Гостиница Дерри, 2.00
…друзьям, — сказала Беверли.
— Хмм? — Билл посмотрел на неё. Его мысли были далеко. Они шли, держась за руки, молчание между ними было красноречивее слов — они были захвачены друг другом. Он уяснил только последнее слово из того, что она говорила. За квартал от них, в густом тумане светились огни гостиницы.
— Я говорю, что вы были моими лучшими друзьями. Единственными друзьями, которые у меня когда-либо были, — она улыбнулась. — Дружить я никогда не умела, как мне кажется, хотя у меня есть в Чикаго хороший друг. Женщина, которую зовут Кэй Макколл. Я думаю, тебе бы она понравилась, Билл.
— Возможно. Я сам никогда особенно не умел дружить, — он улыбнулся. — Тогда, тогда мы были всем, в чём мы нуждались.
Он увидел капельки влаги на её волосах и подумал про себя, что свет образовал нимб вокруг её головы. Её серьёзные глаза повернулись к нему.
— Мне сейчас что-то нужно, — сказала она.
— Чччто это?
— Мне нужно, чтобы ты поцеловал меня, — сказала она. Он подумал об Одре, и в первый раз ему пришло в голову, что она похожа на Беверли, Он подумал, что, может быть, это всё время привязывало его к Одре, по этой причине он нашёл достаточно смелости пригласить Одру к концу голливудской вечеринки, на которой они познакомились. Он почувствовал острую боль вины… и заключил Беверли, друга детства, в свои объятия.
Её поцелуй был крепким, и тёплым, и сладостным. Её груди касались его открытого пальто, и бёдра её двигались к его… назад… и снова к его бёдрам. Когда её бёдра отодвинулись назад во второй раз, он запустил обе руки в её волосы и приблизился к ней. Когда она почувствовала, как она напрягается, она издала лёгкий стон и уткнулись лицом в его шею. Он почувствовал слёзы на своей коже, тёплые и таинственные.
— Пошли, — сказала она. — Быстро.
Он взял её за руку и так они прошли до гостиницы. Вестибюль был старый, увитый растениями, на нём лежало какое-то увядающее очарование. Убранство очень напоминало девятнадцатый век. В этот час здесь не было никого, кроме администратора, который был едва виден за своей конторкой; он смотрел телевизор, постукивая ногами по столу. Билл нажал кнопку третьего этажа пальцем, который немного дрожал — возбуждение? нервозность? вина? всё вместе? О, да, конечно, и ещё какая-то безумная радость вместе со страхом. Это смешение чувств было неприятно, но чувства эти казались необходимыми. Он провёл её по коридору до своего номера, как-то смущённо решая, что если ему суждено быть неверным, то этот факт измены должен завершиться у него, а не у неё. Он понял вдруг, что вспоминает о Сьюзен Браун, своём первом литературном агенте и своей первой любовнице.
Обманывать. Обманывать свою жену. Он пытался обдумать это, но оно казалось одновременно и реальным, и нереальным. Что было самым сильным — так это несчастное чувство ностальгии, старомодное чувство измены. Одра была сейчас дома, варила кофе, сидя за кухонным столом в своём халате, может быть, учила роль, может, читала роман Дика Френсиса.
Его ключ задвигался в замке номера 311. Если бы они вошли в номер Беверли на пятом этаже, они бы увидели зажжённый огонёк на её телефонном аппарате, администратор, который смотрел телевизор, оставил ей извещение позвонить подруге Кэй в Чикаго (после третьего неистового звонка Кэй он в конце концов вспомнил об этом), дело, возможно, приняло бы другой оборот: им пятерым можно было бы не скрываться от деррийской полиции, когда наступит тот день. Но они пошли в его номер — так, возможно, было предначертано.
Дверь открылась. Они были внутри. Она посмотрела на него. Глаза её горели, щёки пылали, грудь быстро вздымалась и опускалась. Она взял её руки и был ошеломлён чувством правдивости, справедливости — чувством соединения прошлого и настоящего, и на этом соединении не было никаких швов. Он неуклюже захлопнул дверь одной ногой, и она тепло улыбнулась ему.
— Моё сердце, — сказала она и положила его руку на свою грудь. Он чувствовал его под этой твёрдой, сводящей с ума мягкостью, оно работало как мотор.