Глава 54
Четверг, двадцать четвертое декабря
Симоне, Эрик и Беньямин въехали в серый Стокгольм, под уже потемневшее небо. Воздух был тяжелым от дождя, почти пурпурная дымка окутывала город. На елках и на балконных перилах горели разноцветные гирлянды. В окнах висели рождественские звезды, в витринах среди сверкающих украшений стояли гномы.
На таксисте, который высадил их у отеля «Биргер Ярль», был красный колпак. Таксист мрачно помахал им рукой в зеркало заднего вида, и они увидели, как он ставит пластмассового гнома на «гребешок» такси.
Симоне бросила взгляд на вестибюль и темные окна гостиничного ресторана и сказала:
— Странно, наверное, жить в гостинице, если до дома двести метров. Но домой мне не хочется, — добавила она.
— Естественно, — подтвердил Эрик.
— Совсем не хочется.
— Мне тоже, — сказал Беньямин.
— Что будем делать? — спросил Эрик. — Пойдем в кино?
— Я хочу есть, — тихо сказал Беньямин.
Когда Эрика вертолетом доставили в госпиталь Умео, у него было сильное переохлаждение; рана от выстрела оказалась неопасной, полуоболочечная пуля прошла навылет через левое плечо и лишь слегка оцарапала кость. После операции его положили в одну палату с Беньямином, которому прописали лекарства, процедуры и компенсацию жидкости. Серьезных кровотечений у Беньямина не было, и он быстро пошел на поправку. Уже через день он заныл, что хочет домой. Сначала Эрик с Симоне не соглашались. Они хотели, чтобы из-за своей болезни он остался на обследование, хотели найти кого-то, кто помог бы мальчику справиться с пережитым.
У психолога Керстин Бенгтссон был подавленный вид; казалось, она не понимает, какой ужас пережил Беньямин. Поговорив с ним сорок минут, она встретилась с Эриком и Симоне и коротко объявила: мальчик после случившегося чувствует себя хорошо, надо подождать, дать ему время прийти в себя.
Эрик и Симоне решили, что психолог просто хочет успокоить их. Они понимали, что Беньямину необходима помощь, видели, что он роется в воспоминаниях так, словно решил не обращать внимания на некоторые из них. Если оставить его одного, он заключит произошедшее в себе, как скальный грунт заключает в себе ископаемые.
— Я знаю двух отличных психологов, — сказал Эрик. — Поговорю с ними, как только вернемся домой.
— Прекрасно.
— Ты сама как себя чувствуешь?
— Я слышала про одного гипнотизера, который…
— Берегись его.
— Знаю, — улыбнулась Симоне.
— А серьезно, — сказал Эрик, — мы поработаем над тем, что случилось, вместе.
Симоне кивнула, ее взгляд стал задумчивым.
— Малыш Беньямин, — ласково произнесла она.
Эрик подошел к койке, стоявшей рядом с койкой Беньямина, и снова лег; Симоне села на стул между ними. Оба смотрели на сына, бледного и исхудавшего. Не могли оторвать взгляд от его лица, словно он только что родился.
— Ну как ты? — осторожно спросил Эрик.
Беньямин отвернулся и посмотрел в окно. Темнота за окном превратила стекло в подрагивающее под порывами ветра зеркало.

…Выбравшись с помощью Эрика на крышу, Беньямин услышал второй выстрел. Мальчик поскользнулся и чуть не свалился в воду. В тот же миг он увидел в темноте, у края обширной полыньи, Симоне. Она кричала, что автобус сейчас утонет, что ему нужно выбраться на лед. Беньямин увидел в черной неспокойной воде за автобусом спасательный круг и прыгнул. Схватился за круг, надел его и поплыл к кромке льда. Симоне легла на лед и поползла к полынье. Она дотянулась до сына, вцепилась в круг и вытащила его. Сняла куртку и закутала Беньямина, обняла его и сказала, что вертолет уже летит к ним.
— Там остался папа, — заплакал Беньямин.
Автобус быстро затонул, с треском ушел под воду, и стало темно. Плескали потревоженные волны, с бульканьем поднимались большие пузырьки воздуха. Симоне встала и посмотрела туда, где пластины льда уже ложились спокойно в покачивающейся воде.
Она крепко прижала Беньямина к себе, и вдруг он дернулся всем телом. Мальчика выдернуло из ее рук, он хотел встать, но поскользнулся. Веревка спасательного круга, конец которой уходил в воду, натянулась на льду, как струна. Беньямина потащило к полынье. Он упирался, скользил босыми ногами и кричал. Симоне вцепилась в него, и они вместе поехали к воде.
— Это папа! — вопил Беньямин. — У него веревка вокруг живота!
Лицо у Симоне сделалось твердое и решительное. Она схватилась за круг обеими руками, пытаясь упираться пятками в лед. Беньямин кривился от боли; они съезжали к полынье. Канат натянулся так, что когда он терся о кромку льда, слышался глухой звук. Внезапно перетягивание каната прекратилось: веревка все еще была туго натянута, но Симоне с Беньямином смогли отползти назад, подальше от полыньи. Потом натяжение совсем исчезло. Они вытащили Эрика через люк в крыше, и теперь он медленно поднимался на поверхность. Через несколько секунд Симоне смогла вытянусь его на лед. Эрик лежал вниз лицом, кашлял, а под ним расплывалось красное пятно.
Когда полицейские и врачи «скорой помощи» прибыли к домику Юсси, комиссар лежал в снегу с импровизированной повязкой на бедре, а рядом с ним вопил и рычал Марек. Перед крыльцом сидел посиневший труп Юсси с топором в груди. В доме полицейские и горные спасатели обнаружили живого человека. Это была подружка Юсси, Аннбритт. Она пряталась в платяном шкафу в спальне. Вся в крови, женщина по-детски скорчилась под свисающей с вешалок одеждой. Санитары на носилках перенесли ее в вертолет, первую помощь оказали уже во время полета.
Через два дня водолазы из службы горных спасателей спустились в прорубь, чтобы найти тело Лидии. На глубине шестидесяти четырех метров стоял шестиколесный автобус — он словно остановился на автобусной остановке, чтобы выпустить и принять пассажиров. Водолаз вошел в переднюю дверь и осветил фонарем пустые пассажирские места. Ружье лежало на полу почти в конце прохода. Лидию водолаз увидел, только направив свет вверх. Она всплыла и теперь прижималась спиной к потолку автобуса, руки свисали вниз, голова опущена. Кожа на лице уже начала размягчаться и отставать. Течение мягко колыхало рыжие волосы, рот был спокоен, а глаза закрыты, как у спящей.
Беньямин понятия не имел, где находился в первые сутки после похищения. Может быть, Лидия держала его у себя или у Марека; после инъекции снотворного мальчик пребывал в бессознательном состоянии и не мог сообразить, что происходит. Возможно, ему делали уколы каждый раз, когда он приходил в себя. Первые сутки были покрыты мраком и стерлись из памяти.
Беньямин пришел в сознание в машине, по дороге на север. Он нашел свой мобильный, позвонил Эрику, и тут о нем вспомнили. Должно быть, похитители услышали его голос.
Потом потянулись долгие страшные дни. Это было все, что Эрику с Симоне удалось вытянуть из сына. Они поняли только, что в доме Юсси его заставляли лежать на полу, с ошейником на шее. Судя по его состоянию он несколько суток не получал ни еды, ни воды. Одна нога обморожена, но должна восстановиться. Юсси и Аннбритт помогли мне убежать, сказал он и помолчал. Потом Беньямин стал объяснять, как Юсси спас его, попытавшись позвонить домой, как он бежал по снегу и слышал, как кричит Аннбритт, которой Лидия отстригла нос. Беньямин прополз между старыми машинами, надеясь спрятаться, и вполз в открытое окно одного из заснеженных автобусов. Там он нашел несколько ковриков и заплесневелый плед, которые, вероятно, и не дали ему замерзнуть насмерть. В автобусе он уснул, скорчившись на переднем сиденье. Проснулся через несколько часов, услышав голоса мамы и папы.
— Я и не знал, что жив, — прошептал Беньямин.
Потом он услышал, как Марек угрожает им, сел и уставился на ключ, торчавший в зажигании. Не долго думая, мальчик попробовал завести автобус, увидел, как зажглись фары, услышал хриплый бешеный рев мотора — и помчался прямо туда, где, как ему показалось, был Марек.
Беньямин замолчал, и на его ресницах повисли большие слезы.
Через два дня, проведенных в госпитале, Беньямин достаточно окреп и снова начал ходить. Вместе с Эриком и Симоне он навестил комиссара, лежавшего в послеоперационном отделении. Комиссар серьезно пострадал от ножниц, которые Марек воткнул в него, но через три недели покоя должен был поправиться. Когда они вошли, возле Йоны сидела красивая женщина с мягким светлым каре и читала вслух. Она представилась Дисой, старинным другом Йоны.
— У нас клуб книголюбов, так что вот читаю, чтобы он не отставал, — с финским акцентом проговорила Диса и положила книгу.
Симоне заметила, что она читала «На маяк» Вирджинии Вульф.
— Я сняла квартирку у службы горных спасателей, — улыбнулась Диса.
Комиссар сообщил Эрику:
— Из Арланды вас будет сопровождать полицейский эскорт.
Симоне с Эриком попытались уклониться от эскорта. Они чувствовали, что им надо побыть с сыном, что они больше не хотят видеть никаких полицейских. Когда Беньямина выписали на четвертый день во время обхода, Симоне тут же заказала билеты на самолет и пошла за кофе, но больничный кафетерий оказался закрыт. В комнате отдыха были только кувшин с апельсиновым соком и какие-то сухарики. Симоне вышла в город, чтобы найти кафе, но все выглядело безлюдным, все везде словно заперли. Тишина и покой разливались по городу. Симоне остановилась у железной дороги — да так и осталась стоять, провожая взглядом светлые рельсы, снежок над шпалами и насыпью. Вдали в темноте угадывалась широкая пестрая Умеоэльвен — белый лед, черная вода.
Только теперь внутреннее напряжение стало ослабевать. Симоне подумала: все закончилось. Они вернули Беньямина.
Приехав в аэропорт Арланды, они увидели, что их ожидает эскорт, обещанный Йоной, а десятки терпеливых журналистов приготовили камеры и микрофоны. Не говоря ни слова, все трое вышли через другие двери, обошли сборище сзади и влезли в такси.

Теперь они, постояв в нерешительности перед отелем «Биргер Ярль», двинулись вдоль Тулегатан, потом по Оденгатан, остановились на углу Свеавеген и огляделись. На Беньямине был великоватый ему спортивный комбинезон из полицейского бюро находок, саамская шапка — вариант для туристов, — которую Симоне купила ему в аэропорту, и вязаные варежки. Васастан был пустынным и безлюдным. Все казалось закрытым — станция метро, автобусные остановки, полутемные рестораны покоились в строгой тишине.
Эрик посмотрел на часы. Четыре часа дня. Вверх по Оденгатан спешила какая-то женщина с большим пакетом в руках.
— Сочельник, — вдруг сказала Симоне. — Сегодня сочельник.
Беньямин удивленно посмотрел на нее.
— Ах вот почему все говорят «С Рождеством!» — улыбнулся Эрик.
— Что будем делать? — спросил Беньямин.
— Вопрос открыт, — сказал Эрик.
— Может, поужинаем в «Макдональдсе»? — предложила Симоне.
Пошел дождь. Редкие ледяные капли падали на них, когда они торопливо шли к ресторану, расположенному где-то возле рощи Обсерватории. Это было неприятное низкое строение, прижавшееся к земле под охряным барабаном библиотеки. За прилавком стояла женщина лет шестидесяти. Они оказались единственными посетителями.
— Я бы хотела бокал вина, — сказала Симоне, — но нельзя, я понимаю.
— Молочный коктейль, — попросил Эрик.
— Ванильный, клубничный или шоколадный? — кисло спросила женщина.
У Симоне был такой вид, словно она едва удерживает истерический хохот. Подавив смех, она с нарочитой серьезностью сказала:
— Клубничный, мне клубничный.
— Мне тоже, — вставил Беньямин.
Женщина короткими сердитыми движениями выбила чек.
— Все? — спросила она.
— Возьми себе от каждого, — сказала Симоне Эрику. — Мы пока пойдем сядем.
Они с Беньямином пошли между пустых столиков.
— Столик у окна, — прошептала Симоне и улыбнулась Беньямину.
Она села рядом с сыном, прижала его к себе и почувствовала, как слезы текут по щекам. За окном тянулся длинный, неудачно расположенный бассейн, осушенный на зиму и заваленный мусором. Одинокий скейтбордист со скрежетом и грохотом раскатывал между заледенелыми лужами. На скамейке возле канатного лаза на окраине детской площадки за Школой экономики одиноко сидела женщина. Рядом стояла пустая тележка из супермаркета. Палуба в основании лаза гудела под порывами ветра.
— Замерз? — спросила Симоне.
Беньямин не ответил. Он просто уткнулся ей в куртку лицом и замер, позволяя ей целовать себя в голову.
Эрик тихо поставил поднос на стол, ушел и принес еще один. Потом сел и начал выставлять на стол коробки, бумажные пакеты и картонные стаканчики.
— Здорово, — сказал Беньямин и сел прямо.
Эрик протянул ему фигурку из «Хэппи мил».
— С Рождеством.
— Спасибо, пап, — улыбнулся Беньямин и посмотрел на пластиковую коробочку.
Симоне не отрываясь смотрела на свое дитя. Мальчик страшно похудел. Но есть еще кое-что, подумала она. В нем словно повисла какая-то тяжесть, что-то вторгается в его мысли, заполняет их помимо его воли. Он не здесь. Он словно смотрит в себя, думала Симоне, как в отражение на темном окне.
Глядя, как Эрик гладит сына по щеке, она снова заплакала. Отвернулась, прошептала «простите», увидела, как из мусорного бачка ветром выдуло целлофановый пакет и прижало к окну.
— Перекусим? — предложил Эрик.
Беньямин разворачивал большой гамбургер, когда у Эрика зазвонил мобильный. Он посмотрел на дисплей. Комиссар.
— С Рождеством, Йона, — сказал он.
— Вы уже в Стокгольме? — спросил Йона.
— У нас как раз праздничный ужин.
— Помните, я говорил, что мы найдем вашего сына?
— Помню.
— Иногда вы сомневались…
— Да.
— Но я знал, что все будет хорошо, — продолжал Йона со своим финским акцентом, придававшим его словам серьезность.
— А я — нет.
— Знаю, я это заметил. Поэтому мне надо вам кое-что сказать.
— Да?
— Что я говорил?
— Простите?
— Я был прав, верно?
— Верно, — ответил Эрик.
— С Рождеством, — сказал Йона и отключился.
Эрик пораженно уставился на телефон, потом перевел взгляд на Симоне. Он смотрел на ее прозрачную кожу, большой рот. За последние недели вокруг глаз легли бесчисленные морщинки. Симоне улыбнулась мужу, оба повернулись к Беньямину.
Эрик долго рассматривал сына. От сдерживаемых слез стало больно в горле. Беньямин с серьезным лицом ел жареную картошку. Он весь ушел в свои мысли. Глаза были пустыми, его затянули воспоминания и пустота между ними. Эрик протянул здоровую руку, обхватил пальцы сына. Мальчик поднял глаза.
— С Рождеством, папа, — улыбаясь сказал он. — На, возьми у меня картошки.
— Может, заберем еду с собой и поедем к дедушке? — предложил Эрик.
— Ты правда хочешь туда поехать? — спросила Симоне.
— Думаешь, в больнице так уж здорово?
Симоне улыбнулась ему и вызвала такси. Беньямин пошел к кассирше и попросил пакет, чтобы сложить еду.
Когда машина медленно проезжала мимо Оденплан, Эрик увидел отразившуюся в окне свою семью — и одновременно огромную нарядную елку на площади. Словно в хороводе, они скользили вокруг елки — высокой и раскидистой, с сотней разноцветных лампочек, которые спиралью поднимались вверх, к сияющим звездам.