Глава 3

          Жизнь Энрике и Росауры протекала спокойно до той поры, пока из Санта-Марии не приехал Августо и не сказал, что переходит служить в гвардию губернатора.
          - Ты хорошо понимаешь, что это значит? - спросил огорченный Энрике.
          - Да, я готов служить этому великому человеку и, в случае необходимости, заслонить его своей грудью.
          - По-твоему, этот человек - великий? Ты готов отдать за него жизнь? - совсем расстроился Энрике.
          - Да, я думаю иначе, нежели ты, - ответил Августо. - И поступаю по собственному убеждению.
          Но это была не единственная новость, выбившая из колеи Энрике. Августо еще сообщил отцу, что того собираются повысить в должности и перевести на службу в Санта-Марию.
          - Мне сказал об этом сам генерал. Он уже и приказ подготовил, - тараторил Августо, надеясь обрадовать отца. - Как только губернатор утвердит приказ, мы вес вместе будем жить в Санта-Марии!
          - Этого никогда не будет, - твердо произнес Энрике, немало озадачив сына.
          - Почему? Ты не веришь генералу?
          - Нет, дело в другом, - пояснил Энрике. - Я не смогу служить под началом человека, которого не уважаю.
          - Но ты же не сможешь нарушить приказ!
          - Разумеется. И поэтому я подам в отставку. А ты скажешь генералу, что у меня в последнее время значительно ухудшилось здоровье.
          - Но как же так, папа? Я не могу...
          - Я не разделяю твоих убеждений, но вынужден с ними считаться, - напомнил сыну Энрике. - Попытайся и ты быть снисходительным к моим убеждениям. Договорились? Я напишу прошение об отставке, а ты его передашь генералу.
          Росаура понимала, насколько трудное решение принял ее муж, и старалась во всем его поддерживать, хотя и не представляла, как они оба будут жить без армии, без форта, без привычного уклада. Куда им ехать? Чем заняться? На все эти вопросы не было пока ответов ни у нее, ни у Энрике.
          Августо уехал, и потянулись томительные дни ожидания: как генерал отреагирует на прошение Энрике об отставке?
          Но прежде чем Энрике дождался ответа из Санта-Марии, ему довелось пройти еще одно испытание на верность своим убеждениям. Неподалеку от форта были захвачены трое бунтовщиков. Энрике предписывалось содержать их под стражей до той поры, пока трибунал не вынесет свой приговор.
          Поговорив с арестованными, Энрике выяснил, что это всего лишь студенты, издававшие подпольную газету, в которой прямо говорилось о самодурстве и жестокости губернатора.
          - Но вам, скорее всего, грозит смертный приговор. Вы знаете об этом? - спросил Энрике.
          - Да, - ответили студенты, а один из них осмелился попросить Энрике, чтоб тот отправил письмо в Арройо-Секо, где жил его отец.
          - Вот адрес, передайте моему отцу, что я умер как мужчина.
          Энрике взял письмо, но напомнил ребятам, что пока они живы, а также посоветовал поесть пирожков, испеченных Росаурой.
          - Я не смогу их расстрелять, если придет приказ, - сказал он жене, придя домой. - Представляешь, они такого же возраста, как Августо. Он мог бы оказаться среди них.
          - Может, их еще помилуют, не теряй надежды, - посоветовала Росаура.
          Энрике же, зная жестокость губернатора, почти не сомневался, что ребятам вынесут смертный приговор, и только молил Бога, чтоб приказ о его отставке пришел раньше.
          Однако гонец из Санта-Марии привез два пакета одновременно: в одном говорилось об отставке Энрике и назначении на его должность Родригеса, а в другом был приказ о расстреле бунтовщиков.
          Энрике вызвал к себе Родригеса и передал ему все дела, в том числе и последний приказ командования. Родригес был счастлив начать службу в новой должности с такого ответственного дела, каким он считал казнь бунтарей.
          А Энрике и Росаура, наскоро собрав свои пожитки, уехали из форта, чтоб не видеть чудовищной казни и не слышать этих роковых выстрелов.
          Они по-прежнему не имели представления, где поселиться и чем заняться, а потому решили сначала заехать к отцу казненного юноши - сеньору Мартинесу.
          Тот мужественно перенес известие о гибели сына и, в благодарность за доброе отношение к его мальчику, предложил гостям поселиться в его доме, раз уж они лишились своего собственного и ехать им, в общем-то, некуда.
          - У меня есть небольшая оружейная мастерская, - сказал радушный хозяин, - а вы, капитан, полагаю, кое- что смыслите в оружии. Вот и займемся вместе этим делом. В память о моем дорогом Рамонсито.
          Энрике и Росаура приняли предложение Мартинеса.
         
          А тем временем их сын Августо уже вступил в новую должность и с поручением губернатора отправился в дом Гонсало Линча.
          - Я Августо Монтильо, уполномоченный господина губернатора, - представился он хозяину.
          - Почту за честь принять у себя такого гостя, - ответил Гонсало и, увидев, какими восторженными глазами смотрит на офицера дочь, тоже представил ее: - Лусия, моя единственная дочь.
          Августо поцеловал сеньорите руку и перешел к делу:
          - Понимаю, какое горе постигло вашу семью. К сожалению, я не имел чести быть знакомым с доном Оласаблем, но господин губернатор уважал и любил его.
          - Дон Мануэль был достойным человеком и всегда преданно служил губернатору, - вставил Гонсало.
          - Да, мне известно, - продолжил Августо и, передав Гонсало письмо, добавил от себя: - В этом письме господин губернатор подтверждает, что во всем доверял главе вашего дома, а теперь так же будет доверять вам, сеньору Гонсало Линчу.
          - Не могу поверить, что удостоился такой чести! - подобострастно воскликнул Гонсало. - Позвольте поблагодарить вас за любезность. Передайте господину губернатору, что у него никогда не будет повода усомниться в моей верности и преданности.
          Эта беседа происходила в кабинете Гонсало, куда он пригласил гостя, дав понять Лусии, что ее присутствие в данном случае нежелательно.
          Однако, уже провожая Августо в гостиную, он увидел там дочь, явно поджидавшую, когда офицер выйдет из кабинета.
          - Лусия? - изобразил удивление Гонсало, стараясь сгладить неловкую ситуацию. - Что ты делаешь здесь одна?
          - Жду, когда Доминга принесет мне костюм для верховой езды, - нашлась она.
          - Вы любите ездить верхом? - вступил в разговор Августо.
          - Да! - радостно ответила Лусия, польщенная его вниманием.
          - Это и мое любимое занятие, - сказал Августо, - но девушки редко увлекаются тем, что считается мужской привилегией.
          - Лусия не похожа на остальных девушек, - улыбнулся Гонсало. - Она - особое создание.
          - Вижу, вижу, - многозначительно произнес Августо, и сердце Лусии затрепетало, как пойманная в сети пташка.
          Гонсало предложил гостю рюмку ликера, а когда Августо отказался, сославшись на служебные дела, то пригласил его посетить их дом в другое, свободное время.
          В самом конце их беседы в гостиную вошла Виктория, и Гонсало тоже представил ее молодому офицеру. Когда же тот ушел, Лусия обратилась к тетке:
          - Правда, он очень милый?
          - Мне так не показалось, - разочаровала ее Виктория. - По-моему, в нем есть что-то неприятное.
          - Вы просто его не рассмотрели! Вам надо обратиться к врачу с таким зрением! - грубо ответила ей Лусия.
          Виктория сделала вид, что не заметила грубости.
          - Я пошутила, - сказала она. - Он, безусловно, красавчик. Чтобы понять это, мне достаточно было бы взглянуть всего лишь на тебя. Хотя я бы не стала расхваливать его при отце и постаралась бы, чтоб сам офицер не заметил, насколько понравился тебе.
          - У Лусии от меня нет секретов, - сказал Гонсало. - Что же до этого Монтильо, то он - блестящий офицер, из семьи военных, в общем, человек нашего круга.
          Августо же рассказал своему приятелю Фунесу о визите к Линчам в таких выражениях:
          - По-моему, эта Лусия, наследница Оласаблей, в меня влюбилась. Можешь представить такую удачу? У нее ведь огромное состояние! И уж поверь, я не упущу своего шанса!
          В таком превосходном настроении Августо и отправился в цирк, сопровождая губернатора и его семейство. Все представление он смотрел вполглаза, мечтая о женитьбе на Лусии Линч, но когда на арене появилась великолепная, ослепительная Милагрос, Августо восторженно шепнул Фунесу:
          - Она словно с небес спустилась и парит над ареной!
          - Оставь свою романтику для сеньориты Линч, - остудил его пыл Фунес. - Не знаешь разве, какая у циркачек дурная слава?
          - Нет, эта Милагрос - совсем другая! Я чувствую!
          - Сам проверишь или предоставишь это мне? - усмехнулся Фунес.
          - Только попробуй к ней сунуться! - пригрозил Августо.
          После представления он направился за кулисы к Милагрос, но был буквально вышвырнут оттуда Анибалом.
          - Ее братец - сумасшедший! - пожаловался Августо Фунесу. - Но меня это не остановит! Милагрос все равно будет моей!
          - А как же сеньорита Линч? - напомнил ему Фунес.
          - Одно другому не мешает. Я же не собираюсь жениться на циркачке!
         
          Катриэль с волнением ожидал возвращения Асунсьон из Санта-Марии, но вместо нее оттуда приехал адвокат Ортис, состоящий на службе у Гонсало. Узнав, что Асунсьон в отъезде, он предъявил судебный иск Катриэлю и посоветовал ему добровольно, не дожидаясь решения суда, покинуть «Эсперансу».
          Катриэль ответил, что имение принадлежит его матери по закону и Гонсало Линчу не удастся завладеть чужой собственностью.
          - Вы слишком самоуверенны, молодой человек, - заявил Ортис. - Не тратьте свой пыл на возмущение, а лучше укладывайте чемоданы и освобождайте имение по-хорошему.
          - А вы передайте сеньору Линчу, что имения он никогда не получит, - сказал Катриэль, поставив точку в разговоре с адвокатом.
          Когда же Ортис уехал, Катриэль сам стал собираться в дорогу, наказав Браулио никого не пускать в имение.
          - Я хочу поговорить с Линчем как мужчина с мужчиной, - пояснил он цель своей поездки в Санта-Марию.
          Приехав в город, Катриэль зашел в первую попавшуюся таверну, чтобы перекусить и спросить дорогу к дому Линча. А поскольку одет он был по-индейски - два полотнища из мягкой кожи, прикрывающие тело от пояса до колен, такая же, кожаная, жилетка и легкие высокие сапоги, - то к нему сразу же пристали двое подвыпивших мужчин: дескать, не место здесь индейцу.
          Катриэль сумел достойно ответить им, избежав при этом драки, чем привлек внимание находившегося тут Бенито. А узнав, куда направляется Катриэль, Бенито вызвался проводить его к дому Гонсало.
          Доминга, открывшая дверь незваному гостю, опешила, увидев перед собой индейца, и сказала, что доложит хозяину, однако Катриэль вошел в гостиную, не дожидаясь позволения Гонсало. Это крайне возмутило Викторию, особенно когда она узнала, что дерзкий индеец - не кто иной, как приемный сын Асунсьон.
          Услышав странный шум в гостиной, туда спустился Гонсало, и Катриэль прямо заявил ему, что никому не позволит выгнать Асунсьон из ее имения.
          - Если вы хотите поговорить со мной, то ведите себя спокойнее, - сказал Гонсало. - Иначе я попрошу слуг вытолкать вас за дверь.
          - Давайте поговорим разумно, - согласился Катриэль.
          - Не думаю, что с индейцем можно говорить разумно, - усмехнулся Гонсало, - но раз уж вы здесь, то пойдемте в мой кабинет.
          Виктория от негодования лишь развела руками, а Камила с изумлением и болью смотрела на мать.
          Все аргументы Гонсало, которые он представил Катриэлю, сводились к тому, что дон Мануэль в поте лица трудился много лет, создавая имение, обрабатывая землю и разводя скот, а его сестра Асунсьон в это время жила в Европе, поэтому и не может рассчитывать на владение «Эсперансой».
          - Я выслушал вас, - спокойно произнес Катриэль. - А теперь послушайте меня. Моя мать работала на этой земле более двадцати лет, и я сам не жалел сил, чтобы превратить «Эсперансу» в процветающее имение. Лучшее во всей провинции! Работники нас уважают. Спросите у них, кто хозяева этих земель!
          - Мнение неотесанных мужиков меня не интересует, - высокомерно бросил Гонсало.
          - Так же как и люди, обрабатывающие землю, - продолжил за него Катриэль. - Вам наплевать на их законные права. Но позвольте вам напомнить, что дон Мануэль уступил имение моей матери по договору.
          - Может, вы принесете мне этот договор? - язвительно молвил Гонсало.
          - Да, принесу!
          - Не обольщайтесь, молодой человек, - рассмеялся Гонсало. - Этого договора не существует в природе! Вы поняли меня?
          - Да, кажется, я начинаю понимать, к каким методам вы тут прибегаете, - покачал головой Катриэль.
          - Я использую те методы, которые только и возможны в борьбе с алчной женщиной и диким индейцем! - заявил уязвленный Гонсало. - Имея дело с такими, как вы, я просто обязан нанести удар первым!
          Спор между Катриэлем и Гонсало достиг своего предела, когда в гостиную вошла Мария и, увидев обеспокоенных Викторию и Камилу, спросила, что случилось.
          - К нам ворвался этот индеец, которого пригрела Асунсьон, - пояснила возмущенная Виктория. - Ты бы видела его! Такой буйный, агрессивный! Я боюсь за Гонсало.
          - Ну, за Гонсало нечего опасаться, - уверенно молвила Мария. - Значит, Катриэль здесь?!
          - Да. И предупреждаю тебя, - кипя от гнева, заявила Виктория, - если он не уберется отсюда через пять минут, я сама вызову гвардейцев!
          Мария стала успокаивать сестру, а Камила, сгорая от стыда за мать, выбежала из комнаты, чтоб никто не мог видеть ее слез.
          Однако на пороге она столкнулась с Асунсьон, приехавшей просить племянниц о помощи.
          - Не вовремя ты приехала, Асунсьон, - сказала ей Виктория.
          - Почему? Что случилось? - встревожилась та.
          - Здесь Катриэль, - пояснила Мария. - Спорит с Гонсало в кабинете.
          Асунсьон тотчас же устремилась в кабинет.
          А там страсти накалились до такой степени, что Гонсало уже грозился вышвырнуть вон Катриэля из этого дома. Но, увидев Асунсьон, он удивленно вскинул брови и молвил, сохраняя хладнокровие:
          - Та-а-к, все в сборе!.. Надеюсь, мне не понадобится повторять то, что я уже сказал вашему... воспитаннику?
          - В этом нет нужды, - приняла вызов Асунсьон. - Мне и так известно, что вы сожгли архив моего адвоката, уничтожили завещание Мануэля и мой договор с ним об «Эсперансе»! Вы подкупили свидетелей! И даже сумели обмануть моих племянниц! Но предупреждаю: в «Эсперансу» вы сможете войти только через мой труп!
          - Думайте, о чем говорите! - угрожающим тоном произнес Гонсало. - Я ведь могу быть очень жестоким.
          - А вы не думайте, что способны испугать нас, - поддержал мать Катриэль. - Мы не боимся стервятников. А вы - стервятник! Питаетесь останками умерших!
          Выдержка изменила Гонсало, и он закричал в ярости:
          - Вон из моего дома! Я не позволю грязному индейцу пятнать честь уважаемой семьи!
          У Катриэля тоже сдали нервы. Не помня себя, он бросился к Гонсало и, ухватив его за лацканы сюртука, стал трясти, бросая ему в лицо гневные слова:
          - Я тебе сейчас покажу, на ком из нас - грязь! Ты, трус и негодяй, будешь сам молить меня о пощаде!
          Асунсьон попыталась остановить сына, но он не отпускал обидчика.
          И тогда произошло то, чего не ожидал никто: внезапно распахнулась балконная дверь, и оттуда выбежали Бенито и его подручный, который мгновенно заломил индейцу руки за спину. А Бенито приставил к шее Катриэля острый нож.
          Асунсьон стала умолять Гонсало отпустить сына, однако ей пришлось делать это в течение нескольких минут, пока всемогущий дон Линч вдоволь не насладился ее унижением.
          Катриэля он велел отпустить лишь после того, как получил от Асунсьон твердое заверение, что она больше не будет претендовать на «Эсперансу».
          Когда мать и сын покинули кабинет, Гонсало набросился на Бенито:
          - Кто тебе позволил являться сюда?
          - Мне показался подозрительным этот тип, я решил подстраховать вас, - ответил Бенито. - Без моего разрешения тебе здесь делать нечего, - строго произнес Гонсало, добавив несколько мягче:- А за заботу - спасибо. Постарайтесь выйти отсюда незаметно, чтоб вас никто не видел.
         
          В гостиной к Асунсьон подошла Виктория и, потупив взор, тихо произнесла:
          - Мне жаль, что так получилось.
          - И это все, что ты можешь сказать? - спросила Асунсьон. - Неужели ты не понимаешь, что меня хотят выбросить из имения и лишить земли, которая принадлежит мне по праву?
          - Я в это дело не хочу вмешиваться... К тому же закон...
          - Ну да, закон. А я говорю тебе о чувствах! Как же быть с ними? - Виктория молчала, и Асунсьон продолжила, не дождавшись ответа: - Ты всегда любила «Эсперансу» и готова драться за нее даже со мной. Но почему же - таким образом?
          - Я к этому не имею отношения и сделать ничего не могу, - ответила Виктория, придерживаясь прежней тактики.
          - Это ты не можешь ничего сделать? - изумилась Асунсьон. - Ты? Виктория Оласабль? Да ты же единственная наследница имущества моего брата! Думаешь, я поверю, что ты подчинилась Гонсало? Или в тебе действительно уже не осталось ни гордости, ни характера, чтобы настоять на своем? Ты стала другой?
          Мария, молча слушавшая этот диалог, с замиранием сердца ждала, что же ответит сестра. А Виктория приняла вызов Асунсьон:
          - Да, я стала другой!
          Асунсьон печально покачала головой:
          - Конечно, годы проходят, люди меняются...
          - Причем, меняются настолько, - подхватила ее мысль Виктория, - что способны предать своих братьев и породниться с нашими врагами!
          Катриэль не смог стерпеть такого оскорбления, о чем прямо сказал Виктории:
          - Вы возненавидели меня с первого взгляда, с первой секунды, хотя я этого не заслужил. Я вам - не враг, и никогда им не стану. Просто не смогу быть врагом той Виктории Оласабль, которой восхищался, слушая рассказы мамы, и с которой мечтал познакомиться!
          - Вы опоздали на двадцать лет, - сказала ему Виктория. - Та, кем вы так восхищались, умерла. Ее убили.
          Асунсьон молча взяла сына за руку и, не простившись, покинула дом.
          Мария бросилась за ней вдогонку:
          - Не уезжай, пожалуйста. Я пойду к Гонсало...
          - Нет, все кончено, - обняла ее Асунсьон. - Прощай, Мария. Спасибо тебе.
          Пока Асунсьон прощалась с Марией, к Катриэлю подошла Камила:
          - Я дочь Виктории, Камила. Мне больно было слышать то, что говорила мама, и я прошу у вас прощения. Она... Она много страдала, поэтому, наверное, иногда говорит не то, что думает.
          Катриэль был растроган поступком девушки и, взяв ее за руку, сказал:
          - Спасибо, Камила. Хоть один человек в этом доме поговорил со мной нормально.
          Вечером Мария уехала к Асунсьон - поддержать ее и Катриэля, а Виктория, выдержав трудный разговор с дочерью, пытавшейся внушить матери, что с Асунсьон поступают несправедливо, отправилась на кухню, к своему заветному графинчику.

автор указан , извиняюсь за позднее благодарность..

Глава 5
Трезво оценив ситуацию, Асунсьон и Катриэль поняли, что сейчас им надо отступить, но лишь затем, чтобы собраться с силами, найти надежных союзников и вновь начать борьбу за свои права.
Трудным было их прощание с «Эсперансой», с землей, возделанной их руками, с людьми, ставшими для них родными.
Асунсьон распорядилась зажарить барашка и устроила прощальный ужин, где за общим столом сидели хозяева и работники.
Затем Катриэль повидал своих друзей-индейцев и, погрузив на повозку ящики с одеждой и книгами, отправился вместе с матерью в ее городской дом.
Браулио тоже поехал с ними, не желая служить новому хозяину.
- Думаю, что и в городе я пригожусь вам,— сказал он.—Найду какую-нибудь работу, чтоб кормиться. Буду выполнять все ваши поручения, сеньора.
- Я тоже попробую поступить на службу, хоть для меня это будет и сложно,—подхватил Катриэль.
- Ну а я и вовсе не привыкла сидеть без дела!—улыбнулась Асунсьон.
В Санта-Марии ей сразу же повезло: знакомая предложила в качестве учениц двух своих дочерей, которым Асунсьон стала давать уроки европейской культуры и искусства.
Браулио вскоре нашел работу в порту, а с Катриэлем никто не хотел даже говорить—так сильны были расовые предрассудки.
- Ты извини,—сказал ему Браулио,— но тебе надо сменить костюм. Иначе ничего не получится. Завтра я отправлюсь в магазины и подберу для тебя все необходимое.
Пересилив себя, Катриэль облачился в брюки и сюртук, повязал галстук, мгновенно превратившись в неотразимого молодого сеньора, которого не портил даже густой загар.
Асунсьон и Браулио залюбовались Катриэлем; но он, поглядев на себя в зеркало, стал снимать эту непривычную, чуждую ему одежду.
- Я прочитал в газете, что здесь гастролирует цирк «Олимпико». Пойду туда, к нашим знакомым,—пояснил он свое намерение. -Надеюсь, их больше не испугает мой костюм.
- Передай от нас привет всем, особенно сеньорите Милагрос,— сказала Асунсьон, многозначительно переглянувшись с Браулио.
В цирке Катриэля встретили как старого доброго друга, разделив его печаль по поводу утраченного имения. В свою очередь он узнал о несчастье, постигшем Милагрос и всю труппу,—смерти Мигеля.
- Сколько трагедий за такой короткий срок!—сказал он, сочувственно глядя на Милагрос.— Если бы я мог чем-то вам помочь...
Милагрос готовилась к представлению, и Катриэлю удалось переброситься с нею лишь несколькими словами, зато Анибал уделил гостю гораздо больше внимания и, узнав, что тот ищет работу, предложил ему ухаживать за животными.
- Конечно, я понимаю,—сделал оговорку Анибал,—что с твоим образованием ты достоин- лучшего занятия, но, как говорится, чем могу... На хлеб, во всяком случае, ты здесь заработаешь.
- Да и с животными, насколько я помню, ты умеешь управляться.
Затем Катриэль сидел среди зрителей, совершенно ослепленный прелестью Милагрос...
А после представления ноги сами понесли его за кулисы, где он столкнулся с франтоватым офицером,
- Подождите меня на улице,—бросила офицеру Милагрос.—Я сейчас переоденусь и выйду к вам. Не хочу, чтоб Анибал вас увидел.
- Я готов ждать вас хоть всю жизнь!—расплылся в улыбке Августо.
Опечаленный Катриэль молча побрел домой.
Однако позже, уже работая в цирке, он понял, что не одинок в своей печали: Анибал тоже питал к Милагрос отнюдь не братские чувства. Она же, после трудных пререканий с братом, выговорила себе право ездить на прогулки с Августо. Скрепя сердце, Анибал разрешил ей это, строго-настрого наказав Хуане ни на секунду не оставлять девушку наедине с офицером.
Но эта уступка Анибала дорого стоила всей труппе, ибо он стал неузнаваемым: кричал на всех, мог пустить в ход даже кулаки, был груб с Хуансито. Словом—лютовал.
Лишь с Катриэлем почему-то держался в рамках приличия и даже извинялся перед ним за свое поведение:
- Понимаешь, после смерти отца мне трудно управлять этими людьми, которые помнят меня Мальчишкой, а себя считают великими артистами. Вот и сдают иногда нервы...
Однажды, придя домой, Катриэль застал там мисс Паркер, свою любимую учительницу. Она была в шоке от того, что ее лучший ученик вынужден убирать навоз в цирке.
- Я помогу тебе найти другую работу!—заявила мисс Паркер.— Поговорю со знакомыми журналистами. Ты будешь работать в газете!
- Вы шутите?—улыбнулся Катриэль.—На меня же здесь все смотрят как на дикаря.
- Я знаю и других людей,— ответила учительница.— Собери свои рукописи—я покажу их одному талантливому журналисту, порядочному человеку.
Кроме этого, мисс Паркер пообещала свести Асунсьон с сеньором Асурдуем—опытным юристом, который не побоится вступить в схватку с Гонсало Линчем и даже с самим губернатором.
И она не ошиблась в этом человеке: Асурдуй нашел зацепку в почти безнадежном деле Асунсьон.
- У нас есть только одна возможность,— сказал он,—доказать, что первоначально имение принадлежало вашему отцу и что вы ничего не получили от него в наследство. Сделать это будет, конечно, трудно. Однако, если нет документа о передаче имения в вашу собственность, то нет и документа, подтверждающего, что вы отказались от «Эсперансы» в пользу своего брата. Наберитесь терпения, и, даст Бог, мы одолеем всемогущего Линча.
Пока Асунсьон готовилась к борьбе с Гонсало, он тоже не сидел сложа руки. Прежде всего отправил своего верного помощника Бенито управлять «Эсперансой». Затем засвидетельствовал почтение губернатору, подбросив тому идею, как экономическими средствами прижать некоторых землевладельцев-либералов, стоящих в оппозиции к правительству.
Благодарный губернатор тотчас же стал претворять эту идею в жизнь, и, казалось бы, Гонсало мог быть вполне доволен своим нынешним положением, однако его угнетали отношения с женой. С тех пор как он отобрал имение у Асунсьон, Мария фактически бойкотировала мужа, вступая с ним в разговор только в случае крайней необходимости.
Так, например, по ее просьбе Гонсало вернул подарок Августо. А чуть позже она попросила его воздействовать на дочь отцовским авторитетом, уверенная в том, что Лусия должна помочь Камиле освоиться в новой обстановке:
- Поговори с нею, она тебя послушается и перестанет дерзить Камиле. Мне вообще кажется, что им лучше было бы поселиться в одной комнате, как когда-то жили мы с Викторией. Так они быстрей подружатся.
Гонсало имел на сей счет другое мнение, но не стал перечить жене, надеясь все же вернуть ее расположение. И Лусию уговорил потерпеть Камилу, хотя дочка и сопротивлялась изо всех сил.
Мария поблагодарила Гонсало за старания, но и после этого их отношения не стали теплее.
Желая отвлечься от семейных неурядиц, Гонсало, как в старые добрые времена, завернул к своему давнему приятелю Сантьяго, у которого всегда мог найти душевное отдохновение.
Сантьяго был удивительным человеком. Никакие удары судьбы и мерзости реальной жизни не смогли вытравить в нем веры в добро и чистоту людских помыслов. Он сам был чист душой, незлобив, не завистлив, и те же качества предполагал у Других людей, в том числе у Гонсало. Когда Сантьяго помогал ему в покупке квартиры для Маргариты, то считал, что делает это ради их любви—взаимной и страстной. И очень сочувствовал Гонсало, потерявшему сначала дочь, затем и Маргариту.
Сантьяго тоже довелось пережить любовную драму. Долгое время его сердце оставалось глухим к самым обольстительным женщинам, пытавшимся прибрать к рукам такого завидного жениха, каким был Сантьяго. Но вот однажды он из вежливости заговорил с простой девушкой, горничной, и она поделилась с ним своей печалью, рассказав, что накануне вышла замуж, но муж прямо из церкви уехал на воинское задание... Встреча с той девушкой произошла во время помолвки Адальберто и Виктории. Девушку звали Мартиной, а ее мужем был не кто иной, как Хименес.
Сантьяго тогда весь вечер не отходил от Мартины, но далеко не сразу понял, что прикипел к ней всем сердцем.
А когда понял, то специально стал заезжать к Эулохии, чтоб хоть издали увидеть там Мартину. Она же была счастлива со своим мужем, ждала от него ребенка, а Сантьяго удостаивался лишь ее приветливой улыбки—как добрый знакомый.
Но вот Хименес погиб, и Мартина перестала улыбаться. Потеряв мужа, она словно окаменела, и лишь рождение мальчика, очень похожего на отца, понемногу вернуло ее к жизни.
Помощь, предложенную ей Сантьяго, она долго отвергала, не веря в его бескорыстие и боясь впасть в зависимость. Так продолжалось до тех пор, пока Сантьяго не признался, что любит ее и хотел бы на ней жениться.
Мартина была ошеломлена его признанием. Кто она и кто этот богатый преуспевающий сеньор!
Сантьяго же день за днем доказывал ей свою любовь и преданность, оставаясь ее искренним другом. Постепенно Мартина приняла его дружеское участие, но полюбить так и не смогла и от замужества наотрез отказалась.
Отчаявшись добиться взаимности, Сантьяго на несколько лет уехал в Европу, не забывая, впрочем, посылать подарки Мартине и ее сыну Мариано. Она же писала ему благодарные письма, в которых подробно рассказывала о сыне и почти ничего—о себе. Поэтому для Сантьяго как гром среди ясного неба прозвучало известие о ее смерти—он не знал, что Мартина давно уже была больна.
Вернувшись в Санта-Марию, Сантьяго взял на воспитание Мариано. Мальчик оказался добрым, хорошо воспитанным и очень смышленым. Сантьяго полюбил его как родного сына и не жалел средств, чтобы дать ему достойное образование. Мариано выбрал своей профессией юриспруденцию и, несмотря на молодость, уже стал довольно известным адвокатом.
Сейчас, сидя за обедом с отцом и Гонсало Линчем, он позволил себе реплику в ответ на рассуждения гостя о том, что землевладельцы чересчур консервативны в восприятии новых юридических законов.
- Я согласен с вами,—сказал он,—что люди, занятые; обработкой земли, не в состоянии поспевать за правовыми и политическими изменениями. Но было бы ошибкой не считаться с тем огромным влиянием, которое имеют землевладельцы в провинции. Фактически они выступают от имени своих управляющих, пастухов и батраков.
- Но кого может интересовать мнение пастуха!—скептически заметил Сантьяго.
- Именно это я и считаю ошибкой,—повторил Мариано.—Землевладелец располагает доверием крестьян, и если умело использовать его влияние, то любую правительственную реформу можно внедрить, в провинции гораздо легче и быстрее, нежели это делается сейчас.
- А что, мне нравится, как ты мыслишь!— сказал Гонсало— Не хотел бы применить свои методы на практике? В моем новом имении.
- Это заманчивое и очень ответственное предложение,—неопределенно ответил Мариано.
- Разумеется,—согласился Гонсало.—Но я в тебя почему-то верю, ты справишься. Жду тебя завтра у себя дома для более конкретной беседы.
На следующий день Мариано отправился к Линчу. Дверь ему открыла приятная симпатичная девушка, которую он принял за Лусию.
- Нет, я—двоюродная сестра Лусии, Камила,—пояснила она.
- Рад с вами познакомиться,—улыбнулся Мариано.
Камила проводила его в кабинет Гонсало, куда Мариано вошел с явной неохотой,—ему хотелось еще пообщаться с этой милой девушкой.
Гонсало рассказал гостю историю «Эсперансы», попросив для начала порыться в государственном архиве и выяснить, нет ли там каких-то документов, хотя бы косвенно подтверждающих право Асунсьон на владение имением.
Затем он представил Мариано членам своей семьи, не подозревая, какое смятение вызовет фамилия гостя в душах Марии и Виктории.
- Ты слышала? Хименес! — взволнованно молвила Виктория, отозвав сестру в сторону.— И, по-моему, он похож на того Хименеса, что мы знали. Тебе не кажется?
- Да, сходство есть,—согласилась Мария.— Я и сама сразу же вспомнила капрала... Но мало ли на свете Хименесов?..
Она была знакома с Сантьяго, знала, что он воспитывает приемного сына, но Гонсало никогда не рассказывал ей, как этот мальчик попал к его Другу.
Журналиста Пабло Сандоваля, которому мисс Паркер хотела отдать рукописи Катриэля, в редакции не оказалось. Сеньор Чавес, главный редактор, сказал мисс Паркер, что Пабло уехал на несколько дней по семейным обстоятельствам.
Разумеется, он не знал, что Пабло в это время навещал не родителей, а Рамона Мартинеса — владельца оружейной мастерской и небольшой гостиницы.
- Ваш сын был моим другом и соратником,— сказал Пабло Мартинесу.— Я привез вам его вещи... Знаю, что у него не было от вас секретов, поэтому буду откровенен: мы намерены отомстить за гибель Рамонсито и других наших товарищей. А вы, надеюсь, поможете нам оружием.
Далее он рассказал, что они готовят покушение на губернатора, и Мартинес попытался отговорить его, боясь за жизнь этого парня, но не смог.
- Что ж,— сказал он.—Вижу, вы уже не свернете с однажды избранного пути. Таким же был и мой Рамонсито... Я помогу вам.
Он познакомил гостя с Энрике и Росаурой не скрывая, зачем пожаловал сюда Пабло.
Росаура приготовила ужин а Энрике поднял бокал в честь новых друзей, пожелав Пабло и его товарищам удачи.
Вернувшись в Санта-Марию, Пабло сам разыскал мисс Паркер: известить о подготовке покушения.
Рассказы Катриэля он прочитал в тот же день, они ему понравились, и теперь оставалось только дождаться решения главного редактора.
Катриэль, несколько воспрянув духом, принялся за новый рассказ, в героине которого легко можно было узнать Милагрос, а в герое—самого автора. Герои любили друг друга, уверенно преодолевая все препятствия, встающие на их пути.
Но то, что так легко удавалось Катриэлю на бумаге, было неосуществимо в жизни. Милагрос его словно и не замечала, занятая своими делами. Правда, у Катриэля появился неожиданный союзник—Хуансито. Невесть как учуявший своим детским сердцем, что индеец влюблен в его сестру, мальчик однажды сказал Милагрос в присутствии Катриэля:
- Ты только не обижайся, но мне не нравится твой офицер. И если тебе нужен настоящий друг, то выбери Катриэля! Он очень хороший!
Катриэль смутился, а Милагрос ответила просто:
- Я знаю, что Катриэль—надежный друг. И очень ценю его за это.
Но после представления вновь ушла гулять с Августо и неотступно следовавшей за ними Хуаной.
Бородатая нянька была, конечно, серьезной помехой для Августо. Но и в таких, стесненных, условиях он улучил подходящий момент и сказал Милагрос, что не мыслит без нее своей жизни.
Милагрос растерялась, и Августо, воспользовавшись ее замешательством, попытался закрепить успех, заговорив еще более горячо и страстно:
- Возможно, вам кажется, что я слишком поторопился с признанием в любви, но я—солдат , постоянно рискую жизнью и не хочу умереть, не увидев вас счастливой! Так что простите мне мою откровенность. Я безумно вас люблю и боюсь потерять. Мы должны все решить до вашего отъезда из Санта-Марии.
Такой напор совсем обескуражил Милагрос, она не знала, что ответить Августо, в искренность которого верила, и наконец решила тоже быть с ним откровенной.
- Это я должна просить у вас прощения,— сказала она, потупив взор.—Я согласилась проводить с вами время только потому, что ко мне пристает один человек. Понимаете? Я надеялась таким образом дать ему понять, что он не может рассчитывать на взаимность.
- Кто он? Я сам с ним поговорю!
- Нет! — испугалась Милагрос.— Вы только вызовете его гнев. Простите, я не должна была с вами встречаться. Фактически я обманула вас. Но обещаю, что эта встреча будет последней.
Августо, разумеется, не мог согласиться с таким решением и принялся убеждать Милагрос в том, что всегда сумеет защитить ее.
- Вначале вы были для меня просто красивой девушкой,—говорил он.— Но когда я узнал вас получше, увидел, как страдает ваше сердце, то понял, что вы—ангел со сломанными крыльями, огонь, сжигающий сам себя.
- Не надо, Августо!—взмолилась Милагрос, но он продолжил:
- Не гоните меня! Я помогу вам выбраться из беды. Позвольте мне любить вас и сделать все, чтоб вы меня тоже полюбили!
Его слова не могли оставить Милагрос равнодушной: в какой-то момент ей передалось волнение Августо. А он, чутко уловив смену ее настроения, решительно поцеловал ее в губы.
На мгновение она замерла, но затем, вырвавшись из его объятий, побежала к своей спасительнице Хуане.
- Подумайте над моим предложением,— крикнул ей вдогонку Августо.—Завтра вечером я приду за ответом.
Хуана догадалась, что произошло между молодыми людьми, но не увидела в этом ничего страшного. Наоборот, порадовалась за Милагрос.
- Анибал все равно не дает тебе проходу,— сказала она.—Так что держись за этого военного. Может, с ним ты найдешь свое счастье.
- Но он поцеловал Меня, Хуана! Я не должна была позволять ему этого! Я не испытываю к нему никакого чувства!
Хуана по-матерински обняла Милагрос, посоветовав ей не казнить себя понапрасну, а положиться на время, которое все расставит по своим местам.
Августо же вернулся в казарму совершенно потрясенный свиданием с Милагрос.
- Я люблю ее! По-настоящему люблю!—заявил он Фунесу, но тот вынужден был спустить его с высот любви на грешную землю:
- От Линчей приходил посыльный. Они ждут тебя завтра к ужину.
- Но я не могу пойти к ним завтра вечером! У меня важная встреча с Милагрос.
- Значит, настала пора сделать выбор между циркачкой и богачкой,—развел руками Фунес.
- Нет, я должен найти выход... Слушай, друг, выручи! Скажи Милагрос, что меня срочно отправили на задание, и заодно передай ей вот это.
Достав из тумбочки подарок, предназначавшийся Лусии, но возвращенный ее отцом, Августо приложил к нему записку: «В благодарность за незабываемый вечер, который я желал бы пережить вновь».
- Ну ты и авантюрист!—изумился Фунес, согласившись, впрочем, выполнить поручение приятеля.
В доме Линча Августо встретили как самого желанного гостя. Даже Мария на сей раз постаралась быть с ним приветливой, чтоб окончательно не испортить отношений с дочерью.
Но за ужином Лусия вдруг завела речь о цирке, сказав, что читала о нем восторженные отзывы в газетах и хотела бы посмотреть представление.
Мария сразу же напомнила ей о трауре, но Лусия стояла на своем:
- Мы можем пойти туда без вас, вдвоем с Камилой. Оденемся поскромнее, сядем где-нибудь на галерее. Надеюсь вы проводите нас туда, Августо?
«Только этого не хватало!»—подумал он, а вслух сказал, что был на премьере как охранник губернатора и не нашел там ничего интересного.
- Но говорят, там какой-то необыкновенный аттракцион со слонами!—не сдавалась Лусия, а Камила добавила:
- Мы однажды встретили на улице ту циркачку, что дрессирует слонов. Она очень красивая.
- Только одета вызывающе,—пренебрежительно скривила губы Лусия —Просто посмешище какое-то!
Августо захотелось убить ее, но он вынужден был сдерживать свои эмоции, согласно кивая головой и мило улыбаясь.

Глава 8
Анибал проспался лишь к вечеру и, вспомнив, что произошло накануне, велел труппе немедленно собираться в дорогу.
- На ночь глядя? Ты с ума сошел! — загалдели цирка но Анибал был тверд в своем решении.
Хуана и Каньете побежали в город—искать Милагрос, но не нашли ее.
И тогда Хуансито сказал брату:
- Хоть ты и не очень любил меня, но я не в обиде и всегда- буду помнить тебя. Даже, наверное, буду скучать по тебе.
- Что это значит?—не понял Анибал.
- Я прощаюсь с тобой,— пояснил Хуансито —Милагрос сказала, что не уйдет из цирка без меня. И я ее здесь подожду.
Бедный мальчик не мог и предположить, какой козырь дал в руки Анибалу. Тот сразу же вцепился в Хуансито, сказав, что никуда его не отпустит.
Мальчик заплакал, циркачи принялись укорять Анибала в бездушии, но он уже понял, что только так, взяв в заложники брата, может еще вернуть Милагрос.
- Кончайте этот балаган! — прикрикнул он на циркачей.— Быстро садитесь в повозки. Мы отправляемся!
Хуана утешала плачущего Хуансито, говоря, что Милагрос обязательно их найдет, и все время повторяла про себя: «Только бы с ней ничего не случилось!»
А Милагрос тем временем находилась в церкви, куда она вошла, исполненная отчаяния, после объяснения с Августо.
Ты заставила свое сердце подчиниться разуму,—сказал, выслушав ее, отец Орестес,— но в этом нет большой вины. Ведь ты отважилась на такую жертву ради ребенка. Помолись, дочь моя, и Господь осенит тебя своим светом, вернет веру в добро.
Пока Милагрос молилась в храме, Катриэль сам не ведая почему, разговорился с нищим, сидящим на паперти:
- По сути, я такой же, как и ты, потому что все потерял.
- Не говори так,— ответил ему старик. Ты молод, здоров. У тебя все еще впереди. А мир так устроен, что в нем на каждом шагу можно встретить чудо. Вот хотя бы взять тебя... Разве не диво что индеец с распятием бродит ночью по городу! Ты христианин?
- Нет. И, честно говоря, я даже не знаю зачем ношу этот крест много лет.
- А ты зайди в церковь,—посоветовал старик.—Может, там найдешь ответ.
Катриэль не смог бы объяснить, почему он тогда послушался нищего старца и вошел в церковь. Впервые в жизни вошел. И—увидел там Милагрос!
- Наверное, тебя послал мне сам Господь сказала она.—Может, ты подскажешь, что мне делать. Я не могу вернуться в цирк: Анибал не оставит меня в покое. И не могу бросить Хуансито. Я совсем запуталась, Катриэль!..
- Ты забыла, что у тебя еще есть я,—напомнил ей он.—Не отчаивайся, постепенно все уладится. Хуансито будет с тобой. А жить вы сможете в моем доме. Я тоже одинок...
- Нет! — испугалась Милагрос, вспомнив недавний разговор с Августо, и Катриэль, поняв, что ее смущает, поспешил добавить:
- Не бойся! Я ничего не потребую взамен. Поверь! Ты ничем мне не обязана. Просто я хочу тебе помочь. Поживешь у нас, пока страсти утихнут. Клотильда будет заботиться о Хуансито, а у меня для него есть на примете хорошая учительница. Когда жизнь наладится, ты сможешь найти себе работу. Не отказывайся Милагрос! Пусть этот пустой дом, в котором я умираю от одиночества, оживет и станет нашим общим очагом.
- Спасибо тебе, Катриэль, - сказала она, - Пожалуй, у меня и нет другого выхода. Но… Поклянись, что не обманешь… Я не выдержу, если придется разувериться и в тебе.
- Обещаю, - твердо произнес он. – Я не дам тебе даже малейшего повода усомниться в моей честности.
Августо никак не мог смириться с потерей Милагрос, но еще больше с тем, что она – обыкновенная циркачка – отказала ему в такой резкой форме. Ему – преуспевающему офицеру, гвардейцу губернатора!
- Она еще приползет ко мне на коленях! – в сердцах заявил он Фунесу. – Донесу на мерзавца Анибала, что он заговорщик, и Милагрос будет валятся у меня в ногах, только бы я отпустил ее братца.
- Но, насколько я понял, она бежит именно от брата и вряд ли станет его защищать, - заметил Фунес.
- Ты не знаешь Милагрос! – возразил Августо, - Это жертвенная натура. Как только над Анибалом нависнет опасность, она тотчас же все простит ему и бросится на помощь.
- А он что, и вправду заговорщик? – спросил Фунес.
- Нет, конечно. Он просто мелкий негодяй. Но с его помощью я заполучу Милагрос, клянусь тебе!
Таким образом, приговор Анибалу был сен, а он, не подозревая об этом, как безумный гнал лошадей, стараясь уехать подальше от Санта-Марии, чтоб доставить Милагрос побольше мучений, пока она будет разыскивать Хуансито А в том, что Милагрос пустится в вдогонку за цирком,—Анибал не сомневался.
И был, разумеется, прав: Милагрос и Катриэльэль с рассветом поскакали на лошадях туда, куда вел их зыбкий след цирковых повозок.
Так ехали они до позднего вечера, пока ночная мгла не поглотила все вокруг. Затем сделали привал и вновь, как совсем недавно, стали дожидаться утра под звездным небом.
Милагрос рассказала Катриэлю, что ожидала от поездки в Санта-Марию чего-то необычного— возможно, встречи со своими настоящими родителями.
- Они бросили меня, только что родившуюся, посреди степи, а Мигель и Хосефина—-подобрали. Если б не они, я умерла бы от голода и холода!..
- Невероятно! Наши судьбы так похожи, Милагрос!—изумился Катриэль.—Это распятие дала мне мать перед смертью, тяжело раненная. И я так и не узнал зачем. Понимаешь, она ведь была индианкой, и вдруг—крест с распятием... А потом мне встретилась Айлен, которая воспитала меня как сына. Но я и ее потерял...
- Да, мы оба родились, меченные бедой, но на нашем пути встретились добрые люди. Мы не можем сетовать на судьбу,— взволнованно произнесла Милагрос.— Вчера, когда я разуверилась во всем на свете, когда мне не хотелось жить, Господь послал тебя. И я словно прозрела. Душой прозрела, понимаешь? Я поняла, почему мне всегда так хорошо и спокойно рядом с тобой... Да, я понял а, что люблю тебя, Катриэль! Звездное небо закружилось, засверкало в глазах Катриэля праздничным фейерверком, обещая радость и счастье на долгие годы..
С рассветом, оглядевшись вокруг, они увидели перекрестье двух дорог и остановились в растерянности, не зная, какую из них выбрал Анибал. до внезапно Милагрос вскрикнула, приметив в траве тетрадку Хуансито, которую тот выбросил из повозки сразу же за поворотом.
- Я знаю, это Хуана ему подсказала! —радовалась Милагрос.— Теперь мы точно их найдем!
Цирк двигался практически без остановок уже вторые сутки, и, оказавшись в тех памятных местах близ «Эсперансы», где однажды увязли лошади, Анибал решил переждать здесь до утра, чтобы вновь не сбиться с дороги.
Хуана же надумала использовать эту возможность для побега с Хуансито. Но Анибал сам повел брата в имение, где попросил Марию покормить и напоить мальчика.
- Нам пришлось быстро сниматься с места,— пояснил он,—поэтому мы не успели запастись провизией и водой.
- У вас какие-то непонятности? Мальчик, похоже, чем-то напуган,—заметила Мария. — Он тоскует по сестре, которая бросила его, сироту, и вышла замуж за офицера,— нехотя ответил Анибал.
- Я тоже скоро выйду замуж за офицера! — не преминула вставить Лусия. А затем спросила, не та ли это девушка, что работала со слонами.
Камила же, услышав подтверждение изумилась:
- На вид она такая милая и добрая. Не верится, что она могла так безжалостно поступить с маленьким братом.
Хуансито уже открыл рот, намереваясь защитить Милагрос от несправедливых нападок но Анибал взглядом пригрозил ему, и мальчик вынужден
был промолчать.
Однако вскоре в имении появилась Хуана, нарушив запрет Анибала, и тот в присутствии гостеприимных хозяев не стал ее отчитывать за непослушание.
Когда же Мария позвала Анибала на кухню, чтобы дать ему в дорогу запас продуктов, Хуана быстро увела мальчика и спряталась с ним в зарослях кустарника. Анибал заподозрил неладное, но не стал об этом говорить Марии. Вежливо попрощавшись с хозяевами, он ушел, намереваясь разобраться с Хуаной потом. А не найдя ее и Хуансито в цирковых фургонах, бросил всю труппу на поиски беглецов. Он, разумеется, не знал, что циркачи были в сговоре с Хуаной и не столько искали ее, сколько помогали уйти подальше от «Эсперансы».
В имении же тем временем обсуждали возможную участь ребенка, брошенного на произвол судьбы.
- Какие они все дикие, эти циркачи!—презрительно бросила Лусия, которую со дня отъезда из Санта-Марии не покидало дурное настроение.
Камила по-прежнему не верила в бессердечие Милагрос, и она принялась защищать незнакомую девушку, предположив, что у той могли быть какие-то сложные обстоятельства. Лусия пренебрежительно фыркнула, а находящийся здесь Мариано поддержал Камилу. Луия и не ожидала от него иной реакции: с тех пор как Мария изгнала из имения грубияна Бенито и на его место приехал деликатный Мариано, он как правило, всегда принимал сторону Камилы Лусию, и без того пребывавшую в постоянном раздражении, это особенно бесило. Она не могла простить матери, что та навязала ей общество чуждых людей, увезя от любимого отца и возлюбленного Августо.
Последнему Лусия написала весьма откровенное письмо, в котором просила хоть ненадолго приехать в имение, иначе она тут погибнет от тоски.
И, когда в темноте к дому подъехали всадники, бросилась им навстречу, полагая, что это примчался Августо. Однако служанка Ресуррексьон, первой узнав Катриэля, радостно воскликнула: «Хозяин!»
- Папа?—удивилась Лусия, но, разглядев Катриэля, тут же отчитала служанку, объяснив ей, кто здесь истинный хозяин.
- Не бойтесь, я у вас ничего не отниму,— сказал Катриэль.
- Все равно вам нечего здесь делать. Убирайтесь отсюда немедленно!-потребовала Лусия, но ее одернула вышедшая на крыльцо Мария.
- Катриэль! Не ожидала тебя увидеть. Что- нибудь случилось?—спросила она.
- Я тоже не знал, что вы здесь. Но очень рад нашей встрече.
Он пожал Марии руку, а Лусия и Виктория при этом поморщились от отвращения.
- Вы можете говорить покороче? Что вам тут надо?—не сдержалась Виктория.
Ее враждебный тон заставил Милагрос объяснить что привело их в «Эсперансу»:
- Катриэль только помогает мне отыскать брата. Моего маленького братишку похитили. Вы не видели тут поблизости цирковые повозки?
- Они совсем недавно отсюда уехали. Сначала хотели заночевать, а потом почему-то передумали —пояснил Мариано.— Возможно, потому что мальчика увела бородатая женщина, а хозяин цирка остался этим недоволен.
- Вы видели моего Хуансито?! — воскликнула Милагрос.— И его увела Хуана? Так, может, они прячутся где-то здесь, вблизи имения? Надо их найти!
- Вряд ли Анибал уехал бы без Хуансито,— рассудил Катриэль.—Сама подумай: мальчик ведь нужен ему как заложник. Нет, видимо, нам опять придется догонять цирк. Утром выясним по следу, в какую сторону они направились. А пока... Вы позволите нам сделать привал на ваших землях?— обратился он к Марии.
- Вы будете ночевать в нашем доме, как и подобает гостям,— ответила она.
- Папе не пришлось бы по вкусу ваше гостеприимство,— процедила сквозь зубы Лусия.
- Не волнуйтесь, нам будет даже удобнее разбить лагерь в степи,—твердо произнес Катриэль, давая понять, что никакая сила не заставит его войти в дом, который у него отобрали.
Поняв это, Мария больше не настаивала, но попросила Катриэля и Милагрос хотя бы поужинать вместе со всем семейством.
- Сделайте это, прошу вас. В память об Асунсьон... О тех счастливых временах, когда мы были тут вместе с ней.
Катриэль не мог ничего возразить против такого довода и, пересилив себя, ступил на порог некогда родного дома.
Виктория демонстративно отказалась от ужина, заявив, что у нее пропал аппетит. Ее примеру последовала и Лусия:
- Я не сяду с индейцем за один стол!
Милагрос испуганно взглянула на Катриэля, затем на Марию:
- Из-за меня в вашей семье начались раздоры. Может, мы все же уйдем?
- Нет, оставайтесь,—проявила твердость Мария.— Вы для меня—желанные гости. Надеюсь, Катриэль в этом не сомневается. Что же до моей сестры — то она много страдала, поэтому ожесточилась. А Лусия... Иногда просто не верится, что она — моя дочь...
Последнюю фразу Мария вымолвила с такой печалью, что у Милагрос больно сжалось сердце.
Камила, желая поддержать Марию, завела с гостями разговор на другую тему—о Хуансито и о том, что она с самого начала не поверила Анибалу.
- Конечно, разве я могла бросить Хуансито!—сказала Милагрос.—Я люблю его, как собственного ребенка, несмотря на то что он мне даже не брат по крови.
- Люди связаны не единственно кровным родством,—заметила на это Мария.— Есть кое- что посильнее: сердце.
- Спасибо, сеньора. Вы так добры к нам,— благодарно взглянула на нее Милагрос.—Я не знала родной матери, но у женщины, которая меня воспитала, были такие же глаза, как у вас...
Ресуррексьон принесла десерт, но Катриэль от него отказался:
- Пойду, пока не очень поздно, расспрошу людей. Может, кто-то из них видел, в какую сторону поехал цирк.
- Я провожу вас— тотчас же встала из-за стола Камила.
- Не стоит. Я ведь тут всех знаю,—напомнил ей, смутившись, Катриэль.
- Но вдвоем мы сможем опросить всех значительно быстрее,— ответила Камила.
- А втроем—еще быстрее,—добавил Мариано.—Я иду с вами!
Милагрос тоже поднялась с места, но Мария остановила ее, предложив еще немного побеседовать.
- Я вижу, у тебя душа болит не только из-за малыша,—сказала она, оставшись наедине с Милагрос.—Твоя печаль намного глубже. Так мне кажется. Что тебя мучает, дочка? Доверься мне, как матери, которой тебе так не хватает.
И Милагрос рассказала ей всю горькую историю своей жизни—начиная с того, как ее, подкидыша, подобрали в степи и кончая тем чудовищным оскорблением, которое нанес ей Августо.
- Моя жизнь очень похожа на твою,— выслушав ее, грустно молвила Мария.—Я тоже не помню своих родителей — их заменили чужие люди, ставшие мне родными. У меня была сестра не по крови, а по сердцу. Подобно тебе, я надеялась вернуть мир и счастье в семью, выйдя замуж без любви. Но тебе, слава Богу, повезло больше: ты не вышла замуж за того военного. И — нашла настоящую любовь!
- Как вы узнали? — смущенно и радостно воскликнула Милагрос.
- По глазам. По тем влюбленным взглядам, которыми вы обмениваетесь с Катриэлем. И пока вы будете вместе, никакому злу вас не одолеть, поверь мне. Вы найдете Хуансито и заживете счастливо. Только берегите друг друга, берегите свою любовь.
- Спасибо, сеньора. Вы—сама доброта,— растроганно произнесла Милагрос, и Мария неясно, по-матерински обняла ее.
В этот момент к ним вошла Лусия и, захлебываясь от возмущения, язвительно бросила матери:
- Какая идиллия! Может, ты нашла наконец дочь, которая тебе по душе, а мне стоит переселиться в цирк?
Опросив местных жителей, Катриэль и Мариано пришли к выводу, что цирк, вероятнее всего, направился в Арройо-Секо.
- Значит, с рассветом и мы туда поедем,— сказал Катриэль,—А вам—большое спасибо. Честно говоря, я не ожидал помощи от человека, который работает на Гонсало Линча.
- Я только работаю на него, но не принадлежу ему,—уточнил Мариано.—И более того могу сказать, что вы мне симпатичны и, как адвокат, я не погрешу против истины, если закон окажется на вашей стороне.
- В этом вы сможете легко убедиться, как только поглубже изучите дело.
Мужчины пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Мариано о чем-то заговорил с Камилой, а Катриэль у входа в столкнулся с Викторией.
Она к тому времени уже тайком отхлебнула графинчика, который завела и здесь, в «Эсперансе». Но унять раздражение все равно не удалось и Виктория решила перед сном прогуляться по саду. Увидев перед собою Катриэля, она не стала сдерживать гнева:
- Вы нарочно меня преследуете? Я не выношу вашего присутствия и сейчас же прикажу вышвырнуть вас отсюда!
- Не беспокойтесь, я сам уйду,—ответил Катриэль.—Это место навевает на меня слишком много воспоминаний...
- Ну, если вы так цените все, что дала вам Асунсьон, то хотя бы в знак признательности должны уйти отсюда навсегда и жить в грязи, где для вас самое подходящее место!
- Сеньора, вы уже отобрали у нас имение. Зачем же вам еще и оскорблять меня?—спокойным тоном произнес Катриэль, и это совсем вы¬вело из равновесия Викторию.
- А затем, что я ненавижу вас и все ваше кровожадное дикарское племя! Вы убили самых дорогих мне людей. Убили моего сына, моего маленького Адальберто!..
В глазах Виктории стояли слезы, а все тело ее содрогалось от бессильной, истеричной ярости. Катриэлю внезапно стало жаль эту по-своему несчастную женщину, и он молвил с печалью в голосе:
- Я сочувствую вам, сеньора. Но не в моей власти вернуть вам сына... Так же как и вы не можете вернуть мне мать...
Викторию, однако, не тронуло его искреннее сочувствие.
- Вы еще смеете рассуждать о моем сыне?! — истерично выкрикнула она.— Вы, грязный дикарь! Вам никогда не понять, что дети могут рождаться от чистой, настоящей любви! Вы—чудовища, способные убить новорожденного младенца!.. Да если бы мой мальчик остался жив, то вырос бы в замечательного человека и был бы сейчас рядом со мной. И мне бы не пришлось одной терпеть вас—омерзительное животное, у которого хватает наглости требовать уважения к себе!
- Дай Бог, чтоб, накричав на меня, вы избавились от ненависти в своей душе,—ответил на это Катриэль.
- Я всегда буду ненавидеть вас! Всегда!
- Очень жаль,— развел он руками.—Ваша озлобленность не принесет успокоения душам умерших. И, унижая других, вы не вернете себе честь и достоинство, которые у вас кто-то отнял.
- Что вы можете знать о чести, о достоинстве?!— возмутилась Виктория, но, заметив приближающихся Мариано и Камилу, умолкла. Затем, резко повернувшись, пошла обратно в дом.
Ночь в «Эсперансе» прошла относительно спокойно, хотя многим из ее обитателей так и не удалось уснуть.
Мария думала о Милагрос—девочке, которую она полюбила сразу и всею душой, думала о незабвенной Асунсьон, которая не может порадоваться счастью сына...
Катриэль тоже вспоминал свою дорогую Айлен, рассказывая о ней Милагрос. Здесь, в родном имении, в благословенных землях «Эсперансы»,
он не смог скрывать от Милагрос, что уже нет в живых.
- Вот, значит, откуда в твоих глазах боль. Я видела ее, но не распознала, не догадалась... Прости меня,—сказала Милагрос.
- Он нежно обнял ее, и они еще долго молчали глядя в звездную даль и вдыхая терпкий аромат вольных степных трав.
Потом Милагрос заговорила вновь:
- У меня никогда не было дома... Не было родного города, родной земли, по которой можно скучать. Только теперь я поняла, как горько было тебе терять имение. Эти земли, этот дом... В них сразу же влюбляешься... Почти так же, как—в Марию...
Над «Эсперансой» уже забрезжил рассвет, когда к дому подъехал небольшой отряд всадников в военной форме.
- Это Августо! - похолодев от ужаса, вымолвила Милагрос.—Он зачем-то вздумал меня преследовать.
- Идем отсюда побыстрее, пока ему не сказали, что мы здесь,—мгновенно сориентировался Катриэль и на всякий случай прихватил свой старый охотничий мушкет.
А Лусия, всю ночь грезившая об Августо, наконец увидела его воочию.
- Вы получили мое письмо?! — бросилась она навстречу своему возлюбленному.
- Письмо?.. Нет,—с холодной рассеянностью ответил Августо.—Я выполняю важное задание. Ищу заговорщиков. Вы не видели тут цирковые повозки?
- Ну, что я говорила?—победоносно уставилась Лусия на мать—Эти циркачи — бандиты! — и обернувшись к Августо, с огромным удовольствием
Сообщила :— Здесь скрывается их дрессировщица, Милагрос. Идемте, я покажу вам, где она! От волнения у Августо перехватило дыхание.
- Да-да, я должен ее увидеть!—промолвил он но вовремя спохватился, добавив:—Потом... сейчас меня интересует, где находится весь обоз Мне нужно расспросить ваших людей.
Лусию разочаровало такое решение Августо, а у Марии, наоборот, несколько отлегло от сердца К тому же она увидела, как незаметно выскользнула за дверь Камила, и поняла, что та собирается предупредить Милагрос и Катриэля. Лусия тоже, не вытерпев, пошла искать место их ночевки и, встретившись во дворе с Камилой, ревностно спросила:
- А ты что тут делаешь? Хочешь первой услужить моему жениху?
- Ну что ты? Зачем мне это?—ответила Камила.—Тем более что наши гости, кажется, и не стали тут ночевать, а ушли еще с вечера.
Затем она отозвала в сторону Мариано и попросила его:
- Вы не могли бы предложить свою помощь гвардейцам? Поехать с ними на поиски цирка но куда-нибудь... подальше от Арройо-Секо?
- Я уже и сам об этом подумал,—улыбнулся ей в ответ Мариано.—Будьте спокойны: как минимум день они с моей помощью потеряют!

Глава 10
Мария находилась без сознания всего несколько секунд, но они показались вечностью тем, кто стал свидетелями этого чудовищного происшествия. Виктория же, виновница случившегося, тоже едва не лишилась чувств, осознав, что она натворила.
Но вот Мария наконец открыла глаза, и Мариано тотчас же метнулся к двери:
- Я привезу врача!
А Виктория, у которой немного отлегло от сердца, вышла из оцепенения и набросилась на Катриэля:
- Убирайтесь вон! Из-за вас я чуть не убила сестру.
- Мама, не надо ссориться,— взмолилась Камила.— Мы сейчас все должны думать о здоровье тети.
- Именно об этом я и думаю!—парировала Виктория.—Я не желаю зла Марии и не собиралась в нее стрелять. Но вы, кровожадный индеец, принесли беду в наш дом! Цз-за вас пролилась кровь моей сестры, и, пока вы здесь, мы все подвергаемся опасности.
- Опасность исходит от вас, Виктория,—печально молвил Катриэль.—Вас пожирает ненависть и мания величия. Вы ничего не видите вокруг. А вместо сердца у вас—камень.
- Вон! Вон отсюда! — истерично закричала Виктория.—Я не намерена выслушивать оскорбления от грязного индейца!
- Я не уйду, пока вашей сестре не станет лучше,—твердо заявил Катриэль,
Приехавший доктор нашел рану Марии неопасной, и Катриэль, чтобы не злить Викторию, незаметно вышел.
Но утром он вновь зашел к Марии—справиться о ее здоровье.
- Спасибо, мне уже намного легче,—сказала она.—А вот тебе надо поторопиться с отъездом, потому что сюда в любой момент может нагрянуть Августо.
- Нет, он не придет. Ему больше нечего делать в «Эсперансе»,— ответил Катриэль.
- Ты не все знаешь. Лейтенант Монтильо добивается руки моей дочери,— пояснила Мария
Это известие ошеломило Катриэля. Далеко сразу он решился открыть Марии, каковы Я самом деле были намерения Августо.
- Бедная моя девочка!—схватилась за голову Мария.— Она ведь любит его...
Убедившись в том, что жизнь Марии вне опасности, Катриэль уехал из «Эсперансы». А вскоре туда пожаловал Августо. Лусия выбежала встречать его, еще издали заслышав стук копыт.
- Ты жив! Я так боялась за тебя! Так ждала тебя!
Он сжал ее в своих объятиях, крепко поцеловал в губы. Затем горячо заговорил о своей любви и предложил Лусии стать его женой.
От счастья у нее все поплыло перед глазами, а когда туман немного рассеялся, она ухватила Августо за руку и незамедлительно потащила его к Марии:
- Пойдем, пусть мама нас благословит!
Мария встретила Августо холодно, сказав, что прежде хотела бы поговорить с ним наедине. Лусия с недовольным видом вышла.
Августо же, услышав, какие от него требуются объяснения, на миг потерял дар речи, а затем принялся все отрицать:
- Как вы могли заподозрить меня, честного офицера, в связи с дешевой цирковой потаскушкой?! Я оскорблен!
- Я и не ожидала услышать от вас чего-либо другого,—грустно молвила Мария.— И сейчас, более чем прежде, убеждена в правомерности своих подозрений. Только человек, лишенный чести, может так грязно говорить о девушке, которую любит. Ведь вы прекрасно знаете, что Милагрос— чистейшее существо.
- Я не знаю ее и знать не хочу! Я люблю вашу дочь Лусию и прошу ее руки!
- К сожалению, не могу дать согласия на этот брак,— твердо произнесла Мария.
Посрамленный Августо пулей вылетел из ее комнаты, но ему еще пришлось отвечать на вопросы Лусии и Виктории, ждавших его за дверью.
- Мне предъявлено чудовищное, невероятное обвинение,— пояснил он.— Сеньора Мария утверждает, будто ей известно, что я влюблен в циркачку Милагрос, а на Лусии хочу жениться из-за выгоды.
- Что? — возмутилась Лусия—Она сошла с ума!
- Это все проклятый индеец!—догадалась Виктория.— Сама бы Мария до такого никогда не додумалась.
- Индеец?—изумленно спросил Августо.
- Да, он... Как бы это выразиться?.. Он наш родственник,— ответила Виктория.— Совсем недавно он был здесь и наверняка что-то нашептал Марии.
Только теперь Августо окончательно понял, что разоблачен. И, вновь приняв позу незаслуженно оскорбленного, трагическим тоном произнес:
- Прощайте, Лусия. Как человек чести, я должен немедленно покинуть ваш дом.
- Нет! Нет! — она бросилась уговаривать его остаться, клялась в своей любви, говорила, что не сомневается в его благородстве, но все оказалось тщетно: Августо уехал.
Тогда Лусия высказала матери все, что о ней думала, назвав своим злейшим врагом. Потом долго плакала, а ближе к ночи вдруг собралась ехать вдогонку за Августо, и Камила не смогла удержать ее.
Между тем Августо завернул в первую же придорожную таверну и, выпив там изрядное количество спиртного, оказался в постели с хозяйкой сего заведения—Олиндой.
Спальня Олинды находилась наверху, а внизу продолжали пьянствовать солдаты из бывшего форта Энрике, которых нынешний командир Родригес воспитывал по своему разумению—в духе разгула и анархии.
Лусия, проезжая мимо таверны, вполне резонно подумала, что Августо мог остановиться здесь на ночевку, и вошла туда.
Двое солдат и сержант, уже упившиеся до скотского состояния, восприняли появление столь утонченной красавицы как чудесный подарок судьбы. Пусть глупый лейтенант утешается с грубоватой простолюдинкой Олиндой, а им выпала куда большая удача—поразвлечься с юной аристократкой!
Плотно обступив Лусию, они, сразу все трое, принялись гладить ее по открытым плечам, расстегивать пуговки на платье, расплетать волосы.
Лусия поначалу умоляла их не обижать ее, взывала к их разуму и человечности, а потом стала неумело, беспомощно отбиваться.
- Ах, ты так?—разгневался сержант.— Мы тебе не нравимся? От нас пахнет потом и вином? нy так знай: сейчас я буду делать с тобой все, что захочу, а потом тебе добавят удовольствия мои товарищи! Может, тогда ты перестанешь с таким пренебрежением относиться к людям в воинских
мундирах.
Он решительно повалил Лусию на пол и, с шумом разорвав ее платье, стал стаскивать с нее нижнее белье, путаясь в многочисленных застежках и переплетениях кринолина.
Бедная Лусия закричала что было мочи:- «Помогите!»
Ее отчаянный крик достиг слуха Августо и Олинды.
- Пойду посмотрю, что там происходит,— встрепенулась хозяйка таверны, но Августо удержал ее в постели:
- Ты что, никогда не видела, как развлекаются пьяные солдаты?
- Там кто-то звал на помощь,— возразила Олинда, прислушиваясь.
Но Лусия уже перестала кричать, потому что руки сержанта сдавили ей горло.
- Вот так-то лучше,—прохрипел он.— Если еще раз пикнешь, я убью тебя, как паршивую собаку!
- Это я убью тебя, если ты не оставишь в покое девушку! — внезапно прозвучал у него за спиной чей-то грозный голос.
Приподняв голову, Лусия увидела Катриэля, державшего наготове острый индейский нож.
В тот же миг солдаты накинулись на неожиданного ночного посетителя, однако были отброшены им в разные стороны и обезоружены. Теперь в руках Катриэля был уже не нож, а пистолет, и сержант, не желая быть застреленным лет, и сержант, не желая быть застреленным отпустил Лусию.
Она отползла в угол, незаметно подобрав с пола нож Катриэля.
Тем временем солдаты оправились от удара и вновь напали на Катриэля. Сержант же вцепился в Лусию, пытаясь вместе с нею покинуть таверну.
Однако на сей раз Лусия уже могла постоять за себя: не раздумывая, она всадила нож в живот ненавистного насильника.
Сержант издал дикий вопль и тяжело рухнул на пол. Кровь вовсю хлестала из его раны, и это привело в ужас двух других насильников. Не желая для себя участи, постигшей их командира, они обратились в бегство.
- Ну все, теперь самое худшее позади,—перевел дух Катриэль.—Лусия, успокойтесь. Я провожу вас до «Эсперансы».
- Нет! Не трогайте меня! Не прикасайтесь ко мне!—истерично закричала она.—Уберите свои грязные руки!
В этот момент в таверне появился Мариано, посланный Марией в помощь дочери.
- Что здесь происходит?—спросил он изумленно и строго, увидев растрепанную, в изодранном платье Лусию и склонившегося над ней Катриэля.—Я требую объяснений!
- Это не то, что вы себе вообразили,—ответил Катриэль.
Он рассказал, как все было в действительности, но Мариано ждал подтверждений от Лусии. А она—молчала!
- Лусия, прошу вас, ответьте,— обратился к ней Катриэль.— Неужели вы не понимаете, насколько это для меня важно?
- Я ничего не помню,— вымолвила она.
- Возможно, вы боитесь признаться в том,
- Что ранили сержанта?—предположил Катриэль
- Не бойтесь; я возьму это на себя. Вы только подтвердите, что я не обижал вас, а, наоборот, защищал.
- Да, все так и было,—нехотя выдавила из себя Лусия, глядя на Мариано.—А теперь, прошу вас, увезите меня отсюда к моему отцу, в Санта-Марию.
- Сейчас? Ночью? В таком виде?—попытался вразумить ее Мариано.—Сначала мы вернемся в «Эсперансу». Сеньора Мария там очень волнуется.
- И пусть! Я не желаю о ней даже слышать! Если вы не хотите мне помочь, я уеду одна! — впала в истерику Лусия.
Ее голос наконец узнал Августо. Слегка отворив дверь, он увидел, кто находился на нижнем этаже.
- Я ухожу,—сказал он Олинде.—Ты меня никогда не видела, мы с тобой не знакомы.
Выпрыгнув в окно, он вскоре вошел через дверь. Лусия тотчас же припала к нему, умоляя спасти ее от озверевших солдат, а также индейца.
И вновь Катриэлю пришлось доказывать, что он—защитник, а не насильник, но на сей раз ему очень помог Мариано,
Августо же, чувствующий свою вину, сказал, что сам сдаст куда следует раненого сержанта и пусть тот ответит за содеянное.
Наутро Мариано вернулся в «Эсперансу» один, без Лусии, которая уехала с Августо к отцу.
Мария, не спавшая всю ночь, была потрясена случившимся с ее дочерью.
- Какое счастье, что Катриэль подоспел вовремя,—заключила она, вызвав неистовый гнев Виктории.
- Как ты можешь такое говорить?—вскинулась она на Марию,—Да из-за этого индейца все наши беды! Если бы он не оклеветал Августо, Лусия сейчас была бы рядом с тобой и готовилась к свадьбе. Но тебе, похоже, этот дикарь ближе и роднее собственной дочери! Ты сама виновата, что Лусия бросила тебя, сбежав к отцу.
- Ты несправедлива ко мне, Виктория,— оправдывалась Мария.—Я только хочу уберечь Лусию от обмана.
Они еще долго говорили в том же духе, а Мариано и Камила, уединившись в гостиной, не смогли удерживать радости от встречи друг с другом.
- Я так тревожилась за тебя,—призналась Камила.
- Если бы ты знала, как приятно мне это слышать,—ответил он и в порыве счастья обнял ее.
Их губы приблизились настолько, что избежать поцелуя было невозможно.
Затем, опомнившись, Мариано стал извиняться за несдержанность, но Камила, улыбаясь, прервала его:
- Это был самый приятный момент в моей жизни.
- Правда?—обрадовался Мариано.—Значит, я теперь могу сказать, что люблю тебя? С первого взгляда, с первой минуты нашего знакомства я понял это, но не решался признаться.
Они поцеловались вновь, и в этот момент их увидела Виктория.
- Что вы себе позволяете, Хименес?—грозно произнесла она,
- Простите, сеньора,—смутился Мариано.— у меня не было дурных намерений. Я люблю вашу дочь и... прошу ее руки!
- Да как вы смеете?!—в ярости воскликнула Виктория.—Никогда! Слышите, никогда этому не бывать! Камила, собирай вещи, мы сейчас же уезжаем в Санта-Марию!
- А как же тетя? Мы не можем оставить ее одну,—возразила Камила.
- Это не твоя забота!—отрезала Виктория.—Пойдем!
Она едва ли не силой увела Камилу в ее спальню, но дочь и там продолжала спорить с матерью.
- Я не узнаю вас, мама,—говорила она.—Вы проявляете жестокость к тете, к Мариано, ко мне. Не хотите считаться с нашими чувствами. Ведь у меня—первая любовь! Я хотела рассказать вам об этом, чтоб мы вместе порадовались...
- Нечему тут радоваться!—прервала ее Виктория.—Какой-то жалкий адвокатишко выискался! Разве это подходящая партия для девушки из семейства Оласабль?
- Но я люблю его, мама! Мне не нужен никто другой, кроме Мариано. И я останусь здесь—с ним и с тетей, которой нужна моя помощь!
- Нет, ты уедешь! Именно потому, что он— здесь, я увезу тебя! Он и так уже воспользовался твоей неопытностью.
- Мама, о чем вы говорите? Это был всего лишь первый, чистый поцелуй. Я была счастлива!
- И у тебя хватает наглости говорить мне об этом с таким бесстыдством?
- Не вижу ничего зазорного в том, что полюбила Мариано,— с обидой произнесла Камила.— Наоборот, я рада тому, что оказалась способной на это чувство. Значит, то ужасное одиночество, на которое вы меня обрекли, не сделало черствым моего сердца!
- Но, к сожалению, и не сделало из тебя достойной девушки,—добавила Виктория.
Камила восприняла это как оскорбление.
- Вы не имеете права говорить мне это,— произнесла она с нажимом, вкладывая в свои слова особый смысл, о котором Виктория не могла даже подозревать, и потому не остановилась вовремя.
- Нет, имею!—продолжила она все в том же назидательном тоне.— Порядочная девушка не станет целовать мужчину втайне от семьи, даже если любит его!
- И это говорите мне вы?! — не сдержавшись, воскликнула Камила.— Вы, которую сотни мужчин целовали за деньги?!
Выпалив это, она тотчас же испугалась и стала просить Викторию о прощении, но та словно окаменела.
С трудом оправившись от удара, Виктория молча собрала дорожную сумку и уехала в Санта- Марию. Розалинда, содержательница малюсенькой таверны, изумилась, увидев пожаловавшую к ней бывшую подругу по борделю, а ныне знатную даму Викторию Оласабль.
- Какими судьбами?—расплылась она в радушной улыбке.— А я уж думала, что ты и знаться со мной не захочешь.
Вместо приветствия Виктория подошла к ней и отвесила пощечину.
- За что?—обиженно воскликнула Розалинда.
- За твой поганый язык! За предательство! — пояснила Виктория.— Ты не пожалела моей дочери, ранила ее хрупкую душу.
- Это какое-то недоразумение,—сказала Розалинда.— Я видела твою дочь лишь однажды, когда мы столкнулись в магазине. Давай разберемся во всем спокойно. Рассказывай по порядку, что произошло.
Она поставила перед Викторией бутылку виски, и так, за выпивкой, бывшие подруги пришли к выводу, что Камила попросту подслушала разговор Розалинды и ее приятельницы.
- Да, она тогда вышла из магазина, у нее случился приступ недомогания,— вспомнила Виктория.—Значит, еще не все потеряно. Обещай, что скажешь Камиле, будто вы говорили о какой- то другой Виктории, а вовсе не обо мне!
- Ради Бога, я всегда готова тебя подстраховать,—согласилась Розалинда,
Несколько успокоившись, Виктория осушила очередную рюмку и вдруг разоткровенничалась.
- Все эти годы я терпела унижения, мечтая только об одном: отомстить сестре, которая украла у меня все — родителей, дом, единственную в жизни любовь. И вот теперь моя мечта близка к осуществлению!
- А ты уверена, что никто не узнает правду?—с опаской спросила Розалинда.
- Теперь уверена. Я помирилась с сестрой завоевала доверие Гонсало, ее мужа... Тот еще мерзавец, строящий из себя джентльмена!. Я вернула все свое имущество. А кроме того, привязала к себе племянницу. Лусия любит меня гораздо больше, чем Марию!
- Значит ты добилась всего, чего хотела?
- Нет,— печально молвила Виктория.— Мне недостает Камилы, собственной дочери. И еще... Я жажду увидеть, как моя сестрица Мария проведет остаток жизни в аду! Совсем одна, в мире унижений, лишений и стыда! Точно так же, как это было со мной—по ее вине.

Глава 12
Мария не поверила заверениям сестры и наутро поехала к Катриэлю—чтоб он начал тяжбу, пока Гонсало еще не успел продать имение.
Каково же было ее изумление, когда в доме Катриэля она застала... князя!
- Не ожидала от вас такой прыти,—сказала ему Мария.— Вы разузнали, что у моего мужа— сомнительные права на «Эсперансу», и зашли с другой стороны? Решили уговорить другого, законного владельца?
Она так распалилась, что Катриэль не смог и дальше ломать комедию.
- Вы не узнаете меня? Ведь я—Катриэль.
Затем он посвятил ее в свой план, и, вернувшись домой, Мария, ко всеобщему удивлению, заявила, что согласна на продажу «Эсперансы».
- Я же говорила: она не в своем уме!—шепнула Виктория Гонсало.
А Камила, уединившись с Марией, стала умолять ее отказаться от прежнего решения.
- Теперь, после вашего согласия, они уж точно продадут «Эсперансу». А я ее так полюбила! К тому же она по праву принадлежит Асунсьон и Катриэлю. Незадолго до нашего отъезда из имения я нашла старый мамин дневник. И в нем сегодня обнаружила письма Асунсьон, где она пишет дедушке, что посылает деньги на обустройство «Эсперансы». Может, стоит отдать их Катриэлю?
- Да, моя девочка, мы отдадим их Катриэлю!—обрадовалась Мария.— Ты умеешь хранить тайну, поэтому я скажу тебе, что Катриэль и князь—одно лицо!
Ознакомившись с письмами Асунсьон, адвокат Асурдуй пришел к выводу, что настала пора объявить о ее кончине и пустить в ход оставленное ею завещание. Вот только надо подождать, пока Катриэль получит документы от Гонсало, и—можно будет начинать судебный процесс.
Склонить Линча к продаже имения Катриэлю всячески помогала Синтия, у которой тут был свой интерес: она страстно влюбилась в князя и надеялась, что он в конце концов ответит на ее чувства взаимностью.
Но открыть их Катриэлю она решила еще до того, как он поселится в «Эсперансе» и они станут видеться гораздо реже.
Однажды, пригласив князя на ужин и угостив его хорошим вином, Синтия сказала:
- Впервые мне захотелось поговорить с вами когда я прочитала рассказ о любви белого юноши к индианке. Я тогда сама влюбилась в вашего героя. А потом, уже познакомившись с вами поняла, что этот персонаж был частью вас.
Ее откровения взволновали Катриэля, он невольно потянулся к ней, взял за руку. Синтия приблизилась к нему в ответном порыве, губы ее коснулись губ Катриэля. В тот же миг его пронзила острая боль—вспомнилась Милагрос.—но он поспешил изгнать это болезненное воспоминание из своего сердца, прошептав:
- Целуй меня. Синтия, целуй!
Очнулся он через несколько минут, когда до него вновь стал доходить смысл произнесенных Синтией слов:
- Моя жизнь принадлежит вам, князь. Возьмите ее!
- Нет, я не могу, не должен, не имею права.— быстро заговорил он.— Прости меня, Синтия.
Ее приговор настиг его уже у двери:
- Никогда больше не смейте показываться мне на глаза'!
Дома он со стыдом признался Браулио:
- Я заигрался в обман, зашел слишком далеко! В моих руках находилась честь достойной женщины, и я чуть было не воспользовался ей. Вел себя, как самый пошлый негодяй...
Наутро он пошел к Синтии и сорвав с себе накладные усы и бороду, открыл перед нею свое истинное лицо.
А Синтия, к удивлению Катриэля, все поняла и все ему простила:
- Вполне возможно, я не позволила бы Катриэлю даже дотронуться до края моей одежды. Мне тоже свойственны предубеждения. Но теперь я знаю тебя и люблю. И мне абсолютно все равно, какое у тебя имя, какой титул... Я помогу тебе вернуть имение и буду терпеливо ждать, когда ты окончательно забудешь ту циркачку, разбившую тебе сердце.
Домой Катриэль вернулся почти счастливый.
- Мне стало легче дышать! — сообщил он Браулио.—А скоро я и вовсе избавлюсь от этой личины—князя Арчибальдо де ла Крус. И должен найти силы для того, чтоб жить под своим именем.
- Дай-то Бог,—молвил Браулио, тяжело вздохнув.
Катриэль понял, что его старый верный друг подумал в тот момент о Милагрос, и согласился с ним: действительно, где взять силы, чтобы забыть ее, не вспоминать о ней ежесекундно?
Катриэль гнал от себя мысли о Милагрос, потому что в его воображении она давно уже была женой Анибала. Он даже не предполагал, какие чудовищные мытарства довелось ей пережить за это время.
Упрятав Хуансито в приют, Анибал заявил, что не скажет, где находится мальчик, пока не получит в жены Милагрос. Это требование показалось жестоким даже Ларе, всегда принимавшей сторону Анибала, и она предложила Милагрос свою помощь:
- Скажи, что ты согласна переспать с ним этой ночью, а вместо тебя к нему приду я.
- Но он же тебя попросту прогонит!
- Нет. Его надо перед тем хорошенько напоить, и он не заметит подмены. А я надену парик и твое платье.
Так они и поступили. Анибал действительно не обнаружил обмана и заснул счастливым. Но утром, не увидев Милагрос в своей постели, позвал ее к себе, надеясь продолжить любовные утехи.
Она, естественно, стала отпираться, спрашивать, где Хуансито, чем обозлила Анибала. Он вновь отказался говорить о Хуансито, и порочный круг замкнулся.
Милагрос поняла, что обманом ей ничего не добиться, а как вернуть братишку, она не знала.
В то же время Анибал грубо обидел Лapy, сказав, что в постели она—ничто по сравнению с Милагрос. Лapa не смогла этого стерпеть и открыла ему всю правду о вчерашней «брачной» ночи.
В бешенстве Анибал бросился с ножом на Милагрос, но ее попытались защитить друзья. И смертельный удар, предназначавшийся девушке, принял на себя цирковой силач Антонито.
Жандармы увезли Анибала в тюрьму, и там он стал симулировать помешательство. Твердил, будто он — ребенок, и звал на помощь отца. У Милагрос сердце разрывалось от жалости, когда во время свиданий Анибал сквозь решетки протягивал к ней руки и плакал: «Где мама? Где отец? Почему они ко мне не приходят?»
Она беспощадно казнила себя за то, что надеялась обмануть Анибала, но лишь довела его до совершения преступления и безумия. Потом ей стало страшно оттого, что она также обманула Катриэля, и неизвестно, что могло стать с ним, ранимым и незащищенным, если даже такой крепкий человек, как Анибал, сломался.
Милагрос решила разыскать Катриэля и начала свой поиск с дома Энрике и Росауры.
- Возможно, вы знаете, куда уехал Катриэль?—спросила она у хозяев, и те ответили: «В Санта-Марию».
Но они не могли отпустить Милагрос, не попросив прощения за поведение Августо. В свою очередь Милагрос рассказала им, как достойно вел себя Августо в их последнюю встречу, чем, безусловно, порадовала его родителей.
- Заходи к нам почаще,— приветливо улыбнулась ей на прощание Росаура.— Мы будем рады тебя видеть, и ты всегда можешь рассчитывать на нашу помощь.
Поблагодарив приветливых хозяев, Милагрос направилась в тюрьму к Анибалу, не предполагая, что помощь Энрике и Росауры потребуется очень скоро.
Подойдя к окошку камеры, она увидела, как Анибал передавал другому заключенному деньги и записку, говоря при этом:
- Сегодня же, как только тебя выпустят отсюда, пойди по этому адресу и передай деньги директору приюта. Скажи, что у меня случилась неприятность, но скоро я сам приду и внесу остальные деньги. Пусть он не волнуется и продолжает заботиться о моем братишке.
Милагрос была потрясена услышанным. Значит, Анибал притворяется невменяемым, а сам замышляет побег!
- Я все слышала,— крикнула она ему.— Больше тебе не удастся меня дурачить!
В этот момент надзиратели отворили дверь выпуская сокамерника Анибала на свободу, и Милагрос тотчас же последовала за ним.
- Дайте мне ту записку с адресом приюта,— сказала она ему, выйдя за тюремные ворота.— я сестра Анибала и сама заберу мальчика. А деньги можете оставить себе.
- Деньги? Какие деньги?—плутовато взглянул на нее недавний заключенный.
- Я все видела,— пояснила Милагрос,—и мне ничего от вас не надо, кроме адреса.
Мужчина посмотрел на нее оценивающе и предложил:
- Поедем со мной в одно местечко. Там и поговорим.
Милагрос ничего не оставалось, как согласиться на его предложение. А он привез ее в таверну, которая фактически была тайным публичным домом. Заказал вина, заставил Милагрос выпить вместе с ним—отдавать записку он не торопился.
- Где тебе удалось отловить такую пташку?—спросила владелица заведения, отозвав гостя в сторону.
- Что, хороша?—расплылся он в самодовольной ухмылке.— Могу продать, если сойдемся в цене.
- Думаю, сойдемся,—уверенно заявила мадам, зная, что этот бродяга дорого не возьмет.
Милагрос же вынуждена была сидеть с ним за столом до тех пор, пока он, напившись, не отключился и она не вытащила у него из кармана записку с адресом.
Теперь уже можно было уходить, однако тут вступила в дело мадам:
- Попей чайку на дорожку, успокойся. Ты такая взволнованная.
Милагрос из вежливости отхлебнула несколько глотков, но этого оказалось достаточно, чтобы у нее закружилась голова и все поплыло перед глазами, в чай было подмешано сильнодействующее наркотическое вещество.
Ноги Милагрос отяжелели, она не могла сдвинуться с места.;
На ее беду, в таверну как раз пожаловал капитан Родригес, завсегдатай этого заведения, и жадно впился глазами в Милагрос.
Мадам услужливо засуетилась перед влиятельным клиентом:
- К сожалению, она сегодня ни на что не годна—сейчас заснет и проспит до утра. Но завтра...
- Завтра я собираюсь увезти ваших девочек к себе в форт, чтоб немного развлекли солдат. А эту красотку подготовьте лично для меня.
Так Милагрос очутилась в форте капитана Родригеса, став его пленницей.
Однако брать ее силой Родригес не хотел, а потому запер строптивую девчонку в чулане, без пищи и воды, надеясь, что вскоре с нее спадет спесь.
В бессильном отчаянии Милагрос кричала, била кулаками в дверь, но никто не смел ослушаться капитана и помочь несчастной девушке, хотя ей сочувствовали даже солдаты. Лишь Сегунда, местная кухарка, не выдержала — тайком принесла Милагрос поесть и попить.
- Спасибо, вы так добры ко мне. Может, сообщите моим друзьям, где я? — попросила Милагрос, понимая, что это единственная возможность спастись.— Их зовут Росаура и Энрике Муньис. Они живут в Арройо-Секо.
- Я их прекрасно знаю!—обрадовалась Сегунда.—Капитан Муньис прежде командовал этим фортом. Конечно, я помогу тебе.
Она послала к Энрике своего сына-подростка, и тот подробно описал ситуацию, в какой оказалась Милагрос.
Теперь Энрике надо было подумать, как ее вызволить. Ведь Родригес так просто не расстанется со своей добычей. Он даже может пустить в ход вооруженных солдат.
- Тут нужна какая-то хитрость,—молвила Росаура, давно уже научившаяся понимать мужа без слов.
- Да, ты права,—согласился Энрике.—Может, нам стоит прибегнуть к помощи циркачей?
- По-моему, это выход!—поддержала его Росаура.
Не мешкая ни секунды, они отправились в цирк, где все были обеспокоены исчезновением Милагрос.
На разработку операции ушло совсем немного времени, и вот уже Росаура, одетая в траурное платье, предстала перед капитаном Родригесом.
- Энрике умер,—произнесла она с печалью в голосе,—а я не знаю, как теперь жить. Может, возьмете меня кухаркой, по старой памяти?
Родригес выразил ей свое соболезнование и сказал, что более искусной стряпухи не встречал за всю жизнь.
- Можете хоть сейчас идти на кухню,—предложил он любезно.— Мы с вашим супругом не были друзьями, но к вам я всегда относился с большим уважением.
- Неужели это правда, что сеньор Энрике умер?—встретила ее на кухне встревоженная Сегунда.—Мой сын говорил, будто сам его видел.
- Нет, не волнуйся. Слава Богу, Энрике жив! шепотом ответила ей Росаура.—И скоро прибудет сюда с циркачами. Так что предупреди Милагрос.
Цирковой фургон, подъехавший к форту, был остановлен солдатами.
- Здесь не положено находиться посторонним—строго произнес Родригес.
- Но мы бежим от индейцев,—пояснил Каньете.—Часть наших товарищей погибла... А мы уже три дня ничего не ели. Накормите нас, пожалуйста. В благодарность мы устроим для вас отличное представление. Правда, от всей труппы нас осталось немного. Это владелец нашего цирка, сеньор Мигель,— указал он на за¬гримированного Энрике,—этот молодой парень—жонглер, акробат, фокусник. Словом, мастер на все руки. Ну а я—клоун. Уверяю вас, вы получите огромное удовольствие от представления.
Родригес, посомневавшись, все же впустил их в форт.
Пока гости обедали и готовились к представлению, Милагрос, предупрежденная Сегундой, заявила, что хочет видеть Родригеса.
- Я больше не могу сидеть здесь,— сказала она ему.— Согласна на все, только выпустите меня отсюда.
- Вот так-то лучше,— одобрительно усмехнулся капитан.— Сейчас мы выпьем доброго вина, посмотрим выступление циркачей, и я покажу тебе, на что способен в постели. Ты поймешь, что зря отталкивала меня до сих пор.
Спустя некоторое время он сидел рядом с Милагрос и громко хохотал после каждой репризы Каньете. Здесь же располагалось и все доблестное воинство Родригеса. А Росаура и Сегунда только успевали наполнять их бокалы вином, в которое было подсыпано снотворное.
Когда Родригес и солдаты один за другим уснули, Каньете и Россо закончили свое выступление.
Уже находясь в фургоне, по дороге в Арройо-Секо, Милагрос рассказала о записке Анибала, из-за которой она попала в такую передрягу.
- Не плачь, все худшее позади,—сказал ей Энрике.—Мы сразу же поедем в приют и заберем твоего брата.
Так Милагрос нашла Хуансито, но ее злоключения на этом не кончились, потому что Анибал бежал из тюрьмы.
В цирке он появился как раз в тот момент, когда Милагрос прощалась со своими друзьями, собираясь ехать в Санта-Марию, к Катриэлю.
- Хуансито поживет пока у Энрике и Росауры, так будет надежнее,—пояснила она.—А потом мы заберем его. Я уверена, что Катриэль все поймет и простит меня...
- Зато я тебя никогда не прощу! — прозвучал из темноты грозный голос Анибала.
Милагрос сжалась от испуга, но к Анибалу тотчас же бросились два жандарма, устроившие здесь засаду.
- Мы знали, что ты придешь сюда, голубчик!—молвил один из них.
Анибал бросился наутек.
Жандармы открыли стрельбу, однако им помешала Лара самоотверженно устремившаяся под пули.
- Боже, она мертва. Я убил ее! — вскрикнул потрясенный жандарм, и его голос докатился до беглеца.
«Милагрос! Она погибла! Это я убил ее!»—повторял про себя Анибал, размазывая по щекам горькие, запоздалые слезы.
Пустившиеся за ним вдогонку жандармы на следующий день нашли мертвеца, изъеденного хищными зверями, и, решив, что это тело Анибала, похоронили его на холме у дороги.
Милагрос поплакала над нелепой жизнью и смертью названого брата и отправилась в путь.
Она ехала в Санта-Марию, к своему любимому, незабвенному Катриэлю.

Глава 14
Марии с каждым днем становилось все хуже и хуже, и Камила больше не могла оставлять ее без помощи. О том, что творится в доме, она без утайки рассказала Мариано, которого Гонсало вызвал из «Эсперансы» для ведения судебной тяжбы.
— Если бы ты помог мне увезти тетю в монастырь, но так, чтоб об этом никто не догадался,— попросила его Камила.
Мариано предложил простой и дерзкий план, для осуществления которого, правда, требовалось участие Доминги.
Старая служанка, сама встревоженная состоянием Марии, охотно согласилась сыграть предложенную ей роль: устроила небольшой пожар на кухне, чем и отвлекла внимание всех обитателей дома.
Пока они гасили пламя, Мариано вынес на Руках Марию из спальни и в заранее подготовленной карете отвез ее в монастырь, к сестре Маргарите, которая обещала Камиле приютить несчастную сеньору Линч.
Исчезнование Марии потрясло Гонсало, встревожило Лусию.
- Как же она могла уйти, у нее же нет сил,— волновалась Лусия.—Не дай Бог, она упадет где- нибудь на улице.
- Не нагнетай страсти,— одернула ее Виктория.—Твой отец перевернет весь город, но отыщет Марию. Она не могла далеко уйти.
Говоря это, Виктория даже не скрывала своего раздражения и про себя думала: «Хороша же моя сестрица-тихоня! Выходит, она лишь притворялась, будто спит или бредит!»
Не найдя Марию вблизи дома, Гонсало прекратил поиски, не желая создавать излишний шум вокруг этой, в общем скандальной истории. Тем более сейчас, когда в доме Линией ждали важных гостей—родителей Августо.
Росаура и Энрике действительно приехали в Санта-Марию по вызову сына, однако впервые за долгую жизнь единства между ними не было. Росаура считала, что не должна благословлять сына на брак без любви, а Энрике советовал ей довериться выбору Августо.
И вот перед тем, как идти к Линчам, Августо выдержал неприятный разговор с матерью. Она наотрез отказалась встретиться с родителями не¬весты и умоляла сына не жениться на Лусии.
- Ты еще полюбишь, сынок! Другую девушку!
- Нет, мама, после Милагрос я вряд ли кого полюблю,—возразил Августо.— А Лусия меня любит, и я постараюсь быть ей хорошим мужем.
- Что ж, пусть будет так,—скрепя сердце согласилась Росаура.— Но в гости я все равно не пойду. Не смогу смотреть в глаза этой девушке, которую ты обманываешь. Надеюсь, ты меня простишь. Отец придет туда один и скажет, что я приболела.
- А кстати, где он? Почему не пришел вместе с тобой?
- Он ищет для нас комнату,—ответила Росаура, хотя знала, что Энрике поехал к Пабло Сандовалю.
Весь вечер у Линчей Августо провел как на иголках, ожидая появления отца, который непонятно почему опаздывал. Когда же стало ясно, что он не придет вовсе, Лусия очень расстроилась едва сдерживая слезы, сказала Августо:
- Значит, не только моя мама против нашего брака, но и твои родители не желают видеть меня своей невесткой.
- Нет, Лусия, это не так,—попытался успокоить ее Августо.—Я думаю, с ними случилось что-то непредвиденное.
Он не обманулся в своем предчувствии: неподалеку от дома Линчей его ожидала заплаканная Росаура.
- Сынок, умоляю, спаси отца! Его арестовали!
- Как? За что?—изумился Августо, и Росауре пришлось рассказать ему о связи Энрике с заговорщиками.
- Я попробую вызволить его из тюрьмы,— пообещал он,—но после этого ноги моей не будет в вашем доме! Вы обманули меня, предали!
- Сынок, не надо сейчас упрекать меня,—по¬просила Росаура.—Помоги отцу, а там посмотрим, как нам быть дальше.
Через два дня Августо устроил побег отцу а так же Пабло Сандовалю, на чьей квартире был задержан Энрике. А Элеонора Паркер, арестованная вместе с ними Умерла в тюрьме, не выдержав пыток.
- Все, я выполнил своей сыновний долг,— сказал родителям Августо,— но отныне наши дороги разошлись. Забудьте, что у вас есть сын, ибо мы с вами—по разные стороны баррикад...
Могла ли Маргарита помыслить, что когда - нибудь на ее руках окажется Мария Оласабль, некогда блистательная, а ныне—жалкая, беспомощная, как дитя. Очнувшись на следующий день в монастыре, она даже не могла вспомнить, как ее сюда привезли, и не понимала, где находится.
Маргарита ей все объяснила, заверив, что здесь она будет в безопасности и скоро поправится.
И действительно, Мария стала поправляться буквально на глазах: бред и галлюцинации отступили, осталась только непомерная слабость.
- Ничего, скоро и это пройдет,—успокаивала ее Маргарита.
- Да, я знаю,—соглашалась Мария.—Меня беспокоит не это недомогание, а судьба моей дочери.
- Со временем все наладится, вы увидите свою дочь.
- Нет, ей предстоит горькое разочарование...
Не в силах и дальше держать в себе эту душевную боль, Мария открылась Маргарите, рассказав и о своем несчастливом браке, и о том, что подобная участь ждет Лусию.
- Впрочем, не знаю, зачем я все это говорю,—спохватилась она.—Наверняка вам кажутся преувеличением мои материнские тревоги.
- Вы хотели сказать, что я не пойму вас, поскольку мне неведомо чувство материнства?— не удержалась от колкости Маргарита.
- Простите, я не хотела вас обидеть.
- Я тоже не хотела вас обидеть. Просто у меня была дочь! Но она умерла, едва родившись. Так Господь наказал меня за грехи, которые я до сих пор отмаливаю. А вам Он даровал дочь! Это надо ценить. Я была бы счаст¬лива тревожиться о ее судьбе, как вы, скучать по ней, если б она не умерла.
- Да, вы правы, ваше горе не идет ни в какое сравнение с моим,—сочувственно молвила Мария.—Господь был милостив ко мне, хотя я тоже взяла грех на душу: вышла замуж без любви и прожила всю жизнь рядом с жестоким, коварным человеком.
- А я, наоборот, расплачиваюсь за любовь к жестокому негодяю, который даже скрыл от меня, где находится могилка моей девочки.
В порыве откровенности Маргарита рассказала историю своей трагической любви, и Мария, сама того не ведая, произнесла фразу, ставшую поворотной в отношениях двух женщин:
- Поразительно! Такое ощущение, будто мы обе пострадали от одного и того же человека!
Потрясенная Маргарита помолчала несколько секунд, а затем вымолвила то, что уже не было смысла скрывать от Марии:
- А ведь так оно и есть. И вы, и я стали одного и того же мерзавца—Гонсало Линча.
Занятый вызволением отца, Августо несколько дней не появлялся в доме Линчей, а когда наконец пришиел туда, то был не слишком убедителен, объясняя причину своего отсутствия. Августо, а не лучше ли честно признаться, что ваши родители запретили вам со мной видеться и вы не захотели их ослушаться?—бросила вызов Лусия.
В ответ она, конечно же, надеялась услышать новые заверения в любви и увидеть готовность Августо пойти против родительской воли. Но он лишь сказал, что сам сделал выбор и родители тут ни при чем. То есть о любви не прозвучало и словечка, что больно задело Лусию.
Впервые она подумала о том, что мать, возможно, была права, не доверяя Августо. Действительно, так ли уж он ее любит? Недавно Лусия видела, как встретились после не слишком долгой разлуки Мариано и Камила,—их лица буквально светились счастьем! А вот Августо лишь улыбнулся Лусии, но глаза его при этом оставались холодными. Значит, нисколько по ней не соскучился...
- Эх, если бы рядом была мама! Лусия бы поделилась с нею своими сомнениями и наверняка получила бы какой-то мудрый совет. Но мамы нет, и больше поговорить об этом не с кем, поскольку и отец, и тетя Виктория очарованы лейтенантом и сочтут Лусию такой же сумасшедшей, как и ее мать.
Гонсало, видя, что дочь затосковала по матери, отправил гонца в «Эсперансу», но Марии там не оказалось. «Где же она может быть?»—ломал он голову и внезапно вспомнил, как в похожей ситуации Виктория попыталась укрыться в монастыре Успения Богородицы.
Гонсало решил проверить свою догадку, однако настоятельница монастыря ее не подтвердила.
- А почему это жена уважаемого человека должна скрываться от собственного мужа?— спросила его другая монахиня, в которой он с изумлением узнал Маргариту.
- Ты?.. Здесь?.. Не верю своим глазам!
- Да, я здесь,—ответила она,—чтобы молить Господа о прощении. А вот ты, похоже, не раскаиваешься в прошлых грехах и продолжаешь творить зло.
- Нет, Маргарита, я глубоко раскаялся, и, наверное, Бог простил меня, если дал мне возможность встретиться с тобой и попросить прощения за то горе, которое я тебе причинил. Прости меня, умоляю!
- Я рада бы тебя простить,— ответила Маргарита,—но, к сожалению, не верю ни одному твоему слову. Ты ищешь жену? Так вот, могу тебя заверить, что ее здесь нет. Уходи, пожалуйста, и больше никогда не напоминай мне о себе!
Гонсало вернулся из монастыря несолоно хлебавши, а дома его уже ждало письмо от Марии, в котором она сообщала, что уходит навсегда и просит ее не разыскивать.
- Ты этим огорчен?—с обидой в голосе спросила его Виктория.—А я думала, наоборот, обрадуешься, что у нас теперь развязаны руки. Мария сама устранилась от борьбы, а наш долг— создать нормальную семью и заботиться о дочерях. Не сомневаюсь, что Лусия нас поймет. С Камилой же все обстоит сложнее, но со временем я и ее уговорю, что так будет лучше всем, в том числе и Марии.
Она умела успокаивать Гонсало! В тот же вечер он собрал остатки семьи за столом и с легким сердцем объявил, что отныне о Марии можно не покоиться: она здорова и счастлива в своем единении.
- Но где она? Я могу к ней поехать? — взволнованно спросила Лусия.
- Увы, она не хочет никого из нас видеть и даже адреса не оставила,— развел руками Гонсало.
- Нет, не могу поверить, что мама нас бросила!—расплакалась Лусия!—Просто она ушла, потому что мы ее очень обидели.
Камила увела ее в спальню и намекнула, что догадывается, где может быть Мария.
- Я просто уверена, что скоро она подаст тебе знак и вы увидитесь! — говорила Камила, но Лусия лишь безутешно рыдала:
- Бедная моя мамочка! Прости меня, прости!..
Мариано Хименес оказался перед сложным нравственным выбором: Гонсало попросил его выкрасть письма Асунсьон, находящиеся в суде, а взамен пообещал всячески содействовать браку адвоката и Камилы.
- Я имею влияние на Викторию,—говорил Гонсало,—и сумею убедить ее в том, что вы— достойнейшая партия для Камилы. А если вам еще и удастся приумножить состояние нашей семьи...
- Значит, вы все же считаете, что «Эсперанса» по закону принадлежит не вам, но хотели бы получить ее в собственность?—уточнил Мариано.
- Видите ли, это вопрос спорный, кто на нее имел больше прав—мой тесть или его сестра. Но адвокат истца делает упор на эти письма, где указываются суммы перечисляемых Асунсьон денег. И судья, вполне вероятно, может решить дело в пользу ее наследника.
- Но как же я смогу изъять эти письма? Как вы это себе представляете?—недоумевал Мариано.
- Возьмете папку с документами на ознакомление, а вернете ее уже без тех писем.
- И меня сразу же обвинят в краже!
- Нет, вас только заподозрят, но доказать ничего не смогут,—возразил Гонсало.—У них ведь не будет свидетелей.
Мариано совершенно отчетливо понял, что никогда не сможет пойти на такое преступление, но решил усыпить бдительность Линча, чтобы тот не нашел для этой цели другого, более сговорчивого адвоката.
- Хорошо, я попытаюсь сделать все возможное,—пообещал он.
А спустя несколько дней состоялся суд, вынесший приговор в пользу Катриэля.
Разгневанный Гонсало прямо в зале суда заявил Мариано, что тот уволен и никогда не получит в жены Камилы.
Сантьяго же, узнав о случившемся, пришел к Гонсало и высказал недовольство его поступком.
Мариано не сделал ничего предосудительного,—защищал Эрнесто своего воспитанника.— Наоборот, он отстаивал закон и справедливость, а потому заслуживает всяческого уважения. За что же его разлучать с Камилой? Зачем ломать жизнь двум любящим молодым людям? Гонсало, взбешенный потерей «Эсперансы», выплеснул весь свой гнев на старого друга, грубо ему на дверь.
- Я уйду,—с достоинством ответил Эрнесто, - но прежде мне хотелось бы узнать: ты из¬гоняешь меня за то, что Мариано не совершил подлость, или за то, что я влюблен в Викторию?
Камила, слышавшая, как Гонсало обошелся с человеком, который заменил Мариано отца, не сдержалась и прямо заявила матери, что не может больше оставаться в этом доме, где правят ложь и насилие.
Виктория посоветовала ей выбирать выражения, но Камила уже не могла остановиться:
- Я не могу найти более мягкого определения тому, что вы сделали с тетей—травили ее, чуть было не свели в могилу. А как вы поступили с Асунсьон, с Катриэлем? Обманом отобрали у них имение! И теперь, когда Мариано помог восстановить справедливость, вы ополчились на него и его отца!
- Камила, прекрати! Я не позволю тебе говорить со мнойв таком тоне!
- Нет, мама, это я не позволю вам дурно говорить о Мариано и сеньоре Эрнесто!
- Ты зарвалась, девочка,— заключила Виктория—Отныне будешь сидеть дома, под моим присмотром, и я клянусь, что ты больше никогда не увидишь этого наглого адвокатишки!
- Если вы станете меня удерживать, то я убегу с Мариано и без вашего благословения!—в свою очередь пригрозила Камила.
Позже, проходя мимо кабинета Гонсало, она услышала, как он говорил Виктории:
- Не беспокойся: никуда она не убежит. Я найму надежных людей, и они отправят Марианоано туда, откуда никто еще не возвращался. То же самое сделают и с Катриэлем. А мы вновь получим «Эсперансу»—как его единственные родственники.
- «Боже мой!—ужаснулась Камила.—Он замышляет два убийства, а мама его спокойно слушает!..»
На следующий день она тайком встретилась с Мариано и попросила его хотя бы на время уехать из города.
- Я уеду только вместе с тобой!—ответил он.—Мы обвенчаемся, сеньор Эрнесто нас благословит...
- Нет, .не говори ему ничего! За ним могут следить, чтоб выйти на тебя. Поезжай один, а я приеду к тебе, когда тетя полностью встанет на ноги. Пищи мне письма в монастырь Успения.
В последующие дни Виктория ужесточила надзор за дочерью, но тут выяснилось, что исчез Мариано, и Гонсало посоветовал свояченице снять запрет, чтоб разрядить атмосферу в семье.
Камила же, как только ей разрешили выходить из дома, поспешила в монастырь, к Марии:
- Тетя, это ужасно! Они вдвоем—моя мать и ваш муж! Они собираются уничтожить Катриэля, Мариано. Я не уверена, что и вы в безопасности. Ведь мама поила вас каким-то зельем, от которого вы едва не умерли. Она мстит вам, тетя!
- Нет, девочка моя, Виктория не способна творить зло,— попыталась успокоить ее Мария.— Просто она, к несчастью, влюбилась в Гонсало, он действительно способен на все. Я боюсь за Лусию! Мне надо увести ее оттуда любой ценой!
- Вам нелья там появляться, - твердо молвила Камила. – Вы помните мою маму доброй, благородной девушкой, а она с тех пор сильно изменилась. Лучше я поговорю с Лусией. Она тоскует без вас и будет счастлива с вами встретиться. Вдвоем вы и решите, как ей быть.
Мария вышла проводить племянницу до ворот монастыря, и тут они столкнулись с … Эрнесто Сантьяго.
- Что вам здесь нужно? Вы меня выслеживаете? Вас послал Гонсало? – подступила к нему с вопросами Мария.
- Нет, я не знал, что увижу вас здесь, - смутился Сантьяго. – Я пошел вслед за Камилой, полагая, что она обязательно где-нибудь встретиться с Мариано. Он исчез, и я ищу его.
- Если это правда, то прошу вас не говорить никому, что вы меня здесь видели, - сказала Мария. – Особенно Гонсало и Виктории.
- Можете на меня положиться, - пообещал Сантьяго. – Я вас не выдам. А вот тайну Гонсало мне больше незачем хранить, и я вам ее открою, раз уж мы тут встретились. Камила, оставь нас ненадолго с сеньорой Марией.
Камила отошла в сторону, а он продолжил:
- Речь идет о вашей дочери. Гонсало известно, что Лусия – не его дочь, а Энрике Муньиса.
- Вы в своем уме, Эрнесто? – возмущенно одернула его Мария.
- Простите, я понимаю, вам неприятно это слышать, но Гонсало такой человек, что теперь, когда вы расстались, он может выгнать Лусию из дома, лишить ее наследства и обще… Подумайте, как обезопасить свою дочь.
- Гонсало действительно жесток и непредсказуем,—согласилась Мария,— но откуда у вас такая уверенность, что Лусия — не его дочь? Вы можете объяснить подробнее?
- Да. Гонсало застал вас и Муньиса в пикантной ситуации на конюшне. В день помолвки Виктории. Он едва сдержался, чтобы не убить вас обоих, и тогда же примчался ко мне. Грозился отомстить вам, но потом поутих. В то время он любил вас, Мария.
- Но почему ж вы сказали мне об этом лишь сейчас, через двадцать лет?!
- Потому что Гонсало полюбил Лусию. Я думал, у вас наладились отношения...
- Теперь вы знаете, что это не так. И вообще все было не так.
Она хотела пояснить, кого видел тогда на конюшне Гонсало, но, вспомнив, что Эрнесто влюблен в Викторию, не стала этого делать.
Сантьяго ушел, попросив Камилу передать Мариано, что ждет его, любит и всегда готов ему помочь.
Мария же, потрясенная услышанным, едва держалась на ногах, и Камила помогла ей добраться до кельи сестры Маргариты.
Та посоветовала Марии не таиться, облегчить душу, тем более что здесь—ее самые верные, надежные друзья.
И Мария, обняв племянницу, сказала:
- Много лет назад, ясной ночью, твои родители предавались любви, а Гонсало увидел и решил, что это не Виктория, а я. То была единственная ночь, когда твоя мама и Энрике оказались вместе...
- Энрике? Вы сказали «Энрике»?—встрепенулась Камила.— Человек, о котором вы говорили мне, что он был вашей единственной любовью?
- Да, твой отец—Энрике Муньис, с которым мы любили друг друга так, что готовы были убежать на край света, но нам не удалось этого сделать.
- А как же моя мама? При чем тут она? — спросила Камила, и Мария рассказала ей всю правду.
Маргарита же почти не слышала ее, думая совсем о другом: почему Гонсало так любит Лусию, если уверен, что это не его дочь?
Смутная догадка закралась в душу Маргариты, и она спросила у Марии, когда именно родилась Лусия. Оказалось на следующий день после рождения и смерти другой девочки—дочери Маргариты.
Женщины подумали об одном и том же, но не решились произнести этого вслух.
- Да, все выглядит действительно странно,— молвила после некоторой паузы Мария.—Почему Гонсало ни разу не упрекнул меня за все эти годы? Ведь он такой гордый и мстительный! А может?.. Может? он уже отомстил за мое мнимое предательство, и мне только надо понять,
в чем заключалась его месть?
- Я знаю, что надо сделать! —вдруг осенило Маргариту.— Мы должны отыскать Бенито Рамиреса—тень Гонсало. Ему наверняка известно все.
- Да, мы сначала найдем этого негодяя, а потом—моего отца!—подытожила Камила, добавив менее решительно: —Если он, конечно, жив.
- Энрике жив,— успокоила ее Мария.— Виктория от меня это скрыла, но проговорилась Доминге. А та рассказала мне.
- Значит, я обязательно с ним встречусь! — уверенно заявила Камила.

Глава 16
Анибал, тоже считающий себя повинным в смерти Милагрос, одиноко брел по бескрайней долине, стараясь держаться поближе к реке, чтобы не сбиться с пути и до захода солнца выйти к нужной деревне.
Если бы кто-нибудь из его прежних знакомых случайно встретился с ним на дороге, то мог бы и не узнать в этом понуром страннике некогда буйного Анибала: черная монашеская тога, смиренный взгляд.
Раскаявшийся грешник ныне обрел пристанище в монастыре и теперь, в качестве послушания, должен был идти от селения к селению, неся Слово Божье. За плечами у него висел темный, сурового полотна мешок с образками. Анибал раздавал их местным крестьянам, иногда получая в благодарность ломоть хлеба, кружку молока и место для ночлега.
Солнце близилось к закату. Анибал, отмахавший за долгий день немалое расстояние, присел на берегу, окунул в воду усталые ноги.
И тут его взору открылось то, что он поначалу принял за божественное видение: Милагрос! Она лежала на прибрежных камнях – живая! Только стонала от боли, и тело ее было покрыто кровоточащими ранами.
Анибал стал творить покаянную молитву, полагая, что Господь испытывает его этим видением. Но Милагрос вновь застонала, и он не удержался от того, чтобы приблизиться к ней, дотронуться до нее.
Когда же его пальцы явственно ощутили живую плоть, Анибал вскрикнул:
- Господи, благодарю тебя! Ты простил меня и сотворил это чудо!
Затем он перевязал раны Милагрос и понес ее на руках в селение.
Родители Августо тяжело переживали разрыв с сыном, и Энрике в конце концов не выдержал – отправился в Санта-Марию, несмотря на риск быть узнанным и схваченным жандармами.
Но идти в казарму он все же не решился, а пошел прямо к Линчам, надеясь там встретиться с Августо, а заодно и выполнить наконец свое обещание – представиться родителям невесты.
Гонсало же остолбенел, услышав, что перед ним – Энрике Муньис, давний любовник Марии,  враг, который к тому же оказался еще и отцом Августо.
- Значит, вы не умерли, как я думал? – произнес он после некоторой паузы. – Вы живы и потеряли стыд настолько, что посмели переступить порог моего дома?
- Я пришел сюда только ради наших детей, - спокойно пояснил Энрике, но Гонсало разозлился пуще прежнего:
- Наших? Что вы имеете ввиду? Может, не исключаете возможности, что Лусия – ваша дочь, поскольку вы в свое время спали с Марией?
- Это неправда, и я не позволю вам оскорблять достойнейшую из женщин! – тоже разгневался Энрике.
- В этом нет нужды! Я сам способен постоять за честь собственной жены! – отрезал Гонсало, добавив: - Так же, впрочем, как и за честь собственной дочери. Ваш сын никогда не получит ее руки! Можете ему это передать. И покиньте, пожалуйста, этот дом. Нам больше не о чем разговаривать.
Выйдя на улицу, Энрике какое-то время постоял в растерянности, но неожиданно его окликнул Августо:
- Что вы здесь делаете?
Энрике рассказал о том, что случилось накануне и много лет назад, когда он был влюблен в Марию Оласабль.
- Почему вы скрывали это до сих пор? – спросил Августо.
- Росаура знает о моем прошлом, а тебе мы не говорили, потому что это не должно было помешать вашим отношениям с Лусией. К сожалению, сеньор Линч на сей счет иного мнения. И выходит, что я разрушил твои надеждына счастье.
Прости меня, сынок, если сможешь. Но самое главное – не отдаляйся от матери. Она очень переживает из-за нашего разрыва…
- Я написал ей письмо, - сказал Августо. – А насчет женитьбы на Лусии – не волнуйтесь. Я сам решил от нее отказаться, для чего и шел сюда. Но теперь в этом нет необходимости: сеньор Линч избавил меня от неприятного объяснения. Так что поезжайте спокойно домой, берегите маму. Я очень перед вами виноват, но надеюсь, когда-нибудь вы меня поймете и простите.
Он сдержанно, по-мужски, обнял отца и не оглядываясь пошел прочь.
А наутро Энрике из газет узнал, что его сын пытался застрелиться, но лишь ранил себя и сейчас находится в госпитале. Забыв о собственной безопасности, он помчался к раненому, однако и сослуживцам Августо не пришло в голову заподозрить в Энрике заговорщика.
Его проводили в палату, и он увидел сына с забинтованной головой и повязкой на глазах.
- Объясни, почему ты это сделал?! Я никому не скажу, даже твоей матери!
Августо не без усилия повернулся на голос отца.
- Это наказание за мою жестокость, за преступление, - сказал он. – Я убил Милагрос и твоего друга индейца. А теперь – хочу умереть.
Во время завтрака Гонсало завел непростой разговор с дочерью – в присутствии Виктории.
- За последние месяцы на мою долю выпало немало испытаний, но вы обе всегда были рядом со мной, за что я вам бесконечно благодарен.
Теперь мы должны еще более сблизиться и жить единой семьей. Тете, Лусия, сейчас особенно трудно, однако Виктория, на мой взгляд, вполне могла бы стать для тебя матерью, в которой ты нуждаешься.
- У меня есть мама! – вспыхнула Лусия. – Мне кажется неуместным говорить о какой-то замене.
- Ну, не горячись, давай поговорим спокойно, - более мягко молвил Гонсало, не ожидавший от дочери такой бурной реакции. – Я имел в виду лишь то, что тебе сейчас будет необходима поддержка если не матери, то женщины опытной, мудрой и любящей тебя.
- О чем вы, папа? – встревожилась Лусия, интуитивно предчувствуя беду. – Что-то случилось?
- Да, - не стал испытывать ее терпение Гонсало. –Должен тебя огорчить, но свадьбы с Августо не будет!
- Он бросил меня?!
- Нет, я сам отказал ему, узнав, что его отец – мой давнейший враг.
- Я не хочу этому верить! – воскликнула Лусия. – Мне все равно, кто отец Августо! Папа, если вы хоть немного любите меня, то не должны мешать моему счастью!
Гонсало, однако, был непреклонен в своем решении. Лусия зарыдала в голос, а Виктория попросила рассказать подробнее об этом «давнишнем враге». Но ответа на свой вопрос не получила.
А тут как раз вернулась с рынка молодая кухарка Луизела и брякнула:
- Лейтенант, жених сеньориты Лусии, застрелился!
Гонсало и Виктория оторопели, а Лусия гневно бросила отцу:
- Вот что вы наделали, папа!
Луизела тем временем объяснила, что Августо, в общем-то, жив, только тяжело ранен.
Лусия, не сказав никому ни слова, помчалась в казармы – искать своего возлюбленного.
В госпитале ей сообщили, что лейтенант потерял зрение и навсегда останется инвалидом, но это не могло остановить Лусию.
- Я люблю тебя и буду рядом с тобой всю жизнь! – заявила она Августо. – Мне стыдно за своего отца, который довел тебя до такого отчаяния.
Августо вынужден был объяснить, что это покушение никак не связано с Гонсало, и даже с ней – Лусией.
- Я очень виноват перед тобой, - признался он, - потому что никогда не был в тебя влюблен. Сеньора Мария это знала и неспроста противилась нашему браку…
- Теперь это не имеет значения! – прервала его Лусия. – Ты жив, я люблю тебя, и все худшее у нас позади.
- Ты не поняла меня, - вновь принялся объяснять Августо. – Я покушался на свою жизнь не из-за того, что не мог больше обманывать тебя, а потому, что совершил куда более тяжкое преступление. На мне – кровь невинного индейца и Милагрос, которую я действительно любил. Но теперь ее нет в живых…Я убил ее…
- Не надо так казнить себя, - сквозь слезы произнесла Лусия, продолжая успокаивать его. – Все это – в прошлом. Я помогу тебе начать жизнь заново. Уедем с тобой куда-нибудь…
- Нет, я не вправе принять от тебя такую жертву, - твердо ответил Августо. – Прости меня и – прощай. Завтра отец увезет меня в Арройо-Секо. Не знаю, смогу ли я жить с таким грузом вины, но ты, пожалуйста, не держи на меня зла…
Вернувшись домой, Лусия горько плакала, говоря Доминге:
- Я больше не могу оставаться в этом доме! Но не знаю, куда идти. Если бы мама была в городе!..
- Мы дождемся ее здесь, - гладя Лусию по волосам, отвечала Доминга. – Наберись терпения и жди!
Свои поиски Мария и Маргарита начали с известной в городе акушерки, которая некогда была подругой Рамоны. Однако эта женщина не видела Рамону много лет и ничего о ней не знала. Но, сочувствуя несчастным матерям, направила их в деревню, где когда-то жили родственники Рамоны.
Простая крестьянская семья встретила заезжих сеньор приветливо, только открывать тайну Рамоны не стала, и они, опечаленные, растерянные, ушли ни с чем.
- Видимо, нам ничего не остается, как вернуться обратно. К нашей Лусии, - грустно молвила Мария.
Но тут их догнала племянница Рамоны, молодая девушка, которую до глубины души тронуло горе Марии.
- Пойдемте, я отведу вас к одному старику. Думаю, он вам поможет, - сказала она.
После долгих уговоров и клятв сохранить все в тайне, чтобы не навредить Рамоне, женщины наконец получили ее адрес.
Маргарита, хорошо знавшая Рамону прежде, сразу же обрадовала Марию: «Это она!»
Рамона тоже узнала обеих сеньор, но из страха и осторожности заявила, что вообще никогда не жила в Санта-Марии, а потому не может быть причастна к той давней истории.
- Но ведь я же знаю тебя! – подступила к ней Маргарита. – По твоей вине я лишилась дочери, много лет считала ее умершей. Неужели в тебе нет сердца?!
Рамона продолжала стоять на своем: ничего не знаю, вы перепутали меня с кем-то.
- И ты можешь подтвердить это в суде? – вынуждена была прибегнуть к угрозе Маргарита.
-Да!
Но обе матери не могли уйти отсюда, не получив от Рамоны нужных им сведений, и когда она это поняла, то сдалась:
- Я расскажу вам все…
- Боже мой, Милагрос! – воскликнула Мария, дослушав рассказ Рамоны до конца. – Я сразу же полюбила эту девочку, еще не зная, что она – моя дочь! Поедем к ней, Маргарита! Она жива, и я ее знаю! Нам надо найти цирк «Олимпико».
  Однако до цирка они добрались как раз в тот скорбный момент, когда Браулио, плача, рассказывал циркачам о гибели Милагрос и Катриэля.
Несчастная Мария упала без чувств. Браулио подхватил ее на руки, а Маграрита пояснила ему, что это – родная мать Милагрос.
На следующий день она увезла обезумевшую от горя Марию обратно в город.
А Браулио и Хуансито зашли к Росауре – сообщить ей печальную новость.
Росаура, вытерев слезы, попросила Браулио хотя бы ненадолго оставить мальчика у нее.
- Мне одиноко без Энрике, а Хуансито сейчас тем более нужна материнская ласка и участие.
- Я скоро приеду за тобой, - сказал на прощанье Браулио. – Ты теперь – единственный наследник «Эсперансы», и мы должны вести хозяйство так, как это делали Катриэль и Милагрос.
Энрике и Августо вернулись домой как нельзя вовремя: Росаура только что получила от сына письмо, в котором он сообщал о своем намерении уйти из жизни, и буквально рвала на себе волосы:
- Мама, я жив, жив! – закричал Августо, сразу же поняв, отчего она рыдает. – простите меня, мама!
Позже он объяснил ей, за какой грех поплатился зрением и карьерой военного. А узнав, что здесь же находится брат Милагрос, стал просить прощения у него:
- Я не сумел защитить ее!
- И потому ты стрелял в себя? – с просил Хуансито.
- Да. Но Господь не захотел взять мою жизнь, послав мне гораздо более суровое испытание. Теперь я должен жить с адом в душе.
Говоря это, Августо не знал, что Господь оказался милостив к нему: та, которую он оплакивалв своем горьком раскаянье, уже стояла на пороге его дома, опираясь на дверной косяк. Анибал же, привезший ее сюда, не захотел показываться на глаза Росауре и Энрике – только постучал в дверь и сразу же скрылся за углом.
- Ты жива!? – бросился навстречу сестре Хуансито.
Росаура помогла Милагрос войти в дом, уложила ее на топчане. Затем, волнуясь, обратилась к сыну:
- Августо, произошло чудо. Милагрос жива! Она здесь, в этой комнате!
Не имея возможности видеть, он дотронулся до руки Милагрос и, почувствовав ее тепло, воскликнул изумленно:
- Да, это она! Прости меня, Милагрос!
- А где Катриэль? – спросил Хуансито. – Он не придет сюда?
Вместо ответа Милагрос заплакала. Потом, утерев слезы, обняла братишку и сказал:
- Я молю Бога, чтоб река вынесла Катриэля к берегу, так же как меня, и чтоб ему помог какой-нибудь добрый человек.
Росаура была так ошеломлена воскрешением сына, а потом и Милагрос, что не сразу вспомнила о Марии:
- Энрике, я должна тебе еще кое-что сказать, - отвела она мужа в сторону. – Пути Господни неисповедимы… Здесь, в Арройо-Секо, была Мария Оласабль. Она лишь недавно узнала, что Милагрос – ее дочь! Судьба в который раз сводит наши семейства…
Затем они, уже вдвоем с Энрике, рассказали обо всем Милагрос, и она, еще не конца веря такому счастью, воскликнула:
- Лучшей матери для себя и пожелать не могла! Где она? Я хочу обнять ее как можно скорее.
- К сожалению, Марии сказали, что ты погибла, и она уехала, - огорчила ее Росаура.
- Если бы я могла хотя бы самостоятельно передвигаться, то поехала в Санта-Марию прямо сейчас! – сказала Милагрос.
- В этом нет нужды, - ответил Энрике. – Я сам съезжу туда и привезу Марию к тебе.
У Росауры больно сжалось сердце, но она не стала удерживать мужа, понимая, что это единственно правильное решение в данной ситуации.

Глава 18
Поиски Марии затянулись оттого, что женщинам долго не удавалось найти жилье по их скромным деньгам и они вынуждены были ехать от селения к селению, пока наконец не обосновались на старом заброшенном ранчо.
Место, где они поселились, было тихим, уединенным, но это не пугало никого из них, даже Лусию, которая после всего пережитого больше не стремилась к светским развлечениям. Единственное, чего хотелось Лусии,— это быть рядом с матерью и заслужить ее прощения.
— Я только теперь поняла, как приятно жить на свете, когда любишь свою мать,— произнесла она Марии.— А отец делал все, чтобы вытравить во мне это чувство. И я, сама не понимая отчего, злилась, дерзила вам, была раздражительной.
— К счастью, все это — в прошлом,— ответила Мария.— Но печально то, что тебе еще предстоит узнать всю правду о жестокости твоего отца...
И она осторожно, исподволь стала подходить к самой трудной теме—истории рождения Лусии.
— Твой отец изменял мне с женщиной, которая очень его любила. И когда она родила девочку, Гонсало выкрал ребенка, а матери сказал, что ее дочь умерла. Этой женщиной была... наша Маргарита...
— Что же стало с той девочкой?—похолодев от ужаса, спросила Лусия.
— Он принес ее к нам в дом, когда у меня начались роды. И повитуха Рамона, бывшая с ним в сговоре, подала мне этого ребенка, как моего собственного. А я, не заподозрив подмены, прижала к себе девочку и назвала ее...
— Неужели Лусией?!
— Да, моя доченька,— подтвердила Мария.— Теперь ты знаешь, что твоя родная мать — не я, а Маргарита.
— Но это ужасно, мама!—воскликнула Лусия.— Нет, я не то хотела сказать... Маргарита — очень добрая, надежная... Я уважаю ее, и даже люблю... Только вас я люблю как свою единственную маму!
— Я тоже тебя люблю,— обняла ее Мария.— Но теперь у тебя есть сразу две мамы. Пойми это. Маргарита много страдала, двадцать лет оплакивала свою дочь...
— И отец все эти годы молчал?! Почему, мама? Почему он так жестоко с нами поступил? И куда подевал другого ребенка?.. Вашего, мама?..
Мария рассказала ей все и о Милагрос, и о ложных подозрениях Гонсало, и о своей несбывшейся любви к Энрике Муньису.
— Значит, Камила—его дочь?—сделала выводы Лусия.—А тетя Виктория не в первый раз отбирает у вас мужчину? Сначала—жениха, а теперь—и мужа!
— Нет, доченька, это не совсем так,— возразила Мария.— Виктория тоже любила Энрике... А потом она ожесточилась, и неудивительно, что они нашли общий язык с твоим отцом...
— Все, мама! — не выдержала Лусия.— Я больше не могу слышать о нем! Пойдемте лучше к... Маргарите. Мне трудно привыкнуть, что она — моя... мать, но я должна ее как-то утешить.
— Да, доченька, она это заслужила своей нелегкой праведной жизнью,—сказала Мария.
Потом они сидели рядом—все четверо, и Маргарита расказывала дочери, как в молодости поддалась безумной страсти, за которую пришлось так горько расплачиваться. Доминга то и дело утирала слезы, Лусия сочувственно кивала, а Мария с болью думала о том, что ей никогда не доведется вот так же поведать о своей жизни Милагрос.
Она не знала, что Энрике и Пабло уже подъезжают к их дому с самой желанной для нее вестью. Сколько раз оба они — Мария и Энрике — представляли в своих мечтах одну и ту же ситуацию: вот послышится тихий стук в дверь — и!...- Здравствуй, Мария! Это я!—скажет Энрике. А потом они бросятся в объятия друг к другу и больше никогда не расстанутся.
Энрике постучал в ее дверь через много лет, когда она уже и не надеялась на встречу. Но это случилось точно так же, как всегда бывало в мечтах.
— Здравствуй, Мария!—волнуясь, произнес он и невольно раскрыл руки для объятия.
— Энри-и-ке!..—выдохнула она, словно разом сбрасывая с себя груз минувших лет. Затем пошла ему навстречу и припала к его широкой груди.
Лусия, Маргарита и Доминга замерли, боясь даже малейшим движением нарушить это выстраданное объятие двух уже немолодых людей.
— Я пришел к тебе с доброй вестью,— наконец смог вымолвить Энрике, чуть-чуть отстранив от себя Марию.—Твоя дочь, Милагрос,— жива! Она ждет тебя в моем доме, и мы с тобой поедем туда!
Мария, еще не успевшая оправиться от потрясения, вызванного появлением Энрике, едва удержалась на ногах. Лусия, заметив, что мать слегка пошатнулась, тотчас же подбежала к ней, и они с Энрике поддержали ее с двух сторон. Затем усадили на стул.
— Как она попала к тебе? Садись, рассказывай!—обратилась Мария к Энрике, сгорая от нетерпения.
— Мама, подожди, у нас еще один гость,— промолвила Лусия, заметив молодого человека; скромно стоявшего у двери и не отрывавшего восторженных глаз от молодой хозяйки.— Проходите, пожалуйста. Вы ведь устали с дороги,— приветливо улыбнулась она.
Энрике представил женщинам своего друга Пабло. А Мария, отдавая дань вежливости, представила гостям членов своего нынешнего семейства, тотчас же добавив:
— Ну теперь-то я могу услышать, что случилось с Милагрос?
— Да,— ответил Энрике.— Сейчас все расскажу, только позволю себе сделать комплимент вот этой симпатичной сеньоре: Доминга, вы нисколько не изменились с той поры, как я видел вас в последний раз!
— А вы из юноши превратились в солидного мужчину!—одарила его своей ослепительной улыбкой старая нянька.
— Да, много лет прошло,—согласился Энрике.—Твоя дочь, Мария, стала взрослой... Красавицей... Рана ее оказалась неглубокой...
Он подробно рассказал, как впервые увидел Милагрос, как они с Росаурой помогали ей искать брата, а потом отправили ее к Катриэлю.
— Может, ему тоже удалось спастись?—вставила Мария.— Ведь Господь милостив к Милагрос. Несмотря на все испытания, Он помог ей. Будем надеяться, что и Катриэль жив.
Затем Энрике продолжил рассказ, а Доминга принялась накрывать на стол: гости-то проголодались в дороге.
После ужина Мария сказала, что готова уже сейчас ехать к Милагрос. Лусия тотчас же встала рядом с ней:
— Я тоже поеду вместе с вами!
Но Энрике отговорил их выезжать из дома на ночь глядя.
— Во-первых, это небезопасно, а во-вторых,— он простодушно улыбнулся,— наши лошади устали, не говоря уже о нас с Пабло.
Поняв, что поездка откладывается, Лусия не удержалась и спросила Энрике об Августо. Он сказал, что сын поправляется. «Конечно, ведь рядом с ним—Милагрос! Его возлюбленная и моя... сестра! Господи, как все переплелось и запуталось в нашей жизни»,—думала про себя Лусия.
А Энрике и Мария тем временем углубились в воспоминания. Марии тоже многое надо было рассказать ему—о причине своего замужества, о той злосчастной ночи, из-за которой Мария потеряла и дочь, и сестру.
— Мне стыдно вспоминать, как я повел себя с Викторией,— признался Энрике.—Этому не может быть прощения.
— Ты не прав,—мягко молвила Мария.— Господь давно послал тебе прощение в лице замечательной дочери—Камилы.
Теперь уже Энрике пришлось пережить потрясение: дочь! Оказывается, у него есть дочь, о существовании которой он и помыслить не мог!
— Я обязательно вас познакомлю! — пообещала Мария.—Камила уже заранее влюблена в тебя, и ты ее тоже полюбишь, я уверена.
Потом они говорили о многом другом—о своих несбывшихся мечтах и невозможности осуществить их теперь.
— Понимаешь, Росаура спасла меня,— объяснил Энрике.— И мы с нею прожили, в общем, хорошую жизнь.
— Да, молодость нельзя вернуть,—грустно молвила Мария.—У нас уже взрослые дети, мы должны думать о них.
Наутро Мария вместе с Энрике отправилась в Арройо-Секо, уговорив Лусию остаться с мамой Маргаритой и Домингой.
Пабло, которому, в общем-то, некуда было ехать, попросил разрешения задержаться здесь на какое-то время, чтобы помочь женщинам по хозяйству.
Мария и Маргарита переглянулись, без слов понимая друг друга. Обеим было ясно, что Пабло делает это из-за Лусии. «Ну что ж, может, оно и к лучшему»,— одинаково рассудили обе матери, согласившись с предолжением Пабло.
Переступая вслед за Энрике порог его дома, Мария уже не думала, как встретится с Росаурой,—все мысли ее были о Милагрос. Поскорей бы увидеть родную девочку, обнять ее!.
Но Милагрос теперь жила в «Эсперансе», и Марии стоило большого труда не помчаться туда прямо сейчас, на ночь глядя, после утомительной поездки.
Как выяснилось, Августо тоже не было дома, он гостил в «Эсперансе». Прочитав удивление на лице Марии, Росаура пояснила, что Милагрос простила Августо и они даже подружились.
Затем она, как и подобает радушной хозяйке, пригласила Марию к столу. За ужином продожали говорить о детях, о жестоких превратностях судьбы, выпавших на их долю, но за всем этим чувствовалось скрытое напряжение и неловкость: Росаура не знала, с чем, с каким решением вернулся домой Энрике, а он мучительно соображал, как бы помягче и по тактичнее сообщить ей о своей внебрачной дочери.
Наконец такой момент наступил. Выйдя вслед за Росаурой на кухню, он обнял жену и сказал, что очень по ней соскучился. У Росауры сразу же отлегло от сердца: она слишком хорошо знала мужа и могла бы уловить малейшую фальшь в его голосе, если бы таковая прозвучала. Но Энрике говорил с нею искренне, значит, все в их жизни остается по-прежнему, несмотря на встречу с Марией.
— Прости, я должен сказать тебе еще нечто важное,— начал он, волнуясь, и радость Росауры тотчас же сменилась тревогой.
Речь, однако, шла о Камиле—дочери Энрике, о существовании которой он узнал только сейчас. Росаура облегченно вздохнула: все, что было в прошлом Энрике, она давно приняла, а сейчас ее беспокойство было связано только с их неопределенным будущим.
— Я, кажется, знаю твою дочь,— улыбнулась Росаура.—Очень приятная девушка. А ее муж — сын покойного Хименеса, твоего давнего друга.
Изумление отразилось на лице Энрике, но он не успел даже задать Росауре ни одного вопроса, так как в их дом вошли Мариано и Камила.
— Мы видели, что к вашим воротам подъехал экипаж,— пояснили они хором.— Вот и решились зайти... Не слишком поздно?
Вышедшая из соседней комнаты Мария нежно обняла племянницу, затем—Мариано.
— Рада видеть вас вместе. Надеюсь, вы счастливы?
— Да! — ответили они опять хором.
— Так вот ты какая — моя взрослая дочь! — подошел к Камиле Энрике.— Ну, давай знакомиться.
Понимая деликатность момента, все присутствующие потихоньку вышли. Мариано о чем-то говорил с Рамоном. А Росаура—с Марией. Этим двум женщинам тоже было что сказать друг другу.
— Господь решил вознаградить нас за наши страдания и боль,— молвила Мария, взяв Росауру за руку.— Я нашла свою дочь, а Энрике — свою. Спасибо вам за все—за вашу любовь, заботу и огромное мужество!
Росаура в ответ дружески сжала ее руку. «Все же удивительная штука — жизнь!—думала про себя Росаура.— В один вечер она подарила мне добрую подругу и милую ласковую дочку».
А Энрике тем временем, слушая Камилу, становился все более мрачным, оттого что не узнавал из ее рассказа прежней Виктории—доброй, открытой, самоотверженной.
— Это я виноват в том, что она стала такой,— сказал он.— Мы вдвоем поедем к ней. Я попрошу прощения у Виктории, помогу ей забыть печальное прошлое. Уверен, что ее сердце оттает. Ведь у нее такая замечательная дочь!
Но Камила решительно отвергла эту идею Энрике, пояснив:
— К сожалению, мама сама вычеркнула меня из своей жизни.
— Нет, не думай так плохо о матери,—стоял на своем Энрике.— Я уверен, что это лишь временная размолвка и когда-нибудь вы обязательно найдете общий язык.
— Спасибо... папа,— сказала ему, прощаясь, Камила.— Теперь мне будет намного легче жить на свете...
Утром следующего дня Мария отправилась в «Эсперансу», навстречу своей дорогой и уже горячо любимой дочери.
Камила поступила правильно, отказавшись ехать к матери, потому что Виктория в тот момент не поняла бы ее и вновь отвергла.
Одиночество, в котором она оказалась по собственной воле, отнюдь не радовало ее и не приносило никакого удовлетворения.
Гонсало, вернувшийся из «Эсперансы» ни с чем, все больше раздражал Викторию.
— Ты представляешь, эта самозванка Милагрос оказалась невероятно живучей! — возмущался он, нервно перемещаясь по кабинету из угла в угол.— Ее теперь там считают единственной законной хозяйкой. А жалкий холоп Браулио настолько обнаглел, что чуть ли не в шею вытолкал меня из имения!
— Помолчи, я больше не могу слышать о них,— оборвала его Виктория.
— А я не могу допустить, чтобы циркачка распоряжалась в «Эсперансе»! — заявил Гонсало.
Он, как всегда, надеялся свести счеты с Милагрос руками Бенито, но тот, к большому изумлению Линча, отказался от привычной работы.
— Тебе что, не нужны деньги?—язвительно спросил Гонсало.
— Нет, дело не в этом,— уклончиво ответил Бенито.— Просто я надумал уехать из Санта- Марии.
Он не стал объяснять, что решил вовремя унести ноги и тем самым сберечь ранее нажитый капитал. Обостренное чутье Бенито подсказывало ему, что губернатор вскоре лишится власти, а вместе с ним потеряет силу и Гонсало Линч.
Обстановка в городе, да и во всей стране действительно становилась все более взрывоопасной. Губернатор нервничал, а осторожный Байгоррия посоветовал Гонсало на всякий случай снять со счетов деньги, привести в порядок архив и даже уехать на время за границу.
Когда же Гонсало сказал об этом Виктории, она взорвалась:
— Да можешь катиться куда хочешь! Неужели ты всерьез полагал, что я тебя люблю? Нет, мне была нужна эта комедия лишь затем, чтобы разрушить твою семью и отобрать у тебя все!
— Ты с ума сошла! — не мог поверить ей Гонсало.
— То же самое ты говорил о Марии,— напомнила ему Виктория.— А она, в отличие от тебя, рассуждала абсолютно здраво.
— Значит, ты?.. Ты!.. — буквально захлебнулся он от гнева.
— Да, я всласть потешилась над тобой,— рассмеялась Виктория.—А теперь прошу убраться из моего дома! Ты мог претендовать на него, так же как и на капитал, нажитый моим отцом, пока был мужем Марии. Но теперь ты—никто!
Гонсало, затаив ненависть к Виктории, ушел из дома.
А она, оставшись совсем одна, все чаще стала находить утешение в бутылке.
Между тем Эрнесто Сантьяго не мог забыть Викторию и, узнав, что Гонсало поселился в отеле, сразу же поспешил к ней.
— Я думаю, мы можем составить отличную семью вместе с нашими детьми,—сказал он Виктории.
Но она приняла лишь первую часть его предложения: согласилась выйти за Эрнесто замуж, но даже слышать не хотела о Камиле и Мариано.
— Ничего, со временем все уладится, вы помиритесь,— оптимистично заявил Сантьяго, счастливый уже тем, что женится на Виктории.
Но в тот же день, когда она решила круто изменить свою судьбу, к ней в спальню тайком пробрался Гонсало и стал душить несчастную
Викторию. Руки его плотно вцепились в ее горло, и вскоре она перестала дышать.
Никем не замеченный, Гонсало покинул старый дом Оласаблей.
Теперь он мог спокойно обдумать, как расправиться с Милагрос, но тут в его руки попала провинциальная газета с публикацией князя де ла Крус.
— Проклятый индеец!—в ярости воскликнул Гонсало.—На сей раз я тебя уж точно убью!
И он немедленно отправился на поиски Катриэля.
А тот жил тихо в индейском племени, возделывал землю, мечтая выращивать на ней такие же урожаи, как на полях «Эсперансы». Индейцы, видя, как дружно поднимаются всходы, прониклись к нему еще большим уважением, чем прежде. И только Лилен в последнее время стала избегать его.
Однажды он прямо спросил ее, чем вызвана такая перемена, и девушка так же прямо ответила:
— Я поняла, что ты никогда не сможешь полюбить меня, а потому решила выйти замуж за Райми. Если мне не дано испытать счастье с любимым человеком, то я хотя бы исполню свой долг как женщина: подарю своему племени новых воинов, новых работников, которые будут трудиться на этой земле и охранять ее.
Катриэль безуспешно пытался убедить Лилен в том, что нельзя выходить замуж без любви,— девушка была тверда в своем решении. Тогда он откровенно поговорил с Райми, умоляя его отказаться от брака который никому не принесет счастья. Однако лишь нажил себе врага: Райми открыто пригрозил Катриэлю:
— Если ты попытаешься отнять у меня Лилен, я тебя убью!
И за этого жестокого человека она собирается замуж? И хочет родить от него детей?!
Думая о том, как ему поступить, как уберечь Лилен от необдуманного шага, Катриэль вспомнил древнюю индейскую истину: если человек запутался и не знает, что делать, то он должен подняться к истокам реки и прикоснуться к ее водам губами...
Несколько дней Катриэля не было в стойбище, и Лилен подумала, что он просто не захотел присутствовать на ее свадьбе.
Но он приехал! Успел как раз к тому моменту, когда вождь племени должен был объявить Райми и Лилен мужем и женой. На горячем, взмыленном коне он ворвался в свадебный круг и решительно обратился к Лилен:
— Я приехал, чтобы жениться на тебе!