Перейти на сайт

« Сайт Telenovelas Com Amor


Правила форума »

LP №05-06 (618-619)



Скачать

"Telenovelas Com Amor" - форум сайта по новостям, теленовеллам, музыке и сериалам латиноамериканской культуры

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Оно (Стивен Кинг)

Сообщений 401 страница 420 из 463

401

— Они дадут эээтому случиться, — пробормотал Билл, уставившись широко открытыми глазами на крысиный хвостик тропинки. — Конечно, они дддадут.

—  — Билл? — спросила Бев умоляюще. Стэн стоял с одной её стороны, маленький и аккуратный, в голубой тенниске и брюках военного образца. Майк стоял с другой, напряжённо глядя на Билла, как будто читал его мысли.

Они дадут этому произойти, они всегда дают, и всё успокаивается, всё продолжается. Оно… Оно…

(спит) …спит… или находится в спячке… и затем Оно начинает снова, и они знают… люди знают… что Оно должно быть таким, каким Оно может быть.

— Я пппп…

О, пожалуйста, Господи, пожалуйста, Господи, он сжимает кулаки, пожалуйста Господи, он ударяет ими по столбам, дай мне, Господи, Христос, ДАЙ МНЕ СПОСОБНОСТЬ ГОВОРИТЬ!

— Я ппривел вас сюда, ппотому что нет мместа безопасней, — сказал он. Слюна срывалась с его губ, он вытер её тыльной стороной руки. — Ддерри — это Оно. Вы пппонимаете ммменя?

Он посмотрел на них, они слегка отвели взгляд, глаза их блестели почти в смертельном страхе.

— Ддерри — это Оно! В лллюбом ммместе, куда мы ни ппопадем, когда Ооно доберётся до ннас, ллюди нне увидят, ннне услышат, нне узнают.

Он смотрел на них умоляюще.

— Рразве вы не вввидите? Ввсе, что ммы мможем сссделать, — это ппопытаться ззакончить то, что ммы нначали.

Беверли увидела, как мистер Росс поднимается, смотрит на неё, сворачивает газету и просто уходит в дом. Они не увидят, они не услышат, они не узнают. И мой отец…

(сними штаны, потаскушка) Он хотел убить её.

Майк думал о завтраке с Биллом. Мать Билла витала в своих грёзах, не замечая никого из них, читая роман Генри Джеймса, пока мальчики делали сэндвичи и поедали их, стоя у стола. Ричи думал об аккуратном, но очень пустом доме Стэна. Стэн был немного удивлён: его мать почти что всегда была дома во время завтрака. В тех редких случаях, когда её не было, она оставляла записку, говоря, где её можно найти. Но сегодня не было никакой записки. Машины не было — и всё. «Наверное пошла в магазин со своей подружкой Дебби», — сказал Стэн, нахмурясь немного, и принялся за приготовление сэндвичей с салатом и яйцами. Ричи забыл об этом. До этого момента.

Эдди думал о своей матери. Когда он уходил со своей доской «Парчези», не было никаких её обычных предупреждений: Будь осторожен, Эдди, стань в укрытие, если пойдёт дождь, Эдди, не смей играть ни в какие грубые игры, Эдди. Она не спросила, есть ли у него ингалятор, не сказала ему, во сколько вернуться домой, не предупредила его об «этих ужасных мальчишках, с которыми ты играешь». Она просто ушла смотреть мелодраму по телевизору, как будто его не существовало.

Как будто бы его не существовало.

Вариант той же самой мысли прошёл через головы всех мальчишек: они все в промежутке между тем как проснулись и временем завтрака просто стали призраками.

Призраками.

— Билл, — сказал хрипло Стэн, — а если мы срежем? Через Старый Мыс?

Билл покачал головой.

— Я ттак не ддумаю. Ннас ббы ссхватили в ббамбуке. — …или в омммуте… или ннастоящая рыба-пппирания в Ккендускеаге. — …или ччто-нибудь ещё.

У каждого было своё собственное представление о том же самом конце. Бен увидел кусты, которые внезапно становятся растениями, пожирающими людей. Беверли увидела летящих пиявок, которые появились из того старого холодильника. Стэн увидел грязную землю в бамбуке, изрыгающую живые трупы детей, затянутых туда легендарным омутом. Майк Хэнлон представил себе маленьких юрких рептилий со страшными зубами-пилами, вдруг извергающихся из трещины сгнившего дерева, нападающих на них, растерзывающих их на куски. Ричи увидел Ползучий Глаз, заволакивающий их сверху, когда они бегут под железнодорожной эстакадой. А Эдди увидел, как они забираются на насыпь Старого Мыса только для того, чтобы посмотрегь вверх и увидеть прокажённого, стоящего наверху, по его обвисшей плоти ползают жуки и личинки, он ждёт их.

— Если бы мы как-то могли выбраться из города… — пробормотал Ричи, затем вздрогнул, так как гром с неба прокричал яростное «нет». Пошёл дождь, пока он лишь накрапывал, но скоро польёт как из ведра. Туманный покой этого дня кончился, как будто бы его никогда и не было. — Мы бы спаслись, если бы только могли выбраться из этого чёртова города.

Беверли начала:

— Би… — И вдруг из ветвистого кустарника вылетел камень и ударил Майка в голову. Он отступил назад, кровь потекла через густую шапку его волос, и он бы упал, если бы Билл не поддержал его.

— Я научу вас бросаться камнями! — донёсся до них издевательский голос Генри.

Билл увидел, как остальные озирались вокруг дикими глазами, готовые разбежаться в разные стороны. И если бы они сделали это, всё было бы кончено.

— Бббен! — сказал он резко. Бен посмотрел на него.

— Билл, мы должны бежать. Они…

Из кустов полетело ещё два камня. Один ударил Стэна в верхнюю часть бедра. Он вскрикнул, скорее от удивления, чем от боли. От второго Беверли уклонилась. Он ударился о землю и покатился через люк штаба.

— Ввы пппомните первый ддень, когда вввы ппришли сюда? — кричал Билл, стараясь перекричать гром. — Ддень, когда кккончилась шшкола?

— Билл… — закричал Ричи.

Билл жестом велел ему замолчать, глаза его оставались прикованными к Бену, пригвождая его к месту.

0

402

— Конечно, — сказал Бен, растерянно пытаясь глядеть во всех направлениях сразу. Кусты теперь дико шевелились и танцевали в диком танце, их движение казалось страшным приливом.

— Ккканализация, — сказал Билл. — Насос. Ввот кккуда мммы должны пппойти.

— Но…

— Пппойдем туда!

Шквал камней полетел из кустов, и в течение мгновения Билл видел лицо Виктора Крисса, какое-то испуганное, вытянутое и жадное в одно и то же время. Потом камень ударил его в позвоночник, и теперь была очередь Майка поддержать его, чтобы он не упал. На миг у него потемнело в глазах. Щека онемела. Затем ощущение вернулось болезненными толчками, и он почувствовал, как у него по лицу бежит кровь. Он схватился за щеку, пошатнувшись от сильного болезненного удара, посмотрел на кровь, вытер её о джинсы. Освежающий ветер поднял его волосы дыбом.

— Научу тебя бросаться камнями, заикающаяся жопа! — полусмеялся, полуорал Генри.

— Ппойдем тттуда! — кричал Билл. Он понял теперь, почему он послал Эдди назад за Беном: они должны идти к насосной установке, но только к одной определённой насосной установке, и только Бен точно знал к какой из них, несколько насосов стояло по обоим берегам Кендускеага через неправильные промежутки. — Вввот ттто место! Ддорога ттуда! К ннему!

— Билл, ты не можешь этого знать! — закричала Беверли. Он дико зарычал на неё — на них на всех:

— Я знаю!

Бен стоял какое-то время, облизывая губы и глядя на Билла. Затем он рванул к прогалине, направляясь в сторону реки. Бриллиантовая подвеска молнии прорезала небо, сиренево-белое, а затем раздался треск грома, заставивший Билла зашататься на ногах. Камень величиной с кулак пролетел мимо его носа и ударил Бена в задницу. Он взревел от боли, рука его схватилась за ушибленное место.

— Ага, толстяк! — кричал Генри тем же самым полусмехом-полувоплем. Кустарник зашелестел и затрещал, и Генри появился, когда дождь перестал дурачиться и перешёл в ливень. Вода текла по ёжику Генри, по его бровям, щекам. Его ухмылка показывала все зубы. — Научу тебя бросать ка…

Майк нашёл один из кусков того, что было крышей штаба, и бросил его. Он дважды перевернулся и попал Генри в лоб. Он вскрикнул, схватился рукой за голову, как человек, которому вдруг пришла хорошая идея, и тяжело опустился на землю.

— Ббежим! — заорал Билл. — За Бббеном!

Ещё больше треска и шума раздалось в кустах, и, когда все остальные Неудачники побежали за Беном Хэнскомом, появились Виктор и Белч, подняли Генри, и все трое пустились в погоню за ребятами.

Даже позднее, когда Бен вспомнил остаток дня, он мог припомнить только беспорядочный бег через кусты. Он помнил ветки, перегружённые отяжелевшими от дождя листьями, которые били по лицу и охлаждали его холодной водой, а гром и молния казались ему бесконечными и непрерывными, помнил, что крики Генри, чтобы они вернулись назад и дрались, казались соединившимися с шумом Кендускеага, по мере того как они приближались к реке. Каждый раз, когда он замедлял движение, Билл толкал его в спину, заставляя бежать быстрее.

Что, если я не смогу её найти? Что, если я не смогу найти эту насосную установку?

Дыхание вырывалось из его лёгких, жаркое и с привкусом крови где-то в конце горла, на задней его стенке. Он чувствовал острую боль в боку. Задница ныла в том месте, где в неё попал камень. Беверли говорила, что Генри и его дружки собирались убить их, и сейчас Бен в это поверил, да, поверил.

Он выбежал к берегу Кендускеага так неожиданно, что едва не свалился через край. Ему удалось удержать равновесие, и затем насыпь, подмытая, обвалилась, и он сбежал, всё время падая и скользя, к краю быстро текущей воды, его рубашка морщилась на спине, липкая грязь пачкала кожу и впивалась в неё.

Билл догнал его и помог ему встать на ноги.

Остальные выскочили из-за кустов, которые нависали над берегом. Ричи и Эдди были последними, Ричи одной рукой держал за талию Эдди, его спадающие очки ударяли по кончику носа.

— Гггде? — кричал Билл.

Бен посмотрел сначала налево, затем направо, понимая, что времени убийственно мало. Река уже казалась выше, и небо, тёмное от дождя, придавало ей пугающий серо-стальной оттенок. Берега её покрывали подлесок и сухие деревья, причём всё теперь танцевало под мелодию ветра. Он слышал, как Эдди задыхается.

— Гггтде?

— Я не з… — начал он и затем увидел наклонённое дерево и под ним размытую пещеру. Это было там, где он прятался в первый день. Он тогда уснул и, когда проснулся, услышал, как Билл и Эдци переговариваются поблизости. Потом большие парни пришли… увидели… победили. Та-та, ребятки, это была настоящая детская запруда, поверьте мне.

— Там! — закричал он. — Туда!

Снова сверкнула молния, и на этот раз Бен смог услышать её жужжащий звук, как перегруженный трансформатор поезда. Она ударила в дерево, и сине-белый электрический огонь зашипел осколками, как зубочистка сказочного великана. Дерево рухнуло в реку со страшным треском, взмыв фонтан воды высоко в небо. Он с трудом вздохнул и почувствовал что-то горячее, гнилостное и дикое. Огненный шар прокатился по упавшему дереву, казалось, дерево загорелось ярче, и шар исчез. Раздался гром — но не над ними, а вокруг них, как будто они стояли в его эпицентре. Дождь лил сплошной завесой.

Билл тяжело ударил Вена в спину, пробуждая от сумеречного созерцания этих вещей.

— Показывай!

0

403

Бен пошёл, брызгая и тяжело ступая, по краю реки, волосы падали ему на глаза. Он добрался до дерева — маленькая пещера в его корнях исчезла — и перебрался через него, пальцами ног врезаясь в сырое укрытие, царапая руки и предплечья.

Билл и Ричи за руки перевели Эдди, и, когда он споткнулся о ствол дерева, Бен подхватил его. Они оба тяжело опустились на землю. Эдди вскрикнул.

— У тебя всё в порядке? — спросил Бен.

— Думаю, да, — ответил Эдди, вставая на ноги. Он потянулся к своему ингалятору и чуть не выронил его. Бен поймал его на лету, и Эдди посмотрел на него с благодарностью, засунул в рот и нажал на кнопку.

Подошёл Ричи, затем Стэн и Майк. Билл помогал Беверли перебираться через дерево, и Бен и Ричи подхватили её на этой стороне; волосы её прилипли к голове, синие джинсы теперь превратились в чёрные.

Билл подошёл последним и полез на ствол дерева. Он увидел, что Генри и двое других бегут к ним, разбрызгивая воду, сполз с поваленного дерева, и крикнул:

— Кккамни! Бббросайте ккамни!

Здесь, на берегу, их было полно, и дерево, в которое ударила молния, стало отличной баррикадой. Через минуту-другую все семеро бросали камни в Генри и его дружков. Они уже почти подошли к дереву на расстояние прямого выстрела, но вынуждены были отпрянуть назад, крича от боли и ярости, так как камни били им в лицо, грудь, руки и ноги.

— Учите нас бросать камни! — закричал Ричи, запуская голыш величиной с куриное яйцо в Виктора. Камень ударил ему в плечо и отскочил. Виктор взвыл. — Давай, давай, учи нас, мальчик! Мы хорошо учимся!

— Да-ааа! — закричал Майк. — Как тебе это нравится? Как тебе это нравится!

Ответа не было, они отступили, пока не оказались вне поля зрения и собрались вместе. Через минуту они карабкались по насыпи, скользя и оступаясь на мокрой земле, которая была уже изборождена маленькими бегущими ручейками, держась за ветки, чтобы не упасть.

Они исчезли в подлеске.

— Они собираются нас окружить, Большой Билл, — сказал Ричи, надвигая очки на нос.

— Это хххорошо, — сказал Билл. — Пппродолжай, Бен. Мы ппойдем за тобой.

Бен осторожно прошёл по насыпи, остановился и увидел насосную установку в двадцати ярдах вниз по течению. К нему подошли все остальные. Они могли ещё увидеть цилиндры на противоположном берегу, один довольно-таки близко, другой — в сорока ярдах вверх по течению. Оба выпускали потоки грязной воды в Кендускеаг, но из трубы, торчащей вниз по насыпи, выливалось совсем немного. Она не шумела, как заметил Бен. Насосная система была выведена из строя.

Он внимательно посмотрел на Билла… с некоторым испугом.

Билл смотрел на Ричи, Стэна, Майка.

— Ммы дддолжны ссснять ккрышку, — сказал он. — Пппомогите ммне.

На железе были ручки, но дождь сделал их скользкими, и крышка казалась невероятно тяжёлой. Бен услышал, как внутри капает вода — эхообразный неприятный звук.

— Вввзялись! — крикнул Билл, и все пятеро приподняли крышку. Крышка подвинулась с противным резким звуком.

Беверли держалась рядом с Ричи; и Эдди толкал здоровой рукой.

— Раз, два, три, взялись! — скомандовал Ричи. Крышка проскрипела немного дальше от вершины цилиндра. Показался полумесяц темноты.

— Раз, два, три, взялись!Полумесяц стал шире.

— Раз, два, три, взялись!

Бен толкал, пока у него перед глазами не запрыгали красные пятна.

— Назад! — крикнул Майк. — Пошёл, он пошёл!

Они встали в сторону и смотрели, как большая круглая шапка потеряла равновесие, затем упала. Она продавила вмятину в сырой земле и приземлилась вверх дном. С её поверхности на спутанную траву выползли жуки.

— ФУ, — сказал Эдди.

Билл внимательно посмотрел внутрь. Железные ступеньки спускались в круглый бассейн чёрной воды, его поверхность теперь была изрешечена дождевыми каплями. Замерший насос покоился там, в середине, наполовину погружённый в воду. Он увидел, как вода льётся в насосную установку из устья подающей трубы, и со страхом подумал: Вот куда мы должны идти. Туда.

— Ээээдди. Ддавай кко мммне. Эдди посмотрел на него, не понимая.

— На сспину. Ддержись ззздоровой рррукой, — Он показал. Эдди понял, но не проявил особого желания.

— Быстро! — подгонял Билл. — Оони сскоро бббудут!

Эдди схватился за шею Билла, Стэн и Майк помогли ему, так что он смог ногами обхватить туловище Билла. Когда Билл качнулся неуклюже над крышкой цилиндра, Бен увидел, что глаза Эдди плотно закрыты.

Сквозь дождь он расслышал другой звук: хруст веток и голоса Генри, Виктора и Белча. Самая мерзкая в мире троица.

Билл сдвинул грубую цементную крышку цилиндра и начал свой путь вниз, осторожно, шаг за шагом. Железные ступеньки были скользкие. Эдди держал его мёртвой хваткой, и Билл подумал, что теперь он получит графическое представление о том, что такое астма Эдди.

— Я боюсь, Билл, — прошептал Эдди.

— Яяя тттоже, — сказал Билл.

Он ступил на бетонное основание и уцепился за самую верхнюю ступеньку. Хотя Эдди душил его и казалось, будто он весит уже сто фунтов, Билл на минуту задержался, глядя на Барренс, на Кендускеаг, на бегущие облака. Голос внутри — не испуганный голос, а твёрдый — сказал ему, чтобы он хорошенько всё рассмотрел на случай, если он никогда больше не увидит этот свет.

Поэтому он посмотрел, а затем начал спускаться с Эдди, который висел у него на спине.

— Я не смогу держаться дольше, — сказал Эдди.

— И не ннужно будет, — сказал Билл. — Мы ппочти ввнизу.

0

404

Одна его нога вступила в прохладную воду. Он нащупал следующую ступеньку. Под этой была ещё одна, и затем лестница кончалась. Он стоял по колено в воде рядом с насосом.

Он соскочил, вздрогнув, когда холодная вода насквозь промочила его штаны, и опустил Эдди. Он глубоко вздохнул. Запах был не очень горячий, но сильный.

Он посмотрел на устье цилиндра. Оно нависло в десяти футах над его головой. Остальные собрались у края, глядя вниз.

— Дддавайте! — крикнул он. — По оодному! Быстро! Беверли шагнула первой, легко качнувшись над ободом и хватаясь за лестницу. Следующим был Стэн. За ними пошли остальные. Ричи шёл последним, остановившись, чтобы прислушаться к движению Генри и приятелей. Он понял по звуку, что они, наверное, заходят слева от насосной установки, но не очень далеко, В этот момент Виктор заорал:

— Генри! Там! Тозиер!

Ричи оглянулся и увидел, как они рванули к нему. Виктор бежал первым… но затем Генри оттолкнул его настолько яростно, что Виктор упал на колени. У Генри был нож, настоящий нож для убоя свиней, капли крови капали с лезвия.

Ричи посмотрел в цилиндр, увидел, как Бен и Стэн помогали Майку слезть с лестницы, и резко поменял позицию. Генри понял, что он делает, и закричал ему. Ричи, безумно смеясь, ударил левой рукой по изгибу правого локтя и выставил предплечье вверх, а его рука сжалась в кулак — это был жест, старый, как мир. Чтобы удостоверится, что Генри правильно понял, он поднял свой средний палец вверх.

— Ты умрёшь прямо там! — крикнул Генри.

— Попробуй! — крикнул Ричи, смеясь. Ему было страшно ступать в бетонное жерло, но всё-таки он не мог остановить смех. И своим голосом ирландского полицейского он протрубил: «Конечно, клянусь Богом, удача никогда не покидает ирландцев, дружок!»

Генри поскользнулся на мокрой траве и съехал на заднице менее чем в двадцати футах от того места, где стоял Ричи ногами уже на верхней ступеньке лестницы, а голова и грудь были снаружи.

— Эй, тупицы! — крикнул Ричи в возбуждении от триумфа и затем скрылся на лестнице. Железные ступени скользили, и один раз он чуть не упал. Затем Билл и Майк схватили его. И он встал на колени в воде рядом с остальными вокруг насоса. Он весь дрожал, чувствуя, как его бросает то в жар, то в холод, и всё-таки никак не мог перестать смеяться.

— Ты бы видел его, Большой Билл, этого увальня, который никак не может отказаться от того, что он заводила…

Наверху в круглом отверстии показалась голова Генри. Царапины от веток расчертили его щёки. Рот его кривился, глаза его горели огнём.

— О'кей, — крикнул он им вниз. Его слова гулко отражались внутри бетонного цилиндра. — Вот я иду. Сейчас вам покажу.

Он свесил одну ногу, нащупал самую верхнюю ступеньку, свесил другую ногу.

Громко произнося слова, Билл сказал:

— Когда оон сспустится ддостаточно бблизко ввниз, ммы ссхватим еего. Сстащим еего вниз. Сскрутим. Пппоняли?

— О'кей, губернатор, — сказал Ричи, отдавая салют дрожащей рукой.

— Поняли, — сказал Бен.

Стэн наклонился и подмигнул Эдди, который не понимал, что происходит, за исключением того, что ему казалось, что Ричи спятил. Он смеялся, как полоумный, пока Генри Бауэре — грозный Генри Бауэре — готовился спуститься и убить их всех, как крыс в дождевой кадке.

— Всё готово для него, Билл! — крикнул Стэн.

Генри застыл за три ступеньки до конца. Через своё плечо он посмотрел на Неудачников. В первый раз на его лице появилось сомнение.

Эдди вдруг понял это. Если он продолжит спускаться, они должны будут приходить по одному. Прыгать было слишком высоко, особенно если внизу находятся насосные механизмы, а здесь были они, все семеро, ожидающие их тесным маленьким кружком.

— Ддавай, Генри, — сказал Билл любезно. — Ччего ттты ттам жжждешь?

— Верно, — вставил Ричи. — Тебе хочется побить ребяток, да? Давай, Генри.

— Мы ждём, Генри, — сказала нежно Бев. — Я не думаю, что тебе понравится, но спускайся, если хочешь.

— Если ты не цыплёнок, — добавил Бен. Он начал издавать цыплячьи звуки. К нему тотчас же присоединился Ричи, и скоро все они делали это. Насмешливое кудахтанье разносилось между сырыми, капающими стенами. Генри посмотрел на них, в левой руке зажат нож, лицо цвета старых кирпичей. Он постоял так секунд тридцать, затем вскарабкался наверх. Неудачники кричали и свистели ему вслед.

— Ооо'кей, — сказал Билл. Он говорил низким голосом. — Ммы ддолжны ппойти в ккканализационную ттрубу. Ббыстро.

— Зачем? — спросила Беверли, но Билл был избавлен от попытки отвечать. Генри снова появился у обода насосной установки и бросил вниз камень размером с теннисный мяч. Беверли закричала, а Стэн с хриплым криком прижал Эдди к круглой стенке. Камень ударился о ржавый кожух насосных механизмов и вывел музыкальное «бенгпт», потом срикошетил влево и ударился о бетонную стенку, не долетев до Эдди всего лишь полфута. Кусочек бетона больно ударил его по щеке. Камень с брызгами упал в воду.

— Бббыстро! — снова крикнул Билл, и они столпились у входной трубы насосной установки. Её диаметр был около пяти футов. Билл посылал их одного за другим (смутный образ цирка — здоровенные клоуны выходят из маленькой машины — метеоритной вспышкой пронёсся в его сознании; годы спустя он использует тот же самый образ в книге под названием «Чёрные пороги»), а сам полез последним, после того как уклонился ещё от одного камня. А в это время камни летели вниз, большинство из них ударялось о кожух насоса и отскакивало под причудливым углом.

Когда они прекратили падать, Билл посмотрел вверх и увидел, что Генри очень-очень быстро спускается по лестнице.

0

405

— Хххватайте его! — закричал он остальным. Ричи, Бен и Майк втиснулись рядом с Биллом. Ричи подпрыгнул и схватился за лодыжку Генри. Генри выругался и дёрнул ногой, как будто пытаясь стряхнуть маленькую собачонку с острыми зубами — терьера, может быть, или китайского мопса. Ричи схватился за ступеньку, забрался даже выше и действительно вонзил свои зубы в лодыжку Генри. Генри пронзительно завопил и быстро выбрался наверх. Один его ботинок упал и плюхнулся в воду, где и утонул.

— Укусил меня! Этот хер укусил меня!

— Да, хорошую вещицу мне впрыснули — столбняк — этой весной, — подначил его Ричи.

— Закидайте их! — неистовствовал Генри. — Закидайте их, разбомбите их, размозжите им головы!

Полетели новые камни. Мальчики снова быстро прижались к стене. Майка ударил в руку маленький камень, и он вытянул её, испугавшись, пока боль не прошла.

— Это паритет, — сказал Бен. — Мы не можем подняться наверх, а они не могут спуститься вниз.

— А нам не ннужно ппподниматься, — сказал спокойно Билл, и ввы ввсе это ззнаете. Ннам нникогда ббболыпе нне ппридется пподняться наверх.

Они посмотрели на него, в глазах были боль и страх. Голос Генри, скрывающий за издевательскими нотками бешеную злобу, долетел сверху:

— Мы можем здесь ждать целый день, детки!

Беверли отвернулась и посмотрела в канал сточной трубы. Свет быстро сгущался, и ей было видно немного. Она видела бетонный тоннель, на треть заполненный бушующей водой. Она поняла, что вода сейчас поднялась выше, чем раньше, когда они только ещё спустились, потому что насос не работал. Она почувствовала, как клаустрофобия хватает её за горло, действуя на кожу, которая стала похожа на фланель. Если прибудет достаточно воды, они утонут.

— Билл, должны ли мы?..

Он пожал плечами. Этим было сказано всё. Да, они должны были — что же ещё? Быть убитыми Генри, Виктором, Белчем в Барренсе? Или чем-то ещё — может, чем-то намного более ужасным — в городе? Она поняла его мысли сейчас очень хорошо, в его пожатии плечами не было никакого сомнения. Для них лучше идти к Нему, вызвать Его, как в вестернах, бросить ему вызов. Решительнее. Смелее.

Ричи сказал:

— Что это был за ритуал, о котором ты нам рассказывал, Большой Билл? Тот, из библиотечной книжки?

— Чччудь, — сказал Билл, немного улыбаясь.

— Чудь, — кивнул Ричи. — Ты кусаешь Его язык, и Оно кусает твой, верно?

— Ввверно.

— Тогда ты шутишь. Билл кивнул.

— Забавно, — сказал Ричи, глядя в тёмную трубу, — я это просто не представляю.

— Я тоже, — сказал Бен. У него в груди скопился тяжёлый страх, почти душивший его. Он чувствовал, что единственное, что его удерживает от того, чтобы не сесть в воду и не барахтаться в ней, как ребёнок, или просто сойти с ума — это спокойствие Билла… и Беверли. Он чувствовал, что он скорее умрёт, чем покажет Беверли, насколько он напуган.

— Ты знаешь, куда ведёт эта труба? — спросил Стэн Билла. Билл покачал головой.

— Ты знаешь, как найти Его? Билл снова покачал головой.

— Мы узнаем, когда подойдём ближе, — сказал вдруг Ричи. Он глубоко и напряжённо вздохнул. — Если мы должны сделать это, тогда давайте.

Билл кивнул.

— Ппойду пппервым. Затем Эдди. Бббен. Бев. Стэн. Майк. Тты, ппоследний, Ричи. Ккаждый ддержитт руку на плече ттого, ккто идёт ввпереди. Тттам темно.

— Вы выходите? — заорал на них Генри Бауэре.

— Мы кое-куда пойдём, — пробормотал Ричи.

Они образовали процессию, как будто слепые. Билл один раз посмотрел назад, утвердившись, что каждый положил руку на плечо впереди идущего. Затем, слегка наклоняясь вперёд против стремительного течения потока, Билл Денбро повёл своих друзей в темноту, куда почти год назад уплыл кораблик, который он сделал для своего брата.

Глава 20

КРУГ ЗАМЫКАЕТСЯ

1

Том

Тому Рогану приснился дурацкий сумасшедший сон. Во сне он убивал своего отца.

Часть его разума понимала, насколько это бредово: его отец умер, когда Том был только в третьем классе. Ну… может быть, «умер» было не таким верным словом. Может быть, «покончил жизнь самоубийством» было верней. Ральф Роган сделал себе коктейль из джина и щёлока. Можно сказать, отходной коктейль. Тома сделали ответственным за брата и сестёр, и он начал получать взбучку, если у них что-то было не так.

Поэтому он не мог убить своего отца… разве что там, в этом ужасном сне, он держал у шеи отца то, что было похоже на какую-то невинную рукоятку… только ведь она не была невинной, правда? На конце рукоятки была кнопочка, и если бы он нажал её, то появилось бы лезвие и вошло отцу прямо в горло. Я не сделаю ничего такого, папа, не беспокойся, — думал его сонный мозг прямо перед тем, как палец нажал на кнопочку и выскочило лезвие. Спящие глаза отца раскрылись и уставились в потолок; рот открылся, и из него вырвался поток булькающей крови. Папа, я не делал этого! — кричал его мозг. — Это кто-то другой…

Он очень хотел проснуться и не мог. Лучшее, что он мог сделать (и оказалось, что это так же плохо), — погрузиться в новый сон. В этом сне он шёл по грязи, с трудом вытаскивая ноги, сквозь длинный тёмный туннель. Яйца его ныли, лицо жгло, потому что оно было исцарапано. С ним были другие, но он мог различить лишь смутные, неясные силуэты. Впрочем, это не имело значения. Что имело значение — так это дети где-то впереди. Им нужно было отплатить. Они нуждались

(в порке)

в наказании.

В странном туннеле ужасно воняло. Вода струилась со стен, отдаваясь эхом. Его башмаки и штаны промокли насквозь. Маленькие говнюки были где-то впереди в этом лабиринте туннелей, и, возможно, они думали, что

0

406

(Генри)

что Том и его друзья заблудятся, но над ними подшутили

(ха-ха, над вами над всеми!)

потому что у него был ещё один друг, о да, особый друг, и этот друг наметил проход, по которому они должны идти с…

(лунными воздушными шарами)

как бишь их? Ну которые большие и круглые и как-то освещены изнутри, так что они испускают свет, похожий на тот, что таинственно падает от старомодных уличных фонарей. Один из этих шаров плыл и кружился над каждым подземным перекрёстком, и на каждом была стрелка, показывающая дорогу в ответвление туннеля, в которое он и

(Виктор и Белч)

его невидимые друзья должны были свернуть. И это был правильный проход; он мог слышать остальных впереди, их шаги с брызгами отдавались эхом, он мог слышать их искажённые голоса. Они становились ближе, догоняли. И когда они догнали… Том посмотрел вниз и увидел, что у него в руке тот же нож.

На мгновение он испугался — это было похоже на один из тех сумасшедших астральных опытов, о которых он читал в бульварных еженедельниках, когда ваша душа оставляет ваше тело и входит в чьё-то другое. Он чувствовал своё тело как-то по-другому, как будто он был не Томом, а

(Генри)

кем-то ещё, кем-то моложе. Он начал в панике пробиваться из этого сна, и затем какой-то голос заговорил с ним, успокаивающий голос, шепчущий ему в ухо: Не имеет значения, где это, и не имеет значения, кто ты. То, что имеет значение, — это то, что Беверли там, она с ними, мой дорогой друг, и ты знаешь, что? Она делает кое-что гораздо худшее, чем украдкой курит. Ты знаешь, что? Она трахается со своим старым дружком Биллом Денбро! Да, точно! Она и этот заикающийся урод, да, они делают это! Они…

Это ложь! — попытался он крикнуть. — Она бы не осмелилась!

Но он знал, что это не ложь. Она протянула его ремнём по

(ударила меня по)

яйцам и убежала, и теперь она обманывала его, грязная

(девчонка)

маленькая сучка действительно обманула его, и, дорогие друзья, дорогие ближние, она получит порку, всем поркам порку — сначала она, а затем Денбро, её дружок, пописывающий романы. И с любым, кто попытался бы встать у него на пути, — с ним произойдёт то же самое.

Он поспешил вперёд, хотя дыхание его уже сбивалось. Впереди он видел ещё один светящийся круг, покачивающийся в темноте, — ещё один лунный воздушный шар. Он слышал голоса людей впереди, и то, что это были детские голоса, больше не беспокоило его. Это произошло, когда голос сказал: «Не имеет значения, где, когда и кто.Там была Беверли, и, мои дорогие друзья и дорогие ближние…»

— Давайте, ребятки, шевелите жопами, — сказал он, и даже не имело значения, что его голос был не его собственный, а голос какого-то мальчишки.

Затем, когда они приблизились к лунному воздушному шару, он осмотрелся и в первый раз увидел своих спутников. Оба были мертвецы. Один без головы. Лицо другого было разодрано как будто огромным когтем.

— Мы идём так быстро, как можем, Генри, — сказал парень с разодранным лицом, его губы двигались, как два куска, несинхронно, гротескно не совпадая друг с другом, и именно тогда Том разбил сон на части и пришёл в себя, находясь на грани какого-то огромного пустого пространства.

Ему пришлось с силой удерживать равновесие, но он вновь потерял его и упал на пол. На полу лежал ковёр, но падение всё-таки вызвало острую боль в ушибленном колене, и пришлось зажать рот рукой.

Где я? Где я, чёрт бы всё побрал?

Он стал различать слабый, но чёткий свет, и на один какой-то страшный момент подумал, что он снова во сне, что это был свет от тех сумасшедших воздушных шаров, от одного из них. Затем он вспомнил, что оставил приоткрытой дверь ванной комнаты, и в ней горела флюоресцентная лампа. Он всегда оставлял свет включённым, когда находился в каком-либо новом месте; это спасало от того, чтобы разбить коленку, если вам надо встать в три часа ночи пописать.

Свет вернул реальность на место. Это был сон, всё было каким-то сумасшедшим сном. Он находился в каком-то кабаке. Это Дерри, штат Мэн. Он охотился здесь за своей женой, и в середине ночного кошмара упал с кровати. Это было всё; больше ничего.

Это не просто кошмар.

Он подпрыгнул, как будто эти слова были сказаны рядом с его ухом, а не внутри его собственного мозга. Казалось, этот голос не похож на его собственный внутренний — он был холодным, чужим… но каким-то гипнотическим и доверительным.

Он медленно встал, взял стакан воды со столика рядом с кроватью и выпил. Дрожащими руками взлохматил волосы. Часы на столе показывали десять минут четвёртого.

Ложись спать. Подожди до утра, И чужой голос ответил: Но утром кругом будет полно людей, слишком много людей. И кроме того, ты сможешь на этот раз застать их там. На этот раз ты сможешь быть первым.

Там? Он подумал о своём сне: сочащаяся вода, темнота.

Свет внезапно сделался ярче. Он повернул голову, не желая делать это, но и не в состоянии остановиться. У него вырвался стон: к ручке двери в ванную комнату был привязан воздушный шар. Он качался на верёвке длиной около трёх футов. Шарик мерцал, наполненный призрачным белым светом; он был похож на блуждающий в болоте огонёк, сонно плывущий между деревьями, обвешанный серыми нитями мха. На выпуклой поверхности шарика светилась кроваво-красная стрелка.

Она указывала на дверь, ведущую в прихожую.

Не имеет в действительности значения, кто я, — тихо говорил голос, и Том теперь понял, что он раздаётся не в его голове и не снаружи, он исходит от шарика, из центра, из сердцевины этого странного прекрасного белого света. — Всё, что имеет значение, — это то, что я хочу помочь тебе. Том. Я хочу увидеть, как ты её выпорешь, как ты их всех выпорешь. Они как-то очень часто переходили мне дорогу… Поэтому слушай. Том. Слушай очень внимательно. Теперь все вместе… Следуй за шариком…

Том слушал. Голос из воздушного шара объяснял.

Он объяснил всё.

Когда это было сделано, он лопнул моментальной вспышкой света, и Том начал одеваться.

0

407

2

Одра

У Одры тоже были кошмары.

Она проснулась и рывком села, выпрямившись на кровати, сбросив простыню, её маленькие груди вздымались в быстром, возбуждённом дыхании.

Как и у Тома, её сон был запутанным, мучительным и неясным. Как и у Тома, у неё было ощущение, что есть ещё кто-то, вернее, что её сознание перенесено в другое тело и в другой ум. Она шла в тёмном месте, рядом с ней находились несколько человек, и она испытывала гнетущее чувство страха — они шли в этот страх сознательно, и она хотела остановить их, объяснить, что происходит… но человек, за которым она спускалась, по-видимому, знал и верил, что это необходимо.

Она также сознавала, что за ними охотятся и что преследователи мало-помалу догоняют их.

Во сне был Билл, но его рассказ о том, как он забыл своё детство, должно быть, застрял у неё в голове, потому что в её сне Билл был снова мальчиком десяти или двенадцати лет, у него были ещё все волосы! Она держала его за руку и смутно сознавала, что она очень любит его, и что её готовность идти основывалась на твёрдой уверенности, что Билл защитит её и всех их, что Билл, Большой Билл как-то проведёт их через всё это и выведет снова в дневной свет.

О, но она была так напугана!

Они подошли к разветвлению нескольких туннелей, и Билл стоял там, глядя на них, а один из детей — мальчик в гипсовой повязке, которая светилась призрачно-белым в темноте, — проговорил:

— Этот, Билл. Нижний.

— Ттты ууверен?

— Да.

И поэтому они пошли той дорогой; а затем там была дверь, крошечная деревянная дверь, не больше трёх футов высотой, дверь, которую можно видеть в книге сказок, и на двери была отметина. Она не могла вспомнить, что это была за отметина, какая-то странная руна или символ. Но она собрала весь свой ужас в одну фокусирующую точку и вырвала себя из того другого тела, тела той девочки, кем бы она (Беверли, Беверли) ни была.

Она сидела, вытянувшись в струну на незнакомой кровати, в поту, с широко открытыми глазами, учащённо дыша, будто только что пробежала кросс. Руками она коснулась ног, возможно, они мокрые и холодные от воды, через которую она шла в своём сне. Но ноги были сухими.

Затем она долго не могла сориентироваться — это был не их дом в Топанга-Каньоне или квартира на Флит-стрит. Это было какое-то чужое место, обставленное кроватью, комодом, двумя стульями и телевизором.

«О, Господи, давай Одра…»

Она резко потёрла руками лицо, и болезненное ощущение дезориентации отступило. Она была в Дерри. Дерри, штат Мэн, где её муж провёл детство, о котором, как он сказал, он больше не помнит. Незнакомое ей и не особенно хорошее место по своей атмосфере, но, по крайней мере, известное. Она была здесь, потому что Билл был здесь, и она увидит его завтра, в гостинице Дерри. Что бы ужасного здесь ни случилось, что бы ни означали те новые шрамы на его руках, они встретят это вместе.

Она позвонит ему, скажет, что она здесь, потом придёт к нему. После этого… ну…

На самом деле, она не имела никакого представления, что будет после этого. Дезориентация, это желание быть в каком-то месте, которого по существу не было, снова наступала. Когда ей было девятнадцать лет, она проделала турне с жалкой театральной труппой; сорок никем не замеченных спектаклей «Мышьяк и Старый Шнурок» в сорока ничем не примечательных городках и городишках. Все они прошли за сорок семь совсем не замечательных дней. Она начала с «Бобового Театра» в Массачусетсе и закончила в «Сыграй это снова, Сэм» в Саусалито. И где-нибудь в промежутке, в каком-нибудь городке Среднего Запада вроде Амес, Айова, или Грэнд Айл, Небраска, или, может быть, Джубели, Северная Дакота, она вот так просыпалась в середине ночи, охваченная паникой, без ориентации, не понимая, в каком городе она находится, какой сейчас день и вообще зачем она там, где она была. Даже её имя казалось ей нереальным.

Это чувство сейчас снова вернулось. Её дурные сны не прекратились с пробуждением, и она почувствовала неконтролируемый страх. Город, казалось, сдавил её, как удав. Она могла чувствовать его, и ощущения, которые он вызывал, не были хорошими. Она даже пожалела, что не последовала совету Фрэдди и не осталась.

Её сознание сосредоточилось на Билле, хватаясь за мысли о нём, как тонущая женщина схватилась бы за доску, за спасательный пояс, за всё, что

(мы все летаем здесь внизу. Одра)

держится на поверхности.

Холодок пронизал её, и она скрестила руки на обнажённой груди. Озноб покрыл её кожу мурашками. На мгновение ей показалось, что какой-то голос говорит вслух, но внутри её головы. Как будто там сидел кто-то чужой.

Я схожу с ума! Господи, что это?

Нет, — ответило её сознание. — Это просто дезориентация… нарушение суточного ритма организма после перелёта через несколько часовых поясов… беспокойство о муже. Никто не говорит внутри твоей головы. Никто…

«Мы все здесь внизу летаем, Одра, — сказал голос из ванной комнаты. Это был реальный голос, реальный, как сам дом. И лукавый. Лукавый и издевательский, и злой. — Ты тоже будешь летать». Голос издал плотоядный смешок, который убывал, пока не стал звучать, как свист в засорившейся канализации. Одра вскрикнула… затем прижала руки ко рту.

— Я не слышала этого.

Она проговорила это вслух, рассчитывая, что тот голос будет возражать ей. Он не возражал. В комнате было тихо. Где-то далеко в ночи просвистел поезд.

Внезапно ей так понадобился Билл, что ждать до утра казалось невозможным. Она была в стандартной комнате мотеля, такой же, как тридцать девять других номеров, но внезапно это показалось ей слишком. Всё. Когда вы начинаете слышать голоса, это уже слишком. От этого бросает в дрожь. Она, казалось, вновь скатывалась в кошмар, которого совсем недавно избежала. Она чувствовала себя испуганной и ужасно одинокой. Хуже, — подумала она. — Я чувствую себя мёртвой. Вдруг её сердце дважды толкнулось в грудь, заставив её хватать воздух и испуганно кашлять. На мгновение она почувствовала страх от сидения на одном месте, клаустрофобию внутри собственного тела и подумала, не имеет ли весь этот ужас в конце концов банальных физических причин: может быть, у неё будет сердечный приступ. Или уже был.

Сердце отпустило, но с трудом.

0

408

2

Одра

У Одры тоже были кошмары.

Она проснулась и рывком села, выпрямившись на кровати, сбросив простыню, её маленькие груди вздымались в быстром, возбуждённом дыхании.

Как и у Тома, её сон был запутанным, мучительным и неясным. Как и у Тома, у неё было ощущение, что есть ещё кто-то, вернее, что её сознание перенесено в другое тело и в другой ум. Она шла в тёмном месте, рядом с ней находились несколько человек, и она испытывала гнетущее чувство страха — они шли в этот страх сознательно, и она хотела остановить их, объяснить, что происходит… но человек, за которым она спускалась, по-видимому, знал и верил, что это необходимо.

Она также сознавала, что за ними охотятся и что преследователи мало-помалу догоняют их.

Во сне был Билл, но его рассказ о том, как он забыл своё детство, должно быть, застрял у неё в голове, потому что в её сне Билл был снова мальчиком десяти или двенадцати лет, у него были ещё все волосы! Она держала его за руку и смутно сознавала, что она очень любит его, и что её готовность идти основывалась на твёрдой уверенности, что Билл защитит её и всех их, что Билл, Большой Билл как-то проведёт их через всё это и выведет снова в дневной свет.

О, но она была так напугана!

Они подошли к разветвлению нескольких туннелей, и Билл стоял там, глядя на них, а один из детей — мальчик в гипсовой повязке, которая светилась призрачно-белым в темноте, — проговорил:

— Этот, Билл. Нижний.

— Ттты ууверен?

— Да.

И поэтому они пошли той дорогой; а затем там была дверь, крошечная деревянная дверь, не больше трёх футов высотой, дверь, которую можно видеть в книге сказок, и на двери была отметина. Она не могла вспомнить, что это была за отметина, какая-то странная руна или символ. Но она собрала весь свой ужас в одну фокусирующую точку и вырвала себя из того другого тела, тела той девочки, кем бы она (Беверли, Беверли) ни была.

Она сидела, вытянувшись в струну на незнакомой кровати, в поту, с широко открытыми глазами, учащённо дыша, будто только что пробежала кросс. Руками она коснулась ног, возможно, они мокрые и холодные от воды, через которую она шла в своём сне. Но ноги были сухими.

Затем она долго не могла сориентироваться — это был не их дом в Топанга-Каньоне или квартира на Флит-стрит. Это было какое-то чужое место, обставленное кроватью, комодом, двумя стульями и телевизором.

«О, Господи, давай Одра…»

Она резко потёрла руками лицо, и болезненное ощущение дезориентации отступило. Она была в Дерри. Дерри, штат Мэн, где её муж провёл детство, о котором, как он сказал, он больше не помнит. Незнакомое ей и не особенно хорошее место по своей атмосфере, но, по крайней мере, известное. Она была здесь, потому что Билл был здесь, и она увидит его завтра, в гостинице Дерри. Что бы ужасного здесь ни случилось, что бы ни означали те новые шрамы на его руках, они встретят это вместе.

Она позвонит ему, скажет, что она здесь, потом придёт к нему. После этого… ну…

На самом деле, она не имела никакого представления, что будет после этого. Дезориентация, это желание быть в каком-то месте, которого по существу не было, снова наступала. Когда ей было девятнадцать лет, она проделала турне с жалкой театральной труппой; сорок никем не замеченных спектаклей «Мышьяк и Старый Шнурок» в сорока ничем не примечательных городках и городишках. Все они прошли за сорок семь совсем не замечательных дней. Она начала с «Бобового Театра» в Массачусетсе и закончила в «Сыграй это снова, Сэм» в Саусалито. И где-нибудь в промежутке, в каком-нибудь городке Среднего Запада вроде Амес, Айова, или Грэнд Айл, Небраска, или, может быть, Джубели, Северная Дакота, она вот так просыпалась в середине ночи, охваченная паникой, без ориентации, не понимая, в каком городе она находится, какой сейчас день и вообще зачем она там, где она была. Даже её имя казалось ей нереальным.

Это чувство сейчас снова вернулось. Её дурные сны не прекратились с пробуждением, и она почувствовала неконтролируемый страх. Город, казалось, сдавил её, как удав. Она могла чувствовать его, и ощущения, которые он вызывал, не были хорошими. Она даже пожалела, что не последовала совету Фрэдди и не осталась.

Её сознание сосредоточилось на Билле, хватаясь за мысли о нём, как тонущая женщина схватилась бы за доску, за спасательный пояс, за всё, что

(мы все летаем здесь внизу. Одра)

держится на поверхности.

Холодок пронизал её, и она скрестила руки на обнажённой груди. Озноб покрыл её кожу мурашками. На мгновение ей показалось, что какой-то голос говорит вслух, но внутри её головы. Как будто там сидел кто-то чужой.

Я схожу с ума! Господи, что это?

Нет, — ответило её сознание. — Это просто дезориентация… нарушение суточного ритма организма после перелёта через несколько часовых поясов… беспокойство о муже. Никто не говорит внутри твоей головы. Никто…

«Мы все здесь внизу летаем, Одра, — сказал голос из ванной комнаты. Это был реальный голос, реальный, как сам дом. И лукавый. Лукавый и издевательский, и злой. — Ты тоже будешь летать». Голос издал плотоядный смешок, который убывал, пока не стал звучать, как свист в засорившейся канализации. Одра вскрикнула… затем прижала руки ко рту.

— Я не слышала этого.

Она проговорила это вслух, рассчитывая, что тот голос будет возражать ей. Он не возражал. В комнате было тихо. Где-то далеко в ночи просвистел поезд.

Внезапно ей так понадобился Билл, что ждать до утра казалось невозможным. Она была в стандартной комнате мотеля, такой же, как тридцать девять других номеров, но внезапно это показалось ей слишком. Всё. Когда вы начинаете слышать голоса, это уже слишком. От этого бросает в дрожь. Она, казалось, вновь скатывалась в кошмар, которого совсем недавно избежала. Она чувствовала себя испуганной и ужасно одинокой. Хуже, — подумала она. — Я чувствую себя мёртвой. Вдруг её сердце дважды толкнулось в грудь, заставив её хватать воздух и испуганно кашлять. На мгновение она почувствовала страх от сидения на одном месте, клаустрофобию внутри собственного тела и подумала, не имеет ли весь этот ужас в конце концов банальных физических причин: может быть, у неё будет сердечный приступ. Или уже был.

Сердце отпустило, но с трудом.

0

409

Одра включила свет у тумбочки и посмотрела на часики. Двенадцать минут четвёртого. Она бы поспала, но это теперь для неё не имело значения — ничего не имело значения, кроме того, чтобы услышать его голос. Она хотела закончить ночь с ним. Если бы Билл был рядом с ней, её часовой механизм работал бы синхронно с его, и она бы успокоилась. Кошмары ушли бы прочь. Он описывал чужие кошмары — это была его профессия, — но ей он никогда не давал ничего, кроме спокойствия. И этого спокойствия, странного холодного ядрышка в его пылком воображении, ей сейчас так не хватало. Она взяла телефонную книгу, нашла номер гостиницы в Дерри и набрала его.

— Гостиница Дерри слушает.

— Будьте добры, позвоните, пожалуйста, в номер мистера Денбро. Мистера Уильяма Денбро.

— Этому парню звонят когда-нибудь днём? — спросил клерк, и прежде чем она сумела подумать и спросить, что должно означать «этому», он её соединил.

Телефон прозвонил раз, другой, третий. Она представила его, натянувшего одеяло до самого носа, могла представить, как одна рука его выпросталась наружу, нащупывая телефон. Она видела, как он делал это раньше, и любящая улыбка коснулась её губ. Она погасла, когда телефон прозвонил четвёртый раз… и пятый… и шестой. На половине седьмого звонка связь прервалась.

— Номер не отвечает.

— Чёрт знает что, — сказала Одра, более чем когда-либо напуганная и обеспокоенная. — Вы уверены, что позвонили в ту комнату?

— Да, — сказал клерк. — Мистер Денбро говорил по внутреннему телефону минут пять назад. Я знаю, что он на тот звонок ответил, потому что свет на щите горел минуту-две. Он, должно быть, пошёл в другой номер.

— Так, а какой это был номер?

— Я не помню. Шестой этаж, по-моему. Но… Она опустила трубку на рычаг. Вдруг чёткая, определённая, наводящая уныние мысль пришла ей в голову. Это была женщина.

Какая-то женщина позвонила ему… и он ушёл к ней. Ну что теперь, Одра? Как мы с этим справимся?

Она чувствовала, что подступают слёзы. Они щекотали её глаза и нос; она могла чувствовать комок рыданий в глубине горла. Никакого гнева по крайней мере пока не было… только болезненное чувство утраты и ненужности свободы.

Одра, держи себя в руках. Ты делаешь слишком поспешные выводы. Сейчас середина ночи, тебе приснился страшный сон, и теперь тебе видится Билл с другой женщиной. Но это не обязательно так. Что тебе нужно сделать, так это встать — так или иначе, ты больше не уснёшь. Включи свет и дочитай роман, который начала в самолёте. Помнишь, что говорит Билл? Лучший допинг. Книга — здоровье. Никакого возбуждения. Больше никаких ударов-кошмаров и слышащихся голосов. Дороти Сойерс и Лорд Питер, вот билет. Девять Портных. Так и до рассвета не дотянешь. Это…

Вдруг в ванной комнате включился свет; она видела его под дверью. Затем щёлкнула задвижка, и дверь широко распахнулась. Она уставилась на неё, глаза округлились, руки инстинктивно закрыли крест-накрест грудь. Сердце начало биться о грудную клетку, и кислый привкус адреналина наполнил рот.

Тот же голос, низкий и протяжный, сказал: «Мы все здесь внизу летаем. Одра». Последнее слово было длинным, низким угасающим вскриком: «Одрааааааа ааа», который закончился снова тем болезненным булькающим звуком, так похожим на смех.

— Кто там? — закричала она, подавшись назад.

Это не было моё воображение, никоим образом, вы не должны говорить мне, что…

Щёлкнул телевизор. Она обернулась и увидела клоуна в серебристом костюме с большими оранжевыми пуговицами, дурачащегося на экране. Там, где должны были быть глаза, виднелись лишь чёрные глазницы, и, когда его нарисованные губы растянулись в ухмылку, она увидела, острые, как бритвы, зубы. Он держал отрубленную голову, с которой капала кровь. Её глаза закатились, рот открылся, но она могла хорошо разглядеть, что это голова Фрэдди Файерстоуна. Клоун смеялся и танцевал. Он раскачивал голову, и капли брызгали на внутреннюю часть экрана. Она слышала, как они там шипят.

Одра пыталась закричать, но ничего не вышло, кроме слабого стона. Она нащупала платье, висевшее на спинке стула, и сумочку. Распахнула дверь и громко захлопнула её за собой, тяжело дыша, с белым как бумага лицом. Она выронила сумочку и кое-как натянула через голову платье.

— Лети, — сказал из-за неё низкий, хихикающий голос, и она почувствовала, как холодный палец ласкает её голую пятку.

Она издала ещё один высокий грудной крик и отшатнулась от двери. Белые мёртвые пальцы шарили взад-вперёд под ней, вместо сошедших ногтей на них темнели багрово-бледные бескровные пятна. Они с шорохом скребли по грубому ворсу ковра в холле.

Одра подхватила ремешок сумочки и побежала голыми ногами к двери в конце холла. Она была сейчас в слепой панике, её единственной мыслью было найти гостиницу в Дерри и Билла. Не имело значения, лежит ли он в постели с другой женщиной, или с целым гаремом. Она найдёт его и заставит забрать её от этого, чем бы оно ни было, отвратительного существа, и из этого города.

Она выбежала на улицу, на стоянку, дико озираясь в поисках своей машины. На мгновение её мозг оцепенел, и она не могла даже вспомнить, какую машину она водит. Затем вспомнила, «датсун», табачно-бурого цвета. Она увидела её в глубине стоянки и поспешила к ней. Она судорожно рылась в сумочке в поисках ключей, со всё возрастающей паникой перебирая таблетки, косметику, мелочь, очки от солнца, пластинки жвачки — всё в полном беспорядке. Она не заметила ветхую «ЛТД», припаркованную нос к носу с нанятой ею машиной, и человека, сидящего за рулём. Она не видела, как дверца «ЛТД» открылась и водитель вышел; она пыталась совладать с усиливающейся уверенностью, что она оставила ключи от «датсуна» в комнате. Она не могла вернуться туда, просто не могла.

Её пальцы нащупали твёрдый с зубчиками металл под коробочкой мятных таблеток, и она схватила его с радостным криком. На какой-то страшный миг она подумала, что это может быть ключ от их «ровера», стоящего сейчас в гараже на флит-стрит за три тысячи миль отсюда; и затем нащупала бланк о найме машины. Она вставила ключ в замок, дыша коротко и тяжело, и повернула его. Тут на её плечо опустилась рука, и она закричала… на этот раз громко. Где-то в ответ залаяла собака, но это было всё.

0

410

Рука, твёрдая как сталь, грубо схватила её и повернула. Лицо, которое она увидела перед собой, было распухшим и пьяным. Глаза сверкали. Когда вздутые губы растянулись в гротескной улыбке, она увидела, что несколько передних зубов было выбито. Обломки торчали, как гнилые пеньки.

Она пыталась что-то сказать и не могла. Рука держала крепко.

— Не видел ли я вас в кино? — прошептал Том Роган.

3

Комната Эдди

Беверли и Билл быстро оделись, ничего не говоря, и поспешили в комнату Эдди. По дороге к лифту они услышали где-то сзади телефонный звонок. Звук был приглушённым, как будто призрачным.

— Билл, это у тебя звонят?

— Мможет ббыть, — сказал он. — Один из ннаших ззвонит, ннавернно.

Он нажал кнопку «Вверх».

Эдди открыл им дверь, лицо у него было белое и напряжённое. Его левая рука торчала под углом, неестественным и чем-то напоминающим прежние времена.

— У меня всё в порядке, — сказал он. — Я принял два «Дарвона». Боль уже не такая сильная.

Но ему явно было плохо. Его губы, сжатые почти в одну черту, посинели и распухли.

Билл посмотрел за его спину и увидел тело на полу. Одного взгляда было достаточно, чтобы удостовериться сразу в двух вещах, — это был Генри Бауэре, и он был мёртв. Он прошёл мимо Эдди и встал на колени около тела. Горлышко бутылки «Перье» глубоко вошло в живот Генри вместе с клочьями его рубахи. Глаза Генри были полуоткрыты и подёрнуты пеленой. Рот, залитый кровью, скривился в злобной гримасе. Руки скрючились в когти.

На него упала тень, и Билл посмотрел вверх. Это была Беверли. Она смотрела на Генри без всякого выражения.

— Ввсе ввремя он ггонялся зза ннами, — сказал Билл. Она кивнула.

— Он не кажется старым. Ты видишь это, Билл? Он совсем не кажется старым.

Внезапно она посмотрела назад, на Эдди, который сидел на кровати. Эдди как раз выглядел старым, старым и измождённым. Его рука беспомощно лежала на коленях.

— Нужно вызвать врача для Эдди.

— Нет, — сказали в унисон Билл и Эдди.

— Но он же ранен! Его рука…

— Это тто же ссамое, что и в пппрошлый рраз, — сказал Билл. Он встал на ноги и взял её руки в свои, глядя ей в лицо. — Как только ммы ввыйдсм отсюда… как только ммы ообъявим ггороду…

— Они арестуют меня за убийство, — сказал мрачно Эдди. — Или всех нас. Или задержат. Или что-то в этом роде. Потом произойдёт несчастный случай. Один из тех несчастных случаев, которые случаются только в Дерри. Может быть, они запихнут нас в тюрьму, и помощник шерифа придёт в ярость и перестреляет всех нас. А может, мы все умрём от трупного яда или решим вдруг повеситься в наших камерах.

— Эдди, это сумасшествие! Это…

— Неужели? — спросил он. — Помни, это Дерри.

— Но мы теперь взрослые! Ведь вы не думаете… я имею в виду, он пришёл сюда в середине ночи… напал на тебя…

— Чччто? — спросил Билл. — Где нннож? Она посмотрела вокруг, но не увидела его и упала на колени, чтобы посмотреть под кроватью.

— Не беспокойся, — сказал Эдди тем же самым слабым голосом, со свистом. — Я стукнул дверью по его руке, когда он пытался пырнуть меня. Он уронил его, и я ногой зашвырнул его под телевизор. Сейчас его нет. Я уже смотрел.

— Бббеверли, зови остальных, — сказал Билл. — Я могу ннналожить шшину на руку Ээдди, мне ккажется.

Она посмотрела на него долгим взглядом, затем снова посмотрела вниз на лежащее тело. Она подумала, что вид этого номера всё объяснит любому полицейскому, у которого есть хоть что-то в голове. В номере видны явные следы борьбы. Рука Эдди сломана. Этот человек мёртв. Типичный случай самообороны от ночного взломщика. Но тут она вспомнила мистера Росса. Мистера Росса, поднявшегося, посмотревшего, а затем просто сложившего газету и ушедшего в дом.

Как только мы выйдем отсюда… как только мы объявим городу…

Это заставило её вспомнить Билла в детстве, его белое, усталое, голубоглазое лицо, когда он говорил: «Дерри — это Оно. Вы меня понимаете? Любое место, куда мы пойдём… когда Оно доберётся до нас, они не увидят, они не услышат, они не узнают. Вы понимаетеэто? Всё, что мы можем сделать, — это постараться закончить то, что мы начали».

Стоя сейчас здесь, глядя на труп Генри, Беверли думала: Они оба говорят, что мы все опять окунулись в это. Что это стало повторяться. Всё это. Ребёнком я могла принять это, потому что дети верят в чудеса. Но…

— Вы уверены? — спросила она безнадёжно. — Билл, ты уверен?Он сидел на кровати с Эдди, бережно взяв его руку.

— А ттты? — спросил он. — После всего того, что случилось сегодня?

Да. Всё, что случилось. Их кошмарный ленч. Почтенная старая женщина, которая превратилась в сморщенную ведьму у неё на глазах, (мой родитель был и моим мучителем) и цикл рассказов в библиотеке сегодня вечером с сопутствующими явлениями. Все те вещи. И всё-таки… её мозг кричал, отчаянно звал остановить это сейчас, пресечь доводами рассудка, потому что если она не прекратит, они наверняка закончат эту ночь тем, что спустятся в Барренс, найдут одну насосную установку и…

— Я не знаю, — сказала она. — Я просто… не знаю. Даже после всего того, что случилось, Билл, мне кажется, что мы могли бы вызвать полицию. Может быть.

— Ввызови остальных, — снова сказал Билл. — Поссмотрим, что ооони ддумают.

— Хорошо.

0

411

Она позвонила сначала Ричи, затем Бену. Оба согласились прийти прямо тут же. Никто не спрашивал, что случилось. Она нашла телефон Майка в книге и набрала его номер. Ответа не было; после десятка гудков она повесила трубку.

— Ппопробуй в библиотеку, — сказал Билл.

Он взял короткие стержни от карниза с меньшего из двух окон в комнате Эдди и крепко привязал их к руке Эдди поясом от банного халата и резинкой от пижамы.

Ещё до того как она нашла номер, раздался стук в дверь. Бен и Ричи пришли вместе, Бен в джинсах и рубашке навыпуск, Ричи — в нарядных серых хлопчатобумажных брюках и с пижамным верхом. Его глаза осторожно оглядывали всю комнату из-за очков.

— Боже, Эдди, что случилось…

— О, мой Бог! — вскрикнул Бен. Он увидел Генри на полу.

— Сспокойно! — резко сказал Билл. — И ззакррой ддверь! Ричи закрыл. Его глаза остановились на теле.

— Генри?

Бен сделал три шага вперёд к покойнику и затем остановился, как будто испугавшись, что он может укусить его. Он посмотрел беспомощно на Билла.

— Ттты ррасскажи, — сказал он Эдди. — Ппроклятое зззаикание ввсе ввремя остановится ххуже и ххуже.

Эдди описал всё, что случилось, пока Беверли выискивала номер общественной библиотеки Дерри и звонила по нему. Она думала, что Майк, возможно, заснул там, — у него в конторе есть даже своя койка. Случилось то, чего она не ожидала: трубка была снята на втором гудке, и голос, которого она раньше никогда не слышала, сказал «алло».

— Хелло, — ответила она, глядя на остальных и делая неопределённый жест рукой. — Мистер Хэнлон там?

— Кто это? — спросил голос.

Она провела языком по губам. Билл пристально смотрел на неё. Бен и Ричи озирались. Начало настоящей тревоги зашевелилось внутри неё.

— А кто вы? — задала она встречный вопрос. — Вы не мистер Хэнлон.

— Я шеф полиции Дерри Эндрю Рэдмахер, — сказал голос. — Мистер Хэнлон сейчас находится в больнице Дерри. Недавно на него было нападение, и он тяжело ранен. Теперь скажите, пожалуйста, кто вы? Я хочу знать ваше имя.

Но она едва слышала это последнее. Волны шока прокатились через неё, поднимая её головокружительно высоко, за пределы себя. Мышцы её живота, и ноги, и пах — всё стало чужим и затекло, и она подумала бессвязно: Должно быть, вот так бывает, когда люди боятся, что они намочат штаны. Конечно. Просто теряется контроль над теми мышцами…

— Как тяжело он ранен? — услышала она свой бумажный голос, и затем Билл встал рядом, его рука на её плече, и Бен был тут, и Ричи, и она почувствовала прилив благодарности к ним. Она протянула свою свободную руку, и Билл взял её. Ричи положил свою руку на руку Билла, а Бен — на руку Ричи. Подошёл Эдди и положил сверху свою здоровую руку.

— Я хочу знать ваше имя, — резко повторил Рэдмахер, и на какой-то момент маленький трусишка внутри неё, трусишка, который был воспитан её отцом и охраняем её мужем, почти что ответил: Я Беверли Марш, и я в гостинице Дерри. Пожалуйста, пришлите мистера Нелла. Здесь мёртвый человек, который всё ещё наполовину мальчик, и мы все очень испугались.

Но она сказала:

— Я… боюсь, я не могу сказать вам. Пока что не могу.

— Что вы знаете об этом?

— Ничего, — сказала она, потрясённая. — С чего вы взяли, что я знаю? Боже мой!

— Вы что, каждое утро звоните в библиотеку в полчетвёртого утра? — спросил Рэдмахер. — Так? Это хреново, юная леди. Это нападение, и то, как парень выглядит, — он может умереть к восходу солнца. Я ещё раз вас спрашиваю: кто вы и что вы знаете об этом?

Закрыв глаза, сжимая руку Билла изо всех сил, она спросила:

— А может, он уже умер? Вы просто не говорите мне, чтобы не пугать меня? Он действительно умер? Пожалуйста, скажите мне.

— Он очень тяжело ранен. И если это не пугает вас, то должно пугать. Теперь я хочу знать, кто вы и почему…

Как во сне, она увидела, как её рука плавно рассекла пространство и положила трубку на рычаг. Она посмотрела на Генри и почувствовала шок — такой же резкий, как прикосновение холодной руки. Один глаз Генри был закрыт. Из другого, разбитого, непрерывно текло.

Казалось, Генри подмигивает ей.

4

Ричи позвонил в госпиталь. Билл подвёл Беверли к кровати, и она села рядом с Эдди, глядя в пространство. Она думала, что заплачет, но слёз не было. Единственное чувство, которое она осознавала и которое было сильным, — это желание, чтобы кто-то накрыл Генри Бауэрса. Его подмигивающий взгляд ей вовсе не нравился.

В долю секунды Ричи сделался репортёром из «Дерри Ньюз». Он понял, что на мистера Майкла Хэнлона, главного библиотекаря города, было совершено нападение, когда он поздно засиделся в библиотеке. Несколько слов из больницы о состоянии мистера Хэнлона?

Ричи слушал, кивая.

— Понимаю, мистер Керпаскиан — вы это пишете с двумя «к»? Так. О'кей. И вы…

Он слушал, делая пальцем машинальные движения, как будто писал на прокладке.

— У… угу… да. Да, понимаю. Ну что мы обычно делаем в таких случаях — ссылаемся на вас как на «источник». Затем, позднее, мы можем… угу… ладно! Правильно! — Ричи сердечно рассмеялся и стёр капли пота со лба; он снова послушал. — О'кей, мистер Керпаскиан. Да. Я…да, понял, К-Е-Р-П-А-С-К-И-А-Н, правильно! Чешский еврей, правда? Неужели? Это… это самое необычное. Да, хорошо. Спокойной ночи. Спасибо.

Он положил трубку и закрыл глаза.

— Иисус! — закричал он густым, низким голосом. — Иисус! Иисус! Иисус!

Он сделал движение, как будто хотел смахнуть телефон со стола, а затем просто уронил руку. Снял очки и протёр их полой пижамы.

— Он жив, но в тяжёлом состоянии, — сказал он остальным. — Генри разрезал его на куски, как рождественскую индейку. Один из порезов пришёлся на бедренную артерию, и он потерял всю кровь, которую может потерять человек, и всё-таки остался жив. Майк сумел сделать жгут, иначе он бы умер, пока его искали.

Беверли начала плакать. Она плакала, как ребёнок, обеими руками закрыв лицо. Некоторое время её икающие рыдания и быстрый свист дыхания Эдди были единственными звуками в комнате.

— Майк был не единственным, кого разделали, как рождественскую индейку, — сказал наконец Эдди. — Генри выглядел так, будто он прошёл двенадцать туров с Рокки Бальбоа в кухонном искусстве.

0

412

— Тты ввсе ещё ххочешь идти в пполицию, Бев? На ночном столике были таблетки, но они размокли в луже из «Перье». Она пошла в ванную комнату, далеко огибая тело Генри, взяла губку и полила её холодной водой. Губка приятно освежала её разгорячённое опухшее лицо. Она почувствовала, что опять может думать ясно — не рационально, но ясно. Она вдруг поняла, что рациональность убьёт их, если они попытаются воспользоваться ею сейчас. Тот полицейский. Рэдмахер. Он заподозрил её. Естественно. — Люди не звонят в библиотеку в полчетвёртого утра. Он предположил какую-то связь с убийством. Что бы он предположил, если бы выяснил, что она звонила ему из комнаты, где на полу, с бутылкой, воткнутой в кишки, лежит мертвец? Что она и ещё четверо только что приехали в город, приехали для воссоздания союза, а этому парню случилось пройти мимо? Поверила бы она в эту сказку, если бы они поменялись местами? Поверил бы кто-нибудь? Конечно, они бы подкрепили их рассказ, добавив, что они приехали, чтобы прикончить чудовище, живущее в канализации под городом. Это определённо добавило бы ноту убедительности, ноту твёрдого реализма. Она вышла из ванной и посмотрела на Билла.

— Нет, — сказала она. — Я не хочу идти в полицию. Я думаю, Эдди прав — с нами могло бы что-то произойти. Что-то окончательное. Но не это действительная причина.

Она посмотрела на них четверых.

— Мы поклялись, — сказала она. — Мы поклялись. Братом Билла… Стэном… всеми остальными… а теперь Майком. Я готова, Билл. Билл посмотрел на остальных.

Ричи кивнул.

— О'кей, Большой Билл. Давай попробуем. Бен сказал:

— Шансов у нас сейчас меньше, чем когда-либо. Нас на двух меньше теперь.

Билл ничего не сказал.

— О'кей, — кивнул Бен. — Она права. Мы поклялись.

— Ээээдди?

Эдди слабо улыбнулся.

— Я думаю, мне ещё раз достанется на той лестнице. Если лестница всё ещё там.

— Хотя на этот раз нет никого, кто бросал бы камни, — сказала Беверли. — Они мертвы. Все трое.

— Мы это сделаем сейчас, Билл? — спросил Ричи.

— Дддда, — сказал Билл. — Я ддумаю, ннастало ввремя.

— Можно я что-то скажу? — резко спросил Бен. Билл посмотрел на него и слегка усмехнулся.

— В любое ввремя.

— Вы, парни, по-прежнему лучшие друзья, которых я когда-либо имел, — сказал Бен. — Неважно, как это проявляется. Я просто… вы знаете, хотел сказать вам это.

Он осмотрел стоящих вокруг друзей, и они серьёзно посмотрели на него.

— Я рад, что я вспомни,! вас, — добавил он.

Ричи фыркнул. Беверли хихикнула. Затем они все засмеялись, глядя друг на друга по-старому, несмотря на то, что Майк был в больнице, возможно, умирающий или уже мёртвый; несмотря на то, что рука Эдди была сломана — опять; несмотря на то, что это было очень раннее утро.

— Соломенная Голова, у тебя такой слог, — сказал Ричи, смеясь и вытирая глаза. — Он должен был стать писателем, Большой Билл. Всё ещё слегка смеясь, Билл сказал:

— И ннна эээтой ннноте…

5

Они взяли нанятую Эдди машину. Правил Ричи. Туман был сейчас плотнее, застилая улицы словно сигаретным дымом, но не добираясь до высоких, закрытых уличных фонарей. Звёзды наверху казались яркими льдинками, весенние звёзды… но, высунув голову в полуоткрытое окно со стороны пассажирского сиденья, Билл подумал, что в отдалении слышится летний гром. Где-то за горизонтом собирался дождь. Ричи включил радио и нашёл Джина Винсента, поющего «Би Боп А-Лула». Он нажал на другую кнопку и получил Бадди Холли. Третье переключение принесло Эдди Кохрейна, поющего «Лето голубеет».

— «Я бы хотел помочь тебе, сын, но ты слишком молод для того, чтобы голосовать», — пел глубокий голос.

— Выключи, Ричи, — мягко сказала Беверли. Он потянулся к радио, и его рука застыла.

— Настройтесь на «Парад мертвецов» Ричи Тозиера! — смеющийся, крикливый голос клоуна вывел под удары кончиками пальцев по струнам гитары из мелодии Эдди Кохрейна. — Не дотрагивайся до радио, держи его настроенным на роке, они ушли из хит-парадов, но не из наших сердец и продолжают приходить, прямо сейчас! Приходите все! Мы все играем в меткость здесь! Все! И если ты не веришь мне, послушай утренний конферанс с выходом из могилы. Джорджи Денбро! Скажи им, Джорджи!

И вдруг брат Билла запричитал из радио: Вы отослали меня из дома, и Оно убило меня! Я думал. Оно в подвале, Большой Билл, я думал, Оно в подвале, но Оно в канализации, и Оно убило меня, да, Оно убило меня, Большой Билл, и ты позволил Ему…

Ричи повернул выключатель с такой силой, что ручка отвалилась и упала на коврик.

— Рок-н-ролл действительно в кайф, — сказал Ричи, его голос дрожал. — Бев права, мы оставим это, что вы скажете?

Никто не ответил. Лицо Билла было бледным, спокойным и задумчивым под мерцанием уличных фонарей, и, когда на западе снова пророкотал гром, они все услыхали его.

6

В Барренсе

Тот же самый старый мост.

Ричи поставил машину около него, и они вышли и направились к ограждению — тому же самому старому ограждению — и посмотрели вниз.

Тот же самый старый Барренс.

Он, казалось, не изменился за последние двадцать семь лет; Биллу переход, сделанный здесь и ставший единственной новой приметой местности, казался нереальным, чем-то таким же эфемерным, как живопись на стекле или как эффект проекции заднего экрана в кино. Корявые старые деревья и кустарники мерцали во вьющемся тумане, и Билл подумал: Мне кажется, вот что мы имеем в виду, когда говорим о живучести памяти, памяти или чего-то вроде памяти, о чём-то, что видим в нужное время и с нужного угла, образе, который извергает эмоции, как реактивный двигатель. Вы видите его так чётко, что всё, что случилось в промежутке, исчезло, ушло. Если есть желание замкнуть круг между прошлым и настоящим, то круг замкнут.

— Пппошли, — сказал он и забрался на перила. Они спустились за ним на насыпь, по которой были разбросаны щебень и галька. Когда они добрались до низины, Билл автоматически поискал глазами Сильвера и затем рассмеялся над собой. Сильвер стоял у стены в гараже Майка. Казалось, Сильвер вообще не играл здесь никакой роли, хотя это было странно после всей той истории с его появлением.

0

413

— Введи ннас ттуда, — сказал Билл Бену.

Бен посмотрел на него, и Билл прочитал в его глазах мысль: этот сон длился двадцать семь лет, Билл, — затем он кивнул и направился в подлесок.

Тропа — их тропа — с тех пор заросла, и они должны были с усилием пробираться сквозь лабиринты терновника и боярышника; вокруг них усыпляюще пели сверчки, и несколько светлячков, первых ласточек на благоухающем летнем пиршестве, показалось в темноте. Билл предположил, что дети всё ещё играют там, но они сделали свои собственные секретные ходы и лазы.

Они подошли к прогалине, где был их штаб, но теперь здесь вообще не было никакой прогалины. Чахлые кусты и сосны ещё раз подтвердили всё это.

— Смотрите, — прошептал Бен и пересёк прогалину (в их памяти это было всё-таки здесь, просто перекрыто ещё одним слоем живописи на стекле).

Он за что-то дёрнул. Это была дверь красного дерева, которую они нашли на краю свалки, дверь, которую они использовали, чтобы доделать крышу клуба. Теперь она валялась в стороне и выглядела так, будто её не касались десять лет или больше. Вьюнок прочно обосновался на грязной поверхности.

— Оставь её в покое, Соломенная Голова, — пробормотал Ричи. — Она уже старая.

— Введи ннас ттуда, Бен, — повторил сзади Билл. Поэтому они пошли за ним к Кендускеагу, держась влево от прогалины, которой больше не существовало. Звук текущей воды становился громче, и они чуть не упали в Кендускеаг, перед тем как увидели его: разросшаяся листва стеной загораживала край насыпи. Край этот осыпался под каблуками ковбойских ботинок Бена, и Билл схватил его за шиворот.

— Спасибо, — сказал Бен.

— Не надо. Рраныие тты бы утащил мменя зза особой. Ссюда ввниз?

Бен кивнул и повёл их по заросшему берегу, пробираясь сквозь лабиринты кустарников, думая, насколько легче это было, когда у вас было только четыре фута пять дюймов роста и вы могли пройти под любым кустом, любыми зарослями (зарослями в сознании, также зарослями на пути, предположил он) одним небрежным рывком. Наш урок на сегодня, мальчики и девочки: чем больше вещи меняются,тем больше они меняются. Всякий, кто говорит, что, чем больше вещи меняются, тем больше они остаются теми же самыми, явно страдает серьёзной умственной отсталостью. Потому что…

Его нога наткнулась на что-то, и он свалился с глухим звуком, чуть не ударившись головой о бетонный цилиндр насосной установки. Она была почти похоронена в углублении, заросшем кустами ежевики. Когда он снова встал на ноги, он понял, что его лицо, руки, кисти исполосованы колючками ежевики в двух десятках мест.

— Да хоть бы и в тридцати местах, — сказал он, чувствуя, как по щекам бежит кровь.

— Что? — спросил Эдди.

— Ничего.

Он наклонился, чтобы посмотреть, что такое торчит. Наверное, корень.

Но это был не корень. Это была железная крышка люка. Кто-то откинул её.

Конечно, — подумал Бен, — это мы. Двадцать семь лет назад.

Но он понял, что это безумие, даже перед тем как увидел через ржавчину свежие параллельные царапины на металле. Насос в тот день не работал. Рано или поздно кто-то пришёл бы, чтобы отремонтировать его, и положил бы крышку на место.

Он встал, и они впятером собрались вокруг цилиндра и посмотрели внутрь. Они услышали звук стекающей воды. Больше ничего. Ричи взял все спички из номера Эдди. Теперь он зажёг спичку и бросил её вниз. В течение какого-то мгновения они могли видеть сырой внутренний рукав цилиндра и молчаливую громаду насосных механизмов. Это было всё.

— Может, здесь долго не были, — сказал натянуто Ричи. — Не обязательно должно случиться…

— Это случилось относительно недавно, — сказал Бен. — Скорее всего после того, как прошёл последний раз дождь.

Он взял ещё одну спичку у Ричи, зажёг её и показал на свежие царапины.

— Ппод нней что-то есть, — сказал Билл, когда Бен погасил спичку.

— Что? — спросил Бен.

— Яя нне ммогу сказать. Похоже на ремень. Тты и Рричи, ппомогите ммне пперевернуть её.

Они схватились за крышку и поставили её на ребро, как гигантскую монету. В это время Беверли зажгла спичку, и Бен осторожно поднял сумочку, которая торчала под крышкой люка. Он потянул её за ремешок. Беверли начала задувать спичку и затем посмотрела в лицо Билла.

— Билл? Что это? В чём дело?

0

414

Глаза Билла застыли. Они не могли оторваться от потёртой кожаной сумки с длинным ремнём. Вдруг он вспомнил название песни, которая звучала по радио в задней комнате магазина кожгалантереи, когда он купил её. «Саусалито летние ночи». Это было сверхъестественно, загадочно. У него совершенно пересохло во рту — язык и нёбо, щёки были гладкими и сухими. Он слышал сверчков, и видел светляков, и обонял густую зелёную тьму, бесконтрольно сгущающуюся вокруг него, и он подумал: Это ещё один трюк, ещё одна иллюзия, она в Англии, это очередная дешёвка, потому что Оно напугано, да. Оно не может быть таким же уверенным, как Оно было, когда вызывало нас всех, и вообще, Билл, успокойся — сколько потёртых кожаных сумочек на длинных ремнях в мире, как ты думаешь? Миллион? Десять миллионов?

Наверное, больше. Но только одна такая, как эта. Он купил её для Одры в кожгалантерейном магазине Бербэнка, пока по радио играли «Саусалито летние ночи», по радио в задней комнате.

— Билл! — Рука Беверли лежала на его плече, тряся его. Далеко. Двадцать семь тысяч лье под водой. Как называлась группа, которая пела «Саусалито летние ночи»? Ричи, наверное, знал.

— Я знаю, — сказал Билл холодно прямо в удивлённое, испуганное лицо Ричи и улыбнулся. — Это был «Дизель». Не слышу аплодисментов.

— Билл, что случилось? — прошептал Ричи. Билл закричал. Он выхватил спички из рук Беверли, зажёг одну и выхватил сумочку из рук Бена.

— Билл, Боже, что…

Он раскрыл молнию сумочки и перевернул её. То, что выпало, было настолько Одрой, что на мгновение он нечеловеческим усилием воли сдержался, чтобы не закричать опять. Среди «Клонекса», пластинок жвачки и предметов косметики он увидел коробочку мятных таблеток «Алтоид»… и украшенную камнями пудреницу, которую Фрэдди файерстоун подарил ей, когда она согласилась на роль в «Комнате на чердаке».

— Ммоя жжена ттам внизу, — сказал он, упал на колени и начал запихивать назад в сумочку её вещи. Он пригладил щёткой свои волосы, которых больше не существовало, но он об этом даже не думал.

— Твоя жена? Одра? — Лицо Беверли было крайне удивлённым, глаза огромные.

— Её ссумочка. Её ввеши.

— О Боже, Билл, — пробормотал Ричи, — этого не может быть, ты же знаешь…

Он нашёл кошелёк из крокодиловой кожи. Открыл его и держал. Ричи зажёг ещё одну спичку и смотрел в лицо, которое он видел в полудюжине фильмов, фотография на водительском удостоверении для «Калифорнии» Одры была менее чарующей, но вполне убедительной.

— Но Ггенри мёртв, и Виктор, и Бббелч… так кто же забрал её? — он встал и посмотрел на них лихорадочно. — Кто забрал её?Бен положил руку на плечо Билла.

— Я думаю, спустимся лучше вниз и выясним, а? Билл посмотрел на него в прострации, как будто не понимая, кем может быть Бен, и затем его глаза прояснились.

— Дда, — сказал он. — Эдди?

— Билл, извини.

— Ты можешь сспуститься?

— Я однажды уже спускался.

Билл наклонился, и Эдди обхватил правой рукой его шею. Бен и Ричи подсадили его, пока он не обхватил Билла ногами. Когда Билл перенёс неуклюже одну ногу через крышку цилиндра, Бен увидел, что глаза у Эдди плотно закрыты… и какое-то мгновение ему казалось, что он слышит, как самая отвратительная в мире троица продирается через кустарники. Он повернулся, ожидая увидеть, как они трое выходят из тумана, но всё, что он услышал, был поднимающийся бриз, который колыхал бамбук в четверти мили отсюда. Никого из их старых врагов не было в живых.

Билл схватил тяжёлую бетонную крышку цилиндра и направился вниз, шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Эдди держался за него мёртвой хваткой, и Билл едва мог дышать. Её сумочка. Боже мой, как могла её сумочка попасть сюда? Не имеет значения. Но если Ты там. Господь, и если Ты внемлешь молитвам, пусть с ней всё будет в порядке, не дай ей страдать за то, что Бев и я сделали ночью, или за то, что сделал я однажды летом, когда был ребёнком… и это был клоун? Это Боб Грей похитил её? Если да, я не знаю, сможет ли даже Бог помочь ей.

— Я боюсь, Билл, — сказал Эдди тонким голоском.

— Я ттоже. — Он наполовину присел, вздрогнув, когда холодная вода поднялась до паха, и опустил Эдди. Они стояли по колено в воде и смотрели, как другие спускаются по лестнице.

Глава 21

ПОД ГОРОДОМ

1

Оно, август 1958

Что-то новое случилось в мире.

В первый раз за всё время, что-то новое.

До Вселенной были только две вещи. Одной было Оно Само, а другой была Черепаха. Черепаха была тупым старым существом, которое никогда не выходило из панциря. Оно думало, что, может быть, Черепаха мертва, мертва в течение последних биллионов лет или около того. Даже если этого не было, это было всё-таки глупое старое существо, и даже если Черепаха вытошнила всю Вселенную, это не изменило факта её глупости.

Оно пришло сюда намного позже того, как Черепаха удалилась в свой панцирь, сюда, на Землю, и Оно открыло здесь глубину воображения, которая была почти что новой, почти что имела значение. Это качество воображения сделало пищу очень вкусной. Их разодранная зубами плоть вставала дыбом от экзотических ужасов и сладострастных страхов: им снились ночные чудища и движущаяся грязь; против твоей воли они созерцали бесконечные бездны.

На этой обильной пище Оно существовало в простом цикле — и робу ждаться, чтобы есть, и засыпать, чтобы видеть сны. Оно создало место в Своём собственном воображении и смотрело на это место с любовью из мёртвых огоньков, которые были Его глазами. Дерри был Его орудием убийства, жители Дерри — Его овцами. Всё продолжалось.

Затем… эти дети.

0

415

Что-то новое.

Впервые за всё время.

Конца Оно ворвалось в дом на Нейболт-стрит, имея в виду убить их всех, несколько обеспокоенное тем, что Оно не смогло уже сделать это (и, вероятно, это беспокойство было первой новизной), произошло что-то, что было совершенно неожиданным, о чём даже не думалось, и была боль, огромная, ревущая боль по всей форме, которую Оно приняло, и на одно мгновение был также страх, потому что единственная вещь, которая была общей у него с глупой старой Черепахой и с макрокосмом за пределами ничтожного яйца этого космоса, была как раз эта: все живые существа должны жить законами той формы, в которой они пребывают. Впервые Оно поняло, что, возможно. Его способность изменять Свои формы могла работать против него так же, как и за Него. Раньше никогда не было боли, раньше никогда не было страха; и на какое-то мгновение Оно подумало, что может умереть — о. Его голова была наполнена огромной белой серебряной болью, и Оно ревело и мяукало, и вопило, и, так или иначе, дети убежали.

Но теперь они приближались. Они вошли в Его владения под городом, семь глупых детей, идущих через тьму без огня или оружия. Оно убьёт их теперь, наверняка.

Оно сделало огромное собственное открытие: Оно не нуждалось в изменениях или в новизне. Ему не нужны были новые вещи, никогда. Оно нуждалось только в еде и во сне, в еде и снова в сне.

Вслед за болью и той короткой вспышкой страха возникло ещё одно, новое ощущение (так как все искренние эмоции были новыми для Него, хотя Оно было великим лицедеем эмоций) — гнев. Оно убьёт детей; потому что они, по несчастью — поразительному несчастью! — ранили Его. Но Оно сначала заставит их страдать, потому что на какой-то миг они заставили Его испугаться их.

Тогда приходите ко мне, думало Оно, слушая их приближение,приходите ко мне, детки, и вы увидите, как мы здесь летаем внизу… как мы все летаем.

И всё-таки была мысль, которая внедрялась, не взирая на то, что Оно пыталось изо всех сил отогнать эту мысль прочь. Это было просто вот что: если все вещи проистекали из него (а они наверняка проистекали, с тех пор как Черепаха извергла космос и затем ушла внутрь своего панциря), как могло любое существо этого или какого-либо другого мира дурачить Его или обижать Его — не важно, на миг ли, по ничтожному ли поводу. Как могло это быть?

И поэтому последняя новая мысль пришла Ему в голову — не ощущение, а холодное рассуждение: а вдруг Оно не было единственным, как Оно всегда считало?

А вдруг было ещё Одно?

И вдруг эти дети были агентами того, Другого?

Вдруг… вдруг…

Оно начало трепетать.

Ненависть была новой. Боль была новой. Противостояние Его намерениям было новым. Но самой ужасной новой вещью был этот страх, боязнь. Не боязнь детей, она прошла, а боязнь не быть Единственным.

Нет. Не было никого Другого. Наверняка не было. Возможно, потому что они были дети, их воображение имело некую жалкую силу, которую Оно недооценило. Но теперь, когда они подходили, Оно даст им прийти. Они придут, и Оно бросит их одного за другим в макрокосм… в мёртвые огоньки своих глаз.

Да.

Когда они придут сюда, Оно бросит их, орущих и безумных, в мёртвые огоньки.

2

В туннелях, 2.15

У Бев и Ричи, может быть, было десять спичек, но Билл не разрешал им пользоваться ими. На данный момент, во всяком случае, в канализации всё ещё был тусклый свет. Немного, но он мог различить следующие четыре фута перед собой, и пока он мог это делать, они экономили спички.

Он предполагал, что слабый свет, который они ощущали, должно быть, исходит из входных-выходных отверстий в перекрытиях наверху, над их головами, может быть, даже из круглых отверстий в крышках люков. Казалось необычайно странным думать, что они под городом, но, конечно, к настоящему моменту они должны быть там.

Вода теперь была глубже. Три раза проплывали мёртвые животные: крыса, котёнок, раздувшаяся светящаяся штука, которая могла быть сурком. Он слышал, как один из них пробормотал что-то брезгливое, когда этот зверёк проплывал мимо.

Вода, через которую они пробирались, была относительно спокойной, но всё это должно было очень скоро закончиться: не слишком далеко наверху слышался постоянный пустой рёв. Канализация поворачивала вправо. Они сделали поворот, и здесь были три трубы, изрыгающие воду в их трубу. Они шли наверх вертикально, как линзы на светофоре. Канализация здесь упиралась в тупик. Свет стал по краям ярче. Билл посмотрел наверх и увидел, что они находятся в квадратной, облицованной камнем шахте пятнадцати футов высотой. Там наверху была канализационная решётка, и вода лилась на них вёдрами. Похоже было на примитивный душ.

Билл безнадёжно посмотрел на три трубы. Верхняя пропускала воду, которая была почти чистая, хотя в ней были листья, сучки и кусочки мусора: сигаретные окурки, обёртки жевательной резинки, другие похожие штуковины. Средняя труба пропускала серую воду. А из самой нижней трубы шёл серовато-коричневый поток нечистот.

— Эээдди!

Эдди с трудом подошёл к нему. Его волосы прилипли ко лбу. Его гипс стал промокшей, капающей массой.

— Ккуда?

Если вам нужно было знать, как что-то построить, спрашивали Бена; если вам нужно было знать, по какой дороге идти, спрашивали Эдди. Они об этом не говорили, но все это знали. Если вы были в каком-то незнакомом месте и хотели попасть в знакомое, Эдди мог привести вас туда, делая повороты направо и налево с неиссякаемой уверенностью, до тех пор, пока вы просто не ограничивались тем, что послушно следовали за ним и надеялись, что всё выйдет как полагается… что они всегда, по-видимому, и делали. Билл рассказал однажды Ричи, что, когда он и Эдди впервые начали играть в Барренсе, он, Билл, постоянно боялся заблудиться. У Эдди не было никаких страхов, и он всегда приводил их обоих прямо туда, куда обещал их вывести. «Если бы я зззаблудился в Хайнсвильских лесах, и Эээдди был бы со ммной, я ббы нне тторопился, — сказал Билл Ричи. — Он просто знает. Мой ппапа гговорит, что ннекоторые ллюди, похоже, иимеют ккомпас в гголове. Ккак Эээдди».

0

416

— Я не могу расслышать, что ты говоришь! — закричал Эдди.

— По какой, я спросил?

— По какой что? — Эдди сжимал ингалятор в здоровой руке, и Билл подумал, что он действительно больше похож на утонувшую крысу, чем на мальчика.

— По какой нам идти?

— Ну, это зависит от того, куда мы хотим идти, — сказал Эдди, и за это Билл чуть было его не придушил. Эдди с сомнением смотрел на три трубы. Все трубы могли бы им пригодиться, но нижняя выглядела особенно уютной.

Билл собрал всех в кружок.

— Где, чёрт побери, находится Оно? — спросил он их.

— В середине города, — сказал быстро Ричи. — Прямо под центром города. Около Канала.

Беверли кивнула. То же самое сделал Бен. И Стэн.

— Ммайк?

— Да, — сказал он, — вот где Оно. Около Канала. Или под ним. Билл снов? посмотрел на Эдди.

— По какой?

Эдди неохотно показал на нижнюю трубу… и хотя сердце Билла опустилось, он вовсе не был удивлён.

— Та.

— О, чёрт, — сказал Стэн безрадостно. — Это дерьмо.

— Мы не… — начал Майк и затем прервался. Он задрал голову, прислушиваясь к чему-то. Его глаза были встревожены.

— Что… — начал Билл, но Майк приложил палец к губам, говоря Шшшшш!

Теперь и Билл тоже мог слышать: звуки брызг. Приближение. Хрюканье и приглушённые слова. Генри всё ещё не отступал.

— Быстро, — сказал Бен. — Пошли.

Стэн посмотрел назад, на ход, которым они пришли, затем посмотрел на самую нижнюю из трёх труб. Он плотно сжал губы и кивнул.

— Пойдёмте, — сказал он — Дерьмо смывается.

— Дружище Стэн смывает дерьмо! — закричал Ричи. — Вакка-вакка-ва…

— Ричи, заткнись, пожалуйста, — зашипела на него Беверли. Билл повёл их к трубе, кривясь от запаха, и забрался внутрь. Запах: это была канализация, это было дерьмо, но здесь был ещё какой-то запах, не так ли? Более плотный, более живой запах. Если бы хрюканье животного могло иметь запах (и, как предполагал Билл, если бы это животное, о котором идёт речь, ело нужные вещи), оно бы походило на этот подзапах. Мы отправились в нужном направлении, всё в порядке. Оно было здесь… и Оно было здесь давно.

К тому времени, как они прошли двадцать футов, воздух стал густым и ядовитым. Они передвигались медленно, пробираясь сквозь вещество, которое не было грязью. Он посмотрел через плечо и сказал:

— Ииди ппрямо зза мной, Ээдди. Тты ммне ннужен.

Свет угас до самого слабого серого, немножко подержался на этом оттенке, затем исчез, и они оказались (из голубизны и) в черноте. Билл волочил ноги через зловоние, чувствуя, что он почти разрывает его физически, одну руку он держал перед собой и ждал, что в любой момент наткнётся на всклокоченные волосы и зелёные глаза-лампы откроются в темноте. Конец наступит одной горячей вспышкой боли, когда Оно вырвет его голову из плеч.

Тьма смешивалась со звуками, всё это увеличивалось и отдавалось эхом. Он мог слышать за собой сопение друзей, иногда чьё-нибудь бормотание. Раздавались охающие стоны и бульканье. Один раз поток омерзительно тёплой воды прошёл за ним и между его ногами, замочив его по бёдра и качнув его на пятках. Он чувствовал, как Эдди неистово хватает его за рубашку, а затем поток убывает. От конца прохода Ричи кричит с мрачным юмором:

— Я думаю, нас только что описал Весёлый Зелёный Гигант, Билл.

Билл слышал, как вода и отбросы стекают небольшими порциями через сеть малых труб, которые сейчас должны быть над их головами. Он вспомнил разговор о канализационных трубах Дерри со своим отцом и подумал, что он знает, что это за труба, — она должна была управлять притоком воды, который случался во время сильных дождей и в сезон наводнений. Всё это добро покидало Дерри, для того чтобы слиться с Торролт-стрим и рекой Пенобскот. Городу нравилось выпускать своё говно в Кендускеаг, потому что оно воняло. Но вся так называемая сырая вода шла в Кендускеаг, и так как трубы не могли справиться со сточными массами, то случалось затопление, наподобие того, которое только что произошло. Если было одно, могло быть и другое. Он беспокойно посмотрел вверх, не увидел ничего, что могло быть решётками у трубы, а также по сторонам, и что в любой момент это может…

0

417

Он не понял, что достиг конца трубы, до тех пор, пока не выпал из неё и не заковылял вперёд, размахивая руками в бесплодной попытке удержать равновесие. Он упал на живот в полужидкую массу в двух футах внизу устья трубы, из которой только что вывалился. Что-то с писком пробежало над его рукой. Он закричал и сел, хватаясь дрожащей рукой за грудь, уверенный, что по нему только что пробежала крыса: он почувствовал отвратительное скольжение безволосого хвоста этого существа.

Он попытался встать и ударился головой о низкий потолок новой трубы. Это был сильный удар, и Билл упал на колени, и большие красные цветы искрами рассыпались у него перед глазами.

— Будь осторожен! — он услышал свой крик; слова отдавались эхом. — Здесь сспуск, Эээдди! Где ттты?

— Здесь! — взмахнувшая рука Эдди задела нос Билла. — Помоги мне, Билл, я не могу видеть…

Раздалось огромное водяное керуошшшшшшшш! Беверли, Майк и Ричи закричали в унисон. При дневном свете почти совершенная гармония, которую они втроём составляли, была бы забавной; здесь внизу, в темноте, в канализации, она была устрашающей. Внезапно они все упали. Билл схватил Эдди медвежьей хваткой, пытаясь спасти его руку.

— О Господи, я думал, я утону, — простонал Ричи. — Мы окунулись — вот те на, душ из говна, — чёрт возьми, они должны сделать сюда классный поход как-нибудь, Билл, мы можем взять мистера Карсона и провести его.

— А миссис Джиммисон могла бы прочитать после этого лекцию о здоровье, — сказал Бен дрожащим голосом, и они все громко засмеялись. Когда смех иссяк, Стэн вдруг залился несчастными слезами.

— Не надо, дружище, — сказал Ричи, положив руку на торчащие плечи Стэна. — Ты всех нас вынудишь плакать, дружище.

— Всё в порядке! — громко сказал Стэн, всё ещё плача. — Я могу вынести страх, но ненавижу торчать в этой грязи.

— Как тты ддумаешь, сспички ееще мможно ииспользовать? — спросил Билл Ричи.

— Я отдал мои Бев.

Билл почувствовал в темноте прикосновение к своей руке и сжал спички. Они были сухими.

— Я держала их под мышкой, — сказала она. — Они хорошие. Так или иначе, ты можешь попробовать.

Билл взял одну спичку и зажёг её. Она загорелась, и он поднял её вверх. Его друзья сбились в кучу, отшатнувшись при краткой яркой вспышке света. Они были обрызганы и запачканы экскрементами, и все выглядели очень маленькими и очень испуганными. За ними виднелась канализационная труба, из которой они вышли. Труба, в которой они стояли сейчас, была всё-таки меньше. Она шла прямо в двух направлениях, её поверхность была покрыта слоем отвратительных осадков. И…

Он присвистнул и затряс спичкой, так как она обожгла его пальцы. Он прислушался и услышал звуки быстротекущей воды, капающей воды, внезапный фонтанирующий рёв, когда открывались задвижки труб, пропуская отходы в Кендускеаг, который сейчас был Бог знает как далеко за ними. Он не слышал Генри и остальных — пока.

Он спокойно сказал:

— Справа от меня мертвец. Примерно в ддесяти ффутах от ннас. Я ддумаю, это мможет ббыть Пппп…

— Патрик? — спросила Беверли, её голос дрожал и был на грани истерики. — Это Патрик Хокстеттер?

— Дддда. Тты ххочешь, ччтобы я ззажег ещё одну сспичку? Эдди сказал:

— Нужно, Билл. Если я не увижу, как идёт труба, я не узнаю, куда идти.

Билл зажёг спичку. В её мерцании они все увидели зелёный, распухший предмет, который был Патриком Хокстеттером. Труп усмехался им в темноте с жутким дружелюбием, но только половиной лица; остальное съели крысы. Вокруг Патрика были разбросаны его книги из летней школы, раздутые сыростью до размеров словарей.

— Боже, — хрипло сказал Майк, глаза его были широко раскрыты.

— Я опять их слышу, — сказала Беверли. — Генри и остальных. Акустика, должно быть, донесла её голос и до них; Генри заорал в канализационную трубу, и на мгновение показалось, будто он стоит прямо там.

— Мы до вас доберемсяяяяяяяя!

— Идите сюда! — закричал Ричи. Его глаза были яркие, сверкающие, пляшущие, лихорадочные. — Приходите, тупицы! Здесь прямо как в бассейне. При…

Затем по трубе прошёл пронзительный крик такого дикого ужаса и боли, что дрожащая спичка выпала из пальцев Билла. Рука Эдди обвилась вокруг него, и Билл опять взвалил на себя Эдди, чувствуя, что тело его дрожит, как провод под током, когда Стэн Урис прижался к нему с другой стороны… Тот крик поднимался и поднимался… а затем раздался звук непристойного густого пуканья, и крик оборвался.

— Что-то схватило одного из них, — задыхаясь, испуганно проговорил в темноте Майк. — Что-то… какой-то монстр… Билл, мы должны уйти отсюда… пожалуйста…

Билл мог слышать всех, кто остался, — одного или двух, с этой акустикой невозможно было точно сказать, — как он пробирается, и спотыкается по канализационной трубе к ним.

— По какой, Эдди? — спросил он настойчиво. — Тты зззнаешь?

— К Каналу? — спросил Эдди, дрожа в руках Билла.

— Да!

— Направо. Мимо Патрика… или над ним, — голос Эдди вдруг стал твёрдым. — Мне на это наплевать. Он был одним из тех, кто сломал мне руку. И плюнул мне в лицо.

— Давайте ппойдем, — сказал Билл, глядя назад, на канализационную трубу, которую они только что оставили. — Ддержитесь ддруг за ддруга, ккак рраньше!

Он ощупью пошёл вперёд, протискивая своё плечо вдоль склизкой фарфоровой поверхности трубы, скрежеща зубами, не желая наступить на Патрика… или в него.

Так они медленно прошли дальше в темноту, пока вода бушевала вокруг них и пока снаружи буря гуляла и свистела, и несла раннюю темень на Дерри, темень, которая выла ветром, вспыхивала электрическим огнём и грохотала падающими деревьями, которые кричали предсмертными криками огромных доисторических существ.

3

Оно, май 1985

Теперь они снова подходили, и хотя всё произошло во многом так, как Оно предвидело, кое-что, чего Оно не предвидело, вернулось: этот сводящий с ума, раздражающий страх… это чувство ещё Одного. Оно ненавидело этот страх, Оно бы развернулось и съело его, если бы Оно могло… но страх издевательски плясал за пределами досягаемости, и Оно могло убить страх, только убив их.

Наверняка в таком страхе не было нужды; они теперь были старше, и их число уменьшилось с семи до пяти. Пять было число силы, но оно не имело мистического качества, качества талисмана семи. Верно, Его слуга не смог убить библиотекаря, но библиотекарь умрёт в больнице. Позднее, перед тем как рассвет коснётся неба, Оно пошлёт мужчину-санитара с отравленной пилюлей, которая покончит с библиотекарем раз и навсегда.

Жена писателя была теперь с Ним, живая и всё-таки неживая — её мозг сильно повредился, когда она в первый раз увидела Его таким, каким Он был в действительности, — без всяких масок и чар, а все его чары были только зеркала, конечно, отбрасывающие на испуганного созерцателя худшее в его или её собственном мозгу, гелиографические образы, как зеркало может направить солнечный луч в широко открытый доверчивый глаз и ошеломить его до слепоты.

0

418

Теперь мозг жены писателя был с Ним, в Нём, за пределами конца макрокосма; в темноте за пределами Черепахи; в беспределье вне всех пределов.

Она была в Его глазу; она была в Его мозгу.

Она была в мёртвых огоньках.

О, но чары были удивительные. Хэнлон, например. Он не помнил, не сознавал, но его мать могла бы рассказать ему, откуда приходила птица, которую он видел на чугунолитейном заводе. Когда он был только шестимесячным ребёнком, его мать оставила его спать в колыбели в боковом дворе и пошла вешать простыни и пелёнки на верёвку. Она прибежала на его крики. Большая ворона села на край коляски и клевала младенца Майки, как злобная тварь в детской сказке. Он кричал от боли и страха, неспособный прогнать ворону, которая чувствовала лёгкую добычу. Мать ударила птицу кулаком и отогнала её, увидела, что она до крови поранила в двух-трёх местах руки Майки, и понесла его к доктору Стилвагону за прививкой от столбняка. Часть Майка помнила это всегда — крошечный ребёнок, гигантская птица, и когда Оно пришло к Майку, Майк снова увидел гигантскую птицу.

Но когда Его слуга, муж девчонки, раньше притащил жену писателя, Оно не надело никакой маски — Оно не одевалось, когда было дома. Муж-слуга посмотрел один раз и упал замертво от шока, лицо серое, глаза наполнились кровью, которая излилась из его мозга в десятках точек. Жена писателя выдала одну сильную, ужасную мысль — О ДОРОГОЙ БОЖЕ, ЭТО ЖЕНЩИНА! — и затем все мысли прекратились. Она поплыла в мёртвые огоньки. Оно вышло из Себя и позаботилось о её физических останках; подготовило их для дальнейшего поедания. Теперь Одра Денбро была подвешена в середине его владений, крест-накрест, голова свешивалась к плечу, глаза в изумлении широко открыты, ступни ног опущены вниз.

Но в них всё-таки ещё была сила. Уменьшенная, но всё-таки была. Они пришли сюда детьми, и как-то, вопреки всем странностям, вопреки тому, что должно было быть, что могло быть, они сильно ранили Его, чуть не убили Его, заставили Его убраться глубоко в землю, где Оно обитало раненое и ненавидящее, и дрожащее в растекающейся луже собственной странной крови.

Отсюда ещё одна новость, если хотите: впервые в Своей никогда не кончающейся истерии Оно вынуждено было составить план; впервые Оно нашло, что Оно боится просто принять то, что Оно хотело от Дерри, от Его собственного охотничьего угодья.

Оно всегда любило детей. Многие взрослые могли быть использованы, не зная, что они были использованы, и Оно даже питалось некоторыми из старших на протяжении всех этих лет — у взрослых были свои собственные страхи, и их железы могли быть перфорированы, открыты, так что химикаты страха заполняли тело и солили мясо. Но их страхи были большей частью слишком сложны. Страхи детей были проще и обычно более мощные. Страхи детей можно было часто вызвать чем-то одним… и если требовалась приманка, что ж, какой ребёнок не полюбит клоуна?

Оно смутно понимало, что эти дети как-то повернули Его собственные инструменты против Него, что, по совпадению (наверняка, неумышленно, наверняка, не управляемые рукой какого-то Другого), связью семи чрезвычайно впечатлительных умов Оно было поставлено перед лицом великой опасности. Любой из этих семи по отдельности был бы Его едой и питьём, и если бы им не пришлось прийти вместе, Оно, наверняка, сожрало бы их одного за другим, влекомое богатством их воображения, как лев может быть влеком к одному определённому источнику запахом зебры. Но вместе они открыли волнующий секрет, о котором даже Оно не знало: что вера имеет вторую грань. Если есть десять тысяч средневековых крестьян, которые создают вампиров верой в их реальность, может быть один — возможно, ребёнок, — который будет в состоянии вообразить кол, чтобы его убить. Но кол — это только глупая деревяшка, мозг — вот молот, который вгоняет его в тело вампира.

Всё-таки в конце концов Оно спаслось, ушло глубоко, и уставшие испуганные дети решили не идти за ним, когда Оно было в Своём самом уязвимом состоянии. Они решили поверить, что Оно мёртво или умирает, и ушли.

Оно знало об их клятве и знало, что они вернутся, так же как лев знает, что зебра в конце концов возвратится к источнику. Оно начало строить планы, ещё когда Оно засыпало. Когда Оно проснётся, Оно излечится, обновится — но их детства сгорят, как семь толстых свечей. Прежняя сила их воображения будет приглушена и ослаблена. Они больше не будут воображать, что в Кендускеаге водятся пираньи или что если вы наступаете на трещину, вы, может, действительно ломаете спину вашей матери, или что если вы убиваете божью коровку, севшую на вашу рубашку, ваш дом этой ночью сгорит. Вместо этого они поверят в страхование. Вместо этого они поверят в вино за обедом — приятное, но не слишком дорогое, вроде «Поули-Фюизе» 1983 года — и позволят его заказать — официант! Вместо этого они поверят, что пауки поглощают в сорок семь раз больше их собственного веса из-за избытка желудочного сока. Вместо этого они поверят в телевидение, в Гэри Харта, бегающего, чтобы предупредить инфаркт, и отказавшегося от мяса, чтобы предотвратить рак кишечника. С течением лет их мечты уменьшатся. И когда Оно проснётся, Оно позовёт их назад, да, назад, потому что страх был плодовитый, его порождением был гнев, а гнев кричал об отмщении.

Оно позовёт их и затем убьёт их.

Только теперь, когда они подходили, страх вернулся. Они выросли, и их воображение ослабло, но не настолько, насколько считало Оно. Оно чувствовало зловещий, выводящий из себя рост их силы, когда они соединяются вместе, и Оно в первый раз задумалось, не сделало ли Оно ошибки.

Но зачем быть таким мрачным? Жребий брошен, и не все предзнаменования были плохи. Писатель наполовину спятил из-за своей жены, и это было хорошо. Писатель был самым сильным, тем, кто за годы как-то натренировал свой мозг для этой конфронтации, и когда писатель будет мёртв с кишками, вывернутыми из тела, когда их драгоценный Большой Билл будет мёртв, остальные быстро станут Им.

Оно хорошо поест… и затем, возможно, Оно снова уйдёт глубоко. И заснёт. На какое-то время.

0

419

4

В туннелях, 4.30

— Билл! — крикнул Ричи в трубу, отдающую эхом. Он двигался так быстро, как мог, но это не было очень быстро. Он вспомнил, что детьми они, наклонившись, шли в этой трубе, которая вела от насосной установки в Барренс. Сейчас он полз, и труба казалась невероятно узкой. Его очки продолжали спадать на кончик носа, а он продолжал водворять их на место. Он слышал позади себя Бена и Бев.

— Билл! — закричал он снова. — Эдди!

— Я здесь! — голос Эдди был еле слышен.

— Где Билл? — крикнул Ричи.

— Впереди наверху, — крикнул Эдди. Он теперь был очень близко, и Ричи скорее чувствовал, чем видел его как раз впереди. — Он не ждёт!

Голова Ричи наткнулась на ногу Эдди. Через минуту голова Бев наткнулась на зад Ричи.

— Билл! — закричал пронзительно Ричи. Труба сконцентрировала его крик и послала его обратно, ударяя ему в уши. — Билл, подожди нас! Мы должны идти вместе, разве ты этого не знаешь?

Слабо, отдаваясь эхом, донёсся голос Билла:

— Одра! Одра! Где ты?

— Чёрт тебя подери, Большой Билл! — пробормотал Ричи тихо. Очки его упали. Он выругался, нащупал их и снова водрузил на нос. Он набрал дыхание и снова закричал:

— Ты заблудишься без Эдди, чёртова жопа! Подожди! Подожди нас! Ты слышишь меня, Билл? ПОДОЖДИ НАС, ЧЁРТ ВОЗЬМИ!

Наступил мучительный миг тишины. Казалось, никто не дышал. Всё, что мог слышать Ричи, это капающую в отдалении воду; в канализации не было воды, кроме случайных старых лужиц.

— Билл! — он прошёлся дрожащей рукой по волосам и едва сдержал слёзы. — ДАВАЙ… ПОЖАЛУЙСТА, ДРУЖИЩЕ! ПОДОЖДИ НАС! ПОЖАЛУЙСТА!

И — ещё тише — вернулся голос Билла:

— Жду.

— Спасибо Господу за маленькую услугу, — пробормотал Ричи. Он подтолкнул Эдди. — Идём.

— Я не знаю, сколько я смогу с одной рукой, — сказал Эдди оправдываясь.

— Ну, так или иначе, пошли, — сказал Ричи, и Эдди снова пополз. Билл, измождённый и измученный, ждал их в шахте канализации, где три трубы выстроились в ряд, как линзы на мёртвом светофоре.

Здесь было достаточно места, чтобы стоять.

— Вон там, — сказал Билл. — Ккрисс. И Бббелч.

Они посмотрели. Беверли застонала, и Бен положил на неё руку. Скелет Белча Хаггинса, одетого в сгнившие тряпки, казался более или менее нетронутым. То, что осталось от Виктора, было без головы. Билл посмотрел в глубь ствола и увидел оскаленный череп.

Он был там, — останки его. Это нам специально оставили парни,подумал Билл и содрогнулся.

Эта часть канализации уже не использовалась. Ричи гадал, почему здесь довольно чисто. Установка по очистке сточных вод была демонтирована. Когда-то, когда они все были заняты тем, что учились бриться, водить машину, курить, трахаться потихоньку, всей этой милой ерунде, была образована комиссия по защите окружающей среды, и она запретила сброс сточных вод в реки и каналы. Поэтому эта часть канализационной системы просто развалилась, и вместе с ней развалились тела Виктора Крисса и Белча Хаггинса. Как дикие мальчики Питера Пэна, Виктор и Белч так и не выросли. Здесь лежали скелеты двух мальчишек в рваных остатках футболок и джинсов, которые сгнили до тряпок. Искорёженный ксилофон грудной клетки Крисса оброс мхом, мох был и на орле пряжки его военного ремня.

— Их схватил монстр, — тихо сказал Бен. — Вы помните? Мы слышали, как это случилось.

— Одра ммертва, — голос Билла был механическим. — Я это знаю.

— Ты ничего такого не знаешь! — сказала Беверли с такой яростью, что Билл смутился и посмотрел на неё. — Всё, что ты знаешь наверняка, это что много других людей погибло и многие из них дети. — Она подошла к нему и встала перед ним, подбоченясь. Руки и лицо её были запачканы грязью, волосы растрепались и были неопрятны. Ричи подумал, что она выглядит совершенно великолепно. — И ты знаешь, кто сделал это.

— Мнне нникогда нне ннадо ббыло гговорить, ккуда я ссобираюсь, — сказал Билл. — Зачем я сделал это? Зачем я…

Её руки взвились и схватили его за рубашку. В изумлении Ричи смотрел, как она трясёт его.

— Всё! Ты знаешь за чем мы пришли! Мы поклялись, и мы сделаем это! Ты понимаешь меня, Билл? Если она мертва, она мертва… но Оно нет! Теперь ты нужен нам. Ты понимаешь это? Ты нужен нам! — теперь она кричала. — Поэтому ты встанешь ради нас! Ты встанешь ради нас, как раньше, иначе никто из нас не выберется отсюда!

Он долго, без слов, смотрел на неё, и Ричи начал думать: Давай, Большой Билл. Давай, давай…

Билл обвёл их всех взглядом и кивнул.

— Эээдци?

— Я здесь, Билл.

— Тты ещё ппомнишь, ккакая ттруба? Эдди показал за Виктором и сказал:

— Та. Кажется довольно маленькой, да? Билл снова кивнул.

— Ты сможешь это сделать? С ттвоей ссломанной ррукой?

— Для тебя смогу, Билл!

Билл улыбнулся самой безрадостной, самой ужасной улыбкой, которую Ричи когда-либо видел.

— Введи нас ттуда, Ээдди. Ддавайте ссделаем это.

5

В туннелях, 4.55

Когда Билл полз, он напоминал себе о выходе в конце этой трубы, но всё-таки он его удивил. Один миг его руки нащупывали покрытую коркой поверхность старой трубы в следующий момент он схватился за воздух. Его понесло вперёд, и он покатился инстинктивно, упав на плечо со страшным хрустом.

— Ооосторожно! — услышал он свой крик. — Здесь ввыход. Эээдди!

— Сюда! — размахивающая рука Эдди ударилась о лоб Билла. — Помоги мне выбраться!

Билл обхватил Эдди и поднял его, стараясь не повредить его больную руку. Следующим был Бен, затем Бев, затем Ричи.

— У ттебя сспички еесть, Рричи?

0

420

— У меня есть, — сказала Беверли. Билл почувствовал прикосновение к своей руке и сжал в ней спички. — Здесь только восемь из десяти, но у Бена больше. Из номера.

Билл спросил:

— Ты их держала под мышкой, Ббев?

— В этот раз нет, — сказала она и обвила его руками в темноте. Он крепко сжал её, глаза у него были закрыты, пытаясь принять от неё покой и тепло, которые она так сильно хотела ему дать.

Он нежно выпустил её и чиркнул спичкой. Власть памяти была огромной — они все сразу посмотрели направо. То, что осталось от Патрика Хокстеттера, точнее, от его тела, было всё ещё там, среди нескольких неуклюжих, распухших предметов, которые могли быть книгами. Единственная по-настоящему узнаваемая вещь — это выступающее полукружие зубов, два-три из них с пломбами.

И что-то рядом. Мерцающий круг, едва видимый в разливающемся свете спички.

Билл потушил спичку и зажёг ещё одну. Он поднял предмет.

— Обручальное кольцо Одры, — сказал он. Голос его был пустой, невыразительный.

Спичка обожгла ему пальцы, погасла. В темноте он надел кольцо.

— Билл? — сказал Ричи с сомнением. — Имеешь ли ты представление…

6

В туннелях, 2.20

…сколько времени они шли через туннели под Дерри с тех пор, как они покинули место, где было тело Патрика Хокстеттера, но Билл был уверен, что он никогда не сможет найти дорогу назад. Он продолжал думать о том, что сказал его отец: «Там можно шляться неделями». Если чувство направления Эдди обманет их сейчас, им не нужно будет, чтобы Оно их убило; они будут ходить до тех пор, пока не умрут… или, если они попадут в другую систему труб, до тех пор, пока не утонут, как крысы в дождевой бочке.

Но Эдди казался ни чуточки не обеспокоенным. Время от времени он просил Билла зажечь одну спичку из их уменьшающегося запаса, задумчиво смотрел по сторонам и снова отправлялся в путь. Он делал повороты направо и налево, по-видимому, наугад. Иногда трубы были настолько большими, что Билл не мог дотянуться до их верха, даже вытянув руки вверх. Иногда они должны были ползти; в течение пяти страшных минут (которые казались похожими на пять часов) они, как черви, ползли на животе, теперь Эдди был впереди, остальные за ним, касаясь носом пяток ползущего впереди.

Единственное, в чём Билл был полностью уверен, было то, что они как-то попали в демонтированную секцию канализационной системы Дерри. Все действующие трубы были либо далеко позади, либо далеко над ними. Рёв бегущей воды переходил в удаляющийся гром. Эти трубы были более старыми, не керамическими, а покрытыми рассыпчатым глиноподобным веществом, которое периодически изливалось порциями неприятно пахнущей жидкости. Запах человеческих отходов — тот плотный, наполненный газами запах, который грозил им всем удушением, — угас, но сменился ещё одним запахом, ядовитым и древним, который был хуже.

Бен подумал, что это запах мумии. Эдди он показался запахом прокажённого. Ричи показалось, что так пахнет самый старый в мире фланелевый пиджак, теперь превращающийся в прах и гниющий, — пиджак дровосека, очень большой, достаточно большой для персонажа наподобие Поля Баньяна, например. Беверли он казался пахнущим, как отделение для носков в комоде отца. В Стэне Урисе он пробудил ужасное воспоминание из его раннего детства — необычно еврейское воспоминание в мальчике, который имел самое отдалённое понимание своего еврейства. Он пах, как глина, смешанная с маслом, и заставлял его думать о безглазом, безротом демоне, называемом Големом — глиняным человеком, которого евреи-отступники изготовили как-то в средние века, чтобы спасти их от гоев, которые грабили их и насиловали их женщин. Майк думал о сухом запахе перьев в мёртвом гнезде.

Когда они в конце концов добрались до конца узкой трубы, они, как угри, скатились на искривлённую поверхность ещё одной, которая шла под косым углом к трубе, в которой они только что были, и обнаружили, что они опять могут встать. Билл посчитал головки спичек в своей коробке. Четыре. Он сжал губы и решил не рассказывать остальным, как близки они были к тому, чтобы остаться без огня…

— Ккак у ввас, рребята, ддела?

Они что-то пробормотали в ответ, и он кивнул в темноте. Никакой паники и никаких слёз, после слёз Стэна. Это было хорошо. Он чувствовал их руки, и они некоторое время вот так постояли в темноте, и давая, и получая от этого соприкосновения. Билл ощущал в этом уверенность, надёжное чувство, что они в общем значат больше, чем сумма их семи «я»; они вновь соединились в более могущественное целое.

Он зажёг одну из оставшихся спичек, и они увидели узкий туннель, тянущийся впереди по наклону. Верх этой трубы был покрыт оседающей паутиной, её части, размытые водой, висели клочьями. Когда Билл взглянул на них, по нему пробежал атавистический холодок. Пол там был сухой, но плотный от древнего гумуса и того, что могло быть листьями, грибком… или какими-то невообразимыми осадками. Дальше они увидели груду камней и кучу зелёных тряпок. Они могли когда-то быть тем материалом, который назывался «блестящим хлопком», рабочей одеждой. Билл представил себе какого-то рабочего-ассенизатора, который заблудился, бродил здесь и был обнаружен…

Спичка затухала. Он повернул её головкой вниз, чтобы немного продлить свечение.

— Тты знаешь, ггде ммы? — спросил он Эдди.

Эдди показал вниз на слегка искривлённый стержень туннеля.

— Вон там Канал, — сказал он. — Менее полумили, если эта штука не повернёт в другом направлении. Сейчас мы прямо под Ап-Майл-Хиллом, я думаю. Но, Билл…

Спичка обожгла пальцы Билла, и он дал ей упасть. Они снова были в темноте. Кто-то — Билл подумал, что это Беверли — вздохнул. Но перед тем, как спичка упала, он увидел беспокойство на лице Эдди.

0