– Ты что, не понимаешь?! Я тебя спрашиваю! Где Ольга?! Где дети? Я ездил в школу, там их нет! Где они?! Ты должна мне сказать!
   Барышев тряс Надю за плечи, изо всех сил тряс – так, что у нее даже заколка с волос слетела, – но она по-прежнему упрямо поджимала губы.
   – Ты должна мне сказать! Должна!
   – Еще чего! – Надя, отцепив его руки от своих плеч, отшвырнула их с отвращением. – И не подумаю!
   – Она уехала? Да? Куда? Ты же знаешь, ты не можешь не знать!
   – Конечно, знаю. Только тебе не скажу. Ишь ты, про детей вспомнил! И не кричи на меня! Разорался тут!
   Давая понять, что разговор закончен, Надя распахнула входную дверь и выразительно посмотрела на Барышева.
   – Надя! – Сергей вдруг ощутил, что по щекам градом бегут слезы. – Надя, прошу тебя, скажи мне, где она, скажи!
   У Надежды дрогнули губы – плачущий Барышев был явно не тем испытанием, которое она могла выдержать долго. Лучше бы он продолжал трясти ее или пытать самыми изощренными способами – да хоть утюгом горячим!
   Только не эти слезы – огромные и прозрачные, капающие на пол, ей под ноги.
   – Сказала – не скажу, значит, не скажу, – собрав волю в кулак, процедила она.
   – Я ведь все равно ее найду!
   – Вот и ищи!
   Барышев вышел, захлопнув за собой дверь.
   Надя тупо уставилась в то место на полу, куда, как ей показалось, капали его слезы.
   – Господи! – простонала она, схватив телефонную трубку. – Да за что же мне такое…

   Он привычно сидел на ступенях и тер кулаками мокрые глаза, когда услышал за дверью Надин тихий страдальческий голос.
   – Только что ушел… Про тебя спрашивал.
   Сергей на цыпочках подошел к двери и прислушался.
   – Да кошмар какой-то! Ладно, Оль, не волнуйся. Я сейчас к тебе приеду. Да, уже выезжаю, к машине иду…
   Сергей в два прыжка оказался этажом выше. Он слышал, как Надя вышла из квартиры, как открылись двери лифта.
   План оставался в силе – схватить, прижать и привезти домой.
   Украсть, одним словом.
   А потом – за детьми.
   А там – разберемся.
   Всю жизнь на коленях будет с ней жить.
   Глупый, наверное, план.
   Но другого не было.

   Надин «жук» петлял, словно уходил от погони.
   Сергей заподозрил даже, что она заметила слежку, и немного отстал – машины на две, – потому что спугнуть такую удачу было нельзя. Надя на перекрестке прошмыгнула на мигающий зеленый. Он попробовал проделать тот же маневр, но, забыв про «буфер», который выстроил между своим «Мерседесом» и «жуком», тут же влетел серой «девятке» в бампер.
   Все. Удача ушла, мелькнув на повороте зеленым полированным крылом.
   Из «девятки» выскочил агрессивно настроенный мо́лодец.
   – Да что ж ты, козел?! – попер он на Барышева, проигнорировав разницу в статусе пострадавших в аварии. – У тебя глаза повыело, что ли?! Куда ж ты попер-то на красный?!
   – Сколько тебе? – Сергей выхватил из кармана бумажник. – Ну?! Говори и отстань, мне некогда!
   Можно еще попробовать догнать «жука», учитывая, что на Ленинградке пробка, а «жуки» не умеют летать – только нарушать правила.
   – Некогда ему! – брызгая слюной, заорал мо́лодец. – Да тут одной железки баксов на пятьсот, а еще краска! И бампер погнул!
   – Сколько, я тебя спрашиваю?!
   – А еще, может, чего и под капотом, я не знаю!
   Вся эта колымага и двухсот баксов не стоила, но парень явно решил срубить с богатого «мерина» по полной программе, ввиду того что тому «некогда».
   – Две штуки баксов гони, – вынес он свой приговор.
   Барышев хотел швырнуть ему свой бумажник, но тут, словно из-под земли, вырос гаишник.
   – Старший лейтенант Леньков! – вскинул он к козырьку руку. – Предъявите ваши документы!
   Время было безвозвратно утеряно, даже с учетом пробок.
   Барышев, закрыв глаза, обреченно откинулся на спинку водительского кресла.
   – Я в своем ряду ехал, командир, на светофоре притормозил, а он в меня со всего хода влупился! – затараторил парень. – Он небось права только вчера купил!
   «Найду», – подумал Барышев.
   Все равно – найду, украду и заставлю простить.

   – Если б ты только его видела! Черный весь! Господи! Плакал! Слезы – во!
   Ольга холодно посмотрела на Надю, которая, схватив со стола апельсин, обозначила размер барышевских слез.
   – Может, поговоришь с ним, а, Оль?..
   Ольга осмотрела нераспакованные коробки с вещами. Кажется, посуда в той, а одежда – в этой. Или наоборот? Димкин риелтор так быстро провернул сделку, что она не успела подписать коробки. Теперь гадай…
   – Ну жалко ж смотреть на него, ей-богу! – Надя села на одну из коробок. Кажется, на ту, что с посудой. – Оль, ну что ты делать будешь? Одна, с четырьмя-то?! А? Оль, ну что ты молчишь-то? – Голос у Нади задрожал. – Оль, любит ведь он тебя.
   Ольга села на другую коробку – нет, здесь посуда, потому что хрустнуло что-то и звякнуло.
   – Мне надо нырнуть и отплыть в сторону, – безучастно сказала она.
   – Ты чего говоришь-то? – испугалась Надежда. – Куда это тебе нырнуть надо, а? Ты чего заговариваешься? – Надя вскочила и тряхнула Ольгу за плечи – сильно, как всего час назад тряс ее саму Барышев.
   – Мне надо нырнуть и отплыть в сторону, – упрямо повторила Ольга. – Чтобы не умереть.
   Надя, сев на пол, привалилась к стене и заплакала.
   – Господи, что ж это делается-то! Я так боялась, что Димка мой мне изменит, а теперь понимаю – если б он так убивался, как твой Сережа, я б ему все простила!
   – Надь, – Ольга встала и огляделась. – Без тебя эти коробки ни за что не разберу.
   Надежда утерла слезы и открыла коробку, на которой сидела Ольга.
   Там оказались игрушки.
   – Я бы простила, – тихо сказала Надя, доставая куклу в розовом платье. – Ради детей…

   К утру идея принудительного возвращения Ольги стала казаться ему настолько бредовой, что Барышев впал в отчаяние.
   Если не это, то – что? Что делать? Как дальше жить в этом пустом огромном доме, где все время мерещится детский смех и легкие шаги Ольги?
   Измученный отчаянием и бессонной ночью, выкурив почти пачку сигарет и запив их пригоршней сердечных таблеток, Сергей приехал в «Стройком» с одной только мыслью – что делать, что?!
   С этой мыслью он просидел до обеда, глядя в одну точку – еле заметное пятно на стене, – пока в кабинет без стука не заглянул Стрельников.
   – К тебе можно?
   – Заходи, – кивнул Барышев.
   – Я только что получил эти документы, – Петр Петрович положил на стол пачку бумаг. – Сергей, мы что, продаем лесоперерабатывающие заводы?
   – Да, – кивнул Барышев, не глядя на зама.
   – Зачем?! – В голосе Стрельникова послышалась плохо скрываемая ярость.
   – Они мне мешают.
   Сергей потер виски и поморщился – какие, к черту, заводы? Что ему делать, чтобы Ольгу вернуть – вот в чем вопрос…
   – Не понимаю, – забарабанил пальцами по столу Петр Петрович.
   Барышев встал и подошел к окну. Как лень, как не хочется объяснять заму всю эту ерунду…
   – Есть возможность в Таиланде вложить эти деньги в завод по производству монтажного оборудования, – вздохнув, начал он.
   – Все яйца в одну корзину? – нетерпеливо перебил его Стрельников.
   – Ничего. Корзина большая. Если мало яиц будет – побьются.
   – Ты хорошо подумал? – жестко спросил Петр Петрович.
   – Слушай, что ты от меня хочешь? – взорвался Сергей.
   – Хочу, чтобы ты отдавал себе отчет в своих действиях, – отрезал заместитель, собрал со стола бумаги и встал.
   – Я отдаю себе отчет в своих действиях.
   – Тогда объясни мне…
   – Я здесь пока еще хозяин! Понял?! – заорал Барышев. – Я! И ничего объяснять тебе не должен! И прекрати меня доставать! Я знаю, что делаю.
   – Я в этом не сомневаюсь, – усмехнулся Петр Петрович, направляясь к двери. – Не буду тебе мешать…
   «Что я творю, – подумал Сергей. – Ольга вернется, а я по-прежнему – сволочь сволочью…»
   – Петя! – Он бросился к заму и схватил его за руку. – Петя, прости меня!
   Стрельников посмотрел на него как-то странно – словно размышляя, вызвать шефу «Скорую помощь» или не надо.
   – Прости ради бога! – взмолился Сергей. – Нервы на пределе. Прости.
   Зам сухо кивнул и хотел выйти, но Сергей, вцепившись в его рукав, не отпустил.
   – Петь, я, кажется, с ума схожу… Честное слово. У меня крыша едет… Давай поедем куда-нибудь, я выпить хочу. Поедем!
   Петр Петрович снова кивнул. Роль «жилетки» его не очень-то привлекала, но у шефа был такой вид, что не подставить ему эту «жилетку» означало как минимум снова отправить его на больничную койку.
   – Поедем! – решительно сказал Стрельников.

   – Она от меня прячется! Она не хочет меня видеть, – Сергей выпил водку, словно это была вода, и налил еще. – Понимаешь, она в самом деле не хочет. Раньше я мог надеяться, что она только делает вид, что она выдерживает меня… ну… в наказание… А теперь все иллюзии рассыпались. Разбились! Она не хочет меня видеть и, наверное, никогда не захочет.
   Барышев выпил, налил, выпил и снова налил.
   – Ты ешь, Сергей, почему ты не ешь? – Петр Петрович придвинул к шефу тарелку со стейком, хотя понимал, что тот ничего сейчас не видит, не слышит, не чувствует.
   – Но я найду ее, я ее найду… – Сергей выпил, налил, снова выпил и уставился бессмысленным взглядом на пустой графин. – Я теперь знаю, по крайней мере, что она в Москве. Сколько в Москве районов?
   – Не знаю, но могу узнать.
   – Не надо. Я знаю. – Сергей остановил проходящего мимо официанта и забрал у него с подноса графин с водкой. Официант не стал возражать – клиент всегда прав, особенно пьяный.
   – В Москве тридцать три района, – продолжил Барышев, – десять административных округов. Это не так уж и много. Так что я ее найду.
   Барышев отхлебнул прямо из графина, с отвращением посмотрел на стейк, поморщился и пьяно рассмеялся.
   – Она прячется, а я ее ищу… Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать… – Он попытался снова взять графин, но Стрельников накрыл его рукой.
   – Ты не перебираешь с этим?
   – Все под контролем. – Сергей выдернул графин из-под его руки, сделал длинный глоток и закашлялся. – А знаешь, я ведь все неправильно говорю! Она не прячется. Ее прячут! И я знаю кто! Я сейчас пойду и поговорю с тем, кто смеет прятать от меня мою жену!
   Барышев швырнул на стол деньги и встал – довольно уверенно для своего состояния.
   – Сережа! Сядь, – устало попросил Стрельников. – Ну, куда ты собрался?
   – Я же сказал, хочу поговорить с тем, кто прячет от меня Ольгу. По-моему, я ясно выразился, – старательно выговаривая слова, сказал шеф и направился к выходу.
   Пришлось его догонять. И поддерживать, обхватив рукой мощный торс.
   – Ты уверен, что это надо делать сейчас? – на всякий случай уточнил Петр Петрович, заранее зная ответ.
   – Абсолютно.
   Сергей сбросил с себя его руку и нетвердой походкой вышел из ресторана.
   «И почему я тогда не вправил ему мозги, – в который раз с горечью подумал Стрельников, ускоряя шаг. – Теперь на кону – не только семья Сергея, но и судьба «Стройкома»…»

   Оксана взяла тайм-аут.
   Это означало выкинуть из головы Барышева – на время, конечно, – и навести в своей жизни порядок, хотя бы материальный.
   …Так, ничего особенного, толстый папик, ни черта не понимающий по-русски…
   Теперь у нее был и холодильник, и кондиционер, и вода из крана в любое время суток. Все это было, правда, в съемной квартире, но элитный дом ее на данный момент устраивал.
   Как и статус любовницы.
   В общем, она затихла, собираясь с силами и готовясь к удару, правда, каким он будет и когда – Оксана не знала.
   Она просто выжидала подходящего момента и благоприятных обстоятельств. А пока… зализывала раны в относительном комфорте с относительно не противным папиком.
   Днем она пропадала в «Стройкоме», а вечером… бездельничала с бокальчиком виски и сигариллой.
   Иногда звонила в Москву Ленке. Хотя не очень-то и хотелось – выглядеть перед подругой неудачницей было ниже ее достоинства, поэтому Оксана не преминула побыстрее сообщить ей, что все у нее в жизни наладилось, а Барышев…
   Эпизод, к которому она не вернется.
   Он сам прибежит. Потому что еще не знает, как завяз, впустив ее в свою жизнь.
   Сегодня Ленка позвонила сама.
   – Как там твой таец? – что-то жуя, поинтересовалась она.
   – В порядке, – потягивая виски со льдом, лениво протянула Оксана. – Свое дело делает… Ты бы видела, в какой квартире я сейчас живу!
   – Сильно противный? – спросила Ленка.
   – Да нет… – Оксана засмеялась, вспомнив пузатого лысого Сомбуна. – У него масса достоинств, но есть и недостатки.
   – Женат! – догадалась Серегина.
   – Да мне без разницы. Бабки, как икру, для меня мечет, и ладно.
   – А как же Барышев?
   – Да чего ты заладила – Барышев, Барышев! – разозлилась Оксана. – Ты ж знаешь, я не люблю проигрывать…
   – Значит… будешь его еще доставать?!
   – Да плевать мне на него! – закричала Оксана. – Плевать! Ну, все! Жарища жуткая, поеду на море!
   – Оксан… – Ленка перестала жевать, затихнув на том конце.
   – Ну что еще?!
   – Я тут… с человеком одним познакомилась, случайно, в метро.
   – Влюбилась, что ли? – хмыкнула Оксана, представив «человека», который мог клюнуть на Ленку.
   – Ну да… И он, кажется, тоже.
   Оксана, не сдержавшись, громко захохотала.
   – Ой, не могу! Надеюсь, он не гастарбайтер? Смотри, Ленка, а то квартиру оттяпает, глазом моргнуть не успеешь.
   – Да нет, Оксан… То есть да, гастарбайтер, только американский. Очень богатый. У него несколько ферм своих, куриных. А в метро он для прикола катался. Замуж зовет и в Америку. Как думаешь, соглашаться? Боюсь я миллионеров этих…
   – Дура ты, Ленка.
   Оксана бросила трубку и швырнула стакан с виски в стену.
   «Боюсь я миллионеров этих…»
   Это был плевок в душу.
   С особой жестокостью.
   Неужели не врет?!
   Или Ленка не так проста, как кажется, или у миллионеров поехали крыши…
   Во всяком случае, если все это правда, подруги у нее больше нет.

Дунаев, закинув ноги на стол, еще раз просмотрел все эскизы и веером бросил их на пол.
   – Бездарь на бездари, – проворчал он и закурил.
   Ну, ничего, будем работать с тем, что есть… Еще раз худсовет, снова выволочка, глядишь, с третьего раза нарисуют эти шарикоподшипники как-нибудь… завлекательнее.
   В кабинет заглянула Ася – «девушка-ресепшн», как про себя называл ее Денис.
   – Денис Николаевич, к вам можно?
   – Всегда. – Он и не подумал снять со стола ноги – пусть привыкают к его начальственному положению.
   – Вот. Это ваша почта.
   Ася просеменила к столу и положила перед ним стопку конвертов.
   Он окинул ее взглядом – ничего, но не супер. Могла бы быть повыше, посмазливее и поумнее.
   Поймав его взгляд, Ася замерла и задумалась, словно подыскивая повод задержаться подольше.
   Да, и поумнее, усмехнулся про себя Дунаев. Вон как лицо напряглось от нехитрых мыслей.
   – А к нам снова Ольга Михайловна пришла! – выпалила Ася итог своих долгих раздумий. – Она у нас работать будет. Раньше она вместо вас была, ну, то есть на вашем месте, потом уволилась, а теперь снова пришла…
   – Да? Что ты говоришь?! – Денис снял со стола ноги и посмотрел на Асю немного иначе – пусть глуповата, в этом есть своя прелесть.
   – Да, – Ася кокетливо присела на стол, заманчиво поболтав длинной ногой. – Только теперь она просто… ну, не главная, как раньше, а просто художником. Она сейчас с Дмитрием Эдуардовичем разговаривает.
   – Я смотрю, ты все знаешь, – сказал Дунаев, с преувеличенным интересом сканируя взглядом ее ноги. – Все-все? – уточнил он.
   – Угу, – Ася одернула юбку, которая заканчивалась там, где начинались ноги.
   – Про всех, про всех?
   – Угу.
   – А со мной своими знаниями поделишься? – Денис игриво потрепал мизинцем подол ее юбки.
   – А вам про кого? – Ася слегка отодвинулась, показывая, что она девушка с характером.
   – Ну… Да хотя бы про ту же Ольгу Михайловну. Какие-нибудь подробности, а?
   – Про Ольгу Михайловну? – разочарованно протянула Ася. Кажется, у нее в запасе были более яркие персонажи, но Дунаева интересовала только его предшественница.
   – Должен я знать, с кем мне придется работать? – с шутливым возмущением воскликнул он.
   – Ой… – Ася вдруг встала и отошла к двери. – Мне про такое неудобно…
   – Это про что же «такое»?! – Дунаев подскочил к ней и взял за руку. – Ну-ка, ну-ка…
   – Ну… – Ася потупилась, изображая смятение, но руки не отняла. – Ну, она раньше с Дмитрием Эдуардовичем… ну, это… вы понимаете…
   – Понимаю. – Денис вернулся в свое кресло и опять закинул ноги на стол.
   Будет труднее, чем он думал сначала, но он справится. Его хитрость, ум и талант – против постельной интрижки какой-то там Ольги Михайловны. Ха!
   – Я пошла? – уныло спросила Ася, понимая, что интерес к ней иссяк.
   – Что? Да, иди. – Он затушил сигарету и на всякий случай подмигнул «ресепшн» на прощание – очень полезная дурочка. – Ты там это… держи меня в курсе, лады?
   Ася оживилась, воодушевленно кивнула и ушла, звонко цокая каблуками.

   – Для меня это даже лучше, Дима, – тихо говорила Ольга Грозовскому, сидя напротив. – Мне сейчас удобнее – простым художником. Меньше ответственности, проще, да и времени у меня теперь не так много. Петька, Мишка с Машкой, Костя… Нет, это в самом деле мне сейчас удобнее.
   Она говорила правду, но видела, как мучается Грозовский, вынужденный отказать ей в месте начальника креативного отдела.
   – Чуть пораньше бы… – Дима страдальчески потер и без того красные от смущения щеки. – А теперь… Сама посуди – не могу я с человеком так поступить, с Задунайским этим…
   – Конечно, Дима.
   – Твое место почти год пустовало… – продолжал он оправдываться.
   – Да все нормально, Дима, – для убедительности, что «нормально», Ольга улыбнулась и похлопала его по руке. – Правда!
   Он встал, еще раз потер щеки и с наигранной бодростью произнес:
   – Ну, вот и славно! Значит, договорились? Завтра можешь приступать к труду и обороне.
   Ольга кивнула, хотела выйти, но тут в кабинет заглянул высокий парень со странно светлыми, будто бесцветными, глазами, обрамленными смоляными ресницами.
   – Не помешаю? – вкрадчивым баритоном поинтересовался он.
   – Заходи, заходи! – обрадовался Грозовский. – Как раз очень кстати! Оль, знакомься, это Денис.
   Дима похлопал по плечу парня, и тот ослепительно улыбнулся, показав ряд идеальных зубов.
   – Вот, решил зайти, познакомиться с новыми кадрами, – пояснил он свой визит.
   – Однако! – засмеялся Грозовский. – Мы еще разговор не закончили, а тебе уже все известно!
   – Профессиональное кредо – быть в курсе всех событий! – отрапортовал Денис.
   – Я не новый кадр, а хорошо забытый старый, – грустно улыбнулась Ольга.
   – А вот это вы зря, – Денис проникновенно посмотрел на нее, и Ольге стало не по себе, такими необычно контрастными были его глаза – смоляные ресницы и блекло-голубая радужка. – Зря! – поднял он палец. – Судя по всему, вас здесь все хорошо помнят…
   – Судя по чему?
   – Я во многом ориентируюсь с помощью профессионального чутья, не более того…
   Ольга дослушивала его уже на ходу, направляясь к кабинету художников. Наверное, это невежливо, тем более что Денис – ее начальник теперь, но ей было наплевать.
   Скорее бы завалили ее работой – только так можно попытаться нырнуть, а потом отплыть в сторону.

   Эта Ольга Михайловна оказалась та еще штучка…
   Такую голыми руками не возьмешь. Умная, стерва, хотя строит из себя зайку и душку.
   А главное, очень не вовремя она появилась – как раз в тот момент, когда в логово «Солнечного ветра» пришла пора подтягивать своих проверенных и преданных людей…
   В глубокой задумчивости Денис шел к машине, прикидывая, как бы намекнуть шефу на необходимость принять на работу «нужных» ему людей. Как убедить, что любовницы любовницами, а начальнику отдела полагаются для пользы дела «свои» кадры.
   – Меня сегодня не жди, – обгоняя его, на ходу бросил Грозовский. – Смотайся к заказчику, потряси его как следует, только не перестарайся.
   – Хорошо.
   – Если поймешь, что он готов, сразу договор подсовывай. Езжай прямо сейчас. – Грозовский нетерпеливо пикнул сигнализацией, открывая машину. – Заказ выгодный, упускать нельзя. Кстати, Ольгу сразу подключи, она баба толковая.
   – Да я не сомневаюсь, но… – Денис замолчал, соображая, стоит ли прямо сейчас идти ва-банк или потом – исподволь, незаметно подвести его к правильному решению…
   – Что? – раздраженно спросил Грозовский, садясь за руль. – Что ты хочешь сказать?
   – Если честно, у меня на это место свои планы были. Хотел одного мужичка взять. Тоже… толкового.
   – Планы придется менять, – отрезал шеф, заводя движок, но тут же смягчился. – Не расстраивайся, мы скоро расширимся, и твоему толковому мужику место найдется. Канадский заказ благодаря твоим стараниям обретает все более реальные очертания. Я как раз сейчас в посольство еду. Ну, все, действуй давай!
   Грозовский уехал, а Денис достал телефон.
   Что ж, не получилось ва-банк, будем исподволь. Вам же хуже, Ольга Михайловна.
   – Але, – прикрыв рукой трубку, тихо сказал Дунаев. – Пока тормозим. Непредвиденные обстоятельства.

   Как-то не получалось жить по-прежнему.
   Она очень старалась, но не получалось.
   Вот, и на работу устроилась, чтобы встряхнуть себя, но мертвое равнодушие внутри не пробивалось ничем.
   Экая невидаль – предали ее. Первый раз, что ли. Другое дело, что в роли предателя Сережу она не представляла. До сих пор. И поэтому с такой болью и кровью прорывается к осознанию этой мысли.
   Ольга доставала из машины пакеты с продуктами и который раз твердила себе – эка невидаль, предали. Переживем. Первый раз, что ли? Нырнем и вынырнем в другом месте – бодрые, свежие, готовые к новой жизни и новой любви.
   – Простите, пожалуйста, это второй корпус? – окликнул ее мужской голос из проезжавшего мимо черного джипа.
   – Второй, – не оборачиваясь, ответила Ольга.
   – Дом восемнадцать, второй корпус, да?
   – Да.
   Ольга закрыла машину и пошла к подъезду.
   – Спасибо! Вы меня спасли, – продолжал преследовать ее голос.
   Мягко хлопнула дверь джипа, сзади послышались торопливые шаги.
   – Я минут двадцать по вашим дворам катался!
   Ольге не было никакого дела до того, кто и сколько катался по дворам, поэтому она промолчала и, придерживая пакеты одной рукой, стала открывать подъездную дверь.
   – Разрешите… – Обладатель веселого голоса подхватил ее пакеты. – Давайте, давайте! Нам с вами по пути.
   Сил сопротивляться не было, и Ольга безропотно отдала пакеты. Она видела только край черного кашемирового пальто, темные брюки и дорогую кожу ботинок, что хотя бы давало гарантию, что их обладатель не польстится на ее продукты и не украдет их.
   Смотреть ему в лицо было неинтересно. И лень.
   Ольга нажала кнопку, вызывая лифт.
   – У меня тут друзья живут, – мягким баритоном продолжал вещать обладатель дорогих ботинок. – На восьмом этаже. А вам на какой?
   Ольга промолчала, но и это не угомонило ее спутника.
   – Меня несколько лет в Москве не было. Вот, вернулся, а они переехали! Но они давно здесь живут, а вы?
   – Недавно, – отрезала Ольга.
   Они зашли в лифт, и тут не было никакой возможности не смотреть ему в лицо. Черноволосый красавчик и явный баловень судьбы – холеный, расслабленный и уверенный, что любая будет у его ног, если он только захочет.
   Ольга даже ухмыльнулась – неужели она похожа на объект, который нуждается в столь примитивном обольщении?
   Мачо глуп, похоже, как пробка. Несмотря на очевидный материальный достаток.
   – И как это вам муж позволяет таскать такие тяжести? – улыбнулся он улыбкой из разряда «сражающих наповал».
   – У меня нет мужа, – резко сказала Ольга в большей степени себе.
   Его взгляд зацепил ее руку с обручальным кольцом.
   Лифт остановился. Ольга попыталась забрать у свалившегося на голову ухажера свои пакеты, но он отстранился.
   – Давайте уж я до дверей…
   Интересно, если послать его на тюремном жаргоне, как он отреагирует?
   Экспериментировать она не стала и молча дошла до своей квартиры. Кашемировое пальто преследовало ее по пятам.
   – Все. Я дошла. Еще раз спасибо.
   Он с явной неохотой передал ей пакеты. Обволакивающий взгляд, тонкий парфюм, еле заметная щетина на скулах, стильная стрижка…
   Скучно. И пошло. А может, даже – опасно.
   – Если вы предложите донести все это до холодильника, я подумаю, что вы маньяк-убийца, – предупредила она.
   – Аргумент весомый! – Мачо шутовски откланялся, подошел к лифту и нажал кнопку, не отрывая взгляда от Ольги.
   Она засмеялась бы, если б могла смеяться – развестись не успела еще, а принцы на голову сыплются.

   – У Пети морковный сок кончился, – сообщила няня, едва Ольга переступила порог.
   – Хорошо… Я куплю.
   На глаза навернулись слезы. Час убила на походы по магазинам, а про сок не вспомнила.
   – И творог!
   – Хорошо.
   Стараясь не зареветь в голос, Ольга начала раздеваться. Няня унесла пакеты на кухню.
   – Только творог жирный больше не покупайте! – крикнула она.
   – Хорошо! – Ольга мельком увидела свое отражение в зеркале – вроде такая же, как и прежде, только… не она это.
   Та, что сейчас, должна быть маленькой, сгорбленной древней старушкой с выцветшими глазами, беззубым ртом и палкой-клюкой, без которой невозможно сделать и шага.
   Из кухни вышла возмущенная Анна Алексеевна с пакетом молока в руках.
   – Ольга! Оно же просроченное! Куда вы смотрели?!
   – Господи! – закричала Ольга, срываясь на визг. – Да оставьте же вы меня в покое! Ну что?! Что вам от меня еще надо?!
   Слезы хлынули градом, а на плечи будто навалились тысячи атмосфер – где, где она, та самая палка-клюка, с помощью которой можно удержаться на ногах?!
   Анна Алексеевна подошла к ней и обняла.
   – Тихо, тихо, – ласково похлопала она по спине Ольгу, словно той было пять лет, а не двести… – А вообще-то, поплачь, поплачь… Со слезами вся боль выходит.

   А утром она, улыбаясь, шла по коридору агентства с гордо поднятой головой.
   Высокие шпильки словно отстукивали быстрый ритм ее новой жизни – раз-два…
   «Солнечный ветер» приветствовал ее улыбками и поздравлениями с возвращением на работу.
   – Ольга Михайловна? Неужели?! Снова к нам? Ура!
   – Ой! Это вы? Вернулись? Как здорово…
   – Поздравляем! Дмитрий Эдуардович сказал, что вы снова работаете. Нужно отметить!
   Она кивала, отвечала и улыбалась. И отстукивала шпильками – раз-два…
   – О! Привет! – на нее налетел Тимур, схватил за руку и крепко пожал. – С первым вас, так сказать, рабочим днем! С началом трудовых будней!
   – Здравствуй. Давно тебя не видела…
   – А я только что из отпуска! – Тимур весело тряхнул всклоченной, как всегда, шевелюрой. – А тут – сплошные сюрпризы! Столько перемен, прямо хоть в отпуск не ходи! – Он распахнул дверь кабинета художников и взмахнул рукой. – Прошу! К нашему шалашу!
   Ольга села за стол в некоторой растерянности – с чего начать? Справа лежала папка предложений заказчиков, слева – бумага и карандаши.
   – Тебя, между прочим, Дунаев просил зайти, – сообщил Тимур, занимая за большим столом место напротив.
   – Дунаев? А кто это?
   – Здрасьте! Начальство надо знать.
   – Денис, что ли? – догадалась Ольга, вспомнив полупрозрачные глаза новоявленного начальника.
   – Кому Денис, а кому Денис Николаевич. Серьезный мужчина. Говорят, всех на рога поставил.
   – А Дима что? – Ольга с трудом представляла, чтобы кто-то, кроме Грозовского, мог поставить агентство «на рога».
   – А Дима все больше в Монреале последнее время, – усмехнулся Тимур, пятерней взлохматив буйную шевелюру.
   Ольга раскрыла папку заказчиков.
   – Над чем сейчас работаем?
   – Я над спортивным инвентарем, а что там еще, честно, не очень знаю. Слышал, есть тема покрышек и детского питания, но точно не скажу. Иди, иди к Дунаеву, он уже два раза про тебя спрашивал.
   Ольга захлопнула папку. К Дунаеву так к Дунаеву.
   Ей все равно.

   Начальник сидел в ее кабинете, в ее кресле и за ее столом, на котором бесцеремонно разместил свои длинные ноги в огромного размера «казаках».
   Ольге не показалось, что его специфические глаза излучают радушие.
   Но ей было все равно.
   – Вы меня вызывали?
   – Да, да! – Денис скинул ноги со стола и затушил в пепельнице недокуренную сигарету. – И, вот что, давайте будем на «ты». К чему эти церемонии? Хорошо?
   – Как хотите… Как хочешь, – пожала плечами Ольга.
   – Отлично. Да ты садись, садись!
   Ольгу покоробило от этого «ты» и панибратского тона, но она, не подав вида, села в кресло напротив своего стола и своего места, которое так прочно обжил светлоглазый тип по фамилии Дунаев.
   – Вот, – он подвинул к Ольге красную папку. – Займись этим заказом. Учти, он очень ответственный.
   – Что это? – Ольга раскрыла папку, обнаружив в ней какие-то чертежи.
   – Автопокрышки. Фирма на нашем рынке новая, так что полный простор для творческой фантазии.
   – Автопокрышки? – Ольга захлопнула папку. – Я слышала, есть тема детского питания. Может быть, ее мне дашь?
   – А чем тебя эта не устраивает? – хмыкнул Денис, откидываясь на спинку кресла и забрасывая ноги на стол.
   – Я не очень в этом разбираюсь.
   – Разберешься, – Дунаев закурил, выпустив дым ей в лицо. Острые носки «казаков» маячили прямо перед Ольгиным носом. К подошве прилипла розовая жвачка, и это обстоятельство отчего-то делало Дунаева комическим персонажем.
   – Разумнее дать мне то, что я хорошо знаю, – улыбнулась Ольга, не в силах оторвать взгляд от розового пятна.
   – И еще давай договоримся, – уловив ее иронию, Дунаев стал жестче. – Что разумнее, буду решать я, хорошо?
   Мне все равно, чуть не сказала Ольга, но в последний момент решила, что этому великому Наполеону лучше продемонстрировать полное подчинение.
   Ей наплевать, а ему приятно.
   – Я поняла, – покорно сказала она.
   – Отлично. Удачи. – Тон, которым Дунаев это сказал, больше подходил для «пошла вон».
   Ольга, усмехнувшись, встала и с папкой пошла к двери.
   – И уж совсем последнее, – в спину ей с насмешкой сказал Дунаев. – Хотелось бы, чтобы в этом вопросе сразу была ясность. У меня никто не опаздывает на работу.
   Ольга повернулась и в упор посмотрела Денису в глаза.
   Реверанс, что ли, ему сделать? Или сказать, чтобы жвачку отлепил от подошвы, прежде чем раздавать указания?
   Она резко развернулась и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
   Ей все равно. Лишь бы руки и голову занять работой.
   А там видно будет.

   Дома Ольгу поджидал сюрприз.
   Три девушки в одинаковых синих комбинезонах делали уборку в гостиной – одна протирала пыль, вторая домывала пол, третья оттирала большое зеркало. Девчонки были похожи, как близнецы.
   – Здравствуйте. – Ольга замерла на пороге. – А вы кто, простите?
   – Мы из «Золушки», – весело ответила та, что занималась зеркалом. – Заказ выполняем!
   – Вот, распишитесь, – вторая протянула Ольге какой-то бланк. – Все сделано. Ваша мама работу уже приняла.
   – Мама?! – Ольге на какое-то мгновение показалось, что она ошиблась квартирой, но в шкафу на полке стояли фотографии ее детей. – Так… Что-то я ничего не понимаю! Какой заказ? Какая Золушка?
   – Так на уборку же… – отчего-то расстроилась девушка, которая мыла полы. Она стала быстро упаковывать тряпки, щетки и моющие средства в большую сумку.
   – Чего тут не понимать-то? Расписываться будете? – ее сестра-близнец продолжала протягивать Ольге бланк.
   Ольга достала из сумки ручку и расписалась.
   Черт знает что… Не успела и дня отработать, как у нее дома объявилась какая-то мама и завелись Золушки.
   В гостиную вошла Анна Алексеевна. По растерянному виду Ольги няня поняла – что-то не так.
   – Ольга Михайловна… Они пришла, сказали, заказ у них, я и пустила. Убрали вроде хорошо.
   – До свидания! – улыбнулась одна из Золушек и, направляясь к двери, скомандовала остальным: – Пошли!
   Девчонки в комбинезонах строем проследовали в коридор и стали надевать одинаковые синие куртки.
   – Погодите! А деньги за работу? – догнала их Ольга.
   – Оплачено! – хором заявили они и вышли, без проблем справившись с замками входной двери.
   Анна Алексеевна, поняв, что не нанесла урона Ольгиному кошельку, впустив столько «золушек», облегченно вздохнула и скрылась в детской. В сумке зазвонил телефон.
   – Ну! Как тебе?! – раздался в трубке радостный Надькин голос.
   – Что – как?
   – А чего, не убрали у тебя еще, что ли?! – возмутилась Надежда.
   – Ах, это твоя работа! – догадалась Ольга. – А я-то голову ломаю, что за «Золушка»…
   – Хорошее название, правда? Это мне твои эскизы навеяли. А то мне Дунаев какую-то Козетту впаривал. Какая еще Козетта, смеялся, что ли?
   – Это из Гюго. – Ольга вернулась в гостиную и села на диван, благоухающий каким-то моющим средством. – Там девочка такая была, Козеттой звали, ее все время заставляли работать по дому…
   – Ну, знаешь, Гюго! Поди еще, объясни! А «Золушка» – ясно и понятно. Ты, кстати, первая клиентка.
   – Бесплатная. Так ты много не заработаешь.
   – Что ж я, с тебя деньги брать буду, что ли?! – фыркнула Надя. – Нет, я решила – первая уборка у тебя! На счастье. Ты мне счастье принесешь!
   – Не думаю, что могу кому-нибудь принести счастье, – очень тихо сказала Ольга.
   – Что?! Чего-то плохо слышно стало… Что ты сказала?
   – Ничего. Спасибо, Наденька.
   Ольга нажала отбой и засунула телефон под диванную подушку.
   Нет сил ни с кем разговаривать. Ни радоваться сил нет, ни огорчаться.
   Она легла и вдруг вспомнила, что до сих пор не сделала самого главного.
   Ольга с трудом, почти с кожей, содрала с пальца обручальное кольцо и бросила его за диван. А голубой бриллиант – она даже не помнила, куда он делся… Потерялся, наверное, при переезде. А может, он ей и вовсе приснился.
   Она незаметно заснула прямо в одежде. Анна Алексеевна, накрывая ее пледом, заметила, что на щеке у Ольги застыла слеза.
   Няня, покачав головой, осторожно промокнула слезинку краешком пледа и с горечью подумала, что уволиться она отсюда не сможет, даже если Ольге нечем будет платить.

Сергей улетел в родной город.
   Просто сел в самолет и улетел, не предупредив никого на работе. У него было там важное дело, не требующее отлагательств ни на день, ни на минуту…
   Он не рискнул сразу пойти к отцу, поэтому сел на лавочку и закурил. В этот момент распахнулась дверь подъезда, и на улицу вышел Барышев-старший.
   – Здравствуй, отец, – тихо сказал Сергей.
   Леонид Сергеевич вернулся в подъезд, через плечо бросив:
   – Заходи.
   Дома пахло валерьянкой и еще какими-то лекарствами.
   – Есть будешь? – спросил отец.
   – Нет, спасибо, я в самолете поел.
   – Ну? Что скажешь? – Леонид Сергеевич прямо в пальто сел на диван и вопросительно посмотрел на сына.
   – От меня Оля… ушла.
   Сергей сел рядом с отцом, тоже не раздеваясь…
   – А я, знаешь, не удивлен. Нет, не удивлен. Я этого ожидал.
   – Прости меня. Прости, пап!
   – Да я-то тебя прощу… Простит ли Ольга?
   – Нет. – Барышев помолчал, не в силах озвучить давно осознанный факт. – Никогда… она… не простит, – наконец, с трудом произнес он.
   – Значит, есть за что, – усмехнулся отец.
   – Есть. Я, пап… ей изменил.
   Они помолчали. Отец встал, разделся, сел напротив – на стул.
   – Ну? И что же ты делать собираешься?
   – Не знаю.
   – Что же ты наделал-то, а? Сын!
   – Как мне теперь жить, не знаю, – признался Сергей.
   – А ведь я тебе и посоветовать ничего не могу.
   Сергей кивнул, он и не ждал совета.
   Отец посмотрел на часы.
   – Мне в институт пора. Опаздываю. Ложись спать. Ночь ведь летел. Вернусь – поговорим.
   – Нет, я обратно, в Москву… – Сергей встал. – Сейчас самолет. Я прилетел только прощения у тебя попросить.
   – Ну, как знаешь.
   – До свидания, отец.
   Сергей направился к двери, но Леонид Сергеевич остановил его и порывисто обнял.
   – Хочешь, я полечу с тобой? Пойду к Ольге. Просить за тебя буду. Хочешь? – прошептал он.
   – Спасибо. Не надо, пап. Не вернется она ко мне. Она на развод подала.
   Леонид Сергеевич отстранился, потер левую сторону груди.
   – Сейчас, говоришь, самолет?
   – Через час.
   – Я провожу тебя.
   – Тебе же в институт…
   – Бог с ним, позвоню, отменю лекции. Архаровцы мои только обрадуются.

   Они еле успели на регистрацию.
   – Разве можно так опаздывать?! – возмутилась девушка за стойкой.
   Сергей обнял Леонида Сергеевича.
   – Спасибо, папа. До свидания.
   – До свидания, сын. Думай, как тебе дальше жить, думай…
   – Гражданин! Сейчас трап уберут! – закричала девушка.
   Сергей поцеловал отца и побежал на посадку.
   Главное – отец его простил…
   Одним грузом на душе меньше…

   Автопокрышки на пятом варианте выглядели почти как произведение искусства, но Дунаев снова зарубил работу, сказав:
   – И где же твои хваленые таланты? Иди, работай. И учти – времени в обрез.
   Когда пришел Тимур, Ольга едва не плакала.
   – Пятый вариант ношу, а ему все не то! – пожаловалась она. – Сам не знает, что хочет!
   – Да, чего-то он на тебя взъелся, – сочувственно покачал головой Тимур.
   – Хоть бы объяснил толком, что ему надо, так нет, просто «не годится», и все!
   – И чего ты терпишь? – вступила в разговор Катя. – Пойди и припри его к стенке, мол, что именно вас не устраивает.
   – Ну-ка, дай глянуть! – Тимур взял Ольгины эскизы и восторженно присвистнул. – Ну, не знаю, какого рожна ему еще нужно…
   Ольга выхватила эскиз у него из рук, порвала на мелкие кусочки и выбросила в мусорную корзину.
   – Ты чего? Зачем порвала? Ну, ты даешь… – Тимур пятерней растрепал волосы.
   Ольга выдернула из пачки бумаги чистый лист и, закусив губу, принялась рисовать новую покрышку.
   – Нет, ну довел человека до ручки! – завопил Тимур. – На ней же лица нет!
   – А чего он добивается-то? – спросила Катя.
   В этот момент в комнату заглянула Ася – нарощенные веера-ресницы, ободок с глупым бантиком, придерживающий красные волосы, пустые глаза…
   – Кто? Кто добивается? Вы про что?! – уловив конец разговора, живо поинтересовалась она.
   – Нам Тимур кино рассказывает, которое вчера смотрел, – быстро сориентировалась Катя.
   – Да? А как называется? – не унималась бывшая «ресепшн».
   – Название он не помнит, да, Тимур?
   Вместо ответа тот разворошил свою шевелюру, придав ей совсем уж невероятный вид.
   – А я всегда названия помню, – затараторила Ася. – Вот, в выходные тоже одно кино смотрела, мне диск дали, так оно знаете как называлось? «Зомби в стране каннибалов»! Ничего названьице, правда?
   Катя с Тимуром выразительно переглянулись, дав друг другу понять, что комментировать слова этой дуры не собираются.
   – Ладно, пойду, – Асина голова исчезла. – Мне еще текст сегодня писать! – гордо и громко договорила она в коридоре.
   – Текст ей писать! – фыркнула Катя. – Лев Толстой!
   – Аккуратней в выражениях, – посоветовал Тимур. – Настучит, будешь знать, как над талантом насмехаться!
   Ольга, дорисовав новый вариант автопокрышки, встала, взяла листок и решительно направилась к Дунаеву.

   – Ну что мне с тобой делать, Громова? – скривил тонкие губы Денис и брезгливо отодвинул от себя эскиз. – Опять не то!
   – Что значит не то? – тихо спросила Ольга. – Я уже устала это слушать. Может, объяснишь все-таки, что для тебя то?!
   – Я тебе ничего объяснять не обязан. И не буду! – ухмыльнулся Дунаев.
   – Потому что сам не знаешь, чего хочешь! – закричала Ольга.
   – Ну-ка, не смей на меня орать! Уволю к чертовой матери! – Ухмылка переросла в отвратительную гримасу – брезгливо-презрительную, словно перед ним стояло ничтожное существо, а он вынужден смотреть на него и слушать…
   – Что? Что ты сделаешь? – опешила Ольга.
   – Что слышала! И Грозовский тебе не поможет! – Дунаев пнул мусорную корзину, стоявшую рядом со столом, и порванные бумаги, окурки и чайные пакетики высыпались к ногам Ольги. – Не обольщайся! – прошипел он. – Что, все забыть не можешь, что ты в любовницах у шефа числилась?! Так пора бы! Бывшая ты любовница! Бывшая! А это совсем другое дело!
   – Подонок, – глядя в его прозрачные глаза, сказала Ольга и вышла, стуча каблуками и не потрудившись закрыть за собой дверь.
   Она зашла в кабинет художников, под вопросительными взглядами Тимура и Кати взяла сумку, молча оделась и ушла.
   Насовсем.
   В никуда.
   Ольга брела по улице, в лицо валил снег и дул ветер, а она думала, думала…
   Все двери перед ней захлопываются. Почему? Может, это наказание за ее неумение прощать?
   Ну, значит, выход один – жить в душном, тесном, глухом тупике. Одинокой, несчастной и бедной, зато не потерявшей к себе уважение…

   Прошла пара дней, как Ольга не появлялась в «Солнечном ветре», а на третий – результат не заставил себя ждать, опять на кухне, но на этот раз не за жаркой пельменей, а за добыванием кабачковой икры из банки, которую Наде исправно присылали деревенские родственники.
   Грозовский мазал ее на хлеб, откусывал, снова мазал, опять откусывал и размышлял – сделать яичницу или все же дождаться Надю и приказать, заставить, упросить, в конце концов, приготовить что-нибудь пожрать человеческое.
   Котлеты, например, из индейки. Или пирог с капустой. А лучше – и пирог, и котлеты, и борщ.
   – Ты должен что-то немедленно сделать!
   Надя опять влетела в кухню в шубе и сапогах. Научилась же заходить в квартиру неслышно, удивился Дима, не прекращая методично поглощать икру с хлебом.
   – Ольга уволилась, а ты даже не поговорил с ней!
   – Опять я тебе что-то должен, – вяло отреагировал Грозовский. – Она даже не удосужилась мне об этом сообщить. О том, что Ольга уволилась, я вообще узнал самым последним.
   – Интересно! Как это последним?! – Надя сняла шубу и зашвырнула ее на стол, снайперски сбив банку с икрой Диме на джинсы. – Ты же подписываешь заявления! Ты ее заявление подписал или нет?
   – Нет. – Грозовский поставил банку на стол, а икру смахнул с джинсов на пол. – Не подписал, но подпишу. Я тебе уже говорил, бизнес есть бизнес.
   Надя посмотрела на него так, будто увидела впервые.
   – А дружба как же?! – дрожащим голосом спросила она. – Ведь Ольга наш друг, Димочка.
   – В бизнесе нет понятия дружбы, – отрезал Грозовский.
   Ему расхотелось котлет из индейки, пирога с капустой и даже борща…
   Потому что он тоже видел себя таким впервые.
   Надя развернулась и, понурив рыжую голову, поплелась вон из кухни.
   – Бизнес есть бизнес, – сжав кулаки до боли в суставах, повторил Дима. – Бизнес есть бизнес!

   Через неделю она привыкла к мысли, что придется жить в тупике.
   Ну и что?
   Главное, чтоб дети были здоровы, а уж закрытые двери к деньгам и успеху она как-нибудь переживет…
   Больше недели она обзванивала рекламные агентства, где требовались художники, и везде получала ответ:
   – Спасибо, но мы уже взяли…
   Надежды устроиться на работу таяли с каждым днем, денег становилось все меньше. Барышев переводил на ее счет огромные суммы, но она не хотела к ним прикасаться, потому что взять у него деньги означало – простить.
   Она сама справится. Нырнет поглубже и вынырнет в другом месте. И пусть там тоже будет тупик, зато ее больше никто никогда не предаст.

   – Дмитрий Эдуардович! – налетела в коридоре на Грозовского возмущенная бухгалтерша. – Вот! Посмотрите, какую ерунду мне вместо договора «Артис» подсунул!
   Грозовский нехотя взял бумаги, почти силой ему врученные, и начал их просматривать.
   – Ну что, что это?! – тараторила бухгалтерша. – Сплошные несоответствия.
   Дима не понял, где и какие несоответствия она нашла, зато услышал приглушенный голос Дунаева из-за закрытой двери.
   – Все в порядке, старик, – самодовольно вещал Денис собеседнику, очевидно, по телефону. – Я ее сделал! Да обыкновенно! Сказал, что спать с Грозовским надо было подольше, если уж на меня наезжает! Она и уволилась!
   – Господи боже мой! – прошептала бухгалтерша, приходя в ужас то ли от несоответствий в договоре, то ли от услышанного…
   Грозовский пинком распахнул дверь.
   Дунаев, испуганно отпрянув, бросил телефонную трубку.
   – Ну ты и мразь, – буднично произнес Дима, будто пожелав «доброго дня».
   И вмазал Дунаеву в челюсть со всего маху. Хорошо, что с Барышевым натренировался в столь нужном для бизнеса деле, как мордобитие.
   Дунаев отлетел к стене, ударился о нее затылком и, закатив глаза, медленно сполз на пол.
   «Убил, – подумал Грозовский. – И пусть. Отсижу, зато одной мразью меньше будет».
   Со всех сторон уже подбегал народ, громко верещали девчонки – громче всех Ася, – и кто-то тихо сказал:
   – Ну, и молодец наш Димка!
   Грозовский пошел в туалет и тщательно вымыл руки с мылом.
   Да, бизнес есть бизнес, но пачкаться нельзя ни при каких обстоятельствах.

   Вечером звонок затрезвонил так весело, что Ольга открыла дверь, не глянув в глазок и не спросив, кто там.
   Надя бросилась ей на шею.
   – Он его выгнал! Представляешь! Выгнал! Димочка… Не посмотрел, что у него связи, что он ему с три короба наобещал. Взял и выгнал! Все!
   Ольга закрыла за Надей дверь и помогла ей раздеться.
   – Проходи. Только тихо, дети заснули.
   – Ой, извини… – Надя на цыпочках пошла вслед за Ольгой в гостиную, шепотом продолжая рассказывать разрывавшие ее новости.
   – Даже говорить с Дунаевым не стал, представляешь! Просто выгнал!
   В гостиной она, не сдержав эмоций, по-детски подпрыгнула и со всего маха плюхнулась на диван. Ольга села рядом.
   – Я уже совсем не знала, что мне делать, Оль! Димка так поступил с тобой… Вернешься теперь на работу! Гада этого там нет! Видишь, какой он, мой Димочка!
   – Я не вернусь, – устало сказала Ольга, не глядя на нее. – Димка молодец, но я не вернусь… Мне надо совсем жизнь изменить, совсем. Иначе ничего не получается.
   – Что?! Что не получается?! – схватила ее за руку Надя.
   – Жить не получается, Надька. Мне так плохо, так плохо…
   Надька уткнулась ей в плечо, обняла и заплакала.
   – Олечка, подружка моя дорогая! Господи…

В воскресенье Надя впервые за месяц вырвалась к Ольге.
   На работе был завал – услуги «Золушки» пользовались большим спросом, пришлось даже дополнительно нанимать персонал. На это ушла масса времени, да Димка-маленький еще заболел, подхватил очередную инфекцию.
   Закружилась она, замоталась, про Ольгу вспомнила только в конце месяца и, купив по старой традиции коробку пирожных, приехала без звонка.
   «Сюрприз!» – хотела крикнуть Надежда, когда Ольга откроет дверь.
   Но та открыла с таким лицом, что кричать расхотелось.
   – Я смотрю, чего-то ты мне не рада, – вместо приветствия сказала Надя.
   – Да нет, что ты! – Ольга натянула на лицо неискреннюю улыбку. – Рада, конечно… Проходи.
   – Оно и видно, – проворчала Надя, снимая шубу.
   Чего-то не выходят у них в последнее время задушевные посиделки…
   Она зашла в кухню, поставила пирожные на стол и огляделась. Словно не Ольга здесь живет – пирогами не пахнет, занавески на окне какие-то тусклые, а вместо цветов на подоконнике дешевые тонкие книжечки в мрачных обложках – стопкой лежат, ощетинившись многочисленными закладками…
   – Я просто Анну Алексеевну жду, – словно оправдывая свой недовольный вид, сказала Ольга и тревожно выглянула в окно. – И куда она подевалась?
   – Ты куда-то собралась, что ли?
   – Ну да. Опаздываю.
   – Понятно, – Надя села за стол, пригорюнилась, подперев щеку рукой. Что-то не получалось в последнее время даже откровенного разговора с Ольгой. Как будто чужие стали.
   – Кофе-то хоть нальешь?
   – Кофе? – рассеянно переспросила Ольга. – Да, да, конечно…
   Она насыпала в чашки растворимый суррогат, наспех развела его не очень горячей водой.
   Кофе получился с белесой пенкой, но Надя не решилась спросить, отчего Ольга перестала варить свой фирменный крепкий эспрессо.
   Чего уж тут спрашивать, если даже цветов на подоконнике нет. И пирогами не пахнет.
   – Дим Димыч у меня приболел, – завела она разговор на нейтральную тему. – Но сейчас уже лучше, температура спала, и вообще… Я его с нянькой оставила.
   Ольга пила кофе, ела пирожное и, кажется, ничего не слышала.
   – Димочка звонил сегодня. Он у меня совсем с этой Канадой замотался. Я ему говорю, зачем тебе эта Канада? На кой? Чего, говорю, дома, что ли, работы не хватает?! Оль, тебе неинтересно, что ли?! – Надя, перегнувшись через стол, потрясла ее за рукав.
   – Что? – очнулась та от своих мыслей.
   – Что я рассказываю, неинтересно тебе, что ли?! – обиженно переспросила Надя.
   – Да нет, что ты! Очень интересно… – Ольга положила недоеденное пирожное прямо на стол, потому что блюдца она не поставила. – Как твоя «Золушка»?
   – Работает, – вздохнула Надя. Она встала, вылила кофе в раковину и налила себе чай, благо в чайнике обнаружилась относительно свежая заварка.
   – Слушай, Оль! Я ведь от тебя не отстану. Давай рассказывай, что у тебя происходит. Все равно, пока твоя Алексеевна не придет, ты уйти не можешь.
   – Да что рассказывать-то?
   – Все! Я же вижу, ты… другая стала!
   Ольга встала, подошла к окну, взяла с подоконника стопку книжек и, прижав их к груди, начала рассказывать.
   Что-то про человекобога. О пути к гармонии. О том, как изменить свою жизнь с помощью какого-то духа.
   Ужас, какую ересь она несла… Надьке с ее далеко не высшим образованием и то тошно стало от безграмотности и дремучести диких тезисов, которые она слышала. А у Ольги горели глаза…
   Кричать на нее: – «Ты с ума сошла?!» было бесполезно, потому что и правда – сошла. Рвать на мелкие кусочки эти гадкие книжечки – тоже нельзя, на всю жизнь врагом станешь.
   Оставалось молча смотреть, как гибнет подруга.
   Только Надьке такое испытание было не под силу.
   – Значит, город, говоришь, в Сибири? Гармонии? – зловеще спросила она. – Ну-ну… С ума сошла, что ли? – Она все же заорала. – Совсем чокнулась?! Да про таких, как ты, вон целые передачи по телевизору показывают! Сколько денег ты им уже отнесла, а?!
   – При чем тут деньги?! – взвилась Ольга. – Господи! Ничего ты не поняла!
   – Очень даже поняла! И деньги очень даже при чем!
   – Да погоди ты! Я без этого жить не могу, понимаешь? – Ольга крепче прижала к груди мрачные книжицы. – Эти собрания для меня как воздух! Я без них задохнусь!
   – Дура ты, дура! Ой, какая же ты дура! – Надя схватилась за голову.
   – Ну, знаешь! Не тебе мне это говорить! – Ольга побледнела от гнева.
   – А кто тебе еще скажет?! – закричала Надежда. – Кто?!
   – Вот именно! И ты не смей!
   – Я могу вообще ничего не говорить! Пропадай! – Надя бросилась в коридор и схватила шубу.
   – Вот и прекрасно! Помолчи! У меня от тебя голова трещит! – крикнула ей вслед Ольга.
   – Спасибо на добром слове! Век не забуду!
   Подцепив ногами сапоги и даже не застегнув их, Надя выскочила из квартиры.

   Ольга видела, как подруга всей жизни в незастегнутых сапогах и наброшенной наспех шубе садится в машину.
   Было глупо рассказывать ей о городе гармонии. Ольга отошла от окна. Чтобы понять суть божественного духа, нужно слишком многое пережить.
   Она посмотрела на часы, схватила мобильник, набрала няню.
   – Анна Алексеевна…
   – Я не приду сегодня, – перебила ее хриплым голосом няня. – Заболела, уж извините, я ж не железная!
   Ольга бессильно опустила руку с телефоном, в котором еще что-то возмущенно объясняла Анна Алексеевна.
   В кухню заглянули Мишка и Машка.
   – Мам, ты сегодня дома осталась? – с надеждой спросила Маша.
   Нет, она не может… остаться. Она должна быть в том мистическом спасительном кругу, где, взявшись за руки, она вместе со всеми идет к совершенству.
   – Нет, я сегодня не дома, – отрезала Ольга. – Но Анна Алексеевна не придет, так что придется вам за Петькой присмотреть. Справитесь?
   – Справимся, конечно. Что мы, маленькие, что ли, да, Мишка?
   Мишка кивнул без особого энтузиазма и ушел в детскую. Когда Ольга закрывала дверь на замок, громко заплакал Петька.
   «Я не могу остаться», – повторила она себе в сотый раз.

   В этот вечер Ольга чувствовала себя виноватой перед Ириной Петровной.
   Взнос, вернее, пожертвование получилось совсем уж мизерным – до зарплаты еще неделя, а за сапфировые сережки ювелир предложил такие копейки, что Ольга решила подождать с их продажей.
   Когда наставница провожала ее до ворот, Ольге пришла вдруг спасительная идея.
   – Я подумала, Ирина… Знаешь, я подумала, что если продать мою квартиру…
   – Ты всегда сможешь найти приют здесь! – с улыбкой перебила ее Ирина Петровна. – Всегда! И ты, и твои дети. Вместе с другими. Ведь ты не первая пришла к такому решению. Деньги от продажи квартиры существенно ускорят строительство. Я помогу тебе с этим. У нас есть связи. Это очень правильное решение.
   – Я еще не до конца все продумала, – призналась Ольга.
   Если они переедут сюда – как же школа? Отсюда по пробкам полдня добираться. Да и работа… Придется ее сменить, потому что тоже неблизко. Но хуже всего с няней. Дети обожают Анну Алексеевну, но она сюда не приедет ни за какие деньги, об этом и речи не может быть…
   – Никто тебя не торопит. – Ирина Петровна подняла на Ольгу лучистые глаза и погладила по руке. – Что ты! Ты должна все взвесить. Думай… Но я рада за тебя. Это решение дает тебе возможность увидеть себя и людей по-новому, откроет тебе очередную грань в череде бесконечности граней человеческого духа. – Наставница открыла калитку. – Ну, до свидания, Оленька.
   – До свидания, – задумчиво сказала та, направляясь к машине.
   Без квартиры она проживет, а вот без сестер и братьев по духу…
   Все. Решено.
   Завтра она подыщет школу поближе. А Анне Алексеевне скажет, что если она не согласится приезжать сюда, то в ее услугах больше нет надобности.
   Воодушевленная этим решением, Ольга села за руль и по заведенному правилу сразу же включила телефон. Он тотчас же затрезвонил – словно кто-то давно и упорно пытался до нее дозвониться.
   – Слушаю, – равнодушно ответила Ольга, даже не посмотрев, кто звонит.
   – Оль, ты только не волнуйся, – послышался голос Нади. – Тут Петька…
   – Что?! Что с ним?! – закричала Ольга, понимая, что сейчас же умрет, если с Петькой что-то случилось.
   – Он клей выпил.
   – Надя! Он жив?! – Крик перешел в рыдания, рыдания в хрип, рвущийся из груди. – Надя…
   – Тихо, тихо! Все в порядке! Ему сделали промывание, он уже спит, тут, в больнице, и завтра, если все будет нормально, сможешь его забрать.
   Если все будет нормально… Слезы хлынули потоком из глаз. Господи, да гори он синим огнем, этот город чудес, этот божественный дух, братья и сестры…
   Из-за них она опять оставила детей одних, из-за них чуть не погиб ее Петька…
   – Господи! И как он клей умудрился найти?! – вздохнула на том конце Надька. – И зачем он у тебя в доме, целая бадья?
   – Я… Я из него рельефы делала, – всхлипнула Ольга, чувствуя, как железная лапа дикого страха немного отпускает ее.
   – Вот Петька твои рельефы и выпил!
   …Из-за них – сестер и братьев по духу – она оставила этот клей на кухне, даже не задумываясь об опасности. Как же – нужно строить город чудес и становиться человекобогом! Какие там дети!..
   – А где Мишка, Машка, Костя?! – срываясь на визг, закричала она.
   – У меня, у меня дома, не волнуйся, – успокоила Надя. – Приезжай в больницу. Я жду.

   Ольга не помнила, как домчалась.
   Из памяти выпали пробки и светофоры.
   В голове больно пульсировало только одно слово: «Дура, дура, дура»…
   Она ворвалась в приемный покой, отпихнув опешившего охранника.
   – Надя! Где он?!
   Надька бросилась ей навстречу, извинилась перед охранником и провела Ольгу в палату интенсивной терапии.
   Петька спал – бледный, почти одного цвета с простыней. В его тоненькой ручке торчала иголка от капельницы. Ольга бросилась перед ним на колени.
   – Господи! Что я наделала! Господи! Меня судить надо, казнить! – прошептала она. – Как я могла! Бросить детей! Господи!
   Надя погладила ее по голове.
   – Все хорошо будет… Все хорошо. Ты только собрания свои эти брось.

   На следующий день Петьку выписали, посоветовав ей повнимательней следить за ребенком.
   Ольге хотелось на коленях ползать – перед врачами, перед детьми, перед Надькой. Такой вины на ней никогда не было.
   Такой вины, такого греха…
   Петьку она не спускала с рук. Прижимала так, что он кряхтел и канючил:
   – Мама, больно…
   Надя весь день не отходила от них ни на шаг, снова и снова пересказывая события вчерашнего дня.
   – Понимаешь, Машка звонит, кричит в трубку: «Петька клей выпил!» Ну, я сначала даже вроде и не очень испугалась… В войну-то вон, говорят, клей ели! Это уж потом мне врачи объяснили. Клей-то тогда другой был! Казеиновый какой-то, а этот – на щелочи…
   – Прости меня, Надь, – заплакала Ольга, выслушав эту историю раз десятый. – Прости! Я преступница…
   – Не преувеличивай! – весело отмахнулась Надя. – Крышу у всех иногда сносит. Тем более после такого.
   Вечером, едва Надя ушла, раздался звонок. Думая, что вернулась подружка, Ольга открыла дверь:
   – Забыла что-то?
   – Забыл, – поправила ее гора разноцветных коробок приятным мужским голосом. – У меня голова абсолютно дырявая.
   Из-за коробок показалось улыбающееся лицо Алексея.
   – Вот! Я не очень понимаю в детях, так что купил на все возрасты… Конструкторы, железные дороги, куклы и даже музыкальные инструменты. Да, и еще планшетники, куда ж без компьютера-то ребенку! Особенно этому! – Он подмигнул Петьке, которого Ольга прижимала к себе, и протянул ей штук сто белых лилий. – А это вам.
   Ольга поставила Петьку и взяла лилии.
   – Только не говорите, что я маньяк, – жалобно попросил Алексей. – У меня, между прочим, даже ученая степень есть.
   – Значит, вы маньяк с ученой степенью, – улыбнулась Ольга.
   – Мам, не выгоняй его, – попросил подбежавший Костик.
   – Да, мам, нам все это очень нужно! – подтвердил Мишка, и они с Костиком начали затаскивать коробки в квартиру.
   – Ура! – победно вскинул руки Алексей. – Во всяком случае, детям я симпатичен…

   Депрессия душила ее третий день.
   Железной хваткой брала за горло, за сердце, выворачивала душу.
   С тех пор, как приехал Барышев, как посмотрел на нее невидящим взглядом, даже не поздоровавшись, Оксана места себе не находила.
   Когда первый раз увидела его в «Стройкоме», обрадовалась – думала, не выдержал, примчался, чтобы в ноги упасть и попросить прощения. Но прошло три дня – он смотрел мимо, не здоровался и занимался только работой.
   – Будь ты проклят, – шептала она, кусая до крови губы. – Будь ты проклят!
   Рабочие дни в «Стройкоме» похожи были на пытку. Барышев не нуждался в ее услугах. Не нуждался в ее теле. И в ее магическом обаянии.
   Она появлялась – он отворачивался. Она говорила – он уходил.
   К вечеру третьего дня Оксана почувствовала, что находится на грани истерики. Она заперлась в кабинете, села за стол и медленно стала рвать все бумаги, попадающиеся под руку. Когда на столе документы закончились, она подошла к стеллажу. Там стояли папки с актами и договорами – раздолье для ее пошатнувшейся психики.
   – Черт его принес! – услышала вдруг она визгливый голос Виная. – Все пропало! Надо же было ему прилететь именно сейчас! Все пропало!
   Оксана погасила тусклую настольную лампу и на цыпочках подошла к открытому окну.
   – Что делать?! Что делать? – верещал Винай по-тайски, не очень заботясь, что его могут услышать. – Весь твой план насмарку!
   – Прекрати истерику, – глухо ответил Тханет. – Что ты визжишь, как женщина?!
   – Но ведь Барышев прилетел в Паттайю! Что мы теперь можем сделать?!
   – Что собирались сделать, то и сделаем. Главное, чтобы он ни во что не вмешался до завтра. А до завтра он ни во что вникать, а уж тем более вмешиваться не будет. Акклиматизация и все такое прочее. Видел, какой он серый ходит?
   – Ты уверен?!
   – Абсолютно. Успокойся. У меня все готово. – Тханет перешел на шепот, и Оксана была вынуждена высунуться в окно, рискуя быть замеченной в темноте в своем белоснежном платье. Тханет и Винай стояли возле машины, курили и разговаривали, не догадываясь, что в офисе в такой поздний час может кто-то быть.
   – О банкротстве вашей с Барышевым фирмы будет объявлено завтра, – тихо продолжил Тханет. – Деньги со всех счетов переведены через нужных людей в несколько банков на Кипре. Вся недвижимость переоформлена на подставные лица.
   Винай что-то тихо возразил – Оксана не расслышала что.
   – Да надежные люди, можешь быть уверен! – раздраженно повысил голос Тханет. – Я это делаю не первый раз, и, как правило, ошибок не допускаю. Прекрати паниковать. Завтра утром твой Барышев проснется нищим! А мы… – Тханет засмеялся, – станем немного богаче. На пару-тройку десятков миллионов долларов… Успокойся!
   Оксана видела, как они синхронно отбросили окурки, пожали друг другу руки и разошлись по своим машинам. Она еле дождалась, когда две пары фар скрылись из виду, и помчалась к своему красному кабриолету.
   Судьба милостиво подкинула ей еще один шанс. Теперь бизнес Барышева был у нее в руках.
   Она на полную катушку включила музыку и нажала на газ.

   – Господин Барышев в ресторане, ужинает, – вежливо сообщил портье.
   Стараясь не бежать, Оксана направилась в сияющий огнями просторный зал. Барышев сидел за самым крайним столиком и ножом отрезал маленький кусочек стейка. Она не сдержалась и все-таки подбежала к нему, запальчиво выкрикнув:
   – Сережа!
   Он поднял глаза и тотчас же опустил их, продолжая пилить пережаренный стейк.
   – Я должна сказать тебе что-то очень важное… – Удары сердца отдавались во всех частях тела – даже в кончиках пальцев, даже в мочках ушей. – Ты слышишь, очень важное! От того, что я тебе сейчас скажу, зависит многое, если не все!
   Стейк не поддавался тупому ножу, на лице Сергея появилась страдальческая гримаса. Он упорно пытался отрезать кусочек…
   – Ты понимаешь, что я тебе говорю?! – закричала Оксана, привлекая внимание окружающих. – Почему ты молчишь?!
   Он отбросил нож и вскочил.
   – Уходи, – прошипел Барышев, с ненавистью глядя ей в глаза. – Я ничего не хочу слушать! Я не хочу тебя слышать и видеть! Уходи! – Он сел и салфеткой вытер со лба испарину. – Ненавижу тебя… Ненавижу. Будь проклят тот день, когда я впервые тебя увидел. Я слишком дорого заплатил за это. Слишком дорого. Ты этого не стоишь. Уходи.
   Оксана развернулась и, стуча каблуками, направилась к выходу. Десятки глаз провожали ее, и, хотя почти никто не знал русского, все прекрасно поняли ее унижение.
   У двери она обернулась и крикнула через весь зал:
   – Ты пожалеешь об этой минуте, Сережа! И очень скоро! Ты даже представить себе не можешь, как ты пожалеешь и насколько скоро!

– На час опоздали! – возмущенно воскликнула няня, едва Ольга переступила порог.
   – Извините, Анна Алексеевна, я…
   Ольга очень смутилась. Ей показалось – у нее на лице написано, что она «бегала» на свидание. Отвернувшись, чтобы няня не заметила покрасневших щек, она начала раздеваться.
   – Нужны мне ваши извинения! – Анна Алексеевна схватила с вешалки свое пальтецо с чернобуркой и раздраженно оделась. – Зачем я все терплю, а? – засовывая в сапоги ноги, ворчала она. – Нет, ну спрашивается, зачем я все терплю?! Что я, себе работы не найду, а?! Дети накормлены, Петя уложен, – выпрямившись, резко доложила она.
   И ушла, хлопнув дверью.
   – Господи, – Ольга схватилась за пылающие щеки. – Как девчонке влетело…
   В сумке тотчас зазвонил телефон.
   – Как вы добрались? Нормально? – бодро поинтересовался Алексей.
   – В каком смысле? – не поняла Ольга.
   – Лифт пришел вовремя? Задержек в пути не было?
   – Все в порядке! – Ольга рассмеялась, подумав, что он и с трубкой, наверное, сидя в машине, умудряется бурно жестикулировать. – Лифт доставил меня на этаж точно по расписанию. Мы не в Италии все-таки!
   – Отлично.
   – Зато няня устроила выволочку. Хотела бы я увидеть, как вам удастся с ней договориться.
   – Увидите, увидите… До завтра?!
   Ольга промолчала. Наверное, она сделала глупость, оставив ему надежду.
   – Вы мне не ответили, Оля.
   – До свидания, Алеша.
   В коридор, хихикая, заглянула Машка.
   – Мам, Костя тебя спросить что-то хочет!
   Ольга прошла в гостиную и села на диван рядом с хитро улыбающимся Костиком.
   – Что ж такое ты у меня спросить собираешься? – обняла она его.
   – Мам, а на балконе ходят?
   – На балконе? Ходят, конечно, а почему ты спрашиваешь?
   – А вот и нет, а вот и нет! – Костик вскочил на диване и запрыгал. – На бал кони не ходят! Их туда не пустят, они же лошади!
   Машка захохотала и, вскочив на диван, тоже присоединилась к прыжкам.
   – Тише! – шепотом закричала Ольга. – Петьку разбудите!
   Костик с видом паиньки сел на диван, Машка повторила его маневр, сложив на коленях руки и невинно хлопая длинными ресницами.
   Ольга заметила выдвинутые ящики в шкафу.
   – Машка! – снова шепотом закричала она. – Бессовестная! Опять в моих вещах рылась!
   – Ничего я не рылась, – обиженно прошептала дочь.
   – Врушка! – Ольга подняла с пола какую-то коробку, хотела положить ее в ящик, но коробка туда не вошла, пришлось открыть другой ящик…
   Она замерла, потому что на дне его в электрическом свете лампы полыхнул голубой бриллиант.
   Ольга взяла кольцо. Надо же, не потерялось… И даже пережило времена, когда все ценные вещи она сдала в комиссионку, чтобы ускорить строительство «города чудес».
   Она положила кольцо обратно. Пусть лежит, безделушка. Оно ничего для нее не значит. Может быть, когда-нибудь она его продаст, чтобы хотя бы частично оплатить обучение детей.
   – Мам! – снова пристал Костик. – А если на ветке сидели три птички, а в одну охотник попал, сколько на ветке птичек осталось?
   – Две, – забыв, что нужно говорить шепотом, ответила Ольга.
   – А вот и нет, а вот и нет! – Костик снова вскочил на диван и подпрыгнул под потолок. – Ни одной не осталось! Они же все от выстрела разлетелись! Он же громкий, выстрел, и страшный!
   – Ах ты, хитрюга! – Она поймала Костю в охапку и чмокнула в нос. – Спать надо ложиться! Поздно уже. Машка! Где Мишка?
   – Варенье на кухне ест потихоньку…
   – Марш зубы чистить! И тихо!
   В детской захныкал Петька.
   – Ну вот! – всплеснула руками Ольга. – Все-таки разбудили!

   Ольга позвонила утром и сказала, что срочно хочет увидеться.
   У Нади было столько заказов, что не продохнуть – только успевала отправлять бригады «золушек» в офисы и дома, но Ольга так давно столь настойчиво не просила о встрече в кафе, что Надежда, не раздумывая, согласилась, оставив вместо себя «для клиентов» толковую и деловитую Людку Сомову. Надя давно подумывала сделать ее своим заместителем, вот и случай представился – проверить Сомову непосредственно в деле.
   – Сегодня средства моющие привезут, ты там по накладной все как следует проверь, – отдала распоряжение ей Надя.
   – Ой, идите себе спокойно, Надежда Ивановна, – отмахнулась Люда. – Лучше вас все знаю. Десять лет в детском садике отпахала!
   Надя оставила ей печать, ключи от сейфа и уехала, хотя сердце, конечно, болело за дело всей ее жизни.
   Кафе, адрес которого назвала Ольга, тоже называлось «Золушка». Надя ревниво осмотрела вывеску, но пришла к выводу, что она в подметки не годится той, что сделана по эскизу Громовой.
   Ольга сидела за дальним столиком, в уютном закутке.
   – Привет! Еле вырвалась! – Надя устроилась на маленьком мягком диванчике и принялась разматывать длинный розовый шарф. – Ф-фу! А у тебя что, выходной сегодня?
   – Отгул взяла, – грустно вздохнула Ольга.
   – Ну и правильно! Отдохнуть тоже надо. Ты есть-то собираешься?
   – Собираюсь, – опять вздохнула Ольга и поискала глазами официанта. – Молодой человек!
   Парень с дежурной улыбкой подал меню.
   – Так, – пролистала его Надежда. – Что тут у нас? Мясо под ореховым соусом «Ночь в Гвадалахаре». Ого! Давайте эту самую «ночь» в двух экземплярах, кофе и тирамису.
   – Ну, давай, подружка, рассказывай, что за срочность такая и почему отгул, – подмигнула она Ольге, когда официант принес мясо.
   – Ухажер на мою голову свалился, – усмехнулась Ольга. – Даже не знаю, что делать.
   – А чего тут думать-то, господи! – Надя отрезала кусочек мяса. – М-м, – протянула она, – а Гвадалахара-то эта ничего… есть можно. Нравится тебе?
   – Неплохо, – пожала плечами Ольга. – Только я сюда бы еще имбиря добавила.
   – Да не мясо, господи! Ухажер твой тебе нравится?
   – Не знаю… В том-то и дело, что понять не могу.
   – Опять снова-здорово! А кто знать должен?
   – Нет, он милый… Смешной. И очень умный. Он знаешь чем занимается? Гравитационно-волновыми детекторами.
   – Что это? – выпучила глаза Надежда.
   – Он мне объяснял, я не поняла, – рассмеялась Ольга – хорошо рассмеялась, как прежде, во времена их частых задушевных посиделок.
   – А где он ими занимается? Ну, работает где?
   – В Академии наук. Четыре года в Италии.
   Наде показалось, что в словах Ольги прозвучала неприкрытая гордость.
   – Понятно. А там он что делал? В Италии?
   – В командировке был. В научной.
   – Ну, в общем, человек солидный. И чего ты думаешь?
   – Не знаю… – грустнее прежнего вздохнула Ольга. – Понятия не имею, что с ним делать.
   – Здрасьте, приехали! – От возмущения Надя поперхнулась и закашлялась. Ольга похлопала ее по спине. – Ну, знаешь… Я бы на твоем месте полями этими… грави… Ну в общем, не очень бы я ими разбрасывалась…
   Ольга опять похлопала ее по спине – и они расхохотались, как в прежние добрые времена.

   Сергей остановил все часы в доме, чтобы время не шло.
   Где-то там, за стенами дома, оно отсчитывало секунды, минуты, часы и сутки, а для него – остановилось.
   Он так решил.
   Отец уехал, сказав, что Сергей сильный, выкарабкается, а он взял – и остановил все часы.
   И потому понятия не имел, во сколько ему позвонил Петр Петрович. Может, в районе обеда, а может, и вечером – зимой рано темнеет, поди разберись, тем более что он завел привычку наглухо занавешивать портьерами все окна и понятия не имел, светло на улице или темно.
   Пить Сергей перестал, но это ничего не изменило. Как с алкоголем мучили его душевные боли, так и без него. Барышев называл их фантомными – семью давно ампутировали, а место, которое она занимала в душе, – саднит, болит, нарывает, и нет лекарства от этого.
   Когда зазвонил телефон и на дисплее высветилось «Стрельников», Сергей сначала решил не брать трубку.
   К чему? Выслушивать справедливые упреки в том, что он своей тупостью и недальновидностью загубил «Стройком»? Он это и так знает…
   Но мобильный звонил так настойчиво, что Барышев, не выдержав, сдался.
   – Да, Петя… Что у тебя?
   – Я только что прилетел из Паттайи, – бодрым голосом сообщил заместитель. – Есть новости. Ты дома?
   – А где же мне еще быть, – усмехнулся Сергей.
   – Хочешь, я к тебе заеду? Прямо сейчас.
   – Заезжай, – весело откликнулся Барышев и нажал отбой.
   Если Стрельников, проникнувшись сочувствием к шефу, вздумает его успокаивать и говорить, как отец, что «он сильный», придется его послать.
   Невежливо, конечно, но честно.
   …Только Стрельников и не подумал его «лечить». Он ворвался в дом возбужденно-веселый, скинул дубленку прямо на пол и в обуви протопал на кухню.
   – Черт, замерз! – громко и радостно провозгласил он, потирая руки. – После Паттайи тут как-то прохладно…
   – Я кофе сварил, – сообщил Барышев, равнодушно глядя, как зам с удобством устраивается за столом на Ольгином месте.
   – Сам?! – радостно удивился Стрельников.
   – Больше некому, – Сергей разлил по чашкам кофе из турки и убрал со стола грязную посуду. – Мы тут с отцом завтракали, потом я его провожал, не успел порядок навести, – пробормотал Сергей, полотенцем смахивая на пол крошки.
   – Ты даже не спросил, какие у меня новости, – Петр Петрович внимательно посмотрел на Сергея.
   – Ну, и какие у тебя новости? – Барышев сел напротив и, громко стуча ложкой, размешал в чашке сахар.
   «Если скажет, что я козел, прогоню, – подумал он. – Если скажет, что умница и поэтому выкарабкаюсь, – прогоню тем более…»
   – А новости обнадеживающие! – Петр Петрович залихватски ударил себя по коленкам и отхлебнул обжигающий кофе. – Очень!
   – Да? – горько усмехнулся Сергей. – Мне все вернут?
   – Пока нет, но возможно.
   – Возможно все. Теоретически, – сказал Барышев.
   То, что Стрельников его не подбадривал и не ругал, немного раздражало. Закрадывалось подозрение, что зам хитроумно его обманывает, стараясь подбодрить и вселить надежду.
   – Да нет, Сережа, – Стрельников перегнулся через стол. – Это возможно практически. Господин Тханет арестован. За него крепко взялись, так что есть шанс. Реальный шанс…
   Барышев встал и прошелся по кухне.
   – Который час? – спросил он.
   – Двадцать один ноль-ноль, – с готовностью сообщил зам, глянув на свои часы.
   – А день?
   – Тридцатое января, четверг.
   – Отлично. Знаешь что… – Сергей остановился и в упор посмотрел на Стрельникова. – Прости меня, Петь.
   – Брось. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Моя любимая поговорка. За победу! – и он поднял кофейную чашку.
   – За нее! – Сергей поднял свою, и они звонко чокнулись.

   Анна Алексеевна с каждым днем становилась сварливее и сварливее.
   Ее тяжелый характер терпеть стало все труднее, но Ольга терпела и готова была делать это бесконечно, потому что няня работала почти бесплатно, а дети ее обожали, несмотря на суровый нрав.
   Вечером, надевая свою неизменную чернобурку, Анна Алексеевна сварливо сказала Ольге:
   – Утром Пете сок не давайте, что-то у него щечки сегодня розовенькие. Диатез разгуливается, наверное. Завтра в череде его выкупаю. И Машка снова конфеты трескала! Где она их берет только? – Няня вдруг замерла, подозрительно уставившись на Ольгу. – Вы?.. Я же велела в дом шоколадных конфет не носить!
   – Я ей только по одной в день разрешила, – виновато потупилась Ольга.
   – Ни грамма ей нельзя шоколада этого проклятого! – Няня нахлобучила на голову вязаную шапку и от возмущения топнула ногой. – Ни грамма! Неужели понять трудно?!
   – Я больше не буду. – Ольге вдруг стало смешно – так по-детски нелепо она оправдывалась.
   – Не буду! – передразнила ее Анна Алексеевна, скорчив гримасу. – И что я все терплю?! – завела она свою любимую песню. – Нет, ну спрашивается, почему я все терплю?!
   Ее прервал звонок в дверь.
   – Это кто? – нахмурилась няня.
   – Не знаю, – пожала плечами Ольга.
   Анна Алексеевна хмыкнула и распахнула дверь, предварительно глянув в глазок.
   В дверном проеме возник огромный букет белоснежных роз – штук двести, не меньше, а может – триста.
   – Это вам! – выглянул из-за букета Алексей и вручил цветы няне.
   Ольга ждала что-то вроде «И почему я терплю?!» – она уже видела, как няня швыряет букет в лицо Алексею и уходит, громко топая сапогами, но Анна Алексеевна вдруг зарделась, как юная девица, и, спрятав лицо в белоснежных бутонах, тихо переспросила:
   – Мне?
   Алексей поцеловал ей руку и сделал ужасную вещь – попросил посидеть с детьми еще часик-другой.
   – Да с удовольствием, – пропела няня, убегая на кухню в поисках вазы.
   Ольга прыснула, быстро оделась и вслед за Алексеем шмыгнула за дверь.
   – Я ее никогда такой не видела, – рассмеялась она, когда они, словно нашкодившие школьники, бежали к машине. – По-моему, Анна Алексеевна при мне первый раз улыбнулась, честное слово!
   – Вот что делает с женщиной простой букет цветов.
   – Простой?! Да он просто фантастической красоты!
   – Завидуете? – Алексей звякнул сигнализацией и распахнул перед Ольгой дверь большого черного «Гелендвагена».
   – Я?! Завидую?! – Ольга не спешила садиться в машину, она стояла к Алексею совсем близко, глядя в его черные – итальянские – глаза.
   – Не завидуйте, я вам еще лучше подарю. А она вами здорово командует, эта ваша Анна Алексеевна.
   – Иногда человеку нужно, чтобы им командовали, – задумчиво сказала Ольга и наконец, решившись, села в пахнущий кожей салон джипа.
   – Вы удивительная женщина, – наклонился к ней Алексей. – Удивительная! Хотите, я напишу для вас стихи?
   – Вы пишете стихи? – удивилась Ольга – ей было неловко от того, что он стоит так близко к ней.
   – Никогда не пробовал, но сейчас мне кажется, что у меня должно получиться. Ради тебя я готов на все. Даже на муки творчества.
   – Хорошо. Ты меня уговорил. Мучайся, – улыбнувшись, согласилась Ольга и захлопнула дверь, отсекая от себя этого знойного «итальянца».
   – Мы куда? – уточнила она, когда Алексей сел за руль.
   – В ресторан, разумеется. И разумеется, в итальянский.
   – Но я не одета!
   – Одета! Причем лучше всех!
   Алексей рванул с места, из динамиков громыхнула ария Фигаро[2].
   Он был невозможный.
   Слишком шумный. Слишком настойчивый.
   У Ольги возникло ощущение, что он тоже ею командует – как Анна Алексеевна.
   Ну и пусть. Так приятно, когда кто-то решает все за тебя. Особенно если этот «кто-то» – умный, симпатичный и, кажется, очень добрый.

   Они были одни в полутемном зале, потому что Алексей откупил на вечер весь ресторан.
   Нет, он не хотел выпендриться, он просто боялся, что Ольга будет чувствовать себя скованной при других посетителях, а его задачей было раскрепостить ее полностью, докопаться до ее легкой, веселой сути, которую он нутром чувствовал. Хотя нет, конечно, если быть честным перед самим собой – он хотел выпендриться. Причем по полной. Хотя отчетливо понимал, что она и покруче видала «принцев», и зальчик всего на полсотни мест, декорированный свечами, на нее особого впечатления не произведет.
   – Хочешь потанцевать? – тихо спросил Алексей, когда бутылка Brunello di Montalcino опустела.
   – Хочу. Я не танцевала, наверное, лет сто.
   Ольга встала, подошла к нему, положила легкие руки на плечи.
   Об этом он и мечтать не мог. Она должна была отказать. Сказать что-то вроде «Нет, нет, я не танцую». А она обняла его со словами: «Я не танцевала, наверное, лет сто».
   Скрипач на сцене тряхнул шевелюрой и заиграл «Dicintecello vuie»[3].
   – Так тебе перевалило за сто? Я думал, тебе не больше девяноста пяти.
   – Мне девяносто девять, – шепнула Ольга. – Но выгляжу я на восемьдесят.
   – Ты выглядишь потрясающе! – Сколько раз говорил он эту банальность, но никогда – так искренне. Танец только подтвердил его опасения. Он пропал – совсем, с головой, с потрохами, и его холостяцкий образ жизни, которым он так гордился и который любил, ему отныне не нужен.
   Он готов сдаться в плен этим глазам, этим рукам, этой улыбке – добровольно капитулировать и получить пожизненный срок.
   Это было новое чувство для Алексея – странное, непривычное, рождающее эйфорию и полную беззащитность одновременно.
   Что теперь с этим делать?
   Он поступил, как обычно, хотя не должен был этого делать, – прижал покрепче Ольгу к себе и, едва касаясь губами ее уха, шепнул:
   – Поедем ко мне?
   Она согласилась, хотя он был уверен, что откажет.

   Он начал делать глупости сразу – едва они переступили порог его шикарной комфортабельной берлоги в триста двадцать квадратов.
   Он слишком поспешно помог ей раздеться. Чересчур страстно схватил в объятия, не предложив для приличия кофе… Очень уж жадно впился поцелуем в желанные губы – просто сил не было ждать, разводить сантименты и говорить комплименты. Он решил действовать быстро, нахрапом, не давая Ольге опомниться – и это было самой большой его ошибкой.
   Впрочем, она ответила на его поцелуй. Дала в бешеном порыве страсти довести ее до дивана и даже позволила расстегнуть блузку…
   Когда Алексей уже был уверен, что какие-то высшие силы помогли ему быстро и удивительно легко покорить Ольгу, она вдруг оттолкнула его – так резко и сильно, что он едва не упал с дивана, нелепо взмахнув руками.
   – Нет! – она вскочила, лихорадочно застегивая пуговицы. – Я не могу… Думала, что смогу. Господи, нет…
   Она выскочила в коридор, схватила сумку, наспех накинула шубу, наклонилась застегнуть сапоги.
   – Подожди! – Он хотел остановить ее, не дать уйти, но почему-то только помог справиться с замками – сначала на сапогах, потом с дверным.
   – Я тебя отвезу, – он схватил пальто.
   – Не надо! Я возьму такси.
   Ее каблуки застучали по лестнице.
   – Прости меня! – донеслось снизу из подъезда. – Прости! Дело не в тебе, ты очень хороший! Дело во мне…
   Алексей закрыл дверь, сполз по стене на пол…
   – Болван! – вслух обругал он себя. – Дурак, идиот…
   Кто ж такую женщину из ресторана тащит в постель…
   Кретин. Алексей схватился за голову, хотя этот жест отчаяния был не в его натуре.
   Ну, ничего. Он исправит ошибку. Тонко, интеллигентно и благородно. Как того заслуживает Ольга.
   Он вскочил и пошел на кухню, одолеваемый веселой мыслью, что, сдайся она сейчас, он, может быть, и остался бы доволен, но вместе с тем – разочарован.
   Из окна Алексей видел, как Ольга ловит такси, и с улыбкой послал ей воздушный поцелуй.
   Он не сдается. Он только берет короткую передышку.

   Утром Ольга примчалась к Надежде в офис.
   Она влетела к ней в кабинет, закрыла дверь на ключ, сама включила чайник и села на диванчик для посетителей.
   – Батюшки-светы! – удивилась Надежда. – Ты никак уборку квартиры срочно заказать хочешь?
   – Надька! – выпалила Ольга. – Я не смогла…
   – Чего не смогла-то? – Надя пересела из своего начальственного кресла на диван к Ольге.
   – Ничего не смогла! – Закрыв лицо руками, та то ли засмеялась, то ли заплакала – плечи ее затряслись.
   – Погоди, – догадалась Надя. – Ты со своим ученым… Елки! – Она вскочила от возмущения. – Послала его, что ли?!
   – Да нет, просто не смогла с ним, и все! – Ольга отняла от лица руки и посмотрела на Надю смеющимися глазами.
   – Ну, что тебе еще надо! – Надежда зашагала от стены к стене, как учительница, выговаривающая нерадивому ученику. – Что?! Хороший, – стала она загибать пальцы, – умный! Этой… волнистой гра… гравта… Ну, в общем, наукой серьезной занимается! Детей твоих не испугался! Нет! – Она остановилась и потрясла перед Ольгой четырьмя загнутыми пальцами. – Я тебя не пойму! Ты что, так и хочешь всю жизнь одной прокуковать?! Он тебе нравится ведь! Нравится, я же чувствую!
   – Не кричи! Что ты на меня все время кричишь?
   – Да кто ж на тебя еще кричать-то будет, если не я?! Ты мне зубы-то не заговаривай! На вопрос отвечай! Нравится он тебе или нет?! – Надя даже ногой топнула.
   – Да отстань ты от меня! – засмеялась Ольга и тут же с неподдельным отчаянием добавила: – Не знаю я!
   – Вот именно! Не знаешь, а от ворот поворот мужику дала! Ты б разобралась сначала. – Надя опять села рядом с ней, обняла. – Олечка! Не дури ты, – чуть не плача, сказала она. – Когда еще такого встретишь, вон посмотри, что вокруг-то! Ведь мужиков настоящих – раз-два и обчелся. Нам ли не знать с тобой! Обе мы ученые…
   Последние слова Надя договорила, уткнувшись Ольге в плечо.
   – Я ж не нарочно… – Ольга погладила ее по руке. – Ну, нравится он мне, а все равно… что-то не так. – Она, помолчав, встала, подошла к окну. – Я теперь, может быть, и жалею, что так повела себя. Как дура, честное слово. Что он обо мне, интересно, думает?
   – От еще! – вскочила Надежда. – Велика печаль! Да пусть что хочет, то и думает!
   – Что это ты? – удивилась Ольга. – То ругалась, а теперь…
   Она старалась не рассмеяться, глядя на раскрасневшуюся от избытка чувств Надьку.
   – А вот так! – Надя достала из шкафчика чашки, сахар, печенье и разлила чай. – Я просто прикинула, кто мне дороже, ты или этот… химик.
   – Физик! – засмеялась Ольга.
   – Да какая разница! Все мужики гады! Только без них все равно никуда!
   Они уселись рядышком на диванчик и стали пить чай. Телефоны надрывались от звонков, но Надя не обращала на них внимания.
   – Заместительница моя на параллельном работает, – гордо объяснила она Ольге. – Я теперь отдыхать могу.
   – Эксплуататорша!
   – Есть маленько. У Димочки научилась. Он, кстати, снова улетает.
   – Опять в Канаду?
   – Нет, там у него все сорвалось. Дениса помнишь?
   – Такое разве забудешь, – усмехнулась Ольга.
   – Так вот, он же через него все в Канаде устраивал. Теперь в Германию летит. В самый Берлин. Слушай, а поехали завтра – вместе его проводим, а?
   – А поехали! – весело согласилась Ольга.
   Идея проводить Грозовского в командировку ей понравилась – будет прекрасный повод увильнуть от свиданий и объяснений с Алексеем, который наверняка предпримет очередную попытку завоевать ее каким-нибудь остроумным, изящным штурмом.

   Хорошее настроение чуть-чуть омрачалось тем, что Надька наконец сварила-таки борщ, но съесть его Дима успел немного – нужно было лететь в командировку.
   – Вот всегда так, – проворчал он, заглядывая в почти полную кастрюлю. – Борщ в доме, только когда улетать надо.
   – А хочешь, я тебе в термос налью, Димочка? – Надя, чувствуя себя виноватой, засуетилась, отыскивая термос.
   – Да?! – вскипел Грозовский. – Может, мне и тапочки с собой прихватить?! И диван с телевизором? Нет, матушка, борщик – еда домашняя и транспортировке не подлежит!
   – Тогда к твоему приезду я та-акое приготовлю! – заявила Надя, расцеловав его в обе щеки.
   – Какое та-акое? – заинтересовался Грозовский.
   – Увидишь! Давай одевайся, сейчас Оля приедет.
   – Оля?
   – Да, мы вместе тебя провожать будем.
   – Вот устроили! Я ж на несколько дней всего лечу. Туда-обратно…
   Впрочем, ему было приятно, что Ольга приедет его провожать. Он до сих пор чувствовал свою вину перед ней и хотел забыть эпизод с Дунаевым как нелепый сон.

   – Ну, девочки, ведите себя хорошо! – Перед рамкой металлоискателя Дима чмокнул в щеку Ольгу и обнял Надежду.
   – Ага! – проворчала Надя. – Ты лучше сам себе того же пожелай…
   – Ну, ты смотри на нее! – призвал Дима Ольгу в свидетели очередного Надькиного приступа ревности. – Кошмар! – Он прижал к себе жену покрепче. – Ну что ж ты сцены закатываешь? Успокойся, наконец! Я твой навеки!
   – Так то-то и оно, что ты мой! Потому и беспокоюсь! Был бы ты чужой, так мне б до тебя и дела не было! – Надя поцеловала его в губы, оставив яркий след красной помады.
   – Убойная логика! – рассмеялся Дима, и не думая вытирать губы. – Ну, все, шагайте отсюда. Долгие проводы – лишние слезы. Пока, девчонки! Скоро вернусь!
   Он помахал им рукой, прошел через рамку металлоискателя, забрал сумку с транспортера, но, сделав пару шагов к залу вылета, обернулся.
   – Не забудь про кулинарный шедевр к моему приезду! – крикнул он Наде, махнул еще раз рукой и скрылся за массивной дверью.
   Ольга увидела у подруги на глазах слезы.
   – Надь, ты чего? – засмеялась она. – Он же всего на три дня улетает!
   – Ненавижу эти командировки, – всхлипнула Надя. – А вдруг там… немки красивые?!
   – Немкам немцев хватает, – успокоила ее Ольга. – И потом… где ты видела красивых немок?

   Штурм, которого так ждала Ольга, начался неожиданно.
   И именно там, где его меньше всего можно было ожидать, – на работе.
   – Громова! – заглянув в кабинет, выкрикнула девушка в очках. – Громова, вас там внизу, на проходной, спрашивают!
   – Кто? – испугавшись, вскочила Ольга. В голове сразу же пронеслось – если не позвонили, значит, кто-то совсем незнакомый, скорее всего, случайный прохожий, который видел, как что-то случилось с детьми.
   – Не знаю, – поморщилась девушка. – Снизу позвонили, сказали, вас спрашивают.
   – Господи! – Ольга кинулась к лестнице, чуть ли не сбив с ног девицу. Она не видела удивленных взглядов коллег и не слышала, как девица презрительно фыркнула ей вслед:
   – Ненормальная!

   На проходной, кроме вахтерши, никого не было.
   – Где?! – налетела на нее Ольга. – Кто меня спрашивал?!
   Вахтерша пожала плечами, кивнув в сторону окна.
   Только тут Ольга увидела, что там стоит Алексей. Какой-то очень торжественный, с высоко поднятой головой, как генерал на параде.
   – Господи, – облегченно выдохнула Ольга, подходя к нему. – Ты меня напугал! Я думала, что-то случилось. С детьми…
   – Я не хотел тебя пугать, извини…
   Торжественный вид сменился на виноватый – черные глаза смотрели на нее умоляюще.
   И с обожанием…
   Ольге стало неловко. Так неловко, что она готова была сбежать, как девчонка, не объясняя причины…
   – Я… я хотела просить у тебя прощения… Мне так неудобно за тот вечер, – прошептала она, чувствуя, что краснеет.
   – Ну, не знаю, не знаю… – В его глазах метнулись веселые бесы. – Я еще подумаю, прощать или нет! Впрочем, у тебя есть один выход, – подумав секунду, многозначительно добавил он.
   – Выход? Какой еще выход?
   Его дурашливая веселость устраивала ее куда больше, чем демонстративное обожание.
   – Да… – Алексей закатил глаза, словно что-то прикидывая.
   – Послушай, мне некогда разгадывать твои ребусы! – Ольга почувствовала раздражение. Тем более что вахтерша смотрела на них с насмешкой. – Я попросила у тебя прощения, а ты – как хочешь, – тихо сказала она.
   – Ладно. – Алексей тоже заговорил тише, бросив взгляд на вахтершу, взял Ольгу под руку и отвел подальше – к старой огромной пальме, доживающей свой век в деревянной кадке у самого входа. – Обстановка, конечно, не самая подходящая, но должен же я дать тебе шанс заслужить мое прощение.
   Он сунул руку во внутренний карман кашемирового пальто и протянул Ольге длинную узкую коробочку красного бархата.
   – Что это?
   – Открой и посмотри.
   Она открыла – а что еще оставалось делать? Внутри, на глянцевом атласе блистало бриллиантовое ожерелье. Оно казалось таким инородным в сочетании с этим серым холлом, пыльной пальмой и усмехающейся вахтершей, что Ольга немедленно захлопнула коробочку.
   – Что это? – повторила она.
   – Вообще-то, в таких случаях следует дарить кольца, но это вещица моей мамы. Я бы хотел, чтобы она принадлежала тебе.
   – Ничего не понимаю, в каких случаях?
   Господи, ну отчего она не сбежала, едва заметив его!
   Пришлось опять выглядеть дурой – великовозрастной, зрелой дурой, которая ну никак не понимает, зачем ей дарят бриллианты своей мамы!
   – Я торжественно и совершенно официально предлагаю тебе руку и сердце!
   Он взял у нее коробку, открыл и встал на одно колено.
   Это был какой-то кошмар. Учитывая, что на лестницу высыпали курить Вера, Марина, Максим и девица в очках. Они пялились, пялились, пялились на эту картину из дешевого сериала, открыв рты и удивленно переглядываясь. Кажется, кто-то из них даже достал телефон и снимал все на камеру…
   А вахтерша так вообще принялась кому-то названивать, торопясь рассказать про цирк, происходящий у нее на глазах.
   – Встань! – взмолилась Ольга. – Пожалуйста, встань.
   – Не слышу традиционного «да», – Алексей встал, не забыв отряхнуть колено.
   – Традиционного? – не удержалась от иронии Ольга. – Ты часто делал подобные предложения?
   – Нет. Я это делаю первый раз. Традиция рождается на твоих глазах, Оля. Выходи за меня замуж. Я люблю тебя. – Алексей опять смотрел на нее как на богиню, а блеск бриллиантов в его руке доказывал серьезность его слов.
   Ольга взяла коробочку.
   Сказать «нет» она не могла.
   Сказать «да» не поворачивался язык.
   – Я подумаю, – произнесла она традиционно-спасительные в таких случаях слова.
   Сотрудники на лестнице от изумления, кажется, перестали даже курить, вахтерша кому-то выговаривала в телефонную трубку: «Обязательно разогреть суп и сделать математику», а Ольга вдруг поняла – вот оно. Вынырнула!
   Наконец-то она вынырнула в другом месте и с другим человеком.
   – Я подумаю! – многообещающе повторила она.

   Барышев догнал Надю, когда она садилась в своего «жука».
   – Надя!
   Догнать-то догнал, а что говорить – не знал. Косноязычие стало его постоянным спутником с тех пор, как он потерял семью.
   – А, это ты… – Надя обернулась и посмотрела на него не то с презрением, не то с жалостью…
   Черт, как же трудно стало разбираться во всех этих нюансах, а ведь раньше все было понятно и просто…
   – Здравствуй. Давно не виделись, – с трудом выдавил из себя Сергей.
   Надя смотрела на него молча и все-таки – с презрением, потому что, когда жалеют, так не молчат.
   – Как дела? – продолжал вымучивать из себя пустые слова Сергей.
   – Хорошо.
   – Дима как?
   – Хорошо.
   – Он на меня обижен, наверное…
   – Он про тебя и думать забыл!
   – Да… ну, передай ему привет.
   Надя опять промолчала, словно провоцируя его и подталкивая спросить то главное, ради чего он караулил ее возле дома с самого утра.
   Он не знал, как спросить…
   Какими словами…
   Он заучивал какой-то текст, сидя на лавочке, но забыл его.
   – Что ж ты про Ольгу не спрашиваешь? – усмехнулась Надежда.
   – Да… я хотел… Извини.
   – Оля замуж выходит за хорошего человека! Вот! – выкрикнула она, села в машину и уехала.
   Он побрел, не разбирая дороги, по колено увязая в снегу… Кажется, опять подбирался сердечный приступ… Если он не умрет сейчас сам, то его непременно собьет машина, потому что он выходил на оживленную трассу там, где и в помине не было перехода.
   Послышался визг тормозов.
   – Совсем охренел?! – заорал мужской голос. – Сам дурак, а другие за тебя сидеть будут!
   – Извините, – пробормотал Сергей и побрел через сугроб обратно, к своей машине.
   Он не хотел, чтобы из-за него кто-то сидел…
   Он вообще ничего не хотел, кроме того, чтобы не слышать никогда: «Оля выходит замуж».
   Его Оля. Выходит замуж. За хорошего человека.
   Если не получается убить себя, нужно убить этого «хорошего человека», мелькнула вдруг спасительная мысль.
   С этой мыслью, с этим решением можно было хоть как-то дальше жить, поэтому Сергей сел за руль и поехал, прикидывая на себя роль убийцы.

   Грозовский ни черта не понимал по-немецки.
   А водитель, который вез его в аэропорт, – ни по-русски, ни по-английски.
   – Шнель! – взмолился Дима, глянув на часы.
   До самолета оставалось тридцать минут, и если этот благовоспитанный немец не нарушит скоростной режим, то Надькино кулинарное чудо останется без главного едока.
   – Ну, пожалуйста, шнель!
   Водитель что-то длинно ответил по-немецки, но скорость прибавил. Стрелка спидометра поползла к цифре 100.
   Грозовский облегченно прикрыл глаза – должен успеть!
   Сил нет, как хотелось домой. И пусть даже на подножном корму, лишь бы Надька рядом суетилась, ревновала, ворчала, кричала и целовала, извинялась и снова ворчала…
   Он не видел, как на перекресток под красный сигнал светофора вылетел грузовик.
   Услышав визг тормозов, Дима открыл глаза и понял – то, что произойдет, невозможно, но неизбежно…
   – Надька, прости, – успел сказать он…

   – То есть свадьбы как таковой не будет. Зажать решила? – грозно спросила Надя, узнав, что Ольга согласна выйти замуж лишь при условии, что никаких кабриолетов, застолий и пышных торжеств не будет.
   – Нет, нет, не хочу! – замахала руками Ольга. – Ни к чему это. Скромненько, тихо, спокойно. Без всех этих наворотов!
   – А чего стесняться-то? Воруешь, что ли? Свадьба все-таки!
   Надя еще раз перебрала ее платья и разочарованно вздохнула.
   – Нет, все это никуда не годится. В этом в крайнем случае в ресторан можно сходить в будний день. Оля, тебе нужно шикарное белое платье! С шлейфом в три километра! И фата! Тоже три километра!
   – Господи! Мало мне Алексея! – искренне возмутилась Ольга. – Я с ним устала спорить по этому поводу, так и ты туда же! Размах им подавай! Это что, фестиваль молодежи и студентов? Олимпийские игры?!
   – Свадьба это, свадьба, Оля! – Надька прошлась по гостиной размашистым шагом – появилась у нее в последнее время такая начальственная привычка. Наверное, у Грозовского подсмотрела… – Так уж повелось, что свадьбу надо играть на полную катушку! Не ты этот порядок заводила, не тебе его нарушать!
   – Может, ты мне еще пупса на капот привяжешь, с лентами?
   – А чего плохого-то в пупсе?! – Надька замерла и уставилась на Ольгу во все глаза, словно та сказала величайшую глупость.
   – Да ну тебя! – захохотала та.
   – Нет! Надо, чтобы все как у людей! – Надежда опять принялась деловито ходить, меряя шагами гостиную. – Много гостей, столы… Позовем всех!
   – Кого – всех? У нас с тобой всех по пальцам одной руки пересчитать можно!
   – Ой! – Надька, устав изображать начальницу, плюхнулась на диван, прямо на платья. – Вот смотрю я на тебя и думаю – бедный Леша твой! На какой зануде женится! Бедный он бедный! – всплеснула она руками.
   – Ну вот, ты еще и предательница! Кстати, это не твой мобильный звонит в сумке?
   Надя пошла в коридор, достала из сумки телефон и с кем-то коротко поговорила.
   – Вот дураки, а! – заходя с трубкой в руке, засмеялась она. – В Берлине этом… Сказали, что Димочка разбился в машине… Насмерть. Как это разбился, Оль? Я ж ему такой курник испек…
   Не договорив, Надя побелела и стала медленно стекать на пол, словно в ней сломались все кости.
   – Надя!
   Ольга вскочила, но поняла, что внутри у нее тоже нет никаких костей, а руки и ноги – субстанции, которыми никак нельзя управлять.
   – Димка… Как же ты мог… – прошептала Ольга, сгребая с дивана платья и закрывая ими лицо, чтобы уйти от страшной реальности, в которой невозможно было заставить себя сделать вздох.
   – Сережа, – услышала она свой голос и вдруг поняла, что потрясена тем, что он всего лишь изменил ей.
   Всего лишь изменил.
   А не умер…

   Земля стучала о крышку гроба глухо и страшно.
   Это ее закапывали, Надю. И непонятно, почему она стояла на краю могилы, в толпе, и непонятно, почему с портрета на памятнике на нее смотрит Димка.
   Димка сейчас на работе, уговаривала она себя.
   Девчонки в коротких юбках перед ним задом крутят, а он, гад, того и смотри, поддастся на их женские ухищрения.
   За ним, за Димкой, глаз да глаз нужен. Сам не заметит, как какая-нибудь длинноногая модель его уведет… Навсегда. Так, как уводит только смерть. Неужели ее, Надю, сейчас закопают, а Димочка…
   Тогда почему не она смотрит с портрета?
   Неужели… Нет, Димка в агентстве, ей изменяет. Нужно мчаться туда и вцепиться в волосы той, которая смерть. Которая разлучает. Насовсем, навсегда.
   Надя сделала шаг вперед и чуть не упала в могилу. Чьи-то руки подхватили ее.
   – Пустите! – захрипела она. – Мне надо вернуть Димочку… Она его… увела… Он мне изменил… с ней… Со смертью…

   Надю унесли в «Скорую», дежурившую у ритуального автобуса.
   Ольга медленно шла к машине, который раз пытаясь осознать, что все происходящее – правда.
   Правда, что Грозовского больше нет.
   Правда, что Надя еле жива от горя.
   Правда, что Дим Димыч теперь сирота.
   Правда, что она, сделав из измены Сергея ужасную трагедию, была не права.
   Это всего лишь неприятность, но не трагедия…
   Сзади раздались тяжелые шаги, и барышевский бас тихо сказал:
   – Здравствуй.
   – Здравствуй, – ответила она, не взглянув на него.
   – Ужасно. Поверить не могу.
   – Да. Что теперь будет с Надей… Представить страшно.
   – Как она держится?..
   – Ты же видел. Даже транквилизаторы не помогают.
   – Скажи Наде. От меня… Я очень ей сочувствую.
   Ольга подошла к машине, открыла дверь.
   – Как твои дела? – спросила она, прежде чем сесть.
   – Ничего интересного, ты же в курсе того, что произошло.
   – Да. Читала в газетах.
   Она старалась на него не смотреть.
   Потому что он мог догадаться, что она простила его…
   – Ладно, всего хорошего, – сказала Ольга. – Надо ехать. Позвони как-нибудь.
   – Позвоню. Как-нибудь…
   Она уехала с болезненным ощущением, что не сделала что-то важное.
   Наверное, Сергей должен знать, что она его простила.
   Это никого ни к чему не обяжет и ничего не изменит, но он должен знать.
   Она видела в зеркале заднего вида его удаляющуюся, одинокую фигуру, хотела дать задний ход, но… не решилась.
   Что она ему скажет? Что теперь знает – измена всего лишь житейская неприятность?

   Она ускользала от него, как луч света.
   Как солнечный зайчик, которого он безуспешно пытался поймать.
   В какой-то момент Алексей понял, что это начинает его раздражать. Как так – уже невеста, без пяти минут жена, а близости не было, и бог бы с ней, с физической, она отдалялась душевно, убегала, уворачивалась, как неуловимый солнечный зайчик. У него стало складываться впечатление, что Ольга просто позволяет себя любить, проявляя этим свойственное ей благородство. Но даже это его устраивало… А может быть, именно это и заставляло сходить с ума от неизвестных ранее чувств. С Ольгой он впервые почувствовал себя охотником и завоевателем. До сих пор всегда охотились только за ним…
   Но даже при том, что Ольгу он принимал любой, последний удар с ее стороны был слишком жестоким.
   Она приехала в трауре и сказала, что свадьбу надо отложить.
   Он пару секунд переваривал чудовищную для него новость, не зная, как реагировать – кричать, возмущаться, бросаться в ноги, умолять, – а потом тихо, растерянно произнес:
   – Но как же так, Оля… Приглашения разосланы, многие едут из других городов, из-за границы… Ресторан заказан.
   – Свадьбу надо отложить, Алеша, – повторила Ольга.
   – Это невозможно! – все-таки вспылил он. – Я же тебе объяснил…
   Он знал, что погиб какой-то ее друг, что она приехала с похорон, но при чем здесь их свадьба? На траур хватит и дня, зачем нарушать такие грандиозные планы, причем не только свои?
   – Оленька… – Он обнял ее, усадил рядом с собой на диван. – Оль… Я все понимаю, но и ты пойми…
   – Боже мой, Алеша! – Она оттолкнула его, встала, отошла к окну. В голосе послышались слезы. – Погиб мой очень хороший друг, муж моей самой близкой подруги! Я просто не могу! Я не хочу, в конце концов! Пусть хотя бы месяц пройдет! Нельзя же так! Это просто бесчеловечно!
   – Только не надо из меня делать какого-то вурдалака! – вскочив, заорал Алексей. – Я очень сочувствую твоей подруге, сочувствую тебе, но я не представляю, как теперь это все разрулить? – Он вообразил, как обзванивает друзей, у которых уже куплены билеты, говорит: «Свадьба откладывается»… и в отчаянии схватился за голову. – Нет! Это невозможно!
   – Что невозможного? Я не понимаю!
   – Свадьбу! Отложить! Нельзя! – выкрикнул он по отдельности каждое слово, понимая, что не может – ну не может! – в этой ситуации проявлять благородство, это просто безумно и слишком… дорого.
   – В таком случае, может быть, ее стоит совсем отменить? – тихо спросила Ольга.
   Он увидел в ее глазах облегчение – такое появляется, когда принимаешь единственно правильное решение.
   – Оля! – Алексей бросился к ней, сграбастал в охапку, покрыл быстрыми поцелуями лицо. – Оля! Что ты говоришь?!
   – Если свадьбу нельзя отложить, нужно ее отменить, – спокойно повторила Ольга.
   Это спокойствие его с одной стороны взбесило, с другой – заставило испугаться.
   Нет, не готов он был вот так запросто отказаться от самого трудного, самого ценного завоевания своей жизни.
   Он способен сделать сначала десять успешных карьер, сто раз заново заработать большие деньги, только можно лоб расшибить – но за всю жизнь ему не найти, не встретить такую, как Ольга.
   – Прости меня, ради бога, прости! – Алексей поцеловал ей руки, он готов был встать на колени, только чтобы она отменила свое решение. – Я не соображаю, что говорю… Я так люблю тебя! Я боюсь тебя потерять, вот и все! Я так ждал этого дня, что мысль о том, что его придется отодвинуть, для меня мучительна! Прости меня! Прощаешь? – Он опять целовал ее руки, лицо, прижал к себе и прошептал: – Прощаешь?
   Ольга обняла и поцеловала его – вроде в губы, вроде всерьез, – но так, будто делала одолжение.
   Но его и это устраивало. Потому что можно расшибить лоб, но за всю жизнь больше не встретить такую, как она.
   – Останешься? – с надеждой прошептал он.
   – Нет. – Ольга отстранилась и взяла сумку. – Сегодня нет. Мне надо побыть одной.
   Алексей помог ей одеться, утешая себя тем, что после бракосочетания ей наконец-то некуда будет идти.
   – Я отложу свадьбу. Я сделаю все, что ты захочешь. Прости!
   Ольга кивнула и ушла – почти убежала, – стук ее каблуков на лестнице все ускорялся…
   Ничего. Алексей сел возле двери на корточки, обхватив руками голову. Ничего. Если такую женщину приручить – она будет самой любящей, самой верной и самой преданной. Он дотянулся до телефона и сделал первый звонок из длинного списка необходимых…
   – Андрей Петрович! Да, это я… К сожалению, свадьба откладывается на неопределенное время. У нас траур по погибшему другу…

   Ночью Ольга достала из шкафа кольцо с голубым бриллиантом, задумчиво покрутила в руках. И впервые заметила гравировку с внутренней стороны. «Люблю, люблю, люблю…» – было выгравировано по кругу и читалось как слитное и бесконечное…
   Она надела кольцо на палец. Ничто в ней не противилось этому, наоборот – показалось, что все встало на свои места. И свадьба с Алексеем никак не вписывается в это простое, логичное развитие событий. Нет, она свое слово сдержит. Но снять это кольцо с бесконечным «люблю» не сможет.
   Ольга на цыпочках, чтобы не разбудить детей, прошла в кухню и сварила кофе – все равно заснуть не получится, слишком много разных мыслей теснилось в голове…
   Какая же глупая она была… Не поняла, не заметила, как Сергей у нее на глазах проваливался в пропасть и кричал, умоляя ее о помощи. Его стремительный отъезд из Таиланда, болезненные приступы показной любви, которых она так пугалась…
   Она должна была все понять.
   И помочь.
   На порог не пускать эту скорпионшу.
   А она, дурочка, портреты ее рисовала.
   Предательства никакого не было. Была слабость, ошибка, временное помутнение рассудка. И только потому, что Барышев не искушен в скорпионьих хитростях и интригах. Вот Димка – бывший бабник, плейбой и гламурный красавчик, – он бы над Оксаной только посмеялся.
   Вспомнив о Димке, Ольга заплакала. И вдруг подумала – если бы она ревновала Сережу, как Надя Димку, караулила каждый его шаг, безумно боялась его потерять, у Оксаны ничего бы не получилось.
   Наверное, за свою семью надо было сражаться.
   А может – это испытание послано им судьбой, именно для бесконечного «люблю», которое она так поздно увидела…

   До весны было еще далеко-далеко, но солнце отчего-то жарило изо всех сил, под ногами плавился снег, а грязные воробьи гомонили так радостно, будто приветствовали начало лета.
   Барышев третий день неотступно следовал по пятам за Ольгой, вернее, за ней и за ее черноглазым, черноволосым женихом.
   Сомнений не было – полным ходом шла подготовка к свадьбе.
   Они мотались из одного свадебного салона в другой, каждый раз выходя оттуда с грудой ярких коробок и пакетов.
   Сомнений не было.
   Можно попробовать набить жениху его холеную красивую физиономию, но для этого нужно быть точно уверенным, что Ольгу это обстоятельство не расстроит.
   Сергей был в этом не уверен, поэтому все, что он мог, – это ездить за ними следом и молиться, молиться, чтобы какое-нибудь непредвиденное обстоятельство расстроило эту свадьбу.
   Разрушительное землетрясение, например. Чтобы все загсы – в руинах, и ни одного погибшего.
   Или метеорит. Пока разбираются, что свалилось из космоса, он придумает что-нибудь.
   Или война. Война – тоже неплохо, потому что если всех мужиков срочно мобилизуют, то Ольге не за кого будет выходить замуж.
   А если серьезно, он не знал, зачем следит за Ольгой и на какое чудо надеется.
   Рядом, на пассажирском сиденье, лежала газета, вышедшая сегодня утром. Когда Барышев поджидал Ольгу у очередного салона, он брал газету и перечитывал заголовок: «Разоблачение международной аферы. Владельцу «Стройкома» возвращено его состояние».
   Одно чудо произошло, так почему бы не случиться другому?..

   Ольга падала с ног от усталости, поэтому наотрез отказалась заходить в очередной магазин.
   – Ты иди, а я воздухом подышу, – сказала она Алексею, когда они подошли к свадебному салону.
   – Может, в машину сядешь? – забеспокоился он и, улыбнувшись, добавил: – А то украдут!
   – Нет, нет, погода чудесная… И никто меня не украдет, не волнуйся.
   Алексей ушел, а Ольга прошлась по улице, удивляясь весенним лужам, ясному голубому небу и солнцу, которое позабыло, что зима в разгаре.
   Ей вдруг показалось, что на нее кто-то смотрит. Она обернулась, но прохожие равнодушно спешили мимо. Она вернулась к салону, и как раз вовремя – оттуда вышел Алексей с большой коробкой в руках.
   – Посмотри, что я тебе купил! – счастливо улыбнулся он, открывая коробку.
   Там белым кружевом пенилась нежная, прозрачная фата – метра три, не меньше, судя по объему, который она занимала.
   – Посмотри! Ты в ней будешь как настоящая принцесса! – Алексей выхватил из коробки фату и одним махом расправил ее, устлав белым шлейфом все пространство от магазина до его джипа.
   – Господи, Леша! Это потрясающе красиво, но… мне как-то неловко… Я же не первый раз выхожу замуж!
   – Да, но я женюсь первый раз и хочу, чтобы все было как в сказке со счастливым концом!
   Он взмахнул фатой, пытаясь пристроить ее к Ольгиной голове, но она отстранилась, и белый шлейф пролетел рядом с ее лицом.
   – Примерь, ну, примерь, пожалуйста! – взмолился Алексей.
   – На улице?
   – Да какая разница?! Ну, доставь мне радость, примерь!
   Ольга взяла фату, и ей снова показалось, что на нее кто-то пристально смотрит. Она огляделась – еще бы! Пялились все – и прохожие, и водители проезжавших мимо машин. Она уже подносила руку с фатой к голове, когда выхватила из сотни взглядов один-единственный – тот, который почувствовала…
   На противоположной стороне улицы стоял Барышев и умирал, глядя, как она подносит к себе кружевное безумие…
   Ольга отпустила фату. Внезапно налетевший порыв ветра подхватил ее и понес по улице, купая в лужах и швыряя в лица прохожих.
   – Оля! – Алексей увидел, куда она смотрит, и понял все.
   – Прости, – прошептала она и бросилась наперерез машинам.
   Барышев уже летел ей навстречу.
   Движение остановилось, потому что водители поняли – это не нарушители, это сумасшедшие влюбленные, которые ничегошеньки не слышат, не видят и не соображают. Таких даже объезжать опасно.
   Они вцепились друг в друга, обнялись, прижались так, что разорвать их не смогли бы ни землетрясения, ни войны, ни метеориты…
   – Я жить без тебя не могу! – задохнулся от счастья Сергей. – Господи! Я так тебя люблю! Я бы умер без тебя!
   – Не надо умирать! Только не надо умирать! Я не хочу! Я не хочу, чтобы ты умер! Мы будем жить. Мы будем жить с тобой долго-долго! Нам даже надоест уже, а мы все будем жить! – Ольга не могла насмотреться в родные глаза – так давно, так долго она их не видела. – Все будет хорошо! Мы начнем все сначала. Ты снова встанешь на ноги! Все будет хорошо!
   – А я уже на ногах! – захохотал Барышев и, выхватив из кармана газету, потряс ею над головой. – Не надо ничего начинать сначала!
   Ольга бросилась ему на шею, и они целовались целую вечность.
   Накопившейся пробке только и оставалось, что исполнить многоголосый автомобильный гимн этой любви.
   – Кажется, мы создаем помеху, – догадалась Ольга.
   – А по-моему, на нас просто любуются, – возразил Барышев.
   Он подхватил ее на руки и понес к машине.