Глава 2
Никто из коллег Рикардо Линареса не разделял его беспокойства: фирма процветала, их модели имели шумный успех. О каком застое, кризисе в моде могла идти речь? И все же у Рикардо были единомышленники, тоже полагавшие, что мода зашла в тупик и ее срочно нужно спасать, обновлять, вливать в нее свежие силы.
В одно время с блестящим парадом мод в «Тропибелле» в столичных колледжах проходили не менее важные для многих события — выпускные вечера. Юная выпускница колледжа легкой промышленности, будущий модельер Габриела Грубер увлеченно высказывала подруге Еве свои взгляды на моду и грандиозные планы на будущее:
— Я чувствую свое призвание и займусь чем-нибудь важным, на что не жалко потратить силы. Меня интересует Мода с большой буквы, а не просто моделирование одежды. У нас привыкли сидеть и ждать, когда мода придет к нам из-за границы. Большинство наших модельеров — жалкие плагиаторы, только подражают иностранным образцам. Я же буду создавать нечто принципиально новое, в чем выразится моя индивидуальность и национальные традиции...
Это была любимая тема Габриелы, о моде она могла говорить часами. Но Ева слушала ее вполуха, с нетерпением поглядывая на дверь: они ожидали мать Габриелы с сестрами и братьями, но те запаздывали.
—Сейчас выступают преподаватели, потом директор, а потом ты, потому что тебе, вот увидишь, дадут диплом с отличием. Давай вернемся, они сами найдут дорогу в зал, — торопила она Габриелу.
—Едва ли я получу диплом с отличием, — стараясь не выдать голосом свои затаенные надежды, отвечала Габи. — Подождем еще немного, они, наверное, попали в пробку.
На самом деле диплом занимал все ее мысли вот уже несколько дней. В ее годы девушки мечтают о любви, счастливом замужестве. Габриела Грубер была на удивление честолюбива для юной и красивой девушки. Она с увлечeниeм занималась современной модой и была уверена, что пробьется и сделает головокружительную карьеру в этой области. Диплом с отличием был немаловажной вехой в начале ее пути.
Ева не заглядывала так далеко вперед, ее волновали виды на будущую работу: не так-то просто найти себе место с приличным жалованьем. Габриеле легче: она отличница, несомненный талант, у нее уже есть кое-какие рисунки, идеи, наработки. Она пойдет с рекомендациями колледжа в ту же «Тропибеллу» или другой Дом моделей, и ее, конечно, примут на работу. А вот ей, Еве, сложнее найти место, она может работать только на подхвате, ассистенткой с каким-нибудь видным модельером. Это ее мечта.
И девушки в который раз принялись с жаром обсуждать все возможности пристроиться если не в Домах моделей, то хотя бы в модное ателье, на фабрику одежды. Ева настойчиво советовала подруге поработать манекенщицей.
—Ты не представляешь, какие деньги они зарабатывают, Габи! — восхищенно всплеснула она руками. — А какую бы ты произвела сенсацию, ведь ты красавица. Такой фигуры я ни у кого не видела, даже у самых знаменитых актрис и манекенщиц.
—Что? Я буду торговать своим телом на помосте! — изумрудные глаза Габриелы даже потемнели от гнева. — У меня есть способности, ум, и я найду им лучшее применение. Да, мне нужны деньги, чтобы содержать семью, но я заработаю их другим способом.
И Габриела возмущенно тряхнула копной темно-каштановых волос с рыжим отливом. Спорить с ней было пустым делом, и Ева только снисходительно махнула на нее рукой, как на неразумное дитя. Они, будучи во всем полными противоположностями, хорошо ладили друг с дружкой. Ева восхищалась подругой и обожала ее, тем не менее часто позволяла себе критические замечания и не раз остужала излишний пыл и романтические устремления Габриелы.
Наконец подошло такси, и почти в полном составе семейство Консуэло Грубер высыпало на тротуар. Можно было только подивиться, как оно поместилось в такси. Консуэло рассеянно искала кошелек, как всегда неведомо куда подевавшийся, девочки поправляли платья, а Левша, так с детства прозвали Сесара, — галстук. Левша надел галстук, провалявшийся где-то в шкафу лет двадцать. Габриела не выдержала и расхохоталась.
— Какая я счастливая, ой! — то и дело повторяла сияющая Консуэло. — Ваши дети тоже получают сегодня диплом? — невпопад обращалась она ко всем встречным.
Сегодня в семье был праздник, все это чувствовали и как могли принарядились по этому случаю. Маоисоль умело подкрасила мамочку, и в новом платье та выглядела на десять лет моложе. Консуэло все еще оставалась стройной и привлекательной женщиной, хотя жизнь не баловала ее. Она была создана для любви и самопожертвования. Она искренне любила своих мужей, рожала им детей, а они предавали, бросали ее, безжалостно пользовались ее трудом.
Старшая, Габриела, не знала своего отца, о нем никогда не упоминалось в доме. Отец Марисоль, Эстер и Левши несколько лет назад нашел себе новую подругу, молодую и более выгодную. Нынешнего мужа Консуэло тоже нельзя было назвать подарком судьбы. Уже который месяц он не работал и сидел на ее шее. Потихоньку воровал деньги из ее кошелька на выпивку. И сейчас сидит он, наверное, где-нибудь на бульваре с дружками и потягивает пиво.
Но Консуэло нужно было любить кого-то — детей, мужчину, весь мир. Тогда энергия ее кипела, душа была спокойна, и она работала день и ночь не покладая рук. Она по-женски привязалась к своему непутевому Рамиро, отцу Рубена и малышки Йоли. И она совершенно искренне считала себя счастливой. Ее дети были, конечно, лучшими детьми в мире. Сегодня Габриела получала диплом, но это только начало. Младшим Консуэло тоже мечтала дать образование.
— А ты знаешь, Габи, какую замечательную свинину принес сегодня Артуро, — тут же сообщила сестре новость Йоли. — Вечером у нас будет праздник.
— Да, а где Артуро? — спохватилась Габриела.
Нет, эту семейку трудно собрать, мы опоздаем на вручение дипломов, с досадой подумала Ева. Артуро не был родственником, он с дядей много лет жил по соседству с Груберами. А это в их окраинном бедном районе считалось выше родства. Дионисио с Консуэло величали  друг друга кумами, а Габи с Артуро были друзьями. Артуро уже вбегал с букетом цветов в просторный холл колледжа.
Наконец-то все самые близкие и дорогие ей люди были в сборе, и они маленькой толпой двинулись к актовому залу. Когда Груберы собирались все вместе, то напоминали улей с его шумом, суетой, невинными ссорами — дружный семейный улей с общими заботами.
Вручение дипломов еще не началось. Выступали с поздравлениями директор колледжа и преподаватели. Побледневшая Габриела сосредоточенно ждала. Встреча с родными лишь ненадолго отвлекла ее от лихорадочной тревоги по поводу диплома с отличием.
—Сегодня мы вручаем диплом нашим выпускникам, — торжественно начал церемонию директор, — и надеемся, что они достигнут выдающихся успехов в своей деятельности...
Габриеле казалось, что она не дышит. Каких трудов стоило ей держаться непринужденно!
—Единственный в этом году диплом с отличием вручается нашей лучшей студентке Габриеле Грубер.
Наконец напряжение последних минут спало, и Габриеле захотелось плакать. Она шла к кафедре, но ног под собой не чуяла. Вокруг хлопали в ладоши, поздравляли ее — все звуки сливались в счастливую музыку. Впервые она узнала, что такое успех, настоящая удача. Будущее рисовалось ей в самых радужных красках. Теперь, с дипломом и рекомендациями колледжа, ее возьмут в любой престижный Дом моделей. Такова была традиция.
Когда она повернулась лицом к залу, прижимая к груди диплом, ей бросилось в глаза счастливое лицо матери. Габриела родилась в самом бедном столичном квартале и училась на медные гроши. Свою мать, портниху-надомницу, она помнила склоненной над швейной машиной и днем и ночью. Марисоль чтобы помогать семье свести концы с концами, работала по ночам в баре. Учеба стоила недешево, и теперь она прежде всего вернет им долги. Марисоль больше не будет работать по ночам, матери она не позволит слепнуть за машинкой.
— Я так взволнована, — начала она, наконец обретя дар речи. — Этот диплом сегодня получаю не только я, его получает вся моя семья, и родные, и друзья, которым я обязана всем.
Поначалу никто не обратил внимания на странные звуки, доносившиеся с улицы: кто-то бил в барабан, терзал скрипку, дудел в трубу. Эту какофонию никому бы и в голову не пришло назвать музыкой. Тем не менее чей-то пьяный голос пытался напевать под эти дикие звуки. Впрочем, и пением это мог бы назвать только тот, кому еще в детстве медведь наступил на ухо.
Прошла минута, другая, звуки приближались. К ним прибавились увещевания служителей, пытавшихся вразумить непрошеных певцов и музыкантов. И вот, когда Габриела уже направилась к родным с драгоценным дипломом, дверь распахнулась и на пороге во всей своей красе предстал ее отчим Рамиро, растерзанный, взлохмаченный, сильно навеселе. За ним ввалились его дружки еще более неприглядного вида с какими-то убогими музыкальными инструментами.
— Здорово, Габи! — заорал с порога Рамиро. — Она мне как родная, я ее вырастил, воспитал, она мне как дочь, — объявил он присутствующим, орудуя локтями и пробираясь прямо к кафедре. — Будем веселиться по такому поводу, я и музыкантов привел.
От неожиданности зал онемел. Щеки бедной Габриелы покрылись пунцовой краской. Неизвестно, как долго продолжалась бы эта немая сцена и растерянность, если бы не решительность Артуро. Артуро, по общему мнению, был хорошим полицейским. Он даже в нерабочее время не мог пройти мимо уличного хулиганства или какого-нибудь беспорядка.
—Убирайся отсюда! — решительно вытолкал он Рамиро за дверь. — Я бы набил тебе морду прямо здесь, да Консуэло жалко. Вон отсюда, подонок!   
—Это тебе так не пройдет, я пойду жаловаться в участок! — грозился Рамиро.
Мгновенно были выдворены и «музыканты», требовавшие за труды четыре тысячи боливаров. Вместо четырех тысяч Артуро предложил им три месяца тюрьмы и штраф за нарушение общественного спокойствия. Музыканты предложение обдумали — и исчезли. Спокойствие было восстановлено. Но Габриела так и не смогла прийти в себя от потрясения, ее мучил стыд перед преподавателями и однокурсниками за своего пьяницу-отчима. Первый большой праздник в ее жизни был безнадежно испорчен.
Но неприятности для нее вовсе не закончились скандалом в колледже. Дома их поджидал Рамиро и с порога завопил:
—Я хозяин в этом доме, понятно, и требую уважения! Уважать надо хозяина! А эта полицейская ищейка что здесь делает, пускай идет к себе!
—Папочка, дорогой мой, может быть, ты пойдешь спать, — увещевала супруга Консуэло, но увещеваниям он давно не поддавался. Рамиро желал принять участие в празднике и требовал уважения.
Он с каждым днем становится все более невыносимым. Выпив свою ежедневную порцию спиртного, становился буйным, капризным и драчливым. Дочери требовали от Консуэло прогнать его, но Консуэло и слышать ничего не хотела.
— Он человек неплохой, только пьет много, — неуверенно твердила она. — К тому же вам, девочки, этого не понять: без мужчины в доме трудно.
Семейство уже сидело за столом, и Консуэло подавала праздничный ужин и свое коронное блюдо — свинину с овощами, а Рамиро все не унимался.
- Пускай этот полицейский убирается, не хочу его видеть! Кто здесь хозяин?!
—Из этого дома уйдете вы, а не он, вы! — вскипела Габи. — Мама, сколько можно терпеть его!
—Ого, наша выпускница уже показывает коготки. Она хочет выгнать меня из собственного дома, эта долговязая! — разозлился Рамиро. — Я тебе сейчас такую оплеуху закачу!
И перегнувшись через стол, Рамиро тут же выполнил свое обещание — влепил падчерице звонкую затрещину. Все произошло так неожиданно, что никто не успел ему помешать. Габриела сидела, помертвев от унижения, возле нее хлопотали сестры и мать, а Артуро уже решительно направился к обидчику. Легко приподняв грузного, оплывшего Рамиро, он зловеще приговаривал:
— Нельзя бить женщин, а Габи тем более, больше ты никого здесь пальцем не тронешь, свинья!
Он резким движением бросил Рамиро на пол. Тот тяжело рухнул, увлекая за собой стулья, салфетку с тарелками. Грохот, звон посуды, крики женщин и плач Йоли сопровождали его сокрушительное падение. Распластавшись на полу, Рамиро вдруг замер, то ли притворяясь бесчувственным, то ли в самом деле ударившись затылком о край стула.
Консуэло, минуту назад хлопотавшая возле своей обожаемой Габриелы, вдруг с криком бросилась к распростертому мужу, запричитала над ним, как безутешная вдовица над телом горячо любимого супруга:
— Рамиро, папуля, любовь моя, очнись! Что вы наделали! А ты приходишь в наш дом и так обращаешься с моим мужем! — вдруг набросилась она на Артуро. — Уходи, немедленно уходи отсюда.
Консуэло была вне себя от горя и осталась глуха и к упрекам дочерей, и к разумным доводам Артуро:
—Сеньора, в чем я виноват? Разве не это животное только что ударило вашу дочь? Или это был дух святой?
—Это наше семейное дело, оно тебя не касается, ты здесь лишний, — в сердцах выговаривала она Артуро.
Между тем Рамиро быстро очнулся и, злобно отталкивая жену, посылал на голову обидчика самые страшные проклятия и угрозы завтра же отобрать у него жетон полицейского и отправить в тюрьму. Удрученному Артуро ничего не оставалось, как уйти, но, услышав проклятия ожившего Рамиро, он вернулся от двери и склонился над все еще распростертым телом, пообещав лишить его жизни, если он когда-нибудь ударит женщину, особенно Габи. В доказательство Артуро поднес к его носу свой внушительный кулак. Консуэло снова запричитала, умоляя его уйти, Рамиро изрыгнул новый поток ругательств и проклятий. Артуро наконец удалился. Но и после его ухода Рамиро не угомонился, и в семье не воцарилось мира и согласия.
Дочери хором упрекали Консуэло, и эти упреки больно ранили ее. А главное, на них трудно было найти оправдания.
—Как ты могла так обидеть Артуро, ведь он нам не чужой, — со слезами в голосе выговаривала ей Габриела. — Артуро водил меня в школу и заботился о нас, когда ты уходила на работу. А сейчас он защищал нас от твоего бесноватого мужа.
—Я отныне знать не желаю этого мерзавца? - брезгливо скривила губки Марисоль.
Но самый безжалостный удар нанесла Эстер:
— Однажды ты прозреешь. но будет уже поздно, мама. Сегодня ты выгнала Артуро, а завтра придется выгнать их дома нас.
Консуэло хранила упрямое молчание.
На утро Рамиро, гонимый жаждой мести, отправился в полицейский участок. Чтобы эту жажду вполне удовлетворить, ему мало было испортить Артуро карьеру. Нет, он мечтал посадить его в тюрьму, ни больше ни меньше.
Но дома Габриела, Эстер и Марисоль уже стро¬или планы контратаки: разве могли они позволить испортить карьеру Артуро, своему единственному другу и защитнику. Они шептались в своей комнатке, чтобы не услышала мать. Доверчивые и откровенные отношения Консуэло с детьми были нарушены.
Стоя на пороге, Консуэло кричала вслед мужу:
—Что ты задумал, жизнь моя, куда ты пошел?
Комиссар Лопес, начальник Артуро, сразу понял, что дело плохо, свидетелей того, что Рамиро терроризировал семейство и избивал падчерицу, не было. Артуро явно превысил свои полномочия и нарушил закон. При всей его слабости к Артуро, Лопес ничего не мог сделать, закон для него был превыше всех личных симпатий, даже превыше истины. И все же он попытался уломать Рамиро:
—Сеньор Рамиро, давайте уладим все мирным путем. Индеец немного погорячился. Индеец, я уверен, ты извинишься и пообещаешь, что подобное больше не повторится, правда?
—Ладно, Рамиро, хорошо. Клянусь, я тебя убью, если ты еще...
—Вот видите! — взвизгнул Рамиро. — Это дикий полицейский. Он меня чуть не убил. Если вы его не посадите в тюрьму, я дойду до президента, а вы будете соучастником, клянусь!

Лопес устал от воплей Рамиро и потерял последнее терпение: Индеец был, как всегда, упрямей осла, и склонить его к миру с этим скандалистом невозможно. Он с угрюмым видом предложил Артуро сдать жетон и удостоверение — другого выхода у него не было. Артуро за годы службы привык ко всему: он видел торжествующую несправедливость, когда преступники выходили сухими из воды, а невиновных осуждали по недоразумению. Он в сердцах бросил на стол жетон полицейского и удостоверение:
—Ты меня выгоняешь, Лопес, а эта скотина будет спокойно разгуливать на свободе. Может, еще медаль ему навесишь?
И вот когда, казалось бы, положение было безнадежным, Рамиро торжествовал и ухмылялся в лицо Индейцу, Лопес впал в мрачную угрюмость, а Индеец собирался уйти из участка, может быть, навсегда, в дверях кабинета неожиданно появилась Габриела. Она встала в дверном проеме, как сама статуя Возмездия — прямая, с каменным лицом, на котором была написана такая гордая решимость, что все присутствующие невольно оцепенели и с изумлением уставились на нее.
—Комиссар, — громко объявила Габи. — Я пришла подать жалобу на этого человека. Он избивал меня и устроил скандал в колледже — общественном учреждении...

Глава 3
Жизнь в этом доме становится невыносимой, с горечью раздумывала Габриела, торопливо шагая по улице. Только что она простилась с Артуро в полицейском участке. Она не могла не прийти туда и оставить его в беде, ведь он защищал их вчера, он — единственная их надежда.
Она невольно улыбнулась, вспоминая свое появление и участке. Комиссар, несмотря на свою величавую официальность, так обрадовался, что не сумел этого скрыть. Все быстро уладилось. Рамиро испугался и пошел на попятную. Габриела представила себе, как отчима запирают в тюремной камере, хотя бы на полгодика. Какой отдых для всей семьи, как бы все обрадовались! Но нет, для матери это будет большим ударом. Если бы не ее злополучная теория о том, что без мужчины в доме не проживешь! Как раз без этого мужчины их семья была бы самой счастливой в районе.
Она старательно гнала от себя эти грустные размышления, но они упорно возвращались. Сегодня у нее еще более знаменательный день. Еще с вечера она собрала в папку свои лучшие рисунки и наброски и теперь несла их в знаменитую «Тропибеллу», вся трепеща от волнения. Ей представлялась большая толпа модельеров, которые сойдутся из многочисленных кабинетов и студий «Тропибеллы» взглянуть на ее модели. Она была готова и к высокомерным поучениям, но всей душой надеялась на чье-то благосклонное внимание. Самого главы фирмы или его сына, их, кажется, двое. Если ее идеи понравятся «Тропибелле» — карьера обеспечена. Свои успехи она всегда связывала только с талантом и работой, но никогда — с внешностью.
Как только мечты ее устремились в будущее, все семейные неурядицы сами собой выветрились из головы. Но уже в пустынном холле Дома моделей и в приемной ее ждали первые разочарования. Там не было ни души. Только секретарша сиротливо дожидалась возле телефона. Она даже обрадовалась Габриеле:
—Вчера у нас был ежегодный показ и банкет. Перебрали, конечно. Но с минуты на минуту народ начнет подходить. Подожди, я отлучусь на минутку выпить кофе.
Габриела уже немало времени провела в пустой приемной, когда там появился Рикардо. Она сразу узнала знаменитого законодателя моды: не раз видела его по телевизору и на демонстрациях, которые студенты ее колледжа старались не пропускать. Габриела даже не мечтала так запросто повстречаться со знаменитостью и надолго лишилась дара речи.
Рикардо окинул ее быстрым взглядом и, видимо, остался доволен.
—Ты ищешь работу? Проходи, проходи, — ласково приглашал он Габриелу в свой кабинет.
Ободренная таким приемом, она несмело вошла.
—Вот, я принесла рекомендации из колледжа. А здесь мои рисунки, сеньор. — лепетала она, протягивая ему папку.
— Рикардо Линарес, но для таких девочек, как ты, просто Рики, — представился он, но на рисунки упорно не обращал внимания. — Давай-ка лучше посмотрим тебя. Повернись. Пройдись немного, пожалуйста. Шарма тебе явно не хватает. Улыбнись, покажи зубы. Ты как будто только что от плиты, Даже не подкрасилась, никаких украшений. Но и без всяких ухищрений ты очень красивая. Какая свежая кожа, замечательные глаза. Фигура, грудь — чудо! Из тебя может что-то получиться, красавица моя. Иди сейчас в фотоотдел. Работа, кажется, для тебя найдется.
Какого рода работу приготовил для нее сеньор Линарес, она еще не догадывалась. Но когда он, любезно провожая ее до дверей, даже не игриво, а скорее отечески похлопал ее ниже спины, она очнулась, обрела дар речи, и весь ее пыл вылился в возмущение.
—Нахал, циник, как вы смеете! — машинально ее рука поднялась и отвесила Рикардо звонкую пощечину.
Никто и никогда не позволял себе с ней таких вольностей, и ей не приходилось раздавать пощечины.
—Ты что, с ума сошла, девочка! — отпрянул изумленный Рикардо.
—Не смейте называть меня девочкой, нахал. Вы пользуетесь случаем, злоупотребляете служебным положением.
Рикардо искренне недоумевал: что он такого сделал, ну хлопнул ее, как по мячику. Его девочкам это даже нравилось. А эта ненормальная пришла просить у него работы, следовательно, хочет стать одной из его куколок.
—Давайте разберемся: вы сейчас в моей конторе, ищете работу, — перешел на официальный тон Рикардо, но в глазах его плясали веселые искры, эта ситуация его чрезвычайно забавляла. — Я трачу время, терпеливо разглядываю вас, изучаю ваши возможности, дорогая, а вместо благодарности получаю пощечину и кучу оскорблений. Совершенно незаслуженных. Откуда вы взялись, непорочная дева, из каких племен? Вы выбрали себе эту профессию — соответствуйте ей.
—Не приближайтесь ко мне и не смейте меня трогать. Не понимаю, почему вы смеетесь, что здесь смешного? — грозно сдвинула брови Габриела, заслоняясь от него папкой как щитом. — А профессия у меня очень достойная.
—Очень достойная, — согласился Рикардо, осто¬рожно приближаясь к ней. — Но она непосредственно связана с женской красотой — красотой тела, кожи, с обольщением. Ты очень обольстительна!
Он был прав. В эту минуту Габи — раскрасневшаяся от гнева, с горящими зелеными глазами — была бесподобна. Немногим женщинам к лицу гнев. Габриела была хороша и грустной, и разгневанной, и деловитой — во все минуты своей жизни, может быть, потому, что не ведала притворства и лжи. Большой знаток не только женской красоты, но и женской психологии, Рикардо сразу почувствовал чистую, бескорыстную и гордую душу Габриелы. А ее строптивость его очень забавляла. Девчонка притягивала его как магнит. Перед женской красотой Рикардо Линарес был беззащитен.
Отобрав у Габриелы папку, ее единственное оружие, он терпеливо пытался ее вразумить и объяснить тайные приемы обольщения, такие важные в их деле. Так получалось само собой, что, когда он учил ее держать голову, ходить и улыбаться, она то и дело оказывалась в его объятиях. Но подобные хитрости могли пройти с кем угодно, только не с Габриелой, она поняла, что этот избалованный женщинами молодой ветрогон просто играет с ней, как кошка с мышью, и тут же взбунтовалась.
—Отпустите меня немедленно! — отбивалась она от его нежных, ласковых рук. — Развратник, самый отвратительный, неотесанный мужлан, каких я только знала. Я честная девушка и не заслуживаю такого обращения...
—Я в этом нисколько не сомневаюсь, куколка. Успокойся, пожалуйста, не нервничай! Что ты делаешь, ненормальная?
Неожиданно распахнулась дверь и вошла с подносом Магали, секретарша Рикардо, невозмутимая Магали, которая не обратила ни малейшего внимания на необычную потасовку шефа с новенькой и проследовала к столу с дымящимися чашечками кофе. Зато Габриела готова была провалиться сквозь землю от стыда.
—Так, что ты там принесла, посмотрим твои эскизы, — вдруг с головой углубился Рикардо в папку с рисунками Габриелы. — Спасибо, Магали, мое сокровище, ты так внимательна. Вот этот рисунок интересен, это неплохо.
Магали часто заставала шефа в самые занимательные моменты его «работы» с манекенщицами и знала, что он умеет мгновенно переключаться на де¬ловые разговоры, особенно когда к нему входит отец, сеньор Линарес-старший или кто-то из родни. С непроницаемым лицом Магали удалилась. И как только дверь за ней захлопнулась, Габриела вцепилась в свою папку, намереваясь немедленно, навсегда покинуть эти стены. Но этот нахал так серьезно углубился в ее рисунки, даже отпустил несколько одобрительных замечаний, что сердечко ее дрогнуло.
Рикардо Линарес даже присвистнул про себя, когда сделал это открытие: девчонка невероятно честолюбива. Сомнений не могло быть: ее лицо так изменилось и из гневного приняло взволнованно-сосредоточенное выражение. Это качество никогда не встречалось ему в женщинах. Обычно они заботились только о своей внешности и мечтали о любви. Работа у них всегда на десятом месте и лишь средство быть на виду. На этой слабости Габриелы он тут же решил сыграть. Упускать эту красотку он не собирался, еще вчера на просмотре он мечтал именно о таком экземпляре для «Тропибеллы».
—Неплохо, есть интересные детали, — бормотал он, — но в твоих моделях нет страсти, экспрессии, они слишком робки. Знаешь, они похожи на тебя, боятся быть самими собой.
Смуглое, с ярким румянцем лицо Габриелы побелело, пока она слушала эту небрежную отповедь, так сильно ее ранившую. Ведь в колледже она привыкла к похвалам, привыкла быть первой. Но она умела справляться с волнением и казаться невозмутимой, неуязвимой:
—Сожалею, но не могу разделить вашего мнения, сеньор Линарес. Это хороший материал, пускай и не доработанный. Он произведет революцию. Вы не способны это оценить, потому что у вас лишь копируют зарубежные фирмы — из Парижа, Рима, Нью-Йорка. Так что оставайтесь при своих копиях, а мой путь — поиск и настоящее искусство. Верните мне мои работы и прощайте!
Рикардо сам себе ни за что не признался бы, как уязвила его несносная девчонка. Он — копировальщик! Он потому и разозлился, что сам давно украдкой подумывал об этом. Глава фирмы может себе позволить сомнения. Но чтобы кто-нибудь из служащих высказал мнение, не совпадающее с его собственным, а тем более позволил себе критику — такого Рикардо не помнил. Он тоже привык к поклонению, похвалам — искренним и притворным.
—Произведут революцию, говоришь? Вот эти мо¬дели? — как он ни старался, раздражительные нотки в голосе прорывались. — Но что в них принципиально нового, сеньорита? Вот эта модель, например. Зачем эта линия, чего вы добиваетесь?
—Я хотела создать тропическую линию, с национальным колоритом, чтобы... Верните эскизы, — Габриела с досадой поняла, что он выбрал самое слабое ее место, а она словно оправдывается. Не будет этого.
Она вцепилась в папку, но Рикардо тоже не желал с ней расставаться. Так они стояли лицом к лицу. Эта яростная схватка двух самолюбий затянулась, никто не мог выйти победителем. Габриела уже все решила: «Тропибелла» — не единственный Дом моделей, она все равно добьется своего, но в другом месте.
—Признаться, я не верю, что красивая женщина может быть еще и умной и талантливой. Это перебор. Но у тебя есть шанс меня переубедить. — Эта идея пришла в голову Рикардо неожиданно: конечно же надо задеть ее самолюбие, она не успокоится, пока не докажет ему своего превосходства. — Я бросаю тебе вызов, принимай его. Дерзай, создавай свою тропическую линию в моде. Начни с этого рисунка. Поработай ночь, а завтра утром я жду от тебя по-настоящему яркую, потрясающую модель. Идет?
Габриела уже готова была отказать этому нахалу, но когда речь зашла о ее работе — почему бы и нет? Ее уже охватил творческий азарт, она так любила работать ночами, ночь приносила ей истинное вдохновение и дарила удачи. Этот тип словно видел ее насквозь, все ее слабости, и бил наверняка.
—Ну что, по рукам? — лукаво переспросил Рикардо, боясь, что она все еще колеблется и порывается уйти. — Докажи мне, что красивая женщина может быть талантливой и умной — и я извинюсь перед тобой. Завтра в восемь я жду эскиз.
—Завтра в восемь, если хотите.
—Браво! — вскричал Рикардо. — Вот это женщи¬на, вот это напор. В семь, красавица моя, прелесть моя...
Но Габи, кивнув, демонстративно вышла вон, чтобы не слышать этих ласковых прозвищ. После ее ухода Рикардо в изнеможении опустился в кресло: даже вчерашняя демонстрация и вчерашние похождения не измотали его так, как получасовая беседа с Габриелей Грубер. Завтра он предложит ей работу, предварительно сбив с нее немного спеси. Дальнейшую линию поведения с ней он обдумает позднее. Сейчас на это просто нет сил.
—Доброе утро, любовь моя! Ты меня еще не поцеловал сегодня, — в дверь заглянула счастливая Роксана.

Не таким представляла себе Габриела поход в «Тропибеллу». И приема ожидала какого угодно, но только не с игривыми похлопываниями и откровенными приставаниями. Но интуиция все же подсказывала ей, что она будет принята на работу. Она заставит этого бабника держаться с ней строго официально и не допустит никаких вольностей. Слишком много чести для него — отказываться от прекрасной работы из боязни его домогательств. Она умеет не только создавать оригинальные модели, но и отваживать назойливых ухажеров.
— Ну как, доченька, ты получила работу? — с нетерпением спросила ее мать.
Увидев взволнованное, озабоченное лицо матери, Габриела тут же забыла свою досаду на нее за вчерашнее. Несмотря ни на что, мать была ей самым родным человеком. На ней держался дом, временами она одна кормила всю семью. Как хорошо, когда есть кому излить свои неприятности. И Габриела рассказала ей все: что немедленно садится за работу, чтобы завтра утром представить главе фирмы эскизы — от этого зависит, получит ли она место. Она не утаила ничего:
—Представляешь, мама, он меня шлепнул.
—Что? По какому месту, дочка?
—Вот по этому, мама.
—Больно шлепнул, любовь моя?
—Да нет же, мама, дело не в этом. Он просто выказал неуважение ко мне, наговорил мне всяких вещей, пытался меня обхаживать. Но я сумела за себя постоять.
Консуэло вздохнула: все они скроены на один лад, эти мужчины. А Габи с ее внешностью нигде не удастся избежать приставаний, поэтому главное — уметь себя держать. И она тут же прочла дочкам небольшое наставление па этот счет, которое они, как и многие другие ее наставления, пропустили мимо ушей. Втайне они считали мать неудачницей, которую всю жизнь обманывали и использовали мужчины. Чему она может их научить? Марисоль и Габи были уверены в себе, они кому угодно могут дать отпор.
—А вы знаете, кто такие Линаресы? — болтали между собой сестры.
—Ну конечно, кто их не знает? — отвечала Марисоль. — Мы же смотрим телевизор, читаем газеты. Их «Тропибелла» в светской хронике упоминается чуть ли не каждый день.
Так вот, младший, Рикардо Линарес, — это и есть тот нахал, которому я сегодня влепила пощечину. А старшего мне показала секретарша. Он мне гораздо больше понравился — такой элегантный вежливый старик. Совсем не похож на сынка.
Они не обратили внимания, как переменилась в лице мать и, поспешно отвернувшись к столу, загремела тарелками. Марисоль уже приготовила сестре кофе и понесла наверх: Габи будет работать всю ночь, надо поддержать ее силы. Консуэло осталась одна и все никак не могла опомниться. Она задумчиво смотрела в окно, забыв про плиту, где возмущенно клокотала кастрюля. Прошло двадцать два года. Она думала, что навсегда вычеркнула Федерико Линареса из памяти, но оказалось, прошлое всегда возвращается, от него не скроешься.
Хорошо, что Консуэло зашел проведать кум Дионисио, дядя Артуро, а то бы похлебка ее выкипела, а лепешки сгорели. Консуэло давно поджидала кума: хотела попросить его подыскать работу для Рамиро, вот уже который месяц тот не приносил в дом ни гроша. Но сейчас она забыла про Рамиро, все ее мысли были заняты другим.
— Кум, у меня такая беда! Посоветуй, что делать?
И она рассказала куму, как неожиданно вернулся в их жизнь Федерико Линарес Рикон. Дионисио вырос вместе с Консуэло и, конечно, помнил ее первую любовь. Девушкой она работала на фабрике Риконов, которая нынче выросла в фирму и носит громкое название «Тропибелла». Федерико высмотрел хорошенькую швею и долго ухаживал за ней. Вскружить ей голову было нетрудно: ей льстило, что в нее влюбился такой красивый, воспитанный, богатый мужчина. Но об их романе проведала его жена, явилась прямо на фабрику и с позором выгнала Консуэло вон. Наверное, она и дома устроила большой скандал, потому что Федерико больше не появлялся. Консуэло ждала его, чтобы сказать о ребенке. Ждала дни, недели, месяцы. Она была слишком горда, чтобы пойти к нему.
—Надо же, какая прихотливая дама — судьба, — ахнул Дионисио. — значит, она будет работать вместе с отцом. Может быть, он и не знает, что у него есть дочь, ведь ты ему не сказала.
—Но это еще не все, кум. У Федерико есть старший сын, весь в папашу, такой же бессовестный. Сегодня он уже увивался за Габи.
- Они же брат и сестра. Послушай, что я тебе скажу Консуэло, — размышлял Дионисио. — Сегодня же расскажи все Габи, не доводи до беды.
-Тебе легко говорить, кум, вспылила Консуэло. – Габи столько лет жила в уверенности, что ее отец умер, а тут он вдруг свалится ей на голову, и не  кто иной, как сам Федерико Линарес.
- Ты сама во всем виновата, кума! — вынес Дионисио свой суровый приговор. — Ты давно должна была сказать Габи, кто ее отец.

Отредактировано angel999 (27.06.2010 21:45)

Глава 5
Первые дни работы в «Тропибелле» оставили в памяти Габриелы пестрый калейдоскоп новых лиц, событий и мелких происшествий. До обеда они с Рикардо, и ведущими модельерами Оскаром и Роксаной обсуждали предстоящий вскоре показ, делали наброски, отбирали манекенщиц и модели. К великой гордости Габриелы, несколько ее новых идей были приняты весьма благосклонно. И Роксане понравились ее эскизы.
- Я предлагаю подиум сделать чуть длиннее обычного, в форме буквы П, — предложила Габриела. – Тогда мы сможем разместить на нем всех манекенщиц сразу и они будут отовсюду хорошо видны.
- Это интересно, замечательно придумано, — загорелся Рикардо. — Все дело в том, успеем ли мы соорудить такой помост.
А недавно в голову Габриеле пришла мысль начинать показ не с купальников, как обычно делали в «Тропибелле», а с нижнего белья. Она второй год разрабатывала эту коллекцию, и у Роксаны давно дожидались своего часа десятки эскизов. Всем очень понравилось это предложение: без сомнения, такое начало вызовет самый жгучий интерес публики.
Их совещание то и дело прерывалось телефонными звонками и потоком бесконечных посетителей к главе фирмы. Габи поняла, что Рикардо не преувеличивал, когда жаловался ей на чрезмерную занятость. Он умел работать с азартом, погружаясь в дела с головой. Но в первые же дни Габриеле открылся совершенно новый, незнакомый Рикардо Линарес.
Падре Лопес звонил ему, чтобы сообщить об очередном заседании благотворительного фонда для сирот. Рикардо был представителем этого фонда и занимался строительством приюта для бездомных детей! Габриела искренне изумилась, узнав об этом, и не смогла скрыть своего изумления.
— Да, я занимаюсь благотворительностью. У меня есть сердце. Это только ты считаешь меня неисправимым злодеем, — шутил Рикардо.
Габриела рассказала ему о бездомных детях из их квартала. У них нет ни отца, ни матери, ютятся они в шалашах, сделанных из картонных коробок, и должны сами зарабатывать себе на пропитание. Рикардо слушал внимательно, даже переспрашивал, и в его гла¬зах она прочла искреннее сострадание и горечь.
— Через год-полтора, когда мы закончим строительство приюта, таких детей больше в городе не будет, — твердо пообещал он.
Отношения между ними чуть потеплели, однако она мягко, но решительно отклонила все попытки Рикардо сблизиться — приглашения подвезти ее домой или пообедать вместе.
Она часто слышала, как он говорит по телефону с матерью, сестрами. Оказывается, он был не только защитником сирот, но и примерным сыном, любящим братом. Габриелу не могло это не тронуть, ведь она сама любила свою семью. В обеденный перерыв, когда все модельеры пили кофе и отдыхали в бассейне, он отправился в магазин купить младшей сестре ранец и все школьные принадлежности.
- Я ее совсем избаловал, мою сестренку, — беспомощно признался он. — Но в этом возрасте столько проблем, не меньше, чем в нашем.
Габриела уже совсем было растаяла, когда он вспомнил Йоли и передал ей привет. Йоли тоже его вспоминала, они успели понравиться друг другу за несколько минут, проведенных у дверей их дома. Даже шестилетнюю девчонку он очаровал, положительно, у него дьявольское обаяние, думала Габриела. Рикардо в ее глазах поднялся на несколько ступенек. Она даже разговаривать с ним стала почти дружелюбно.
Но на другой день она, легонько постучав, вошла в его кабинет с ворохом эскизов и застала его с Эстрельей, красоткой манекенщицей. Они страстно целовались и даже не слышали ее стука. Габриела, лепеча извинения, стремглав выбежала из кабинета. В догонку ей Эстрелья крикнула:
- Стучаться надо громче, дорогая.
Рикардо Линарес был поистине двуликим Янусом.
Он поворачивался к ней то своей доброй, то дьявольской стороной. Черное и белое мирно в нем уживались. Габриела была озадачена, но не собиралась долго ломать голову над причудливым характером своего шефа. У нее были дела поважнее.
Кое какие штрихи к портрету Рикардо Линареса прибавили рассказы Роксаны. Габриела нашла ее в дамском туалете — горько рыдающей. Какой жалкой и потерянной выглядела эта элегантная дама, внушавшая ей робость.
- Придется теперь заново делать макияж, какой ужас, - вглядывалась Роксана в свое отображение в зеркале.
Габриела искренне предложила свою помощь. Какие невзгоды могли обрушиться на эту уверенную, преуспевающую женщину, что могло с ней случиться?
— То же, что обычно случается со всеми нами, дурами, когда мы влюбляемся, теряем голову, безоглядно верим, — отвечала Роксана, окончательно придя в себя. — Он прекрасный любовник, но любить не способен, как кот — гуляет только сам по себе. Но хуже всего то, что мы все с ума по нему сходим.
Габриела сначала не поняла, о ком идет речь. Роксане хотелось с кем-то поделиться, и она была очень откровенна с новенькой. Едва ли у нее были близкие подруги, только соперницы. Своего мужа она никогда не любила, а в последнее время с трудом выносит. После того, как Рикардо стал ее любовником.
Она добилась своего и хотела, чтобы он принадлежал только ей, а она — ему. Собиралась все рассказать мужу. Но Рикардо и слышать об этом не захотел. Этот циник объяснил ей, правда очень тонко и деликатно, что они были лишь партнерами в сексе, дарили друг другу радость и отдых, но никаких обязательств он на себя не брал и брать не собирается. Посоветовал ей не рвать с мужем и пожелал счастья в семейной жизни.
— Как хорошо было бы Рикардо Линареса и всех бабников бросить в унитаз и спустить воду, — задумчиво смотрела Роксана на струю воды, как будто уже видела своего обидчика путешествующим по канализации. — И тебя я хочу предостеречь, Габи, как твоя подруга, берегись его. Ты думаешь, ему нравятся твои работы? Наивная! Ты ему понравилась, и тебя он решил сделать очередной жертвой.
— Этого ты могла бы мне не говорить. Я никогда не стану его куколкой! — гордо заверила Габи.
Роксана уже заканчивала накладывать свой сложный макияж, попутно вразумляя Габи на правах старшей и опытной приятельницы, когда появилась красотка Эстрелья. Отношения у них с Роксаной были далеко не дружеские. Габи пока не знала причины вражды. Но Эстрелья тоже не внушала ей симпатии. Не только потому, что в первый же день, небрежно взглянув на ее эскизы, сказала:
- Это твои модели? В жизни бы не надела ничего подобного.
Эстрелья, несмотря на свою изящную внешность, была вульгарна и груба, а порой очень агрессивна. Роксана предостерегала Габриелу:
- Будь с ней осторожна. Эта змея способна на все, на все. Она ревнует меня к Рикардо... И пригрозила недавно, чтобы я оставила его в покое, а то мне придется пожалеть.
Эстрелья никогда не упускала случая уколоть Роксану намеком или насмешкой. То она простодушно просила передать ее мужу привет и пожелание лучше следить за женой, то с негодованием рассуждала о неверных женах. Сложные и запутанные отношения были в женском коллективе «Тропибеллы», потому что, как уверяла Роксана, почти все его представительницы составляли длинный список жертв Рикардо. Габриеле не хотелось верить в это.
Конечно, она постарается держаться подальше от ядовитой Эстрельи, но и с Роксаной не станет поддерживать дружеских отношений. Близких подруг у нее здесь не будет. Хорошо бы со временем найти работу в фирме для Евы.
Но очень хороший друг, совершенно неожиданно для Габриелы, у нее вскоре появился. Как-то к Рикардо заглянул его отец, Федерико Линарес, тот самый величественный старик, который так понравился Габриеле. Она оробела, когда ее представляли самому президенту фирмы.
— Очень рад, что вы работаете у нас, — слегка пожал ей руку старший Линарес. — А я уже познакомился с вашей сестрой. Очень боевая девчонка.
У него были ласковые глаза и безукоризненно вежливые манеры. Истинная интеллигентность всегда покоряла Габриелу, она так редко встречается. Рикардо, несомненно, хорошо воспитан, но ему далеко до отца.
Габриела сама удивлялась, как просто и незаметно сложились у них добрые отношения. Сначала Линарес-старший пригласил их с Рикардо на чашку кофе, потом стал приглашать одну Габриелу. Она заметила, что он внимательно вглядывается в нее, как будто что-то вспоминает:
— У меня такое чувство, что я вас где-то встречал, Габриела. Может быть, вы работали манекенщицей?
Он внимательно расспросил ее о семье, братьях и сестрах, учебе в колледже. От Габриелы не ускользнуло, что ее фамилия заставила его чуть вздрогнуть. Но что могло связывать их семьи? Ей даже в голову не могло прийти такое.
Рикардо как-то увидел их увлеченно беседующими за столиком в бассейне. Служащие фирмы любили посидеть там за чашкой кофе в обеденный перерыв. Как быстро они нашли общий язык — то ли ревность, то ли зависть кольнула Рикардо. Не осталась незамеченной их дружба и окружающими.
— Умная девчонка! Мало ей сына, так она взялась еще и за отца, — сплетничали Роксана с Эстрельей, заключившие по этому поводу короткое перемирие.
Перемыв косточки Габриеле и Линаресу-старшему, они принялись подзуживать Рикардо. Ему неприятны и тяжелы были эти намеки. Он не мог понять, почему его так раздражают отношения отца с Габи. И не мог удержаться от глупых упреков.
— Никогда не думал, что ты испытываешь слабость к зрелым мужчинам, — ядовито заметил он как-то Габриеле.
— Меня не интересуют романы с мужчинами любых возрастов, — отрезала Габриела.
Неужели отец и в самом деле положил на нее глаз, недоумевал Рикардо. Конечно, он тоже мужчина и имеет на это право. Нет, не может быть, она же ему в дочери годится, решил он. Эти сомнения больше и не вернулись бы к нему, если бы к нему, если бы не ехидные насмешки Эстрельи и Роксаны.
- Он просто боится, — хихикали они в присутствии Рикардо, — что отец уведет у него из-под носа очередную жертву.
Спустя несколько дней отец изумил Рикардо странным разговором: он потребовал раз и навсегда оставить Габриелу в покое:
- Она чистая девушка, у нее прекрасные лицо и душа. У тебя достаточно девочек для радостей, так что держись от нее подальше.
Рикардо не верил своим ушам. С каких это пор взрослому мужчине дают указания, как вести себя?! Он забыл, что всегда делился с отцом любовными похождениями, и никогда не обижался, если тот журил его за легкомыслие, называя юбочником и донжуаном. А тут вдруг обиделся, с чего бы это?
- Вот что, папа, - вдруг в раздражении вырвалось у него. - Это не просто любовное похождение. В этой девушке есть какой-то вызов, что волнует меня больше ее женской прелести. Я не могу не при¬нять его. Ты знаешь мое слово: оно тверже гранита. Через неделю Габриела будет моей.
- Не смей, не смей, негодяй! — вдруг сорвался на крик Федерико, что редко с ним случалось. — Я запрещаю тебе обижать ее.
Но если бы неприятности в «Тропибелле» ограничивались женскими интригами и склоками, недоразумениями между старшим и младшим президентами, то внутреннюю жизнь этого приюта мод можно было бы считать вполне обычной и мирной. К сожалению, здесь порой разыгрывались подлинные трагедии и драмы, которые только по счастливой случайности не заканчивались кровопролитием и смертоубийством. Габриела вынуждена была в них уча¬ствовать.
Этот день начался как обычно и не предвещал неприятных неожиданностей. Габриела с Роксаной собирали свои рисунки и готовились к ежедневному черновому просмотру, когда в их кабинет ворвалась обезумевшая Магали.
— Шефа убивают! — вскричала она не своим го¬лосом. — Я его не пускала... У него пистолет.
Возле президентского кабинета боязливо толпились сотрудники «Тропибеллы», но входить никто не решался. Особенно после рассказов Магали, которая, придя в себя, в который раз повторяла историю о том, как к Рикардо ворвался разъяренный Омар, этот сумасшедший муженек Роксаны, наставил на шефа револьвер и закричал:
— Настал час расплаты. Ты ответишь за свое предательство там, на небесах. И этот Иуда был моим другом!
— О какой расплате ты говоришь, я ничего не понимаю?! Успокойся, Омар, — попытался урезонить его Рикардо. — Будь осторожен с этой штукой, она стреляет.
Предлагали вызвать полицию, но Роксана не хотела и слышать об этом. Это значит, завтра же история попадет в газеты и станет всеобщим достоянием.
— Конечно, если твой муж убьет Рикардо, все об этом узнают, — возмутилась Габриела. — Нужно что-то делать, немедленно!
После ее призыва толпа у кабинета быстро и незаметно растеклась по сторонам. Исчезла и Роксана. Только Габриела ринулась на спасение шефа. Впрочем, угодливости перед начальством в этом поступке не было: точно так же она бы бросилась на помощь любому человеку, даже постороннему. Омар был вне себя от горя и бешенства. Утром ему позвонила какая-то женщина, назвала рогоносцем и сообщила, что младший президент «Тропибеллы» —любовник своей ассистентки.
- А кто твоя ассистентка? — чуть ли не рыдал Омар. — Это моя жена.
- Что здесь происходит? — вошла в кабинет Габриела. — Почему у вас пистолет?
— Не беспокойся, дорогая, это недоразумение! — вдруг неожиданно спокойным голосом заговорил с ней Рикардо, надо признаться, державшийся без тени страха. — Спрячь пистолет, Омар, ты не умеешь им пользоваться, недолго до беды. Ты ошибся. Моя ассистентка — вот эта сеньорита. Правда, Габи? Она моя невеста.
— Да, но... — открыла было рот Габи. Рикардо не дал ей договорить. Он привлек ее к себе и держал в объятиях, демонстрируя Омару степень их близости. Лицо Омара выражало недоверие. Тогда Рикардо надолго приник к ее губам. Поцелуй длился бы до бесконечности, если бы не сопротивление Габриелы. Но, как видно, в поцелуе было достаточно страсти и искренности — Омар заколебался. В его глазах блеснула надежда, бедняга так хотел поверить!
— Это правда, сеньорита, вы его ассистентка? — виновато спросил он.
— Да, но... — неуверенно произнесла Габи.
— Ты понимаешь, что ты натворил, Омар! — перешел из обороны в наступление Рикардо. — Габи — моя невеста, эту девушку я люблю больше всего на свете. Поцелуй меня, радость моя, пускай он увидит, как мы влюблены.
— Простите меня, сеньорита, мне так стыдно, — пробормотал побагровевший Омар и стремглав вы¬бежал вон.
Габриела медленно приходила в себя, все еще не веря, что удалось избежать смертоубийства, и удивляясь то ли легкомыслию, то ли мужественному легкомыслию шефа. А Рикардо выразил Габриеле признательность за помощь и хитро добавил:
— Ты просто прекрасна, дорогая, а поцелуй был изумительный.
— Наглец, циник! — мгновенно воспламенилась Габриела. — Я вместе с тобой обманывала этого несчастного, но по справедливости такого бесстыдника нужно было бы пристрелить. Скажи, тебе не стыдно обманывать друга?
Нет, она не может оставаться здесь ни минуты, сгоряча решила Габриела. Ей вспомнились интриги и ехидные уколы Роксаны и Эстрельи. Эта «Тропибелла» какое-то гнилое болото, и она не хочет, чтобы оно засосало и ее.
Габриела исчезла еще стремительней, чем Омар. Рикардо не смог ее удержать и опутать новой сетью своих убедительных и логичных объяснений.
Дома Габриеле вновь предстояли тягостные объяснения с родными. Как ей рассказать матери, что Рикардо ее поцеловал? Ведь она обещала, что у нее ничего не будет с этим бабником и она сумеет за себя постоять. Она объяснит матери, что этот поцелуй был совершенно деловой, он спас от обезумев¬шего Омара этого бесстыдника.
Так оно и случилось. До Консуэло не сразу дошли невразумительные объяснения дочери.
— Ты позволила ему дотронуться до себя, Габи? — почему-то страшно разволновалась мать. — Я же предупреждала тебя. Скажи, почему ты ему разрешила?
— Да ладно тебе, мама, раздувать такой пожар из-за одного поцелуя, — заступилась за сестру Эстер; но вредная девчонка не преминула добавить: — Тем более, слепому ясно, что этот тип Габи очень нравится.
Габриела в который раз все отрицала — и свой интерес к развратному чудовищу, и поцелуй: поцелуй был насильно сорван и носил деловой характер. В доказательство она пообещала завтра же подать заявление об уходе. И просила больше не упоминать имени Линареса в доме — этот сеньор отныне исчез, умер. И довольно — она идет чистить картошку.
Когда семейный пожар чуть приутих, а Габи чистила картошку, с сожалением вспоминая Федерико Линapeca, которого так ненадолго подарила ей судьба, раздался звонок в дверь. Йоли побежала откры¬вать и издала радостный вопль:
— Габи, пришло привидение!
Явился Рикардо Линарес, которого только что похоронили в этом доме, — живой, цветущий, излучающий губительное обаяние. Галантно представился Консуэло:
— Сеньора, ваша дочь, конечно, рассказала вам о нынешнем недоразумении. Я пришел извиниться, хотя я и бесстыдник, но я очень уважаю Габриелу. Мы вынуждены были разыграть эту сцену с поцелуем, иначе я бы мог лишиться жизни.
— Я не желаю ничего слышать, Рикардо Линарес. Вон из моего дома! — неожиданно грубо и бесцеремонно выпалила Консуэло. — Вы со своим отцом одного поля ягоды. Не позволю издеваться над моей девочкой!
— Но мама, мама! — укоризненно вскричали Эстер с Габи.
— Сеньора! — опешил Рикардо. — Я только при¬шел извиниться. При чем здесь мой отец, он всегда хорошо относился к Габриеле?
— Мама! — сквозь слезы подтвердила Габи. — Сеньор Федерико Линарес — лучший из людей, которых мне довелось видеть. Ты несправедлива.
И Габриела понеслась вслед за Рикардо, уже покинувшим этот негостеприимный дом сильно обиженным и озадаченным. Долго он вспоминал слова сеньоры Грубер об отце и решил, что это неспроста. Между тем пришла пора извиняться Габриеле. Ее терзал стыд за мать, которая всегда была для них образцом гостеприимства и доброжелательности. Что с ней произошло, Габи не понимала.
— Сеньор Линарес, погодите, — догнала она Рикардо. — Прошу вас, простите мою мать, не знаю, что это с ней. Давайте решим так: я принимаю ваши извинения, вы — мои. И все хорошо уладится.
Рикардо тяжело вздохнул с видом жертвы, терпеливо сносившей тысячи издевательств, но наконец потерявшей терпение:
— Нет, Габриела, рано ставить точку. Я хотел бы работать с тобой — ты очень талантлива и подаешь надежды, но работать с тобой трудно, дорогая. Вспомни, сколько мне пришлось претерпеть от тебя? В первый же день ты наградила меня пощечиной. Потом твоя очаровательная сестренка швырнула мне в лицо рисунки. Теперь твоя мать, такая красивая и обаятельная женщина, выгоняет меня из дома, при этом оскорбляет почему-то моего отца. Всему есть предел. Извини, хватит!
Я, видите ли, отравляю ему жизнь, думала Габриела. А кто утром спас тебя от гибели, неблагодарный!

Отредактировано angel999 (27.06.2010 21:47)

Глава 7
Эту полосу в жизни Артуро нельзя было назвать спокойной. Утро его началось с мрачных мыслей о полной безнадежности, причем неожиданно он был вознесен на гребень счастья и радужных надежд, а после обеда ошеломляющая новость свалилась, как горшок на голову с подоконника десятого этажа.
Утром Эстер принесла ему в подарок горячие лепешки от Консуэло. После драки с Рамиро добрые соседи помирились на другой же день, и Консуэло по-прежнему присылала Артуро горячую похлебку и лепешки, а он покупал им мясо и овощи в дни, когда они, случалось, сидели без гроша.
Артуро с удовольствием принялся за еду, поглядывая на заплаканную, удрученную Эстер. Девчонка который день сама не своя, наверное, негодяй отчим снова устроил скандал. Артуро догадывался, что она хочет что-то сказать, но не решается.
— Артуро, я больше не могу так жить, у меня нет сил, — вдруг вырвалось у нее.
Но увидев, как обеспокоенно Артуро вскинул на нее глаза, Эстер замолкла. Она уже совсем было решилась рассказать ему о том, что отчим не дает ей проходу, подстерегает во всех безлюдных углах дома и на улице. О его приставаниях Эстер стеснялась говорить матери и сестрам, а Артуро боялась. Он горячо ринется на защиту и может потерять работу из-за подонка Рамиро.
—Я прошу тебя, Артуро, позволь мне остаться жить у тебя! — со слезами молила Эстер. — Вчера он избил Рубена, а ведь это его родной сын. Мы все его боимся.
—Девочка, я старый холостяк, а тебе все-таки семнадцать лет. Подумай, сколько будет сплетен! — отвечал Артуро. — Ты можешь проводить у меня весь день, но на ночь будешь уходить домой. А с Рамиро я все-таки разберусь, даже если придется поссориться с твоей матерью.
Эстер с грустью слушала его. С детства она обожала Артуро, и это обожание незаметно перешло в глубокое чувство, первую любовь. Но он упорно не желал замечать, что она повзрослела, и видел в ней только ребенка. Нет, ему не нужна ее любовь, он думает только о Габи. Артуро действительно неотступно думал о Габриеле и с нетерпением ждал, когда Эстер доложит ему последние новости.
Эстер рассказала ему о вчерашнем визите Рикардо Линареса и о поцелуе, якобы насильственном. Но, как ей кажется, заметила Эстер с лукавой улыбкой, Габи неравнодушна к своему начальнику. Артуро и сам так думал. Он нутром чуял, что между ними что-то есть или только завязывается, бесился, но не знал, как этому помешать. Ведь Габи все отрицала, она якобы терпеть не могла этого Линареса.
После ухода Эстер он впал в мрачную угрюмость. Все его надежды когда-нибудь объясниться с Габи и повести ее в церковь, похоже, несбыточны. Она любит другого, который не принесет ей ничего, кроме несчастий.
Таким и застал Дионисию племянника, обычно жизнерадостного и не поддающегося дурному настроению. О его чувствах к Габи он давно догадывался. Артуро ничего и не скрывал от дяди. Около Габриелы увивается некий богатый бездельник Линарес, рассказал он, и, что самое возмутительное, похоже, он ей нравится. Но Дионисио, оказывается, знал о Линаресах и о всех последних происшествиях.
—Неужели Консуэло так ничего и не рассказала им? — озабоченно спрашивал самого себя Дионисио. — Ох, доведет она до греха.
—О чем она должна была рассказать? — удивился Артуро. — А ну выкладывай все, дядюшка, я от тебя не отстану.
Дионисио взял с него слово хранить чужую тайну и поведал о печальном прошлом Консуэло, когда она осталась одна с Габриелой на руках, и об отце Габриелы.
—Брат и сестра, они брат и сестра! — напевал Артуро, направляясь на службу в участок.
—Что случилось, Индеец, ты сияешь, как медный грош? — удивился его напарник Демокрасио.
—Молчи, негр, я просто чувствую себя счастливым, они брат и сестра, — невразумительно объяснил Артуро.
В этот день он патрулировал центральные улицы города. Это было не дежурство, а сущее мучение для молчаливого, сдержанного Демо. Индеец словно с цепи сорвался: он скакал, пел песни и все время поминал о каком-то кровосмесительном грехе. Купил несколько букетиков цветов и весело предлагал их прохожим:
— Граждане, купите цветочки для своих возлюбленных — жен и любовниц. Хотите, отдам даром.
Демокрасио даже пригрозил, что сегодня же попросит замену, если тот не прекратит безобразия. Демо чуть не каждый день грозился уйти от этого психа, но тем не менее они работали вместе уже несколько лет. Разрез глаз Артуро и его смуглая кожа напоминали о том, что его недавние предки скакали на своих мустангах по прериям с томагавками в руках. Индеец унаследовал от них только неукротимый нрав, и в горе и в радости он был неудержим. Если ему было хорошо, он желал осчастливить весь мир.
Какой-то бедный парнишка напрасно вымаливал у торговца булку с маслом, у него не хватало нескольких боливаров. Артуро тут же вмешался:
—Гражданин, общество защиты прав потребителей вместе с полицией проводит инспекцию качества продуктов, — заявил он торговцу. — Дайте-ка мне вот тот сыр, ветчину, свининку...
—У меня все свежее, с передвижного рынка, — уверял торговец.
—Посмотрим. Вот вы, гражданин, окажите любезность, будьте дегустатором. — Артуро протянул парнишке тарелку с едой. — Дайте ему коктейль запить.
Торговец робко напомнил о плате.
—Общество защиты прав потребителей вам все оплатит, — заверил Артуро. — Адрес найдете в телефонном справочнике.
Даже невозмутимый Демо вышел из себя: с этим сумасшедшим невозможно работать... Что он напишет в отчете, ведь они занимались вымогательством?
—Напиши в отчете, что мы предотвратили преступление, голодный парень обязательно украл бы эту булку или ограбил кого-нибудь, понял?
В участке их поджидал довольный комиссар Лопес.
—Ну, ребята, пора вам познакомиться с новым начальником. Пожалуйте в кабинет, — загадочно предупредил он.
Заинтригованные полицейские направились в кабинет начальника. Но на пороге Артуро вдруг застыл, и у него вырвался вопль:
— О нет, нет! Только не это!
В кабинете начальника восседала Линда Миранда. Много лет назад они вместе начинали служить в полиции. Да, у них был бурный роман, который чуть было не привел Артуро в церковь. Но в последнюю минуту он испугался — потерять свободу, завести обузу — семью. В общем, они разошлись. А теперь Линда станет его начальницей. Мало того что она баба, да еще его бывшая любовница! Демокрасио тоже был недоволен, но по другой причине.
— Нет, это не женщина, а какой-то мужик в юбке, — поморщился он.

В «Тропибелле» обсуждали столь быстрое возвышение Габриелы. Оскар и Роксана роптали: они — модельеры высшего класса, много лет проработавшие в фирме, не удостоились стать ассистентами президента, а эта девчонка только появилась — и тут же получила все на блюдечке. Габриеле казалось, что она постоянно слышит шипение за своей спиной.
Был недоволен и Рикардо. Его терзала банальная ревность. Сомнений нет, решил он: отец влюблен и хочет оставить Габриелу для себя.
— Я не растлитель малолетних, не донжуанишко, как ты! — сердито отвергал его упреки Федерико. — Я должен загладить вину перед ее матерью. Но это не главное. Девочка очень талантливый модельер, мне нравится ее направление.
Но когда отец объявил, что модели Габриелы будут представлены на совете и вскоре запущены в производство, было задето профессиональное самолюбие Рикардо. В производство должна была пойти его собственная коллекция. Это решение Федерико еще больше усилило его ревнивые подозрения.
— Я покажу этой гордячке, что такое настоящая мода! — грозился Рикардо, перебирая свои наброски и эскизы. — Она потерпит полное поражение. Хотел бы я посмотреть на нее в эту минуту. Конечно, у нее есть талант, свежие идеи, но все это так сыро, недоработано. Ей понадобятся месяцы, чтобы привести свою коллекцию в порядок. И покровительство сеньора Линареса ей не поможет.
Он как одержимый готовился к совету, загонял Оскара, Роксану и манекенщиц, по многу раз переделывал рисунки, исправлял отдельные детали в моделях. Он был уверен, что они победят. Ведь они опытные модельеры, их коллекции дорабатывались несколько месяцев, а отец с Габриелой и новой помощницей Евой доводили до ума фантазии нового ассистента всего неделю.
— С каких это пор ты стал бояться советов? — недоумевала Роксана.
— Раньше на совете выставлялась наша коллекция, а через неделю ожидается еще одна, и неплохая, надо признать, — раздраженно отчитывал ее Рикардо. - Поэтому будь добра, Роксана, убери эти банты. Нормальная женщина не выйдет в будни на улицу, разряженная, как новогодняя елка. А ты, Оскар, немедленно переделай эту линию, от нее так и несет шестидесятыми годами. Сегодня будем работать допоздна.
Маленькая группа Федерико Линареса тоже как одержимая трудилась в своей студии. И вот настал знаменательный день. Оба Линареса, как было обещано, удалились. Совет возглавила Сусанна, старейший и самый опытный модельер. Узнав об этом, Габриела пала духом: Сусанна была большой приятельницей Рикардо, работала с Линаресами много лет.
Комиссия заседала несколько часов, и Габриела в это время укрывалась в своей студии, чтобы не видеть торжествующих и злорадных физиономий Оскара и Роксаны. Рикардо, как видно, тоже был вполне уверен в победе, он никогда еще не проигрывал.
Когда их с Евой пригласили в кабинет Рикардо на оглашение итогов заседания, Габриела шла как на эшафот. Она тихо присела у двери, чтобы тут же убежать и не дать им повода радоваться ее унижению и провалу. Всегда доброжелательная и веселая Сусанна, пошутив с Рикардо и своими знакомыми, вдруг заявила:
— Модели Габриелы Грубер просто восхитительны. Поздравляем вас, Габриела, в нынешнем сезоне в производство пойдет ваша коллекция.
Это прозвучало как гром среди ясного неба. Габриела не верила своим ушам. А как возмущались все «ведущие специалисты» фирмы!
— Как ты могла с нами так поступить, Сусанна, ведь мы же друзья! — почти кричали Омар и Роксана. — Вас подкупили. Подумай, как может эта девчонка обойти нас, опытных модельеров.
— Что это вы так разошлись? Одно дело — работа, другое — дружба! — добродушно увещевала их Сусанна. — Пойдемте лучше выпьем кофейку и побеседуем. А ты, Рикардо, — тебя чувство справедливости никогда не подводило, — посмотри, разве эти работы не хороши?
Эти слова Сусанны окончательно отрезвили Рикардо. Впервые в жизни его профессиональное самолюбие так унизили, но он сумел взять себя в руки. Вместе с Сусанной он еще раз оценил коллекцию Габриелы. Она была великолепна. Многое они успели доработать. Рикардо не был от природы ни злым, ни завистливым, ни злопамятным. Он просто всегда был первым, непобедимым.
— Поздравляю, Габриела, мне очень понравилась твоя коллекция, — искренне говорил Рикардо победительнице. — Я верю, из тебя получится один из лучших модельеров в стране.
Габриелу сразило такое благородство. От нее не укрылось, чего оно стоило Рикардо Линаресу. Ей так захотелось сказать ему что-нибудь доброе, ободряющее. Но тут появился Федерико Линарес, может быть, умышленно задержавшись.
— Ну что я тебе говорил, Рикардо, я был уверен, что она победит! — сеньор Федерико сиял, Рикардо давно не видел его таким счастливым, и снова ревность и обида змеиным жалом впились в его сердце.
Рикардо мягко, но решительно отклонил предложение отца пообедать втроем и отметить такое счастливое событие. Попрощался со счастливыми победителями и с чистой совестью удалился. Ему не в чем было себя упрекнуть. Зато Роксана с Эстрельей исходили бессильной злобой.
— Постоянно разыгрывая из себя жертву, эта интриганка прибрала к рукам сначала сына, потом отца. Ты заметила, Рикардо к ней неровно дышит? — говорила Роксана.
- Ничего, подружка, я тебе обещаю, что сделаю ее жизнь в «Тропибелле» невыносимой, — со зловещей улыбкой отвечала Эстрелья.
Роксана тревожно на нее взглянула. Вспомнив историю с Омаром, она тут же поверила, что месть Эстрельи будет жестокой.

Рауль продолжал каждый день заходить в бар к Марисоль. Изливать ей душу стало для него потребностью, Марисоль охотно утешала своего, как она называла, принца. Роке, хозяин бара, стал посматривать на них с неудовольствием. Он давно и безуспешно обхаживал Марисоль. Но пастушеская идиллия между прекрасной гейшей и принцем скоро закончилась. В любовном треугольнике никогда не обходится без трагедий, ревности, страданий.
Как-то днем Марисоль столкнулась с Раулем и Илианой в кафе. Принц, всегда такой грустный и подавленный, был весел и ребячлив, кормил девицу с ложечки мороженым. Они вдруг поцеловались. Поцелуй был долгим и нежным. Марисоль будто ударили в самое сердце. Не думая, что делает, — она редко думала, всегда совершая поступки по первому побуждению, — Марисоль направилась прямо к их столику.
— Привет, дорогой! — неестественно развязно поздоровалась она с парочкой. — Лакомитесь мороженым? У меня ты предпочитаешь напитки покрепче и в больших количествах.
Рауль так смешался, что в первые минуты не нашел нужных слов. Зато его спутница ответила просто и вежливо:
— Рауль, ты бы представил свою знакомую. Меня зовут Илиана, я невеста Рауля.
— А меня Марисоль. Рада познакомиться.
Но, как оказалось, беседовать им было совершенно не о чем. Марисоль жадно разглядывала невесту: держалась Илиана спокойно, сдержанно, хотя ее бледное и какое-то изможденное лицо совсем окаменело. Если бы она говорила с ней высокомерно и презрительно, как часто позволяли себе богатые девицы, Марисоль пустила бы в ход свой острый язычок. Но теперь ей ничего другого не оставалось, как откланяться.
— Приятного аппетита, — пожелала им на прощание Марисоль. — А ты, мой мальчик, заходи, угощу тебя чем-нибудь более существенным, чем мороженое.
После ее ухода Рауль и Илиана долго молчали. Рауль никогда не лгал, но тут ему пришлось наскоро сочинить правдоподобную историю: как-то зашли они с Рикардо в бар выпить, и там кузен представил его одной своей знакомой, а знакомых девиц у него, как известно, тысячи.
— Значит, она работает в баре по ночам? Она «ночная бабочка»? — спросила Илиана. — По ее манерам это заметно.
— Нет, она всего лишь гейша, развлекает посетителей, — мужественно защитил Марисоль Рауль.
День, который начался у них так весело и счастливо, пропал. Между ними витала тень Марисоль, разговор не клеился, и они вскоре расстались. Илиана вернулась домой несчастной и весь вечер рыдала в своей комнате. Теперь она знала причину охлаждения Рауля, знала, где он проводил вечера и ночи. Причина — эта девица, красивая, здоровая и доступная. Такие нравятся мужчинам. Такая и нужна Раулю, несмотря на всю его утонченность.
Поздно вечером взбешенный Рауль направился в бар. Марисоль встретила его у двери с недоброй усмешкой:
— А, сластена явился! Тебе мороженого или чего-нибудь покрепче, жених?
— Я пришел сказать тебе, девушка, что у тебя не все в порядке с воспитанием. Ты — грубая, вульгарная потаскушка! — в сердцах выпалил ей в лицо Рауль. — Твое законное место — в этой злачной забегаловке.
Глаза Марисоль сузились от гнева, но она гордо ответила на оскорбление:
— Да, мне не хватает культуры, потому что с детства я сама зарабатываю свой хлеб в отличие от тебя и твоей подружки. А в это злачное место ты ходил ко мне каждый день, рыдал у меня на плече о своих бедах, слизняк! Ты не мужчина, нет! Забудь сюда дорогу. Вон!
И Рауль вылетел из бара под улюлюканье Роке и его дружков, очень довольных, как Мари отшила своего интеллигента. Рауль дал себе слово никогда сюда не возвращаться, но знал, что вернется. Неужели он любит двух женщин сразу, каждую по-своему? Илиана была для него как ясный день — чистая, благородная девушка одного с ним круга. А Марисоль олицетворяла ночь — страстную, манящую и греховную. Ему нужна была дружба Илианы, и безудержно тянуло к Марисоль.
Через несколько дней, изрядно выпив для храбрости, он уже шагал в бар. Марисоль как будто ждала его и ничуть не удивилась. Увидев ее, он решил не тратить время на разговоры и объяснения, слова в их отношениях ничего не значили. Он смело обнял ее на глазах у завсегдатаев и, целуя, нашептывал на ухо:
— Пойдем отсюда куда-нибудь, где мы будем совсем одни!
— Tы что, с ума сошел, на нас все смотрят! — пыталась высвободиться Марисоль, но не так настойчиво, что было ясно — она уже сдалась.
Сама того не ожидая, она была счастлива, забыв на время о невесте и недавней обиде. Договорившись с приятельницей, она покинула бар в самый разгар работы. Это было неслыханно! Хорошо, что Роке отсутствовал, а то не миновать бы скандала.
Они как отрешенные бродили по парку и безудержно целовались.
— Когда я с тобой, я теряю голову. Ты обворожила меня, обворожила, — говорил Рауль. — Ты мне страшно нравишься.
Марисоль просила повторить это еще и еще раз. Он повторял. У нее было предчувствие, что сегодня произойдет что-то важное в ее жизни. Еще недавно она была твердо уверена, что любовь для нее завершится только церковью и венцом. Но сейчас рассудок молчал. Она пойдет к Раулю и будет принадлежать ему, хотя он и не заговаривал о браке. Единственное, что немного тревожило ее, — это ревность к Илиане.
— Скажи,- ты любишь меня больше, чем эту мымру? Ведь правда, Рауль?
— Не смей так говорить о ней! — отскочил как ужаленный Рауль. — Я люблю эту женщину и собираюсь жениться на ней. Поняла?
Нет, Марисоль не в силах была понять это: он любит ту, а целует ее, проводит ночи с ней. Только что он говорил ей такие слова! Она вспылила и снова наговорила лишнего — о нем, о его невесте, о мужчинах, которым лучше носить юбку.
— Дешевка, ты просто дешевка! — вышел из себя Рауль и швырнул ей несколько крупных купюр. — Вот чего ты заслуживаешь.
— Рауль, извини меня, я не хотела! — напрасно кричала ему вслед Марисоль. — Ну ничего, ты все равно вернешься.
0.

Глава 9
Возвращение Линды Миранды в полицейский участок, где работал Артуро, но уже в качестве его непосредственного начальника, инспектора, немало озадачило его. Только этого ему не хватало — работать под руководством женщины, да еще и бывшей любовницы, отношения с которой с самого начала складывались мучительно и болезненно для них обоих.
...И Артуро и Линда пришли в полицию по идейным соображениям: их привела туда врожденная жажда справедливости, вера в конечное торжество закона и порядка и ненависть ко всякого рода насилию.
Линда начинала свою деятельность в полиции в качестве так называемой «насадки». Она занималась отловом мелких хулиганов, карманников и всевозможного рода пакостников.
Каждый вечер целая армия девушек, одетых довольно легкомысленно, но не без претензии на роскошь, рассыпалась по кинотеатрам города. Своим раскованным поведением эти девушки провоцировали различных маньяков и жуликов, специально покупавших билеты на вечерние сеансы, на приставания. Далее все развивалось по раз и навсегда заведенному сценарию: пакостник, не успев как следует облапать одинокую девушку, оказывался в наручниках — девушку незримо охраняла парочка полицейских, замаскированных под простых зрителей, — и спустя полчаса он уже давал показания в участке. Таким образом иногда удавалось отловить опасных для общества людей, имена которых уже фигурировали в картотеке полицейского участка, — и девушки, выполнив свой долг, вновь рассыпались по кинотеатрам города.
Линда свято верила, что в ее силах искоренить всю эту мразь, эту отвратительную человеческую накипь, которая не давала городу жить спокойно. Бойцовских качеств ей было не занимать, так же как и Артуро. Поначалу это обстоятельство сблизило их: они влюбились друг в друга. Как ни обожала Линда свою работу и какой ни считала ее важной, тем не менее она не могла и не собиралась подавлять в себе стремления, свойственные любой нормальной женщине, — к браку и семье. Но когда она заговаривала об этом с Артуро, он отшучивался: «Двое полицейских в одной семье — это перебор, Линда». За этой шуткой скрывались куда более серьезные проблемы: во-первых, Артуро, чуть ли не каждый день рискуя жизнью, не считал себя вправе жениться, во-вторых, ему казалось, что он пока еще не в силах будет достойно содержать свою семью. Шло время, отношения Линды и Артуро то и дело омрачались ссорами и скандалами: Линда чувствовала себя униженной тем, что ей не делают предложения, а Артуро полагал, что она недостаточно любит его, раз не желает ждать лучших времен, когда он как следует встанет на ноги и сможет создать настоящую семью.
Наконец Линда решила, что ей не суждено обрести устойчивого счастья в личной жизни, и всю свою жажду деятельности, весь ум и силы решила отдать одной только работе.
Ее перевели в другой участок. Новая работа оказалась еще более трудной и ответственной и потребовала от нее колоссального мужества, сил, ума и изворотливости, качеств, наличие которых Линда и не предполагала в себе.
В шикарном ночном баре «Карменсита» иногда собирались различного рода дельцы наркобизнеса. Хозяина бара Роке Сантоса не волновала, так сказать, профессия его клиентов, хотя он кое-что знал о роде их занятий через своих «ночных фей» и через «гейшу» этого заведения, Марисоль, к которой он питал сердечную склонность и которую называл «хозяйкой». Марисоль Грубер пользовалась привилегией своего положения: ни один из посетителей не имел права купить ее на ночь, какое бы высокое положение в обществе он ни занимал и какие бы огромные деньги ни швырял в баре. Марисоль умело поддерживала беседу, вносила в застолье оживление своими остроумными репликами, следила за тем, чтобы «феи» «Карменситы» не слишком напивались и вообще вели себя пристойно. Бар также посещали проститутки высокого ранга, так сказать, элита среди «маргариток» — за такую шикарную «ночную фею» и выдала себя Линда.
Марисоль, видя в этой девушке шик и породу, природный ум и умение владеть собой, подсаживала ее к самым почетным гостям бара, а среди них нередко оказывались и те, которые были нужны Линде. Тонкие повадки, тонкая беседа и изысканные манеры Линды производили на гостей, особенно солидных, богатых, деловых, глубокое впечатление и располагали к откровенным излияниям.
Линде таким образом удавалось втереться в доверие ко многим из деятелей преступного мира, и они, сами того не подозревая, давали ей сами на себя колоссальный материал, на основе которого можно было заводить дело. Она умело вытягивала из них нужные сведения, имена, цифры, названия пунктов, куда доставлялись наркотики, адреса подпольных лабораторий по заготовке кокаина.
Наконец начальство Линды сочло, что она уже достаточно потрудилась на ниве «гейши», что, в конце концов, так недолго и засветиться, — Линду перевели в другой участок на окраину города, где она, полностью отбросив макияж, парики и прежние наряды, занялась устройством на работу бездомных и безработных, и в это дело вкладывая весь жар своей души.
В течение нескольких лет Артуро даже не слышал о ней — пути их не пересекались. Но когда-то Линда пророчески заметила ему, что дело, которым они занимаются, будет разводить их в разные стороны и снова сводить. Действительно, теперь оно снова свело их: инспектор Линда Миранда вернулась в участок, где начинала свою деятельность как «насадка».
Это была та же — и совсем другая женщина. Артуро почувствовал, что для нее их встреча так же мучительна, как и для него. Но она лучше владела собой. Линда с годами избавилась от своей девчоночьей заносчивости, порывистости, максимализма. Лицо ее было по-прежнему красивым, дышало силой и умом, но между бровями уже пролегла горькая складка, и в глазах была усталость.
Артуро, увидев ее, ощутил укол вины. Ему хотелось сделать какое-то движение навстречу к ней, но Линда, только почувствовав это, сурово сдвинула брови.
«И все же нам с ней придется объясниться», — подумал он.
Перед тем как отправиться к Линде, Артуро решил позвонить Габриеле на работу, предупредить ее о том, что сегодня вечером он не сможет забежать к ней домой, как обещал.
Как же он был изумлен, когда ее подруга Ева, сняв трубку, прощебетала:
—Но, Артуро... Ведь Габриела ждет тебя в ресторане «Орхидея»... Я думала, ты давно уже на этом романтическом свидании, потягиваешь с ней шампанское...
Эти слова перевернули все планы Артуро.
Черт возьми, новость, которую сообщила ему Ева, означала только одно: Габриела ждет его, для того чтобы сообщить ему что-то важное... несомненно, радостное для него... Иначе почему ее выбор пал именно на этот ресторан, где по традиции собираются влюбленные. Не помня себя от предвкушаемого блаженства, Артуро помчался на встречу.
Но каково же было его разочарование, когда он понял, что Габи не слишком рада его появлению и что она даже как будто ожидала кого-то другого... И тут же его подозрения нашли подкрепление: к их столику развязной походкой подошел Рикардо и плюхнулся рядом.
—Надо же, какое совпадение! — ухмыльнулся он. — Прихожу — а тут вы воркуете вокруг букета цветов... Как симпатично! Не хватает только свечей и тихой музыки, а так полный романтический набор... Не спеть ли мне для вас обоих серенаду?..
—Не самое подходящее время для серенады, — отрезал Артуро. — Ночь еще не настала. Вот наступит ночь, можешь драть глотку, сколько тебе влезет, под окном Габриелы. А я ухожу. Извини, Габи, я понял, ты ждала не меня!
—Но... — запротестовала Габи. — Но... нет, ты не понял, Артуро. Я и сама ничего не понимаю...
—А чего тут понимать?- Артуро ласково провел рукой по ее щеке. – Я здесь лишний. Я не вписываюсь в твою жизнь. Единственно, что меня утешает, это то, что ты любишь меня как брата и что этого сеньора ты тоже можешь любить, Габи, только как брата, не иначе... Не иначе, нет, Габриела.
Его слова возбудили было любопытство Габриелы, но минутой позже она сочла их риторической фразой. Тягостное молчание повисло над столиком, и Артуро, поняв, что его никто не собирается удерживать, поднялся и положил руки на плечи Габриелы и Рикардо.
—На прощание хочу вам сказать: мы трое — заложники неудавшейся любви. И с этим ничего не поделаешь. Это неразрешимо.
После его ухода Габриела дала волю своему гневу:
—Послушай,- что все это значит? Что происходит? Значит, это по твоей милости я оказалась в таком нелепом положении?
Рикардо добродушно и широко усмехнулся:
—А разве не по твоей милости я вчера оказался в дурацком положении? Кто пригласил манекенщиц?
—Жалко, что они не разорвали тебя на части, как ты того заслуживаешь! — сокрушенно сказала Габриела. — Ты, который способен играть чувствами такого человека, как Артуро...
—А разве ты не играла чувствами Роксаны, Эстрельи и... и...
—Ты даже имен их не помнишь! — поймала его Габриела. — Что уж за дело тебе до их чувств...
Рикардо как бы в задумчивости почесал в затылке.
—Да, ты права, на имена у меня память плохая... Ну хорошо, мы квиты. Раз уж мы оказались вместе и в таком месте — не пообедать ли нам? Я ужасно хочу есть! А ты?
Габриела достала пудреницу и слегка поправила перед зеркальцем волосы. Рикардо в ожидании ее положительного ответа заткнул за ворот рубашки накрахмаленную салфетку.
Габриела щелкнула замочком сумочки и поднялась из-за стола.
— Твой вид вызывает у меня желудочные колики, — объявила она. — Поэтому обедай в романтическом одиночестве.

Линда Миранда открыла дверь Артуро — и как будто не было этих десяти лет разлуки — они оба подобрались, как два зверя, готовые к прыжку. Агрессивность Линды была не в новизну для Артуро, и, как он ни настраивался на примирение с ней, ему тут же захотелось дать ей отпор.
— Зачем ты явился? Что тебе надо? — загораживая собой дверь, ведущую в комнату, спросила она.
— Ага, — тотчас догадался Артуро и, кивнув в сторону комнаты, спросил: — Там кто-то есть?
— Не твое дело, — отрезала Линда. — Я не вмешиваюсь в твою жизнь, не лезь и ты в мою.
— А что, если я пришел с самыми добрыми намерениями? — наступал на нее Артуро. — Что, если я решился на то, на что не мог решиться в пору нашей молодости?
— А-а, — протянула Линда. — Понятно. У тебя не клеится с Габриелой, я уже в курсе, и ты пришел ко мне. Но должна заявить тебе со всей ответственностью: я не аспирин, Артуро, и не иное болеутоляющее средство. Я не столько женщина, сколько в первую очередь полицейский. И у меня нюх на то, когда меня хотят использовать в собственных целях, Артуро Гонсалес. Так что ты пришел не по адресу...
— Может, заодно просветишь меня, кто еще проживает с тобой по этому адресу? — горько усмехнулся Артуро. — Может, он использует тебя еще больше, чем это намеревался сделать я...
Линда на мгновение смутилась.
— Повторяю, это не твое дело. Уходи, я не хочу тебя видеть.
Когда Артуро, обескураженный таким приемом, исчез за дверью, из комнаты вышел молодой смуглый красавец и обнял Линду, застывшую у стены.
— Кто это был? — спросил он.
— Какая тебе разница, Бейби, — устало отозвалась Линда.

На следующее утро к Линде Миранде заявилась сама Габриела. Пока девушка запутанно объясняла, что ей необходимо переговорить с Индейцем, Линда, не таясь, разглядывала ее.
Миловидна, ничего не скажешь, как раз во вкусе сентиментального Артуро: круглое личико, пушистые волосы, невинное сияние глаз. Такие девушки обычно очень нравятся опытным мужчинам, у которых богатое прошлое. Эта мнимая беззаботность, трогательное, детское выражение лица... Именно из таких невинных деток получаются жены-крокодилы, которые умеют как следует держать мужчину.
— Артуро Гонсалес в данную минуту находится на пересечении улиц Росаледа и Сан-Луиса. Боюсь, он там застрянет надолго, — сказала Линда.
— А что там происходит? — с тревогой спросила Габриела.
Линда едва подавила зевок — настолько пресной показалась ей эта девочка.
— На крыше одного из зданий находится самоубийца, — объяснила она. — Он уже добрых полчаса собирается свести счеты с жизнью. Думаю, Индеец сейчас стоит на крыше и уговаривает его этого не делать, уверяя, что жизнь прекрасна и удивительна.
Девчонку как ветром сдуло. Линда проводила ее скучающим взглядом, хотя в глубине души ее грызла ревность: и этой пустышке Артуро отдал предпочтение! Что ж, и она не останется в долгу. И тут словно в ответ на ее мысли дверь открылась и в ее служебный кабинет ввалился Бейби.
—Слушай! — возмутилась Линда. — Я же тебе говорила, не приходи сюда. Это полицейский участок, а не дом свиданий!
—Ты еще добавь, что передо мной инспектор Миранда, а не моя любимая Линда, — изобразил обиду Бейби.
—Ладно, не дуйся. Сядь здесь и подожди меня — мне надо наведаться к шефу. Понятно?
—Спасибо, что не гонишь, — покорно отозвался Бейби.
Линда как будто в воду глядела, когда сказала Габриеле, что Индеец возьмет на себя трудное дело по уламыванию самоубийцы и попытается отговорить его от отчаянного шага.
Артуро в самом деле стоял на крыше в пяти шагах от этого безумца.
Демокрасио и комиссар Лопес, вместе с которыми он патрулировал улицы, стояли внизу, у машины, тревожно вглядываясь в две фигуры на краю крыши и проклиная самоубийцу на чем свет стоит.
Внизу собралась толпа, любопытная до такого рода зрелищ. Кое-кто даже заключал между собой пари, бросится ли вниз сумасшедший, или красноречие полицейского пробьется сквозь овладевшее самоубийцей безумие.
Примчались телевизионщики, охотники за сенсацией. Смазливая тележурналистка вела репортаж с места происшествия, снабжая его комментариями, которые заставляли Лопеса и Демокрасио скрежетать зубами от ярости. Речь шла о жизни и смерти их товарища, который сейчас балансировал на краю крыши, разливаясь соловьем перед этим идиотом, а тут — лепет тележурналистки, полный дутого пафоса и телячьего восторга. Журналистка, не теряя надежду получить интервью от обоих полицейских, то и дело совала им под нос микрофон, от которого они с негодованием отворачивались. Устав от своих бесплодных попыток что-то выудить из полицейских, она обратилась к заплаканной девушке, стоящей рядом с ними и не отрывающей глаз от двух фигур на крыше.
— Вы переживаете за вашего жениха? Или мужа?.. Ребята, снимите мне ее крупным планом, — не дождавшись ответа от Габриелы, сказала она своим коллегам.

...Артуро Ронсалес, стоя на краю крыши, и в самом деле ораторствовал, как Цицерон, под направленным на него дулом револьвера.
—Парень, я понимаю, тебя оставила жена, — говоря это, он сантиметр за сантиметром все ближе придвигался к самоубийце, — это предательство, ты прав. Но то, что собираешься сделать ты, — еще более худшее предательство. Ведь твои дети... ты хочешь оставить их, бросить на произвол судьбы? Кто о них позаботится теперь, кроме тебя? За что пострадают дети? Умоляю тебя, отдай мне оружие и... давай поговорим, как двое мужчин.
—Не подходи! — заорал самоубийца. — Не подходи! Я выстрелю, я тебя убью!
—За что? — вразумлял его Артуро, точно не замечая наведенного на него оружия. — За то что я хочу помочь тебе?
—Не знаю, ничего не знаю, — весь дрожа, дико вскричал самоубийца.
—Да, ты в таком состоянии, что не можешь относиться к произошедшему адекватно. Поверь, это пройдет. Подумай о детях, умоляю тебя, подумай о своих детях... Ну... дай же мне револьвер...
В эту секунду грянул выстрел.
В толпе, собравшейся внизу, завизжали. Артуро покачнулся. Демокрасио стал целиться в самоубийцу. Лопес отвел его руку. Габриела от ужаса едва дышала. Нельзя было понять, ранен Гонсалес или нет.
...Артуро, зажав рукой рану в плече, проникновенно продолжал свой монолог. Самоубийца как завороженный смотрел, как течет по его руке кровь.
—Ну посмотри, что ты сделал, — точно укоряя ребенка в шалости, покачал головой Индеец, — зачем? Не делай глупостей, ведь ты потом простить себе не сможешь, если убьешь меня. Опусти оружие, парень.
...Артуро знал, что сейчас произойдет. Сейчас Лопес и Демокрасио уже на чердачной лестнице... Лезут дальше, на крышу... Вот-вот они появятся за его спиной и все испортят.
—Все будет в порядке, — миролюбиво продолжал он. — Ну... вот моя рука... вложи в нее револьвер...
Самоубийца как загипнотизированный протянул ему оружие.
Артуро, вцепившись в его руку, опрокинул его на спину и тут же почувствовал, как сверху навалились Демокрасио и Лопес.
На руках у парня щелкнули наручники.
—Ты в порядке? — тяжело дыша, спросил у Артуро Лопес. — Идти можешь?
—Даже плясать, — хмуро отозвался Гонсалес.

Глава 11
Малышка Йоли, общая дочь Консуэло и Рамиро, от души восхищалась своим другом Диего.
У Диего нет ни папы, ни мамы, а между тем он совершенно не похож на слоняющихся без дела по улицам мальчишек, которые норовят стянуть что-нибудь с лотка у зазевавшегося продавца. Диего честно зарабатывает себе на жизнь, он самостоятельный парень.
Диего работал чистильщиком обуви на углу пятьдесят шестой улицы. Йоли не считала занятие своего товарища малопочтенным. Напротив, она, чем могла, помогала ему, мыла щетки, давала прохожим, которым Диего до блеска надраивал обувь, сдачу. Можно сказать, их маленькое предприятие процветало бы, кабы не те самые бездельники-мальчишки, которые то и дело норовили отнять у детей их выручку. Бывало, заработав несколько грошей, Диего от широты душевной покупал своей маленькой подружке какое-нибудь лакомство: пакетик воздушной кукурузы или засахаренные орехи. В такие минуты оба чувствовали себя богатой парочкой, которая не только умеет трудиться, но и в иные моменты позволяет себе сорить деньгами.
...В это утро Диего, заработав несколько мелких монет, отдал их Йоли, чтобы она отнесла их матери, и довольная девочка вприпрыжку побежала по улице. Но она не успела одолеть и полквартала, как дорогу ей преградила ватага мальчишек.
Йоли, увидев их, поспешно спрятала кулачок с зажатыми в нем монетами в карман.
—Эй, что там у тебя? — глумливо усмехаясь, осведомился один из мальчишек.
—Отстаньте от меня, а то я пожалуюсь Левше и он вам задаст! — пригрозила Йоли, не растерявшись.
—А что ты ему скажешь? Что я тебя толкнул вот так?.. А потом вот так?..
С этими словами мальчишка изо всех сил дважды толкнул Йоли, и она полетела на асфальт. Монетки выпали из ее руки, и мальчишки бросились подбирать их.
Йоли хотела их отогнать, но получила сильный пинок ногой в лоб.
В этот самый момент ей неожиданно пришла помощь.
Из притормозившей рядом машины выскочил какой-то разъяренный увиденной им картиной сеньор — это был Рикардо, — и мальчишки в мгновение ока оставили поле боя.
Рикардо поднял на руки окровавленную девочку.
—У меня кровь! Я, наверное, умираю, — решила Йоли.
—Ну что ты, малышка. Я сейчас отвезу тебя в больницу, тебе там помогут.
С этими словами он усадил на переднее сиденье девочку, и машина тронулась.
...Диего видел, как все произошло. Когда на Йоли напали мальчишки, он бросив недоумевающего прохожего с недочищенными туфлями, помчался на помощь. Но, когда мальчик подоспел к месту происшествия, машина с Йоли уже тронулась с места.
Диего во весь опор помчался в дом Йоли и поднял всех на ноги. Из его запутанного рассказа выходило, что окровавленную Йоли похитил какой-то богач на машине.
Консуэло металась, не зная, что предпринять. Марисоль и Рубен, родной брат Йоли, пытались допросить Диего, чтобы как следует понять, что произошло на самом деле, но перепуганный мальчик, заикаясь от волнения, твердил одно и то же. Даже Рамиро продемонстрировал некоторую обеспокоенность судьбой дочери. Ему представился случай сыграть роль перепуганного насмерть и разъяренного похищением дочери отца, и он собирался исполнить подвернувшийся ему бенефис на славу, но для начала надо было глотнуть холодного пивка, что и сделал Рамиро. Рубен, поняв, что от отца ничего не добьешься, позвонил сначала Артуро, в клинику, а потом — Габриеле. Артуро сказал, что он сейчас приедет, то же самое, едва дослушав сообщение Рубена до конца, обещала и встревоженная Габриела. Рамиро, почувствовав, что ему не собрать вокруг себя зрителей, с видом оскорбленной добродетели нервно глотал пиво.
В это время врач успокаивал Рикардо, озабоченного положением девочки.
—Любая рана на голове всегда вызывает сильное кровотечение. Мы наложили девочке три шва...
—Вы уверены, что рентген делать не нужно? — спросил Рикардо.
—Совершенно уверен... Малышка вела себя очень достойно, даже не всплакнула, — врач с одобрением посмотрел на Йоли. — Пусть еще минут десять полежит на кушетке, а потом можете ее забрать, — с этими словами врач вышел.
—Рикардо, позвони моей маме, — попросила девочка.
—Говори номер телефона, — произнес Рикардо, взяв в руки трубку. И после того как Йоли назвала ему знакомый уже номер, изумленно переспросил: — Ты уверена, что это ваш номер?
Йоли в этом не сомневалась. Она заявила, что хорошо считает и знает все цифры. Она всегда правильно отсчитывает сдачу прохожим и никогда не ошибается. Дело в том, что ей приходится помогать своему другу Диего, чистильщику обуви.
...Трубку никто не поднимал, и Рикардо, снова и снова набирая номер, продолжал расспрашивать девочку.
...Нет, Диего она помогает вовсе не потому, что надеется накопить матери денег на новую швейную машинку... Она, Йоли, откроет Рикардо, поскольку он теперь тоже ее друг, один секрет: дело в том, что они с Диего жених и невеста, а ведь невесты всегда должны помогать своим женихам... Рикардо кивал, слушая вполуха. Он представлял, какой переполох поднялся в доме Йоли, но трубку никто не брал, очевидно, телефон барахлил.
—Да, совсем забыл! — стукнув себя по лбу, воскликнул он. — Врач велел передать тебе вот этого плюшевого зайца за то, что ты так мужественно себя вела. У них это так принято — самым хорошим пациентам дарить подарки.
—Неужели? — усомнилась Йоли. — А мне кажется, это ты купил для меня... В любом случае спасибо! Вот бы мне такого папу, как ты! Мне или Диего! Так было бы здорово! Поверь, мы оба чистили бы тебе ботинки совершенно бесплатно!
—Меня бы это устроило, — заявил Рикардо.

— Консуэло! — потрясая пустой пивной бутылкой, Рамиро вновь появился в комнате. — Если с моей дочерью что-либо случится, так и знай, я убью тебя! — И он занес кулак над заплаканной Консуэло.
Марисоль перехватила его руку и прошипела:
—Попробуй тронь ее хоть пальцем, негодяй! Сейчас явится Артуро, и он тебе покажет!
—Ваш Индеец в клинике! — неуверенно возразил Рамиро, однако на всякий случай отошел в угол.
—Да как он может прийти, ведь он же ранен! — проговорила Консуэло.
...Через пять минут появился Артуро, за ним в дверь влетела Габриела. Артуро сказал, что вся полиция города уже поднята на ноги. Консуэло, заламывая руки, рыдала. Габриела и Марисоль, как могли, утешали ее. Рамиро, увидев Индейца, убрался на кухню. Братья Йоли собирались на поиски сестры. Но в этот момент дверь открылась, и Рикардо внес Йоли в комнату на руках.
Казалось, общему восторгу не будет конца, все по очереди обнимали и целовали Йоли, почти не замечая Рикардо, но тут Диего вдруг закричал, указывая на Линареса:
—Это он! Держите его! Это он похитил Йоли!
Происшествие вдруг получило совершенно неожиданную для Рикардо развязку. Все кричали на него, топали ногами. Консуэло, как разъяренная тигрица, бросилась на него:
—Что ты сделал с моей дочерью, мерзавец! Отвечай!
—Что ты сделал с девочкой, подлец! — вторил ей Артуро.
В общем гомоне и крике Рикардо различил голос Габриелы:
—Негодяй! Какой же ты негодяй!
—Я убью тебя! — вновь обрел голос в общей суматохе Рамиро.
Рикардо попытался объясниться, но ему не дали сказать ни слова.
—Уходи отсюда! — кричала Габриела.
Рикардо обреченно махнул рукой и исчез за дверью. И тут сквозь гомон и крик прорезался голос Йоли:
— Вы с ума сошли! Что вы сделали! Ведь он спас меня, он мой друг! Верните его немедленно!
И девочка залилась слезами.

Эльвира вошла в кабинет мужа бесшумно и застала его врасплох: Федерико рассматривал какую-то фотографию. Он хотел было незаметным жестом отправить снимок в ящик стола, но Эльвира опередила его.
—А-а! — разглядев на фотографии ненавистную фигуру Консуэло, ядовитым голосом начала она. — Хочешь удостовериться в том, что шлюха-дочка похожа на свою шлюху-мать?!
Она знала, что Федерико изо всех сил удерживает в себе желание влепить ей пощечину, но знала также, что он и пальцем не посмеет тронуть женщину.
—Не смей так говорить о них! — чувствуя себя беспомощным, как всегда, перед напором ярости жены, произнес Федерико.
—Конечно, эта девчонка пошла по стопам своей мамаши, не сомневаюсь. Как ты посмел принять ее на работу?! Конечно, ты сейчас начнешь что-то лепетать относительно ее талантов. — Эльвира сделала вид, что зажала уши руками. — И слышать этого не хочу. У женщин из этого семейства есть только один дар — отбивать чужих мужей... Об этой своей доченьке ты позаботился, а на Ванессу тебе плевать!
—Мне вовсе не плевать на Ванессу, — стараясь вразумить ее, спокойно возразил Федерико. — Она моя дочь, я о ней забочусь...
—Да? А известно тебе, что она чуть ли не каждый день приходит домой пьяная? А пьет она оттого, что в доме невыносимая обстановка. Она чувствует, что у ее папочки на стороне кто-то есть... Какая-то иная забота.
—Ты отлично знаешь, у меня с Консуэло все кончено! — скорбно отвечал Линарес.
—Да? И ты поэтому разглядывал сейчас ее плебейскую физиономию на снимке?! — не получая должного отпора, еще больше взвилась Эльвира. — Если ты хочешь, чтобы в доме воцарился покой, немедленно выгони из Дома моделей дочь этой шлюхи. Слышишь меня, немедленно!
Федерико покачал головой.
—Этого не будет никогда, — твердым голосом заявил он.

После ухода Рикардо расстроенная Йоли рассказала о том, как он ее спас от толпы мальчишек и как повез в больницу. Закончив свой рассказ, Йоли опять залилась слезами, а Артуро сказал:
—Да, надо признать, все мы ошиблись. Нехорошо вышло. Но я все равно терпеть не могу этого типа.
—Сейчас не время давать ход подобным чувствам, Артуро, — печально произнесла Габриела. — Мы обидели Рикардо, а он был ни в чем не виноват.
—Утешать его — это не по моей части, Габи, — ответил Артуро. — Это, по всей видимости, ты с охотой возьмешь на себя.
—Надо пойти расслабиться, нельзя все время находиться в таком напряжении, — заявил Рамиро. — Консуэло, дай мне пару монет...
—Мерзавец, — отчетливо произнесла Марисоль.
—Габи! Догони Рикардо! Попроси у него прощения! — взмолилась Йоли.
— Нет-нет! — Консуэло вцепилась в руку Габриели. — Куда она пойдет на ночь глядя? Завтра увидит его на работе и объяснится с ним...

Утром Эльвира, одевшись с особой тщательностью, как будто она собиралась на торжественный прием, заявилась к Консуэло.
Она решила дать бой этой простолюдинке. Она намеревалась сразить ее своим величием. Если бы ярость, бушевавшая в груди этой дамы, могла материализоваться и превратиться в пламя, от Консуэло и ее жалкого жилища осталась бы горстка пепла. Эльвира заготовила несколько ядовитых, уничтожающих реплик, которыми собиралась унизить Консуэло и показать ей всю разницу между собой, благородной особой, и ею, этой плебейкой, которая пыталась отбить у нее мужа.
Но, увидев перед собой бывшую соперницу, хоть и усталую, измученную, с красными от работы руками, но полную достоинства и какой-то внутренней силы, Эльвиру прорвало, как базарную торговку. Ветви родословного древа, уходящего могучими корнями в благородную старину, стряхнули ее с себя, как червивый плод.
—Ты, простолюдинка паршивая! — завопила она. — Мало тебе того, что ты испортила мне всю жизнь, ты еще и свою дочку пустила по той же кривой дорожке. Она теперь вертится вокруг моего Рикардо, надеясь просочиться в порядочный дом. У нас с тобой нет и не может быть ничего общего, запомни!
—И слава Богу, — спокойно отозвалась Консуэло. — Не приведи Господи кому-либо из моей семьи попасться на удочку Линаресам... И кто из нас двоих ведет себя как простолюдинка? Ты, Эльвира, похожа на рыночную торговку, которая, чтобы казаться благородной, вырядилась в пух и прах и нацепила на каждый палец по золотому перстню... Это ты меня пришла сражать наповал своими бриллиантами? Поверь, мне на них наплевать, как и моей дочери Габи. У моей дочери нет золотых колец, но у нее золотые руки и светлая головка.
—Я сотру ее в порошок, если она не оставит в покое моего сына и моего мужа, — выкрикнула Эльвира, несколько обескураженная словами Консуэло.
—А уж тут можешь быть спокойна, — заверила ее Консуэло, — я сама не позволю моей дочери встать с кем-то из Линаресов на короткую ногу. Вы нам не нужны, никто из вас! Ей твой сын так же мало интересен, как мне — твой муж! Так что ты зря пришла демонстрировать мне свои перстни, Эльвира!..

Рикардо Линарес был настолько расстроен вчерашним приемом, оказанным ему в доме Габриелы, что чуть не провалил один очень важный разговор с поставщиками из Майами. Он вел его в таком вялом тоне, что на том конце провода решили было, что Линарес не слишком заинтересован в партии тканей, но тут, к счастью, заметив состояние шефа, трубку у него перехватила его помощница Магали, и беседа завершилась, к взаимному удовольствию, на оптимистической ноте.
Магали оставила шефа предаваться и дальше мрачным раздумьям, но тут в его кабинет вошла смущенная Габриела и робко сказала Рикардо, что им необходимо объясниться.
— У меня нет такой потребности, — отрезал Рикардо.
—Но я хочу попросить у тебя прощения... Мы были неправы, подозревая тебя... — настаивала на объяснении Габриела. — Но пойми нас: друг Йоли указал на тебя, как на похитителя моей сестренки...
—И ты охотно поверила в то, что я способен причинить зло ребенку, — прервал ее Рикардо. — Будь добра, уйди, я занят.
—Я с места не тронусь, пока ты не выслушаешь меня до конца, — вспыхнула Габриела.
—Ах, вот как? В таком случае, располагайся в моем кабинете, а я ухожу...
Но не успел Рикардо открыть дверцу своего автомобиля, как Габриела оказалась на переднем сиденье и вцепилась в него обеими руками.
—Тебе придется вышвырнуть меня из машины, — заявила она, — но тогда я буду кричать и звать на помощь...
Рикардо молча тронул машину с места.
В полном молчании они доехали до пустынного парка для детворы, в котором в этот день никого не было.
Рикардо вышел из машины и присел на скамейку, задумчиво глядя перед собой. Габриела пристроилась рядом.
—Ты, наверно, привез меня сюда потому, что считаешь меня ребенком, — прервала тягостное молчание Габриела.
—Ты меня совершенно не понимаешь, Габи, раз считаешь, что я могу обидеть ребенка, — заговорил Рикардо, и лицо его исказилось мучительной гримасой. — Ты ведь понятия не имеешь, что значат для меня дети. Дети... когда я смотрю на них... я становлюсь другим человеком, понимаешь, Габриела?
Пораженная искренностью его голоса, Габриела попыталась заглянуть Рикардо в лицо. Он отвернулся.
—Что с тобой, Рикардо? Неужели я так сильно обидела тебя? Ну прости меня, прости нас всех... Просто мы сошли с ума от беспокойства...
—Хорошо, простил, — устало отозвался Рикардо.
Но Габриеле было мало чисто формального прощения. Горячность, с которой он только что говорил о детях, настолько поразила ее, что она уже не могла видеть в Рикардо преуспевающего дельца, озабоченного одним лишь собственным благополучием, циничного бабника и равнодушного игрока.
—Что с тобой происходит? — она участливо тронула Линареса за плечо.
—В том-то и дело, что ничего. Во мне пусто, как в этом парке, в котором сейчас нет детей. Ты ничего обо мне не знаешь. Я мертв, мертв. И мне не надо ни участия, ни помощи с твоей стороны...
Сама не понимая, что она делает, Габриела вдруг взяла в ладони лицо Рикардо и поцеловала его в губы.
Ошеломленный прикосновением ее губ, Рикардо не сразу пришел в себя.
—Зачем? Зачем? Я не имею на это права... Я не достоин...
Еще больше пораженная его словами, Габриела пролепетала:
— Я не хотела... Но это как-то само собой получилось. Давай забудем об этом поцелуе...
—Меня очень тянуло к тебе, но я молил Бога не допускать того, что случилось, — вдруг вырвалось у Рикардо. — О Господи! Но ты не можешь уйти из моей жизни, нет, ты уже часть ее... Лучше бы тебе спрятаться от меня на другом краю земли, Габриела. Зачем ты возвращаешь меня к жизни? Ты должна ненавидеть меня...
—Тогда скажи, что ты с самого начала искал во мне легкой добычи, рассчитывал на мою неопытность, — взмолилась Габриела, — скажи это!
—Да, так, именно так... меня привлекала только твоя молодость, невинность...
—Я не верю тебе, Рикардо, — решительно прервала его Габриела. — Ты другой, ты лучше... Сначала я видела в тебе прожигателя жизни, грубияна, безразличного к людям, но теперь поняла, что это была маска. Благодарю Бога, что смогла увидеть другого Рикардо...
—Вот пусть Господь и держит тебя подальше от меня, Габриела, — подхватил Рикардо. — Я не тот человек, который тебе нужен. Я приношу одни лишь несчастья. Меня надо опасаться, как чумы. От меня следует бежать, как от огня.
Но Габриела, слушая его, лишь молча качала головой.

Глава 13
Рамиро Апонте чувствовал, что, несмотря на долготерпение Консуэло, над головой его сгущаются тучи.
Старшие дети, дети Консуэло, открыто ненавидели его. Габи смотрела на него как на пустое место. Марисоль, не таясь, демонстрировала ему такое презрение, что временами Рамиро, считавшему себя непробиваемым, становилось не по себе. Иначе чем «мерзавец» и «негодяй» Марисоль его не величала. И что самое неприятное, Эстер не скрывала своего отвращения, а ведь она ему нравилась, еще как нравилась, и он всячески подогревал в себе надежду в один прекрасный день уложить эту дурочку в постель — ей уже пора почувствовать, что такое настоящий мужчина.
Сесар не был его родным сыном, но, как ни странно, закваска у Левши была его, Рамиро. Паренек все хотел получить от жизни, ничего не давая взамен, так же как и Рамиро. Он промышлял неизвестно чем, водился с какими-то темными личностями, но денежки у него имелись — Левша даже приоделся и последнее время смотрелся как настоящий сеньор. Он говорил матери, что ему подвернулась стоящая работенка, что он помогает какой-то международной организации заключать торговые сделки, и Консуэло верила сыну, тогда как Рамиро, и не без основания, давно подозревал, что Сесар погряз в уголовщине.
Даже его собственные дети, Рубен и Йоли, с трудом переносили отца, особенно Рубен, он видел, что вся основная тяжесть их быта лежит на плечах матери, тогда как отец занят только дружками, попойками и не знает, куда себя девать от безделья.
Но что самое скверное — последнее время и Консуэло стала поглядывать на него косо. Долгое время она пыталась наладить отношения между Рамиро и детьми, но это ни к чему хорошему не привело, и мало-помалу в ней зародилось сомнение: а может, дети все-таки правы в своей непримиримой ненависти к отчиму и отцу, может, все же мужчина не так уж необходим в семье — по крайней мере, этот совершенно неисправимый трутень.
Несколько раз она пыталась заговаривать с ним о том, чтобы он наконец нашел работу и перестал висеть на их с Габи и Марисоль шеях, но Рамиро умел увертываться, когда речь заходила о работе.
Он уверял Консуэло, что за первую попавшуюся работу хвататься не стоит. Что поиски достойного дела требуют массы времени, что не хочет же она, наконец, быть женою какого-то мусорщика или уборщика. Консуэло возражала, она считала любой честный труд делом достойным и согласна была быть женою мусорщика. Рамиро тотчас становился в оскорбленную позу: как, неужели она думает, что такой мужчина, как он, может заниматься подобным делом, — и Консуэло умолкала.
Но ропот детей, настроенных против него, делался все явственней, и недовольство Консуэло принимало все более яростные формы, так что Рамиро начинал подумывать, не найдется ли ему временное убежище у кого-нибудь из друзей, например у Фернандо, с дочерью которого дружила Эстер.
Позже выяснилось, что о том же самом помышляла и Эстер. Ей казалось, что все так сошлось в эту пору ее жизни, что дома дольше оставаться невозможно. Приставания Рамиро, восторженное внимание Демокрасио, равнодушие Артуро и ее собственная, внезапно вспыхнувшая после его ранения страсть к нему, — все это мучило ее до такой степени, что хотелось куда-нибудь спрятаться на время и передохнуть ото всех этих переживаний.
Одним словом, различные обстоятельства привели ее и Рамиро в тот злосчастный день в дом Фернандо, жена и дочь которого ушли на поминки. Эстер осталась в доме одна, когда заявилась подвыпившая компания с хозяином дома во главе.
Фернандо тут же завалился спать, а Рамиро, увидев перед собой совершенно беззащитную девушку, возобновил свои приставания.
На этот раз он не собирался получить отпор. Они одни, Фернандо храпит на весь дом, и Эстер полностью в его распоряжении.
— Ну, кошечка моя, — расстегивая на груди рубашку, он ввалился в комнату, где тряслась от страха Эстер, — теперь нам никто не помешает отдаться страсти, ласточка моя!
Но Эстер и не думала сдаваться.
Между ними завязалась отчаянная борьба. Эстер кричала, царапалась, как кошка, и пыталась вырваться из объятий пьяного Рамиро. Тот, поняв, что так просто с ней не сладить, размахнулся и дал ей затрещину... одну, другую, третью... Эстер, изогнувшись, укусила его в плечо. Рамиро взвыл от боли и на мгновение отпрянул от девушки.
Она успела воспользоваться его замешательством и, не медля ни секунды, выскочила из дома...
Сначала Эстер не хотела рассказывать никому о том, что произошло, но, оказавшись дома перед зеркалом в ванной, поняла, что утаить правду будет невозможно.
Все ее лицо было в страшных синяках и кровоподтеках; огромная царапина пересекала левую щеку.
Закрыв лицо своими длинными волосами, она выскользнула из ванной.
К несчастью, дома не было ни Габриелы, ни Марисоль, на защиту которых она могла рассчитывать. Эстер знала, что с минуты на минуту в дом ворвется разъяренный Рамиро.
И в самом деле, не успела девушка заскочить в комнату младших детей, Рубена и Йоли, как следом за ней ворвался Рамиро. Не помня себя от злобы, он вцепился в волосы Эстер.
—Папа, не тронь ее! Не смей ее трогать! — закричал Рубен, повиснув всем телом на Рамиро.
—А ну, кыш отсюда, мелюзга! — завопил тот, пытаясь стряхнуть с себя сына. — Я ей покажу, как надо уважать мужчин!
—Папа, папа, не трогай Эстер, — крикнула насмерть перепуганная Йоли.
Этот крик малышки немного отрезвил Рамиро. Он отпустил Эстер и тут только увидел, что все ее лицо в ссадинах и кровоподтеках.
Рамиро испугался.
—Ну ладно... извини меня... я ведь не хотел делать, тебе больно, ты понимаешь...
С этими словами он, пятясь, скрылся за дверью. Но и там его настиг крик младшей дочери. Йоли:
—Я не хочу, чтобы ты был моим папой! Я тебя не люблю! Ты плохой, и я тебя больше не люблю.

Консуэло в эту ночь глаз не сомкнула.
Она видела, как после ухода Федерико Габи и Рикардо выскользнули из дома, но, ошеломленная визитом Линареса, и пальцем не шевельнула, чтобы их остановить.
Консуэло весь вечер прождала Габи, надеясь, что они где-нибудь в ресторане, сидят и обсуждают все то, что явилось для Габриелы странной новостью. Но часы шли за часами, минул вечер, наступила ночь, а дочери все не было.
В том, что Марисоль не ночевала дома, не было ничего необычного: девушка работала в ночном баре и часто являлась домой под утро.
Но с Габриелой такого не случалось.
Томительно тянулись минуты; Консуэло прислушивалась, надеясь, что вот-вот хлопнет входная дверь и Габи, стараясь не разбудить мать, осторожно прокрадется в свою комнату.
Но вокруг стояла мертвая тишина. С каждым новым оборотом минутной стрелки надежда на возвращение дочери становилась все меньше, пока не исчезла вовсе. И тогда Консуэло ощутила такую безнадежную горечь в душе, что вскочила на ноги и стала метаться по комнате, как раненое животное.
...Она и мысли не допускала, что подобное может случиться! О Боже, почему они с Линаресом не сказали детям самое главное! Ложный стыд заставил ее прикусить язык, или они считали, что правду надо сообщать детям небольшими порциями, постепенно?
Эта картина — брат и сестра в объятиях друг друга — преследовала Консуэло, как страшное видение. Ничего более ужасного с ними произойти не могло. Кровосмешение! Ведь это страшный грех! Чудовищное несчастье, которое может надломить такое нежное и хрупкое существо, как Габриела! Древние боги карали людей этим ужасным грехом за совершенные ими преступления.
Что предпримет Габриела, узнав о том, что Рикардо ее брат? Об этом было страшно подумать.
Среди ночи Консуэло позвонила Артуро. Она была уже не в силах переносить эту пытку в одиночестве и должна была поделиться своими страхами с человеком, который знал о том, что ее дочь и Рикардо брат и сестра.
Артуро тут же примчался и принялся, как мог, утешать Консуэло. Он произносил вслух все эти бессмысленные слова, а сам мучительно думал, что предпринять? Поднять на ноги всю полицию города? Позвонить Линде и посоветоваться с нею? Вызвать сюда на всякий случай и Демокрасио? Но что толку, если то, чего так страшится Консуэло, уже произошло! Не ревность терзала его, ревность в этом случае была неуместна, — глубокая тревога за Габриелу разрывала его сердце. Где она сейчас? Ясно, что не у Линаресов в доме; Федерико бы никогда не допустил, чтобы сестра осталась на ночь с братом. Тогда где? Не в отеле же, не в номерах?
Но почему он, Артуро, не предостерег Габриелу, почему он не рассказал ей обо всем? Ведь он знал, что Габи и Рикардо нравятся друг другу... Но он вбил себе в голову, что между ними ничего быть не должно, и тем самым погубил Габриелу. Почему он молчал? Зачем скрыл от Габи, что ее с Линаресом связывают родственные узы? Но, может быть, ничего не произошло и они просто сейчас где-то сидят и беседуют?.. Артypo и сам не заметил, как задал этот вопрос вслух.
Консуэло обреченно покачала головой.
- Нет, Артуро. Мать всегда шестым чувством ощущает, что происходит с ее детьми. Говорю тебе: моя дочь провела с Рикардо ночь, как женщина с мужчиной. И это непоправимое горе. Непоправимое.

…Рикардо Линарес подбросил хвороста в догорающий на пустынном пляже костер.
— Это наш первый семейный очаг, Габриела, — проговорил он.
Всполохи огня выхватили из тьмы причудливые, фантастические скалы, обступившие песчаный краешек земли, на который с другой стороны накатывали морские волны.
Море, как огромное, таинственное существо, мирно дышало в двух шагах от влюбленных. В его спокойной глубине проплывали одно за другим созвездия, которые с каким-то восторженным накалом горели в бархатной темноте неба. Звезды медленно и величественно переплывали через торжественную ночь, лучшую ночь в жизни Рикардо и Габриелы, которые снова и снова растворялись друг в друге, как эти мерцающие огни во тьме, уносившие с собой одну минуту прекраснее другой.
Сейчас им обоим казалось, что они — единственные жители этой пустынной планеты, которую медленно вращает Время — единственное и бессмертное.
Они беспрестанно целовались и, перебивая друг друга, о чем-то говорили — разговор этот стороннему уху мог бы показаться детским лепетом, из которого, как из пены морской, рождается одно и то же слово — люблю, люблю!..
Оба они чувствовали себя как будто заново рожденными на свет. С востока, как тихая, откуда-то из глубины неба звучащая мелодия, наплывал рассвет. Звезды расступались, давая ему дорогу; напоследок ослепительно вспыхивали — и рассыпались в воде. И вот уже небо наполнилось светом, как морская раковина шумом моря. Габриела первая оторвалась от возлюбленного.
—Мне пора домой, дорогой мой, — шепнула она. — Боюсь, Артуро уже поставил на ноги всю полицию города.
—Твой дом здесь... рядом со мной, — сонным голосом возразил Рикардо.
—Нет-нет Я бы тоже не хотела, чтобы эта ночь закончилась. Но рассвет наступил, и мне пора идти.
—Хорошо, — выдохнул Рикардо, — но напоследок я хочу тебе сказать: сколько песчинок на этом пляже, столько я хочу говорить — люблю, люблю, люблю!

Временами Роке Сантос, хозяин ночного бара «Карменсита», испытывал к Марисоль такую ненависть, что был готов задушить ее. Девчонка не шла в расставленные им для нее сети. Он сам обучил ее искусству ускользания из лап похотливых клиентов и теперь пожинал плоды обольстительного мастерства Марисоль.
Долгое время ему казалось — девчонка висит у него па крючке; он в любую минуту может лишить ее заработка, выгнать на улицу, а ведь она ничего не умеет, кроме как забалтывать посетителей бара. Поэтому он терпеливо ждал минуты, когда можно будет дернуть удочку и вытащить эту упрямую рыбину на берег.
Но Марисоль, кокетничая с ним, как с любым, зашедшим в их заведение провести весело ночь клиентом, быстро разобралась в его чувствах.
Она поняла, что Роке с каждым днем впадает от нее все в большую зависимость, и стала вести себя вызывающе, точно ей ничего не грозило.
Она напропалую кокетничала с Раулем Флейтерсом, который, это было очевидно, являлся в бар только затем, чтобы повидаться с ней. Она подсаживалась к нему за столик — и тогда взрывы неудержимого смеха доносились до слуха возмущенного Сантоса.
Ему казалось, парочка хохочет над ним, и он скрежетал зубами от бессильной злобы.
Уже несколько раз Роке предупреждал Марисоль, чтобы она перестала путаться с Раулем, иначе он прикончит их обоих. Но Марисоль в ответ капризно надувала губки и насмешливо хихикала: она прекрасно понимала, что ненависть, которую демонстрирует ей Сантос, — это оборотная сторона его страсти, а со страстями человеческими Марисоль привыкла не очень-то считаться, в том числе и с откровенной страстью Рауля, которую тот уже не в силах был скрыть. Она знала, что Рауль разрывается между влечением к ней и любовью к невесте.
Марисоль предвкушала, какую прекрасную ночь они проведут вместе с Раулем. Она заставит его забыть о невесте! Но надолго ли?.. Ей бы хотелось, чтобы он и вовсе вычеркнул из жизни свою красотку. Что ж, надо попытаться помочь ему сделать это. И пусть все видят, что этот молодой человек нравится ей. Она не собирается ни от кого ничего скрывать, и уж тем более от Роке!
Но Сантос оказался вовсе не так покладист, как она рассчитывала.
В один прекрасный день он устроил ей и Раулю сцену ревности, в результате которой они были вынуждены демонстративно покинуть бар, чтобы поискать себе на эту ночь другое пристанище.
Вслед им летели проклятия взбешенного Роке Сантоса:
— Ты мне еще за это заплатишь, Марисоль! И ты, мерзавец, запомни — хорошо смеется тот, кто смеется последним!

Под утро Консуэло позвонил Федерико Линарес.
Он тоже промаялся всю ночь, ожидая сына: дурные предчувствия мучили его. Консуэло была вынуждена сказать ему, что и Габриела не ночевала дома.
— О Боже! Габриела... Рикардо... За что нам с тобой это, Консуэло, за что? — простонал Федерико.
—За те ошибки, которые мы совершили в прошлом, — ответила Консуэло и положила трубку.
Артуро принес ей стакан воды.
—Выпей-ка, Консуэло, успокойся немного, а то я и сам, глядя на тебя, успокоиться не могу.
—Не хочу, ничего не хочу, Артуро, — зубы у Консуэло стучали. — Только бы увидеть мою девочку. Только бы она меня простила!
Тут дверь отворилась, и на пороге появилась Габриела. Увидев Артуро и мать, она сразу поняла, что они провели бессонную ночь, поджидая ее, и, чтобы скрыть смущение, с вызовом посмотрела на них обоих.
—Что случилось? С кем ты была, Габи? Габриела, что ты делала с этим человеком, с Рикардо? Отвечай мне, отвечай, — сыпала вопросами Консуэло.
Габриела надменно передернула плечами.
—Да что с тобой, мама? Что это за допрос ты мне устроила?
—Я убью этого типа, — проскрежетал Артуро.
—Никого ты не убьешь! — обернулась к нему Габриела. — Что это вы на меня налетели? Это же моя жизнь, я имею право делать то, что считаю нужным. Мне уже двадцать два года! И я не позволю вам обоим вмешиваться в мои дела!
—Что было между тобой и этим человеком, Габриела? — дрожа, как в лихорадке, спросила Консуэло.
—Между нами была и есть любовь! — выкрикнула Габи. — Понятно вам обоим? И не такая, как у тебя с отцом Рикардо, а настоящая!
Артуро, понурившись, направился к двери.
- Погоди, Артуро, — попыталась остановить его Консуэло, — лучше ты ей все скажи... Я не могу.
Но Артуро, махнув рукой, вышел.
- Что — все? — подступила к матери Габриела. —•Что еще я должна услышать? Что происходит, мама?
- Нет, я не могу... иди к Артуро, пусть он все тебе объяснит, - с этими словами Консуэло разрыдалась.
В это время такая же бурная сцена происходила между Федерико и его сыном.
Рикардо был уверен, что отец его спит, но Трина. служанка, открывая ему дверь, предупредила, что отец всю ночь прождал своего сына в библиотеке.
Федерико встретил его возгласом:
—Я же предупреждал! Я ведь предупреждал тебя, чтобы ты не смел трогать Габи!
Горячность его удивила Рикардо.
—Но в чем дело, отец? Я тебя не понимаю!
—Я просил тебя, чтобы ты оставил ее в покое!! Ты ведь прекрасно знаешь о том, что было у меня с ее матерью! — в гневе кричал Федерико.
—Знаю, — отозвался Рикардо. — Все знаю... Но почему я должен расплачиваться за твои ошибки? Я влюблен, отец, по-настоящему влюблен! И я не такой, как ты! Габриела — женщина, о которой я мечтал!
—Замолчи! — Федерико топнул ногой. — А твое прошлое? Твое собственное, а? Куда ты его денешь? Куда спрячешь?.. Тебе известно, что Сара собирается вернуться?
—Сара? — на мгновение Рикардо опешил. — Кто тебе это сказал?
—Аурелио, вот кто! Он здесь, и он сказал, что Сара намерена вернуться к тебе!
Рикардо сумел преодолеть минутную растерянность.
—Ни Сара, ни кто другой не помешают моему счастью, — с вызовом произнес он. — И с Габриелой никто не сможет нас разлучить!..

Глава 15
После разговора с Артуро Габриела вернулась домой настолько ошеломленная, что у нее не хватило сил обратиться к матери с градом справедливых упреков которые в общем-то сводились к одному вопросу: почему Консуэло не раскрыла ей тайну ее рождении прежде, чем она влюбилась и отдалась Рикардо?..
Вряд ли бы она чувствовала себя хуже, если б бездна разверзлась прямо у нее под ногами. То, что произошло, было страшнее пропасти, в которую полетели все ее надежды, ее мечты, ее любовь...
Ощущение непоправимой беды, ужасного греха которому она предалась по неведению, сжимало ее горло, как кольца чудовищного, ядовитого гада.
Больше всего на свете Габриеле хотелось сейчас забиться в какой-нибудь глухой угол, никого не видеть, не слышать, но она не могла позволить себе роскошь предаться отчаянию, — мысль о Рикардо заставила ее вновь собраться с силами. Он не должен ничего знать. Пусть ужасное открытие останется для него тайной. Она должна всю боль предстоящего разрыва взять на себя — целиком и полностью. Она найдет способ разорвать с ним всяческие отношений пусть он ее возненавидит после этого, пусть она потеряет работу, только бы оградить его от тех мук, которые довелось изведать ей.
И Габриела, собравшись с духом, отправилась в «Тропибеллу», чтобы повидать человека, которого даже в мыслях своих она не могла назвать отцом.
...Габриела сразу отмела прочь его попытку обратиться к ней как к дочери.
—Я вам не дочь, никогда не была ею и не стану, — Габриела отпрянула в сторону, когда Федерико Линарес попытался положить ей руку на плечо, — не смейте дотрагиваться до меня. Вы изуродовали жизнь моей мамы и мою, но я не допущу, чтобы обо всем узнал Рикардо. Я не хочу, чтобы он пережил такой же кошмар, какой пережила я. Он не должен ничего узнать...
—Но, Габриела, скажи мне, ответь только на один вопрос — вы и в самом деле были близки?
Габриела понимала, что своим ответом нанесет Федерико страшный удар, но понимала также, что он то заслуживает всяческих мучений. Он-то обязан разделить ее боль и должен осознать глубину своей вины перед ней и перед сыном.
— Да, мы были близки, — отчетливо выговаривая каждое слово, сказала она, — и самые счастливые минуты моей жизни теперь обернулись непоправимом грехом. Но я не хочу, чтобы мой брат и мой любимый страдал так же, как и я, поэтому вы, Федерико Линарес, ничего не скажете ему. Я требую от вас хранить молчание!
Федерико растерянно возразил ей:
- Но он должен, должен узнать! Ведь Рикардо любит тебя!
В широко раскрытых глазах Габриелы заблистала такая ярость, что Линарес невольно отшатнулся от дочери.
- Я сама позабочусь о том, чтобы он перестал любить меня. Это мое дело. Единственное, что я требую от вас, — это молчания!
Уходя, Габриела так сильно хлопнула дверью, что Магали, сидевшая в соседней комнате, чуть не выронила телефонную трубку, что было бы очень не кстати, поскольку какая-то женщина звонила ее шефу из другой страны.
— Сейчас я соединю вас, — проводив Габриелу недоуменным взглядом, сказала Магали в трубку.
Рикардо, услышав в трубке голос Сары, почувствовал, будто с небес свалился на землю. Значит, дядюшка Аурелио оказался прав: она решила вернуться к нему.
Когда-то этот голос казался ему райской музыкой, но сейчас он предпочел бы, чтоб ему в ухо прогудела полицейская сирена.
Много он выстрадал от этой женщины. Он сильна любил ее в молодости и так же сильно страдал из-за нее. Временами ему казалось, что страдание это ocушает по каплям его любовь, его страсть к жене; и если бы дело было в одной только любви, скорее всего, он сумел бы с нею справиться. Ведь у них так мало было светлых минут — все омрачала ревность, которую Сара умела в нем возбудить, бесконечные выяснения отношений, ссоры... Но не только любовь чувство вины приковало его к этой женщине, и оно, не позволило Рикардо покинуть Сару. Она знала о глубине этого чувства и умело манипулировала им; когда невозможно было воззвать к его страсти, Сара прибегала, как к последнему средству, к совести мужа, а совесть его отягчали кое-какие обстоятельства, известные им обоим. И он слабел под натиском ее обвинений, сдавался, и все текло по-прежнему.
Когда Сара, наконец решившись порвать с ним, уехала, он долго не мог прийти в себя: душа его была опустошена. Рикардо долгое время не хотел даже смотреть на других женщин, ему казалось, все они таят в себе злобу и коварство, используя доверчивых мужчин в своих целях. Внутри каждой из них живет какой-то жестокий, ненасытный зверь, который рвет сердце мужчины острыми белыми зубами, не считаясь с его чувствами, думая только о собственном насыщении, вскармливая себе на беду тот дух противоречия, который способен разрушить жизнь самой женщины.
Сначала он ждал, что Сара одумается и вернется к нему, но жена даже не звонила, не написала ни одного письма. Стало быть, разрыв окончательный, решил Рикардо. Эта мысль, как она ни была горька, таила в себе и некоторое утешение.
Он не верил, что сумеет начать новую жизнь. Душа его истощила свои сокровища на женщину, которая казалась ему единственной. Но тело жаждало любви — легкой, мимолетной, не приносящей сердечных мук. Поэтому он стал менять женщин, стараясь не привязываться ни к одной из них. Он считал себя мертвым для настоящей любви, но вот явилась Габриела и пустыня, в которой он прожил долгие годы, вдруг наполнилась благоуханием садов и пением райских птиц. Габриела как будто открыла для него заржавленную, покрытую мхом старинную дверь в жизнь, которую он сам не мог отпереть, как ни бился в нее и ни стучался. Понадобилось лишь легкое прикосновение ее пальчиков - и эта таинственная дверь поддалась, и из-под нее брызнул свет нового бытия.
И от сейчас голос жены, когда-то родной и любимый, казался ему странным, как голос с того света.
Он решительно не знал, о чем говорить с ней.
Сара лепетала в трубку, запоздалые признания. Она, очевидно, была уверена в своей власти над мужем. Надо только чуть-чуть постараться, чтобы и он вспомнил об этой власти. И Сара не жалела нежных слов и пылких объяснений.
Сначала она думала, что сухой и сдержанный тон Рикардо ничего дурного для нее не предвещает. Еще пара фраз - и он растает, как снег под лучами солнца.
Но голос Рикардо был по-прежнему сух, нотки раздражения прорывались в нем. Он решительно отклонил ее предложение восстановить их отношения — такой решительности она от него не ожидала.
Объяснение этому могло быть только одно. Он влюбился.
Рикардо не стал отрицать.
— Да, я люблю, я сильно люблю одну девушку и хочу жениться на ней. Поэтому, Сара, забудь о нашем прошлом и обо мне.
Услышав короткие гудки, Рикардо пожал плечами. Слава Богу, что он сказал ей правду. А впрочем, разве можно ее утаить, разве можно скрыть любовь, которая сейчас переполняла его сердце? Ему хотелось, как мальчишке, кричать от радости, петь во все горло, обнимать первых встречных, хохотать...

После разговора с Патрисией, сестрой Илианы, Марисоль ощутила неодолимую потребность увидеть Рауля, чтобы убедиться, что он по-прежнему, невзирая ни на что, принадлежит ей.
Она поехала в «Тропибеллу».
Рауль встретил ее холодно, и она, почувствовав, что он настроен к ней враждебно, заговорила с ним насмешливо и даже цинично.
Марисоль справилась у него, правда ли, что его «болезная» невеста умирает, и сколько ей еще осталось, жить на свете, сколько мучать их обоих, ее и Рауля?
Она дразнила его, называя сиделкой, и хохотала, показывая ряд белоснежных зубов, хотя на душе у нее кошки скребли.
Рауль, задетый ее вызывающим поведением, пытался остановить ее, но в Марисоль как-будто бес вселился.
—Ах, ах, она твоя невеста... А я кто? Меня ты за кого принимаешь?
Злое слово готово было сорваться с губ Рауля, но он сдержался.
—Я не ожидал, что ты такая... такая... Какой цинизм! — наконец сокрушенно выговорил он.
Марисоль расхохоталась.
—Да? Зато я не лицемерю в отличие от тебя! Я не прячу свои истинные чувства, как ты!
Рауль вспылил и указал ей на дверь.
—Хорошо, я уйду, — подбоченясь, заявила Марисоль, — но имей в виду, я тебя больше знать не желаю. Когда ты меня в следующий раз увидишь, я наверняка буду не одна, а в хорошей компании. А ты, — она смерила Рауля презрительным взглядом. — наслаждайся своей ролью сиделки. Ты не годен ни на что другое!
—Вон! — потеряв терпение, заорал Рауль. Сейчас ему хотелось растерзать эту полную жизни и сил молодую женщину, которой недавно он так упорно добивался. — Вон отсюда!..

Бейби всегда преклонялся перед Аурелио Линаресом. Этот человек представлялся ему беспредельно могущественным, наделенным какими-то особенными дaрами и полномочиями от самого Господа Бога, но если бы ему задали вопрос, а кто он, собственно, этот объект его поклонения, какими он занят делами и что для него в жизни самое главное, Бейби не знал толком, что ответить.
Бейби беспрекословно выполнял поручения, данные ему Линаресом, это приносило ему ощутимую выгоду, большие деньги. но он далеко не всегда мог уловить, в чем, собственно, смысл порученных ему дел.
Например, Аурелио потребовал, чтобы Бейби отыскал ему какого-нибудь не слишком искушенного в делах, готового пуститься на любую авантюру ради денег молодого человека, — и Бейби представил ему Левшу.
Когда Аурелио попросил охарактеризовать ему этого парня, Бейби, тщательно выбивая слова и всячески подражая интонациям своего наставника, сказал:
— Это парень из простой семьи. Он честолюбив, у него большие претензии, у него есть характер. Он новичок, но с задатками...
Бейби старался быть немногословным.
Аурелио выслушал его, сдерживая насмешливую улыбку. Он видел, что его выкормыш старается всем подражать ему: наверно, перед этим самым Левшой он является в ореоле таинственности и с многозначительным видом произносит банальные вещи, сам-то недалеко ушел от Левши — такой же наивный, доверчивый парень, пешка в его, Аурелио, игре. Но без пешек не обойтись, впрочем, случается пешке проходить в ферзи, тогда игра возобновляется на совершенно ином уровне.
Бейби, поговорив со своим шефом, объявил Левше, что с этого дня тот работает в бизнесе совершенно официально, и, чтобы подкрепить свои слова, вручил Сесару целую кучу денег.
С того момента Левша почувствовал себя человеком, приближенным к какой-то особой, недоступно для простых смертных жизни. Вскоре он имел случай убедиться в могуществе Аурелио.
...Их машина была остановлена полицейскими: Бейби, очевидно, превысил скорость. Двое полицейских обыскали молодых людей, вытащили из кармана Сесара кредитную карточку, в которой значилась огромная сумма денег, и потребовали от него объяснений.
Левша знал, что деньги эти ему не принадлежат, что они положены на его имя с какой-то неизвестной ему целью, но он был парень находчивый.
—Я, видите ли, казначей своего семейства. Эти деньги не мои, они принадлежат всей моей семье.
Полицейские вернули ему кредитную карточку, но забрали у него и Бейби документы, объяснив растерявшимся юнцам, чтобы завтра они пришли за своими бумагами в отделение полиции.
Бейби тут же помчался к Аурелио.
Линарес выслушал его, поморщился, но сказал, чтобы Бейби не беспокоился: завтра утром его помощник Игор вернет им документы.
И в самом деле, на следующий день в художественной галерее, которую щедро субсидировал Аурелио Линарес, поклонник новых течений в искусстве. Игор разыскал Бейби и вручил ему их с Левшой документы.
Теперь Бейби чувствовал бы себя совсем хорошо, если бы не застал у входа в галерею две знакомые ему фигуры вчерашних полицейских — они следили за ним.
Он указал на полицейских Аурелио. Аурелио что-то шепнул Игору, и всегда невозмутимый Игор спровадил полицейских.
—Теперь ты видишь, на какого мощного человека мы будем работать, — вручая документы Левше, сказал Бейби.
Левша с глубоким чувством облегчения опустил вновь обретенные бумаги в карман.
—Ну ясно, вижу, — сказал он.

На этот раз Консуэло встретила Федерико Линареса куда более благожелательно, чем в тот злосчастный день, когда им пришлось рассказать Габриеле об их отношениях. После того как она выгнала из дома Рамиро, Консуэло чувствовала себя бесконечно одинокой.
Каким бы он ни был, но она привыкла во всем советоваться с ним, привыкла к теплу его тела, к его вечным шуткам и подтруниваниям над нею. Теперь ко всем проблемам с детьми, особенно с Габи, на нее свалилось еще и это несчастье — одиночество.
Поэтому она была рада приходу Федерико Линареса, который страдал теперь так же, как она, — это обстоятельство странным образом сближало их, делало чуть ли не родными друг другу людьми.
Федерико отказался от кофе.
Он сказал, что пришел задать ей один-единственный вопрос — почему двадцать три года тому назад она скрыла от него свою беременность? Ведь он никогда бы не оставил ее одну, беспомощной, с ребенком на руках...
—Я не хотела от тебя никакой милостыни, — объяснила Консуэло. — Слишком глубокая между нами была пропасть. Ты — элегантный, вежливый, воспитанный господин, я — простая портниха. К тому же ты был женат. Скажи на милость, что мне оставалось делать? Я сумела вырастить мою дочь. И, честно говоря, ты не заслуживал, да и теперь не заслуживаешь, Габриелы.
—Ты права, — помедлив, согласился Линарес. — Но беда в том, что теперь за наши ошибки расплачиваются дети. Габриела мне никогда этого не простит. Она хочет пожертвовать собой ради Рикардо. Что мне делать? Что нам делать?
—Не знаю, Федерико, — печально проронила Консуэло. — Не знаю. Поступай, как считаешь нужным. А теперь уходи, я не хочу, чтобы Габи вновь увидела тебя здесь. Прости.
—Прости и ты меня, — отозвался Федерико Линарес.
Возвращаясь домой, он вдруг вспомнил свой разговор с братом, произошедший вчера вечером.
...Он должен был перед кем-то исповедаться. Аурелио, человек волевой, умный и ироничный, был не лучшей кандидатурой для исповеди, но сейчас ближе брата у Федерико никого не было, поэтому он — слово за слово — обо всем поведал Аурелио.
—Так, значит, у меня есть племянница, — с интересом выслушав его рассказ, спросил Аурелио. — И какова она собою?
—Она очень красива, моя дочь, — вздохнул Федерико, — и очень горда.
—Значит. Габриела истинная Линарес, — с удовлетворением произнес Аурелио.
—В том-то и дело. И Рикардо тоже — Линарес, — грустно подытожил Федерико. — И они любят друг друга.
Аурелио о чем-то глубоко задумался.
—Все не так печально, как тебе кажется, — наконец заговорил он. — Есть одно обстоятельство... Оно положит конец мучениям влюбленных, поверь мне. Но я тебе не могу рассказать о нем. Это сделает Эльвира.
—Но Эльвира далеко, — рассеянно произнес Федерико. Он не придал словам брата никакого значения. Аурелио любил напускать на себя таинственность.
—Она скоро вернется и обо всем тебе расскажет. ...И сейчас, возвращаясь от Консуэло в таком же тревожном состоянии духа, какое было у него до прихода к бывшей возлюбленной, Федерико припомнил этот разговор... На какое обстоятельство намекал Аурелио? Неужели есть выход из создавшегося положении, или брат, как всегда, бравирует, желая его утешить? И что такое знает Эльвира. что неизвестно ему Федерико Линаресу?..
0.

Глава 17
Эльвира, нагостившись у своей сестры Росы в Майами, прилетела домой. Она вынуждена была захватить с собой и Росу, которой казалось, что сестра что-то скрывает от нее. Едва речь заходила о ее дочерях, Патрисии и Илиане, Эльвира переводила разговор на другое, и в конце концов Роса почувствовала необходимость повидаться со своими дочерьми, чтобы выяснить, все ли с ними в порядке...
Пока Роса обнимала своих дочек, обрадованных ее приездом, Эльвира решила переговорить с Федерико, который конечно же ожидал от нее объяснения причин ее внезапного отъезда.
Чтобы муж не нападал на нее, Эльвира, как всегда, сама перешла в наступление.
Она принялась во всем винить его, Федерико, припомнила ему его связь с этой плебейкой — швеей Консуэло, в очередной раз выговаривать ему за то, что он взял на работу в «Тропибеллу» свою доченьку Габриелу, которая, конечно, ему дороже законных дочерей.
— Ты попал в западню, которую устроила тебе эта швея, — заходясь в праведном гневе, кричала Эльвира. — Ты поверил ее небылицам! Да кто же знает настоящего отца этой девчонки!
—Не смей говорить в таком тоне о Консуэло, — презрительно возразил Федерико. — Если я в чем-то и уверен, так это в ее честности, чего не могу сказать о тебе...
Удар попал в цель. Эльвира, смущенная его проницательным взглядом, притихла.
—Ты меня оскорбляешь, — неуверенно проговорила она.
—Да что ты? — удивился Федерико. — А я-то думал, что все, что бы я ни делал, совершенно не трогает тебя.
—Это так, — нехотя признала Эльвира. — Но ты можешь делать все что хочешь, только бы это не нанесло вреда репутации нашего семейства. Я не позволю другой женщине занять мое место.
—Ни Консуэло, ни моя дочь ничего не станут просить у меня, — с горечью сказал Федерико. — Для них обеих было бы оскорблением, если бы я предложил им свою помощь...
—Вот и отлично, — едко проговорила Эльвира. — Очень рада это слышать. Я ухожу успокоенная...
Эльвира не заметила, как какая-то фигура, когда она уже была на пороге, отскочила от двери.
Это была ее дочь Ванесса. Она не пропустила ни одного слова из этого разговора.
Ванесса стрелой понеслась наверх. Ей хотелось тут же поделиться с сестрой и кузинами новостью, которую она только что подслушала.
Эльвира Линарес, то и дело налетая на своего мужа с упреками и обвинениями в том, что это по его милости семья у них не сложилась, на самом деле не чувствовала себя столь уверенно, как это привыкла демонстрировать.
Дело в том, что на душе у нее лежала тайна, о которой случайно знал только один человек из семьи Линаресов — Аурелио.
Раскрытие этой тайны угрожало не только ее собственному благополучию; оно могло разрушить ее отношения с единственным существом на свете, которое Эльвира любила беззаветно, — с ее сыном Рикардо.
Она часто возвращалась мыслями к событиям двадцатипятилетней давности, к тому горестному дню, когда возлюбленный, узнав о ее беременности, отказался от нее и потребовал, чтобы она вышла замуж за влюбленного в нее богача Линареса, чтобы прикрыть свой грех.
Как ни горько было Эльвире отказаться от мечты соединить с любимым свою жизнь, она была вынуждена принять его совет, чтобы не остаться одной с ребенком на руках.
Федерико, человеку наивному и благородному, ни разу не пришло в голову, что обожаемое им дитя — не его сын, но его брат Аурелио не поверил в «преждевременные» роды невестки и заподозрил, что тут дело не ладно.
Опасаясь разоблачения, Эльвира принялась собирать сведения о самом Аурелио — она всегда подозревала его в нечистых делах. Вскоре она уже знала о нем так много, что в любую минуту могла заткнуть ему рот, если он вздумает поделиться своими подозрениями с ее мужем.
Она уже не боялась его намеков. Напротив, как-то раз, выслушав их, вдруг заявила, что да, Аурелио прав, Рикардо — не сын его брата, но что и он, Аурелио Линарес, вовсе не тот, за кого себя выдает: не скульптор, не честный бизнесмен, а делец наркобизнеса.
Аурелио не стал отрицать этого. Что же, можно считать, они обменялись тайнами. Им обоим имеет смысл держать язык за зубами.
...Вернувшись домой, она не ожидала встретить здесь Аурелио. Она знала, что у него какие-то сложности с полицией, которой удалось накрыть крупную партию наркотиков, — Аурелио тогда, сумел выскользнуть из-под обвинения в принадлежности этой партии ему и надолго исчез. Но вот он снова появился, зажил в доме на широкую ногу, якшается Бог весть с кем, — стало быть, дела его поправились.
Аурелио не изменился. С его воцарением в доме всех Линаресов начинало немного лихорадить. Ради забавы он любил стравливать их друг с другом, интриговать против каждого в отдельности, строить различные козни, отпускать двусмысленные шутки и намеки, которые лишали покоя наиболее впечатлительных из Линаресов.
Как-то раз, оказавшись свидетелем разговора матери с сыном (речь шла о Габриеле), Аурелио, сделав вид, что он тронут страданиями племянника, произнес:
—Напрасно ты так убиваешься, Рикардо... Я подозреваю, почему от тебя отказывается эта девушка. Эльвира, почему бы тебе не избавить сына от некоторых загадок и сомнений и не рассказать ему всего?..
Сказав это, он удалился, весьма довольный собой.
Услышав эти загадочные слова, Рикардо потребовал от матери объяснений.
Но Эльвира, как не была растеряна, нашла в себе силы заявить, что она понятия не имеет, на что намекал Аурелио.
—Ты же знаешь своего дядю, — убеждала она Рикардо, — он прирожденный лжец и интриган. Он блефует. Никакой тайны у меня от тебя нет.
Но как она ни уговаривала сына, ей не удалось убедить его в том, что слова Аурелио ничего не значат.
И она поняла, что рано или поздно ей придется открыть ему глаза на его происхождение...

Дверь Ванессе открыла изможденного вида женщина в переднике.
—Извините, здесь живет Габриела? — спросила Ванесса.
Женщина кивнула и посторонилась, пропуская Ванессу в дом.
—Габриела скоро придет, — приветливо сказала женщина, — а ты к ней по какому делу?
«До чего же здесь распущенная прислуга, еще смеет лезть с вопросами», — возмущалась про себя Ванесса, но все же сочла нужным ответить:
—Меня зовут Ванесса Линарес. Габриела — моя сестра.
Она заметила, что тень скользнула по лицу женщины.
—А я — мать Габриелы, — наконец произнесла она.
—Вы-ы? — Ванесса подумала, что ослышалась. — Неужели мой отец мог иметь с вами дело? — она смерила женщину презрительным взглядом.
Та хотела ответить, но в этот момент дверь распахнулась и в дом ворвался... Левша.
—Мама, я купил пива! — с порога объявил он и тут же остановился как вкопанный, увидев Ванессу. — Но что ты тут делаешь? Как ты меня нашла?
—Так вы знакомы, сынок? — удивленно спросила сына Консуэло.
—Да, мама, знакомы, — поникшим голосом сообщил Левша.
— Ну, не буду вам мешать, — сказала Консуэло и вышла.
Ванесса, пораженная не меньше Левши, молча смотрела на него. Выходит, эта женщина — его мать, а это убогое жилище — его родной дом! Значит, она правильно почувствовала, что он что-то скрывает... Боже мой, стыд какой! Она была уверена, что имеет дело с человеком своего крута! Левше удалось как следует заморочить ей голову. Она и на секунду не могла предположить, что он может жить в этом нищем квартале. Так вот что таилось за всеми его недомолвками! Вот в чем его тайна! Но эти люди опасны! Еще как опасны! Его сестрица Габриела теперь мертвой хваткой вцепится в их отца, рассчитывая на наследство. Эти нищие постараются подорвать престиж их семейства.
—Да, это мой дом и это была моя мама, — словно отвечая на ее мысли, произнес Левша. — Ты не ожидала, верно? Ты привыкла к мысли, что я принадлежу к избранному обществу? Но что же делать, это не так: это моя семья, теперь ты все знаешь. Но, Ванесса, — заторопился он, — я занят делом, которое принесет мне колоссальные бабки! Поверь мне! Ты думаешь, я не смогу содержать семью... тебя? Я докажу тебе, что смогу!
—С помощью моего отца, наверное, — процедила сквозь зубы Ванесса.
—При чем тут твой отец?
—А при том, что я пришла не к тебе, а к твоей сестре Габриеле... она и мне сестра, по отцу...
—Габи? — ахнул Левша. — Не может быть!
—Так что мне все понятно. Ваша нищая семейка нацелилась на наши денежки.
Левша открыл рот, чтобы возразить ей, но тут дверь открылась и вошла Габриела.
Ванесса сразу поняла, что это — ее сестра. Благородство черт вошедшей девушки, изящество ее движений, гордая осанка не оставляли никаких сомнений в том, что перед нею — такая же Линарес, как и она сама. Габриела вопросительно смотрела на незнакомку.
—Оставь нас одних, Левша, — вполголоса приказала Линарес, и Сесар, вздохнув, скрылся за дверью. — Я — Ванесса Линарес, твоя сестра, Габриела.
Она ожидала, что Габриела смутится, но ничуть не бывало. Габриела только подняла брови и насмешливо произнесла:
—Вот как?
Смесь неприязни и невольного восхищения — вот какие чувства владели Ванессой. Поэтому она не могла выбрать верный тон для разговора, к которому накануне тщательно готовилась.
—Да. О том, что ты моя сестра, я узнала случайно...
—А Рикардо знает об этом? — встревоженно перебила ее Габриела.
—Нет. Я подслушала разговор моей мамы с отцом, а потом узнала в «Тропибелле» твой адрес и пришла, — продолжала Ванесса.
—И зачем же ты пришла? — невозмутимо поинтересовалась Габриела.
— Я пришла сказать тебе, чтобы ты... чтобы... — пристальный взгляд Габриелы приводил Ванессу в смущение. — Чтобы ты не... Ты, конечно, будешь претендовать на денежки моего отца? Ты захочешь втереться в наш дом?
Габриела презрительно усмехнулась.
—Будь спокойна. От Линаресов я хочу только одного — чтобы они оставили меня в покое. Я к вашей семье не имею никакого отношения. Вы мне не нужны. Так что, будь добра, оставь меня в покое и забудь о том, что нас связывают родственные узы.
—Постараюсь, — обескураженно произнесла Ванесса. — До свидания.
—Прощай, — равнодушно отозвалась Габриела.
Когда она ушла, в комнату один за другим потянулись младшие дети: Эстер, Рубен и Йоли; Консуэло, убедившись, что гостья удалилась, тоже вошла следом за ними.
—Габи, кто эта девушка? Что ей от тебя нужно? Зачем она пришла? — сыпали вопросами дети.
Левша, увидев, что Ванесса ушла, бросился следом за нею.
—Это моя сестра, — проводив его удивленным взглядом, ответила Габриела, — Ванесса Линарес.
—Сестра Рикардо? — переспросила Йоли. — Так сеньор Линарес твой отец?
—Да, дети, — подтвердила Консуэло. — Габи и Рикардо брат и сестра.

Роса не любила гостить у своей сестры Эльвиры: тяжелая атмосфера в доме Линаресов действовала на нее угнетающе. И она бы с удовольствием забрала обеих своих дочерей на Майами, но было одно обстоятельство: у Илианы в Каракасе был жених, и, как она полагала, свадьба их не за горами.
Сестра посвятила ее во все тайны своего семейства. Роса считала, что Эльвира, у которой самой было рыльце в пушку, не имела права изводить мужа постоянным напоминанием о его давнем и единственном романе с другой женщиной, с Консуэло. Если бы Эльвира проявила мудрость и понимание, отношения у нее с мужем были бы гораздо лучше.
Но у Эльвиры с детства был тяжелый, упрямый характер. В собственных ошибках она всегда винила кого-то другого и, сваливая всю вину за их неудачный брак на мужа, испытывала какую-то горькую отраду, которая заменяла ей покой и счастье в семейной жизни.
Все это было неприятно, и Роса ни за что не увязалась бы за сестрой в Каракас, если бы не подозрение, что та от нее скрывает что-то такое, что касается ее дочерей.
Но что? — терялась в догадках Роса. Может, жених Илианы, Рауль, бросил ее дочь? Может, тихоня Патрисия влипла в какую-то историю? А может, Эльвира третирует ее дочерей? Как она ни добивалась признания от самих девочек по телефону, они тоже помалкивали и скрытничали, разговаривая с матерью искусственно-бодрыми голосами, сквозь которые иногда прорывались истерические слезы. В чем же причина этих слез?
Причина оказалась настолько страшной и так потрясла Росу, что она долго не могла ни слова вымолвить, после того как Илиана рассказала ей о своей болезни.
То была страшная, неизлечимая болезнь.
Роса в ужасе смотрела на свою юную и красивую дочь, в хрупком теле которой смерть уже свила свое гнездо, и слезы потоками катились по ее лицу.
—Нет-нет, не может быть, девочка моя! — наконец вымолвила она. — Это какая-то ошибка! Мы обратимся к лучшим врачам... Если они подтвердят диагноз... Я положу тебя в самую современную клинику... с этим можно бороться... есть какие-то средства. Я ни за что не буду сидеть сложа руки... Хорошо, что я приехала! Тебе ведь правда необходима поддержка? Я и Рауль, твой жених, мы оба будем бороться за твою жизнь...
При имени Рауля обе девушки вдруг отвели от матери глаза. Это не ускользнуло от внимания Росы, как сильно она ни была расстроена.
—Патрисия! Илиана! Что происходит? Патрисия, неужели жених бросил твою сестру?
—Нет, мама, — заговорила Илиана. — Он так добр, что не далее как вчера предложил нам немедленно пожениться.
—Слава Богу, — промолвила Роса, — он благородный человек.
—Очень, — сквозь зубы произнесла Патрисия. — Настолько благородный, что, ухаживая за другой женщиной, не обделяет Илиану своим вниманием.
—Неужели это правда?!
—Правда, — тихо подтвердила Илиана. — Он говорит, что любит меня. Но это не любовь, а жалость. А я еще не труп, я живая, и я нуждаюсь в настоящем, неподдельном чувстве. Только оно могло бы вылечить меня...
—Орландо испытывает к тебе такое чувство, — вновь заговорила Патрисия, — он каждый день тебе звонит, куда-то приглашает тебя...
—Может, я воспользуюсь этим приглашением, — гневно тряхнув головой, заявила Илиана. — Я не намерена тут киснуть в вечном ожидании Рауля, пока он соблаговолит найти свободное время для своей невесты... Я не хочу киснуть, не хочу задыхаться в тоске, как заживо похороненная... Я живая, я еще живая, мама!

В жизни Рикардо Линареса наступила смутная, странная полоса, в которой неприятные события, сменяя друг друга с калейдоскопической быстротой, мчали его к какому-то пределу, перейдя который он рисковал оказаться за гранью безумия.
Сначала мать, уступив его настойчивым требованиям, открыла ему тайну, услышав которую он решил, что лучше бы ему ничего не знать, настолько она ошеломила и его, и Федерико.
Эльвира плакала перед ними обоими; заламывая руки, каялась в своем грехе, совершенном в юности, но Рикардо не произнес ни единого слова утешения. Открытие, что Федерико, который воспитал его, выучил и поставил на ноги, вовсе не его родной отец, произвело на него такое ошеломляющее впечатление, что ему было больно и тягостно даже смотреть на мать, погрязшую в пучине лжи и коварства. Ему хотелось кричать, бесноваться, осыпать мать градом упреков... Федерико во время этого разговора стоял как под пыткой, с изменившимся от нестерпимой муки и стыда лицом, и Рикардо, глядя на него, попытался отложить свои собственные, обуревавшие его чувства в сторону, чтобы утешить того, о ком — он знал это — всегда будет думать, как об отце, о самом близком человеке.
Рикардо отправился в офис, надеясь хоть там немного прийти в себя, но и на работе его ожидал неприятный сюрприз.
Группа служащих «Тропибеллы», очевидно под руководством его бывшей возлюбленной Роксаны, положила ему на стол заявление, что они отказываются работать над коллекцией моделей, созданной Габриелой Грубер и носящей название — это была уже инициатива самого Рикардо — «Беллисима».
В ответ разозленный Рикардо заявил, что раз так, то все они уволены.
Мастера и модельеры, обескураженные таким поворотом дела, были готовы отступиться: никому не хотелось уходить из такой прекрасной фирмы, как «Тропибелла».
Как ни уговаривала их Роксана не поддаваться на шантаж Рикардо, они, увидев неожиданно вошедшую в кабинет Габриелу, собирались просить у нее прощения и заступничества перед Рикардо.
Габриела явилась за выходным пособием. В ее семье произошло несчастье: Консуэло стало плохо, и «скорая помощь» увезла ее в больницу. В доме не было денег, вот почему Габриела решилась прийти в «Тропибеллу» и попросить полный расчет.
Но Рикардо, обрадованный ее появлением, стал удерживать Габриелу.
Он заявил, что отныне не станет настаивать ни на каких отношениях с нею, кроме исключительно деловых. Теперь она интересует его только как профессионал, который доведет работу над собственной коллекцией до конца. Он предлагает ей возглавить отдел.
Габриеле очень не хотелось принимать это предложение, но при создавшихся обстоятельствах это было выходом. Она обязана позаботиться о семье, обязана сделать так, чтобы мать могла спокойно лечиться, не думая о том, что ее детям не на что жить. Габриела сказала, что подумает, и удалилась.
И сейчас же после ее ухода в кабинет ввалился муж Роксаны — Омар.
Сперва Рикардо решил, что он явился, чтобы вступиться за свою жену, которую он решил уволить, но когда Омар набросился на него с кулаками, он понял, что тот пронюхал что-то про связь с Рикардо своей жены.
Омар что-то бессвязно выкрикивал, схватившись с Рикардо. Дело могло обернуться серьезной дракой, если бы не подоспевшие на помощь своему шефу служащие — они выставили разъяренного Омара из кабинета.
Перепуганная Роксана потребовала у Рикардо защиты от ее собственного мужа. Теперь у нее никого нет, кто бы мог ее защитить, кроме Рикардо. И он обязан это сделать.
—Да почему, черт возьми! — заорал выведенный; из терпения Рикардо. — Зачем было сообщать этому кретину о том, что мы любовники? Зачем ты это сделала?
—Я? — изумилась Роксана. — Но, дорогой, что ты говоришь?.. Неужели ты допускаешь мысль, чтобы я сама могла рассказать ему о нас с тобой?
Рикардо, потрясенный искренностью ее тона, немного смягчился.
— Как странно, — покачал он головой. — Ты ему ничего, значит, не рассказывала... Но кто-то это сделал? Кто? Кто?..

Аурелио Линарес, наблюдая за развитием семейной интриги, чувствовал себя как рыба в воде.
Это была его стихия, его излюбленное зрелище, которое своим драматизмом и накалом страстей превосходило корриду. Он, как опытный тореадор, вонзал быку в шею одну за другой мулеты, но разъяренный бык не понимал, чья рука наносит ему удары, И, истекая кровью, бессмысленно метался по арене, посыпанной желтым песком.
Участникам драмы не приходило в голову имя ее автора; он до поры до времени оставался в тени, а они, его персонажи, воображали, что действуют исключительно по собственной воле. Они не подозревали о наличии кукловода, приводящего в движение мановением руки своих марионеток. Аурелио мысленно аплодировал сам себе. Действие стремительно летело к финалу, в финале герой драмы, как правило, должен погибнуть; что же, пусть так и будет: красота высокой трагедии требует жертв.
Аурелио не смущало, что жертвой будет его родной племянник; напротив. Никто на свете не подозревал о той ненависти, которую он испытывал к Рикардо, в том числе и сам Рикардо. Тут дело было не только в Саре, бывшей супруге племянника, которой добивался Аурелио, все было значительно сложнее, чем могло показаться на первый взгляд.
Но Аурелио никогда никому не раскрывал свои карты, он, как всегда, позволял себе лишь намеки, в частности при разговоре с Бейби, которому иногда льстила роль наперсника могущественного шефа, иногда — страшила.
Могло создаться впечатление, что Аурелио нарочно, с какой-то целью идет по следам своего племянника. Когда-то он преследовал своими ухаживаниями женщину, на которой был женат Рикардо, теперь он спал с женщиной, еще недавно бывшей любовницей племянника, сотрудницей «Тропибеллы» Эстрельей. Она и сообщила ему некоторые пикантные подробности из жизни Рикардо, например рассказала ему про его связь с Роксаной, у которой был ревнивый муж. Аурелио был в восторге от появления на сцене еще одного действующего лица, которому при случае можно будет вложить в руки нож...
Но прежде чем сделать это, он решил повидаться с Габриелей, посмотреть собственными глазами на ту, которой отводилась роль героини в будущей трагедии, и выяснить, достойна ли она этого...

...На Габриелу в последнее время свалилось столько проблем, что она не чаяла, как разрешить их.
Во-первых, она страдала из-за болезни матери. Врачи разрешили Консуэло перебраться домой, и теперь она лежала, надеясь набраться сил. Консуэло была напугана предположительным диагнозом, поставленным врачами, — болезнью почек, от которой умерла бабушка Габриелы.
Во-вторых, опять появилась угроза внедрения Рамиро в их дом. Консуэло позволила ему прийти; он клялся ей, что переменится, бросит пить и найдет работу. Габи боялась, что мать поддастся на его уговоры. Кроме того, никто из детей слышать не желал о том, чтобы Рамиро вновь вернулся в семью.
В-третьих, она продолжала размышлять над предложением Рикардо. Он дал ей понять, что оставит свои любовные притязания, что отношения у них будут теперь исключительно деловые, но можно ли в это верить?
Обо всем об этом думала Габриела, когда перед нею вдруг возник еще один из Линаресов — Аурелио.
Этот тип произвел на нее самое негативное впечатление. Ей было неприятно, — она сама не знала почему, — его неожиданное участие в ее судьбе, его восхищение ее красотой, которого он не мог скрыть, шуточки и остроты, которыми он пересыпал свою речь. Но именно ему, этому странному человеку, была обязана Габриела одним открытием: из его слов ей вдруг сделалось ясным, что Федерико ничего не знал о ее появлении на свет, что весть о том, что у него, оказывается, есть взрослая дочь, для него была полной неожиданностью.
Это меняло дело. Выходит, он не такой жестокий человек, как она полагала вначале, а такая же жертва, как и она, — жертва молчания матери.
Габриела подступила к матери с требованием сказать ей, так ли все было на самом деле, как объявил ей этот тип, брат Федерико, выходит, отец ни в чем не виноват перед ней?..
— Это так, — со вздохом произнесла мать. — Я скрыла от Федерико свою беременность.

Глава 19
Габриела провела у постели больного Рикардо два дня и наконец утром взмолилась отпустить ее домой — переодеться и немного отдохнуть. Тревога за его жизнь не отпускала Габриелу, но она сумела убедить себя, что ее греховная любовь уже переросла в братскую. А ведь своих братьев и сестер она любила больше всего на свете и заботиться о каждом считала своим долгом.
Всеобщее неведение еще не развеялось, поэтому путаные и мучительные отношения между семьями Линаресов и Грубер продолжались. Рикардо еще не успел пережить известие, что он вовсе не сын Федерико Линареса, а ему еще предстояло узнать, что Габриела тоже из семьи Линаресов. Он до сих пор гадал, почему она так резко отвергла его, в чем причины ее странного поведения?
Когда Габриела появилась в больнице, у Рикардо проснулись надежды: она явно неравнодушна к нему и не может этого скрыть, может быть, история с покушением послужит их примирению. Пользуясь своим положением беспомощного больного, Рикардо сумел добиться от Габриелы обещания, что она вернется в «Тропибеллу», а пока будет навешать его утром, в полдень и вечером.
—Во мне сидит еще одна пуля, и, если ты забудешь обо мне, я точно умру! — шутливо угрожал он.
Габриела готова была сидеть у его изголовья дни и ночи. Но ее пугали встречи с Эльвирой Линарес, которая не скрывала своего отвращения к дочери оборванки, некогда пытавшейся отобрать у нее мужа. Каких только оскорблений не наслушалась от нее бедная Габриела.
Она только вернулась домой и собиралась немного отдохнуть, когда в дверь домика Груберов постучался Федерико Линарес. Его появление напугало Габриелу — не случилось ли чего-нибудь с Рикардо?
—Сеньор Линарес, что с Рикардо, ему хуже? — вскричала она.
—Не волнуйся, девочка, все в порядке! — поспешил успокоить ее Федерико. — Я пришел сообщить тебе нечто важное, что изменит твою жизнь и жизнь Рикардо.
Габриела в изнеможении опустилась на стул и предложила сесть гостю. Она так устала от неожиданных новостей и происшествий, что боялась их и не верила в добрые перемены. Она слушала, но смысл слов долго не доходил до ее сознания: Рикардо не сын сеньора Линареса, Рикардо — не ее брат, они не связаны узами родства... Вначале это известие показалось ей глупым и издевательским.
—Боже мой, я ничего не понимаю. Я столько страдала, а теперь вы заставляете меня страдать еще больше! — со стоном произнесла Габриела, сжав ладонями виски.
—Теперь все будет иначе, доченька, — ласково утешал ее Федерико, видя, что она на грани безумия и отчаяния. — Как жаль, что я раньше не знал этого и не уберег тебя от страданий. Для меня эта новость была тяжким ударом, но для вас с Рикардо она — благо. Теперь нет никаких препятствий для вашей любви. А я буду счастлив видеть вас вместе.
Габриеле нужно было время, как больному для выздоровления, чтобы понять до конца смысл этих добрых перемен. Ей хотелось остаться одной, успокоиться и прийти в себя. Сеньор Федерико со свойственной ему тонкостью это почувствовал и стал прощаться. Тем более что ему сегодня предстояло выполнить еще одну не менее трудную, но целительную миссию сообщить Рикардо, почему Габриела ушла от него.
— Спасибо, сеньор Федерико, — тихо сказала Габриела ему вслед.

Артуро уже битый час убеждал Рикардо, что покушение на него — вовсе не простая бытовая драма на почве ревности. Он ведет расследование, и его сомнения на этот счет подтверждаются. Роксана ни слова не говорила мужу о своей измене. Оказывается, Омару звонил какой-то таинственный мужской голос, сообщивший, что жена давно наставляет ему рога. Кто же этот злоумышленник, пытавшийся убить Рикардо руками сумасшедшего Омара? Артуро поставил перед собой цель — найти его. Поэтому он терзал Рикардо вопросами: есть ли у него враги, кому была выгодна его смерть?
— Глупости все это, нет у меня врагов, — легкомысленно отмахивался от него Рикардо. — Омар стрелял в меня из ревности, по собственному побуждению. Никто за этим не стоит. Причем я не желаю, чтобы Омара судили, этот бедолага, наверное, сам уже страдает от своей глупости.
Артуро только тяжело вздыхал в ответ. Как убедить этого упрямого Линареса быть осторожным и помочь ему в следствии. Неожиданную поддержку и понимание Артуро встретил в лице журналистки Мариухении. На правах старой, доброй приятельницы Рикардо Мариухения ворвалась в палату к больному с пакетом фруктов и букетом цветов.
Но Мариухения пришла не только навестить раненого. Оказывается, ее донимали те же подозрения, что и Артуро.
—Дело собираются закрывать, причины очевидны, убийца сознался, — размышляла она вслух. — Но я все же думаю, кому-то была нужна твоя смерть...
Артуро даже подскочил на стуле, услышав это: наконец-то нашелся еще один здравомыслящий человек. Ведь даже в полиции считают его подозрения неосновательными, а дело — простым и житейским. Доводы Мариухении показались Артуро очень убедительными.
—Рикардо открыто поддерживал борьбу с наркомафией. Он содержал два дома по реабилитации молодых наркоманов, делал смелые заявления в печати против дельцов наркобизнеса, — перечисляла журналистка. — Вот, мне кажется, в чем причина. Не приказала ли наркомафия убить его?
Рикардо. поначалу внимательно прислушивавшийся к словам Мариухении, вновь засомневался. Ведь в стране много борцов с мафией — крупных политиков, ученых, известных людей, рядом с которыми он — простой обыватель. Даже министерство особое появилось в стране для борьбы с наркотиками. Почему же эти люди заинтересовались именно младшим Линаресом?
—Я тоже об этом думала, — отвечала на его сомнения Мариухения новыми доводами. — Мафия давно грозится расправиться с теми, кто стоит у них на дороге. Покушение на твою жизнь могло быть первым в жуткой цепи преступлений, актом мести в духе картеля.
Артуро и Рикардо слушали с интересом. Артуро торжествовал: у него появился не только единомышленник, а может быть, и помощник. Правда, баба, но с головой. Теперь легче будет продолжать расследование. А Рикардо Линарес по своей природе был отчаянный боец, он бросался на противника сломя голову забыв предварительно обдумать, чем это может закончиться. Вот и сейчас шальная мысль уже залетела в его голову.
— Мариухения! — вскричал он. — Твой помощник с телекамерой здесь? Ждет внизу? А ну зови его сюда. Я хочу сделать заявление по телевидению.
Артуро пытался отговорить его, подумать о родных и близких людях, которые могут пострадать от мести мафиози. Но разве можно было отговорить от очередной затеи этого сумасшедшего. Артуро всерьез был уверен, что у Рикардо временами не все в порядке с головой. Зато Мариухения радостно помчалась за оператором: интервью с жертвой наркомафии обещало стать потрясающе острым материалом, телезрители да и сами злодеи-дельцы должны содрогнуться. Пока журналистка отсутствовала, Артуро обдумывал, не может ли это безрассудное интервью принести хоть какую-нибудь пользу.
Конечно, это опасно для жизни Рикардо. Но в то же время его смелый вызов, несомненно, спровоцирует новое насилие наркодельцов: они захотят отомстить, продемонстрировать обществу свою силу. Нужно будет просто внимательно следить за Рикардо Линаресом и поймать убийц на месте преступления.
Рикардо эта мысль очень понравилась: он будет подсадной уткой для полиции. Что ж, отлично! Он готов сыграть любую роль, даже такую смешную, и внести хотя бы небольшой вклад в борьбу с темной заразой, разъедающей страну.
Мариухения с оператором уже приготовились к интервью. Камера была нацелена на бескровное, но очень спокойное и решительное лицо Рикардо.
—Мы передаем в прямой эфир заявление сеньора Рикардо Линареса, который и с больничной койки не боится бросить вызов злым силам наркобизнеса, — начала ведущая. — Несколько дней назад на него было совершено покушение, за которым, быть может, стоят именно эти силы, решившие наказать Линареса за долгие годы бескорыстной помощи жертвам наркомании и борьбы с мафиози...
—Нет-нет! — тут же возразил Рикардо. — Думаю, что это просто был несчастный случай, недоразумение. Но если и вправду это покушение подстроили респектабельные гангстеры, которые обогащаются за счет горя других людей, то я заявляю этим господам — я их не боюсь!
У Рикардо давно была обдумана конкретная программа борьбы с наркомафией. Главное, считал он, все здоровые общественные силы страны должны объединиться для борьбы с этим бичом человечества — наркотиками. Господа мафиози возомнили себя хозяевами жизни, на самом деле они — лишь колоссы на глиняных ногах. Свалить их общими усилиями не так уж сложно. Больше всего они страшатся гласности, разоблачений. Вот почему журналисты многое могут сделать в этой борьбе. Чаще показывать на экранах лица могущественных преступников и членов их семей, разоблачать их грязные махинации.
—Какой ты молодец, Рикардо! — искренне восхищалась им Мариухения. — Я всегда знала, что ты смелый. Неужели тебе ни капельки не страшно?
—Конечно, страшно, — признался Рикардо. — Не столько за себя, сколько за родных. Но надо же кому-то начинать. Они на это и рассчитывают— запугать нас поодиночке и не дать нам объединиться.
Конечно, это чистое донкихотство, размышлял здравомысляший Артуро. Это интервью — хорошая провокация, жирная наживка для злобных и мстительных мафиози. Теперь нужно не спускать глаз с Линареса. Артуро чувствовал свою ответственность за его жизнь. Ведь он — полицейский, это его долг.

Аурелио пристально смотрел на экран телевизора, и глухое раздражение помимо воли все больше вскипало в нем.
— Возомнил ты себя быком, сопляк, а рога еще не выросли, — злобно шипел он в ненавистное лицо Рикардо Линареса. взиравшее на него с экрана. — Эта коррида тебе не по силам, малыш, и скоро я тебе это докажу.
Он всегда терпеть не мог племянника, но сдерживал себя, потому что свято верил в кровное родство. Как же он гордился своей проницательностью, когда узнал, что Рикардо вовсе не Линарес. Ведь он давно почуял нутром, как чует зверь, что это — чужак, чужая кровь. А чужаками для Аурелио были все, кто иначе, чем он сам, думал и другими глазами смотрел на мир. Уже поэтому они не имели права жить на белом свете. Его бы воля, он бы всех чужаков уничтожил, чтобы не мешали управлять послушным стадом большинства соотечественников.
Аурелио всегда считал себя стойким, как скала, и невозмутимым. Ничто не могло вывести его из себя. И вот в доме, который он считал своим родовым гнездом, он все чаще терял равновесие. Его раздражал Рикардо и его психопатка мамаша, которая никак не могла пережить давнюю измену мужа и его незаконную дочь. Но это чужаки. И родной брат Федерико его раздражал — этот слабак, растерявший по белу свету своих законных детей и взрастивший подброшенного кукушонка.
Дела тоже шли не совсем гладко. Только что позвонил Игор — осведомитель Аурелио, служивший в полиции, и сообщил неприятнейшую новость. Оказывается, в участке и не собирались закрывать дело о покушении на Рикардо, как было задумано. Дело было идеально организовано, обманутый муж признался, улики собраны. Но какая-то полицейская ищейка учуяла что-то неладное и уже начала копать — искать свидетелей. А если этот полицейский бывалый и опытный, он может докопаться до чего угодно.
Аурелио вызвал к себе Бейби и сейчас поджидал его. Заслышав голоса в холле, он вышел из своей комнаты. Бейби уже любезничал с племянницами в гостиной.
— Позвольте представиться, сеньориты. Меня зовут Абель. Я помогаю вашему дяде в галерее.
Аурелио неодобрительно наблюдал, как щебетали Ванесса и Мария-Фернанда с красивым незнакомцем. Временами его раздражал даже Бейби, хотя он был полностью уверен в его преданности. Только Аурелио знал, что за обманчивой внешностью юноши с рождественской елки, детским румянцем на кукольном лице тлится человек с жестоким сердцем, не знающий ни угрызений совести, ни жалости. Ему можно поручить любое кровавое дело, и рука у него не дрогнет.
Артуро рассказал ему о полицейском. Бейби давно заметил, как волнуют шефа все подробности покушения на племянника. Он был почти уверен, что эта операция — дело рук Аурелио, и как-то посмел намекнуть об этом.
-Что за глупости, Бейби? — рассердился Аурелио.
—Я узнаю твой почерк, — продолжал настаивать Бейби. — Ив скульптуре, над которой ты работаешь, и в этом покушении чувствуется твой стиль, твоя рука.
— Заруби себе на носу! — резко оборвал его Аурелио. — Я не способен пролить кровь своего племянника, а значит, и мою кровь!
Свою кровь он бы никогда не пролил, усмехнулся про себя Аурелио, но к рекам чужой он всегда относился равнодушно. А Бейби вовсе ни к чему знать чужие семейные тайны. Лучше пускай позаботится о полицейском, который сует нос, куда его не просят. И он дал Бейби задание: пускай этот мальчишка. Левша, хорошенько поработает на них. С нынешнего дня Левша должен следить за каждым шагом полицейского — где тот бывает, с кем общается — и подробно докладывать Бейби.
Чтобы хорошенько приручить мальчишку, неплохо бы его чуть подкормить — подарить машину, снять квартиру, дать немного денег, наставлял Аурелио. Бейби согласно кивал. Полицейский же рано или поздно исчезнет совсем, как исчезает скрипка, играющая не в унисон с оркестром. Об этом позаботится Игор. Но пока он пригодится живым — чтобы поставлять полезные сведения по делу Рикардо Линареса. Для этого и нужна слежка. Бейби оценил все тонкости игры и одобрил. Их беседу прервал телефонный звонок. Снова звонил встревоженный Игор.
—Я слушаю. Что случилось? Этого не может быть! Весь груз? — вдруг побагровел Аурелио и грохнул трубку на рычаг.
Бейби забеспокоился, видя шефа в такой ярости. Должно быть, произошло что-то из ряда вон выходящее.
—Операция «Кайф» провалилась, мы потеряли весь груз, а это миллионы, миллионы! — рычал Аурелио, как раненый зверь.
Он никогда не был алчным. Деньги для него всегда означали только одно — власть над толпой, превосходство над другими двуногими. Потерю власти он не мог перенести — земля уходила из-под ног, жизнь теряла смысл. Поэтому сейчас, мечась из угла в угол, он переживал не потерю денег, а обдумывал планы мести. Виновные в крахе операции и потере груза понесут заслуженную кару. Пока он отсутствовал, людишки в картеле совсем распустились.
—Я возлагаю на тебя ответственную миссию! — торжественно объявил он Бейби. — Отныне ты — мой ангел-мститель. Ты восстановишь дисциплину и порядок в нашем стаде. Действовать будем жестко, хотя я и ненавижу насилие. Ты получишь список людей, виновных в провале.
В ответ Бейби только улыбнулся и ласково погладил черную глянцевую рукоятку своего револьвера. Если он и испытывал к чему-то слабость, то только к этому страшному для многих, неодушевленному предмету. Его тонкое красивое лицо было даже одухотворенным. Никто бы не распознал в нем жестокого убийцу. Но внешность обманчива. Бейби не раз приходилось убивать людей, он делал это спокойно и просто. Никогда не терзался угрызениями совести и не вспоминал убитых.
Аурелио долго и сосредоточенно обдумывал список виновных. Наконец протянул лист бумаги Бейби. Тот удивленно поднял брови — список оказался очень длинным.
—Семнадцать — замечательное число, шеф! — весело сказал он Аурелио. — Очень хорошее число.

Когда Федерико Линарес решительной походкой вошел в палату к Рикардо, тот сразу же заметил необычное настроение отца. Он был взволнован, озабочен, как будто собирался сказать что-то важное. Наверное, я так плох, что доктор вынужден был сказать это отцу, — первое, что пришло в голову Рикардо.
—Не волнуйся, сынок, — словно угадал его мысли Федерико. — Ты в полном порядке. То, что я сообщу, изменит твою жизнь. Я больше не стану просить тебя расстаться с Габриелой. Теперь вашей любви ничто не помешает.
Рикардо уже смирился с тем, что Габриела его разлюбила и оставила. Так он объяснял отцу причину резкой перемены к нему Габи, хотя в душе не до конца ей верил. Может быть, она узнала историю его неудачной женитьбы? Или ей просто наговорили небылиц? Не дослушав Федерико, он даже приподнялся на постели, но тут же ахнул от боли и вынужден был снова лечь.
—Ради Бога, отец, не мучай меня, говори скорее! — взмолился он.
—Габриела любит тебя и всегда любила, но была причина... — торопливо и сбивчиво объяснял Федерико. — Теперь, когда выяснилось, что ты не мой сын, — все разрешилось. Ведь Габи — моя дочь. Рикардо. Это правда — она моя дочь.
Для Рикардо весть о том, что он не сын Линареса, была тяжким ударом. Но сейчас он обрадовался ей. Он не мог опомниться от счастья: теперь ничто не помешает им быть вместе. Бедная девочка, сколько ей пришлось пережить, ведь она была уверена, что влюблена в собственного брата. Она казалась ему чуть ли не сумасшедшей, все время бормотала что-то о страшном грехе, о том, что им суждено гореть в геенне огненной.
—Нет, я не выдержу и часа. Я должен немедленно повидаться с ней. Отец, помоги мне одеться, — просил он, безуспешно пытаясь встать.
Федерико стоило больших трудов удержать его от этого безумного поступка и убедить, что впереди у них с Габриелой — вся жизнь, так что спешить некуда. Рикардо чувствовал, что еще нездоров, и едва ли в состоянии встретиться с Габи, но зато отец сможет ее отыскать и немедленно послать к нему, вдруг пришло ему в голову. Федерико пообещал бы что угодно, только бы успокоить возбужденного Рикардо.
После ухода отца Рикардо немедленно вызвал медсестру, ведь Габриела вот-вот может войти. Ему хотелось предстать перед ней в более приглядном виде, но не хватало сил привести себя в порядок. Медсестра умыла и причесала его, помогла облачиться в свежевыглаженную рубашку, приговаривая:
—Ну вы теперь просто красавец, сеньор Линарес. Повезет той женщине, которая станет вашей женой. Счастливица!
—Спасибо, милая. Именно этого я и хочу — сделать счастливой женщину, которую люблю, — с детским простодушием откровенничал с медсестрой Рикардо. — Она сейчас придет, понимаешь? Никогда бы не поверил, что здесь, в больничной палате, будет у меня самое счастливое любовное свидание.

Отредактировано angel999 (04.08.2010 19:55)