Перейти на сайт

« Сайт Telenovelas Com Amor


Правила форума »

LP №05-06 (618-619)



Скачать

"Telenovelas Com Amor" - форум сайта по новостям, теленовеллам, музыке и сериалам латиноамериканской культуры

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Земля любви, земля надежды. Книга 1 Расставания и встречи

Сообщений 41 страница 46 из 46

41

Глава 41

Соледад поднималась раньше всех в доме. Она была жаворонком, и раннее утро радовало ее. Она не спеша принимала душ, потом шла на кухню варить кофе. Ароматный запах будил Маноло. Вот уже тридцать лет его будил этот запах, он потягивался в кровати, вставал и отправлялся завтракать.
В последнее время разговор у них шел только о магазине. Едва сев за стол, они сразу начинали обсуждать, станет, наконец, магазин их собственностью или нет.
—  Ты поговоришь, Маноло, с сеньором Эзекиелом? — спрашивала Соледад.
—  Поговорю, — отвечал Маноло.
— Ты спросишь у него, даст ли он нам ссуду?
—  Спрошу.
Денег у них не было, но они, увидев, что торговля платьями, сшитыми Соледад, идет очень бойко, надумали попросить у Эзекиела ссуду, с тем чтобы стать самим владельцами магазина. Они могли бы торговать, сами платить аренду и понемногу выплачивать долг.
— Материю мы могли бы по-прежнему покупать у Эзекиела по оптовой цене, работа своя. Представляешь, как дешево нам бы обходились платья? — мечтательно говорил Маноло.
— Л продавали бы мы их по магазинной цене, — подхватывала Соледад.
Еще они размышляли, какой лучше товар купить на взя¬тую ссуду, где оптовые цены самые низкие. Ассортимент, конечно, вызывал самые яростные споры. Соледад считала, что им нужно торговать еще детскими вещами и игрушками. Этот товар всегда в ходу. Маноло настаивал на галантерее. Ее возить легче, она занимает мало места, можно сэкономить на транспорте.
Но о товаре супруги как-нибудь бы договорились. Беда была в другом. Их водил за нос Эзекиел. Он никак не мог решить, даст он им ссуду или нет. То говорил «да», то «нет».
—  Если он не ответит на ближайшей неделе, — решила Соледад, — мы от него уйдем!
— И что будем делать? — тут же спросил Маноло, еще не забывший, как он сидел без работы.
—  Ты будешь ходить по другим магазинам и пристраивать мои платья! — решительно отвечала Соледад. — Свет клином не сошелся на Эзекиеле!
—  Конечно, но как-то боязно, — шел на попятный Маноло. — Я попытаюсь еще раз поговорить с ним. Постараюсь его убедить! А как было бы хорошо, если бы у нас появился собственный магазинчик!
И Соледад с Маноло вновь предавались радужным меч¬там, допивая кофе, чтобы потом встать из-за стола и начать нелегкий трудовой день. Соледад вновь садилась за машинку и сидела за ней до вечера, а Маноло отправлялся в магазин, где целый день простаивал за прилавком.
Эулалия уходила из дома раньше всех на свою ткацкую фабрику. Ее радужные мечты лопнули, как мыльные пузыри, и она вынуждена была довольствоваться не слишком отрадной действительностью. Деятельность, которой занималась Нина, ее не слишком интересовала. И хотя их отношения с Ниной можно было назвать дружескими, на самом деле они дружбой не были. История с Умберту осталась для Эулалии большим унижением. Она была счастлива, что все-таки удержалась на краю и не свалилась в пропасть. Но для ее самолюбия было мучительно сознавать, что она поверила в любовь, тогда как ее хотели только использовать. Встреч с сеньором Умберту она избегала, и это было нетрудно, потому что он их не искал.
Другим не менее мучительным переживанием для Эулалии была встреча с Тони. Они столкнулись случайно на улице, когда она шла к отцу в магазин. Выяснилось, что Тони работает в соседнем помещении. Она узнала, что он женат, что жена его ждет ребенка, поняла, что он потерян для нее навсегда. Но сердце у нее болезненно дрогнуло — этот юноша был ей дорог. Ей было очень горько, что он достался другой.
Соледад вздыхала, видя, как ее дочка страдает. «Вот заведем свой магазин, сядет она за кассу и вздохнет свободно. Разве сравнишь работу за кассой с работой за станком? В магазине будут покупатели, глядишь, и жених найдется. Нужно будет держать товары и для мужчин тоже, чтобы разная публика ходила, а не одни только женщины...»
Машинка стрекотала, руки привычно придерживали ткань, следя за безупречно ровной строчкой, и такой же ровной строчкой следовали мысли. Только к вечеру вставала Соледад из-за машинки и принималась готовить ужин, потому что должны были вернуться Маноло и Эулалия.
Она удивилась, услышав, что хлопнула дверь в неурочное время.
—  Кто вернулся? — крикнула она. Оказалось, что вернулась Эулалия.
— Что случилось? Почему ты так рано? — спросила Соледад.
Она подняла голову от машинки и вопросительно посмотрела на дочь.
—  Сегодня все работницы ушли раньше. Мы решили, что раз администрация никак не реагирует на наши просьбы, мы поставим ее перед фактом!
— Но это же почти забастовка! И уверена, что без вашей Нины не обошлось! — встрепенулась Соледад.
—  Конечно, не обошлось, — согласилась Эулалия. — Но я очень рада освободиться пораньше, пойду навещу папу в магазине.
Через пять минут она уже хлопнула дверью, но Соледад успела заметить: Эулалия принарядилась. И покачала голо¬вой. Опять ее дочка нарывается на неприятности.
Эулалия торопилась, летела, как на крыльях. Ей хотелось увидеть Тони. Она не задумывалась, хорошо это или плохо. Просто хотелось.
Маноло обрадовался, увидев дочку.
—  Помогать пришла? Уверен, что торговля у нас пойдет хоть куда!
Эулалия покрутилась немного в магазине и выглянула снова на улицу. Если соседняя дверь приоткрыта, то можно заглянуть к Тони в мастерскую немного поболтать. Но на двери висел большой замок. Эулалия расстроилась. Приподнятого настроения как ни бывало. День померк, все вокруг потускнело.
Маноло как раз отпустил покупательницу и повернулся к дочери.
— Что это ты как в воду опущенная? Ну-ка признавайся папочке, с чем пришла?
От ласковых слов отца на глазах Эулалии навернулись слезы. Ей стало ужасно жалко себя: почему-то все у нее не складывалось! Наверное, она была самой несчастной девушкой на свете!
Маноло хоть и увидел, что глаза у его доченьки на мок¬ром месте, но тут же понял, что сейчас не время для откровенных разговоров, и попросил:
— Обслужи, пожалуйста, вот эту пожилую покупательницу, а потом будем уже закрываться и пойдем вместе домой.
Эулалия кивнула, подошла к немолодой женщине, которая хотела купить себе нарядную блузку, и они вместе занялись выбором.
— Из тебя выйдет отличная продавщица, — похвалил дочку Маноло, когда они, заперев магазин, вышли на улицу. — Не надоела тебе еще твоя фабрика?
Он хотел подступиться к разговору, который открыл бы ему, что так печалит Эулалию.
— Надоела! — откровенно призналась Эулалия. — Ты сам понимаешь, что работать под началом все того же сеньора Умберту мне не доставляет удовольствия!   
— Что правда, то правда, удовольствия мало, зато деньги платят и твоя подружка Нина тебя может защитить, — попытался утешить ее отец. — Если бы мы открыли свой магазинчик, все было бы по-другому. Но сейчас к сеньору Эзекиелу не подступиться. Ходит мрачнее тучи! Небось, слышала, какая у них в семье беда стряслась?
—  Нет, понятия не имею, — отозвалась Эулалия, а сердце у нее тревожно екнуло: наверняка что-то с Тони.
— Зять из семьи ушел, беременную жену, дочь Эзекиела, бросил. Вот это беда так беда! — Маноло вздохнул и прибавил: — А мне перекреститься хочется! Ведь и ты могла быть на месте Камилии! Но я, слава богу, вовремя сообразил, что паренек этот — опасное для тебя соседство.
— Тони от жены ушел? — спросила Эулалия.
—  Тони, — подтвердил Маноло. — Еще какая-нибудь дурочка, наверное, уже на очереди! Хорошо, что у тебя есть голова на плечах. Толкового человека себе ищешь! А такие на дороге не валяются! Не спешишь, дочка, и правильно де¬лаешь. Другие вон поспешают, а потом слезы льют.
Похвала, пусть и незаслуженная, потому что и Эулалия наделала бы глупостей, если бы по-другому сложились обстоятельства, была девушке все-таки приятна. Она сразу почувствовала себя счастливее, благополучнее и удачливее, чем другие ее сверстницы, хотя еще час назад казалась себе несчастной-разнесчастной.
— Зайдем на рынок, — предложил Маноло. — Когда есть работа, можно себя и побаловать.
—  С удовольствием, — откликнулась Эулалия. Она была сластеной, любила засахаренные фрукты, орешки, экзотические фрукты, и теперь сразу же почувствовала себя маленькой девочкой, которой предстоит столько радости. — Мне цукаты, ты знаешь!
—  Будут тебе цукаты! Но сначала купим маме копченой рыбы, она у нас любительница.
В рыбном ряду Эулалия и увидела Тони. Вместе с каким-то парнем он таскал корзины с рыбой. В грубой робе, в какой-то шапчонке он показался Эулалии и некрасивым, и несимпатичным.
В самом деле, что хорошего в человеке, который может бросить беременную жену? Эулалия посмотрела на него даже с каким-то испугом, с какой-то брезгливостью.
«Меня и в самом деле Бог бережет, — с удовлетворением подумала она, возвращаясь домой под руку с отцом. — И нечего мне Его гневить. Он приготовит для меня самого лучшего жениха!»

0

42

Глава 42

— И все-таки я не понимаю, как можно любить одну девушку и жениться на другой, — говорил Жозе Мануэл, растянувшись на кровати и поглядывая на Тони, который точно в такой же позе лежал на своем матрасе на полу. Они пришли с рынка, где успели еще и поужинать, и наконец-то отдыхали. — Вот я люблю Нину, и никого другого для меня не существует.
- Я и сам не знаю, — признался Тони. — Но понимаешь, в тот момент я был уверен, что Мария потеряна для меня навсегда. А теперь это для меня ничего не значит. Я чувствую, я ее люблю, и что тут будешь делать?
Их разговор прервался приходом Нины, она теперь часто забегала сюда, всегда принося с собой что-то вкусное.
—  Я уверена, что вы очень плохо питаетесь, — говорила она. — Ешьте, а то сил для работы не будет.
Молодые люди переглядывались, сначала из вежливости отказывались, но приготовленные Ниной блюда пахли так соблазнительно, что со вздохом и благодарностью они через пять минут усаживались за стол, а еще через пять минут кто-то из них мыл пустые тарелки.
— Просто удивительно, до чего хороший у нас аппетит! — с улыбкой говорили они Нине. Потом она рассказывала, как идут дела на фабрике, советовалась с Жозе Мануэлом, как ей поступить, добиваясь от администрации льгот для подростков. Тони эти обсуждения не слишком интересовали, и он засыпал под мерное журчанье разговора.
—  Ему трудновато приходится, — говорил Жозе Мануэл, кивая на Тони. — Парень-то он крепкий и к работе привычный, одна беда — руки. Неизвестно, сможет ли он потом играть на фортепьяно. Из-за рук и переживает.
— А из-за семьи? — спросила Нина.
—  Если бы не переживал, не работал бы грузчиком, — ответил Жозе Мануэл. — В музыкальном магазине слишком мало платят, а он, хоть и ушел из семьи, хочет зарабатывать достаточно, чтобы хватало и жене и ребенку.
— Понимаешь, мама растила меня одна. И, если бы сейчас Тони проявил к своей семье полное равнодушие, мне бы невольно думалось, что и мой отец был к семье равнодушен, — чистосердечно призналась Нина.
—  Не думай так! Знаешь, как он вкалывает ради женщины, от которой ушел! — горячо защитил Тони Жозе Мануэл.
У него у самого была сложная семья, трудные отношения между родителями, и он понимал, как важно Нине знать, что отец ее не бросил, что он думал о ней и любил ее.
После этой пламенной речи Жозе Мануэла Нина успокоилась, а то ведь даже хотела поговорить с Тони, объяснить ему, что какие бы ни были отношения между родителями, ребенок ни при чем, он все равно нуждается в отце.
Но объяснять это Тони было не надо, он сам все прекрасно знал и, как только скопил небольшую сумму денег, тут же от¬правился в дом тестя, чтобы дать Камилии на ребенка.
— Я знала, что ты придешь, — твердила Камилия, — знала, что ты вернешься!
—  Я пришел, но не вернулся, Камилия, — сказал Тони.
— Я тебя искала, — продолжала Камилия. — Я знала, что у тебя нет ни рейса, мне снилось, что ты голодаешь. Я искала тебя, чтобы дать тебе денег...
—  Что за глупости, Камилия! — Тони протянул ей скоп¬ленное. — Это я тебе принес деньги, а от вас, от тебя, от твоего отца я не возьму больше ни монетки!
Камилия растерянно взяла деньги.
—  Где же ты работаешь? Я была в музыкальном магазине, но сеньор Манчини сказал, что ты ни разу не приходил к ним и он не знает твоего адреса.
— Я работаю грузчиком на рынке, Камилия. И не советую тебе там меня искать. Это неподходящее место для барышень, — Тони усмехнулся, представив себе Камилию среди грубых парней.
—  На рынке?!
Камилия была потрясена: Тони, ее Тони работает груз¬чиком! Да мыслимо ли такое?
—  Но почему, почему ты ушел от нас? Разве тебе было у нас плохо? Разве мои родители не приняли тебя как своего родного сына? — Камилия искренне не понимала, зачем Тони было уходить, почему он так переменился в отношении к ней. — Вспомни, Тони, я всегда была готова ради тебя на любые лишения. Я даже жила в мастерской Агостино, а жить там было совершенно невозможно. И теперь, если тебе не нравится жить с моими родителями, мы можем снять комнату и жить одни!
Тони сморщился, будто съел целиком лимон.
— Не возвращайся больше к этой теме, если хочешь меня видеть. Мы никогда не будем вместе! Никогда!

После ухода Тони Камилия рыдала на груди Ципоры, а та пыталась утешить ее. Ципора прожила долгую жизнь, многое повидала и пыталась объяснить дочери, что согласия в семье можно добиться только взаимным терпением.
—  Ты была слишком требовательна, Камилия. Замучила мужа своей ревностью, — говорила дочери Ципора.
— Это он замучил меня, — тут же возмутилась Камилия, — я не знала ни минуты покоя, потому что...
—  Тони тут ни при чем. У него много недостатков, он рохля, мечтатель, не умеет зарабатывать деньги, но в том, что он бегает за каждой юбкой, его никак нельзя упрекнуть. Ты не согласна? — Ципора внимательно посмотрела на дочь.
Камилия задумалась. Мать была права. Но суть заключалась в том, что Тони был точно так же равнодушен и к ней, как к остальным женщинам, это и бесило ее до крайности, доводило до истерик, а потом до скандалов.
— Он меня не любит, мама, — с глухим рыданьем сказала она.
— Он вернется, когда родится ребенок, — сказала мудрая Ципора. — Береги ребенка, и Тони будет с тобой. Ты же видишь, что он дорожит им. Он пришел, принес деньги. Если ты будешь к нему терпима, не будешь его ревновать, он останется. Здесь, в чужой стране, он очень одинок, и дороже и ближе его собственного ребенка у него никого не будет!
—  Но я хочу, чтобы он любил меня, а не ребенка! — заявляла на это Камилия. — Он ушел! Он так и не дал мне своего адреса!
И Ципора в тоске разводила руками — она ничем не могла помочь своей дочери.
Камилия никак не могла смириться с отсутствием Тони. Единственное место, где она чувствовала его близость, был музыкальный магазин. И она стала приходить туда в надежде услышать музыку, которая бы сблизила бы ее с ушедшим мужем. Но там никто больше не играл... И Камилия перестала туда ходить.

В музыкальный магазин тянуло и Марию. Стоило Мартино уехать в очередную поездку с Фариной, как она отправлялась странствовать по городу в надежде повстречать Тони. Что-то подсказывало ей, что он здесь, где-то рядом, близко.
Ее возрастающее беспокойство чувствовал и Мартино. Он стал предлагать Марии ездить вместе с ним.
— Ты посмотришь, где мы с тобой будем жить, — говорил он. — Выберешь сама место, которое придется тебе по вкусу. Бразилия — очень красивая страна, мне хочется, что¬бы мы открывали ее вместе.
—  Я с удовольствием поехала бы с тобой, — отвечала Мария. — Но боюсь за маленького. Он плохо переносит жару, а в дороге столько непредвиденного. Лучше уж мы будем ждать тебя здесь, в пансионе. А что касается имения, то я целиком полагаюсь на тебя.
Мартино был слишком разумным человеком, чтобы настаивать на своем вопреки таким очевидным доводам. Тем более и Мария, как считал Мартино, еще не оправилась после пережитого потрясения, ни физически, ни нравственно. Поэтому на сердце у него и было неспокойно. А не ехать было нельзя. Фарина узнал о возможности бесплатно получить государственные земли, и теперь они вдвоем прилагали все усилия, чтобы получить доступ к этим землям. Это, однако, было непросто. И для них, приезжих людей, надо прямо сказать, в этом был и риск, и авантюра. Но именно это их и привлекало. Они собирались заняться новым делом втроем, вместе с Винченцо. Фарина сумел уговорить и его. И теперь искали районы, где можно было рассчитывать на бесплатные земли, и одновременно составляли план действий, как обойти чиновников, кому дать взятку, чтобы попасть в списки.
Разумеется, в подробности грядущих махинаций Мартино жену не посвящал, вполне резонно считая, что это не ее ума дело. Но вынужден был оставлять ее часто и пока не знал, как долго будет вынужден уезжать в свои деловые поездки.
Мартино уезжал, а Мария, оставив малыша с няней, отправлялась в очередное странствие по городу под предлогом необходимых покупок. И непременно заходила в музыкальный магазин. Она рассматривала фортепьяно, и ей казалось, что по клавишам бегают руки Тони и он играет песню, которую играл когда-то ей. Если бы она знала, как недалека была от истины! Если бы клавиши обладали памятью, то они должны были бы помнить пальцы Тони.
Придя в очередной раз в музыкальный магазин, Мария внезапно услышала музыку. Кто-то играл, так играл, что у нее зашлось сердце. Она подошла поближе к инструменту и... не поверила своим глазам: за фортепьяно сидел Дженаро! Он играл, прикрыв глаза, а когда открыл их, то увидел перед собой Марию, но решил, что продолжает грезить, и не прервал игру. Мария разбудила его ото сна, бросившись к нему со слезами на глазах.
— Доченька! — вымолвил он, сам того от себя не ожидая. — Доченька!
И оба расплакались. Из магазина они вышли вместе. Дженаро хотел показать Марии пансион, где он живет.
— Ты приведешь туда внука! — говорил он. — Какой он, мой внук?
Мария же подумала, что Мартино рассердится, если узнает, что она отведет сына к Дженаро, но потом решила: откуда ему узнать? И пообещала.
Они сидели у Дженаро и не могли наглядеться друг на друга, им казалось, что нет на свете людей ближе, чем они.
— Я уверен, что мы с тобой найдем Тони, — сказал Дженаро.
О ее муже-фашисте он не сказал ни слова, они оба словно бы забыли о его существовании. Не стали они говорить и о том, что Тони тоже успел жениться. Зачем? Что бы это прибавило их встрече? Да и не знал Дженаро на самом деле, женат Тони или не женат? Может, он уже расстался со своей женой. Скорее всего. Иначе Дженаро нашел бы его. Семью всегда найти легче, чем одинокого человека. Главное найти его. Главное найти. Тогда все и станет ясно.
Мария заторопилась к малышу и расцеловала Дженаро, пообещав, что в следующий раз придет с ним в гости.
Дженаро смотрел ей вслед и не мог понять, почему когда-то он так дурно обошелся с этой чудной, замечательной молодой женщиной, с этим ангелом во плоти? Потом вернулся в свою комнату и со вздохом стал собираться: пора было идти на работу.
Кокетливая проститутка Малу, увидев помолодевшего Дженару, воскликнула:
—  Вот кого я хотела бы заполучить сегодня!
— Да я тебе в дедушки гожусь, — усмехнулся он, невольно польщенный.
—  Скажешь тоже! — возмутилась Малу. — Вы, итальянцы, такие темпераментные!
В эту ночь Дженаро играл и впрямь зажигательно. Встреча с Марией переменила для него все, — он уже не был одиноким стариком, затерянным на чужбине, у него появились родные люди, которых ему хотелось видеть, хотелось думать и заботиться о них. Он мечтал, что увидит внука. Он понял, как был виноват перед сыном.
—  Теперь мы обязательно встретимся, — повторял он себе, — потому что я непременно должен попросить у тебя прощения, Тони! Я был не прав! Как я был не прав!
Вернувшись после работы, Дженаро лег поспать, но ему не спалось. Воспоминания прошлого теснились перед ним, отгоняя сон. Чувство вины росло, а вместе с ним росло желание увидеть сына. Что с ним? Как он? То, что не процветает, в этом нет сомнений, иначе позвал бы их с матерью к себе! Дженаро услышал внизу громкие голоса и спустился вниз. Сейчас он нуждался в деятельности, в обществе, одиночество было ему нестерпимо. Мариуза держала в руках письмо и пыталась уговорить Маркуса отнести его Жозе Мануэлу.
—  У меня нет ни минутки свободной, — отговаривался Маркус. — Подумаешь, письмо! Наверное, от матери. Жозе Мануэл сам придет сюда и получит!
—  Письмо от матери? — взволновался Дженаро. — Это очень важно. Только такой молодой человек, как вы, Маркус, можете не понимать этого. Вам кажется, что родители вечные. Давайте мне письмо, дона Мариуза, и я отнесу его. Я знаю, где живет Жозе Мануэл.
— Вы добрый человек, Дженаро! — обрадовалась Мариу¬за и отдала письмо. — Теперь я буду спокойна. Кто там знает, какие вести в этом письме.
—  Хорошие! — сказал Дженаро. — Я уверен, что буду добрым вестником!
Он шел и волновался. Вспоминал Марию. Находил, что она очень похорошела. И любит Тони по-прежнему. А он-то сомневался в ее любви. Теперь бы он сделал все совсем по-другому. Он бы не был против их брака. И тут Дженаро припомнил твердокаменного Джулиано с его фашистскими убеждениями. И понял, что от его согласия или несогласия не так-то уж много зависело. Но вот когда Мария пришла к ним после отъезда Тони, а он ее выгнал!.. Однако Мария не помнит зла. Она настоящий ангел! Дженаро снова разволновался... А что он, собственно, здесь делает? Он посмотрел на письмо, огляделся вокруг, понял, что почти добрался до Жозе Мануэла, вот только не помнил точно номер квартиры. Но дом был бесспорно этот. В крайнем случае, соседний. Пожилая женщина шла ему навстречу, и он спросил:
— Мне нужен сеньор Жозе Мануэл. Вы такого не знаете?
— Конечно, знаю, — закивала Мадалена. Ей стало смешно от такого совпадения. — У вас для него письмо? Давайте я передам. Сейчас его все равно нет дома.
Дженаро передал письмо, попрощался и ушел. Если бы он только знал, что судьба свела его со свояченицей, женой любимого брата Джузеппе, которая видится с Тони! Если бы знал, что Тони находится в двух шагах от него!
Но они с Мадаленой и не посмотрели друг на друга, занятые каждый своими мыслями и заботами.
Однако Жозе Мануэл получил письмо от матери вовремя. Дженаро и не знал, что помогает устроить судьбу своей племянницы. Это был ответ на письмо Жозе Мануэла о том, что он встретил девушку своей мечты и хочет на ней жениться. Мать писала ему, что примет избранницу сына с радостью и готова помогать ему, когда он обзаведется семейным очагом.
Когда Жозе Мануэл читал письмо, лицо его так светилось, что Нина, обычно не страдавшая приступами ревности, вдруг подумала, а не пришло ли это послание от какой-нибудь старинной подружки Жозе Мануэла.
Но он тут же протянул ей листок:
— Это и тебя касается, прочитай!
Нина прочитала, и на лице у нее тоже появилась улыбка. Пусть Нина еще не решила, выйдет она замуж за Жозе Мануэла или нет, но если будущая свекровь тебе рада, то это всегда приятно.

0

43

Глава 43

Франсиска наметила поездку в город на ближайший вторник. Она надеялась, что ей удастся продать около тридцати мешков кофе. Для тяжелых времен кризиса эта капля была не столько выгодой, сколько обещанием лучшего будущего. А Франсиске очень нужно было поверить, что в будущем ее ждет что-то хорошее. Настоящее приносило одни только огор¬чения. Франсиска полагала, что, пригрозив сыну лишением наследства, она образумит его и отвадит от женитьбы, но этого не случилось, и теперь она сожалела, что сказала лиш¬нее. Ее раздражало до крайности, что ни одна из мер, кото¬рые она принимала, не помогла, напротив, каждая только укрепляла ненавистный союз: Маурисиу с маниакальным упорством стоял на своем и сдвинуть его было невозможно. В результате молодые обзавелись собственным маленьким хозяйством и зажили совершенно отдельной жизнью. Фран¬сиска так и не пожелала увидеть внука. Она вообще постаралась забыть, что рядом с ней живут невестка и внук. О том, что рядом живет и сын, она забыть не могла.
Теперь все ее надежды были связаны с Беатрисой. Дочь должна была выйти замуж за человека своего круга и оправ¬дать надежды матери.
,.;, Беатриса жила дома, много читала, продолжала учитель¬ствовать в школе, казалась спокойной, но что было у нее на душе, никто не знал. Марселло почти каждый день поджидал ее у школьных дверей и провожал до дома, но ни он, ни она не касались болезненной для обоих темы будущего. Беатриса боя¬лась спросить, купили ли они землю, а если купили, то где? Не заговаривал об этом и Марселло, потому что это значило гово-' рить о разлуке. О том, что Франсиска повезет Беатрису знако¬мить с женихом, сообщила Марселло Катэрина. А ей об этом сказала Жулия, которой Франсиска приказала приготовить для Беатрисы дорожный костюм и платье для визитов.
—  На всякий случай положи еще одно платье, понаряднее. Вполне возможно, что Беатриса вернется уже помолв¬ленной.
Когда Марселло услышал о помолвке, сердце у него упа¬ло. Он пришел в отчаяние. До тех пор пока у него была ил¬люзия, что решение о разрыве с Беатрисой принадлежит ему, что он добровольно жертвует собой ради свободы и счастья возлюбленной, он еще как-то мог мириться с предстоящей разлукой. Но когда у него отнимали возлюбленную, более того, она сама уходила от него к другому, даже не сказав ему об этом, он чувствовал такую непереносимую боль, что весь свет становился ему не мил. Не в силах и дальше молчать, он осмелился задать Беатрисе вопрос:
— И когда же ты с доной Франсиской уезжаешь в город? — при этом он испытующе посмотрел на Беатрису, думая, что хоть тень смущения промелькнет у нее в глазах.
Но Беатриса ничуть не смутилась.
—  Кажется, во вторник, — равнодушно ответила она. — Мама настаивает, чтобы я ехала вместе с ней. Придется по¬ехать. Она в последнее время так нервничает, что я не хочу ее огорчать.
«Понятно, — подумал Марселло, — нежелание огорчать свою мать — прекрасный предлог для замужества».
Он никак не мог придумать, что же ей сказать, как дать понять, что знает о ее планах на будущее и хочет выяснить лишь одно: кто принимал решение — сама Беатриса или все-таки дона Франсиска?
— И сколько вы там пробудете? — спросил он, не в силах коснуться больной темы.
— Дня три, не больше, — ответила Беатриса.
— А ты знаешь, что ты едешь на помолвку? — внезапно спросил он. — Дона Франсиска сказала тебе, что там тебя ждет жених?
—  Разговоры о женихах идут давным-давно, — так же равнодушно ответила Беатриса. — Но если я не вышла замуж за тебя, то неужели ты думаешь, я выйду замуж за кого-то другого? — с удивлением спросила Беатриса и даже остано¬вилась, чтобы посмотреть Марселло в глаза.
У Марселло отлегло от сердца. Беатриса не была преда¬тельницей. Она ничего от него не скрывала. Сама она не собиралась выходить замуж.
— Тебя может заставить мать, разве нет? — тревожно спро¬сил Марселло. — Недаром ее называют «Железная Рука».
— Но не по отношению ко мне, — самоуверенно заявила Беатриса. — Как ты видишь, мы с Маурисиу пользуемся до¬статочной свободой и вправе распоряжаться собой.
Марселло в этом уже убедился. Как бы ни злился на него поначалу Маурисиу, он не считал нужным во что бы то ни стало выдать сестру замуж. Мнение сестры было решающим в вопросе замужества.
—  Ссориться с мамой я не хочу, но и выходить замуж не собираюсь, — решительно заявила Беатриса.
—  Ради твоего счастья я готов на все, — сказал Мар¬селло. — Но узнать, что ты замужем за другим, мне было бы невыносимо. Стоит мне закрыть глаза, и я вижу тебя перед собой, ощущаю твою нежную кожу, шелк твоих во¬лос, пьянею от твоего запаха. Я не хотел тебе говорить, Беатриса, чтобы не мучить и не смущать тебя, но я помню все наши ночи, все наши встречи и кусаю до крови губы, чтобы не закричать от отчаяния. Каждая клеточка моего тела, каждая частичка души тоскует по тебе, моя радость, мое счастье, моя желанная!
Беатриса слушала этот страстный поток слов, он стано¬вился все бессвязнее, но она слушала не слова, а бьющуюся в них страсть. И не могла противиться этой страсти. Та же страсть бурлила и в ее жилах. И она лежала ночами в своей постели без сна, вспоминая ласки Марселло.
—  Я люблю тебя! Люблю, — откликнулась она на его страстный призыв. Губы их слились в поцелуе, и все вокруг перестало существовать...
— Ты никуда не уедешь? — спросил он ее на прощанье.
—  Никуда, — отозвалась она.

Когда на следующее утро Франсиска отдала последние распоряжения относительно их совместной поездки, Беат¬риса сказала:
— Я не поеду с тобой, мамочка. Не вижу, чем я могу тебе быть полезной в городе, а здесь у меня множество дел.
— Ты принесешь огромную пользу своей семье, достойно выйдя замуж, — торжественно провозгласила Франсиска. — Ради этого мы и поедем в город! Я надеюсь, что ты возместишь тот моральный и материальный ущерб, который нанесла нашей семье необдуманная женитьба твоего брата!
Для Беатрисы это были пустые слова, в крови у нее бур¬лил огонь любви, она думала только о Марселло — возлюб¬ленном, любимом, ненаглядном Марселло. Она, собственно, и не слышала того, о чем говорила ей мать, и только повто¬рила:
—  Нет-нет, я никуда не поеду!
—  Поедешь! — заявила Франсиска. И так стиснула руку Беатрисы, что та вскрикнула. — Если ты вздумаешь сопро¬тивляться, я прикажу связать тебя! Я увезу тебя в город! И ты больше никогда не вернешься сюда! Советую тебе отправиться со мной добровольно, а иначе ты всю жизнь просидишь под домашним арестом! И обрадуешься замужеству, как выходу из тюрьмы. Слишком много я дала тебе воли! Но как дала, так и заберу!
Взгляд разгневанной Франсиски был страшен. Беатриса вдруг поняла, что мать именно так и поступит. Она знала случаи, когда девушек ее круга именно так и принуждали к ненавистному замужеству. Беатриса не была готова к тому, что такое может случиться и с ней. Она не ждала, что с ней можно так обращаться, и оказалась не готова к сопротивле¬нию. Беатриса спасовала.
Франсиска смотрела на дочь тяжелым гневным взглядом. Если сына она не скрутила в бараний рог, то уж дочь скрутит непременно. Именно это решение и читала Беатриса на лице матери и чувствовала, что иного выхода у нее нет, она долж¬на была покориться материнской воле.
Маурисиу подал автомобиль к крыльцу. Чернокожий слуга поставил чемодан в багажник. Затем на крыльце появилась Франсиска, крепко держа под руку дочь. Беатриса первой села в автомобиль, за ней села Франсиска. Мать и дочь сиде¬ли молча, не говоря ни слова. Маурисиу тоже молчал. Так и промолчали всю дорогу, хотя молчание было тягостным.
Маурисиу довел мать и сестру до платформы, внес чемо¬дан в купе, помог обеим войти в вагон и стоял, дожидаясь отхода поезда. Билеты Франсиске привезли заранее, и те¬перь она рылась в сумочке, отыскивая их. Беатриса, похоже, была на грани истерики.
— Ты должна меня слушаться! Должна слушаться! — сквозь зубы твердила Франсиска.

Марселло не мог усидеть на месте. Он должен был убе¬диться, что Беатриса дома, что она никуда не уехала, как обещала ему накануне. Поначалу он собирался пойти ближе к вечеру в школу и, как обычно, проводить Беатрису домой. Но потом понял, что не в силах ждать до вечера. Ему нужно было увидеть ее сейчас же, немедленно!
Теперь он не понимал, как мог представлять себе жизнь без Беатрисы? Как мог думать, что они расстанутся? Он го¬тов был предстать перед грозной Франсиской и заявить, что любит ее дочь. Готов был просить руки Беатрисы, если она этого захочет. Или увезти ее на край света, если она будет согласна.
Он уже строил планы на будущее и мечтал совсем о дру¬гой жизни, нежели раньше. Все переменилось с тех пор, как Фарина принес весть о государственной земле. Если им в самом деле удастся получить землю бесплатно, то денег, ко¬торые они выручили за свою долю, вполне хватит не только на приличный дом, но и на добротное мясомолочное хозяй¬ство. А раз так, Беатрисе незачем будет самой стирать и гла¬дить, она сможет играть на пианино, когда усталый Марселло будет возвращаться домой с фермы. Если Беатриса захочет, она сможет завести школу для ребятишек и на их новой фа¬зенде, потому что там непременно будут наемные рабочие...
Марселло не заметил, как оказался перед господским домом. Впервые он посмотрел на него внимательно: кто зна¬ет, а может, и им стоит построить именно такой? На крыль¬цо вышла Жулия, и Марселло, поздоровавшись, спросил у нее, можно ли ему увидеть молодую хозяйку.
—  Она уехала вместе со старой, — ответила Жулия. — Приедут дней через пять, не раньше.
Смуглый Марселло стал пепельно-серым. Жулия даже подумала в испуге, что он сейчас потеряет сознание. Марселло понял ее беспокойство и произнес:
—  Нет-нет, со мной все в порядке. Пойду навещу пле¬мянника.
— Катэрина будет рада! А вот за Маурисиу не отвечаю, —
пошутила Жулия.
Марселло шел к пристройке и повторял про себя как зак¬линание: «Беатриса! Беатриса! Беатриса! Я жду тебя! Я тебя жду!»
Поезд тронулся, Франсиска наконец нашла билеты, под¬няла голову и увидела Беатрису на перроне. Дочь торопливо бежала к лестнице. А поезд набирал и набирал ход.
Беатриса соскочила с поезда в самую последнюю секун¬ду. Она даже не знала, что соскочит. Это произошло как-то само собой. А когда соскочила, то пустилась бежать как ве¬тер. Спешила, торопилась догнать Маурисиу, успеть до его отъезда. Успела!
Автомобиль еще не отъехал, запыхавшаяся Беатриса от¬крыла дверцу и плюхнулась на сиденье рядом с братом.
— Что случилось? — изумленно спросил он. — Ты с ума сошла?!
— Напротив, решила жить своим умом! — заявила отваж¬но Беатриса.
— А более внятно ты можешь мне объяснить? — настаи¬вал брат. — Я хотел бы все-таки знать, что произошло.
— Я не хочу выходить замуж. Мама нашла мне жениха и хотела уже праздновать помолвку, — объяснила сестра и то¬ропливо добавила: — Ну что ты стоишь? Поезжай, поезжай быстрей!
— Боишься, что и матушка соскочила? — пошутил Мау¬рисиу и включил зажигание.
—  Боюсь, — откровенно призналась Беатриса. — Ты знаешь, как она на меня смотрела? Как настоящая горгона Медуза.
—  Это наша матушка умеет, — улыбнулся Маурисиу, — Но и мы с тобой тоже, согласись, не промах!
Брат с сестрой понимающе улыбнулись друг другу.
—  А что ты думаешь делать дальше? — поинтересовался Маурисиу.
—  Думаю, что буду строить свою жизнь с Марселло, — ответила Беатриса.
То, на что она не могла так долго решиться, решилось для нее сейчас.
—  И уедешь с ним? — спросил Маурисиу.
—  Уеду! — решительно ответила Беатриса.
Маурисиу остановил автомобиль возле своей пристрой¬ки. Они вышли из автомобиля вместе.
—  Я хочу повидаться с Катэриной и своим племянни¬ком, — сказала Беатриса.
Маурисиу кивнул:
—  Конечно, конечно. Иди, сейчас и я приду, вот только поставлю автомобиль в гараж.
Беатриса легко взбежала по ступенькам, и каково же было ее удивление, когда первым она увидела Марселло!
—  Ты? — он не поверил своим глазам. — Откуда? Из школы? А мне сказали, что ты уехала в город.
— Я соскочила с поезда, — Беатриса счастливо улыбну¬лась. — Я не могу без тебя. Ты возьмешь меня с собой?
—  Прямо сейчас? Возьму! — и он подхватил ее на руки. Старая Рита смотрела из окна на хохочущую парочку.
—  Кого-то мне напоминает этот молодой человек... — задумалась она. — Никак не могу припомнить, кого же он мне напоминает?..

0

44

Глава 44

У Мартино дела, похоже, шли на лад, и он уехал в очередную поездку. Мария одела малыша понаряднее и повела его к Дженаро. Она шла, и сердце у нее замирало. А что, если по дороге ей встретится Тони? И она начинала представлять себе, что будет, если она действительно встретит Тони... Но кроме оглушительного сердцебиения, уже ничего не чувствовала. Мария пришла взволнованная, встревоженная. Мариуза, взглянув на нее, всполошилась, уж не плохо ли молодой сеньоре? Или с ребенком что-то случилось? Но Мария ее успокоила: они оба просто не привыкли к страшной жаре. Мариуза пригласила их посидеть в большой полутемной столовой и пообещала прине¬сти свежеприготовленного апельсинового сока.
— Вам придется немного подождать дона Дженаро, — сказала она. — Он обычно приходит с работы и отдыхает.
Мариуза дорого бы дала, чтобы узнать, кто такая Мария и какие у нее дела с Дженаро — одиноким как перст стариком, играющим по ночам в борделе. Старику частенько не хватало денег, чтобы заплатить за комнату в пансионе, но Мариуза не выгоняла постояльца.
—  Куда он пойдет? — говорила она Изабелле. — Не в борделе же будет жить. Рано или поздно расплатится!
Доброе сердце Мариузы ее не обманывало. Приходил день, а вернее, ночь, когда богатый клиент отваливал старику боль¬шие чаевые, и Дженаро с довольным видом небрежно рас¬плачивался сразу за месяц или два, с тем чтобы снова потом задолжать. Но для Мариузы ее постояльцы были чем-то вро¬де семьи. Она входила в заботы и любовные переживания молодых, помогая советом, а иной раз и чем-то более суще¬ственным. Опекала и старика Дженаро. Она охотно расспро¬сила бы Марию, кем та ему доводится, но сочла, что для расспросов еще не настало время, и пошла будить старика.
Едва услышав, что внизу его дожидается женщина с ре¬бенком, Дженаро мигом привел себя в порядок, оделся в луч¬ший костюм и спустился. Внук привел его в восторг. Он узнавал в нем маленького Тони и чуть ли не со слезами на глазах вспоминал прошлое. Кто узнал бы в этом светло улы¬бающемся старике упрямого, неуступчивого, вечно раздра¬женного Дженаро?
—  Пойдем посидим в кафе, доченька, — предложил он Марии, — я хочу угостить вас мороженым.
Мариуза с удивлением взглянула на Дженаро, потом на Марию: неужели эта молодая женщина в самом деле его дочь? Дженаро важно кивнул в ответ на недоумевающий взгляд хозяйки пансиона, которая не обнаружила ожидаемого сход¬ства, торжественно взял Марию под руку, а малыша за руку, и они вышли на улицу.
Проходя мимо музыкального магазина, старик и Мария с заговорщицким видом переглянулись: здесь они встретились! Это их магазин! Он навсегда останется для них особенным, заветным местом! Неуклюжие звуки неслись из магазина: кто-то деревянными пальцами долбил по клавишам. Дженаро поморщился.
— Когда-нибудь я сыграю для тебя все, что ты захочешь, — пообещал он. — Мы придем сюда, и я буду играть только для тебя.
Мария оценила честь, которую собирался оказать ей сеньор Дженаро: в Чивите он был такого высокого мнения о своем искусстве, что не снисходил даже до разговоров с про¬стыми смертными, не то что до игры для них.
Если бы они знали, что нескладные звуки, которые они слышали, выходили из-под пальцев Тони! Набухшие от тяже¬лой работы пальцы утратили беглость и двигались с трудом по той клавиатуре, по которой когда-то порхали. Нескладная му¬зыка внезапно оборвалась. Едва не застонав, Тони схватился за локоть: перенапряженные мышцы отозвались сильной болью на его усилия. «Больше мне уже никогда не играть!» — подумал он с кривоватой улыбкой и застыл на стуле, свесив вдоль спин¬ки тяжелые руки.
Между тем Дженаро усадил Марию с малышом на терра¬се под тентом.
—  Малышу, я думаю, не стоит давать мороженое, — с сомнением в голосе сказала Мария.
—  Тогда пусть ест фрукты, — решил Дженаро, — а мы с тобой будем есть мороженое.
Он не признался Марии, что работает в борделе, сказал, что подрабатывает игрой на фортепьяно на семейных вече¬рах, иногда играет в кинотеатре, изредка в кафе, сопровож¬дая выступления артистов.
У Марии хватило такта не выражать свои восторги по поводу работы Дженаро, она прекрасно понимала, что его профессиональное самолюбие уязвлено.
Зато Дженаро охотно стал ей рассказывать о своих моло¬дых друзьях, с которыми он жил вместе в пансионе, о Мар¬кусе, о Жозе Мануэле.
Мария узнала множество новостей о людях, совершенно ей неизвестных. Дело было в том, например, что племянни¬ца Мариузы Изабела сделала Дженаро поверенным своих сердечных тайн. Она призналась ему, что влюблена в Марку¬са. А Маркус, хоть и говорил ей комплименты, был к ней равнодушен. Изабела из-за этого страдала, хотя Мариуза по-прежнему советовала девушке держаться подальше от легко¬мысленных студентов и искать себе солидного и надежного коммерсанта. Дженаро в данном случае был согласен с Мариузой. Он знал, что Маркус влюблен в другую женщину. И даже знал, в какую. По его мнению, выбор Маркуса был свидетельством крайнего легкомыслия. И если Маркус тоже страдал, потому что его возлюбленная завела себе богатого поклонника, то страдал по заслугам.
—  Не думай, что я стал сплетником, — сказал Дженаро смущенно, — просто молодежь ко мне очень хорошо отно¬сится. Да и не только молодежь...-
—  Охотно верю, — откликнулась Мария, — у вас всегда было золотое сердце, просто вы боялись его обнаружить.
—  Прости меня, доченька, — попросил Дженаро. — Я очень виноват перед тобой. Ты можешь меня простить?
— Я простила, — ответила Мария, и ответила совершен¬но искренне.
Попросить прощения было не меньшим подвигом для Дженаро, чем для Марии простить его.

0

45

Глава 45

— Представляю, в каком настроении сошла с поезда наша мамочка, таща с собой тяжеленный чемодан с твоими платьями, — не в силах удержаться от улыбки, сказал сестре Маурисиу.
Беатриса невольно поежилась, представив себе это настроение.
—  Положим, носильщик тут же подхватил чемодан, донес его до экипажа, а дальше она отправилась в наш городской дом и занялась массой дел, которые накопились, — сказала Беатриса.
Брат и сестра сидели на крылечке и обсуждали свою дальнейшую жизнь. Что бы там ни говорилось, но вдали от вечно напряженной, готовой разразиться гневом или слезами матери они чувствовали себя гораздо спокойнее и уютнее.
—  Мама взвалила на себя непосильную тяжесть и теперь изнемогает под ее гнетом, но винит во всем нас, — печально сказала Беатриса. — Мне кажется, что всем будет легче, если она снимет с себя и тяжесть ответственности за имение, и траур.
—  Ты предполагаешь, что наша матушка может выйти замуж? — вскинулся Маурисиу. — Я предлагал ей снять часть тяжести, устроив раздел, но она пока к этому не готова. Думаю, что после того как мы поживем с Катэриной отдельно, нам уже никогда не захочется вернуться под материнское крыло. А ты уверена, сестренка, что собираешься жить с Марселло потому, что любишь его, а не потому, что хочешь покинуть материнский дом?
—  Мама, как ты знаешь, не собирается меня в нем удерживать, — улыбнулась Беатриса, — она как раз предлагает мне его покинуть. Я бы сказала, прилагает для этого титанические усилия.
— Да, действительно, а ты прилагаешь такие же, чтобы сбежать. Когда вы уезжаете? — спросил он.
—  Очень скоро, — ответила Беатриса.
Вернувшись в дом Марселло, она застала там сборы в самом разгаре. Констанция паковала их нехитрое имущество, увязывая его в узлы.
—  Мы должны быть готовы в любую минуту, — объяснила она. — Вот приедет Винченцо с Фариной, скажут, что получили землю, и мы вмиг снимемся с места. Дона Фран-сиска не будет терпеть нас тут бесконечно. Того и гляди, поселит в наш дом своих работников. Сельскохозяйственные работы не откладывают.
— Тогда и мне нужно собираться? — спросила Беатриса.
—  Если поедешь с нами, то конечно, — ответила Констанция.
— Тогда и мне нужно собраться, — сказала Беатриса.
И вот, пользуясь отсутствием матери, Беатриса вернулась в имение, чтобы собрать и свои вещи. Она тоже должна была быть готова в любую минуту к отъезду.
— А ты, Маурисиу? Что ты собираешься делать? — спросила она. — Ты будешь продолжать работать в школе, когда я уеду?
— Не уверен, — ответил Маурисиу. — Если в ближайшее время мама согласится на раздел, мне придется заняться своей частью имения, вполне возможно, той, которую оставит Винченцо. Ты сама понимаешь, что я не большой знаток сельского хозяйства, мне придется поднимать его, как поднимают целину.
Беатриса засмеялась.
— Тебе будет помогать Катэрина, уж она в сельском хозяйстве понимает куда больше, чем ты, я и мама, вместе взятые.
— Согласен! Но если мама откажется выделять мою долю, то нам придется уехать в город. Я буду зарабатывать на свою семью адвокатской практикой. Не зря же я столько лет учился в Париже. Я не думаю, что окажусь хуже тех, кто учился в Сан-Паулу.
—  Я уверена, что ты будешь лучше всех! — горячо откликнулась сестра. — От души желаю тебе успеха! Но школы нашей мне очень жаль. Мы работали в ней с такой душой, и дети так хорошо учились. И у тебя были такие чудесные лекции по истории.
—  Может, я буду продолжать заниматься историей, — задумчиво сказал Маурисиу. — Меня она очень заинтересовала. Но не в ущерб моей адвокатской деятельности, разумеется. А школу может продолжить Жулия. Почему бы нет?
—  Мама никогда не позволит ей стать учительницей! Ты же знаешь нашу матушку! — со вздохом отозвалась Беатриса.
—  Если бы мама выделила мне часть капитала, я бы дал Жулии средства на жизнь, и она могла бы заниматься тем, чем хочет. Мне кажется, она просто создана для того, чтобы заниматься педагогической деятельностью, ведь идея школы принадлежит ей.
Маурисиу и Беатриса вздохнули. Чем дальше, тем больше их угнетала несамостоятельность. Будь у них собственные средства, они могли бы сделать очень много хорошего и полезного!
—  Если бы мама выделила мне мою долю приданого, я бы могла открыть школу в нашем новом имении, а Марселло, если бы захотел, мог бы получить более основательное образование. Но я хотела бы все-таки знать, почему наша мама так не любит итальянцев. В ее ненависти есть что-то патологическое...
— Да, мы с тобой не раз говорили об этом, но ее тайны нам не узнать. Такие тайны хранятся до могилы, и могила становится их последним пристанищем, — со вздохом сказал Маурисиу и поднялся.
Беатриса позвала Жулию, которая сидела возле Риты в тенечке, и попросила помочь ей собраться. Жулия охотно встала и пошла с Беатрисой в господский дом.
В отсутствие Франсиски у Жулии наступали каникулы и она даже скучала без привычной работы, сидя по целым дням возле бабушки. Так ей, по крайней мере, казалось, что она сидит возле бабушки. Хотя на самом деле Жулия успевала и постряпать, и прибраться, и Катэрине помочь с ребенком, потому что в доме работы всегда невпроворот. Но главными в эти дни были для нее рассказы бабушки. Каких только историй не хранилось в памяти старой Риты! И сейчас, не¬вольно услышав разговор брата с сестрой, Жулия подумала: «Наверняка моя бабушка знает все тайны этого дома!»
Рита тоже слышала этот разговор. Ее тронула забота молодых господ о ее внучке. Она и сама постоянно думала о Жулии, беспокоясь за ее дальнейшую судьбу.
«При такой хозяйке и замуж не выйдешь, — печалилась она, — будешь вековать в старых девках, исполняя капризы и прихоти вечно недовольной Франсиски!» Подобные случаи были весьма распространены и считались делом обычным среди слуг, но кто пожелает такого родной кровинушке?
Переваливаясь с боку на бок, Рита направилась в господский дом. Давненько она в нем не бывала, и вот потянуло в отсутствие хозяйки. Вошла в гостиную и огляделась. Те же картины и портреты на стенах, те же тяжелые занавеси, легкие гардины.
Рита словно бы вернулась в те дни, когда была в этом доме полновластной хозяйкой. В те дни, когда она была здесь экономкой, а молодой хозяин был влюблен в ее дочку без памяти, но привел в дом молодую жену, уже беременную от другого. Брак этот был совершен по расчету, ее молодому хозяину было обещано немалое приданое, и он его получил... Со временем он привязался к молодой жене, но произошло это не сразу.
Жулия с Маурисиу родились почти одновременно, и хозяин приказал Ритиной дочке, которую звали Каролина, кормить обоих. Так и вышло, что Жулия и Маурисиу, не только сводные брат и сестра, но и молочные. Надо отдать должное покойнику: детей он особо не выделял, к обоим был достаточно равнодушен. Полюбил он Беатрису, она так и осталась его любимицей. Для Беатрисы наняли белую кормилицу.
Когда Франсиска стала дону Марсилиу настоящей женой и у них родилась Беатриса, все порядки в доме переменились. Франсиска, как оказалось, терпеть не могла негритянок и всех постаралась выжить из дома. Каролине, дочке Риты, не осталось места ни в господском доме, ни в господском сердце. Каролину хозяева отправили на дальнюю плантацию, разлучили ее с Жулией, потому что Беатриса очень была привязана к подружке и не захотела с ней расставаться, а на плантации Ритина дочка стала очень сильно болеть. Вскоре и совсем зачахла, оставив Жулию сиротой.
Франсиска понемногу забрала все бразды правления в свои руки. Риту отослали на кухню и никогда больше не звали в господские покои, но Жулия так и выросла с господскими детьми, только они-то все равно стали господами, а она — прислугой.
Хотел Марсилиу устроить судьбу Жулии или не хотел, Рита не знала. Не знала она и другого: ведает или не ведает Франсиска, чья на самом деле дочь Жулия. Иногда Рите казалось, что Франсиска все прекрасно знает. А иногда — что Франсиска может ничего не знать и не догадываться. Знала Рита и про то, какая Франсиска ревнивая, и совсем не хотела привлекать излишнего внимания к своей Жулии.
Тут Рита вспомнила, кого ей напомнил Марселло: он был точь-в-точь похож на того итальянца, с которым нагуляла себе Маурисиу Франсиска...
Все это были дела давно минувших дней. Но они лежали тяжелым грузом на сердце Риты. Она услышала наверху девичьи голоса и стала подниматься вверх по скрипучей лестнице.
Голоса смолкли, и когда она заглянула в спальню Беатрисы, то никого не увидела. Куда подевались проказницы?
— Жулия! — певуче позвала она.
Из-за шкафа высунулись две головы: Жулии и Беатрисы.
— А мы думали, приехала...
— Дона Франсиска, — закончила, улыбнувшись, Рита. — Боитесь ее? Может, и правильно, что боитесь. Давайте-ка я помогу вам собираться, а то скоро ночь на дворе.
— А почему маму надо бояться? — спросила Беатриса.
—  Да это я так, не обращай внимания, — спохватилась Рита и принялась ловко увязывать отобранные Беатрисой вещи.
—  Много я брать не буду, — сказала Беатриса. — Только самое необходимое.
Но и необходимого набралось немало.
— Тащите все это вниз, — распорядилась Рита, — а я не спеша за вами поковыляю.
Жулия подхватила два узла, Беатриса один, и девушки стали спускаться.
— Думаю, что Маурисиу придется тебя отвезти, — сказала Жулия. — Да и смысла нет никакого все тащить на себе, когда есть автомобиль.
— Так и сделаем, — согласилась Беатриса.
Они дотащили узлы до пристройки, Маурисиу отправился в гараж выводить автомобиль, а Беатриса тем временем прощалась с племянником, который уже беззубо улыбался, вызывая безудержные ответные улыбки у окружающих.
Маурисиу подал автомобиль к крыльцу, Жулия уложила в него вещи.
—  Я хотела бы попрощаться и с Ритой тоже, — сказала Беатриса.
— Она все ковыляет, — улыбнулась Жулия.
—  Ну я еще к вам загляну, — пообещала Беатриса.
Она села рядом с братом, и автомобиль тронулся.
Катэрина позвала Жулию помочь ей купать малыша, и женщины с головой ушли в подготовку этого ответственного мероприятия. Жулия грела воду, переливала ее в ванночку, но из головы у нее не выходила зловещая фраза бабушки: «Может, не зря вы ее боитесь». С тех пор как Жулия узнала тайну своего рождения, она потеряла покой — ей все казалось, что Франсиска придумает для нее какую-то страшную казнь, как только узнает, что она — плод греха ее мужа.

Рита между тем вовсе не спешила отправиться вслед за девушками. Много лет она не переступала порог этого дома и теперь не спешила его покинуть. Она знала в нем каждый уголок, каждый закоулок. Сейчас, когда главной хозяйки не было, она решила заглянуть туда, куда наверняка, кроме самой хозяйки, никто и не заглядывал.
Рита спустилась вниз и по коридору прошла в столовую, но не в основную, где завтракали и обедали каждый день, а в ту, где обычно накрывали стол для больших гостей. Аккурат¬но прикрыв за собой дверь, она подошла к столу, наклонилась и открыла под столом люк. Теперь ей нужно было спуститься в подземелье, а это при ее полноте было совсем не просто. С осторожностью она стала спускаться в тайник.
«Интересно, что я там увижу?» — думала она.
Спустилась, зажгла свечу и увидела сложенные одна на другую шкатулки. Она открыла самую большую, и в тусклом пламени свечи маслено замерцали золотые монеты. Рита взяла пригоршню и опустила в карман.
—  Я беру немногое из того, что принадлежало отцу, для его дочки, — пробормотала она. — Я должна позаботиться о будущем Жулии.
Закрыв большую шкатулку, заглянула в шкатулку поменьше, полюбовалась колье, потом диадемой.
—  Да тут сокровищ хватит на всех, а не только на одну дону Франсиску, — снова пробормотала она себе под нос, потушила свечу и выбралась из люка наружу.
Домой она вернулась как раз тогда, когда Жулия решила отправиться ее искать.
—  Не случилось ничего? Я беспокоилась, — заговорила Жулия.
—  Я просто гуляла, — объяснила Рита. — Устала до невозможности.
— Ну так посиди, выпей соку, — с облегчением вздохнув, попросила Жулия.
Когда Рита удобно устроилась в кресле и маленькими глотками выпила стакан апельсинового сока, Жулия спросила:
— А что ты имела в виду, бабушка, когда говорила, что дону Франсиску стоит бояться?
— Ничего, кроме того, что у нее тяжелый характер.
— А с ней что-то произошло или она от природы такая? — продолжала допытываться Жулия, решив наконец узнать правду. Кто знает, когда еще доведется им сидеть вот так рядышком вдвоем?
—  Не знаю, какая она была от природы, — проговорила Рита. — Но жизнь ее не щадила, а потом и она не стала никого щадить.
— А что с ней случилось, бабушка? — Жулия прижалась к старухе. — Расскажи!
— Я как увидела Марселло, так сразу стала думать, кого же он мне напоминает. И знаешь, кого припомнила?
Жулия вопросительно смотрела на Риту.
— Паренька-итальянца, в которого дона Франсиска была влюблена до замужества.
—  Так вот оно что! — удивилась Жулия. — А откуда ты знаешь, в кого она была влюблена?
— Он сюда приходил после ее замужества. Не знаю, чего хотел. Может, поговорить с доной Франсиской или еще чего. В общем, она очень боялась, как бы дон Марсилиу не узнал, что тот итальянец сюда приходит. Она его прогоняла, а он опять приходил. И тогда...
—  Что же тогда случилось? — Жулия замерла. Она чувствовала, что произошло что-то ужасное.
— Отец доны Франсиски убил итальянца, — закончила Рита.
— Боже мой! — испуганно вскрикнула Жулия. — Никому об этом не рассказывай, бабушка! Маурисиу с ума сойдет, если узнает, что его дед...
«Убил его отца», — хотела сказать Рита, но не сказала.
—  Был убийцей, — закончила Жулия.
—  А потом итальянцы убили отца доны Франсиски, — продолжила Рита. — Его нашли мертвым на плантации, и кто это сделал, так и осталось тайной. Убийц не нашли. Но никто в округе не сомневался, что сделали это итальянцы. Впрочем, отца доны Франсиски никто не любил. Желающих с ним расправиться было довольно. Я же тебе рассказывала, как он убил двух беглых негров и повесил их на дереве на всеобщее обозрение?
Вернувшийся Маурисиу, проходя мимо, услышал последнюю фразу и не мог не принять участия в разговоре.
— Неужели ты помнишь времена рабства, Рита? Хорошо, что эти ужасы давно в прошлом! Забудь о них! Стоит ли вспоминать плохое на сон грядущий? Лучше думай о маленьком Марсилиу!
У Жулии отлегло от сердца: к счастью, Маурисиу не понял, о чем они ведут разговор.
— У тебя доброе сердце Маурисиу, — отозвалась Рита. — Я и вправду буду думать о маленьком Марсилиу и засну спокойно. И тебе желаю спокойной ночи!
— Спасибо, Рита! — поблагодарил Маурисиу и тоже вздох¬нул, потому что в последнее время засыпал с трудом. Трудные вопросы не давали ему покоя: что будет с ним и Катэриной? На какие поступки решится Франсиска? Когда и куда уедет с семьей Винченцо?..
На эти и на многие другие вопросы должна была ответить им жизнь...

0

46

КОНЕЦ

0