. Некоторые даже прибегают из кафетерия, в надежде, что тебя сейчас вывернет наизнанку. Да, я могу работать с топляком, без проблем. Фактически…

— Прекрасно. Теперь смотрите сюда. Первая известная нам жертва была обнаружена в Блэкуотер-ривер, штат Миссури, недалеко от Лоун Джека. Июнь прошлого года. Мисс Биммель. Нам сообщили, что она пропала из Бельведера, штат Огайо, 15 апреля. За два месяца до того, как нашли труп. Нам не так уж много удалось выяснить. Понадобилось еще около трех месяцев, только чтобы установить ее личность. Вторую жертву он захватил в Чикаго. В третьей декаде апреля. Ее нашли в реке Уобаш, в центре города Лафайетт, штат Индиана, всего через десять дней после похищения, так что мы могли точно определить, что с ней произошло. Следующей была белая женщина чуть старше двадцати лет. Она сброшена в Роллинг-Форк около шоссе номер 65, в пятидесяти шести километрах от Луисвилла штат Кентукки. Ее так и не опознали. Потом эта женщина — Варнер, похищенная в Эвансвилле, штат Индиана, которую он сбросил в Эмберасс, чуть ниже шоссе номер 70 в Восточном Иллинойсе.

Оттуда он подался на юг и бросил еще один труп в реку Конасога, пониже Дамаска, в Джорджии. Это рядом с шоссе 75. Это была мисс Киттридж из Питтсбурга — вот ее фотография на выпускном вечере. Ему просто дьявольски везет: никто никогда не видел, как он их похищает. И, кроме того, что он бросает трупы в воду всегда неподалеку от шоссе, никакой четкой системы нам выявить не удалось.

— А если проследить все самые насыщенные транспортные потоки в обратном направлении от тех мест, где он сбрасывал трупы в воду? Они нигде не сходятся?

— Нет.

— А если… допустить… что он избавляется от трупа и похищает новую жертву во время одной и той же поездки? — спросила Старлинг, старательно избегая запретного слова предположить. — Сначала он сбрасывает труп в реку. Ведь он может попасться во время похищения следующей жертвы. И что? Ни один суд ничего особенного с ним не сделает, трупа-то в машине уже нет. Что, если провести векторы в обратном направлении от каждого места похищения через то, где он сбросил в воду тело предыдущей жертвы? Вы уже пробовали, да?

— Хорошая мысль. Только ему в голову она тоже приходила. Если он и совершает это за одну и ту же поездку, то ездит зигзагами. Мы провели компьютерный анализ, имитируя его маршруты: сначала к западу по федеральным шоссе, потом на восток. Потом варьировали самые разные направления, опираясь на наиболее точные даты похищений и сбросов в воду. Ввели эти данные в компьютер, и его понесло: Билл обитает на востоке, заявляет он. Цикл Билла не зависит от лунного цикла, не соотносится со сроками проведения съездов и конференций в близлежащих городах. Ничего существенного, за что можно зацепиться. Билл работает с оглядкой на нас, Старлинг.

— Вы считаете, что его поведение слишком осторожно для суицидного?[30]

Крофорд кивнул:

— Вот именно. Теперь он знает, сколько кайфа в том, что он делает. И теперь он хочет это делать еще и еще. Поэтому я не надеюсь на его суицидность.

Крофорд налил из термоса воды в чашку и передал пилоту. Еще одну налил для Клэрис, а себе приготовил алка-зельцер.

Самолет пошел вниз, и Клэрис почувствовала, как внутри у нее все устремилось вверх, к горлу.

— И вот еще что, Старлинг. Мне нужен не только ваш первоклассный профессионализм. Я жду от вас гораздо большего. Вы немногословны, это хорошо, я и сам такой. Но никогда не ждите, пока соберете новые факты, если хотите мне что-то сообщить. Глупых вопросов не бывает. Вы можете заметить то, чего не заметил я, и мне нужно знать, что именно привлекло ваше внимание. Может быть, у вас есть особое умение видеть. Мы с вами получили неожиданную возможность проверить, так ли это.

Вслушиваясь в его слова, борясь с тошнотой, подкатившей к горлу, с трудом сохраняя на лице достаточно внимательное выражение, Старлинг думала интересно, давно ли он решил подключить ее к разработке этого дела? Хочет подстегнуть ее стремление не упустить свой шанс? Он ведь руководитель, лидер и прекрасно знает все эти штучки, всю эту баланду про открытость и откровенность в отношениях с подчиненными.

— Когда много думаешь о нем, видишь места, где он побывал, начинаешь вроде бы влезать в его шкуру, — продолжал Крофорд. — Перестаешь постоянно его ненавидеть, как ни трудно в это поверить. Потом, если повезет, из всей известной информации какая-то часть вдруг начинает цеплять тебя, требует внимания. Всегда сообщайте мне, если что-то потребует вашего внимания, Старлинг.

И вот еще что. Преступление достаточно запутанное само по себе для того, чтобы позволять расследованию запутывать его еще больше. Не позволяйте сворам полицейских сбить вас с толку. Будьте самостоятельной, Старлинг, оберегайте свой взгляд на вещи. Прислушивайтесь к себе. Преступление должно быть отдельно от вас, от того, что происходит вокруг. Не пытайтесь укладывать этого парня в схему. Будьте максимально открыты дайте ему показать себя вам.

И еще: в этом расследовании — всякой твари по паре. Оно подлежит юрисдикции различных ведомств, во главе некоторых из них стоят люди, порой не очень-то везучие. Но и с ними нужно установить добрые отношения, чтобы от нас ничего не утаивали. Мы летим в Поттер, в Западную Вирджинию. Я ничего не знаю о людях, которых мы там встретим. Может, они просто замечательные. Но может случиться, что они примут нас как гастролеров-пенкоснимателей.

Пилот сдвинул с уха один наушник и проговорил через плечо:

— Последний заход, Джек. Ты остаешься в салоне?

— Ага, — ответил Крофорд. — Лекция окончена, Старлинг.

0

13

12
Ну вот и Поттер. Здание городского похоронного бюро — самый большой дом на Поттер-стрит, белый, каркасный, и полицейские власти округа Рэнкин, штат Западная Вирджиния, используют его специальные помещения как морг. В качестве коронера выступает частнопрактикующий семейный врач, доктор Эйкин. Если он вынесет заключение, что причина смерти неясна, тело переправят в соседний округ, в Клакстонский региональный медцентр, где есть штатный патологоанатом.

Все это объяснил Крофорду помощник шерифа еще в полицейском фургоне, по дороге с аэродрома. Помощник шерифа вел машину, а Клэрис Старлинг сидела сзади. Чтобы расслышать его слова, ей пришлось прижаться к решетке, отделявшей от кабины отсек для арестованных.

В ритуальном зале начиналась служба. Пришедшие на похороны, в своих лучших, давно вышедших из моды костюмах, выстроились в ряд на тротуаре между голенастыми самшитовыми кустами-переростками и группками стояли на ступенях, ожидая, когда можно будет войти. Свежеокрашенный дом, крыльцо и ступени несколько покосились, каждый из них — в свою сторону.

На стоянке позади дома под облетевшим вязом, рядом с катафалком, стояли два молоденьких помощника шерифа и один пожилой; с ними — двое из дорожной полиции. Было не очень холодно, даже парок изо рта не шел.

Старлинг вглядывалась в этих людей, пока фургон въезжал на стоянку. Достаточно было взглянуть — и она все о них знала. Она знала — в их домах нет встроенных шкафов, там стоят комоды, и она знала, какая одежда в этих комодах хранится. Она знала — у этих людей есть родственники, чья одежда висит в пластиковых мешках на стенах жилых автоприцепов. Знала, что старший из них вырос в доме с водопроводной колонкой у крыльца и выбегал за калитку к школьному автобусу, шлепая по весенней грязи босиком, с ботинками на связанных шнурках через плечо, точно так, как когда-то ее отец. Она знала, они носили завтраки в школу в насквозь промасленных бумажных пакетах, потому что пакеты эти использовались не один раз, и, съев свой завтрак, они аккуратно складывали пакет и засовывали его в задний карман джинсов.

Интересно, что знает о них Крофорд.

На задних дверях полицейского фургона не было ручек изнутри; Старлинг обнаружила это, когда Крофорд вместе с водителем вышел из машины и направился к заднему крыльцу похоронного бюро. Пришлось барабанить по стеклу, пока один из помощников шерифа не обратил на нее внимания. Покрасневший водитель вернулся и выпустил ее.

Полицейские поглядывали искоса, пока она шла к крыльцу, где стоял Крофорд. Один из них сказал: «Здрасьте, мэм». Она кивнула всем и улыбнулась несколько тускловато, не на полную мощность, надеясь, что правильно рассчитала количество ватт.

Она почти уже дошла до крыльца когда один из молодых помощников шерифа, с новеньким обручальным кольцом на пальце, почесал подбородок и произнес:

— Она вовсе не такая уж красотка, а задается на всю катушку.

— Ну, знаешь, если она думает, что выглядит на все сто, я, черт возьми, готов с ней согласиться, — ответил ему второй. — Глазки, носик — все на месте, ну прям противогаз «Марк-5».

— Да нет, мне больше по вкусу хороший арбуз, если из холодильничка, — высказался пожилой, обращаясь в основном к самому себе.

Крофорд уже разговаривал с заместителем шерифа, подтянутым, небольшого роста человеком; он носил очки в стальной оправе и башмаки без шнуровки с резинками по бокам — такие в каталогах зовутся «Ромео».

Они прошли в тускло освещенный коридор похоронного бюро, где тихонько жужжал автомат с кока-колой и вдоль стен стояли случайные и абсолютно неуместные предметы: ножная швейная машина, трехколесный велосипед, рулон искусственной травы и полосатый парусиновый тент, навернутый на шесты. На стене висел не менее абсурдный рисунок сепией: святая Цецилия, опустившая руки на клавиши.[31] Ее волосы, заплетенные в косу, венком обвивали голову, а на клавиши — неизвестно откуда, просто из воздуха — сыпались розы.

— Спасибо, шериф, что так оперативно поставили нас в известность, — сказал Крофорд.

Заместитель шерифа на эту удочку не попался.

— Это не мы. Вам звонил кто-то из районной прокуратуры, — сказал он. — Я знаю, что шериф не звонил вам: шериф Перкинс сейчас находится в туристической поездке на Гавайях, вместе с их супругой. Я сегодня беседовал с ним по телефону, в восемь часов утра — это три часа ночи по гавайскому времени. Он обещал связаться со мной позже, но успел сказать, что задача номер один — выяснить, из наших ли мест эта девушка. Бывает, знаете ли, что чужаки подкидывают нам своих. Мы этим займемся прежде всего остального. У нас уже было так — таскали труп за трупом, а они все аж из Феникс-сити, из Алабамы.

— Тут мы вполне способны вам помочь, шериф. Если…

— Я связался по телефону с начальником оперативной службы Управления дорожной полиции штата в Чарльстоне. Он обещал прислать несколько человек из Отдела расследования преступлений — сокращенно ОРП. Больше никакой поддержки нам не надо.

Коридор постепенно заполнялся полицейскими, аудитория у заместителя шерифа оказалась весьма обширной. Он продолжал:

— А вами мы займемся, как только сможем, и окажем всёвозможное содействие, всёнепременно поработаем вместе, но в данный момент…

— Шериф, это преступление на сексуальной почве имеет ряд аспектов, о которых мне хотелось бы поговорить с вами наедине, как мужчина с мужчиной, вы меня понимаете? — сказал Крофорд, легким кивком головы указав на Старлинг.

Он потеснил малорослого коллегу, буквально втолкнув его в захламленный кабинет на противоположной стороне небольшого холла. Старлинг осталась одна перед гогочущими полицейскими, изо всех сил стараясь скрыть обиду. Сжав зубы, она рассматривала святую Цецилию и, пытаясь улыбаться в ответ на ее неземную улыбку, подслушивала происходящий за дверью разговор. Он шел на повышенных тонах, затем она уловила обрывки телефонного разговора. В коридор они вышли очень скоро, и пяти минут не прошло. Выражение лица у заместителя шерифа было довольно кислое.

— Оскар, — сказал он, — пойди в зал, вызови доктора Эйкина оттуда. Он вроде должен присутствовать на таких церемониях, но они вроде еще не начали. Скажи ему, Клакстон на линии.

Доктор Эйкин, коронер, явился в крохотный кабинет и взял трубку. Он разговаривал с патологоанатомом из Клакстона, поставив ногу на стул и постукивая по передним зубам ручкой бумажного веера. В результате этой весьма краткой беседы он был полностью готов к сотрудничеству.

Вот так, в бальзамировочной, с обоями в розах, огромных, словно кочаны капусты, и лепным потолком, в белом каркасном доме — а такие дома она помнила с детства и понимала — Клэрис Старлинг воочию увидела первое прямое свидетельство того, что делал Буффало Билл.

Единственным современным предметом в этой комнате был ярко-зеленый пластиковый мешок с плотно задернутой молнией, в котором доставили труп. Он лежал на старомодном бальзамировочном столе с фаянсовым верхом; стеклянные дверцы шкафов, хранящих троакары и бесчисленные упаковки с составом для промывания брюшной полости, многократно отражали белый фаянс стола.

Крофорд принес из машины аппарат для передачи отпечатков, пока Старлинг раскладывала свое оборудование на сушилке у огромной двойной раковины в углу.

В комнату набилось слишком много народу: заместитель шерифа, несколько помощников шерифа — все вошли вместе с ними и не собирались уходить. Это было неправильно.

Почему Крофорд не выгнал их всех отсюда?

Обои в комнате затрепетали и надулись от сквозняка: доктор включил огромную старую, насквозь пропылившуюся вытяжку.

Клэрис Старлинг, стоя у раковины, почувствовала, что сейчас ей понадобится гораздо больше мужества, чем парашютисту, ожидающему команды прыгать. Ей сейчас нужен был пример из прошлого, воспоминание, которое помогло бы ей собрать всю свою волю. И такой образ возник в памяти, помогая ей и одновременно пронзая болью все ее существо.

Мать стоит у раковины, смывая кровь со шляпы отца, холодная вода из крана льется на шляпу; мать говорит: «Все обойдется, Клэрис. Пойди скажи сестре и братьям, пусть моют руки и садятся за стол. Нам нужно поговорить. Потом приготовим ужин».

Старлинг сняла шарф и повязала его вокруг головы, как это делают повитухи в горных селениях. Достала из чемоданчика пару хирургических перчаток. Когда она впервые за то время, что пробыла в Поттере, раскрыла рот, голос ее прозвучал так, что заставил Крофорда подойти к двери и прислушаться.

— Джентльмены! Джентльмены! Прошу вашего внимания. Пожалуйста, помолчите минутку. Послушайте. Дайте мне теперь позаботиться о ней. — Натягивая перчатки, Клэрис подняла руки так, что каждый из присутствовавших мог их увидеть. — Есть вещи, которые мы просто обязаны для нее сделать. Вы доставили ее сюда, и я уверена ее родные были бы благодарны вам за это, если бы знали. А теперь, прошу вас, выйдите все отсюда и дайте мне самой позаботиться о ней.

Крофорд видел, как они все вдруг уважительно примолкли и стали подталкивать друг друга к двери, переговариваясь шепотом: «Пошли, Джесс, выйдем во двор».

И Крофорд понял: настроение резко изменилось, ведь здесь лежала усопшая. И где бы ни родилась она, кем бы ни была, река принесла ее сюда, к ним, и пока она, беспомощная, лежит тут, в этой комнате, в этом доме, в этом городишке, Клэрис Старлинг вступает с ней в особые отношения. Крофорд понял, что здесь, в этой глухомани, Старлинг оказалась наследницей старух-ведуний, травниц, мудрых и стойких сельских женщин, которые из века в век делали все, что нужно, были хранительницами жизни, а когда жизнь подходила к концу, обмывали и обряжали усопших.

Комната опустела, остались только Крофорд, Старлинг и доктор. И — труп. Доктор Эйкин и Старлинг переглянулись, как бы узнавая друг друга; оба испытывали странное смущение, смешанное с не менее странным чувством удовольствия от встречи.

Крофорд достал из кармана баночку с какой-то пахучей мазью и предложил обоим. Старлинг подождала, посмотрела, что предпримут доктор и Крофорд, и, когда тот и другой принялись втирать мазь в края ноздрей, последовала их примеру.

Она извлекала фотоаппарат из сумки, лежавшей на сушилке у раковины, стоя спиной к столу, когда услышала, как на мешке с телом жертвы расстегивают молнию. Уставившись на огромные розы на обоях, она несколько раз закрыла и открыла глаза, набрала в легкие побольше воздуха, выдохнула, повернулась и посмотрела на мертвое тело на столе.

— Им надо было надеть бумажные мешки ей на руки, — сказала она. — Я так и сделаю, когда мы закончим.

Очень осторожно, не доверяя автоматическому экспонометру, каждый раз устанавливая экспозицию вручную, Клэрис принялась фотографировать труп.

Убитая была молодая женщина, широкобедрая, ростом около 168 сантиметров, как показали сделанные Старлинг обмеры. Часть тела, с которой была снята кожа, от пребывания в воде стала серой, но погода стояла холодная и тело пробыло в воде явно не очень долго, всего несколько дней. Кожа была снята с трупа очень аккуратно; верхняя линия надреза проходила прямо под грудью, нижняя — у колен; ободрана была та часть тела, которую могли бы скрыть штаны и широкий пояс тореро.

Груди небольшие, и на грудине между ними — очевидная причина смерти: рваная рана в форме звезды шириною с ладонь. Голова круглая, кожа снята с черепа от бровей и верхнего края ушей до шеи ниже затылка.

— Доктор Лектер говорил, что он начнет снимать скальпы, — сказала Старлинг.

Крофорд стоял, сложив на груди руки, пока она фотографировала.

— Сделайте снимки ушей, — только и сказал он в ответ.

Потом обошел вокруг стола, прикусив губу. Старлинг стянула одну перчатку и провела пальцем по голени убитой. Кусок лесы с тройными крючками — от рыболовных снастей, в которых запуталось тело и которые не дали быстрому течению унести его дальше, вниз по реке, все еще обвивал ногу у самой ступни.

— Что вы видите, Старлинг?

— Ну, она не из этих мест: уши у нее проколоты в трех местах, на ногтях — остатки лака с блестками. Похожа на городскую. Волосы на ногах удаляла недели две тому назад. Видите, они довольно мягкие и плотно прижаты к коже. Похоже, что волосы на ногах удалялись с помощью воска. И под мышками. Пушок над верхней губой обесцвечен перекисью. Она очень следила за своей внешностью, но некоторое время у нее такой возможности не было.

— Что скажете о ране?

— Не знаю, — ответила Старлинг. — Я бы сказала, это входное отверстие сквозной стреляной раны, только вот здесь, сверху, вроде бы ссадина или ожог, похоже на след дула.

— Отлично, Старлинг. Это — контактное входное отверстие стреляной раны над грудиной. Газы, образующиеся при выстреле, расширяются меж кожей и костью и разрывают кожу, вокруг пулевого отверстия образуется рана в форме звезды.

По ту сторону стены захрипел орган: в ритуальном зале началась служба.

— Насильственная смерть, — вынес свой вердикт доктор Эйкин, а затем кивнул в сторону зала — Я должен присутствовать хотя бы на части церемонии. Семья усопшего всегда рассчитывает, что я пройду с ним часть последнего пути. Ламар придет помочь вам, как только отыграет музыкальное сопровождение. Напоминаю: вы обещали сохранить достаточно улик для патологоанатома из Клакстона, мистер Крофорд.

— У нее на левой руке сорваны два ногтя, — продолжала Старлинг, когда доктор ушел. — Они обломаны по направлению вверх, до самого мяса, а под другими — грязь или какие-то твердые частицы. Можно взять немного как вещественное доказательство? На анализ?

— Возьмите образцы грязи и твердых частиц и соскоб лака с ногтей, — ответил Крофорд. — А им скажем, когда получим результаты.

Ламар, высокий и тощий органист и бальзамировщик похоронного бюро — на носу и щеках у него цвели розы от слишком частых возлияний, — вошел как раз, когда Старлинг выполняла указания шефа.

— Вы небось маникюршей раньше были, а? — спросил Ламар.

Они с облегчением отметили, что у погибшей не было следов ногтей на ладонях — еще одно свидетельство того, что, как и другие до нее, она умерла прежде, чем с ней сделали все остальное.

— Вы считаете, ее нужно положить лицом вниз, чтобы снимать отпечатки, Старлинг? — спросил Крофорд.

— Так будет легче.

— Тогда сначала посмотрим зубы, а после Ламар поможет нам ее перевернуть.

— Только снимки или тест-карту тоже? — Старлинг присоединила к фотокамере устройство для фотографирования зубов, порадовавшись в душе, что все необходимое оказалось на месте.

— Только снимки. Без рентгена карта может ввести в заблуждение. А снимки помогут нам исключить парочку-другую пропавших женщин.

Гибкие пальцы органиста удивительно мягко и осторожно раскрыли молодой женщине рот, точно следуя указаниям Старлинг, и оттянули губы, когда Старлинг приблизила к ее лицу камеру, чтобы крупным планом снять передние зубы. Это было не так уж трудно, но ведь еще надо сфотографировать коренные, с нёбным рефлектором, следя сбоку, по отсвету через щеку, чтобы лампа освещала полость рта. Она сама никогда этим не занималась, только видела, как показывали на занятиях.

Старлинг посмотрела, как поляроид проявляет снимок, увеличила диафрагму и сделала новый. На этот раз получилось гораздо лучше. Просто очень хорошо.

— У нее что-то застряло в горле, — сказала Старлинг.

Крофорд взглянул на снимок. Сразу за мягким нёбом был четко виден темный цилиндрический предмет.

— Дайте мне фонарь.

— Когда труп из воды достают, у них во рту часто находят чего-нибудь… ну, там листья и всякое такое, — сказал Ламар, помогая Крофорду заглянуть в горло убитой.

Старлинг достала из сумки хирургический пинцет. Взглянула на Крофорда — он стоял по ту сторону стола. Крофорд кивнул. Всего секунда — и странный предмет был извлечен на свет Божий.

— Что это — стручок? — спросил Крофорд.

— Ну нет, сэр, это кокон — жучиный или еще какой, — сказал Ламар.

Он оказался прав.

Старлинг опустила кокон в банку.

— Может, надо, чтоб агент из округа тоже посмотрел на эту штуку? — сказал Ламар.

Снять отпечатки не составило труда — ведь женщина лежала теперь ничком, а Старлинг была готова к самому худшему. Однако ей не пришлось прибегать ни к одному из наиболее тонких и трудоемких методов, требующих инъекций и специальных напальчников. Она снимала отпечатки пальцев на карточки, вставленные в специальное устройство, формой напоминавшее обувной рожок. Кроме того, Клэрис сняла и несколько отпечатков ступней на всякий случай — вдруг сохранились только отпечатки младенческих ступней, снятые еще в роддоме.

Высоко на плечах обнаружились два участка срезанной кожи в форме треугольника. Старлинг снова сделала снимки.

— Сделайте обмеры, — сказал Крофорд. — Он порезал спину девушке из Экрона когда снимал с нее одежду; это был совсем неглубокий порез, царапина, но он полностью совпал с разрезом, сделанным на ее блузке, когда у дороги нашли одежду убитой. А треугольники — это что-то новое. Я такого еще не видел.

— У нее на икре сзади что-то вроде ожога — заметила Старлинг.

— У пожилых такое часто бывает, — сказал Ламар.

— Что? — спросил Крофорд.

— Я СКАЗАЛ, У ПОЖИЛЫХ ТАКОЕ ЧАСТО БЫВАЕТ.

— Да я вас прекрасно слышу. Я просто хотел, чтобы вы объяснили. Что такое бывает у пожилых?

— Ну, пожилые, бывает, умирают с электрогрелкой и обжигаются. Если помрешь с грелкой, обязательно обожжешься, даже если она не очень горячая. Горишь под ней, коли ты помер. Кровь-то не циркулирует.

— Мы попросим патологоанатома в Клакстоне сделать анализы и посмотрим, посмертный ожог или нет.

— Похоже, глушитель.

— Что?

— ГЛУШИТЕЛЬ АВТОМ… глушитель автомашины. Тут как-то Билли Петри застрелили насмерть и засунули его в багажник, да? В его же собственный. А жена на этой машине двое или трое суток все ездила — мужа искала. Когда его сюда принесли, глушитель-то был горячий под багажником и обжег его, вот так же точно, только у него было на бедре, — объяснил Ламар. — Я продукты в багажник и не кладу никогда, потому мороженое там тает.

— Это замечательная мысль, Ламар. Жалко, вы у меня не работаете, — сказал Крофорд. — А вы знаете тех ребят, что ее в реке нашли?

— Джаббо Фрэнклин и его брат Бубба.

— Чем занимаются?

— Драки устраивают в «Лосе» и над людьми издеваются, кто их и не трогает совсем. Коли кто просто зайдет в «Лось», просто так, рюмочку выпить с устатку, ведь целый день на горюющих смотришь, так сразу тебе: «А ну, сядь-ка вон там, Ламар, да сбацай нам «Филипино-Бэби». И принуждают человека играть им этого «Бэби» сто раз без конца на старом, грязном пианино, что в баре стоит. Пальцы к клавишам липнут. А Джаббо это обожает. «А ну, не знаешь слов, — говорит, — так выдумай, да чтоб на этот раз рифма была, черт бы тебя взял совсем». Он пособие ветеранское получает и на Рождество ездит в Управление по делам ветеранов войны — только тогда и просыхает. Я уж лет пятнадцать жду, что он вот-вот на этом столе окажется.

— Надо будет взять анализы на серотонин в местах, где крючки повредили кожу, — сказал Крофорд. — Я предупрежу патологоанатома.

— А крючки-то слишком близко один к другому, — заметил Ламар.

— Что вы сказали?

— Эти Фрэнклины снасть ставили, а крючки слишком близко у них. Это нарушение. Может, они потому и не заявились до нынешнего-то утра.

— Шериф сказал, они на уток охотились.

— Да они что угодно могли ему сказать, — возразил Ламар. — Они вам скажут, что в Гонолулу с самим Дюком Кеомука в матче участвовали, вместе с Саттелитом Монро. Хотите — верьте, хотите — нет. Возьмут сачок для головастиков и позовут на бекасов охотиться, коли вы бекасов уважаете. Да еще семь верст до небес наплетут.

— Что же на самом деле было, как вы думаете, Ламар?

— Ну, Фрэнклины поставили эту снасть — это ихний перемет и крючки на нем незаконные, — а потом стали его вытягивать, чтоб посмотреть, может, чего туда попало.

— Почему вы так думаете?

— Ну, эта… дама — она еще не готова чтоб всплыть.

— Вы правы.

— Ну, если б они этот перемет не вытянули, они б ее ни в жисть не нашли. Они небось перепугались до смерти и удрали. А потом решили заявиться. Я так думаю, вам с охотничьим инспектором поговорить надо.

— Я тоже так думаю, — сказал Крофорд.

— Тыщу раз видел у них в машине такой телефон, с ручкой, а это — штраф огромный, если в кутузку не засадят. Чтоб рыбу телефонить.

Крофорд вопросительно поднял брови.

— Магнето рыбу глушить, — сказала Старлинг. — Глушат рыбу электротоком: провода в воду опустят и давай ручку крутить. Рыба всплывает, и остается только сачком подбирать.

— Точно, — сказал Ламар, — а вы что, из наших мест?

— Да такое где угодно можно увидеть.

Старлинг испытывала настоятельную потребность сказать что-нибудь, прежде чем они задернут молнию на пластиковом мешке, или сделать какой-нибудь подобающий случаю жест, как-то выразить сочувствие, выполнить последний долг… В конце концов она просто покачала головой и принялась укладывать вещественные доказательства в чемоданчик.

Вот теперь, когда трупа перед глазами больше не было и не нужно было решать, что и как делать, все вдруг резко изменилось. Стоило ей на минуту расслабиться, как все, чем она только что занималась, дошло до ее сознания. Старлинг стянула с рук перчатки и повернула кран, в раковину полилась вода. Стоя лицом к стене, она подставила под воду кисти рук. Вода показалась отвратительно теплой. Ламар, взглянув на Клэрис, вдруг исчез из комнаты и вернулся с холодной как лед жестянкой содовой из коридорного автомата и, не распечатав, протянул ей.

— Нет, нет, спасибо, — сказала она — боюсь, не смогу.

— Да вы не пейте, просто подержите вот тут, пониже шеи, а потом сзади, там, где выступ на затылке. От холодного полегче станет. Мне всегда помогает.

Когда Старлинг приклеивала к зеленому мешку сопроводительную записку для патологоанатома, аппарат спецсвязи Крофорда уже стрекотал на столе в кабинете.

То, что на этот раз убитую обнаружили достаточно скоро после совершения преступления, было невероятной удачей. Крофорд считал необходимым установить личность жертвы как можно скорее и немедленно начать поиск свидетелей похищения там, где она жила. Такой метод доставлял всем массу хлопот, но зато дело двигалось быстро.

Крофорд всегда пользовался специальным факсом системы «Литтон» для передачи отпечатков. В отличие от табельных факсимильных аппаратов, его факс совместим с компьютерами в полицейских управлениях большинства крупных городов. Карта отпечатков, составленная Старлинг, еще не успела просохнуть.

— Загружайте вы, Старлинг, у вас пальцы полегче.

Не размажьте, Старлинг, хотел он сказать, и она справилась как надо. Это было совсем не просто — обернуть влажной, только что склеенной из отдельных элементов картой небольшой валик аппарата, пока в разных местах страны, в шести аппаратных, ждали люди.

А Крофорд связался по телефону с диспетчерской и аппаратной ФБР в Вашингтоне.

— Дороти, все на линии? Прекрасно, джентльмены, поставим скорость сто двадцать, чтоб все было четко и ясно. Проверили все — сто двадцать? Атланта, как у вас? Прекрасно. Дороти, начали.

И валик начал вращаться, медленно, чтобы карта вышла четкой и ясной, и отпечатки пальцев и ступней погибшей женщины отправились одновременно в аппаратную ФБР и в аппаратные главных полицейских управлений всех Восточных штатов. Если в Чикаго, Детройте, Атланте или в одном из других городов обнаружат, чьи это отпечатки, поиск свидетелей начнется через несколько минут.

Затем Крофорд передал снимки зубов жертвы, фотографии лица (голову девушки Старлинг задрапировала полотенцем на случай, если фотографии попадут в руки желтой прессы).

Когда Крофорд и Старлинг собрались уезжать, прибыли трое из Отдела расследования преступлений полицейского управления Западной Вирджинии. Крофорд пожимал руки и раздавал карточки с номером телефона прямой связи Государственного центра криминологической информации. Старлинг было интересно наблюдать, как быстро ему удалось найти с ними верный «сугубо мужской» тон. Они сразу выйдут на связь, если что узнают, это без проблем, пусть он и не сомневается. — Премного вам благодарен. А может, вовсе и не «сугубо мужской», ведь на нее эта его манера тоже подействовала.

Ламар помахал им рукой с крыльца, когда помощник шерифа увозил Крофорда и Старлинг в сторону Элк-ривер. Жестянка с содовой холодила пальцы. Он отнес ее в кладовку и там смешал себе восстанавливающий силы напиток.

0

14

13
— Высадишь меня у лаборатории, Джефф, — сказал Крофорд водителю. — Потом подождешь, пока офицер Старлинг закончит дела в Смитсоновском институте. Оттуда отвезешь ее в Квонтико.

— Хорошо, сэр.

Они ехали по мосту через Потомак навстречу сплошному потоку машин: рабочий день закончился и служащие покидали центр города.

Молоденький водитель, казалось, испытывал такое благоговение перед Крофордом, что, по мнению Старлинг, вел машину с излишней осторожностью. Она не винила юнца: курсанты Академии знали назубок, как догмат веры, что агент из команды Крофорда, повинный в последнем ДТП, теперь занимается расследованием мелких краж на станции дальнего радиолокационного обнаружения где-то у Полярного круга.

Настроение Крофорда оставляло желать много лучшего. Прошло уже девять часов с тех пор, как он разослал отпечатки и фотографии убитой, а ее личность все еще не могли установить. Вместе с сотрудниками Полицейского управления Западной Вирджинии Крофорд и Старлинг до самого вечера обследовали набережную и мост через Элк-ривер, и все безрезультатно.

Старлинг слышала, как он договаривался по телефону из самолета о дежурстве ночной медсестры у себя на дому.

После «Голубого Каноэ» простенький служебный седан ФБР казался восхитительно удобным и тихим; разговаривать было значительно легче.

— Я разошлю сообщения по компьютерной связи и введу данные в латентный дескриптор, когда доставлю эти отпечатки в Центральную картотеку, — сказал Крофорд. — А вы набросайте мне вводную с данными для компьютера. Вводную, не форму 302. Знаете, как это делается?

— Знаю, — ответила Клэрис, еще как следует не понимая, о чем идет речь.

— Введите: «Я — Дескриптор, что нового?» Через пару секунд она уже сообразила что к чему. Хорошо, что Крофорд в этот момент вдруг заинтересовался строительными лесами вокруг мемориала Джефферсона, мимо которого они проезжали.

Латентный дескриптор компьютера в Центральной картотеке ФБР делает выборку на основании характерных черт расследуемого преступления, сравнивая их с уже известными данными на преступников, проходивших по различным делам. Когда машина обнаруживает явные черты сходства, она выдает список имен подозреваемых и их отпечатки пальцев. Потом оператор сравнивает эти отпечатки с найденными на месте преступления. Отпечатков Буффало Билла еще не было в деле, но Крофорд хотел быть готовым заранее.

Компьютер требует краткой, четко сформулированной информации. Старлинг попыталась предложить что-то вроде: «Женщина, белая, восемнадцать-двадцать два, застрелена, нижняя часть торса и бёдра освежеваны…»

— Старлинг, дескриптор уже знает, что Билл убивает молодых белых женщин и обдирает торсы. Кстати, не стоит употреблять выражение «освежеваны», это необычный термин, другие агенты вряд ли станут им пользоваться, а мы не можем быть уверены, что эта чертова штука прочтет синоним. Дескриптор знает, что Билл сбрасывает трупы в воду. Он не знает, что нового в этом деле. Что в нем нового, Старлинг?

— Это шестая жертва; она первая оскальпирована, первая с треугольниками вырезанной на плечах кожи, первая убита выстрелом в грудь, первая с коконом в горле.

— Вы забыли сорванные ногти.

— Нет, сэр, она вторая с сорванными ногтями.

— Правильно. Слушайте-ка, в этой вводной отметьте, что кокон — только для служебного пользования; мы потом используем эту информацию, чтобы исключить ложные признания.

— А не делал ли он этого и раньше? Я имею в виду кокон, не вкладывал ли он им кокон или само насекомое в горло? — спросила Старлинг. — Ведь так легко его не заметить во время вскрытия, особенно у топляка. Знаете как: патанатом видит явную причину смерти, в помещении жарко, хочется побыстрее закончить… А мы можем перепроверить?

— Если будет необходимо. Можете быть уверены — любой патологоанатом, естественно, скажет вам, что ничего не пропустил. Неопознанная из Цинциннати по-прежнему там, в морозильной полицейского морга. Я попрошу, чтоб на нее взглянули. Но остальные четверо уже захоронены. Разрешение на эксгумацию обычно дают неохотно. Нам пришлось так сделать с четырьмя пациентами доктора Лектера, скончавшимися во время лечения. Нужно было проверить, отчего они умерли. Масса хлопот, и родственники недовольны. Я пойду на это, если надо будет, но сперва посмотрим, что вы выясните в Смитсоновском институте. Потом решим.

— Оскальпирована… Это ведь редкость, верно?

— Необычно, да — ответил Крофорд.

— Но доктор Лектер говорил, что Буффало Билл начнет снимать скальпы. Откуда он узнал?

— Он не знал.

— Но он ведь сказал об этом.

— Ничего удивительного, Старлинг. Я тоже не удивился, увидев это. Я сказал бы, что это редкость, если бы не было дела Менгеля, помните? Он оскальпировал убитую им женщину. После него нашлись двое или трое подражателей. Когда газеты взялись обыгрывать сенсацию с Буффало Биллом, репортеры не раз подчеркивали, что убийца не снимает скальпов. И в таком случае вовсе неудивительно, что он начинает это делать. Он наверняка не пропускает ничего, что о нем пишут. Лектер просто строил догадки. Он же не сказал, когда это случится, так что ошибиться не мог. Если бы мы поймали Билла, а он так и не снял бы ни одного скальпа, Лектер мог заявить, что тот просто не успел этого сделать.

— Доктор Лектер еще сказал, что Буффало Билл живет в двухэтажном доме. Мы этого так и не обсудили. Как вы думаете, почему он это сказал?

— А вот это — не просто догадка. Он, скорее всего, прав и мог бы вам кое-что объяснить, только ему хотелось вас подразнить. В этом и заключается его единственная слабость: он должен во что бы то ни стало выглядеть умным, умнее всех. Что ему вполне удавалось много лет.

— Вы сказали, чтобы я не стеснялась задавать вопросы, если чего-то не знаю. Ну вот — я задаю вопрос: почему он это сказал?

— Ну, что ж. Две свои жертвы он повесил, так? Странгуляционные борозды расположены высоко, шейные позвонки смещены — явные признаки смерти через повешение. А доктор Лектер знает по собственному опыту, Старлинг, как трудно одному человеку повесить другого, если тот сопротивляется. Люди вешаются — вешают себя сами — на дверных ручках, сплошь и рядом. Вешаются сидя, это нетрудно сделать. Но очень трудно повесить другого человека, даже если он связан. Он обязательно обопрется на ноги, если найдет малейшую опору. Стремянка — это всегда опасность, жертва никогда не полезет на стремянку с завязанными глазами, а если видит петлю — тем более. Это чаще всего делается на лестничной клетке. Ступеньки лестницы — это знакомо, это не опасно. Можно сказать жертве, что ведут в ванную, или еще что-нибудь в этом роде. Ведут наверх, с закрытым лицом, накидывают петлю на шею и ногой сталкивают с верхней ступеньки, привязав другой конец веревки к перилам лестничной площадки. Единственный пригодный способ, если это в доме происходит. Один парень из Калифорнии ввел этот способ в обиход. Если бы у Билла не было в доме колодца лестничной клетки, он убивал бы их как-то иначе. А теперь, Старлинг, дайте-ка мне фамилии старшего заместителя из Поттера и этого парня из полиции штата, старшего офицера.

Старлинг отыскала их фамилии в своем блокноте при свете фонарика. Фонарик она держала в зубах.

— Прекрасно, — сказал Крофорд. — Когда пользуетесь спецсвязью, Старлинг, не забывайте обращаться к полицейским по фамилии. Они это ценят, настраиваются более дружелюбно. Ведь их знают наверху! Тщеславие не дает им забыть, что надо позвонить и сообщить, если появится что-то новое. Ожог на икре жертвы что-нибудь говорит вам?

— Зависит от того, посмертный ли он.

— А что, если посмертный?

— Тогда у него крытый грузовик, или фургон, или многоместный автомобиль — что-то длинное.

— Почему?

— Потому что ожог — поперек икры.

— Джефф, выпусти-ка меня. Прямо здесь, не заезжай на стоянку. Оставайся в машине, только багажник открой. Пойдемте, покажете мне, Старлинг.

Старлинг вышла вместе с Крофордом и подождала, пока он забирал из седана свой факс и чемоданчик.

— Он погрузил труп в машину, достаточно большую, чтобы он лежал на спине, во весь рост, — сказала Старлинг. — Только так икра жертвы могла оказаться на полу над выхлопной трубой. В багажнике вроде нашего жертва лежала бы на боку, скрючившись, и…

— Да я тоже так это себе представляю, — сказал Крофорд.

Тут вдруг ей стало ясно, что он увел ее из машины, чтобы поговорить с ней с глазу на глаз.

— Когда я сказал начальнику полиции, что не хочу говорить с ним в присутствии женщины, вас это задело, верно?

— Конечно.

— Другого предлога не нашлось. Мне надо было его от слушателей увести.

— Я знаю.

— Тогда ладно. — Крофорд захлопнул багажник и пошел было прочь.

Но Старлинг не могла оставить это без ответа.

— Это очень важно, мистер Крофорд. Нагруженный факсом и чемоданчиком, он обернулся к ней и теперь слушал ее очень внимательно.

— Полицейские ведь знают вас, — сказала она, — они смотрят на вас и решают, как себя вести. Пример берут. — Она стояла, глядя ему в лицо. Потом пожала плечами и беспомощно раскрыла ладони. Так ведь оно и было. Она сказала правду.

Казалось, Крофорд бесстрастно взвешивает сказанное ею.

— Замётано, Старлинг. А теперь займитесь насекомым.

— Хорошо, сэр.

Она смотрела ему вслед: пожилой человек, нагруженный тяжелыми чемоданами, в помятой одежде, с грязными от речной глины манжетами, шел домой — к тому, что ждало его дома.

Сейчас она могла бы сделать ради него что угодно, даже убить.

Это был лишь один из многих талантов Крофорда.

0

15

14
Рабочий день в Национальном музее естественной истории при Смитсоновском институте давно закончился, но Крофорд успел предупредить по телефону, и охранник ждал Старлинг у того входа, что с Конститьюшн-авеню.

Свет в закрытом музее был притушен, воздух — неподвижен. Только фигура вождя одного из племен индейцев Южного побережья, стоявшая напротив входной двери, была такого огромного роста, что тусклая лампочка в потолке освещала его лицо.

Провожатый Старлинг, крупный темнокожий человек в опрятной форме охранника Смитсоновского института, показался ей в свете мигающих над дверью лифта лампочек очень похожим на этого индейского вождя. Праздная фантазия принесла минутное облегчение, словно Клэрис удалось растереть занемевшую ногу.

Так называемый второй уровень здания закрыт для посетителей. Обширное помещение прямо над этажом, где находится огромное чучело слона, делят между собой Отдел антропологии и Отдел энтомологии. Антропологи считают, что работают на четвертом этаже. Энтомологи утверждают, что этаж — третий. Некоторые ученые из Сельскохозяйственного отдела заявляют, будто у них есть неоспоримые доказательства того, что этаж — шестой. И у каждой из полемизирующих фракций есть основания считать себя правой, поскольку старое здание достраивалось, надстраивалось и перестраивалось не один раз.

Старлинг шла за охранником сквозь лабиринт тускло освещенных коридоров, уставленных по стенам высоченными деревянными шкафами с антропологическими образцами. О содержимом шкафов можно было судить лишь по небольшим ярлыкам на ящиках.

— Тыщи людей тут, в этих ящиках, — сказал охранник. — Сорок тысяч образцов.

Шагая по коридорам, он освещал фонариком номера на дверях кабинетов, а потом вел лучом по ярлыкам на ящиках.

Даякские носилки для детей и ритуальные маски сменились растительными тлями: они перешли из мира человека в гораздо более древний и более упорядоченный мир насекомых. Теперь коридор окаймляли металлические ящики, выкрашенные в бледно-зеленый цвет.

— Три миллиона насекомых — да еще пауков добавьте. И не валите пауков в одну кучу с насекомыми, — посоветовал ей охранник. — Не то паучники наши вам проходу не дадут. Ну вот, видите кабинет, где свет горит? Только одна не уходите, если они не скажут, что проводят вас вниз, позвоните по этому добавочному в комнату охраны. Я приду за вами. — Он протянул ей карточку с номером телефона и ушел.

Старлинг стояла сейчас в самом сердце Отдела энтомологии, в круглой ротонде, вознесенной высоко над чучелом слона. Впереди виднелась открытая дверь ярко освещенного кабинета и слышались голоса.

— Время, Пилч! — Мужской голос звенел от возбуждения. — Давай ходи! Время!

Старлинг остановилась в дверях. Двое мужчин играли в шахматы на лабораторном столе. Обоим около тридцати, один тонкий и черноволосый, второй толстый, с курчавой рыжей шевелюрой. Казалось, они совершенно поглощены игрой. Если эти двое и заметили появление Старлинг, то не подали виду. Если они и видели огромного жука-носорога, ползающего посреди шахматных фигур, то ничем не выдали и этого.

Но тут жук переполз край доски.

— Время, Роден! — воскликнул черноволосый. Рыжий сделал ход слоном и тут же повернул жука обратно. Тот начал свой извилистый путь в противоположном направлении.

— А если жук срежет угол, это будет означать, что время истекло? — вмешалась Старлинг.

— Разумеется, истекло, — сказал толстый громко, не поднимая глаз от доски. — Разумеется, истекло. А вы как играете? Вы что, позволяете ему ползти через всю доску? Да с кем вы играете — с копухой?

— Я привезла образец, о котором по телефону сообщил спецагент Крофорд.

— Подумать только, а мы и не слышали вашей сирены, — сказал толстый. — Мы тут всю ночь ждем, чтобы идентифицировать какого-то жука для ФБР, — ведь мы только и занимаемся, что жуками. Но никто ничего нам не говорил об образце спецагента Крофорда. Свой образец ему следует показывать своему личному врачу, и притом наедине. Время, Пилч!

— Я готова выслушать весь набор ваших шуток, но в другой раз, — ответила ему Старлинг. — Дело очень срочное, так что давайте займемся этим немедленно. Время, Пилч!

Черноволосый оглянулся на нее, увидел, что она стоит, прислонившись к дверному косяку, с чемоданчиком в руке. Он посадил жука на трухлявую деревяшку и опустил в коробку, прикрыв листом салата. Встав, он оказался очень высоким.

— Я Ноубл Пилчер, — сказал он. — А это Элберт Роден. Вам нужно идентифицировать насекомое? Мы рады помочь вам.

Продолговатое лицо Пилчера излучало дружелюбие, но черные с чертовщинкой глаза были слишком близко посажены и один из них несколько косил, создавая впечатление, что он существует независимо от своего напарника. Он не протянул ей руки для приветствия.

— А вы, должно быть?..

— Клэрис Старлинг.

— Давайте посмотрим, что у вас там.

Пилчер поднял баночку к свету. Роден подошел посмотреть.

— Слушайте, где вы это взяли? Вы что, прикончили его из этой вашей пушки? А с мамочкой его вы успели познакомиться?

Старлинг пришло в голову, что было бы неплохо двинуть этому Родену локтем в челюсть.

— Ш-ш-ш, — сказал Пилчер. — Расскажите, где вы его отыскали. Он что, был прикреплен к чему-нибудь — ветке, листу? Или вы нашли его в почве?

— Понятно, — сказала Старлинг. — Значит, вам никто ничего не сказал.

— Директор просил нас задержаться и определить жука для ФБР, — сказал Пилчер.

— Велел нам, — сказал Роден. — Велел нам задержаться.

— Да мы всегда это делаем — для Таможни и для Сельскохозяйственного отдела, — сказал Пилчер.

— Только не посреди темной ночи, — заметил Роден.

— Мне придется сообщить вам кое-какие подробности. Это касается расследуемого в настоящее время преступления, — сказала Старлинг. — Я имею право это сделать, если вы пообещаете не разглашать полученные сведения, пока расследование не закончится. Это важно. На карту поставлено несколько жизней, и уверяю вас — я знаю, что говорю. Доктор Роден, вы можете серьезно ответить: вы способны держать слово?

— Я не доктор. Вы что, будете брать подписку о неразглашении?

— Нет, если ваше слово вообще чего-то стоит. Вам придется дать расписку в получении, если вы оставите образец у себя, только и всего.

— Конечно, я готов вам помочь. Не такой уж я бессердечный.

— Доктор Пилчер?

— Это верно, — откликнулся Пилчер. — Он не бессердечный.

— Слово?

— Я никому не скажу.

— Пилч тоже пока не доктор, — вмешался Роден. — В смысле образования статус у нас совершенно одинаковый. Но обратите внимание: он-то позволил вам называть его «доктор». — Роден уперся кончиком указательного пальца в подбородок, будто хотел подчеркнуть, как он возмущен недостойным поведением коллеги. — Расскажите все поподробнее. То, что вам могло показаться не важным, может оказаться жизненно важным для специалиста.

— Это насекомое было обнаружено в горле убитой женщины, непосредственно за мягким нёбом. Я не знаю, как оно туда попало. Тело убитой найдено в Элк-ривер, в Западной Вирджинии; смерть наступила недавно, всего несколько дней назад.

— Это Буффало Билл, я по радио слышал, — сказал Роден.

— А про насекомое вы по радио слышали? — спросила Старлинг.

— Нет, но они назвали реку: Элк-ривер. Вы что, прямо оттуда? Поэтому так поздно?

— Да, — ответила Старлинг.

— Вы ведь устали, хотите кофе? — спросил Роден.

— Нет.

— Воды?

— Нет.

— Кока-колы?

— Пожалуй, нет. Нам нужно узнать, где он скрывал эту женщину и где она была убита. Мы надеемся, что это насекомое имеет определенное место обитания или хотя бы что область его обитания достаточно ограничена, понимаете? Или, может быть, оно спит на определенном виде деревьев… Нам нужно узнать, откуда оно. Я прошу вас хранить это в тайне, потому что, если преступник поместил насекомое туда специально, он один знает об этом, и мы сможем использовать этот факт, чтобы исключить ложные признания, и сберечь время. Он уже убил по меньшей мере шестерых. Время поджимает.

— Вы что, думаете, он сейчас держит у себя какую-нибудь еще женщину, прямо сию минуту? Пока мы рассматриваем это насекомое? — спросил Роден, уставившись на нее испуганными глазами. Рот его приоткрылся, Клэрис были видны его зубы, и на какое-то мгновение молнией вспыхнула иная картина…

— Не знаю. — Это прозвучало довольно резко. — Не знаю, — повторила она более спокойно. — Он снова сделает свое дело, как только сможет. Боюсь, осталось недолго ждать.

— Ну, так и мы сделаем свое дело, как только сможем, — сказал Пилчер. — Вы не беспокойтесь, у нас это здорово получается, мы на этом собаку съели.

Тоненьким длинным пинцетом он извлек из банки коричневый предмет и поместил его на белый лист бумаги под лампой. Придвинул увеличительное стекло, укрепленное на гибком штативе. Насекомое имело удлиненную форму и было похоже на мумию. Мумию окутывала полупрозрачная оболочка, четко, словно саркофаг, повторяющая ее очертания. Конечности и крылья были плотно спаяны с телом: казалось, они лишь чуть намечены резцом. Личико насекомого казалось преисполненным мудрости.

— Прежде всего, в нормальных природных условиях такие насекомые не могут внедряться в тело человека и помимо того, не могут оказаться в воде, кроме как в результате непредвиденной случайности, — заявил Пилчер. — Не знаю, насколько хорошо вы знакомы с жизнью насекомых и что именно хотите от меня услышать.

— Ну, скажем, ни черта о них не знаю. Выкладывайте все подряд.

— Идет. Так вот, это — куколка, незрелое насекомое, заключенное в кокон, в котором оно и будет оставаться, пока проходит стадии трансформации от личинки к взрослой особи, — пояснил Пилчер.

— Куколка в хитиновой оболочке, Пилч? — Роден смешно сморщил нос, поправляя очки.

— Думаю, да. Не в службу, а в дружбу, достань с полки справочник Чжу по незрелым насекомым. Ну ладно, значит, это — крупное насекомое в стадии куколки. Насекомые более совершенного типа проходят эту стадию. Очень многие переживают зиму именно в этом виде.

— Будешь с определителем работать или с микроскопом? — спросил Роден.

— С микроскопом.

Пилчер поместил кокон под линзу микроскопа и склонился над ним с зубоврачебным зондом в руке.

— Ну, поехали. Нет выраженных респираторных органов в дорсоцефальной области, дыхальца на мезотораксе и еще несколько абдоминальных; давай начнем отсюда.

— М-м-м-гм, — произнес Роден, листая небольшой справочник. — Как насчет функциональных жвал?

— Не-а.

— А парные желобовидные лопасти челюстей в вентральной части?

— Во-во!

— А усики как расположены?

— Наравне с внутренним краем крыльев. Две пары крыльев, задние полностью скрыты, видны только три последних брюшных сегмента… Задний конец маленький, заостренный. Так… по-моему… лепидоптера.

— Именно это здесь и сказано, — подтвердил Роден.

— Это семейство включает и дневных и ночных бабочек. Распространены на огромной территории, — сказал Пилчер.

— Если крылья намокли, трудновато будет. Пойду за справочником, — сказал Роден. — Думаю, вы тут мне косточки хорошо перемоете, пока меня нет.

— Обязательно, — ответил Пилчер. — Роден ничего парень, — проговорил он, как только тот вышел за дверь.

— Не сомневаюсь.

— Ну да? — Пилчера что-то явно забавляло. — Мы университет вместе кончали, работали и выбивали себе стипендии где только могли. Ну, он получил одну работку — пришлось сидеть в угольной шахте, ожидая, пока там протон распадется. Просто он слишком долго просидел в темной шахте. Он ничего, только не надо о протонах с ним говорить.

— Так и быть, я попытаюсь обойти эту тему. Пилчер отодвинулся так, чтобы свет не падал ему на лицо:

— Лепидоптера — очень большое семейство. Примерно тридцать тысяч дневных и около ста тридцати тысяч ночных бабочек. Мне хотелось бы вынуть ее из кокона. Это необходимо, если мы хотим ее точно определить.

— Ну, что ж. А вы сможете вытащить ее целиком?

— Думаю, да. Смотрите, как раз перед смертью она начала выбираться оттуда собственными усилиями. В коконе образовалось неправильной формы отверстие. Вот тут, видите? Тут придется повозиться.

Пилчер удлинил естественное отверстие в коконе и осторожно извлек насекомое. Тесно сложенные крылья промокли насквозь. Расправлять их было все равно что растягивать влажную, набухшую от воды бумажную салфетку. Рисунка на крыльях было не различить.

Явился Роден с пачкой книг.

— Готов? — спросил Пилчер. — Переднегрудные конечности не просматриваются.

— А щетинки?

— Нет щетинок, — ответил Пилчер. — Офицер Старлинг, вы не погасите свет?

Она ждала у стены рядом с выключателем, пока Пилчер зажжет электрический фонарик. Отойдя от стола, он осветил фонариком насекомое. Глаза куколки засветились в темноте, отражая яркий, тонкий, четко направленный луч.

— Совка, — сказал Роден.

— Возможно. Только какая? — ответил Пилчер. — Дайте свет, пожалуйста. Это — ночница, офицер Старлинг, ночная бабочка. Сколько там ночниц, Роден?

— Две тысячи шестьсот… Описано две тысячи шестьсот.

— Но таких крупных не так уж много. Давай, твоя очередь воссиять, друг мой.

Жесткие рыжие патлы Родена полностью скрыли микроскоп.

— Нам теперь надо исследовать кожный покров насекомого, чтобы определить, к какому именно виду оно относится. Роден в этом разбирается гораздо лучше.

Клэрис вдруг ощутила, как в комнате повеяло добротой.

Роден немедля отреагировал, затеяв яростный спор с Пилчером по поводу расположения наростов на теле личинки. Спор бушевал и дальше, когда дело дошло до расположения волосков на брюшке.

Наконец вердикт был вынесен.

— Erebus odora, — заявил Роден.

— Пошли посмотрим, — сказал Пилчер.

Они взяли насекомое и спустились на лифте на один этаж. Огромное квадратное помещение, расположенное прямо над чучелом слона было целиком заполнено бледно-зелеными ящиками. Когда-то это был огромный, высоченный зал. Теперь здесь были сооружены «палубы», делившие его на два уровня, чтобы насекомым Смитсоновского института было где разместиться. Подошли к секции неотропиков и проследовали дальше — к ночницам. Пилчер заглянул в свои записи и остановился перед ящиком, расположенным на уровне груди в стене таких же бледно-зеленых контейнеров.

— Тут надо соблюдать осторожность, — сказал он, выдвинув тяжелую металлическую дверцу ящика и опустив ее на пол. — Урони такую на ногу, месяц хромать будешь.

Пилчер провел пальцем сверху вниз по стоявшим внутри выдвижным лоткам, выбрал один и вынул его из ящика.

И Старлинг увидела в лотке крохотные высушенные яйца насекомого; гусеницу в пробирке со спиртом; кокон, снятый с куколки, очень похожей на ту, что привезла она и взрослую особь: крупную коричнево-черную бабочку с размахом крыльев сантиметров пятнадцать, мохнатым тельцем и тонкими длинными усиками.

— Erebus odora, — сказал Пилчер, — ночница «Черная ведьма».

Роден уже торопливо перелистывал страницы.

— Вид тропический. Изредка появляется в Канаде. Осенью, — процитировал он. — Личинки питаются листьями акации и тому подобных растений. Распространение: Вест-Индия, юг Соединенных Штатов, на Гавайях считается сельскохозяйственным вредителем.

«П…дец», — подумала Старлинг. Вслух она сказала:

— Черт-те что. Значит, они повсюду встречаются.

— Но не везде в одно и то же время. — Пилчер задумался, опустив голову и обхватив пальцами подбородок. — Слушай, Роден, а яйца они дважды в год откладывают?

— Секундочку… ага, на самом юге Флориды и в Южном Техасе.

— Когда?

— В мае и августе.

— Я вот что подумал, — сказал Пилчер. — Ваша особь несколько более развита, чем та, что у нас. И она не засохшая. Она начала проделывать отверстие в коконе. В Вест-Индии или на Гавайях это было бы понятно. Но у нас ведь — зима. Здесь, у нас, она подождала бы еще три месяца, прежде чем вылезти. Если только она случайно не попала в теплицу. А может, кто-то ее специально вывел.

— Как — вывел?

— Ну, в особой клетке, в теплом помещении, кормил гусениц листьями акации, пока они не стали готовы закутаться в кокон. Не так уж это трудно.

— Это что, хобби такое? Оно популярно? Если не говорить о профессионалах, многие этим увлекаются?

— Да нет, прежде всего — энтомологи, стремящиеся получить идеальный образец. Может быть, некоторые коллекционеры. Еще есть ведь производители шелка, они разводят шелкопряда, но это совсем другой вид.

— У энтомологов должна быть своя периодика, профессиональные журналы, есть продавцы оборудования, — сказала Старлинг.

— Точно. Большинство публикаций приходят к нам сюда.

— Я вам сделаю подборку, — сказал Роден. — Тут кое-кто подписывается в одиночку на некоторые бюллетени и требует с человека четверть доллара только за «поглядеть». К утру будет вам целая пачка.

— Я скажу, чтобы их завтра забрали, спасибо, мистер Роден.

Пилчер сделал фотокопии статей об Erebus odora и передал ей вместе с насекомым.

— Я провожу вас вниз, — сказал он. Они ждали лифта.

— Большинство людей любят бабочек, только дневных, — сказал Пилчер. — А ночные гораздо интереснее… Занятнее.

— Они ведь разрушители.

— Некоторые. Даже многие. Но они живут совсем по-разному. Как мы все равно.

Помолчали один пролет.

— Есть, например, моли, которые живут исключительно слезами, — продолжал он. — Больше ничего не едят и не пьют.

— То есть как это — слезами? Чьими слезами?

— Слезами крупных наземных млекопитающих, размером примерно с человека. Старое определение моли — «все, что постепенно и беззвучно ест, потребляет или истощает что-либо». И был соответствующий глагол, означавший — нести разрушение… А вы что, только тем и занимаетесь, что ловите Буффало Билла?

— Всякий раз, как удается выкроить время.

Пилчер провел языком по зубам, не раскрывая рта. Язык двигался за губами, словно котенок, забравшийся под одеяло.

— А вы когда-нибудь выходите, чтобы съесть рубленый бифштекс с сыром и выпить пива или какого-нибудь смешного недорогого вина?

— В последнее время нет.

— Может, взять да и пойти сейчас вместе, а? Тут рядом.

— Нет, но я сама приглашу вас, когда покончим с этим делом. И мистер Роден, естественно, может присоединиться.

— Ничего естественного я в этом не вижу, — ответил Пилчер. И у самых дверей сказал: — Надеюсь, вы покончите с этим делом поскорее, офицер Старлинг.

Она поспешила к ожидавшей ее машине.

Арделия Мэпп оставила Клэрис на кровати половину шоколадного батончика и почту. Сама Арделия уже спала.

Старлинг взяла машинку и отправилась в прачечную. Там она поставила машинку на стол для чистого белья, вставила бумагу, копирку и принялась за меморандум об Erebus odora. Она продумала и выстроила в уме все, что хотела записать, еще в машине, по дороге в Квонтико, и это не заняло много времени.

Потом она съела шоколадку и написала записку Крофорду, предлагая сравнить введенные в компьютер списки подписчиков энтомологических публикаций со списками известных ФБР нарушителей и списками нарушителей в городах и районах, ближайших к местам похищений, плюс файлы, содержащие имена совершивших уголовные преступления и правонарушения на сексуальной почве в Метро-Дейд, Сан-Антонио и Хьюстоне — областях, где этот вид ночниц особенно распространен.

Было еще одно, о чем ей пришлось заговорить во второй раз: давайте спросим доктора Лектера, почему он подумал, что преступник начнет снимать скальпы.

Она передала бумаги ночному дежурному и с облегчением бросилась в кровать. Дневные голоса все еще звучали вокруг еле слышно, тише, чем дышала во сне Арделия Мэпп на кровати у стены напротив. В густой тьме пред глазами вставало крохотное мудрое лицо бабочки. Ее сверкающие в темноте глаза видели Буффало Билла.

Из космического тумана, оставленного пребыванием в Смитсоновском институте, выплыла последняя мысль, словно кода дня: По всему нашему миру, в той его половине, что теперь скрыта мглою ночи, я должна искать и найти существо, что живет слезами других.

0

16

15
Восточный Мемфис, штат Теннесси. Кэтрин Бейкер Мартин и самый любимый из ее дружков смотрят ночной фильм по телевизору у него дома, покуривая набитый гашишем кальян. Рекламные объявления все чаще прерывают фильм, становясь все длиннее и длиннее.

— Слушай, есть охота, а у меня дома воздушная кукуруза. Хочешь?

— Давай ключи, я схожу.

— Сиди. Мне все равно надо проверить, мать звонила или нет.

Она поднялась с кушетки, высокая, молодая женщина, широкобедрая, чуть полноватая, с правильными чертами лица и прекрасными густыми волосами. Нашла туфли под журнальным столиком и вышла на улицу.

В этот февральский вечер погода была сырая, но не холодная. Легкий туман с Миссисипи до половины скрывал машины на стоянке. Зато убывающий месяц в ясном небе, казалось, повис прямо над головой. Он был тонким и бледным, словно костяной рыболовный крючок. От взгляда вверх голова у нее слегка закружилась. Не совсем твердыми шагами она отправилась через стоянку, держа курс к дверям собственной квартиры. Идти было недалеко — шагов сто, не больше.

Совсем рядом с домом припарковался коричневого цвета крытый грузовичок, втиснувшись между жилыми трейлерами и моторными лодками на прицепах. Она обратила на него внимание только потому, что на таких грузовичках часто доставляли подарки от матери.

Когда Кэтрин проходила мимо грузовичка, в тумане вдруг зажглась лампа. Это был торшер с абажуром, он стоял прямо на асфальте позади грузовика. Под торшером она увидела мягкое кресло с обивкой в красных цветах: яркие и крупные, они противились наплывающему на них туману. Эти два предмета обстановки стояли здесь, словно в витрине магазина или на выставке мебели.

Кэтрин Бейкер Мартин зажмурилась и снова открыла глаза, но не остановилась. В голове у нее крутилось слово «сюрреализм», и она решила, что всему виной гашиш. Но с ней все в порядке. Просто кто-то въезжает, а может, выезжает куда-то. Въезжает. Выезж… Кто-нибудь вечно переезжает в этом районе. «Виллы Стоунхиндж». Дрогнула занавеска в окне ее квартиры, и Кэтрин увидела свою кошку: та выгибала спинку и прижималась боком к стеклу.

Она уже держала ключ в руке, но, прежде чем вставить его в замочную скважину, обернулась. Из задней двери грузовичка вылез мужчина. В свете лампы она разглядела, что рука у него закована в гипс и висит на перевязи. Она вошла в дом и заперла за собой дверь.

Кэтрин Бейкер Мартин заглянула в щель между занавесями и увидела, что мужчина пытается поднять кресло в грузовик. Он пытался сделать это при помощи здоровой руки, подталкивая кресло коленом. Кресло упало и перевернулось. Он поставил его на ножки, лизнул палец и попробовал стереть пятно жирной грязи с яркой обивки.

Она вышла на улицу.

— Давайте помогу. — Тон был выбран правильный — просто помогу, и все тут.

— Правда? Спасибо вам. — Странный, напряженный голос. И акцент. Явно не из этих мест.

Торшер освещал его лицо снизу, искажая черты. Но фигура его была четко видна. На нем были хорошо отглаженные брюки цвета хаки и рубашка из чего-то вроде замши, расстегнутая на веснушчатой груди. Подбородок и щеки — гладкие, как у женщины, ни волоска. Глаза над высокими скулами только поблескивали в тени абажура. Он так же внимательно глядел на нее, и она чувствовала это. Мужчины часто поражались ее фигурой, когда она оказывалась рядом; некоторые скрывали это более умело, чем другие.

— Прекрасно, — сказал он.

От него противно пахло, и она с отвращением заметила, что на замше рубашки курчавятся волоски — на плечах и под мышками.

Поднять кресло и поставить его на низко расположенный пол грузовичка было вовсе не трудно.

— Давайте продвинем его вперед, не возражаете? — Он забрался внутрь и с грохотом передвинул какие-то вещи, неглубокие тазы — такие можно подставить под машину, чтобы сливать масло, — и небольшую ручную лебедку, в просторечии — гробоподъемник.

Они протолкнули кресло внутрь, так что оно оказалось сразу за сиденьями.

— У вас примерно четырнадцатый?[32] — спросил он.

— Что?

— Вы не передадите ту веревку? Вон там, у вас под ногами.

Она наклонилась посмотреть, и в этот момент он с размаху ударил ее по затылку закованной в гипс рукой. Кэтрин показалось, что она просто ушиблась; подняла руку — пощупать ушибленное место, но на ее голову снова обрушился тяжелый удар, размозжив пальцы о череп, и снова — удар, на этот раз за ухом, и снова, и снова. Не очень сильно. И Кэтрин Бейкер Мартин упала боком на кресло, а затем сползла на пол грузовика. Она так и осталась лежать на боку.

Мужчина наблюдал за ней пару секунд, затем стянул гипс с руки и снял перевязь. Быстро внес в грузовик торшер и закрыл задние дверцы.

Наклонившись, он оттянул воротник ее блузки и при свете фонарика разглядел указанный на ярлыке размер.

— Прекрасно, — произнес он. Затем разрезал блузку сзади медицинскими ножницами, стянул ее и, завернув обнаженные руки девушки за спину, надел на нее наручники. Расстелив на полу прокладку для перевозки мебели, он перевернул Кэтрин на спину.

Бюстгальтера на ней не было. Он ощупал пальцами большие груди — они были тяжелые и упругие — и произнес:

— Прекрасно.

На левой груди виднелся розовый след поцелуя. Он лизнул палец и потер кожу, как только что проделал с грязным пятном на обивке кресла. Удовлетворенно кивнул, убедившись, что след исчезает, если слегка надавить. Перевернул ее ничком и осмотрел голову, разведя пальцами густые волосы на затылке. Скальп не был испорчен: подбитый ватой гипс не оставил следов.

Приложив два пальца к ее шее сбоку, он проверил пульс и счел, что пульс нормальный.

— Прекра-а-а-сно, — снова произнес он. Ему предстоял довольно далекий путь к дому — его собственному двухэтажному дому, — и было бы очень некстати делать ей перевязку.

Кошка Кэтрин Бейкер Мартин смотрела из окна, как отъезжает от дома коричневый грузовичок. Красные огни его сходились все ближе по мере того, как он отъезжал все дальше.

На столике, за кошкиной спиной, зазвонил телефон. Включился автоответчик, замигав красной лампочкой. Звонила мать Кэтрин — младший[33] член сената США от штата Теннесси.

0

17

16
В восьмидесятые годы — в «золотой век» терроризма — были установлены особые правила для расследования случаев похищений членов Конгресса и их родственников.

В 2.45 утра начальник Мемфисского отдела доложил в Главную контору ФБР в Вашингтоне, что единственная дочь сенатора Рут Мартин исчезла.

В 3.00 утра два фургона без опознавательных знаков выехали из сырого подземного гаража вашингтонского Оперативного отдела ФБР в Баззардз-Пойнте.

Один фургон отправился к зданию, где располагались кабинеты сенаторов. Здесь техники установили на всех телефонах сенатора Мартин аппаратуру, которая определяла номер и записывала содержание разговоров, а на таксофонах вблизи здания поставили прослушивающие устройства. Министерство юстиции разбудило самого младшего чина из Особой комиссии сената по разведке, чтобы, исполняя требование закона, поставить его в известность об этом.

Вторая машина — фургон «недреманое око» с оборудованием для наружного наблюдения, с окнами, прозрачными лишь изнутри, — встала на Вирджиния-авеню так, чтобы беспрепятственно видеть фасад Уотергейт Уэст — вашингтонской резиденции сенатора Рут Мартин. Двое из команды второго фургона отправились устанавливать свою аппаратуру на домашних телефонах сенатора.

Телефонная компания «Белл Атлантик» утверждает, что среднее время отслеживания телефонного звонка о выкупе, сделанного через любую телефонную станцию внутри страны, не может превышать семидесяти секунд.

Группа быстрого реагирования в Баззардз-Пойнте переключилась на дежурство двумя командами сразу, на случай, если похищенную привезут обменивать где-то в районе Вашингтона. Все переговоры по радио велись только шифром, чтобы избежать перехвата и оберечь пункт обмена от появления вертолетов прессы: телевизионщики редко шли на такое, но совсем исключать это было нельзя.

Бригаде по спасению заложников была объявлена готовность номер один; следующей была бы уже команда «По вертолетам».

Все надеялись, что похищение Кэтрин Бейкер Мартин из разряда обычных, тех, что совершается ради выкупа. В этом случае у нее было больше всего шансов, чтобы выжить.

О худшем раскладе никто и не заикался.

Но незадолго до рассвета мемфисский полицейский, производивший обход Винчестер-авеню по жалобе на подозрительных личностей, остановил старика с тележкой, подбиравшего жестяные банки и всякий мусор у края дороги. В тележке полицейский обнаружил женскую блузку, застегнутую спереди на все пуговицы. На спине блузка была разрезана вдоль, как погребальное платье. По метке прачечной определили, что блузка принадлежала Кэтрин Бейкер Мартин.

Выехав из своего дома в Арлингтоне в 6.30 утра, Джек Крофорд вел машину в южном направлении, когда телефон зазвонил снова, второй раз за две минуты.

— Девять — двадцать два — сорок.

— Сорок, на связи Альфа-4.

Крофорд углядел свободное место у обочины, поставил машину и заглушил мотор, чтобы ничто не отвлекало его от телефонного разговора: Альфа-4 — Директор ФБР.

— Джек, вы в курсе по поводу Кэтрин Мартин?

— Ночной дежурный звонил мне минуту назад.

— Значит, вы знаете про блузку. Докладывайте.

— Баззардз-Пойнт — готовность номер один, — сказал Крофорд. — Я считаю — отменять не нужно, пока. Когда дадим отбой, телефонное слежение не будем прекращать. Разрезана блузка, не разрезана, уверенности, что это Билл, пока нет; а если это подражатель, он все же может позвонить насчет выкупа. Кто прослушивает телефоны в Теннесси, они или мы?

— Они. Полиция штата. Они неплохо справляются. Фил Адлер звонил мне из Белого дома чтобы сообщить, что Президент «весьма интересуется» этим делом. Нам очень нужен успех, Джек.

— Мне это тоже пришло в голову. Где сейчас сенатор Мартин?

— Едет в Мемфис. Звонила мне домой минуту назад. Можете себе представить.

— Да. — Крофорд был знаком с сенатором Рут Мартин по слушаниям о бюджете.

— Она использует все возможные рычаги давления.

— Трудно винить ее за это.

— Согласен, — сказал Директор. — Я сказал ей, мы наизнанку вывернемся — уже выворачиваемся. Она… Она в курсе ваших домашних дел. Предложила служебный самолет «Лир».[34] Не отказывайтесь; возвращайтесь на ночь домой, если сможете.

— Хорошо. Сенатор — дама жесткая, Томми. Если она возьмется и тут руководить, здесь будет еще тот фейерверк.

— Знаю. Валите все на меня, если надо будет. Сколько в нашем распоряжении — в лучшем случае? Шесть-семь дней? Джек?

— Не знаю. Если он запаникует, когда узнает, кто она такая, он может просто убить и выбросить ее в реку.

— Вы сейчас где?

— В трех километрах от Квонтико.

— Аэродром в Квонтико может принять «Лир»?

— Да.

— Через двадцать минут.

— Вас понял, сэр.

Крофорд дал отбой и включился в поток машин.

0

18

17
Невыспавшаяся после тревожной ночи, Клэрис Старлинг, в махровом халате и шлепанцах с зайчиками, с полотенцем через плечо, стояла у двери в ванную. Ванная была одна на четверых: Арделия и Клэрис делили ее с двумя курсантками из соседней комнаты.

Радио-новости из Мемфиса заставили Клэрис на миг задержать дыхание.

— О Господи, — выдохнула она. — О Боже. НУ ЛАДНО, ЭЙ, ТАМ, ВНУТРИ! БЕРУ ВАННУЮ ШТУРМОМ! ТРУСЫ НАДЕТЬ! РУКИ ВВЕРХ! ВСЕ НА ВЫХОД! ТРЕВОГА — НЕ УЧЕБНАЯ!

Она влезла в кабину душа и встала рядом с перепуганной соседкой.

— Выматывай, Грейси, и дай мне вон тот кусок мыла, будь добра.

Прислушиваясь к телефону, она упаковала в дорожную сумку смену белья и поставила у двери следственный чемоданчик с набором необходимых инструментов. Убедилась, что на коммутаторе знают: она отказалась от завтрака и осталась у себя в комнате. Когда до начала занятий оставалось минут десять, а телефон так и не зазвонил, Клэрис с сумкой и чемоданчиком явилась в Отдел криминальной психологии.

— Мистер Крофорд вылетел в Мемфис сорок пять минут тому назад, — сладенько сказала секретарша — С ним Барроуз, а Стаффорд, который из лаборатории, отправился из аэропорта «Нэшнл».

— Я вчера передавала для него докладную. Он ничего для меня не оставил? Я Клэрис Старлинг.

— О, я знаю, кто вы. У меня тут три записки с вашим номером телефона и, насколько мне известно, еще несколько лежат у него на столе. Нет, он для вас ничего не оставил, Клэрис. — Женщина взглянула на сумку и чемоданчик. — Мне передать что-нибудь от вас, если он позвонит?

— Может, он оставил свои координаты?

— Нет, он позвонит и скажет, где его можно будет найти в Мемфисе. Разве у вас нет занятий сегодня? Вы ведь еще пока не окончили Академию, не правда ли?

— Нет. Нет, конечно.

Явиться в класс с опозданием было не очень-то приятно, а тут еще Грейси Питмэн, девушка, которую Старлинг выставила из душа. Грейси Питмэн сидела сразу за Старлинг. Путь к своему месту показался Клэрис ужасно долгим. Во всяком случае, Грейси дважды успела сострить язвительную гримасу, поддразнивая Клэрис, пока та добралась до стула.

Пришлось просидеть без завтрака двухчасовую лекцию об исключениях при выдаче ордера на обыск и арест, прежде чем она смогла наконец подойти к автомату, чтобы выпить кока-колы.

В полдень она проверила свой почтовый ящик: ничего. В этот момент она подумала, и уже не в первый раз в своей не очень долгой жизни, что от крушения надежд во рту остается такой же привкус как от противного лекарства, которое ей приходилось принимать в детстве.

Бывают такие дни, когда просыпаешься совершенно другим человеком. Сегодня был именно такой день — Старлинг это четко понимала. То, что она увидела вчера в похоронном бюро Поттера, вызвало тектонические подвижки в самом ее существе.

Старлинг изучала психологию и криминологию у отличных преподавателей. И за свою жизнь ей не раз приходилось сталкиваться с ситуацией, когда отвратительно равнодушные обстоятельства крушат все и вся. Но раньше она не чувствовала. Теперь же она почувствовала: время от времени семейство homo sapiens[35] порождает существа — в человеческом обличии, — единственное наслаждение которых состоит в том, что предстало перед ее глазами на фаянсе бальзамировочного стола в комнате, оклеенной обоями с розочками, в городе Поттер в Западной Вирджинии. И первое впечатление, которое произвел на Старлинг подобный склад ума, было гораздо хуже того, что она могла испытывать в анатомическом театре. Это ощущение будет теперь с нею всегда; и она знала, чтобы не свихнуться, ей необходимо как-то защититься.

Занятия, обычная рутина, не помогали. Целый день ее не покидало чувство, что рядом происходят настоящие события. Казалось, она слышит их громоподобный шепот, как шум отдаленного стадиона. Любое движение озадачивало: группы курсантов, проходящих по коридору, тени бегущих в небе облаков, уплывающий шум самолета.

После занятий Старлинг отправилась на спортплощадку. Пробежала несколько кругов — слишком много. Пошла в бассейн и плавала до тех пор, пока в голову не полезли мысли об утопленниках. Тогда прикосновение воды к коже показалось ей омерзительным.

В комнате отдыха вместе с Арделией Мэпп и десятком других курсантов Клэрис смотрела вечерние новости. Похищение дочери сенатора Мартин не было главным сюжетом передачи, но шло сразу за сообщением о переговорах по разоружению в Женеве. Показали пленку, отснятую в Мемфисе: указатель «Виллы Стоунхиндж» в свете мигалки полицейской патрульной машины, стоянка… Репортеры стремились дать блицхронику, но сообщать было нечего, и они интервьюировали всех, кого возможно, в том числе и друг друга. В мигании вспышек, визге тормозов и треске радиопомех представители полицейских, городских и окружных властей, низко наклоняясь к непривычно многочисленным микрофонам, говорили что-то маловразумительное. Фоторепортеры перебегали с места на место, наклонялись пониже, приседали на корточки, пятились, натыкаясь на телекамеры, как только кто-либо из следователей входил или выходил из дверей квартиры Кэтрин Бейкер Мартин.

Когда на телевизионном экране мелькнуло в окне квартиры лицо Джека Крофорда, в комнате отдыха Академии ФБР раздался иронический приветственный клич. Старлинг криво усмехнулась.

Интересно, а Буффало Билл смотрит телевизор? Что он думает о Крофорде? Знает ли он, кто это такой?

Окружающие полагали, что Билл телевизор смотрит.

Вот и сенатор Рут Мартин — в прямом эфире, передачу ведет Питер Дженнингс. Стоит одна в спальне своей дочери. На стене у сенатора за спиной — вымпел Юго-Западного университета и плакаты: на одном — Уайл Е. Койот,[36] на другом — «Мы за равноправие женщин!».

Высокая женщина с сильным, не очень красивым лицом.

— Я сейчас обращаюсь к человеку, который похитил мою дочь, — сказала она. Подошла поближе к камере, заставив оператора неожиданно изменить фокус, и заговорила так, как обычно с террористами не разговаривают. — В вашей власти отпустить мою дочь, не причинив ей вреда. Ее зовут Кэтрин. Она очень добрый и все понимающий человек. Пожалуйста, отпустите ее. Пожалуйста, не причиняйте ей вреда. Именно вы сейчас контролируете ситуацию. В ваших руках — власть. Вам решать. Я уверена — вы способны на любовь и сочувствие. Вы способны оберечь ее от всего, что может причинить ей вред. Вам сейчас представляется прекрасная возможность показать всему миру, что вы способны на великое добро, на великодушие, что вы можете отнестись к другому человеку лучше, чем другие люди отнеслись к вам. Ее зовут Кэтрин.

Глаза сенатора Мартин исчезли с экрана, сменившись любительским фильмом: малышка Кэтрин пытается ходить, уцепившись за пышную гриву красавца колли.

Голос Рут Мартин за кадром продолжал:

— Вы сейчас видите Кэтрин ребенком. Отпустите ее. Отпустите Кэтрин, не причинив ей вреда где угодно, в любом месте нашей страны. Я обещаю вам поддержку и помощь. Более того — я стану вам другом.

Дальше пошли фотографии: Кэтрин Мартин восьми лет за рулем яхты. Яхта поднята на блоках, отец Кэтрин красит корпус. Две недавние фотографии молодой женщины: одна — во весь рост, другая — лицо крупным планом.

И снова крупным планом — сенатор Мартин:

— Обещаю вам здесь, перед всей страной, свою помощь во всем, когда она вам потребуется. Я могу помочь вам: я — сенатор Соединенных Штатов. Я — член Комитета по вооруженным силам страны. Я тесно связана с проектом СОИ, который мы называем в обиходе «звездные войны». Если у вас есть враги, я выступлю против них. Если кто-то мешает вам, я сумею его остановить. Вы можете позвонить мне в любое время дня и ночи. Мою дочь зовут Кэтрин. Пожалуйста, докажите нам, что вы сильный человек, — закончила свое обращение сенатор Мартин, — отпустите мою дочь.

— Вот это да — сказала Старлинг. Ее била дрожь, как замерзшую собачонку. — В сообразительности ей не откажешь.

— При чем здесь «звездные войны»? — сказала Мэпп — Это что, если инопланетяне управляют сознанием Буффало Билла с дальней планеты, сенатор Мартин сможет его защитить? Она это имела в виду?

Старлинг кивнула:

— У многих шизофреников, а особенно у страдающих паранойей, бывает именно эта специфическая галлюцинация — что ими управляет чуждый разум. И если Билл настроен именно так, этот подход может заставить его раскрыться. Этот выстрел был хорошо нацелен и сделан вовремя; как она стояла перед камерой, а? По меньшей мере это может подарить Кэтрин несколько лишних дней. Может, у наших будет больше времени расследовать это дело. А может, и нет: Крофорд считает, его периоды будут сокращаться. Можно испытать этот ход. Можно — какой-нибудь другой.

— Чего бы я только не испытала, на ее-то месте. А почему она все время повторяет: «Ее зовут Кэтрин»? Зачем повторять ее имя?

— Она пытается заставить Буффало Билла взглянуть на Кэтрин как на человека. Они считают, ему важно деперсонализировать жертву, взглянуть на нее просто как на предмет, прежде чем убить и содрать с нее кожу. Преступники, совершившие серийные убийства, во всяком случае некоторые, говорят об этом в интервью, которые дают в тюрьме. Они говорят — это все равно что с куклой работать.

— Ты думаешь, за этим обращением виден Крофорд?

— Может быть. А может, доктор Блум, а вот и он, — ответила Старлинг.

На экране шло интервью с доктором Аланом Блумом из Чикагского университета, записанное на пленку несколько недель назад. Тема — серийные убийства.

Доктор Блум не желал сравнивать Буффало Билла с Фрэнсисом Долархайдом, Гэрретом Хоббсом или вообще с кем бы то ни было из известных ему преступников. Он не желал называть его Буффало Биллом. На самом деле интервью доктора Блума оказалось не таким уж содержательным, но доктор был известен как один из крупнейших, а может быть, просто единственный эксперт в этой области, и телевидение хотело продемонстрировать его зрителям.

В заключение передачи они дали в кадре крупными титрами последние произнесенные им слова:

«Нет ничего такого, чем мы могли бы пригрозить ему, ибо нет в мире страшнее того, с чем ему приходится встречаться ежедневно и ежечасно. Все, что мы можем сделать, это попросить его прийти к нам. Мы можем обещать ему доброе отношение и облегчение страданий, и обещать это совершенно искренне и честно».

— Неплохо было бы, если б и нам пообещали облегчение страданий, — сказала Мэпп. — Черт возьми, мне такое облегчение вовсе не помешало бы. Поверхностная трепотня и ловкое запудривание мозгов. Обожаю такие вещи. Говорил-говорил и ничего не сказал. Но зато, может, и Билла не очень встревожил.

— Конечно, я могу заставить себя не думать об этой девочке из Западной Вирджинии. Ненадолго, — сказала Старлинг, — на каких-нибудь полчаса удается выбросить из головы. А потом вдруг — как ребром ладони по горлу. Лак с блестками на ногтях… Сил нет. Надо как-то отвлечься.

Арделия Мэпп, порывшись в ворохе собственных увлечений, за обедом не только сумела увести Старлинг от мрачных мыслей, но и привести тех, кто сидел за соседними столиками, в восторженное замешательство сравнением неточных рифм в произведениях Стиви Уандера и Эмили Диккинсон.[37]

Возвращаясь в свою комнату, Старлинг нетерпеливо выхватила конверт из ячейки для писем. Послание гласило: «Будьте добры, позвоните Элберту Родену». Внизу указан номер телефона.

— Это только подтверждает мою теорию, — заявила Старлинг, когда они обе, с книгами в руках, уселись, каждая на своей кровати.

— Что за теория?

— Знакомишься с двумя парнями, так? Звонит же тебе всегда не тот.

— Ну уж мне-то можешь об этом не рассказывать.

Зазвонил телефон.

Мэпп почесала кончик носа кончиком карандаша:

— Если это Страстный Бобби Лоуренс, скажи ему — я в библиотеке, ладно? Скажи, я ему завтра сама позвоню.

Звонил Крофорд, с самолета. Голос в трубке скрипел и скрежетал:

— Старлинг, соберите самое необходимое на двое суток. Встречаемся через час.

Ей показалось, он повесил трубку — слышно было, как что-то потрескивает в пустоте. Потом вдруг голос зазвучал снова:

— Инструменты не понадобятся, только белье и одежда.

— Встречаемся — где?

— В Смитсоновском. — Не успев повесить трубку, он уже разговаривал с кем-то еще.

— Джек Крофорд, — сказала Старлинг, швыряя на кровать дорожную сумку.

Лицо Арделии Мэпп появилось над «Уголовно-процессуальным кодексом», который она читала. Прищурив один огромный темный глаз, она наблюдала, как Старлинг складывает вещи.

— Не хочу навязывать тебе свое мнение, — сказала она.

— Хочешь, — ответила Старлинг. Она прекрасно знала, что за этим последует.

Работая по ночам, Мэпп добилась того, что ее ввели в редколлегию «Ло Ревью»[38] Университета штата Мэриленд. В Академии ФБР она числилась второй по успеваемости на курсе, а в отношении к учебе и книгам просто не знала себе равных.

— Предполагается, что завтра тебе предстоит экзамен по уголовному праву, а еще через два дня — зачет по физподготовке. Убедись, что Великий Крофорд знает, что если тебя выпрут, то только по его вине. Как только он скажет: «Благодарю за службу, курсант Старлинг», не вздумай ответить ему: «Рада стараться». Уставься в эту каменную рожу с острова Пасхи и барабань: «Я рассчитываю, что вы лично позаботитесь, чтобы меня не выгнали за прогулы». Я доходчиво объясняю?

— Уголовку можно перенести, — сказала Старлинг, зубами пытаясь открыть заколку для волос.

— Точно. Только экзамен ты все равно завалишь, потому что у тебя не было времени на подготовку. Думаешь, потом не выгонят? Брось, детка, шутки шутить. Они тебя вытурят поганой метлой, да еще с черного хода. На благодарность у людей память ох какая короткая, Клэрис. Пусть он тебе пообещает. Сейчас у тебя успеваемость — лучше некуда. Пусть пообещает. И кроме того — мне в жизни не найти такой соседки по комнате. Кто еще сумеет все выгладить за минуту до начала занятий?

Старлинг вела свой дряхлый «пинто» по четырехполосному шоссе, бросив машину, словно коня в галоп: еще тройку километров в час — и подвески пойдут вразнос. Запахи горячего масла, плесневелой кожи, дребезжание под полом, жалобный вой сцепления вызывали в памяти смутные воспоминания о поездках с отцом в его пикапе, с сестрой и братьями, набившимися в кабину.

Теперь машину вела она сама, вела сквозь тьму, белые штрихи разделительных линий уходили вниз, отсчитывая: миг, миг, миг. У нее было время подумать. Страх дышал ей в затылок. Теперь рядом с ней были другие, свежие воспоминания, вытеснявшие сестру и братьев.

Было очень страшно: вдруг они уже нашли тело Кэтрин Бейкер Мартин? Ведь если Буффало Билл узнал, чья она дочь, он вполне мог запаниковать. Запаниковать и убить, и бросить в реку с насекомым в горле.

Может, Крофорд везет это насекомое в Смитсоновский институт — идентифицировать. Иначе зачем она ему нужна в Смитсоновском? Но отвезти туда насекомое мог бы кто угодно, любой из агентов ФБР, даже просто посыльный. А Крофорд сказал: взять вещи на два дня.

Старлинг очень хорошо понимала, почему Крофорд не стал ничего объяснять по радиотелефону — его легко мог подслушать всякий. Но неведение сводило ее с ума.

Она включила радио и отыскала круглосуточную информационную станцию. Переждала сводку погоды. Услышала наконец «Новости», но легче ей от этого не стало: информация была та же самая, что и в семь часов. Пропала дочь сенатора Мартин. Ее блузку нашли разрезанной на спине, как обычно делает Буффало Билл. Свидетелей нет. Женщина, труп которой обнаружили в Западной Вирджинии, так и не опознана.

Западная Вирджиния. Среди воспоминаний Клэрис Старлинг о похоронном бюро в Поттере было что-то прочное и стоящее: на него можно было опереться. Нечто непреходящее, светлое, в отличие от сделанных ею там мрачных открытий. Такое, что следовало сохранить. Теперь она сознательно вызвала в памяти это воспоминание и убедилась, что может удержать его, ухватиться, словно за талисман. В бальзамировочной, в Поттере, стоя у раковины, Клэрис нашла силы и опору в воспоминании, потрясшем и обрадовавшем ее в воспоминании о матери. Старлинг давно привыкла опираться на благодатную память о покойном отце, на его жизненные принципы и советы, полученные, однако, не прямо, а в изложении собственных братьев. Теперь ее радовал и поражал этот щедрый дар, обретенный ею самой.

Она оставила «пинто» на стоянке под зданием Главного управления ФБР на углу Десятой улицы и Пенсильвания-авеню. Две телебригады расположились на тротуаре, в свете софитов репортеры казапись чересчур холеными. На фоне здания, носящего имя Дж. Эдгара Гувера,[39] они снимали сюжеты, которые пойдут перед интервью. Старлинг обошла стороной ярко освещенное пространство и быстрым шагом направилась к Национальному музею естественной истории, всего в двух кварталах от Конторы.

Свет горел лишь в нескольких окнах старого здания — высоко вверху. На полукруглой подъездной аллее стоял фургон Балтиморской окружной полиции. Водитель Крофорда, Джефф, ждал за рулем новенькой машины наружного наблюдения, прямо за фургоном. Увидев Старлинг, Джефф проговорил что-то в микрофон, который держал в руке.

0

19

18
Охранник проводил Клэрис Старлинг на второй уровень над огромным чучелом слона. Дверь лифта отворилась, и глазам ее предстало тускло освещенное пространство, где ее в одиночестве ждал Крофорд, засунув руки в карманы дождевика.

— Приветствую, Старлинг.

— Здравствуйте, — ответила она. Охраннику за ее спиной он сказал:

— Дальше справимся сами, благодарю вас.

Они шагали бок о бок по коридору, мимо шкафов, ящиков и лотков с антропологическими образцами. Было полутемно: в потолке тускло светились лишь немногие лампы. Шагая в ногу с Крофордом, расслабив плечи и думая о своем, словно на прогулке в университетском городке, Старлинг вдруг почувствовала, что Крофорду хочется положить руку ей на плечо. Что он и сделал бы, если такое вообще можно себе представить.

Она ждала, заговорит ли он. Не дождавшись, остановилась и так же, как он, засунула руки в карманы. Теперь они стояли друг против друга среди ящиков с безмолвными костями.

Крофорд откинулся назад и оперся затылком о шкаф; втянув носом воздух, он произнес:

— Кэтрин Мартин, по всей вероятности, еще жива.

Старлинг кивнула и продолжала стоять, не поднимая на Крофорда глаз: может, ему легче будет говорить, если она не станет смотреть на него. Он вроде бы сохранял присутствие духа, но что-то, казалось, держит его в страшном напряжении. На минуту Старлинг подумала: «Может, у него жена умерла? А может, день, проведенный с матерью Кэтрин, так на него подействовал?»

— В Мемфисе нам практически ничего выяснить не удалось, — сказал Крофорд. — Он, я думаю, захватил ее на стоянке. Никто ничего не видел. Она вошла в квартиру, а затем почему-то снова вышла на улицу. Она не собиралась пробыть там долго — дверь оставила открытой и опустила защелку, чтоб дверь не захлопнулась. Ключи оставила на телевизоре. В квартире никто ничего не тронул. Я не думаю, что она там долго пробыла. Она даже до автоответчика в спальне не успела дойти. Он все еще мигал, когда ее растяпа дружок вызвал наконец полицию. — Крофорд, сам того не замечая, опустил руку в лоток с костями и тут же резко ее выдернул. — Словом, Старлинг, она у него в руках. Телевидение и радио согласились не сообщать в вечерних новостях, сколько ей еще осталось, доктор Блум считает, это только подстегнет преступника. Но все равно парочка бульварных газетенок будет вести отсчет.

Во время одного из предыдущих похищений одежда, разрезанная на спине, была обнаружена очень скоро, так что личность жертвы удалось установить, когда девушка была еще жива. Старлинг помнила такие сообщения: «отсчет оставшихся дней» в черной рамке на первых полосах бульварных газет. Труп всплыл через восемнадцать дней.

— Так что Кэтрин Бейкер Мартин ждет в зеленой гостиной Буффало Билла, Старлинг, и у нас в лучшем случае — неделя. Это самое большее, что у нас есть. Блум считает, что периоды между похищением и убийством у него сокращаются.

Для Крофорда столь длинная речь была совершенно необычна. «Зеленая гостиная» показалась неуместным театральным штампом. Старлинг все ждала, когда же он подойдет к сути дела. И наконец дождалась.

— И все же на этот раз, Старлинг, на этот раз нам, может быть, улыбнется удача.

Она взглянула на него исподлобья, веря и не веря.

— Мы нашли еще одно насекомое. Ваши знакомцы — Пилчер и… этот, второй…

— Роден.

— Они сейчас этим занимаются.

— Где оно было? В Цинциннати? Вы имеете в виду ту девушку в морге?

— Нет. Идемте, я покажу вам. Посмотрим, что вы скажете об этом.

— К энтомологам в другую сторону, мистер Крофорд.

— Я знаю, — ответил он.

Они завернули за угол и подошли к двери с надписью «Антропология». Сквозь матовое стекло лился свет и доносились голоса. Старлинг вошла.

Трое мужчин в белых лабораторных халатах работали у стола в центре комнаты под яростным светом бестеневой лампы. Старлинг не было видно, чем они заняты. Джерри Барроуз, Отдел криминальной психологии, из-за спин мужчин смотрел, что они делают, и одновременно вел записи в своем блокноте. В комнате стоял знакомый приторный запах.

Затем один из мужчин отошел, чтобы положить что-то в раковину, и все стало четко видно.

В лотке из нержавеющей стали на рабочем столе лежал «Клаус» — отрезанная голова, которую она, Старлинг, обнаружила в боксе на складах Сплит-сити.

— У Клауса в горле тоже оказалось насекомое, — сказал Крофорд. — Минуточку, Старлинг. Джерри, вы разговариваете с аппаратной?

Барроуз читал свои записи в телефонную трубку. Он закрыл микрофон ладонью и ответил:

— Ага, Джек, они там сейчас заканчивают с фотографиями по Клаусу.

Крофорд отобрал у него трубку.

— Бобби, не дожидайся, пока Интерпол раскачается. Возьмись-ка за факс и передай фотографии вместе с результатами медэкспертизы во все Скандинавские страны, в Западную Германию и Нидерланды. Не забудь сообщить, что Клаус, возможно, беглый матрос торгового флота. Скажи, что их органы здравоохранения могут затребовать сведения о переломах лицевых костей. Уточни: скуловых костей. Обязательно передай карты полости рта как общую, так и детальную. Нам сейчас сообщат возраст, но подчеркни, что это — приблизительные данные, они основаны лишь на черепных швах. — Он возвратил трубку Барроузу. — Где ваши вещи, Старлинг?

— Внизу.

— Насекомое обнаружили в Университете Джонса Хопкинса, — сказал Крофорд, когда они остановились у двери в лифт. — Они обследовали голову для Балтиморской окружной полиции. В горле нашли то же, что у той девушки в Западной Вирджинии.

— Точно как в Западной Вирджинии?

— Вы тогда попали в точку. Они обнаружили его сегодня вечером, около семи. Балтиморский районный прокурор позвонил мне в самолет. Они переслали все в Смитсоновский — Клауса и все прочее, — чтобы мы могли сами увидеть его in situ[40]. Им также нужно узнать мнение доктора Эйнджела о возрасте Клауса и сколько лет ему было, когда он повредил скулу. Они консультируются в Смитсоновском, как и мы.

— Секундочку, мне надо разобраться. Вы хотите сказать, Буффало Билл мог убить Клауса? Столько лет тому назад?

— Вам это кажется притянутым за уши? Слишком удачным совпадением?

— В данный момент — да.

— Ну пусть переварится чуть-чуть.

— Доктор Лектер сообщил мне, где найти Клауса, — сказала Старлинг.

— Да.

— Доктор Лектер сказал, что его пациент Бенджамин Распай утверждал, что это он убил Клауса. Но доктор Лектер сказал еще, что это, как он полагает, могла быть случайная эротическая асфиксия.

— Именно так он и сказал.

— Вы считаете вполне возможным, что доктор Лектер точно знает, как умер Клаус, и что ни Распай, ни эротическая асфиксия тут ни при чем?

— У Клауса в горле обнаружено насекомое. У девушки из Западной Вирджинии в горле обнаружено насекомое. Я никогда и нигде не встречал ничего подобного. Не читал. Не слышал. О чем вы думаете?

— Я думаю о том, что вы сказали мне, — взять вещи на два дня. Вы хотите, чтобы я порасспросила доктора Лектера, верно?

— Он разговаривает только с вами, Старлинг. — Лицо Крофорда было таким печальным, когда он произнес: — Возражений, я так понимаю, нет.

Она покачала головой.

— Поговорим по дороге в психиатричку, — сказал он.

0

20

19
У доктора Лектера много лет была обширная психиатрическая практика, прежде чем мы его взяли, — сказал Крофорд. — Он провел уйму психиатрических экспертиз для судов в штатах Мэриленд и Вирджиния, да и в некоторых других, по всему Восточному побережью. Он видел столько психически ненормальных преступников, что нам с вами и не снилось. Кто знает, кого из них он пустил гулять по свету, просто так, для забавы? Поэтому он может быть в курсе. Это — одна возможность. Кроме того, Распай был для него не только пациент. Они приятельствовали. Да и на лечебных сеансах Распай многое ему рассказывал. Может, он от Распая узнал, кто убил Клауса.

Крофорд и Старлинг сидели лицом друг к другу на вращающихся креслах в фургоне наружного наблюдения. Машина летела на север по федеральному шоссе номер 95 в направлении Балтимора; до города оставалось шестьдесят километров. Джефф в водительской кабине явно получил указание гнать изо всех сил.

— Лектер предлагал мне свою помощь, но я не желал иметь с ним никакого дела. Он мне уже как-то помогал. Ничего толкового не сообщил, зато помог Уиллу Грэму получить несколько ножевых ран в лицо. Позабавиться захотел наш доктор. Но насекомое в горле у Клауса, насекомое в горле той девушки… Это нельзя оставить без внимания. Алан Блум никогда не слышал о столь специфическом приеме. Я тоже. А вы, Старлинг, когда-нибудь раньше встречались с подобным? Вы учились позже меня. Я подотстал.

— Нет, никогда. Другие предметы вкладывали, это да. Насекомых — нет.

— Прежде всего, две вещи. Первое: мы исходим из того, что доктор Лектер действительно знает нечто конкретное. Второе: мы не должны забывать, что Лектер во всем ищет лишь возможность позабавиться. Всегда помните об этом. Он должен хотеть, чтобы Буффало Билла поймали, пока Кэтрин Мартин жива. Любые обещания льгот и развлечений должны основываться именно на этом. Пригрозить ему мы ничем не можем: у него отобрали книги и удобный стульчак. Так что он ничего не боится.

— А если просто обрисовать ему ситуацию и предложить что-то, скажем камеру с окном; он ведь об этом просил, когда предлагал помочь.

— Он предлагал помогать, Старлинг. Он не предлагал доносить. Донос не даст ему возможности покрасоваться. Вы сомневаетесь. Вам нужна правда. Слушайте: Лектеру некуда торопиться. Он наблюдает за происходящим, как за бейсбольным матчем. Если мы попросим его назвать убийцу, он станет тянуть время. Может, и согласится, но не сразу.

— Даже за вознаграждение? Если получит что-то такое, чего ему не дадут, если Кэтрин Мартин погибнет?

— Допустим, мы скажем ему, что знаем, что он располагает информацией, и ждем от него доноса. Он сочтет, что всего забавнее сыграть в забывчивость, притвориться, что пытается вспомнить, и будет тянуть так неделю за неделей, подогревая надежды сенатора Мартин. Ее дочь тем временем погибнет, а он потом будет так же мучить еще одну мать, потом еще одну, подогревая их надежды и каждый раз обещая, что вот-вот вспомнит. И это для него куда интереснее, чем получить возможность смотреть в окно. Он этим и живет. Этим питается. Я вовсе не считаю, что, становясь старше, мы делаемся мудрей, Старлинг. Но мы учимся более успешно ерзать на горячей сковороде. Умение лавировать — вот что нам здесь понадобится более всего.

— Значит, доктор Лектер должен думать, что мы обращаемся к нему исключительно из-за его теоретических знаний и богатого опыта? — спросила Старлинг.

— Точно.

— Зачем же вы мне все рассказали? Не лучше ли было послать меня, пока я ничего не знала?

— Хочу, чтобы мы были на равных. Когда-нибудь вы будете поступать точно так же со своими подчиненными. Ни одна другая манера общения долго не работает.

— Значит, не следует упоминать о насекомом в горле у Клауса? О связи между Клаусом и Буффало Биллом?

— Нет. Вы пришли к нему снова, потому что поражены его предсказанием о том, что Буффало Билл начнет снимать скальпы. И это после того, как я и Алан Блум высказали иную точку зрения. Я считаю, что вы вполне можете сыграть на этом. Вам пообещали добиться кое-каких послаблений. Привилегий, каких может добиться только лицо, наделенное высокими полномочиями. Сенатор Мартин. Лектер должен поверить. Ему нужно спешить, так как обещание утратит силу с гибелью Кэтрин. Если это случится, сенатор потеряет к нему всяческий интерес. И если Лектер потерпит неудачу, это случится только потому, что он вовсе не такой изворотливый и умный, чтобы оказаться способным выполнить то, что сам предложил сделать. А не потому, что скрыл что-то от нас, нам назло.

— А сенатор Мартин действительно утратит интерес?

— Лучше будет, если вы на суде, поклявшись на Библии, сможете показать, что не знали ответа на этот вопрос.

— Ясно.

Значит, сенатору Мартин ничего не сообщили. Чтобы принять такое решение, нужны были воля и мужество. Значит, Крофорд боится, что Рут Мартин может вмешаться и обратиться к доктору Лектеру. А это было бы непоправимой ошибкой.

— На самом деле ясно?

— Да. Как он может навести нас на след Буффало Билла, не показав, что ему известны конкретные факты? Как он сумеет ответить нам, опираясь «исключительно на теоретические знания и богатый опыт»?

— Не знаю, Старлинг. Он долго думал: этого времени Буффало Биллу хватило на шесть жертв.

Телефон в машине зажужжал, замигал глазок: начались звонки, заказанные Крофордом через диспетчерскую ФБР.

Минут двадцать он беседовал с людьми, которых знал лично: с полицейскими чинами из Государственного полицейского управления Голландии, с лейтенантом шведской технической полиции и с шефом правительственных полицейских органов Дании, и весьма удивил Старлинг, легко перейдя на французский, когда разговаривал с ночным дежурным в Управлении бельгийской криминальной полиции. И каждый раз он делал особый упор на то, что опознать Клауса и всех, кто с ним связан, следует как можно скорее. Каждое из этих ведомств, несомненно, уже получило запрос по телексу Интерпола, но вот такие звонки старым друзьям гарантировали, что запросы не будут отложены в долгий ящик.

Старлинг видела: Крофорд предпочел эту машину из-за особой системы связи, обеспечивавшей невозможность подслушивания. Но было бы легче и удобнее делать все это из собственного кабинета. Здесь ему приходилось вести записи на узеньком столике в тусклом свете бокового плафона, и его блокнот подпрыгивал каждый раз, когда колеса попадали на залитые гудроном стыки покрытия шоссе.

Служебный опыт Старлинг был невелик, но она прекрасно понимала, что для начальника отдела поездка в машине наружного наблюдения по поводу вроде сегодняшнего — дело вовсе необычное. Ведь он мог прекрасно проинструктировать ее по радиотелефону. И она была счастлива, что он этого не сделал.

Старлинг чувствовала, что тишина и спокойствие, царившие в машине во время этой поездки, время, выделенное на то, чтобы задание выполнялось четко и без суеты, достались дорогой ценой. Телефонные беседы Крофорда убедили ее, что она не ошиблась.

Сейчас он говорил с Директором ФБР. Директор был у себя дома.

— Нет, сэр. Они что, все уже прокатали? Сколько? Нет, сэр. Нет. Никаких подключений. Да, это моя рекомендация. Томми, я настаиваю. Я не хочу, чтобы ее разговор записывался. И доктор Блум тоже так считает. Он застрял в чикагском аэропорту — туман. Вылетит, как только развиднеется. Хорошо.

Затем Крофорд звонил домой, разговаривал с ночной сиделкой — коротко, односложно. Закончив разговор, он с минуту сидел, глядя в окно фургона; рука с зажатыми в пальцах очками лежала на колене, а лицо его казалось странно обнаженным в бегучем свете встречных огней. Но вот он надел очки и повернулся к Старлинг.

— Нам дали на Лектера три дня. Если не добьемся результатов, за него примется Балтиморская окружная. Они семь потов с него сгонят, пока не вмешается суд.

— В прошлый раз с них самих семь потов сошло. А доктор Лектер и лба ни разу не утер.

— Что он им подарил тогда? Бумажную курочку?

— Да, курочку.

Смятая курочка из плотной бумаги так и осталась у нее в сумке. Она разгладила птичку и заставила ее клевать.

— Я не виню балтиморцев — он ведь их заключенный. Если всплывет труп Кэтрин, им нужно будет доказать сенатору Мартин, что они сделали все возможное.

— А как сенатор Мартин?

— Молодцом, но ей очень трудно. Она умная, твердая женщина, весьма здраво мыслит. Вам, Старлинг, она может понравиться.

— А Университет Джонса Хопкинса и Балтиморский отдел по расследованию убийств смогут промолчать о насекомом в горле Клауса? Можем мы рассчитывать, что это не попадет в газеты?

— В ближайшие три дня не попадет.

— Представляю, каких трудов это стоило.

— Мы не можем доверять Фредерику Чилтону. Да и никому другому в этой лечебнице, — сказал Крофорд. — То, что известно Чилтону, — известно всему миру. Чилтон не может не знать о вашем появлении в больнице, но ваш приход туда вызван лишь желанием помочь Балтиморской полиции закрыть дело Клауса. Это не имеет никакого отношения к Буффало Биллу.

— И я занимаюсь этим в такой поздний час?

— А я не даю вам другого времени заниматься этим. Теперь вот еще что. Сообщение о насекомом, обнаруженном в Западной Вирджинии, появится завтра в утренних газетах. Контора коронера в Цинциннати вынесла сор из избы, так что это уже не секрет. Можно использовать это в разговоре с Лектером. Как профессиональную тайну. Да если бы и действительно тут была тайна, какое это может иметь значение, если он не знает, что мы нашли такое же в горле у Клауса?

— А что мы можем ему предложить?

— Я как раз это и прорабатываю, — ответил Крофорд и протянул руку к телефонной трубке.

0