ГЛАВА 1

«1. И стал я на песке морском и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные.

2. Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него — как у медведя, а пасть у него — как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть.

3. И видел я, что одна из голов его как-бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела. И дивилась вся земля, следя за зверем; и поклонились дракону, который дал власть зверю.

4. И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?

5. И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца.

6. И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его и жилище Его и живущих на небе.

7. И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем.

8. И поклонятся ему всё живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира.

9. Кто имеет ухо, да слышит.

10. Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечем убивает, тому самому надлежит быть убиту мечем. Здесь терпение и вера святых…»[1 - Новый Завет. Откровение св. Иоанна Богослова, гл. 13. (Ред.).]

Старуха оторвала взгляд от книжки в черном кожаном переплете и посмотрела в окно. Ей показалось, что она услышала мяуканье её любимой кошки Катрины. Нет, она не могла ошибиться. Старуха поспешно встала, подошла и прильнула к окну.

День был серый и пасмурный. По небу торопливо плыли тяжелые тучи, накрапывал дождь. Но непогода не остановила человека, который, низко нагнувшись копошился у плетня. В одной руке у него была огромная плетеная корзина, которую он нагромоздил на кол, а другой рукой он безуспешно пытался засунуть под крышку Катрину, любимую кошку старухи.

Старуха прошаркала к двери, открыла ее, выглянула наружу и узнала в человеке известного на всю округу помощника палача по имени Брюс Диккинсон. Она рванулась спасать кошку, но неведомая сила остановила се.

Старуха подумала: «Что-то затевается вновь, ведь неспроста Диккинсон так старается. Наверное, опять у него много работы.»

Руки старухи безвольно опустились, спина согнулась, и она потащилась к столу, где её ждала вечная книга. Она поняла, что своей любимицы уже никогда больше не увидит.

Старуха догадалась, что та идет на заклание.

* * *

Брюсу Диккинсону наконец-то удалось засунуть кошку под крышку плетеной корзины. Он забросил корзину за спину и подумал с облегчением: «Проклятая кошка! Я-то думал, что смогу легко с ней справиться. Чуть всю руку не исцарапала, чертовка! Зато сейчас эта черная кошка, это дьявольское отродье, послужит во имя божьего дела!»

Брюс вышел на улицу и зашагал с видом человека, уверенного в себе, с видом человека, который вершит богоугодное дело. Он знал, что в Бостоне многие жители недолюбливают его.

«Но что же делать, — думал он. — Может быть, моя должность и не из самых приятных, но надо же кому-то сражаться с ведьмами, колдунами и всякой прочей нечистью. Должен же кто-то защищать бостонцев от проделок дьявола».

Ему пришлось пройти сквозь гусиную стаю, заполонившую улицу. Гуси вытянули шеи, зашипели на него, а потом с гоготом бросились врассыпную.

«Прочь, проклятые птицы!» — крикнул он.

Брюс Диккинсон остановился, опустил корзину и поправил крышку, заперев её для надежности щепкой, подобранной с земли.

Он снова взвали корзину на плечи и пошел улицей, но на повороте почтительно остановился.

Навстречу ему шли четыре человека в длинных черных сутанах. Этих людей знал весь Бостон.

Их черные сутаны развевались по ветру. Широкие мантии и белые отложные рукава оттеняли мрачность их одеянии. На их головах красовались небольшие круглые шапочки.

Черная четверка миновала виселицу, на которой раскачивалась на ветру тяжелая веревка с петлей. Рядом с ней был сложен костер, внизу которого лежали дрова, а наверху было уложено сухое сено.

Брюс смог хорошенько рассмотреть идущих. Посередине вышагивал худой старик. Его длинная и седая борода развевалась по ветру, в руке у него был посох. Это был известный на всю округу председатель суда присяжных Роберт Гиллан, прославившийся своей жестокостью и обладающий неукротимым твердым характером.

Плечо к плечу с ним шагали его помощники Дэбби-Шэнкер и Марк Хьюстон. Первому из них было лет тридцать пять, второй был чуть постарше. Отставая на три-четыре шага от них, сзади шел секретарь суда Джон Андерсон. Он был слегка полноват, рыжеволос и несколько грузен в теле. Подмышкой у него была увесистая папка буйволиной кожи и, несмотря на её тяжесть, Джон старался не отставать от своих товарищей.

Нельзя было сказать, что Роберт Гиллан шел, не разбирая дороги, однако, если ему попадались небольшие лужицы, он не старался переступать или обходить их. Шаг его был по-юношески тверд и уверен.

Этому бодрому духу и уверенности могли бы позавидовать бостонцы, однако зависти не было видно в их глазах. В их глазах скореё можно было прочитать растерянность и осуждение.

Старая служанка Уитни Хадсон неторопливо вытирала фартуком руки и печально смотрела вслед шествующей группе. Её молодая соседка Пернилла Нопфлер поспешно выбежала из дома и позвала к себе малолетнего сынишку, который плескался в лужице.

Мальчик бросился к ней и мать бережно обняла его, прижала к себе.

Плотник Тейди Смун деловито ударял деревянной колотушкой по лезвию резака, обрабатывая угловатое полено. Но и он поднял голову, задумчиво посмотрел вслед черным фигурам.

Их движения были столь же уверенны, как течение реки во время весеннего паводка. Казалось, попадись кто-нибудь на пути, и они сметут его, отбросят, как щепку, к плетням, что стояли вдоль улицы.

Да бостонцы и не хотели бы попадаться на пути этой четверки. Встречные молчаливо опускали глаза, почтительно застывали в поклонах. Стоявшие у обочин только и могли себе позволить проводить их взглядом, потихоньку перемолвиться, шепнуть друг другу пару слов.

Роберт Гиллан бросил свой суровый взгляд из-под лохматых бровей на недавно приехавшую в Бостон семью О'Брайен. И мать и её двадцатитрехлетняя дочь как по команде тут же опустили глаза.

Почему женщины более склонны к колдовству? Почему среди немощного пола особенно много ведьм? — снова задался вопросом Роберт Гиллан. И тут же сам себе ответил: — Кроме свидетельств Священного Писания и людей, заслуживающих доверия, у нас ведь есть еще житейский опыт.

Имеются на свете три существа, которые как в добре, так и во зле не могут держаться золотой середины: это — язык, священник и женщина. Если они перейдут границы, то достигают вершин и высших степеней как в добре, так и во зле. Если над ними господствует добро, то от них можно ожидать наилучших деяний. Если же они попали под власть дьявола, то ими совершаются наисквернейшие поступки…

Что касается злости женщин, то в Книге сына Сирахова говорится: «Нет ничего хуже злобы женщины. Соглашусь лучше жить со львом и драконом, нежели жить со злой женой». В дополнение к этому там же говорится: «Всякая злость мала по сравнению со злостью женщины». Поэтому-то Иоанн Златоуст в поучении на Евангелие Матфея увещевает: «Жениться не подобает. Разве женщина что-либо иное, как враг дружбы, неизбежное наказание, необходимое зло, естественное искушение, вожделенное несчастье, домашняя опасность, приятная поруха, изъян природы, подмалеванный красивой краской? Если отпустить её является грехом и приходится оставить её при себе, то по необходимости надо ожидать муку. Ведь, отпуская ее, мы начинаем прелюбодеять, а оставляя ее, имеем ежедневные столкновения с нею».

А Сенека в своих трагедиях произносил: «Женщина или любит, или ненавидит. Третьей возможности у неё нет. Когда женщина плачет — это обман. У женщин два рода слез. Один из них — из-за действительной боли, другой — из-за коварства. Если женщина думает в одиночестве, то она думает о злом».

О хороших же женщинах идет большая, хорошая слава. Они делают мужчин счастливыми и спасают народы, страны и города. Всем известны высокие поступки Юдифи, Деворы и Эсфири. Поэтому апостол в I Послании к коринфянам и говорит: «Если женщина имеет мужа, и он хочет с ней жить, то она не должна уйти от него. Неверующий муж освящается верующей женой».

Когда женщину хулят, то это происходит, главным образом, из-за её ненасытной страсти к плотским наслаждениям. Поэтому в Писании и сказано: «Я нашел женщину горче смерти, и даже хорошая женщина предалась страсти к плотским наслаждениям…»

Но здесь размышления Роберта Гиллана прервали звуки молота, ударяющего по наковальне, которые доносились из кузницы. Из-под навеса кузницы, любуясь отточенным клинком своего кинжала, вышел бостонский палач Рэтфорд Эллиот.

Это был тридцатилетний высокий и стройный мужчина. Лицо его было вытянутое, с крупными выразительными чертами. Широкий лоб, прямой нос, выразительные глаза и губы с чуть опущенными краешками, которые могли говорить либо о надменности, либо об ироничном отношении ко всему на свете. Подбородок у него был твердый, волевой. Это красивое мужское лицо чуть портили большие оттопыренные уши. Правда, их почти не было видно, потому что они прятались под густыми, почти черными волосами, которые волнами ниспадали ему на плечи.

Плечи Рэтфорда были укрыты волчьей шкурой. Это одеяние, подпоясанное ремнем, очень шло ему. Широкая кожаная плеть переплетала туловище Рэтфорда и свисала до пояса. Это была прекрасная, отменная плеть, которая могла служить и арканом и бичом. Сплел её сам Рэтфорд из просоленной буйволиной кожи, а концы её украшали острые свинцовые зубцы.

Тяжелая рукоять этой плети была заткнута за пояс Рэтфорда. Не спеша он пошел вслед за присяжными судьями.

А те, миновав кузницу, вышли на окраину Бостона. Над ней, над всей округой зловеще нависала огромная мрачная башня.

Помощник бостонского палача Брюс Диккинсон первым пробрался к башне известными только ему одному тропками. Он услужливо открыл дверь, на широких дубовых досках которой был изображен священный знак — пятиконечная звезда, заключенная в окружность Глубокие отметины врезались в текстуру дуба и почернели от дождей, ветров и времени.

На пороге башни Роберт Гиллан остановился и бросил тяжелый взгляд на своих спутников. Чуть помедлив он вошел в башню. Его помощники Дэбби Шэнкер и Марк Хьюстон, переглянувшись между собой, ступили следом за ним, склонив головы, чтобы не задеть низкий кушак.

Дубовая дверь тяжело захлопнулась за ними и на таинственный знак окружности со вписанной в неё звездой упали тяжелые капли дождя.

Как и большинство башен, эта представляла собой довольно мрачное сооружение. Она была темна и свет проникал только в узкие бойницы, ложась на противоположные стены неровными пятнами. У самых ступеней дымилась, давая еще более тусклый свет, лампа «летучая мышь».

Суд присяжных далеко не в первый раз ступал на эти скользкие ступени. Помощник Дэбби Шэнкер пошел впереди, Роберт Гиллан, опираясь на свой посох, шел следом за ним.

Винтовая лестница круто уходила вверх. Свет, падающий из узких бойниц, перекрещивался и в этом перекрестии висело странное на первый взгляд устройство. Это не была лампа, это не была люстра, это был компас ведьм. Он представлял собою металлический круг, в середину которого были впаяны две пересекающиеся металлические пластины. А в самой середине круга, чуть покачиваясь, покоилась игла.

Но об этом компасе и о назначении иглы знали лишь немногие, лишь посвященные. Эти посвященные поднимались всё выше и выше по ступеням каменной башни.

Они миновали первый этаж, второй, прошли через узкий каменный проем и, наконец поднявшись на уровень четвертого этажа, оказались у огромной каменной клетки. Именно так можно было назвать помещение, которое находилось у самой крыши каменной башни.

Погремев связкой тяжелых ключей и выбрав наконец нужный, Брюс Диккинсон вставил его в замочную скважину и повернул. Роберт Гиллан недоверчиво посмотрел на него, перевел взгляд на своих помощников и на этот раз вошел первым. всё пятеро миновали небольшой коридорчик и, наконец, оказались на самой верхней площадке башни.

Комната была совсем невелика, овальная по форме. Роберт Гиллан остановился, скрестив руки на груди. Его помощники толпились чуть дальше.

Их глаза уже успели привыкнуть к темноте, и тем не менеё с большим трудом они смогли различить в полутьме контуры человека. Этот человек находился в невероятной, немыслимой позе. Он был как бы сломан пополам. А на самом деле он висел, закованный в цепи, перегнувшись в пояснице. Руки его безвольно висели, а голова оказалась почти у самых ступней.

Могло показаться, что человек этот уже мертв или уснул летаргическим сном. Но, как бы то ни было, Роберт Гиллан кашлянул, может быть, по привычке, а скореё всего для того, дабы прочистить горло и начать свою речь.

Бросив быстрый взгляд на секретаря, который уже успел развернуть свою огромную папку, достать нужные листы манускрипта и обмакнуть перо в чернила, Роберт Гиллан кивнул ему:

— Пиши: «Сего дня, года 1691 от рождества Христова, суд присяжных Массачусетса, города Бостона и так далее…

Перед судом предстал священник».

Председатель суда тяжело взглянул на обвиняемого и сказал:

— Исповедь поможет вам в другой, загробной жизни. Покайтесь, сын мой.

Тяжелая тишина была ему ответом. Тогда в разговор вступил его помощник Дэбби Шэнкер. Он сказал:

— Неопровержимые доказательства свидетельствуют о вашей виновности, о вашей связи с дьяволом. Помилования вам ждать не приходится. Вы будете казнены: повешены, а затем сожжены на костре с помещенной под вами живой черной кошкой. Но сначала вы должны признать свои грехи перед Господом Богом и человеком.

Дэбби Шэнкер старался говорить громко и уверенно. Но чем громче звучал его голос, тем больше проглядывала в нем неуверенность. Казалось, ему не терпится побыстреё разделаться с этим человеком и покинуть мрачную башню. Казалось, что этот низринутый, закованный в кандалы человек опасен, может вырваться и нанести ответный удар высокому суду.

И вновь нависло тяжелое молчание. Тогда, прерывая его, в разговор вступил другой помощник Марк Хьюстон. Он несмотря на свою молодость, горячился не по годам:

— Вопросов никаких не осталось. всё ясно. Однако, я говорил вам, что вы ничего не добьетесь от него.

И в этот момент голова закованного в цепи медленно поднялась. Исподлобья на суд взглянули тяжелые серые глаза. Однако подсудимый и теперь не произнес ни слова.

Тогда торопливо и раздраженно заговорил председатель суда Роберт Гиллан:

— Пусть записи в книге засвидетельствуют, что этому отвратительному животному была дана возможность покаяться и облегчить свои грехи. Однако, он не воспользовался ею. Что ж, тем хуже для него. Приговор будет приведен в исполнение.

Голова обвиняемого вновь безвольно повисла, а судьи торопливо двинулись к дверям. Но на этот раз секретарь с помощниками проявили меньше почтения и, нарушив субординацию, толкаясь вышли первыми. Следом за ними, нагнув высокую гордую голову, прошел и председатель суда Роберт Гиллан.

Брюс Диккинсон, стоявший у дверного проема, низко склонил голову в надвинутой почти на глаза черной шляпе. И тут же в дверях появилась высокая, мощная фигура Рэтфорда Эллиота. Так же нагнув голову, чтобы не удариться о кушак, он сделал несколько шагов в глубину помещения и остановился перед обвиняемым.

Эхо от шагов Рэтфорда понеслось ввысь, к сводам, а затем умолкло. Лицо Рэтфорда было в тени, но, когда он повернулся к своему помощнику, тот без всяких слов понял это движение, приблизился к палачу, подал ключи от помещения, затем быстро вышел за дверь.

На сей раз молчание длилось недолго. Уорлок, обвиняемый священник, прикованный цепями к стенам башни, поднял голову. Его лицо осветилось и, усмехнувшись, он сказал:

— Они ведь были до смерти напуганы. Не правда ли?

— Довольно глупые слова для человека, которому осталось два часа до смерти, — сказал Рэтфорд.

— Многое может случиться после смерти, — возразил Уорлок и иронически усмехнулся.

Рэтфорд вплотную приблизился к Уорлоку, и звук каблуков его кожаных сапог гулким эхом понесся к сводам башни.

— Почему же твой господин не спас тебя и даже не попытался сделать это?

— Возможно, он обоих нас спасет, Рэтфорд.

Уорлок исподлобья взглянул на своего гонителя.

Свой ответ Рэтфорд начал сильным, резким ударом в челюсть колдуна. Тот, удерживаемый цепями, перевернулся и со всего размаху грохнулся на каменный пол.

— Никаких шансов у тебя нет. Завтра ты умрешь.

— Нет, мы будем жить вечно, — заявил колдун и, иронически улыбнувшись, добавил: — Посмотрим завтра…

Колдун опустил голову в знак того, что разговор окончен.

Рэтфорд саркастически усмехнулся и, не отрывая взгляда от пленника, отступил к дверям, исчез за ними.

Священник, уличенный в колдовстве, улыбался потайным мыслям и раскачивался на своих оковах.

* * *

— Кандалы на его руках и ногах должны находиться до самой его смерти, — эти слова Рэтфорд бросил своему помощнику, спускаясь по каменным ступеням башни. Тут Рэтфорд сделал небольшую паузу: взгляд его упал на массивную дубовую дверь. Ручка чугунного кольца, показалось ему, вздрогнула и ударила по дверям, потом еще и еще. Рэтфорд решил, что это разгуливает сквозняк и вернулся к своей мысли:

— Кандалы можно будет снять только тогда, когда он превратится в пепел и будет развеян над землей.

Рэтфорд вышел из башни, и его глазам предстала ужасающая картина. В небесах, застилаемых черными клубящимися тучами, сверкали молнии. Отовсюду слышались тревожные крики женщин, мычание коров и визг поросят, хлопанье ставен и дверей. На улицах Бостона царило необычайное смятение.

Люди спешили к своим домам, чтобы за их стенами, дверьми и ставнями укрыться от невесть откуда налетевшей бури.

«Да, наверное еще далеко не всё колдуны и ведьмы схвачены. Многие разгуливают по земле, а один из них наверняка особенным образом положил в колодец сгнивший шалфей!» — подумал Рэтфорд. Но тут он внимательнеё присмотрелся к разверзшимся небесам, и его осенило. Ведь молнии сверкали не совсем обычные. Они были необычайные: не ложились время от времени среди туч гигантскими трещинами, как это бывало во время обычной грозы, а взметывались, кружились, собирались в одном месте, словно исполинские пчелы. Этот фосфоресцирующий рой выл и клубился среди туч с леденящим душу свистом, пока наконец не понесся к башне, у стен которой стоял Рэтфорд.

Страшная догадка пронзила мозг бостонского палача: «А не сам ли Сатана спешит на помощь к плененному колдуну?!»

Рэтфорд вновь оказался за дубовыми дверьми и бросился вверх по каменным ступеням башни. И взлетел он по скользким ступеням так стремительно, словно от этого зависела его собственная судьба.

Небольшая заминка случилась у двери на верхней площадке: почему-то не сразу нашелся нужный ключ. Руки, такие сильные и уверенные, сейчас не слушались, не сразу попали ключом в замочную скважину.

Рэтфорд наконец-то распахнул дверь на площадку, где томился в ожидании казни священник, уличенный в колдовстве. Первое, что увидел Рэтфорд, так это кольцо из роящихся голубоватых молний, носящихся в неистовом, дьявольском танце. На мгновение Рэтфорд даже прикрыл лицо тыльной стороной ладони — ослепительно-яркий свет заливал башню. Немного свыкшись с яростным сиянием, Рэтфорд с изумлением разглядел, что его пленник стоит на одной ноге и уже свободными руками спокойно и деловито снимает с ноги чугунные оковы. Причем делал он это настолько непринужденно, как-будто под его руками были гнилые веревки.

— Нет! Именем Бога не-е-э-т!!! — вскричал Рэтфорд, но было поздно.

Кандалы были отброшены в угол, словно ненужная вещь, и Уорлок поднял глаза навстречу своему гонителю. На лице колдуна играла зловещая улыбка.

Рэтфорд бросился на колдуна, но тот… растворился, исчез, словно никогда его не было в этой мрачной башне. По ней, поднимая облако песчаной пыли и соломенной трухи, разгуливал ветер. Он всё стремительнеё закручивал вихревые потоки, и чудовищная спираль устремлялась к одной из бойниц. К той, где всё ослабевая сосредоточилось голубовато-огненное свечение. Это свечение увлекало за собой все, что было в башне, и Рэтфорд не смог противостоять дьявольской силе, бросился в безумную погоню за колдуном, вырвавшимся на свободу.

* * *

Бостонцы с недоумением взирали на небеса. Страшная буря, которая должна была вот-вот разразиться и обещавшая наделать так много бед, так и не прошумела.

Черные тучи рассеялись так же внезапно, как и появились. С неба не упало ни капли дождя, ни одной снежинки. Оно сияло глубокой и ровной лазурью, столь необычайной для этой поры года.

* * *

Спустя полчаса члены суда присяжных вновь оказались у башни во главе со своим председателем. Но на этот раз их движения были совсем иными — нервными и суетливыми. Они не шествовали, а поспешно карабкались по каменным ступеням. Роберт Гиллан с помощниками ворвались на верхнюю площадку для того, чтобы воочию, собственными глазами убедиться в правдивости только что полученного невероятного донесения.

К их величайшей растерянности и огорчению всё обстояло именно так, как сообщил им Брюс Диккинсон.

Площадка была пуста. Кандалы покоились у стены. Крыша башни была цела и невредима, но совершенно невероятным образом сквозь неё падали снежинки. Они легко кружились и оседали на каменном полу места заточения колдуна.

Суд присяжных не увидел на верхней площадке ни колдуна Уорлока, ни бостонского палача Рэтфорда Эллиота. Членам суда немало пришлось пережить и повидать на своем веку. Но такого, чтобы совершенно бесследно исчезли два человека, палач и его закованная в кандалы жертва, еще не было. Душа помощника председателя суда Дэбби Шэнкера пребывала в чрезвычайном смятении. В ужасе он перекрестился и попятился. Роберт Гиллан сурово взглянул на него и сказал:

— Сын мой, не надо бояться! Ты должен знать, что три рода людей пользуются Божьей милостью настолько, что с ними ничего не может случиться, с ними ничего не может поделать отвратительная колдовская и дьявольская сила. Это те, кто выполняет обязанности общественного суда против ведьм или выполняет какую-либо другую общественную службу против них. Это те, кто охраняет себя, согласно принятым священным обрядам — окроплением святой водой, принятием освященной соли или посредством освященной в день сретения Господня свечи и освященных в вербное воскресенье ветвей. И наконец это те, кто различными и бесчисленными средствами пользуется милостью через святых ангелов.

ГЛАВА 2

Жан-Мишель Блюмарин был зол и расстроен. Ему не спалось. Он сидел недалеко от окна и покручивал ручку радиоприемника. Время от времени он отхлебывал текилу из небольшого стаканчика.

«Ну и черт с ним, с таким другом! Не пришел, так не пришел. Ему же хуже, — подумалось Жану-Мишелю. — Зато текила удалась Хуану на славу. Вот он-то настоящий друг, хотя тоже мог бы бывать почаще. И всё же жаль, что не пришел Эдуард. Ведь текила — это напиток для гурманов, а именно таков Эдуард. Уж кому-кому, а ему, Жану-Мишелю это доподлинно известно.

Надеялся, что сегодня сражу его наповал этим напитком из сброженного сока мексиканской агавы. Он, наверное, и знать не знает об этом изобретении испанцев, пришедших на американский континент. Именно эти любители острых ощущений познакомили индейцев с процессом перегонки».

На столе у Жана-Мишеля стояла бутылка «Маргариты», самого изысканного коктейля из текилы. Он поставил его на стол в высоком стакане с нанесенным по верхнему ободку слоем соли и надрезанным ломтиком лимона.

Жан-Мишель Блюмарин не был мексиканцем. Однако, зажмуривая глаза от удовольствия, он сделал очередной глоток. В рот к нему сперва попала соль, затем текила и, наконец, ломтик лимона. всё это произошло так быстро, что он почувствовал всю гамму разнообразнейших вкусовых ощущений как единое целое.

Жан-Мишель не очень-то прислушивался к радиоприемнику, из которого меж тем доносилось:

«И увидел я другого зверя, выходящего из земли: он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон.

12 Он действует пред ним со всею властью первого зверя и заставляет всю землю и живущих на ней поклоняться первому зверю, у которого смертельная рана исцелела;

13 И творит великие знамения, так-что и огонь низводит с неба на землю пред людьми.

14 И чудесами, которые дано было ему творить пред зверем, он обольщает живущих на земле, говоря живущим на земле, чтобы они сделали образ зверя, который имеет рану от меча и жив.

15 И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтоб убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя.

16 И он сделает то, что всем — малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам — положено будет начертание на правую руку их или на чело их.

17 И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его.

18 Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть.»[2 - Новый Завет. Откровение св. Иоанна Богослова, гл. 13.]

Жан-Мишель Блюмарин иронически скривил губы и повернул ручку радиоприемника.

«…сегодня пятница, тринадцатое…» — послышалось на другой волне.

Жан-Мишель снова скривился и тронул ручку настройки.

— Пятница, пятница, — передразнил он диктора. — Знаю, что тринадцатое.

«По поступающим из разных частей света сообщениям зарегистрированы сильные ураганные ветры. По мнению метеорологических служб, рационального объяснения им не может быть дано. Единственное, что может быть — это дьявольские ветры».

Жан-Мишель выругался и подумал: «Что за околесицу несут среди ночи». Затем он взглянул в свой стаканчик: «Выпито, кажется, и не так много!»

Тем не менеё он подошел к окну и взглянул на улицу сквозь жалюзи. Над городом, который всё еще светился многочисленными огнями и сверкал многоцветием реклам, вставала необычайно огромная кроваво-красная луна. Несмотря на ночную мглу, было видно, что над городом действительно проносятся порывы ураганного ветра.

Вдоль тротуаров ветер гнал обрывки бумаги, переворачивал мусорные бачки. На той стороне улицы у таксофона раскачивалась на ветру телефонная трубка.

Жан-Мишелю показалось, что машина, заскрипевшая тормозами на перекрестке, только чудом не врезалась в мусорный бак, который выкатился на дорогу.

Собака, сорвавшаяся с цепи и, очевидно, обезумевшая от страха, пробежала по тротуару и пропала в темном подъезде.

Что-то невероятное происходило и со светофором. В нем попеременно зажигались желтый и красный, но никак не зеленый, разрешающий свет.

Немного подумав, автомобилист повернул направо и поехал, держась ближе к середине авеню.

«Ты смотри, и правда, похоже на дьявольские ветры,» — подумал Жан-Мишель, когда увидел, как рекламная вывеска у двери пиццерии, раскачивающаяся на ветру, всё же не выдержала его напора. Она сорвалась и рассыпалась на асфальте мириадами искр. Но когда Жан-Мишель увидел, что по улице проносится голубоватый фосфоресцирующий конусообразный столб, то решил — это либо настоящий дьявольский смерч, либо он, незаметно для себя самого, изрядно-таки выпил.

«Как бы то ни было, а лучше всего сейчас отправиться спать», — с этой трезвой мыслью Жан-Мишель направился к ванной комнате. Он по рассеянности забыл выключить приемник, и из динамика его доносилось:

«И видел я другого Ангела сильного, сходящего с неба, облеченного облаком; над головою его была радуга, и лицо его как солнце, и ноги его как столпы огненные;

2 В руке у него была книжка раскрытая. И поставил он правую ногу свою на море, а левую на землю,

3 И воскликнул громким голосом, как рыкает лев; и когда он воскликнул, тогда семь громов проговорили голосами своими.

4 И когда семь громов проговорили голосами своими, я хотел-было писать; но услышал голос с неба, говорящий мне: скрой, что говорили семь громов, и не пиши сего.

5 И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу

6 И клялся Живущим во веки веков, который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет;

7 Но в те дни, когда возгласит седьмый Ангел когда он вострубит, совершится тайна Божия, как Он благовествовал рабам Своим пророкам.

8 И голос, который я слышал с неба, опять стал говорить со мною и сказал: пойди, возьми раскрытую книжку из руки Ангела, стоящего на море и на земле.

9 И я пошел к Ангелу и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед.

10 И взял я книжку из руки Ангела и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем…»[3 - Новый Завет. Откровение св. Иоанна Богослова, гл. 10.]

* * *

Кассандре Моррисон в ту ночь также не спалось. Она вертелась, обнимала подушку, поворачивалась с боку на бок и подумала один раз в полудреме: «Небось, всё из-за того, что слежу за фигурой и легла впроголодь. А может быть, просто душно в комнате: ведь я не проветрила её перед тем, как прилечь. И всё из-за этих дьявольских ветров…»

Кассандра повернулась лицом к стене и, погружаясь в сон, пробормотала «Интересно, что это за чертовщина и с чем её едят…»

Но вскоре она вскочила. Не голод и не духота подняли ее. Проснулась и вскочила Кассандра от звона разбившегося где-то стекла. Полусонный взгляд её остановился на будильнике. Он бесстрастно тикал на прикроватной тумбе и показывал два часа ночи.

Девушка с сожалением подумала: «Не хочется вставать, но надо же пойти посмотреть, что там случилось».

Осторожно ступая, она вышла в коридор. Слух Кассандры был напряжен до предела: девушке показалось, что в гостиной раздался подозрительный звук. Пройдя еще несколько шагов, она вскрикнула от неожиданности. За руку повыше локтя её схватил Жан-Мишель Блюмарин, у которого она снимала комнату.

Непонимающим взглядом он уставился на Кассандру и задал глупый вопрос:

— Что там такое?

— Не знаю, — прошептала девушка.

— Пойдем посмотрим.

Кассандра взяла Жан-Мишеля за руку и улыбнулась своей несвоевременной мысли: «Как глупо он смотрится в своем махровом халате с торчащими из-под него голыми ногами! А сама я тоже хороша — прилегла с вечера, да так и уснула в майке и джинсах».

Открыв дверь прихожей, Кассандра заученным жестом протянула руку и зажгла бра. Здесь не было ничего подозрительного. Они прошли в гостиную и, включив торшер, замерли от неожиданности. На полу посреди комнаты лежал незнакомый мужчина в черном. Вокруг него валялись осколки стекла. Приблизившись, Жан-Мишель и Кассандра присели на корточки возле лежавшего.

— Он кровоточит, надо собрать стекло, — озабоченно сказал Жан-Мишель.

Кассандра огляделась и подошла к разбитому оконному стеклу, выглянула на улицу. В лицо ей дохнула вечерняя прохлада и полосы девушки растрепал освежающий ночной ветер.

— Да, интересно, — сказала она и осторожно пощупала край стекла. — Наверное, он пьян.

— Ты думаешь? — посмотрел на неё Жан-Мишель.

— Ну, а как же, разве трезвые могут совершать такие поступки? — ответила девушка вопросом на вопрос.

Девушка вскинула брови и обернулась. Её удивление еще больше возросло, когда она увидела, как Жан-Мишель поддел с груди лежащего странный предмет, то ли амулет, то ли талисман.

— Вот посмотри, что тут у него такое.

— Послушай, не трогай, — посоветовала ему Кассандра. — Пускай этим лучше займутся полицейские.

— Вообще-то да, ты права, — сказал Жан-Мишель, поднялся с колен и отряхнул руки. Он подошел к телефонному столику и стал набирать номер.

Через минуту Жан-Мишель развел руками: телефон не отвечал.

— Должно быть ветры, — сказал он.

Жан-Мишель с Кассандрой вновь подошли к лежащему и опустились на корточки.

— Послушай, давай поднимем его.

— Я думаю, нужно положить его на крыльцо, — сказала Кассандра.

Но Жан-Мишель возразил ей на это.

— Послушай, Кассандра, нужно более благосклонно относиться к мужчинам.

В ответ Кассандра примирительно улыбнулась. Жан Мишель спросил ее:

— Послушай, ты что, хочешь у себя его оставить?

Девушка мягко напомнила ему:

— Но ведь ты, же меня оставил.

Они забросили руки незнакомца на плечи и попытались подняться. После первого же шага Жан-Мишель покачнулся и вскрикнул:

— Ну-ну-ну, не так быстро!

Должно быть, давала знать о себе выпитая накануне текила.

— Итак, куда? — вновь спросил Жан-Мишель, сделав несколько шагов по гостиной, и тут же добавил:

Ну, ладно, как ты сказала. Отнесем в твою комнату, там много полиэтилена.

Девушка вновь понимающе и с благодарностью улыбнулась Жан-Мишелю.

* * *

Утром Кассандра проснулась от рева мусороуборочных машин. Они собирали разбитое стекло, обломанные сучья деревьев, груды невесть откуда взявшегося песка.

Город начинал рабочий день, пятница, тринадцатого числа, с уборки.

Кассандра зашла в ванную комнату и остановилась у туалетного столика. Она посмотрелась в огромное зеркало в золоченой резной оправе. «Ну вот, снова не выспалась», — подумала девушка, вспомнив о ночном происшествии. Она вздохнула и раскрыла косметичку, достала из неё шприц. Затем деловито, но с видимым отвращением вынула оттуда же флакон с инсулином для инъекций. Она набрала лекарство в шприц, затем вспрыснула несколько капель, чтобы удалить воздух из иглы. Приподняв кофточку и натянув кожу чуть выше пояса, опытной рукой ввела себе лекарство.

Умывшись холодной водой и сделав легкий макияж, девушка вновь посмотрелась в зеркало. На этот раз она осталась вполне довольна собой. Из зеркала на неё смотрела двадцатилетняя девушка с ясными голубыми глазами. Не портили её чуть припухшие губы и вздернутый носик. Но главной гордостью Кассандры была её великолепная чистая кожа.

Поправив заученным жестом свои короткие рыжеватые волосы, она вышла из ванной комнаты.

Зайдя к себе, она немало удивилась, увидев ночного гостя сидящим в кресле.

— Удивительно ты быстро пришел в себя, — сказала Кассандра.

Вежливо, но настойчиво она отняла свой браслет, который незнакомец с любопытством рассматривал и даже пытался примерить себе на руку. Браслет этот не был дорогим — всего-то полтора десятка стеклянных шариков и пластин — однако Кассандра безмерно дорожила им.

— Послушай, тебе нужно как следует отдохнуть и протрезветь, — сказала Кассандра, обойдя незнакомца, и привычным движением одела браслет себе на запястье.

«А он ничего», — подумала Кассандра про незнакомца. Он был действительно красив и сложен, как атлет. На вид ему можно было дать не больше тридцати лет. Пшеничные волосы были гладко зачесаны назад и затянуты на затылке черным кожаным шнурком. Его одежда была пошита из черной кожи. Покрой её напоминал одеяние священника. «Нормально прикинут, парнишка», — отметила про себя девушка.

«Парнишка» между тем как зачарованный смотрел на обложку лежащего на столике еженедельника. С недоверием он коснулся рукой глянца обложки, провел пальцами под заголовком и дрогнувшим голосом спросил:

— Это что, правильный год?

— Эй, послушай, — воскликнула Кассандра, обращаясь к Жан-Мишелю Блюмарину, — он говорит на английском, английском!

Ночной гость, всё еще пребывая в явном замешательстве, непослушными ногами подошел к кровати и сел на нее.

— Эй, — сказала ему девушка, — тебе лучше прилечь и отдохнуть как следует.

После того, как незнакомец, словно в забытьи несколько раз пробормотал: «Это же надо, три столетия, триста лет, три века!..», девушка подошла и заботливо уложила его на постель поверх одеяла. Затем она так же бережно и заботливо помогла положить на постель его босые ноги.

Девичья постель была удобной и располагала к отдыху. В комнате Кассандры не было излишеств, но она была чистой и аккуратно убранной. Мягкое атласное покрывало и наволочка подушки ласкали кожу незнакомца, пьянили запахом дезодоранта. Словно маленький мальчик или тяжело больной, незнакомец покорно лежал на кровати, вперив невидящий взгляд в потолок.

* * *

Конечно, нельзя было сказать, что Кассандра чувствовала себя за рулем автомобиля также уверенно и комфортно, как в своей спальне. Правда, зеркало заднего вида время от времени вполне могло заменить ей трюмо и подкрасить губы в машине не составляло труда. Из радиоприемника лилась приятная музыка и Кассандра отбивала такт, легонько ударяя носками туфель на педали газа и тормоза.

Если бы не низкая крыша салона, Кассандра могла бы пританцовывать, сидя прямо в кресле.

Она крутила руль несколько самоуверенно, едва касаясь его одной рукой. Другая была занята тюбиком с помадой.

На этот же руль и бросило её у перекрестка — скользнув взглядом с зеркала заднего вида на дорогу, она резко нажала на тормоз. Дорогу неторопливо переходила старуха, которая тащила за собой коляску, заполненную невесть каким барахлом. Подмышкой у неё был зажат старомодный ридикюль. Вся она напоминала фарфоровую куклу или заводной манекен. Очевидно, ей и в голову не приходила мысль взглянуть на дорогу.

«Фу ты, старая кукла, — подумала Кассандра, — напугала до смерти. Так ведь и до аварии недолго! Могла бы и смотреть хоть немного. Улица все-таки, а не приватный дворик».

Кассандра нетерпеливо нажала на сигнал и только тогда этот «ходячий манекен» соизволил повернуть голову в её сторону, при этом ни на йоту не ускорив шаг.

«Господи, неужели и я когда-нибудь буду такой старой развалиной», — с тоской подумала Кассандра и нажала на газ. Машина, едва не зацепив передним колесом бордюр тротуара, описала небольшую дугу и понеслась дальше.

— А всё же, — проговорила девушка, снова глядясь в зеркало, — всё старше и старше я становлюсь. Двадцать лет — это считай уже третий десяток!

Но затем она подмигнула самой себе, стала елозить и раскачиваться в такт зажигательной латиноамериканской мелодии.

* * *

Жан-Мишель Блюмарин обожал кухню. Ему нравилось готовить, он любил красивую посуду — всё эти ножи, топорики, ситечки, кастрюльки, ложки, сковородки. На кухне он чувствовал себя ученым в лаборатории или средневековым алхимиком.

Большой выбор свежих продуктов, зелени, специй и пряностей всегда был у него под рукой. А когда есть продукты, колдовать на кухне вдвойне приятно. Но готовить Жан-Мишель любил не для себя, а для своих друзей, которых он так любил принимать.

Несмотря на ночное происшествие, настроение у Жана-Мишеля с самого утра было приподнятое. В глубокой миске из французского набора небьющейся посуды лежала у него аппетитная зелень. Жан-Мишель взял пучок сельдерея и хотел было нарезать его, но нечаянно зацепил нож и смахнул его на пол. Наклонившись, чтобы поднять его, Жан-Мишель невольно взглянул на начищенную до блеска сковородку. В висящей рядом кастрюльке он увидел свое отражение и не преминул поправить волосы, убрать их со лба. Но он сейчас же и содрогнулся.

В отражении он увидел черный силуэт, который появился за его спиною в дверном проеме.

Жан-Мишель перестал насвистывать и резко обернулся. Расплывшись в улыбке, он приложил руку к груди, с облегчением выдохнул и сказал:

— Ух, приятель! Ты напугал меня.

Ночной гость ничего не ответил. Он молча подошел к буфету, заставленному расписанной ультрамарином посудой, прислонился к нему спиной и скрестил руки на груди.

Жан-Мишель, оказавшись у крана, пустил теплую воду, быстро сполоснул руки и вытер их полотенцем. Повернувшись к незнакомцу, он непринужденно проговорил:

— Ты знаешь, а я ведь уже и не обижаюсь, что ты вошел таким необычайным образом.

Жан-Мишель опять взялся крошить зелень и, вновь повернувшись к своему непрошеному гостю и широко улыбнувшись, спросил у него:

— Что ты смотришь на меня так странно? Тебе нравится мой перстень?

Жан-Мишель подошел к незнакомцу и с нескрываемым удовольствием протянул руку, оттопырив мизинец, на котором красовался массивный перстень.

— Я — Скорпион. Или был Скорпионом, — сказал он и, снова взявшись за работу, добавил: — Я не верю в астрологию. Ну, может быть, самую малость. Да и не думаю, чтобы сейчас кто-нибудь серьезно относился к ней. Вот в шестидесятых годах она была в моде…

Жан-Мишель говорил без умолку, а незнакомец по-прежнему хранил молчание. Жан-Мишель взялся взбивать яичные желтки и спросил непринужденно, с известной долей кокетства в голосе:

— Ты голоден? Я много чего мог бы сейчас приготовить на двоих…

Жан-Мишель несколько подрастерялся, потому что не получил ответа ни на один свой вопрос. Ему приходилось говорить одному, что начинало приводить в легкое замешательство. От его внимания не ускользнул настойчивый взгляд гостя, который как завороженный не спускал глаз с перстня. Жан-Мишель остановился посреди кухни и стал объяснять:

— Ты знаешь, я был бы не против, чтобы ты примерил его. Я, пожалуй, даже подарил бы его. Но дело в том, что у меня сломан палец и при всем своем желании я не могу снять перстень…

Для пущей убедительности Жан-Мишель даже подергал перстень, который сидел на мизинце, как влитой.

— Его просто невозможно снять с руки, — сказал Жан-Мишель и попытался разговорить гостя, сменив тему: — Кассандра сказала, что ты из Англии. Вообще-то я был там с друзьями несколько лет тому назад…

Жан-Мишель продолжал болтать, и рука его легла на деревянную разделочную доску. Он не заметил, как его непрошеный гость стремительно подошел к нему, схватил остро отточенный нож и, прижав руку Жан-Мишеля, резким уверенным ударом отсек мизинец повыше фаланги, на которой сверкал перстень.

— Мы с друзьями ездили… — эта фраза застряла в горле Жана-Мишеля. Он просто обезумел от боли.

Посмотрев на свою окровавленную руку, а затем на человека в черном, он отказывался верить собственным глазам. Непрошеный гость как ни в чем ни бывало нагнулся, неторопливо поднял с пола мизинец и стащил с него перстень. Затем деловито стал примерять украшение.

Жан-Мишель был похож на огромную рыбу, задыхающуюся на прилавке, в последний раз судорожно раскрывающую рот, в последний раз обнажающую пересыхающие жабры.

Он попытался проскользнуть за дверь, но человек в черном сделал резкое движение и та громко захлопнулась перед самым носом хозяина квартиры. Жан-Мишель попытался было толкнуть дверь плечом, но та не поддалась.

Незнакомец с садистским вожделением перевел взгляд на перстень и любовался им словно ребенок, получивший вожделенную игрушку ко дню своего рождения.

— Помогите! Помогите! — истошно закричал Жан-Мишель.

Он еще раз попытался вышибить дверь, но, видя бесплодность всех своих попыток, стал бессильно оседать на пол. Он смотрел в ледяные глаза незнакомца и увидел в них приговор самому себе. Сознание еще протестовало, не могло смириться с этой чудовищной несправедливостью, но тело Жана-Мишеля было сломлено и неспособно к сопротивлению.

Незнакомец надвигался спокойно, уверенно и неотвратимо, словно лавина, сметающая всё преграды на своем пути. Мощной рукой он сгреб белую майку хозяина квартиры и притянул его к себе.

Жан-Мишель ожидал удара, но то, что произошло в следующеё мгновение, повергло его в совершенный ужас. Сдавив шею с такой силой, что глаза Жан-Мишеля чуть не повыскакивали из орбит, человек в черном приник к шеё своей жертвы.

Жан-Мишель ощутил на своей шеё не знакомый, нежный поцелуй, а боль, пронизавшую его до глубины души. Эта боль была невыносимой, и глаза Жана-Мишеля закрылись навсегда. Тело его стало медленно оседать.

* * *

Колдун с видимым удовольствием облизал губы и бросил презрительный взгляд на стряпню Жана Мишеля.

* * *

Фирменная одежда закусочной, в которой Кассандра стояла за стойкой, была девушке явно к лицу. Кассандре нравилось общение с людьми, и она с видимым удовольствием носила рабочую одежду. Тем более, что по условиям контракта она доставалась ей бесплатно.

Кассандра протянула очередному посетителю тарелку с его заказом и заученно-вежливо улыбнулась ему. Головы всех посетителей вдруг резко повернулись в сторону входа — к нему, заскрипев тормозами, подруливали две полицейские машины.

* * *

— Так вы познакомились с ним на танцах? — задал уточняющий вопрос лейтенант Элвис Джексон.

Нельзя было сказать, что Кассандра уютно чувствовала себя в полицейском участке — сюда редко приходят по своей воле, а тем более когда тебя еще и допрашивают. Она вздохнула и стала снова терпеливо объяснять:

— Этот парень, Жан-Мишель, который сдал мне комнату… мы действительно познакомились с ним на танцах. Правда, когда к нему приходили, то я уходила.

— И много к нему дружков приходило? — позволил себе задать вопрос сержант Майкл Костелло.

— Вы понимаете, он, наверное, был гомосексуалистом, — замялась Кассандра.

— Вы знаете имена его любовников? — вновь спросил лейтенант Элвис Джэксон.

— Да нет, — нерешительно ответила девушка.

Лейтенант немного помолчал, затем наклонился над протоколом и прочитал вслух:

— Вот, из записок следователя: «Жертва была найдена на полу с вырванным языком…»

При этих словах Кассандра в ужасе приподнялась в кресле.

— «На шеё были обнаружены следы укусов», — продолжал лейтенант.

Кассандра вскочила с кресла и бросилась к двери.

— Мы хотели бы найти того парня! — крикнул ей вслед лейтенант. — До того, как он отыщет себе еще одну жертву. Эй, постойте, заберите свой пропуск!

* * *

Из ателье Белинды Карлайн клиенты выходили веселой и возбужденной гурьбою. Она проводила их до порога, не переставая повторять: «До свидания… до свидания… до свидания, друзья». Так отзывалась она на прощальные поклоны своих клиентов.

Захлопнув за ними дверь, она облегченно вздохнула и погасила свет. В полутьме, при свете, проникающем сквозь планки жалюзи, она прошла в глубину ателье…

Книжные полки у стен были заставлены толстыми фолиантами. На столах и специальных подставках стояли статуэтки, изображающие африканских и южноамериканских индейских божеств. Для непосвященных многое здесь могло показаться загадочным и даже странным.

На краю письменного стола размещался диковинный инструмент, напоминающий астролябию. Рядом с ним — другой, смахивающий на секстант. К потолку было подвешено устройство, напоминающеё глобус. Параллели и меридианы глобуса были сделаны из латунных и медных трубок и полос. Хотя сама Белинда могла бы назвать это устройство клеткой, клеткой, в которую попадались доверчивые клиенты.

Белинда Карлайн подошла к кассовому аппарату и удовлетворенно потерла руки.

Белинда склонилась над ним, набрала шифр и, выдвинув узкий ящичек с многочисленными отделениями, достала из одного из них чек. Она поднесла его близко к глазам и стала всматриваться в подпись. Память и зрение у неё были великолепные. Они составляли неотъемлемую часть её профессиональных качеств, и клиенты считали, что Белинда видит не только в темноте. Многие из них были совершенно уверены, что она способна заглядывать как в прошлое, так и в будущее.

— Вы занимаетесь спиритизмом? — услышала она за своей спиной и резко обернулась.

— Простите, но я думала, что всё ушли, — сказала Белинда и резким движением задвинула кассовый ящик.

Она отошла на несколько шагов, пытаясь разглядеть, кто же у неё задержался.

— Вы поддерживаете связь с духами?

Темный силуэт скрывала штора, составленная из стеклянных шаров, нанизанных на веревки. Они колыхнулись, мелодично зазвенели, но не позволили разглядеть, что же за человек прячется за ними в глубине комнаты.

— Да, я передаю им то, о чем просят мои клиенты… — Вы были на занятии? — спросила Белинда, когда, раздвинув шторы, навстречу ей двинулся молодой человек приятной наружности. В руках у него был огромный кусок хрусталя продолговатой формы, который, казалось, излучал свет и контрастировал с его черным одеянием!

— Ну, тогда передайте мне дух, — попросил он, протягивая ей кристалл.

— Ну, я вообще-то работаю с группами, — сказала Белинда и манерным движением поправила прическу.

Сеанс с неожиданным посетителем обещал быть если не приятным, то забавным, и это заинтриговало женщину.

— Передайте мне духа, — попросил посетитель, подходя всё ближе.

— Я не знаю… м-м-м, он ваш родственник?

— Он мой отец.

— Как его зовут? — спросила Белинда, не осознавая, того что начала сеанс.

— У него много имен.

— Тогда назовите хотя бы одно из них.

— Зэмиэл, — ответил посетитель и протянул прямо в руки спиритке продолговатый кусок хрусталя.

Белинда приняла его и прижала к груди.

Четверть часа спустя они сидели за столом, положив руки на сукно и глядя друг другу в глаза. Кончики их пальцев едва соприкасались.

Белинда постепенно входила в гипнотический транс. Пульс её участился, дыхание стало глубоким, на лбу выступила испарина, а плечи стали содрогаться. Голова её склонилась к столу, а затем стала медленно приподниматься.

Веки Белинды были полуопущены.

— Зэмиэл, Зэмиэл, — взывала она замогильным голосом, а затем, отождествив себя с духом отца таинственного пришельца, заговорила нараспев:

— Вот я, Зэмиэл, пришел к тебе. Спроси у меня все, что хочешь.

Руки Белинды оторвались от стола.

— Я бы попросил, чтобы мы подождали, — слова посетителя прозвучали резким диссонансом.

— Чего мы должны ждать? — невозмутимо, в тон ему проговорила Белинда.

— Подождать, пока появится настоящий Зэмиэл.

— Я и есть Зэмиэл, — настаивала Белинда, ни сколько не смущаясь от недоверия клиента, — и только если полностью доверишься мне, ты сможешь спросить меня… меня… спросить…

При этих словах щеки Белинды задергались. Она недоуменно захлопала глазами и растерянно повела взглядом по сторонам. Пульс Белинды участился до неимоверности. Ей показалось, что сердце вот-вот выскочит из груди, а на плечи давит неимоверная тяжесть. Кости её заныли и ломота в суставах становилась невыносимой. Белинда нередко входила в глубокий транс, однако подобные ощущения были новы для нее.

— Спро… спросить меня…

Посетитель удовлетворенно улыбнулся и стал напряженно всматриваться в лицо Белинды.

Руки её конвульсивно потянулись к хрусталю, который засветился на бархатной подушке. Как только она коснулась кристалла, тот взорвался, брызнул осколками и в руках у неё остался жалкий обломок. Голова обессилено упала на подушку.

В радостном нетерпении посетитель привстал. Голова Белинды дернулась и поднялась навстречу колдуну. Любой другой на его месте содрогнулся бы, но Уорлок ожидал и жаждал этого свидания.

Лицо Белинды преобразилось: сквозь черты ухоженной женщины выступала ужасная маска. Это был ужасающий оскал полудемона, полузверя.

— Что ты хочешь спросить у меня? — прорычала Белинда-Зэмиэл.

— Как ты смог переместить меня сюда? — невозмутимо спросил Уорлок.

— Собери вместе всё части книги, — приказал Зэмиэл, не обращая внимания на вопрос колдуна. — Собери вместе всё части книги, — повторил он замогильным голосом и склонил голову, обнажив зубы в сатанинском оскале.

— «Грем-Гремуар»? — понимающе спросил Уорлок. — Разве она здесь?

— Эта самая могущественная книга всех ведьм, — продолжал между тем Зэмиэл.

— Как ты вознаградишь мои усилия?

— Слушай то, что я говорю тебе, — нетерпеливо перебил колдуна Зэмиэл в обличье Белинды.

— Как ты смог потерять эту книгу? Как её похитили у тебя? Ведь эта книга, которая может преобразить и разрушить весь мир.

Зэмиэл оскалился, польщенный высокой оценкой колдуна.

— Слушай меня, собери вместе всё три части книги и ты станешь им.

— Кем?

— Ты станешь единственным сыном.

— Я стану им, — клятвенным тоном заверил колдун.

— Тогда пусть мои глаза укажут тебе путь! — ответил Зэмиэл, и голова Белинды обессилено упала на стол.

Колдун поднялся, приблизился к Белинде, запустил руку в её густые каштановые волосы и потянув за них, поднял голову. Затем он взял со стола острый осколок кристалла и, словно скальпель, поднес его к левому глазу. Вновь преобразившееся лицо было лицом Белинды Карлайн.

ГЛАВА 5

Элвис О'Брайен больше десяти лет служил викарием в бостонской церкви. Место помощника священника в старой церкви вполне устраивало его.

Однако в последнеё время всё чаще и настойчивеё его приглашали к себе в Хирламенс сын Джой с невесткой Перниллой. Если бы не внуки, шестилетний Питер и четырехлетняя Синдирелла, в которых старик О'Брайен души не чаял, он не стал бы переезжать. Но год тому назад он уступил настойчивым уговорам.

Долгие прогулки, игры и беседы с внуками тешили сердце старика. Захватили его также домашние дела и работа на ферме.

Старик выглядел мужественным и крепким и всем своим видом напоминал рыбака или шкипера.

Однако в это утро его загорелое и обветренное лицо было хмурым. Он недовольно присматривался ко всему на ферме и что-то ворчал себе под нос.

Войдя в гараж, он сказал Джою:

— Ты знаешь, сметана скисла.

— Ну и что, — невозмутимо ответил тот, копаясь в моторе трактора.

— Как это что?! Мы ведь только вчера её сделали.

— Это пустяки, мелочи. Мне некогда отвлекаться на них, — ответил Джой и попросил отца: — Послушай, ты не мог бы подготовить мне лошадь?

Старик О'Брайен покачал головой и отправился на конюшню.

Но то, что он увидел там, повергло его в еще большеё смятение. Его любимый жеребец Децебал стоял весь в холодном поту и жалобно ржал.

Старик выбежал из конюшни и направился к дому, на веранде которого шалили и радостно смеялись внуки. Но тут взгляд Элвиса О'Брайена упал на чердак. Старик насторожился — дверь чердака была приоткрыта. Зная аккуратность сына и невестки, он подумал, что на ферме не всё чисто.

Старик резко развернулся и зашагал к сараю. Взяв там ведро с разведенной известью и широкий флейц, а также приставную лестницу, он поспешил к дому. Прислонив лестницу к стене, старик взобрался по ней и, обмакнув флейц в известь, стал рисовать таинственный знак. Это была окружность с вписанной в неё пятиконечной звездой.

* * *

Кассандра привычно крутила баранку автомобиля. Рэтфорда с непривычки немного укачивало. Время от времени он переводил взгляд с дороги на «компас ведьм», который подвязал возле бардачка. Стрелка покоилась, не предвещая появления колдуна.

— Послушай, — сказала Кассандра своим старческим голосом, к которому уже начинала привыкать — кто такая Мэрион?

— Вчера ты не очень интересовалась этим, — возразил ей Рэтфорд.

— Ну что же, вчера — это было двадцать лет назад.

— Она была твоего возраста, — ответил Рэтфорд, осознавая, что не сможет уйти от вопросов Кассандры. — Она была твоего истинного возраста… Она была чистая и божественная, моя чудесная жена.

— Ты же говорил, что не был женат?

— Да, потому что это было очень давно. Даже до того, как я пришел сюда.

— И что же с ней случилось?

На этот вопрос Рэтфорд ничего не ответил. Лицо его как будто окаменело.

Кассандра сама обо всем догадалась и высказала свою догадку вслух:

— А-а-а, колдун. Теперь я понимаю, почему ты ищешь его, понимаю, почему ты не можешь успокоиться, почему ты не можешь оставить его безнаказанным.

Невдалеке от шоссе показалась красная ферма. На всякий случай Рэтфорд посмотрел на «компас ведьм». Раскачиваясь, стрелка его потихоньку вращалась.

Вновь переведя взгляд на ферму, Рэтфорд заметил на её фронтоне знак, до боли знакомый ему.

— Останови машину, — попросил Рэтфорд. — Пожалуйста, останови машину.

Кассандра не поняла, в чем дело, что так взволновало её спутника, а потому не спешила нажать на тормоза.

Тогда тот схватился за руль и резко вывернул его влево. Машину бросило через неглубокий кювет. Она описала широкую дугу и, облепив высокий дуб грязью из-под колес, замерла на лужайке.

Схватив свой бич, Рэтфорд выбрался из кабины и бросился по направлению к ферме. Кассандра с трудом выбралась из машины и, держа в одной руке «компас ведьм», прокричала ему вдогонку:

— Рэтфорд, наш компас, кажется, сломался.

— Ничего, — махнул рукой Рэтфорд. — Брось его, он нам больше не понадобится. Я знаю, что колдун здесь.

* * *

Ферма была не очень стара. Всего каких-то двадцать лет. Однако чердак её был завален старой рухлядью. Здесь были лестницы, старая мебель, поржавевшие слесарные инструменты. Однако более всего загромождали чердак ящики, корзины и картонки. Под самую крышу громоздилась мебель, которую притащил с собой старик О'Брайен.

Мебели в доме его сына Джоя было предостаточно, однако бывший викарий не захотел бросать свою в Бостоне, потому что свыкся с нею и почти всю привез с собою в Хирламенс.

Рядом с комодом красного дерева, по-восточному подобрав под себя ноги, сидел Уорлок. Он внимательно всматривался в страницы старинного пергамента и удовлетворенно пробегал одну строку за другой. Затем он оторвал взгляд от рукописи и сделал магический знак рукой согласно описанному.

Нисколько не вредя колдуну, над ладонью его вырвалось пламя. Его длинные, алчные языки направлялись туда, куда хотелось колдуну. Уорлок чертил в воздухе колдовские знаки. Пламя следовало за рукой колдуна, целиком подчиняясь его воле.

«Получается, получается», — радость и удовлетворение колдуна возрастали. Он чувствовал себя всё более и более могущественным. И колдовская сила его возрастала с каждой прочитанной страницей, с каждым поглощенным им и познанным знаком. Подчиняясь желанию Уорлока, пламя погасло. Колдун вновь углубился в страницы книги «Грем-Гремуар».

* * *

Пернилла открыла духовку и достала из неё форму с пирогом. Удивлению её не было предела.

— Смотри-ка, — сказала она вошедшему на кухню мужу. — Странно как, пирог стал коричневым, однако тесто не пропеклось.

И в этот момент дверь распахнулась, и на кухню ворвался Рэтфорд.

— Скажите, — вскричал он в состоянии величайшего возбуждения, — кто-нибудь из вас занимается колдовством? Кто нарисовал знак на фронтоне вашего дома?

Джой недоуменно пожал плечами. «Что это за пришелец, и почему задает такие странные вопросы?» Помедлив немного, он ответил.

— Да нет.

— А кто нарисовал белый знак на вашем фронтоне?

— Не знаю. Я вообще последние двадцать лет не видел такого знака.

— Это мой знак, — сказал Элвис О'Брайен, входя на кухню.

Рэтфорд радостно бросился ему навстречу и горячо пожал ему руку, почувствовав родственную душу.

Бывший викарий подтвердил догадку Рэтфорда:

— Да, в нашей семье когда-то занимались колдовством.

Старик О'Брайен выбежал из дома, и Рэтфорд последовал за ним. Во дворе к ним присоединилась Кассандра. Элвис О'Брайен кивком головы поприветствовал её и указал на чердак:

— Вот там!

Рэтфорд на мгновенье задумался и сказал:

— Мне нужны лестница, молоток и гвозди.

Буквально через минуту он получил требуемое.

Взобравшись по лестнице, он захлопнул дверцу, ведущую на чердак, и стал заколачивать её широкими уверенными движениями.

Когда старик О'Брайен, Рэтфорд и Кассандра зашли в дом, Джой обратился к отцу с вопросом:

— Объясни же наконец, что вы делаете? Что происходит в доме?

Пернилла также недоуменно смотрела на свекра.

Но вместо него на ходу ответил Рэтфорд — ведь именно ему принадлежала инициатива.

— Если в доме есть дети, то их лучше увезти.

— А разве им что-то угрожает здесь?! Как мать я имею право знать это? — вскричала Пернилла.

И тогда навстречу невестке и сыну двинулся Элвис О'Брайен.

— Сметана, которая прокисла, хотя взбита накануне, лошадь, которая стоит с утра в холодном поту, хлеб, который не испекается в печи, — всё эти приметы должны быть хорошо известны и вам.

Джой с Перниллой тревожно переглянулись и побежали искать детей.

Распоряжался в доме Рэтфорд.

Он протянул Кассандре маленькие заостренные палочки, попросил зажать их зубами и сказал:

— Пусть это будет у тебя во рту. Это поможет предохраниться от колдовских чар.

Старик О'Брайен зажал в зубах точно такие же палочки. Он внимательно прислушивался к словам Рэтфорда, кивая в знак согласия.

— Уберете лестницу только по моей команде! И, ради Бога, старайтесь не встречаться с ним взглядами. Но если ваши глаза встретятся с глазами колдуна, прошу вас, не выказывайте при этом никакого страха!

всё трое двинулись к люку, который вел из прихожей на чердак. Старик О'Брайен потянул за веревку и притянул к себе лестницу, складывавшуюся пополам у самого потолка. Одним концом она уперлась в пол прихожей, а второй крепился у люка, ведущего на чердак.

Рэтфорд решительно двинулся по лестнице, держа в правой руке свой плетеный бич и сверкающий нож.

— Эй!

Рэтфорд оглянулся, стоя на верхних ступеньках лестницы.

— Ты, пожалуйста, поосторожней там! — попросила его Кассандра.

Оказавшись на чердаке, Рэтфорд не стал вставать в полный рост. Да и высота ската крыши над люком не позволяла сделать этого. Продвигаясь на четвереньках, он миновал лампу «летучая мышь», затем пробрался мимо плетеной корзины и, наконец, поднявшись в полный рост, оказался у груды мебели.

Рэтфорд осмотрелся. Лестница, старый разбитый комод, прялка, умывальник, старая металлическая кровать. Когда Рэтфорд подошел к груде старых резных стульев, то из темноты на него что-то с шумом понеслось. Это что-то, едва не задев его лицо, промчалось к лестнице. Рэтфорд развернулся и ударом бича настиг серое пятно.

Раздался пронзительный писк. Рэтфорд приблизился к лестнице и увидел, что на ней, зацепившись крылом, повисла огромная летучая мышь. Рэтфорд поднял её за крыло и та закачалась, безжизненно обвиснув. Рэтфорд бросил её на пол и отфутболил ногой в темный угол.

Отступив несколько шагов назад, он ударился теменем о свод крыши и от неожиданности вздрогнул. Взгляд его упал на чердачное окно, приоткрытое и подпертое палкой.

— Я вижу, я знаю, я чувствую, он был здесь! — вскричал Рэтфорд. — Был здесь, но ушел.

И всё же Рэтфорд не прекращал поисков, чтобы убедиться в своей правоте, чтобы найти следы пребывания колдуна на чердаке.

Он проходил, исследуя каждый квадратный сантиметр чердака, пока наконец не обнаружил то, что искал. Это был перевернутый и разбитый старый комод.

Пройдясь ножом по потайной нише в комоде, он обнаружил в ней пергаментную страницу. Рэтфорд взял её и попытался разобрать строки заклинания. Он догадался, что это страница из колдовской книги «Грем-Гремуар». Теперь он знал, что ищет колдун, но еще раз захотел увериться в своей правоте, в том, что эта страница обладает колдовской силой.

Он поднес её к свету и разорвал надвое, а потом положил половинки на пол.

Прямо у него на глазах обе половинки двинулись навстречу друг другу и, соединившись, срослись, словно не была страница только что разорванной надвое.

— Он придет за нею! — вскрикнул Рэтфорд и, схватив страницу, бросился к лазу, под которым ждали его Кассандра и старик О'Брайен.

— Он ищет волшебную книгу. Эта одна из самых сильных книг всех ведьм и называется она «Грем-Гремуар», — торопливо заговорил Рэтфорд. — У всех ведьм есть их колдовские книги, одна из них «Грем-Гремуар». Я нашел здесь на чердаке страницу из этой книги. Она была в старом комоде. Последним местонахождением этой книги была старая церковь в Бостоне. Эта книга была разобрана на три части, чтобы дьявол не смог никогда овладеть ею целиком. Если эта книга попадет в руки колдуну, то весь мир будет разрушен и переделан.

— Почему же её так плохо спрятали? — спросила Кассандра.

— Не это сейчас важно, — перебил её старик О'Брайен. — Куда подевался колдун?

— Он ушел, — ответил Рэтфорд. — Но я думаю, что он вернется. Вернется, как только обнаружит, что недостает одной страницы и попытается завладеть ею.

— Ну что же, мы встретим его, — сказал старик О'Брайен.

И тут Рэтфорд резко скомандовал:

— Лестница, подавайте лестницу! Убирайте ее!

Кассандра со стариком О'Брайеном ухватились за нижние ступени и отбросили лестницу к потолку. Лестница сложилась и оказалась на своем месте прямо под потолком.

Сам же Рэтфорд вновь бросился на чердак с бичом наперевес, словно шестое чувство подсказывало ему, что колдун вот-вот появится.

Но как он ни готовился к встрече с колдуном, появление того оказалось полной неожиданностью. Разведя руки в стороны, колдун возник словно из воздуха, опустился из-под самой крыши за спиной Рэтфорда.

— Из всего чудесного, что здесь видел я, твое появление — самое необычайное, — спокойно проговорил он, обращаясь к Рэтфорду.

Вместо ответа ему Рэтфорд крикнул старику О'Брайену:

— Прикрывай чердак!

Тот схватил огромный деревянный брус и подпер им лаз на чердак. Одним концом брус упирался в деревянный пол, а другим в лаз, ведущий на чердак.

Рэтфорд давно жаждал этой встречи. И всё же, оказавшись лицом к лицу со своим давним врагом и соперником, он на мгновение оторопел. Но растерянность быстро прошла. Резко повернувшись, Рэтфорд наконечником своего бича вышиб палку, которая фиксировала открытым окно, а затем проговорил:

— Ты, я вижу, многое забыл, Уорлок.

— Я ничего не забываю, — сказал Уорлок и, брезгливо поморщившись, добавил, — так они прислали сюда тебя, Рэтфорда, палача.

Рэтфорд пропустил мимо ушей оскорбление, которое вкладывал в свои слова колдун и, приближаясь к нему, говорил:

— Когда жизнь стоит так многого…

Не договорив, Рэтфорд выбросил вперед руку. В ней сверкнул остро отточенный клинок и вонзился в живот

Удар потряс Уорлока, заставил отступить на два шага. Колдун раздвинул свое одеяние и посмотрел на кровавую рану. Смотрел на нее, как зачарованный, и Рэтфорд.

Прямо на глазах рана затягивалась, пока наконец совсем не исчезла.

— Похоже на то, что даже две трети уже работают, — проговорил Уорлок. Он удовлетворенно улыбнулся и нанес ответный удар. Ударом этим был огненный столб, который вырвался из его ладони. Огонь ударил Рэтфорда в грудь и отбросил к стене.

Рэтфорд больно ударился затылком, стал медленно оседать. Он понадеялся, что за спиной у него деревянная стена, но это было не так. За спиной у Рэтфорда оказалась чердачная дверь, недавно заколоченная им.

Гвозди не выдержали дьявольского напора огненной струи, дверь распахнулась, и Рэтфорд кубарем полетел в дверной проем. Он скользнул по откосу фронтона, грохнулся на крышу флигеля и, наконец, со всего размаху грохнулся о землю. Несколько мгновений он не мог прийти в себя, но затем пошевелил рукой и попытался привстать.

А тем временем колдун с удовлетворением поднял страницу, оброненную его соперником, спрятал её у себя за пазухой и вышел на фронтон дома.

Выбежавшие из дому Кассандра и старик О'Брайен увидели поверженного Рэтфорда и колдуна, стоявшего у чердачной двери.

Колдун протянул руку по направлению к кованому металлическому флюгеру, сделал магический жест. Флюгер стал раскачиваться и взмыл в воздух. По мановению руки колдуна он на мгновение застыл, а затем двинулся дальше, направив свое острие на лежащего Рэтфорда. В это мгновение флюгер стал подобием алебарды или саксонской даги. С невероятной скоростью он понесся, словно брошенный умелой рукой дротик, вонзился глубоко в землю у самого бока успевшего отпрянуть Рэтфорда.

Вне себя от ярости, Рэтфорд вскочил, бросился по лестнице и, взобравшись на несколько ступенек, взмахнул своим бичом. Бич захлестнулся на ноге колдуна, Рэтфорд резко дернул рукоять, и колдун, потеряв равновесие, стал падать с крыши. Но колдун тут, же овладел собой и взмыл в воздух, сорвав с лестницы и потянув за собой Рэтфорда.

Рэтфорд волочился по земле, пытаясь вскочить на ноги, но не отпускал рукоять. Он пропахал своим телом капустные гряды и сумел вскочить на ноги. И вдруг с ужасом заметил, что несется на деревянную изгородь.

Рэтфорд вышиб плечом деревянный брус, однако следующая преграда была ему не по силам.

Колдун залетел под крышу сарая, а Рэтфорд со всего размаху врезался в деревянную стену фермы. Только тут он выпустил рукоять своего бича и без чувств упал на землю.

Но колдуну не удалось уйти далеко. Рукоять застряла в выступе деревянной стены и бич напрягся, как струна.

В этот момент Рэтфорд пришел в себя и вскочил на ноги. К нему подбежала Кассандра с кованым флюгером в руках. Это было импровизированное оружие, совсем недавно направляемое в Рэтфорда.

Рэтфорд взял флюгер и словно дротик занес его над головой. Он весь напрягся, впившись глазами в крышу фермы. Он ждал, зная, что скоро наступит решительная минута, когда он не должен промахнуться.

Напряжение Рэтфорда, Кассандры и подоспевшего старика Элвиса О'Брайена возросло до предела, когда натяжение бича ослабело и тот скользнул вниз безжизненной веревкой. Под крышей чердака показался колдун.

Наклонившись словно прыгун с трамплина, он летел прямо на Рэтфорда, но затем резко развернулся и взмыл ввысь. Оказавшись над крышей фермы, он прощально взмахнул рукой и стал удаляться.

Рэтфорд отчаянно метнул флюгер-дротик. Тот просвистел в воздухе и вонзился колдуну между лопаток.

Колдун дико взвыл и стал планировать вниз. Он упал на землю, подняв клубы пыли и стал отползать, впиваясь в песок ногтями.

Однако к нему уже неслись его преследователи. Рэтфорд подоспел первым. Он вырвал флюгер из спины колдуна и это было ошибкой.

В момент, когда он замахнулся для повторного удара, колдун успел откатиться от того места, куда было направлено копье Рэтфорда, и повернуться на спину. В то место, где он только что лежал, вонзилось острие импровизированного дротика.

Вне себя от ярости из-за допущенной оплошности, Рэтфорд бросился на своего поверженного противника. Выхватив из-за пояса кандалы, он стал одевать их на колдуна.

Рэтфорд зажал и закрутил в кандалах большой палец руки колдуна. Тот невероятно сопротивлялся, дико кричал от боли. В порыве отчаяния он даже вонзил свои зубы в колено Рэтфорда, но тот не обратил на это никакого внимания и закричал подоспевшим Кассандре и Элвису О'Брайену:

— Снимите с него обувь!

Старик и девушка бросились выполнять указание, схватили за ноги отчаянно вырывавшегося Уорлока. Сорвав обувь с ног колдуна, Кассандра стала обшаривать его карманы, надеясь отыскать браслет, приговаривая:

— Где же, где же он?

В одном из карманов она нащупала что-то круглое, но, вытащив руку, в ужасе вскрикнула — на ладони у неё лежали окровавленные глаза Белинды. Кассандра с содроганием отбросила их в сторону.

Колдун отчаянно сопротивлялся, не теряя надежды вырваться. И тут роковую ошибку совершил старик О'Брайен — в пылу борьбы он выронил изо рта заостренные палочки, зажатые в зубах перед схваткой, и посмотрел в глаза колдуну.

В глазах Уорлока он увидел дьявольский огонь. Старику показалось, что всё тело его пронзили тысячи иголок. Он отпустил колдуна, и Рэтфорд почувствовал возросшеё сопротивление Уорлока.

Рэтфорд взглянул на старика и отчаянно вскричал:

— Не смотри, не смотри ему в глаза!

Но было уже поздно. Старик взвыл и закрыл свои глаза ладонями. Сквозь пальцы старика выступила кровь и стала сочиться, потекла тонкими ручейками. Погруженный в кромешную тьму, он еще громче закричал и упал навзничь.

Рэтфорд оставил колдуна и поспешил на помощь старому О'Брайену.

Колдун резким ударом отбросил от себя Кассандру и та упала в пыль.

* * *

Уорлок вскочил и запрыгал на одной ноге. Большой палец другой его ноги был прикован к большому пальцу руки. Медленно и неуклюже он стал удаляться от своих преследователей.

— Он уходит, уходит! — отчаянно закричала Кассандра.

Колдун успел удалиться шагов на двадцать и сбросил с руки кандалы.

— Он уходит! — отчаянно взывала Кассандра к Рэтфорду.

— Я знаю, что его нельзя упустить, — ответил Рэтфорд. — Однако я не могу допустить, чтобы умер старик.

Элвис О'Брайен лежал на спине, по-прежнему прижав ладони к лицу.

Рэтфорд швырнул Кассандре молоток и приказал:

— Возьми молоток и, когда найдешь отпечатки ног колдуна, забивай в них гвозди!

— Лучше бы ты дал мне вместо молотка ружье.

— Делай, как тебе говорят, я лучше знаю!

Не очень-то веря сказанному Рэтфордом, Кассандра направилась вслед за колдуном. Добежав до лошадиного загона, она с тоской увидела, что колдун оторвался достаточно далеко. Он уже взбирался на пригорок, на котором стоял раскидистый дуб. От бессилия Кассандра сжала кулаки и ударила об изгородь.

— Гвозди, гвозди, — твердила она как молитву.

* * *

Прыгая на одной ноге, колдун смог добраться до товарной станции с множеством запасных путей. Перепрыгнув рельсы очередного пути, он споткнулся и обессилено упал прямо в груду влажного песка. Здесь он позволил себе небольшую передышку и наконец смог освободиться от кандалов, изрядно повозившись с мудреной гайкой.

Колдун понял, что ему удалось избежать смертельной опасности и двинулся вдоль товарного состава. Лицо его горело гневом.

* * *

Кассандра, прихрамывая и оглядываясь, шла по станции. В одной руке у неё был молоток, в другой она сжимала горсть гвоздей.

На станции было безлюдно. В тупиках стояли отдельные вагоны, а на запасных путях находились готовые к отправке составы. Кассандре было страшно, её бил нервный озноб — ведь из-за любой будки, из-за любого вагона на неё мог наброситься колдун.

Дойдя до угла одной из бытовок, Кассандра содрогнулась: буквально в шаге от неё стояли двое железнодорожников. Недоуменно смотрели они на старуху, зажавшую в зубах какие-то деревянные палочки и сжимавшую молоток в руках.

— Может быть, мы можем чем-то помочь вам? — спросил тот, что выглядел помоложе.

— Нет, — Кассандра горько улыбнулась и покачала головой.

Железнодорожники проводили её долгими взглядами. Для человека её возраста одета она была слишком экстравагантно. На ней была черная кожаная куртка, короткая юбка, блестящие лосины и кроссовки.

Кассандра шла по железнодорожной насыпи вдоль одного из составов. На песке было видно множество следов. Здесь были отпечатки сапог, тяжелых кожаных башмаков, кроссовок. Не было среди них только отпечатков босых ног.

И тут Кассандра оцепенела. Должно быть, в таком же оцепенении был Робинзон Крузо, когда увидел на острове, который считал необитаемым, отпечаток босой ноги туземца. Несомненно, это была босая нога мужчины.

Кассандра опустилась перед ним на колени и, вспомнив слова Рэтфорда, приставила гвоздь к отпечатку пятки. Затем она взмахнула молотком и загнала гвоздь в песок по самую шляпку.

— А-а-а-а-а-а-а, — раздался нечеловеческий крик, и Кассандра узнала голос колдуна. Обрадовавшись тому, что средство Рэтфорда срабатывает, она продвигалась вперед на четвереньках, пока не отыскала следующий след. Кассандра воткнула в него другой гвоздь и молотком вогнала в песок.

Над станцией пролетел еще более дикий крик.

* * *

Колдун нашел себе временное убежище в одном из товарных вагонов и решил отсидеться в нем, прийти в себя.

И тут всё тело его — сперва сквозь одну, а затем сквозь вторую ступню — пронзила ужасная боль, словно попеременно ударили в них две молнии. Он не смог удержаться от крика и тем самым выдал свое убежище. Воспользовавшись минутной передышкой, он попытался оторвать доску от днища вагона. Невероятным усилием он оторвал полуистлевшую доску и, упав на спину, прижал её к своим стопам. Боль понемногу утихла и колдун пришел в себя.

* * *

Кассандра отыскала очередной след и также яростно вогнала в него гвоздь. Но не услышала крика. Кассандра повторила удар, затем достала гвоздь и вновь вонзила его, но над станцией царила гнетущая тишина.

Она недоуменно огляделась и поползла вперед на четвереньках, пока не оказалась у груды влажного песка. Здесь она увидела кандалы, с помощью которых совсем недавно пытались пленить колдуна. Отчетливо виднелись следы босых ног, а также тела, лежавшего на песке.

Кассандра решила испытать другое средство. На этот раз она поставила гвоздь в то место, где отчетливо виднелся отпечаток головы. Кассандра изо всех сил ударила молотком по гвоздю. Крик, который потряс окрестности, был несравним с предыдущими.

— А-а-ы-ы-а-а!

* * *

Отбросив доску, колдун обхватил голову двумя руками. Но боль, пронзившая голову, пригвоздила его к полу. Руки его безжизненно раскинулись и левая безвольно повисла, свесившись из вагона.

* * *

Кассандра обернулась на крик, донесшийся из-за её спины. Взгляд скользил по вагонам, пока она не увидела то, что заставило её замереть. Эта была свесившаяся из вагона рука. Это была рука Уорлока, в чем Кассандра уже не сомневалась. Из-под обшлага рукава черной куртки поблескивал предмет, к которому она так долго стремилась. Это был её браслет. Кроме браслета узнала она еще одно украшение — на мизинце колдуна поблескивал перстень, который носил Жан-Мишель Блюмарин.

всё еще не веря своим глазам, Кассандра нетвердой походкой двинулась к этой руке.

Но в этот момент состав дернулся. Скрипнули колеса о тормозные колодки и товарняк плавно тронулся. Вагон к которому всей душой стремилась Кассандра, стал удаляться, увозя тело Уорлока.

Кассандра попыталась ускорить шаг, но ноги не слушались ее. Товарняк между тем набирал ход. Кассандра попробовала бежать, но бежать по мокрому песку было неимоверно тяжело. Ноги вязли в нем и заплетались, но Кассандра не хотела упустить свой шанс, который казался ей последним. Ведь если сейчас колдун ускользнет, то вряд ли она сможет отыскать его в ближайшие несколько часов. И каждый из этих часов мог принести ей не только дряхлость, но и смерть.

Кассандра вкладывала в свой бег всё силы. всё силы, которые оставались у шестидесятилетней старухи. Она невольно схватилась за поясницу, всё больше припадая на левую ногу, взвыла от боли и, напрягая всю свою волю, побежала еще быстрее.

«Ну, еще несколько шагов, — уговаривала она себя, — и я дотянусь до браслета!»

Но в этот момент Кассандра споткнулась о камень и упала.

Пока она поднялась, расстояние между ней и браслетом выросло в полдесятка метров. Кассандра вкладывала в свой бег весь остаток сил и вновь нагнала вагон, из которого свисала рука.

«Еще чуть-чуть… еще полметра осталось, еще одна пядь, и я дотянусь до браслета». Но в тот момент, когда Кассандра готова была схватить браслет, рука колдуна вздрогнула, окрепла и ухватила её за запястье.

Кассандра обезумела от ужаса, но бежать стало легче. Через несколько мгновений она нашлась и свободной рукой, в которой был зажат молоток, стала бить по запястью колдуна. И тот, не выдержав адской боли, отпустил Кассандру. Она не удержалась на ногах и со всего размаху упала, больно ударилась о землю головой. Поезд меж тем уходил всё дальше, увозя колдуна, который оперся на локоть и зловеще смотрел на Кассандру.

Кассандра с горечью усмехнулась. В этой горькой усмешке промелькнуло прощание с жизнью.

Но в тот момент, когда она решила, что с жизнью покончено, взгляд её упал на землю. Прямо перед ней лежал молоток. И этот молоток вернул её к жизни. Зацепившись за его рукоятку, поблескивал браслет. Браслет, похищенный у неё сорок лет назад.

всё еще не веря себе, Кассандра протянула руку и, ощутив в своей ладони отполированные шарики, счастливо улыбнулась.

* * *

Рэтфорд сидел у кровати Элвиса О'Брайена. Голова того была замотана бинтами на уровне глаз. Старик лежал так, как лежат слепые.

Над его грудью на высоте вытянутой руки была связка ключей, подвешенная на металлической цепи. Рэтфорд призывал О'Брайена:

— Почувствуй, почувствуй каждый из них! Нащупывай их поочередно и вращай каждый по часовой стрелке по часу! Ты понял меня? Каждый ключ в отдельности, по часовой стрелке.

Элвис О'Брайен протянул руку к своим глазам, но Рэтфорд перехватил её и направил к связке.

— Вращай каждый ключ…

— Ну как у него дела? — услышал Рэтфорд голос Кассандры и поднялся навстречу ей.

— Ты прости меня, пожалуйста, — сказал он. — Но я в своей жизни видел так много умирающих, что просто не мог, не имел права позволить умереть этому мужественному человеку. Я должен был спасти его.

— Это ерунда, посмотри, ведь ты уже спас одного человека. И этот человек — я.

Кассандра вышла из тени, в которой скрывалось её лицо.

Перед Рэтфордом стояла цветущая двадцатилетняя девушка.

— Посмотри на меня, я такая, как была прежде.

— Что ж, поздравляю тебя! — Рэтфорд прошел мимо девушки, не удостоив её взглядом. Он хорошо помнил их уговор — в тот момент, когда девушка обретет свой браслет, а вместе с ним и молодость, их пути разойдутся. И ему придется преследовать колдуна в этом незнакомом мире самому, в одиночку.

ГЛАВА 6

Кассандра с Рэтфордом стояли у телефонных автоматов. Девушка держала в руках трубку и заканчивала разговор.

— Так это старая или новая церковь?

— Старая, — ответили ей.

— О'кей! Так где она находится? На Сэмерсет-авеню?

Рэтфорд, вмешавшись в разговор, попытался поправить:

— Да нет же, это на Сэмерсет-роуд. Я знаю эту церковь.

— Ну все, благодарю вас. Спасибо, — сказала Кассандра и повесила трубку.

* * *

К Кассандре вернулись её прежние молодость и неуемная энергия. Она вся светилась от счастья и была полна жизни. Идя по холлу аэропорта, девушка даже позволила себе взять Рэтфорда под руку.

— У тебя есть нож? — как бы невзначай спросила она у своего спутника.

— Ты же знаешь.

— Давай сюда!

— А ты уверена, что это необходимо? — Рэтфорд замялся, полез за пазуху и вытащил огромный нож с широким лезвием. Ему не хотелось расставаться со своим оружием, но Кассандра настаивала:

— Давай-давай, не стесняйся.

Девушка опустила нож в дорожную сумку, но не успокоилась на этом.

— Ну, а теперь те штучки.

Рэтфорд сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.

— Но тебя ведь не пустят с ними на борт!

— На борт чего? — искренне изумился Рэтфорд.

— Послушай меня! — не унималась Кассандра, избегая ответа. — Будет лучше, если ты отдашь мне кандалы…

Рэтфорд с Кассандрой остановились у кассы авиакомпании «Амэрикен эйр». Кассандра назвала номер рейса.

Кассирша с удивлением взглянула на её спутника и спросила:

— Как вы будете расплачиваться? Чеком или наличными?

— Кредитной карточкой.

Кассирша набрала на компьютере нужную информацию, затем провела карточкой в щели компьютера, протянула Кассандре два билета. В этот момент её внимание отвлекла запыхавшаяся пассажирка:

— Подскажите, пожалуйста, как мне попасть на четвертый рейс?

— Налево и вторая дверь по коридору.

В этот момент Кассандра быстро протянула руку через стойку и выдернула штекер из компьютера.

Кассирша засуетилась, стала попеременно нажимать клавиши, пытаясь восстановить изображение на экране.

— Что, испортился? — сочувственно спросила Кассандра. — Это бывает. Они ведь тоже не железные.

Когда они отошли от кассы, Рэтфорд спросил:

— Зачем ты сделала это?

— Не хочу, чтобы здесь сохранилась информация, каким рейсом и куда мы полетели.

— Полетели?! — Рэтфорд стал, как вкопанный, и не отрываясь смотрел на взлетную полосу, с которой выруливал пассажирский лайнер. Наконец он овладел собою и спросил:

— Как? Вот эта крылатая машина… И туда внутрь заходят люди?! Они что, так и полетят сквозь воздух?

— Да. А ты что, испугался?

— Знаешь, в наши времена любые попытки людей полететь по воздуху воспринимались как колдовские… Ты извини, но я никак не могу полететь с тобой…

— Как это ты не можешь полететь со мной?! — возмутилась Кассандра.

— Понимаешь, я чувствую себя уверенно только тогда, когда под ногами у меня твердая земля.

Рэтфорд повернулся, чтобы пойти в противоположную сторону от стойки регистрации.

— О, черт! — вырвалось неожиданно даже для самой Кассандры. За плечами у Рэтфорда висел массивный металлический флюгер, уже послуживший ему холодным оружием.

Кассандра стащила его, но и Рэтфорд не захотел оказаться совершенно обезоруженным.

— Послушай, — сказала Кассандра. — Ведь если мы будем стоять здесь и препираться, то наверняка опоздаем на свой самолет!

В этот момент взгляд Кассандры упал на эскалатор. На нем она увидела босоногого пассажира и узнала в нем колдуна.

Неожиданно для Рэтфорда девушка бросила препираться и уступила.

— Ну, хорошо, хорошо. Если ты хочешь оставить это при себе, пусть так и будет, — сказала она, увлекая Рэтфорда за собой.

— Но ведь ты же хотела… — произнес Рэтфорд, совершенно сбитый с толку её покладистостью.

— Нет, пусть будет по-твоему. Только давай поспешим к самолету.

Пробежав пустынным коридором, Кассандра вскричала:

— Подождите, подождите!

На табло уже погасли цифры, обозначающие номер их рейса, но девушка-регистратор быстро отметила билеты.

Беспрестанно оглядываясь, Кассандра побежала на посадку, и Рэтфорд едва поспевал за ней.

— У-уух! Кажется, успели, — облегченно вздохнула Кассандра, когда ступила на борт самолета и протянула билеты стюардессе. Но прежде, чем пройти к своему месту, Кассандра выглянула в желоб-коридор и убедилась, что он пуст.

— Могу я это взять у вас? — спросила стюардесса, протягивая руки к кованому флюгеру.

— Только с моего сгнившего трупа! — ответил ей Рэтфорд.

Но тут вмешалась Кассандра и мягко положила ладони на флюгер. Взяв его, она передала предмет спора стюардессе и, мило улыбнувшись, пояснила:

— Он очень дорожит этой семейной реликвией. Возьмите, пожалуйста.

* * *

— Через четверть часа после взлета, после того, как внизу пропали огни города и под крыльями самолета поплыли густые кучевые облака, Рэтфорду стало не по себе от духоты.

«Еще бы, — сочувственно посмотрела на него Кассандра. — Я бы, пожалуй, выглядела не лучше, надев лисью шубу».

Изнывая от жары, Рэтфорд метался в своем кресле, затем стал шарить по краям иллюминатора, пытаясь отыскать щеколду или задвижку. Затем он стал что есть мочи бить по стеклу ребром ладони.

— Что ты делаешь?! — обратилась к нему Кассандра. — Не надо это открывать!

Насилу усадив Рэтфорда в его кресло, Кассандра приподнялась и, нажав клавишу вентилятора, направила на Рэтфорда струю воздуха.

— Ну что, так тебе лучше? Будь добр, постарайся успокоиться и уснуть, — попросила она и, нажав кнопку в подлокотнике, откинулась в кресле, смежила веки.

Кассандра решила, что сейчас самое время немного вздремнуть, чтобы дать себе отдых после стольких часов бесконечных побегов, схваток и погонь.

Рэтфорд тоже попытался уснуть, но мысль о том, что преследование не закончено, будоражила его. Рэтфорд заерзал в кресле и, открыв глаза, стал присматриваться к пассажирам.

Бородач в их ряду собрался перекусить и подозрительно принюхивался к сметане, выдавленной им из полиэтиленовой упаковки. Эта подозрительность зародила в Рэтфорде тревогу. Тревога усилилась, когда Рэтфорд посмотрел на сидящего впереди седовласого старика. Тот вытащил из кармана пачку «Мальборо», прихватил сигарету губами и щелкнул зажигалкой. Из-под кремня брызнула искорка и вспыхнуло голубое пламя. Рэтфорд попытался вскочить, но этого не позволил ему ремень безопасности.

Рэтфорд лихорадочно стал расстегивать ремень, но это удалось ему далеко не сразу.

Кассандра открыла глаза и спросила:

— В чем дело? Что случилось?

— Колдун. Среди нас есть колдун, — стал твердить Рэтфорд.

— Успокойся, прошу тебя. Я точно видела, что мы садились последними.

— Откуда ты знаешь? Я-то сужу по признакам. Сметана, которая испортилась и огонь, что горит голубым пламенем, — всё это указывает на то, что среди нас есть колдун.

— Да нет же, говорю я тебе. Этого не может быть, — успокаивала девушка, но не смогла удержать Рэтфорда.

Тот вскочил и, став между рядами, спросил:

— Откуда ты знаешь? Почему ты говоришь так уверенно? Ты видела его? И почему не сказала мне?

— Ну мы ведь ищем сейчас не его, а книгу, — стала оправдываться девушка — Я точно знаю, что он остался в аэропорту. Там ведь рентгеновские лучи и он не мог проникнуть на борт незамеченным.

— Какие еще лучи?! — Рэтфорд схватил девушку за плечи и, встряхнув ее, поставил рядом с собой. — Послушай меня, я пойду искать в хвостовую часть, а ты, пожалуйста, иди вперед.

Кассандра поплелась между кресел и стала нехотя рассматривать пассажиров.

Рэтфорд пристально посмотрел ей вслед и отправился в хвостовую часть. Он вглядывался в лица, но не находил никого, хотя бы отдаленно напоминающего Уорлока. Зайдя за штору, он подергал ручку кислородного отсека, но дверь не поддалась. Затем он налег на соседнюю дверь, на которой черным были выведены две буквы WC. Резко потянув ручку, он увидел сидящую в тесной комнатке старуху с рулоном мягкой бумаги в руках. Та с удивлением и негодованием взглянула на него. Рэтфорд понял, куда он попал, закрыл глаза, прошептал «Прошу прощения!» и затворил дверь.

* * *

Кассандра была уверена, что колдуна нет в самолете, но тревога Рэтфорда заразила и ее. В служебном отсеке девушка даже захватила с сервировочного столика нож. Она дошла до кабины пилота и уже собиралась возвратиться на свое место, чтобы вздремнуть со спокойной душой, но тут её взгляд упал на лестницу. На ней показались босые ноги. Человек медленно и осторожно спускался с верхнего уровня.

Кассандра сжалась в комок от напряжения, но тут же облегченно вздохнула, увидев лицо спускавшегося. Это был совершенно незнакомый ей старик, который, очевидно, страдал какой-то болезнью ног.

* * *

Встретившись у своего кресла с Рэтфордом, Кассандра с упреком спросила у него:

— Ну что, нашел?

— Нет, — ответил он, не удовлетворенный результатами поисков. — Но я точно знаю, что здесь, в самолете должна быть ведьма или колдун.

— А, может быть, это добрая ведьма? — иронически улыбнулась Кассандра.

— Что?

— Ну, добрый волшебник. Послушай, Рэтфорд, давай сядем и поспим немного.

— Добрый волшебник, добрый волшебник, — недоверчиво бормотал Рэтфорд, стоя в проходе между кресел и нетерпеливо притопывая ногой в кожаном сапоге.

* * *

В багажном отделении посреди чемоданов сидел колдун и продолжал свои опыты. Он забавлялся тем, что перебрасывал пламя с руки на руку, вновь просматривал страницы книги «Грем-Гремуар».

* * *

Когда служащие бостонского аэропорта Арнольд Бруссар и Рудольф Гибсон открыли двери багажного отделения, они были смущены и поражены не меньше, чем в свое время сержант дорожной полиции Кейт Мун. Из отсека вырвалось и пронеслось мимо них что-то, напоминающеё маленького человечка. Они так и не поняли, что же это было, и недоуменно переглянулись. Потом до конца рабочей смены они строили догадки, но; чтобы не выставлять себя на посмешище, никому не стали говорить о происшествии.