Двери в сушилку, как правило, не запирались — там не было почти ничего ценного; кроме того, кражи в Твин Пиксе были редки. Открыв двери и пройдя в темное помещение, Кэтрин невольно поморщилась от острого бензинового запаха, ударившего ей в нос.
«Наверное, кто то измазался в масляную краску и чистился бензином», — почему то подумала она.
Включив свет, она вытащила из кармана маленький женский револьвер, который, отправляясь на лесопилку, прихватила с собой на всякий случай. Пройдя несколько шагов вглубь, она остановилась: к поперечной балке, подпиравшей потолок сушилки, была привязана какая то женщина; лицо ее показалось Кэтрин знакомым.
«Где я могла ее видеть? — Подумала Кэтрин. — Кажется, она работает в закусочной Нормы?.. Впрочем, это сейчас не важно…»
Женщина, привязанная к балке, едва заметив вошедшую, принялась что то мычать — говорить она не могла, так как во рту ее был кляп.
Подойдя поближе, Кэт внимательно посмотрела на нее и произнесла:— Извините, но я ничего не поняла из того, что вы мне сказали…
Привязанная, показывая глазами куда то в угол, принялась вновь мычать что то нечленораздельное. — Вы не могли бы говорить более внятно? — со скрытой издевкой спросила Кэт.
Поискав взглядом что нибудь острое, она обнаружила небольшой топорик — наподобие того, которым лесорубы обрубают сучья. Освободив девушку от кляпа и перерубив веревки, Кэтрин, наконец, спросила:— Кто вы такая и что вы тут делаете?..
Та, указала рукой куда то в угол, крикнула:— Сейчас взорвется!
И действительно, тотчас же небольшое устройство, на которое Кэтрин почему то сразу же не обратила внимания, сработало: сперва зазвонил будильник, вмонтированный в приспособление, и тотчас же прозрачным синим пламенем загорелся фитиль. В мгновение ока огненная дорожка побежала от самодельной мины в сторону стен — буквально через минуту та оказалась объятой пламенем. Кэтрин, точно очнувшись, схватила недавнюю пленницу за руку и крикнула:— Бежим!..
Однако было уже поздно: высушенная древесина, щедро политая бензином, загорелась: огонь преградил путь к входным дверям. Кэтрин и Шейла бросились к опасному выходу, но тут внезапно перед ними рухнула крыша — обе оказались в западне… Огонь распространялся стремительно — спустя всего несколько минут с того момента, как сработало стоявшее в углу взрывное устройство, вся сушилка была объята пламенем. Дым ел глаза; стало нестерпимо жарко. Кэтрин, сорвав на ходу загоревшуюся было верхнюю одежду, попыталась прорваться сквозь огонь…

Пит, задремавший в кресле, проснулся от пронзительного воя пожарной сирены. Он вскочил, и, посмотрев в окно — из «Дома на холме» прекрасно просматривался почти весь Твин Пике, в том числе и лесопилка — пришел в ужас. Даже не обуваясь, в одних только домашних шлепанцах Пит выскочил из дому и, усевшись в свой старый раздолбанный автомобиль, который давно уже пора было отправить на автомобильное кладбище, понесся в сторону лесопилки. Он почему то был абсолютно уверен, что его жена Кэтрин поехала туда.
Лесопилка пылала. Яркие языки пламени отражались в блестящих касках городских пожарников. Те, направив пожарные рукава на горящие сооружения, тщетно пытались потушить огонь — это делалось скорее для очистки совести; сухая древесина воспламенялась мгновенно, огонь вздымался на несколько десятков футов над самыми высокими крышами…
Заметив стоявшую неподалеку машину Кэтрин, Пит окончательно убедился в том, что его жена где то неподалеку.
«А что, если она, — в ужасе подумал Пит; ему сразу же стало не по себе от этого предположения, — а что, если Кэтрин там?..»
В отчаянии он подбежал к начальнику пожарной службы и, стараясь перекричать рев пожарной сирены, заорал тому на ухо, показывая рукой на пылающие сооружения:— Там никого нет?..
Пожарник посмотрел на Питера как на ненормального. — Там никого нет?.. — повторил Мартелл свой вопрос. — Рабочая смена давно закончилась, — ответил пожарник, — думаю, никого… — А мою жену вы тут не видели? — прокричал в ответ мистер Мертелл. — Нет…
Питер, смотря то на пожарника, то на пылающую сушилку, лихорадочно соображал, что ему предпринять. Наконец, выхватив у пожарника пластиковую маску для защиты лица, он бросился в раскрытые двери горящей сушилки…

Мисс Моран слушала Купера очень внимательно, стараясь не пропустить ни единого слова. — Что вы, что вы, мистер Купер! — замахала девушка руками, — продолжайте, пожалуйста!.. — В восьмых, — продолжил Дэйл, — пить чай надо только из высокой чашки цилиндрической формы, а не из плоской и мелкой, как эта, — Купер пальцем указал на стоявшую па столе чашку. — В такой чашке не успеешь распробовать, как чай уже остынет. В девятых, с молока — если вы любите чай с молоком — следует снимать сливки, прежде чем подливать его в чай. Слишком жирное молоко придает чаю слишком тошнотворный вкус. В десятых, — улыбнулся Дэйл, — следует сперва наливать в чашку не молоко, а чай. Любопытно, что в Новой Англии это один из самых спорных вопросов — воистину в каждой тамошней семье можно столкнуться со сторонниками обеих платформ. Приверженцы теории, по которой сперва наливается молоко, могут выдвинуть вполне весомую аргументацию своей позиции, но я стою на своем, Люси… Моя позиция неоспорима. Наливая сперва чай и по мере наливания, помешивая, можно предельно точно регулировать требуемое количество молока. В противном же случае его легко перелить. И, наконец, чай — если вы, Люси, не пьете его по азиатски — нельзя пить с сахаром. Это все равно, что пить разогретую пепси колу… — Чай с сахаром пьет Гарри, — вставила Люси, — мистер Трумен утверждает, что к этому напитку, вообще то, равнодушен, а пьет его лишь затем, чтобы взбодриться и согреться, а сахар кладет только затем, чтобы отбить привкус чая…
Дэйл улыбнулся. — Люси, — ответил он, — а вы попробуйте убедить вашего шефа пить чай без сахара хотя бы в течение двух недель… И он наверняка никогда больше не захочет пить чай, подслащивая его…
Люси с нескрываемой благодарностью посмотрела на Дэйла. — Вы так нам помогаете, — воскликнула она, — просто слов не могу найти… Вы делаете из нас настоящих профессионалов…
Купер так и не понял, к чему именно относились эти слова секретарши — то ли к его многочисленным лекциям, то ли к расследованию убийства Лоры Палмер, то ли — в данной ситуации это выглядело правдоподобней всего — к его совету правильно заваривать чай.

Придя вечером в гостиницу, Купер с удивлением обнаружил, что та практически пуста. Выйдя на коридор, он прислушался — не было слышно, ни норвежских народных песен, исполняемых обычно пьяными голосами постояльцев, ни храпа, ни звона бутылок. «Наконец успокоились», — подумал он. Это открытие сразу же улучшило Дэйлу настроение, и он тут же вынул из кармана диктофон, решил сообщить об этом Даяне. — Даяна, Даяна, — произнес он, нажав кнопку «запись», — сейчас поздний вечер. Я нахожусь в гостинице «Флауэр», стою в коридоре. Гостиница на удивление тиха. Я могу предположить, что северные гости либо уснули пьяным сном, либо — а я очень на это надеюсь, — наконец то уехали. Сегодня был занят целый день, и только сейчас понял, насколько проголодался. Сейчас же закажу себе по телефону ужин прямо в номер… Знаешь, Даяна, находясь в многочисленных командировках и проводя в гостиницах большую часть жизни, я пришел к выводу, что возможность заказать горячий ужин в номер — одно из лучших достижений нашей цивилизации… — Купер, пройдя в номер, набрал номер телефона и, отложив на тумбочку включенный на «запись» диктофон, произнес: — это Дэйл Купер… Попрошу принести мне в номер чего нибудь горячего… Да, и есть ли у вас горячее молоко?..
С того конца послышалось:— Ваш заказ принят, сэр. Через несколько минут ужин будет подан. — Спасибо, — поблагодарил Купер и положил трубку.
Тот час же раздался телефонный звонок. — Алло…
В трубке послышался взволнованный голос:— Это Дэйл Купер?..
Купера почему то очень раздражали такие звонки. Он довольно нервно воскликнул:— Да… Ну что там еще?..
В трубке послышалось:— Это говорит Энди Брендон… У меня к вам одно известие…
Совладав с собой, Дэйл голосом, в котором сквозила ирония, поинтересовался:— Вы не могли бы сообщить мне это ваше известие утром?.. — Но это очень важно!..
В этот момент послышался стук в двери. «Это, наверное, уже заказ несут, — решил Купер, — быстро, однако…»— Минуточку…
Видимо, известие, которое Энди собирался сообщить Куперу, действительно было чрезвычайно важным. — Дэйл, не кладите трубку…
В двери застучали еще настойчивее.
Купер произнес:— Энди, извини, мне в номер несут ужин… Перезвони чуть позже… — Дэйл, открой двери и не клади трубку… Дело в том, что… — Хорошо, — Купер положил трубку рядом с аппаратом и направился к двери.
Из мембраны доносился голос Брендона:— Мистер Купер, только что обнаружен Лео Джонсон… У него очень тяжелое ранение, он истекает кровью… Не могли бы вы…
Открыв двери, Купер невольно отшатнулся — первое, что он увидел, была вытянутая рука в черной кожаной перчатке, держащая пистолет. Купер попытался резко закрыть двери, но не успел — тишину гостиницы прорезало три глухих хлопка — пистолет был со специальным глушителем. Все три пули попали агенту ФБР в живот и он, обливаясь кровью, упал на ковер…

Потом хлопнула дверь, голоса исчезли. Из глубины длинного коридора послышались тихие шаркающие шаги. Перед самой дверью шаги стихли. — Вот ваш заказ, — послышался скрипучий вежливый голос и в комнату вошел старый портье с шелковой потрепанной бабочкой и с подносом в руках. На подносе одиноко стоял высокий стакан, полный молока.
Дэйл едва слышно застонал. Он хотел обратиться к портье, но вместо слов из его горла вырвался едва слышный булькающий вздох. Его голова вновь упала на ковер.
Моргая подслеповатыми выцветшими глазами старый портье с подносом в дрожащих руках прошел в комнату, долго смотрел, куда бы поставить поднос, наконец, решил, что лучше всего будет, если стакан с молоком будет на тумбочке рядом с телефоном. Он опустил поднос и взглянул на распластавшегося на полу специального агента ФБР Дэйла Купера. — Простите, сэр, я не могу понять, что вы делаете там внизу?
Старый портье моргал подслеповатыми глазами. Его белая рубашка сливалась с потолком, и только черная бабочка траурным пятном медленно покачивалась перед угасающим взором Дэйла Купера. — Теплое молочко я вам принес, — проскрипел беззубым ртом старик, — очень теплое молочко.
Дэйл попытался открыть глаза и хоть как то привлечь к себе внимание старика. Но тот, кроме того, что был подслеповат, еще плохо слышал. — Агент Купер! Агент Купер! Дэйл! Дэйл! — звучал из трубки перепуганный голос Энди Брендона, — вы меня слышите? Агент Купер!
Старый портье взял телефонную трубку и долго вертел в дрожащих руках.
Наконец, он решил, что телефонная трубка должна лежать на отведенном ей месте. Он пригнулся к аппарату и принялся укладывать ее на рычаги. Но руки не слушались, и трубка соскальзывала, громко ударяясь о тумбочку.
Наконец, старый портье смог уложить двумя руками беспокойную трубку, которая все время вырывалась и не хотела его слушаться. Он облегченно вздохнул. Голос Энди Брендона оборвался на полуслове. Старый портье вновь взял стакан с молоком в руки и слегка склонился к распластавшемуся на полу Дэйлу Куперу. — Ваше молоко, сэр, скоро остынет, — очень вежливо сказал портье.
К Дэйлу Куперу вернулся голос. — Сэр, так куда поставить ваше молоко? — еще ниже склонился к Дэйлу портье. — Поставьте его, пожалуйста, на стол. И еще вызовите, пожалуйста, доктора.
Портье закивал трясущейся головой. Щеточка его серебристых усов шевельнулась. — Сэр, я вас понял и ставлю молоко на стол. Сэр, вы меня, конечно, извините, — старик поклонился лежащему на полу Куперу. — Я у вас немножко прибрал, повесил трубку, вы меня слышите? — Вы вызвали врача? — прошептал Купер. — Да, я повесил трубку, сэр. — Вы доктора вызвали? Доктора? — несколько раз повторил Купер.
Старик смотрел на шевелящиеся губы специального агента, пытаясь прочесть по ним, разобрать, что же такое говорит этот молодой мужчина, лежа на полу. — Я повесил телефонную трубку, — громко выговаривая каждое слово, повторил старый портье. — Доктора, доктора… — шептал Купер.
Он боялся, что вновь потеряет сознание и вновь рухнет в черную липкую бездну. — Доктора, — очень отчетливо тоже выговаривая каждый звук, повторил Купер.
Он сообразил, что старик его не слышит. Но старик понял движение губ Дэйла по своему. — Мне не трудно, сэр, пожалуйста, мне совсем нетрудно.
Он вытащил из карманчика на красном коротком фартуке счет и протянул его лежащему на полу Куперу. — Доктора, — повторил вновь Дэйл. — Хорошо, хорошо, сейчас, — старик долго рылся в кармашке фартука, наконец, нашел черную перьевую ручку. Снял колпачок, тряхнул ручкой и протянул ее специальному агенту.
Дэйл уже все понял. Когда старик, присев на колени подал блокнот со счетом, он спросил у портье:— А чаевые сюда включены?
Наконец то старик сообразил. Да и как он мог не понять, ведь это было его любимое слово: чаевые. Серебристая щеточка усов вновь вздрогнула, и старик изобразил нечто наподобие улыбки, обнажив два одиноко торчащие зуба в верхней челюсти. — Конечно, сэр, конечно включены.
Дэйл слабеющей дрожащей рукой подписал счет. Когда блокнот оказался в кармашке красного фартука старик закивал трясущейся головой. — Спасибо, спасибо, спасибо, сэр. Вам хорошо, вы хороший человек. Другие всегда смотрят, что написано в счете и спорят со мной, что там слишком большие чаевые, а вы вот сразу взяли и подписали, даже не взглянув на сумму. — Доктора, доктора, — прошептал Купер.
Старик понял это по своему. Он решил, что его отсылают из номера. — Сэр, — желая сказать еще что нибудь на прощанье, прошамкал старик, — ваше молоко скоро совсем остынет и будет как лед, а холодное молоко пить очень вредно. — Хорошо, — уже смирившись со своим положением, со своим бессилием сказал Купер.
Старик еще несколько раз поклонился и целиком удовлетворенный собой и тем, что специальный агент ФБР подписал, не глядя, счет, такой же шаркающей цепляющейся за ровный пол походкой двинулся к двери.
У порога старик развернулся, еще раз поклонился лежащему на полу Куперу, изобразил подобие услужливой улыбки и проскрипел:— А я о вас очень много всего слышал.
Дэйл Купер из последних сил поднял правую руку и показал старику большой палец, дескать «все хорошо, все о'кей, дедушка, можешь быть, наконец то свободен».
Старик вновь закивал головой и, держась за стену, двинулся к выходу.
«Господи, господи, хоть бы он не закрыл дверь. Тогда может быть, еще кто нибудь заглянет ко мне в номер и вызовет доктора. Господи, хоть бы он не закрыл дверь».
И его слова были услышаны.
Шаги старика зазвучали в коридоре. Дверь осталась открытой. Но тут старик, как будто что то вспомнив, остановился посреди коридора, сам себе улыбнулся и вновь зашаркал к номеру специального агента. Он вначале просунул свою лысую голову на длинной морщинистой шее, поморгал выцветшими глазами, а потом уже более решительно вернулся в номер. — Мне о вас очень много хорошего рассказывал старик Хилтон, — закивал головой портье и показал свой желтый как огарок восковой свечи большой палец и на всякий случай подмигнул.

Слово «химия», прозвучавшее из уст гостя, поразило Купера. — Что все это значит? — прошептал специальный агент ФБР. — Это все, что мне позволено тебе сказать. Дай мне твое кольцо. Я тебе его верну, когда ты убедишься, что все сказанное мной — чистая правда.
И не дожидаясь ответа Купера, ночной гость склонился к нему. Дэйл последним усилием приподнял левую руку. Холодные шершавые пальцы ночного гостя взяли руку Дэйла Купера и сняли кольцо с мизинца левой руки. Когда кольцо оказалось зажатым в твердых пальцах великана, он вновь принял прежнюю позу, сцепил пальцы между собой и холодным уже далеким голосом проговорил:— Мы хотим помочь тебе. — Кто это «мы»? — слабо проговорил Дэйл. Мужчина, стоящий над Дэйлом, казалось, не услышал его вопроса, или пропустил мимо ушей. — И еще одно. Запомни, Дэйл, Лео Джонсон был заперт в Голодной Лошади. А разгадку ты найдешь в доме Лео. А теперь, — уже другим голосом проговорил мужчина, — теперь тебе понадобится доктор.
И действительно, кровавое пятно расплылось по белой рубашке Дэйла уже почти до груди, а на ковре образовалась изрядная теплая лужа крови. Яркий, пронзительный, неземной свет начал быстро меркнуть. И гость, еще мгновение тому возвышающийся над Дэйлом, растворился в этом свете и бесследно исчез вместе с ним.
На какое то мгновенье Дэйл Купер увидел над собой сверкающий белый потолок. И вдруг эта белизна начала вновь заволакиваться розовым туманом.
«Господи, неужели я теряю сознание, неужели умираю?»
Дэйл попытался крикнуть, собрав последние силы, но с его побелевших губ не сорвалось ни звука.

В отеле шла своя ночная жизнь. Где то за стенкой громко безудержно хохотала женщина, слышался раскатистый мужской голос. Потом послышался детский плач, звяканье посуды. Но постепенно все смолкало, затихало и гостиница погрузилась в сон. Никого так и не заинтересовали распахнутые двери в номере специального агента ФБР Дэйла Купера.
Только не спал старый портье с красным фартуком. Он сидел внизу, возле ящика с ключами.
Старик прижался ухом к динамику приемника и слушал все подряд, что передавали по радио. Он был очень доволен тем, что может слушать все сидя на мягком стуле в теплом помещении.

Глава 39

Одри Хорн начинает сожалеть о своем отчаянном поступке. — Больше всего Одри волнует положение дверной ручки в ее комнате. — Продавщица отдела парфюмерии начинает ненавидеть свой товар. — Одри попадает в ситуацию, когда хочется позвать на помощь кого угодно, но только не своего отца. — Чем расплачивается Джерри Хорн с Черной Розой? — Игра в лисичку. — Джерри, сам того не желая, спасает племянницу. — Дэйл Купер, лежа беседует с Даяной, не зная, включен ли диктофон. — Три револьверных ствола нацелены на специального агента ФБР.

Мерцала неоновая вывеска рекламы над ночным казино «Одноглазый валет».
Легко потрескивали светящиеся стеклянные трубки в мелких каплях дождя. Их отсвет слабыми бликами ложился на потолок комнаты, в которой находилась Одри. Она сидела на широкой мягкой кровати, окруженной со всех сторон тяжелым бархатным пологом с черной бахромой.
Одри не терпелось увидеть, кто же хозяин этого заведения, кто же сейчас зайдет в комнату.
Она приблизила свое лицо к щели между портьерами и напряженно смотрела на дверь. Но дверь была неподвижна.
Одри хоть и напустила на себя беспечность и деланную смелость, но на самом деле она ужасно волновалась и переживала.
Она понимала, что у нее сдают нервы. Ей было страшно. Ведь она знала, где находится и для чего создано казино Черной Розы. Об этом заведении ей кое что рассказывали подруги, кое что она читала в газетах в разделе криминальной хроники. И конечно, сейчас, все, что должно было произойти с ней, представлялось очень мрачным и угрожающим.
Девушка боялась, что хозяин заведения, — какой нибудь жестокий грязный мужчина, а даже, возможно, садист и извращенец. Что он начнет ее мучить и, может быть, избивать. И тогда, возможно, ее постигнет судьба Ронни Пуласки. Но любовь к Дэйлу Куперу и страстное желание хоть как то помочь ему помогало ей сохранять хоть видимое спокойствие.
Она еще не придумала первые слова, которые скажет хозяину. И она еще не знала, как, какими способами сможет противостоять его домоганиям. А то, что они неизбежны, Одри была уверена так же, как она была уверена в том, что ей нравится Дэйл Купер.
Вот если бы пришел он, она бы тогда показала все, на что способна. Она бы встретила его здесь, обняла и отдалась бы ему с радостью и восторгом.
Но такие люди как специальный агент ФБР Дэйл Купер не ходят в столь грязные и гнусные заведения, кроме как по служебной необходимости что то расследовать, выведать, узнать, собрать необходимые улики и доказательства, чтобы потом задержать преступника и избавить общество от какого нибудь грязного мракобеса и извращенца.
«Боже, неужели со мной сейчас произойдет непоправимое? Неужели мной воспользуются как обыкновенной дешевой проституткой? Как этого не хочется! Как же мне спастись?»

А в это же время младший брат Бенжамина Хорна Джерри расхаживал по кабинету управляющей «Одноглазым валетом» Черной Розы.
На нем был длинный кожаный плащ, очень похожий на одежду гестаповского офицера. Джерри был невысокого роста, этот Джерри, и как все маленькие люди имел о себе очень преувеличенное мнение.
Блэкки сидела за столом, откинувшись на спинку глубокого кресла. Ее глаза подергивала пелена наркотического опьянения. Она улыбалась, изредка прикасаясь руками к своей груди, шее, проводя указательным пальцем по нижней губе. Время от времени она беспричинно принималась хохотать, но через мгновение ее лицо становилось вдруг холодным, неприступным и отчужденным. Она явно витала в облаках дурмана. — Блэкки, в какой комнате Бен? — развязно спросил Джерри, расхаживая по гостиной.
Блэкки от резкого и развязного вопроса вздрогнула. Пелена как бы сползла с ее глаз. Она широко улыбнулась, показав ряд белых аккуратных зубов. — Он там, — женщина вяло махнула рукой в неопределенном направлении. — Где там? — Ну там… — Блэкки повторила движение руки, но показала более определенно, — там, где он и должен быть, в новой цветочной комнате.
Ее улыбка из приторной сделалась злой и недовольной. — Джерри, послушай…— Ну что, говори быстрей, а то ты тянешь слова как нитку. — Послушай, мне кажется, Хорн что то от меня скрывает.
От этих слов Джерри подпрыгнул, как будто его ошпарили кипятком. Он бросился к огромному столу, перевалился через него и, глядя прямо в глаза женщине, крикнул:— Ты о чем это, Блэкки, кто скрывает?
Черная Роза буквально вжалась в спинку кресла и испуганно схватилась рукой за сердце, как будто оно вот вот могло остановиться. — Джерри, Джерри, я прошу тебя, — уже совсем другим голосом прошептала Блэкки, — прошу тебя, ты видишь, как мне плохо? — Да? Тебе плохо? — Джерри развязно уселся в кресло напротив большого стола и испытующе посмотрел в глаза женщине. — Тебе плохо? — Джерри, помоги, ты же видишь! — шептала женщина.
Джерри сразу сообразил, что Блэкки требует от него свою очередную дозу наркотика.
Они уже давно вместе с Бенжамином рассчитывались с ней преимущественно наркотиками. Но чтобы позлить и помучить женщину, он развернул торшер, подвинул его к себе и направил прямо в лицо Блэкки яркий желтый свет. Женщина испуганно и недовольно поморщилась и заморгала темными глазами.
Джерри в это мгновение был действительно очень похож на гестаповского офицера, издевающегося над своей жертвой. Его кожаный плащ похрустывал и скрипел. И прическа Джерри тоже была явно скопирована с образцов мужской красоты времен третьего рейха. — Блэкки, — резко выговаривая каждый звук, начал Джерри, — раньше ты была такой красивой и обворожительной женщиной… — Да, — согласная на все шептала женщина. — Ты была такой обворожительной женщиной, что просто пальчики оближешь.
Джерри запустил руку в глубокий карман и вытащил маленький целлофановый пакетик с белым порошком. Он повертел упаковку перед своими глазами. В них появился хищный и одновременно маслянистый блеск.
Блэкки напряглась. Казалось, еще мгновение и она как кошка бросится на мужчину, вернее, даже не на него, а на то, что он держит в руках, на этот маленький шелестящий пакетик. Она следила глазами за движением пальцев Джерри, как следят за движением молоточка психиатра, когда он водит им перед глазами пациента. Казалось, женщину парализовал вид этого белого вещества в целлофановой упаковке. — Ах. Блэкки! Ах, Блэкки! — шептал Джерри, не отдавая наркотик женщине.
Он подносил его ко рту, нюхал, вертел пальцами. Наконец, видимо, ему надоела эта игра в кошки и мышки. Он поцеловал пакет, взглянул на женщину и бросил наркотик на стол.
Блэкки вздрогнула, готовая кинуться как голодная кошка на кусок мяса, но сдержала себя. Видимо, в ней еще оставалась капля женской гордости и достоинства.
Джерри, заскрипев кожаным плащом, поднялся со стула и вразвалочку, лениво двинулся к двери.
Блэкки глядя на этого маленького низкорослого ублюдка прошептала:— Мерзавец ты! Ну и мерзавец!
А Джерри у самой двери остановился, повернулся к женщине и подмигнул ей левым глазом.
Едва за ним закрылась дверь и щелкнул замочек, Блэкки схватила упаковку героина, выдвинула шуфлядку своего письменного стола и буквально вырвала оттуда трясущимися руками резиновый жгут для перетягивания руки.

Когда Бенжамин Хорн отдернул тяжелые шторы полога, он увидел, что девушка спряталась от него под блестящее шелковое одеяло, из под которого торчали только красивые чуть полноватые ноги в белых чулках. Бенжамин Хорн самодовольно вздохнул:— Вот и хорошо. Вот и правильно ты решила, моя маленькая лисичка. А теперь давай выбирайся из своего укрытия, из своего домика. — Нет! Нет! Уходите! Уходите! Я не готова, — послышался из под одеяла сдавленный девичий голосок. — Уходите! Уходите! Я вас очень прошу. Я волнуюсь. — Не волнуйся, моя маленькая. Все будет просто очень хорошо.
Бенжамин Хорн снова затянулся сигарой, вновь приподнял край одеяла и выдохнул туда дым. — Что вы делаете? Что вы делаете? Вы меня отравите, и я умру! — Не умрешь, тебе будет просто очень хорошо. Тебе будет сказочно хорошо!
Бенжамин Хорн прищелкнул языком, разглядывая девичьи ноги. — Что такое? — недовольно отозвался Хорн, — что такое, Джерри? — У нас проблемы. — У меня тоже проблема, — уже другим голосом, поигрывая красной атласной лентой, украшавшей маску кошки, ответил Бенжамин. — Что там у вас за проблемы? Вот у меня очень сладкая и приятная проблема, которую я никак не могу разрешить, — Бенжамин Хорн все ближе и ближе на коленях подползал к своей дочери. — Бенжамин, да ты что, с ума сошел! Я же говорю, что у нас очень сложные проблемы, — нервно кричал Джерри колотя кулаками в дверь.
Бенжамин Хори недовольно слез с кровати. — А ты, малышка, молодец, умеешь заинтриговать мужчину. А в нашем деле — это уже почти половина успеха. Может быть, даже больше, — он все так же затягивался сигарой и одергивал полы пиджака как бы пытаясь что то прикрыть.
Одри, наблюдая за отцом сквозь прорези маски, привстала с кровати. Она прекрасно понимала, почему он одергивает полы своего элегантного отутюженного пиджака. И это ее даже немного забавляло. — Следующий раз мы сыграем эту же игру, но только по моим правилам, — уже остановившись у дверей проговорил Бенжамин Хорн. — Это будет сладкая игра, в которой выиграют все: ты, лисичка, и я — твой хозяин. Так сказать, охотник за дичью.
С его лица так и не сошла приторная липкая улыбка. Он вышел за дверь, щелкнул замок.
Но Одри еще долго не опускала маску, боясь, что отец вновь может вернуться в номер и вновь попытается овладеть своей дочерью. — Ну и мерзавец! Ну и сволочь! — сама себе шептала девушка. — Но зато теперь у меня есть против него очень мощное оружие. Я знаю о нем такое… что не дай бог. Если захочу это рассказать, и расскажу, тогда ему крышка…
И в это же время девушке хотелось плакать. Она почувствовала себя маленьким беспомощным ребенком, ребенком, которого обидел отец. Обидел очень сильно и незаслуженно.
Казалось, что вот вот слезы брызнут из ее глаз, смывая весь этот вульгарный и пошлый макияж, смывая черную тушь, размазывая румяна, помаду и тени.
Ей было очень противно от ощущения своей униженности и от того, что она знает такую страшную тайну о своем отце.

Глава 40

Специальный агент ФБР раскрывает секрет своей неуязвимости. — Ошибка секретарши шерифа Люси. — Носки и галстуки. — Для Дэйла Купера нет ничего невозможного. — Человек в улыбающемся мешке — первая загадка великана нашла объяснение. — Шейла Джонсон смотрит не только на экран телевизора, но и в открытую дверь. — Ронни Пуласки могла бы многое рассказать о Лоре, о «Мире плоти», о длинноволосом блондине с крепкими зубами, но… — Мэдлин ищет объяснение своему странному сну. — Кровавый дождь. — Седые волосы и безумство мистера Палмера. — Бормоглот, шарьки, брондошмыг и вновь блондин с крепкими зубами.

Уже через час специальный агент ФБР Дэйл Купер пришел в сознание. Он лежал на операционном столе провинциальной больницы Твин Пикса. Вокруг него стояли шериф Гарри Трумен, доктор Уильям Хайвер, секретарша шерифа Люси. Над ним покачивались хирургические бестеневые лампы. Все трое смотрели на него пытливым взглядом и ждали его слов. Он как бы понял взгляд своих друзей и сразу же начал объяснять, что с ним произошло. — Я почувствовал, что мне щекотно, и понял, что это под мой бронежилет заполз клещ. Я приподнял бронежилет, чтобы избавиться от навязчивого зуда и тут получил три пули в живот…
Люси испуганно вздрогнула и отшатнулась. Казалось, что она сейчас заплачет, и слезы польются прямо на лицо специального агента ФБР.
Доктор счастливо улыбался. На его довольном лице блуждала улыбка профессионала, который хорошо сделал свое дело и вернул пациента к жизни, вырвав его из объятий смерти. — Вот теперь мне все понятно, — сказал доктор Хайвер и длинным пинцетом поднес к глазам Дэйла Купера окровавленную пулю. — Теперь мне все понятно. Вы нашли очень оригинальный способ избавиться от клеща. — Ты разглядел нападавшего? — задал профессиональный вопрос шериф Гарри Трумен. Дэйл Купер напрягся:— Я видел человека перед собой, видел лицо в маске. Все произошло так неожиданно…
Видя, что Дэйлу Куперу тяжело говорить, шериф решил дать ему передышку. — Люси, — приказал он, — расскажи Куперу о последних событиях.
Люси вытащила из сумки толстый блокнот и развернула его. — В Лео Джонсона стреляли. Жака Рено задушили, — принялась перечислять нудным голосом Люси последние события. — Лесопилка Палмеров… Лесопилка Пэккардов, — поправилась Люси, — сгорела. Шейла и Пит надышались дымом. Джози и Кэтрин исчезли, а Надин наглоталась снотворного и сейчас лежит в больнице.
От этого длинного перечня неприятностей и трагедий, которые постигли Твин Пике и его жителей, Дэйлу Куперу сделалось еще хуже. Он пошевелил головой, как бы пытаясь сбросить наваждение:— Сколько времени я был без сознания? — Сейчас семь сорок пять утра, — произнес доктор Уильям Хайвер— Подобных событий у нас не происходило с 59 года, — сказал шериф. — Нужен ордер на обыск в доме Лео Джонсона, — официальным голосом сказал Купер.
Он вспомнил свое ночное видение, вспомнил высоченного ночного гостя так похожего на старика Хилтона н молодости. — В Лео Джонсона стреляли в его гостиной, — сказал шериф. — А обнаружил Лео офицер Брендон, — сказала Люси, на этот раз не заглядывая в свой блокнот.
Шериф бросил на нее недовольный взгляд: дескать, что ты суешься в важные дела.
Дэйл Купер сжал зубы, потянулся, уцепившись за поручни операционного стола, и поднялся.
Доктор бросился поддерживать его:— Вы никуда не пойдете! Вы никуда не пойдете, вам нужно лежать! — Спокойно, доктор, — Дэйл вскинул правую руку с раскрытой ладонью, как будто присягал на Библии. — Доктор, вы что, не знаете, что у человеческого организма есть невероятные возможности восстанавливать свои силы. Была бы только на то его воля.
Шериф и Люси не поняли, чья же нужна воля: то ли бога, то ли того человека, который желает воскреснуть. — Мне надо только пару часов, чтобы размяться, скрипя зубами, Дэйл Купер встал с операционного стола, все еще продолжая за него держаться.
Шериф с изумлением смотрел на этого бравого агента ФБР, которому все нипочем, которого даже пули не берут. Он явно завидовал и восхищался Дэйлом Купером.
Но Дэйл Купер в это время не смотрел на шерифа. Он морщился от резкой боли и ощупывал тугую повязку на своем животе.

Шейле все еще чудился запах дыма. В ушах звучал треск разваливающихся, ломающихся стропил обрушивающейся крыши. Перед глазами мелькали жаркими снопами горячие искры. Слышался рев огня и шум ветра. Когда Шейла открыла глаза, за окном был день.
Шейла открыла глаза. Она хотела избавиться от своих страшных кошмарных видений, хоть как то отвлечься от тягостных мыслей. Рядом с ней, на тумбочке у ее кровати, лежал пульт дистанционного управления. Она потянулась к нему, взяла в руку, направила на большой телевизор и нажала клавишу. Экран вспыхнул.
Несколько минут шла незатейливая реклама о пользе апельсинового сока, а затем начались новости. Первым сообщением был репортаж немолодого журналиста о пожаре на лесопилке Пэккардов.
Шейла вздрогнула.
Ей показалось, что она вновь находится в огне.
Журналист с микрофоном в руке, в теплой меховой куртке стоял на фоне сгоревшей дотла лесопилки. За его спиной виднелся искореженный металл, обгоревшие конструкции, остовы автомобилей, разорванные бочки, оборудование, которое тяжело было узнать. Раскачивались, свешиваясь с балок, толстые черные цепи с огромными крючьями.
Журналист, поблескивая стеклами очков, доверительно сообщал телезрителям:— Я нахожусь напротив того места, где был склад лесоматериалов лесопилки Пэккардов, он сгорел дотла.
Камера соскользнула с лица журналиста и принялась подробно показывать результаты страшного пожара. — Причины пожара следователи пожарного департамента характеризуют как загадочные.
Шейла вздрагивала. Она задыхалась.
Она молитвенно сложила руки на груди, закрыла глаза. Ей не хотелось смотреть в тот черный ад, который показывала камера. Ей не хотелось вновь и вновь переживать тот леденящий душу ужас. — Официальный представитель полиции сообщил мне, — звучал голос репортера, — что во время пожара уничтожены не только очень большие материальные ценности, но, и, возможно, погибло несколько человек. Сейчас пожарная команда разбирает завалы и ищет останки возможных жертв. Потому что после пожара, как выяснилось, исчезло два человека — хозяйка лесопилки Джози Пэккард и сестра ее покойного мужа Кэтрин Мартелл. — Бобби, о, Бобби, — зашептала Шейла, еще крепче сжимая на груди руки.
Не в силах больше слушать сообщение диктора о пожаре на лесопилке Шейла разжала дрожащие пальцы и выключила телевизор. Экран замерцал и погас. — Бобби! Бобби! Где же ты? Неужели и ты погиб? Неужели ты не придешь ко мне? — шептала Шейла. — Неужели я осталась совсем одна, всеми брошенная и забытая?
Крупные слезы катились по щекам Шейлы, она всхлипывала, и ее дыхание вновь стало прерывистым, а ломаная линия на экране осциллографа задергалась. — Бобби, Бобби, — шептала Шейла, все крепче сжимая пальцы рук.
Из коридора слышались голоса. Шейла узнала голос доктора Хайвера.
Рядом с дверью палаты проскрипели и проскрежетали колеса каталки. Пронзительный скрип отдался в измученном сознании Шейлы и отозвался острой пронзительной болью. Она.как бы увидела сквозь стену, что по коридору везут чей то труп. — Бобби, Бобби, Бобби, ну где же ты?
Вновь послышались голоса. Шейла узнала уверенный, но слегка надломленный голос специального агента ФБР Дэйла Купера и голос, который отвечал ему. Второй голос принадлежал явно секретарше шерифа Люси. Это немножко успокоило и обрадовало Шейлу.
«Если здесь шериф и специальный агент ФБР — значит, все будет хорошо, значит, она под защитой и ее сумасшедший муж ничего не сможет сделать».
Шейла открыла глаза. Над ней был белый потолок палаты, на котором большим квадратом лежал свет, льющийся из окна. Шейла, отравленная дымом и до смерти перепуганная! не могла знать, что на этом же этаже, буквально в десяти шагах от нее, лежит Ронии Пуласки.

В ее палате было полутемно. Свет лишь слегка пробивался через завешенные шторы. Девушка до сих пор так и не приходила в сознание. Ее исцарапанное лицо было измученным и бледным, руки казались почти прозрачными — так они высохли, что на них проступили синие прожилки вен.
Ронни вздрагивала, шевелила губами, причмокивала. Извилистые прозрачные трубки тянулись от ее тела к приборам, к датчикам, к капельницам.
Казалось, что жизнь почти покинула эту девушку и только то огромное количество приборов и лекарств поддерживает неровное биение ее сердца. Возле кровати Ронни сидела немолодая сестра милосердия. Она держала на коленях раскрытую книгу и время от времени поглядывала на лежащую девушку. — Ну что ты, милая, успокойся, — говорила сиделка, когда Ронни внезапно начинала вздрагивать.
Конечно, пожилая женщина понимала, что девушка не слышит ее, что в ее мыслях царит сейчас сумятица и беспорядок, но она все равно, поправляя одеяло, повторяла:— Успокойся, милая.

Ей внезапно стало спокойно. Она почувствовала, что хоть кто то может ее защитить. Но это состояние было недолгим. Ронни вновь подняла свой взор к небу, туда, где среди раскачивающихся под ветром сосен и елей плыл холодный осколок луны.
Ронни сосредоточенно думала. Она хотела вспомнить слова молитвы и призвать на помощь бога. Но как ни напрягалась девушка, она не могла вспомнить ни единого слона, кроме:— Господи, спаси меня. Господи, помоги.
Она понимала, что нужно прочесть молитву. Но слова проносились в ее воспаленном мозгу, не складываясь в связный текст. — Наверное, я сошла с ума, наверное, я умираю. А может быть, я уже умерла, — шептала она, оглядываясь по сторонам.
С толстых стволов ели свешивались мохнатые пряди мха. Ноги холодила промерзлая земля. И девушке почудилось, что она уже находится на том свете, в аду, заблудившись в страшном лесу. И уже никогда она не сможет выбраться из него, и никто не возьмет ее за руку и не выведет на узкую тропинку, ведущую к дому. — Мама, мамочка! — наконец, закричала девушка, вспомнив слова, которые кричит всякий человек в минуту душевной растерянности. — Мамочка, забери меня отсюда! Спаси!
Гулкое эхо разнеслось по лесу. — Мама! Мама!
Девушка, услышав эхо, подумала, что ей кто то ответил. Она поднялась на ноги и, пошатываясь, двинулась в ту сторону, откуда, как ей показалось, слышны голоса людей.
Она едва переставляла ноги, спотыкалась на каждом шагу, останавливалась, прижималась щекой к растрескавшейся коре деревьев, тяжело переводила дыхание. У нее уже не было слез, зубы от холода бешено стучали, руки и ноги дрожали. В груди, казалось, сердце так бешено бьется, что вот вот вырвется. — Мамочка, мамочка, — шептала Ронни Пуласки, вспоминая свою набожную заботливую мать. — Мама, мама, — крикнула Ронни, — прости меня.
Но ее голос уже не отзывался эхом, он тонул в мягком мраке леса. Она напряженно вслушивалась в тишину.
И тут Ронни вновь впала в забытье.
Перед ней проносились огненные спирали, вспыхивали и гасли разноцветные точки. Ее губы только шептали:— Лора, Лора.
Сиделка, не зная, что ей делать, без устали гладила по голове:— Успокойся, успокойся. Ну что такое? — Лора, — шептала Ронни.
И вдруг ее сознание озарил яркий всплеск света, болезненный и резкий.
Ронни вздрогнула. Одна за другой следовали вспышки и высвечивали замершие в неподвижности фигуры, отбрасываемые резкие тени предметов.
Ронни видела прильнувшего к фотоаппарату мужчину. Она видела свое обнаженное тело, залитое пронзительным светом фотовспышки.
«Мир плоти», «Мир плоти» — проносилось у нее в голове.
Она никак не могла понять, откуда к ней пришло это слово. А. вспышки следовали одна за другой, ослепляя ее, не давая опомниться.
«Мир плоти». «Мир плоти».
Ронни видела свое обнаженное тело. И тут перед ее глазами стала глянцевая страница журнала, на которой была она, Ронни Пуласки. Ронни чуть прикрывала лицо рукой. «Мир плоти». Вспышки слепили девушку, казалось, обжигали ее незащищенное тело.

Вот уже который день дом Палмеров был погружен в тишину. Тут не слышно было ни громких разговоров, ни веселого смеха. Все разговаривали только шепотом.
В этот день Мэдлин проснулась первой. Ей и так не спалось всю ночь, лишь на короткое время девушке удавалось забыться сном, но тогда ее навещали страшные кошмары.
Мэдлин быстро подбежала к окну и раздвинула шторы. Ей казалось, что дневной свет вместе с темнотой вытеснит из комнаты все то тягостное и ужасное, что привиделось ей ночью. И действительно, когда Мэдлин взглянула на освещенные тусклым, еле пробивающимся сквозь пелену облаков, светом голые ветви деревьев, ей стало немного лучше. Девушка потянулась, набросила халатик и отправилась в душ. Вместе с сонливостью под горячими струями воды из нее уходил и ночной испуг. Покончив с утренним туалетом, Мэдлин спустилась вниз.
В доме не было слышно ни звука. — Неужели они все спят? — проговорила сама себе.
Мэдлин зашла в гостиную.
Миссис Палмер, крепко сжав виски руками, сидела в углу на диване. Казалось, что она и не ложилась спать. — С вами все в порядке, тетушка Сарра? — спросила Мэдлин.
Миссис Пллмер лишь слегка наклонила голову, даже не взглянув на девушку. — Я принесу вам кофе,— предложила племянница. — Спасибо, — только и проговорила миссис Палмер.

Испуг девушки как будто бы передался миссис Палмер. Она тоже поджала под себя ноги. — Тетушка, тут на ковре было большое пятно крови, прямо вот здесь, — Мэдлин показала рукой на место возле дивана. — Оно было очень большое и неестественно красное. — Успокойся, Мэдлин. Если тебе тяжело, не рассказывай. — Нет, тетушка. Наверное, в каждом сне есть доля правды, доля какого то спрятанного смысла.
Мэдлин все так же испуганно глядела на абсолютно чистый ковер. — Вот тут была кровь. Когда я увидела эту кровь, то голос сказал: «Вот ты и пришла. А теперь — думай». И тут, тетушка, этот голос исчез, и я почувствовала себя страшно одинокой. Наверное, так я последний раз чувствовала себя в детстве, когда родители оставляли меня одну. Мне было невыносимо тоскливо и страшно. Я хотела бежать, хотела уйти, но не могла сдвинуться с места. Я все смотрела и смотрела на это страшное кровавое пятно. И тут вдруг пятно стало менять свои очертания. Оно напоминало огромный ярко красный цветок, который шевелит мягкими лепестками. Казалось, это пятно движется, и я испуганно отходила. Действительно, этот цветок менял свои размеры, становился все большим и большим, пока, наконец, я не вспрыгнула на диван, а этот цветок заполнил всю гостиную. И вот уже его мягкие, кроваво красные лепестки колыхались на стенах, на окнах, ползли к потолку.
Мне хотелось кричать, но голос куда то пропал.
Я закрывала глаза руками, боясь смотреть на это красное колыхание. — Мэдлин! Мэдлин! Девочка моя, успокойся, что ты такое говоришь? — запричитала миссис Палмер и участливо положила руку на колено Мэдлин.
Нота так увлеклась воспоминанием своего сна, что даже не заметила горячей руки тетушки.
Она продолжала:— Я стояла на кресле, а кровь шевелилась у меня под ногами, Казалось, еще мгновение и эта кровь заполнит всю гостиную, заполнит весь дом и хлынет на комочек.улицы Твин Пикса. Мне было безумно страшно, безумно больно. Мое сердце сжалось в маленький холодный комочек. Мне хотелось заплакать. Но как я ни старалась, слезы не появлялись на глазах. Потом вновь возник тот же самый голос. Он шел ниоткуда, казалось, он проникает сквозь стены и заполняет теплой волной все вокруг. От этого голоса колыхались лепестки цветка. — Мэдлин, Мэдлин, — говорил голос, — смотри, смотри внимательно и запоминай все, что сейчас увидишь.
Я покорно исполняла то, что говорил этот голос. — Я всматривалась в стены, в этот кровавый туман, который заполнял всю комнату. — Мэдлин, Мэдлин, да успокойся ты, что ты такое говоришь? Что за ужас ты рассказываешь? — встрепенулась миссис Палмер, но продолжала с неослабевающим вниманием слушать рассказ племянницы. — И вот голос заполнил весь дом, и кровь заполнила тоже весь этот дом. Кровь медленно поднималась от пола, колыхалась возле моих ног. Ее становилось все больше и больше. Я даже слышала ее запах.
И вот тетя, капли начали падать с потолка, и мне показалось, что идет дождь. Вначале ни одна из капель не попадала на меня, они сыпались вокруг: на мебель, на стулья, подоконники, цветы.
Я испуганно дрожала в кресле, боясь оторвать взгляд от этого кровавого мельтешения точек, от этого темного колыхания у моих ног. Но потом этой кропи стало так много, что она поднималась все выше и выше и, наконец, мои босые ноги оказались в ней.
Вначале кровь поднялась мне до щиколоток, потом до колен. Я испугалась и приподняла подол ночной рубашки. Но кровь прибывала так быстро, что вскоре она начала доходить мне до груди.
Она была горячей и липкой, а дождь все так же продолжал сыпать с потолка. Эти капли становились все крупнее и крупнее. Если раньше они были маленькими как горошины, то сейчас они стали как боб. Они с шумом падали в эту вязкую жидкость, которая заливала гостиную. Наконец, кровь поднялась мне до груди.
Я не знала, что делать и уже чувствовала, что кровь вот вот поднимется мне до подбородка, и я утону.
Я попыталась вскочить на спинку дивана. Но знаете, тетя, было такое ощущение, мне было так тяжело двигаться, что я подумала — меня засасывает какая то трясина, я завязла. Я даже не могла шевелить руками.
И вот, когда эта кровь поднялась до моего рта, я закричала.
Я начала молиться и просить:— Господи, спаси меня!
И в это мгновение кровь перестала подниматься и начала опускаться все ниже и ниже. Я уже видела свои плечи, грудь, руки. После того, как эта кровь исчезла, казалось, что все стены гостиной окрашены багряной блестящей краской. — Да успокойся же ты, Мэдлин, — миссис Палмер схватила свою племянницу за плечи и сильно встряхнула.
Очки упали на колени. — А? Что? Тетя, что такое? — Успокойся! Успокойся, Мэдлин, — на глазах у миссис Палмер стояли слезы. — Это все нервы, нервы, Мэдлин, мы просто все ужасно переволновались, ужасно испуганы. Наша психика не в состоянии сопротивляться. Это все нервы. Да, да, это все нервы.
Мэдлин провела вспотевшими ладонями по лицу, потом она принялась искать очки. Наконец, она надела свои очки и посмотрела на миссис Палмер.
Та вновь сжала руками виски, и вновь на ее глазах появились слезы. — Лора, моя бедная девочка, Лора, — шептала миссис Палмер. — Тетя, тетя, успокойтесь, не надо, а то я сейчас расплачусь.
Мэдлин гладила миссис Палмер по плечам, по коленям. Она хотела уже прильнуть к ней и поцеловать. — Лора, — тихо прошептала миссис Палмер. — Тетя, тетя, Лору мы уже не вернем, но мы всегда, всегда будем помнить о ней, каждый день. Каждый миг будем вспоминать нашу Лору, ведь я ее так любила. — Доченька, доченька, — миссис Палмер оторвала руки от своего лица, и крепко крепко прижала к себе. — Мэдлин, девочка моя, Лора, — шептала она прямо в ухо Мэдлин, и ее голос был очень испуганным и нервным.
Мэдлин хотела сказать тете как она ее любит, но не успела. Послышались громкие шаги и веселый смех мистера Палмера. Он спускался сверху, ступеньки скрипели, он перепрыгивал со ступеньки на ступеньку, весело смеялся и хлопал в ладоши. Когда он сбежал в гостиную, миссис Палмер и Мэдлин разомкнули свои объятия и посмотрели на Лиланда.
Его голова была белой как снег. Седые волосы отлипали серебром.