ДЖИНО. 1937

Поездка не принесла Джино никакого удовольствия, а свадебная церемония — и того меньше. Он едва мирился с присутствием Синди в номере отеля, и после происшедшей между ними безобразной ссоры супруги прежде времени вернулись в Нью-Йорк, почти не общаясь друг с другом.
Синди кипела от негодования. Своим поведением Джино лишний раз подтвердил: она для него не более чем вещь, нечто вроде его костюмов или машин. Ну конечно же, он этого не говорил. Однако она и так знала, сама. Он позволил себе смеяться над ней — по его мнению, она в присутствии других гостей корчила из себя дурочку. Идиот! Что он понимает? Да каждый ее новый знакомый там до сих пор, наверное, пачкает по ночам простыни.
— Тебе не следовало бы одеваться во все белое, — заметил он.
— Это почему же?
— В белом должна была быть только невеста.
— Вот как? Кто это сказал?
— Это я говорю. Есть определенный этикет или нечто вроде него.
— Этикет! Этикет! А я и не знала, что тебе известно такое слово.
Плюх'. Впервые за все время, что они были вместе, Джино ударил ее. Она набросилась на него, как дикая кошка: кусаясь и царапаясь.
Отшвырнув Синди от себя, Джино вышел, оставив ее в тишине и одиночестве, а сам в ближай-шем баре напился в стельку. На него это было непохоже. Обычно он гордился тем, что всегда в со-стоянии контролировать свои чувства и оставаться трезвым. Но сейчас ему было не до этого. Синди! Она посмела выставить его на посмешище, подобно последней шлюхе крутя своим передком на виду у собравшихся! Плюс еще этот Франклин Дзеннокотти, давший понять, что видит в нем все того же маленького шпаненка, не способного отличить дерьмо от конфетки.
И в довершение всего — Леонора. Он давно уже преодолел в себе эту боль — во всяком случае, он был в этом уверен. Так нет же. Стоило ей только появиться, как сам облик ее вновь всколыхнул забытую горечь.
Она была такой холодной и неприступной, как будто это он совершил в отношении нее нечто ужасное, а вовсе не наоборот. Это никак не укладывалось в его голове.
Он дождаться не мог возвращения в Нью-Йорк.
Прожевав зубок чеснока, Алдо сказал:
— Слава Богу, что ты наконец вернулся. Джино расхаживал по офису, в каждом шаге чувство-валась распиравшая его злость.
— Господи! Уехал всего на несколько дней, возвращаюсь и что же тут нахожу? Кучу дерь-ма! — Голос почти срывался в крик. — Ты что, сам ничем не в состоянии управлять?
В лицо Алдо бросилась краска.
— Неприятностей никто не ожидал, все шло очень гладко.
— Как же. Я потратил на смазку столько, что, казалось, мог бы быть уверенным в этом. — Ку-лак Джино с размаху опустился на стол. — Где этот долбаный Парнишка?
— Ему здорово досталось, Джино. Они хорошенько поработали над ним.
Взгляд Джино сделался совсем тяжелым.
— Тупоголовые идиоты. Почему это он выехал один?
— Как обычно.
Да. Джэкоб Коэн. Джейк. Парнишка. Ему нравилось все делать по-своему. Быть независимым. Быстрым и опасным. Может, чересчур быстрым.
— Доложи-ка еще раз факты, — приказал он Алдо.
— Я же говорил тебе…
— Повтори.
Алдо не стал спорить. От Джино шли волны едва сдерживаемой ярости.
— Деньги он собирает по субботам, как всегда. Так вот, он садился в свою машину на Сто пят-надцатой улице у кондитерского магазинчика…
— Гамбино? — перебил его Джино.
— Да. В общем, когда он садился за руль, на него сзади напали трое…
— И он никого не видел?
— Нет. Его повалили, зверски избили, отняли сумку с деньгами и бросились бежать.
— Куда?
— Что?
— В каком направлении? Алдо пожал плечами.
— Этого я не знаю.
— Мои шестьдесят тысяч, а ты не знаешь.
— Мне известно только то, что рассказал мне сам Парнишка.
— Он явился прямо сюда?
— Да. Весь в крови, его трясло. Я велел Реду отвезти его домой.
— Успокоить и налить стакан горячего молока? Алдо почувствовал себя сбитым с толку.
— Парнишка работает с нами уже семь лет. Неужели ты ему не доверяешь?
— Я верю только в одно: раз в неделю я должен получать деньги. Вот себе я в этом вопросе до-веряю.

С отсутствующим видом он кивнул. Что тут можно было сказать? Что лучше бы им запереть этого сукина сына за решеткой навеки?
— Джино? — Вера дернула его за рукав. — Я знаю, что у тебя с ним никогда не ладилось…
Ха! Как удачно она научилась строить фразы.
— ..но мне очень важно, чтобы вы сейчас нашли общий язык. Паоло переменился — такая от-сидка кого хочешь заставит измениться, — Она смолкла, набрала в грудь побольше воздуха и про-должила:
— Он восхищается тобой. Только о тебе и говорит. Он гордится тобой, понимаешь, гордится!
Конечно. Еще бы. Не дурак же он, в конце концов, понимает, с какой стороны бутерброда на-мазано масло.
— Мне показалось, — в голосе Веры стали слышны нотки сомнения, — что вы помиритесь друг с другом и сможете встретиться, чтобы поговорить. — Она заговорила быстрее. — Ему нужна какая-нибудь работа, и чем быстрее, тем лучше. А теперь, когда Джейк сделал ноги…
Внезапно до Джино дошло, что именно она старается ему внушить.
— Выбрось это из головы, — сказал он решительно. — Забудь об этом.
— Оставь, Джино, не нужно так. Он же твой отец. Хоть что-то это для тебя значит?
С чистой душой Джино мог бы сказать — ничего.
— Когда он выходит? — холодно спросил он.
— Через пару недель.
— Как я понимаю, ты заберешь его к себе?
— Конечно.
Он покачал головой.
— У тебя совсем не осталось мозгов, Вера, ты знаешь об этом? Знаешь, что будет дальше? Ста-нешь целовать ему руки, пока он снова не набросится на тебя с побоями…
— Говорю тебе — он стал другим человеком.
— Посмотрим. К себе его не подпускай. Ни видеть его, ни слышать о нем я не хочу.
Вера пристально взглянула на него.
— А знаешь, временами ты превращаешься в бессердечного выродка.
— Знаю. А как, ты думаешь, я добился всего того, что сейчас имею?
С этими словами он двинулся дальше, цепким взглядом окидывая помещения клуба, проверяя, все ли идет как следует. Кивком приветствуя знакомых и друзей. За одним из столиков Джино заме-тил Пчелку с подругой в компании двух джентльменов. Увидев его, Пчелка отвела глаза.
Джино тут же вспомнил, как она стояла перед ним — в чулках и туфлях на высоком каблуке. Ее гладкое белое тело. Уж лучше бы она сказала ему о своей заразе еще до того, как начала раздеваться. Груди у нее хорошей формы. Очень хорошей.
Он остановился около девушки по прозвищу Америка. Волосы цвета воронова крыла и длин-ные ноги. Как-то однажды он оказал ей честь. Впечатление осталось не слишком памятным, но вполне приемлемым. Склонившись к ее уху, негромко сказал:
— Я подвезу тебя сегодня вечером домой. Зайдешь ко мне в кабинет в двенадцать. Девушка зарделась.
— Да, сэр!
Ее память была явно лучше.
Шлюхи. Десять центов дюжина. Независимо от того, одеты ли они в туалеты от Живанши или в жалкие обноски.
Надев красное шелковое платье, Синди тем самым решила бросить вызов собиравшемуся у Дьюков обществу. Глубокое декольте и полностью открытая спина. Пышную прическу украсил на виске искусственный цветок красного же цвета.
Джино промолчал, но его взгляд, искоса брошенный на жену, сказал все.
Ей было наплевать. Поправив перед зеркалом волосы, Синди с отчаянной решимостью броси-лась завоевывать сердца мужчин.
Клементина — воплощение вкуса, одетая в классическое черного атласа платье, отвела Джино в сторону.
— Мне кажется, тебе нужно поговорить со своей супругой, — шепнула она. — Маленькая Синди, похоже, пустилась во все тяжкие.
— Ты так думаешь? — Он равнодушно повел головой в направлении занятой оживленной бе-седой Синди. — Если ей хочется приятно провести время, то меня это нисколько не волнует.
Клементина сдержала рвущееся из нее раздражение.
— А должно бы волновать. Ее поведение касается и тебя. Она же тебя выставляет идиотом.
— Вот как? В таком случае, кем ты выставляешь Освальда?
Ровный тон давался ей с усилием. Джино, этот подонок, пытался давить на нее — на нее, всегда подчинявшую себе других!
— Это совсем другое дело.
— Почему?
— Ты и сам знаешь почему.
— Да, я знаю. Но мне казалось, что это хорошо охраняемый секрет — то, что твой муж — го-мик.
— Не произноси этого слова.
— Оно же тебе нравилось.
— Нравилось. А тебе нравилось проводить свое время со мною. Что случилось, Джино? Он по-жал плечами.
— Я был в отъезде. Тебе это известно.
Да. Ей это известно. Как было еще до его отъезда известно то, что он избегает ее. До сих пор ни один мужчина не пытался еще избегать Клементины Дьюк. Пока ей самой, конечно, этого не хотелось.
Желание продолжать разговор у нее пропало, — Сигарету, — холодно потребовала она.
— Нет ни одной. Могу предложить тебе сигару. Она смерила его презрительным взглядом. Ко-ротышка с кукурузиной. Не будь он так необходим Освальду и ей самой, мести бы ему улицы за де-сять центов в день. А ведь они дали ему все. Ввели в общество. Научили себя вести. Сделали челове-ком.
С пронзившим ее чувством горечи Клементина вдруг осознала, что любит его. Любовь — это вовсе не клубника со сливками. Любовь — это ревность, стремление обладать и выворачивающая душу жалость к себе самой.
Она ему больше не нужна. Это было правдой, точно такой же, как и то, что Освальд — гомик.
— Джино, — с напряжением в голосе произнесла Клементина, — Освальд хочет обсудить с то-бой один вопрос. Если только тебя это не слишком затруднит, то, возможно, ты согласишься подъе-хать сюда завтра к десяти утра, он будет ждать тебя в своем кабинете. Дело это… очень личное. А мы с Синди в это время пройдемся по магазинам.
Джино удивился. Что же это за дело, личное настолько, что о нем нельзя поговорить в городе?
— Хорошо, — коротко ответил он.
— Так… Ну, мне нужно показаться гостям… Ты извинишь меня, я знаю.
Он смотрел ей вслед. Умопомрачительная шлюха.
Краем глаза Джино поймал веселящуюся Синди. Женщины красивее среди присутствовавших не было.
Джино и сам не мог объяснить, почему ни к той, ни к другой он не испытывал абсолютно никакого желания. Может, потому, что начал он слишком уж рано? Чересчур много женщин, вот он и пресытился — теперь даже один раз за ночь казался ненужным излишеством. Когда-то занятия лю-бовью представлялись ему увлекательной; волнующей игрой. И вот на смену этому волнению при-шла скука. Да. Скука.
Очень может быть, что в этом виноват он сам.
Джино усмехнулся. Вспомнил о Джейке. О том, как собирался с ним рассчитаться. На губах его появилась улыбка. У Парнишки были яйца! Это Джино по душе. Хорошее, мужское качество.
Да, так и будет. Сначала он преподаст Парнишке урок, а потом разрешит вновь вернуться в свою семью.
— Почему бы нам не пообедать? — в третий раз задал свой вопрос Генри Маффлин-младший.
Склонив головку набок, Синди кокетливо посмотрела на него.
— Просто мне неприятно будет видеть, как Джино разжует тебя и выплюнет.
— Смех один!
Теперь он уже не был тем зеленым юнцом, что увивался когда-то вокруг Клементины Дьюк. Угри прошли, и в тридцать один год он стал владельцем весьма приличного состояния, которое оставил ему не так давно умерший отец.
— Отлично сказано, Генри! — Она испытывала наслаждение, видя, как его глаза жадно шарят по ее груди.
— Я говорю с-с-совершенно с-с-серьезно! — упрямо твердил Генри. Несмотря на курс интен-сивной терапии, он так и не избавился от заикания. — Я хочу п-п-пообедать с тобой. Просто п-п-пообедать. Что в этом дурного, тем более что я обещаю вести себя прилично?
Синди вспомнила о докладе частного детектива. Листок с текстом она спрятала дома под мат-расом.
«Мистер Сантанджело вышел из клуба примерно в десять минут первого ночи. Его сопровож-дали двое мужчин, один из которых вел машину. Вместе с мистером Сантанджело вышла девушка — высокого роста, черноволосая. Они проследовали до…»
— Ну? — не отступал Генри.
— Хорошо, — согласилась Синди, удивляясь самой себе. — Почему бы и нет?
Генри просиял. В самом деле, почему бы и нет? Его переполняло ликование. Жена Джино Сан-танджело согласилась пообедать с ним. Конечно же, они отправятся в «Плазу». Цветы. Шампанское. И предусмотрительно заказанный наверху номер. Или — так, может, даже лучше — пообедать уже в номере?
— В понедельник? — с волнением спросил он.
— Вторник. — Синди и самой было интересно, с чего это ее так понесло, но тем не менее она решила быть последовательной до конца.
— Великолепно.
— Я думаю. Она хихикнула.
Джино расхаживал по кабинету. На память пришла их первая встреча в этой самой комнате — Освальд показался ему тогда недалеким простачком. Да-да, наивным, как ягненок.
Он взял со стола серебряный нож для бумаги, небрежно подбросил на ладони, как бы взвеши-вая. В этот момент вошел сенатор.
— Вечер вчера был на славу, — бодро заметил Джино. Освальд кивнул. Набрякшие под глаза-ми тяжелые мешки, казалось, тянули его лицо вниз. Он был явно не в настроении поддерживать светскую болтовню.

— Как насчет «Пенни сыплются с неба»?
— Как насчет чего-нибудь повеселее?
— Ну наконец-то ты заговорила по-человечески! Он энергично ударил по клавишам, и по залу поплыла ритмичная музыка, настоящий нью-орлеанский джаз, «Жестокая Ханна». Кэрри начала та-нец.
— Боже мой! — воскликнул режиссер. — Да это же настоящий стриптиз!
Бернард, сидевший рядом, выпрямился и застыл от удивления.
Это и в самом деле был стриптиз.
Раут у Клементины Дьюк.
Уэстчестер, 1928 год.
Он так и знал, что вспомнит — со временем.

ДЖИНО. 1937

Сидя за рулем своего черного «кадиллака», Джино нервничал. Синди на соседнем сиденье, по-добрав под себя ноги, повернула к нему голову.
— Что с тобой? Ты выпил, что ли?
— Какого черта?
— Ты ведешь машину, как сумасшедший.
— Долбаный сенатор. Думает, что он большая шишка. Меня еще никто не заставлял плясать под свою дудку.
— А кто говорит, что ты пляшешь?
Бросив быстрый взгляд на жену, Джино подумал о том, стоит ли ей рассказать все. Нет. С чего это он будет откровенничать о том, как его унизили, о том, как сенатор обошелся с ним — как с ка-ким-то дешевым наемным убийцей? Будучи в полной уверенности, что Джино ответит: конечно, с радостью, только скажите кого, где и когда. Какая насмешка!
— Ладно, ничего.
— Конечно, ничего. Поэтому-то мы и рвем оттуда когти, как двое преступников. Твоей бы де-вушке это наверняка не понравилось.
— Она не моя девушка. Я говорил тебе об этом сотни раз.
— Ну да. — Синди зевнула. — И прическу ей делает вовсе не Джин Харлоу.
Остаток пути они проделали в молчании. На себя Джино был зол не меньше, чем на всех ос-тальных. Ведь он так и не сказал «нет». Выслушав Освальда, он пообещал:
— Я могу устроить так, чтобы это было сделано. На что сенатор ответил:
— Ты сам должен сделать это. Об этом никто не будет знать. Дерьмо. Он сидел перед ним, как мальчик, он позволил этому педику обращаться с собой, как с ничтожеством. В конце концов Джино — бизнесмен, а не громила, зарабатывающий на жизнь пистолетом. И все же он сидел там и слушал, как Освальд излагает детали. Шантаж, естественно. На почве его сексуальных привязанностей. Дол-гая история.
Собственно говоря, сенатор Дьюк не сказал, что если Джино откажется, то будет уничтожен, но и непроизнесенные, эти слова, казалось, висели в воздухе.
Мог ли Джино выполнить просьбу сенатора? По-видимому. Возможности у него были. Конеч-но, подумав, решил Джино, глупо было с его стороны давать Освальду излишнюю информацию об этих своих возможностях. Но с другой стороны, как можно не давать? Сенатор управлял большинст-вом компаний, которыми владел Джино, его юристы заправляли всей документацией. Его брокеры занимались помещением капитала. Единственное, чего мистер Дьюк не знал, — это набитые деньга-ми сейфы чуть ли не в каждом городском банке.
Так что же делать? Отправить на тот свет вздумавшего заняться шантажом одного из партнеров Освальда? Но это значит дать сенатору еще большую власть над собой.
Или рискнуть и выбросить все из головы?
Джино находился в тупике.
Отвратительная неделя.
Но положение дел стало еще хуже.
Буквально на следующий день трое из его сборщиков денег подверглись нападению прямо на улице. Двое избиты, третий застрелен насмерть. Еще пятнадцать тысяч утекли в канализацию. Пар-нишка не терял времени даром.
Джино не пришлось долго раздумывать над решением. С Джейком все ясно. Поджарить его яй-ца — это одно. Позволить ему делать из Джино дурака — совсем другое.
В полдень ему позвонил Освальд.
— Так ты согласен? — услышал Джино в трубке его шепот.
— Да. Не беспокойтесь, все будет сделано.
Он справится с проблемой по-своему.
После того как Джино отпустил Реда и Косого Сэма по домам спать, он вывел из расположен-ного в подвале клуба гаража старенький «форд» и отправился по адресу, полученному от сенатора. Мотор работал безотказно. Так и должно быть — примерно раз в месяц Джино с удовольствием лю-бил сам тряхнуть стариной.
В адресе значилась Гринвич-Вилледж. Задворки. Оставив машину за квартал от нужного дома, Джино пошел дальше пешком. Внимательно изучил фамилии жильцов на доске со звонками. «З.Кинкайд, второй этаж».
Было два часа ночи, однако дом сотрясался от раскатистой лавины джаза.
Джино постучал. Дверь открылась немедленно, как будто молодой чернокожий ждал за нею его прихода.
Распахнув ее еще шире ударом ноги, Джино вошел в квартиру.
Не проронив ни звука, чернокожий испуганно забился в угол. Жесткие курчавые волосы в ди-ком беспорядке, взгляд наркомана. На губах ярко-красная помада, одет в цветастый домашний халат.
— Это ты Зефра Кинкайд?
— Кому я понадобился? — задал встречный вопрос парень странно высоким голосом, почти фальцетом.
— Ты? — Джино впился в него глазами.
— Да, — шепотом ответил парень.
— Мне нужны письма.
— Какие письма?
Сделав по-кошачьи мягкое движение, Джино схватил парня за горло и прижал его голову к стене, правым коленом нанес страшный удар в живот.
— Мне… нужны… письма… сенатора… Немедленно.
— Хорошо, — прохрипел чернокожий, корчась от ужаса и боли, — сейчас принесу.
Джино отпустил его, перевел дух. Инстинкт никогда еще не подводил его: нет никакой нужды убивать эту окаменевшую от страха мразь. Достаточно будет пары-тройки серьезных угроз, а потом посадить эту дрянь в поезд и вышвырнуть вон из города.
Трясущейся походкой парень подошел к стоящему в углу комнаты буфету. Джино лениво по-думал о том, где Освальд нашел, вернее сказать, подцепил этого типа. Где могли скреститься пути сенатора и какого-то чернокожего мальчишки?
Парень дернул на себя дверцу кухонного шкафа, и в то же мгновение из него выскочил с во-плем какой-то гигант футов шести ростом, в парике, бешено размахивая сжатым в кулаке ножом для разделки туш.
На какую-то долю секунды Джино парализовал страх. Но этой доли хватило маньяку на то, чтобы нанести удар.
Нож глубоко вошел в плечо.

— Замечательно. Просто великолепно. Вы, значит, оставляете меня здесь одну?
— Вы меня, конечно, простите, — донесся до них сверху голос их спасителя. — Может, мне лучше уйти? В здании еще шесть лифтов. И где-нибудь наверняка сидят люди, которые хотят, чтобы их вытащили.
— Мы тоже хотим, — с усмешкой проговорил Стивен. — Бросайте ваши веревки.
Прежде чем Дарио успел подняться, парень нелепо загреб руками и рухнул прямо на него. В ужасе Дарио вскрикнул, пытаясь оттолкнуть, отпихнуть от себя мертвое тело. Он трясся, тело била мелкая дрожь.
На негнущихся ногах Дарио доковылял до двери кухни. Он убил человека. Телефон. Немедленно связаться с Кастой.
Квартира освещалась только падавшим через окно лунным светом, которого однако хватило Дарио для того, чтобы добраться до телефона. Подняв трубку, он принялся исступленно тыкать пальцем в кнопки.
В этот момент до его слуха донесся какой-то шум — звякающий, царапающий звук у двери.
Кто-то пытался проникнуть в его квартиру.
Привлечь к себе внимание в переполненном людьми полицейском участке оказалось далеко не простым делом. Кто она такая, в конце концов? Еще одна черномазая морда в толпе себе подобных всего-навсего. Но Кэрри уже удалось взять себя в руки, и твердым, решительным голосом она принялась на ходу сочинять какую-то историю, в самом конце которой обратилась к слушавшему ее полицейскому с просьбой.
— Позвоните, пожалуйста, моему мужу, чтобы он приехал и забрал меня отсюда.
Полисмен кивнул. Звучало все довольно правдоподобно, а потом ее слова можно легко прове-рить. Кэрри повезло: он набрал номер, и не прошло и часа, как в помещение полицейского участка вошел Эллиот Беркли вместе со своим адвокатом. Как Кэрри и предполагала, муж был на грани бе-зумия. Через пятнадцать минут ее освободили, принесли извинения и проводили вместе с Эллиотом к его машине.
— Господь всеблагий! Ну и город! — не выдержал Эллиот. — Теперь они хватают жертв, ос-тавляя преступников разгуливать по улицам! — Тронув машину с места, он успокаивающе похлопал Кэрри по колену. — Представляю, что тебе довелось перенести! Ты уверена, что с тобой все в поряд-ке?
— Да, вот только уши…
— Не волнуйся, мы едем прямиком к доктору Митчеллу. Он сделает все, что нужно. Боже мой, я же места себе не находил, я…
Она не слушала его, размышляя над тем, каким будет следующий шаг шантажиста. Эллиот, не задумываясь, поверил ее истории. Ведь в ней, так или иначе, скрывалась и правда. Машина Кэрри действительно угнана, а саму ее ограбили. Выдумать пришлось лишь двух парней, севших к ней в машину на перекрестке Шестьдесят четвертой улицы, где она остановилась перед светофором. Это они, угрожая ей пистолетом, заставили везти их в Гарлем и выбросили там из машины. Кэрри очути-лась в центре неистовствовавшей толпы и была вместе с ней задержана и доставлена в участок. В высшей степени похоже на правду.
Эллиот осторожно вел «линкольн» по неосвещенным улицам, полным вышедшими на охоту любителями легкой наживы; там и здесь виднелись время от времени языки пламени.
— Ад какой-то! — бормотал себе под нос Эллиот. — Посмотри на них — настоящие животные. Слава Богу, что тебя арестовали. В участке все-таки безопаснее, чем на улицах. Подонки. Другой жизни они и не заслуживают.
Эллиот никогда не был либералом.
При мысли о том, что случится, если он вдруг узнает о ее прошлом, Кэрри вздрогнула.
— Какого черта!.. — взорвался Джино, пытаясь закрыть дверь.
— Интервью, мистер Сантанджело. — настаивал грубый мужской голос, чей обладатель успел сунуть свой ботинок в образовавшуюся между дверью и притолокой щель. — Прощу вас. Всего не-сколько слов.
За его спиной Джино увидел стюардессу Джилл, а рядом с ней какого-то типа с фотокамерой на груди. И дураку ясно, что эти двое в стельку пьяны.
— Вон! — зарычал Джино. — А ты убери свою ногу, если не хочешь, чтобы я оторвал ее.
Ничтожество с камерой подалось назад.
— Ты же говорила, что с ним легко будет поладить, — зашипел он на Джилл со злобой. Она пьяновато пожала плечами.
— Я обещала привести вас к нему, я вовсе не говорила, что он примет вас с поцелуями и рас-простертыми объятиями.
Они решили попытаться еще раз.
— Мистер Сантанджело, — обратился к Джино стоявший у двери, — поговорите со мной сей-час, тогда завтра вам не придется говорить с десятками моих коллег.
Джино в ярости хлопнул дверью. Для такого дерьма он уже слишком стар.

ДЖИНО. 1937

Первая мысль. Убить.
Его накрыла волна неконтролируемой черной ярости.
И боли, конечно. Но на боль можно не обращать внимания.
Заехать ополоумевшему маньяку коленом по яйцам.
И следить взглядом за тем, как парик его сползет на пол, а сам он начнет корчиться.
Подожди, не спеши, переведи дыхание.
Цветастый Халат бросается ему на спину, сзади.
Новая вспышка ярости.
Джино физически ощущал, как из раны струйкой течет кровь. Из горла рвались какие-то жи-вотные звуки.
Размазать эту мразь по стене. Увидеть его оскаленные зубы.
Пнуть ногой.
Кулаком.
Теперь одновременно.
Дотянуться до пистолета.
Вон он, на полу, между ними обоими.
Нажать на курок. Один раз. Другой.
Внезапно на Джино навалилась огромная тяжесть.
Кто-то тянет свои руки к его лицу.
Хлещет по щекам. Выцарапывает ногтями глаза.
Еще нажать на курок.
Всего один раз.
Пчелка крепко спала на одном краю удобной и широкой кровати, а Марко, ее семилетний сын — на другом.
Раздавшийся стук в дверь незаметно вошел в ее сон и стал его частью. Вот она в лодке, над нею ярко сияет солнце, и вдруг — акула! Она подплывает все ближе, ближе, челюсти ее смыкаются, она слышит стук… стук… стук…
Вздрогнув и проснувшись, Пчелка резким движением села в постели. Стук продолжался и на-яву. Она бросила взгляд на будильник — половина третьего ночи. Марк беззаботно спит, так и не вытащив изо рта большой палец. Пчелка поднялась, накинула на себя халат и босиком пошла к вход-ной двери.
— Кто там? — громким шепотом спросила она.
— Открой мне.
Она была почти уверена, что не ошиблась, но все же переспросила:
— Кто это?
— Джино Сантанджело.
Внутри у нее похолодело. Неужели в первый раз она так и не напугала его?
— Открой эту… долбаную дверь! — настаивал Джино.
Перед ней стоял выбор: впустить его и дать отпор здесь, или не впускать и потерять работу. Что предпочтительнее?
Работа ей была нужна.
С неохотой Пчелка отвела назад задвижку, и, прежде чем она успела потянуть на себя дверь, та раскрылась настежь. Стоявший за ней Джино без сил рухнул на пол прихожей.
— Господи! — Она сдавленно вскрикнула. — Что с вами такое?
Он был весь в крови, с головы до ног. Лицо представляло красную маску, пиджак можно вы-жимать.
Пчелка почувствовала, как ее охватывает панический страх. Однако здравый смысл все же взял верх, и она втащила неподвижное тело в прихожую, надежно закрыла дверь.
— Дай мне… выпить, — простонал Джино.
— У меня… У меня ничего нет. — От испуга она замерла.
— Да… Теперь вспоминаю… — Он едва слышно рассмеялся. — Ты — та самая… у которой… нет выпивки…
— Вам необходим врач, — твердо сказала Пчелка. — Кого мне вызвать? Он вновь застонал.
— Не нужно… никаких… врачей… Ты сама… можешь… позаботиться обо мне…
— Не могу.

— Скажем, мне просто удалось выжить. Зато я сохранила сына. Трогательно, правда?
— Правда всегда трогательна.
В их отношениях не было ничего чувственного, хотя когда дела Джино пошли на поправку, он не раз испытывал искушение.
— У тебя действительно был триппер? — спросил он однажды.
Она улыбнулась.
— Нет. Просто мне захотелось осадить тебя.
— Вот как? Почему?
— Кому же интересно стать одной из многих?
Ему вдруг захотелось схватить ее, затащить к себе в постель, но он быстро одумался. Ведь они друзья, зачем же все портить?
Через день после того как Джино покинул квартиру Пчелки, он послал ей конверт. В нем лежа-ли пятнадцать тысяч и записка. «Яз тебя выйдет прекрасная сиделка, — говорилось в ней. — Пять тысяч — как и было обещано, а десять положишь в банк на имя Марко».
Пчелка была поражена. Джино Сантанджело не причинил ей ни малейшего вреда. Память ее почему-то вернулась к убийству двух мужчин неподалеку от ее дома. Обнаружено оно было утром, а ночью, за несколько часов до этого, на пороге ее квартиры рухнул Джино — весь залитый кровью.
Первый обед с Генри Маффлином-младшим. Интересно.
Второй. Волнующе.
Третий. Ошеломляюще.
Четвертый. Немыслимое по своей интенсивности занятие любовью.
М-м! Какой экстаз! Генри Маффлин-младший влюбился, и Синди наслаждалась теперь каждой минутой, проведенной в его обществе.
Он оказался просто марионеткой, сработанной в кругах высшего света, и с радостью выделывал различные коленца, стоило ей лишь подергать за ниточки.
Ему доставляло удовольствие завалить ее драгоценностями, мехами и подарками попроще.
Ему нравилось угощать ее шампанским и черной икрой.
Ему хотелось, чтобы она развелась с Джино и вышла замуж за него, Генри.
Она взвешивала все «за» и «против».
Джино не обращал на нее ни малейшего внимания.
Генри боготворил ее.
Джино не брезговал ни одной юбкой.
Генри будет ей навсегда предан.
Джино разговаривал с ней, как с потаскухой.
Генри вознес ее на пьедестал.
В Джино не было никакого шика.
Генри представлял собой высший класс.
Само собой, Джино силен, решителен, у него привлекательная внешность.
Генри — все-таки немножко тряпка.
У Джино — власть и деньги.
У Генри — только деньги.
Джино — когда хотел — мог быть изумительным любовником.
Генри предстояло еще многому научиться.
Она могла бы ему в этом помочь. Почему бы и нет? Как это будет восхитительно — учить его пользоваться своими пальцами, языком, объяснять, что нужно делать с довольно-таки неуверенной эрекцией.
Она приняла решение — значительную роль сыграло в этом то, что, по словам Алдо, Джино пришлось неожиданно отправиться в тайную деловую поездку. Однако, согласно докладам нанятого ею детектива, Джино и носа не показывал из квартиры какой-то сучки в Гринвич-Вилледж.
Синди еще раз пробежала глазами строки доклада. Там утверждалось, что той ночью Джино посетил в Гринвич-Вилледж одну за другой двух шлюх. От первой он ушел покачиваясь, очевидно, пьяный, зато дыра меж ног у второй оказалась настолько засасывающей, что он до сих пор не в со-стоянии из нее выбраться. Выродок.
Ну ладно. Теперь ему уже не удастся делать из нее какую-то дурочку. Она даст ему развод и выйдет замуж за Генри.
И чем раньше, тем лучше.
Дома Джино ожидали несколько посланий с настоятельными просьбами сенатора срочно свя-заться с ним.
За рулем сидел Алдо. Когда в пять часов дня Джино переступил порог своего дома, то встрети-ла его только горничная.
— Где Синди?
Алдо пожал плечами и отвел взгляд. Уж он-то никак не хотел оказаться первым, кто должен со-общить Джино, что его жена разъезжает по городу с другим. Денно и сам скоро об этом узнает. Очень скоро.
— Эй, — повернулся Джино к горничной, — а где миссис Сантанджело?
От испуга та подпрыгнула. На лице хозяина она видела такое выражение, которое наполняло ее душу жутким страхом.
— Я… Я не знаю, сэр. Она не оставила никакой записки. Он нахмурился.
— Ты сказал ей, что я вернусь сегодня? — спросился Алдо.
— Да, я ей говорил. Может, если бы ты сам позвонил… ей не очень-то понравился твой… отъ-езд…
— Плевать мне, что там ей понравилось, а что — нет. Она моя жена, и должна быть здесь, черт бы ее побрал.
Алдо водил носком ботинка по полу. Видимо, все-таки стоило предупредить Джино о том, что происходит.
— Послушай, — начал он.
— Пойду-ка я лучше прилягу, — не дал ему закончить Джино. — Цифры у тебя с собой?
Алдо кивнул, сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил пачку бумаг.
— О Парнишке что-нибудь новое слышно?
— Ничего. Он лег на дно. Но когда-то ему все же придется подняться к поверхности. Не беспо-койся, мы разыщем его.
— Это кто же беспокоится?
Обед был изысканным. В номер принесли холодного омара, шампанское, клубнику со сливка-ми.
Генри Маффлин-младший снял в гостинице номер-люкс, приказал украсить его красными ро-зами, принести проигрыватель и набор пластинок с соответствовавшей моменту музыкой. После того как обед был закончен, он извлек из кармана небольшую коробочку, покрытую черным бархатом, но не торопился открыть ее.
— О Генри! — вскричала Синди. — Ты столько для меня значишь'.
На лице его расплылась довольная улыбка.
— Ты т-т-так добра ко мне, дорогая.
Она торопливо запихала в себя остатки омара, залпом прикончила бокал с шампанским, одну за другой проглотила лежавшие еще на тарелке ягоды.
— Ну, милый, — в волнении шептала Синди, — ну, давай же откроем ее!
— Д-д-да, конечно.
Глаза ее жадно сверкнули, пальцами Синди мертвой хваткой вцепилась в коробочку — так, на-верное, голодный щенок бросается на первую в своей жизни кость. Драгоценностей у нее хватало, но какая женщина скажет: все, достаточно?
Раскрыв коробочку, она обмерла, забыв закрыть рот. На строгом черном бархате гордо лежало удивительной работы кольцо. Огромный рубин в старинной оправе, украшенной бриллиантами и изумрудами. Своим великолепием кольцо затмевало все побрякушки, что были на сегодняшний день у Синди.
— О Боже, Генри, — выдохнула она. — О Боже мой'.
— Т-т-тебе нравится? — он с тревогой смотрел на нее.
— Нравится? Нравится это? Да я сейчас сойду с ума'.
Подскочив от восторга, она принялась осыпать его щедрыми поцелуями.
Синди тут же сунула свой пальчик в кольцо, начала крутить рукой в воздухе, любуясь игрой граней.
Это зрелище привело Генри в такое возбуждение, что он со всей доступной ему скоростью принялся освобождать от одежды свое тщедушное безволосое тело. Не прошло и минуты, как он сто-ял перед Синди абсолютно голым, причем и на этот раз его мужской признак был далеко не на высо-те.

Пришла и миновала полночь, а Синди все еще не было. Сотрясая воздух проклятиями, Джино расхаживал по квартире. Час ночи. Два. Три часа. Синди все нет.
В конце концов он не выдержал и заснул, его воображение во сне строило сцены предстоящей расправы. Чтобы его собственная жена вела себя как последняя проститутка? Невозможно! Вороча-ясь, Джино время от времени просыпался, чтобы бросить взгляд на часы. Ему снилась Леонора и Пчелка, Парнишка Джейк и Зефра Кинкайд. В семь утра он проснулся с ощущением пустоты в же-лудке, отлежав руку, в которой кололи тысячи иголок, наложенные на лицо швы ныли.
Горничная принесла ему черный кофе, стакан апельсинового сока и утренние газеты. Окруженный роскошью, Джино лежал и думал о бедной, но такой уютной квартирке Пчелки, где на завтрак подавались свежеиспеченные булочки и чай с молоком. А читали за завтраком не газеты, а Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Да-да. Именно у Пчелки Джино впервые взял в руки его книгу, это был «Великий Гэтсби», и прочел ее всю, от корки до корки. А потом еще раз. Чтение оказалось за-нятием не таким уж и паршивым. Джино даже удивился — почему он не пробовал этого раньше? Ему нравилось ассоциировать себя с Гэтсби — та же загадочность, то же одиночество.
Послышался звонок телефона. Голос Клементины, встревоженный и высокий.
— Слава Богу, ты вернулся.
Синди и Генри были увлечены спором.
— Но я х-х-хочу пойти с т-т-тобой, — настаивал он.
— Нет. — Синди не поддавалась.
— Т-т-твой муж меня не н-н-напугает.
— Я очень рада этому. Но должна тебе сообщить, что многих ему все-таки уже удалось напу-гать. Он груб и силен, от него можно всего ожидать.
— Н-н-но, Синди…
Она выпрыгнула из постели, потянулась, как гимнастка.
— А вот л могу с ним справиться, миленький мой. От меня можно ждать всего того же, что и от него.
Обнаженная, она принялась танцевать в номере, любуясь кольцом.
Генри уселся на кровати.
— Моей матери не терпится увидеть тебя. Я подумал, что в следующий уик-энд вам хорошо бы познакомиться.
Синди высоко подпрыгнула, бросив на Генри быстрый, полный одобрения, взгляд.
— Очень удачно. Сегодня утром я скажу Джино. А после обеда съеду от него. Потом мы с ним быстренько разведемся. Обещаю тебе.
« — 3-з-за-амечательно. Д-давай обратно в п-п-постель, крошка. Т-та-так сказать, посошок на дорожку.
Она усмехнулась. Никто бы не сказал, что она уже склоняла свою голову над его тщедушным телом. Забравшись в постель, Синди отбросила в сторону простыни, под которыми робко притаился его неуверенный в себе член. Честно говоря, Синди он казался весьма примечательным — очень длинный и тонкий, но ни силы, ни мужской твердости в нем не чувствовалось. Конечно же, не ее в этом вина. Осторожно и нежно она коснулась его губами.
— О-о! — простонал Генри. — О-о, Синди-и-и… О-о…
Джино в задумчивости положил трубку. Его черные глаза горели, когда он взял в руки газету и раскрыл ее на странице со светскими сплетнями, которую вел Уолтер Уинчелл.
Так оно все и было, в точности, как ему сказала по телефону Клементина. Ясным, отчетливым шрифтом, черным по белому. Чтобы все могли видеть и читать. И смеяться за его спиной.
«Синди Сантанджело, жена известного владельца популярного клуба Жеребца Джино Сан-танджело, провела вчерашний вечер за городом, на премьере „Грудных девочек“, в компании Генри Маффлина-младшего».
Это все, что было сказано.
И этого вполне достаточно.
В дикой ярости он бросил газету на пол.
Синди вернулась домой ровно в полдень. По полу негромко простучали каблучки ее туфель, чуточку более высокие, чем требовалось бы. С головы до ног она была укутана во все розовое.
Горничная приветствовала ее довольно-таки нервным поклоном.
— Мистер Сантанджело дома, мэм. В спальне.
— Благодарю вас, — Синди сопроводила свои слова величественным поворотом головы. — Остаток дня вы можете быть свободны.
Она направилась в спальню, исполненная готовности вступить в схватку. При виде Джино она вздрогнула.
— Что с тобой случилось?
— Попал в аварию.
— Черт возьми! — Она подошла ближе к постели, уставилась на его лицо. — Вид у тебя ужас-ный!
— Ты тоже не похожа на майскую розу. Где ты была? Она стряхнула с плеч меховую накидку.
— Ха! Он пропадает на десять дней, а потом спрашивает, где это я была. Выдержки, я вижу, те-бе не занимать.
Протанцевав к туалетному столику, она уселась перед зеркалом и осторожно начала снимать с себя маленькую меховую шляпку.
— Синди, — тихо и ласково, почти шепотом, позвал Джино, — а ты уже видела сегодняшние газеты?
Он перебросил ей газету, раскрыв предупредительно на странице Уолтера Уинчелла. Та упала к ее ногам.
Синди наморщила личико и поначалу решила не наклоняться за ней. Но любопытство все же пересилило, она протянула за газетой руку.
Читала она медленно, с усилием — никогда буквы не подчинялись ей с особой охотой. Но ко-гда Синди удалось разобрать в колонке свое имя, лицо ее осветилось быстрой довольной улыбкой. Она знаменита! Боже, о Боже!
Прочитав заметку, она аккуратно сложила газету и положила ее перед собой на столик. Может, пора заводить папку для вырезок?
Ее невозмутимость привела Джино в ярость.
— Ну? Как ты это объяснишь? И где ты провела всю эту ночь?
— С Генри, — спокойно ответила Синди. — И сегодняшний вечер я тоже собираюсь провести вместе с ним.

Впервые в жизни Бернард Даймс почувствовал, что влюблен.
Впервые в жизни он очутился в ситуации, когда не знал, как ему быть.
В субботу Золотцу исполнялся двадцать один год. Она договорилась о встрече со своим самым близким приятелем, Мелом. Тот обещал привести с собой своего друга Фредди Лестера. Представле-ние только что закончилось, а девушка, согласившаяся на вечер составить Фредди компанию, под-вернула, как назло, ногу и теперь беспомощно ковыляла по сцене.
Золотце с мольбой повернулась к Кэрри.
— Ну пожалуйста!
Кэрри в данной ситуации не представляла, как она может отказаться, не обидев подругу. Ведь сегодня же у Золотца день рождения. А потом, рано или поздно нужно учиться доверять себе самой: не проживет же она всю свою оставшуюся жизнь в добровольном затворничестве.
— О'кей, — с неохотой согласилась она.
— Мы чудесно проведем время! — с энтузиазмом воскликнула Золотце. — Мел — самый за-бавный парень из всех моих знакомых, и уж если он говорит, что с Фредди все в порядке, то можешь быть уверена — так оно и есть!
Кэрри кивнула. «В порядке». Любимое словечко Золотца, которым она пользуется, чтобы оха-рактеризовать любого мало-мальски прилично выглядящего парня. «В порядке». Но когда в комнате гаснет свет, все они становятся одинаковыми.
— Пожалуй, будет лучше, если я дам тебе какое-нибудь из своих платьев, — возбужденно про-должала Золотце. Развернувшись, она принялась внимательно рассматривать разбросанные по арти-стической уборной, которую они делили с еще четырьмя девушками, туалеты. — Эй, Сьюзи, ты не одолжишь Кэрри свою юбочку? А ты, Мейбл, свои туфельки, ну те, на высоченных шпильках? 0-очень прошу!
Золотце умела быть чертовски убедительной. Кончилось все тем, что Кэрри одели в узкую чер-ного цвета юбку, изящные туфли и белую блузку, которую сняла с себя сама Золотце.
— Гм. — Она отступила на шаг, чтобы окинуть подругу критическим взглядом. — Отлично! Дерзко и со вкусом. А волосы? Ты что, поклялась носить их только «конским хвостом»? Почему бы тебе не дать им просто упасть вниз?
Кэрри повиновалась. В самом деле, почему бы и нет?
Честно говоря, мысль провести вечер где-то, а не дома, изрядно волновала ее. Расчесав свои длинные, до пояса волосы, она скрепила их сбоку белым цветком.
— Ты выглядишь сногсшибательно! — не выдержала Золотце. — Не вздумай заигрывать с мо-им Мелом!
Негромкий стук в дверь возвестил об обычном субботнем визите мистера Бернарда Даймса. С улыбкой склонив голову, он вошел в комнату в самый разгар суматохи, подошел к Золотцу, вручил ей изящно упакованную и перевязанную картонную коробку.
Та тут же принялась разворачивать бумагу, сопровождая свои движения громкими охами и ахами, на самом же деле прекрасно зная о том, что в коробке — шоколад. Мистер Даймс никогда не забывал о днях рождения своих девушек и всякий раз дарил шоколад.
— М-м, — мечтательно протянула Золотце, — как вкусненько! Благодарю вас! — Она взмах-нула своими искусственными, непомерной длины ресницами. — Но от этого мы будем полнеть в самых неподходящих местах!
Бернард смотрел на Кэрри. Сейчас она выглядела совсем другой. Внезапно он понял, что, ско-рее всего, она оделась для того, чтобы отправиться повеселиться куда-то. Эта мысль разочаровала его, поскольку чуть раньше он решил, что сегодня вечером он все-таки пригласит ее поужинать вме-сте. Ну что ж… Если он ждал уже несколько месяцев, то неделя-другая не составят большой разни-цы.
Снаружи, у служебного входа в театр в волнении топтался Мел.
Его друг Фредди, привлекательный, знающий себе цену парень, проговорил:
— Надеюсь, что она будет не ниже шести футов. Мне всегда нравились высокие.
— Меня больше беспокоит, когда они появятся, — ото звался Мел. — Если она будет вроде Зо-лотца, то хватит и пары коктейлей, чтобы ты мог делать с ней все, что хочешь.
— Уже мет сил ждать! Второй день мучаюсь вождением!
Из дверей театра появились Золотце и Кэрри.
— Не забудь заказать шампанское, — прошептала она. — Дай им понять, что ты — девушка со вкусом. Мел и Фредди одновременно сделали шаг вперед.
— Привет, парни! — крикнула им Золотце изо всех сил стараясь походить на Мэй Уэст.
— С днем рождения, малышка! — Мел обнял ее и смачно поцеловал в губы.
Кэрри и Фредди осторожно изучали друг друга взглядами.
— Пошел прочь! — воскликнула Золотце, отталкивая Мела. — Ты слижешь всю мою космети-ку, теленок несчастный! — Она подмигнула Фредди. — Привет, меня зовут Золотце, если ты вдруг еще не знаешь. А это — Кэрри, та самая девушка, о которой ты все время мечтал. Ну и повезло же тебе!
Однако на лице Фредди не было заметно ни малейшего подтверждения этому. Он только кив-нул Кэрри, и все четверо направились к стоящей у тротуара машине Мела.
Когда Мел распахнул дверцы, Золотце немедленно устроилась на переднем сиденье, предоста-вив Кэрри возможность с комфортом усесться сзади. Фредди с Мелом стояли у машины.
— Что такое с тобой? — донесся до Кэрри голос приятеля Золотца.
— О Господи! — Фредди, видимо, казалось, что он говорит шепотом. — Да это же просто гута-лин!
— Ну так что? — невозмутимо отозвался Мел. — Ты что, никогда не слышал о торте с шоко-ладным кремом?
— Слышать-то слышал, но ни разу мне еще не приходилось пробовать его на глазах у всех.
— Да брось ты! — расхохотался Мел. — Давай-ка в машину!
Кэрри сидела, с тоской глядя в окно. В памяти все еще звучали эти отвратительные слова: «Гу-талин. Шоколадный крем».
В глазах ее появились слезы, две крупные капли беззвучно покатились вниз по щекам. Она от-вернулась к окну, так чтобы никто не смог видеть ее унижения.
Золотце на переднем сиденье весело болтала с Мелом. С натянутым видом Фредди сидел ря-дом. Кашлянув пару раз, он все-таки осмелился произнести первую фразу:
— Значит, вы с Золотцем живете в одной квартире?
— Да, — ответила Кэрри, надеясь на то, что голос ее звучит ровно. Ни в коем случае нельзя дать ему понять, что именно ее расстроило. Если он догадается, что Кэрри слышала их оскорбитель-ный для нее разговор, ситуация станет еще невыносимее. Она решила попытаться даже подыграть ему. — Знаете, у меня голова просто раскалывается от боли. Может, мне лучше отправиться домой?
— Ни в коем случае'. — решительно отозвалась Золотце. — Мне потребовалось полгода, чтобы вытащить тебя в компанию. Ты остаешься с нами! Так-то! Верно, Мел?
— Абсолютно!
Кэрри в отчаянии сникла на сиденье. Отступать было некуда.
Начали они в небольшом кафе на Пятьдесят второй улице. Группка музыкантов, шампанское.
Золотце пребывала в прекрасном настроении, оно переполняло ее. И когда Кэрри заявила, что хочет выпить фруктового сока, та выплеснула на нее целый шквал эмоций.
— Послушай, цыпочка. У меня сегодня день рождения, и я собираюсь от души повеселиться. Твоя длинная вытянутая рожа может нам все испортить. Ради Бога, выпей наконец шампанского и улыбнись!
Кэрри повиновалась. Она давно уже забыла вкус шампанского, хотя когда-то, когда Белый Джек находился в ударе, они пили его ведрами. Кэрри прикинула, что один бокал озорного шипучего вина не в состоянии будет заставить ее свернуть с избранного, такого правильного пути. И нужно же было, в конце концов, как-то дожить до возвращения домой.
За первым бокалом последовал второй, третий, потом они перебрались в другое заведение, где белый прохладный «дайкири» оказался таким вкусным, что она выпила по меньшей мере четыре коктейля. Ведь это же такой безобидный напиток, что от него может быть плохого?
К тому времени, когда четверка устраивалась уже «У Клемми», Кэрри распрощалась с послед-ними сомнениями. С Фредди они стали лучшими друзьями, весело смеялись, болтали, танцевали. А если его рука вдруг, как бы ненароком, задевала ее грудь, то Кэрри это ничуть не тревожило. Она чувствовала себя такой свободной. Такой живой. Впервые за долгие годы она могла бы честно ска-зать — да, я живу! я живу;
— Да ты просто чудо, ты знаешь это? — невнятно бормотал Фредди.
Обняв его за шею, она сцепила пальцы. Взгляды их встретились. «Гуталин» уже уплыл куда-то далеко-далеко, прочь из ее сознания.
— Спасибо, — тихонько поблагодарила Кэрри. Давно ей не приходилось слышать таких слов.
— Я говорю это совершенно серьезно, — убеждал ее Фредди, как будто она пыталась спорить с ним. — В самом деле.

В голове Кэрри по-прежнему играло шампанское. Она ощущала в себе силы и дотоле неизвест-ное могущество, и ей было хорошо. Ах, как хорошо. Джино Сантанджело не просто пользовался ею. И сама она не просто пользовалась им. Нет — оба они получали равное наслаждение.
Она лениво потянулась. Впечатление такое, что она родилась заново, что кто-то пришел и вы-бил из ее тела все долго копившееся напряжение и усталость.
— Машина моя внизу. Когда будешь готова, водитель доставит тебя домой, — просто сказал ей Джино. — Да, и вот тебе небольшой подарок. Купи себе что-нибудь такое.
Он протянул ей сто долларов. Он всегда давал женщинам, ложившимся в его постель, деньги в качестве подарка. В этом у него был пунктик, и ни одна еще не посмела отказаться. Даже гордячки из высших классов совали банкноту в сумочку, чтобы на следующий день забежать к Тиффани или Картье и купить себе на память о ночи с Джино Сантанджело «что-нибудь такое».
— Сукин ты сын! — Кэрри выпрыгнула из постели. — По-твоему, я — проститутка.
— Эй, ну конечно же нет…
— Как ты посмел! Как ты посмел'.
«Сумасшедшая какая-то — путается в своих тряпках и смотрит, как дикая кошка».
— Послушай-ка, если бы я считал тебя проституткой, ты получила бы обычную плату. Я дал тебе эти деньги в подарок.
— Мать твою! Будь я шлюхой, тебе пришлось бы заплатить мне гораздо больше!
Швырнув деньги ему в лицо, она стремительно вышла из комнаты.
В изумлении он покачал головой.
Женщины.
Никогда он не мог их понять.

КЭРРИ. 1938

Не повернув головы к ожидавшему ее в машине водителю, Кэрри зашагала вдоль Парк-авеню. От быстрой ходьбы голова прояснялась. В ушах вновь зазвучало «гуталин» и «шоколадный крем». Она почувствовала, как внутри поднимается дикая, первобытная злоба.
О чем, интересно, она думала, направляясь к столику Джино Сантанджело? Ну кто, кроме про-ститутки, может подсесть за столик к мужчине и ровно через полчаса оказаться в его постели?
Гуталин. Шлюха. Отвязаться от этих слов было невозможно. А ведь она так старалась начать новую жизнь. И вот пожалуйста — одна ночь — и снова нужно возвращаться туда, в самый низ лестницы. Почему, ну почему Золотце не остановила ее? И вообще зачем ей было отправляться куда-то с ней и ее вшивыми друзьями?
Она прошла пешком кварталов семь, прежде чем поймала такси. Шофер, окинув ее липким взглядом, предупредил:
— В Гарлем я не поеду, ласточка. Она холодно посмотрела на него.
— Я тоже, птенчик.
Это пришлось ему не по вкусу. Всю дорогу до Гринвич-Вилледж он хранил ледяное молчание.
Расплатившись, Кэрри преодолела три лестничных пролета, открыла ключом дверь квартиры. Она прошла в комнату и, пораженная, замерла: на ее кровати спал Фредди. На ее кровати. Она отка-зывалась верить своим глазам.
— Убирайся отсюда вон! — свистящим шепотом потребовала она, тряся его за плечо.
— Отстань, крошка, — пробубнил он пьяно, сделав слабую попытку открыть глаза. Было со-вершенно ясно, что ни вылезать из ее постели, ни тем более отправляться восвояси Фредди не соби-рался.
— Освободишь ты мою кровать или нет? — прошипела Кэрри.
— А почему бы тебе не присоединиться ко мне, а? Я ждал тебя всю ночь, — все так же невнят-но бормотал он.
— Чтоб ты сдох!
Фредди схватил ее за запястье.
— Брось, девочка, успокойся, ложись.
— Отпусти меня.
Он оказался на удивление сильным. Без особого труда ему удалось затащить ее в постель.
— Если ты тотчас не прекратишь, я закричу!
— Не стоит этого делать, солнышко мое.
Ладонью он зажал ей рот, не давая крикнуть и одновременно вдавливая ее голову в подушку. Другой рукой Фредди сорвал с нее юбочку и трусики.
Тело Кэрри обмякло. Сопротивляться она не могла, силы оставили ее.
Фредди понял это как приглашение к действию. Он расстегнул брюки, извлек свой член и при-нялся запихивать его в нее.
Из горла Кэрри рвались едва слышимые звуки. Ладонь Фредди не давала рыданиям вырваться наружу.
— Да у тебя там совсем влажно! — удивился он. — Готов поклясться, что тебе это нравится, а? А, киска? Ей хотелось отключиться, потерять сознание. Он убрал свою руку с ее лица, и она не за-кричала.
Дождавшись, когда он кончит, Кэрри почти спокойным голосом сказала:
— С вас тридцать долларов, мистер. Тридцать зеленых.
— Что? — не понял Фредди.
— Когда трахаешь шлюху, ей полагается платить, — холодно пояснила она. — Особенно когда трахаешь «гуталин».
— Но…
— Плати, или я заору, что меня насилуют. Он заплатил.
Кэрри не терпелось побыстрее съехать от Золотца, что она и сделала на следующий день, по-звонив в театр и сообщив режиссеру, что больше не придет на репетиции.
С единственным чемоданчиком в руке она ходила по соседним домам, задавая один и тот же вопрос — не сдаст ли кто ей комнату. Желающих не находилось. После того как двери стали захло-пывать перед ней, даже не дослушав до конца, Кэрри все поняла. Сев на автобус, она отправилась в другой, давно уже обжитый ею район города.
Гарлем выглядел еще более мрачно, чем обычно, но здесь была ее, так сказать, родина. Доволь-но быстро она нашла комнату и тут же завалилась спать. Денег у нее достаточно, чтобы протянуть месяца два ничего не делая, а только размышляя над тем, чем ей теперь придется заняться.
Через шесть недель Кэрри с удивлением поняла, что беременна. Это казалось и в самом деле странным, поскольку она давно уже привыкла считать, что не способна зачать.
— Ты просто бесплодна, — неоднократно внушал ей Белый Джек.
И вот теперь она носила в себе ребенка, не зная даже, кто бы мог быть его отцом.
Джино Сантанджело. Фредди Лестер. Любой из них. Она понятия не имела, что делать или к кому обратиться.

ДЖИНО. 1939

Пробормотав что-то во сне, Пчелка прижалась к Джино. Она была без трусиков — ему нрави-лось, когда делившие с ним постель женщины были полностью обнажены.
Она так и жила в своей квартирке в Гринвич-Вилледж, но кое-какие перемены все же произошли. Джино купил целиком весь дом. Квартиру расширили, теперь в ней была отдельная спальня для Марко и просторная кухня, где Пчелка могла без помех готовить его любимые блюда. Обстановка сохранилась, в общем-то, прежней. Джино это было по вкусу — уютно и по-домашнему. А поскольку у него никогда не было того, что он представлял себе домом…
Зато у Джино имелась личная резиденция. Особняк на крыше небоскреба, почти точная копия того, что когда-то он делил с Синди. Над его элегантным внутренним убранством поработал опыт-ный дизайнер. Джино там почти не показывался.
На паях с Освальдом Дьюком он купил здание по соседству с Уолл-стрит. Наступала пора вхо-дить в большой легальный бизнес, хотя и о своих более скромных незаконных источниках доходов Джино продолжал ревностно заботиться.
Он являлся владельцем компании по производству спиртного. Принадлежали ему и две прачечные, фирма, занимающаяся грузовыми перевозками и несколько демонстрационных залов, где торговали машинами. Вовсе неплохо для парня, который начал с того, с чего начал он.
Ежедневно Джино приходил в свой офис, сражался какое-то время с «Уолл-стрит джорнэл», диктовал секретарше несколько писем, а затем перебирался в свой кабинет «У Клемми», где чувствовал себя гораздо более удобно.
Удовольствия ради он завел себе три автомобиля.
Шестьдесят костюмов. Целую библиотеку, сквозь которую продирался теперь — медленно, но упорно. «Гэтсби» оставался его фаворитом.
Хранившиеся в сейфе письма Освальда Дьюка постоянно напоминали Джино, что больше он уже никому не обязан оказывать услуги.

— «Отец» и всю эту прочую чушь. Забудь про это.
— Он — твой отец, и с этим ничего не поделаешь. — Она не отрывала теперь от Джино своего взгляда, в глазах — слезы. — Я же дала ему шанс. Почему ты не можешь?
Он поднял свой стакан, пригубил.
Вера уловила этот момент колебания.
— Я никогда в жизни ни о чем тебя не просила. Поверь ему. Ради меня, ну хотя бы повидайся с ним. Джино кивнул, сам не зная почему.
— О'кей, я увижусь с ним. Ее заплывшее лицо просияло.
— Я так и знала, что ты не подведешь меня.
— Я сказал, что увижусь с ним. Больше ничего. Это вовсе не значит, что я брошусь ему в объя-тия с криком «кто старое помянет»!
Вера поднялась.
— Пойду приведу его.
— Что?
— Он здесь, в вестибюле. Я же знала, что ты мне не откажешь.
Она исчезла, прежде чем он смог остановить ее. Проклиная себя в душе, Джино потел, тер пальцем шрам на щеке.
Он сделал знак официанту принести еще порцию виски и попытался вспомнить, каким он видел Паоло в последний раз. Сколько, интересно, лет прошло? Шестнадцать? Семнадцать? Во всяком случае, немало. И все-таки недостаточно много. Он был тогда мальчишкой. Но даже тогда он был больше мужчиной, чем его отец.
С удовлетворением Джино вспомнил взбучку, которую когда-то задал отцу.
Взгляд его переместился ко входу в бар, и в этот момент вошла Вера. Но вошла она не с Паоло, а с тощим прихрамывающим стариком, чьи редкие седые волосы едва прикрывали вспотевший че-реп. По мере их приближения до Джино начало доходить — и все-таки это Паоло, в конце концов. Неужели годы могут так обойтись с человеком?
Джино помнил, что отец, правда, всегда был худым и жилистым, но куда делись густые кашта-новые волосы и правильные в целом черты лица? Сейчас к столику подходил человек с лицом спив-шегося забияки и драчуна. Сломленный судьбой, он стоял перед Джино. Наконец, пьяновато улыб-нувшись, Паоло похлопал его по плечу.
— Привет, сынок. Давно не виделись.
Привет, сынок? Джино не верил своим ушам. Привет, сынок? Что этот тип себе тут предста-вил? Что он герой сентиментальной пьески?
— Паоло, — обратился Джино к отцу, стряхивая с плеча его руку, — сядь.
Паоло уселся. Села и Вера.
— Ну, сынок… — начал Паоло.
— Завязывай с этим дерьмом — «сынок» и все прочее, — холодно приказал Джино.
Улыбка на лице Паоло дрогнула, но не исчезла бесследно.
— Джино, — с придыханием заговорила Вера, — не нужно так, а? Никаких драк у нас больше не предвидится.
— Это так, согласен, — великодушно подтвердил Паоло. Джино смерил его тяжелым взглядом.
— Что тебе от меня нужно? Еще денег — чтобы проссать и их?
— С деньгами нам просто не повезло. — Паоло покраснел.
— Да? — голос Джино звучал устало. — Тебе нужна работа, и я тебе ее дам. Но больше ты у меня ни доллара не выпросишь. Я, так и быть, подыщу тебе какое-нибудь занятие, но один неверный шаг — и вое. Ты понял меня?
Паоло бросил на него угрюмый взор.
— Он переменился, — встряла в разговор мужчин Вера. — Ты и сам это увидишь, Джино. Ты не пожалеешь, что дал ему работу. — Она подтолкнула Паоло. — Правда же, милый?
Рот его вновь растянулся в пьяной усмешке.
— Правда.
Джино поднялся из-за стола.
— Значит, договорились. Приведешь его завтра в клуб, к шести вечера. — Он щелкнул пальца-ми официанту. — Накорми их обедом. Счет пришлешь мне.
— Будет исполнено, мистер Сантанджело. Не сказав больше ни слова, Джино вышел из ресто-рана. Остановившись у бровки тротуара, он сплюнул. Ему всегда этого хотелось при виде Паоло.

КЭРРИ. 1939

Аборт. Дорогая и опасная затея. Она действительно этого хочет?
Да.
Грязная квартира. Все ее сбережения. Старая негритянка с парой ржавых ножниц в руке.
Раздирающая боль и чувство унижения.
Чтобы она не кричала, ей дали выпить отвратительного самогона, который обжег горло.
Наконец Кэрри вернулась в свою комнату. Без сил. В полном одиночестве. Кровотечение дли-лось целый день. А потом ничего, кроме отчаяния. Прервать беременность не удалось.
В голову лезли разные мысли. Разыскать Джино Сантанджело? Фредди Лестера? Ни за что.
Покончить с собой? Возможно. Некоторое время она тешила себя этой мыслью. Покой — это так заманчиво, но самоубийство от нее никуда не уйдет.
Во всем мире у нее только и оставалось, что двадцать три доллара и зреющий в чреве ребенок. Нельзя больше лежать в этой чужой, на время снятой комнате и чего-то ждать. Не было в мире Пре-красного Принца, спешившего в Гарлем на белом коне, чтобы спасти ее. Она когда-то нашла в себе силы победить наркотики. Неужели же сейчас она сломается?
Ей не исполнилось еще и тридцати.
И она решила жить дальше.
Месяц медленно сменялся другим. Найти работу было делом нелегким. Она сменила множест-во мест. Певичка в дешевом ресторанчике. Официантка. Девушка в ночном клубе. Отовсюду Кэрри уходила по единственной причине: рано или поздно хозяин начинал считать, что удовлетворение его физиологических потребностей входит в ее обязанности.
С деньгами становилось все труднее, а живот ее все увеличивался в размерах. Каким бы стран-ным это ни казалось, но растущий в утробе ребенок наполнял душу верой в будущее. Их будущее. Будущее их обоих. Думая о нем, она испытывала, может быть, смешное, но приятное волнение.
В конце концов ей удалось получить в каком-то ресторане место кассирши, и работа эта оказа-лась довольно постоянной, поскольку теперь уже любому стало ясно, что она беременна, а к тому же, чтобы не давать окружавшим никаких поводов, она назвалась миссис Браун.
В ночь на восемнадцатое мая 1939 года Кэрри привезли в нью-йоркский госпиталь Всех Свя-тых, а в три часа утра она произвела на свет мальчика. Весивший восемь фунтов новорожденный чуть было не убил свою мать.
Стивен — такое имя она дала ребенку.