Передо мной книга..в ней 34 главы.

Глава 25

Витор заметил Самюэля, выходящего из офиса. Он даже поздоровался с ним. Больше того, на днях Витор видел свою матушку в роще. Она гуляла там вместе с отцом Асусены. Их взаимное расположение, если не сказать больше, не оставляло никаких сомнений. Да и в глазах у донны Летисии в последнее время появился какой то особый блеск. Она стала очень живой, подвижной и до крайности полюбила благотворительную деятельность: открыла ясли, затем детский садик. В общем, Витору не нужно было ничего объяснять, все было для него и так ясно. А когда он узнал, что Самюэль принес для сеньоры Веласкес записку, то взялся сам передать ее матушке. И не счел для себя зазорным ознакомиться с ее содержанием:
«Донна Летисия, – гласила записка, – к несчастью, нашу встречу придется отложить. Очень жаль, но я не смог сделать то, что обещал. Завтра мы уходим в море, а когда вернемся, я найду вас, чтобы объяснить все лично. Так или иначе, знайте, что наша договоренность остается в силе и планы не меняются».
Витор хмыкнул. Разумеется, никаких записок матери он передавать не собирался. Зато вечером сказал Аманде, которая после встречи с Лилианой пребывала в расстроенных чувствах:
– Не вешай носа, сестричка! И берись за Франсуа покруче. Наша матушка, похоже, уже пристроилась!
Аманда не поняла, что имел в виду Витор, говоря о Летисии, но советам брата она привыкла доверять и поэтому решила все таки навестить Франсуа, тем более что в прошлый раз она его не застала. А еще дедушка улетел в Рио, дом без него как то опустел, и Аманда чувствовала себя совершенно свободной.

* * *

В Рио де Жанейро улетел не только Гаспар Веласкес, с ним улетел и Франшику, к которому он испытывал какую то инстинктивную, непреодолимую симпатию, а вместе с Франшику и Лилиана.
Проводив Лилиану с Франшику, Франсуа вздохнул с облегчением. Наконец то! Наконец то он сам себе хозяин! Наконец то настало долгожданное одиночество и возможность как следует поработать.
Франсуа радостно потирал руки, готовясь приняться за дело. И вот тут то появилась Аманда, она излучала сияние, а Франсуа разом потускнел.
– Наш шофер мне сказал, дорогой, что уехали и Франшику, и твоя гостья, и я подумала, что тебе, наверное, ужасно одиноко.
– Аманда, – с отчаянием простонал Франсуа, и выражение его лица было куда красноречивее слов.
– Ясно! Я не вовремя! – сообразила Аманда, и ее хорошенькое личико омрачилось. – Ты хочешь, чтобы я ушла?
– Хочу! – с облегчением воскликнул Франсуа. Но Аманда не собиралась сдаваться так легко,
Витор же сказал: берись покруче.
– Не успела я прийти, как ты выкидываешь меня на улицу, будто собачонку! Мне кажется это неприличным!
Аманда подошла к Франсуа близко близко и заглянула в глаза, пытаясь вызвать сочувствие.
– Хватит, Аманда! – с тяжким вздохом сказал Франсуа. – Не надо меня соблазнять! Ни тебе, ни мне это не нужно! Ты же взрослая, должна наконец понять!
В голосе Франсуа было столько неподдельной усталости, что Аманда впервые ему посочувствовала. В конце концов, она же и вправду хорошо к нему относилась, она же не хотела его огорчать…
– Знаешь, я пришла, чтобы с тобой помириться. Сказать, что не буду больше к тебе приставать. Я вела себя страшно глупо и поняла это. Я знаю, тебе нравится моя мать…
– С чего это ты взяла? – Франсуа вовсе не собирался откровенничать с Амандой, он терпеть не мог вторжения в свою личную жизнь.
– Да успокойся, Франсуа! Я все знаю и поняла, что если все у вас пойдет на лад, то ты станешь моим отчимом. И поэтому мы не должны ссориться. Разве я не права? – Аманда вопросительно смотрела на Франсуа.
На этот раз слова и поведение Аманды были вполне разумны, и Франсуа охотно согласился с ней. Другое дело, что он уже сильно сомневался, получится ли у них что то с Летисией, и дело было не в каких то внешних неурядицах. Дело было в притяжении. Если есть притяжение, то неурядицы преодолеваются, если его нет, каждая вырастает размером в гору. Для Летисии все препятствия были непреодолимыми, она все время убегала от него, и не надо закрывать на это глаза. Но несмотря на это, благоразумие Аманды его очень порадовало, и он спешил закрепить ее на новой позиции.
– Конечно, права! Мы с тобой друзья, и в знак нашей дружбы я попрошу тебя об одном одолжении.
– Для тебя – все что угодно! – пылко ответила Аманда.
– Мне нужно побыть одному, сосредоточиться. Не обижайся, пожалуйста, но живопись требует уединения и концентрации. Договорились?
– Ухожу! Считай, что меня уже нет! Аманда кивнула и направилась к калитке, а
Франсуа к себе в мастерскую.
Несмотря на утреннее вторжение, которое все таки кончилось его победой, ему прекрасно работалось. И он писал, писал с жадностью сочными, густыми мазками. Писал почти до полудня, до тех пор, пока не почувствовал, что сейчас умрет от голода. Франсуа спустился вниз и отправился на кухню поискать чего нибудь съестного. На кухне он с большим изумлением обнаружил Аманду с целой горой аппетитнейших бутербродов и кипящим на плите кофе.
Вот это был сюрприз, и, надо признаться, приятный сюрприз.
– Искусство перед тобой в долгу! – провозгласил Франсуа, жадно принимаясь за бутерброды. – Ты спасла меня от голодной смерти, и я тебя прощаю!
– Значит, я правда не мешала? – глаза Аманды сияли, она впервые видела веселого, благожелательного Франсуа, и ей показалось, что дружба может быть куда лучше любви.
– Ты мне помогла! – чистосердечно одобрил Аманду Франсуа.
– Вот видишь, значит, и я могу быть полезной. Я могу, например, готовить тебе вкусную еду. А если буду сидеть тихо, как мышка, то, может, ты не будешь возражать против моего присутствия?..
Франсуа тут же насторожился, но сытный завтрак прибавил ему благодушия, и он кивнул:
– Может быть, и не буду.
Аманда тут же полетела в мастерскую и пришла в бешеный восторг.
– Послушай! А почему бы тебе не устроить выставку? – спросила она. – У тебя же потрясающие работы!
– Я и собираюсь со временем, но мне нужно написать еще не одну картину, чтобы было что выставлять. И организация выставки займет немало времени… – Мысль об организационных хлопотах угнетала Франсуа, ни один художник не любит подобных хлопот.
– Решено! – воскликнула Аманда с воодушевлением. – Я организую тебе выставку! А ты будешь писать. Обещаю употребить для этого все влияние семьи Веласкесов. Выставка будет великолепной! Вот увидишь!
Аманда уже загорелась. Открывшееся перед ней поле деятельности очень радовало эту энергичную натуру. Франсуа с улыбкой смотрел на нее. Такая Аманда нравилась ему куда больше. Произошло самое важное. Аманда переключилась.
– Ну что ж, – решительно сказала она и встала, – ты поел, уже передохнул, иди работать! Нельзя терять ни минуты! А я немедленно переговорю кое с кем! Пока, Франсуа!
Франсуа с улыбкой смотрел ей вслед. Да, такая Аманда нравилась ему куда больше.

* * *

Аманда знала, с кем ей посоветоваться насчет выставки. С сеньорой Изабел Бонфинь! Вот уж кто обожал чаи, выставки и все такое прочее, кто собаку съел на благотворительности, кто организовывал всегда и все, кто знал, как за это взяться!
Как только Аманда рассказала Изабел о своих планах, та затрепетала от восторга.
– Нет, не выставка – вернисаж! Мы с тобой будем готовить вернисаж, – поправила она Аманду, – это так изысканно, так по французски!
А в голове у нее уже мелькали газетные сообщения: «Вернисаж, устроенный известной дамой местного общества Изабел Бонфинь и дочерью Летисии Веласкес Амандой, потряс всю Форталезу!»
– Ах, дорогая Аманда, мне прямо не терпится поскорее приняться за дело!
Аманда поняла, что не ошиблась: дело, похоже, находилось в надежных руках, и Франсуа была обеспечена не только выставка, но и, возможно, успех.
– Только знаешь, Аманда, дамам, для того чтобы собраться на вернисаж, – вдруг задумчиво проговорила Изабел, – нужен какой нибудь благородный повод. Например, помощь голодающим детишкам или что нибудь еще в этом же роде.
– А просто прийти и посмотреть картины они не могут? – не без тайной иронии спросила Аманда.
– Могут, – ответила Изабел, – но художник тогда должен быть очень известный, заслуженный…
– Франсуа из богатой семьи и известный архитектор, много лет провел в Европе и необыкновенно хорош собой…
– Да да, припоминаю. Он ведь, кажется, играл в футбол? Да он просто красавец! – воспламенилась Изабел. – Думаю, моим дамам этого будет вполне достаточно!
– Вот и прекрасно, – одобрила энтузиазм Изабел Аманда, – за неимением нуждающихся детишек мы сможем предложить кое что нуждающимся дамам.
Изабел не оценила ее иронии.
– Я прямо сейчас и начну всех обзванивать, воспользуюсь своими связями, – торопливо начала Изабел и снова приостановилась. – Но знаешь, Аманда, для начала мне нужно повидать самого художника. Я должна поговорить с ним.
– Конечно, Изабел, не волнуйтесь! Я завтра же отведу вас к нему в мастерскую.
– А правда в нем два метра роста? – не могла успокоиться темпераментная Изабел.
– Правда, Изабел, даже больше, – совершенно серьезно, но умирая про себя от смеха, отвечала Аманда, – и ручищи у него огромные, и ножищи тоже. Он вам понравится, вот увидите!
– Жду не дождусь! – простонала Изабел.

* * *

Если стрелка на компасе судьбы Франсуа повернула к успеху, то, похоже, и Гаспара пока не оставила удача.
Франшику пришел в восхищение, когда увидел дом Гаспара в Рио, он не ожидал, что они будут жить в таком роскошном и удобном особняке. Он радовался не столько за себя, сколько за принцессу Лилиану, которой предоставили поистине королевские условия. А раз у Франшику такие друзья, то оценит она по достоинству и его, Франшику.
Гаспар с симпатией отнесся к Лилиане. Он ничего не имел против того, чтобы Франшику возил с собой эту красавицу и заботился о ней. Но сам он думал только об Эстеле.
По приезде Гаспар тут же позвонил своему другу Луису Фелипе и договорился с ним о встрече. Еще при разговоре из Форталезы Луис Фелипе пообещал взять и проверить всю деловую документацию, которую привезет с собой Гаспар.
– Ты что, боишься потерять свою верфь? – спросил по телефону Луис Фелипе.
– Хуже! Мне кажется, я уже ее потерял, – честно признался Гаспар.
Надо отдать ему должное, держался он отменно, если все это время думал, что разорен.
– Успокойся, – сказал Луис Фелипе, – Бонфинь уже передал мне все документы. Твой внук не промах, и метит он далеко. Дело он затеял стоящее, но заключение от нашей организации я представлю тебе завтра.
Камень свалился с души Гаспара. Теперь он мог заниматься только вторым вопросом, который, как это ни странно, оставался для Гаспара первостепенным, – Эстелой Маркес.
Луис Фелипе, приехав к ним, все время поглядывал на Лилиану – она явно поразила его воображение. Однако речь шла о делах, и Луис Фелипе пообещал помочь и с Эстелой. У него был небольшой островок, и он предложил устроить там что то вроде фестиваля искусств, а дальше все уже в руках Гаспара…
Гаспар похлопал старого друга по плечу, ему было на кого положиться в жизни! И тут же обратился к Франшику:
– Значит, ты опять появишься перед Эстелой в качестве импресарио, подпишешь с ней контракт, потом с музыкантами – словом, сделаешь все, чтобы обеспечить успех фестивалю!
Довольный Франшику поднял бокал за успех. В успешном завершении дела с Эстелой он очень надеялся на помощь Лилианы. Лилиана должна была с ней подружиться и уговорить принять участие в таком несколько загадочном мероприятии.
Франшику позвонил Эстеле на следующее же утро.
– Ты еще не забыла своего импресарио, суперзвезда? Это я, Франшику, – бодро поприветствовал он ее. – У меня к тебе снова деловое предложение, еще лучше предыдущего, которое сулит тебе немало выгод в будущем. Выступление в узком кругу, для элитной публики. К тебе подъедет мой секретарь, ты ее помнишь, это Лилиана. Она привезет контракт, ты ознакомишься с условиями и подпишешь. Идет? Поблагодари соседку, которая позвала тебя к телефону. Очень скоро у тебя будет собственная вилла на берегу моря и квартира в Париже. Нет нет, я не валяю дурака, а говорю чистую правду. Верь только мне, своему преданному Франшику. Ну пока, обнимаю! Целую!
– Поезжай, Лилиана, отвези Эстеле контракт. Пригласи в ресторан, посидите, поговорите.
– Честно говоря, Франшику, я совсем не уверена в успехе, – высказала свои сомнения Лилиана. – Эстела наверняка заподозрит неладное, когда обнаружит, что в этом фестивале всего навсего один участник. К тому же остров… Я бы на ее месте ни за что не согласилась!
– Лилиана права, – сумрачно сказал Гаспар, – Эстела – настоящий профессионал, она не пойдет ни на какое сомнительное предложение.
– А кто сказал, что она будет единственной участницей? – возмутился Франшику. – Дело ведь в руках Франшику, единственного и неповторимого! Мы и там устроим супершоу, и звездой его будет Эстела Маркес! Ты распиши Эстеле все как следует, – попросил он Лилиану, – поезжай, а я пока подготовлю почву. Как только Эстела подпишет контракт, я займусь остальными выступающими.
Лилиана взяла бумаги и пошла к машине. Мужчины остались ждать ее.

* * *

Удача светила всем, обходила она одну только Летисию. Летисия ранним утром была уже на условленном с Рамиру месте. Машину она оставила у дороги и шла, наслаждаясь сияющим блеском утра. Сердце у нее замирало, сжималось. В ушах звучали слова Рамиру: «Встречи тайком для детей Летисия, а мы с тобой люди взрослые. Мы имеем право жить вместе, если этого хотим. Я не позволю больше судьбе разлучить нас. Я не забыл страсти которой горел к тебе. Такого больше со мной ни когда не было…»
Летисия подошла к берегу. Сквозь деревья синело подернутое туманной дымкой море. И в эту туманную даль уплывали рыбацкие лодки. Уплывали все дальше и дальше. Не оставив на берегу никого, ни одного мужчины. И тогда в ушах Летисии опять зазвучал голос Рамиру, но говорил он уже другое: «Я не имею права обманывать Серену. Не имею права подавать ей надежду. Я поклялся, что не буду жить одновременно и с ней, и с тобой. И не могу нарушить клятвы. Я хочу, чтобы все было честно…»
Кто придумал, что молния не бьет дважды в одно и то же место? Кто сказал это?! Она ударила дважды. Дважды ударила молния в Летисию.
Но Летисия не сразу поняла, не сразу поверила в это. Долго долго бродила она по дюнам. Она всматривалась в море и ждала: может, одна из лодок повернет к берегу? Может, Рамиру приплывет к ней?
Но нет. Рамиру предпочел бегство. Честный Рамиру молча исчез в туманном морском просторе, затерялся в нем, растворился. Ему не хватило смелости признаться Летисии, что никогда не уйдет он от Серены, ни сейчас, ни завтра, ни в будущем!..
Когда Летисия поняла это, она не заплакала, не забилась в истерике. Не заторопилась она и в город, к себе в офис. Она стала приживаться к этой новой правде, долго сидела на песке и смотрела, как набегают одна за другой волны, белые пенные волны на белый раскаленный песок. Теперь все подернулось дымкой зноя, и Летисии стало казаться, будто находится она в пустыне и море – это мираж. Да что море! Вся ее жизнь была миражем. Она берегла, лелеяла свой мираж любви. Вглядывалась в него, не могла оторвать глаз, и он заслонил от нее действительность. Но сегодня она узнала, что это был только мираж и что видела его она одна…
Во что бы то ни стало она должна была стряхнуть с себя наваждение миражей. Стряхнуть будто тяжелый ночной кошмар. Проснуться и вернуться к реальности. Путь к реальности был один – работа! Летисия не будет жаловаться, не будет жалеть себя, не будет себя осуждать! Все это она делала уже тысячу раз, и ей становилось только хуже и хуже. Теперь она засучит рукава и возьмется за работу. Всерьез, по настоящему, не боясь испачкать рук! Она даже рада будет, если руки испачкаются, это будет значить, что они прикоснулись к чему то реальному, настоящему…
Летисия не обманывала себя. Она знала: ей снова предстоит долгая борьба, прежде чем она вспомнит, что такое покой и радость. В этот миг она опять потеряла все, что так мучительно наживала долгие предолгие годы. Но они не прошли бесследно, на этот раз она приняла свое одиночество. И захотела обрести радость вопреки ему.

* * *

Впервые Серена улыбалась, провожая Рамиру в море. И теперь, когда рыбаки ушли, ей было легче, потому что она думала: Рамиру помнит меня улыбающейся, только улыбающейся!
В этот раз она готовила их разлуку, будто свадебный пир. Сколько лакомств приготовила она мужчинам в дорогу! Как ублажала мужа перед уходом в море! Каждая секунда, каждый миг были согреты ее лаской, ее заботой. И в море Рамиру будет чувствовать Серену все время рядом, но не находя, тосковать о ней.
На прощание Серена протянула ему цветок.
– Ты положишь цветок в книгу, – сказала она, – цветок высохнет, и ты поймешь, что пора возвращаться. Я буду ждать тебя и скучать. И когда ты вернешься, то найдешь свою Серену дома, и с ней обретешь покой после тяжкого морского труда.
Много лет они прожили вместе, но для Серены муж по прежнему оставался возлюбленным, о котором тоскуют ночами, которого ждут, кусая подушку, и в объятиях которого уносятся в небеса.
Вся жизнь для Серены была в Рамиру, поэтому она так и баловала его, так угождала ему, так помогала. А как же могло быть иначе? Ее муж должен был быть счастлив, и тогда будет счастливой Серена. Она чувствовала: все это время с Рамиру творилось что то неладное, но старалась заслониться от своих предчувствий заботами и хлопотами. Серена старалась только радовать мужа, только радовать, радовать, и вот теперь, когда он ушел в море, у нее впервые в жизни было такое чувство, будто в разлуке они стали ближе, чем на берегу, и тяжесть, которая давила ей на сердце все эти дни, ушла.

Глава 27

Асусена не пришла в школу, и Далила, заподозрив неладное, сразу же после занятий отправилась к подруге домой. Там, однако, выяснилось, что Асусена заперлась у себя в комнате, никого не желая видеть – ни мать, ни Далилу. Подозрения последней еще более усилились, и она приложила немало сил и изобретательности, чтобы все таки проникнуть в комнату Асусены.
– Я знаю, это из за Витора, – сказала Далила, пристально глядя в глаза подруге. – Что у тебя с ним произошло? Не мучайся, откройся мне, а я никому не скажу, клянусь!
– И я ничего никому не скажу, – тихо молвила Асусена, и предательские слезы сверкнули на ее глазах.
Далила больше не стала приставать к ней с расспросами: и так все было ясно. Встревоженной, растерянной Серене она сказала, что Асусена приболела и сейчас лучше всего оставить ее в покое.
А спустя час решительно настроенная Далила уже беседовала с Витором в его офисе:
– Что ты сделал с Асусеной? Признавайся!
– Ничего такого, что бы ей не понравилось, – с откровенным цинизмом ответил тот.
– Какая же ты мразь! – не сдержалась Далила.
– А что, собственно, произошло? Асусена – такая же, как и все остальные, – продолжал он в том же тоне. – Вы ведь всегда, встречаясь с мужчинами, хотите от них этого, только строите из себя невинность. Я, во всяком случае, ни к чему Асусену не принуждал.
– Подлец!
– Ух, какой темперамент! – ядовито усмехнувшись, Витор схватил Далилу за руку. – Ты ведь тоже времени зря не теряешь с братцем Асусены, не так ли?
– Я догадывалась, что у тебя подлая душонка, но даже и предположить не могла насколько. Имей в виду, отец Асусены и Кассиану с тобой поквитаются!
– Меня этим не испугаешь, – сказал ей Витор. – Так и передай своему дружку. А сама больше никогда не появляйся в моем офисе.
Возвращаться домой в таком состоянии Далила не могла – боялась, что ее гнев и возмущение Витором случайно выплеснутся в присутствии матери, а та расскажет обо всем донне Серене. Чтобы немного успокоиться и обдумать предстоящий разговор с Асусеной, Далила решила заехать к Питайте.
– Ты обещала позаниматься со мной математикой, – сказала она ей.
– Да, конечно. У меня как раз сейчас есть свободное время, – приветливо ответила Питанга.
Старик Бом Кливер при этом недовольно хмыкнул, а когда девушки отправились заниматься, прямо сказал Мануэле, что она не должна поощрять дружбу дочери с Далилой.
– Но что же мне делать, папа? – раздраженно произнесла Мануэла. – Ведь они учатся в одной школе! Не могу же я запретить им встречаться.
– Вот это меня и беспокоит, – проворчал Бом Кливер. – Твоя дочь и дочь Самюэля! Из их дружбы не может выйти ничего хорошего.
Этот неприятный для обоих разговор происходил в баре, а в соседней комнате Питанга безуспешно пыталась втолковать подруге премудрости математики.
– Ты не слушаешь меня, – сказала она, наконец заметив, что внимание Далилы сосредоточено на чем то совсем ином, далеком от тригонометрических функций и уравнении.
– Прости, я и в самом деле думаю сейчас только об Асусене, – призналась Дал ила, а затем, не удержавшись, рассказала и о своем визите к Витору.
– Ты думаешь, у них было… все?.. – уточнила Питанга.
– Я не думаю, а знаю! – гневно заявила Далила.
– Тебе сказала это сама Асусена?
– Она со вчерашнего дня не проронила ни слова. Но я видела глаза Витора. Он – подонок! И сделал это из ненависти к Асусене.
– Боже мой! За что же можно ненавидеть Асусену? – изумилась Питанга. – Она такая доброжелательная…
– Не знаю за что, – вздохнула Далила. – Но этот негодяй, говоря о ней, просто клокотал от ненависти. Жаль, что Кассиану и дон Рамиру недавно ушли в море, а то бы Витору непоздоровилось!
– Твой отец тоже ушел вместе с ними? – спросила Питанга. – Наверное, ты скучаешь по нему?
– Да, конечно. Хотя я уже и привыкла, что его подолгу не бывает дома, но к концу плавания всегда не могу дождаться, когда он вернется.
– Счастливая! – невольно вырвалось у Питанга. – А я никогда не видела своего отца. Он умер еще до моего рождения, и я знаю только, что мой отец был человеком особенным и они с мамой очень любили друг друга.
– А у тебя есть его фотография?
– Когда я была совсем маленькой, мама показывала мне его карточку, но потом спрятала куда то и всегда плакала, если я просила показать ее вновь. Наверное, маме тяжело об этом вспоминать, поэтому я перестала мучить ее своими просьбами.
– Как все сложно, – задумчиво произнесла Далила. – В детстве мне казалось, что все люди, которых я знаю, счастливы. А теперь вижу, что у каждого есть своя скрытая печаль.
– И у тебя тоже?
– Нет, лично у меня пока все хорошо. Но я не могу быть равнодушной к тому, что рассказала мне ты, к тому, что произошло с Асусеной.
– Не расстраивайся. У меня есть мама и дедушка, у Асусены – родители и брат. Мы не одиноки!
– Знаешь, Питанга, я сейчас вдруг поняла, что не имею права открыть тайну Асусены ни Кассиану, ни дону Рамиру, – пришла к заключению Далила. – И ты тоже никому не рассказывай, ладно?
– Можешь быть спокойна.
– А к Асусене я все таки пойду и скажу, что была у Витора. Пусть она знает, каков ее возлюбленный на самом деле. Может, не будет так страдать по нему.

* * *

Асусена и на сей раз не хотела открывать дверь Далиле, но, услышав, что та была у Витора, не устояла, впустила подругу и, как оказалось, даже была рада возможности выговориться, излить свою боль.
– Он действительно ни к чему не принуждал меня. Я сама так захотела, – сказала она с печалью в голосе.
– Но тогда я не понимаю твоего отчаяния, – высказала недоумение Далила.
– Это сложно объяснить… В общем, все произошло не так, как я себе представляла. Витор был нежен, целовал меня с такой любовью, что я почувствовала себя словно на небесах… Но внезапно все переменилось. Я смотрела на него и не узнавала. Мне вдруг показалось, будто я лежу не на облаках, а на камнях… Лицо Витора стало тоже каким то каменным. И вокруг было темно, как в страшной пещере… Волны разбивались о берег, и ветер свистел…
Далила слушала подругу, не перебивая, затаив дыхание, а та продолжала:
– Витор не улыбался, как прежде, не говорил красивых слов и вообще молчал. Но по его лицу я поняла, что он просто воспользовался моей любовью и теперь решил от меня освободиться. Его словно подменили, Далила!
– Подменили? Как бы не так! Он всегда был негодяем, только умело скрывал это поначалу.
– Нет, он вовсе не чудовище, как ты думаешь, – горячо запротестовала Асусена. – Витор очень несчастен. Не знаю почему, но он глубоко несчастен!
– Ты неисправима, Асусена, – укоризненно произнесла Далила. – После всего, что случилось, ты способна его защищать?
– Да. Я люблю Витора и надеюсь, что когда нибудь он ко мне вернется.
– Ну тогда я не знаю, как тебе помочь. Разбирайся сама со своим Витором. Кассиану я ничего не скажу – не хочу, чтобы он оказался за решеткой из за твоего негодяя.

* * *

Проводив Далилу, Питанга заглянула к деду, собираясь расспросить его об отце, но Бом Кливер увлеченно рассказывал Адреалине о приключениях морских цыган, а та усердно записывала его откровения в тетрадку. Не желая им мешать, Питанга повернула в бар и молча стала мыть посуду.
– Ты чем то расстроена, дочка? – спросила Мануэла.
– Нет, с чего ты взяла?
– Я же вижу – ты грустная какая то. Это тебя Далила расстроила? Что она тебе наговорила?
– Далила тут ни при чем, мама. Просто я почему то вспомнила об отце. Ты давно не показывала мне его фотокарточку. Покажи сегодня, ладно?
– У меня ее нет… Не знаю, куда она подевалась, – растерявшись, стала бормотать Мануэла. – Но я поищу ее…
– Мамочка, прости меня, я сделала тебе больно, – обняла ее Питанга. – Но прошло уже столько лет, я выросла. Неужели твоя боль и со временем не сгладилась?
– Нет, к сожалению. Мы с твоим отцом очень любили друг друга и должны были пожениться. Но я уехала далеко далеко… А потом пришло известие, что он погиб, – Мануэла смахнула набежавшую слезу.
– И он не узнал, что я родилась?
– Не узнал… Я и сама тогда не умерла только потому, что ждала тебя… Так что ты спасла мне жизнь, дочка, – Мануэла через силу улыбнулась и„взяв себя в руки, продолжала вполне обыденным тоном: – Иди заниматься. Завтра ведь у тебя контрольная.
– Хорошо, мама, – неохотно согласилась Питанга. – Но ты все же поищи папино фото. Ты мне обещала.
Вечером Мануэла рассказала о просьбе дочери Кливеру, надеясь получить от него какой нибудь дельный совет, но тот опять стал ворчать:
– Наверняка тут не обошлось без Далилы. Питанга ведь давно уже не заводила разговор об отце.
– Но сейчас завела. Что мне теперь делать?
– Не знаю. Может, наконец, наберешься храбрости и скажешь ей правду? Питанга уже не ребенок. Когда нибудь она узнает об отце от кого нибудь другого и не простит тебе твоей лжи. Не лучше ли, если ты сама ей все расскажешь?
– Нет! Нет! – испуганно воскликнула Мануэла. – На это я никогда не пойду.
На следующий день Асусена очень порадовала мать, решив отправиться в школу, несмотря на недомогание.
– Вот молодец, – приговаривала Серена, подавая завтрак дочери. – В школе у тебя и болезнь пройдет быстрее.
– Да, я надеюсь, – глухо отвечала Асусена.
Счастливая мать не догадывалась, что дочь собиралась вовсе не в школу, а в офис к Витору. После вчерашнего разговора с Далилой ей нестерпимо захотелось заглянуть в глаза Витору и самой услышать, почему он больше не приходит. Ни в коей мере не подозревая Далилу во лжи, Асусена в то же время была уверена, что та неверно поняла слова Витора – пусть даже и откровенно грубые. «Он чем то обижен, оскорблен, – рассуждала Асусена по дороге в офис, – и его грубость – всего лишь самозащита. Надо прямо спросить, что его мучает, и помочь ему стать прежним – ласковым и нежным Витором».
Однако на деле все обернулось совсем не так, как представлялось Асусене. Едва увидев ее в приемной своего кабинета, Витор пришел в бешенство.
– Что тебе нужно? Кто позволил тебе появляться у меня на работе? Уходи отсюда немедленно!
– Я хотела только взглянуть на тебя, – пролепетала обескураженная Асусена. – Мне больше ничего не надо. Ты так давно не приходил…
– Ах вот в чем дело! – еще больше разгневался Витор. – Тебе хотелось бы, чтобы я был твоим верным псом! Сидел бы возле тебя на привязи и облизывал твоих родителей!
– Витор, опомнись, что ты говоришь? – в отчаянии воскликнула Асусена, но он продолжал, не слыша ее:
– Ну конечно, по твоему, я должен вечно благодарить тебя за то, что ты отдала мне самое ценное, что у тебя было! Но разве я тебя к чему нибудь принуждал? И разве твоя драгоценная мамочка не объяснила тебе, как девушке следует вести себя с мужчинами? Чего же ты теперь от меня хочешь?
– Ничего. Ничего, Витор, – едва сдерживая слезы, молвила Асусена. – Только хотела сказать, что люблю тебя.
От этих слов он на какое то мгновение растерялся, сник, но его замешательство продолжалось недолго. Словно испугавшись, что Асусена может увидеть его слабым и сомневающимся, Витор отвернулся и бросил жестко:
– Ну вот, сказала – и уходи. Надеюсь, я тебя больше никогда здесь не увижу.

* * *

Несколько дней Асусена пролежала в жару, и Далила вызвалась привезти к ней Оливию, которая работала теперь заведующей клиники на верфи и рыбозаводе, принадлежащих Веласкесам. Осмотрев Асусену, Оливия затруднилась поставить диагноз, она не могла понять причины повышенной температуры.
– Может, с тобой случилось что нибудь такое, о чем ты не хочешь никому рассказывать? – спросила она Асусену. – Я врач. Все, что ты мне скажешь, останется между нами. Просто я хочу понять, что послужило толчком для твоей болезни. Далила говорила, будто ты расстроилась из за того, что тебя бросил парень. Это правда?
Асусена упорно молчала, и Оливия вынуждена была уйти, прописав ей жаропонижающее и взяв кровь на анализ. Серене она объяснила, что у Асусены, вероятнее всего, какое то эмоциональное расстройство.
– Но неужели температура может повышаться от обиды и огорчения? – не поверила ей Серена.
– Может. Во всяком случае, я не вижу другой причины. Сердце, легкие, желудок – в норме. И даже горло не покраснело. Похоже, что это результат сильного нервного потрясения.
– Стало быть болезнь любви, – тихо молвила Серена.
– Да, так бывает, – подтвердила ее диагноз Оливия. – Особенно если эта любовь – юношеская, первая.
Встретившись в офисе с Витором, она сочла необходимым рассказать ему о болезни Асусены.
– Сейчас только ты можешь ее излечить. Поезжай туда, поговори с ней спокойно.
– Еще одна защитница? – возмутился Витор. – Да знаешь ли ты, о чем просишь меня? Появиться в доме Асусены, встретиться с ее сумасшедшими родителями, с ее бешеным братцем? Нет! В свое время я умолял их разрешить мне встречаться с Асусеной. Не скрою, она мне очень нравилась. Но ее родственники отнеслись ко мне как к какому то негодяю и бандиту. Мой дед вступился за меня, пытался втолковать им, что я не собираюсь обижать Асусену. Оказалось – только зря перед ними унижался. Кассиану попросту избил меня… Нет, Оливия, лучше мне там не появляться, не давать надежду Асусене. Сейчас ей тяжело, но со временем она успокоится, забудет меня и полюбит кого нибудь другого.
– Прости, Витор, я не знала всех этих обстоятельств…
– Не стоит извиняться. Я думаю, ни один нормальный человек не мог бы предположить того, что устроили родители Асусены. Поэтому пусть они сами расхлебывают кашу, которую заварили.

Глава 29

Несмотря на болезнь Асусены, доставлявшую Серене немалое беспокойство, она не забывала думать о возвращении мужа и готовилась к встрече с ним, как к празднику. Для этого она специально заказала местной мастерице новую кружевную скатерть, предусмотрительно запаслась продуктами, из которых можно было бы приготовить роскошный обед, а также подкрасила предательски седеющие волосы.
Между тем рыбаки, проведшие в море уже несколько недель, тоже все чаще заводили разговоры о доме, о детях и, разумеется, о любимых женщинах. Наблюдая за мрачным, замкнувшимся Рамиру, Самюэль рискнул нарушить его уединение.
– О чем ты все думаешь? Никак не решишься бросить Серену?
– Бросить? Выбирай выражения, Самюэль, – рассердился Рамиру.
– Ну не бросить, так развестись, какая разница. Смысл то не меняется.
– Да, ты прав, – грустно согласился Рамиру. – Я мучаюсь из за Летисии. Боюсь, мне все равно не удастся устоять и я в конце концов предам жену, хотя Серена этого не заслужила. Так не лучше ли сказать ей всю правду?
– Возможно, это будет лучше для тебя и для Летисии. А для Серены? Выдержит ли она такой жестокий удар?
– Пойми, я не хочу обманывать Серену. Не смогу! – твердо произнес Рамиру. – Так что рано или поздно мне придется поговорить с ней открыто.
– Я вижу, ты уже все решил, – с горечью констатировал Самюэль.
– Давай сперва доберемся до берега. Ладно? – раздраженно отмахнулся от него Рамиру.

* * *

– Хоть бы твой отец поскорей вернулся, – повторяла Серена, уговаривая дочь поесть или хотя бы принять лекарства. – Может, он сумеет объяснить тебе, что нельзя так убиваться из за какого то подонка.
Асусена упорно молчала и лишь отрицательно покачивала головой, отказываясь от еды и лекарств.
– Боже мой! Что же ты со мной делаешь, Асусена! – в отчаянии воскликнула мать. – Иногда мне кажется, что ты сознательно решила довести себя до смерти. Ведь так? Ответь, не молчи! Ты хочешь умереть?
В ответ Асусена зажмуривала глаза и отворачивалась к стенке.
Видеть это изо дня в день Серене было не по силам, и однажды она, попросив Эстер присмотреть за Асусеной, отправилась к Витору.
– Мне надо поговорить с твоим сыном наедине, – сказала она, увидев в офисе Летисию.
Та попыталась возразить, не захотела выходить из комнаты, но Витор поддержал просьбу Серены, заявив, что не боится этой женщины.
– Оставь нас, Летисия, пожалуйста, – более мягким тоном произнесла Серена. – Кто знает, может, он мне скажет что нибудь такое, о чем промолчит в твоем присутствии.
Однако она ошиблась: ничего, ранее не известного ей, Витор не сказал. Асусена болеет? Значит, надо вызвать врача – возможно, у нее грипп или пневмония. Страдает из за разрыва с ним? Что ж, любовь не всегда приносит радость.
Серена прервала его, обвинив в цинизме, на что последовал не менее резкий ответ:
– Я не обижал Асусену, как вы предполагаете. А почему порвал с ней, это вам, донна Серена, объяснять не нужно, вы и сами знаете причину. Пошел навстречу вашим настоятельным требованиям, только и всего. Так что все претензии можете предъявить себе.
– Ладно, я приму к сведению, что ты не обижал Асусену и что между вами все кончено, – сказала Серена, уходя.
Встретив в коридоре Летисию, она произнесла угрожающе:
– Ты умеешь молиться, Летисия Веласкес? Так вот, молись, чтобы моя дочь поправилась!
Летисия бросилась в кабинет сына, требуя честно признаться, что он сделал с дочерью Серены.
– Да ничего я с ней не сделал! – с досадой ответил Витор. – Просто у них там вся деревня сумасшедшая, их всех пора одеть в смирительные рубашки. Я раскаиваюсь только в том, что не прислушался вовремя к твоему совету. Ты была права: нам всем надо держаться подальше от людей Рамиру Соареса. Разумеется, в эмоциональном плане. Что же касается их рыбы, то я вовсе не прочь покупать ее. Скоро они придут ко мне, чтобы продать свою рыбу, и тогда – несмотря на их гордость и пресловутый кодекс чести – будут вынуждены кормиться из моих рук!

* * *

Далила, скучавшая и по отцу, и по Кассиану, все чаще выходила на берег, пристально вглядываясь в морскую даль: а вдруг там покажется долгожданное рыбацкое суденышко! Но море равнодушно катило свои волны, от них постепенно начинало рябить в глазах, и погрустневшая Далила вновь обращала свой взгляд на поселок, где все казалось ей унылым и серым. Прежде, когда у нее портилось настроение, она шла к Кассиану или Асусене, но сейчас один был в море, а другая страдала от несчастной любви, не желая ни с кем общаться.
В отличие от подруги Далила не умела долго предаваться грусти и всячески старалась найти занятие, которое могло бы ее отвлечь от тоски по Кассиану. Иногда ходила к Питанге заниматься ненавистной ей математикой или помогала Мануэле убирать посуду в баре. А то придумала повидаться с братом и теперь дожидалась его неподалеку от фирмы Веласкесов, не рискуя появляться там после стычки с Витором.
Дави вышел из офиса понурый – то ли устал, то ли был чем то огорчен. Увидев сестру, обрадовался, но затем опять помрачнел, когда та спросила, отчего он такой грустный – не из за Оливии ли.
– С Оливией, увы, все кончено, поэтому предлагаю сменить тему. Дома все в порядке? Кстати, ты здесь специально ждала меня? Что нибудь случилось?
– Нет, просто захотелось увидеть тебя.
– Ну да, понимаю, – улыбнулся Дави, – тоскуешь по своему Кассиану.
– А я и не скрываю этого, – приняла вызов Далила. – Хочешь, пойдем в бар донны Мануэлы, посидим там, поговорим.
Дави было все равно куда идти, и он согласился. Однако и там они невольно продолжали говорить о том, что их в данный момент волновало, – об Оливии, о Кассиану.
– Я не сомневаюсь, что вы с Оливией все равно когда нибудь помиритесь, – уверенно заявила Далила. – Вот мы с Кассиану, например, ссоримся очень часто, а жить друг без друга не можем.
– Твой Кассиану – обыкновенный грубиян, – возразил Дави. – А с Оливией все гораздо сложнее.
– И вовсе он не грубиян, – обиделась Далила.
– Ну прости. Вы любите друг друга с детства, и если ты считаешь, что он будет для тебя идеальным мужем, то я могу за вас только радоваться.
– Да разве я знаю, каким он будет мужем! – нечаянно вырвалось у Далилы, и Дави тотчас же за это ухватился:
– У вас что то изменилось? Ну ка не скрытничай. Рассказывай брату все как на духу.
– Нет, все нормально, – Далила встала из за стола, давая понять, что ей уже пора домой. – Пойдем, а то мама будет волноваться, да и Кассиану может в любой момент вернуться.
– Нет, серьезно, не увиливай, – проявил настойчивость Дави. – Знаешь, что мы с тобой сейчас сделаем? Поедем ко мне домой, попьем кофейку, и там ты мне все спокойно расскажешь.
– К тебе? Домой? – просияла Далила. – Конечно же я поеду! Ты никогда не приглашал нас к себе – ни меня, ни родителей.
От ее замечания Дави смутился, но оправдываться не стал.
Когда же они вошли в его квартиру, он опять почувствовал себя неловко, потому что Далила с порога воскликнула:
– Это чудо! Я и представить не могла, как живет мой брат. Такая красота, Дави!
– Да ладно тебе преувеличивать… Просто я сделал все так, как мне нравится. Я хорошо себя чувствую тут, Далила.
– Я тоже! – сказала она, блаженно откинувшись на спинку кресла. – Теперь я понимаю, как была неправа, когда звала тебя обратно в деревню. Ну, помнишь, мы тогда только приехали в поселок, и я хотела, чтобы ты жил с нами?
– Да, помню. Я потому, наверное, и не приглашал вас к себе. Думал, вы все равно не поймете, что я уже привык к другому укладу.
– Напрасно ты так думал. Папа с мамой тоже тебя поймут. И даже обрадуются, когда увидят, как ты здесь устроился.
– Ну что ж, я как нибудь привезу их сюда, – пообещал Дави.
Потом они отправились на кухню варить кофе, и Далилу привели в неописуемый восторг овощерезка и посудомоечная машина.
– Вот бы нашей маме такие удобства! – произнесла она мечтательно.
– Я вижу, моей сестренке нравится комфорт, – заметил Дави. – Не в этом ли причина ваших разногласий с Кассиану? Ведь он, насколько мне известно, собирается пойти по стопам отца, стать профессиональным рыбаком. А ты, готова ли ты провести всю жизнь в хижине у моря?
– Я сама не знаю, чего хочу, – призналась Далила. – И это меня пугает… Когда я с Кассиану, то чувствую себя вполне счастливой, а когда его нет рядом, то мне хочется узнать и какую нибудь другую жизнь, которая течет здесь, в Форталезе, или в Рио.
– Ничего удивительного: просто ты выросла из своей деревушки, как когда то из нее вырос я!
– Ты так думаешь? – с сомнением произнесла она. – Я ведь люблю и море, и наш дом, хотя мне хочется узнать и что нибудь новое, чего в деревне не увидишь. А Кассиану ничего такого не надо. Он мечтает только о собственной лодке.
– Мне кажется, нам с тобой надо чаще общаться, – пришел в выводу Дави. – Я открою для тебя другой мир, а ты потом сама решишь, что тебе больше по душе.
– Спасибо, братик, – обняла его Далила. – Только мне почему то страшно…
– Страшно? – изумился Дави. – Ты не должна бояться. Ведь речь идет о твоей жизни, о твоем будущем.
– Я это понимаю, оттого мне и страшно. Ты не подгоняй меня, ладно? Я не хочу делать больно Кассиану. Да и самой мне еще надо избавиться от каких то сомнений…
Вернувшись домой, она рассказала матери о чудо комбайнах, увиденных на кухне у брата.
– Представляешь, сколько свободного времени у тебя появилось бы, если бы мы купили такие же приборы!
– А зачем мне свободное время, Далила? – остудила ее пыл Эстер. – Если я все дела переделаю за час, то чем буду заниматься потом?
– Но ведь это ужасно, мама!
– Знаешь что, дочка, не забивала бы ты себе голову этой современной ерундой, – строго сказала Эстер. – Человек, за которого ты собираешься замуж, – рыбак. А жена рыбака должна довольствоваться тем, что он ей может дать. Запомни это, иначе твоя жизнь может стать адом.

* * *

Рыбацкое судно показалось наконец на горизонте, и все жители тотчас же помчались к пристани. Не было среди встречающих только Асусены.
– Где она? Где моя дочка? – встревожился Рамиру, недобро посмотрев на Серену. – Что тут произошло, пока нас не было?
– Я так ждала тебя! – припав к его груди, выдохнула она. – Теперь Асусена обязательно поправится! Ты найдешь нужные слова, чтобы утешить ее…
– Опять этот Витор? – догадался Рамиру.
– Да. Они расстались, и Асусена очень страдает. Она заболела, Рамиру!
Отстранив от себя Серену, он побежал к дочери. Увидев его, Асусена приподнялась на постели, но в тот же момент силы оставили ее, в глазах потемнело…
– Девочка моя, милая моя, – повторял Рамиру, гладя ее по волосам. – Ты выздоровеешь… Все пройдет… Теперь я с тобой, доченька.
Естественно, в такой ситуации об уходе из семьи не могло быть и речи. Рамиру бродил по дому печальный, задумчивый и словно не замечал хлопочущей вокруг него Серены. Однажды она, не выдержав, с горечью произнесла:
– Я совсем тебе стала ненужной.
– Перестань, – сказал он с досадой. – Просто я ни о ком, кроме Асусены, сейчас не могу думать. К тому же столько дней провел в море, устал.
Заглянувший к ним Самюэль несколько разрядил обстановку. Серена откровенно обрадовалась ему:
– Хорошо, что ты пришел, Самюэль. Может, тебе удастся расшевелить Рамиру, а то он словно в воду опущенный. Выпейте по рюмочке, потолкуйте, а я пойду к Асусене – пора давать ей лекарство.
– Похоже, ты с Сереной еще… не говорил? – спросил Самюэль Рамиру, когда Серена вышла.
– Как я мог, если Асусена в таком состоянии?
– Да, сейчас не время. А может, вообще не стоит этого делать?
– Нет, Самюэль, я должен внести ясность в наши отношения с Сереной. Не хочу врать и причинять ей лишние страдания. Так будет лучше для всех, в том числе и для детей.

* * *

Устроившись в тени пальм, Кассиану и Далила рассказывали друг другу о том, что произошло с каждым из них за время разлуки. Далила говорила в основном об Асусене, о ее несчастной любви, а из самых ярких событий вспомнила конечно же поездку к брату. Кассиану это не понравилось:
– Наверное, он опять соблазнял тебя всякими городскими штучками – музеями, театрами? А может, водил тебя в ресторан?
– Ты не оглох, Кассиану? – рассердилась Далила. – Я же ясно сказала, что была у него дома, в его квартире!
– Все равно незачем тебе глазеть на городскую роскошь. Мы будем жить совсем по другому, ты ведь знаешь это.
– Да, знаю, – невесело произнесла Далила и, немного помолчав, перевела разговор на другую тему: – Я слышала от папы, что у вас был хороший улов.
– Хороший? – оживился Кассиану. – Не то слово. Отличный улов! Ты не представляешь, сколько теперь у меня будет денег. Этого хватит, чтобы закупить материал для моего баркаса. Даже не верится! А ты, кажется, и не рада? Что с тобой? Мы же об этом мечтали…
– Я рада, Кассиану. Просто мне как то неловко быть счастливой, когда Асусена так страдает.
– Да, я тоже за нее очень переживаю, – вздохнул он. – Может, мне еще раз набить морду этому Витору, как ты думаешь?
– Нет, не дай Бог! – испугалась Далила. – Этим ты ей не поможешь, а сам окажешься за решеткой.
Вернувшись домой, Кассиану услышал, как Асусена то ли во сне, то ли в бреду произносила имя Витора.
– Успокойся, сестричка, – сказал Кассиану, взяв ее за руку.
– Нет, Витор, не надо! – заметалась на постели Асусена. – Я не хочу!.. Я боюсь!.. Здесь так темно…
– Проснись, Асусена, проснись. Тебе снится дурной сон, – тормошил ее Кассиану. – Подожди, я сейчас позову маму.
– Нет, не уходи, – открыв глаза, вымолвила Асусена. – Побудь со мной, я боюсь.
– Хорошо, только ты должна принять лекарство. Тебя знобит.
– Эта лихорадка никогда не кончится, – простонала Асусена. – Она изводит меня. Я умру, Кассиану…
– Не говори глупостей. Оливия сказала, что у тебя нет никакой болезни. Просто ты страдаешь по этому негодяю. Забудь его! Ведь он тебя бросил.
– Да, бросил, – слабым голосом заговорила Асусена. – Отказался от меня, потому что вы гнали его, избивали. А обо мне вы не подумали. Если бы тебе запретили видеть Далилу, что бы ты делал?
– Неужели ты его так любишь?.. – рассеянно произнес Кассиану и впервые за все время посмотрел на случившееся другими глазами.
А на следующий день он поехал к Витору и попросил его навестить Асусену.
– Что? Я не ослышался? – спросил обескураженный Витор. – Ты сам зовешь меня к Асусене?
– Да, Витор. Сейчас это единственное, что ей надо.
– И ты сам до такого додумался? Ну, я рад за тебя! Полагаю, тебе следовало бы почаще шевелить мозгами.
– Витор, давай не будем ворошить прошлое. Ты имеешь право обижаться на меня – я многое сделал, чтобы вас разлучить, – но сейчас нам надо позаботиться о здоровье Асусены.
– Ах вот как? – ядовито усмехнулся Витор. – Значит, ты держишь меня за полного идиота, за пешку, которую можно переставлять туда сюда, как тебе заблагорассудится. Захочешь – физиономию мне расквасишь, в потом как ни в чем не бывало в гости позовешь.
– Витор, если тебе хоть немного дорога Асусена, ты не позволишь ей умереть, – не обращая внимания на его язвительный тон, сказал Кассиану. – Моя сестра умирает, пойми ты наконец!
После этих его слов Витор перестал улыбаться.
– Неужели все так серьезно? – спросил он.
– Да, представь себе, – глухо произнес Кассиану.
– Вот чего вы добились своим ослиным упрямством.
– Прошу тебя, Витор, не трать время на упреки. Поедем к Асусене!
– Что, прямо сейчас? Но у меня есть неотложные дела, в приемной меня ждут люди, с которыми я договорился о встрече…
– Ладно, приезжай, когда управишься с делами, – смилостивился Кассиану. – Только не вздумай водить меня за нос, а то я приволоку тебя к Асусене силком.

* * *

И вот он приехал, и ему разрешили пройти к Асусене. Рамиру, правда, опасался, как бы дочери не стало от этого визита еще хуже, но Кассиану твердо стоял на своем: пусть поговорят, выяснят отношения, иначе Асусена может просто умереть от тоски.
– Если понадоблюсь, сразу же зови меня, – сказал он сестре, оставляя ее наедине с Витором. – Я буду в соседней комнате.
При виде бледной, осунувшейся Асусены сердце у Витора защемило, но он сумел взять себя в руки и бодрым голосом произнес:
– Не знал, что у тебя такой заботливый брат. Ведь это он любезно пригласил меня к вам.
– Я не посылала его за тобой, поверь, – стала оправдываться Асусена.
– Не надо ничего говорить, – остановил ее Витор. – Побереги силы, они тебе еще пригодятся. Выглядишь ты, должен заметить, неважно.
– Ты приехал затем, чтобы сказать мне, как плохо я выгляжу?
– Я не знаю, зачем меня сюда притащил твой братец. Наверное, хотел, чтобы вся деревня увидела злодея, который погубил невинную девушку. Думаю, они спустят на меня собак, когда я выйду отсюда. А может, потребуют, чтобы я на тебе немедленно женился.
– Ты чудовище! Убирайся вон!
– Жаль, твои родственники не слышат, как ты меня сама прогоняешь. Спасибо тебе. Я уйду с удовольствием. Надеюсь, ты больше не станешь изображать перед всей деревней соблазненную и покинутую? Это слишком избитый номер!
– Уходи, мерзавец! – стонала Асусена. – У тебя нет ничего святого в душе. Я боюсь тебя! Ты – сам дьявол.
– Прости, что еще раз заставил тебя поволноваться. Выздоравливай! – он чопорно раскланялся и вышел.
– Ну что, парень, как она? – волнуясь, спросил Рамиру. – Как Асусена? Ей лучше? Что она тебе сказала?
– Увы, мне нечем вас порадовать, – развел руками Витор. – Мой приход ничего не изменил.
– Но ты ведь говорил с ней? – вмешался Кассиану.
– За кого ты меня принимаешь? Конечно же говорил. Я был с ней очень нежен, пытался успокоить ее, но все напрасно. Так что простите, сеньор Рамиру, тут, видимо, дело не во мне. Я бессилен помочь Асусене.
– Нет, это ты меня прости, – сказал упавшим голосом Кассиану.
– Ты все правильно сделал, – подбодрил его Витор. – Я этого никогда не забуду.
– Спасибо, что пришел, – пожал ему руку Рамиру.
После всего, что ты от нас натерпелся, это было великодушно с твоей стороны, – добавила Серена.
– Да что там, я просто хотел помочь. Но вы не расстраивайтесь: Асусена обязательно поправится. Когда у человека есть такая дружная семья, как ваша, то иначе и быть не может. А я – всегда к вашим услугам. Кстати, наша фирма готова купить у вас любое количество рыбы и лангустов. Если вы захотите продать нам свой улов, то обдумайте свои условия и заходите. Полагаю, мы сумеем заключить взаимовыгодную сделку.
– Что ж, это было бы неплохо, – сказал Рамиру.
Серена же испугалась, что разговор о купле продаже рыбы может затянуться, и решила проститься с гостем:
– Извини, Витор, я волнуюсь за Асусену. Пойду посмотрю, как она там.
– Разумеется, донна Серена. Скажите ей, пусть скорей поправляется!

Глава 31

На работу Летисия в тот день так и не поехала. Несколько часов кряду пролежала у себя в комнате – совершенно опустошенная, не способная ни к какому действию. До прихода Рамиру она еще собиралась что то предпринять, чтобы восстановить контакт с детьми. В частности, звонила Бонфиню, надеясь получить от него телефон отца, который где то отдыхал с Эстелой. Но Бонфинь надежно хранил тайну друга и телефона его новой квартиры не дал.
«Ну и слава Богу, – подумала Летисия, устыдившись своей минутной слабости. – Зачем омрачать отцу его медовый месяц! Пусть все идет как идет».
Потом явился Рамиру и окончательно выбил ее из колеи…
– Сеньора, вы не спите? – осторожно постучалась в дверь Нейде. – К вам тут пришли.
Оказалось, что в гостиной ее ждал Франсуа. К своему удивлению, Летисия обрадовалась гостю. И даже призналась ему, отчего хандрит:
– Поссорилась с детьми. Совсем не знаю, как жить дальше…
Франсуа сказал, что несколько раз звонил ей в офис, а потом на свой страх и риск решил заехать сюда.
– Может, поедем на побережье? – предложил он затем. – Я знаю одно райское местечко в дюнах, там ты прогуляешься, отвлечешься от своих проблем. А если захочешь, расскажешь мне обо всем, и мы вместе что нибудь придумаем.
– Что ж, поедем, – согласилась Летисия, которой в тот момент почудилось, что Франсуа послал ей сам Господь.
Прогуляли они до самого вечера, а когда Летисия обмолвилась, что хотела бы бросить все и начать совсем другую жизнь, Франсуа тотчас же воспользовался этим: сказал, что любит ее и был бы счастлив на ней жениться.
Летисия поначалу восприняла это как шутку, но Франсуа проявил завидную настойчивость:
– А почему бы и нет? Нам ведь хорошо вдвоем, не так ли? Чего же ждать?
– Не знаю, – тоже вполне серьезно ответила Летисия. – Когда ты рядом, то мне становится легко и спокойно, я чувствую себя счастливой, как в детстве. Но стоит мне, оставшись одной, заглянуть вглубь себя, как сразу же накатывают сомнения и страхи.
– Ну, тем более нам нельзя расставаться.
– Возможно, – уклончиво ответила Летисия.

* * *

Вернувшись из школы и узнав от Нейде, что мать уехала на машине с Франсуа, Аманда испытала острое чувство обиды и горечи. «Выходит, донна Летисия и в самом деле решила осуществить свою угрозу – завести роман с Франсуа, – подумала она, припомнив вчерашнее заявление матери. – И все только затем, чтобы навредить мне. Ведь ей не нужен Франсуа, она влюблена в рыбака».
Открыв балконную дверь и устроившись вблизи нее так, чтобы можно было услышать шум подъезжающей к дому машины, Аманда стала ожидать возвращения матери. Караулить ей пришлось довольно долго, но вот машина Франсуа наконец остановилась у входа в дом. Аманда вышла на балкон и затаилась там.
– Спасибо тебе, – сказала Летисия, выйдя из машины. – Я действительно побывала в раю.
Франсуа нежно обнял ее на прощание и стал целовать. Аманда, не сдержавшись, оставила свое укрытие и стремглав помчалась к выходу.
– Значит, развлекаешься, да? – напустилась она на мать. – А сеньор Бонфинь весь вечер ждет тебя по какому то важному делу.
– Где ждет? У нас?
– Нет, у себя дома. Просил передать, чтобы ты ему срочно позвонила.
– Да, сейчас. До свидания, Франсуа. Еще раз спасибо за этот прекрасный вечер.
Она ушла в дом, попавшись на удочку Аманды, поскольку Бонфиня та приплела лишь затем, чтобы, избавившись от матери, остаться наедине с Франсуа.
– Не уезжай, пожалуйста, – попросила она его. – Мне надо сказать тебе несколько слов.
– Слушаю тебя, – неохотно согласился Франсуа.
– Ты считаешь, что она лучше меня? – начала свою речь Аманда.
– Если ты намерена говорить об этом, то я сейчас же уеду, – пригрозил Франсуа.
– Да она же обыкновенная воровка! Она украла тебя у меня!
– Вот как! Ну тогда тебе следует звать на помощь полицию. Пусть меня задержат и вернут тебе. Хотя, я уверен, это дело ты проиграешь, потому что предмет, который ты якобы потеряла, не принадлежит никому. Иди спать, девочка. Не огорчай понапрасну меня и твою замечательную маму.
– Ты еще разочаруешься в ней! – чуть не плача, бросила ему Аманда. – Горько разочаруешься!

* * *

Утром она отвела в укромный уголок навестившего их Гаспара и едва ли не шепотом стала расспрашивать того о своем отце.
– Что это ты вдруг так заинтересовалась, внучка? – выразил недоумение Гаспар. – Я еще не повидался с Летисией, с Витором и вообще заглянул к вам на минутку.
– Витор уехал на службу, донна Летисия, вполне возможно, еще спит, а для меня этот разговор очень важен.
– Так что же ты хочешь услышать от меня об отце?
– Ну, каким он был. Я ведь его почти не помню.
– Жорди был человеком веселым, – начал свой рассказ Гаспар. – Не буду врать, что я любил его… У нас часто бывали разногласия. Но чего у него было не отнять, так это его всегдашнего заразительного веселья.
– А как он умер?
– Споткнулся о ковер и упал с лестницы… Постой, а почему ты об этом спрашиваешь? Это ведь всем известно.
– Ну конечно, официальная версия известна всем.
– Аманда, мне не нравится твой тон и твое настроение. Ну ка выкладывай, что тут у вас произошло.
– Ничего особенного, дед. Прости, но мне пора идти в школу.
Тот же вопрос Гаспар задал и Летисии, на что получил обескураживающий ответ.
– Витор прямо обвинил меня в убийстве Жорди, – сказала она. – Что мне с ним делать, папа? До сих пор я не отваживалась посмотреть правде в глаза, а теперь вижу, что прозевала тот момент, когда надо было спасать Витора. Он вырос изломанным и жестоким. А все потому, что всегда подозревал меня, сомневался во мне…
– Дочка, успокойся, – обнял ее Гаспар. – Я сейчас же поеду к Витору и попробую с ним поговорить.
В офисе, однако, Витора не оказалось, он был где то на верфи или на заводе. Гаспар решил его подождать, а Плиниу велел ехать к Эстеле и выполнять все ее распоряжения.
– Возможно, она захочет куда нибудь поехать, – пояснил он. – Так ты отвези ее. Понимаешь, она не должна скучать там одна.
Сотрудники фирмы, соскучившиеся по Гаспару, тотчас же обступили его, и он сам не заметил, как занялся решением финансовых и организационных проблем. С Витором ему так и не удалось повидаться, но он не мог нарушить обещание, данное дочери, а потому попросил Бонфиня выручить его.
– Видишь ли, я обязательно должен сегодня пойти на ужин к Летисии. Мне надо наставить на путь истинный Витора. А ты, будь добр, поужинай где нибудь с Эстелой, развлеки ее в мое отсутствие.
Бонфинь не стал отказывать другу в такой, в общем то, пустяковой просьбе и, позвонив домой, сказал, чтобы его не ждали, так как он будет ужинать в другом месте.
Бедный Бонфинь! Он и предположить не мог, какую бурю гнева вызовут его слова в оскорбленной Изабел и к каким последствиям приведут.
Эстела встретила Бонфиня без особой радости.
– Я понимаю, что ты ни в чем не виноват, – сказала она, – но такая опека со стороны Гаспара абсолютно излишня. Знаешь, в чем его беда, Бонфинь? Он не слышит, о чем ему говорят другие. Ведь я не для того оставила работу и полностью изменила свою жизнь, чтобы разъезжать по городу с его шофером или ходить по ресторанам с его другом. Я могу спокойно посидеть дома одна, подождать, пока он вернется. Все это я не раз говорила Гаспару…
Бонфинь выпил предложенный ему кофе, посидел еще некоторое время, соблюдая правила приличия, да и поехал домой. А там выяснилось, что Изабел сложила в чемодан свои платья и собралась покинуть дом.
– Я ухожу, Бонфинь, – произнесла она с пафосом. – Бросаю тебя! Можешь тешиться со своей любовницей сколько угодно. Отныне ты свободен. Прощай!
Он приложил немало усилий, чтобы успокоить жену, однако Изабел не могла остановиться теперь уже из принципа и, взяв с собой Жанаину, гордо прошествовала к выходу.
– Папа, не волнуйся, – сказала Оливия. – Она скоро вернется.
– Нет, отец, не отказывайся от развода. Это так современно! – подлил масла в огонь Пессоа.
– Оставь свои шуточки, – урезонила его Оливия. – Не видишь, что ли, как отец расстроился.

* * *

А тем временем Гаспар вел трудную беседу с внуком.
– Что ты о себе возомнил? – горячился он. – Как можно швыряться столь серьезными обвинениями!
– Кто то же должен был однажды сказать правду о смерти отца! – парировал Витор.
– И на чем же основано твое чудовищное обвинение?
– На том, что видели мои глаза, и на том, что зафиксировала моя память. Я там был. Я – единственный свидетель убийства!
– Заткнись, негодяй! – вышел из себя Гаспар. – Ты хоть удосужился прочитать акт вскрытия?
– Нет, поскольку его очень легко подделать.
– Так, значит, ты обвиняешь меня в пособничестве убийце и в фальсификации? Я запрещаю тебе так говорить со мной и с матерью!
– Разумеется, я могу замолчать, но как ты сможешь запретить мне думать об этом?
– Ты неисправимый негодяй! – воскликнул возмущенный Гаспар.
– Успокойся, дед, – похлопал его по плечу Витор. – Я не отправлю твою дочку в тюрьму и скандала не учиню, потому что отца мне это не вернет. Но никто не сможет убедить меня в том, что тогда был несчастный случай, а не убийство. С этой уверенностью я буду жить всегда, до самой смерти. И даже тебе, при всей твоей власти и деньгах, не удастся вытравить из моей груди ту боль, которая поселилась там со смертью отца!

* * *

На следующий день разразился еще один скандал, показавший, насколько опасно иметь дело с Витором. И затронул этот скандал не только семейство Веласкесов, но и рыбацкую артель Соареса, продавшую, на свою беду, весь последний улов коварному Витору.
Так получилось, что Рамиру не захотел везти рыбу и лангусты в Форталезу – не мог еще раз предстать перед Летисией, после того как накануне она прогнала его прочь. Вместо Рамиру в город поехал Самюэль, и он же наблюдал за выгрузкой улова в холодильник. Витор тоже присутствовал при выгрузке, а когда все было закончено, сказал Самюэлю, что никакого акта приемки не требуется.
– Но ведь надо же записать вес, чтобы ваша бухгалтерия потом могла начислить деньги, – напомнил ему Самюэль.
– Об этом не беспокойтесь. Достаточно того, что количество поставленной вами рыбы известно мне. Обойдемся без формальностей. Я сейчас выпишу вам чек и позвоню в банк, чтобы уже завтра вам его оплатили.
Счастливый Самюэль вернулся в поселок, размахивая чеком, и ошалевшие от радости рыбаки тотчас же бросились в лавку – покупать всяческие товары в долг.
Утром, однако, выяснилось, что они слишком поторопились с покупками, поскольку денег им в банке не выдали.
– К сожалению, только что позвонил сеньор Веласкес, – пояснил Самюэлю банкир, – и сказал, чтобы я аннулировал чек № 00437. Причины я не знаю. Видимо, этот чек не имеет юридической силы. Со всеми вопросами вам следует обращаться к Витору Веласкесу.
Самюэль так и сделал, но ответ Витора буквально подкосил его.
– Это невозможно! – воскликнул потрясенный Самюэль. – Вчера еще рыба была свежей, когда же она успела протухнуть? Да вы ведь сами там были, когда ее выгружали!
– Был! – согласился Витор. – Но я же не заглядывал внутрь контейнеров. А сегодня, когда вашу рыбу хотели взять в работу, оказалось, что она, увы, с душком. Вы можете пойти туда и сами убедиться.
На сей раз Самюэль вернулся домой мрачнее тучи.
– Я ничего не понимаю, – повторял он в отчаянии. – Может, мы положили мало льда в трюмы и она, действительно, подпортилась?
– По моему, ты сходишь с ума, – сказал Рамиру. – Можно подумать, мы впервые поймали рыбу и еще не научились ее сохранять свежей! Туг что то другое.
– Неужели это… месть Летисии? – высказала предположение Серена.
– Нет, – уверенно заявил Рамиру. – Летисия на такое не способна.
– Но что же нам делать? Кассиану уже привез доски для баркаса, и вот тот человек ждет, когда с ним рассчитаются. Он думает, что Самюэль привез деньги и мы их сейчас тут делим. Что будет, когда рыбаки правду узнают?
– Я сейчас же поеду к Веласкесам и во всем разберусь! – принял решение Рамиру.
Теперь он уже не боялся вновь встретиться с Летисией. Наоборот, только с ее помощью и надеялся устранить это недоразумение.
Летисия, до той поры ничего не знавшая об аннулированном чеке, сразу же вызвала к себе Витора, а тот показал ей заключение лаборатории, подтверждающее непригодность рыбы.
– Я сам отправлял грузовик из поселка, – сказал Рамиру, – и знаю, что рыба была в отличном состоянии. Такой вы ее у нас и приняли. А потом, может, загрузили в сломанный холодильник. Но это уже ваши проблемы, а я не уйду отсюда без денег!
– Мы не можем платить вам за тухлую рыбу, – спокойно ответил ему Витор. – И даже если вы пойдете в суд – закон будет на нашей стороне, потому что у вас нет никаких доказательств.
– Ну да, я и Самюэль попались как мальчишки, – с горечью признал Рамиру. – Поверили в твою порядочность, не заключили официального договора, не потребовали акта приемки…
– Рамиру, это моя вина, – сказала Летисия. – Я поручила рыбозавод Витору. Сейчас мы с ним во всем разберемся, а ты, пожалуйста, подожди до завтра. Полагаю, к тому времени мы найдем приемлемое для вас решение.
Как только Рамиру вышел, Витор сразу же накинулся на мать:
– Ну теперь ты, надеюсь, поняла, что этому типу нельзя ни в чем доверять? Каков наглец! Вздумал наколоть нас на кругленькую сумму, всучив тухлятину!
– Замолчи! – прервала его Летисия. – Я знаю Рамиру много лет. Он не способен на подлость. А вот ты должен более ответственно подходить к делу, чтобы не повторять подобных ошибок. Тщательнее проверять поступающую продукцию – и не на следующий день, а сразу, в присутствии поставщика. Кроме того, тебе следует разобраться, что произошло в холодильном цехе. Совершенно очевидно, что холодильник был отключен, иначе я никак не могу объяснить случившееся. Возможно, там произошло короткое замыкание или еще какая поломка, но за этим должен следить дежурный электрик. Надо строго спросить с него за халатность.
– Я сам с ним поговорю, – поспешил сказать Витор, испугавшись, что мать вызовет сейчас того электрика и узнает, как вчера Витор сам велел ему отключить холодильник, в котором хранилась рыба, полученная от Самюэля.
– В любом случае это наша оплошность, и мы должны выплатить деньги рыбакам, – подвела итог Летисия.
В тот день Дави – по ее поручению – отвез новый чек в поселок и от имени фирмы принес рыбакам свои извинения.
– Это была наша ошибка, – сказал он, – и донна Летисия сочла необходимым ее исправить.
– Значит, она предлагает нам подачку? – возмутился Рамиру. – Нет, я не возьму этот чек. Мы продали ей свежую рыбу и деньги хотим получить за свою работу, а не за чью то там ошибку.
Дави стал оправдываться, что, видимо, не совсем точно выразился, а Самюэль, Серена и Кассиану на все лады уговаривали Рамиру не упрямиться и принять чек. Наконец он сдался, сказав, что вместе с Дави поедет в город обналичивать чек.
– Я была несправедлива к Летисии, – сказала Серена. – По моему, она в этой ситуации повела себя очень достойно.

Глава 33

Аманде всякий раз становилось плохо, когда она вспоминала целующихся Летисию и Франсуа. «Нет, я не уступлю тебе, мамочка! Ты еще меня узнаешь!» – злорадно приговаривала она, соображая, что бы могло навсегда отвратить ее возлюбленного от матери.
Выбор средств, однако, у Аманды был небольшой, и она остановилась, возможно, на самом худшем, самом подлом: сказала Франсуа, что ее мать – убийца.
– Да, она убила отца и однажды убьет тебя! Я бы ни за что не решилась выдать семейную тайну, если бы не боялась за твою жизнь.
Франсуа понял, что девочка зашла слишком далеко, и счел своим долгом поговорить об этом с Летисией. Той же ничего не оставалось, как рассказать ему о подозрениях Витора и признаться в собственной беспомощности:
– Где то я допустила серьезную ошибку в воспитании моих детей. Ума не приложу, как теперь наладить с ними отношения.

* * *

Франсуа вызвался помочь ей по своему, по мужски. «Летисия все еще говорит с ними как с детьми, оберегая их психику, – рассуждал он, – а эти детишки пакостят уже вполне по взрослому. Стало быть, и осадить их можно только соответствующим образом».
– Как ты думаешь, какой вид убийства выберет Летисия на сей раз? – огорошил он вопросом Витора. – Лестница уже была, и вряд ли твоя мать станет повторяться. Может, это будет яд? Или газ? Или пуля? А может, подкрадется во сне и придушит меня подушкой?
Не ожидавший такого напора, Витор оторопело молчал, а Франсуа продолжил уже серьезно:
– Не кажется ли тебе, что ты вырос из роли ревнивого сыночка? Подумай хорошенько о том, что я тебе сказал, и перестань мучить мать, а также науськивать на нее сестру. Запомни: никакие ваши ухищрения не заставят меня отказаться от Летисии. Если она согласится выйти за меня замуж, то ни ты, ни Аманда не сможете нам помешать!
– Ты ошибаешься, – ответил ему, наконец, Витор. – И плохо знаешь донну Летисию!
Он не стал пояснять, какой смысл вкладывал в последнюю фразу. Вместо него это сделала Аманда, бросив матери в присутствии Франсуа:
– Ведь ты же не любишь его! И знаешь это лучше меня. Ты вообще никого никогда не любила: ни мужа, ни детей, ни саму себя!

* * *

Сгоряча покинув дом, Изабел поняла, что в гостиницу ей идти нельзя.
– Ты только представь, – сказала она Жанаине, тащившей чемоданы, – что будет, если такая популярная особа, как я, появится в отеле! Сразу же соберется толпа, сбегутся репортеры, и завтра вся Форталеза будет знать, что я ушла из дома. Нет, такого унижения мне не пережить!
Однако и возвращаться обратно было неловко, а потому Изабел додумалась поселиться у своего надежного друга – журналиста Фреда Ассунсона.
Того конечно же мало обрадовало явление Изабел, да еще с прислугой и чемоданами. Он стал уговаривать ее вернуться к мужу, предлагая себя в качестве парламентера, но Изабел была неумолима. Тогда несчастный Фред попытался воззвать к ее разуму, сославшись на невозможность разместиться такому количеству народа в двух малюсеньких комнатушках.
– Заметь также, что у меня еще живет Адреалина – та бездомная девчонка, которая строит из себя журналистку, – напомнил он.
Против его аргументов Изабел возразить было нечего, и она скрепя сердце согласилась поселиться у Фреда без Жанаины.
– А где будет спать Адреалина? – резонно заметил он.
Изабел секунды две подумала и выдала готовое решение:
– Жанаина, отвезешь ее к нам домой… То есть в дом моего бывшего мужа. Это будет справедливо, раз уж я заняла ее место.
– А ты не хотела бы услышать мнение Адреалины? – цепляясь за соломинку, молвил Фред.
– Ее однажды приводил к нам Пессоа, и ей у нас понравилось, – уверенно заявила Изабел. – Я верно говорю, Адреалина?
– Да, – ответила та, и Фред понял, что он обречен.

* * *

Брошенный Бонфинь уже обзвонил добрый десяток отелей, когда пришедшие Жанаина и Адреалина сообщили ему, где остановилась Изабел. Бонфинь тотчас же позвонил ей, но она отказалась с ним разговаривать. Тогда бедняга поехал туда сам, надеясь все таки сломить сопротивление строптивой супруги. Увы, и это оказалось напрасным. В отчаянии Бонфинь бросился к Гаспару:
– Когда ты наконец представишь Эстелу своей семье и перестанешь делать вид, будто находишься в Рио, а не здесь, на своей новой квартире? Пойми, у меня из за твоей дурацкой тайны уже разрушилась семья! Изабел гонит меня прочь, и правильно делает, так как я бормочу ей что то невразумительное и не могу прямо сказать, для кого снял эту злосчастную квартиру.
– Да я бы рад хоть сейчас, но Эстела все никак не решится предстать перед моими внуками. Почему то она их боится.
– Ладно, я готова пойти к ним, – вымолвила Эстела. – Не можем же мы допустить, чтобы из за нас распалась семья нашего друга.
– Значит, сегодня я скажу Летисии, чтобы ждала нас на ужин, – пообещал Гаспар.
– А я побегу к Изабел! – крикнул Бонфинь уже с порога.
На сей раз примирение с женой ему удалось. Фред облегченно вздохнул, избавившись от взбалмошной гостьи, зато Адреалина огорчилась: ей уже понравилось жить в доме Бонфиня.
– Мам, пусть она останется у нас, – попросил Пессоа.
– Да пусть живет, – отмахнулась от него Изабел. – Не отвлекай меня на мелочи. Я должна всерьез заняться домом, который вы без меня тут окончательно запустили.

* * *

Эстела, конечно, побаивалась грядущих смотрин, но надо признать, что эта боязнь во многом передалась ей от Гаспара. В прошлый раз, когда он, только приехав с острова, поделился своим счастьем с домашними, внуки встретили его сообщение таким холодным молчанием, от которого не приходилось ждать ничего хорошего. Поэтому Гаспар сразу сник и не стал сообщать подробностей – на ком женится и когда. О новой квартире, купленной в Форталезе, тоже умолчал, а чтобы как то объяснить свое отсутствие дома, сказал, что некоторое время поживет в Рио, где у него есть дела.
Витор и Аманда понимающе переглянулись – дескать, знаем мы эти дела в юбке, но своих замечаний не высказали, великодушно позволив деду порезвиться на старости лет. «Кажется, у них сложилось мнение, что я пошутил насчет женитьбы, – пришел к заключению Гаспар. – Ну что ж, не буду их разубеждать до поры до времени». И он поселился в новой квартире тайком от них и даже от Летисии.
Но теперь пришла пора открыться, а к разговору с внуками Гаспар по прежнему не был готов.
– Я боюсь, – честно признался он дочери, – что Аманда и Витор не примут Эстелу. Судя по тому, как они ревностно воспринимают твои попытки наладить личную жизнь…
– Папа, ты не должен их бояться! И я тоже не должна. Мы и так слишком с ними цацкались, а в результате получили монстриков, которых теперь вынуждены опасаться. Это ненормально, чтобы дети могли так запутать взрослых. Так что приводи сегодня Эстелу, а я приглашу на ужин Франсуа. И пусть эти малолетние эгоисты лопнут от злости! Мы должны показать им, что они не вправе ломать ни твою, ни мою жизнь.
– Все так, – согласился Гаспар, – но они могут устроить скандал, а мне бы этого очень не хотелось. Что подумает Эстела о нашей семье?
– Ты подготовь ее на всякий случай. Это неприятно, да что же делать, если мы с тобой воспитали таких детишек. Пусть Эстела знает, что мы теперь осознаем свои ошибки и вовсе не приветствуем такое поведение Витора и Аманды.
– Хуже всего, – сказал в раздумье Гаспар, – что они презирают людей, имеющих меньший достаток, чем Веласкесы. А это может глубоко обидеть Эстелу, и кто знает, не передумает ли она вообще выходить за меня замуж.
– Но ведь ты не обязан выбирать себе жену по банковскому счету!
– Да. И тем не менее мне надо поговорить с Витором. Так сказать, подготовить почву… Представляю, сколько яду из него прольется, когда он узнает, что Эстела – певица. Пусть уж отведет душу на мне, чем потом выскажет все это Эстеле. Может, нам сегодня стоит провести нечто вроде генеральной репетиции? – все таки отступил Гаспар. – Поужинаем вчетвером, без Эстелы, за столом я им все скажу… А к завтрашнему вечеру они, глядишь, и привыкнут к мысли о неизбежности моей женитьбы.
– Как хочешь, папа, – не стала настаивать Летисия.
За ужином она была грустной, и Гаспар вслух заметил, что она почти ничего не ест. Этим замечанием тотчас же воспользовался Витор, выдав деду свою версию происходящего:
– Вероятно, донна Летисия обозревает собственное будущее, несчастное во всех отношениях.
– То есть? – не понял Гаспар.
– Охотно поясню, – расплылся в усмешке Витор. – Тебе приходилось слышать о брачных аферистах? Есть такая профессия. Так вот, некоторые женщины предпочитают закрывать глаза на очевидное и запросто заглатывают приманку. Я говорю о сеньоре Франсуа. Да ты, наверное, не знаешь, что у твоей дочери появился новый ухажер?
– Витор! – умоляюще произнесла Летисия, но он, даже не взглянув в ее сторону, продолжил:
– Этого афериста зовут Франсуа. Донна Летисия завела с ним интрижку, а сам он на всякий случай поманил не только мать, но и дочку, – Витор указал рукой на Аманду.
– Он никого не манил! – выкрикнула та.
– Причем этому типу все равно, кто из них раньше клюнет. В любом случае он получит денежки Веласкесов!
– Витор, это уже слишком! – пылая от возмущения, сказала Летисия. – Франсуа из богатой семьи, сын дипломата, известный архитектор. Он бросил все в Сан Паулу, перебрался сюда, чтобы спокойно заняться живописью.
– Ах, как романтично! – воскликнул Витор. – Прямо как Гоген, уехавший на Таити! Значит, он собирается разбогатеть на живописи? Или каким нибудь иным способом? Бежал от чего то или от кого то… Спрятался в дюнах… Может, он преступник, вор?
У тебя навязчивая идея, – бросила в сердцах Аманда. – Тебе везде мерещатся преступники.
– Что же делать, если вы все такие наивные? – развел руками Витор. – Придется мне одному защищать капитал и честь семьи Веласкесов.
Разумеется, после такого выпада внука Гаспар не решился объявить о своей женитьбе, отчего чувствовал себя прескверно.
– Я поступил как последний трус, – вынужден был признаться он Эстеле, а также рассказал подробно о поведении Витора. – Скажи, ты меня не бросишь? Не испугаешься?
– А ты? – задала ему тот же вопрос Эстела. – Не испугаешься своих внуков? Не откажешься от меня, если я им вдруг не понравлюсь?
– Как тебе могло прийти такое в голову! – обиделся Гаспар.
– Ну, тогда можешь на меня рассчитывать. Я не для того решила связать свою судьбу с тобой, чтобы сбежать при первом же косом взгляде со стороны твоих родственников. Конечно, мне не доставит это удовольствия, но я выдержу все, если только буду уверена в тебе и твоей любви.
– Я никогда не дам тебе повода усомниться в моих чувствах! – горячо заверил ее Гаспар.
Витор не мог себе простить, что Франсуа фактически одержал над ним моральную победу в их недавнем столкновении. «А что я мог ему противопоставить? – искал он аргументы в свое оправдание. – У меня нет против него никаких компрометирующих материалов. Но я их разыщу! Даже если он окажется чист как стеклышко, я сам сочиню такое, что заставит донну Летисию навсегда отвернуться от ее нового избранника!» При этой мысли настроение Витора значительно улучшилось, но затем он вспомнил, как мать не поверила в то, что Соарес подсунул ей испорченную рыбу. Это было еще одно поражение Витора, вспоминая которое он неизменно испытывал досаду и раздражение. При этом его не огорчал финансовый ущерб, нанесенный фирме понапрасну, – просто Витор очень не любил, когда его хитроумные планы проваливались. Он мог бы, конечно, себе в утешение думать о том, что Летисия больше не встречается с Соаресом. Да, мог бы, если бы не подозревал, что истинная причина этого разрыва кроется в красавце архитекторе, которого мать предпочла рыбаку.
Разумеется, Витор не считал Франсуа брачным аферистом и даже наоборот – был уверен, что тот искренне влюблен в Летисию. Именно в этом, по мнению Витора, и заключалась главная опасность: он не мог допустить, чтобы посторонний вошел в их семью, будь он хоть самый богатый человек на свете. Другими словами, Витору не надо было чужого капитала, но он и не желал ни с кем делить свой, фамильный, мечтая стать его единоличным владельцем уже в ближайшем будущем.
После того неприятного разговора с Франсуа он велел Дави отправиться в Сан Паулу и собрать там необходимые сведения о новом возлюбленном матери. Теперь оставалось лишь немного подождать. «А уж там я с ним разделаюсь!» – злорадно потирал руки Витор.
Днем к нему в офис пришла Аманда и попросила дать ей на время машину. Витор сразу же догадался, куда собралась сестра, но на всякий случай уточнил:
– Шофер тебе, конечно, не нужен?
– Да. Мне нужен только ключ от твоей машины.
– Что ж, сестричка, благословляю. Дерзай!
– И ты не боишься, что мне удастся соблазнить этого «брачного афериста»?
– Нет, не боюсь!
Он, действительно, понимал всю безнадежность устремлений Аманды, но поощрял их, чтобы вбить клин между матерью и дочерью и – самое главное – заставить Летисию усомниться в порядочности Франсуа. Но глупая Аманда этого не знала и думала, что брат искренне желает ей заполучить Франсуа в мужья.
Машина ей понадобилась затем, чтобы проехаться по дюнам, где в это время Франсуа, по обыкновению, писал этюды. Отыскав его в том самом уголке, который он называл райским, Аманда, как уже делала не раз, предложила себя в качестве натурщицы. Франсуа, как всегда, от ее услуг отказался, но она решила, наконец, сразить его своей красотой и сбросила с себя одежду.
Художника это впечатлило, только реакция его была обратной той, на которую рассчитывала Аманда.
– Даю тебе две минуты, – строго сказал Франсуа, – на то, чтобы одеться и уехать отсюда. Если вздумаешь сопротивляться, то я разобью этот этюдник о твою голую попку.
В подтверждение своей угрозы он быстро сложил треножник, который теперь представлял собой увесистую палку. Аманда поняла, что он не намерен шутить.
– Ты просто грубиян и хам! – сказала она, медленно натягивая трусики.
В ответ Франсуа угрожающе взмахнул треножником.
– Ну все, уезжаю, уезжаю!..