Пролог

Она лежала на спине, крепко пристегнутая ремнями к узкой койке со стальной рамой. Один ремень протянулся поперек груди, запястья были пристегнуты к боковым рейкам на уровне бедер.

Все попытки освободиться она давно уже оставила. Она не спала, но открывать глаза не имело смысла: вокруг была темнота, и лишь над дверью едва мерцала тусклая полоска света. Во рту стоял противный привкус, и ужасно хотелось почистить зубы.

Подсознательно она все время прислушивалась, не раздадутся ли за дверью шаги, предвещающие его появление. Она не знала, наступил ли вечер, но догадывалась, что время, когда можно ожидать его прихода, уже прошло. Вдруг под ней завибрировала кровать; ощутив это, она открыла глаза. Похоже, в здании заработала какая-то машина. Через несколько секунд она уже сомневалась, не почудилось ли ей это.

Мысленно она отметила, что прошел еще один день. Сорок третий день ее плена.

У нее зачесался нос, и она вывернула шею, чтобы потереться о подушку. В комнате было душно и жарко, она лежала вся потная, в ночной сорочке, сбившейся под поясницей в складки. Приподняв ногу, она кое-как ухватила указательным и средним пальцами кончик подола и понемногу, сантиметр за сантиметром, вытянула его из-под спины. Затем повторила ту же процедуру с другой стороны, однако комок под поясницей расправить не удалось. К тому же бугристый матрас был очень неудобным. В заточении мелочи, которых она при других обстоятельствах и не заметила бы, приковывали к себе все ее внимание. Не слишком туго затянутый ремень позволял поменять позу и повернуться на бок, но и это было неудобно, потому что в таком положении одна рука оставалась за спиной и постоянно немела.

Страха она не испытывала. Напротив, ее переполняла злость, которая, не получая выхода, становилась все сильнее.

Вдобавок ко всему ей не давали покоя неприятные мысли. Воображение снова и снова рисовало ей картины того, что должно случиться. Беспомощное положение, в которое она была поставлена, вызывало у нее ярость, и как она ни старалась убить время, сосредоточившись на чем-то другом, отчаяние все время напоминало о себе, не давая отвлечься от ситуации, в которую она попала. Тоска обволакивала ее со всех сторон, как облако ядовитого газа, проникающего сквозь поры под кожу и грозящего отравить все ее существование. Она обнаружила, что лучшее средство от тоски – это мысленно представлять себе что-то такое, что дает тебе ощущение собственной силы. Закрывая глаза, она старалась вызвать в памяти запах бензина.

Он сидел в автомобиле с опущенным боковым стеклом. Она подбежала к машине, плеснула в окно бензином и чиркнула спичкой. Это было делом одной секунды, пламя вспыхнуло мгновенно. Он корчился в огне, а она слушала, как он кричит от страха и боли, чуяла запах горелого мяса, тяжелый смрад горящего пластика и тлеющей обивки сиденья.

***

По-видимому, она задремала и не услышала приближающихся шагов, но мгновенно проснулась, когда отворилась дверь. Свет, хлынувший из дверного проема, ослепил ее.

Он все же пришел.

Он был долговяз. Она не знала, сколько ему лет, но это был взрослый мужчина с шапкой густых каштановых волос, в очках в черной оправе и с жидкой бородкой, пахнущий туалетной водой.

Она ненавидела его запах.

Он остановился у изножия койки и молча разглядывал ее.

Она ненавидела его молчание.

На фоне льющегося из дверного проема света его лицо казалось темным пятном, так что она видела только силуэт. Внезапно он заговорил – низким голосом, очень внятно, педантично подчеркивая каждое слово.

Она ненавидела его голос.

Невозмутимо, без признаков насмешки или неприязни он сообщил, что пришел поздравить ее, потому что сегодня у нее день рождения. Она догадывалась, что он лжет.

Она ненавидела его.

Он подошел ближе и остановился у изголовья, опустил ей на лоб влажную ладонь, провел пальцами по ее волосам, что должно было выражать дружелюбие. Вероятно, в качестве подарка к ее дню рождения.

Она ненавидела его прикосновения.

***

Он говорил ей что-то еще – она видела, как шевелятся его губы, но отключилась и не слушала. Она не желала слушать, не желала отвечать. Поняв, что она никак не реагирует на сказанное, он повысил голос, в котором послышалось раздражение. А ведь он вел речь об обоюдном доверии. Через несколько минут он замолк. Она словно не замечала его взгляда. В конце концов он пожал плечами и стал проверять ремни, которыми она была связана. Подтянув ремень у нее на груди, он наклонился, чтобы застегнуть пряжку на следующее отверстие.

Она резко перевернулась на левый бок, насколько позволяли путы, и, лежа к нему спиной, поджала колени, а затем изо всех сил пнула его в голову. Она метила в кадык и попала кончиками пальцев куда-то в шею, но он был настороже и вовремя отпрянул, так что она едва сумела его коснуться. Она попыталась снова достать его, но он уже отошел, и у нее ничего не вышло.

Она опустила ноги и вытянула их на кровати.

Простыня свесилась с койки на пол, ночная сорочка задралась еще выше, оголив бедра.

Он молча постоял над нею, затем обошел койку с другой стороны и начал прилаживать ножные ремни. Она попыталась поджать ноги, но он схватил ее за лодыжку, другой рукой прижал коленку и привязал ногу. Снова обойдя кровать, он так же привязал другую ногу.

Теперь она оказалась совершенно беспомощной.

Подняв с пола простыню, он накрыл ее и минуты две молча смотрел на пленницу. Во тьме она ощущала его возбуждение, хотя сам он его не замечал или старался не обращать внимания. Она была уверена, что у него эрекция, что ему так и хочется протянуть руку и дотронуться до нее.

Затем он повернулся, вышел и запер за собой дверь. Она слышала, как щелкнула задвижка, хотя не было никакой необходимости держать ее взаперти, ведь она все равно не могла освободиться.

Несколько минут она лежала, глядя на узкую полоску света над дверью. Затем пошевелилась, чтобы проверить, насколько крепко затянуты ремни. Стоило ей чуть-чуть согнуть ноги в коленях, как ремень сразу же натягивался как струна. Прекратив попытки, она замерла и лежала неподвижно, глядя в пустоту перед собой.

Она ждала. И рисовала в своем воображении, как плеснет бензином и как загорится спичка.

Она видела его, облитого бензином, и ощущала в руке коробок спичек. Вот она встряхнула коробок, он загремел. Она открыла его и достала спичку. Он что-то сказал, но она заткнула уши и не стала прислушиваться к словам. Поднося спичку к коробку, она наблюдала за выражением его лица. Она слышала шуршание черной головки, чиркнувшей о боковую сторону коробка. Это было похоже на протяжный раскат грома. Вспыхнуло пламя...

Она негромко засмеялась и решила не поддаваться.

В эту ночь ей исполнилось тринадцать лет.

В историческом плане Гренада представляла собой одну из многочисленных мелких английских колоний. В 1795 году о Гренаде заговорили, после того как бывший раб Джулиан Федон, воодушевившись идеями французской революции, поднял на острове восстание, вынудив королевскую власть двинуть против него войска, которые перестреляли, порубили, перевешали и изувечили большое число повстанцев. Колониальные власти были особенно потрясены тем, что к повстанцам присоединилась даже некоторая часть белых бедняков, пренебрегших этикетом и расовыми границами. Восстание было подавлено, но Федона так и не удалось захватить, он скрылся в горном массиве Гранд-Этана и со временем превратился в легендарную личность наподобие местного Робин Гуда.

Двести лет спустя, в 1979 году, адвокат Морис Бишоп поднял новую революцию, вдохновителями которой, согласно путеводителю, были коммунистические диктаторские режимы Кубы и Никарагуа. Однако у Лисбет после знакомства с Филиппом Кемпбеллом – учителем, библиотекарем и баптистским проповедником, в доме которого она снимала комнату, – сложилось совершенно другое впечатление. Суть сводилась к тому, что Бишоп в действительности был популярным народным лидером, свергшим безумного диктатора, а кроме того, мечтателем, увлеченным поисками НЛО, который тратил часть тощего национального бюджета на охоту за летающими тарелками. Бишоп отстаивал принципы экономической демократии, впервые ввел закон о равноправии полов и был убит в 1983 году.

После убийства Бишопа и сопутствующей резни, во время которой погибли сто двадцать человек, включая министра иностранных дел, министра по делам женщин и нескольких выдающихся профсоюзных деятелей, США ввели на остров войска и установили демократию. В Гренаде это вызвало рост безработицы с шести до пятидесяти процентов, а также привело к тому, что торговля кокаином снова приобрела первостепенное значение и стала главным источником дохода. Филипп Кемпбелл только покачал головой, заглянув в путеводитель, которым пользовалась Лисбет, и дал ей несколько полезных советов на тему, каких людей и кварталов следует избегать после наступления темноты.

Давать такие советы Лисбет Саландер было напрасным трудом. Знакомства с криминальным миром Гренады она избежала в основном благодаря тому, что с первого взгляда влюбилась в пляж Гранд Анс Бич, расположенный с юга от Сент-Джорджеса, – малолюдную песчаную полосу длиной в милю, где можно было часами бродить, ни с кем не разговаривая и не встречая на своем пути ни души. Она переехала в «Кейс» – один из немногих американских отелей на берегу – и прожила там семь недель, предаваясь безделью, гуляя по пляжу и объедаясь ужасно понравившимися ей местными плодами чинапами, по вкусу напоминавшими шведский крыжовник.

Пляжный сезон еще не начался, и гостиница «Кейс» была заполнена только на треть. И здесь-то ее покой и занятия математикой на досуге внезапно были нарушены негромкими скандалами в соседнем номере.

***

Микаэль Блумквист ткнул указательным пальцем в кнопку звонка у двери квартиры Лисбет Саландер на улице Лундагатан. Он не надеялся, что она выйдет на звонок, но у него вошло в привычку заглядывать к ней несколько раз в месяц, чтобы убедиться, что все остается без изменений. Проверив на ощупь почту, он обнаружил кучу скопившихся рекламных листков. Было десять часов вечера, и в потемках не удавалось разобрать, насколько выросла куча со времени его последнего посещения. Постояв некоторое время в нерешительности на лестничной площадке, он разочарованно повернулся к двери спиной и вышел из подъезда. Неторопливым шагом он прогулялся пешком до своего дома на Белльмансгатан, включил кофеварку и в ожидании программы вечерних новостей развернул газету. На душе было тоскливо, и он задавался вопросом, куда подевалась Лисбет Саландер. Его томило смутное беспокойство и в который раз приходил на ум вопрос, что же такое могло случиться.

Год назад Лисбет Саландер приезжала на Рождество к нему в загородный дом. Во время долгих прогулок они обсуждали последствия бурных событий, в которых принимали участие в прошлом году. Пережитое тогда Микаэль воспринимал как переломный момент в своей жизни. Он был признан виновным в клевете на известного промышленника Веннерстрёма и несколько месяцев провел в тюрьме, его журналистская карьера потерпела фиаско, и ему пришлось, поджав хвост, уйти с поста ответственного редактора журнала «Миллениум». Но потом все внезапно переменилось. Получив от промышленного магната Хенрика Вангера заказ на написание его биографии, он поначалу отнесся к этому как к дурацкой, но хорошо оплачиваемой синекуре, однако архивные исследования неожиданно привели к столкновению с неизвестным серийным убийцей, хитрым и изворотливым.

В процессе этой охоты он повстречал Лисбет Саландер. Микаэль рассеянно потрогал легкий шрам под левым ухом, оставленный удавкой. Лисбет не только помогла ему настичь убийцу, но в прямом смысле слова спасла ему жизнь.

Не раз она поражала его своими удивительными талантами: фотографической памятью и феноменальным знанием компьютера. Микаэль Блумквист всегда считал, что неплохо умеет обращаться с компьютером, но Лисбет Саландер управлялась с ним так, словно ей помогал сам дьявол. Постепенно до него дошло, что она хакер мирового уровня и что в виртуальном интернациональном клубе величайших мастеров по взламыванию компьютерных кодов она слыла легендарной личностью, хотя там ее знали только под псевдонимом Wasp.4

Только благодаря ее умению свободно путешествовать по чужим компьютерам он получил тот материал, который позволил ему превратить свое журналистское поражение в победу. Его расследование дела Веннерстрёма привело к сенсационной публикации, которая еще год спустя продолжала оставаться в центре внимания отдела Интерпола, занимающегося экономическими преступлениями, а Микаэлю давала повод регулярно появляться на телевизионном экране.

Год назад он, глядя на эту публикацию, испытывал огромное удовлетворение – с ее помощью он отомстил за себя и восстановил свою репутацию как журналиста. Однако скоро радость прошла. Через несколько недель он почувствовал, что уже устал отвечать на одни и те же вопросы журналистов и финансовой полиции и твердить как заведенный: «Мне очень жаль, но я не могу говорить о моих источниках». Когда вдруг явился журналист от англоязычной газеты «Азербайджан таймс», специально приехавший для того, чтобы задать ему те же дурацкие вопросы, чаша терпения Микаэля переполнилась. Он свел количество интервью к минимуму и за последние несколько месяцев дал согласие только один раз – когда ему позвонила «Та, с канала ТВ-4» и уговорила его выступать, если расследование будет переходить в совершенно новую фазу.

Его сотрудничество с «Той, с канала ТВ-4» строилось на совершенно особых основаниях. Она была первой журналисткой, ухватившейся за опубликованные им разоблачения, и если бы не ее поддержка в тот знаменательный вечер, когда в «Миллениуме» появилась сенсационная публикация, эта история, возможно, не получила бы такого резонанса. Микаэль только потом узнал, что она дралась когтями и клыками, убеждая редакцию выделить место этому сюжету. Ее предложение встретило мощное сопротивление, так как многие были против того, чтобы поддерживать «этого дурачка из «Миллениума», и до самой последней минуты перед выпуском передачи никто не знал, пройдет ли она через мощный заслон редакционных адвокатов. Старшие коллеги были против и предупреждали, что, в случае если она ошиблась, на ее карьере будет поставлен крест. Она настояла на своем, и эта история стала сенсацией года.

Всю первую неделю она выступала в качестве ведущей, ведь из всех репортеров только она была в курсе дела. Но ближе к Рождеству Микаэль заметил, что комментировать ход событий и сообщать о новых поворотах дела стали журналисты-мужчины. Перед Новым годом Микаэль окольными путями узнал, что ее выпихнули из программы, поскольку такую важную тему должны комментировать серьезные репортеры, специалисты по экономическим проблемам, а не какая-то там девчонка с Готланда, или Бергслагена,5 или откуда там она явилась! В следующий раз, когда Микаэлю позвонили с канала ТВ-4 с просьбой дать свой комментарий происходящего, он прямо заявил, что согласится, только если вопросы будет задавать она. Несколько дней продлилось недовольное молчание, прежде чем ребята с ТВ-4 капитулировали.

_____________________________________________________________________________________________
4

Оса (англ.).

5

Горнопромышленный район в центральной части Швеции.

Отредактировано ilona (29.03.2011 22:20)

И вот однажды ее озарила догадка, что за доказательствами и формулами, которым учат в школе, стоит какая-то несокрушимая логика. Эта догадка привела ее к стеллажу с пособиями по математике в университетском книжном магазине. Но лишь когда она добралась до «Измерений в математике», перед ней открылся новый мир. Оказалось, что математика – это логическая головоломка с бесчисленными вариантами решений, множество загадок, которые можно разгадать. Арифметические примеры здесь далеко не главное. Пятью пять всегда будет двадцать пять. Вся соль в том, чтобы понять, как построены различные правила, позволяющие решить любую математическую задачу.

Книга «Измерения в математике» не была собственно учебником математики. Этот огромный, в тысячу двести страниц толщиной, кирпич повествовал об истории данной отрасли знания, начиная от древних греков и кончая современными попытками освоить сферическую астрономию. Данный труд был своего рода математической библией, по значению для серьезных математиков равным «Арифметике» Диофанта.12 Впервые раскрыв на террасе гостиницы с видом на Гранд Анс Бич «Измерения в математике», Лисбет окунулась в волшебный мир чисел, описанный прекрасным педагогом, который умел заинтересовать читателя то занимательным анекдотом, то неожиданной проблемой. По этой книге Лисбет могла проследить развитие математики от трудов Архимеда до достижений современной калифорнийской лаборатории ракетных двигателей «Джет пропалшн». Она поняла методы, какими они решали свои проблемы.

Теорема Пифагора (х2 + у2 = z2 ), сформулированная примерно за пятьсот лет до начала нашей эры, стала для нее целым открытием. Лисбет вдруг поняла смысл того, что когда-то просто запомнила в старших классах на одном из немногих занятий, на которых присутствовала. В прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов. Ее восхитило открытое Евклидом примерно в трехсотом году до нашей эры правило, что совершенное число всегда является произведением двух чисел, из которых одно служит какой-либо степенью числа 2, а другое представляет собой разность между следующей степенью числа 2 и единицей. Это было уточнением формулы Пифагора, и она поняла, что тут возможно огромное количество комбинаций.

6 = 21 × (22 – 1)

28 = 22 × (23 – 1)

496 = 24 × (25 – 1)

8128 = 26 × (27 – 1)

Данный ряд Лисбет могла продолжать до бесконечности, не встретив ни одного числа, которое не соответствовало бы приведенному правилу. Эта логика отвечала ее принципам понимания мира. Она бодро проработала Архимеда, Ньютона, Мартина Гарднера и еще дюжину математических классиков.

Затем она добралась до главы о Пьере Ферма. Над его загадкой, теоремой Ферма, она ломала голову целую неделю, что, можно сказать, было не так уж и долго, принимая во внимание то, что теорема Ферма доводила математиков до помешательства на протяжении почти четырехсот лет, пока наконец в 1993 году англичанин Эндрю Уайлс не умудрился ее решить.

Теорема Ферма производила обманчивое впечатление простой задачки.

Пьер де Ферма родился в 1601 году в юго-западной части Франции в Бомон-де-Ломань. Удивительно, что он был даже не математиком, а государственным чиновником, математикой же занимался в свободное время, ради собственного удовольствия. Правда, он считается одним из самых талантливых математиков-самоучек всех времен. Точно так же, как Лисбет Саландер, он обожал решать ребусы и загадки. Особенно ему нравилось подшучивать над другими математиками, предлагая им задачки и намекая, будто бы в них уже скрыто решение. Философ Рене Декарт наделил его весьма уничижительным эпитетом, английский же коллега Джон Уоллис называл его «этот проклятый француз».

В 1630 году вышел перевод «Арифметики» Диофанта, где давался полный свод всех теорий чисел, сформулированных Пифагором, Евклидом и другими античными математиками. Изучая теорему Пифагора, Ферма придумал свою бессмертную, совершенно гениальную задачу. Он создал особый вариант теоремы Пифагора – в формуле (х2 + у2 = z2 ) он заменил квадрат кубом: (х3 + у3 = z3 ).

Суть в том, что это уравнение, очевидно, не имело решения в виде целых чисел. Таким образом, Ферма, внеся небольшое изменение академического характера, превратил формулу, имеющую бесконечное множество решений, в тупиковую задачу, не имеющую никакого решения. Тем самым Ферма утверждал, что в бесконечном мире чисел нельзя найти ни одного целого числа, куб которого был бы равен сумме двух кубов, и что это правило справедливо для чисел всех степеней, кроме второй, то есть для всех, за исключением теоремы Пифагора.

Очень скоро все математики согласились с тем, что дело обстоит именно так. Путем проб и ошибок они убедились в том, что невозможно найти ни одного числа, опровергающего утверждение Ферма. Проблему составляло то, что они не смогли бы проверить все существующие числа (ведь их количество бесконечно), продолжай они считать хоть до скончания века, а следовательно, нельзя со стопроцентной уверенностью утверждать, что уже следующее число не опровергнет теорему Ферма. Требовалось найти способ строго доказать это положение и выразить его общезначимой и математически корректной формулой. Математикам нужно было отыскать решение, с которым можно выйти на трибуну и сказать: «Дело обстоит так, потому что...»

По своему обыкновению, Ферма дал коллегам небольшую подсказку. На полях своего экземпляра «Арифметики» этот гений нацарапал условия задачи и приписал в конце несколько строчек, обретших в математике бессмертие: «Cuius rei demonstrationem mirabilem sane detexi hanc marginis exiquitas non caperet».13

Если он хотел привести своих коллег в ярость, то не нашел бы ни одного способа сделать это успешнее. Начиная с 1637 года каждый уважающий себя математик посвящал какую-то, иногда весьма значительную, часть своего времени попытке отыскать доказательство теоремы Ферма. Несколько поколений мыслителей потерпели неудачу, пока наконец Эндрю Уайлс не добился успеха, представив в 1993 году доказательство. Он думал над этой загадкой двадцать пять лет, из которых последние десять посвящал ей почти все свое время.

Лисбет Саландер была в полном недоумении.

Ответ как таковой ее, в сущности, не интересовал. Главным для нее был поиск решения. Если ей задали головоломную загадку, она ее решит. У нее ушло много времени на то, чтобы понять логический принцип и разгадать тайну чисел, однако она всегда находила правильный ответ, не подсматривая его в конце учебника.

Поэтому, прочитав теорему Ферма, она взяла лист бумаги и принялась покрывать его рядами цифр. Однако найти доказательство ей не удавалось.

Она не желала видеть готовое решение и потому пролистнула ту часть книги, где приводилось доказательство Эндрю Уайлса. Вместо этого она дочитала «Измерения» до конца и убедилась, что никакие другие проблемы, описанные в этой книге, не представляют для нее непреодолимых трудностей. Тогда она день за днем, все более раздражаясь, посвящала теореме Ферма, размышляя над тем, какое «замечательное доказательство» хитрый француз имел в виду. И раз за разом заходила в тупик.

Постоялец из тридцать второго номера неожиданно встал и направился к выходу. Лисбет подняла взгляд, потом посмотрела на наручные часы и увидела, что просидела тут уже целых два часа и десять минут.

***

Элла Кармайкл поставила перед Лисбет Саландер рюмку. Она уже знала, что та не признает разных глупостей вроде подкрашенных розовых напитков или декоративных бумажных зонтиков в бокале. Лисбет Саландер заказывала всегда одно и то же – ром с колой, за исключением единственного вечера, когда пришла в каком-то странном настроении и до того напилась, что Элле пришлось звать на помощь кого-то из персонала, чтобы ее отнесли наверх в номер. Обычно она пила кофе с молоком, какой-нибудь простенький коктейль или местное пиво «Кариб». Как всегда, она пристроилась справа в конце стойки и раскрыла книгу с заумными математическими формулами, что, на взгляд Эллы Кармайкл, было очень странно для девушки ее возраста.

______________________________________________________________________________________________
12

Диофант Александрийский – древнегреческий математик, предположительно III век нашей эры. Основное произведение Диофанта – «Арифметика» в 13 книгах. Большая часть труда – это сборник задач с решениями, умело подобранных для иллюстрации общих методов. Главная проблематика «Арифметики» – нахождение положительных рациональных решений неопределенных уравнений. Исследования Диофанта оказали большое влияние на развитие математики арабского Востока и Европы.

13

«У меня есть воистину замечательное доказательство этого положения, но поля книги слишком узки для того, чтобы оно на них поместилось» (лат.).

Отредактировано ilona (29.03.2011 22:26)

Лисбет без труда заметила, что произвела впечатление на нового знакомого, и он смущается, не зная, как ему себя с ней вести. Она тут же решила, что позволит ему себя соблазнить, но процесс развивался мучительно и трудно. Он, без сомнения, понял ее намеки, но не имел ни малейшего представления, как ему нужно действовать в этих обстоятельствах. Он ходил вокруг да около, никак не решаясь к ней подступиться, пока у нее не лопнуло терпение. Она усадила его на кровать, а сама принялась раздеваться.

Впервые после возвращения из генуэзской клиники Лисбет решилась показаться кому-то на глаза обнаженной. Сразу после выписки она чувствовала себя не вполне уверенно, и прошло довольно много времени, прежде чем она убедилась, что никто на нее не глазеет. Раньше Лисбет Саландер нисколько не волновало, как к ней относятся окружающие, поэтому она никак не могла понять, отчего же теперь стала беспокоиться.

В лице Джорджа Бленда она нашла прекрасный объект, на котором могла проверить воздействие своего нового «я». Справившись наконец – не без некоторой поддержки с ее стороны – с застежкой ее лифчика, он, прежде чем самому начать раздеваться, первым долгом погасил свет. Лисбет поняла, что он стесняется, снова включила лампу и внимательно следила за его реакцией, когда он неуклюже начал до нее дотрагиваться. И лишь спустя некоторое время она расслабилась, убедившись, что ее грудь вовсе не кажется ему ненатуральной. Впрочем, Джорджу, судя по всему, было особенно не с чем сравнивать.

Заранее Лисбет не предполагала обзавестись на Гренаде любовником-тинейджером. Она просто поддалась порыву и, уходя от Джорджа поздно вечером, вовсе не думала о возвращении сюда. Но уже на следующий день она снова встретила его на пляже и призналась себе, что ей приятно проводить время с этим неловким мальчиком. За семь недель, что она прожила на Гренаде, Джордж Бленд прочно занял место в ее жизни. Днем они не встречались, но вечерние часы перед заходом солнца он проводил на пляже, прежде чем уйти в свою хижину.

Лисбет знала, что, прогуливаясь вместе по пляжу, они выглядели как парочка подростков.

Вероятно, его жизнь стала гораздо интереснее. У него появилась женщина, которая обучала его математике и эротике.

Открыв дверь, Джордж радостно улыбнулся ей с порога.

– Тебе не помешает гостья? – спросила она.

***

Лисбет Саландер вышла от Джорджа Бленда в самом начале третьего часа ночи. Ощущая внутреннее тепло, она решила не возвращаться сразу в отель, а сначала пройтись вдоль моря. Идя в темноте по безлюдному пляжу, она знала, что Джордж Бленд провожает ее, держась позади метрах в ста.

Он поступал так каждый раз. Она никогда не оставалась у него до утра, а он горячо спорил с ней, доказывая, что женщина не должна возвращаться в отель совершенно одна поздней ночью, и настаивал на том, что просто обязан проводить ее. Лисбет Саландер обыкновенно давала ему высказать свои доводы, но затем прекращала дискуссию решительным «нет»:

– Я буду ходить, когда хочу и куда хочу. Все! Спор окончен! И не надо мне никаких провожатых.

В первый раз она ужасно рассердилась, когда увидела, что он ее провожает. Но потом ей даже понравилось то, что он стремится ее оберегать, и потому она делала вид, будто не замечает, как он идет за ней следом и возвращается к себе не раньше, чем она у него на глазах войдет в отель.

Она задавалась вопросом, что он сделает, если на нее кто-нибудь нападет.

Сама она на этот случай купила в магазине Мак-Интайра молоток и носила в сумке, висевшей у нее через плечо. Как считала Лисбет Саландер, в реальном мире не много найдется страшилищ, с которыми нельзя управиться при помощи увесистого молотка.

В этот вечер небо было усеяно сверкающими звездами, светила полная луна. Лисбет подняла взгляд и увидела, что Регул в созвездии Льва стоит низко над горизонтом. Она уже почти дошла до отеля, как вдруг замерла на месте – впереди на пляже, у самой воды, она заметила смутные очертания человеческой фигуры. Это был первый случай, раньше она не встречала здесь в темноте ни души. Между ними оставалось метров сто, но благодаря лунному свету Лисбет без труда узнала ночного гуляку.

Это был почтенный доктор Форбс из тридцать второго номера.

Она свернула в сторону, несколькими широкими шагами быстро пересекла пляж и затаилась в тени деревьев. Она оглянулась, но Джорджа Бленда нигде не увидела. Человек у кромки воды медленно прохаживался взад и вперед, покуривая сигарету, а через каждые несколько шагов останавливался и наклонялся, словно искал что-то у себя под ногами. Эта пантомима продолжалась двадцать минут, затем он внезапно развернулся, быстрым шагом направился к выходящему на пляж подъезду отеля и скрылся.

Немного выждав, Лисбет подошла к тому месту, где расхаживал доктор Форбс, и неспешно описала полукруг, внимательно глядя себе под ноги, но ничего, кроме песка, нескольких камешков и раковин, не увидела. Потратив на это две минуты, она бросила осматривать пляж и вернулась в гостиницу.

У себя в номере она вышла на балкон, перегнулась через перила и осторожно перелезла на соседний. Все было тихо и спокойно. Вечерние посетители бара давно отгуляли. Подождав немного, она сходила за сумкой, взяла лист бумаги и свернула себе косяк из запаса, которым снабдил ее Джордж Бленд. Устроившись на балконе в шезлонге и устремив взгляд на темные воды Карибского моря, Лисбет задумчиво закурила.

В ее голове заработал чуткий приборчик, готовый, будто радар, уловить малейший сигнал тревоги.

Глава 2

Пятница, 19 декабря

Нильс Эрик Бьюрман, адвокат пятидесяти пяти лет, отставил чашку и стал глядеть на людской поток, текущий за окном кафе «Хедон» на Стуреплан. Он видел всех, кто двигался мимо в этом нескончаемом потоке, но ни на ком не останавливал взгляда.

Он думал о Лисбет Саландер. О Лисбет Саландер он думал часто.

Эти мысли доводили его до белого каления.

Лисбет Саландер изничтожила его. Он никогда не забудет тех минут. Она захватила над ним власть и унизила его. Это унижение в буквальном смысле оставило неизгладимый след на его теле, а если точнее, на участке величиной в два квадратных дециметра внизу живота как раз над его половым членом. Она приковала его к его собственной кровати, учинила над ним физическую расправу и вытатуировала совершенно недвусмысленную надпись, которую нельзя было вывести никакими способами: Я – САДИСТСКАЯ СВИНЬЯ, ПОДОНОК И НАСИЛЬНИК.

Когда-то стокгольмский суд признал Лисбет Саландер юридически недееспособной. Бьюрман был назначен ее опекуном и управляющим ее делами, что ставило ее в прямую зависимость от него. С первой же встречи Лисбет Саландер внушила ему эротические фантазии, каким-то образом она его спровоцировала, хотя он сам не понимал, как это произошло.

Если подумать, адвокат Нильс Бьюрман понимал, что сделал нечто недозволенное и что общественность никак не одобрила бы его действия. Он также отдавал себе отчет, что с юридической точки зрения его поступку не было оправданий.

Но для его чувств голос разума не играл никакой роли. Лисбет Саландер точно приворожила его с той минуты, как он в декабре позапрошлого года впервые ее встретил. Тут уж никакие законы и правила, никакая мораль и ответственность не имели значения.

Она была необычная девушка – вполне взрослая по сути, но совершенный подросток по виду. Ее жизнь оказалась в его руках, он мог распоряжаться ею по своему усмотрению. Против такого соблазна невозможно было устоять.

Официально Лисбет Саландер считалась недееспособной, а при ее биографии никто не стал бы ее слушать, вздумай она жаловаться. Это даже нельзя было назвать изнасилованием невинного ребенка: из ее дела явствовало, что она вела беспорядочную половую жизнь и имела немалый сексуальный опыт. В одном из отчетов социальных работников было даже сказано, что в возрасте семнадцати лет Лисбет Саландер, возможно, занималась какой-то формой проституции. Это донесение основывалось на том, что полицейский патруль однажды застал молодую девушку на скамейке в парке Тантолунд в обществе неизвестного пьяного старика. Полицейские припарковались и попытались установить личность парочки; девушка отказалась отвечать на вопросы, а мужчина был слишком пьян, чтобы сказать что-то вразумительное.

И странно – в тот же самый момент он почувствовал, что обрел способность действовать и что к нему вернулось превосходное душевное равновесие. Он по-прежнему был одержим этой Лисбет Саландер и все его помыслы непрестанно были сосредоточены на ней, однако он обнаружил, что вновь обрел способность мыслить здраво. Чтобы разделаться с ней, он должен взять себя в руки. В его жизни появилась новая цель.

И в этот день он перестал рисовать себе воображаемые картины ее смерти, а начал строить планы, как добиться этой цели.

***

Протискиваясь с двумя стаканами горячего, как кипяток, кофе с молоком к столику Эрики Бергер, Микаэль Блумквист прошел в каких-то двух метрах за спиной адвоката Нильса Бьюрмана. Ни он, ни Эрика никогда даже не слышали его имени и здесь, в кафе «Хедон», не обратили на него никакого внимания.

Наморщив нос, Эрика отодвинула от себя пепельницу, чтобы освободить место для стакана. Микаэль снял пиджак и повесил его на спинку стула, подтянул пепельницу к себе и закурил сигарету, вежливо выпустив дым в сторону.

– Я думала, что ты бросил, – заметила Эрика.

– Это я так, нечаянно.

– Я скоро откажусь от секса с мужчинами, пропахшими табаком, – улыбнулась она.

– No problem! – улыбнулся ей Микаэль. – Всегда найдутся женщины, которые не так привередливы.

Эрика Бергер возвела глаза к потолку.

– Так что ты хотел? Через двадцать минут я встречаюсь с Чарли. Мы с ней идем в театр.

Чарли – это была Шарлотта Росенберг, школьная подружка Эрики.

– Меня беспокоит наша практикантка, дочка одной из твоих подруг. Она работает у нас уже две недели и будет работать еще восемь. Я так долго не выдержу.

– Я уже заметила, что она на тебя поглядывает со значением. Я, конечно, уверена, что ты будешь вести себя по-джентльменски.

– Эрика, девчонке семнадцать лет, а ума у нее не больше, чем у десятилетней, да и то с натяжкой.

– Просто она польщена возможностью работать рядом с тобой и испытывает что-то вроде восторженного обожания.

– Вчера она позвонила мне в домофон в половине одиннадцатого вечера и хотела зайти ко мне с бутылкой вина.

– Ого! – воскликнула Эрика Бергер.

– Вот тебе и «ого»! Будь я на двадцать лет моложе, я, наверное, не раздумывал бы ни секунды. Но ты вспомни – ведь ей семнадцать, а мне скоро сорок пять.

– И напоминать незачем. Мы же с тобой ровесники.

Микаэль Блумквист откинулся на спинку стула и стряхнул пепел с сигареты.

***

Разумеется, Микаэль Блумквист понимал, что дело Веннерстрёма превратило его в звезду. Весь прошедший год он получал приглашения на всевозможные торжественные мероприятия с самых неожиданных сторон.

Ему было ясно, что его приглашали ради возможности потом хвастаться этим знакомством: люди, которые раньше редко обменивались с ним рукопожатием, теперь чуть ли не лезли с поцелуями и стремились выступать в роли его закадычных друзей. В основном это были даже не коллеги журналисты – с ними он и без того был знаком, и в этой среде у него давно установились либо хорошие, либо плохие отношения, – а главным образом так называемые деятели культуры: актеры, завсегдатаи различных ток-шоу и прочие полузнаменитости. Заручиться присутствием Микаэля на презентации или на частном обеде стало престижно, поэтому в прошлом году на него так и сыпались приглашения. У него уже вошло в привычку отвечать на эти предложения: «Я бы с величайшим удовольствием, но, к сожалению, уже обещал быть в это время в другом месте».

Оборотной стороной славы было и то, что теперь о нем с необыкновенной быстротой распространялись всяческие слухи. Однажды Микаэлю позвонил один из знакомых, встревоженный новостью, будто бы Микаэль лежит в клинике, где лечат от наркотической зависимости. В действительности все знакомство Микаэля с наркотиками сводилось к тому, что он подростком выкурил несколько сигарет с марихуаной и добрых пятнадцать лет тому назад как-то раз попробовал кокаин в обществе молодой голландской рок-певицы. Употреблением алкогольных напитков он грешил несколько больше, но сильно напивался редко, в основном на званых обедах и по прочим торжественным случаям. При посещении же бара или ресторана он обыкновенно ограничивался одной порцией чего-либо крепкого, а часто вообще пил простое пиво. В домашнем баре у него стояла водка и несколько сувенирных бутылок односолодового виски, но открывал их он до смешного редко.

В кругу знакомых Микаэля и за его пределами было хорошо известно, что он ведет холостяцкую жизнь, имея множество случайных связей, и это породило о нем слухи другого рода. Его многолетние отношения с Эрикой Бергер уже давно служили источником различных домыслов. В последний же год сложилось мнение, будто бы он отчаянный бабник, который без зазрения совести пользуется своей известностью для того, чтобы перетрахаться со всеми посетительницами стокгольмских ресторанов. Некий малоизвестный журналист как-то даже поднял вопрос, не пора ли Микаэлю обратиться за медицинской помощью по поводу своей половой распущенности. На эту мысль его навел пример одного популярного американского актера, который лечился в клинике от соответствующего недуга.

У Микаэля действительно было на счету много мимолетных связей, и порой случалось, что они совпадали по времени. Он и сам толком не знал, почему так получалось. Он считал, что у него недурная внешность, но никогда не воображал себя таким уж неотразимым. Однако ему часто приходилось слышать, что в нем есть нечто привлекательное для женщин. Эрика Бергер объяснила ему, что он производит впечатление уверенности и одновременно надежности и ему дан особый дар вызывать у женщин чувство спокойствия, заставляющего их забывать о самолюбии. Лечь с ним в постель было именно таким делом, не трудным, не опасным и не сложным, а напротив, легким и приятным в эротическом отношении, как, по мнению Микаэля, тому и следовало быть.

В противоположность тому, что думали о Микаэле большинство его знакомых, он никогда не был волокитой. В крайнем случае он давал понять, что он вовсе даже не прочь, но всегда предоставлял женщине право проявить инициативу. В результате дело зачастую само собой кончалось сексом. Женщины, которые побывали в его постели, редко относились к числу анонимных one night stands.16 Такие, конечно, тоже попадались на его пути, но с ними дело кончалось механическими упражнениями, не приносившими никакого удовлетворения. Самые лучшие впечатления оставляли у Микаэля связи с хорошо знакомыми женщинами, которые ему по-человечески нравились. Поэтому неудивительно, что его отношения с Эрикой Бергер продолжались двадцать лет: их связывали дружба и одновременно взаимное влечение.

С тех пор как он прославился, женщины стали проявлять к нему повышенный интерес, который ему самому казался странным и необъяснимым. Особенно его удивляли молоденькие девушки, которые совершенно неожиданно вдруг принялись делать ему авансы.

Обаяние Микаэля обыкновенно действовало совсем на других женщин, не похожих на этих восторженных, не достигших еще двадцатилетнего возраста стройных девиц в коротеньких юбчонках. Когда он был моложе, то часто общался с дамами старше его, а иной раз даже намного старше и опытнее. Но по мере того, как он сам взрослел, разница в возрасте постепенно сокращалась. Появление в его жизни двадцатипятилетней Лисбет Саландер знаменовало собой в этом смысле заметный перелом.

Вот по этой причине он так срочно назначил встречу с Эрикой.

По просьбе одной из подруг Эрики в «Миллениум» недавно взяли практиканткой девушку из гимназии, специализирующуюся в области средств массовой информации. Каждый год в редакции проходили практику несколько человек, так что в этом не было ничего необычного. При знакомстве с семнадцатилетней практиканткой Микаэль вежливо с ней поздоровался, потом как-то в разговоре отметил, что в ней как будто проглядывает живой интерес к журналистике, а не просто мечта выступать по телевизору. Впрочем, как подозревал Микаэль, работа в «Миллениуме» стала теперь престижной сама по себе.

____________________________________________________________________________________

16

Подружек на одну ночь (англ.).

Записные книжки многое ему объяснили. Бьюрман теперь понял, почему Лисбет так много о нем знает. Он по-прежнему не мог взять в толк, каким образом ей удалось узнать о его пребывании в марсельской клинике пластической хирургии, которое он держал в секрете. Однако многие из ее тайн он уже разгадал. Ее работой было раскапывание подробностей чужой личной жизни, и он тотчас же удвоил осторожность, с которой вел собственное расследование. При том, с какой легкостью Лисбет Саландер проникала в его квартиру, здесь было самое неподходящее место для хранения документов, содержащих сведения о ее жизни, и он, собрав всю документацию, перевез ее в картонной коробке на дачу в районе Сталлархольма, где все чаще проводил время в одиноких размышлениях.

Чем больше он читал о Лисбет Саландер, тем больше приходил к убеждению, что она патологически ненормальная, психически больная, асоциальная личность. Его охватывала дрожь при одном воспоминании, как он лежал, целиком находясь в ее власти, прикованный наручниками к собственной кровати. Бьюрман не сомневался, что она исполнит свою угрозу и убьет его, если он даст ей для этого хоть малейший повод.

У нее не было никаких сдерживающих понятий о поведении в обществе, никаких тормозов. Она – дрянь, больная и опасная для окружающих сумасшедшая. Граната с сорванной чекой. Шлюха.

***

Дневник Хольгера Пальмгрена дал ему ключ и к последней загадке. Пальмгрен неоднократно делал в своем дневнике записи очень личного характера о своих беседах с Лисбет Саландер. Малахольный старикашка! В двух таких записях он приводил ее выражение: «Когда приключился Весь Этот Кошмар» – было очевидно, что так говорила сама Лисбет Саландер, однако Бьюрман так и не выяснил, что именно это означает.

Озадаченный Бьюрман отметил для себя выражение «Весь Этот Кошмар». Что это было? Год, проведенный в приемной семье? Какое-то одно непозволительное действие? Где-то среди огромного количества уже собранной им информации должно было содержаться объяснение.

Он раскрыл отчет о психиатрической экспертизе, проведенной, когда Лисбет Саландер исполнилось восемнадцать лет, и внимательно перечитал его в пятый или шестой раз. И тут он понял, что в уже имеющихся у него сведениях о Лисбет Саландер есть один пробел.

У него были выписки из школьной характеристики, где содержалась запись о том, что ее мать была не в состоянии ее воспитывать, имелись отчеты из нескольких приемных семей, относящиеся к годам перед ее совершеннолетием, и данные психиатрического освидетельствования, проведенного в связи с ее восемнадцатилетием.

Когда ей было двенадцать лет, произошло какое-то событие, давшее толчок к ее помешательству.

В биографии Лисбет Саландер обнаружились и другие пробелы.

Впервые он, к своему удивлению, узнал, что у Лисбет была сестра-близняшка, о которой ни словом не упоминалось в имевшихся у него материалах. Господи! Оказывается, их таких две! Однако он так и не смог найти никаких сведений о том, что случилось с этой сестрой.

Ее отец был неизвестен, отсутствовали также какие бы то ни было объяснения, почему мать была не в состоянии ее воспитывать. До сих пор Бьюрман предполагал, что Лисбет заболела и в связи с этим была направлена в детскую психиатрическую клинику и так далее. Теперь же у него возникло убеждение, что в возрасте двенадцати-тринадцати лет с Лисбет Саландер что-то случилось, она перенесла какое-то потрясение, иначе говоря, Весь Этот Кошмар. Но нигде не было указания на то, в чем именно этот кошмар заключался.

В отчете судебно-психиатрической экспертизы он наконец обнаружил ссылку на прилагаемый документ, которого в деле не оказалось: это был номер записи дежурного в полицейском журнале от 3 февраля 1991 года. Номер записи был проставлен от руки на полях копии, найденной им в хранилище Управления по социальному обеспечению. Но, сделав запрос на этот документ, он столкнулся с препятствием – но королевскому указу документ был засекречен. Ему ответили, что он может обратиться в правительство и обжаловать это постановление.

Нильс Бьюрман пришел в недоумение. В том, что материалы полицейского расследования по делу, в котором фигурировала двенадцатилетняя девочка, оказались засекречены, не было ничего странного – этого требовала забота о неприкосновенности личности. Но он как официальный опекун Лисбет Саландер имел право затребовать любой документ, относящийся к его подопечной. Почему отчету о расследовании был присвоен такой уровень секретности, что разрешение на доступ нужно было запрашивать в правительстве?

Он автоматически подал заявку. На ее рассмотрение ушло два месяца, и, к своему крайнему удивлению, Бьюрман получил отказ. Он никак не мог понять, что же такого драматического могло содержать в себе полицейское расследование пятнадцатилетней давности по делу двенадцатилетней девочки, чтобы его понадобилось охранять с такой же тщательностью, как ключи от Росенбада.18

Он снова вернулся к дневникам Пальмгрена и перечитал их, не пропуская ни строчки, пытаясь разгадать, что же скрывается за словами «Весь Этот Кошмар». Но текст не давал никакой подсказки. Очевидно, что Пальмгрен и Лисбет Саландер обсуждали между собой эту тему, но это никак не отражалось в записях. Кстати, упоминания обо «Всем Этом Кошмаре» появлялись в самом конце длинного дневника. Возможно, Пальмгрен просто не успел сделать соответствующую запись, прежде чем умереть от кровоизлияния в мозг.

Все это навело Бьюрмана на новые мысли. Хольгер Пальмгрен был наставником Лисбет Саландер начиная с тринадцатилетнего возраста и стал ее опекуном, когда ей исполнилось восемнадцать лет. Иначе говоря, Пальмгрен оказался с ней рядом вскоре после того, как приключился «Весь Этот Кошмар» и когда Саландер поступила в детскую психиатрическую больницу. Поэтому, по всей вероятности, он знал, что с ней случилось.

Бьюрман снова отправился в Главный архив социального ведомства. На этот раз он не стал запрашивать документы из дела Лисбет Саландер, а заказал только воспитательский отчет, который составлялся социальной службой, и получил на руки материал, на первый взгляд показавшийся сплошным разочарованием. Всего две странички краткой информации: мать Лисбет Саландер не в состоянии воспитывать своих дочерей, по причине особых обстоятельств девочек пришлось разделить, Камилла Саландер была направлена в приемную семью, Лисбет Саландер помещена в детскую психиатрическую клинику Святого Стефана. Возможность альтернативных решений не обсуждалась.

Почему? Ничего, кроме загадочной формулировки: «По причине событий, случившихся 3.12.91, Управление по социальному обеспечению приняло решение...» Далее опять упоминался номер дежурной записи засекреченного полицейского расследования. Однако на этот раз приводилась еще одна деталь – имя полицейского, составлявшего отчет.

Увидев это имя, адвокат Бьюрман долго не мог оправиться от неожиданности. Оно было ему знакомо. Хорошо знакомо.

Теперь все предстало перед ним в совершенно новом свете.

Еще два месяца ушло у него на то, чтобы уже другими путями заполучить в свои руки искомый документ. Это был краткий и четкий полицейский отчет, насчитывавший сорок семь страниц формата А4, плюс шестьдесят страниц приложений и дополнений, присоединенных к делу за последующие шесть лет.

Сперва он не понял, что к чему.

Затем взял снимки судебно-медицинского исследования и еще раз проверил имя.

Господи боже! Не может быть!

Тут он вдруг понял, почему дело было засекречено. Адвокату Нильсу Бьюрману выпал джекпот!

Еще раз внимательно перечитав документы строчка за строчкой, он осознал, что на свете есть еще один человек, у которого имеется причина ненавидеть Лисбет Саландер так же страстно, как он.

Бьюрман был не одинок.

У него нашелся союзник. Самый неожиданный союзник, какого только можно себе представить!

И он принялся без спешки составлять свой план.

___________________________________________________________________________________________

18

Здание в центре Стокгольма, в котором размещается правительство.

Ричард Форбс шел в списке третьим, он отвечал за вопросы образования. После его имени стояло в кавычках название «Фонд Холи Уотер».

Лисбет прочитала вступительную часть послания этой церкви. Оно гласило:

«Своими молитвами и благодарениями мы будем служить приходу Остин Саут, предлагая ему ту стабильность, богословие и идеологию надежды, которую проповедует пресвитерианская церковь Америки. Будучи служителями Христовыми, мы предлагаем приют страждущим и надежду на прощение через молитву и благодатное баптистское учение. Возрадуемся же любви Господней! Наш долг – устранять преграды между людьми и убирать препятствия, стоящие на пути понимания заповеданного Богом Евангелия любви».

Сразу же после вступительной части шел номер банковского церковного счета и призыв претворить свою любовь в деяние.

Бильбо прислал Лисбет превосходную краткую биографию Ричарда Форбса. Отсюда она узнала, что Форбс родился в Неваде, в городке Седарс-Блафф. Он занимался земледелием, коммерцией, работал корреспондентом в газете, выходящей в Нью-Мексико, и менеджером христианского рок-бенда и затем в возрасте тридцати одного года примкнул к церкви Остин Саут. Он получил специальность ревизора и, кроме того, изучал археологию. Однако Лисбет так и не нашла нигде упоминания о том, когда он получил официальное звание доктора.

На религиозных собраниях Форбс познакомился с Джеральдиной Найт, дочерью владельца ранчо Уильяма Е. Найта, как и он – одного из ведущих деятелей церкви Остин Саут. Ричард и Джеральдина поженились в 1997 году, после чего церковная карьера Ричарда Форбса быстро пошла в гору. Он стал главой фонда Девы Марии, задачей которого было «вкладывать божьи деньги в образовательные проекты для нуждающихся».

Форбса дважды арестовывали. В 1997 году, когда ему было двадцать пять лет, он был обвинен в причинении тяжких телесных повреждений в связи с автомобильной аварией. Суд его оправдал. Насколько Лисбет могла судить по газетным вырезкам, он тогда действительно был не виноват. В 1995 году он обвинялся в хищении денег христианского рок-бенда, в котором работал менеджером, но и в этот раз его оправдали.

В Остине он стал заметной фигурой и членом правительства штата в департаменте образования. Он был членом демократической партии, усердно участвовал в благотворительных мероприятиях и собирал средства для оплаты школьного обучения детей из малоимущих семей. Церковь Остин Саут в своей деятельности уделяла большое внимание испаноговорящим семьям.

В 2001 году на Форбса пали подозрения в экономических нарушениях, связанных с деятельностью фонда Девы Марии. Так, в одной из газетных статей высказывалось мнение, что Форбс вложил в доходные предприятия большую часть поступлений, чем это позволял делать устав. Церковь выступила с опровержением этих обвинений, и в последовавших затем дебатах пастор Клегг открыто стал на сторону Форбса. Против него не было выдвинуто официального обвинения, и проведенная ревизия не выявила никаких нарушений.

С особым вниманием Лисбет изучила отчет о денежных делах Форбса. Он получал неплохое жалованье – шестьдесят тысяч долларов в год, каких-либо доходов сверх того не имел. Финансовое благополучие семье обеспечивала Джеральдина Форбс – в 2002 году скончался ее отец, и дочь стала единственной наследницей примерно сорокамиллионного состояния. Детей супружеская пара не имела.

Итак, Ричард Форбс целиком зависел от своей жены. Лисбет нахмурила брови. Обстоятельства мало способствовали тому, чтобы муж имел право избивать Джеральдину.

Войдя в Интернет, Лисбет отправила на адрес Бильбо краткое зашифрованное сообщение с благодарностью за присланные им материалы, а заодно перевела пятьсот долларов на указанный им банковский счет.

Потом она вышла на балкон и прислонилась к перилам. Солнце садилось. Усиливающийся ветер шумел в кронах пальм, окружавших каменную ограду, которая отделяла отель от пляжа. Лисбет вспомнила совет Эллы Кармайкл и, уложив компьютер, «Измерения в математике» и смену одежды в нейлоновую сумку, поставила ее на полу возле кровати. Затем она спустилась в бар и заказала себе на обед рыбу и бутылку «Кариба».

В баре Лисбет не заметила ничего интересного, кроме того, что у барной стойки Форбс, одетый на этот раз в теннисную рубашку, шорты и спортивные башмаки, увлеченно расспрашивал Эллу Кармайкл о «Матильде». Судя по выражению его лица, он ни о чем не тревожился. На шее у него висела золотая цепочка, и он выглядел веселым и привлекательным.

***

Целый день унылого хождения по Сент-Джорджесу вымотал Лисбет. После обеда она вышла немного прогуляться, но сильно дуло, и температура заметно понизилась, поэтому она ушла к себе в комнату и улеглась в постель уже в девять часов вечера. За окном шумел ветер. Она хотела немного почитать, но почти сразу же заснула.

Разбудил ее какой-то неожиданный грохот. Лисбет бросила взгляд на наручные часы – четверть одиннадцатого вечера. Пошатываясь, она поднялась на ноги и открыла балконную дверь – порыв ветра толкнул ее с такой силой, что она невольно отступила на шаг. Придерживаясь за дверной косяк, она осторожно высунула голову на балкон и огляделась.

Развешанные над бассейном лампы раскачивались на ветру, и по саду метались беспокойные тени. В проеме ворот столпилась кучка разбуженных постояльцев – все смотрели в сторону пляжа. Другие жались поближе к бару. На севере виднелись огни Сент-Джорджеса. Небо было затянуто тучами, но дождь не шел. В темноте Лисбет не могла разглядеть море, но волны шумели гораздо громче обычного. Еще сильнее похолодало, и впервые за все время пребывания на Карибах она почувствовала, что замерзла до дрожи.

Стоя на балконе, Лисбет услышала громкий стук в свою дверь; завернувшись в одеяло, она отворила и увидела встревоженного Фредди Мак-Бейна.

– Прости, что потревожил, но, похоже, надвигается шторм.

– «Матильда».

– «Матильда», – кивнул Мак-Бейн. – Вечером она налетела на Тобаго, и получены сообщения, что там были большие разрушения.

Лисбет порылась в памяти, припоминая свои познания по географии и метеорологии. Тринидад и Тобаго находились примерно в двухстах километрах к юго-востоку от Гренады. Тропический ураган мог запросто захватить площадь радиусом в сто километров, а его центр способен перемещаться со скоростью тридцать – сорок километров в час.

А это означало, что «Матильда» могла заявиться в гости в Гренаду и сию минуту уже быть на пороге. Все зависело от того, в какую сторону она направилась.

– Сейчас непосредственной опасности нет, – продолжал Мак-Бейн. – Но мы решили на всякий случай принять меры. Я хочу, чтобы ты собрала самые ценные вещи и спустилась в холл. Мы угощаем бутербродами и кофе за счет отеля.

Лисбет последовала его совету. Она ополоснула лицо, чтобы прогнать сон, надела джинсы, ботинки и фланелевую рубашку и повесила через плечо нейлоновую сумку. Перед тем как выйти из номера, она вернулась, открыла дверь ванной комнаты и зажгла свет. Зеленой ящерицы нигде не было видно: должно быть, спряталась в какой-нибудь щелке. Умница!

В баре она направилась к своему обычному месту и оттуда стала наблюдать, как Элла Кармайкл раздает указания своему персоналу. Сейчас все наполняли термосы горячим питьем. Вскоре Элла присоединилась к Лисбет в ее уголке.

– Привет. Ты, похоже, только что проснулась.

– Я спала. И что теперь?

– Пока посмотрим, что будет происходить дальше. На море сейчас шторм, и мы уже получили из Тринидада предупреждение о надвигающемся урагане. Если станет хуже и «Матильда» направится в нашу сторону, мы спустимся в подвал. Ты не могла бы помочь?

– Что нужно делать?

– У нас тут в вестибюле лежит сто шестьдесят одеял, их надо отнести в подвал. И кроме того, нужно убрать много всяких вещей.

Следующий час Лисбет помогала носить в подвал одеяла и собирать расставленные вокруг бассейна цветочные горшки, столики, шезлонги и прочие предметы. Когда Элла сказала, что хватит, и отпустила ее, она прошлась по дорожке, ведущей на пляж, и даже выглянула за ворота. Во тьме яростно гремел прибой, и гневные порывы ветра грозили свалить с ног, так что приходилось напрягать силы, чтобы устоять. Пальмы у ограды тревожно раскачивались.

Словно моментальный снимок, в свете молнии перед ней мелькнул гигантский угольно-черный столп и тут же исчез из ее поля зрения, растворившись в пространстве.

«Матильда»!

Этого не может быть!

Ураган – да.

Но не торнадо!

В Гренаде никогда не бывало торнадо.

Причуда урагана на острове, где не бывает торнадо.

Торнадо не образуются над водой.

Это против всех законов природы.

Это нечто небывалое.

«Он пришел по мою душу», – мелькнуло в мыслях.

Джордж Бленд тоже увидел вихрь. В один голос они закричал и друг другу: «Скорей, скорей!» – но оба не услышали, что кричит другой.

До ограды еще двадцать метров. Десять. Лисбет споткнулась, и у нее подломились колени. Пять. Уже в воротах она в последний раз посмотрела через плечо. На миг перед ней мелькнула фигура Ричарда Форбса, и в тот же момент он, словно схваченный невидимой рукой, исчез, увлеченный под воду. На пару с Джорджем Блендом они кое-как втащили свой груз в ворота. Пока они, шатаясь, брели через двор, Лисбет слышала звон бьющихся оконных стекол и жалобный скрип отдираемых ставней. Одна оторванная доска пролетела у нее перед самым носом. В следующий миг она ощутила болезненный удар – что-то стукнуло ее по спине. Возле дома напор ветра сделался слабее.

Лисбет остановила Джорджа Бленда и схватила его за ворот. Притянув к себе его голову, она крикнула ему в самое ухо:

– Мы нашли ее на пляже. Мужа мы не видели. Ты понял?

Он кивнул в ответ.

Они подтащили Джеральдину Форбс к лестнице, и Лисбет ногой забарабанила в дверь. На пороге показался Мак-Бейн. От неожиданности он вытаращил глаза, затем подхватил бесчувственную женщину, впустил их в подвал и закрыл за ними дверь.

В тот же миг невыносимый грохочущий шум урагана стих, превратившись в далекое ворчание и постукивание. Лисбет перевела дух.

***

Элла Кармайкл налила в кружку кофе и протянула Лисбет. От усталости та чувствовала себя такой обессиленной, что, казалось, не могла даже двинуть рукой. Она как села, прислонившись к стене, так и сидела на полу без движения. Кто-то укутал ее и Джорджа Бленда в одеяла. Она промокла до костей, и под коленкой у нее была рана, из которой обильно сочилась кровь. Одна штанина на джинсах была порвана, но она не могла вспомнить, откуда взялась эта десятисантиметровая дыра. Фредди Мак-Бейн и несколько постояльцев хлопотали над Джеральдиной Форбс, перевязывали ей голову, и Лисбет равнодушно наблюдала за этим. Какие-то обрывки фраз дошли до ее сознания, и она поняла, что среди собравшихся нашелся врач. В подвале народу было битком; кроме постояльцев отеля здесь спасались и посторонние люди.

Наконец к Лисбет подошел Фредди Мак-Бейн и присел перед ней на корточки.

– Она жива.

Лисбет ничего не ответила.

– Что там случилось?

– Мы нашли ее на пляже за оградой.

– Впуская в подвал гостей, я не досчитался троих. Не хватало тебя и супругов Форбс. Элла сказала, что ты выбежала на улицу как сумасшедшая как раз тогда, когда начинался шторм.

– Я побежала за моим другом Джорджем, – сказала Лисбет, кивая в сторону парня. – Он жил неподалеку в лачуге, которую, наверное, уже унесло ветром.

– Глупый, но очень смелый поступок, – сказал Фредди Мак-Бейн, взглянув на Джорджа Бленда. – Вы не видали там ее мужа, Ричарда Форбса?

– Нет, – равнодушно ответила Лисбет.

Джордж Бленд покосился на нее и тоже покачал головой.

Элла Кармайкл посмотрела на Лисбет с сомнением и пристально взглянула ей в глаза. Лисбет бесстрастно выдержала ее взгляд.

Джеральдина Форбс очнулась в три часа ночи. Лисбет в это время уже спала, прислонившись к плечу Джорджа Бленда.

***

Каким-то чудом Гренада пережила эту ночь. К рассвету ураган улегся и сменился самым отвратительным моросящим дождем, какой когда-либо видела Лисбет. Фредди Мак-Бейн выпустил постояльцев из подвала.

Гостинице «Кейс» требовался серьезный ремонт – как и все побережье, она претерпела страшные разрушения. От бара Эллы Кармайкл, стоявшего возле открытого бассейна, не осталось вообще ничего, одна веранда была полностью разрушена. Оконные проемы по всему фасаду зияли пустотой, и крыша над выступающей вперед частью здания была наполовину содрана. В вестибюле царили разгром и хаос.

Лисбет забрала Джорджа Бленда и поковыляла с ним в свою комнату. В качестве временной меры от дождя она занавесила открытый оконный проем одеялом. Джордж Бленд поймал ее взгляд.

Не дожидаясь его вопроса, она пояснила:

– Если мы скажем, что не видели ее мужа, то придется давать меньше объяснений.

Он кивнул. Она стянула с себя одежду, оставила ее кучей на полу и похлопала по кровати, приглашая его к себе. Он снова кивнул, разделся и тоже забрался под одеяло. Они уснули почти мгновенно.

Когда она проснулась, был уже день и в разрывы туч светило солнце. Все мышцы у нее болели, а колено так распухло, что еле сгибалось. Она вылезла из постели, встала под душ и на стене увидела вернувшуюся ящерку.

Элла Кармайкл все еще оставалась на ногах. Выглядела она уставшей, но бар уже заработал, переехав в вестибюль. Лисбет села за столик рядом со стойкой, заказала пиво и попросила к нему бутерброд. Незаметно взглянув в сторону разбитых окон возле входной двери, она увидела стоящий у подъезда полицейский автомобиль. Ей выдали заказанное, и в это время из служебного помещения, расположенного за стойкой администратора, вышел Фредди Мак-Бейн, а следом за ним полицейский. Заметив ее, Мак-Бейн что-то сказал полицейскому, и она оба направились к Лисбет.

– Это констебль Фергюсон. Он хочет задать несколько вопросов.

Лисбет вежливо кивнула. У констебля Фергюсона был усталый вид. Достав блокнот и ручку, он записал фамилию Лисбет.

– Мисс Саландер, мне сказали, что вы и ваш знакомый нашли миссис Форбс во время ночного урагана.

Лисбет кивнула.

– Где вы ее нашли?

– На пляже напротив ворот. Мы, можно сказать, наткнулись на нее по дороге.

Фергюсон записал ответ.

– Она что-нибудь сказала?

Лисбет отрицательно помотала головой.

– Она была без сознания?

Лисбет покивала в знак согласия.

– На голове у нее была свежая рана?

Лисбет снова кивнула.

– Вы не знаете, как она получила это ранение?

Лисбет потрясла головой. Фергюсон, казалось, был недоволен ее молчанием.

– В воздухе летало множество всяких обломков, – подсказала она любезно. – Я сама чуть было не получила по голове летящей доской.

Фергюсон понимающе кивнул.

– У вас ранена нога? – Он указал на ее повязку. – Как это случилось?

– Не помню. Я заметила рану, только когда спустилась в подвал.

– Вы были с молодым человеком?

– С Джорджем Блендом.

– Где он проживает?

– В лачуге позади «Кокосового ореха». Это недалеко, по дороге в сторону аэропорта. Если, конечно, лачугу не унесло ветром.

Лисбет не стала уточнять, что в настоящий момент Джордж Бленд спит на втором этаже в ее постели.

– Видели ли вы ее супруга, Ричарда Форбса?

Лисбет потрясла головой.

Очевидно, констебль Фергюсон больше не мог придумать, о чем еще спросить. Он захлопнул блокнот.

– Спасибо вам, мисс Саландер! Мне придется писать рапорт о смертельном случае.

– Разве она умерла?

– Миссис Форбс? Нет, миссис Форбс находится в больнице в Сент-Джорджесе. Вероятно, вам и вашему другу она обязана тем, что осталась жива. Погиб ее муж. Его нашли на автопарковке возле аэропорта два часа тому назад.

Примерно за шестьсот метров отсюда к югу от отеля.

– Судя по его виду, ему очень крепко досталось, – добавил Фергюсон.

– Очень печально, – сказала Лисбет без малейших признаков душевного волнения.

Когда Мак-Бейн и констебль Фергюсон удалились, Элла Кармайкл вышла из-за стойки и подсела к Лисбет. Она поставила на стол две рюмки с ромом, и Лисбет взглянула на нее вопросительно.

– После такой ночки необходимо чем-нибудь подкрепиться. Я угощаю. Весь завтрак – за мой счет.

Итак, первым требованием будет, чтобы из ее новой квартиры открывался хороший вид.

Она всегда мечтала о балконе и завидовала более удачливым соседям с верхнего этажа, которые могли в жаркие летние дни посидеть с бутылочкой пива под маркизой на своем балконе. Поэтому вторым требованием будет, чтобы в квартире имелся балкон.

Как должно выглядеть ее жилье? Она вспомнила квартиру Микаэля Блумквиста на улице Белльмансгатан. Это была мансарда, переоборудованная из чердачного помещения, вся квартира представляла собой единое пространство в шестьдесят пять квадратных метров без перегородок. Из окон открывался вид на ратушу и Шлюз. Лисбет там очень нравилось. Ей хотелось жить в уютной, не заставленной мебелью квартире, в которой не нужно подолгу возиться с уборкой. Это будет ее третьим требованием.

На протяжении многих лет она все время жила в тесноте. Площадь ее кухни составляла около десяти квадратных метров, в ней помещались небольшой кухонный столик и два стула. Гостиная была размером в двадцать метров, спальня – двенадцать. Четвертым требованием будет, чтобы квартира была просторной, с несколькими гардеробами. Ей хотелось иметь настоящий кабинет и большую спальню, чтобы было где повернуться.

Ее нынешняя ванная комната была тесной каморкой без окон, с четырехугольными цементными плитами на полу, с неудобной сидячей ванной и моющимися обоями на стенах, которые никакими усилиями не удавалось по-настоящему отчистить. Она хочет, чтобы сама ванна была большая, а в ванной комнате была плитка на стенах, чтобы там пахло свежестью и чтобы ее можно было проветривать. И стиральная машина должна быть прямо в квартире, а не где-то там в затхлом подвале.

Обдумав все хорошенько, Лисбет вышла в Интернет и ознакомилась со списком посреднических контор. На следующий день она встала пораньше и отправилась в агентство «Нобель», которое показалось ей самым лучшим в Стокгольме. Она пришла одетая в поношенные черные джинсы, свою старую черную кожаную куртку и в простых ботинках. Остановившись возле одного окошечка, она рассеянно посмотрела, как за ним блондинка лет тридцати пяти, открыв домашнюю страничку агентства «Нобель», начала размещать на ней снимки домов. Наконец к Лисбет подошел сорокалетний толстячок с поредевшими рыжими волосами. Она спросила его, какие здесь предлагаются квартиры. Сначала он воззрился на нее с изумлением, потом заговорил тоном доброго дядюшки:

– А скажите-ка, милая барышня, ваши родители знают, что вы собираетесь переезжать в отдельную квартиру?

Лисбет Саландер молча посмотрела на него пристальным взглядом и, подождав, пока он перестанет смеяться, выразилась более ясно:

– Мне нужна квартира.

Он кашлянул и переглянулся со своей сослуживицей.

– Понятно. И какую же квартиру вы ищете?

– Мне нужна квартира в районе Сёдера. Квартира должна быть с балконом и с видом на воду. В ней должно быть не менее четырех комнат и ванная с окном, такая, чтобы в ней было место для стиральной машины. Необходимо также запирающееся помещение, где можно держать мотоцикл.

Женщина, сидевшая за компьютером, оторвалась от работы и с любопытством уставилась на Лисбет.

– Мотоцикл? – повторил толстячок.

Лисбет Саландер кивнула.

– Простите... как вас зовут?

Лисбет Саландер представилась и в свою очередь спросила, как зовут его. Он назвался Йоакимом Перссоном.

– Тут ведь, понимаешь, такое дело: купить квартиру в Стокгольме стоит некоторую сумму денег...

Лисбет не стала отвечать на эту реплику. Она уже спросила, какие квартиры предлагаются на продажу, так что замечание о необходимости платить деньги было излишним.

– Кем ты работаешь?

Лисбет немного подумала. Формально она считалась индивидуальным предпринимателем, в действительности же работала только на Драгана Арманского и «Милтон секьюрити», однако весь последний год она выполняла задания только от случая к случаю, а вот уже три месяца вообще не брала никаких поручений.

– Сейчас я не выполняю никакой определенной работы, – ответила Лисбет чистую правду.

– Так-так... Я полагаю, ты учишься в школе.

– Нет, я не учусь в школе.

Йоаким Перссон вышел из-за перегородки, дружелюбно приобнял Лисбет за плечики и повел к выходу.

– Так вот что я скажу вам, юная особа. Через несколько лет мы с удовольствием поговорим с тобой, но для этого нужно, чтобы ты имела при себе немножечко больше денег, чем помещается в свинье-копилке. Понимаешь ли, в карманные деньги тут не уложишься. – Толстячок добродушно потрепал ее по щечке. – Так что добро пожаловать, барышня, через несколько лет, тогда мы и для вас как-нибудь подыщем небольшую квартирку.

Лисбет Саландер остановилась на улице перед агентством «Нобель», раздумывая над тем, как понравится Йоакиму Перссону, если запустить ему в витрину бутылку с коктейлем Молотова. Постояв немного, она вернулась домой и включила компьютер.

Ей хватило двадцати минут, чтобы войти во внутреннюю сеть агентства «Нобель» с помощью паролей, которые она нечаянно подглядела, рассеянно наблюдая за тем, как их набирала женщина за перегородкой. Еще через три минуты Лисбет поняла, что компьютер, на котором работала дама, одновременно служил сервером всего предприятия. Это же надо быть такими тупыми! А еще через три минуты она получила доступ ко всем четырнадцати компьютерам, входившим в локальную сеть. Часа за два Лисбет просмотрела бухгалтерию Йоакима Перссона и сделала вывод, что за последние два года он скрыл от налоговой службы около семисот пятидесяти тысяч крон черного нала.

Она скачала все нужные файлы и переслала их в налоговую службу через анонимный электронный адрес на сервере, находившемся в США. Сделав это, она выбросила из головы все мысли о Йоакиме Перссоне.

Остаток дня она посвятила тому, чтобы изучить перечень наиболее дорогостоящих объектов, предлагаемых к продаже агентством «Нобель». Самым дорогим оказался небольшой замок близ Мариефреда, но у нее не было желания там поселиться. Тогда она назло врагам выбрала из списка предложений второй по стоимости объект – это была квартира возле площади Мосебаккеторг.

Неторопливо рассмотрев фотографии и изучив планы, она наконец решила, что квартира в районе Мосебакке23 более чем отвечает всем ее требованиям. Раньше эта квартира принадлежала одному из директоров компании ABB,24 который ушел в тень, успев обеспечить себе «золотой парашют»25 на сумму в миллиард, что привлекло большое внимание прессы и вызвало резкую критику.

Вечером она сняла телефонную трубку и позвонила Джереми Мак-Миллану, совладельцу адвокатского бюро «Мак-Миллан & Маркс» в Гибралтаре. Ей уже приходилось вести дела с этой конторой. Некогда он за щедрое вознаграждение согласился открыть ряд фиктивных юридических адресов, на которые затем были зарегистрированы счета, обслуживавшие состояние, которое она украла у финансового воротилы Ханса Эрика Веннерстрёма.

И вот она снова обратилась к услугам Мак-Миллана. На этот раз она дала ему поручение вести от имени ее предприятия «Уосп энтерпрайзис» переговоры с агентством «Нобель» и купить у них понравившуюся ей квартиру на улице Фискаргатан близ площади Мосебакке. Переговоры заняли четыре дня, и когда договор был заключен, проставленная в нем сумма заставила ее поднять брови. Плюс пять процентов как вознаграждение Мак-Миллану. Не прошло и недели, как она, прихватив с собой две картонные коробки с одеждой, постельным бельем, матрасом и кухонными принадлежностями, уже въехала в новое жилище. Три недели она так и спала на матрасе, посвящая все время изучению клиник пластической хирургии, завершению работы над рядом рутинных дел (включая ночную беседу с неким адвокатом Нильсом Бьюрманом) и счетам за жилье, за электричество и все в этом роде, за что она заплатила авансом.

***

Покончив со всем этим, она заказала билет и отправилась в итальянскую клинику. После завершения лечения и выписки Лисбет, оставшись одна в номере римской гостиницы, задумалась о том, что же ей делать дальше. Следовало бы вернуться в Швецию и начать устраивать свою жизнь, но по ряду причин ей даже думать не хотелось о Стокгольме.

У нее не было настоящей профессии. Работа в «Милтон секьюрити» не сулила ей в будущем ничего интересного. Драган Арманский в этом не виноват: он-то хотел, чтобы она поступила к нему на постоянной основе и стала эффективным винтиком рабочего механизма, но она, дожив до двадцати пяти лет, не имела никакого образования, и ей не хотелось до пятидесяти лет раскапывать персональные сведения о разных жуликах. Это было для нее забавным хобби, но не годилось для того, чтобы стать главным делом ее жизни.

Второй причиной, почему ей претила мысль о возвращении в Стокгольм, был Микаэль Блумквист, иначе «этот чертов Калле Блумквист». В Стокгольме она наверняка рискует столкнуться с ним, а в данный момент ей этого совершенно не хотелось. Он обидел ее. Если по совести, то она признавала, что он сделал это без злого умысла. Он был человек что надо. Она сама виновата, что влюбилась в него. Само слово это казалось какой-то дикой нелепостью, когда речь шла о бестолковой курице Лисбет Саландер.

Микаэль Блумквист славился как дамский угодник. Она оказалась для него в лучшем случае временной забавой, однажды он снизошел до нее из жалости, когда она была ему нужна и когда под рукой не нашлось ничего лучшего, но быстро забыл о ней, как только вернулся в более интересное общество. Она проклинала себя за то, что ослабила защиту и впустила его в свою жизнь.

Когда наваждение прошло, она оборвала с ним всякие контакты. Это далось ей не очень легко, но она держалась твердо. В последний раз она видела его с платформы метро на станции «Гамла стан», когда он проехал мимо нее по направлению к центру. Она глядела на него целую минуту и решила для себя, что не хочет больше сохнуть по нему. Иди ты к черту! Он заметил ее, как раз когда закрывались двери, и смотрел пристальным взглядом, пока не тронулся поезд, а она повернулась к нему спиной и пошла прочь.

Лисбет не могла понять, почему он по-прежнему старается возобновить отношения с таким упорством, словно речь с его стороны шла о каком-то социальном проекте. Она сердилась на его недогадливость и каждый раз, как он писал ей по электронной почте, она, стиснув зубы, удаляла его послание, не читая.

Короче, в Стокгольм ее совершенно не тянуло. Кроме работы по заданиям «Милтон секьюрити», нескольких прежних сексуальных партнеров и девчонок из бывшей группы «Персты дьявола», ничто не связывало ее с родным городом.

Единственным человеком, к которому она питала известное уважение, был Драган Арманский, хотя она с трудом могла бы определить свои чувства к нему. Она сама немного удивлялась, осознавая, что испытывает некоторое влечение к своему начальнику. Не будь он женатым, семейным человеком и в придачу таким консерватором, она, пожалуй, могла бы сделать шаг ему навстречу.

В конце концов она достала свой календарь и открыла раздел, в котором находились географические карты. Она никогда еще не бывала в Австралии или в Африке. Она читала про пирамиды и Ангкор-Ват,26 но никогда их не видела. Она никогда не каталась на пароме «Стар ферри», который ходит между Коулуном27 и Викторией28 в Гонконге, никогда не занималась подводным плаванием на Карибах и не загорала на пляжах Таиланда. Если не считать нескольких коротких командировок по работе, во время которых ей довелось побывать в Прибалтике и соседних скандинавских странах, да еще, разумеется, в Цюрихе и Лондоне, она за всю свою жизнь почти никуда не выезжала за пределы Швеции. А если подумать, то почти нигде не бывала за пределами Стокгольма.

Раньше это было ей не по карману.

Лисбет подошла к окну своего гостиничного номера и стала глядеть на протянувшуюся внизу улицу виа Гарибальди. Рим походил на гору развалин. Приняв решение, она надела куртку, спустилась в вестибюль и спросила, есть ли поблизости какое-нибудь туристическое бюро. Она заказала один билет до Тель-Авива и провела несколько дней, гуляя в Иерусалиме по Старому городу, осматривая мечеть Аль-Акса29 и Стену Плача. На вооруженных солдат по углам улиц она поглядывала с опаской. После этой поездки она полетела в Бангкок и затем весь остаток года продолжала путешествовать.

У нее было только одно неотложное дело, по которому она дважды съездила на Гибралтар. В первый раз для того, чтобы углубленно изучить человека, которому она собиралась поручить управление своими деньгами, а второй раз для острастки, чтобы прибавить ему усердия.

***

Странное чувство испытываешь, впервые за такое долгое время поворачивая ключ в замке собственной квартиры!

Войдя в прихожую, Лисбет поставила сумку и пакет с продуктами, а потом набрала четырехзначный код, отключавший электронную сигнализацию. Затем сняла с себя всю одежду и, бросив ее на пол в холле, раздетая пошла на кухню, включила холодильник, убрала в него все продукты и сразу же отправилась в ванную, чтобы следующие десять минут провести под душем. Подкрепившись яблочными дольками и разогретой в микроволновке пиццей, она открыла коробку с вещами, достала подушку, простыню и одеяло – после целого года хранения от них подозрительно попахивало. В комнате, смежной с кухней, она расстелила на полу матрас.

Через десять секунд, едва положив голову на подушку, она заснула и проспала почти двенадцать часов, почти до полуночи. Поднявшись, Лисбет включила кофеварку, завернулась в одеяло и, подложив подушку, удобно устроилась с сигаретой у окна, из которого открывался вид на Юргорден30 и на море. Как зачарованная, она глядела вдаль, размышляя в темноте над своей жизнью.

***

Весь следующий день после возвращения в Стокгольм у Лисбет Саландер был расписан по минутам. В семь утра она уже закрыла за собой дверь квартиры. На площадке она немного задержалась и, отворив лестничное окно, прикрепила между стеной и водосточной трубой подвешенный на медной проволочке запасной ключ. Наученная опытом, она оценила пользу запасного ключа, хранящегося в легкодоступном месте.

На улице ее встретил пронизывающий холод. Лисбет была одета в старые, поношенные джинсы, продранные пониже ягодицы, сквозь дырку просвечивало голубое трико. Для тепла она натянула поверх майки джемпер-поло, воротник которого растянулся и не хотел прилегать к шее, и достала из запасов старую меховую куртку с заклепками на плечах. Надевая куртку, она подумала, что надо бы отнести ее в починку, чтобы заменить изодравшуюся в клочья подкладку внутри карманов. На ногах у нее были теплые чулки и ботинки – в общем, оделась она довольно-таки подходяще для Стокгольма.

По Санкт-Паульсгатан она дошла пешком до Цинкенсдамма, а оттуда до своего прежнего дома на Лундагатан. Там она начала с того, что зашла в подвал и проверила в чулане свой старенький «кавасаки». Похлопав его по седлу, она поднялась по лестнице и, переступив через громадную кучу рекламных листовок, вошла в старую квартиру.

Перед тем как уехать из Швеции, она, не придумав еще, как поступить со старой квартирой, оставила распоряжение по перечислению денег на коммунальные платежи. В квартире по-прежнему оставалась вся обстановка, старательно собранная по мусорным контейнерам: надбитые чашки, два старых компьютера и куча всякой бумаги – ничего ценного.

На кухне она нашла черный мусорный мешок и потратила пять минут на то, чтобы выбрать рекламные буклеты и побросать их в него. Почты как таковой оказалось не много: главным образом банковские выписки, бланки налоговых квитанций от «Милтон секьюрити» и разного рода замаскированная реклама. Одним из преимуществ официальной недееспособности было то, что Лисбет никогда не приходилось заниматься налоговыми расчетами: такого рода официальные бумаги блистали своим отсутствием. В остальном же за год лично ей пришло только три письма.

_____________________________________________________________________________________________

26

Ангкор-Ват – знаменитый древний храм в Камбодже.

27

Коулун – полуостровная часть Гонконга.

28

Виктория – морская бухта в Гонконге.

29

Мечеть Аль-Акса – одна из главных мусульманских святынь, расположена на Храмовой горе в Иерусалиме.

30

Юргорден – остров в Стокгольме, на котором в старину находился королевский охотничий заказник, сейчас – зона отдыха и развлечений, где находятся музей под открытым небом «Скансен» и парк аттракционов «Грёна лунд».

23

Мосебакке – холм в Стокгольме.

24

«АВВ» – «Asea Brown Boveri» – энергетический концерн, образованный в 1988 г. в результате слияния шведского предприятия «ASEA» со швейцарским «Brown Boveri».

25

Договор найма с руководителями компании, предусматривающий выплату им крупной компенсации в случае изменения контроля над компанией и/или увольнения.

Отредактировано ilona (29.03.2011 22:40)