В Сан-Паулу началась сильная гроза, ливень бушевал вовсю…
    Палома собиралась лечь спать. Она уже постелилась и принимала ванную перед сном. Вода шумела громко, поэтому звонок в домофон она услышала далеко не сразу, и к тому времени, как девушка, наспех вытершись полотенцем, подбежала к экрану, Апарисиу уже успел изрядно вымокнуть.
    – Ты вернулся…
    – Да, да, открой! – крикнул Апарисиу.
    – Зачем? – растерянно спросила Палома.
    – Да вот анекдот тут новый услышал, решил заехать поделиться! – съязвил Апарисиу. – Хватит уже, открывай, пока я воспаление не подхватил!
    Палома нажала на кнопку и увидела, как он заходит в подъезд. Она быстро сбегала в ванную, надела халат, вернулась и открыла дверь. Зачем она так сделала, Палома не могла толком объяснить даже себе самой. Ладно, в подъезд она его впустила, потому что жалко было смотреть, как он мокнет под дождём, но ведь могла бы этим ограничиться и оставить свою дверь закрытой, прогнать его, как в прошлый раз, когда, между прочим, она ещё не видела, как после него людей мёртвыми выкидывают. Да, наверно, в этом всё дело – в том, что она увидела. Она боялась Апарисиу, но в то же время её влекло к нему, как бабочку на огонь. Ей хотелось узнать о нём всё, и прежде всего про этот труп – смерть завораживала её…
    Апарисиу вошёл в квартиру и тут же начал снимать с себя рубашку. Палома невольно залюбовалась его подтянутым торсом. Такое красивое тело не могло оставить равнодушной даже любительницу мужчин постарше…
    Апарисиу перехватил её взгляд, но истолковал по-своему:
    – Извини, я, наверно, тебя смущаю. Но просто невозможно ходить в такой мокроте! Ощущение, будто на меня целое ведро воды вылили.
    – Ничего, я понимаю. Дай сюда.
    Палома забрала у него рубашку, прошла в ванную и принялась сушить мокрую вещь феном. Встав у входа в ванную, Апарисиу с улыбкой наблюдал за ней.
    – Не помню уже, когда в последний раз видел женщину за домашней работой, – признался он. – Сестра сроду ничем таким не занималась, и мама давно перестала, а прислуга всегда это делала, как положено в богатых домах, в специальных комнатах.
    – Да, ты у нас «золотой мальчик», – произнесла Палома, продолжая работать феном.
    – Так зачем ты мне позвонила?
   Рука с феном замерла.
    – Зачем я позвонила тебе? – переспросила Палома.
    – Ну да. Ты меня здорово перепугала – видишь, я даже пиджак забыл надеть, в такую-то погоду, в чём был, в том к тебе и поехал, – упрекнул её Апарисиу.
    – Я точно помню, что не звала тебя к себе, – буркнула Палома.
    – Ага, только спросила, в порядке ли я, и тут же отключилась. Ну кто так делает? – Апарисиу тяжело вздохнул. – Естественно, я решил, что ты снова собралась покончить с собой и хотела услышать напоследок мой голос, потому и позвонила.
    Палома фыркнула:
    – Ты себя переоцениваешь – если бы я что-то такое решила, то обошлась бы без твоего голоса.
    – Без голоса единственного человека во всём мире, кому ты небезразлична?
    Сказав это, Апарисиу подошёл к ней поближе. Он был высокого роста, так что Палома смотрела на него снизу вверх – на его накачанный пресс, на голую, безволосую грудь, на выпуклый подбородок. Ещё сильнее, чем прежде, она ощутила влечение к нему, но и страх перед ним тоже. Она наедине с ним, в этой узкой комнате с минимумом свободного пространства. Нет, так больше не может продолжаться…
    Она положила его рубашку на стиральную машину, а затем, ловко обогнув Апарисиу, с феном в руках вышла из ванной.
    – Нам надо поговорить начистоту, – заявила она, остановившись в коридоре и повернувшись к нему.
    Он улыбнулся:
    – Тогда зачем мы ушли из ванной? Самое лучшее место для чистоты.
    – Не остри! – прикрикнула Палома. – Разговор серьёзный.
    Апарисиу покорно поднял руки ладонями вверх.
    – Я позвонила, потому что видела, как ты садился в какую-то машину, а потом из той машины выбросили человека. Мёртвого человека. Я хотела узнать, что произошло, и поэтому позвонила тебе, но потом поняла, что по телефону о таком не спрашивают. Я не хотела, чтобы ты приезжал, но ты приехал, а раз так, отвечай, что там произошло? И без вранья!
    Вот она это и сказала. Всё, пути назад нет – если он совершил преступление, то теперь знает, что она опасная свидетельница. Безопаснее было бы промолчать, но когда это она тряслась за свою безопасность. Она сказала, потому что просто не могла не сказать – слова лезли из неё, как ребёнок из роженицы. К тому же Палому в некоторой степени успокаивало, что всё-таки она не совсем безоружна – у неё в руках фен…
    Апарисиу помрачнел. Несколько секунд он молчал, а затем заговорил:
    – Хорошо, я расскажу тебе всю правду.
    Паломе стало немного легче (хотя фен из рук она по-прежнему не выпускала). Она приготовилась слушать.
    – Понимаешь, в последнее время я много играл на боях без правил, делал ставки. И вот, я встретил там одного бойца… – Апарисиу замялся. – Долго рассказывать, но я крупно проигрался – поставил не на того. И теперь серьёзные люди преследуют меня и требуют, чтобы я с ними расплатился, а платить нечем. Я думал, что моя сестра получит что-то по завещанию и сможет мне помочь, но теперь я всё сильнее сомневаюсь, что она получит много… Кстати, ты не знаешь, что там, в этом завещании, Лукас тебе ничего не говорил?
    Палома покачала головой:
    – Я вообще не знала, что у него есть завещание.
    – Понятно… В общем, дела мои совсем плохи – сегодня эти люди ясно дали мне понять, что настроены серьёзно, – продолжал Апарисиу свой «рассказ без вранья». – Они заставили меня сесть в их машину, показали труп другого человека, который тоже им много задолжал, и сказали, что так же будет и со мной, если я не расплачусь.
    – Так обратись в полицию! – воскликнула девушка. Его рассказ сильно взволновал её.
    – Тогда убьют не только меня, но и маму с сестрой. Я не могу их подставлять – хватит уже и того, что себя подставил дальше некуда… – пробормотал Апарисиу.
    Палому в мужчинах всегда привлекала прежде всего сила, уверенность. Наверно, поэтому до сих пор она начинала отношения только со зрелыми мужчинами – ведь подлинная уверенность в себе приходит с опытом. Но странное дело – впервые она увидела что-то привлекательное в мужской слабости. Он стоял перед ней, понурив голову, такой большой и такой беспомощный, и ей хотелось прижать его к себе, обнять, утешить. Это она и сделала – положив фен на столик, приблизилась к Апарисиу и обняла его.
    Он тут же с силой обхватил её и начал целовать.
    – Что ты делаешь?! – воскликнула Палома, пытаясь вырваться. Но он держал её крепко.
    – Дай мне почувствовать себя живым, Палома, – горячо прошептал Апарисиу, касаясь губами её уха. – Это нужно мне, нужно нам обоим – ты же и сама всё время на грани смерти. Неизвестно, что будет завтра со мной и что будет с тобой, но пока мы живы, насладимся каждым мгновением!
    Он просунул обе руки под подол её халата и начал медленно ласкать её, забираясь всё выше и поглаживая каждый участок её кожи. Палома ощущала тепло его рук на своей спине, тепло его дыхания на своей шее. Она ощущала, как ею одновременно овладевают два чувства – трепет и покой. Редкое сочетание… Апарисиу и Палома посмотрели друг другу в глаза, и в этом коротком безмолвном разговоре было всё – и вопрос, и ответ. Их губы слились в страстном поцелуе…

    У Валерии этот вечер проходил не так бурно, как у её брата и матери. Она просто разговаривала по телефону – Густаву, как и обещал, позвонил ей.
    Густаву сразу проявил участие, спросив, как она себя чувствует после похорон мужа. С должной печалью в голосе Валерия ответила, что держится. Далее пошёл отвлечённый разговор, который очень быстро ей наскучил. Густаву что-то говорил ей, рассказывал о том, как провёл день, а Валерия представляла его перед собой – такого мужественного, брутального, в том дорогом костюме, который так ему шёл. Как же ей хотелось зарыться в его объятия… Однако и о деле она не забывала – дождавшись, когда Густаву остановится, она спросила его, как продвигается расследование.
    – Да не особо хорошо. Я уже не уверен, что Рамиру сможет расколоть Боржеса, – признался Густаву. – Этот ублюдок крепче, чем я думал. Он очень хочет выбраться на волю, на всё готов ради этого пойти. Подумать страшно, ЧТО он сделал.
    – А что ещё он сделал? – поинтересовалась Валерия.
    – Приказал убить родного отца, – со значением произнёс Густаву.
    – Родного отца? – такого обвинения в адрес Боржеса-младшего Валерия не ожидала услышать даже от него.
    – Ну да. Его отца, Феликса Боржеса, сегодня обнаружили на улице, задушенным насмерть и выброшенным из машины, – принялся рассказывать Густаву. – Это дело ведёт другой детектив, но мы знакомы, и когда он узнал, что фамилия Боржес фигурирует и в моём расследовании, то сообщил мне. Мне сразу всё стало ясно. Способ убийства точно такой же, как с Лукасом – задушили неизвестным предметом. Это же явное послание нам – типа, папу убили точно так же, как и Лукаса, а я стопроцентно не мог этого сделать из камеры, да и вообще, он же мой отец, как вы можете думать такое! Значит, и Лукаса тоже убил кто-то другой, так что снимайте с меня все подозрения и выпускайте, – Густаву тяжело вздохнул. – Когда я понял его логику, мне стало так противно, что словами не передать. Да, отец у него был никчёмным пьянчужкой, но всё-таки, это же ОТЕЦ! А этот выродок ради того, чтобы доказать свою якобы невиновность, не постеснялся натравить на него своего сообщника. Да, теперь я с уверенностью могу сказать, что у Боржеса есть сообщник, и Лукаса он тоже убил не в одиночку. Но кто этот душитель? Старый Боржес явно его знал и доверял ему, раз сел к нему в машину. Ну правильно, дружбан сына как-никак… Из родни у Антониу Боржеса кроме отца осталась только тётя, но я не думаю, что это она – слишком слабая, субтильная. Наоборот, я теперь беспокоюсь за неё – если парень поймёт, что трюк с отцом не сработал и провести меня не удалось, то может повторить этот трюк с тётей, чтобы уж наверняка. Только поэтому я ничем себя не выдал, когда мой коллега при мне сообщил ему об убийстве отца и он так мастерски разыграл горе. Пусть пока думает, что мы купились. Но с каким же удовольствием я посмотрю на его рожу, когда соберу железные доказательства! Вспомнит он тогда, как я предлагал ему во всём сознаться и получить всего лишь десять лет. Теперь-то десятью не отделается, и двадцатью не отделается – мы постараемся добиться пожизненного.
    – Я верю, что у тебя всё получится, Густаву. Ты моя последняя надежда на справедливость, – с чувством сказала Валерия. – Кстати, я надеюсь, у тебя больше не пытаются отобрать дело? Селина больше не заявляла о себе?
    – Нет. Для меня она умерла. Обвинить меня в том, что я предвзято веду расследование! – возмущался Густаву. – То, что она вообще могла такое про меня подумать, уже само по себе мерзко, так она ещё и начальству эту ересь выложила! Какая же гнусность – из ревности такое выдумывать. И ведь это даже не сознательный обман с её стороны – она сама в это верит, сама себя убедила. Совсем крыша поехала!
    – А мне её даже жалко, – ответила Валерия.
    – Значит, ты добрее меня, – буркнул Густаву.
    – Нет, ну правда, я её понимаю – очень тяжело перенести расставание с таким мужчиной, – игриво произнесла Валерия.
    От этих слов Густаву совсем растаял…
    Только Валерия закончила разговор с ним, как ей снова позвонили. Это была Алина.
    – Что с Апарисиу? Вообще не могу до него дозвониться, трубку не берёт! – пожаловалась девушка.
    – Ээээ… – Валерия замялась, лихорадочно размышляя, что бы такое придумать. – Он занят.
    – Чем это, интересно? Он с другой? Во имя нашей дружбы, Валерия, скажи мне правду – он снова у крокодила? – по голосу Алины было ясно, что она близка к истерике.
    – Да ты что, какой крокодил! Откуда вообще такие мысли взялись? – воскликнула Валерия.
    – А что ещё мне думать, если он меня сегодня так жёстко динамит? Если он не со мной и не с крокодилом, то с кем? У него что, новая подружка завелась? Отвечай! – потребовала Алина.
    – Ладно, так уж и быть, скажу, – Валерия тяжело вздохнула. – Апарисиу ходит к психоаналитику.
    Такого Алина точно никак не ожидала.
    – К психоаналитику? – пролепетала она.
    – Ничего серьёзного, просто такая дань моде, – успокоила её Валерия. – Мода сейчас такая в обществе появилась – ходить к психоаналитикам и делиться своими переживаниями. Из Америки пришла.
    – Да-да, конечно, я слышала, – на самом деле Алина, конечно же, ни о чём подобном не слышала, но Валерия всё рассчитала верно – эта дура страшно боялась прослыть перед ней невеждой. – И что же, они даже в такое время принимают?
    – Да, они должны быть готовы к разговору в любое время. Сейчас сильный дождь, у Апарисиу в такую погоду всегда депрессия, вот он и захотел пообщаться с психоаналитиком, – объясняла Валерия.
    – Да, понимаю. Круто. Как только получу папины деньги, обязательно запишусь к тому же доктору, – заявила Алина.
    – К сожалению, никак не получится – они не могут одновременно консультировать парня и его девушку. Врачебная этика, – вывернулась Валерия.
    – Жалко… Ладно, подруга, встретимся завтра на оглашении. Когда Апарисиу вернётся, передай, чтобы позвонил мне, – попросила Алина.
    – Да-да, конечно. Пока!
    «И чего она тебе не нравится, Апарисиу? – подумала Валерия, завершив разговор. – Идеальная жена для тебя была бы – такой кретинке любую чушь скормить можно». С другой стороны, беспокойство Алины за Апарисиу передалось и ей, причём в троекратном размере – она ведь знала о настоящих проблемах брата. Возможно, он сейчас на приёме у доктора Буйвола, делится своими переживаниями от боли в сломанных пальцах, а то и хуже. Буйвол вроде должен подождать как минимум до завтра, но много ли они понимают в бандитской логике… Валерия быстро нажала на номер Апарисиу.
    Валерии повезло больше, чем Алине – на её звонок Апарисиу, хоть и не сразу, но ответил.
    – Алло? – послышался в трубке его расслабленный голос.
    – Куда ты пропал? Алина звонила, переживает за тебя, и я тоже.
    – Да всё в порядке, я у Паломы.
    – В ПОРЯДКЕ?! – Валерия аж вскочила с кровати. – Ты в своём уме? Что ты у неё забыл?
    – Хочешь знать, чем мы тут занимаемся? Что ж, могу рассказать – моя сестрёнка уже достаточно большая для таких подробностей… – протянул Апарисиу.
    – Ты ещё поостри там, придурок! Связаться с этой шлюхой! – орала Валерия. – А ну-ка живо домой!
    – Ой, вот только не изображай маму! Всё равно ты не такая стерва, – заметил Апарисиу.
    – Ну зачем она тебе? Только от неё отделались, как она опять в нашу жизнь лезет! – теперь Валерия чуть ли не плакала. – Ладно, Алина тебе надоела, но ты же вроде что-то про Марину говорил, что ей муж потребуется. При чём же здесь Палома?
    – Привязанный конь тоже пасётся, – изрёк Апарисиу. – И вообще, успокойся, сестрёнка, скоро буду дома. Чао!
    И он отключился. В сердцах Валерия запустила телефон в стенку…

    Макс и Олимпия лежали в постели. Оба молчали – Макс не мог собраться с мыслями и выдать хоть что-то членораздельное, а Олимпия выжидала подходящий момент.
    Наконец она решила, что пора, и заговорила:
    – Представляю, ЧТО ты сейчас думаешь обо мне. Наверно, ты считаешь, что я конченая шлюха, совсем забывшая о приличиях. Но я могу лишь повторить то, что уже сказала: у меня нет времени.
    – Да, я понимаю, – Макс улыбнулся. – То есть, я ничего не понимаю, но это было чудесно. Хорошо, что ты сделала первый шаг – я бы, наверно, никогда не решился. Чёрт, да я даже подумать не мог, что нравлюсь тебе! Ты такая яркая, красивая, а я…
    – Ты себя недооцениваешь, – прошептала Олимпия, целуя его в грудь. – Именно такие мужчины мне и нравятся – скромные, тихие, надёжные. За свою жизнь я пережила множество увлечений – как раз гналась за тем, что ты называешь «яркостью», и это всегда заканчивалось разочарованиями. В конце концов я поняла, что только с таким человеком могу быть по-настоящему счастлива. Вот уж правда, «мудрость приходит с годами»…
    Приподнявшись на кровати, Макс осмотрелся вокруг и поморщился:
    – Мне так стыдно за свою квартиру.
    – Да брось ты, вполне уютное гнёздышко, – ответила Олимпия, поглаживая его по плечам.
    – Не убрано, всюду пыль, – Макс вздохнул и покачал головой. – Всем этим занималась Клаудия, а без неё я совсем себя запустил. Конечно, если бы я знал, что ты придёшь, я бы подготовился, но разве можно было такое представить. Я думал, что увижу тебя только завтра, на оглашении.
    О, отлично, что он сам заговорил об оглашении – можно будет перейти к содержанию завещания. Но, конечно, сделать это нужно не в лоб, а плавно, издалека…
    – Кстати, меня удивило, что ты выбрал для оглашения именно такой день, день поминовения усопших. У всех же выходной, – Олимпия улыбнулась и поцеловала его в щёку. – Работа для тебя прежде всего, да?
    – Честно говоря, я и правда думал, что лишние выходные мне всё равно не нужны – что на них делать. Но завтрашний день выбрал не я, а Марина, – возразил Макс.
    – Вот как? – протянула Олимпия.
    – Да, я позвонил ей, чтобы узнать, как её бабушка, а она мне сразу и ответила, что бабушка умерла и что она бы хотела закончить с завещанием завтра. Именно так и сказала: «Закончить с завещанием», – повторил Макс.
    – Ну да, конечно, не терпится вступить в права наследования. Видать, солидный кусок получит… – пробормотала Олимпия.
    Макс ничего ей не ответил, что иногда молчание самый точный ответ. Значит, Апарисиу был прав – неспроста эта девица возникла из ниоткуда…
    – А вообще я не люблю этот праздник. Пожалуй, можно даже сказать, что я боюсь его, – признался Макс.
    – Боишься праздника? – переспросила Олимпия. – Это как так?
    – Да ты только вдумайся в само название: День поминовения усопших. То есть, предполагается, что люди забывают тех, кто был им дорог, и только в этот день вспоминают, – Макс тяжело вздохнул. – Вот что меня пугает – что с годами и я могу забыть всех тех, кого любил. У меня всегда была хорошая память, и я помню каждого из них – отца, мать, старшего брата, помню всё, что связано с ними, каждую деталь. Но возраст у меня уже немолодой, и кто знает, что станет с моей памятью через десять лет? Меня это пугает сильнее, чем смерть. И уж совсем страшно, что я могу забыть Клаудию, – теперь его речь звучала сбивчиво – чувствовалось, что он заговорил о том, что его особенно волновало. – Уже сейчас, когда она только-только умерла и воспоминания свежи, я начал готовиться, делать всё, чтобы не забыть её – на столе в гостиной стоит её фотография в рамочке, с её именем и словами «моя жена» на обратной стороне, а под фотографией лежит её дневник. Даже у себя в офисе я оставил напоминание о ней – сделал кодом сейфа дату её рождения и дату смерти, в одной комбинации. Даст Бог, поможет…
    Олимпия старательно изображала интерес на лице, но на самом деле с трудом подавляла зевоту. Боже, какой зануда! Вдобавок ещё и тупой совсем – лёжа в постели с одной женщиной (да ещё такой, как ОНА), болтает про другую, и даже не понимает, как сильно это может задевать. Может, сбылись его страхи и он уже начал впадать в маразм? Нельзя этого допустить – он ещё ей нужен. Надо поскорее переходить к главной теме…
    – Да, жаль, что Клаудии больше нет и что после неё не осталось ничего, кроме фотографий, дневника и твоих воспоминаний. А с другой стороны, может, и к лучшему, что она не смогла оставить тебе детей – ты свободен от того страха, который мучает меня, – Олимпия вздохнула. – Ты боишься забыть своих близких, а я боюсь уже того, что могу пережить их – тех, кто моложе меня, моих детей, которых я родила и вырастила. Апарисиу могут убить.
    – Что? – вытаращив глаза, Макс уставился на неё. – Апарисиу могут убить? Но почему?!
    – Потому что дурак он, вот почему! – раздражённо ответила Олимпия. – Пристрастился к азартным играм и проиграл больше, чем может отдать. Миллион реалов, ты можешь себе представить? Вот где мы столько возьмём? А люди это страшные, запросто убить могут, и уже грозили ему этим. Ты и не представляешь, какая у нас дома сейчас паника. Поэтому я и приехала к тебе – хотелось вырваться из этого ада, сделать так, чтобы в моей жизни появилось хоть что-то хорошее.
    – Да, конечно, я понимаю. Теперь-то я всё понимаю… Вы должны обратиться в полицию, – заявил Макс.
    Олимпия покачала головой:
    – Тогда они убьют не только Апарисиу, но и меня, и Валерию. Нет, вся наша надежда только на наследство, которое Валерия получит от Лукаса.
    Вот она это и сказала. Если она всё правильно рассчитала, сейчас он должен будет сообщить ей, сколько же причитается Валерии по завещанию…
    Макс кашлянул:
    – Не надейся на это, Олимпия.
    Олимпия пристально посмотрела ему в глаза:
    – Хочешь сказать, что Валерия получит меньше миллиона?
    – Меньше…
    – Но насколько меньше? – допытывалась Олимпия. – В конце концов, если она получит хотя бы полмиллиона, оставшуюся сумму мы, наверно, сможем добыть из других источников.
    – Пойми меня, я не имею права называть тебе точную цифру раньше времени, – проговорил Макс, отводя взгляд. – Подожди до завтра.
    Вот же чёртов педант – даже после всего того, что она ему сказала и что сделала, держится за профессиональную этику! Да уж, не ошибся Лукас в своём нудном дружке…
    Макс и правда очень хотел помочь Олимпии, и до боли в сердце переживал, что не имеет права преждевременно разглашать доверенную ему информацию. Самое же обидное, что в сейфе у него на работе как раз лежало два миллиона реалов, то есть, вдвое больше, чем требовалось её сыну, но он не мог их ей дать, и всё по той же причине – не имел права. Это были не его личные деньги, он только получил их на хранение и должен передать по назначению…

Следующим утром…
    Марина сидела за столом, накрытым для завтрака, и ждала Жувенала. Наконец он спустился.
    – Привет.
    – Привет, родная, – Жувенал поцеловал племянницу в макушку и сел рядом.
    – Дедушка сейчас спит? Как он вообще? – спросила Марина.
    – Да, спит, я только что к нему заглядывал. Я думал, что мне трудно будет заставить его выпить снотворное, но нет, принял безропотно. Он вообще сейчас как манекен – позволяет делать с собой всё что угодно… – Жувенал вздохнул и покачал головой. – Бедный старик! Много лет он жил в аду, а теперь появился свет в конце туннеля, но этот свет тоже надо осилить…
    – Да какой уж там «свет», – возразила Марина. – Что он, сможет жить без бабушки нормальной жизнью – делами заниматься, интересоваться чем-то? Нет, он будет просто ждать, пока Господь соединит его с ней.
    – Может, с ней, а может, с его первой женой, моей матерью. Ты про неё совсем забыла, – заметил Жувенал.
    Марина смутилась:
    – Да, конечно. Прости.
    – Да ладно, ничего. Это естественно, что ты про неё забыла – говорить о ней в этом доме перестали задолго до твоего рождения. Она умерла молодой. Я и сам помню её еле-еле – только доброе лицо, ласковые руки и нежный голос, которым она пела мне песенку. Но эти воспоминания всегда приходили мне на помощь в трудные минуты. Думаю, и папа порой про неё вспоминал, но не вслух – Кандида была очень ревнива. Даже интересно, к кому из них двоих его распределят после смерти… – пробормотал Жувенал.
    Они немного помолчали.
    – Я правильно помню, оглашение завещания состоится в шесть? – уточнил Жувенал.
    Марина кивнула:
    – Хоть сегодня и выходной, адвокат согласился. Это хорошо – завтра у меня процесс, не хотелось бы отвлекаться. И вообще, хочется поскорее с этим покончить.                                         
    Беседу прервал звонок в дверь. Марина и Жувенал удивлённо переглянулись – ни она, ни он никого не ждали. Они прошли в гостиную.
    – Доброе утро, – молодой человек, которого служанка провела к ним, выглядел смущённым. – Извините, вы, наверно, совсем меня не помните… Апарисиу Альбукерке, брат Валерии, вдовы Лукаса.
    – Почему же, помню, – хоть Марина и была растеряна этим визитом малознакомого человека, она быстро взяла себя в руки. – Чем могу помочь, Апарисиу?
    – Да вот, Макс сообщил нам, что твоя бабушка скончалась, и я решил заехать, чтобы выразить свои соболезнования, – проговорил Апарисиу, глядя на неё. – Я понимаю, как это тяжело – терять близкого человека. У меня большой опыт таких потерь – после того, как отец нас бросил, мама трижды выходила замуж, и все её мужья оставили этот мир. Я очень их любил, каждый из них был для меня как отец… И я понимаю, как в таких случаях важна поддержка других людей, осознание того, что в своей утрате ты не одинок.
    Апарисиу говорил всё это, а в голову вдруг влезло совершенно неуместное воспоминание о последнем дне жизни Эдвалду – его второго отчима, дряхлого больного старика. В тот день мать, узнав, что Апарисиу собирается выехать в загородный дом одного из своих приятелей на тусовку и останется там на ночь, велела ему прихватить с собой Валерию. Ему это тогда очень не понравилось, он всячески отнекивался – стрёмно ходить на тусовки под руку с сестричкой, которая к тому же ещё школьница, пусть даже и в выпускном классе. Но Олимпия была непреклонна: «Твоя сестра украсит любую компанию. Не спорь со мной, просто сделай, как я говорю – так НАДО!». Что ж, тем вечером и ночью они с Валерией и правда недурно провели время – веселились вместе со всеми, танцевали до упаду, курили травку, а Валерия ещё и первый любовный опыт приобрела с одним парнем из их компашки. А вот старик Эдвалду той ночи не пережил, умер на руках скорбящей жены. В доме той ночью не было никого, кроме него и Олимпии… Понял ли потом Апарисиу, почему Олимпия так настаивала на их отъезде? Конечно, понял, и даже был благодарен матери, что она уберегла их с Валерией от стонов старика, тщетно умолявшего дать ему лекарство. О смерти Эдвалду он не жалел ни капли, как не жалел и о других своих отчимах. Все они были жмотами, пытались ограничить как расходы Олимпии, так и его собственные, упорно отказываясь признавать его роль в жизни – роль Принца, которому должно быть дозволено всё. Ну и идите на корм червям, говнюки…
    Марина не могла сказать, что так уж переживает из-за утраты Кандиды, которую боялась, сколько себя помнила (скорее она переживала за Карлуша, как он с этим справится), но всё равно участие Апарисиу тронуло её.
    – Спасибо…
    Жувенал тоже был тронут, и сразу почувствовал симпатию к парню, в котором к тому же увидел своего товарища по несчастью – его сестра ведь тоже была замужем за этим мерзавцем. Да и с судьбой Марины у мальчика имелось определённое сходство – тоже отец бросил…
    – Мы тут как раз завтракали. Присоединишься к нам? – предложил он.
    И Апарисиу, конечно же, согласился…

Отредактировано Ant Antova (23.12.2020 04:02)

    Утро скоро сменилось днём, а затем наступил вечер – время долгожданного оглашения завещания Лукаса…
    Марина, Алина и Глэдис собрались в офисе Макса. Ожидали Валерию и её родных – они запаздывали. Ожидание проходило в напряжённой атмосфере, никто из присутствующих не перемолвился между собой и словом.
    Наконец Валерия, Олимпия и Апарисиу прибыли.
    – Привет всем, кого сегодня ещё не видел! – весело сказал Апарисиу (при этом он подмигнул Марине и получил в ответ её улыбку). – Извините за опоздание – пробки.
    Алина бросила на него недовольный взгляд. В последнее время она вообще была им недовольна. Вчера он так и не перезвонил ей, а сегодня, когда она сама ему позвонила и попросила отвезти их с мамой к Максу, отказал ей, даже не потрудившись толком объяснить почему. Что за отношение?!
    Вновь прибывшие начали рассаживаться. Алина быстро убрала с соседнего стула сумку, освобождая место для Апарисиу, но он проигнорировал это и сел рядом с Мариной.
    – Ну что, начнём? – предложила Глэдис (было прямо видно, как она вся дрожит от нетерпения).
    – Да, конечно. Итак, я собрал здесь всех вас, чтобы поставить в известность о последней воле моего старого друга, Лукаса Моты, – произнёс Макс. – Завещание он составил, находясь в твёрдой памяти и здравом уме, в подтверждение чего к завещанию приложено медицинское свидетельство. И, поскольку на момент составления завещания Лукас не был ничем болен, он не мог знать точно, когда именно умрёт и какова будет к тому времени общая сумма его состояния, поэтому в завещании фигурируют в основном не конкретные цифры, а процентные доли от его капиталов на момент кончины.
    Завершив это предисловие, Макс откашлялся, распечатал конверт и приступил к чтению непосредственно завещания:
«Двадцать восьмого декабря две тысячи шестнадцатого года я, Лукас Мота де Оливейра, проживающий в городе Сан-Паулу, улица проспект Девятого Июля дом сорок шесть, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение:
- Моей дочери Алине Мота оставляю двести четыре тысячи реалов с условием, что данная сумма будет переводиться на её счёт частями в равных долях первого числа каждого месяца на протяжении одного года. Ответственным за денежные переводы назначаю моего друга, адвоката Максвелла Дуарте.
- Валдомиру Фигейра, сыну моей бывшей жены Карен Жункейра, оставляю…».
    – Стойте! – воскликнула Алина. – Вы зачем перескакиваете? Это что, принято так завещания читать, что ли? Неудобно же совсем! Вы сначала перечислите всё, что он мне оставил, а затем уже читайте про этого вашего Валдомиру.
    – Я и перечислил всё. Больше никаких упоминаний о тебе в завещании нет, дальнейший текст относится к другим наследникам, – объяснил Макс.
    – Это что же, получается, он завещал мне только эти двести тысяч и больше ничего?! – заорала Алина, вскакивая со стула.
    – Двести четыре тысячи, если точнее, – поправил её Макс. – Такова общая сумма, которая наберётся за год, а каждый месяц ты, соответственно, будешь получать на руки по семнадцать тысяч.
    Апарисиу посмотрел на Валерию. Он ничего ей не сказал, но взгляд его был столь выразителен, что Валерия не выдержала и опустила глаза, стыдясь самой себя. Хороший же совет она ему дала – обхаживать эту голь...
     – СЕМНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ?! – тут уже и Глэдис вскочила. – Вы издеваетесь? Годами я терпела эту самодовольную скотину, унижалась перед ним, выпрашивала подачки, напоследок ещё и в могиле с ним повалялась – и за всё это буду теперь получать от него по семнадцать тысяч в месяц?!
    – Ну, это вообще-то не совсем так, – возразил Апарисиу. – Эти семнадцать тысяч в месяц Лукас завещал Алине, а лично вы, как я понимаю, не получили от него за ваши «труды» вообще ничего.
    Марина фыркнула – ей понравилось, как ловко Апарисиу поддел эту тварь. Ууу, как глаза вытаращила…
    – Лукас разбирался в людях и награждал каждого по заслугам, – продолжал Апарисиу.
    – Да неужели? – воскликнула Глэдис. – Посмотрим ещё, какую награду от него заслужила твоя сестра!
    Апарисиу лишь пожал плечами – он вообще имел в виду не Валерию, а Марину, заранее подбивал к ней клинья, чтобы, когда Макс сообщит, что самую большую награду получила она (а Апарисиу почти не сомневался, что так и будет), он смог бы сказать: «Ну, а я что говорил?».
    – Ублюдок! Козёл старый! Паскуда! – вопила Алина.
    – А ну-ка сохраняй уважение к своему отцу, девочка! – прикрикнул Макс.
    – Посмотрела бы я, как вы бы его уважали, если бы он вам завещал всего двести четыре тысячи! – злобно проговорила Глэдис.
    – Мне он не завещал вообще ничего, но это не мешает мне его уважать, – парировал Макс. – И, кстати, когда мне было столько лет, сколько вашей дочери, мне тоже никто не завещал двести четыре тысячи. Я всего добивался сам, как и Лукас. По сравнению с нами Алина счастливица.
    – Да, а по сравнению с другими?! – желчно спросила Алина. – У них есть всё – крутые тачки, шикарные дома, куча модных шмоток! И я должна была получить всё то же самое после его смерти, раз уж при жизни он мне ничего не давал, а вместо этого двести четыре тысячи реалов, по семнадцать тысяч в месяц…
    Она рухнула на стул и, уронив голову на руки, зарыдала.
    На какой-то миг Макс даже почувствовал жалость к этой глупой девчонке с непомерными амбициями.
    – Лукас заботился о тебе, Алина, – мягко сказал он. – Может, не так, как ты хотела, но заботился. Он думал, что такое его решение научит тебя бережливости.
    – Сволочь… Какая же сволочь… – шептала Алина сквозь рыдания. Глэдис гладила дочь по плечам, успокаивая.
    – Может, пойдём уже дальше? – спросил Апарисиу, зевнув. – Время не резиновое.
    – Да, пожалуй. Итак… – Макс заглянул в лежащий перед ним лист. – «Валдомиру Фигейра, сыну моей бывшей жены Карен Жункейра, оставляю двадцать процентов от общей суммы моих наличных средств на момент моей кончины…».
    – Что-что-что? – услышанное настолько поразило Глэдис, что она даже отвлеклась от страданий дочери. – У Карен есть сын, и Лукас думал, что это его сын, и что-то там ему оставил? Да не его это сын! Она же шлюхой была, с садовником ему изменяла, а может, и ещё с кем! Как он мог верить, что сын от него?
    – А вы дослушайте хотя бы до точки! – раздражённо ответил Макс. – «Валдомиру Фигейра, сыну моей бывшей жены Карен Жункейра, оставляю двадцать процентов от общей суммы моих наличных средств на момент моей кончины при условии подтверждения моего отцовства через анализ ДНК».
    Марина задумчиво посмотрела на Макса. Три года назад для неё стало открытием, что у неё имеется внебрачная сестра, а теперь, оказывается, ещё и брат откуда-то объявился, причём от законного брака, второго брака Лукаса. Правда, пока не совсем объявился…
    – А где этот сын-не сын, доктор? – спросила она. – Что-то я его тут не вижу.
    – Я поручил частному детективу разыскать его, но пока безуспешно. К сожалению, Миру исчез в неизвестном направлении три года назад, ещё до смерти своей матери, – сообщил Макс.
     – Так значит, Карен сдохла? – Глэдис хмыкнула. – Надеюсь, её на том свете как следуют поджаривают. Дрянь, подстилка! Была моей подругой и затащила в постель моего мужика! Это я должна была выйти за Лукаса, а не она! Я ему всю свою жизнь отдала, всегда ублажала его, пускала к себе каждый раз, когда он хотел…
    Апарисиу брезгливо поморщился:
    – Слушайте, ну прекратите уже всех тормозить своими воспоминаниями о жизни с Лукасом, донна Глэдис! Всё равно все здесь уже поняли, что вы ничего для него не значили, так чего зря болтать-то? Он даже не завещал вам ничего, вас сюда пригласили только в нагрузку к Алине.
    – Ой-ой-ой, кто бы говорил! Ты здесь тоже только в нагрузку к своей сестрице! – огрызнулась Глэдис.
    – Но, в отличие от некоторых, я умею прилично себя вести, – спокойно ответил Апарисиу.
    На это Глэдис нечего было ответить, и ко всеобщему облегчению она заткнулась (впрочем, ненадолго).
    Макс вернулся к чтению завещания:
    «Рамиру Камаргу, моему шофёру, телохранителю и другу, оставляю тридцать процентов от общей суммы моих наличных средств на момент моей кончины».
    – Водиле и то завещал больше, чем дочери! – буркнула Глэдис.
    – Рамиру также не смог присутствовать на оглашении, по независящим от него причинам, – счёл нужным уточнить Макс. – Позднее я встречусь с ним и сообщу о наследстве.
    Далее он перешёл к следующему пункту завещания, самому для него неприятному:
    «Женщине, с которой я буду состоять в браке на момент своей кончины…».
    Вот оно! Валерия вся вытянулась, жадно ловя каждое слово.
    «…оставляю кровать из нашей спальни в основном месте нашего проживания».
    Макс замолк, желая ясно дать всем понять этой паузой, что больше Валерии по завещанию Лукаса ничего не причитается.
    Глэдис расхохоталась.
    – И это всё? Вот уж где и правда наградил по заслугам – кровать за постель! – произнесла она, лыбясь во весь рот.
    – Вы-то от него и этого не получили! – резко ответила Марина (ей изначально была противна эта вульгарная особа, из-за которой погибла её мать, а сейчас она к тому же жалела Валерию, вынужденную такое выслушивать).
    Улыбка на лице Глэдис увяла. Она со злобой посмотрела на Марину…
    Валерия застыла на месте – неестественно прямая, сжав руки с такой силой, что ногти впились в кожу, и уставившись вперёд невидящим взглядом. Наблюдая за ней, Макс вспоминал, как обсуждал с Лукасом этот пункт – тогда, три года назад, ещё до появления Валерии в жизни Лукаса…
    – Ты не считаешь, что это как-то совсем уж оскорбительно?
    – Для неё в самый раз будет.
    – Да для кого «для неё»? Ты же ещё сам не знаешь, на ком женишься, и женишься ли вообще!
    – Если я женюсь, то на какой-нибудь юной секс-бомбе, а если такая пойдёт за меня в моём возрасте, то очевидно, что это будет только ради моих денег. Я верю в бессмертие души, и мне приятно будет понаблюдать с того света, как эта золотоискательница-старательница обломается.
    – В бессмертие души ты веришь, а в то, что в тебя можно влюбиться, значит, не веришь? Странно, я всегда думал, что ты очень высокого о себе мнения.
    – Жизнь и работа сделали меня циником. Верю ли я, что молодая красотка сможет по-настоящему меня полюбить? Да, верю – чуть-чуть. И если мне так повезёт, если я поверю в её любовь, то, конечно, изменю завещание и она получит после моей смерти что-то ещё кроме своего рабочего места в постоянное пользование.
    Что ж, очевидно, в любовь Валерии к нему Лукас не поверил. Да, скорее всего, и не было у этой девушки к Лукасу никакой любви – типичный брак по расчёту. Но всё равно Максу было её жалко – и саму по себе, и как дочь Олимпии (особенно сейчас, когда он знал, как сильно Олимпия нуждалась в деньгах для спасения сына). Ему противно было так унижать её, да ещё и при свидетелях. Но ничего не поделаешь, такая у него работа…
    «Мы убили Лукаса ради кровати, – думала Олимпия. – Я всегда всё точно рассчитывала, а тут… Такой дебилизм достоин записи в книгу рекордов Гиннеса». Чтобы хоть как-то унять раздражение, бушевавшее внутри неё, она достала из сумочки зажигалку и закурила. Теперь только на то и оставалось надеяться, что у Апарисиу всё выгорит с Мариной…
    Апарисиу тем временем размышлял, что можно сделать со столь щедрым даром «благородного человека» женщине, которую он взял в жёны. Спросить, что ли, Буйвола, не собирался ли он случайно обновить у себя кровать? Может, примет как часть оплаты миллионного долга… Конечно, Апарисиу обдумывал это не всерьёз, а лишь издевался мысленно над самим собой, своей сестрой и матерью, над всеми их расчётами. Осторожно, стараясь не привлекать внимание других собравшихся, он посмотрел в окно (он выбрал себе такое место не только из-за соседства с Мариной, но и потому, что отсюда открывался прекрасный вид на улицу). Как он и предполагал, Буйвол уже ждал его снаружи – сидел на скамейке у входа в здание. Да, объяснение предстояло непростое. Апарисиу по-прежнему надеялся, что всё-таки сумеет заполучить деньги Лукаса через Марину (теперь не оставалось никаких сомнений, что именно ей достанется большая часть наследства – всех остальных уже перечислили), но поверит ли в этот план Буйвол, и удастся ли уговорить его подождать?
    Меж тем Макс перешёл к главному пункту завещания:
    «Пятьдесят процентов от общей суммы моих наличных средств на момент моей кончины, а также всё имущество, движимое и недвижимое, не отмеченное в завещании ранее, я оставляю Марине Перез, моей дочери от первого брака».
    Немая сцена.
    Первой отреагировала Валерия:
    – Дом Лукаса тоже переходит к ней?
    – Да. «Всё имущество, движимое и недвижимое, не отмеченное в завещании ранее», – повторил Макс.
    – То есть, всё, кроме твоей кровати, – ехидно произнесла Глэдис.
    Валерия резко встала и вышла из кабинета.
    – Валерия! – кинув зажигалку в сумочку и даже не заперев отделение, Олимпия бросилась следом за дочерью.
    Апарисиу видел, что Марина смущена, и решил её поддержать, сгладив заодно неприятный осадок от поведения сестры:
    – Ну, а я что говорил? Лукас награждал каждого по заслугам. Поздравляю, Марина! – он улыбнулся и похлопал её по руке.
    – ПО ЗАСЛУГАМ?! – взревела Алина. – Я все эти годы была рядом с ним, а получит всё она?! Да вы что, издеваетесь?!
    – Такова была воля Лукаса, – ответил Макс, упаковывая завещание обратно в конверт.
    – Да перестаньте вы! «Воля Лукаса»! – передразнила его Глэдис. – Всё же ясно, как день – вы с ней сговорились! Вы адвокат и она адвокат, вот и спелись! Все адвокаты жульё! Сами написали эту бумажку и теперь суёте нам!
    – Думайте о том, что говорите! – вскричал Макс, возмущённый подобными подозрениями на свой счёт.
    – Подумаем, не сомневайтесь, как следует подумаем и подготовимся к нашей следующей встрече! – ответила Алина, вставая со стула. – Нам больше нечего здесь делать! Я не признаю этого завещания, слышите? Это подлог! Мы добьёмся, чтобы это так называемое завещание опротестовали, а вас и её посадили в тюрьму! До встречи в суде! Пошли, мама! Апарисиу, вставай, мы уходим!
    Но Апарисиу даже не пошевелился.
    – Что значит «мы»? Вы уходите, если хотите, а мне торопиться некуда, – произнёс он.
    – Что?! Тут только что оскорбили твою сестру и твою невесту, а ты хочешь остаться?! – возмущённо воскликнула Алина.
    – Во-первых, справедливое воздаяние нельзя считать оскорблением, а во-вторых (и это самое главное), ты мне не невеста, – заявил Апарисиу.
    – ЧТО?! – Алина захлопала глазами, не в силах поверить услышанному. Даже завещание Лукаса потрясло её не так сильно, как это отступничество.
    Апарисиу вздохнул и покачал головой:
    – Наверно, я сам виноват – не стоило потворствовать твоим безумным фантазиям. Я участвовал в твоих играх, как взрослые иногда играют с детьми, потому что жалел тебя. Но больше так продолжаться не может, пора тебе наконец повзрослеть и принять реальность: мы не пара. У каждого из нас своя дорога по жизни. Вот почему ты сейчас уходишь, а я остаюсь.
    – Как ты можешь поступать так со мной?! Я же… я же тебе даже Силвию простила! – вскричала Алина.
    – Ну а я никогда себе не прощу, если и дальше буду с тобой путаться. Всё кончено, Алина, – твёрдо сказал Апарисиу.
    Какое-то время Алина молча стояла и прямо-таки жгла Апарисиу своим взглядом, а затем выбежала из кабинета.
    – Вы все дорого нам заплатите, слышите? ВСЕ! – заявила Глэдис, посмотрев поочерёдно на Марину, на Макса и на Апарисиу, и тоже покинула кабинет.
    Апарисиу повернулся к Марине:
    – Извини, Марина, мне очень жаль, что тебе пришлось стать свидетельницей такой неприятной сцены. Ничего не поделаешь – пластырь надо срывать резко. А её угроз ты не бойся – ничего она не сможет опротестовать.
    – Да, дело абсолютно чистое, – подтвердил Макс.
    Апарисиу приобнял Марину за плечи:
    – От всей души рад за тебя! Всё как я и говорил – награду получил самый достойный.
    А вот сама Марина радости не испытывала. Если бы её спросили, она не смогла бы чётко ответить, что сейчас чувствует (её переполняла целая гамма различных чувств), но радости не было точно…

Отредактировано Ant Antova (22.08.2022 02:15)

    Валерия и Олимпия выбежали из здания. Сейчас на улице не было почти никого – только какой-то крепкого вида мужчина сидел на скамейке, закинув ногу на ногу и наблюдая за входом…
    Валерия бежала так стремительно, что Олимпия смогла догнать её, только когда Валерия уже открывала дверь машины.
    – Стой! – она схватила дочь за плечи и силой повернула к себе. – Возьми себя в руки и вернись в офис!
    – А зачем? Зачем? Что мне там делать? – крикнула Валерия в ответ, отталкивая мать. – Всё кончено!
    – Ничего ещё не кончено! – возразила Олимпия. – У Апарисиу есть план, он рассчитывает жениться на Марине.
    Валерия поморщилась:
    – Ой, как у тебя только язык поворачивается называть такую тупость «планом»! Не польстится она на него – не тот уровень. О, эта сука далеко пойдёт – вот так запросто обработать Лукаса и добиться, чтобы он именно ей передал все свои деньги! И дом, МОЙ дом! Говоришь, я должна взять себя в руки? Ты и не представляешь, как сильно мне пришлось держать себя в руках, чтобы не расцарапать её физиономию прямо там, в офисе! Нет, лучше мне к ней не возвращаться – ей-Богу, не сдержусь!
    Выкрикнув всё это, Валерия села в машину.
    – Ну и куда ты сейчас поедешь? – поинтересовалась Олимпия.
    Ничего не ответив, Валерия захлопнула дверь и с огромной скоростью рванула вперёд.
    Вздохнув, Олимпия направилась назад к зданию. Но путь ей преградил мужчина – тот, что прежде сидел на скамейке.
    – Вы уронили это, когда бежали, – сообщил он, протягивая Олимпии её зажигалку. – Хорошая вещь, из золота. Было бы жалко, если бы потерялась.
    – Спасибо…
    Олимпия смотрела на незнакомца, как зачарованная. Какой он МОЩНЫЙ! Широкоплечий, весь подтянутый в своих джинсах и футболке, с голыми мускулистыми руками. Протянув ладонь, чтобы взять у него зажигалку, она коснулась кожи на костяшках его пальцев – и ощутила, как от охватившего её жара у неё закружилась голова.
    – Я могу вам ещё чем-то помочь? Вы так на меня смотрите, будто что-то хотите сказать, – заметил незнакомец.
    Да, она хотела. Но не сказать… «Прекрати на него пялиться! – приказала она себе. – Ведёшь себя как недоразвитая школьница на футбольном матче!». Но не подействовало – она не могла оторвать от него глаз. Прежде Олимпия не знала, что это такое – влечение к мужчине. Во все свои браки она вступала исключительно ради денег, и внебрачные связи тоже всегда начинала, исходя из того или иного расчёта. Но теперь она впервые захотела мужчину по-настоящему – этого мужчину. Ей хотелось снова и снова прикасаться к нему, трогать его бицепсы, хотелось раздеть его и увидеть, какие у него ноги, какой торс. И щупать, кусать, покрывать поцелуями всё это великолепие…
    Тут Алина с Глэдис вышли на улицу и испортили всю «магию момента».
    – Донна Олимпия, где Валерия? – крикнула Алина. – Мне нужно с ней поговорить!
    – Да откуда я знаю! – огрызнулась Олимпия, и, бросив на незнакомца последний жадный взгляд, вернулась в здание…

    Второго ноября, в день поминовения усопших, в цветочных магазинах Бразилии всегда был большой ажиотаж. Не стал исключением и этот год. Только сейчас, под вечер, Нестор и Амелинья смогли наконец немного передохнуть от наплыва покупателей.
    Услышав, как в очередной раз зазвенел приделанный над дверью колокольчик, Амелинья вздрогнула и тихо выругалась. Но это был не очередной покупатель, а Малу – крестница Нестора, дочь его старого друга.
    – Привет, крёстный! – сказала она, проходя в помещение.
    – Привет!
    Они обнялись и расцеловались. Нестор с улыбкой посмотрел на девушку. Низенькая, крепко сбитая, всем своим видом Малу, как и всегда, выражала решительность и готовность преодолеть любые препятствия.
    – Привет, Амелинья! – Малу помахала Амелинье (которая стояла за прилавком) рукой. Та молча кивнула.
    – Давно тебя тут не было. Совсем нас забросила, – пожурил Нестор крестницу.
    – Ой, да столько дел, – проговорила Малу, вздыхая.
    Нестор усмехнулся:
    – Знаю я про твои «дела», мать рассказывала. Говорит, ты к этому парню постоянно бегаешь.
    Девушка скорчила гримасу:
    – Да уж, представляю, ЧТО она могла тебе наговорить. Ей очень не нравится, что он не местный и мы не знаем его семью. Видимо, она считает, что замуж можно выходить только за соседей.
    Нестор приподнял брови:
    – Замуж? У вас уже всё так серьёзно?
    – А как же? Но, конечно, сначала он должен встать на ноги. За этим я и пришла, – без обиняков заявила Малу. – Он в Сан-Паулу недавно, и пока смог устроиться только официантом в баре. Жуткий гадюшник – вечно бухие клиенты, постоянно приходится драки разнимать. И рабочее время у него неудобное – вечером. Я-то работаю днём, как все нормальные люди, и из-за этого нам стало трудно встречаться. Да ещё проститутки там… Короче, ему там не место. Думала устроить его к себе, но хозяин отказал – говорит, нет свободных мест, и платить нечем. Так, может, ты его возьмёшь? Тебе же сейчас нужен продавец.
    – У нас сейчас тоже с деньгами негусто, Малу, – быстро, не дав Нестору ответить, сказала Амелинья. – Боюсь, ничего не получится.
    – Да ладно, этому парню, Тони, вы же платили, и увольнять не собирались. Значит, есть деньги, – Малу с мольбой посмотрела на Нестора. – Ну пожалуйста, крёстный, помоги! Ему так нужна нормальная работа!
    – Вообще-то продавец нам и правда нужен, – проговорил Нестор, почёсывая голову. – Но понравится ли ему у нас? Такая работа не каждому подойдёт…
    – Понравится. Значит, договорились – завтра с утра он к вам подойдёт. Спасибо! – глянув на часы, Малу вдруг заторопилась. – Ой, он как раз меня ждёт. Всё, всех целую, пока!
    И она побежала к выходу.
    – Эй, как хоть зовут-то его? – крикнул Нестор ей вслед.
    Малу повернулась и улыбнулась:
    – Миру. Хорошо сочетается, правда – Малу и Миру? Мы просто созданы друг для друга!
    И, послав им воздушный поцелуй, она упорхнула.
    Нестор вздохнул и покачал головой:
    – Как быстро летит время! Казалось бы, только вчера под столом ползала…
    – Лучше бы там и ползала вместо того, чтобы гулять с парнями и навязывать их потом нам! Наглость какая! – возмущалась Амелинья. – С чего она вообще взяла, что её хахалю кто-то должен помогать? Тебе вон никто не помогал, ты сам искал работу и вкалывал садовником у всех тех богатеев, из года в год копил деньги на свой магазин.
    – Ну она же не просит, чтобы я подарил её парню магазин, – улыбнулся Нестор. – И если мне было трудно пробиваться, это не значит, что я желаю того же нынешней молодёжи. Я только рад буду помочь девочке. И потом, ты сама же сегодня жаловалась, что вдвоём нам трудно со всем тут управляться.
    – Но у нас уже есть помощник! Это место Тони! – заявила Амелинья.
    – Дорогая, я очень хочу, чтобы для Тони всё закончилось хорошо, но будем смотреть правде в лицо – вряд ли он скоро освободится. Кстати, – Нестор снял фартук, – загляну-ка я к Фелисии, узнаю, как она, не нужно ли чего.
    Амелинья, однако, твёрдо решила сделать всё от неё зависящее, чтобы этому Миру тут не понравилось и он свалил. Никто не займёт место Тони!

    Нестор позвонил в дверь трижды, но ему не открыли. Он почувствовал сильное беспокойство. Уж не сделала ли Фелисия чего с собой с горя?
    Достав мобильник, он быстро нашёл её номер.
    – Да?!
    Ещё никогда чьё-то рявканье в трубку не радовало Нестора так сильно, как сейчас. Какое облегчение…
    – Это я, Нестор. Ты где? – спросил он. – Я сейчас у твоей квартиры, хотел узнать, как ты.
    – Гуляю я! Всё, извини, потом поговорим!
    И Фелисия отключилась.
    «Что ж, наверно, ей сейчас и в самом деле лучше пройтись, подышать свежим воздухом» – подумал Нестор…