- Так мы коллеги! - обрадовался Вадим. – Готов поделиться опытом прямо сейчас.
- Она в исполкоме письма разбирает, - пояснил Григорий. – Жалобы старушек, кляузы разные, словом, обеспечивает диалог между населением и властью.
- Так и будем на улице стоять? – спросила Алька, чувствуя тепло внизу живота. Вадим ей понравился с первого взгляда: крепкий, явно с хорошим чувством юмора, всем своим видом располагающий к себе. Она невольно попыталась сравнить его с Серёжкой и чуть не расхохоталась. Вот настоящий мужик, подумала она, уже покоряясь силе его мужского обаяния.
- У меня там гость, - спохватился Григорий. – Может, с эскизами повременим полчасика?
- Правильно, - подхватил Вадим. В этот момент он уже размышлял, а не заказать ли ему сразу столик на вечер или ограничиться чаем у бабки Серафимы. – А мы с Алевтиной пока прогуляемся.
- Не скажу нет, - охотно откликнулась та, позволив Островскому слегка приблизиться к себе.
Когда Григорий вернулся в свой кабинет, пан Бронивецкий сидел в кресле, зажав в руке пустой стакан. Выглядел он совершенно подавленным. Услышанное настолько поразило его, что он никак не мог найти в себе силы, чтобы поднять глаза и взглянуть на хозяина дома. Теперь Ежи было ясно, почему события стали развиваться не по сценарию.
- Прошу прощения, - извинился Григорий. – Знакомый заехал не вовремя. Так на чём мы остановились?
Но пан Бронивецкий не слышал его. Он думал о том, так ли уж случайна его сегодняшняя встреча со следователем и чем это всё может обернуться. От былой уверенности не осталось и следа. Теперь он уже не сомневался, что по его следу идут. Это только вопрос времени, пробормотал он.
Обнаружив перемену, произошедшую с гостем, Григорий решил, что всё дело в тех хлопотных обстоятельствах, о которых Ежи говорил получасом ранее. Он осторожно тронул гостя за плечо.
– Вам плохо? – участливо спросил он, присаживаясь перед Бронивецким  на корточки. – Может, хотите прилечь?
Увидев прямо перед собой лицо Григория, Ежи вздрогнул.
– Нет, нет, - запротестовал он, вскакивая на ноги. – Мне надо идти. Простите, поговорим в другой раз. - Он совсем забыл, что собирался попросить своего белорусского друга о небольшом одолжении.
Я должен немедленно известить куратора о сложившихся обстоятельствах, думал он, пересекая двор в сопровождении хозяина дома. Это ужасно и мне надо как можно скорее покинуть Несвиж. Я поддался искушению и вот итог. В конце концов, там, в Ватикане, обязаны понять, что есть вещи, на которые он, Ежи Бронивецкий, не способен.
  - Ну вот, теперь в этой непонятной головоломке одним фрагментом стало больше, - пробормотал Григорий, возвращаясь к себе. Он вспомнил, как поляк в одном из своих писем очень подробно расспрашивал его о планах подземелий замка. Особенно его интересовало, не было ли открыто в последние годы новых галерей. Уже вступив на последнюю ступеньку лестницы, Григорий вдруг остановился пораженный догадкой. – Матерь Божья! – воскликнул он. – Они тоже!
27
3 июня 1942 г. Барановичи
- Кажись, попал, Алесь, - снимая новенький пулемет MG-34 с раздвоенной в виде рогатины елки, сказал белобрысый паренек своему другу. – Эх, жаль быстро пролетел, а то глядишь и сбили бы.
- Дурак ты, Юзик, - помогая снять пулемет с дерева, ответил Алесь – такой же, как и его друг, худощавый шестнадцатилетний мальчишка, - сейчас немцы приземлятся, сообщат своим, что их обстреляли, и вышлют отряд нас искать. Да и не сбил бы ты его, у него днище бронированное.
- Ты еще скажи, что на наши поиски они весь Барановичский гарнизон вышлют,  – невозмутимо ответил Юзик, - нужны мы им! Думаешь, им привыкать, что по ним стреляют?

- Ха, ха, вы хотите сказать, что в состоянии запоминать большие объемы графической и текстовой информации? И это притом, что вы всю дорогу блевали в хвосте?
- Вы немного забыли, - напомнил Генрих, - я неважно себя чувствовал до Варшавы, а потом вы наколдовали хорошую погоду, мне стало легче, и время до самого обстрела я провел в изучении планов. Хотя можно было этого и не делать.
- Чего не делать? – переспросил Вагнер.
- Колдовать, конечно же. Быть может, я и смог бы перетерпеть болтанку. Но с природой ведь шутки плохи. Она свое обязательно возьмет. И если вы своей магией тормознули дождь на одном конце планеты, то он обязательно выльется на другом. Причем с гораздо большей силой. Я и сам в подобные штуки не верил, но однажды в Индии мне это все наглядно продемонстрировали. В общем, там была долгая история, я ее как-нибудь в другой раз расскажу…  Но факт в том, что по прилету нам пришлось как бы расплатится с природой за приятное путешествие потерей самолета, пожаром, утерей важных бумаг и шишками на теле…
- Генрих, - прервав его речь, сказал Вагнер, - у меня такое ощущение, что ваша голова крепко пострадала во время взрыва. Вы мне нравитесь, но не надо путать мою доброту с моими слабостями к восточным байкам. Помолчите немного, дайте сосредоточиться. У нас на сегодня еще много важных дел.
Автомобиль притормозил у здания комендатуры Баранович. Генрих помог доктору выбраться наружу и проводил его к входу в здание.
- Подождите меня снаружи, - приказал Вагнер, - и почему вы цокаете по мостовой, как Буцефал.
- Да вот, - объяснил Генрих, чуть приподнимая ногу и с сожалением разглядывая изуродованный сапог, - каблук в самолете потерял. Видимо, зацепился за что-то.
- Понятно, -  задержавшись у дверей, ответил Отто, - прогуляйтесь полчаса, быть может, вам подвернется удача купить новую обувь. Ну, или починить, свою. Если, конечно, она так вам дорога.
- Еще как,  - тихо пробормотал Генрих вслед скрывшемуся в комендатуре доктору, - эти сапоги мне помог выбрать в Италии сам барон фон Штраубе.
Спустя несколько минут рядом с машиной остановились новенький легковой «Опель – Адмирал» и два мотоцикла с коляской. Водитель «Мереседеса» переложил саквояж Вагнера в новое авто, а дремлющего кота Шульца, взяв за шкирку, переместил по новому адресу в багажник. Приятная перемена, подумал Генрих, провожая взглядом видавший виды «Мерседес», и сжимая в руке врученный ему комплект ключей от новенького «Адмирала». Похоже, что к нам здесь отнеслись с большим уважением, чем в аэропорту. Генрих сел за руль, понимая, что дальше вести машину придется вести ему, подогнал под свой рост сидение, зеркала заднего вида, и поднял верх, заранее предвидя приказ захворавшего Вагнера.
Затем он подошел к старшему по званию мотоциклисту, предъявил удостоверение и поинтересовался о дальнейшем маршруте. Фельдфебель козырнул и объяснил, что солдаты приданы для охраны важных гостей, поведал о тревожной обстановке из-за возросшей за последнее время активности партизан, и пообещал, что волноваться не стоит. Гости в скором времени будут доставлены в Несвиж в целости и сохранности.
Хорошие новости, решил Генрих, а то я уже стал думать, что придется заночевать в Барановичах, а это никак не входит в мои планы. В ту же секунду двери комендатуры распахнулись, и на пороге появился Отто Вагнер с двумя автоматами за плечом. Он быстрым шагом подошел к автомобилю, кинул оружие на переднее сидение и, плюхнувшись сзади, приказал оправляться в путь.
- Чертова лихорадка, - произнес доктор, потирая себе виски. Он переместился чуть в сторону и, встретившись с глазами Генриха в зеркале заднего вида, спросил: - Не могли бы вы прочесть мне, ну, скажем, греческий алфавит, задом наперед и вспомнить, например, сколько окон на фасаде Барановичской комендатуры?
- Двадцать девять, - слегка задумавшись, ответил Генрих, - четырнадцать на первом этаже и пятнадцать на втором. - Он начал читать алфавит, но был прерван Вагнером на третьей сзади букве «ипсилон».
- Достаточно, - произнес Вагнер, - просто проверяю ваши способности. Я звонил в Варшаву. Боюсь, что дела наши плохи, эти музейные крысы не удосужились снять копии с чертежей замка. Так что теперь, черт возьми, остается одна надежда на вашу память. Я, пожалуй, посплю, кажется, эта ведьма из санчасти подмешала мне в укол с жаропонижающим какой-то седативный препарат.
Через несколько мгновений с заднего сиденья послышался залихватский храп Вагнера. Генрих обернулся - Отто крепко спал, уткнувшись лбом в автомат. Интересно, улыбнувшись про себя, подумал разведчик, какая руна отпечатается на лбу у этого ублюдка, когда он проснется?
Пошел дождь. Генрих включил дворники. Оборудованный пулеметом 750-кубовый «Цундап» мощно тарахтел впереди, задавая темп и указывая направление движения. Замыкал колонну такой же, но уже без пулемета, мотоцикл с двумя вооруженными автоматами детинами. В унисон вагнеровскому храпу из багажника доносилось возмущенное мяуканье Шульца, не довольного таким бесчеловечным отношением к своей голодной персоне. Потерпи, братец, подумал Генрих, я не знаю, для каких целей ты сдался Вагнеру, но по приезде я лично отрою и поставлю перед твоей мордой банку тушенки из офицерского пайка.
- Хальт, - раздался крик сзади. Автоматчики, замыкающие колонну, свернули с дороги в лес, заглушили свой мотоцикл и короткими перебежками стали подниматься в гору вперед по мелкому редколесью. Такой же маневр совершил и головной дозор, правда, спешившись с мотоцикла, солдаты забежали чуть вперед и залегли в кустах по разные стороны обочины.
- Чего это они? –  загнав машину на обочину и выключив зажигание, спросил проснувшегося Вагнера Генрих.
- Засада, наверно, померещилась, - зевая, объяснил Вагнер.
Через несколько минут солдаты дали автоматную очередь по пригорку, вернулись к своим мотоциклам и доложили, что можно следовать дальше.
* * *
- Ну, як ты там, Алесь, на абасрауся? – вытирая холодный пот со лба, спросил друга Юзик, – ты бы еще зеркальце взял, и зайчиков солнечных фрицам в глаза попускал.
- Не. А шо такова? Я же не стрелять по ним собрался, а только в бинокль посмотрел, - стал оправдываться Алесь.
- А то такого, что против солнца в бинокль смотреть нельзя. Вот тебя немец и засек по блеску. Да и что ты там такого разглядеть хотел? Немцев что ли не видел? – заорал на товарища Юзик.
- Да номер на машине, - объяснил Алесь, - похоже, это Барановичская машина, а едут в Несвиж. Вдруг эти сведения окажутся ценными?
- Ну как, разглядел? – остыл Юзик.
- Неа, - почесал затылок, Алесь. – Як гэтыя бугаи на нас пабегли, дык я сразу и не зразумеу, чаму гэта яны. Пулемет в кусты - и пахавауся. Усе, думаю, хана нам!
- Значыць, и сапрауды не абасрауся, - передразнивая Алеся, сказал Юзик. - А то бы нас немцы быстро по твоему запаху нашли, тогда бы уж точно хана. Ладно, иди, бери пулемет и мотаем отсюда. Ведь решили ночью идти, а в светлое время спать, а тебя угораздило на закате с немцами в зайчиков поиграть.
* * *
Какой сумасшедший день сегодня выдался, подумал Генрих заводя двигатель. Ом, мани, падме хум, тихо запел он себе под нос индийскую мантру, под звуки которой Вагнер опять задремал на заднем сидении. Надеюсь, на сегодня наши приключения закончатся. По моим расчетам, до Несвижа осталось совсем недалеко. Генрих засунул подальше в сапог, уже начавший натирать голень свиток с чертежами замка, выжал сцепление, воткнул передачу, и нажал на газ «Опеля».

- А что за дело? – поинтересовалась Алька. – Снова что-нибудь украли?
Вадим обстоятельно загасил сигарету о нижнюю часть скамейки и посмотрел Алевтине в глаза.
- Нет, - покачал он головой, - на этот раз человека убили. Причём совершенно непонятно зачем и почему, так как тот был обычным стариком, пенсионером. Жил скромно, врагов не имел, ни с кем не ссорился.
- Да, мне брат что-то говорил, - припомнила она.
- Брат… Уже весь город судачит. Вот начальство на меня и наседает каждый день, когда, мол, по этому делу прогресс будет.
*****
Пока Алька и Вадим, срытые от посторонних взглядов кустами сирени, разговаривали в беседке, Ежи Бронивецкий успел добежать до гостиницы. От сильного перевозбуждения у него тряслись руки, и он долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Нечаянно подслушанный им разговор эхом отдавался у него в мозгу. Наконец, влетев в номер, он бухнулся на колени и стал горячо молиться, заламывая руки и сбиваясь с польского на латынь. - Всё гордыня, гордыня моя…, - бормотал пан Бронивецкий, ползая на коленях в узком проходе между стеной и кроватью. -Убийство… Грех-то какой… А может, это семейное проклятие? Кара мне за отца, за всё, что он тут натворил? Господь, Отец наш, он же всё видит и во всём его промысел есть…
Постепенно успокоившись и собравшись с мыслями, он открыл ноутбук и, с трудом подбирая слова, стал набирать письмо своему куратору. Суть его послания сводилась лишь к одной-единственной просьбе: чтобы его освободили от опрометчиво принятых им на себя обязательств и позволили вернуться в Краков, где он уже никогда не будет ни на что претендовать. Дописав письмо, он дважды перечитал его и задумался.
– А с другой стороны, - рассуждал пан Бронивецкий, - есть ли моя вина в том, что произошло? Ну, да, доверился я убийце, но ведь будучи в полном неведении и исполняя волю Святого Престола. Нет вины моей в том, а если есть, то Бог свидетель и судия мне. Разве ж не во благо Святой церкви нашей я старался? Разве не жертвовал? Разве о себе думал?
О себе думал, о себе, отвечал ему внутренний голос. Жертвовал, но своей выгоды ради. Старался, но для себя во-первых.
***
- А Гриша что? – спросила Алька, не в силах побороть разгоравшееся любопытство.
- Пока молчит, - глядя куда-то мимо неё, ответил Вадим. - На него вся надежда. Я уже все мозги сломал.
- Что, прямо ни единой зацепки?
- Есть небольшие зацепки, но не знаю, с какой стороны подойти. Мотив кое-какой прощупывается, только нет уверенности, что дело именно в нём.
- Мотив? – переспросила Алька.
- Это я так думаю, а как оно там на самом деле, пока неизвестно. Понимаешь, - у старика этого пропали…, - начал он и тут же осёкся.
- Говори, - потребовала она.
- Извини, не могу. Сама понимать должна - тайна следствия.
- Я ж всё равно у Гриши узнаю.
Некоторое время Вадим колебался.
– Зачем тебе это? – наконец спросил он, доставая из пачки новую сигарету.
- Хочу прочувствовать специфику профессии, - отчеканила она.
- Не рано ли?
- Практика – самое время, - парировала Алька. – Кстати, я и так знаю, что этот старик кое-что знал о тайнике в замке. Может, потому его и убили?
- Брат сказал?
- Ну, сказал.
- Это одни разговоры. Достоверных данных нет. У нас тут через одного на этой теме повёрнуты. Теперь уже не так, а раньше просто сумасшествие какое-то было. Я и сам по молодости верил во всю эту ерунду. Помню после армии, ещё до поступления на юрфак, целое лето мы с приятелем и его братом обследовали весь парк Альбы с самодельным металлоискателем. Ничего, конечно, не нашли, но надежды не потеряли. Потом ещё пару лет собирали информацию и даже лазили по подвалам замка с лопатой. Сейчас даже вспоминать об этом как-то неловко. - Вадим глубоко затянулся. – Вот и Гриша в своё время увлекался, пока его, бедолагу, в тоннеле не засыпало.
- Это я знаю.
- А знаешь, что во время войны немцы здесь этих Апостолов искали? Целая команда прибыла из Берлина. Институт у них был такой специальный, который всякими древностями занимался. Я когда учился, читал, что они даже в Крыму проводили раскопки, чтобы отыскать щит Ахилеса. Гитлер мечтал его заполучить. У него страсть была к разного рода оккультным вещицам. Мистик. Вообще знаешь, кто только тут не искал. Уже сто пятьдесят лет копают, но на моей памяти ещё никого не убивали.
- Так значит, это убийство может быть связано с сокровищами Радзивиллов? – подвела итог Алька.
- Не исключено, что кто-то идёт по следам Апостолов и этот кто-то совсем рядом.

- А вас, господин Штраубе, я ожидаю за своим столиком, - любезно закончил Штольберг и собрался уходить.
- Подождите, гаупштурмфюрер, у меня к вам небольшая просьба, - окликнул его Вагнер, - срочно раздобудьте мне у кого-нибудь из солдат штык-нож от карабина, я его в скором времени обязательно верну.
- Будет сделано, господин оберштурмбанфюрер, разрешите выполнять? –отчеканил Эрих.
- Выполняйте, и не надо званий, обращения «господин Вагнер», вполне достаточно,  - напутствовал доктор.
Через несколько минут Генрих сопроводил шатающегося Вагнера к машине. Вместе со Штольбергом, они помогли больному устроиться на заднее сидение. Генрих сел за руль и завел двигатель. Эрих протянул ему завернутый в белую тряпицу штык-нож.
- Зачем он ему? - поинтересовался Штольберг.
- Понятия не имею, - пожал плечами Генрих.
- Счастливого пути,  - пожелал Штольберг, - итак, мы ждем вас?
- Безусловно, я вернусь минут через двадцать.
- Генрих, вы человек умный, - едва машина тронулась, заговорил Вагнер, - и вам не стоит объяснять, о чем положено знать местному начальству, о чем - нет. Так что лишнего не болтайте, это первое. Во-вторых, я хочу вас попросить раздобыть мне завтра к утру молока, иначе так и помереть недолго.
- Никогда бы не подумал, что молоко обладает какими-то лекарственными свойствами, - перебил шефа Генрих. - А по поводу этих двух гауптманов можете не беспокоиться, они не узнают от меня ничего лишнего.
- Лекарство у меня есть, но запивать его нужно только молоком. В том месте, где я подцепил эту болячку, меня научили единственному способу борьбы с ней. А относительно молока вы, конечно же, правы – это напиток для детей. В касту кшатриев - истинных индийских воинов - никогда не попасть тому, чей желудок усваивает лактозу. Вам ли об этом не знать. У меня тоже начинается заворот кишок, если употребить молоко в чистом виде. И теперь третье, из-за этой лихорадки я забыл вас спросить насчет интересующей нас комнаты: вам удалось найти различие в планах?
- Я примерно догадываюсь, где она, но для более точного утверждения нам нужно обязательно побывать в замке. Кажется, приехали, - Генрих остановил машину возле входа в гостиницу.
- Ладно, сначала мне нужно придти в себя, а там разберемся, дайте мне штык. Желаю удачно повеселиться с этими местными головорезами. - Вагнер взял протянутое Генрихом оружие и скрылся за скрипучей дверью гостиницы.
Войдя в номер, Вагнер поставил посреди комнаты табурет и накрыл его белой простыней. Затем достал из саквояжа пять свечей, разжег спиртовку с подставкой для посуды, небольшую колбу наполовину наполнил водой и всыпав вовнутрь немного коричневого порошка, поставил на огонь. Доктор зажег свечи, расставил их по периметру импровизированного алтаря, снял пиджак, бриллиантовую заколку с рунической символикой, рубашку и аккуратно сложил свои вещи на диван. Затем стащил с ног ботинки и носки, оставшись в одних брюках. Кот Шульц, внимательно наблюдавший за манипуляциями Вагнера, спрыгнул в комнату с открытой форточки, потерся доктору о ноги и мяукнул, требуя угощения.
- В следующей жизни, старина, - ответил коту Отто. Он задул спиртовку, разболтал начинающий закипать раствор, уселся напротив табуретки в позу лотоса, и поставил зелье на пол остужаться. Справа от табурета он воткнул в пол штык-нож. – В следующей жизни у тебя будет все: самые красивые в мире кошки, реки из молока и сметаны и очень много вкусных жирных мышей. 
Шульц с сомнением мяукнул, обошел доктора и уселся за ним, внимательно разглядывая покрывавшую всю спину хозяина загадочную индейскую татуировку. Вагнер отхлебнул из колбы остывший напиток, прикрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и на несколько минут застыл как каменное изваяние. Выйдя из оцепенения, доктор произнес:
- О Великий Телем, Духо-Материя проявленной Вселенной! Твоя стихия объемлет необъятные бездны Мироздания и пребывает во мне, ибо Вселенная и я - едины… - Вагнер забормотал заклинания на непонятном певучем языке, закончив которые опять перешел на немецкий. – И прими эту жертву во имя знаний и дарованной мне силы. Иди сюда, котяра.
Шульц подошел. Доктор положил животное на алтарь, пригладил и с криком «Ёх» штыком  отрубил ему голову. Затем он отложил клинок в сторону, взял голову в руку и под заклинание «Ар-Эх-Ис-Ос-Ур» кровью нарисовал себе на груди пентаграмму.

***
В это же время пан Бронивецкий, к которому вновь вернулось самообладание, у себя в номере в очередной раз перечитал своё письмо и без лишних колебаний стёр его. Он уже не был уверен в том, что ему следует отказаться от выполнения возложенной на него миссии. Искушает меня дьявол, думал он, сочиняя новое послание к куратору, путает, сомнения насылает, хочет запугать и тем самым заставить отступиться. Но я буду твёрд и не убоюсь его козней, ибо действую во имя Святого Престола и вся сила небесного воинства на моей стороне. Надо довериться провидению и идти до конца. Тогда со мной точно ничего плохого не случится. Сколько раз мать говорила мне в детстве, что искуситель не дремлет. Сколько раз я убеждался в этом. Только с верой в душе и отринув сомнения можно быть уверенным, что враг рода человеческого не одержит над тобой победу.
Вдохновленный своими мыслями, пан Бронивецкий даже привстал на стуле. Немедленно надо раздобыть деньги и получить документы. Это дело одного дня. А потом в машину и назад, в Краков. Там, глядишь, к осени в Риме уже примут решение и вот она - кафедра, вот он - почёт и уважение, вот она - заветная цель всей жизни и поле для беззаветного служения. Пан Бронивецкий закрыл глаза и представил себя на кафедре с писанием в руке, словно Фома на амвоне церкви святого Иакова. Это видение повергло его в благоговейный трепет, так что он даже забыл о том, что собирался отправить письмо в Рим.
- Нет, нет, рано ещё праздновать победу, - тут же прошептал он, - снова возвращаясь к ноутбуку. – Решающие события ещё впереди и надо набраться сил, чтобы преодолеть все тяготы и испытания, которые мне посылает небо…
…или преисподняя, предательски шепнул ему внутренний голос.
***
Оставив Вадима в беседке, Алька поднялась к себе. В голове у неё уже зрел план. Она любила планировать, составлять комбинации, высчитывать шансы и обдумывать ходы. Всё это доставляло ей удовольствие, но особенное удовольствие она испытывала, когда её планы воплощались в жизнь, а сложные многоходовые комбинации приводили к успеху. Это у меня от отца, думала она, забираясь в маленькую неудобную ванну, появившуюся в доме Серафимы Ивановны только год назад в бывшей кладовке. А вот интерес к живописи - от матери. Гены… Алька блаженно откинулась назад, насколько это было возможно, и тут же вспомнила, что забыла в комнате сумку с шампунями, пеной и прочими банными аксессуарами, которые она так придирчиво выбирала, мотаясь по всему городу.
- Вот блин, - ругнулась она, раздраженно озираясь по сторонам. Выбор в бабкиной ванной был невелик. Алька протянула руку в сторону полки с шампунями и мылом. Поколебалась и выбрала пластиковый флакон с самой привлекательной этикеткой. - Модум, - прочитала на обороте. Внизу значился адрес компании. - Отечественный, - разочарованно прошептала она, но привередничать не стала. Алька смело подставила ладонь, вылив на неё ярко-красное содержимое. Запах ей понравился, да и сам шампунь оказался не хуже импортного.
- Во, блин, научились делать, - воскликнула она, с наслаждением вдыхая запах натуральных арома-масел.
***
Переводить с латыни Григорию ещё никогда не доводилось. Он хорошо знал польский, мог читать и немного говорить по-английски, но латынь никогда не входила в круг его интересов. Порывшись в интернете и осознав, что взялся отнюдь не за простое дело, он решил всё же, что при удобном случае попросит Бронивецкого выполнить полный перевод документа, а заодно попытается порасспросить его о цели визита в Беларусь. Вряд ли он скажет правду, но попытка, как говорится, не пытка. Постараюсь сам навести его на разговор о поисках Апостолов и посмотреть на реакцию. Бронивецкий хладнокровием и выдержкой не отличается, так что, может статься, хоть чем-нибудь выдаст себя.
– Апостолы, Апостолы…, - задумчиво пробормотал Григорий, снова оборачиваясь к портрету Доминика. – Знал бы он, какую кашу заварил. – В комнате уже начали сгущаться сумерки, и на портрете можно было разглядеть только лицо последнего представителя Несвижской линии Радзивиллов. Было оно всё таким же безмятежным, каким его видел художник много лет назад, когда писал этот портрет.
А ведь и я мог стать жертвой этой истории, продолжал размышлять Григорий, сидя в полоборота к столу. Он вспомнил, как лихорадочно хватал ртом воздух, будучи зажатым осыпавшимся грунтом в галерее, ведущей из замка к давно исчезнувшей браме; как изо всех сил пытался выпростать руку, чтобы дотянуться до откатившегося в сторону фонаря, а другой сжимал найденный здесь же, в тоннеле, шестиугольный амулет с отполированным до блеска камнем в середине (который позже так и сгинул где-то в больнице, пока Гриша лежал в беспамятстве); как кричал, не слыша своего крика; и как потом из окружавшей его темноты возникло лицо, теперь светящимся овалом проступавшее на портрете.  И тут же он вспомнил о Франце, который в тот злополучный день как нельзя кстати оказался неподалёку. Вполне вероятно, что он следил за ними, следил, чтобы удостовериться, что они ничего не найдут. Или же найдут? Столько лет прошло, все, кого он знал по подземным приключениям, давно обзавелись семьями и позабыли о поисках сокровищ. Только Франц все эти годы не переставал разыскивать новые факты, ползать по подвалам и окрестностям замка и донимать Григория расспросами. Только он верил в то, что рано или поздно Золотые Апостолы Радзивиллов предстанут перед ним в свете фонаря. Правда, лет пять назад он тоже поутих, остепенился, перестал заходить. И вдруг снова! Что же спустя столько лет заставило Франца вновь взяться за поиски Апостолов? Видимо, есть какая-то новая информация, и эта информация, очевидно, заслуживает самого пристального внимания.
Перегруженный догадками и разволновавшийся от всех этих мыслей, Григорий вышел на крыльцо и остановился, вглядываясь в сумерки. Немного погодя он увидел Серафиму Ивановну, поливавшую свои грядки и тихонько что-то напевавшую.
- Добрый вечер! – крикнул он ей и махнул рукой.
- А, вечер добрый, Гриша, - откликнулась та. – Вот решила огурчики полить.
- Так гроза же была, - удивился он.
- Что гроза… Гроза только пыль прибила, а земля – погляди - совсем сухая.
- А внучка где?!
- Ушла со своим новым знакомцем, - ответила старушка.
- Каким? – уточнил Григорий.
Серафима Ивановна остановилась и посмотрела на него сквозь листву.
– Как с каким? – удивилась она. – Милиционером этим, что к тебе всё ходит. Надушилась, нарядилась и ускакала. К ужину сказала не ждать. Он хоть приличный или прохиндей?
Григорий даже рассмеялся.
– Островский? Да нормальный мужик, только суетливый немного. Впрочем, у них там, в милиции, все такие. Работа накладывает свой отпечаток.
- Замуж бы не выскочила, - философски заметила Серафима Ивановна. – Или ещё чего…
- Ну, это вы зря переживаете, - успокоил её племянник. – Вадим человек порядочный, да и возраст у него уже не подростковый. А замуж Алька рано или поздно всё равно выскочит, так уж у нас заведено.
- Пусть сначала институт закончит. Второй курс ведь только. Родители её мне потом все кости перетрут с хреном.
- Не перетрут, - засмеялся Григорий. – Альке палец в рот не клади, откусит по локоть.
- А ты откуда знаешь? – недоверчиво спросила Серафима Ивановна. – Видел-то её ещё дитём, а тут и недели не пообщались.
- Мне одного взгляда достаточно, чтобы мнение о человеке составить. Она жениха сама себе выберет и вас не спросит.
- Это точно, - согласилась бабка.

31
4 июня 1942 г. Несвиж
Латиноамериканская тропическая лихорадка неизвестного генеза приковала доктора Вагнера к постели. На следующее утро после того, как Генрих отвез босса в гостиничный номер и, вернувшись в ресторан, успел выпить пару рюмок за знакомство с невяжущими лыка Гетлингом и Штольбергом, он постучался в апартаменты на втором этаже. В руках пунктуального Генриха был бидончик молока, столь необходимого для скорейшего изгнания тяжелой хвори.
- Кто там? – раздалось из-за двери.
- Доброе утро, доктор, - я принес вам молоко, как вы просили.
- Оставьте у входа, чуть позже я его заберу, - ответил Вагнер. – Пожалуй, я проваляюсь в этих убогих апартаментах несколько дней. Не удивляйтесь, мой друг, но открывать дверь я не буду. На то есть две причины, одна из которых – я не желаю, чтобы вы меня видели в неприглядном состоянии, а вторая…  Вторая - черт его знает, каким путем распространяется эта тропическая болячка. Быть может, и воздушно-капельным. Боюсь, как бы вас не заразить. У нас и так времени в обрез, не хватало еще, чтобы и вас свалило с копыт. Вы мне необходимы бодрый и здоровый. 
- Что-нибудь еще, доктор? Может коньяк, минеральная вода, еще молока? – поинтересовался Генрих, с опаской отстраняясь от двери. Вот сволочь, подумал он, не мог вчера предупредить о своей заразе. Нужно будет срочно зайти в аптеку и купить что-нибудь для профилактики. Широкого спектра. От этого мракобеса можно ожидать чего угодно, вплоть до пандемии лепры от Берлина до Сталинграда.
- Ничего не нужно, кое-какие запасы имеются, да и поголодать в моей ситуации полезно. Если что-нибудь понадобится – доставят с рецепции, - ответил Вагнер. - Единственное о чем я вас попрошу, так это принести планы замка. Кое-что прояснилось, и мне кажется, я смогу сам найти интересующую нас комнату. Но и вы тоже не теряйте времени даром, отправляйтесь к этому, как его, Штольгенбергу, получайте пропуск в замок и приступайте к поискам. Как только я оклемаюсь, я вас сам найду. До встречи.
- Штольбергу, - поправил Генрих.  - Подождите, господин Вагнер, планы у меня с собой. - Он положил конверт на пол и ногой просунул его краешек под дверь. По ту сторону раздалось кряхтение, и бумаги исчезли. – Желаю выздоравливать, доктор.
Ответа не последовало. Штраубе вышел из гостиницы, подошел к колодцу, набрал ведро воды, поставил его на лавочку и попросил пробегавшего мимо мальчишку полить на руки. Паренек старательно наклонял ведро до тех пор, пока полностью не опустошил его. Генрих прополоскал руки, кинул несколько пригоршней воды себе на лицо, обтер холодными руками затылок.
- Откуда будешь, дяденька? - поинтересовался маленький помощник, изучая незнакомца.
- Оттуда, - указав головой в восточном направлении, ответил тот.
- Не зразумел, - растерялся мальчишка.
- И не надо. Спасибо тебе, сынок, - Генрих протянул мальчишке конфету и, насвистывая мелодию из «Свадьбы Фигаро», направился к своему автомобилю.
Итак, размышлял он, первым делом аптека, затем явка, ну а после этого нужно нанести визит Штольбергу, любезно пригласившему в гости после вчерашних посиделок. Интересно помнит ли он о приглашении? Определенно, этим господам что-то от меня нужно, только вот непонятно, что же именно. Люди редко бывают любезны во время первого знакомства, но эти вели себя так, будто мы знакомы сто лет или появились на свет из одной утробы. Ладно, не стоит пока ломать над этим вопросом голову, надеюсь, картина прояснится в ближайшие дни. Во всяком случае, было бы глупо препятствовать построению дружеских отношений, из которых всегда можно извлечь взаимовыгодную пользу. Что ж, придется начать с поиска общих интересов. И лучше начать со Штольберга. Если уж и выбирать из двух зол, то он все-таки вызывает большую симпатию, чем этот ублюдок Гетлинг.
- Что-нибудь для профилактики лихорадки, - зайдя в аптеку, попросил Генрих скучающего за прилавком похожего на моржа пожилого фармацевта-поляка.
- Мам то, чего потшебуешь*, (у меня есть, то что вам надо – польск.) – шевельнув напоминающими бивни усами, заверил аптекарь. Он поставил перед Генрихом бутыль из коричневого стекла с мутной суспензией, взял деньги и отсчитал сдачу.
- Цо то ест? – поинтересовался Генрих.
- Квас аскорбиновы, экстракт дзикей розы, алкохоль. Мойего выналазку, (кислота аскорбиновая, зкстракт шиповника, спирт. Моего собственного изготовления – польск.) - гордо ответил фармацевт, - цо ещчэ?
- Выстрачэ, (достаточно – польск.)*– ответил Генрих, забрал снадобье, смахнул с прилавка сдачу и вышел на улицу. Подойдя к машине, Генрих откупорил бутылку, взболтнул ее и вылил все содержимое себе в рот. Жидкость забурлила по пищеводу, обожгла желудок и, тихо урча, устремилась вниз по пустым кишкам. В висках застучало, в мозгах тут же почувствовалось легкое опьянение. Генрих открыл багажник. Извлек оттуда свои любимые сапоги, оторванный каблук, осмотрел их, непострадавший вернул назад, захлопнул багажник и направился в сторону сапожной мастерской. Ну и отрава, подумал он, ощущение, будто выпил литр неразбавленного абсента. Но, надеюсь, аптекарь профессионал в своем деле.
- Добрый день, - поздоровался Генрих с Язепом, - починить сможете?
Генрих показал сапожнику сапог и оторванный каблук.
- Отчего ж не починить, мил человек, на то я здесь и сижу, - ответил Язеп. Он принял сапог из рук клиента, осмотрел его и поставил на кованую металлическую «лапу». Мастер промазал клеем каблук, приладил его на место и принялся загонять в него желтые латунные гвозди. – Пять минут - и все будет готово. С вас четыре рейхсмарки.

- Так уж и везде? И по левому крылу замка тоже? – удивился Генрих. - Доктор Вагнер говорил, что там находится какая-то секретная лаборатория.
- Не совсем так, - пояснил Эрих. - Левое крыло недавно отвели под госпиталь Люфтваффе. Там только вход в лабораторию, а сама она находится в подземелье, и на нее мои полномочия не распространяются. Ею заправляет начальник из СС, отвратительный, смею заметить, тип. Чем они там занимаются и чем собираетесь заниматься вы с доктором – не моего ума дела, могу лишь сказать, что у вашего Вагнера и начальника лаборатории абсолютно одинаковые перстни. Мне кажется, в случае необходимости они найдут общий язык.
- Спасибо за информацию, - поблагодарил Генрих, положил пропуск в карман и поднялся со стула. - У вас фотографическая память.
- Ну, так я же фотограф, - улыбнулся Штольберг. – Кстати, дорогой друг, - остановил он Генриха в дверях, - быть может, мне вскоре понадобится от вас небольшая услуга. Не возражаете встретиться сегодня в 20.00 в том же ресторане, где и вчера? Там все и обсудим.
- Рад буду помочь, до встречи. Хайль Гитлер, - козырнул Генрих на прощание и вышел из кабинета.
- Хайль.
***
Рано утром командир партизанского отряда Николай Шмель и Адам сидели на берегу озера и ловили рыбу. В ожидании поклевки они молча смотрели на стоящие колом поплавки из гусиных перьев, думая каждый о своем.
Мысли Адама в основном были заняты Стефанией. Все остальное: война, подготовка кадров, постоянные передислокации, сбор разведданных, были как бы фоном к всепоглощающей любви и страсти, ставшей итогом мимолетной встречи в доме связника Язэпа. Адаму порой казалось, что приди он на день раньше или позже, судьба распорядилась бы иначе, а случись ему встретить Стефанию при других обстоятельствах, девушка не обратила бы на него внимания. Значит все предопределено Богом, хоть марксистское учение и отвергает его существование, но все же я чувствую в себе его присутствие. Иначе как божественным мое состояние не назовешь. По-хорошему, нам бы со Стефанией свадьбу сыграть, узаконить так сказать отношения, но кто возьмется зарегистрировать брак между партизанской связной и старлеем НКВД. Отделов ЗАГС нет, к священникам идти партбилет не позволяет, разве что к коменданту Штольбергу обратиться, грустно усмехнулся про себя Адам. Хоть наши отношения ни для кого в отряде уже и не секрет, но все равно ведем мы себя со Стефой, как дети малые. Все по стожкам да шалашам от людей ныкаемся, прямо как слоны африканские. Те тоже, стремясь к любовному уединению, подальше от стада отходят, чтобы никого не смущать, припомнил Адам вычитанный в какой-то книге факт. А иначе никак… Война, будь она проклята, а ведь не будь войны, не свела бы нас судьба со Стефой, значит, все не так плохо. Адам усмехнулся, вспоминая комическую ситуацию, произошедшую минувшей ночью. Парочка предавалась любовным утехам в облюбованном недавно стожке сена на небольшой поляне в нескольких километрах от расположения отряда.  Издав последний любовный стон и расседлав Адама, Стефания отвалилась в сторону, учащенно дыша и облизывая пересохшие губы. В тот же миг кто-то схватил Адама за торчащие из стога ноги и вытащил наружу. Адам слышал, как хрустнула ветка под ногами неизвестных визитеров, но, дорожа репутацией хорошего любовника, предпочел не портить своей возлюбленной впечатления от близости, которая в последнее время и так бывала не часто. Одной рукой Адам успел подтянуть на задницу галифе, а второй – взвести спусковой механизм нагана. На фоне созвездия Большой Медведицы он различил два мальчишеских силуэта. В лоб Адаму уперся холодный ствол пулемета MG-32, а в живот – остро заточенный осиновый кол. Адам разрядил пистолет, вышиб из рук одного из мальчишек представляющий большую опасность кол, небрежным движением отвел от себя пулемет и поинтересовался:
- Вы кто будете, придурки?
- Я Алесь, а это Юзик, - представил себя и своего товарища вооруженный пулеметом парнишка.
- Вы что, на вурдалаков охотитесь? Вот зачем скажи тебе, Юзик, кол осиновый. А, курва? – поинтересовался Адам.
- Вообще-то это ольха, - оправдался Юзик, - мы, дядька, партизан ищем. В отряд хотим вступить. У нас и оружие есть.
- Вообще-то,  - передразнил Адам, - когда на врага идешь, оружие нужно заряжать, а у вас к пулемету не то что магазин не присоединен, так он даже с предохранителя не снят. Ну, вот нарвались бы вместо меня на кого другого, так и лежали бы сейчас с пулями в животе. Хорошо, я от контузии оправился, а случись такое пару месяцев назад, точно бы убил. Откуда вы будете, такие смелые?
- Из-под Баранович мы. Немцы деревню сожгли, взрослых всех поубивали, самих нас чуть в Германию не угнали. Убежать успели, – объяснили ребята.
- А пулемет откуда? – закуривая, поинтересовался Адам.
- Да мы его в бою… - начал, было, Алесь.
- Да ладно, Алесь, давай не будем врать,  - прервал товарища Юзик, - попятили мы его, дядька, у немцев.
- Каким образом? – потребовал объяснений Адам.
- Да очень просто, - объяснил Юзик, - на речке. Немцы мотоцикл свой оставили, а сами купаться полезли, вот мы по-тихому пулемет и умыкнули. Они, похоже, даже и не заметили пропажи, потому что погони не организовали. Может пьяные были. Но из этого пулемета мы уже стреляли. По самолету. И, кажется, даже попали. Тут врать не будем. Дядька, а у тебя пожрать ничего нету?
- Вы, кто будете, чертенята? – вылезая из стога, спросила Стефания. Девушка привела себя в порядок, не оставив в своем облике и следа порока. – Оденься, Адамушка, а то простудишься, - она положила на плечо возлюбленному рубашку и свитер.
- Это твоя жена, дядька Адам? – поинтересовался Алесь.
- Не угадал, брат, это моя мама, - с серьезным видом ответил партизан. - Так, собирайте свои манатки и вперед шагом марш. Накормим вас, а потом подумаем, что с вами делать.
- Зачем ты с ними так шутишь, - тихонько толкнув любимого в бок, произнесла Стефания. - Видишь, ребята с голодухи и так плохо соображают. Помог бы им, что ли, пулемет донести, а то чуть ноги переставляют.
- Ничего, сами донесут, - усмехнулся Адам, подслушав диалог идущих впереди мальчишек. Они так и не пришли к общему мнению, кем же все-таки приходится дядьке Адаму вылезшая из стога тетка.
** *
- Думаю я вот, Адам.  Кем же тебе Стефания приходится? Вроде, как и невеста, а вроде, как и жена. Вам бы отношения зарегистрировать надо, но я ума не приложу как. Нужно будет центр запросить, что делать в таких случаях. Если я представитель власти, то думаю, что имею полномочия вас расписать. Вот, правда, печати у нас нет, да и куда вам ее ставить…  В общем, не знаю…  Сам-то, что скажешь?
- Скажу, что ты мои мысли читаешь, - ответил Адам. - Ладно, со Стефанией что-нибудь образуется. Сами разберемся. Давай лучше о текущих делах поговорим.
- Давай поговорим, - ответил Шмель и похлопал себя по карманам, - спички кончились, - констатировал командир, - дай-ка огоньку.
- Держи, - протянул Адам коробок.
- Удивляюсь я твоим чудесам, Адам, - произнес Шмель, немного повозившись с коробком, сломав несколько спичек, но в итоге прикурив свою цигарку, - ну как это можно спичку вдоль на две части разделить?
- Это еще не чудеса, - объяснил Адам, - если постараться, то можно и на четыре, но это уже высший пилотаж. Я считаю, что на две достаточно. Да и бойцы мои уже этому обучены. Дело нехитрое, но в науке выживания вещь необходимая. Ничего страшного, что горит в два раза быстрей, зато и спичек в два раза больше.
- В общем, правильно, - согласился командир. - Что-то не клюет сегодня.
- Ага, не хочет. Тебе что важнее, рыба как таковая или отдых? Если рыба - то давай гранату кину. У меня с собой есть. Что-нибудь да всплывет, - предложил Адам, - только предупреждаю сразу, что собирать сам в воду полезешь. Я - пас. Холодно.
- Да ну его на хер. Я тоже в воду не полезу, отдых важнее, - поежился Шмель. – Итак, Адам, похоже, скоро начнутся настоящие дела. 31 мая сформирован Центральный партизанский штаб под начальством Пантелеймона Пономаренко. Сиротами не останемся. Считай, что руководство у нас уже есть. Остальное приложится. На сегодня у нас по плану что? Мост? У тебя все готово?
- Готово, - ответил Адам, - к вечеру взорвем. Мне бы еще пару человек с собой взять, внимание охраны отвлечь.
- Так этих орлов, что ты вчера привел и возьми, - предложил командир, - больше некого. И не смотри, что они пацаны еще. Ребята толковые, комиссар даже за них поручился, они его дальними родственниками оказались. С малых лет их знает. Оружие им в руки не давать. Пусть возьмут «топтуху» и порыбачат там под мостом на речке. Гвалту побольше поднимут. В общем, по месту разберетесь.
- Ладно, разберемся, - согласился Адам, - что у нас дальше по плану?
Справа послышался какой-то шум. Адам привстал и осмотрелся. Быть может, это плюхнулась крупная рыба, а может, вспорхнула из плавней водоплавающая дичь – из-за усилившегося ветра было не разобрать.
- По плану, говоришь, - призадумался Шмель, - на днях будем деревню Литвины штурмовать. Сам знаешь, там немцы склад с продовольствием сформировали. Того и гляди, скоро все погрузят на машины, вывезут в Германию, или еще черти куда. Цели у нас две: вывезти и припрятать к зиме максимум продовольствия, ну и заодно кончить всех охраняющих склад полицаев. Их там немного. Человек пятнадцать. За гетто нужно поквитаться. Вон сколько уже времени прошло, а мы еле чешемся. Я думаю, малыми силами справимся. Тут главное – внезапность. Кого думаешь поставить руководить операцией? Может этого погранца, Тычко?
- Не советую. Я бы ему и коров пасти не доверил, - ответил Адам, - лучше я кого-нибудь из своих диверсантов поставлю.
- Ладно, делай, как знаешь. Я в ваши дела не лезу, - отмахнулся командир, - в конце концов, ты отвечаешь за организацию и проведение операции. Слушай, давай сматывать удочки. Нефартовый сегодня день. Ветер поднялся, облаков нагнало херову тучу, похоже, что гроза собирается.

- Здорово, милиция, - приветствовал его Григорий, слегка хлопнув ладонью по крыше машины. – В засаде или так просто?
Вадим даже вздрогнул от неожиданности.
- А, это ты, Гриша, - пробормотал он, поспешно застёгивая рубашку. – Напугал.
- Капитан милиции не должен пугаться.
Вадим вышел из машины.
- Проезжал мимо, решил остановиться, покурить. Ночь-то сегодня такая звёздная.
- А я думал, ты по девкам собрался, - съязвил Гриша.
- Да какие девки, - отмахнулся Островский, - когда голова работой забита. Ты меня, кстати, ничем не порадуешь? Завтра начальство снова за горло возьмёт, а у меня в деле Юркевского конь не валялся. Я уже до самых невероятных версий и предположений дошел.
- Как какие? Вот племяха моя, чем не девка?
- Да, Алька ничего, - дипломатично согласился Вадим, отводя взгляд.
- А что за невероятные версии? – спросил Григорий, подступая ближе к своему собеседнику.
- Понимаешь, Гриша, пропавшие вещи определённо имеют антикварную ценность. Следовательно, кому они могут понадобиться?
- Кому? – ответил тот вопросом на вопрос.
- Да ладно тебе дурака-то валять, - разозлился Островский. – Тем, кто собирает разные старинные документы или же перепродаёт их. Есть же такие любители. Мне знакомый погранец из Бреста рассказывал, как они таких деятелей на чистую воду выводят. Тащат, говорит, всё, вплоть до личных писем известных людей. За границей на аукционах они бешеные бабки стоят.
- Логично, - согласился Григорий, - и что дальше?
- Что дальше, это ты мне должен сказать. Ты же первым шухер поднял по поводу этого Юркевского. Значит, были у тебя какие-то соображения.
- Я тебе уже всё сказал.
- Вот это-то и плохо, - в сердцах произнёс Вадим.
- Плохо, что ты, вместо того, чтобы вести расследование и собирать факты, надеешься на меня. Юркевского убили из-за документов – правда. Тут, как говорится, большого ума, чтобы это понять, не надо. И ты правильно рассуждаешь, что понадобиться они могли тому, кто видит в них материальную или иную ценность. Вот и ищи такого человека.
- Я и ищу!
- Вижу я, как ты ищешь, - заметил Григорий, - Альке вон мозги уже затуманил. Вот скажу ей, что ты бабник, посмотрим тогда… А то ещё на службу сообщу.
- Да ты что! – возвысил голос Островский. – Гриш, мы ж друзья. Думай, что говоришь.
- Я-то думаю, а друзья мы с тобой без году неделя. Теперь, Вадим, послушай меня. Повремени ты со своими выводами ещё недельку, а? Мне тут кое в чём надо разобраться, а там я тебе, может, и подскажу, кого хватать и сажать. Что скажешь?
Островский молчал, с недоверием глядя на собеседника. Да, недооценил я тебя, Гриша, думал он, недооценил. Торгуешься? А что выторговываешь? Хитер, экстрасенс хренов. Значит, знаешь что-то, но молчишь?
- Хорошо, - сказал он, - даю тебе ровно неделю. Только смотри, чтобы самому не замараться. Я ведь человек государев, не посмотрю, что друзья мы без году неделя, как ты говоришь.
- За меня не беспокойся.
- Да, кстати, - вспомнил Вадим, уже садясь в машину, - помнишь, ты мне про поляка говорил, который тебе в твоих изысканиях помогает? Его фамилия часом не Бронивецкий?
- Бронивецкий, - после некоторого раздумья подтвердил Григорий. – А что такое? – не удержавшись, спросил он Островского.
- Ну, так, тоже версия, - неопределённо ответил тот, и машина рванула с места.
- Интересно, - пробормотал Григорий, глядя вслед удаляющимся красным огонькам. – Как он-то на поляка вышел?
Во дворе было темно. Окно в комнате Альки уже погасло, погрузив сад в непроглядный мрак. Григорий остановился на крыльце и с наслаждением потянул носом цветочный аромат. В этот момент ему показалось, что внизу кто-то стоит.
– Эй, кто там? – окликнул он незнакомца. – Чего надо? – Но ответом ему была тишина. Нащупав возле двери металлический совок на длинной деревянной ручке, он двинулся навстречу неизвестности. Теперь Григорий отчётливо видел силуэт человека, притаившегося возле старой яблони, рядом с которой начиналась тропинка, ведущая к дому Серафимы Ивановны.
– Я тебя вижу, - хрипло выкрикнул он, останавливаясь в нескольких метрах от незваного гостя.
***
Утром капитан Островский впервые за десять лет безупречной службы опоздал на планёрку. Когда он влетел в подъезд управления, часы над головой дежурного уже показывали десять минут девятого. Быстро отметившись, он побежал наверх, проверяя на ходу, всё ли на месте. В отделе ещё  помнили случай, когда один из сотрудников приехал на работу в бархатных тапочках с пакетом мусора в руках. С тех пор за ним намертво закрепилось прозвище «гламурный мусорщик», которое он периодически оправдывал, выявляя в городе проституток и наркопритоны.
- Долго спишь, капитан, - с улыбкой заметил майор Миронов, указывая ему на свободный стул. – Доложишь последним.
Вернувшись с планёрки, Вадим первым делом сварил себе кофе и, открыв окно, закурил, присев на подоконник. Курить в кабинетах не разрешали, но он иногда позволял себе эту вольность, надеясь, что пронесёт. Обычно проносило.
Через минуту появился дежурный с корреспонденцией.
- Письмо, - хмуро сообщил он, бросив на стол дознавателя конверт. – Обратите внимание, пришло не по почте.
Вадим лениво потянулся к конверту. Сейчас ему меньше всего хотелось думать о работе. Перед его мысленным взором всё ещё стояла высокая и острая Алькина грудь.
«СЛЕДОВАТЕЛЮ ОСТРОВСКОМУ» было написано крупными печатными буквами в правом верхнем углу. Он повертел послание в руках, посмотрел на просвет и, пожав плечами, распечатал. Внутри был сложенный пополам листок в линейку, вырванный из блокнота среднего размера. Дорогой блокнотик, мысленно отметил Вадим. Послание содержало всего одну строчку, написанную тем же почерком: «Человека, имеющего отношение к убийству старика Юркевского, зовут Франц.»

Интересно, размышлял Генрих, прогуливаясь по помещениям Несвижского замка, о какой услуге с моей стороны может идти речь? Чем я могу быть так полезен этим двум ухарям? Он привык анализировать ситуацию, чтобы всегда и во всем, хоть на один шаг быть впереди противника. Скорей всего, эти ребята всерьез заинтересовались нашей машиной. Меня, конечно, мало заботят их темные дела, но, тем не менее, иметь против них козырь было бы неплохо. Неизвестно, как все может обернуться в будущем. Значит, пока нечего особо над этим голову ломать. Уверен, что свою просьбу они озвучат после первой же выпитой рюмки.
А вот, похоже, и она - наша комнатка - нашлась, предположил Генрих,  восстанавливая ее предполагаемое расположение у себя в голове и сверяя с отпечатавшимися там же планами. Точно. Она и есть, хотя со стороны все выглядит так, будто два соседних помещения разделены лишь тонкой перегородкой, но на самом деле ее толщина около двух метров. На верхних этажах все по-другому, там действительно соседствующие комнаты разделены стеной… и как ловко все это скрыто со стороны фасада, утвердился в своих догадках Генрих, выйдя на улицу во внутренний двор замка. Это помещение, должно быть, длинное и узкое. Интересно, можно ли проникнуть в него иным способом, нежели через пролом? Быть может, это можно сделать через подземелье, размышлял Генрих, направляясь к ступенькам, ведущим в подвал. Внизу возле арочного входа из старого кирпича стоял автоматчик в эсэсовской форме. Генрих протянул ему свое удостоверение и подписанный Штольбергом пропуск.
- Извините, господин оберштурмфюрер, я не могу вас пропустить. Дальше действует пропуск, подписанный только начальником лаборатории, - ответил страж.
Генрих поинтересовался у солдата, где он может разыскать начальника лаборатории, тот пояснил, что кабинет начальника находится в другом крыле замка и указал на него рукой. Спрашивать, существуют ли другие входы в подземелье, он не стал. По холодным глазам эсэсовца было понятно, что ответа он не добьется и не стоит проявлять излишнюю назойливость. Остается одна надежда на Вагнера, с ним не составит труда проникнуть без пропуска даже в преисподнюю. Обойдя двор, Генрих насмотрел еще два входа в подвальные помещения замка. Охраны возле них выставлено не было, однако на дверях висели замки. Итак, на сегодня достаточно, решил разведчик, направляясь к выходу, почти на все вопросы я получил ответ, дальше будем действовать по обстоятельствам. Он взглянул на часы. До встречи с гауптманами оставалось совсем немного времени, можно заехать домой помыться и переодеться, а заодно еще раз внимательно взглянуть на планы замка, на этот раз подвальные.
***
- Добрый вечер, господа, - поприветствовал Генрих скучающих за столиком Гетлинга и Штольберга. Лотар крутил на столе пистолет, а Эрих крупной беличьей кисточкой чистил объектив своего фотоаппарата. - У вас здесь каждый день одна и та же программа? – он указал на сцену, где Еуген в обнимку со своими дамами отплясывал краковяк. Генрих присел за стол и подозвал официанта. – Что у вас на сегодня из еды?
- Курица и свиная отбивная, - ответил официант.
- А что вы посоветуете?
- Курицу, или свиную отбивную.
Генрих тяжело вздохнул, взглянул в грустные глаза халдея и велел принести и то, и другое.
- Господин Штраубе, - наполняя рюмки, произнес Гетлинг, - давайте еще раз выпьем за встречу. Так случилось, что мы смутно, особенно Штольберг, помним вчерашний вечер, поэтому предлагаю продолжить наше знакомство сегодня.
Возражений не последовало. После того, как в желудках гуляк плескалось уже грамм по четыреста крепкого спиртного, Лотар, до этого неоднократно пихаемый Эрихом в бок, наконец-то «издалека» предпринял попытку изложить свою просьбу. 
- Как надолго вам нужна моя машина, - упредив вопрос, поинтересовался Генрих. - Не удивляйтесь, господа. Штольберг утром мне сообщил, что собирается попросить о маленькой услуге, и я пришел к выводу, что вам нужен именно автомобиль. Ну, посудите сами, что с меня взять еще? Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы ответить на этот вопрос. Не так ли?
- Действительно, - ответил Гетлинг, - не стоило вас так долго водить за нос. Прошу нас извинить, дорогой друг, но все эти наши посиделки действительно от души. Поверьте, вы нам глубоко симпатичны.
- Вы мне тоже, - соврал Генрих, - меня волнует единственный вопрос, как надолго вам нужен «Опель»?
- На завтрашние вечер и ночь, - ответил Штольберг, - к послезавтрашнему утру машина будет у вас под окном.
- По рукам, господа! Кстати, вам не осточертело каждый вечер сидеть в этой духоте? Сегодня такой прекрасный вечер, может, продолжим его  где-нибудь на природе.
- Отличная идея, - оживился Эрих, - давайте съездим к мосту, оттуда прекрасный вид на закат. Далековато, правда, но оно того стоит. Я давно хотел сделать несколько снимков. Господин Штраубе, вы сможете управлять автомобилем в вашем состоянии?
- Конечно, - заверил Генрих.
- Нет уж, господа, - возразил Гетлинг, - в вашем состоянии не стоит, давайте уж я сегодня покомандую этим «Адмиралом». Мне ведь, знаете, что поллитра шнапса, что литр – все одно - как слону дробина в задницу.
- Тогда по коням, - согласился Генрих. Он протянул Лотару ключи от машины и вместе с ним направился к выходу. Штольберг прихватил со стола бутылку и рюмки, повесил на шею фотоаппарат и, опрокинув стул, пошел догонять своих товарищей.
Гетлин уселся за руль, Генрих с Эрихом расположились на заднем сидении.
- Господин Штольберг, почему заперты входы в подвальные помещения замка? Мне необходимо завтра обязательно туда попасть.
- Если бы вы знали, господин Штраубе, как мне осточертело всё, связанное с этим замком. Вечно там видят каких-то приведений, все время в них стреляют, солдаты живут в тревоге за свою психику, многие даже на фронт просятся. Вы не боитесь привидений? – спросил Штольберг.
- Нет, - ответил Генрих, - мне всегда казалось, что люди страшнее. Завтра я сделаю звонок и вы возьмете ключи у дежурного офицера. Только прошу вас быть осторожным, мне не хотелось бы потерять такого замечательного друга, как вы. А не выпить ли нам на брудершафт? Опа, мы приехали, выходим. Посмотрите, какая красота…
***
Издалека увидев приближающийся автомобиль, немецкие солдаты приказали Алесю и Юзику уносить ноги, полицаи тоже быстро сообразили, что к чему и спрятали котел с рыбой в кусты. В тот момент, когда машина с начальством притормозила у моста, караульные уже стояли по местам и зорко несли службу по охране вверенного объекта.
- Вольно, - скомандовал Гетлинг приближающемуся солдату, - да, Штольберг, похоже, вы опять здорово напились, - теперь уже обращаясь к Эриху произнес, Лотар. - Вы не забыли о нашем завтрашнем деле?
- Не волнуйтесь, Гетлинг, я, конечно, понимаю, что пьянство - удел слабых, но я отнюдь не слабак. Хотите, я вам это докажу? – предложил Штольберг, повесив Лотару на шею свой фотоаппарат. – У меня к вам просьба запечатлеть, как я буду прыгать с моста. Для этого я попрошу вас снять меня вон с той точки, - Эрих указал на прибрежную иву в сорока шагах ниже по течению, - считаю, что оттуда будет отличный ракурс. Так, выдержку делаем поменьше, диафрагму приоткрываем, - пробормотал Эрих себе под нос, - voila, как говорят лягушатники, все готово. Не считайте меня за идиота, просто моя кровь требует адреналина, мне необходимо взбодриться и заодно немного отрезветь. 
- Как вам будет угодно, - произнес Гетлинг и направился к точке съемки.
- Господин Штраубе, не желаете составить компанию? -  на ходу сбрасывая с себя одежду и направляясь к центру моста, предложил Штольберг.
Не желаю, но придется. Утонешь еще по дури, кто мне потом пропуска выписывать будет, подумал Генрих.
– Здесь, какая глубина? – поинтересовался он у стоящего рядом полицая.
- Метра тры-чатыры.
Генрих снял с себя одежду, положил ее на лавочку рядом с будкой и голышом побежал к центру моста.