Точно по Ретту, размышляла Скарлетт, поехать в город на этой маленькой лодочке вместо того, чтобы остановить пароход, который мог бы нас подвезти. Она подошла к причалу в тот момент, ко-гда Ретт снял шляпу и сделал размашистый, чувственный поклон в сторону колесного корабля.
– Ты знаешь этих людей? – спросила она. Может, она была не права, может, он им сигналит.
Ретт отвернулся от реки, надевая свою шляпу.
– На самом деле да. Но не каждого лично, а в целом. Это еженедельная экскурсия из Чарльсто-на вверх по реке и обратно. Очень доходный бизнес для одного из чарльстонских саквояжников. Ян-ки заранее раскупают билеты, чтобы насладиться зрелищем скелетов сгоревших домов на плантаци-ях. Я все время приветствую их, если это удобно; меня развлекает их смущение.
Скарлетт была слишком шокирована, чтобы даже слово сказать. Как может Ретт шутить с этой стаей янки-канюков, смеющихся над тем, что они сделали с его домом?
Она послушно устроилась на мягком сиденье в маленькой каюте, но как только Ретт ушел на палубу, она вскочила, чтобы рассмотреть сложное нагромождение шкафов, полок, запасных вещей и оборудования, каждый предмет находился на месте, очевидно, заранее запланированном для его хра-нения. Она все еще удовлетворяла свое любопытство, когда шлюп медленно тронулся вдоль берега реки, затем через некоторое время снова остановился. Ретт выкрикивал резкие приказания.
– Перенеси эту связку сюда и привяжи ее на носу.
Скарлетт высунула свою голову из люка посмотреть, что происходит.
Боже милосердный, что это такое? Дюжина черных мужчин опиралась на свои пики и лопаты и смотрела, как бросали мешки матросам на шлюпе. Где бы они могли быть? Это место выглядит, как черная сторона луны. Был виден просвет в лесу, там была вырыта большая яма и лежали гигантские штабеля чего-то похожего на белые глыбы скал. Пыль от мела наполнила воздух и вскорости ее ноздри, и Скарлетт чихнула.
Эхом отозвалось чихание Панси. «Нечестно», – подумала она. Панси все было хорошо видно.
– Я поднимаюсь, – выкрикнула Скарлетт.
– Отдать концы, – одновременно крикнул Ретт.
Шлюп быстро набрал скорость, подхваченный течением реки, отбрасывая Скарлетт с лесенки. Она неуклюже упала в каюту.
– Черт бы побрал тебя. Ретт Батлер, я могла сломать себе шею.
– Не сломала же. Оставайся там. Я скоро спущусь.
Скарлетт услышала скрип канатов, скорость шлюпа увеличилась. Она доползла до одной из скамеек и поднялась.
Ретт легко спустился по лесенке, пригнул голову, чтобы не задеть за косяк. Он выпрямился, и его голова уперлась в полированное дерево над ней. Скарлетт свирепо взглянула на него.
– Ты сделал это назло, – проворчала она.
– Сделал что? – Он открыл маленький иллюминатор и закрыл люк. – Хорошо, ветер нам в спи-ну, и нам помогает сильное течение. Мы будем в городе за рекордное время.
Он упал на сиденье напротив Скарлетт и отклонился назад, лоснящийся и пружинистый, как кот.
– Я предполагаю, ты не будешь возражать, если я закурю.
Его длинные пальцы достали сигару из внутреннего кармана пальто.
– Я очень возражаю. Почему я здесь закрыта в темноте? Я хочу пойти вверх, на солнце.
– Наверх, – автоматически поправил Ретт. – Это достаточно маленькое сооружение. Команда черная, Панси черная, ты белая, да еще женщина. Панси может закатывать глаза, смеяться над их не-деликатными ухаживаниями, и они все втроем проведут приятно время. Твое присутствие это испортит. Итак, в то время, как низший класс наслаждается путешествием, ты и я, привилегированная элита, глубоко несчастны в обществе друг друга, пока ты будешь дуться и хныкать.
– Я не дуюсь и не хнычу! И я буду благодарна тебе, если ты не будешь со мной говорить, как с ребенком!
Скарлетт поджала нижнюю губу. Она терпеть не могла, когда Ретт заставлял ее чувствовать се-бя дурочкой.
– Что это был за причал, где мы останавливались?
– Это, моя дорогая, было спасение Чарльстона и мой пропуск в сердце людей. Это фосфатная шахта. Их здесь дюжины, разбросанные вдоль обеих рек.
Он зажег сигару с долгожданным наслаждением, и дым спиралью потянулся к иллюминатору.
– Я вижу, твои глаза светятся, Скарлетт. Это не то же самое, что золотая шахта. Ты не можешь делать монеты или драгоценности из фосфата. Но после соответствующей обработки из него получа-ется лучшее в мире быстродействующее удобрение. Есть уже покупатели, готовые покупать столько, сколько мы можем произвести.
– Так значит, ты еще больше богатеешь.
– Да. Но если быть более точным, это респектабельные, чарльстонские деньги. Я могу теперь тратить сколько угодно моих грязно заработанных спекуляцией денег, не вызывая людского неодоб-рения. Каждый будет говорить себе, что это деньги от продажи фосфатов, хотя шахта крошечного размера.

Глава 18

Над головой Скарлетт слышала шум голосов, прерывающийся смешками Панси. Это делало тишину в каюте еще более тягостной.
– Полмиллиона золотом, – сказал Ретт.
– Что ты сказал? Я, наверное, ослышалась.
«Я сказала ему, что было у меня на сердце, а он не ответил», – подумала Скарлетт.
– Я сказал, что дам тебе полмиллиона золотом, если ты уедешь. Какое бы ты удовольствие ни получала в Чарльстоне, оно едва ли стоит этого для тебя. Я предлагаю тебе симпатичную взятку, Скарлетт. Твое маленькое жадное сердце никак не может предпочесть тщетную попытку спасти наш брак состоянию, большему, чем то, о котором ты когда-либо мечтала. Как поощрение, когда ты со-гласишься, я возобновлю оплату расходов на этого монстра на Пичстрит.
– Вчера ты пообещал, что пошлешь деньги дяде Генри сегодня же, – автоматически сказала она.
Ей хотелось, чтобы он помолчал с минуту. Ей надо подумать. Была ли это действительно «тщетная попытка»? Она отказывалась верить в это.
– Обещания даются, чтобы их не сдерживать, – спокойно сказал Ретт. – Как насчет моего пред-ложения, Скарлетт?
– Мне надо подумать.
– Тогда думай, пока я докуриваю сигару. Потом мне нужен будет твой ответ. Подумай о том, что тебе придется платить своими деньгами за этот дом на Пич-стрит, так любимый тобою, ты про-сто не представляешь затраты. А потом подумай о возможности получить в тысячу раз больше денег, которые ты копила все эти годы, – королевский выкуп, Скарлетт, все это за один раз, и все это твое. Больше, чем когда-либо смажешь потратить. Плюс расходы по дому, оплачиваемые мной. Я даже дам тебе титул к собственности.
Кончик его сигары ярко светился.
Скарлетт начала думать с отчаянной сосредоточенностью. Она должна найти выход, чтобы ос-таться. Она не может уехать, даже за все деньги в мире.
Ретт поднялся и подошел к иллюминатору. Он выкинул сигару и некоторое время смотрел на берег, пока не заметил поворотный пункт. Солнце ярко светило ему в лицо.
«Как он изменился после того, как уехал из Атланты! – подумала Скарлетт. – Тогда он пил так, будто хотел забыть весь мир. Но теперь он снова Ретт, с потемневшей от солнца кожей, плотно натя-нутой на острых плоскостях его лица, и с глазами, темными, как желание». Под его элегантным пальто и рубашкой чувствовались крепкие мускулы. У него было все, что должно быть у мужчины. Она хотела вернуть его, и она вернет его, несмотря ни на что. Скарлетт глубокого вздохнула. Она была готова, когда он повернулся к ней и вопросительно поднял одну бровь.
– Чему быть, Скарлетт?
– Ты хочешь заключить сделку, Ретт. – Скарлетт была деловита, – но ты не торгуешься, ты бро-саешь угрозы в мою голову, будто камни. Кроме того, я знаю, что ты просто блефуешь, говоря, что прекратил посылать деньга в Атланту. Ты очень дорожишь хорошим отношением к тебе в Чарльсто-не, а люди не бывают высокого мнения о мужчине, который не заботится о своей жене. Твоя мама не сможет головы поднять, если такое станет здесь известно.
Второе – «горы денег» – ты прав. Я бы хотела их получить. Но только если не надо ехать в Ат-ланту прямо сейчас. Я также могу раскрыть свои карты, раз уж ты их знаешь. Я наделала много глу-постей, но прошлого не вернуть. В эту минуту у меня нет ни одного друга в штате Джорджия. Я за-вожу себе друзей в Чарльстоне. Ты можешь этому не верить, но это правда. И я учусь также многому. Как только пройдет достаточно времени и люди в Атланте забудут некоторые вещи, я счи-таю, что смогу поправить свои ошибки.
Итак, у меня есть к тебе предложение. Ты перестаешь относиться ко мне с ненавистью, ведешь себя мило и помогаешь мне хорошо провести время. Сезон мы проводим как любящие, счастливые муж и жена. Затем придет весна, я уеду домой и начну все сначала.
Она затаила дыхание. Он должен сказать «да», он просто должен. Сезон длится почти восемь недель, и они будут вместе каждый день. Не было такого мужчины на двух ногах, кто бы не стал есть у нее с руки, находясь так долго с нею рядом. Ретт отличался от других мужчин, но не так сильно. Еще не было мужчины, которого она бы не смогла получить.
– С деньгами, ты имеешь в виду.
– Ну, конечно, с деньгами. Ты меня принимаешь за дуру?
– Это не соответствует моему представлению о сделке, Скарлетт. Здесь нет ничего для меня. Ты берешь деньги, которые я готов заплатить тебе, если ты уедешь, но ты не уезжаешь. В чем я вы-игрываю?
– Я не остаюсь навсегда и не говорю твоей матери, какой ты подлец.
Она была почти уверена, что увидела улыбку у него на лице.
– Ты знаешь название реки, по которой мы идем, Скарлетт? Какой глупый вопрос. Что проис-ходит?
– Это река Эшли, – Ретт произнес название с преувеличенной отчетливостью. – Оно наводит на мысль об определенном джентльмене, мистере Уилксе, чьей благосклонности ты некогда жаждала. Я был свидетелем твоей упорной привязанности, Скарлетт, а твоя решительность, направленная на одну цель, ужасающа, если наблюдать ее со стороны. Последнее время ты была столь любезна, что решила поместить меня на освободившееся место, некогда занимаемое Эшли. Эта перспектива наполняет меня тревогой.
Скарлетт перебила его, она должна была это сделать. Он собирался сказать «нет», она видела.
– Ах, чепуха, Ретт. Я знаю, что нет смысла домогаться тебя. Ты не достаточно любезен, чтобы можно было с этим мириться. Кроме того, ты знаешь меня слишком хорошо.
Ретт засмеялся, но невесело.
– Если ты поймешь, насколько ты была права сейчас, то мы, может, сможем договориться.
Скарлетт была осторожна, чтобы не улыбнуться.
– Я готова торговаться, – сказала она. – Что у тебя на уме?
На этот раз отрывистый смех Ретта был настоящим.
– Я не верю, что подлинная мисс О'Хара присоединилась к нам, – сказал он. – Вот мои условия: ты расскажешь моей матери, что я храплю, и поэтому мы все время спим в раздельных комнатах; после бала Святой Сесилии, который завершает Сезон, ты выражаешь желание отправиться домой в Атланту, и приехав туда, ты сразу же назначишь адвоката. Генри Гамильтона или кого другого, который встретится с моими адвокатами для согласования соглашения о разделе. Более того, никогда твоей ноги не будет в Чарльстоне. Не будешь ты также писать или как-нибудь еще слать послания мне или моей маме.
Ум Скарлетт работал, как бешеный. Она почти выиграла, за исключением «раздельных ком-нат». Может, ей стоит попросить больше времени. Нет, не просить. Она должна была торговаться.
– Я могу согласиться на твои условия, Ретт, но не на временные рамки.
Если я соберусь на следующий день после праздников, каждый заметит. Ты поедешь на план-тацию после бала. Будет иметь смысл, если я начну думать об Атланте тогда. Почему бы нам не до-говориться, скажем, что я еду в середине апреля?
– Я согласен, что ты задержишься в городе, когда я поеду в деревню. Но первое апреля – более подходящий срок.

– Скажи мне, как он выглядел, Алиса. У меня есть своя версия.
– Я видела его всего одно мгновение, Ретт…
– Этого достаточно. Высокий или низкий?
– Высокий, да, действительно, очень высокий. Его голова была приблизительно на фут ниже штор, а эти окна по высоте семь футов четыре дюйма.
Ретт ухмыльнулся.
– Я знал, что могу рассчитывать на тебя. Ты единственный человек, которого я знаю, кто мог был опознать даже огромное ведро с мороженым из дальней части комнаты во время вечеринки по поводу дня рождения. «Орлиным глазом» прозвали мы тебя за глаза.
– Ив лицо, я помню… ты был ужасным маленьким мальчиком.
– А ты была противной маленькой девчонкой. Я бы любил тебя, даже если бы ты носила ниж-нее белье.
– Я бы тоже любила тебя, даже если бы ты не носил его.
Они по-товарищески улыбнулись друг другу. Затем Ретт возобновил свои расспросы. Подумав, Алиса вспомнила очень много подробностей. Солдат был молод, с неуклюжими движениями подро-стка. Он был также очень худым. Мундир свободно болтался на нем. Его запястья отчетливо высту-пали за обшлаг, форма могла быть и вовсе не его. Его волосы были темные.
– Не такие, как твои, Ретт, цвета вороньего крыла; кстати, немного седины тебе очень идет; нет, его волосы, наверное, были темно-каштановые и выглядели еще темнее в тени…
Да, хорошо подстрижен, и почти точно, что его волосы были не обработаны, она бы почувствовала запах макассарового масла. Деталь за деталью Алиса собирала вместе свои воспоминания.
– Ты ведь знаешь, кто это, Алиса?
– Я, наверное, ошиблась.
– Ты должна знать. У тебя есть сын такого же возраста, и ты наверняка знаешь его друзей. Как только я услышал об этом, я подумал, что это, должно быть, чарльстонский парнишка. Ты думаешь, что солдат-янки залезет в спальню женщины только для того, чтобы посмотреть на ее тело под одея-лом? Это несчастный мальчик, который сбит с толку тем, что делает его тело. Он хочет знать, как выглядит женское тело без корсета, так сильно хочет знать, что это его заставляет подглядывать за спящими женщинами. Скорее всего, он стыдится своих мыслей, когда видит их одетыми и бодрст-вующими. Бедный маленький дьявол. Я предполагаю, его отец был убит на войне, и у него нет муж-чины, с которым бы он мог поговорить.
– У него есть старший брат.
– Да? Тогда я, наверное, не прав. Или ты думаешь не о том мальчике.
– Боюсь, что нет. Имя мальчика Томми Купер. Он самый высокий и чистый среди всех. Плюс он чуть было не умер, когда я встретила его на улице и сказала ему «привет», через два дня после инцидента у меня в спальне. Его отец погиб. Томми не знал его. Его брат лет на десять старше.
– Ты имеешь в виду Эдварда Купера, адвоката? Алиса кивнула.
– Тогда не удивительно. Купер работает в комитете по Конфедератскому дому у моей мамы, я встречал его у нас. Он почти что евнух. Томми не получит от него помощи.
– Он вовсе не евнух, он просто слишком влюблен в Анну Хэмптон, чтобы замечать нужды сво-его брата.
– Как тебе нравится, Алиса. Но я собираюсь побеседовать с Томми.
– Ретт, ты не должен. Ты до смерти напугаешь бедного мальчика.
– Бедный мальчик пугает до смерти все женское население Чарльстона. Слава Богу, ничего еще не произошло. В следующий раз он может потерять контроль над собой. Или его могут застрелить. Где он живет, Алиса?
– Черч-стрит, посредине кирпичных домов на южной стороне от аллеи святого Михаила. Но, Ретт, что ты собираешься сказать? Ты не можешь просто войти и задать ему хорошую трепку.
– Доверь это мне, Алиса.
Алиса взяла двумя руками лицо Ретта и мягко поцеловала его в губы.
– Хорошо, что ты вернулся домой, сосед. Удачи с Томми.
Ретт сидел на веранде Куперов и пил чай с мамой Томми, когда мальчик пришел домой. Мис-сис Купер представила своего сына Ретту, затем отправила его положить учебники, умыться.
– Мистер Батлер собирается отвезти тебя к своему портному, Томми. У него есть племянник в Айкене, который растет также быстро, как и ты, и ему надо, чтобы ты примерил некоторые вещи, тогда рождественский подарок будет в самый раз племяннику.
Когда взрослые его не видели, Томми состроил ужасную гримасу. Затем он вспомнил некото-рые отрывки историй о буйной молодости Ретта и решил, что будет рад пойти помочь мистеру Бат-леру. Может быть, у него даже хватит смелости задать мистеру Батлеру несколько вопросов, которые волновали его.
Томми не пришлось спрашивать. Как только они отошли на достаточное расстояние от дома, Ретт положил руку на плечо мальчика.
– Том, – сказал он, – думаю научить тебя нескольким ценным вещам. Первое – как надо убеди-тельно обманывать маму. Пока мы будем ехать на трамвае, поговорим с несколькими подробностями о моем портном, его магазине и привычках. Ты потренируешься, пока не расскажешь все, как надо. Потому что у меня нет племянника в Айкене, и мы не едем к моему портному. Мы доедем до конца, затем совершим прогулку к дому, где я хочу, чтобы ты встретился с некоторыми моими друзьями.
Томми Купер согласился, не споря. Он привык, когда взрослые говорили ему, что делать, и ему нравилось, как мистер Батлер называл его Томом. Прежде чем закончился день и Тома доставили к его маме, мальчик смотрел на Ретта с таким преклонением в юных глазах, что Ретт знал, что теперь долгие годы он не отвяжется от него.
Он также был уверен, что Том никогда не забудет друзей, которых они ходили проведать. Сре-ди чарльстонских многих исторических «первенств» был первый публичный дом «только для джентльменов». За почти два века своего существования он менял свое место расположения несколько раз, но он ни на день не прекращал свою работу, несмотря на войну, эпидемии и ураганы. Одной из специальностей этого дома было нежное, осторожное введение молодых юношей в удовольствия взрослой жизни. Это была одна из хранимых чарльстонских традиций. Ретт иногда раздумывал о том, какой отличной от нынешней была бы его жизнь, если бы его отец был таким прилежным в этой традиции, каким он был по отношению к другим вещам, положенным чарльстонскому джентльмену… Но что было, то прошло. Его губы дрогнули в грустной улыбке. По крайней мере, он смог заменить Томми отца, который сделал бы то же самое для мальчика. У традиций есть своя польза. Одно хорошо, теперь не будет больше полуночного янки-бродяги. Ретт поехал домой, чтобы выпить за свою удачу, перед тем как ехать на станцию встречать свою сестру.

– Пусть у меня лучше кружится голова, нежели подыхать со скуки! – прервала его сестра. – Можешь ли ты представить: собираться вместе после ужина и слушать, как кузина Миранда вслух читает романы Вэверли? Это сентиментальное пустословие!
– Я всегда предпочитала Скотта, дорогая, как и ты, – успокаивающе сказала Элеонора.
Розмари не успокаивалась.
– Мама, я тогда не знала ничего лучшего.
Скарлетт подумала о тихих часах после ужина, которые она проводила вместе с Элеонорой Батлер. С появлением в доме Розмари такого явно больше не будет. Как вообще она может нравиться Ретту? Теперь она, казалось, решила во что бы то ни стало поспорить с ним.
– Если бы я была мужчиной, ты бы меня отпустил, – кричала Розмари на Ретта. – Я читала ста-тьи мистера Генри Джеймса о Риме, и я чувствую, что я умру от невежества, если я не увижу его собственными глазами.
– Но ты не мужчина, моя дорогая, – спокойно сказал Ретт. – Откуда это ты достала копии «На-ции»? Тебя могут вздернуть за чтение этих либеральных листков.
У Скарлетт навострились ушки, и она вступила в разговор.
– Почему ты не разрешишь Розмари поехать в Рим? Рим недалеко. И я уверена, что мы найдем среди наших знакомых кого-нибудь, у кого есть там родственники. Это не дальше, чем Афины, а у Тарлтонов около миллиона кузенов в Афинах.
Розмари уставилась на нее.
– Кто это такие – Тарлтоны и что общего у Афин с Римом? – спросила она.
Ретт закашлялся, чтобы скрыть свой смех. Зачем он прочистил горло.
– Афины и Рим – названия провинциальных городов в Джорджии, Розмари, – выдавил он. – Не хочешь ли ты их посетить?
Розмари приложила руки к своей голове в драматическом жесте отчаяния.
– Я не могу поверить в то, что слышу. Ради всего святого, кто захочет поехать в Джорджию? Я хочу поехать в Рим, в настоящий Рим, Вечный город. В Италию!
Скарлетт почувствовала, как кровь окрашивает ее щеки. «Я должна была знать, что она говорит об Италии».
Но прежде, чем она успела взорваться так же громко, как и Розмари, дверь в столовую с грохо-том распахнулась, приведя их всех в оцепенение, и вошел, спотыкаясь. Росс.
– Помогите мне, – задыхаясь, сказал он, – охранники бегут за мной. Я застрелил янки, который лазил в спальни.
В считанные секунды Ретт оказался рядом с братом, поддерживая его.
– Шлюп в доке, и на небе нет луны, мы вдвоем сможем управлять им, – сказал он с успокаи-вающим авторитетом. Когда он выходил из комнаты, он повернул голову и тихо сказал через плечо.
– Скажите им, что я уехал, как только привез Розмари, чтобы я мог успеть подняться вверх по реке с приливом, и что вы не видели Росса и ничего не знаете. Я пришлю вам весточку.
Элеонора Батлер, не торопясь, поднялась со стула, будто это был обычный вечер, и она доела свой ужин. Она подошла к Скарлетт, обняла ее рукой. Скарлетт дрожала. Янки идут. Они повесят Росса за убийство одного из них и поверят Ретта за помощь Россу. Почему он не мог оставить Росса самому позаботиться о себе? У него нет права оставлять незащищенными женщин, Когда приближа-ются янки.
Элеонора заговорила, и в ее голосе чувствовалась сталь, хотя он был попрежнему медленным и мягким.
– Я отнесу тарелки и приборы Ретта на кухню. Слугам надо будет объяснить, что им говорить, и не должно остаться никакого намека, что он был здесь. Не поправите ли вы с Розмари стол на три персоны?
– Что мы будем делать, мисс Элеонора? Янки идут. Скарлетт знала, что ей нужно оставаться спокойной, она презирала себя за свой испуг. Но она не могла контролировать свой страх. Она при-выкла думать, что янки, были безобидные, достойны смеха. Напоминание о том, что оккупационная армия может делать что угодно и называть это законом, было для нее ударом.
– Мы закончим свой ужин, – сказала миссис Батлер.
В ее глазах появились искорки смеха.
– Потом, я думаю, мне стоит почитать вслух из «Айвенго».
– Вам больше нечего делать, кроме как запугивать семейных женщин?
– Розмари свирепо смотрела на капитана армии Союза, подбоченясь сжатыми в кулак руками.
– Сядь и не шуми, Розмари, – сказала миссис Батлер. – Я извиняюсь за грубость моей дочери, капитан.
Примирительная вежливость Элеоноры не завоевала расположения офицера.
– Обыскивайте дом, – приказал он своим подчиненным.
Скарлетт неподвижно лежала на диване с ромашковым компрессом на обгоревшем на солнце лице и опухших глазах. Она была почти рада, что ей не надо было смотреть на янки. Какая мисс Элеонора хладнокровная, подумать об устройстве комнаты больной в библиотеке. Все же она чуть не умирает от любопытства. Она не могла по звукам, различить, что происходит в доме. Она слышит шаги и закрывающиеся двери, а потом тишина. Ушел ли капитан? Ушли ли мисс Элеонора и Розма-ри? Она не может вынести это. Она медленно поднесла руку к глазам и подняла уголок пропитанной тряпки.
Розмари сидела на стуле рядом со столом и спокойно читала книжку.
– Т-с-с-с, – шепнула Скарлетт.
Розмари быстро захлопнула книгу и закрыла рукой ее название.
– Что такое? – спросила она тоже шепотом. – Ты что-нибудь слышишь?
– Нет, я ничего не слышу. Что они делают? Где мисс Элеонора? Они ее арестовали?
– Ради всего святого, Скарлетт, почему ты разговариваешь шепотом? – Нормальный голос Роз-мари звучал ужасно громко. – Солдаты обыскивают дом в поисках оружия, они конфискуют все ог-нестрельное оружие в Чарльстоне. Мама сопровождает их, чтобы они не конфисковали что-нибудь еще.

– Нет. Будь спокойна, моя дорогая, ты больше не услышишь о бродяге.
Мой братец и свадьба Люсинды вселили страх в янки.
Он усмехнулся.
– Чего смешного? – подозрительно спросила Скарлетт. Она ненавидела, когда люди смеялись, а она не знала почему.
– Ничего, что ты бы поняла, – сказал Ретт. – Я поздравляю себя с собственноручным решением проблемы, а потом мой шумный братец обошел меня: не желая того, он доставил целому городу по-вод для радости и гордости собою. Посмотри на них, Скарлетт.
Веранда была набита битком. Люсинда Врэгг, теперь Люсинда Гримболл, бросала цветы из бу-кета вниз на солдат.
– Хм! Я бы скорее кидалась обломками кирпичей!
– Верно, что кидалась бы. Тебе все время нравилось материальное. В то время как для Люсин-ды важно воображение.
Его ленивая, медлительная речь превратилась в злобное, язвительное замечание.
Скарлетт вскинула голову.
– Я иду внутрь. Я лучше буду задыхаться, чем подставлять себя под оскорбления.
Невидимая в тени ближайшей колонны, Розмари съежилась от жесткости, услышанной в голосе Ретта, и сердитой боли в голосе Скарлетт. Позже этим вечером, когда все легли в постель, она постучала в дверь библиотеки, где сидел Ретт, затем вошла и закрыла за собой дверь.
Ее лицо было в красных пятнах от рыданий.
– Я думала, что знаю тебя, Ретт, – выпалила она, – но я вовсе не знаю. Я слышала, как ты гово-рил со Скарлетт на веранде Холла. Как ты можешь так обращаться со своей женой? Кто будет твоей следующей мишенью?

Глава 20

Ретт быстро поднялся со стула и направился к ней с распростертыми руками. Но Розмари вы-ставила перед собой руки ладонями вперед и отступила назад. Его лицо потемнело от боли, и он за-мер на месте, опустив руки. Он хотел защитить Розмари от боли, а теперь он был источником ее му-ки.
Его сознание было заполнено короткой грустной историей Розмари и его ролью в ней. Ретт ни-когда не сожалел о том, что он сделал в свои буйные молодые годы. Ему нечего было стыдиться. Кроме влияния на свою сестру.
Из-за его категорического неповиновения семье и обществу отец отрекся от него. Имя Ретта было только обведенной в кружок строчкой в семейной библии Батлеров, когда родилась Розмари. Она была младше его более чем на двадцать лет. Он даже не видел ее, пока ей не исполнилось тринадцать, неуклюжей длинноногой девочке с обрисовавшейся грудью. Однажды их мать не послушалась своего мужа. Когда Ретт начал опасную жизнь блокадного контрабандиста, она пришла ночью в док, куда причалил корабль Ретта, приведя с собой Розмари, чтобы познакомить их. Глубокое чувство нежности поднялось в Ретте при виде смущения маленькой сестренки, и он прижал ее к своему сердцу с такой теплотой, какую не мог ей дать отец. С тех пор Розмари была верна и преданна ему.
Он никогда не простил себе, что поверил маминым заверениям о том, что Розмари жила хоро-шо и счастливо, защищенная деньгами, расточаемыми Реттом. Он должен был бы быть более внима-тельным, тогда, может, его сестра не выросла бы такой недоверчивой к мужчинам. Может, она по-любила бы, вышла замуж, и у нее были бы дети.
Когда он вернулся домой, он увидел двадцатитрехлетнюю женщину с той же неуклюжестью, что и у тринадцатилетней девочки. Она чувствовала себя неуютно со всеми мужчинами, за исключе-нием Ретта. Она не разделяла представления общества о том, как должна выглядеть женщина, как думать и как вести себя. Розмари была педанткой, огорчительно прямой и с полным отсутствием женских уловок и тщеславия. – Ретт любил ее, и он уважал ее колючую независимость. Он не мог исправить случившееся за годы его отсутствия. Он был абсолютно честен с Иозмари, разговаривал с ней на равных и при случае, даже исповедовал ей секреты своего сердца, чего он никогда не делал с другими людьми. Она поняла бесценность его подарка и обожала его. За четырнадцать месяцев пре-бывания Ретта дома старая дева и лишившийся иллюзий искатель приключений стали лучшими друзьями.
Теперь Розмари почувствовала себя преданной. Она увидела черты в характере Ретта, о суще-ствовании которых она не знала: жесткость в брате, которого она знала как постоянно доброго и лю-бящего. Она была сбита с толку.
– Ты не ответил на мой вопрос, Ретт, – покрасневшие глаза Розмари смотрели на него осуж-дающе.
– Прошу прощения, Розмари, – сказал он осторожно. – Я глубоко сожалею, что ты услышала меня. Мне это было необходимо сделать. Я хочу, чтобы она уехала и оставила всех нас в покое.
– Но она твоя жена!
– Я бросил ее, Розмари. Она не захотела развестись со мной, как я предложил, но она знает, что с браком покончено.

– Это неправда! Я люблю твою мать.
Ретт подошел к ней, взял ее руками за плечи и встряхнул ее так, что она изменилась в лице. Его холодные глаза рассматривали ее, будто она была на допросе.
– Не лги мне о моей матери, Скарлетт. Я предупреждаю, это опасно.
Он был рядом с ней, прикасался к ней; губы Скарлетт раскрылись, ее глаза говорили, как долго она ждет его поцелуя. Если бы только он немного наклонил голову, она бы встретила своими губами его губы. У нее захватило дыхание.
Руки Ретта напряглись, она могла чувствовать это, он собирается прижать ее к себе, слабый возглас радости вырвался с ее дыханием.
– Черт побери тебя! – тихо выругался Ретт. Он оторвал себя от нее. – Пойдем вниз. Мама в биб-лиотеке.
Элеонора Батлер уронила свои кружева себе на колени и положила на них свои руки, левую сверху правой. Это значило, что она готова внимательно слушать Скарлетт.
Закончив, Скарлетт нервозно ожидала реакции миссис Батлер.
– Садитесь оба, – спокойно сказала мисс Элеонора. – Элали не совсем права. Я с вниманием отнеслась к ее словам о том, что я трачу слишком много денег.
Глаза Скарлетт расширились.
– Однако я решила, что в этом нет риска остракизма. Чарльстонцы прагматичны, как все старые цивилизации. Мы признаем, что благосостояние желательно, а бедность исключительно неприятна, но бедному полезно иметь богатых друзей. Люди будут считать это непростительным, если я буду подавать ужасное вино вместо шампанского.
Скарлетт нахмурилась. Она плохо понимала, но ровный, спокойный голос миссис Батлер гово-рил ей, что все в порядке.
– Может, мы были более заметными, – говорила Элеонора, – но в данный момент никто не мо-жет позволить осуждать нас, если Розмари решит выйти замуж за сына, брата или кузена семьи.
– Мама, ты бесстыдно цинична, – засмеялся Ретт.
Элеонора Батлер просто улыбнулась.
– Над чем вы смеетесь? – спросила Розмари, открывая дверь. Ее глаза быстро пробежали с Рет-та на Скарлетт и обратно.
– Я услышала твое гоготание еще на полпути сюда, Ретт. Над чем вы смеялись?
– Мама была циничной, – сказал он.
Они переглянулись с Розмари, как конспираторы. Скарлетт почувствовала себя отстраненной, и она повернулась спиной к ним.
– Можно, я посижу немного с вами, миссис Элеонора? Я хочу спросить вашего совета, что на-деть на бал.
Элеонора Батлер вдруг увидела, как рот Скарлетт раскрылся от удивления, а ее глаза засверка-ли от возбуждения. Элеонора посмотрела себе через плечо, надеясь увидеть, что же удивило Скар-летт.
Скарлетт смотрела в одну точку, но она ничего не видела: она была ослеплена мыслью, которая только что осенила ее.
«Ревность! Какой же я была дурой! Конечно, именно это. Это объясняет все. Почему я так дол-го не могла додуматься? Ретт практически ткнул меня носом в нее, когда намекнул на название реки Эшли. Он все еще ревнует к Эшли. Он все время сумасшедше ревновал к Эшли, вот почему он так желал меня. Все, что мне надо сделать, – это заставить его снова ревновать. Не к Эшли! Нет, я найду кого-нибудь еще, кого-нибудь здесь» в Чарльстоне. Это будет не трудно. Сезон начинается через шесть дней, и начнутся вечеринки, балы и танцы. Чарльстон может быть шикарным, снобистским, но мужчины не меняются с географией. У меня будет целая свита кавалеров, шатающихся за мной после первой же вечеринки. Я едва могу дождаться этого.
После воскресного обеда вся семья пошла в Конфедератский дом, неся корзины зеленых веток с плантации и два торта миссис Элеоноры. Скарлетт почти танцевала, раскручивая свою корзинку и напевая рождественскую песенку. Ее веселость была заразительна, и скоро все четверо распевали песни перед домами на их пути.
– Входите, – кричали хозяева каждого дома.
– Пойдемте с нами, – предлагала миссис Батлер, – мы идем украшать Конфедератский дом.
Уже набралось более дюжины добровольных помощников, когда они подошли к старому дому на Брод-стрит.
Миссис Элеонора вытащила сахарное печенье, которое принесла для сирот. Две вдовы поспеш-но усадили сирот вокруг стола.
– Теперь мы можем спокойно развесить зелень, – сказала миссис Батлер. – Ретт, ты будешь ра-ботать на лесенке, пожалуйста.
Скарлетт уселась рядом с Анной Хэмптон. Ей Нравилось быть очень милой с этой робкой мо-лодой девушкой, так как Анна была так похожа на Мелани. Анна тоже ее обожала. Ее мягкий голос оживлялся, когда она восхищалась волосами Скарлетт.
– Это чудесно иметь такие темные волосы, – сказала она. – Они как черный шелк.
Когда с украшениями было покончено и высокие комнаты наполнились запахом смолы и со-сновых веток, дети стали петь веселые песенки. «Как бы все это понравилось Мелли, – подумала Скарлетт, – Мелли так любила детей». На мгновение Скарлетт почувствовала себя виноватой, так как не послала рождественских подарков Уэйду И Элле.
– Как это было весело! – говорила она, когда они ушли из Дома. – Я люблю канун Рождества.
– Я тоже, – сказала Элеонора. – Это хорошая передышка перед Сезоном. Бедные солдаты-янки будут сидеть у нас на шее. Их полковник не может нам простить того, что мы нарушили комендант-ский час.
Она хихикнула, как девочка.
– Как это было весело!
– Мама, – сказала Розмари. – Как ты можешь звать этих мерзавцев в голубых формах «бедны-ми» янки?
– Они бы с большим удовольствием провели эти праздники в кругу своей семьи, нежели изво-дить нас здесь. Я думаю, они стыдятся.
Ретт усмехнулся.
– Ты и твои загадочные подруги приготовили что-то для них, готов поспорить.
– Только если нас вынудят на это. – Миссис Батлер снова хихикнула. – Мы считаем, что сего-дня все так тихо только потому, что их полковник слишком набожный, чтобы приказать действовать в святое воскресение. Завтра он нам покажет. В старые времена они утомляли нас тем, что обыскивали наши корзинки, когда мы возвращались с рынка. Если они попробуют это снова, то будут опускать свои руки во что-то интересное под зеленым луком и рисом.
– Внутренности? – попыталась догадаться Розмари.
– Битые яйца? – предположила Скарлетт.
– Порошок, вызывающий зуд? – гадал Ретт.
Мисс Элеонора хихикнула в третий раз.
– И еще некоторые другие вещи, – самодовольно сказала она. – Мы разработали определенную тактику в те времена. Спорю, многие из солдат еще ни разу не слышали о ядовитом сумраке. Мне не хочется быть столь немилосердной с христианами, но они должны узнать, что мы перестали бояться их.
– Хотела б я, чтобы Росс был здесь, – сказала она резко, без смеха. – Когда, ты считаешь, будет безопасно для твоего брата приехать домой, Ретт?
– Это зависит от того, как быстро вы укажете место янки, мама. Обязательно ко времени святой Сесилии.

Да, она хочет! Она будет танцевать и с самим дьяволом с хвостом и рогами, лишь бы только танцевать. Казалось, будто прошло десять лет после бала-маскарада в Атланте.
– Я так счастлива находиться здесь, – сказала Скарлетт Минни, и ее голос задрожал от искрен-ности. Она улыбнулась всем Вентворфам по очереди. Наконец она преодолела эту преграду. Она повернулась в сторону танцующих, ее ноги уже двигались в такт музыке. Ах, это так красиво, так неизвестно и в то же время знакомо, как сон. Освещенная свечами комната вся жила музыкой, красками и шуршанием юбок. Вдоль стен на хрупких позолоченных стульях сидели престарелые дамы, перешептываясь за своими веерами: о молодых людях, которые танцевали, слишком прижавшись друг к другу, о последней ужасной истории, о чьей-то дочери, о затянувшихся родах, о скандалах их лучших друзей. Официанты в парадных костюмах переходили от группы к группе мужчин и женщин, обнося их серебряными подносами с наполненными бокалами и замороженным желе в чашках. Слышался шум возбужденных голосов, прерываемый смехом, старый, как век, шум удачливых людей, наслаждающихся собой. Казалось, что старый мир, красивый, беззаботный мир их юности все еще существовал, что ничего не менялось и что не было войны.
Ее острый взгляд заметил облупившуюся краску на стенах, выбоины в полу под толстым слоем воска, но она отказывалась это видеть. Лучше предаться иллюзии, забыть войну и патрули на улице. Здесь была музыка и танцы, Ретт обещал быть с ней ласковым. Ничего больше и не надо.
Ретт был более чем просто мил, он очаровывал. И никто на свете не мог быть более чарующим, чем Ретт, если он хотел таким быть. К сожалению, он был таким со всеми остальными, а не только с нею. Она лихорадочно выбирала между гордостью и яростной ревностью. Ретт был внимательным и к матери, и к Розмари, и к дюжине других женщин, которые были, в понимании Скарлетт, мрачными старыми матронами.
Она сказала себе, что не должна волноваться из-за этого, а через некоторое время она так и сде-лала. Как только заканчивался танец, она мгновенно была окружена мужчинами, которые настаива-ли, чтобы ее предыдущий партнер представил их ей, чтобы они могли умолять ее о следующем тан-це.
Это было не просто потому, что она была новенькой в городе, свежим лицом в толпе людей, которые хорошо знали друг друга. Она была неотразима привлекательной. Ее решение заставить ревновать Ретта добавило беспечный блеск к ее восхитительным, необычным зеленым глазам, а го-рячая волна возбуждения окрашивала ее щеки, как красный флаг, сигнализирующий опасность.
Много мужчин, которые волочились за ней с мольбой о танце, были супругами ее подружек, женщин, которым она наносила визиты, с которыми играла в вист, сплетничала за чашкой кофе на рынке. Ее это не волновало. Будет достаточно времени, чтобы все поправить, когда Ретт опять будет ее Реттом. В настоящее же время она была обожаема, засыпаемая комплиментами, флиртующая, и она была в своей стихии. Ничто не изменилось. Мужчины все так же реагировали на ее дрожащие ресницы, и соблазнительные ямочки на щеках, и страстное трепетание. «Они поверят в любую ложь, как скоро она дает им почувствовать себя героями», – подумала дна с озорной улыбкой. Ее глаза приковывали к себе.
– Какая милая вечеринка! – сказала она счастливо, когда они шли домой.
– Я рада, что ты хорошо провела время, – сказала Элеонора Батлер. – И я очень, очень рада за тебя также, Розмари. Мне показалось, тебе это нравилось.
– Ха! Я терпеть это не могла, мама, ты должна была знать это. Но я так счастлива, что поеду в Европу, что глупый бал меня совсем не волновал.
Ретт засмеялся. Он шел под руку со своей мамой позади Скарлетт и Розмари. Его смех был теп-лым в холодной декабрьской ночи. Скарлетт подумала о теплоте его тела. Почему он не ее держал под руку, не она была близка к этой теплоте? Она знала почему: миссис Батлер была стара, было ес-тественно, что сын поддерживал ее. Но это не уменьшало желания Скарлетт.
– Смейся сколько хочешь, дорогой братец, – сказала Розмари, – но я не думаю, что это смешно.
Она шла спиной вперед, почти наступая на свой шлейф.
– Я не успела и слова сказать мисс Джулии Эшли за весь вечер, потому что должна была танце-вать со всеми этими смешными мужчинами.
– Кто это, мисс Джулия Эшли? – спросила Скарлетт. Имя заинтересовало ее.
– Она – идол Розмари, – сказал Ретт, – и единственный человек, кого я боялся за всю мою взрослую жизнь. Ты бы заметила мисс Эшли, Скарлетт, если бы увидела ее. Она все время носит черное и выглядит так, будто выпила уксуса.
– Ах, ты! – зашипела Розмари. Она подбежала к Ретту и ударила его кулачком в грудь.
– Мир! – закричал он. Он обнял ее правой рукой и притянул к себе.
Скарлетт почувствовала холодный ветер с реки. Она подняла подбородок и дошла до дома в одиночестве.

«Но у меня нет никакой семьи, – подумала Скарлетт. – Все, кто у меня есть, – это Сыолин и Кэррин». И она почувствовала себя такой одинокой среди таких благодушных людей, с которыми она так мило беседовала и которые ей так мило улыбались. «Я, наверное, хочу есть, вот почему мне так хочется плакаты Нужно было есть завтрак», – решила для себя она.
Она с нетерпением ждала обеда, когда вошел Маниго и что-то тихо сказал Ретту.
– Извините, – сказал Ретт, – мне кажется, пришел офицер янки. Он стоит у дверей.
– Как ты думаешь, что ему нужно? – поинтересовалась Скарлетт.
Через минуту Ретт вернулся, смеясь во весь голос.
– Все что угодно, кроме белого флага капитуляции, – воскликнул он. – Ты выиграла, мама. Они приглашают всех мужчин прийти в караульное помещение и забрать конфискованное у них оружие.
Розмари захлопала в ладоши.
Мисс Элеонора остановила ее.
– Мы не можем особенно доверять им. Слишком большой риск для всех этих незащищенных домов в День Освобождения. Первый день нового года сейчас совсем не тот день, когда лечили го-ловную боль после завтрака. Мистер Линкольн выпустил Декларацию об освобождении первого ян-варя, и сейчас это главный праздник всех настоящих рабов. Они устроят веселую пальбу и фейерверки день и ночь напролет, все больше и больше напиваясь. Естественно, мы запремся на все замки, как во время урагана. Но неплохо бы также иметь пару вооруженных людей в доме.
Скарлетт насупилась.
– В доме нет никакого оружия.
– Будет, – казал Ретт, – и два человека будут. Они приедут сюда специально для этого из Лэн-динга.
– А ты косца уезжаешь? – спросила Ретта Элеонора.
– Тридцатого. У меня назначена встреча с Джулией Эшли на тридцать первое, нам нужно со-ставить план общих действий.
«Ретт уезжает! На свою старую вонючую плантацию! Его не будет на новогоднем празднике и мы не поцелуемся!» Сейчас Скарлетт действительно была готова зареветь.
– Я поеду с тобой, – сказала Розмари. – Я там уже давно не была.
– Ты не можешь поехать, – подчеркнуто сдержанно ответил Ретт.
– Боюсь, что Ретт прав, дорогая, – сказала миссис Батлер. – Он не может быть с тобой все вре-мя, у него и так много дел. А ты не можешь оставаться одна в доме или в любом месте всего лишь с одной девочкой-служанкой.
– Тогда я возьму с собой и Селли. А Скарлетт, надеюсь позволит взять ее Панси, и она поможет тебе одеваться, правда, Скарлетт?
Скарлетт заулыбалась. Не было причин для слез.
– Я поеду с тобой, Розмари. И Панси тоже, – радостно сказала Скарлетт. – Новогодняя вечеринка придет и на плантации… Будет и танцевальный зал, полный людей. Будет Ретт и она.
– Как великодушно с твоей стороны, – воскликнула мисс Элеонора. – Ведь тебе же придется пропустить праздники здесь. А тебе везет больше, чем ты этого заслуживаешь, Розмари. Иметь такую добрую крестницу.
– Я не думаю, что кто-нибудь из них поедет, мама. Я этого не позволю, – сказал Ретт.
Розмари открыла рот, чтобы возразить, но мама жестом ее остановила. И тихо сказала:
– Ты неосмотрителен, Ретт. Розмари любит Лэндинг не меньше, чем ты, но она не может сво-бодно ездить. Я уверена, что ты ее должен взять, к тому же если едешь к Джулии Эшли. Она так лю-бит твою сестру.
Мысли завертелись в голове у Скарлетт. Зачем мне думать о том, что попаду на торжество, если есть возможность остаться наедине с Реттом. Можно будет избавиться как-нибудь от Розмари. Может быть, мисс Эшли пригласит ее к себе. И тогда останутся только Ретт и… Скарлетт.
Она помнит его в своей комнате в Лэндинге. Он держал ее в своих объятиях, ласкал ее, говорил так нежно…
– Потерпи, скоро уже пойдут плантации мисс Джулии, Скарлетт, – крикнула Розмари. – По-моему, мы уже на месте.
Ретт ехал впереди, сбивая мешающие ветки. Скарлетт ехала за Розмари, абсолютно не интере-суясь, чем там занимается Ретт, ее голова была занята совсем другим. «Слава Богу, лошадь попалась такая толстая и ленивая. Я не ездила верхом так долго, что любая другая уже давно бы меня скинула. Как я любила кататься верхом… когда конюшни в Таре были полны лошадей. Пана так гордился своими лошадьми. И мной. У Сыолии были руки, как наковальни, она ими могла порвать пасть аллигатору. А Кэррин боялась даже собственного пони. Но я любила ездить наперегонки с папой и даже иногда выигрывала. „Кэтти Скарлетт, – говорил он, – у тебя руки ангела и нервы самого дьявола. В тебе говорит порода О'Хары, конь всегда узнает ирландца и уж постарается для него“. Дорогой папа… Аромат сосен приятно щекотал нос. Птицы щебетали над головой, под копытами шуршали опавшие листья, во всем царил мир и покой. „Интересно, сколько мы уже проехали. Надо спросить у Розмари. Надеюсь, что эта мисс Эшли не такой ух дракон, какой ее рисует Ретт. Что он о ней говорил? У нее вид такой, как будто она пьет уксус. Он такой смешной, когда вредничает. Как будто он делает это не из-за меня“.
– Скарлетт! Держись, мы почти приехали, – донесся откуда-то издалека голос Розмари.
Скарлетт пришпорила лошадь. Ретт и Розмари почти уже выехали из леса, когда она их догна-ла. Солнце выгодно оттеняло точеную фигуру Ретта, ладно сидевшего в седле. «Какой он все-таки красивый, какая у него статная лошадь! Не то, что моя развалюха! Настоящая лошадь, она слушается каждого движения его колена, его руки спокойно держат уздечку. Его руки…»
У Скарлетт захватило дух. Она была равнодушна к архитектуре. Даже великолепные постройки Батареи Чарльстона особо ее не трогали, хотя они были известны своей красотой. Для нее это были просто дома. Однако дом Джулии Эшли поразил ее какой-то суровой красотой. Он отличался от всего, что она видела раньше. Он стоял обособленно, рядом небольшой садик. А по всему периметру газона одинокими стражниками стояли дубы. Площадь перед домом была вымощена кирпичом.
Послышался смех, затем пение. Скарлетт обернулась. Дом навевал на нее страх. Слева от нее простирались огромные зеленые пространства. Зелень эта была очень странной: темной, ядовито-насыщенной, совсем не похожей на обычную зелень растений. Человек двенадцать негров работали и пели свои песни среди этой зелени. Да, Розмари права. Такой и должна быть настоящая плантация. Ничто не выгорает под солнцем. Ничто не меняется, ничто не изменится. Само время заботится о красоте имения Эшли.

Джулия Эшли издала звук, весьма напоминающий самодовольное фырканье.
– Очень хорошо. И я даже готова со многим согласиться, если только прекратишь нести эту че-пуху. Сядь и не будь клоуном.
Ретт услужливо подвинул стул Джулии к столику, когда она решила присесть.
– Спасибо, мисс Джулия, за вашу снисходительность.
– Не будь такой сволочью, Ретт.
Скарлетт уставилась на них. «Что все это значило? Что должно было произойти, чтобы „мисс Эшли“ стала „мисс Джулией“, а „мистер Батлер“ – „Реттом“? Эта женщина назвала Ретта – сволочь. Но по своему поведению она больше подходит под это определение. Почему она в самом деле жема-нится перед ним?»
В комнату вошли две служанки. Одна взяла со стола поднос с чайными принадлежностями, другая передвинула столик поближе к Джулии. Следом вошел слуга, на подносе у которого стояло много вазочек и тарелочек с булочками, конфетами, печеньем. Скарлетт подумала: «Какой бы про-тивной она ни была, он делает все со вкусом!»
– Ретт говорил мне, что тебе хотелось попутешествовать, Розмари?
– Да, мэм, хочется до смерти.
– Это было бы неудобно, мне кажется. Скажи, ты уже делаешь путевые заметки?
– Нет еще, мэм. Мне хочется пробыть в Риме, как можно дольше.
– Поезжай в удобное время года. Летняя жара невыносима даже для чарльстонца. Я переписы-ваюсь со многими людьми. Они бы тебе понравились. Я напишу рекомендательные письма.
– О, пожалуйста, мисс Джулия. Мне так много хочется узнать.
Скарлетт перевела дух. Она обязательно попросит Ретта, чтобы он объяснил мисс Эшли, что Рим есть не только в Джорджии. Но только потом, сейчас он занят и беспрестанно вставляет свои глупые реплики в разговор. Да и Розмари от этого без ума.
Разговор совсем не интересовал Скарлетт. Но ей не было скучно. Она смотрела, наблюдала и восхищалась каждым движением Джулии с тех пор, как она села за стол. Не прерывая ни на секунду разговор, Джулия наполняла чашку и держала ее на уровне плеча, чтобы затем слуга мог ее забрать. Ей не приходилось ждать больше трех секунд, затем она, не обращая на все это никакого внимания, опускала лениво руку.
Скарлетт восхищалась. Если бы слуга не был таким расторопным, то чашка просто бы упала на пол и разбилась. Но такого не случалось, и чашка благополучно оказывалась у одного из гостей.
Откуда такой слуга? Скарлетт даже испугалась, когда он появился около нее, предлагая ей сал-фетку и несколько видов сандвичей. Она была готова взять один, мгновенно откуда-то у него появи-лась тарелка в руке специально для ее сандвичей, и он аккуратно держал ее рядом с рукой Скарлетт, пока та не выбрала.
А, понятно, это служанка сзади передает ему чистые тарелки. Сандвич такой толстый, так мно-го слоев разного теста, с разной рыбой.
Она была ошарашена такой элегантностью, с какой все здесь делалось. И тем, как слуга сереб-ряным пинцетом брал со своего подноса пирожные и перекладывал их в тарелку Скарлетт. Послед-ний удар наступил для нее в тот момент, когда служанка поднесла ей совсем маленький столик, ре-шив тем самым все проблемы Скарлетт: та долго думала, как она будет управляться с блюдцем, тарелкой и чашкой всего двумя руками. Несмотря на подступивший голод, Скарлетт с любопытством наблюдала, как около Розмари суетились слуги и стали появляться тарелки, сандвичи и столики. Для такого обслуживания и пища должна быть особенной. Что здесь? – только хлеб и масло, нет, еще петрушка, лук, сельдерей. Очень вкусные сандвичи. Однако пирожные на той тарелке выглядят аппетитнее.
«Боже мой! Они все еще говорят о Риме». Скарлетт посмотрела на слуг. Они стояли вдоль сте-ны, как вкопанные. С пирожными придется подождать. Слава Богу, Розмари недолго возится с сан-двичами.
–…но мы так неосмотрительны, – сказала Джулия Эшли, – миссис Батлер, в какой город вы бы хотели поехать? Или вы разделяете мнение Розмари, что все дороги ведут в Рим?
Скарлетт радостно ей улыбнулась.
– Мне так нравится Чарльстон, что я никогда и не думала уезжать в другой город, мисс Эшли.
– Достойный ответ, – сказала Джулия, – но нужно сделать перерыв в нашей беседе. Могу я вам предложить еще чаю?
Прежде чем Скарлетт успела согласиться, Ретт ответил:
– Боюсь, что нам уже пора, мисс Джулия. Мы не приспособлены к ночной езде, а дни здесь ко-роткие.
– Вам нужно позаботиться о том, чтобы добраться до сумерек. Розмари может провести ночь у меня. Я провожу ее завтра до Лэндинга.
«Отлично!» – подумала Скарлетт.
– К сожалению, не пойдет, – сказал Ретт. – Я не хочу, чтобы Скарлетт оставалась совсем одна. Ведь мы поедем вчетвером.
– Ну и что, Ретт! Я совсем не боюсь темноты.
– Ты прав, Ретт, – оборвала Джулия. – Поезжайте все вместе.
Голос Джулии был решительный, и возразить ей было невозможно.
– Увидимся позже. Гектор подготовит вам лошадей.

Глава 23

Около дома, куда они подъехали, столпилось несколько групп негров, которые были явно чем-то недовольны. Ретт помог слезть с лошадей и отдал поводья конюху. Когда тот отошел достаточно далеко, Ретт тихо произнес:
– Я провожу вас к подъезду дома. Идите внутрь и запритесь в одной из спален. Будьте там, пока я не приду. Я вам пошлю Панси. Пусть она будет с вами.
– Что происходит, Ретт? – голос Скарлетт задрожал.
– Скажу позже, сейчас некогда. Делай, что я сказал.
Он держал девушек за руки, стараясь не выдавать волнения.
– Мистер Батлер! – крикнул один из мужчин, направляясь к Ретту, остальные последовали за ним.
«Это мне не нравится, – подумала Скарлетт, – они его зовут мистер Батлер вместо мистер Ретт. Они явно не дружелюбны, и их около пятидесяти».
– Стойте, где стоите, я сейчас подойду, – крикнул им Ретт, – только провожу девушек.
Розмари оступилась и чуть не упала. Ретт подхватил ее.
– Мне наплевать, если даже у тебя сломана нога, все равно иди.
– Я в порядке, – пролепетала Розмари.
«Какой у нее безжизненный голос», – подумала Скарлетт. Она ненавидела себя за то, что внут-ри у нее все дрожало от страха. Слава Богу, они почти пришли. Еще несколько шагов. Только когда показались зеленые террасы, она позволила себе перевести дух.
Они завернули за угол кирпичной террасы и увидели человек десять белых, сидящих на сту-пеньках, прислонившись к стене.
На коленях небрежно лежали ружья и пистолеты. Шляпы были глубоко надвинуты на глаза, но Скарлетт понимала, что глаза, почти скрытые под широкими полями шляп, пристально следят за ни-ми. Один из сидящих презрительно сплюнул табачную жвачку, чуть не попав прямо на блестящие сапоги Ретта.
– Благодари Бога, что не попало ни капли на мою сестру. Клинч Докинс, – сохраняя спокойст-вие, сказал Ретт, – иначе я бы тебя убил. Я с вами поговорю через минуту, ребята. Сейчас я кое-чем занят.
Он говорил легко и непринужденно. Но Скарлетт могла почувствовать напряжение, с каким он сжимал оружие… Она подняла голову и, стараясь подражать Ретту, твердо проследовала дальше. Никто не посмел больше сказать им ни слова.
Войдя в дом, Скарлетт погрузилась в темноту. Ну и вонь! Ее глаза быстро привыкли, и она увидела, что на полу и скамейках – везде сидели белые вооруженные люди с голодным и злым блеском в глазах. Пол был заплеван и загажен. Скарлетт собрала складки юбки и аккуратно стала подниматься по лестнице наверх, как будто делала это первый раз в жизни. Еще не хватало, чтобы всякая сволочь заглядывала ей под юбку!
– Что происходит, мисс Скарлетт? Никто мне ничего не может объяснить! – сразу выпалила Панси, как только дверь спальни плотно закрылась за ними.
– Заткнись! – оборвала ее Скарлетт. – Ты хочешь, чтобы тебя услышала вся Северная Кароли-на?
– Мне ничего не нужно от Северной Каролины. Я хочу обратно в Атланту. Мне здесь очень не нравится.