Перейти на сайт

« Сайт Telenovelas Com Amor


Правила форума »

LP №05-06 (618-619)



Скачать

"Telenovelas Com Amor" - форум сайта по новостям, теленовеллам, музыке и сериалам латиноамериканской культуры

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Подари мне жизнь (сериал) автор - Эдуард Резник (Россия) 1-2 книги

Сообщений 41 страница 60 из 63

41

Глава девятая
КАКОВ НЫНЧЕ РАСКЛАД?

Таинственные звонки молчащего неизвестного продолжались. Теперь в трубку не сопели, а издеватель­ски посмеивались, хрюкали, визжали или заводили сатанинскую рок-музыку. Словом, придурок, который этим занимался, по-видимому, решил довести Ольгу до нервного расстройства. И звонил он именно тогда, когда Кости не было дома! Похоже, точно знал. Без большой надежды на успех можно было, конечно, и в милицию обратиться, но Ольга уже не сомневалась, что это дело рук Риты. Особенно после последнего звонка, когда хулиган вновь сменил тактику. Теперь он хриплым искаженным голосом произнес:

— За деток ты не боишься? Когда долг отдашь? — и отключился.

— Вот ведь скотина! — в ярости вырвалось у нее.

А телефон тотчас же зазвонил снова. Ольга схватила трубку, но высказать свое мнение не успела. И к лучшему, поскольку это был не хулиган, а клоунесса Мила.

— Оленька, ты свободна? — торопливо сказала она. И, не дождавшись ответа, затараторила: — Тогда собирайся живо, поедем. Это очень важно, Валера просил. Ты нам необходима, без тебя мы просто не справимся! Буду ждать тебя у…

— Погоди! — остановила поток слов Ольга. — Что случилось? Почему такая спешка? У меня ведь дети, как я их брошу?

— Ах да! Совсем из головы вылетело. А ты не можешь их на соседку оставить?

— Ну-у… могу в принципе. Только объясни толком: куда едем, зачем?

— В больницу, к Попондопулосу, за мальчиком! — отозвалась Мила. Она, очевидно, была настолько возбуждена, что не могла говорить последовательно.

У Ольги при упоминании о больнице и Вильгельме Мордехаевиче Попондопулосе, лечившем в прошлом году Антошку, сжалось сердце. Она хотела бы навсегда забыть то горькое и страшное время — время меркнувшей надежды и отчаяния, когда ее душа разрывалась на части. Мила, судя по всему, почувствовала наконец ее состояние, взяла себя в руки и заговорила спокойнее и четче:

— Дело вот в чем. Помнишь, вместе с Антоном в палате лежал мальчик, сирота? Виталиком звали.

— Да, конечно. Его родители, кажется, спились или что-то в этом роде. Только бабушка и осталась. А что с ним?

— С ним ничего, поправился. Ему тоже сделали операцию полтора месяца назад, — радостно ответила Мила. — Валера бегал по всем инстанциям, дошел аж до министра здравоохранения! Ты же знаешь его — когда ему что-то в башку втемяшится, он этой же башкой стену проломит. И проломил — министр выделил деньги.

— Почему же нам ничего не сказали? Мы бы тоже помогли, — возмутилась Ольга. — Вместо этой дурацкой «ямахи», которую Костя купил.

— Ничего, все и так обошлось. А Валера, хоть и превращается порой в неуправляемый танк, на самом-то деле человек очень скромный, к друзьям со всякими просьбами редко лезет. Ну вот. А у Виталика нашего послеоперационный период заканчивается. Выписывают его!

— Поздравляю! — искренне сказала Ольга.

— Это еще не все, — продолжила Мила. — Его бабушка две недели назад скончалась.

— О Боже…

— Мы ведь еще раньше думали о том, чтобы мальчика этого усыновить. Тут мы с Валеркой заодно. Своих-то детей у нас быть не может, так уж природа распорядилась. И когда узнали о смерти — стали спешно оформлять документы. Волокиты было! Ты не представляешь… Словно мы людоеды какие-то! У нас повсюду сидят не чиновники, а самые настоящие уроды, все взятки ждут. Прямо нищие на паперти. Вместо того чтобы отдать ребенка в хорошие руки, норовят его в приют сплавить или на улицу. А то и за границу продать с личной выгодой. Я бы их всех расстреливала на месте из крупнокалиберного пулемета!

— Как же вы своего добились?

— Валерка опять превратился в танк, а это страшно. Он хоть и веселый клоун, но если перед ним подлец, голыми руками задушит. Так что документы на усыновление нам все же оформили.

— Еще раз поздравляю, — сказала Ольга.

— Теперь едем забирать, — закончила Мила. — И ты нам просто необходима, потому что Валерка чего-то трясется от страха. С ним это случается. Так ты готова?

— Конечно! — отозвалась Ольга. — Сейчас, только к соседке схожу, попрошу ее за ребятами присмотреть. Встретимся в больнице.

Красноперов остался доволен тем, что услышал от Кости. Вернее, он был страшно возмущен, но отдал должное своему «агенту», его смекалке и смелости. Константин не утаил от него, что собрать информацию о метадоне и «Плотном облаке» ему удалось во многом благодаря Маше Беловой.

— Я ее знаю, — сказал Старик, — ученицей моей была. Потом изменила науке и ушла к Мамлюкову, но, видно, в душе-то осталось что-то… Эх, нам бы только заполучить образцы разрабатываемых препаратов! Особенно «Плотного облака». Тогда можно будет передавать все материалы в прессу и прокуратуру.

— В прокуратуре все куплено, — засомневался Костя.

— Ну уж и все! — усмехнулся Геннадий Васильевич. — Ты слишком высоко его ставишь. Он висит на то-онкой ниточке. Есть в Администрации президента люди, которые уже ждут с ножницами, чтобы эту нитку обрезать, я знаю. Только время еще не пришло, указания не было. А мы-то как раз и поторопим. Надо будет — выйду на самый верх! А уж доклад в Академии медицинских наук непременно сделаю. Лишь бы здоровья хватило…

— Вы действительно что-то неважно выглядите, — сказал Костя.

— Вот поэтому ты и перескажешь сейчас все то же самое моему заместителю — Петру Петровичу Воронову, на всякий случай. Да ты его хорошо знаешь. Мужик честный и справедливый, он уже в курсе.

Красноперов позвонил и вызвал секретаршу. Галочка вошла, улыбаясь.

— Попроси-ка ко мне Воронова, — сказал Старик, — и дай нитроглицерин.

— Вам бы прилечь, — покачала она змеиной головкой.

— Ступай и делай что велено, — насупился Геннадий Васильевич. — Ишь, разболтались!

Когда секретарша ушла, Красноперов добавил:

— Пока все это надо держать в тайне. Удар по концерну Мамлюкова нужно нанести внезапно и изо всех орудий. Только так мы сможем его потопить.

— Есть такая хорошая немецкая пословица, — произнес Костя, — «Что знают двое — знает и свинья».

Старик усмехнулся, поглаживая ладонью сердце.

— Что ж, она и для России годится, — согласился он. — Тогда тем более будь предельно осторожен. Помни, что от тебя сейчас зависит очень многое. Может быть, вообще будущее России. И не улыбайся так глупо, все это действительно страшно серьезно. Катастрофа не за горами!

— А я умно улыбаться не умею, — схохмил Константин.

— За словом в карман не лезешь! — засмеялся Красноперов. — Таких бабы любят…

Виталик напомнил Ольге Антошку: тот так же боязливо и недоверчиво смотрел после операции на людей, на небо, на весь окружающий его мир. В огромных глазах на исхудавшем лице была та глубокая скорбь, которая бывает лишь у соприкоснувшихся со смертью… Потом Антошка опять стал веселым и бодрым. Будет таким и Виталик. Уж для этого Валера с Милой все сделают, на голову встанут! На то они и клоуны. Добрые, рыжие, смешные циркачи, Пузырь и Макаронина… Они и сейчас, только войдя в палату вместе с ней и Вильгельмом Мордехаевичем, начали потешать маленький народец всякими фокусами и трюками: не могли удержаться.

— Поберегите силы для дома, — наставительно сказал им Попондопулос. — Еще пригодятся. Этот маленький разбойник не такой уж тихоня. Вчера, например, измазал зубной пастой своего соседа. А на прошлой неделе откуда-то притащил в палату огромного кота…

— Кот у нас дома уже есть, — заметила Мила. — И собака, и черепаха, и рыбки, и ужик, и курица, и ученая крыса, и ворона…

— Тараканы еще, — добавил Валера. — Тоже ученые, сами к соседям бегают в гости.

— Зверинец, словом, — усмехнулся врач. — Так что ты, Виталик, теперь не соскучишься. Прямая дорога — в дрессировщики.

— Вот здорово! — радостно вскрикнул мальчик.

Пока он торопливо одевался, Попондопулос позвал Ольгу в свой кабинет. Начал дотошно расспрашивать ее про Антошку, Никоса, Костю. Посоветовал летом непременно поехать к морю, лучше всего в Анапу, детям это необходимо. Сказал, что сейчас, зимой, надо налегать на фейхоа, там много йода… И еще много чего говорил, но Ольга слушала рассеянно, думала про Виталика и клоунов. Какие же они все-таки молодцы! Взять чужого, больного ребенка — и это в наше время, когда сами едва концы с концами сводят… Разве это не Поступок с большой буквы? Пусть кто-то скажет иначе, усмехнется или вообще сочтет их ненормальными, «клоунами»… Ему никогда не понять, что в жизни, кроме благополучной сытости, ленивого покоя или бесконечного веселья существует еще что-то, самое главное, дающееся лишь людям добрым и милосердным, поистине простым. Потому что «простота» — это нечто особенное, светлое, радостное. Глупую поговорку: простота хуже воровства, придумали злые, подлые люди. Есть ведь и другие слова: «святая простота».

— Матушка, где ты витаешь? — вывел ее из размышлений голос Попондопулоса. — Эй, очнись!

— Я слушаю, слушаю, — сказала Ольга. — Надо есть фейхоа. Но вы знаете, сколько он стоит на рынке?

— «Он»? А мне всегда казалось, что «она».

— Ну, неважно. Даже если «оно», все равно не часто купишь.

— В этом я с тобой полностью согласен. Дорого. Мне вот тоже приходится даже у сына занимать. А он просто так не дает, только в долг. Такие вот у нас теперь детки пошли. Смотри, как бы и Антошка не вырос в подобного «бизнесмена».

— Не вырастет, — пообещала Ольга. — Я его в православную гимназию отдам, там все же иные ценности прививают. Духовные.

Тут дверь распахнулась, и на пороге возникла знакомая фигура в ковбойских сапогах.

— Легок на помине! — сказал Вильгельм Мордехаевич. — Проходи, Миша, садись. Это — Ольга.

— Да мы уже давно знакомы! — махнул рукой фотограф. — Я всю их семью снимал у себя в студии. Ну, как там Костя, детки?

— Нормально, спасибо. Фотография у нас на стенке висит, — вежливо ответила Ольга. Она встала, готовясь уйти: не хотелось мешать семейной беседе. — Пойду я.

— Иди, иди, — сказал Попондопулос-старший. А младший добавил:

— Нужны будут еще снимки — заходите. С детками.

Ольга вдруг остановилась на пороге. Этот голос… Ей показалось, что она совсем недавно слышала его. И то, как он произнес «детки»… А тут еще Михаил хрипло спросил у отца:

— Когда же долг отдашь, батя?

И сразу все встало на свои места. В памяти всплыла недавняя фраза телефонного негодяя: «За деток ты не боишься? Когда долг отдашь?»… Ольга повернулась к Михаилу, который беззаботно улыбался, вытянув ноги в ковбойских сапогах.

— Что-то еще? — посмотрел на нее Вильгельм Мордехаевич.

— Нет, ничего, — ответила она, сдерживая заколотившееся от гнева сердце. — Все в порядке.

И вышла в коридор, где ее уже поджидали Валера, Мила и укутанный Виталик.

На конноспортивную базу Константин приехал днем, сразу же после разговора с Красноперовым, преследуя две цели. Во-первых, чтобы выяснить, может ли он по-прежнему рассчитывать на своего работающего здесь конюхом-инструктором школьного друга, Василия Жмыхова. Во-вторых, повидать «вживую», а не на фотокарточке Светлану Викторовну, которая, по информации Пурильского, именно в эти часы тут тренировалась.

На базе было три крытых манежа, в одном из них он и разыскал Жмыхова. Тот гонял по кругу новичков, подстегивая наездников и лошадок резкими отрывистыми командами. На нем были жокейский комбинезон и бейсболка. Народу в манеже было мало. Увидев Костю, Вася передал хлыст своему помощнику и двинулся навстречу другу. Сели на одну из скамеек возле судейской трибуны.

— С чем пожаловал? — спросил Жмыхов.

Он вообще-то всегда был не слишком многословен, не любил, когда и другие долго болтают, а суть дела улавливал сразу. Поэтому и Константин не стал ходить вокруг да около, сразу перешел к главному.

— Банк, — коротко произнес он, — о котором мы говорили прошлой осенью. Все остается в силе. Ты со мной или нет?

После некоторого молчания, Вася ответил:

— Я еще тогда сказал тебе «да». Решений своих менять не привык.

— Ну и отлично, — улыбнулся Костя. В принципе разговор можно было считать законченным. Он встал, но уходить не торопился. Спросил:

— Послушай, а зачем тебе это нужно? Только честно.

— Жизнь скотская, — отозвался Жмыхов. — Надоело подо всех прогибаться. Ну какие у меня перспективы? Ты был прав тогда в пивбаре, когда сказал, что я так и состарюсь в этом манеже. Я потом долго об этом думал. И все ждал, когда же ты снова заведешь об этом разговор. Значит, созрел?

— Как видишь, — кивнул Костя. — Скоро все вместе встретимся и обсудим детали.

Он поглядел на манеж, где взрослые дяди и тети подпрыгивали в седлах, пытаясь изображать амазонок или кентавров. Заметил Костя и ту, ради которой приехал. Она держалась увереннее всех.

— Богатеи развлекаются, — проворчал Вася и сплюнул. — Теперь это модно. Кони, лакеи в ливреях. Скоро в каретах золоченых будут ездить. Я для них всего лишь конюх…

— А кто вон та, эффектная такая? — прервал друга Костя.

— Светлана Викторовна, — прищурился Жмыхов. — Ничего бабенка. Главное — человечная, лучше их всех тут, вместе взятых.

— Ну, прощай! — Костя пожал другу руку и пошел вдоль скамеек. Но, сделав несколько шагов, вдруг обернулся, словно что-то забыл, и позвал: — Вася!

— Ну! — выглянул тот из-за ограждения.

— А знаешь, ты ведь мой самый лучший друг. — Костя подошел ближе и легонько ткнул Жмыхова в плечо.

— Знаю, — заулыбался Василий. — Проваливай!

Константину и вправду надо было спешить: он ехал на молодежную радиостудию к еще одному своему старому приятелю — Джойстику.

Он был ведущим диск-жокеем в музыкальной развлекательной программе и, так же как Вася, ходил в бейсболке, только козырьком назад. Увидев друга за стеклом студии звукозаписи, в наушниках и с микрофоном у рта, Костя подумал, что профессии Джойстика и Васи Жмыхова чем-то схожи: оба заставляют ритмически двигаться, один — коней, другой — любителей попсы. Недаром оба они — жокеи.

Джойстик заметил Константина, махнул ему рукой и в перерыве, передав наушники другому ведущему, вышел из комнатки.

— Чего приперся? — спросил он со свойственным ему обиженным видом.

— Да так. На тебя поглазеть, — ответил Костя.

— Ну поглазел? Короче давай — у меня работы много.

— Ты уже второй, кто мне это сегодня говорит.

— Так нечего от дела отвлекать!

— Скажи мне честно: почему ты носишь бейсболку козырьком назад?

Джойстик несколько опешил, не ожидая такого вопроса. Он на минутку задумался. Потом солидно произнес:

— Видишь ли, мой юный друг… Именно для того, чтобы такие, как ты, задавали мне подобные идиотские вопросы.

— А если серьезно? — добивался Костя, словно сейчас это было для него очень важно.

— Нравится — и ношу! — угрюмо огрызнулся Джойстик.

— Ответ исчерпывающий, — удовлетворенно хмыкнул Константин и тут же, без всякого перехода, спросил: — Банк брать будем?

Ошеломленный Джойстик схватил Костю за рукав и потащил в сторону, на лестничную клетку. Там он зашептал:

— Чего ты орешь? Это ты все о том же, что мы обсуждали осенью?

— Дошло наконец-то? Конечно, о том самом.

— Затем и приехал?

Костя молча кивнул. Он рассчитывал на Джойстика. Нужен был классный компьютерщик, а лучше своего приятеля он никого по этой части не знал. И авантюрная жилка в нем тоже есть. Чего стоит хотя бы то, что он по просьбе Кости смог запудрить всем мозги в израильском медицинском центре. Сработано было по высшему разряду!

— Надо подумать, — произнес Джойстик, ковыряя в ухе спичкой и хмурясь. — Вообще-то я скорее против, чем за. Но деньги нужны… А тебе всегда везет. Может быть, и мне покатит рядом с тобой? Какая, ты говоришь, там сумма?

— Двадцать пять миллионов баксов.

— Н-да. Подумать надо, — повторил Джойстик, почесывая другой спичкой рано образовавшуюся лысинку.

— Думай быстрее, — сказал Костя. — Сроку тебе — два дня.

— Ладно. — Джойстик махнул рукой. — Ты иди, а то мне действительно пора. Созвонимся.

Константин пошел по коридору, но вдруг услышал:

— А как там Ольга?

— Тебя ждет! — не оборачиваясь, отозвался он.

Зря он так сказал. Джойстик, похоже, обиделся.

Последним в Костином «списке Шиндлера» оставался клоун Валера. На него он тоже имел определенные виды, поскольку без клоунады при ограблении банка было не обойтись. Так Костя задумывал с самого начала. Сегодня ехать к Валере домой ему не хотелось: далеко и поздно. Решил позвонить из дома.

Ольга встретила его так радостно, словно они не виделись целую неделю. Но ему сейчас было не до «телячьих нежностей».

— Погоди, — сказал он, отстраняясь. — Мне звякнуть надо. Срочно.

— И ты даже не спросишь, что сегодня случилось, где я была? Ты знаешь, что Мила с Валерой придумали? — Ольге так хотелось поскорее рассказать мужу об их поступке, о Виталике, что она продолжала держать его за руку, не отпускала.

— Потом, потом! — сердито отозвался Костя, вырываясь. — Вот с ним-то мне и нужно потолковать. — Он решил, что Ольга хочет рассказать о каком-то новом цирковом номере. Но ему сейчас не до этого!

— Ну ладно, — кротко сказала Ольга. — Не хочешь — не слушай.

И ушла на кухню. Она явно расстроилась. Но Костя лишь пожал плечами: зачем лезть с пустяками, когда муж занят? Не женское это дело — банки грабить, вот и не суйся, пока не позовут…

Разговор с Валерием получился не слишком длинным. Когда Костя полунамеками объяснил ему по телефону, что в конце января открывается охота на содержимое банков и надо готовиться, тот наотрез отказался.

— Я же теперь отец семейства! — торжественно сообщил клоун.

— Когда же это вы успели родить? — кисло поинтересовался Константин.

— А разве Ольга тебе ничего не сказала? — удивился Валера. — Мы же усыновили Виталика. Мальчика из больницы, приятеля твоего Антошки. Странно, я думал, что уж такую-то радостную новость она сообщит в первую очередь…

Косте вдруг стало стыдно. И перед Валерой, и перед Ольгой.

— Ну да… сказала… то есть… я только пришел, — замялся он. — Словом, поздравь от меня Милу и себя самого. Привет! — И повесил трубку.

«Скверно вышло, — подумал он, прислушиваясь к звукам из кухни. Кажется, Ольга с Антошкой мыли там посуду. — Ладно, все поправимо». Он закурил и вновь вернулся мыслями к своему делу.

— Что мы имеем? — сказал Костя сам себе шепотом — Один — целиком «за», другой — категорически «против». Двое колеблются. Расклад пока не в нашу пользу. Пора встречаться с Людой и ее братом. И будем решать.

Он выбросил сигарету в форточку и направился в кухню, надеясь загладить свою вину.

0

42

Глава десятая
ПОЯВЛЕНИЕ СТРАННОГО ЧЕЛОВЕКА

Утром Ольга пошла на прогулку в парк. Коляску с Никосом она катила перед собой, Антошка подпрыгивал рядом. Солнечные лучи, отражаясь от чистого, выпавшего за ночь снега слепили глаза. Снег тоже может быть теплым, на нем даже позагорать удается… Ольга так и сделала, сев на лавочку, за­жмурив глаза и подставляя лицо нежным лучам. Никос спал, а Антошка бегал вокруг. Ольга думала о муже: Константин ушел из дома раньше всех, как обычно ничего не сказав.

В последнее время он вообще вел себя очень странно. Ольга чувствовала, что в отношениях между ними наметилась какая-то трещина. Что-то его тревожит, гнетет. А если все же уговорить Костю поехать на прием к психотерапевту, к Леониду Максимовичу? Может быть, врач прояснит причину столь непонятного Костиного поведения… Вот что, например, произошло вчера? Сначала он оттолкнул ее, когда так хотелось рассказать ему о Валере и Миле, обидел, потом полез с извинениями, но все как-то грубо, неискренне, словно мимоходом приласкал домашнюю кошку. Дескать, и так сойдет. Погладил — и брысь с кресла! А затем вновь стал замкнутым и раздраженным.

Спала Ольга отдельно, в детской комнате. Слышала, как Константин долго ходил за стенкой, курил (из-под двери тянуло сигаретным дымом). Она бы и рада была ему помочь, но не знала как. Почему он не делится с ней своими проблемами? Тут Ольга вспомнила, что и она сама ничего не рассказала ему о требованиях Риты. Выходит, они квиты. Когда в семье нет доверия, когда появляются тайны, дом, по библейскому выражению, разделяется сам в себе и рушится. Значит, надо искать тот цементирующий состав, который замажет трещину. Нужно раскрыть все тайны и вернуть взаимное доверие.

Ольга вдруг почувствовала, что кто-то сел рядом на лавочку и зашуршал газетой. Она открыла глаза и посмотрела на новоявленного соседа. Мужчина, похожий на Путина, приветливо улыбнулся. Ольга истолковала его улыбку по-своему.

— По-моему, тут достаточно пустых скамеек, — сказала она, не скрывая недовольства.

— Загорайте, загорайте, — весело отозвался Лже-Путин. — Вам легкий загарец очень к лицу будет. И я вам нисколько не помешаю.

— Как вы мне все надоели! — вздохнула она и встала, намереваясь укатить коляску подальше. — Антошка!

— Погодите, — сказал мужчина, — пусть мальчик играет. Я к вам не собираюсь приставать, хотя очень хотелось бы. Нам поговорить нужно. Садитесь, Ольга.

Услышав свое имя. Ольга остановилась. Мужчина уже не улыбался, смотрел серьезно.

— Откуда вы меня знаете? — спросила она, удивляясь этому странному, словно возникшему ниоткуда человеку. Вроде не маньяк или насильник…

— Неважно, — ответил тот. — Зовите меня Павлом. Я друг Светланы Викторовны.

— Моей тетушки? — вновь удивилась Ольга.

Странно начинался этот день, очень странно…

— Вот именно, — кивнул мужчина. Взгляд у него был скользящий, острый, будто пронизывающий насквозь. От таких глаз мало что скроешь: видят далеко и глубоко.

— Я не понимаю… — начала Ольга, опускаясь на лавочку. — С ней что-то случилось?

— Нет, — успокоил Павел. — Но может случиться. Причем в любой день и час. Видите ли, Оля… Можно я буду называть вас так, без отчества?

— Сделайте одолжение.

— Светлана Викторовна привлекла меня в целях собственной безопасности и для выполнения некоторых поручений.

— Вы — ее телохранитель? — догадалась Ольга.

— Не совсем так. Хотя и это — тоже. Скажем иначе, я — аналитик. Из комплекса проблем и фактов делаю соответствующие прогностические выводы. И один из этих выводов будет для вас не совсем приятным.

— Что-то я ничего не пойму, — сказала она. — Нельзя ли немного попроще?

— Можно, — снова по-путински улыбнулся Павел. — Одним словом, ваш муж, Константин Щеглов, получил заказ на физическое устранение Светланы Викторовны.

— Как это? — не поняла Ольга.

Павел сложил пальцы в виде пистолета и издал звук, похожий на выстрел.

— Впрочем, — мило добавил он, — способ устранения еще не определен. Возможно, это будет инъекция.

— Да вы просто бредите! — возмутилась Ольга. — Костя на это не способен! Они даже не знакомы.

— Я знаю, — сказал Павел. — Но ведь никто же не говорит, что он уже бегает за ней по всей Москве с пистолетом или шприцем на изготовку. Впрочем, согласие он уже дал, но, насколько я понимаю, для видимости.

— Я вам не верю, — решительно ответила она. — Это чушь какая-то. Нонсенс.

— Я очень похож на шутника или клоуна? — спросил Павел.

— Нет, — вынуждена была признать Ольга, глядя в его серые внимательные глаза. — Но я не хочу верить.

— А вот Станиславского я бы, наверное, убедил, — вздохнул Павел. — До чего же с женщинами сложно! Они живут сердцем, а не рассудком. Но может быть, это и правильно…

— Ну хорошо, — сказала Ольга. — Допустим. Скорее всего это даже действительно так. Зная Костю, можно не удивляться. Он всегда вляпывается в какие-то истории. Натура такая. Если он вдруг окажется в банке, который станут грабить, то непременно попадет в заложники. Судьба всякий раз выбирает его, словно больше некого.

— Вот теперь я слышу разумные слова.

— И кто же в таком случае заказчик?

— Не важно. Вам, Оля, знать об этом незачем.

— Но… речь идет о моей тетушке, о муже…

— Она будет в безопасности, — сказал Павел. — Я не думаю, что Константин решится довести эту игру до конца. Но дело в том, что те люди, которые его наняли, сами играют не по правилам. Они используют его втемную. Может быть, как подставу. И он сам в таком случае находится в перекрестье прицела. Вот почему я вынужден обратиться к вам, как к самому близкому для него человеку.

— Понимаю, — произнесла Ольга задумчиво. Теперь для нее действительно многое становилось яснее: и фотокарточка в кармане, и странности в поведении Кости. — Что я должна делать?

— Да практически ничего, — ободряюще улыбнулся мужчина. Он полез в карман и вытащил визитную карточку, на которой было написано только «Павел» и номер мобильного телефона. — Вот возьмите на всякий случай. Позвоните, если что-то вызовет ваше особенное беспокойство. Константин — натура неуравновешенная, вы сами прекрасно знаете. За ним нужен глаз да глаз.

— Хотите сделать из меня его няньку? — также улыбнулась Ольга.

— Вроде того. Хочу, чтобы вы вовремя схватили его за руку. А теперь — прощайте.

Павел встал, слегка поклонился и быстро исчез, скрывшись за деревьями. Словно его и не было вовсе.

У ворот клиники Леонида Максимовича Костю, как и договаривались, поджидала Люда. Золотые волосы выбивались из-под красной шапочки, в руках она держала лыжи и палки.

— Ты что же, на этом транспортном средстве сюда добралась? — спросил Костя, целуя девушку.

— А я здесь все время по утрам тренируюсь, — ответила она. — Леня ведь неподалеку живет. А я, как ты понимаешь, теперь у него, поскольку мою избушку вы заняли. Кстати, была я недавно у вас, видела твою Ольгу. Поболтали.

— Ну и?..

— Ничего. Мила, умна. Но тебе нужна другая женщина.

— Почему это?

— Потому что она слишком правильная, — усмехнулась Люда. — А ты по натуре авантюрист. Как и я.

— Я так и понял, что ты имела в виду себя, когда сказала о «другой женщине», — заметил Костя. — Но нас ведь теперь связывают только деловые отношения, разве не так?

— Нас связывают сложные отношения, — поправила она. — Давай будем честны друг с другом. Я экономист и привыкла производить расчеты. Конечно же, в твою всепоглощающую любовь ко мне я не верю. Я тоже тебя не люблю, потому что не люблю никого. Но ты мне очень нравишься. Кроме того, нас связывает секс, а это уже немало. Этого даже достаточно, чтобы жить вместе. И… кто знает, что будет дальше? Может быть, мы будем счастливы вдвоем?

Люда коснулась его груди, в области сердца, лыжной палкой, словно испытывая на прочность. Затем добавила:

— Вот сорвем банк, тогда поглядим. Может, уедем куда-нибудь за границу, начнем жизнь заново… Попробуем начать, — снова поправилась она. Глядя на задумчивое и недовольное лицо Кости, Люда засмеялась и стала его тормошить.

— Ну, чего ты скис? Улыбнись же! Смотри, какое замечательное, свежее, морозное утро. В городе снег тает, а здесь — держится, сверкает! Загорать можно. Все у нас с тобой получится, не сомневайся.

— Ты имеешь в виду — банк?

— И банк, и все остальное. Все двери будут открыты. Весь мир ляжет к нашим ногам!

Константин сунул руку в карман, нащупал там фотографию и произнес:

— Кстати о дверях: одну из них ты забыла запереть.

— Какую? — удивилась она.

— Дверь в свою комнату. Ольга заходила туда. Не знаю, листала ли она фотоальбом и видела ли этот снимок… Но я его на всякий случай изъял. Забери.

Он вытащил из кармана «пляжную» фотокарточку и протянул Люде. Та повертела ее в руках, словно не зная, что с ней делать дальше. Затем неожиданно разорвала и бросила на снег.

— Вот и вся проблема, — с улыбкой сказала она. — Решается быстро. Ничего, на Ривьере нас сфотографируют гораздо лучше, это тебе не Клязьминское водохранилище!

— Что ж, ты умеешь уничтожать прошлое, — промолвил Костя.

— Пошли, Леня ждет, — ответила Людмила, поправляя золотистые волосы.

После разговора с загадочным «двойником президента», позвав бегавшего по парку Антошку, Ольга покатила детскую коляску с продолжавшим беспечно спать Никосом домой. Вот кому все было нипочем! Главное — видеть рядом заботливое лицо мамы, и не дай ей Бог забыть вовремя дать вкусного молока. А у Ольги не выходила из головы только что оконченная беседа. «Уму непостижимо! — думала она с тревогой и почти паническим ужасом. — Надо же, Костя — киллер!» Но кто же мог ему предложить подобное?

Мысли скакали, как Антошка на одной ноге, то забегая вперед, то возвращаясь. Перебирая в памяти всех друзей и знакомых, Ольга ни на ком не остановилась. Кто же ему «заказал» Светлану Викторовну? Ну не толстяк же Митя, не Джойстик, не Валера, не Вася Жмыхов? Смешно даже думать об этом! Конечно, надо искать среди знакомых самой тетушки. И тут она вдруг вспомнила о Каргополове. Ну конечно! Живут они как кошка с собакой, да еще развод начался… А дядя-депутат, насколько она помнила со слов Риты, — приятель Мамлюкова, у которого Костя как раз сейчас работает. Чувствуя, что пошла по правильному пути, Ольга даже облегченно вздохнула. «Мы тоже аналитики, господин полу-Путин, — сказала она себе. — И не вы один умеете связывать факты».

Но вот чего ей не хватало — так это осторожно­сти и наблюдательности. Иначе бы она непременно заметила, как из подъезда вынырнули два подозрительных типа, один из которых очень напоминал водопроводчика в туфлях за триста баксов, и при ее приближении торопливо залезли в иномарку с тонированными стеклами. Однако Ольге, поглощенной своими размышлениями, было не до того. Затолкать бы по неудобной лестнице коляску в лифт! И когда только у нас научатся делать пандусы в помощь молодым мамам? Сердце кровью обливается, глядя на их постоянные мучения…

Войдя в квартиру, Ольга столкнулась с еще одной проблемой: «ямаха» загораживала весь коридор. Так и хотелось пнуть ее в сверкающий бок. С трудом втиснув коляску, Ольга заперла дверь. И что-то сразу за­ставило ее насторожиться. Не снимая шубки, она огляделась. Интуиция ее обычно не подводила.

Нет, все было на месте, ничего не пропало, но Ольгу не покидало чувство, что здесь только что кто-то был. Даже сохранился запах мужского дезодоранта. Костя таким не пользовался… Антошка уже убежал в комнату, а Никос заплакал, словно и ему тоже не понравился этот чужой дух. Ольга разделась, достала младенца из коляски и понесла в кроватку, чтобы перепеленать. Но заметила, что и в комнате что-то не так. Произошли таинственные, внешне малозаметные изменения. Мебель чуть сдвинута. Платяной шкаф приоткрыт. Книжки на полке стоят не так, как раньше… Ольга с детства была приучена к аккуратности и обладала хорошей зрительной памятью. Квартиру в ее отсутствие явно кто-то посещал.

Закончив пеленать Никоса, она покормила его и пошла искать другие следы злоумышленников. Почему-то ей подумалось, что это — дело рук Ритки Гонцовой. Ну, или тех, кого она наняла, как фотографа. А кому еще нужно тайно проникать в их квартиру? Конечно же, эта особа, уже показавшая свое истинное лицо, что-то замышляет! Какую-нибудь очередную пакость. Ограбить хочет, что ли? Так тут и брать, кроме «ямахи», нечего. Или подложить бомбу? Но этой мысли Ольга лишь усмехнулась. Нет, на такое даже Рита не способна. А вот, скажем, подбросить в квартиру пакетик героина, а потом сделать звоночек в милицию — это вполне.

Продолжая бродить из комнаты в комнату и искать неизвестно что, Ольга не сразу вспомнила о целлофановом пакете, переданном ей Светланой Викторовной. Решила проверить — на месте ли он? Нагнулась под детскую кроватку, вытащила ночной горшок, сняла крышку. Пакет лежал все там же, под ворохом старых носков и другого тряпья. Ей очень захотелось оторвать скотч и посмотреть — что там, внутри? В конце концов, возможно, именно эти документы и связаны с тем «заказом», который получил Костя! Даже наверняка так. И она имеет право… Но Ольга удержалась, решила отложить это на потом. К тому же зазвонил телефон и пришлось бежать в комнату, снимать трубку.

— Ну что, куколка? — хрипло произнес уже знакомый голос. — Детки на месте, не потерялись? Все целы? Когда должок вернешь?

— Сейчас, — ответила Ольга и положила трубку на рычаг.

Постояв с минуту в раздумье, успокаиваясь и сдерживая гнев, она набрала номер матери, теперь уже не сомневаясь, что в квартиру проникали по поручению Ритки — разведать обстановку. Иначе и быть не может. И еще хватает наглости после всего этого звонить!

— Мам, ты можешь сейчас ко мне приехать? — спросила Ольга. — Я должна ненадолго отлучиться.

— Конечно, доченька, — ответила Наталья Викторовна. — Я к тебе не одна, я с Гельмутом приеду. Он у меня в гостях, изучает русский быт. И пельмени лопает. Да, и Света тут.

— Ну… с кем угодно, — рассеянно сказала Ольга. — Только поскорее.

— Да мы уже мчимся, только шнапс захватим!

— Жду.

Ольга положила трубку и вновь задумалась. Ее переполняла ярость. За своих детей она была готова драться как тигрица.

Миша Попондопулос сделал последний снимок полуобнаженной Риты на фоне нарисованных пальм и пошел менять пленку. Когда он вернулся, натурщица требовательно сказала:

— Позвони-ка еще раз нашей куколке, а то она, наверное, соскучилась! — и бросила ему мобильный телефон. — О’кей?

— Эге-гей! — капризно отозвался фотогений, рухнул на диван и задрал кверху ноги в ковбойских сапогах. Это означало бунт на корабле.

— Ты чего? — грозно спросила Рита.

— Все. Апс. Конец. Больше не хочу, — заявил Миша. — Ну чего ты, в самом деле, сбесилась, что ли? Оставь ты их, Риточка, в покое. И меня, кстати, тоже. Не буду я больше звонить, надоело. И так себя каким-то подлецом чувствую.

— А ты и есть подлец. Помнишь, как ты меня в самом начале для порножурнальчиков снимал, а платил копейки?

— Ну и что? — пожал плечами фотограф. — Работа такая. Зато потом в люди вышла. Через тернии — к звездам! Такова, милая, древнелатинская мудрость.

— Он меня еще латыни учить будет! — фыркнула Рита и проткнула каблуком картонную пальму на заднике. — Да ты на мне уже столько баксов заработал, что на фотостудию хватило со всем этим барахлом! — И она, сняв туфельку, запустила ею в осветительный прибор, который тотчас же погас.

— Давай ломай, круши, — устало проговорил Миша. — А звонить я больше все равно не стану. Придумай что-нибудь пооригинальнее. Художник должен подходить к делу творчески. А ты ведь, Ритуля, тоже мастер в своем роде. Артистка! Вот и напряги мозги. Одними звонками ты все равно ничего не добьешься.

Фотограф достал тряпочку и стал начищать до блеска свои ковбойские сапоги, явно любуясь собственным отражением в них.

— Идиот… — проворчала Рита, наблюдая за его занятием.

— Это вопрос спорный, — откликнулся Михаил, поскрипывая каблуками.

— Ну хорошо, — Рита сменила тон на более спокойный. — А сына ее ты сможешь на время где-нибудь припрятать?

Фотограф застыл с тряпкой в руке, а потом принялся чистить сапоги еще энергичнее.

— Ответа не слышу, — надавила Рита.

— Это киднэппинг, — буркнул Попондопулос-младший. — В тюрьму посадят.

— Не посадят. Антошка тебя знает, ты его не раз снимал для детских журналов. Я его сюда доставлю — это беру на себя. А ты увезешь… на дачу к Каргополову. Есть у него домик за Мытищами, о котором никто не знает: Светка пока не все отобрала. Ключи у меня есть. Сам депутат сейчас в какую-то командировку отправился, так что мальчик может некоторое время пожить там. Продуктами обеспечу. А поскольку тебе его доверять нельзя — не фыркай, не фыркай! — я сама за ним послежу. Что скажешь?

— Опасное это дело, — после некоторой паузы промолвил фотограф.

— Ты получишь за это пять тысяч долларов, — добавила Рита.

— Ну а потом? — спросил он. — Что будет дальше, когда ты вернешь ребенка? Он же все расскажет матери — и про тебя, и про меня. Ты об этом подумала?

— Пусть рассказывает, — усмехнулась Рита. — Ну и что? Был в гостях. Да он там все время развлекаться будет, играть, мультики смотреть, рисовать, я ему клоунов из цирка выпишу — он их любит! О родителях и не вспомнит. Я для него настоящий празд­ник устрою. А Ольга нам ничего не сделает, потому что есть у меня против нее один документик. И я заставлю ее убраться из Москвы к чертовой бабушке!

— Далеко же ей придется ехать, — кивнул Михаил, вроде бы соглашаясь.

0

43

Глава одиннадцатая
ЭКЗЕКУЦИИ И КОМПОЗИЦИИ

Когда прошлой осенью Леонид Максимович в шутку предложил сестре ограбить ее же банк, а она неожиданно отнеслась к этой идее совершенно серьезно и согласилась, он понял, что психопатические процессы в мозгу Люды зашли слишком далеко. А тут еще буквально с улицы появился этот прохиндей Костя, ее дружок, с тем же предложением. Пришлось включаться в игру и делать вид, что он также крайне нуждается в деньгах и всю жизнь только и мечтал заняться потрошением банков. Это был единственный способ удержать сестру под своим контролем.

Вообще-то у Люды с детства наблюдались признаки нарушения психики. Девочкой она была умной, послушной, хорошо училась, но порой попадала под власть тайных порочных желаний, могла убежать из дома и заночевать где-то, увлечься какой-нибудь дикой мыслью: например, внушить самой себе, что ей непременно нужно похудеть до тридцати килограммов. Приходилось кормить ее чуть ли не насильно. Очевидно, сработала наследственность: их бабушка окончила жизнь в психиатрической больнице. О том же перед смертью говорил и отец: чтобы Леонид оберегал Люду и никогда не бросал ее — она слишком неуправляема и азартна, может пропасть. Сестра с блеском окончила университет, получила хорошую работу в «Инвестстальбанке»… А Леонид Максимович пошел по стопам отца, стал психотерапевтом.

Сестру он не только тщательно опекал, но и в некотором роде изучал, как одну из любопытных глав в книге по патологии. Казалось бы, чего ей в жизни не хватает? Умна, красива, на хорошем счету в банке. Прямой путь — в управляющие, в совет директоров; выгодное замужество, счастливая жизнь, дети и все такое прочее. Но бабушкины гены давали о себе знать. Хорошо, что они не передались ему! Наверное, проявлялись лишь у женской части их рода. Леонид Максимович чувствовал, что Людой владеет какая-то новая, захватившая всю ее сущность страсть. И когда он спровоцировал ее вопросом об ограблении банка, то решил выявить этот «психопатический вирус», чтобы было легче лечить, найти противоядие.

Он стал следить за нею. И довольно быстро обнаружил, что Люда частенько посещает казино. В основном «Глобус», на окраине Москвы. Стало ясно: ее страсть — рулетка. Вскоре он понял, что она залезла в большие долги, взяла кредит в банке, продала свой «опель» (хотя уверяла, что машина в ремонте). Вдобавок ко всему сдала свою квартиру, переехав к брату. С одной стороны, это было даже хорошо — легче стало осуществлять контроль; но с другой — дело, видно, зашло совсем далеко, сестру надо спасать. И тут вновь появился этот Костя… Леонид Максимович был уверен, что гиблую и губительную идею о грабеже они уже давно похерили. Оказалось — нет.

Сейчас Люда и Константин сидели перед ним в кабинете и увлеченно говорили о предстоящей операции. «А ты, парень, тоже азартен, как булгаков­ский генерал Чарнота!» — подумал о Косте Леонид. Ему приходилось подыгрывать им, вставлять реплики, проявлять глубокую заинтересованность в разработке плана. Хотя выглядело все это какой-то клоу­надой, смесью голливудских фильмов и доморощенных бульварных романов — курам на смех. Но что поделаешь! Если он ослабит свое влияние на них, оба натворят бед. Еще и в самом деле грабанут банк — у дураков получится. Пьяницам и идиотам, как известно, судьба благоволит. А потом попадут в тюрьму… Вот этого-то Леониду Максимовичу как раз-то и не хотелось. На Костю наплевать, а за сестру он отвечает перед покойными родителями.

«Похоже, что Константин действительно уверен, что я им помогу, поскольку владею гипнозом», — подумал Леонид, поддакивая «грабителям». Какие-то суггестивные способности у него, конечно же, были, как у любого психотерапевта. Но не до такой же степени, чтобы мгновенно зазомбировать всю охрану в «Инвестстальбанке» и обслуживающий персонал вместе с кассирами! Самое лучшее сейчас — тянуть время. Они, Люда и Костя, как малые дети…

— Так ты поддерживаешь наш план? — спросил Костя.

— В целом и основном — да, — кивнул Леонид Максимович. — Но требуется кое-какая доработка. Нужно время подумать.

— Сколько можно тянуть? — возмутилась Люда. — Пора действовать. Я недавно ходила к гадалке, и она сказала, что все звезды сулят удачу.

— Ну при чем здесь гадалки? — усмехнулся брат. — Дело-то серьезное, шарлатаны нам не нужны. Надеюсь, ты ей не говорила ни о чем конкретном?

— Нет, конечно. Сказала лишь, что собираюсь с друзьями на опасное мероприятие. В Карибское море на ловлю тигровых акул.

— Акул капитализма, — добавил Костя.

— Ты бы еще к ассирийским жрецам отправилась, — проворчал Леонид Максимович. — Ладно. Поскольку эта идея моя, и я тут, по общему согласию, главный, то мне и решать, когда приступать к реализации плана. Я должен быть полностью уверен, что осечки не произойдет.

— У нас подобралась отличная команда, — сказал Костя. — Люда изнутри знает все ходы и выходы в банке, все передвижения денежных потоков. Ты — мозг, разбираешься в человеческой психике, владеешь гипнозом, определяешь стратегию. Я — практик, организатор ударной группы. Есть классный компьютерщик, готовый отключить охранную систему, вскрыть серверы. Имеется надежный друг, мастер спорта, шофер, лошадник. И еще один хороший исполнитель, санитар-писатель, правда, пока он колеблется. Словом, в любом деле главное — люди. А они есть.

— Так, — согласился Леонид Максимович. — Кадры решают все, генералиссимус был прав.

— А ты, Леня, почему ты-то идешь на это? — спросил вдруг Константин. — У тебя же почти своя клиника, положение…

Психотерапевт был готов к этому вопросу, но ответил, выдержав некоторую паузу.

— Мне, как и сестре, не хватает адреналина, — сказал он. — И денег. А теперь идите, у меня обход начинается.

Сделав еще несколько снимков, фотограф проводил Риту до дверей студии. Все, что она задумала, Михаилу совсем не нравилось, но и пять тысяч долларов на дороге не валяются. К тому же девушка знала за ним кое-какие грешки в сфере порнобизнеса… Могла растрепать, а это сильно подмочило бы его репутацию.

— Береги себя, ладно? — ласково, но внушительно произнесла на прощание Рита, погладив его по щеке.

— Топай, топай! — проворчал Миша, запирая железную дверь.

Он вернулся в студию и приступил к уборке. После Риты Гонцовой всегда оставался разгром. Недаром она уверяла, что татарских кровей, должно быть, праправнучка Мамая. Стулья были перевернуты, декорации опрокинуты. Но едва фотограф поднял осветительный прибор, в дверь вновь позвонили.

— Вернулась… Опять что-то забыла, — пробормотал Михаил.

Он даже не стал смотреть в глазок, а сразу щелкнул замком и распахнул дверь. И тут же получил прямой удар в нос. Причем очень качественно, по-спортивному умело, так, что отлетел в коридор и распластался на паркетном полу. Из носа у Михаила потекла кровь. В студию вошла Ольга, поправляя на ударной правой руке кожаную перчатку.

Появлению Ольги он почему-то не слишком удивился. Знал, что рано или поздно это непременно произойдет. Но не предполагал, что встреча станет столь болезненной.

— Здравствуй, Миша! — почти так же ласково, как Рита, произнесла Ольга. — Чего это ты разлегся, отдыхаешь, что ли?

Фотограф пощупал свой нос, а потом поглядел на руку.

— Кровь, — обиженно сказал он. — У меня кровь идет, ты видишь?

— И еще сильнее пойдет, — кивнула незваная гостья. — Возможно, даже из ушей.

С этими словами она нагнулась и обеими ладонями в перчатках действительно ударила его по ушам. Болезненно и оглушающе. Фотограф завалился на бок. Ольга присела рядышком на стул, дожидаясь, когда к нему вернется дар речи.

— Да тебе, никак, плохо? — Голос ее дрожал от ярости. — А мне вот хорошо. Давно я так не балдела. Прямо душа радуется.

Понимая, что на этом экзекуция не закончилась, Михаил вскочил и побежал прятаться за декорациями.

— Куда! — бросилась преследовать Ольга. — Мы даже не поздоровались толком! Я тебе еще привет от Кости и деток не передала!

Прожектора, стулья и декорации вновь стали рушиться и ломаться. Михаил зацепился сапогом за портьеру, она сорвалась и теперь волочилась за ним, как фата убегающей невесты или мантия низвергаемого короля. Кричать или звать на помощь он даже не пытался, студия все равно была пуста. Наконец метко брошенный Ольгой подсвечник угодил фотографу в спину и свалил его с ног.

Михаил, видя приближающуюся Немезиду, не смог придумать ничего лучшего, как с головой завернуться в свою «мантию».

— Вставай! — приказала Ольга. — Бить больше не буду. Хотя тебя стоило бы удавить. Но ради твоего замечательного отца…

Михаил высунул наружу голову. Боязливо посмотрел на мучительницу. Зябко поежился.

— Меня заставили, — всхлипывал он. — Ты сама знаешь кто. Но это больше не повторится. Я и сам уже… Я отказывался…

Рывком Ольга подняла его на ноги. Швырнула свой платок, приложить к носу. Затем спросила:

— Что Ритка еще надумала?

— Не знаю, — ответил Михаил, запрокидывая голову. — Она сумасшедшая.

— Врешь. — В голосе Ольги зазвучал металл. — Каковы ее дальнейшие планы?

— Ну не знаю, ей-богу! — Миша подумал, что, если он проболтается, месть Риты может оказаться пострашнее Ольгиной.

— Ладно, пока поверю. Платок себе на память оставь. И можешь не провожать, дорогу обратно я найду. Прощевайте, Михаил Вильгельмович, даст Бог, свидимся еще. — С этими словами Ольга пошла к выходу, но через несколько шагов обернулась и добавила: — И вы уж берегите себя, ладно?

Ну точь-в-точь как Рита! Фотограф даже плюнул от досады на этих возмутительных женщин, продолжая зажимать нос платком.

Пересекая внутренний двор клиники, Костя увидел прогуливающегося старичка в лисьем малахае и замер от неожиданности. Это был дедуля, Данила Маркелович Жаков.

— Пошли! — поторопила Люда, дергая Константина за рукав. — Чего ты остолбенел? Привидение, что ли?

— Почти. Но этого не может быть, — рассеянно проговорил Костя и двинулся к старичку.

Жаков, конечно, тоже узнал его и был несказанно рад.

— Ну что, Архангел Константин, не ожидал меня здесь встретить? — тоненьким голоском засмеялся Данила Маркелович. — А я вот теперь тут, как видишь, почти как на курорте. Все есть — и кормежка, и постель, и холсты, и краски. Только выйти отсюда не могу. Стены высокие, запоры крепкие…

— Да кто ж вас сюда упек-то, родимый? — изумился Костя.

— Кто! Нешто не догадываешься?

— Лаврик, сукин сын? — рубанул Костя.

— Сын-то он мой, — поправил дедуля, — но что «сукин» — тоже верно. Вот он на пару с Гельмандашкой и упек. Чтобы, значит, дела свои легче было проворачивать, картинками моими приторговывать. Опекунство надо мной оформили, будто я совсем спятил и ухо себе хочу отчекрыжить. Как Гога и Магога какой-то.

— Может быть, ему еще раз в морду дать да в окно выбросить? — предложил свои услуги Костя.

Люда стояла в стороне и прислушивалась к их разговору.

— Не стоит! — усмехнулся старик. — Они же оба убогие. Думают, только ради денег жить надо. А ведь у гроба карманов нет, с собой ничего не захватишь. Пусть тлеют…

— Но нельзя же так, — вмешалась и Люда. — Если хотите, я поговорю с братом, он тут главврачом работает.

— Нет, милая девушка, ни к чему это. Здесь покой, воздух, уход: что мне еще надо? А ты-то, Костя, зачем тут? Или тоже умом тронулся?

— Давно, — согласно кивнул Константин. — С тех пор, как заорал от страха, впервые увидев этот жалкий и чудовищный мир, где дети сдают своих отцов в психушки, а матери продают в бордели дочерей.

— То ли еще будет, — отозвался Данила Маркелович. — Это, внучек, лишь начало конца.

Они помолчали, будто прислушиваясь к своим тревожным ощущениям, а Люда украдкой толкнула Константина в бок — дескать, пора, хватит в дурдоме глюки ловить.

— А я ведь твою Ольгу недавно видел! — вдруг встрепенулся дедуля. — Ай как она похорошела, ай красавица! Ты, девушка, тоже маков цвет, но она краше.

— Мерси за комплиманцию, — сделала книксен Люда. — Но нам, дедушка, пора.

— Погоди, — снова сказал Костя. — Где ты ее видел?

— Да здесь, у Леонида этого… Максимовича.

— Что за ерунда? — Слова Жакова удивили и даже поразили Костю. Зачем Ольга сюда приезжала? Откуда она может знать главврача? А может быть, у нее появились какие-то проблемы с психикой? И молчит, скрывает… То-то какая-то странная она в последнее время: либо подавлена и обижается по пустякам, либо радуется да болтает без умолку. Может быть, спросить у самого Леонида Максимовича? Нет, он не скажет, врачебная тайна. Что-то вообще много всяческих тайн вокруг…

— Ну, вы идите, коли торопитесь, — сказал дедуля и похлопал Костю по плечу. Даже подмигнул понимающе: — Дело-то молодое.

— Я навещу вас, — ответил Костя, порывисто обнимая Жакова: — Скоро. Не брошу одного.

— Я знаю, знаю, — потер глаза варежкой старик. — Ступайте…

На душе у Кости было погано.

За воротами клиники Люда вновь встала на лыжи.

— Ну, мне еще с десяток километров надо набегать, — заявила она.

— Ты, Людочка, тоже ненормальная, — то ли спросил, то ли всерьез сказал Константин.

— Каков мир — таковы в нем и люди, — услышал он в ответ. — Но я от этого не комплексую, в отличие от некоторых.

Люда энергично оттолкнулась лыжными палками и понеслась прочь. Глядя на удаляющуюся гибкую фигурку, Константин подумал: «А ведь она права. Нам не дано изменить этот мир или улететь куда-нибудь на другую планету. Люди — порождение существующего здесь общества. Оно скоро везде станет одинаковым — и в Азии, и в Африке, не говоря уже о России, — порочным, прагматичным, жаждущим лишь денег, хорошей жратвы и развлечений. А как выжить тем, кто не хочет с этим соглашаться? Наверное, только в любви…»

Костя повернулся и пошел обратно в клинику. Ему все же захотелось расспросить Леонида Максимовича о визите жены. Но пришлось подождать, пока закончится врачебный обход. Наконец психотерапевт явился.

— Что-то забыл? — спросил он, приглашая Костю в свой кабинет.

— Скажи, к тебе приезжала недавно некая Ольга Шарова?

— Допустим, — не сразу ответил Леонид Максимович. — А какое она имеет к тебе отношение?

— Это моя жена.

Главврач побарабанил по столу костяшками пальцев. Поглядел в окно, чтобы сосредоточиться.

— Очень интересно, — произнес он, ничем не выражая удивления, хотя внутри у него все кипело.

Так вот, значит, кто ее муж? Этот мелкий аферист, бабник, прощелыга и фанфарон! Какие сюрпризы подбрасывает судьба! Теперь Леонид Максимович был совершенно уверен в том, что Ольге просто необходимо разводиться с этим фруктом. И как можно скорее!

— Да, и мне интересно, — согласился Константин. — А зачем она приезжала? У нее какие-то проблемы?

— Ну-у… голубчик, это врачебная тайна, — ответил главврач, решив подыграть «озабоченному супругу». — Видишь ли, женщины часто испытывают неврозы. Стрессы, бытовые и семейные неурядицы — все это ведет к расстройству нервной системы, сказывается на психическом здоровье. Но уверяю тебя, ничего страшного. Небольшой курс психотерапии — и все пройдет.

— Хорошо, — кивнул Костя. — Ты уж постарайся, сделай все возможное. Я за нее очень беспокоюсь. Как ты понимаешь, она мне совсем небезразлична. Слишком многое нас связывает.

— Сделаю, — пообещал Леонид Максимович. — Она будет в порядке.

А про себя добавил: «В отличие от тебя». От такой поразительной новости он внутренне возликовал. Все складывается как нельзя лучше. Теперь нужно лишь немного скорректировать их планы. Пускай Константин идет на ограбление банка. Это хорошо. Сестру он постарается вытащить из этого гиблого дела, каким-то образом убрать подальше. А Костя тем временем сядет в тюрьму. Надо его подставить, тогда Ольга станет свободна. Вот и решение проблемы! Леонид Максимович даже потер ладони от радостного предвкушения.

— Она будет в полном порядке, — еще раз заверил он Костю.

0

44

Глава двенадцатая
УЧИТЕСЬ УГОВАРИВАТЬ ДРУЗЕЙ
Ольга прекрасно понимала, что Рита все равно не оставит ее в покое. Если не телефонными звонками, так чем-то другим. Способов много. Что ж, первый урок она преподнесла, ответит и на другие вызовы. Однако возвращать долг в пятьдесят тысяч баксов, как ни крути, придется — это Ольга также четко осознавала. По всем юридическим законам перевес на стороне Риты. В суд подавать она вряд ли будет, хотя и это не исключено, а вот обратиться за помощью к таким браткам, которые умеют выбивать долги, с нее, пожалуй, станется. Тем более что она сама же и предупреждала об этом. Срок — месяц. А прошло уже почти две недели. Надо что-то придумать. Где достать эти проклятые деньги, чтобы наконец от нее отвязаться? И продать-то нечего… Украсть, что ли?

Ольга проходила мимо шикарного здания, на самом верху которого горели яркие буквы «Инвест-стальбанк», и со смехом подумала: «Может, вот это заведение ограбить? Костя бы наверняка предложил. Поэтому его и нельзя впутывать в это дело. Сама справлюсь». И потом, это не выход: украсть, ограбить, обмануть… Чем она в таком случае лучше Риты?

Уже подходя к своему дому, Ольга пожалела о том, что забыла спросить у поверженного фотографа, зачем кто-то влез в ее квартиру, пока она гуляла с детьми в парке? Что искали? Но, как выяснилось чуть позже, ни фотограф, ни Рита тут были ни при чем. Матушка, открыв дверь, сразу сказала:

— А нас вчера кто-то хотел ограбить, совсем забыла тебе об этом сообщить!

Наталья Викторовна снова была слегка под-шофе. Из комнаты доносились знакомые голоса: один, с характерным акцентом, принадлежал Гельмуту, другой — тетушке, третий — развеселившемуся Антошке. Хорошо хоть Никос не плакал! Вот и оставляй тут их следить за детьми… Уст­роили цирк! Полтора часа назад, когда она впустила их в квартиру, все были тихие и трезвые. Впрочем, она особенно не принюхивалась, спешила. А теперь?

— Мама, что там за вакханалия? — недовольным тоном спросила Ольга.

— Никакой вакханалии, — ответила Наталья Викторовна. — Гельмут учит Антошку и Свету старинным немецким маршам.

— Ну, ясно. «Дойчланд, дойчланд, юбер аллес!» Вперед, Германия, — на Восток! «Дранг нах Остен». Знаем мы эти нацистские песенки…

— Ну что ты, доченька, это же Вагнер, великий композитор!

— Ладно. А кто хотел тебя ограбить?

— Не знаю, — развела руками Наталья Викторовна. — Меня дома не было. Бабушка ушла в церковь, Вольдемар теперь посещает сразу старообрядцев, костел, буддийский храм и синагогу, совсем спятил… Ну вот, когда я вернулась, что-то мне показалось не так, как-то подозрительно вокруг было. Мебель сдвинута, на антресолях явно копались и вообще…

— Украли что-нибудь?

— Да нет вроде. А может, показалось? Вряд ли, я же не пьяная была…

— Верю-верю, — усмехнулась Ольга.

Но слова матери она восприняла серьезно. И поняла, что все, конечно, связано. Шарят в обеих квартирах, но не Рита или фотограф. Другие. Ищут целлофановый пакет Светланы Викторовны. Возможно, это именно те люди, которые «заказали» тетку. Позвонить, что ли, по тому телефону на визитке, которую ей всучил Павел, похожий на Путина? Нет, вначале надо посмотреть на содержимое пакета. Не помешает, чтобы определиться. А сейчас прежде всего покончить с этой Вальпургиевой ночью на Лысой Горе, которую они тут устроили! И Ольга решительно двинулась в комнату под звуки марша, которые Гельмут извлекал из губной гармошки.

Из клиники Костя сразу же поехал в фармацевтический концерн, где должен был встретиться с Машей Беловой. Но не только с ней: его ждал еще и Пурильский. «Серый кардинал» уже выяснил, тщательно изучив биографию Константина и особенности его характера, что никакой опасности он не представляет: с «органами» никогда связан не был. Вывод напрашивался сам собой: обычный дурак и недотепа; а с Беловой он крутит элементарную любовную интрижку. Можно снимать наблюдение с обоих. Еще сильнее он укрепился в своем мнении, когда к нему в кабинет пришел Константин и изложил свой план устранения Светланы Викторовны. Глупее не придумаешь!

— Это произойдет в цирке, — взахлеб говорил Костя, старательно прикидываясь полным идиотом. — Там медведи, лошадки, ученые обезьяны, фокусники! Не оторвешься.

— Ну и что? — насмешливо спросил Пурильский.

— Как «что»? Вы были в цирке, на новой программе?

— Не был.

— Это же потрясающе! Я рыдал и хохотал до упаду! Непременно пойду снова.

— А при чем тут наш фигурант? — Пурильский еле сдерживался, чтобы не послать «киллера» матом.

— А вот при чем, — сказал Костя, нахально подтянул к себе деловой блокнот Пурильского, лежащий на столе, и стал рисовать какие-то каракули, высунув от усердия кончик языка. Кружочки, треугольники, квадратики…

«Дебил!» — с отвращением подумал хозяин кабинета.

— Что это? — спросил он, отбирая свой блокнот и брезгливо вырывая испорченную страницу.

— О, это и есть план. Его, так сказать, структурное и композиционное воплощение. Вот смотрите!

Костя снова забрал блокнот и стал чиркать на другой странице.

— Это — здание цирка, вид сверху, — горделиво пояснил он, тыкая карандашом в круг. — Тут — вход. Здесь, рядом, палатки, ларьки, газетный киоск. Люди. Эти точки — люди. Они на медведей пришли. На представление. Но они нам не интересны, поэтому перехожу к арене. Вот — арена…

— Отдай блокнот! — не выдержал Пурильский. Он вырвал и вторую испорченную страницу, со злостью скомкал ее и швырнул в урну. — Объясняй на словах, без своих кретинских схем.

— Ладно! — кротко улыбнулся Костя, почти как князь Мышкин. — Хорошо. Но я думал, что с чертежом будет как-то лучше, нагляднее.

— Не надо думать, некоторым это вредно.

— Что ж, пожалуйста. Короче, так. Я заманиваю эту вашу Светлану Викторовну в цирк и сажусь позади нее. Или рядом. И в то время, когда она будет хохотать над клоунами, делаю ей маленький укольчик в руку. Нужен шприц с ядом. Потом тихо встаю и пробираюсь к выходу. Представление продолжается.

— Каким образом ты собираешься заманить ее в цирк? Может быть, она его терпеть не может? — спросил все-таки Пурильский, хотя уже сделал вывод об умственных способностях Константина.

— О, очень просто! Я пошлю ей билет по почте, будто это благотворительная акция. Неужто она откажется?

Пурильский, сломав карандаш, окончательно понял, что дальнейший разговор просто бессмыслен. Пусть делает что хочет: посылает билет по почте, подбрасывает в постель, хоть приклеивает фигуранту на лоб! Все равно этот идиот — пешка, подставное лицо. Он оттянет на себя главное внимание тех, кто опекает Светлану Викторовну. Уже оттянул. Здесь все было очень четко продумано: Пурильский знал, что на первом этапе сумел переиграть своего бывшего коллегу — Павла. Он намеренно допустил утечку информации в отношении Константина и пустил Павла по ложному следу. Теперь тот наверняка уверен, что киллер — вот этот придурок, сидящий сейчас перед ним. А настоящую работу выполнят другие, профессионалы. Они уже готовы к действию. И возможно, произойдет это действительно в цирке, при большом скоплении народа. В этом, пожалуй, есть рациональное зерно. Надо продумать все детали. Снайпера можно поместить под куполом. А шприц этот даун получит. Только там будет не яд, а физраствор или глюкоза какая-нибудь. С ним-то его и возьмут под белы рученьки, прямо в цирке. Если успеют. Потому что вторая пуля пробьет этот безмозглый лоб.

— Ну, как планчик? — с нетерпением спросил Костя у надолго замолчавшего Пурильского.

— Шекспир лучше не придумает, — ядовито улыбнулся тот.

Люда мчалась с хорошей скоростью, легко отталкиваясь лыжными палками, направляясь вглубь Лосиного острова. Она торопилась, потому что неподалеку от выстроенных за последние два года коттеджей ее ждали. Человек тоже был на лыжах и в фирменном спортивном костюме. Он нетерпеливо поглядывал на часы. Встретившись, они покатили под горку, делая пружинистые движения. Лыжники красиво смотрелись вместе, чувствовалось, что они неплохие спортсмены. Им нравились эти лесные прогулки вдвоем…

— Конечно, это не Альпы, но все равно здорово! — крикнул Ренат, догоняя Люду.

— А ты там бывал? — спросила она, оборачиваясь.

— Спускался с Монблана. Хотел бы я, чтобы мы как-нибудь туда съездили. Может быть, в марте?

— Мартовский снег опасен, он слишком твердый. Я тренировалась на Домбае, знаю. Думаю, в Альпах тоже лучше всего кататься в зимние месяцы.

— Тогда в феврале? — предложил Ренат. — У меня свой самолет: я ведь главный управляющий авиакомпании.

— Посмотрим, — уклончиво отозвалась Люда. — Возможно, и полетим. Мне только надо сперва одну проблему решить.

— Мне тоже, — вздохнул Ренат.

Эта девушка с золотыми волосами, столь мило и кокетливо выбивающимися из-под красной вязаной шапочки, нравилась ему все больше и больше. В ней чувствовались подлинные азарт и страсть, что привлекало Рената вдвойне. Он ощущал это и на конноспортивной базе, и в казино, где они недавно встретились, и здесь, на лыжных прогулках. Удивительная девушка! Ничуть не уступает Ольге. И быть может, вполне достойна его. Но… Ренат впервые испытывал какую-то растерянность, раздвоенность. Привыкший к решительным и четким поступкам, к ясному выбору, он словно бы оказался на незнакомом перекрестке. Как же быть с Ольгой? И с Людой? Кого теперь предпочесть? И как должен поступить настоящий мужчина, джигит, горец? Отказаться от той, которая была ему так дорога и о которой знают все друзья и соплеменники? Они не поймут этого и не простят. Скажут, что он трус. Его авторитет пострадает. Позволить себе увлечься Людой, к которой тянется его сердце? Но он пока мало что о ней знает, она так волнующе загадочна. Что таится в ее прелестной головке? И сможет ли она полюбить его так же, как Ольга? А что, если…

Ренат прыгнул с холма и, сделав настоящий фристайловский разворот, мягко опустился на лыжи. Люда не рискнула повторить этот трюк, а лишь пропарила в воздухе десятка два метров.

«А что, если, — вновь подумал Ренат, взбираясь на горку, — просто наказать Костю?» Так он сохранит свою честь и достоинство. Докажет всем соплеменникам свою силу. Преподаст урок Ольге. Излечит собственную обиду. И будет свободен в выборе. Да, пожалуй, именно так и надо поступить.

— Вах! — вырвалось у него, принявшего наконец решение.

— Что ты сказал? — крикнула Люда.

— Я сказал: «Вах!», — отозвался Ренат. — Так у нас принято выражать свои чувства.

— И чем же или кем вызваны твои чувства?

— Одной смелой девочкой из сказки про Красную Шапочку.

Они понеслись рядом, не желая уступать друг другу лыжню.

— А ты, значит, Серый Волк? — крикнула Люда, все же отставая на повороте.

«Волк? — подумал Ренат. — Да, пожалуй. Побольше бы у вас, русских, было таких волков. Может быть, и не саморазрушались бы тогда так стремительно».

Но что же делать с Костей? Конечно, можно и убить. Но Ренат не испытывал зла или ненависти. Он ведь ни в чем в принципе не виноват. Надо все же поступать цивилизованно.

«Посажу-ка я его на полгода в зиндан, — решил горец. — А там видно будет!» И он остановился, поджидая Люду.

— Устала, — честно призналась она, втыкая палки в снег.

— Тогда едем ко мне, — ответил Ренат. — Тут у меня неподалеку небольшой коттедж. С камином. Согреемся, выпьем чаю. Шашлык сделаем.

— Возражений нет, — согласилась Людмила.

Костя заглянул в лабораторию к Маше Беловой и слегка кивнул ей, вызывая в коридор. Они поднялись по лестнице на площадку, где можно было курить. Но камера внутреннего наблюдения имелась и тут. «Глазки» вообще-то были установлены повсюду, даже в клозетах, словно и там сотрудникам концерна больше нечем было заниматься, кроме как злодейски воровать кусочки мыла или рулоны туалетной бумаги. Впрочем, лучше бы они именно этим и занимались… Но сейчас было не до конспирации. Время поджимало.

— Слушай, Маша, нужно срочно получить образцы сырья, «П.о.», — тихо произнес Константин, щелкая зажигалкой. — Старик настаивает.

— Понимаю, — ответила она, прикуривая. — Постараюсь. Завтра я на ночном дежурстве. А как здоровье Г.В.?

— Плоховато. Сердце пошаливает. Ты ведь его ученицей была?

— В аспирантуре. Дело прошлое. Мы вместе с мужем у него защищались.

Тема эта для Беловой была тягостна. Константин понимал, что она до сих пор переживает смерть супруга. И все-таки при каких конкретно обстоятельствах он умер? Спросить об этом напрямую Костя не решился. А Маша тем временем перевела разговор в другое русло.

— Меня тут вот что удивило, — сказала она. — Три недели назад я встретила здесь Галочку, ты ее должен знать, секретаршу Красноперова. Потом еще раз. Она общалась с Пурильским.

— Может быть, хочет устроиться сюда на работу? — пожал плечами Константин. — Здесь же зарплата на три порядка выше. Но вообще-то странно. Я всегда считал, что она со Стариком неразлучна. Два сапога — пара. Вернее, башмак и туфелька.

— Вот и я о том же. Ты бы его на всякий случай предупредил: мы же тут не в бирюльки играем. А любая информация… сам понимаешь. Я и так постоянно ощущаю за собой какое-то наблюдение.

С этими словами Маша покосилась на видеоглазок. Потом, встав на цыпочки, притянула Костину голову к себе и поцеловала в губы. А на ухо прошептала:

— Так надо, пусть они будут уверены, что мы с тобой страстно любим друг друга…

— Да ведь так оно и есть, — солгал он, чувствуя не только свою вину перед Машей, но и неловкость по отношению к Ольге. На некоторое время ему даже сделалось противным собственное отражение в оконном стекле.

— Не надо, — вздохнув, ответила Маша. — Я ведь все понимаю… Увидимся послезавтра.

И она торопливо побежала вниз по лестнице.

Выйдя на улицу, Константин позвонил со своего мобильного на молодежную радиостудию. Ему повезло: Джойстика позвали сразу. Наверное, у ди-джея был перерыв в балабольстве.

— Ну, что ты решил? — спросил Костя.

Тот как-то неопределенно хрюкнул и замолчал. Очевидно, заснул от перенапряжения.

— Очнись! — поторопил его Константин. — Время — деньги, сам понимаешь.

— Ну, что тебе сказать… — пустился в рассуждения Джойстик, будто издеваясь над ним. — Вопрос это очень сложный. Я долго думал, прикидывал так и эдак, даже пасьянс раскладывал на картах Торо…

— А в Тору или Талмуд не заглядывал? — перебил его Костя, пнув подвернувшуюся под ногу пластиковую бутылку. — Ты отвечай прямо, не темни. С нами или нет?

— Знаешь, я, пожалуй, откажусь, — произнес наконец Джойстик. — Это дело не по мне.

Но у Константина, который предвидел такой ответ, был заготовлен сильный аргумент. И он вновь солгал:

— А если я скажу, что сама Ольга тебя об этом просит?

— Что?!.. — Джойстик почти кричал в трубку. — Разве… Неужели она… в курсе?.. знает о том, что ты задумал?

— Да, — коротко подтвердил Константин и опять стал противен сам себе. — Мы с ней советовались. И она сказала, что лучше Джойстика мне не найти. Что ты обалденный специалист. И что с таким парнем, как ты, удача нам светит всеми своими фонарями и фарами.

Он бы мог еще долго разглагольствовать на эту приятную для Джойстика тему, но тот сам остановил его. Всего лишь одной недлинной фразой:

— Я согласен.

Гельмут замечательно выдувал на губной гармошке марш тирольских стрелков, Светлана Викторовна дирижировала, а Антошка печатал по комнате шаг, будто бравый егерь, нацепив на голову какую-то панаму с пером и держа в руках игрушечную винтовку. Хорошо хоть не выкрикивал по-немецки текст, видимо не одолев языковой барьер. Наталья Викторовна захлопала в ладоши и, не сдержавшись, пошла маршировать вместе с внуком. Ольга стояла в дверях и насмешливо наблюдала за всеми этими «полковыми учениями».

— Ну, зольдатен унд официрен, не пора ли заканчивать? — спросила она, когда Гельмут заиграл новый марш.

— О, Оль-ень-кя! — прокричал тот. — Ви уже прьишли? У вас чудьесный киндер! Настойящий войяка.

— Вояке этому спать пора, — ответила Ольга, отбирая у Антошки ружье и выпроваживая его из комнаты. — Иди чисти зубы и ложись.

Сама она прошла к Никосу, который безмятежно спал — никакое военное нашествие его не разбудит! — а когда вернулась к гостям, те уже расположились за столом и закусывали. На сей раз шампанское заменила украинская горилка. Под нее неплохо шли сало, малосольные огурцы и капуста. У Ольги опустились руки. Дом в очередной раз превращался в бедлам. Она понимала, что ни тетушку, ни маму, ни Гельмута теперь так просто не выпроводишь, поскольку на подоконнике возвышалась гора продуктов и целая батарея выпивки. Да и беседовали гости столь оживленно и весело, что на хозяйку внимания обращали мало. Ну не веником же их гнать? Все-таки единственные ближайшие родственники, да и дипломатические отношения между Германией и Россией могут пострадать…

Выручило Ольгу возвращение Кости.

— Ты как раз вовремя, — сказала она, отпирая дверь. — Еще немного, и они снова начнут играть немецкие марши и топать, а кончится все тем, что соседи вызовут милицию.

— Кто у нас? — рассеянно отозвался Константин. — Снова клоуны? Или на сей раз африканские берберы со своими слонами и верблюдами?

— Идем познакомлю тебя со своей тетушкой и Гельмутом.

Прежде чем представиться гостям, Костя зашел в ванную, умылся и причесался. У него был трудный день. Поездки в клинику и в фармацевтический концерн сильно вымотали его. Везде надо было играть какие-то роли, нацеплять маски… Он смотрел на себя в зеркало и уже не удивлялся тому, что на виске виднеется седой волос. Немудрено. Так притворяться! Столько лгать! И проворачивать сразу несколько рискованных и крайне опасных дел. Во-первых, банк. Во-вторых, «заказ» на Светлану Викторовну. И в-третьих, метадон с «Плотным облаком» и разоблачение Мамлюкова. Тут умом тронешься: одному человеку это попросту не под силу. Не только поседеешь, еще и облысеешь, как бильярдный шар или товарищ Шандыбин. Хорошо хоть Ольга ни о чем не догадывается. Надо по-прежнему держать ее в стороне от всего этого. А ведь еще маячит на горизонте зловещая фигура Рената… Уж он-то свое обещание выполнит! Как быть с ним?

Константин еще раз плеснул себе в лицо холодной водой. А седой волосок вырывать не стал. Так даже интереснее. Романтичнее. Привлекательнее для дам. В это время у него в кармане зазвонил мобильный телефон. Это был Митя.

— Ну что, Шишкин, рванем банк? — полушутя спросил Костя.

— Я в этой затее не участвую, — ответил писательствующий санитар. — Лев Николаевич экспро­приациями не занимался, а я хочу во всем походить на него. Даже уйти пешком из дома.

— Ну и болван! — выразил свое мнение Костя. Однако и для Мити у него был придуман запасной, дополнительный аргумент. — А ты представляешь, какой ты сможешь написать роман, какой это сюжет для киносценария? Спилберг отдыхает, а Маринина с Донцовой рыдают от зависти! Нет, ты не понимаешь, от чего отказываешься. От какой темы! Ограбление банка, а потом — чем черт не шутит — еще и в тюрьму сядешь, тоже сюжетец, круче некуда! Да издатели за тобой наперегонки бегать будут, все твои даже ненаписанные произведения закупят на десять лет вперед. Подумай еще раз, Лев Николаевич.

— Подумал, — ответил с некоторой дрожью в голосе Митя. — И принимаю твое предложение.

— Уф-ф, — с облегчением выдохнул Костя и отключил мобильник.

Что ж, процесс пошел. Теперь надо показаться гостям, познакомиться. Он победно посмотрел на себя в зеркало и отправился в комнату, откуда доносились веселые голоса. И остолбенел на пороге.

Женщина, чья фотография лежала сейчас у него в кармане, мило улыбнулась, протянула руку и произнесла:

— Светлана Викторовна. А вы, значит, вот какой?

0

45

Глава тринадцатая
ВСЕ ТАЙНОЕ МОЖЕТ СТАТЬ ЯВНЫМ

Среди ночи, когда Костя и дети сладко спали, Ольга тихо поднялась и, вытащив из тайника целлофановый пакет, удалилась с ним на кухню. Ею двигало не праздное любопытство, а естественное желание разобраться в ситуации, помочь Константину, да и тетушке, конечно. Чтобы действовать, надо знать. Содержимое пакета она изучала часа полтора. Прочитала все бумаги и документы, собранные Светланой Викторовной. Прослушала диктофонные записи. На кухне стоял телевизор с видеомагнитофоном, так что она просмотрела и видеокассету. И пришла к выводу, что тот человек, Павел, несомненно, прав: этот компромат может стоить жизни его владельцу. В ее руках оказались обличительные материалы не только на Каргополова, но и на Мамлюкова, и на некоторых других видных деятелей, мелькающих по телевизору. «Все они одного поля ягоды», — подумала Ольга, укладывая все обратно в пакет. Затем она отнесла сверток в тот же ночной горшок и накрыла тряпьем. Что теперь делать? Разбудить Костю и объясниться с ним? Нет, разговор с мужем еще впереди. А вот посмотреть, что он вчера принес и украдкой сунул в ящик стола, стоит.

Прошлым вечером, среди всеобщего гвалта, Ольга внимательно наблюдала за поведением супруга. Видела, как тот опешил при знакомстве с тетушкой, как через силу шутил, как спрятал что-то в столе. Даже Гельмут его особенно не занимал, хотя мог бы слегка и приревновать для приличия к бывшему ее жениху. Впрочем, теперь он, кажется, стал женихом матушки… Ну и очень хорошо!

Ольга выдвинула ящик, порылась в нем и обнаружила плоскую металлическую коробочку. Медики обычно хранят в таких свои инструменты. Так и оказалось: внутри был небольшой шприц и ампула. Ольга вспомнила, что Павел говорил о смертельной инъекции, которая может быть сделана Светлане Викторовне. Значит, они выбрали именно этот способ. Она взяла ампулу и спрятала ее в свою сумочку. Теперь ясно, что нужно делать в первую очередь. А пока можно лечь спать. Так Ольга и поступила, нырнув в постель и прижавшись к теплому плечу мирно посапывающего мужа. «Какой же он глупый!» — подумала она, засыпая.

Утром, накормив всю семью и дождавшись, когда Костя вновь куда-то убежал со своими секретами, Ольга достала визитную карточку и набрала номер Павла. Тот мгновенно откликнулся, будто ждал звонка.

— Он получил шприц и ампулу с каким-то серым раствором, — сказала Ольга.

— Погода сегодня чудесная, — ответил службист, словно она хотела узнать у него метеосводку. — Вы пойдете гулять с детьми?

— Конечно.

— Тогда ждите меня на том же месте в парке. И захватите ампулу.

Ольга выполнила его просьбу. Павел пришел не один: какой-то мужчина стоял в сторонке и скучал.

— Вот. — Ольга протянула Павлу стеклянную колбочку с сероватой жидкостью.

Тот взял, подозвал своего спутника и передал ему ампулу. Мужчина, насвистывая, удалился.

— Минут через сорок вернется, сделаем небольшой анализ, — весело сказал Павел. — А я пока, с вашего разрешения, с Антоном в снежки поиграю.

— Ну конечно… — растерянно отозвалась Ольга, которой трудно было представить, что полковники вполне могут быть живыми людьми, которым не чужды маленькие радости.

Она достала книжку и стала читать, изредка поглядывая на расшалившихся сына и Павла. Никос ясными глазами смотрел в небо, изучая заснеженные кроны деревьев. Что он там видел? Неизвестно. У него был свой, особый процесс познания мира. Наконец мужчина вернулся, что-то сказал Павлу и исчез. Игра в снежки закончилась.

— Значит, так, — произнес Павел, вновь усаживаясь на скамейку. Он вернул ампулу Ольге. — Здесь обычный раствор глюкозы. Хорошо, что вы мне позвонили и мы провели анализ. Теперь ясно, что вашего мужа используют всего лишь как наживку, чтобы прикрыть настоящего исполнителя и направить поиски по ложному следу. И я не сомневаюсь, что реальное покушение совпадет по времени с мнимым.

— Что же мне делать дальше? — спросила она.

— Во-первых, положите ампулу на место, — посоветовал Павел. — А во-вторых, было бы очень хорошо, если бы вы выяснили, где и когда возможен близкий контакт Константина со Светланой Викторовной. Чтобы и у нас было время подготовиться.

— Контакт этот уже произошел, — ответила Ольга. — Вчера. Тетя приезжала ко мне в гости.

— Чудесно! — потер руки Павел. — Раз они уже познакомились, это еще лучше. Теперь скорее всего он постарается пригласить ее куда-нибудь. Скажем, в театр, кино, цирк… Может быть, даже вместе с вами.

— Но зачем ему самому это нужно? — не понимала Ольга. — Он ведь не собирается ее убивать, в самом деле?

— Нет, конечно, — кивнул Павел. — На этот счет можете не беспокоиться. Но Константин ведет какую-то свою игру, тянет время, водит заказчика за нос. Потом он скажет, что сделать инъекцию не удалось — было много народу, что-то помешало… Беда в том, что убийство произойдет без его участия. Формально мы, кстати, будем обязаны его арестовать, как говорится, «на факте». Со шприцем в кармане.

— Ну уж этого вы не сделаете! — возмутилась Ольга. — Иначе… Зачем я с вами вообще связалась?

— Да не волнуйтесь вы так, — успокоил ее Павел. — Против Кости все равно ничего нет, ампула-то безвредная. К тому же вы оказываете следствию помощь в предотвращении покушения. А значит, и он тоже. Любой адвокат вам это подтвердит. И если Константина придется задержать, то только для его же пользы, чтобы обезопасить от заказчика. Тюрьма вашему мужу не грозит.

Ольга посмотрела Павлу в глаза и почувствовала, что он говорит правду.

— Я вам верю, — произнесла она и стала покачивать коляску, потому что Никос вдруг захныкал. Что-то в безоблачном небе вызвало его недовольство. А может быть, эти взрослые игры, которые велись вокруг?

Вольдемар, как Дон Кихот, повредился рассудком: слишком много вековой мудрости, видимо, безуспешно пыталась переварить его непутевая голова. Ольга узнала об этом, когда вернулась домой с прогулки.

— Мама, а может быть, он прикидывается? — спросила она.

— Да нет, доченька, не похоже, — встревоженно ответила в трубку Наталья Викторовна. — Ума не приложу, что с ним делать? Сидит голый на ковре и через каждые пять минут повторяет, что он — второе воплощение Христа, третье — Будды и четвертое — Магомета. А потом переходит, кажется, на санскрит и лепечет что-то не по-нашему. Ты бы приехала, а то я боюсь. Я и Гельмута вызвала, да от него проку мало — он говорит, что душа русского человека изначально мистически-религиозная, по Достоевскому, ничего, мол, страшного нет, и отпаивает Вольдемара шнапсом. А бабушка их обоих святой водой кропит…

— Да, действительно сумасшедший дом, — подумав, сказала Ольга. — Ну хорошо, приеду. Только Елизавету Сергеевну вызову, с детьми посидеть.

Дождавшись свекрови и неизменно сопровождающего ее Петра Давидовича, неутомимая Ольга отправилась выручать матушку.

Вольдемар и в самом деле сидел на ковре в позе лотоса, завернувшись в белую простыню, словно римский патриций. При этом верещал что-то по-птичьи, изредка прерываясь и глубокомысленно изрекая с поднятым вверх перстом:

— Люди, львы, орлы и куропатки! Покайтесь, пока не поздно. Я — десятое воплощение Яхве. Одиннадцатое пришествие Осириса.

— Всех перебрал, — шепнула дочери Наталья Викторовна. — Зевсом и Перуном тоже был. Теперь, кажется, по второму кругу пошел.

Гельмут одной рукой протягивал Вольдемару стопку водки, а другой придерживал губную гармошку, из которой пытался извлечь кришнаитские мотивы. Бабушка брызгала вокруг святой водой из пластиковой бутылочки.

— Надо звонить Леониду Максимовичу, — твердо сказала Ольга. — Есть у меня знакомый психотерапевт. Без него не обойтись.

Пока она набирала номер, Наталья Викторовна стояла рядом и причитала:

— Ну с какого бодуна он мог тронуться? Вроде бы живет как у Христа за пазухой! Утром двор подметет — и лежит, книжки читает. Вот от книг-то, наверно, и пополз у него шифер! Да еще в секту какую-то заглядывал… Там тоже мозги промыли.

— А может быть, мам, это оттого, что ты роман с Гельмутом крутишь? — спросила Ольга.

— Что ты! Ему на это плевать. Он мне сам сказал: выходи за бюргера замуж, а я, дескать, в Сибирь пешком пойду. Есть там какое-то поселение таких же, как он, чокнутых…

Ольга дозвонилась до Леонида Максимовича, объяснила ситуацию, и он обещал прислать машину. Тем временем Наталья Викторовна сунула Гельмуту в руки семейный фотоальбом.

— Посмотри-ка лучше наши снимки, — сказала она. — Уж коли ты хочешь познакомить меня со своей матушкой, то должен знать моих предков и родственников.

— О йа! — клюнул носом Гельмут.

— Мам, ты это серьезно? — шепотом спросила Ольга.

— Ну да, — так же тихо ответила та. — Вчера, между прочим, предложение сделал.

— Да не может быть? — поразилась дочь. — С какой стати?

— А с такой! — горделиво и торжественно посмотрела на нее мать. И немного обиженно добавила: — Или ты считаешь, что я уже никуда не гожусь?

— Ну что ты! — Ольга искренне обрадовалась и даже нежно обняла ее. — Ты у меня еще красавица! Молодым нос утрешь. Поздравляю! Просто это так неожиданно, в себя прийти не могу!.. Выходит, скоро Гельмут станет моим отчимом?

— Выходит, так, — кивнула Наталья Викторовна. — А я буду госпожа Шрабер.

Тут сам господин Шрабер издал некий звук, похожий на удивленное восклицание. Мать и дочка обернулись к немецкому жениху.

— Что случилось, Гельмушка? — спросила Наталья Викторовна.

Им обеим показалось, что и этот тронулся. Лицо его пошло багровыми пятнами, глаза вылупились, толстые губы беззвучно шевелились.

— Давай валидол! — приказала Наталья Викторовна Ольге. — На полке, в ванной. Не то Кондратий хватит.

— Нихт вальедол, — отозвался Гельмут. — Какой Кондратий? Гдье он?

— За спиной маячит, — пояснила Наталья Викторовна. — Это у нас поговорка такая. Когда много шнапса выжрут, он в окно стучится, о себе напоминает.

Обезумевший Гельмут поглядел в окно, затем ткнул пальцем в одну из фотографий в альбоме:

— Эт-то есть кто?

Мать и дочка нагнулись к снимку.

— Это дедушка мой, — сказала Наталья Викторовна. — Алексей Петрович Шаров.

С фотокарточки, старой и пожелтевшей, на них глядел тридцатилетний молодец в военной форме старого образца: в сапогах, галифе и гимнастерке. Внизу стояла дата: «10 мая 1940 года».

— А что тебя так удивляет? — уточнила Наталья Викторовна.

— Стран-но есть… — неопределенно отозвался Гельмут, продолжая изучать снимок.

— Он с вашими фашистами воевал, — внушительно сказала Наталья Викторовна, — и геройски погиб на фронте в первые месяцы войны. О дедушке мне отец рассказывал. Я-то только через двадцать лет родилась.

— Мнье нужен ет-тот снимок, — произнес вдруг Гельмут и начал выдирать фотографию из альбома.

— Эй-эй! — остановила его Наталья Викторовна. — Зачем? А я с чем останусь? Это единственное фото дедушки!

— На-та-шьень-ка, мнье оч-чень нужно, — решительно возразил Гельмут и продолжил процесс выдирания. — Я верну.

— Но хоть объясни толком!

— Потом. Всье — пот-том.

— Мам, да отдай, вернет ведь! — попросила и Ольга.

— Ладно, забирай!

В это время в дверь настойчиво позвонили. Это приехали санитары. Они деловито отодвинули Ольгу, почему-то сразу прошли на кухню и стали вязать Гельмута. Вернее, выводить его под руки, держа наготове смирительную рубашку.

— Да не того, другого! — прикрикнула на них Наталья Викторовна. — Помешанный в комнате сидит, в простыне, речи толкает.

— А этот тоже похож, — ответил один из санитаров. — Ну ничего, браток, извини, в следующий раз.

Тут Ольга узнала в этих служителях психоневрологической клиники своих старых знакомцев — Хряка, Комода и Гиену. Только сейчас они были обряжены в белые халаты.

— Другого так другого, — согласился Хряк. — Нам без разницы!

— Какая удьивительная и загадочная страна! — с восхищением пробормотал освобожденный Гельмут.

— А ты думал! — гордо ответила Наталья Викторовна. — И запомни: вам нас никогда не победить!

Когда Вольдемара увели, господин Шрабер тоже начал прощаться. Поцеловав ручки у всех дам, включая бабушку, он пояснил на своем ломаном русском:

— Срочно лечью в фатерланд. Вернусь через цвай-драй дня.

— Ну лети, лети! — крикнула ему вслед Наталья Викторовна.

Образцы lachesis racemosa (то есть «Плотного облака»), а также эрзац-сырье других синтетических наркотических препаратов, которые разрабатывались в секретных лабораториях фармацевтического концерна, Маше Беловой удалось раздобыть на следующий день, во время ночного дежурства. Благодаря своему статусу в фирме, она обладала магнитной картой с высокой степенью допуска во многие рабочие помещения и потайные уголки империи Мамлюкова. Но в данном случае не пришлось особенно и стараться. Ее покойный муж трудился над многими из этих препаратов. После него остались кое-какие бумаги, формулы, записки. Машу хорошо знали и любили его коллеги-химики, переживали вместе с ней смерть супруга. Она не верила, что он мог погибнуть от передозировки героина или какой-то другой химической гадости, потому что он вообще никогда не принимал наркотиков…

Маша пыталась по горячим следам провести свое собственное расследование. Возможно, он получил «овердозу» в результате случайной или намеренной инъекции. Основания к этому имелись, поскольку перед смертью муж намекал Маше, что в его лаборатории разрабатывают какие-то крайне опасные наркотические вещества. И что он устал от этого, хочет уйти. Но особой откровенности между ними не было, хотя они очень любили друг друга. Просто, как она поняла позже, муж не хотел втягивать ее в то зловонное болото, в котором увяз сам. Его мечтой было уехать из Москвы вообще, куда-нибудь на Алтай, в горный поселок, где жили и его, и Машины предки. Они ведь даже в школе вместе учились. Но не успел — умер.

Когда Белова высказала свои подозрения Пурильскому, тот в грубой форме ответил ей, что ее муж был законченным наркоманом и надо было еще раньше выгнать его вон, чтобы не бросал тень на весь концерн, где работают исключительно психологически устойчивые люди. Тогда Маша поняла, окончательно утвердившись в своей догадке, что без самого Пурильского, который настоятельно посоветовал ей не лезть в это дело, здесь не обошлось. И для себя в тот момент решила: уйти из концерна только тогда, когда добудет достаточно материалов, чтобы разоблачить их. Константин со своим предложением пришелся как нельзя кстати…

Ночью Маша заглянула в лабораторию к бывшим коллегам мужа. Их было двое. Охранник сидел в коридоре. Стали пить чай с заранее испеченным Машей печеньем. Когда ученые уснули, — снотворное подействовало очень быстро, — Белова открыла холодильную установку и стала спокойно и методично отбирать в пробирки образцы сырья. Она знала, что химики-медики проснутся не скоро. А когда это произойдет, они вряд ли сразу же побегут к Пурильскому или к кому-нибудь другому. Себе дороже выйдет! Скорее напротив — постараются скрыть происшествие. А возможно, и вообще ни о чем не догадаются. Ну уснули от усталости… Следов после себя Маша старалась не оставлять.

Закрыв холодильную камеру, Белова сложила образцы в барсетку на поясе. Прикрыла ее кофточкой. Огляделась. Вроде бы все в порядке. Остатки печенья завернула в бумагу и сунула в карман. Затем вышла из лаборатории.

— Просили не входить — идет эксперимент, — бросила она охраннику, проходя мимо.

Не дожидаясь утра и окончания смены, Маша покинула здание концерна и отправилась домой. Там она переоделась в дорожное платье. Чемодан был уже давно готов. Она не желала, чтобы с ней поступили так же, как с мужем. Через три часа Маша позвонила исполнительному директору. Сказала, что по семейным обстоятельствам берет отпуск за свой счет. Затем заперла за собой дверь и переехала на другую квартиру, которую на всякий случай сняла заранее, еще на прошлой неделе.

Геннадию Васильевичу Красноперову стало плохо прямо на рабочем месте. Он говорил со своим заместителем Вороновым, обсуждал с ним, как лучше всего использовать материалы, добытые Костей, и вдруг замер на полуслове, посерел и схватился рукой за грудь. Успел вымолвить: «Сердце…» — и начал сползать со стула, валиться на пол. Петр Петрович едва успел его подхватить и тотчас закричал, вызывая секретаршу. Галочка вбежала в кабинет, сама побледнела, трясущимися руками высыпала на стол нитроглицерин. Воронов вложил в рот Старика сразу пару таблеток, стал энергично массировать сердечную мышцу. Одновременно он отдавал четкие указания.

Через пару минут в комнате уже суетились врачи, появились носилки, дефибриллятор. Кабинет на некоторое время превратился в палату реанимации: боялись, что до отделения не довезут. Весть о том, что у Геннадия Васильевича приступ, разлетелась по больнице мгновенно. В коридорах толпился народ. Галочка стояла у дверей и никого не пускала. Она сильно переживала за Старика и чуть не плакала. Он столько для нее сделал! Относился к ней, как отец родной… Но ничто, однако, не помешало шпионке на несколько минут оставить свой пост, сбегать в соседнюю комнату и позвонить оттуда Пурильскому.

— Старик, кажется, загнулся, — сказала она шепотом, вытирая платком набежавшую слезу. — Теперь еще одним вашим серьезным противником станет меньше. А позавчера к нему приходил один наш бывший сотрудник, санитаром работал, они долго беседовали. Почти все подслушала. Речь шла о метадоне и «Плотном облаке». Упоминалось имя одной из ваших сотрудниц — Маши Беловой. Сейчас не могу долго говорить, приеду — расскажу подробнее.

Она повесила трубку, вытерла еще одну крокодилову слезу и, горестно вздохнув, побежала обратно. Тем временем Петру Петровичу удалось «завести» сердце. Красноперов задышал сам, без искусственной вентиляции легких. На мониторе пошла синусоидная кривая. Воронов облегченно вздохнул и, не стесняясь врачей, истово перекрестился.

— Теперь везите, — произнес он.

Палата для Геннадия Васильевича со всем необходимым оборудованием была уже приготовлена.

Оставшись в кабинете один, Петр Петрович Воронов вытер ладонью взмокший от напряжения лоб и устало опустился на стул. Взгляд его упал на разложенные на столе бумаги. Все эти материалы касались фармацевтического концерна Мамлюкова. Он аккуратно собрал документы, положил в папочку и запер в сейф, ключи от которого полчаса назад передал ему Красноперов.

В кабинет заглянула Галочка.

— Значит, жить будет? — радостно спросила она.

Воронов пожал плечами и не ответил.

— Какие будут указания? — задала второй вопрос секретарша. — Вы же теперь исполняющий обязанности.

Идите, — коротко бросил Петр Петрович. — И пишите заявление об уходе. Вот вам мой первый приказ, коли я «и.о.».

— Но… почему? — оторопела Галочка.

— А потому, что я все про вас знаю, — усмехнулся он. — Шила в мешке не утаишь. Думаю, Мамлюков охотно устроит вас к себе на службу.

Секретарша понуро опустила голову и тихо вышла из кабинета.

0

46

Глава четырнадцатая
КОМАНДА ПОДОБРАЛАСЬ

— Пригласите-ка ко мне Машу Белову из отдела косметических мазей, — сказал Пурильский своему помощнику, потирая красные от бессонницы глаза.

Через пару минут ему доложили, что эта сотрудница взяла отпуск за свой счет.

— Позвоните ей домой и срочно вызовите на работу, — приказал Пурильский.

Перед ним в кабинете молча сидели двое химиков из секретной лаборатории. Проснулись они только утром, а к Пуриль­скому решились прийти лишь в конце рабочего дня, когда обнаружили изъятие проб разрабатываемых синтетических препаратов. Случилось это как раз после звонка Галочки.

— К телефону никто не подходит, — доложил помощник через некоторое время.

— Тогда отправляйтесь к ней на квартиру и притащите ее сюда, — потребовал «серый кардинал».

Сам он, выгнав химиков из кабинета и обозвав их болванами, поспешил к Мамлюкову.

— Красноперов помер, — сказал Пурильский, — но к нему, очевидно, попали материалы по «Плотному облаку» и образцы некоторых препаратов.

— Болван! — Лицо Мамлюкова покрылось красными пятнами от гнева. — Как же тебя в КаГеБе держали? Генерал, ядрена вошь…

— Что теперь будем делать: сворачивать производство? Замораживать разработки? — растерянно лепетал Пурильский.

— Ни в коем случае! В дело вложены огромные деньги. Что же, все коту под хвост? — взъярился Мамлюков. — А конкуренты? Они тоже не дремлют. Первыми захватят рынок сбыта и — прощай, привет! Нет, пусть продолжают работать.

— Логично, — кивнул Пурильский. — Я тоже думаю, что особой угрозы пока нет. Процесс будет под контролем.

— Как произошла утечка информации и образцов?

— Через одну дамочку. И возможно, ей кто-то помогал.

— Уже разобрались?

— Ищем.

Когда Пурильский вернулся в свой кабинет, ему доложили, что квартира Маши Беловой пуста. Личных вещей там нет. Очевидно, хозяйка покинула свой дом надолго, если не навсегда.

«Кто же второй?» — озабоченно думал Пурильский. Об этом знала Галочка, секретарша Красноперова, но не успела сообщить по телефону. Обещала приехать сама с подробным докладом и что-то задерживается…

«Серый кардинал» стал набирать ее домашний номер.

— Она в больнице, — глухо ответили ему. Голос этот Пурильскому не понравился: слишком уж замогильный.

— Неужели еще не возвращалась?

— Она не потому в больнице, что на работе, а потому что попала туда после работы, — как-то совсем уж невразумительно отозвался родственник, отец или муж. И добавил: — Машина ее сбила.

«Болван!» — прошептал Пурильский.

Словечко это сегодня просто эхом отдавалось в здании концерна.

Как часто в цепь событий, вроде бы запланированных и управляемых, вмешивается Его Величество Случай. Если бы маршал Груши не проспал и вовремя подоспел на подмогу к измочаленному Наполеону, тот одержал бы победу над герцогом Веллингтоном в битве при Ватерлоо, и вся история могла бы пойти по-другому. А ежели бы Менделеев выпил на ночь не одну, а, скажем, десять стопок водки собственного изготовления и заснул мертвецки, то никакая таблица химических элементов ему сроду бы не приснилась. Или взять хотя бы спелый шафран, свалившийся на темя Исааку Ньютону и вызвавший столь сильное сотрясение его головного мозга, что великий физик тотчас же накатал три своих «основных закона». Мог бы, наверное, и еще с десяток, но его силой уложили в постель…

Когда Пурильский пообещал Мамлюкову держать процесс под контролем, он был не прав. Процесс этот к тому времени был уже неуправляем. Все смешалось, как в доме Облонских. Маша Белова затаилась на съемной квартире, но никак не могла до­звониться до Кости, чтобы встретиться с ним и передать добытые образцы. Константина не было дома: он вместе с Леонидом Максимовичем и Людой разрабатывал план ограбления «Инвестстальбанка». К домашнему телефону все время подходила Ольга, и Маша растерянно клала трубку на рычаг (она знала, каково это, когда мужу звонит незнакомая женщина). И его мобильник не мог помочь… Автоинформатор «БиЛайна» отвечал Маше, что абонент временно заблокирован. У Кости кончились деньги на счету и не было в кармане ни гроша, чтобы заплатить за телефон. С грабителями банков это случается довольно часто.

Что касается Ольги, то после серии молчаливых звонков по телефону она вновь помчалась к фотографу, предполагая, что тот возобновил свой шантаж, и намереваясь преподать ему второй урок, но Миша сразу же забился под диван и заорал оттуда, что это не он. Зато в фотостудии Ольга встретила Риту. Две женщины враждебно посмотрели друг на друга и молча разошлись.

— Осталось десять дней! — все же крикнула вслед сопернице Рита.

— Получишь ты свои баксы! — отозвалась Ольга, пнув по пути высовывающуюся из-под дивана ногу в ковбойском сапоге.

А Галочка действительно попала под машину, когда, ошарашенная внезапным увольнением, переходила трамвайные пути возле больницы. Причем переходила она по правилам, на зеленый свет. Но мчавшейся иномарке было на это наплевать. Теперь у нас, как в Арабских Эмиратах, кто как хочет, тот так и ездит. «Мерс» укатил, даже не притормозив, а секретаршу с травмой головы вернули на только что покинутое место службы, вопреки приказу об увольнении. И поместили в соседнюю с Геннадием Васильевичем Красноперовым палату.

Когда Пурильский примчался в больницу, к Галочке его не пустили. Да она и не могла говорить. Это было так некстати: вопрос о «втором» остался открытым. Он предполагал, что им мог оказаться Константин Щеглов, но нужны были доказательства. Огорчила Пурильского и еще одна новость, о которой он узнал в больнице: Красноперов не умер. А временно занявший его место Петр Петрович Воронов был еще более яростным, непримиримым и энергичным противником метадона и всей фармацевтической империи Мамлюкова. Свято место, как говорится, пусто не бывает. Но случай это или закономерность? — вот в чем вопрос! История ответа на него не знает…

Ночью за окном завыла вьюга, как тогда, под старый Новый год, когда к Ольге вдруг пришла Рита. Вот и сейчас она будто стояла в комнате, прячась за колышущейся шторой. В темноте было не разглядеть, но Ольга знала, что это всего лишь ветер из полуоткрытой форточки. А если нет?.. Она прислушалась к ровному дыханию мужа, лежащего рядом. Спит и в ус не дует! Ему все нипочем. Зачем он только связался с теми людьми, которые хотят убить Светлану Викторовну? Почему сразу не обратился в милицию? Не рассказал ей? Вдвоем они что-нибудь придумали бы. И ведь даже не знает, какая угроза над ним нависла. А еще эта Ритка… Что она теперь выкинет? Ольге показалось, что в соседней комнате тихонько заплакал Никос.

Она откинула одеяло, встала, сунула босые ноги в шлепанцы. Не зажигая света, пошла к двери. Вьюга завыла еще сильнее, швыряя в окно хлопья снега. Казалось, в стекло кто-то стучит, пытаясь ворваться в квартиру. Скрипнула где-то половица, но не у нее под ногами, а за стенкой, где спали дети. Неужели поднялся Антошка? Странно, очень странно. Ольга вышла в коридор и увидела, что входная дверь раскрыта настежь. На лестничной клетке тускло светилась лампочка. Дверь лифта тоже была открыта. Может быть, Костя забыл запереть: вчера он пришел поздно, когда Ольга уже спала? Она вышла в холл, тревожно огляделась. Потом закрыла за собой дверь на два замка. Еще и задвижкой щелкнула. Экий рассеянный…

Осторожно ступая, Ольга подошла к детской комнате. Она приоткрыла дверь и замерла. Испуг пронзил ее. Возле детской кроватки стояла Рита. Одной рукой она держала Никоса, а другой зажимала рот Антошке, который беззвучно плакал. Глаза ее были совершенно сумасшедшими.

— Не подходи! — угрожающе прошептала Рита. — Или я не знаю, что сделаю.

— Отпусти детей, — так же тихо произнесла Ольга. — Прошу тебя.

— А вот и не отпущу, — засмеялась та. — Теперь они мои. Я за них заплатила. Я их купила у тебя.

— Я тебе верну деньги.

— Не вернешь. Осталось всего девять дней. Где тебе взять? И Костя не поможет. Его скоро самого в тюрьму посадят.

— Почему ты так думаешь?

— Знаю. Так что уйди с дороги, мне некогда. Мы на Кипр улетаем. Вместе с детьми. Самолет ждет. Я уже и билеты купила.

— Но они же никогда тебя не полюбят! Ты не сможешь стать им матерью.

— Тогда я их на Кипре и оставлю. Мне главное — тебя наказать. Да и Костю тоже. Хороша будет парочка: ты — в сумасшедшем доме, он — на нарах. Без детей, без жилья, без будущего!

— Я тебя сейчас убью, — пообещала Ольга.

— Ну, попробуй…

Тут Рита вдруг дико, безумно захохотала, да так громко, что стекла в оконной раме задребезжали. Она выпустила Антошку, и в руке у нее оказался кривой нож с зазубринами. Она взмахнула им над головой Никоса и…

…И Ольга проснулась, взметнув голову над подушками. От вьюги в комнате дребезжали стекла, было темно. Рядом спокойно спал Костя. Она прислушалась — вокруг тишина. Во всем теле ощущалась боль, слабость. Преодолевая накатившее бессилие, Ольга все же поднялась с постели, перекрестилась.

— Фу ты, Господи!.. — прошептала она. И на всякий случай прошла в соседнюю комнату.

Дети безмятежно лежали в своих кроватках. Все было как обычно. И входная дверь в квартиру заперта. Правда, не на задвижку. Ольга вернулась обратно и спряталась под одеяло. Но что-то мешало ей уснуть. Какое-то новое чувство тревоги. Но на сей раз оно было связано не с Ритой. Она точно вспомнила, что вчера вечером заперла дверь именно на задвижку. Почему же она открыта? Тут что-то не так. Да что же это такое в самом деле? Галлюцинации? Ей захотелось разбудить Костю, но она передумала. Еще смеяться будет! Надо просто встать и самой проверить. Наверное, просто ветер гуляет…

Ольга опять поднялась и прямо босиком пошла к двери. Открыла ее. В коридоре — никого. Заглянула в соседнюю комнату — пусто, лишь дети посапывают в кроватках. На кухне, в ванной, в туалете — тоже никаких привидений. Но ведь была еще одна комната, третья, хозяйская. Как же она о ней забыла? И дверь туда до сих пор не заперта… Ольга зачем-то прихватила с пола гантель, прижала ее к груди, словно любимую игрушку, и подкралась к комнате Люды Марковой. И вдруг услышала доносящиеся оттуда приглушенные голоса. Она тихо приоткрыла дверь и увидела за столиком двух людей — брата и сестру, Леонида Максимовича и Люду.

— Заходи, — поманил ее пальцем психотерапевт. — Мы как раз обсуждаем, как нам быть с Костей. Третьей будешь.

— А как с ним надо быть? — удивленно спросила Ольга. — И зачем? И вообще…

— Тс-с!.. — поднесла палец к губам Люда. — Разбудишь.

— Кого? — еще сильнее удивилась Ольга. И только тут заметила, что на кровати кто-то лежит. Как куль с мукой, перевязанный под горлышко веревкой. И самое интересное, что это был именно Костя. Каким-то непостижимым образом он оказался здесь, а не там, в своей комнате, в постели.

— Предлагаю спустить его в мусоропровод, — высказал свое мнение Леонид Максимович.

— Не пролезет, — решительно возразила Люда. — Застрянет. И куда я потом буду ведро выносить? На первый этаж бегать? Только в окно!

— Нет, не надо! — закричала Ольга, бросилась к Косте, чтобы развязать его и… вновь проснулась.

— Ф-ффу-у… — выдохнула она слабым голосом, чувствуя, что все лицо ее в испарине. Боль в теле стала еще сильнее. Ломило суставы.

Она заметила, что Костя не спит и встревоженно смотрит на нее, приподнявшись на подушке.

— Ты так кричала, — сказал он, — что я даже испугался. Что-то приснилось?

— Нет, так… пустое. Кажется, я заболела.

— Сейчас принесу воды. Дать каких-нибудь таблеток? Может, чай поставить?

— Не надо, — обессиленно отозвалась она. — Сходи посмотри, как там дети. И проверь все двери, заперты ли.

— Да, конечно, заперты, — улыбнулся Костя. — Но если тебе хочется, я их сейчас еще и гвоздями заколочу.

— Сделай одолжение, — уже совсем слабо откликнулась она, снова проваливаясь в тревожный и призрачный сон.

К утру у Ольги начался жар.

Она проболела два дня, а потом поправилась — быстро и почти так же внезапно, как слегла. Возможно, благодаря усилию воли, нежеланию поддаться слабости, покориться болезни. Слишком много сейчас было поставлено на карту, чтобы безмятежно валяться в постели, мерить температуру и глотать микстуры. Решалась не только ее судьба, но и судьбы Кости, детей. Она верила в пророчества снов: ночные видения наверняка были не случайны.

Ольга где-то читала, что тибетские монахи изгоняли из себя простуду тем, что обнаженными выходили на мороз и обтирались снегом. Может быть, это было глупо, но в первый же день недомогания, когда Костя отлучился в аптеку, она испробовала монашеский метод лечения: разделась и вышла на балкон. Бросила себе в лицо горсть снега и, содрогаясь от жгучего холода, стала растираться. Сначала было ужасно. Казалось, сердце вопило от ледяной пытки. Каждая клеточка организма страдала и билась. Но потом неожиданно пришло облегчение. Появилась ясность в голове, туман перед глазами рассеялся. Она увидела мужчину на соседнем балконе, который, перегнувшись через перила, с удивлением и восторгом глядел на прекрасную обнаженную незнакомку. Сам-то он был укутан в меховое пальто, шарф и шапку-ушанку. Ольга встречала его в подъезде.

— Тренировка перед погружением в прорубь, — улыбнувшись, пояснила Ольга, захватив еще одну горсть снега.

Решила — пусть смотрит, коли делать больше нечего. Глаз харчит, как говорят на Украине.

— А вы не простудитесь? — спросил сосед.

— Уже простудилась, — ответила она с еще одной милой улыбкой. И подумала: когда же он, нахал, уйдет? Или хоть отвернется.

Но мужчине нравился бесплатный стриптиз. Да еще какой!

— Давайте знакомиться, — произнес он, протягивая через балконные перила руку: — Я — Филидор. Это не имя, а фамилия такая. Как у шахматного чемпиона. Я тоже чемпион, только по шашкам. Чемпион двора.

— Марфа. — Ольга также протянула руку, но другой ладонью ухватила большую горсть снега и, влепив ее в рожу Филидора, стала быстро растирать.

— А!.. А-а!!.. А-а-а!!! — заорал он, вырываясь.

Ольга отпустила руку, и шашечный чемпион, потеряв свою ушанку, скрылся с балкона.

— Вот так. — Она отряхнула ладони и тоже ушла в дом.

Ей действительно стало легче. И даже как-то весело. Может быть, тибетские монахи оказались правы, а возможно, подействовала забавная встреча с соседом Филидором. Ольга пошла в ванную, приняла горячий душ, согрелась и даже поставила чайник, почувствовав прилив сил и нарастающий аппетит. В это время зазвонил телефон.

— Алло? — спросила Ольга, нахмурившись. Эти безымянные звонки ее уже достали! Но на сей раз абонент ответил.

— Можно попросить Костю? — раздался приятный женский голос. — Простите, что беспокою, но это коллега с его работы.

«Ах, коллега! — подумала Ольга. — Коллежка. А не вы ли его втравили в эту темную историю с тетушкой?» Непонятно зачем, просто такое у нее в этот момент было настроение, но Ольга не поленилась солгать:

— Знаете, его вызвали на военные сборы, прямо с утра. Куда-то под Тулу. На три недели.

— Ой! — отозвалась трубка. — А мне… Я должна… мне необходимо с ним встретиться… передать… Потому что я сама буду в Москве недолго… А вы кто?

— Жена, — сурово произнесла Ольга.

— Простите, а вы мне не поможете? — Голос в трубке был совсем жалкий, напуганный. Чувствовалось, что женщина очень взволнована.

Ольга смягчилась.

— Каким образом? — спросила она.

— Я могу встретиться с вами?

— Можете. Только завтра. Сегодня у меня неприемный день.

— Хорошо, — согласилась женщина.

Ольга назвала адрес и назначила встречу в парке, на уже облюбованной ею и Павлом скамейке. Зачем менять конспиративную лавочку?

Вскоре вернулся Костя, принес груду лекарств и горчичники.

— Почему ты не в постели? — удивленно спросил он. — Марш в кровать! Сейчас будем горчичники ставить. Прими аспирин и анальгин. И колгрейт с диакарбом, чтобы пропотеть.

— Сам глотай эту гадость, — капризно ответила Ольга. — Мне уже лучше. И горчичники не нужны. Они жгутся.

— Они должны жечься, — мягко сказал Костя, ведя ее к кровати.

Она вновь почувствовала слабость и дурноту. Болезнь лишь сделала небольшой шаг назад, а потом вернулась. Пожалуй, действительно надо лечь. Ольга даже позволила поставить себе на спину горчичники. Но от лекарств наотрез отказалась, поскольку уже ознакомилась с материалами из целлофанового пакета, где, в частности, были сведения и о за­прещенных Минздравом препаратах фармацевтического концерна Мамлюкова, а не только компромат на депутата Каргополова.

— Не буду! — твердо сказала она. — Они, таблетки эти, мамлюковские, а у него все отравлено.

— Откуда у тебя такие сведения? — удивился Костя. — Вообще-то, милая, ты права. Здоровых жителей России он превращает в больных, а больных — в мертвых. Но во-первых, эти лекарства не мамлюковские, а венгерские, фирмы «Гедеон Рихтер», я специально выбирал. Неужели ты думаешь, что я стал бы тебя травить? А во-вторых, ты не можешь быть в курсе, поскольку об этом мало кому известно — только ограниченному кругу людей, специалистам.

— Слухами земля полнится, — уклончиво отвечала Ольга.

— Мне никто не звонил? — подозрительно спросил он.

Костя уже третий день безуспешно разыскивал Машу Белову. Не было ее ни на работе, ни дома. Он терялся в догадках. Если она достала образцы препаратов, то… почему скрывается? Или именно потому и скрывается, что достала?

— Нихт, найн, — по-гельмутовски ответила Ольга. На немецком врать как-то легче, чем на русском.

Беда русского человека, возможно, как раз в том, что он всегда режет правду-матку…

Затем она с чистой совестью уснула. «Ей бы мои заботы! — подумал Константин, глядя на жену. — Что она знает о том, какими делами мне сейчас приходится заниматься? Голова кругом идет!»

И тут ему неожиданно позвонил Валера.

— Я согласен, — без предисловий заявил веселый клоун. Голос звучал не то чтобы очень грустно, но как-то тоскливо.

— С чем? — поинтересовался Костя, поскольку мысли его были заняты другим.

— Принять участие в налете на банк.

— Тихо ты! — Костя даже прикрыл ладонью трубку. — Хочешь, чтобы вся Москва об этом знала?

— А тебя что — прослушивают?

— Запросто! Во всяком случае, уже поздно. Эй, ребята, это шутка! — И Костя ехидно засмеялся. Потом вновь стал серьезным. — Ладно, хорошо. Один вопрос: что повлияло на твое решение?

— Непролазная нищета, — угрюмо отозвался Валера. — Виталика летом надо везти на юг, к морю. Я уж не говорю про Кипр, до Анапы бы добраться. Ну и вообще, тошно от такой жизни. Вот я и решил: или пан, или пропал.

— Встретимся завтра, все вместе, — сказал Костя, давая отбой.

«Вот и пятый!» — подумал он с удовлетворением.

0

47

Глава пятнадцатая
БАРСЕТКА С ОБРАЗЦАМИ

Утром, сквозь сон, Ольга слышала, как Константин кому-то названивает, вытащив телефон в коридор. Она встала, чувствуя себя вполне сносно, и подумала о том, что мужа пора спасать: он совсем заигрался. Легкий сеанс психотерапии ему не повредит. В свое время именно так Леонид Максимович избавил ее саму от разных навязчивых мыслей и ложных самовнушенных проблем. А ведь прошлым летом, когда все, даже Костя, от нее отвернулись, она находилась на грани нервного срыва и подумывала о самоубийстве. Но надо было спасать Антошку — это ее остановило, придало сил, позволило собрать волю в кулак. Плюс психотерапия. Да, Леонид Максимович и ему поможет. Вот только как Костю на это уговорить?

Тут он сам вошел в комнату и сказал:

— Уже поднялась? Напрасно. Полежала бы еще. Детей я уже покормил. Посуду вымыл.

— И ничего не разбил? — спросила Ольга.

— Только одну чашку.

Она стояла перед зеркалом и причесывалась. Видела, что Константин нервничает и мнется. Все ясно — труба зовет.

— У тебя красивые волосы, — произнес он. — Люблю смотреть, как ты машешь гребнем.

«Сейчас скажет, что ему пора бежать», — подумала Ольга.

— А мне тут нужно по одному делу, — виновато проговорил он. — Но ты ведь одна не заскучаешь? Температура нормальная?

— Сто по Фаренгейту, — ответила Ольга. — Ладно, иди. Когда вернешься?

— Не знаю. Постараюсь скоро.

Костя чмокнул ее в подставленную щечку и стал собираться.

— Да, вот еще что, — сказал он, будто бы мимоходом. — Когда ты совсем поправишься, давай сходим в цирк? Там у Валерки какое-то новое сногсшибательное представление, как он мне говорил. И пригласим твою тетушку, Светлану Викторовну.

«Вот оно, началось!» — обожгла догадка Ольгу. Павел об этом и предупреждал: о театре или цирке. Именно там состоится покушение. Все сходится.

— А почему вдруг Светлану Викторовну?

— Ну-у… Мне кажется, она довольно одинокая женщина. И вообще… Просто чтобы ближе познакомиться. Родственница ведь.

— Хорошо, — кивнула Ольга. — Но только и ты мне кое-что пообещай.

— Говори. Сделаю.

— Давай съездим с тобой к одному человеку. Он психотерапевт. Очень умный и опытный. Пожалуй, один из лучших в Москве.

— Уже страшно, — пошутил Костя.

— Не смейся, он решает многие проблемы, которые возникают у семейных пар. Проводит собеседования. И человеку потом становится легче смотреть на жизнь, на мир. Ты согласен, что у нас с тобой есть проблемы? У всех людей они есть, но мне бы не хотелось, чтобы между нами были какие-то тайны, недомолвки. В конце концов, они превращаются в большие трещины и разрушают дома.

— Ты уже была у него? — настороженно спросил Костя.

— Да. Он мой друг, — ответила Ольга.

— И как зовут этого наладчика мозгов?

— Леонид Максимович.

«Ну что ж, — подумал Костя, — так даже лучше».

— Поедем, — сказал он. — Я не возражаю. Это, наверное, забавно.

И отправился на встречу со своими друзьями. Валера, Митя, Вася и Джойстик должны были приехать в хорошо знакомый им всем пивбар «Саяны» на Уральской улице. Обсуждать «проблему», к которой Леонид Максимович имел непосредственное отношение. Если бы только Ольга об этом знала!..

Но она спокойно позавтракала, перемыла после Кости посуду, которая в жирных пятнах стояла на полке, посмотрела на часы и тоже стала собираться. Укутала детей, Никоса посадила в коляску и вышла на улицу. У подъезда стоял вчерашний любопытный сосед в меховом пальто, Филидор.

— Детишек тоже будете в прорубь погружать? — с любопытством спросил он, заглядываясь на Ольгу.

— А как же! — игриво ответила она. — И вас, Филидор, если захотите. Голыми нырять будем.

— Я — пас, — сконфуженно сказал он. — У меня хронический гайморит. Но я могу постоять рядышком, посмотреть.

— А вот за просмотр надо платить, — улыбнулась Ольга. — С вас, кстати, и так сто рублей за вчерашнее подглядывание.

Сосед, очевидно, был с деревянной башкой, поэтому воспринял ее слова всерьез и полез за кошельком.

— Потом отдадите, — остановила его она. — За все сразу.

Он вновь воспринял сказанное серьезно и спросил:

— А когда? И где? У вас или у меня?

— В проруби, — пообещала Ольга. — Это удивительное ощущение! Только так, не иначе. Так что пока тренируйтесь, обтирайтесь снегом.

И покатила коляску к парку. «Этого тоже не мешало бы показать Леониду Максимовичу», — подумала она по дороге. Еще издали Ольга увидела женщину, сидящую на условленной скамейке. Ей было за тридцать, лицо симпатичное, но какое-то испуганное и взволнованное. Она поднялась и сделала несколько шагов навстречу.

— Меня зовут Маша, — произнесла женщина, протягивая руку. И добавила: — Маша Белова, это я вам звонила.

Константин приехал в пивбар раньше всех. Сел за столик, заказал на пятерых «Очаковское» и блюдо креветок. Первым подошел Митя.

— Красноперов в больнице, — сказал он, набрасываясь на пиво и креветки. Очевидно, опять был с похмелья.

— А где же ему еще находиться? — не сразу понял Константин. — В конструкторском бюро Туполева, что ли?

— У него обширный инфаркт, — пояснил прожорливый санитар-писатель. — Третий по счету. Сейчас он в реанимации. Галочка, кстати, тоже. Под машину попала.

— Так… — Костя отхлебнул из своей кружки. — Ну и дела у вас в больничке. А кто за Старика остался?

— Воронов, кто же еще?

— Это хорошо. Мне надо с ним встретиться.

— Сейчас он по горло занят. Все хозяйственные проблемы на него свалились.

— Ничего, для меня у него время найдется. А ты не жри столько креветок, ребятам оставь.

Митя обиженно замер с уже очищенной и поднесенной ко рту самой упитанной тушкой. Съел ее и сказал:

— У меня просто стресс. Катьку вчера застукал с Климаковичем. Помнишь, работал у нас такой врач? Сейчас он у Мамлюкова служит.

— Помню, видел его в концерне. Вся сволота у Мамлюкова собралась. Как мухи на навозной куче.

— Ты ведь тоже, — усмехнулся Шишкин.

— Я — дело другое. У меня миссия особая, — ответил Константин, отодвигая блюдо подальше от Мити.

Появился Вася Жмыхов, как всегда немного­словный и угрюмый. Молча пожал приятелям руки, сел за стол и потянулся к запотевшей кружке.

— Что новенького? — спросил у него Костя.

— Лошади не отелились? — полюбопытствовал и Дмитрий.

— Вах! — коротко отозвался конюх-инструктор. Это он у Рената научился, которого часто видел на своей конноспортивной базе.

— Понятно, — удовлетворился ответом Константин. — Вах так вах. Значит, зарплату не прибавили. Впрочем, есть много других толкований этого короткого, но емкого словечка.

— Например, идите вы к черту и не мешайте осушить первые три кружки, — подсказал Митя. — Они самые вкусные.

— Вах, — подтвердил Вася.

Пришел Джойстик и сразу затараторил как заведенный. По-видимому, привычка к постоянной болтовне в радиоэфире прилипла к нему, как насморк. За пять минут сообщил и о надвигающемся атлантическом циклоне, и о женитьбе Бори Моисеева на Нельсоне Манделе, и о понижении курса доллара, и о прилете и высадке инопланетян в штате Огайо, и еще кучу ерунды.

— Умолкни, — внушительно сказал Костя. — Голова от тебя трещит. Вынь микрофон изо рта и пей пиво.

Джойстик слегка обиделся.

— Ты не командуй, — сказал он. — Что ты, сам себя главным назначил?

— Кто-то должен руководить операцией, — отозвался Костя. — Не ты же?

— Мне внимают десятки тысяч радиослушателей, — горделиво заметил Джойстик. — А тебя даже Антошка игнорирует.

Это было правдой. Антошка не всегда подчинялся отцу, тянулся к матери. Костю слова приятеля задели.

— А твои радиозомби ничуть не разумнее моего сына, — парировал он. — Причем младшего, Никоса.

— Хватит вам, — остановил их Митя. — Вон Валера катится!

Клоун действительно не шел, а переваливался по проходу между столиками, будто большой мяч. А на стул уселся, как резиновая грелка. Но его толщина и рыхлость были обманчивы: Валера запросто мог сделать «шпагат», кувырок и даже кульбит в воздухе. Он был очень тренированным клоуном, веселым, только с грустноватыми глазами. Особенно теперь.

— Не знаю, как вы, а я рад, что мы встречаемся пока что здесь, а не во Владимирском централе, — сказал он, пододвигая к себе кружку пива.

— Типун тебе на язык! — Митя перекрестился.

— Забери свои слова взад, — выразился испуганный Джойстик.

— Вах-вах, — покачал головой Вася. — Ничего, у меня в этом централе кореш сидит. Вместе и побег устроим.

— Итак, все в сборе, — подытожил Константин. — Начнем, пожалуй, господа. Наш гениальный план таков…

Пятеро таких разных внешне, по характерам и профессиям мужчин дружно сдвинули пивные кружки над столиком.

— …У меня просто не было другого выхода, поэтому я обратилась к вам, — закончила свой рассказ Маша.

Она сообщила Ольге все: чем занималась в фармацевтическом концерне, какие препараты там разрабатываются, что такое «Плотное облако», как она познакомилась с Костей и почему стала действовать заодно с ним, собирая информацию о вызывающих зависимость разрушительных «лекарствах». Умолчала Маша лишь про их интимную связь. Но Ольга, будучи женщиной умной и проницательной, обо всем догадалась сама. Рассказ Маши поразил Ольгу своей детальностью, искренностью и той страшной угрозой, которая таилась в ее словах. И угроза эта распростерла свои темные крылья не только над ней и Костей, но и над огромным количеством людей, больных и здоровых, молодых и старых, пользующихся продукцией концерна. Над всей Россией. Теперь она понимала, почему Костя все последнее время находится в таком взвинченном состоянии. Еще бы! Тут тебе и «заказ» на тетушку, и опасная работа в логове Мамлюкова, а может быть, и еще что-то…

— Но почему Костя пошел на это? — недоуменно спросила она.

— Он говорил, что действует по поручению Геннадия Васильевича Красноперова, — ответила Маша. — Это мой бывший научный руководитель, самый непримиримый противник Мамлюкова и всех его препаратов, особенно метадона. Главврач той больницы, где работал Костя. Поэтому я ему и доверилась. А теперь доверяюсь вам, больше некому.

С этими словами она протянула Ольге барсетку.

— Здесь те образцы, о которых я говорила. Их нужно передать Косте. Он знает, как с ними поступить. Они сами решат, с Геннадием Васильевичем. Отдадут в прокуратуру или начнут кампанию в прессе. А я… исчезаю.

— Как «исчезаете»? — вновь удивилась Ольга, пряча барсетку в коляску, под одеяльце Никоса.

Теперь рядом с малышом лежало то, что могло взорвать весь мамлюковский концерн.

— Мой поезд отходит через шесть часов, — ответила Маша, взглянув на часики. — Билет при мне, вещи в камере хранения. Домой, на новую квартиру, я не вернусь: мне кажется, ее уже вычислили. Какой-то подозрительный тип крутился под окнами…

Ольга тревожно оглянулась. Антошка играл неподалеку. На соседней скамейке сидел старик с клюкой. Оживленно разговаривали на ходу две молодые мамы с колясками. Пошатываясь, шел бомж с бутылкой. Больше поблизости никого не было.

— Не беспокойтесь, — улыбнулась Маша, понимая ее тревогу. — Даже если за мной и следили, то я очень аккуратно ушла. Поднялась на последний этаж, открыла чердачную дверь и по крыше — до крайнего подъезда. Как в кино. Даже свет в квартире оставила включенным. И магнитофон. Пусть думают, что я дома, слушаю музыку.

— Куда же вы теперь?

— В один маленький горный поселок, — задумчиво произнесла Маша. — К своим корням. Мы с мужем давно хотели туда уехать.

После непродолжительного молчания она добавила:

— Знаете, это они его убили. Я в этом не сомневаюсь.

Ольга не стала задавать никаких вопросов. К чему? Они одновременно поднялись со скамейки.

— Прощайте, — сказала Маша.

— Удачи вам, — ответила Ольга, пожимая молодой женщине руку.

Маша задержалась еще на несколько секунд и промолвила:

— И простите меня.

Затем торопливо пошла прочь, мимо старика с клюкой, бомжа с бутылкой и молодых мам с колясками. Ольге не надо было объяснять, за что «простите». Она все поняла.

Из пивбара Константин помчался в клинику, уточнять с Леонидом Максимовичем и Людой кое-какие детали плана. Он был возбужден и энергичен. Ему казалось, что пока все идет хорошо, удача на всех фронтах. Звезды явно к нему благосклонны. Он чувствовал себя стайером, одолевшим большую часть дистанции и вышедшим на последний круг. Сил еще много, он придет к финишу победителем… По ходу разговора Константин предупредил психотерапевта, что, возможно, на днях пожалует к нему с женой.

— Ей взбрело в голову, что у нас проблемы, — добавил он. — Так что ты уж сделай вид, что мы с тобой не знакомы.

— А проблем, конечно, нет? — чуть улыбнулся тонкими губами Леонид Максимович.

— Ну-у… не такие уж они серьезные, чтобы беспокоить психоаналитика, — рассеянно отозвался Костя. — Особенно такого известного, как ты. Она тебя, между прочим, очень уважает. Я даже немного заревновал.

— Напрасно. Я ведь врач, — заметил Леонид Максимович. А в душе порадовался словам Ольги. Но от уважения до любви — целая пропасть, и нужно выстроить через нее мост. Что ж, наведение мостов и переправ между людьми — его профессия. И он придет к финишу победителем, добьется, чего желает — Ольги.

Из приемной психотерапевта Константин позвонил в концерн, Пурильскому. Сказал, что в ближайшее время сообщит день и час, когда он вместе со Светланой Викторовной пойдет в цирк.

— Очень хорошо! — усмехнулся на другом конце провода «серый кардинал». Костина судьба была решена, но Пурильскому важно было подготовить для акции в цирке настоящего киллера. — А ты, кстати, не знаешь, куда запропастилась Маша Белова?

— Откуда же мне знать? — глупо хихикнул Константин.

Однако сам встревожился: уж коли ее разыскивает Пурильский, значит, дело серьезное. Неужели у нее не выдержали нервы и она все бросила, сбежала? Машу можно понять: игра пошла не шуточная.

— Странно. Вы же с ней постоянно терлись, — грубо намекнул Пурильский.

— Я много с кем трусь, — тем же тоном отозвался Костя. — Вот и с вами тоже. Однако вашего распорядка дня не знаю.

— Ну-ну, — произнес Пурильский, вешая трубку. И подумал: «К финишу ты не придешь, парень».

Из клиники Константин понесся к прежнему месту работы, в больницу. Надо было проведать Красноперова и переговорить с Вороновым. К Геннадию Васильевичу его, конечно же, не пустили, а Петр Петрович принял его в бывшем кабинете Старика и тщательно притворил дверь.

— Гляжу — новая секретарша, — сказал Костя.

— Галочка поставляла информацию Мамлюкову, — ответил Воронов. — Я узнал об этом только потому, что в его концерне работает и мой человек. Жаль ее, конечно, но судьба рано или поздно всех наказывает за грехи. Впрочем, она поправится. А вот тебе следует быть еще более осторожным: неизвестно, что она успела сообщить. Образцы принес?

— Маша Белова исчезла, — ответил Константин. — Боюсь, не случилось ли худшего. Хотя, поскольку ее ищет сам Пурильский, она скорее всего пока где-то скрывается. Не знаю только — с образцами или без.

— Худо! — покачал головой новый главврач. — Материалы-то все готовы, хоть сейчас передавай по назначению. Но непременно нужны сырьевые образцы препаратов, иначе они увильнут от процесса. За спиной Мамлюкова — лучшие в стране адвокаты. Будем надеяться, что Маша еще даст о себе знать.

— А может быть… — Костя начал размышлять и фантазировать, — мне вернуться в концерн, попроситься в ночную смену и проникнуть в их тайные лаборатории?

— Под покровом ночи тебя завернут в ковровую дорожку и отвезут на Востряковское кладбище, — бесцеремонно постучал его по лбу Петр Петрович. — Яма уже вырыта. Нет, сиди и не дергайся. Будем ждать известий от Беловой.

Тем временем, уютно устроившись в кресле перед потрескивающим камином, Люда Маркова согревалась, держа в руке пузатую рюмку превосходного коньяка. Ренат бесшумно подошел сзади и обнял ее за плечи. Блики огня играли на их лицах.

— Погоди, милый, — сказала девушка. — Мне надо продумать одну деталь, которую я упустила из виду.

— Принцесса моя, — отозвался горец, поглаживая ее роскошные золотистые кудри.

0

48

Глава шестнадцатая
ХИТРОСТЬ ПРОТИВ ПРОСТОТЫ

От подъезда отъехало такси, и Ольге показалось, что там, за лобовым стеклом, мелькнуло лицо Риты. И еще за ней от самого парка увязался бомж с бутылкой. Правда, он шел далеко и все время спотыкался. Но ей сейчас всюду мерещилась слежка. А все из-за барсетки, лежащей в ногах Никоса. Глупо, конечно. Кто может знать, что образцы этих ужасных препаратов теперь у нее? Надо их поскорее куда-нибудь перепрятать.

Ольга оглянулась — позади ничего подозрительного не было. Даже бомж куда-то исчез. Но тут на ее плечо легла чья-то рука.

— Ой! — вскрикнула она и отшатнулась.

Сзади стоял Филидор, чемпион двора по шашкам.

— Вас тут одна девушка спрашивала, — виновато сказал он, — простите, что напугал. Она только что отъехала на такси.

— Вот как? — взяла себя в руки Ольга. Значит, ей не померещилось: это была Рита. — Интересно, что она хотела на этот раз?

Филидор пожал худыми плечами. Укутан он был так, словно собирался зимовать на льдине, продолжая дело Папанина.

— Она спрашивала, когда вы обычно с детьми гулять ходите. Ваша подруга тоже моржиха? Красивая.

— Нерпа она хищная, — ответила Ольга и покатила коляску в подъезд. Появление Риты ее расстроило. Надо быть настороже.

— Так я с завтрашнего дня начну снегом растираться! — крикнул ей вслед Филидор.

Придя домой и пнув, как всегда, ногой колесо мешающей «ямахи», она первым делом спрятала барсетку в ночной горшок. Лучше места не найдешь. Где одна бомба, там и другая. А что делать с ними дальше, она не знала. Вдруг за эту барсетку Костю убьют, как убили мужа Маши Беловой? Почему он должен подвергать свою жизнь опасности? И ее жизнь тоже, и детей. Всем этим должны заниматься соответствующие органы, Минздрав, правительство, президент, в конце концов!.. Им доверили страну — а они ушами хлопают! Что же, они ничего не знают про Мамлюкова и его концерн? Про Каргополова и других подобных депутатов? Все прекрасно знают, но в ус не дуют. Выходит, им самим это выгодно… Или сил нет, воли, ума, чтобы вмешаться и остановить коррупцию, производство метадона и прочих лекарств, в которых содержатся наркотические вещества? Сколько еще людей от этого погибнет? Подумав об Антошке и Никосе, Ольга вконец расстроилась: в какой стране им предстоит жить? Кругом воры, взяточники, политиче­ские лжецы, бандиты, предатели и просто зомбированные болваны! А по телевизору с утра до вечера юмористов показывают, и они пошло издеваются над теми, кто сидит в зале и хохочет, думая, что у нас все хорошо!

В какой-то момент Ольге захотелось взять барсетку, вытряхнуть ее содержимое в унитаз и спустить воду. Но она сдержалась. В конце концов, зря, что ли, Маша рисковала, доставая эти образцы ? Она подошла к телефону и набрала номер Павла.

— Не знаю, важно ли это, но Костя действительно собирается пригласить Светлану Викторовну и меня в цирк, — сказала Ольга, чувствуя, что, возможно, отвлекает своими глупостями серьезного человека от действительно важных дел. Но сейчас ей была нужна хоть какая-то моральная поддержка, понимание того, что она идет по правильному пути.

— Значит, все-таки цирк? Очень хорошо. Когда? — спросил Павел.

— Билеты еще не взяты.

— Когда узнаете число — немедленно позвоните.

Ольга положила трубку и облегченно вздохнула. Кажется, выбранный ею путь — правильный. Хотя… Ленин «со товарищи» тоже шли верной дорогой, а куда забрели? В болото, из которого еще сто лет не выкарабкаться.

В это время входная дверь в квартиру подверглась мощному натиску: звонили и барабанили так, словно хотели разбудить этого самого спящего в мавзолее. Когда Ольга отперла, мимо нее пронеслась матушка, а следом вошел грузный Гельмут, почтительно сняв тирольскую шляпу. Сделав предложение Наташе, к будущей падчерице он начал относиться с неизменным трогательным уважением и заботой. А Наталья Викторовна очутилась на кухне и залпом выпила два стакана холодной воды.

— Смотри! — сказала она, выложив на стол две фотографии. Один снимок был из ее семейного альбома — тот самый, сорокового года, с дедушкой; другой — тоже с Алексеем Петровичем Шаровым, но в рабочем комбинезоне и кепке, рядом… с Гельмутом.

Всмотревшись, Ольга поняла, что «тот» Гельмут немного отличается от «этого». Мужчина на фотографии был еще толще, с надменным выражением лица. В руке он сжимал хлыст, а дедушка стоял чуть позади, держа под уздцы лошадь.

— Что это? — спросила Ольга, недоумевая.

— Майн фатер, — ткнул пальцем в фотокарточку Гельмут.

— Он за этим снимком и ездил в Германию, в свой Брауншвейг, — пояснила матушка. — Видишь ли, как только он увидел моего дедушку в альбоме, так сразу и вспомнил про эту — свою — фотографию, тоже семейную реликвию.

— А как дедушка… — спросила Ольга, начиная догадываться.

— Дедушка не погиб героически на фронте в первые дни войны, — продолжала Наталья Викторовна, — а попал в плен. Похоронка тем не менее на него пришла. Поскольку он не был офицером или коммунистом, его из концлагеря отправили на сельхозработы. Так он оказался в поместье Шраберов.

— Я, я! — закивал Гельмут.

— И работал там конюхом до конца войны, — закончила матушка.

— Что же было потом? — спросила Ольга.

— Семья Шраберов относилась к нему хорошо, — ответила Наталья Викторовна. — Даже деньги платила.

— Я, я!

— То-то, я смотрю, у папочки хлыст в руке, — сказала не без сарказма Ольга. — Небось хлестал за малейшую провинность?

— О, нихт, найн!

— В общем, жил он там сносно, — продолжила матушка. — А Брауншвейг после войны оказался в зоне американской оккупации. Алексей Петрович не захотел возвращаться на родину. Видимо, знал, что тут всех сажают, кто в плену был. Чего менять шило на мыло? Тем более что он там успел жениться.

— На ком?

— На бедной родственнице Шраберов, — сказала мать.

— Я, я! — подтвердил Гельмут.

— Ну и дела! — выдохнула с изумлением Ольга.

— Дедушка прожил там еще лет семь, — добавила Наталья Викторовна. — В последние годы даже работал управляющим на одной из ферм Шраберов. Свиней разводил.

— Оч-чень карашо работаль, — вновь подтвердил Гельмут. — Я быль мальенький, но помню карашо. Майн мутер его хвалиль.

— Короче, обрел он там свое счастье — и слава Богу! — сказала Наталья Викторовна. — Умер дедушка в середине пятидесятых, немецкая фрау-жена тоже через несколько лет скончалась. Детей у них не было. Зато имелась собственная небольшая фермочка. И кое-какой капиталец в банке — тысяч тридцать дойчмарок. Матушка Гельмута пыталась отыскать наследников в России, но мой дорогой и незабвенный папа, как ты знаешь, сгинул еще в шестидесятых годах, когда я родилась. Поэтому мутер взяла и фермочку, и капиталец в опеку. До лучших времен. И вот они наступили! — торжественно подытожила Наталья Викторовна.

— Ты хочешь сказать, что теперь ты — наследница? — спросила Ольга.

— Я и Светка. И ты тоже, разумеется. Более того, немецкое правительство сейчас выплачивает компенсации родственникам тех, кто находился в плену в Германии. Так что за дедушку нам полагается кое-какая сумма. И наконец, матушка Гельмута сама готова возместить моральный и физический ущерб. Хотя какой уж там ущерб! Думаю, что такая жизнь, как там, здесь дедушке не светила.

— Я, я! — снова «заякал» Гельмут, раздуваясь как шар. — Ми, немцы, в долгу. Я!

— Она прислала чек на сто тысяч марок, — добавила Наталья Викторовна устало, утомившись от неожиданного поворота судьбы и исторических перипетий. — И я хочу отдать все эти деньги тебе, потому что сама скоро стану родственницей фрау Шрабер. А теперь мы поедем к Светке, огорошим ее. Цигель, Гельмут, цигель, не рассиживайся!

— С ума сойти… — только и смогла промолвить Ольга, наливая себе воды.

Поскольку фотограф наотрез отказался красть Антошку, даже после хорошей взбучки, устроенной ему Ритой, то она решила действовать через… родителей Кости. А точнее, через Петра Давидовича, поскольку связываться с Елизаветой Сергеевной было небезопасно. Эта дама порешительнее самой Риты! Ей бы кожаную тужурку носить и маузер. А вот Петр Давидович, мямля и рохля, имел перед нею своеобразный должок. Напрасно, что ли, она отдалась ему на той пьяной вечеринке-оргии у Мамлюкова? Сам-то он должен хорошо об этом помнить! Недаром всегда краснел и глаза в карман прятал при встрече. Теперь главное — вновь окрутить его и использовать втемную: чтобы не догадывался об истинной цели, которую она преследует.

Рита улучила момент, когда Петр Давидович вышел из подъезда за газетами.

— Привет, папочка! — развязно сказала она и даже поцеловала его в щеку. — У-у, колючий какой! Почему не брит?

— Рита, Рита, ты что? — застеснялся Петр Давидович, пытаясь увлечь ее в сторону, подальше от зорких бабушек на лавочке. Это ему удалось. Но он тут же стал потеть и краснеть.

Стыд за давний проступок жег сердце. Дело в том, что он тогда впервые за тридцать лет супружеской жизни изменил жене. И если бы Елизавета Сергеевна узнала, то… Об этом было даже страшно подумать! Конечно, можно поискать оправдание в том, что он впервые в жизни страшно напился (подлец Мамлюков!), но разве сие учитывается при вынесении приговора? Нет, алкогольное опьянение лишь отягчает вину.

А с другой стороны, ему вдруг сделалось даже приятно, что Рита о нем вспомнила. Выходит, старый конь борозды не испортит! Старая гвардия еще молодым бойцам фору даст.

— Чего вам… тебе… вам? — запутался Петр Давидович.

— Ну-у, Петя? После того, что с нами было, — и «на вы»? Нехорошо. — Рита плотоядно улыбнулась, открыв ровные жемчужные зубки. — Я по тебе соскучилась.

— Будет заливать-то, — несколько отрезвел на морозе Петр Давидович. — С какой стати? Нам вообще лучше бы не встречаться больше. Глупо это. И грех. Я ведь отец Кости, мне и перед ним неловко. И свекор Ольги. А ты, я слышал, успела с ней поссориться? Нам с Елизаветой Сергеевной об этом Антошка рассказал. Ты же к ним приходила перед старым Новым годом?

— А-а, ерунда! — небрежно махнула ручкой фотомодель. — Мелкие разногласия, сейчас уже все позади. Просто она опять приревновала меня к Костюхе. А я ведь зашла тогда, только для того, чтобы на детей взглянуть. С подарками. Мне, Петр Давидович, Антошка совсем небезразличен. Я ведь для него не так уж и мало сделала: выбила из Каргополова деньги на операцию, знаете?

— Костя говорил, — кивнул Петр Давидович. — За это, конечно же, мы все тебе по гроб обязаны. И Ольга, и Костя, и Антошка, и я с Елизаветой Сергеевной.

— Вот-вот, — задумчиво проговорила Рита. — Обязаны. А то сразу «лучше бы нам не встречаться больше». Привыкли на мне ездить!

— Рита, девочка, послушай, — начал Петр Давидович, решив прочесть небольшую лекцию о милосердии и христианских ценностях, — качество добра измеряется не вложенными в него силами и уж тем более не ожиданием возмещения, а…

— Не надо меня лечить, доктор, — оборвала его Рита. — Я знаю, чего я хочу и что делаю.

— И чего же ты хочешь? — Петр Давидович сконфузился, подумав о том, что Рита, возможно, хочет провести с ним еще одну ночь. Это было бы крайне опасно и глупо, но он… согласен! Скажет Лизе, что отправляется на подледную рыбалку. Но его романтическим надеждам не суждено было сбыться.

— Чего я хочу? Просто еще раз повидать Антошку, — ответила Рита и тут же начала самозабвенно лгать. — Видишь ли, котик, Ольга на меня отчего-то продолжает дуться, я не могу к ней пойти. А через неделю мне улетать за границу. Надолго. Может быть, на год, а то и два. У меня хороший контракт.

— Поздравляю, — вяло сказал Петр Давидович.

— А я так привязалась к Антошке, что… Не могу улететь, не сделав ему чего-нибудь приятного. Душа просит.

— Разумно. Душа у тебя добрая, я знаю.

— И вот я решила… — Рита открыла сумочку и, порывшись в ней, вытащила три билета. — Я решила сходить с ним в цирк — на новое представление. Он ведь любит клоунов и прочих обезьян?

— Конечно. — Петр Давидович даже растрогался. Вытащил платок и громко сморкнулся. — Это ты молодец.

— Но Ольга его со мной не отпустит, — продолжила Рита. — Поэтому с Антошкой пойдешь ты. А я к вам присоединюсь позже.

— Вот как? — Петр Давидович потер руки. — Хорошо. Такая конспирация будет, да?

— Да. И вот еще что: не говори об этом Елизавете Сергеевне. Она, извини, женщина вздорная, может все испортить. Еще и сама в цирк напросится.

— Ладно, — согласился Петр Давидович.

— И Ольге не говори, куда пойдете, — выставила второе условие Рита. — Скажешь, что просто гулять. Пусть это и для нее, и для Антошки будет сюрпризом. А я вас буду ждать в машине и отвезу в цирк. Там мы и повеселимся.

— Отлично, — кивнул Петр Давидович.

Рита ликовала. Все складывалось удачно. Обработать Костиного отца оказалось не так уж и сложно. Он не столько глуп, сколько просто наивен. Старшее поколение все такое! Живут какими-то идеалами, продолжают верить в добро и справедливость. Смешные, потерянные люди! Нет, сейчас побеждает тот, кто бьет сзади… В цирке, во время антракта, Антошка «затеряется» в толпе, об этом она позаботится, и его увезут на дачку к Каргополову. А сама она вместе с Петром Давидовичем станет безуспешно искать ребенка по всему цирку. И ее никто не заподозрит. Во всем будет виноват Петр Давидович: не уберег внука…

— Девятнадцатое февраля, — прочитал дату на билетах Петр Давидович, близоруко щурясь. — Десять часов утра.

— Да, утренник, — усмехнулась Рита. — Через неделю. Я буду ждать вас в машине на соседней улице.

После того как матушка и Гельмут уехали, Ольга еще долго сидела неподвижно, буквально ошарашенная происшедшим. Ее прадед, надо же, благополучно жил в Германии и даже оставил какое-то там наследство! Да еще и компенсация за пребывание в плену, и чек от фрау Шрабер! Чудеса да и только. Но главное, теперь можно будет решить проблему с Ритой, вернуть долг. Словно гора с плеч упала…

Ольга вертела в руках чек на сто тысяч марок, оставленный матерью. И думала: этого с лихвой хватит, даже останется. Не стоит и менять на доллары. Бросить шантажистке бумажку в лицо — пусть подавится! Позвонить, что ли, фотографу? Узнать, где Ритка… Успеется. Сама объявится. Пусть до конца будет уверена, что прижала ее к стенке. Пускай наслаждается, недолго осталось. Интересно, какое у нее будет лицо, когда она получит чек? Наверное, как у выброшенной на лед рыбы…

И все-таки Ольгу не покидала тревога. Огорчало ее то, что она услышала от Маши Беловой. И прежде всего — положение Кости. Сама Маша-то наверняка катит сейчас куда-нибудь в скором поезде, она уже вне Москвы и вне досягаемости «этих людей», а он? Он — на краю пропасти. Надо его спасти. Вот если бы он тоже где-то спрятался, затаился на время в каком-нибудь укромном уголке. А барсетку с образцами она и сама может передать тому же Красноперову, главврачу больницы, о котором упоминала Маша. «Боже, что я делаю», — вслух ужаснулась Ольга, заметив, что чуть не скомкала от волнения драгоценный чек. Она разгладила подарок Гельмута и сунула его за стекло книжной полки. Вот только где найти «укромный уголок» для Кости? И как уговорить его пожить там некоторое время, чтобы об этом никто не знал? У друзей могут найти, у родителей тоже…

И тут к ней неожиданно пришел ответ, словно влетел в открытую форточку: у Леонида Максимовича, в клинике, под видом пациента! Идеальное место. Никто его там не найдет. Да и искать не станет. А когда все уляжется, Костя спокойненько выйдет. Главное, он останется целым и невредимым. Конечно, его будет сложно уговорить, но она приложит к этому все силы. Вместе с Леонидом Максимовичем.

Окрыленная этой спасительной идеей, Ольга пододвинула к себе телефон и стала набирать номер психотерапевта.

У Леонида Максимовича в кабинете в это время вновь сидел Константин. Он в очередной раз, второй или третий за этот день, приехал в клинику скорректировать план. Откровенно говоря, психотерапевт уже устал от его полубезумных «проектов по банку». И пять минут назад даже полушутя предложил:

— Может быть, тебе и уезжать не стоит? Поживи пока здесь, палату мы тебе найдем. Отдельную. Со всеми удобствами и с телефоном.

— А что? — с неожиданным энтузиазмом откликнулся Костя. — Между прочим, я и сам хотел попросить тебя об этом! Мне надо тщательно все обдумать, а дома то одно, то другое — с Антошкой играй, Никос орет, Ольга лезет со всякими глупыми вопросами или дуется, обижается непонятно на что. А мне сейчас просто не до них — это понимать надо! Я не возражаю.

— Даже так? — удивился Леонид Максимович, лишний раз убеждаясь, что Константина необходимо изолировать от общества: либо в тюрьму, либо сюда, в клинику.

— Вот только как объяснить Ольге? — задумался Костя.

Вот в этот момент она сама и позвонила.

— Алло? — произнес Леонид Максимович в трубку.

— Леня, мне надо с тобой поговорить по очень важному делу, — сказала на другом конце провода Ольга. — На днях мы к тебе приедем с моим мужем. Я хочу, чтобы ты убедил его лечь на пару недель в твою клинику. Ему просто необходимо побыть некоторое время вне дома. Ну и нервы подлечить.

— Погоди минутку, мне нужно закончить с одним пациентом, — отозвался Леонид Максимович и прикрыл ладонью трубку. Он посмотрел на Константина, который что-то чиркал карандашом по бумаге. Это был план служебных помещений банка. Со стороны он производил впечатление одержимого: с высунутым кончиком языка и капельками пота на лбу.

— Это твоя жена, — тихо произнес Леонид Максимович. — Хочет, чтобы ты лег ко мне в клинику.

— Здорово! — весело откликнулся Костя. — Значит, эта проблема решена.

— Думаю, мы решим эту проблему, — повторил в трубку психотерапевт. — Приезжайте с мужем, когда вам будет удобно.

— Какой-то у тебя голос странный, — сказала Ольга. — Словно еле сдерживаешься, чтобы не расхохотаться.

— Нет, просто у меня сейчас сидит очень трудный пациент, — ответил Леонид Максимович. — До свидания.

Его действительно душил смех. А «трудный пациент», скомкав бумагу и бросив ее в урну, принялся чертить снова. Когда он ушел, Леонид Максимович на всякий случай вытащил из мусорного ведра смятые листки и положил их в отдельную папочку. Кто знает: может быть, пригодятся для следствия или клинического диагноза. Сидеть Косте в тюрьме или надолго застрять в клинике, он еще не решил. Все будет зависеть от Ольги.

А Константин по дороге домой заехал в театральную кассу и купил три билета в цирк.

0

49

Глава семнадцатая
ЛОЖЬ БОЛЬШАЯ И МАЛАЯ

Ольга приготовила ужин и поджидала Костю. Достала бутылку шампанского — еще из тех запасов, которые остались от первого визита Гельмута. Детей уложила спать, снова зажгла свечи, как под старый Новый год. С того времени прошел почти месяц… Как много событий стремительно пронеслось за эти дни! Какой водоворот страстей! А что впереди? Ольга решила именно сейчас поговорить с мужем начистоту. Попробовать вместе решить все накопившиеся проблемы. Она хотела рассказать ему о встречах с Машей Беловой и Павлом. Показать барсетку и компромат Светланы Викторовны. Сообщить, наконец, о визите Риты, о долге и о неожиданно свалившемся чеке на сто тысяч марок. И уговорить его временно лечь в клинику, спрятаться ради собственной безопасности, пока она тут разгребает эти авгиевы конюшни… Но Константин опять опаздывал. Как и тогда.

Ольга сидела за столом, сложив руки и глядя в темный провал окна. Сперва ей было грустно и одиноко. Потом — обидно. Затем она начала сердиться и срывать досаду на цыпленке табака, кромсая его ножом и вилкой. Однако так и не поела толком. «Ладно, — решила Ольга, снова повеселев. — Ничего я тебе не буду рассказывать». И открыла бутылку шампанского. Она уже поняла, глядя на часы, что Костя сегодня придет поздно ночью, если вообще не под утро.

А Константин сидел у своих родителей. Заехав сюда на минутку, он застал их в ссоре, потому и остался — мирить. Елизавета Сергеевна возмущалась тем, что обнаружила на щеке у мужа губную помаду.

— Представляешь, пошел за газетами, а вернулся со следами поцелуя! — жаловалась она сыну.

— Это в автобусе, в давке, — пояснил Петр Давидович, кляня про себя злосчастную Риту и ее розовый перламутр. — Киоск был закрыт, пришлось в другой ехать.

— Нет, я понимаю, если в толчее кошелек свистнут, но кто же к тебе мог присосаться? Что за вампиры у нас в автобусах ездят? Кондукторы-вурдалаки?

Петр Давидович молчал, не зная, что придумать.

— Мама, — пришел ему на выручку Костя, — одна моя знакомая медсестра вот так же ехала в переполненном троллейбусе, а потом пришлось аборт делать.

— Да ну вас! — махнула рукой Елизавета Сергеевна и ушла на кухню, готовить пельмени.

— Спасибо, сынок, — поблагодарил отец. — Ты уж сегодня не уезжай, а то она еще долго меня пилить будет. И вообще, поужинаем вместе, посидим. Давно ведь не виделись!

— Ладно, — кивнул Костя. — А если честно, откуда поцелуй-то?

Петр Давидович не стал говорить про Риту.

— Автобус, давка, — как партизан, ответил он.

— Ну, пап, удивляюсь! Как мы с такими людьми, как ты, коммунизм не построили? Кремень, а не люди. Гвозди железные, — усмехнулся сын.

— Потому и не построили, что везде и всюду — давка, — не совсем вразумительно объяснил отец.

За пельменями и разговорами пролетело часа три… Тут только Костя вспомнил, что надо позвонить жене. Объяснив, почему он задерживается, спросил:

— А ты что делаешь?

— Пью шампанское, — ответила Ольга.

— С кем это?

— С тобой.

Константин почесал в затылке.

— А ты не много там выпила?

— Я виртуально с тобой, мысленно.

— А-а… тогда другое дело. Я сейчас тоже пойду чайку с тобой хлебну. Ты давай сюда виртуально перемещайся.

— А я уже там, разве не видишь?

— Вижу, — сказал Костя, вглядываясь в морозное окно. Снежные узоры на стекле действительно напоминали очертания изящной женщины. — Кстати, — добавил он. — Я купил три билета в цирк, на девятнадцатое февраля. В десять утра. Ты пригласи свою тетушку, как договаривались.

— Хорошо, — ответила Ольга. Голос ее был ровным и спокойным.

Она уже давно взяла себя в руки и больше не сердилась на Костю.

— Скоро буду, — сказал он, вешая трубку.

Через некоторое время Константин набрал еще один номер — Пурильского. Здесь разговор был коротким.

— В цирке со Светланой Викторовной я буду девятнадцатого февраля, в десять часов утра, — сообщил он. — Акцию проведу после антракта, во втором отделении.

— Хорошо, — так же односложно, как и Ольга, отозвался «серый кардинал». И подумал про себя: «А мы сделаем это до антракта».

Положив трубку, Константин вновь посмотрел в окно. Теперь в морозных узорах ему померещилась фигура Пурильского в кардинальской шапочке и мантии. «Пора домой!» — подумал он, потирая воспаленный лоб.

А Ольга в это время тоже звонила по телефону, достав визитку Павла.

— Билеты в цирк взяты на девятнадцатое февраля, на утреннее представление, — сказала она. — Я тоже иду вместе с ними.

— Хорошо, — откликнулся все тем же словцом и Павел. — Будем готовиться. Примем все необходимые меры.

Последний в тот вечер звонок достался Светлане Викторовне. В гостях у нее в это время сидели сестра и Гельмут. Вспоминали необычную судьбу дедушки, отмечали помолвку и неожиданно свалившееся наследство. Сестры уже решили отказаться от него в пользу Ольги. Свете и своих денег, выуженных у Каргополова, хватало; а Наташе, выходящей замуж за Шрабера, они теперь были и вовсе ни к чему. Тут-то Ольга им и дозвонилась.

Выслушав ее, тетушка искренне обрадовалась:

— В цирк? Сто лет там не была! Конечно, пойду. И Наташу возьмем с Гельмутом.

— Отлично! — сказала Ольга, сменив надоевшее слово.

Ей на морозном стекле виделись самые разные лица — смешные и хохочущие, хитрые и злобные, влюбленные и угрожающие, глуповатые и мудрствующие — целый сонм людей-призраков, пытающихся через окно ворваться в комнату, где продолжали гореть свечи.

Ночью Ренат думал о том, что срок ультиматума, который он выставил Косте, на днях истекает. Пора принимать решение. Абрек должен держать свое слово. Так учил его отец в затерянном высоко в горах, но воинственном ауле. Много ли значит мужчина, который лишь бросается пустыми угрозами? У которого можно безнаказанно увести женщину или коня? Украсть оружие или разорить дом? Вах! Такой мужчина просто-напросто тряпка, ему впору юбку носить и закрывать лицо… Но надо предварительно еще раз встретиться с Ольгой.

Ренат чуть отодвинулся от спящей рядом Людмилы. Тихо встал и прошел по мягкому ковру к затухающему камину. Подбросил в огонь несколько березовых поленьев. Сел в кресло и стал смотреть на разгорающиеся языки пламени. Вспоминал свое детство, юность, приезд в Москву, учебу в Лондоне… Вспоминал Ольгу и мысленно прощался с ней. Она навсегда останется в сердце одной из самых ярких страниц в его жизни. Теперь это место заняла другая, Люда. Так рассудил Аллах! И надо беречь то, что им даровано. Он сделает эту женщину счастливой. Русские мужчины не умеют любить. Они не умеют ни воевать, ни ценить дружбу. Они ничего не смыслят ни в бизнесе, ни в политике. Поэтому их так легко и обманывают все время. Это вырождающееся племя, скоро они совсем исчезнут с лица земли. Придут другие народы — более смелые, энергичные, жестокие, не боящиеся запаха крови. А у этих только одна присказка: «Лишь бы не было войны!». Дураки! Спрятались за этой поговоркой и надеются, что другие думают так же.

Единственное, что у них есть, — это их женщины. Но они и этого не в силах оценить. Пьют и мрут как мухи. Черт с ними, даже не жалко! А Константин пусть посидит у него в зиндане, до осени. Потом отпустит. Выкуп брать не станет, что с него взять, с нищего…

Ренат поднялся, прошел по коридору в кухню-столовую, а оттуда спустился по мраморной лестнице в подвальный этаж. Открыл ключом неприметную дверь в стене. Каменные ступеньки вели еще ниже. Там была небольшая комнатка, обитая деревом и войлоком. Из мебели — лишь простая скамья. В углу — параша. Тусклая лампочка под потолком.

«Конечно, это не номер люкс, — подумал Ренат, — но пусть радуется, что хоть не в земляной яме, с крысами».

Он поднялся по ступеням, вышел из зиндана, запер за собой дверь. Ключ прицепил к брелоку от машины. Затем прошел через гостиную в свой кабинет. Ему вдруг почудился шорох за спиной, он быстро оглянулся, но никого не увидел. Да и кто, кроме него и Люды, мог быть в пустом доме? Прислуга и тело­хранители спят в соседнем флигеле…

Ренат подошел к стене, сдвинул в сторону картину, изображавшую бедуина на арабском скакуне. Стал набирать шифр на цифровом замке сейфа. В тишине отчетливо зазвучали щелчки. Открыв тяжелую дверцу, Ренат вытащил увесистую пачку — на расходы. Он хотел сделать Людмиле дорогой подарок — бриллиантовое колье. Сейф был набит деньгами. Около миллиона долларов. И вновь ему померещилось, что сзади кто-то стоит.

Повернулся — никого. Дверь в кабинет открыта, но он сам забыл ее запереть. Бросив деньги в ящик стола, Ренат налил себе рюмку коньяка, выпил, закусил долькой лимона и направился в спальню. Камин разгорелся вовсю, дрова весело потрескивали. В кресле, завернувшись в плед, сидела Люда.

— Люблю смотреть на огонь, — произнесла она улыбаясь.

Днем к Ольге неожиданно завалился Джойстик.

— А Кости нет, — сказала она, принимая роскошный букет темных гвоздик.

— Знаю! — ухмыльнулся он. — Я от них удрал. Они сейчас все вместе сидят, в пивбаре.

— Кто — «они»? — поинтересовалась Ольга, приглашая Джойстика в комнату.

Уборка квартиры подходила к концу. Антошка играл с братиком в манеже.

— Ну-у… Костя, Валера, Вася, Митька, — перечислил тот. — Дуют пиво и обсуждают.

— Что «обсуждают»? — спросила она, взяв ведро с мусором.

— Все то же — как банк ограбить, — лениво ответил Джойстик.

Ольга как стояла с ведром и веником, так и опустилась на кстати подвернувшийся стул. Сердце заколотилось, но она сдержалась, не подала виду, лишь побледнела. Джойстик воспринял ее реакцию по-своему.

— Устала? Давай помогу, — сказал он, принимая ведро. — Куда выносить?

— В мусоропровод, возле лестницы, — промолвила Ольга. «Час от часу не легче! — подумала она с тревогой. — Да что же он такой неугомонный? То в киллеры подается, то в грабители! Кто ж его на это дело сосватал?»

Когда Джойстик вернулся, Ольга решила выпытать у него подробности, хотя все еще надеялась, что тот шутит.

— А чего же ты ушел? — небрежно спросила она. — Дело-то серьезное.

— Да уж, серьезнее не бывает, — согласился Джойстик. — Такими вещами не шутят. Но, ты знаешь, я бы на это никогда не пошел, как бы меня Костя ни уговаривал, если бы не ты.

— Я? Конечно, — кивнула Ольга.

— Ведь это же ты попросила его, чтобы в их затее непременно участвовал я, — продолжил рассуждать Джойстик, слоняясь по комнате вокруг Ольги. — И ты права: без меня у этих обормотов ничего не получится.

— Ну разумеется, — вновь кивнула Ольга. — Без тебя — как же?

— Кто им вскроет компьютерные файлы, серверы, отключит охранную систему? — хвастливо добавил гость. — А если постараться, так можно снять деньги прямо со счетов и перевести в другой банк.

«Да, похоже, они совсем не шутят, — подумала Ольга. — Костю необходимо класть в клинику».

— Ну кто? — повторил Джойстик. — Кто все это сделает?

— Ты, — ласково ответила она. — Успокойся, сядь. Выпей чаю.

«И этого — в ту же палату, — решила она. — И остальных. И меня вместе с ними. Психи!»

— Одного не могу понять — как ты в это влезла? — Джойстик продолжал ходить по комнате. Он был очень возбужден. — Я долго над этим думал, а потом догадался. Сказать?

— Говори.

Ольга стала разливать по чашкам чай. Холодный и с лимоном — по-английски.

— Я понял, что эта идея вообще принадлежит тебе! — торжествующе объявил Джойстик. — Ты — мозг всей операции, а Костя — лишь умелый исполнитель. Своего-то ума у него мало… И ты здорово все продумала. Мастерски. Будто всю жизнь банки грабила. Прямо Бонни и Клайд в одном флаконе!

— Еще бы! — залихватски подмигнула Ольга. И усмехнулась: — С детства об этом мечтала.

— Фантазии у тебя навалом, — похвалил Джойстик, с уважением глядя на нее. — Все рассчитала. Отвлекающие маневры, внезапность, пути отхода. Молодец! Я всегда знал, что ты — девушка необычная, умнейшая, прекраснее всех и должна по праву занимать королевский трон. Разве в этой стране можно честно заработать деньги? Нет. И я тебя нисколько не укоряю за эту безумную идею с банком. Правильно. Сорвать лимонов тридцать баксов и мотать отсюда. Хоть в тот же Израиль. В прошлом году у тебя не получилось туда уехать, а сейчас можно… Вместе со мной, — добавил он с надеждой. — Как ты на это смотришь? Я ведь и согласился-то на это только ради тебя.

— Погоди, Джойстик, — остановила его Ольга. — Поговорим об этом позже. Лучше скажи, Костя никого больше не привлек к этому делу? А то он темнит что-то.

— Есть еще какие-то двое, доктор и служащая банка. Я их не знаю, — сказал Джойстик. — Но ты-то про них, наверное, в курсе?

— Угу, — ответила она. — А дату операции он, надеюсь, не изменил?

— Нет, все то же число — двадцать шестое февраля, во второй половине дня, — сказал так ничего и не заподозривший Джойстик.

— Через неделю после циркового представления, — рассеянно произнесла она.

— Что? — спросил Джойстик.

— Ничего.

Ольга подарила гостю одну из своих самых неж­ных улыбок. И сказала:

— Ты не говори Косте, что приходил сюда. А то сам знаешь, какой он ревнивый!

— Да ни за что на свете! — Джойстик расцвел от этой чарующей улыбки, воспринимая ее как долго­жданный аванс.

Но когда он полез к ней с поцелуем, Ольга поспешно отодвинулась и твердо произнесла:

— А теперь ступай. У меня дел невпроворот.

— Ладно, — тотчас сник Джойстик. — Надеюсь, в Хайфе ты будешь благосклоннее.

— Не сомневайся, — вновь рассеянно ответила она, думая уже совсем о другом. Что ни день, то новые проблемы! И все на ее хрупкие плечи…

«Я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Так назывался один итальянский фильм. Персонажи в нем так долго притворялись, что сами вконец запутались. Примерно то же самое происходило и в клинике Леонида Максимовича, куда приехали Ольга и Костя. Сейчас они все втроем устроились возле круглого стола и выжидающе улыбались.

— Вот это и есть мой муж, — произнесла наконец Ольга.

— Так-так, — молвил психотерапевт, ласково глядя на них обоих. — Простите, забыл, как вас?

— Я — Ольга. Он — Константин.

— Угу! — буркнул супруг, решив сыграть угрюмого человеконенавистника.

— У него в последнее время сильно расшатались нервы, — добавила Ольга, понимая, что Леониду Максимовичу нужны какие-то веские аргументы, хотя бы для проформы, чтобы положить Костю в клинику.

— Сплю плохо, — опять пробурчал муж. — Сны эротические вижу.

— Так-так, — снова сказал психотерапевт. — В этом мы вам поможем. Астральные выходы из тела совершаете?

— Регулярно, — ответил Костя. — Иногда вместе с ней. — Он кивнул в сторону жены. — Она ведь у вас на приеме уже была?

— Мы решали несколько другие психотерапевтические вопросы, — уклонился от прямого ответа главврач. — Ваша супруга предрасположена к мнемотехническому лунатизму в состоянии бодрствования.

— И иногда впадаю в сенсорную изоляцию от реальных объектов, — пояснила Косте жена, запомнив что-то из прочитанной давным-давно книжки по парапсихологии.

— Это каждый делает перед обедом и ужином, — согласился муж.

Леонид Максимович побарабанил по столу пальцами.

— А еще, доктор, я чувствую, как натощак во мне борются «инь» и «янь», — сказал Костя. — И в организме циркулирует энергетическая чакра-свадхистана. — Он тоже кое-что читал, только забыл смысл сказанного.

— Эта чакра связана с половыми функциями, — мягко произнес Леонид Максимович. — Так-так. Будем лечить.

В это время, совсем некстати, в его кабинет за­глянула Люда в лыжном костюмчике. Все трое еще больше смутились. Она также не ожидала встретить здесь Костю и Ольгу.

— Извините, что помешала, — сказала Люда.

— Здравствуйте, — произнесла Ольга.

— Моя сестра, — представил ее Леонид Максимович.

— А мы ее квартиранты, — совсем уж невпопад проговорил Костя.

Наступило вязкое молчание. Все чего-то ждали. Больше всего это походило на спиритический сеанс: того и гляди круглый стол начнет вертеться и откуда-то из угла явится мерцающий дух и замогильным голосом станет отвечать на задаваемые вопросы. А в конце предъявит счет за потревоженный сон.

— Ну, я пошла, — сказала Люда.

— А зачем приходила? — спросил Леонид Максимович.

— За таблеткой аспирина. Голова болит.

«Все врут, — подумала Ольга. — И Леня сам что-то скрывает. И Костя покраснел. Тут что-то не так».

Когда Людмила ушла, она решила заканчивать комедию.

— Доктор, так что вы посоветуете? — спросила Ольга, заранее зная ответ.

— Стационарное наблюдение, — отозвался Леонид Максимович. — Если ваш муж не возражает.

— Мы не против, — важно кивнул Костя. — Самому хочется полежать, полечить нервишки. Сколько это будет стоить?

— Для вас — бесплатно. У нас есть льготный фонд. Случай очень интересный. Ради науки пойдем вам навстречу. Станем лечить и изучать для будущих диссертаций. А вы сами-то не хотели бы тоже лечь в клинику? — посмотрел на Ольгу психотерапевт.

— Возможно. Потом, — ответила она. — Так когда произвести завоз?

— Завоз? — не понял Леонид Максимович.

— Когда меня оформите в палату, — пояснил Костя.

— Это вам решать. Хоть с сегодняшнего дня.

Ольга толкнула мужа под столом ногой. Тот что-то прикидывал в уме.

— Пожалуй, числа с девятнадцатого, — сказал он. — Оптимальный вариант. Пока у меня еще есть кое-какие дела. Идет?

— Хорошо, — ответил главврач. — Как вам будет угодно. Палату мы приготовим. И не забудьте прихватить теплые вещи.

— Уж это непременно, — согласилась Ольга. — Я сама за этим прослежу.

Ей было смешно, но в то же время и тревожно. Ее не покидало чувство, что тут все-таки что-то не так: существует какой-то обман, идет сложная игра. Да еще Люда вдруг объявилась…

А Константин был очень доволен. Они возвращались из клиники по заснеженной дорожке мимо ледяного озера. Темнело. Надо было успеть домой, к детям, пока Елизавета Сергеевна не начнет ругаться за опоздание.

«Почему Костя так легко согласился лечь в клинику?» — думала Ольга, уже не радуясь своей затее.

0

50

Глава восемнадцатая
У НАС В КЛИНИКЕ ВЕСЕЛО!

Вид покрытого льдом озера напомнил Ольге о трех типах, которые гнались за нею здесь почти месяц назад и которых она в итоге спасла из полыньи. Судя по всему, они работают в клинике санитарами, ведь именно эти отморозки приезжали за Вольдемаром. Но тогда они не признали в Ольге свою спасительницу: хотели поскорее погрузить очередного психа. Зачем только Леонид Максимович держит у себя таких уродов? Надо бы с ним поговорить на эту тему, предостеречь, а то рано или поздно они навлекут беду на всю клинику. Еще зарежут кого-нибудь или изнасилуют.

Тут Ольга остановилась. Вспомнив о Вольдемаре, она подумала, что совсем нехорошо уходить вот так, не повидавшись с ним, не проведав. Все-таки не чужой. Пусть он всегда был каким-то странным и не особенно ей нравился, но ведь относился он к ней неизменно по-доброму, жалел, а мама, кажется, даже любила его. По крайней мере, жила с ним и была вполне счастлива.

— Ты что? — спросил Костя, поторапливая ее.

— Мне надо вернуться, — ответила Ольга. — Ты иди, если хочешь, поезжай домой, а мне нужно проведать Вольдемара.

— Какого еще Вольдемара? — отмахнулся Костя. — Пошли.

— Вольдемар был гражданским мужем мамы. Он и к Антошке в больницу вместе с ней заглядывал, и на Новый год…

— А-а! Конечно, помню. Значит, бедолага тронулся? Что ж ты сразу-то не сказала? Это хорошо. Ну, в смысле, что мне будет там не так одиноко. Стану смотреть на него и вспоминать тебя.

— Я тебе для этой цели фотокарточку оставлю, — пообещала Ольга и повернула назад.

— Погоди! — догнал ее Костя. — Неужели ты думаешь, что я тебя одну отпущу? Пошли уж вместе. Заодно и я дедулю проведаю, Данилу Маркеловича… Хорошая у нас тут компания подбирается! — с воодушевлением добавил он, щелкнув пальцами. — Ты там подумай потом, кого бы еще сюда оформить? Может быть, Джойстика или Митьку? Или Валеру-клоуна? Веселее будет всем вместе, коллективно впадать в окончательное безумие.

Он шел рядом и шутил, а Ольга вдруг спросила:

— Послушай, а эта Люда разве тут работает?

— Нет, конечно.

— А где? Когда ты договаривался насчет квартиры, она тебе не говорила?

Костя, не ожидая подвоха, беспечно ответил:

— В «Инвестстальбанке». Там служит, с денежными массами общается, и очень тесно.

Тут он осекся и на всякий случай добавил:

— Впрочем, точно не знаю. Я ведь ее видел-то всего раза два-три, не больше. Когда квартиру осматривал да когда деньги за год вперед отдавал. И представления о ней никакого не имею.

«Зачем же ты врешь? — подумала Ольга и нахмурилась. — А фото на пляже?» Еще одна мысль кольнула ее: Джойстик говорил, что в ограблении примет участие служащая банка, наводчица, и какой-то доктор. Так не они ли это — брат и сестра Марковы? Психотерапевт и банкирша? Пораженная этой догадкой и чувствуя, что близка к истине, Ольга замедлила шаг. Все сходится. Неужели правда? Иначе зачем Косте лгать? Одна ложь рождает другую, вторая — третью, а из них вырастают предательства и преступления…

Впереди показались стены клиники. Ворота были открыты, будто приглашая всех желающих посетить «Дом дураков». А рядом по заснеженным стволам осин и елей сновали шустрые белки, далекие от людских забот.

Прежде Гельмут частенько проводил время в обществе Каргополова, Риты и Ольги, теперь состав компании несколько изменился: его окружали матушка бывшей невесты и бывшая жена депутата, получившая наконец развод. Однако квартира осталась та же, каргополовская. Хозяйничала здесь сама Светлана Викторовна, и веселились они уже третий день. По-русски и по-немецки, что в общем-то почти одно и то же. Праздновали все подряд: и помолвку Гельмута с Наташей, и развод Светы с Каргополовым, и явление сестрам пропавшего в войну дедушки, пусть неживого… Казалось, что Алексей Петрович Шаров в красноармейской гимнастерке, широких галифе и тирольской шляпе с перышком сам сидит сейчас вместе с ними за столом, щурится, пьет водку и хитро улыбается. Видение то исчезало, то возвращалось — вместе с содержимым бокалов.

Когда Светлана Викторовна передала гостям поступившее от племянницы предложение пойти в цирк, те обрадовались. В особенный восторг пришел Гельмут. И собрался даже ехать туда немедленно.

— О! Руссиш мьедвьеди! Цирк… цыргане… — проговорил он заплетающимся языком. — Бистро, шнель, едем! В табор…

— В табор к цыганам — это тебя Каргополов повезет, — сказала Света. — А в цирк мы отправимся через неделю. Надеюсь, к этому времени все присутствующие протрезвеют. Будут тебе там «руссиш мьедвьеди». Как в сорок третьем. Скажи, а твой героический папаша с хлыстом, который на фото рядом с моим дедушкой, на фронте был? Воевал с нашими?

— Найн! — покачал головой Гельмут. — У ньего… как это по-рюсски?.. Грижа.

— Косил, значит, — заметила Наташа. — Видно, шибко умный был.

— Майн дядя Эрнст — да, воеваль, — продолжил экскурс в прошлое Гельмут. — Вермахт. Унтер-официр. Тоже попаль в плен. Под этот… Сталинбург.

— Сталинград, — поправила Наташа.

— Я, я! — кивнул Гельмут. — Сталинград! Сила! Ви тогда показаль всем! Гитлер — капут.

— Капут, капут, — согласилась Света. — А его судьба какова? Дяди Эрнста?

Гельмут развел руками. Его толстое добродушное лицо стало грустным.

— Пропаль, исчез, — сказал он понуро. — Сгинуль.

— Да, тут тебе не Германия, — взглянула на сестру Света. — Фермочкой собственной в плену не обзаведешься. А вот безымянной могилой — пожалуйста. Ничего, попробуем какие-нибудь следы разыскать, через военные архивы. Учет-то у нас тоже ведется, не хуже немецкого. Только Сталинграда больше нет, вместе с армией. Теперь пришли сюда всего одну роту бундесвера — и весь Кремль навстречу выйдет, с цветами и хлебом-солью, во главе с «лучшим немцем» — Мишкой Меченым. Небось рад был, когда Горби Союз развалил? — толкнула она засыпавшего Гельмута.

— О, Горби! — услышал он. — Карашо!

— При Сталине этот Горбатый с горшка бы от поноса не слезал, как и все прочие, — сказала Света. — И клялся бы в верности идеалам коммунизма с утра до вечера, как мой Каргополов в свое время, не к ночи будь помянут. — И она сотворила крестное знамение, добавив: — Черт проклятый!..

Накликала. Депутат почти тут же и явился, как из табакерки выскочил. Открыл дверь своим ключом и встал на пороге в позе римского патриция, окидывая присутствующих презрительным взглядом.

— И ты, Гельмут! — цезариански произнес он, будто получил от немца смертельный удар ножом в бок.

Господин Шрабер притворился спящим, склонив голову на плечо к Наташе. Даже всхрапнул. А Светлана Викторовна гневно отреагировала на реплику:

— Чего это ты тут шастаешь, чучело огородное? Пошел отсюда в свою Думу, там и изображай из себя Цицерона! И ключи верни.

— Не беспокойтесь, Светлана Викторовна, я за своими личными вещами пришел, — ответил Каргополов. Открыв шкаф, он начал укладывать в сумку белье.

— Вишь, за трусами и кальсонами явился, — кивнула сестре бывшая супруга. — Надо было мне в них дырок ножницами понаделать!

— Да оставь ты его в покое, — шепотом ответила Наташа. — На него смотреть жалко.

— О, ты этого скорпиона плохо знаешь, он жало-то прячет! — возразила Светлана.

Каргополов тем временем подхватил набитую сумку и пошел к двери. Ключи он бросил на тумбочку.

— Ну-с, счастливо оставаться! — с металличе­ской ноткой в голосе произнес депутат: он знал, что жить бывшей супруге осталось всего несколько дней.

— И вам не кашлять! — крикнула вслед Светлана Викторовна.

У подъезда Каргополов залез в джип, за рулем которого сидела Рита. Он ткнулся ей в плечо, прильнул и пустил слезу.

— Как мне плохо! — простонал депутат. — Кругом враги, предатели, завистники, все меня норовят обмануть, убить. И зачем только я бросил свой совхоз и полез в политику, в Думу эту гребаную? Жил бы себе спокойно, хлеб сеял… Нет, поманили, завлекли, душу купили, совесть вместе со мной пропили…

— Терпи, казак, я рядом, — холодно ответила Рита, заводя мотор.

— Только ты и осталась, — шмыгнул носом Каргополов. — А может, уедем отсюда куда-нибудь… в Лимпопо? Станем страусов разводить… У меня еще полмиллиончика в одном банке спрятано. Последние.

— Ну ты, Вадик, совсем спятил! — уже ледяным голосом сказала Рита. — Сам ты страус. Нет, езжай уж в Лимпопо один, без меня.

А про себя подумала: «Все, сдался человек, кончился. Пора искать другого, к которому можно прислониться. Но и этого еще надо использовать, в по­следний раз. Потом можно выбрасывать».

Джип помчался по улицам Москвы — за город, в сторону Мытищ, где у Каргополова имелась редко посещаемая и малоприметная дачка. Рита хотела осмотреть ее и приготовить все для приема Антошки. А в сторожа и депутат сгодится.

Ольга в сопровождении медсестры отправилась в палату к Вольдемару, а Константина проводили в одно из подвальных помещений, переоборудованное под мастерскую, где сейчас творил Данила Маркелович Жаков. Дедуля был бодр и по-стариковски весел, сыпал прибаутками и ехидными насмешками, как генералиссимус Суворов в опале. Да и с виду он был такой же — сухощавый, маленький и подвижный. Он перебегал от одной картины к другой, словно вылетевшая из термометра ртуть, делая быстрые мазки, а за ним едва поспевали Лавр и Гельманд. Появление Константина старик художник встретил петушиным криком. Подскочил к нему и мазнул кисточкой по лбу — не удержался.

— Так лучше будет, — сказал Жаков, вглядываясь в гостя. — Одного маленького штришка не хватало. Зачем, гусар, пожаловал?

— Вас проведать. Скоро соседями станем, — ответил Костя. — Тоже сюда ложусь, только буду не картины, а романы писать.

— Кто там у нас из писателей тронутым-то был? — наморщил лоб дедуля. — Гоголь, что ли?

— Да все они чохом, — подсказал Лаврик, боязливо поглядывая на вновь пришедшего. — Особливо этот, который только о говне да моче и пишет, — Сорокин. Папа, так какую картину мы забираем?

— Эту! — решил за Жакова Гельманд, ткнув пальцем в один из холстов, на котором был изображен птичий базар в лесу. — Крайне выразительно.

— Ку-ку! Ку-ку! — отрицательно закуковал дедуля. — Эту нельзя, не готова. Еще дятла не дорисовал, цапля ногу не поджала, соловушка не пропел, аист гнездо не свил. Прочь, прочь! Берите вон ту — с собачками.

Он подбежал к стенке, возле которой стояла картина со сворой псов. Морды их походили на человеческие. В одном угадывался любимый сынок, в другом, с бульдожьей челюстью, — галерист Гельманд. Все собачьи поводки держал копытом Козерог.

— Ха-ха-ха! — одобрительно засмеялся галерист. — Это пойдет, забавно, с народным юмором, в духе примитивизма!

Лаврик стал заворачивать картину в оберточную бумагу.

— А не жалко вам, — шепнул старику Костя, — вот так расставаться со своими трудами?

— Чего жалеть-то? — усмехнулся дедуля. — Это же не в костер пойдет, а на обозрение. Жалко тех, кто себя на этом холсте узнает. Мне бы успеть всю мировую историю на картинах запечатлеть, с библейских времен. Такой вот я цикл задумал. Торопиться надо, пока ноги не протянул. А теперь иди, ступай, успеем еще наговориться…

Выпровоженный из мастерской, Костя отправился в кабинет главврача. Там он застал Ольгу, которая с тревогой говорила психотерапевту:

— …меня не узнал; когда я напомнила о маме, Вольдемар лишь засмеялся и стал декламировать — я запомнила:

«Сей мир противен светлому уму,

И мудрый ужасается ему.

И в счастье, и в беде — одна судьба:

Безумна с высшим судией борьба…» —

что это означает?

— Это из Фирдоуси, — усмехнулся Леонид Максимович. — Двустишия — бейты из поэмы «Шах-наме». В последнее время наш пациент увлекся восточной поэзией. В противовес получает седуксен в сочетании с ваннами. Вскоре Абу-аль-Касим Фирдоуси улепетнет обратно в Персию. Но на его место может явиться кто-то другой, например Иммануил Кант. — Он кивнул Косте: — Садитесь, мы скоро закончим.

— А нельзя ли сохранить в его душе и поэзию, и Канта, и музыку, и все прочее, коли ему так хочется? — спросила Ольга.

— Не положено, — мягко ответил Леонид Максимович. — То есть положить-то в этот ящик можно что угодно, любые драгоценности и всякий хлам, но разобраться потом будет сложно. Сначала надо очистить, разобрать вещи, рассортировать их, если хотите — провести инвентаризацию. После этого рассудок начнет работать нормально.

— Душа — ящик? — снова задала вопрос Ольга, взглянув на психотерапевта как-то по-новому, пристальнее, будто впервые различая какие-то черты.

— Да, — кивнул тот. — Причем очень неудобный и громоздкий. Похож на старый бабушкин сундук, который приходится постоянно возить с собой, переезжая с места на место. Вот почему надо периодически делать ревизию накопившегося барахла.

— А барахло — это чувства? — не удержалась от вопроса Ольга. — И любовь, и честь, и вера в справедливость, в добро?

Константин с интересом наблюдал за их разговором. Жену он тоже словно увидел впервые. По крайней мере, прежде он никогда не замечал за ней столь глубоких и взволнованных мыслей. А может быть, просто не хотел замечать?

— Практически — да, — отозвался психотерапевт. — Но все зависит от того, как к этому относится сам человек: хочет он пребывать в мире иллюзий или в реальности. Позволит он пленить себя чувствам или покорится воле рассудка? Я вам даже так скажу: ум и сердце человека всегда будут находиться в непрекращающейся борьбе. Они — смертельные враги.

— Я не согласна, — подумав, произнесла Ольга. — Душа — это плодородная почва, на которой произрастает Древо Разума. Чем она благодатнее, тем стройнее и ветвистее Древо, тем оно плодоноснее и полезнее. Иначе на сухой и безжизненной земле вырастет какой-нибудь саксаул. Напитай почву, человеческую душу, сердце любовью и милосердием — и крона этого Древа даст тень и прохладу усталым путникам, а плоды — пищу разуму. Разуму не злому, а доброму, каким он и должен быть по божественному промыслу!

Теперь уже не только Костя, но и сам психотерапевт с немалым удивлением взглянул на Ольгу. «Она не только красива, но и умна, и талантлива, — подумал Леонид Максимович. — Природа создала эту женщину почти совершенной».

Вслух же он сказал:

— Тема эта — для длительной беседы, когда-нибудь мы к ней вернемся. Теперь же меня ожидают другие пациенты. Извините.

…Когда они покидали клинику, Костя, взяв Ольгу под руку, произнес:

— Он — дурень, а ты у меня молодчина и во всем права.

— А ты в этом сомневался? — улыбнулась она в ответ.

Людмила домчалась на лыжах до знакомых коттеджей, но Рената не встретила. Впрочем, она и не ожидала встречи: сегодня он должен был находиться в своей авиакомпании. Охранник, уже знавший лыжницу в лицо, пропустил ее. Люда сбросила лыжи, прислонила их к стене ренатовского домика, своим ключом отперла дверь и вошла внутрь. Прежде всего бросила в камин приготовленные с вечера дрова, разожгла огонь. Налила себе рюмку коньяка. Немного согревшись, она встала и прошла на кухню. Спустилась по мраморной лестнице в подвальное помещение, такое огромное, что можно было бы играть в мини-футбол. Тут стояли бильярдные столы, кресла для кинопросмотров, имелась барная стойка с великолепным набором крепких напитков. В самом дальнем углу Люда обнаружила едва приметную дверь в стене, почти сливавшуюся с облицовкой. Дверь оказалась заперта.

Она вновь поднялась наверх, прошла через гостиную в кабинет Рената. Уверенно подошла к картине с арабским скакуном и бедуином.

— Ну что, Сезам, открывайся! — насмешливо произнесла Людмила и сдвинула раму в сторону.

Затем стала набирать шифр. В тишине раздались щелчки кнопок кодового замка. Последняя цифра никак не хотела подходить. Видимо, она неправильно запомнила. Люда спокойно, не нервничая, зная, что дома никого нет и никто в ближайшее время не придет, подбирала верную комбинацию. Не мог же Ренат изменить шифр? Наконец все цифры сошлись. Она открыла тяжелую дверцу сейфа и удовлетворенно усмехнулась: нижнее отделение стального шкафчика было доверху забито пачками денег. Взяв одну, Людмила глазом профессионала определила, что в ней десять тысяч долларов.

— Очень хорошо, — сказала она.

Верхнюю полку занимали какие-то папки, бумаги, документы. Лежал там и пистолет в наплечной кобуре. «Может быть, все-таки съездить в казино?» — подумала она, продолжая держать пачку в руке. Но благоразумие оказалось сильнее азарта. Люда бросила деньги обратно и закрыла сейф. «Обязательно съезжу и сыграю, — решила она. — Только потом. В Лас-Вегасе». И возвратилась к потрескивающему камину, где ее поджидали веселые огоньки пламени, постепенно подчинившие себе все ее внимание и мысли.

Вернувшийся поздним вечером Ренат застал Люду уже спящей. Ее золотистые волосы эффектно разметались по белоснежной подушке. «Прямо Анжелика, маркиза ангелов», — подумал он, вспомнив старый, виденный еще в детстве фильм. Может быть, именно тогда он и влюбился навсегда в подобных женщин — прекрасных авантюристок. Достав из кармана футляр, Ренат открыл его и вытащил сверкающее алмазными гранями колье. Он положил украшение рядом с Людмилой, на край подушки. Залюбовался спящей.

В этот момент его «Анжелика» открыла небесно-голубые глаза, чарующе улыбнулась и протянула к Ренату руки.

— Милый, — томно сказала волшебница из «Инвестстальбанка», — почему ты сегодня так поздно?

— Работа, работа, — дважды ответил Ренат. И поцеловал Люду — тоже два раза. В третий — не успел: она увидела бриллиантовое колье на подушке. Впрочем, она заметила его еще раньше, когда «спала».

— О! — с восхищением промолвила прекрасная чаровница.

— Оно твое, — обрадовался Ренат ее восторгу.

— Какой ты милый!

Людмила вскочила, подбежала к зеркалу, стала примерять колье. Ренат подошел и помог ей застегнуть цепочку.

— Тебе очень идет, — сказал он. — Но ты достойна гораздо большего!

— А большее — это что? — игриво спросила она, вглядываясь в свое отражение.

— Это — самые высокие вершины кавказских гор! — ответил Ренат, не придумав в этот момент ничего лучшего. — Мы обязательно съездим весной в мой горный аул, и я познакомлю тебя со своей родней.

— Неплохо придумано, — сказала Людмила, но особой радости при этом не испытала. Однако продолжала улыбаться.

Ренат тоже смотрел на нее и себя в зеркало, где искрилось колье. Но тут, под влиянием каких-то неведомых причин, амальгама сыграла с ними злую шутку: лицо Людмилы вдруг стало затуманиваться и исчезать, пока не пропало совсем. Мгновение, и оно возвратилось — еще более прекрасное и оживленное.

— Ф-фу ты! — выдохнул Ренат, протирая глаза. — Что-то я сегодня на работе совсем вымотался… Пойдем ужинать?

— Ну конечно, милый! — откликнулась Люда, украдкой погрозив венецианскому зеркалу пальчиком.

0

51

Глава девятнадцатая
ГДЕ ОН, КИТЕЖ-ГРАД?

Елизавета Сергеевна, конечно, лишь делала вид, что она сердится на Ольгу и Константина за то, что они пришли позже, чем обещали. На самом деле ей нравилось сидеть с детьми, играть с Антошкой и учить его грамматике, пеленать Никоса. И пусть бы родители не приходили хоть до утра! Но они вернулись. Елизавета Сергеевна поворчала для порядка и вместе с Петром Давидовичем стала собираться домой.

— А девятнадцатого к вам не надо приехать? — простодушно спросил он.

— Вот именно девятнадцатого и нужно, с ут­ра, — ответил Костя. — Нам с Ольгой предстоит отлу­читься.

Он уже договорился с женой, что сообщать родителям об их походе в цирк не стоит. Скажут: почему одни, без нас, без Антошки? С ними пойдут в следующий раз, а пока — со Светланой Викторовной, отношения которой с Елизаветой Сергеевной с самого начала напоминали тихо тлеющий конфликт.

— Почему именно девятнадцатого? — услыхала краем уха свекровь.

— Потому что нам с Костей надо съездить в дет­скую больницу, где Антошка лежал, — ответила Ольга, покривив душой.

— Зачем? — встревожилась Елизавета Сергеевна.

— Ну-у… Там будет субботник, — ляпнул Костя, приходя на выручку жене. — А мы уже обещали Попондопулосу помочь белить стены. Все родители придут.

Елизавета Сергеевна успокоилась. Уже уходя, она вдруг вспомнила:

— Тебе, Оленька, звонили с телевидения. Два раза.

— Это еще по какому поводу? — удивилась невестка. С «Останкино» ее никогда ничего не связывало. Даже знакомых там не было.

— Откуда же мне знать? Телефон оставили. Позвони завтра сама.

Ольга повертела в руках бумажку с номером, положила на стол и тотчас забыла о ней. Другое заботило сейчас сильнее: банк, цирк, барсетка с образцами, клиника Леонида Максимовича, он сам, его сестра, компромат Светланы Викторовны, Ренат — вновь позвонивший и настойчиво требовавший встретиться, Рита со своим долгом, а еще Антошка с легкой температурой, заплакавший Никос и Костя, засунувший куда-то свою электробритву и переворачивающий в доме все вверх дном.

— Поищи в холодильнике, — посоветовала Ольга. — Последний раз я видела ее там.

Константин полез в морозильную камеру и обнаружил то, что искал. Рядом с пачкой пельменей.

— Какого черта? — проворчал он. — Что она тут делает?

— Это еще что! — успокоила его жена. — Как-то раз после бритья ты засунул эту штуковину в микроволновку. Хорошо еще, что не намазал бритву майонезом. Классный получился бы бутерброд! Горяченький и остренький. Надо было тебе не мешать.

— Извини, я в последнее время стал немного рассеянным. Ты разве не слышишь, что Никос плачет?

— Уже бегу.

Успокоив и укачав малыша, рассказав Антошке на ночь сказку из «Тысячи и одной ночи», Ольга вернулась к мужу, который смотрел по телевизору бокс.

— Не кури, пожалуйста, — попросила она. — Дым по всей квартире.

— А-а! Пустяки! — махнул он рукой и сымитировал свинг, подражая кусачему Тайсону.

— Нам надо поговорить, — сказала Ольга, решив все же объясниться с Костей. Одной ей все эти проблемы не решить. Муж и жена должны действовать сообща. И это для его же блага.

— А-а! Потом! — Костя нанес Холифилду прямой правой в челюсть.

Ольга подошла и встала перед экраном телевизора.

— Отойди, ни хрена же не видно! — закричал он, затрясшись от возмущения. — Последний же раунд!

— Ну ладно, — покорно произнесла Ольга и пошла принимать ванну. Сам виноват. Обойдемся без него. Все мужчины — такие дураки: думают, что бокс, футбол и рыбалка — это главное в жизни, и не видят, что есть еще семейный очаг и огонь в нем, поддерживающий ту самую жизнь.

Человек со старым шрамом на лбу, вызванный Пурильским из Салехарда, молча сидел в кабинете Мамлюкова. Это был профессионал очень высокого класса, много лет сотрудничавший с концерном при решении деликатных вопросов. Осечки пока ни разу не было. На столе лежали фотографии Светланы Викторовны, Константина и Маши Беловой. Послед­ний снимок Пурильский закрыл ладонью.

— Этой особой займешься в последнюю очередь, — сказал он. — Мы предполагаем, что сейчас она находится где-то на Алтае. Сначала — вот эти двое. Женщина важнее всего. Облегчит задачу то, что они будут вместе. Место проведения акции — цирк. Время — девятнадцатое февраля, десять часов утра. Устранение надо произвести до антракта.

Мамлюков кивнул на плоский чемоданчик возле стола и добавил:

— Ствол чистый, нигде не засвеченный. Оптика отличная, глушитель, пламегаситель, все как положено. Сделаешь двоих и спокойно уйдешь. Прикрытие обеспечим.

— Лучше всего занять место под куполом, — продолжил «серый кардинал». — Я сам ходил осматривал. Из левого крыла через служебные помещения и наверх по пожарной лестнице. Обзор отменный, все как на ладони. Главное, юпитеры под ногами, вниз светят. Снизу тебя будет просто невозможно различить.

Человек молча кивнул, сложил фотографии и сунул в карман.

— И еще одно, до кучи. — Мамлюков выдвинул ящик, положил перед специалистом из Салехарда снимок депутата Каргополова. — Этот тоже начинает создавать массу проблем, тряпка. Скоро его прижмут и все вытрясут.

— Но здесь желательно задействовать автомобиль, — добавил Пурильский. — У него джип. Ездит с охранником, но его мы заменим на нашего человечка. Помех с этой стороны не будет. Напротив, даже содействие, если понадобится.

Мужчина со шрамом вновь кивнул. Он так и не произнес ни единого слова, потому что страшно не любил болтать. Дело делать надо, а не говорить.

— Ну все, что ли? — поежился Мамлюков. — Проводить?

— Я всегда нахожу выход сам, — впервые подал голос профи.

Забрав чемоданчик, он вышел из кабинета.

— Ты знаешь, — выждав немного, обратился к своему «серому кардиналу» Мамлюков, — у меня мурашки по спине бегают, когда я его вижу. А я ведь через всякое прошел.

— Н-да-а… — отозвался Пурильский. — Думаю, это будут его последние акции. По его душу к нам едет специалист из Нижневартовска.

— Нет, не напрасно ты носил генеральские погоны в КеГеБе, — с удовлетворением заключил магнат.

О бумажке с телефонным номером Ольга вспомнила лишь через пару дней. Позвонила. Просто так, из любопытства. Оказалось, что номер принадлежал редактору телевизионной программы «Что хочет женщина». Это ее почему-то развеселило. «Интересно, а чего я хочу, как женщина?» — подумала она. Редактор предложил встретиться, поскольку у них планировалась передача по проблемам материнства и о заболеваниях детей. В частности, о лейкозе. Он обзванивал больницы, и доктор Попондопулос порекомендовал обратиться к ней, Ольге Шаровой, поскольку случай характерный и интересный. Тем более мальчик выздоровел, благодаря усилиям многих людей.

— Ведь вы, кажется, хотели ехать на операцию в Израиль? — спросил редактор.

— Потому что там это было бы бесплатно, — пояснила Ольга. — А денег у нас…

— Знаю, знаю, — перебил тот. — Мне Вильгельм Мордехаевич растолковал. Все это очень дорого стоит. Государство практически отстранилось. И дети гибнут. Вот и поговорим о вопросах медицины.

— Но я… — чего-то испугалась Ольга.

Редактор вновь не дал ей закончить:

— Вы даже родили второго, в качестве донора, знаю. Факт уникальный. И в каком-то смысле, простите, мелодраматический. Нашим зрителям будет любопытно. Есть в этом нечто от мексиканских сериалов: новорожденный спасает старшего братика, поделившись своим костным мозгом, и вся семья счастлива.

— Но…

— Вы ведь теперь счастливы? Все живы, здоровы? Муж не пьет? Где он работает?

— Он у…

— Впрочем, неважно. Это к делу не относится. Придете вместе с мужем и детьми. Они будут сидеть в зале, в первом ряду, вы — на сцене, в кресле. И все расскажете.

— Я…

— Мы вас научим, что сказать. Не волнуйтесь. Только предварительно нам надо встретиться и все обсудить. Передачу запишем в конце февраля, в эфир она пойдет Восьмого марта, в женский день. Когда вам удобно будет ко мне подъехать?

— Числа…

— Значит, решено! Двадцать второго февраля. В три часа дня. Пропуск вам будет выписан. До встречи!

«Вот ведь обормот!» — подумала Ольга, слушая короткие гудки. Однако решила съездить. Это будет даже забавно. А может быть, ее история кому-то поможет.

Павел, похожий на Путина, в отличие от Пурильского, имел отношение не только к бывшим, но и к действующим органам безопасности. Хотя был на два звания младше. Методы работы «серого кардинала» он знал хорошо, поскольку они даже изучались в недрах «конторы» в рамках спецкурса при подготовке высококлассных специалистов, под грифом «Для служебного пользования». При разработке Каргополова и Мамлюкова, используя собранный Светланой Викторовной компромат, Павел старался не упустить ни одной детали, вплоть до самой мелкой. Неоценимую услугу ему оказала Ольга, сообщив о дате и времени похода в цирк. Из других источников он узнал о вызванном в Москву салехард­ском киллере.

Все пока складывалось как нельзя лучше. Операция должна была завершиться успешно, «на факте», с дальнейшей раскруткой стрелка уже в Лефортове. Скорее всего попытаются устранить и Каргополова. Но им сейчас занимались другие, Павел же все свое внимание сосредоточил на цирке. Не хотелось бы, чтобы заполярный Вильгельм Телль успел выстрелить до того, как его возьмут с поличным. Впрочем, это не суть важно, как ему деликатно намекнули в руководстве. Что значит жизнь двух рыбешек, когда на крючке болтаются такие щуки, как Мамлюков и Каргополов? Напротив, когда начнется процесс над фармацевтическим магнатом, его причастность к убийству даст еще больший общественный резонанс. Так что это даже неплохо, если Светлана Викторовна и Константин Щеглов получат по аккуратной дырке в переносице. Тайная война без жертв не обходится.

Однако Павел имел свое мнение на этот счет. Тем и хороши секретные службы, что решения там принимаются ограниченным кругом лиц, а выполнение их зависит и вовсе от одного-единственного человека. К тому же Павел имел кое-какие обязательства и перед Светланой Викторовной, и перед Ольгой, которой пообещал, что муж будет в безопасности. Как можно обмануть молодую маму, любящую жену, да просто честную и достойную во всех смыслах женщину? И Павел на свой страх и риск решил внести коррективы в уже согласованный с руководством план. Ведь главное — взять салехардского стрелка с поличным, а успеет он к этому времени нажать на курок или нет — его, Павла, разработчика всей операции, забота.

Вот почему он так тщательно изучал все служебные помещения в цирке, примыкающие к арене и зрительскому «колизею». Ходил, приглядывался в сопровождении одного из администраторов и увязавшегося за ними клоуна. Толстый веселый клоун походил на большой мыльный пузырь. Он работал в цирке дольше всех, здание знал, как свои пять пальцев, поэтому администратор к нему и обратился.

— Так чего мы ищем? — спросил Валера, продолжая по привычке жонглировать мячиками.

— Видите ли, дорогой, мы будем снимать кино, — серьезно ответил Павел. — И одну из камер я хочу установить так, чтобы все вокруг было видно, а оператора — нет. Может быть, где-то за кулисами?

— Я знаю, что вам нужно, — сказал Валера. — Пойдемте.

Он направился в левое крыло, по дороге объясняя:

— Через костюмерную выйдем к пожарной лестнице и залезем на самый верх, под купол. Там металлические леса и осветительные приборы. Вид оттуда — закачаешься! Все зрители и циркачи как на ладони.

Мимо них прошел рабочий в комбинезоне, жующий булку. На лбу у него был едва приметный шрам. Павел остановился, будто вспомнил что-то. Не узнать это лицо было невозможно!

— Часто у вас меняются рабочие, обслуживающий персонал? — спросил он у администратора.

— Да почитай каждый день! — махнул тот рукой. — Зарплата-то с гулькин нос! Здесь только такие истинные любители циркового искусства за гроши и вкалывают годами, как наш Валера.

— Полезли! — сказал клоун, легко карабкаясь по пожарной лестнице.

— Лезу! — охотно откликнулся Павел. И подумал: «Кажется, сейчас я увижу место, откуда будут стрелять».

Рита осталась довольна осмотром мытищинской дачки Каргополова: местечко уединенное, тихое, забор высокий, замки в дверях надежные, на окнах решетки. Продуктов вволю. Телевизор и видеоаппаратура имеются. Она привезла с собой детских мультяшек на кассетах, набор для рисования, всякие настольные игры. Скучать Антошке не придется.

Каргополов все время бродил за ней по дому, ныл и причитал, жаловался на весь белый свет, а потом вдруг подозрительно спросил:

— К чему это ты тут готовишься? Детский утренник хочешь устроить?

— Хочу, чтобы тут пожил один мальчик, — ответила Рита, пряча телефон в шкаф. На всякий случай.

— Какой еще мальчик? — заревновал депутат.

— Не дергайся, ему всего шесть лет.

— А на хрена?

— Это мой племянник, — соврала Рита. — Ты его не знаешь.

Каргополов действительно никогда не видел Антошку. Родственниками своей бывшей жены он не интересовался. Рита знала об этом и на сей счет была совершенно спокойна. Но даже если Каргополов и догадается потом, то и это не важно: все равно будет молчать. Во-первых, он стал настолько слаб и безволен, что управлять им не составляет никакого труда. Особенно ей, которой стоит лишь пошевелить мизинцем, и он выполнит все, что она повелит. Ну а во-вторых, нужно только втянуть его в эту затею, а там уж он будет замаран с головы до ног. Хотя он и так уже в полном дерьме, судя по его причитаниям: Светка потрудилась на славу.

Рита вспомнила смешной рассказ О’Генри, где два неудачливых злоумышленника похитили у богатого папочки мальчишку-сорванца и держали его в пещере; кончилось все тем, что им самим пришлось заплатить папаше, лишь бы тот согласился забрать малыша обратно и подержать хотя бы десять минут — чтобы злодеи успели убежать. Она усмехнулась. Антошка тоже тот еще «вождь краснокожих»! Что ж, с ним будет сидеть Каргополов. Пусть мальчишка запрягает и ездит на депутате, поджаривает ему пятки и выдавливает за шиворот клей из тюбика. В конце концов, Дума ничуть не лучше, пусть терпит. А она, если что, успеет добежать до канад­ской границы.

Поглощенная своей идеей, Рита решила идти до конца. План, по ее мнению, был продуман блестяще. К ней будет трудно подкопаться. Антошку в цирк привезет Петр Давидович. В антракте мальчика уведет к каргополовскому джипу Миша Попондопулос (с ним она тоже сумеет договориться!). Здесь в роли няньки выступит нюня-депутат. А потом… Дальнейшее Рите виделось несколько туманно. Она была уверена, что Ольга не сможет раздобыть деньги и вернуть долг. Тогда она заставит ее ради сына убраться из Костиной жизни навсегда.

Или Рита сама встретится с Костей и начнет «поиски» Антошки. Найдет мальчика и возвратит отцу. И в его глазах станет спасительницей. Свалить все можно опять же на депутата. Или она еще что-нибудь придумает… Вариантов много! Главное — выбить Ольгу из жизненной колеи, оторвать от Кости. Сейчас Рита уже не понимала: продолжает ли она его любить, говорит в ней оскорбленное женское самолюбие, жажда наказать соперницу, желание вернуть недолгие счастливые месяцы с Константином или что-то другое? Это в принципе было не важно. Ею теперь двигала почти безумная одержимость, а решительности Рите было не занимать с самого раннего детства.

Каргополов мешал ей думать, продолжал кружить вокруг нее и стонать. Бормотал все о том же, тянул в постель.

— Котик, я поеду с тобой в Лимпопо, к страусам, — твердо сказала она.

— Правда? — обрадовался он, молитвенно сложив на груди руки.

— Когда я тебя обманывала?

— Всегда. Мне все лгут, — уныло ответил депутат. — И убить хотят.

— Где, кстати, твой охранник?

— Старого прогнал, а новый оказался еще более подозрительным. Я и его выгнал. Я знаю, меня Мамлюков хочет замочить. Вместе со своим Пурильским. Я им уже не нужен. От меня уже никакого толку. Но мне очень многое известно: на мне разные цепочки замыкались.

— Тогда тебе тем более не стоит соваться в город, в Думу. Поживи пока здесь, в тишине, в покое, в безопасности. Заодно и племянника моего покараулишь. А то он больно шустрый.

— Не люблю я детей, — скривился Каргополов. — От них только башка трещит.

— Ничего, справишься, — сказала Рита, чмокнув его в лоб. — Поиграешь с ним в краснокожих индейцев. Он будет вождем, а ты — его любимой лошадью. Главное, не выходите из дома, тебя могут узнать.

— Ну-у… вообще-то ты, пожалуй, права, — кивнул после некоторого размышления Каргополов. — Я и сам хотел на некоторое время где-нибудь спрятаться, переждать. А то чувствую, что вокруг меня какая-то карусель завертелась.

— Вот! — поддержала Рита.

— Но только без этих игр с племянником! — заявил депутат. — Категорически протестую.

— Тогда рассказывай ему сказки, — посоветовала Рита. — Займись с ним первым и вторым чтением думских законов. Когда дойдете до четвертого, заключительного чтения — оба уснете.

— Ладно, — вяло кивнул Каргополов.

Рита надела свою элегантную шубку и пошла к выходу. Депутат уныло побрел следом. Вид у него был совсем жалкий, как у вытащенного из помойки кота. Он даже забыл о том, что только что тянул Риту в койку.

— Джип твой я забираю, — сказала она, вертя на пальце ключи. — Тебе он сейчас ни к чему, а моя машина в ремонте. Племянника привезет сюда Миша-фотограф, ты его хорошо знаешь.

— А ты? — скуксился Каргополов.

— Я буду появляться, — пообещала Рита. — Не скучай. И думай о страусах, которые ждут нас в Лимпопо.

— Скорей бы уж! — с надеждой вздохнул народный избранник.

Что ж, каков народ — таковы и избранники, сказал бы философ. Население страны — как море, и много в нем разного: на поверхности — щепки и пена, в глубине — обломки затонувших кораблей. А сказочный град Китеж стоит на самом дне и ждет своего часа. И когда-нибудь, даст Бог, всплывет…

0

52

Глава двадцатая
О ПОЛЬЗЕ КИСЛОРОДНЫХ ПОДУШЕК

Выбрав время, Ольга приехала в больницу, где раньше работал Константин. Разыскала кабинет главного врача. На двери приемной висела металлическая табличка: «Красноперов Г.В.». Ее еще не успели заменить. Ольга постучалась, вошла и спросила у пожилой секретарши:

— Могу я видеть Геннадия Васильевича?

— Нет, не можете, — ответила женщина, печатая и глядя в монитор.

— Почему же так строго? — удивилась Ольга. В сумочке у нее лежала барсетка Маши Беловой.

— А как бы вы хотели? Человек только-только начал приходить в себя. — Секретарша едва взглянула на нее и продолжила работать.

«Странно! — подумала Ольга, — что у них тут творится?»

— Но мне очень нужно, — попросила она. — Где же он был все это время, не в себе?

Женщина не ответила на этот глупый вопрос.

— Когда же он сможет меня принять? — решила не сдаваться Ольга.

— Боюсь, что не скоро. Заходите месяца через два.

«Ну и порядки!» — вновь подумала Ольга.

Тут дверь кабинета открылась, оттуда вышел врач среднего возраста и сказал секретарше:

— Инна, распечатайте это срочно и передайте всем заведующим отделениями.

— Геннадий Васильевич! — окликнула его Ольга.

— Это Петр Петрович, — поправила ее секретарша.

— Что вам? — спросил Воронов.

— А-а… я хотела бы видеть Геннадия Васильевича Красноперова.

— Его обязанности исполняю я. Он все еще в реанимации. Какие у вас вопросы?

— Нет… — смутилась Ольга. — Никаких. Это личное дело.

Она повернулась и вышла из приемной. «Вот так так, в реанимации! — думала она, идя по длинному коридору. — Что же произошло? Может быть, на него было покушение, хотели убить? Маша же предупреждала, что все это крайне серьезно… Куда же теперь девать барсетку с образцами, кому можно ее доверить?»

Ольга так надеялась уже сегодня избавиться от нее, всучить Красноперову, свалить с плеч хоть одну проблему, а тут… Это обстоятельство так сильно расстроило ее, что она не заметила, как налетела на толстяка в белом халате и с ворохом кислородных подушек в руках.

— Митя! — обрадовалась она.

— Привет, красавица! Что ты тут делаешь? — весело откликнулся санитар. От него слегка попахивало пивом.

— Да вот, пришла к Красноперову, а в его кабинете уже другой.

— Воронов теперь, — кивнул Митя. — Мужик классный и железный. Главное, выпить не дурак. Но в дисциплине строг. Меня вот уволить хочет…

— Так ты, я вижу, уже с утра приложился.

— Мне и положено. Я обязан пить за двоих: как рабочая сила, санитар, и как непечатающийся писатель. Пардон, за троих, — вспомнил вдруг Митя, — еще и как муж-рогоносец. Представляешь, как трудно? Приходится соображать на троих в одном лице. Тут с ума сойдешь!

— Ты уж побереги себя, — сказала Ольга. — Добром это не кончится. Оставь в себе кого-нибудь одного, а двух других выгони.

— Ох, если бы это было возможно! — тяжко вздохнул Митя и присосался к одной из кислородных подушек. Что-то забулькало.

— Чего это там у тебя? — подозрительно спросила Ольга.

Митя оторвался от шланга и протянул ей:

— Пивко-с, не желаете? Свеженькое, только что из ларька. Приходится, Оленька, заниматься конспирацией.

— Ну ты даешь! — засмеялась она. — Голь на выдумки хитра.

— Вот именно, — важно кивнул он. — Голь. Перекатная. Когда еще я буду бешеные гонорары за свои шедевры получать! Но… — Он хитровански прищурился: — Скоро, возможно, кое-что изменится. Придет и на нашу улицу праздник.

Ольга поняла, о чем он подумал. О банке. Захотелось тут же выложить ему все, что она сама думает об их затее, но Ольга сдержалась. Еще не время. А вот насчет барсетки — может быть, он что-то присоветует? Надо бы его как-то расспросить, но не прямо в лоб, а исподволь, осторожно, полунамеками.

— А зачем ты приходила к Красноперову? — сам спросил Митя, направляя разговор в нужное ей русло.

— Зачем? Сейчас объясню. Только сядем где-нибудь.

— Ладно, но сначала забросим эти подушки в хозблок. Только одну, главную, оставим, — сказал Митя, нежно прижимая резиновый резервуарчик с пивом к груди.

Рита прибавила еще тысячу баксов к тем пяти, которые обещала фотографу, и уломала его: жадность оказалась сильнее страха перед Ольгой. К тому же он рассчитывал сразу после операции с похищением отбыть из Москвы. Поехать в Испанию, потоптать там травку своими ковбойскими сапогами.

— Слушай сюда, — сказала Рита, выкладывая перед ним билет в цирк и небольшой металлический цилиндрик с колечком. — Ты сядешь позади нас, через три ряда. В антракте будешь крутиться неподалеку. Дедушка наверняка станет держать внука за руку. Я пойду покупать мороженое. Как оторвать Антошку от Петра Давидовича и увлечь за собой?

— Да как? — уставился на нее Миша. — Дать дедушке по лобику гаечным ключиком? Завернутым в «Мурзилку» или цирковую программку?

— Заткнись. Ты дернешь вот это колечко, — показала Рита, — и незаметно опустишь цилиндрик в урну. Или просто уронишь под ноги.

— Ну и…?

— Кое-что лопнет. Короче, это свето-шумовая гранатка, безопасная для окружающих, но очень эффективная. Много шума из ничего. Немедленно начнется паника.

— Понимаю, — осклабился Миша, вертя гранатку в руках.

— Осторожно, сейчас-то не дергай!

— Уж постараюсь. Ну а потом?

— Дальнейший ход событий тебе должен быть ясен. Я буду рядом. Хватаешь Антошку и тащишь к выходу. А я задержу Петра Давидовича. Мы с ним кинемся искать ребенка.

— Так Антошка ведь может меня не послушаться?

— С какой стати! Когда вокруг все орут и мечутся — вдруг перед ним единственное знакомое лицо: ты. Да он сам вцепится в тебя и не отпустит. Мальчишке будет так же страшно, как и остальным. Говори ему, что хочешь, ври, успокаивай, но тащи на улицу, к моему джипу.

— В такой давке? А если нас затопчут?

— Прорывайтесь.

— Круто заверчено, — почесал затылок фотограф. — Сейчас все напуганы терроризмом.

— В том-то и дело, — кивнула Рита. — Иного выхода нет. Что мы имеем в итоге? Второе отделение циркового представления отменяется. Все зрители повалят на улицу. Все будут искать друг друга: мужья — жен, дети — родителей. Ты едешь на джипе с Антошкой в сторону Мытищ, Петр Давидович и я бегаем вокруг цирка. Потом он звонит домой и признается, что потерял любимого внука. Все остальное я беру на себя.

— Ну а тебя-то саму он во всем этом не заподозрит? — спросил Михаил.

— Нет. Думаю, он даже не скажет никому, что я была рядом. Не в его это интересах. Иначе и Елизавета Сергеевна, и Ольга его просто живьем съедят.

— Ну и голова у тебя, Ритка! — с неподдельным восхищением промолвил фотограф. — Леди Макбет, да и только.

— Оскорбленная в своих чувствах женщина способна на все, — с напускной скромностью ответила фотомодель.

Ольга кое-что узнала у Мити, то и дело прикладывавшегося к шлангу кислородной подушки. Оказывается, Костя изредка делился с ним информацией о своей работе в фармацевтическом концерне Мамлюкова. Но тот, разумеется, впервые слышал о Маше Беловой и препарате «Плотное облако». Судя по всему, Константин рассказывал об этом лишь Красноперову. Но мог быть и еще кто-то, третий, который был в курсе их дел. Кто он? И где? Здесь, в больнице, или среди ближайших друзей и родственников Геннадия Васильевича? Кому отдать барсетку?

— Послушай, Митя, — сказала она. — Кому ваш бывший главврач доверял тут больше всех?

— Своей секретарше Галочке! — хмыкнул Митя, начиная косеть от выпитого пива. — Кому же еще может доверять шеф? Но ее-то Петр Петрович первым делом и уволил.

— Вот как? — Ольга задумалась.

«Значит, сам Воронов отпадает, — решила она, хотя у нее была мысль обратиться к нему — как к ближайшему помощнику Красноперова. Но коли он выгнал доверенное лицо своего начальника, то, возможно, сам связан с Мамлюковым. Нет, от этого Петра Петровича лучше держаться подальше».

— А можешь ты мне найти адрес этой Галочки? — спросила она. — Где живет секретарша?

— Да она почти и не живет, — оторвался от шланга Митя. — А адрес тот же, что и у нашей больницы.

— Как это?

— В реанимационном отделении она. Там же, где и Геннадий Васильевич.

— Да что у вас тут происходит? — испугалась Ольга.

У нее снова мелькнула мысль, что Красноперова и Галочку устранили намеренно. Следующими будут Маша Белова и Костя. Нужно как можно быстрее избавиться от барсетки. «Хотя, что это даст?» — тут же подумала она. Нет, Костю надо спрятать в клинику к Леониду Максимовичу — это прежде всего. А барсетка?.. Может быть, позвонить Павлу? Она ведь уже один раз ему доверилась. И пока он ни в чем ее не обманул. Правда, можно ли верить обещаниям представителей спецслужб? Посмотрим, как он поведет себя во время «циркового представления»… «С другой стороны, — рассуждала Ольга, — то, чем занимался Костя в концерне, и компромат Светланы Викторовны косвенно связаны. Каргополов и Мамлюков — друзья, их интересы во многом совпадают. Депутат лоббировал метадон в Думе. Если Павел «раскручивает» Каргополова, то наверняка и Мамлюкова тоже. Тогда он просто обеими руками ухватится за образцы наркотических препаратов. Что же делать?» У нее голова шла кругом от всех этих вопросов.

— Хлебни пива! — посоветовал ей Митя, протягивая шланг. — Порозовеешь, а то ты совсем бледная.

— Не хочу, — ответила она, продолжая думать о своем.

— Ты мне нужна здоровая и красивая, — усмехнулся он. — Впрочем, больная и страшненькая тоже сойдешь.

— Что ты несешь? — удивленно посмотрела Ольга на санитара.

— А я пишу роман, где ты — главная героиня, — сознался он.

— И как, получается? — спросила она.

— Судить читателям, — скромно сказал он. — Остается финал. Понимаешь, Оленька, мне кажется, что я многое о тебе понял. В отличие от Кости. Наш тяжелый жизненный путь — а легким он бывает лишь у дураков! — тянется по сухой, бесплодной пустыне, которая высасывает наши силы. Горе и беды чаще ожесточают, чем смягчают души. Люди превращаются в нелюдей, начинают завидовать, мстить, унижать, делать большие и мелкие пакости, предавать, убивать. Их раздражают чужое счастье, умиротворение, любовь. Но на иных прямо с небес проливаются целебные потоки живой воды, они орошают все сухие, бесплодные места в этой пустыне. Ты — именно из тех, кто утоляет всякую духовную жажду. Я это давно понял.

Высказавшись столь длинно и трогательно, Митя Шишкин снова сунул в рот шланг. Ольга сокрушенно посмотрела на него.

— Митя, не пей ты столько, — сказала она. — Ты же такой умный! Погибнешь.

— У меня в запасе еще одна кислородная подушка есть, — отозвался санитар-писатель. — Успею реанимироваться.

Возле подъезда дежурил Филидор. Прежде Ольга даже не замечала его, а теперь вдруг поняла, что он торчит тут почти все время. Он, наверное, одинок, и ему некуда пойти… На вид лет пятьдесят, впрочем, можно запросто прибавить или отнять с десяток, вечно укутан в теплое пальто, шарф, на голове — ушанка. Впечатление производит жалкое, словно выставленная из дома собака. «В сухую, бесплодную пустыню», — вспомнила она сказанные Митей слова. И ей вдруг остро захотелось поддержать Филидора, чем-то помочь ему. Но он сам торопливо метнулся ей навстречу; если бы у него был хвост — завилял бы им от радости.

— Сегодня пошел к пруду, снял башмак с левой ноги, шерстяной носок и опустил ступню в прорубь, — похвастался Филидор. Должно быть, с этой новостью он и торчал тут, дожидаясь ее.

— Долго держали в воде? — деловито осведомилась она.

— Три с половиной секунды, — отрапортовал он.

— Пока достаточно. Завтра повторите процедуру с правой ногой. Но увеличьте время.

— Слушаюсь, — кивнул он. — А где ваши детки?

— Дома, с бабушкой. Не хотите к нам зайти? — предложила вдруг Ольга. — Чаю попьем, соседи все-таки.

— С удовольствием! — еще больше обрадовался Филидор и собрался куда-то бежать: — Я сейчас… быстро… за тортиком!..

— Стоять! — остановила его она, ухватив за варежку. — Моя мама пирогов напекла. Вызывайте лифт.

Наталья Викторовна встретила Филидора скептически. А вот Антошка, оказывается, уже был с ним знаком. Когда только успел? Запрыгнул на подставленную спину и стал ездить верхом. Общительный мальчик, ничего не скажешь. Никос выглядывал из кроватки и таращил в восторге карие, как у Константина, глазки. Ольга смеялась вместе со всеми. Наконец уселись за стол. Даже Никос — на коленях у бабушки.

— Вы где изволите служить? — полюбопытствовала Наталья Викторовна у гостя, оказавшегося без пальто и шапки страшно худым и лысым. — По какой, так сказать, части: по военной или статской? В каком чине находитесь? Из какой губернии родом будете? Есть ли имение? — Она явно перечитывала (и теперь цитировала) кого-то из классиков девятнадцатого века.

— Мама! — прыснула от смеха Ольга. — Ты чего?

— Нет-нет, помилуйте, я отвечу, — сконфузился было Филидор. — Я на пенсии.

— Вроде молодой еще, — усомнилась Наталья Викторовна.

— Так я же бывший пожарник. Они к военным приравниваются. Мы в восемьдесят шестом Чернобыль тушили. Потом… болел долго. Жена, естественно, ушла. Квартира, правда, осталась. Вот, собственно, и все.

«Теперь понятно, почему он такой худой и лысый, — подумал Ольга. — Вот и доверяй после этого первому впечатлению». Ей казалось, что Филидор — неудачник, а он, может быть, герой. Мало ли их таких, позабытых нашим «гуманным» правительством.

Наталья Викторовна почти сразу заговорила о другом:

— Мы с Гельмутом летим в Германию, — сказала она. — Недели на две. Надо познакомиться с его матушкой, с сестрами, всякие предсвадебные хлопоты…

— Может быть, ты им не понравишься? — предположила дочь.

— Кто, я? А зачем же я новую прическу сделала? Ты даже не заметила, — обиделась мать.

— Ой, прости! Тебе идет.

Наталья Викторовна выглядела, как Мишель Пфайффер, — с крупными завитками волос на левом плече. А еще цвет ее глаз почему-то изменился с серого на зеленый. Ольга стала подозрительно вглядываться.

— Это линзы, — пояснила мама. — Гельмут любит зелень, и не только на банкнотах.

— Балуешь ты его. Если уж он приехал за женой в Россию, так и оставайся русской. А то он быстро разочаруется, когда заметит, что ты во всем подражаешь европейкам да американкам.

— Да? Надо подумать, — отозвалась Наталья Викторовна. — Пожалуй, ты права. В последнее время ты стала чрезвычайно мудрой.

— Когда летите?

— Девятнадцатого, вечером. Сначала с вами в цирк сходим.

На Филидора уже никто не обращал внимания. Но он и не был в обиде, будто давно привык. Сидел, слушал, жевал пирожки с визигой и луком. Рад был и тому, что его вообще пригласили за стол. А потом, когда мать и дочь стали обсуждать предстоящую свадьбу, снова принялся играть с Антошкой и Никосом. «Любит детей, — рассеянно подумала Ольга, бросив взгляд в их сторону. — Своих-то, должно быть, нет».

Зазвонил телефон. Ольга подошла, сняла трубку. В принципе она ожидала услышать этот голос.

— Деньги приготовила? — холодно произнесла Рита, даже не поздоровавшись.

— Когда тебе их передать? — спокойно отозвалась Ольга.

В трубке она услышала короткий смешок. Очевидно, Рита не ожидала подобного ответа.

— Что, все пятьдесят тысяч баксов? — вновь раздался ее голос.

— Даже больше. Проценты набежали.

И снова некоторое молчание.

— Да ты, подруга, врешь, наверное? — сказала наконец Рита.

— А ты назначь встречу — и убедишься.

— Ладно, сейчас мне некогда. Встретимся девятнадцатого. Жди звонка.

Рита повесила трубку и выругалась. «Даже если ты и вернешь деньги, в чем я сильно сомневаюсь, ты у меня пару недель из-за Антошки все равно помучаешься!» — решила она.

А Ольга взглянула на календарь: девятнадцатое — послезавтра. «Трудный предстоит день, — подумалось ей. — Это цирковое представление, встреча с Риткой, проводы матери…»

«А другие дни разве будут легче?» — кольнула новая мысль. Но Ольга даже не предполагала, до какой степени они будут тяжелы, до чего страшны и безумны. Провидение словно хотело испытать ее стойкость, мужество, умение сопротивляться обстоятельствам, жизненную силу и волю. Побеждает любую беду лишь тот, кто в трудные минуты умеет собраться, призвать на помощь все силы разума, объединиться с друзьями и близкими, пусть даже они далеко. Об этом скажут вам все моряки, побывавшие в ревущих сороковых широтах; об этом знают и помнят солдаты, идущие на штурм вражеских укреплений. Об этом мог бы рассказать и Филидор, погасивший четвертый реактор в Чернобыле, чтобы не дать начаться ядерной зиме. Но сейчас он играл с детьми, сам вместе с ними захлебываясь от восторга, а в дверь в это время кто-то настойчиво звонил. Ольга поспешила открыть. На пороге стояла Люда Маркова.

— Ключи забыла, — сказала она, мило улыбаясь. — Да и неудобно своими пользоваться, вы же теперь тут за хозяев. А мне снова надо кое-что забрать.

— Проходите, проходите! — посторонилась Ольга. — Чай с нами будете пить?

— Не откажусь! — весело откликнулась «маркиза ангелов».

— Садитесь к столу, Людочка, — потянула ее вышедшая в коридор Наталья Викторовна. — Сегодня мы без шампанского, не то что в прошлый раз.

— А можно и достать, — кивнула в сторону серванта Ольга, — еще осталось. Филидор, вы не против?

— Почему бы и нет? — потер он руки. — Вообще-то, меня зовут Ваня.

— Тогда, Ваня Филидор, открывайте бутылку. — И Ольга выставила на стол шампанское.

Через пару минут пробка шмякнулась в потолок.

— Хорошо хоть на сей раз никому глаз не выбило, — заметила Наталья Викторовна.

— За удачу! — подняла свой бокал Людмила. — Вскоре она всем нам очень понадобится.

— За удачу, — повторила Ольга, глядя ей в глаза. — Но важнее удачи — свет в окнах дома, где нас ждут.

0

53

Глава двадцать первая
ОПАСНЫЕ ПРЫЖКИ НА БАТУТЕ

Наступило девятнадцатое февраля. С раннего утра Ольга ходила по квартире сама не своя, была чем-то расстроена и озабочена. Выдвигала ящики стола, рылась зачем-то в шкафу, заглядывала в пустые каст­рюли и банки на кухне. Но ее состояние было связано не только с походом в цирк, хотя тот и мог обернуться очень серьезными неприятностями. Если верить Павлу, то, возможно, именно там состоится попытка покушения на Светлану Викторовну. А значит, и на Костю. Правда, он, опять же, обещал, что до этого дело не дойдет. А если вообще не ходить в этот проклятый цирк? Нет, поздно. Решение принято.

Однако Ольгу заботило сейчас и другое. Она вновь принялась рыться во всех углах. Даже Костя, брившийся в коридоре, не выдержал. Он выключил жужжащую электробритву, которую на сей раз нашел в тумбочке для обуви, и спросил:

— Ну чего ты всюду ищешь? Прошлогодний снег?

— Нет, ничего, — рассеянно ответила Ольга.

Константин машинально сунул электробритву в мотоциклетный шлем, лежащий на сиденье «ямахи». И нащупал в кармане металлическую коробочку со шприцем и ампулой. «В конце концов, — подумал он, — это всего-навсего поход в цирк. Ничего страшного не случится, просто посмеемся вволю». Ампулу Костя решил выбросить по дороге. Потом, после представления, он позвонит Пурильскому и скажет, что случайно раздавил ее, поэтому и не смог кольнуть. Все равно тот считает его полным болваном. И некоторое время вновь будет выиграно. А там, может быть, и Маша Белова наконец-то объявится. Хотя надежд на это у Константина оставалось все меньше и меньше. Нужно ехать к Воронову и решать, как быть дальше. По мнению самого Кости, лучше всего передать уже собранные материалы в прессу и прокуратуру. Больше тянуть нельзя. А то они и впрямь укокошат и Светлану Викторовну, и Машу, да и его самого в придачу. Но почему Ольга так нервничает?

А его жена искала чек на сто тысяч марок. Она никак не могла вспомнить, куда его засунула. Смотрела в кошельке, в сумочке, перерыла все личные вещи. Кажется, все обшарила, всю квартиру. Но чека не было. «Сегодня мне отдавать его Ритке! — в отчаянии думала Ольга. — Ну куда он мог затеряться? Кто его мог взять?» А если… если его в самом деле кто-нибудь прибрал к рукам?»

Ольга подозрительно посмотрела на Костю, но тотчас отбросила эту мысль. Нет, если бы он случайно нашел чек, то к ней первой бросился бы с радостной новостью. У Антошки она вчера уже спрашивала, но тот даже не понял, о какой бумажке речь. Ну не Никос же? И не родители Кости, которые здесь часто бывают. А кто еще тут был в последнее время? Ольга задумалась, стала вспоминать… Мама с Гельмутом. Но они же сами и принесли чек. Приходил Джойстик с цветами, разболтал про банк. Вряд ли он. Позавчера в гостях был Филидор. Потом заехала Люда Маркова, хозяйка квартиры. Сомнительно. Ольга не хотела в это верить. Особенно насчет чернобыльского пожарника. Впрочем, чужая душа — потемки.

А время уже поджимало, скоро должны были приехать Елизавета Сергеевна и Петр Давидович. Светлана Викторовна будет ждать прямо у главного входа в цирк. Ольга бросила искать чек и стала собираться.

— Готова? — спросил Костя, поглядывая на часы.

В это время позвонили в дверь. Он отворил, впустил родителей. Петр Давидович тоже выглядел чем-то озабоченным и тоже посматривал на стрелки часов. Одна Елизавета Сергеевна, не имевшая никакого представления обо всей этой многоходовой комбинации, вела себя просто и естественно.

— Ну, мы в больницу, к Попондопулосу, на субботник, — сказал Костя, влезая в зимнюю куртку.

Петр Давидович помог Ольге надеть ее канад­скую дубленку.

— Долго там не задерживайтесь! — пригрозила Елизавета Сергеевна. — А я пока обед по-неаполитански приготовлю. Свиное рагу со спагетти под томатным соусом. Ведь у вас же почти итальянская семья? Детей много, а денег нет. Пора банк грабить.

Костя и Ольга одновременно засмеялись, но как-то нервно. Когда они ушли, Петр Давидович стал топтаться на месте, потом заискивающе произнес:

— Мамочка, ну что мы тебе тут с Антошкой мешать будем? Пойдем мы с ним пока погуляем как следует. Погода-то какая чудесная! Может, в Планетарий сходим…

— Ур-р-ра-а!!! — закричал от радости Антошка.

— Идите, идите! — закрыла уши Елизавета Сергеевна. — Оглохнуть можно. И часа три не приходите. Нам с Никосом и без вас хорошо.

Петр Давидович чмокнул жену, одел Антошку, и они поехали на лифте вниз. Когда вышли на улицу, дедушка шепнул внуку:

— А давай мы с тобой в цирк отправимся? Мне сдается, что где-то тут поблизости нас тетя Рита на своей машинке ждет.

— Ур-рр-ррра-а!!! — еще громче закричал Антошка.

Возле нового здания Московского цирка, как всегда, толпился народ. Представление еще не начиналось, а на импровизированных подмостках уже громко галдели, зазывали и интриговали толпу акробаты, клоуны, фокусники и дрессировщики с умными собачками, обезьянками и даже флегматичным медведем в шотландской юбочке. Мыльный Пузырь Валера в своем дутом костюме и Мила, во всем соответствовавшая образу Длинной Макаронины, наперебой кричали в мегафон:

— Граждане почтенные!

Штатские и военные!

— Душеньки-душки!

Старики и старушки!

— Мальчики и девочки!

Кролики и белочки!

— Билеты хватайте!

В цирк поспешайте!

— Кто останется на улице —

Тому весь век жмуриться!

— Эй, кто там еще сомневается?

— Цирковое представление — начинается!!!

Прибаутки подобного рода сыпались из них, как из рога изобилия. Вокруг подмостков стоял шум, гам и хохот. Среди толпы находились Наталья Викторовна и Гельмут. Вместе со всеми они хлопали забавным клоунам и прочим циркачам.

— О, я, я! — говорил довольный господин Шрабер, обнимая за плечи свою невесту.

— То ли еще будет! — обещала она.

…Джип втиснулся на автостоянку возле цирка. Из него вылезли Петр Давидович, Рита и Антошка. Держа мальчика за руки, словно супружеская, хотя и разновозрастная, пара с ребенком, двинулись к главному входу.

— Тетя Рита, а фокусы будут показывать? — спрашивал Антошка.

— Обязательно, малыш, — ответила она.

— Будут нам фокусы с перепиливанием шеи, ежели к обеду домой не вернемся, — ворчал Петр Давидович, начиная уже сомневаться в правильности всей этой затеи.

…Фотограф прибрел пешком, жил он неподалеку. Первым делом заглянул на автостоянку, нашел джип, открыл запасными ключами дверцу, проверил зажигание. Удовлетворенно хмыкнув, нащупал в кармане цилиндрическую гранатку с колечком. «Ну будет потеха!» — подумал он, протирая тряпочкой свои ковбойские сапоги. Затем отправился к круглому зданию цирка.

…Ольга и Костя приехали на метро. Увлеченные общим весельем, встали возле импровизированных подмостков. Клоуны узнали их. Из мегафона понеслись новые шуточки:

— Это кто там молодой

Да со сбритой бородой?

— Да с женой-красавицей,

Да на нас уставился?

Это Костя-Костенька!

— Это Оля-Оленька!

Пришлось срочно ретироваться и убегать, а то клоуны так и не угомонились бы, неистощимые в своих выдумках.

…Светлана Викторовна, опаздывая, примчалась на такси. Щедро расплатившись, она кинулась к главному входу, где ее уже поджидали Костя и Ольга.

— Чуть не проспала, — сказала она, запыхавшись. — Сон какой-то дурной всю ночь снился.

— Странно, и мне тоже, — заметила Ольга.

— Самое удивительное, что и я боролся с кошмаром, — на полном серьезе добавил Константин.

— И как, победил? — спросила Светлана Викторовна.

— Он не знает поражений, — ответила за мужа Ольга, как и подобает верной и любящей жене.

…Павел уже находился в фойе. Стоя в укромном уголке возле большой кадки с пальмой, он прищуренным взглядом скользил по прибывающим зрителям. Изредка отдавал какие-то указания в микрофончик на воротнике куртки. Операция шла по плану, без срывов. Задействовано было ограниченное число лиц, чтобы не привлекать лишнего внимания. Все помещения находились под контролем, запасные входы и выходы из цирка были блокированы. Группа захвата из трех человек располагалась в нужном месте. «А вот и сам Пурильский пожаловал! — подумал Павел, заметив худощавую фигуру с сединой в волосах. — Не удержался старик, хочет своими глазами взглянуть на «цирковое представление». Не по чину ему это. Стареет, зубр, стареет…» Пуриль­ский сдавал в гардероб пальто и оглядывался, оценивая обстановку. Павел равнодушно отвернулся, шепнул что-то в микрофон.

…Салехардский стрелок, поднявшись по пожарной лестнице, пробирался по лесам к одному из облюбованных им мощных юпитеров. Плоский чемоданчик лежал там еще с прошлого вечера. Внизу галдела рассаживающаяся по своим местам публика. Оркестр настраивал инструменты: скрипки, трубы, флейты, гобои. Сумбур звуков эмоционально подстегивал зрителей, обещал скорое начало представления. Человек со шрамом на лбу был абсолютно спокоен. Его не надо было подстегивать. Его «инструмент» в плоском чемоданчике уже давно был хорошо «настроен». И осечки в нужный момент не даст.

…На другом конце города Елизавета Сергеевна принялась месить тесто для спагетти. Никос, сидя в манеже, внимательно наблюдал за ее ловкими движениями. Это зрелище ему определенно нравилось.

Вначале прошел традиционный парад-алле под вечный бравурный марш. Катились колесом акробаты, подкидывали кольца и булавы жонглеры, гарцевали наездники, вели за собой медведей и верблюдов дрессировщики, протопал индийский слон с фокусником на спине, прошмыгнули озорные коверные. Представление началось…

Есть что-то магическое и бесконечно доброе в цирковом действе! С языческих времен, из глубин Древнего Рима, мистического Египта, тысячелетних Китая и Индии оно будит и тормошит дремлющее подсознание человека, призывает пробудиться от сна генетическую память. О, сколько радости и веселья обрушивается на сегодняшних потомков тех, кто на заре человеческой истории столь искренне наслаждался бесхитростными выдумками своих соплеменников: трюкачей, скоморохов и дрессировщиков всяческой живности! Очень трудно, говоря о цирке, подобрать слова: они тонут в океанах льющихся из души и сердца чувств…

Салехардский стрелок уже держал указательный палец на спусковом крючке. Сквозь оптиче­ский прицел он отчетливо видел моложавое лицо Светланы Викторовны. Рядом сидел Константин, второй фигурант. Возле него — красивая девушка с тревожными глазами. Киллер переместил перекрестье прицела на нее, затем — на заказанного мужчину. И снова прицелился в точку над переносицей Светланы Викторовны. Он был опытным снайпером: мог произвести три точных выстрела за полторы секунды. Но сейчас требовалось всего два. Женщина и мужчина. Девушка отдыхает. До антракта еще семь минут.

Дети были среди зрителей повсюду. Но и взрослые теперь мало чем от них отличались. Гельмут и Наташа разместились пятью рядами выше. Они жевали попкорн и смеялись, игриво толкая друг друга локтями, как подростки. Через три сектора справа от них сидели Рита, Антошка и Петр Давидович. Мальчик постоянно вскакивал в восторге, и его с трудом усаживали обратно. Он уже всех перепачкал своим мороженым. Особенно радостно он кричал тогда, когда на арене появлялись его любимые клоуны — Валера и Мила, Пузырь и Макаронина. Ему казалось, что они смешнее всех, даже забавные мартышки и морские львы не шли с ними ни в какое сравнение. Позади них, через ряд, сидел кислый фотограф, поджав под кресло ноги в ковбойских сапогах. Ему, возможно, единственному в цирке, было скучно.

Зато некогда было скучать Павлу. К нему то и дело поступала информация. Была она очень краткой и касалась снайпера:

— Занял позицию… Готовится… Определил цель… Фиксирует… Палец на спусковом крючке… Брать?

Павел молчал. Он не торопил события.

— Сейчас выстрелит, — прожужжал голос в его ухе. — Берем?

— Пусть стреляет, — спокойно произнес Павел. — И сразу — захват.

В отличие от всех, он знал, что сейчас произойдет. Потому что еще ночью заменил в плоском чемоданчике боевые патроны на холостые.

Первое отделение завершал номер канатоходцев. Они балансировали на тонкой проволоке, совершали головокружительные прыжки, затем стремительно летели вниз и кувыркались на батуте. Цирк ахал от испуга и восхищения. Никто из увлеченных зрителей, конечно же, не слышал, как где-то под самым куполом, за осветительными приборами, раздались два коротких сухих щелчка, а затем почти сразу же завязалась отчаянная возня. Четырем крепким мужикам было тесно на узкой площадке. Сначала вниз полетела снайперская винтовка. Потом все увидели, как на батут, переворачиваясь в воздухе, падает человек в черном комбинезоне и такого же цвета лыжной шапочке. Вслед за ним из-под купола посыпались еще трое, словно ястребы, преследующие добычу. Эти непонятно откуда взявшиеся «артисты» неумело подпрыгивали на синтетической сетке, причем последние трое пытались ухватить первого.

Часть зрителей вскочила с мест, не понимая, что происходит. Другие решили, что так было задумано постановщиками представления: комический номер. Только почему эти странные «клоуны» одеты как-то невесело, орут да еще и матерятся в придачу? Здесь же дети! Впрочем, матом теперь ругаются и по телевидению, на всю страну… Но тут на арену выскочили новые люди, да еще и с оружием — в помощь тем троим. А оркестр смолк — растерялись музыканты. Опешили и другие циркачи: застыли на проволоке канатоходцы, раскрыли рты униформисты, замахал руками концертмейстер. На манеж выскочили откуда-то из-за кулис отвязавшиеся дрессированные собачки и понеслись, облаивая всех подряд от радостного ощущения свободы. Кавардак в цирке стоял невероятный…

Рита быстро оправилась и трезво оценила выигрышную для себя обстановку. Она подала знак Михаилу, и тот понял ее без слов. Зачем ждать антракта? Он вытащил из кармана цилиндрик, нагнулся, дернул колечко и пустил гранатку по полу в сторону арены. Через несколько секунд в седьмом левом секторе сверкнула ослепительная молния и ударил гром. Тут уж народ не на шутку перепугался. Ничего комического в этом номере больше не было. Раздались крики, люди бросились к выходам. Паника охватила зрительские ряды, бедлам продолжал твориться и на арене. Салехардский стрелок оказался ловким и вертким парнем. Лишь когда в него вцепились дрессированные болонки, киллера удалось повалить и прижать к опилкам.

Петр Давидович в давке потерял Антошку. Вокруг него все смешалось. Визжали дети, кричали женщины, лаяли собаки. Оркестр непонятно с какой стати заиграл цирковой марш. Видимо, чтобы успокоить публику. Концертмейстер что-то орал в микрофон. Гельмут распростер руки, за­крывая своим телом Наташу. Светлана Викторовна решила не двигаться с места и нервно закурила — плевать, что не положено! Костя обнял Ольгу, не представляя, что делать дальше. Рита и фотограф, держа Антошку под руки, пропихивались к запасному выходу.

Спокойными во всей этой суматохе оставались два человека: Павел и Пурильский. Для одного операция завершилась успешно, хотя и не совсем так, как было запланировано, другой потерпел фиаско. Но, будучи настоящими профессионалами, оба они никогда не предавались излишним эмоциям. Что случилось — то и произошло, обратно не воротишь. Надо делать выводы.

— Здравствуйте, Иннокентий Валерьянович! — произнес Павел, подходя к Пурильскому. — Как, и вы здесь? Забавное получилось представление, не так ли?

— Я всегда знал, Павел, что вы далеко пойдете, — ответил «серый кардинал» с искренним уважением.

Ольга и Константин вернулись домой. После взрыва свето-шумовой гранатки здание цирка было оцеплено милицией, саперы принялись за поиски заложенных террористами мин, поскольку какой-то дурак тут же позвонил в ГУВД и сообщил, что он соратник Усамы бен-Ладена и через час все вокруг взлетит на воздух. Салехардского стрелка увезли. Павел не счел возможным связать оба инцидента, хотя и исключать это было нельзя. Второе отделение, разумеется, отменили. В давке пострадало несколько человек, их срочно госпитализировали. Гельмут с сестрами отправились в какой-то ресторан, отмечать счастливое избавление. Вечером жениха и невесту ждал самолет в Берлин. Фотограф мчался с Антошкой в джипе по направлению к Мытищам и как мог успокаивал расстроенного мальчика, говорил, что в цирк они непременно пойдут снова, но сейчас туда вернуться нельзя, поскольку всюду гремят взрывы, кругом плохие дяди-террористы, а его родители приедут на дачу позже, где все они спрячутся до лучших времен. Петр Давидович бродил вдоль оцепления в толпе, безуспешно разыскивая внука. Рита усердно помогала ему в этом. Все шло, как и было ею задумано…

Елизавета Сергеевна уже приготовила рагу по-неаполитански, и соус из томатов, сыра, базилика и кориандра получился просто божественным, особенно с сицилийскими оливками.

— А где же Антошка? — первым делом спросила Ольга.

— Да Петр Давидович увел гулять, и они все никак не вернутся, — отвечала свекровь. — Кажется, они в Планетарий поехали. А как прошел субботник?

— Замечательно, — усмехнулся Костя. — Было очень смешно и шумно.

На этом разговор пока и закончился. «Разбор полетов» был впереди. И каждому должно было достаться по полной программе. Но не в предчувствии этого, а потому, что так было условлено с Ольгой заранее, Константин начал собирать вещи. Еще прежде было решено, что сегодня он ляжет в клинику к Леониду Максимовичу. Ольга помогала ему и торопила. Она уже в цирке, когда началась свистопляска, поняла, что покушение предотвращено. Павел оказался прав и сдержал слово. Но что дальше? Косте необходимо скрыться. А ему и самому хотелось поскорее сбежать из дома, только совсем по иной причине: отдохнуть от домашних дел, от детей, от жены, обдумать предстоящую «операцию» в банке, а заодно и покататься с Людой Марковой на лыжах. А может быть, и не только…

— Куда ты? — спросила Елизавета Сергеевна, заметив, что он уже надевает куртку.

— Бегу, ма, дела! — ответил он, подхватывая сумку.

— А как же рагу?

— Положи мне в бутербродницу, съем на месте!

— На каком таком «месте»?

— В сумасшедшем доме, ма! — засмеялся Константин, целуя ее и супругу.

— Вот вечно он со своими глупыми шуточками! — пожаловалась Елизавета Сергеевна Ольге, когда за Костей закрылась дверь.

— И не говорите… — вздохнула, улыбаясь, невестка.

0

54

Глава двадцать вторая
ГОРОДОК ДЗИНБУЛЬБАМ

Однако улыбкам и тихой мирной беседе между Ольгой и Елизаветой Сергеевной, севшими обедать, не дожидаясь Петра Давидовича и Антошки, вскоре пришел конец. Пролетел час, второй, а деда с внуком все не было и не было. Женщины начали всерьез беспокоиться.

— Ну где же они могут быть? — то и дело повторяла Елизавета Сергеевна. — Ну, я этому козерогу старому покажу!

Она уже пять раз звонила домой, думая, что Петр Давидович мог по своей глупой рассеянности повести Антошку туда и преспокойненько сидеть там, смотря телевизор. Трубку никто не снимал. В это время по радио передали, что в цирке произошел взрыв и пострадали десятки людей.

— Вот что происходит! — сказала она Ольге. — Не надо сейчас ходить ни в какие театры, цирки, планетарии. И в зоопарк тоже. Кругом террористы! А наши так и не объявлялись?

— Нет, — с тревогой ответила Ольга.

Она звонила своей маме, думала, что Петр Давидович мог вдруг поехать туда, но и там не отвечали. Бабушка была глуха, Вольдемар находился в клинике, а Наталья Викторовна с Гельмутом, должно быть, уже проходили таможенный контроль в аэропорту.

Наступил вечер. По радио сообщили новую, уточненную версию случившегося — в цирке была предотвращена попытка террористического акта: шахидка-смертница пыталась взорвать себя, обвязавшись гранатами. Однако бдительность сотрудников спецслужб помешала… и так далее. Звучало это как-то не слишком правдоподобно.

«Откуда там взялась шахидка? — подумала Ольга. — Мужики из-под купола сыпались, как груши, а женщин-смертниц я что-то не видела…»

В телевизионных новостях информация звучала несколько иначе: во время циркового представления хулиганы стали взрывать петарды, в результате чего началась паника и давка. Жертв нет, но пострадавшие имеются. Это было больше похоже на правду. Но о попытке покушения и задержании киллера — ни слова. Кого же тогда ловили на батуте и арене, да еще со сворой дрессированных болонок? Впрочем, Ольга понимала, что об этом не должны и не будут говорить.

— Что делается! — вздохнула Елизавета Сергеевна и выключила телевизор.

Сейчас их обеих заботило другое.

— Что же нам делать? — растерянно спросила Ольга. Сердце щемило все сильнее и сильнее.

— Надо звонить по больницам и в милицию, — твердо решила свекровь.

Но телефон в это время звякнул сам. Первой возле него оказалась Ольга.

— Ну, голуба-душа, здравствуй! — услышала она голос Риты. — Ты не забыла, что нам сегодня с тобой встречаться? Купюры приготовила?

— Нет еще, — смутилась Ольга. Она совсем забыла об уговоре. Да и чек она так и не нашла.

— А, я так и думала! — засмеялась Рита. — Зачем же врала?

— Да есть деньги, есть! Просто сейчас не до того. У меня тут… проблемы. Ну, подожди еще пару дней, чего тебе?

— Проблемы, говоришь? А какие?

— Тебе без разницы.

— Грубишь, девонька. А со мной надо по-хорошему. Ладно, еще несколько деньков погожу. Но ты уж постарайся решить и мою проблему. Целую.

Ольга бросила трубку.

— Кто это? — спросила Елизавета Сергеевна. — Не от них?

— Нет, это по другому поводу, — ответила Ольга, потирая ладонью лоб: голова начинала болеть.

Все пошло кувырком. И Никос заплакал, словно чувствуя нервозную обстановку в доме.

И тут кто-то стал скрестись в дверь. Не позвонил, не постучал, а именно поскребся, как нагулявшийся пес. Обе женщины бросились открывать. На пороге понуро стоял Петр Давидович. Он был не только жалок, но и ужасен: в пальто с оторванными пуговицами, без шапки, лицо в красных пятнах, глаза косят в разные стороны, волосы на голове — дыбом.

— Напился! — всплеснула руками Елизавета Сергеевна. — И потерял ребенка!

— Где Антошка? — спросила Ольга, предчувствуя беду.

Она прислонилась к стенке. А Петр Давидович стал по стенке сползать. Елизавета Сергеевна подхватила его и потащила в комнату, затем уложила на диван. Прямо как был в пальто и ботинках.

— Не похоже, что пьян, — сказала она, принюхиваясь.

На шум отворилась еще одна дверь, и из соседней квартиры выглянул Филидор. Ольга замахала на него руками и тоже пошла в комнату, где Петр Давидович что-то бессвязно мычал и держался рукой за сердце.

— Дай-ка валокордин, — бросила Ольге Елизавета Сергеевна.

— А у нас нет.

— Спроси у соседей. Тут что-то серьезное.

Ольга вновь выбежала в коридор, забарабанила в филидоровскую квартиру. Он моментально отворил.

— Какие-нибудь сердечные капли, быстро! — скомандовала она.

Через пару минут все трое уже стояли возле лежащего в обмороке Петра Давидовича. Елизавета Сергеевна вливала мужу в рот раствор корвалола. Наконец взгляд его стал более осмысленным, но на лбу выступили крупные капли пота.

— Звони в «скорую», — сказала Елизавета Сергеевна. — Похоже, инфаркт.

К телефону бросился Филидор, а Ольга наклонилась над умирающим.

— Антошка? — повторила она сквозь слезы. — Где он? Вы можете говорить?

Петр Давидович приоткрыл глаза.

— Он… в цирке… мы с ним… в цирке были… потом…

Больше он ничего произнести не смог. Потому что сознание стало уплывать, а склонившиеся над ним лица — растворяться в воздухе.

— Погоди, погоди! — затормошила его Елизавета Сергеевна. Она растерянно посмотрела на Филидора и Ольгу. — Он уходит.

— Я знаю, как делать непрямой массаж сердца, нас учили, — торопливо сказал Филидор и отодвинул Елизавету Сергеевну.

А у Ольги, когда она услышала про цирк, все стало расплываться перед глазами. И она ухватилась за спинку кресла, чтобы не упасть.

Леонид Максимович в последнее время замечал, что разучился смеяться и улыбаться просто так — искренне, от какой-либо радости. А все как-то… профессионально, ободряюще, чтобы успокоить пациента. Впрочем, он почти в каждом человеке видел потенциального обитателя своей клиники. Даже в родной сестре и, что было совсем для него огорчительно, в Ольге. Не делал он исключения и для самого себя, зная, что большинство психиатров рано или поздно также спускаются на несколько ступенек вниз по лестнице от здравого рассудка к безумию. Вот и сейчас, когда приехал Константин, Леонид Максимович мягко и ласково улыбнулся, хотя отлично понимал, что все это — лишь игра, «ход конем»: Костя просто хочет отдохнуть, освободиться от домашних забот и всецело посвятить себя плану ограбления банка.

— Ну-с, — сказал он. — Так-так. Со сном у нас все в порядке? Как стул? Курим много?

— Леня, ты меня лечить собрался? — усмехнулся Константин. — Давай показывай мою палату, и дело с концом. Я сюда не на процедуры приехал.

— Ах да! — встряхнулся психотерапевт. — Работы навалом, замотался совсем. Но нервишки мы тебе все-таки подтянем. Расшатались. По белкам глаз вижу. Тебе надо будет успокоительное поглотать, пройти легкий курс релаксации — с хвойными ваннами, физраствором, энцефалограмму сделаем…

— Времени нет, Леня. Мы в цейтноте. Если мы не сделаем того, что задумали, двадцать шестого февраля, тогда мои нервы действительно сдадут. Следующего раза придется ждать целый месяц, а это пытка. Люда сама сказала, что такого стечения обстоятельств, как двадцать шестого, может больше не быть.

— Хорошо, хорошо! Вот ты уже и злишься, нерв­ничаешь. — Леонид Максимович дружески похлопал его по плечу. — Успокойся. Все будет в порядке. Пошли.

Из кабинета главврача они направились в корпус, где размещались привилегированные пациенты. Во дворе под наблюдением санитаров прогуливались больные — молодые и старые, женщины и мужчины. Некоторые, самые резвые, пинали ногами мяч. Другие отрешенно сидели на лавочках. Лица у многих были какие-то отсутствующие, не мирские. Картина глазам представала, в общем, удручающая. Константина даже слегка передернуло. Он подумал, что теперь ему придется сталкиваться с «этими» каждый день.

— А нельзя меня поместить в палату к дедуле? — спросил он.

— К какому еще дедуле?

— Ну, к Жакову, Даниле Маркеловичу, художнику?

— Ах, к этому… У него уже есть один сосед, на религиозной почве тронулся. Что ж! — Леонид Максимович пожал плечами. — Поставим туда еще одну кровать. Нам даже лучше — в клинике и без того тесно становится, палат мало. Представляешь, все в последнее время с ума сходят, прямо поветрие какое-то или мода, — пожаловался он.

— Это не мода, это закон природы, — ответил Костя. — Страна дураков потому что. Одни с жиру бесятся, другие с голодухи. А кто посередине — за компанию, поскольку живут уже «с приветом» в голове от постоянного ожидания всяких катаклизмов, дефолтов, инфляций-девальваций, взрывов, возврата сталинизма, нашествия фашизма, развития ельцинизма и идиотизма. Была Страна Советов, стала «Страна Приветов». Привет тебе, мой тихий уголок! — закончил он, подходя к палате под номером 6, куда его вел Леонид Максимович.

— Входи, входи! — подтолкнул его психотерапевт. — У тебя будет тут с кем порассуждать на эти темы…

Константин открыл дверь и радостно, как солдат Швейк на призывном пункте, произнес:

— Здравствуйте, психи!

— Голову надо в коридоре снимать, — посмотрел на него Вольдемар, стриженный под ноль и поэтому невероятно похожий на товарища Шандыбина.

— Кто к нам пожаловал! Архангел Константин! — закричал дедуля и закукарекал.

— Ну, я, пожалуй, пойду, не буду вам мешать. Располагайся, — мягко и чересчур уж ласково улыбнулся психотерапевт. И добавил: — Вижу, вы найдете общий язык.

А в это время на больничном дворе три санитара собрались в кучку возле продрогшей от мороза осины.

— Заметили, кого повел главврач? — спросил Хряк, потирая от удовольствия клешни.

— Какого-то очередного придурка, — вякнул Гиена.

— Кого? — пробасил Комод.

— Это же тот падла, который мне в прошлом году нос на трамвайной остановке сломал! И которого мы едва на пустыре не уделали — черные помешали. Поняли теперь?

Оба его приятеля-отморозка закивали тыквами.

— Мы его уже который месяц ищем! — взвизгнул Гиена. — А тут он сам в руки свалился.

— Ну че? Пошли, сразу и придавим, — повел квадратными плечами комодообразный.

— Погодите вы! — зашептал Хряк. — Тут надо все похитрее делать. У нас теперь времени много. Мы с него кожу будем медленно, полосками стругать.

— Вот это верно! Правильно, товарищи! — как Ленин на партийном съезде, протянул к небу лапку с желтыми ногтями Гиена.

И все трое радостно засмеялись. Радости у людей и представителей животного мира разные.

Петра Давидовича увезли в больницу. Но еще дома, благодаря первой помощи, оказанной Филидором, он пришел в себя. Успел сообщить, что уже был в милиции, но там его только обругали, посмеялись и вытурили вон. Петр Давидович заплакал, кляня самого себя. Еще он сказал, что, когда в цирке после взрыва началась паника, он сначала оглох и ослеп, а Антошка то ли сам вырвался, то ли кто-то вырвал его у деда из рук. Поток людей вытащил Петра Давидовича на улицу. Дальнейшее ему было трудно вспоминать. Ходил, искал… Спрашивал у всех. Про то, что Рита помогала ему в этом занятии, он умолчал. Вообще ни слова не сказал о том, что Рита была с ними в цирке, что это была ее идея. Какая теперь разница?

— Зачем ты в цирк-то поперся? — сурово спросила Елизавета Сергеевна, но, боясь, что ему вновь станет хуже, сменила тон: — Ладно, найдем мы мальчика. А ты лежи, отдыхай.

В больницу она поехала вместе с мужем. Ольга с Филидором остались в квартире одни, не считая уснувшего Никоса. Где искать Антошку? Ольга подсела к телефону, но не представляла, кому звонить, с кем хотя бы посоветоваться? Костя в клинике, мать в Шереметьеве, свекровь на «скорой»… Она набрала номер тетки, но у Светланы Викторовны никто не отвечал. Ольге хотелось разрыдаться от отчаяния, но она взяла себя в руки.

— Давайте я схожу в милицию, если вам трудно, — предложил Филидор.

— Нет уж! — ответила она. — Вас там еще измордуют. Пошли уж вместе.

Но в ближайшем отделении им ничего определенного не сказали и посоветовали ехать туда, где пропал мальчик. Оставлять Никоса надолго одного было нельзя. Ольга дала Филидору ключи от квартиры, а сама поехала к цирку. Заявление у нее приняли, но особо не обнадеживали. Позвонили в больницу, куда свозили пострадавших в давке, но Антошки там не оказалось.

— Поезжайте в детприемники, — предложил дежурным тоном сержантик. — Неплохо будет и по моргам прокатиться, — словно посылал на карусель в парке.

— Ну, спасибо, — ответила Ольга.

Она поездила по детским приемникам-распределителям, но без толку. Лишь еще больше расстроилась, глядя на несчастных, оборванных и грязных детишек, выброшенных обществом на обочину, чтобы не мешали семимильными шагами идти к светлому капиталистическому будущему. Про морги Ольга и думать не хотела.

Домой она вернулась уже поздно ночью. Филидор спал на коврике возле кроватки Никоса, как преданный Мухтар. Ольга не стала его будить, лишь накрыла пледом и подложила под голову подушку. А сама устроилась в кресле, поджав под себя ноги. Спать она не хотела — не до того было. Но и думать об Антошке становилось невыносимо. Одна зловещая картинка сменялась другой. Будто в фильме ужасов, которые постоянно крутят по телевизору. Но то — кино, в жизни ужас куда реальнее и рвет сердце, ломает душу. Ольга тихо заплакала, надеясь, что ее никто не услышит. Потом она взяла себя в руки, вытерла слезы и стала смотреть в окно, в темную беспросветную ночь, словно ожидая увидеть там милое и родное лицо сына.

Всю дорогу, везя Антошку на мытищинскую дачку Каргополова, фотограф переживал, что в цирковой давке сломал каблук на левом ковбойском сапоге. Наконец показался забор каргополовской дачи. Ворота открыл хозяин.

— Мальчишку привез? — спросил он.

— В машине сидит! — махнул рукой Миша.

Он снял сапог и начал его осматривать, ругаясь все громче.

— Да заткнись ты! — огрызнулся депутат и открыл дверцу джипа.

Антошка выстрелил в него из водяного пистолета, который всегда носил с собой. Правда, вместо воды он был заправлен чернилами.

— Здравствуй, мальчик, — сквозь зубы процедил Каргополов, вытирая платком лицо, залитое черными струями. Французский джемпер и белоснежная рубашка были испорчены. — Как тебя зовут?

— Антон — покоритель диких выдр! — с гордо­стью ответил малыш и сам выскочил из джипа. — Куда мы приехали?

— К диким выдрам, — хмыкнул фотограф. — Прелестное дитя, правда? Жалко только, что каблук сломался.

— Давай починю, — предложил Антошка.

— А ты умеешь, что ли?

— У меня папа — сапожник! Он меня всему научил.

Михаил недоверчиво протянул сапог Антошке, а сам поджал ногу, как цапля.

— Дай какую-нибудь железку! — попросил мальчик.

Каргополов поискал вокруг, нашел старый молоток и протянул странному Ритиному племяннику.

— Снимай и второй тоже, мне надо примериться! — потребовал юный сапожник.

Михаил разулся окончательно и остался в одних носках. На снегу было холодно. Но и ему, и депутату сейчас было очень интересно: что же сделает мальчик, как он починит каблук. А тот что-то мурлыкал себе под нос, посвистывал, положил оба сапога на крылечко.

— Отойдите шага на два, — приказал он. — Мне надо замахнуться как следует.

— Может, не стоит? — предчувствуя неладное, проговорил фотограф. Но все же послушался и отошел. Вместе с Каргополовым.

Мальчик поднял молоток и со всей силы ударил по исправному каблуку. Тот отлетел.

— Вот, — торжественно сказал он. — Теперь оба сапога ровные. Держи и носи на здоровье.

Михаил ошеломленно взял свою окончательно испорченную обувку. Слов у него не было. Он лишь процедил, почти как Каргополов:

— Чудесный ребенок. Рите это обойдется в сто баксов…

— Дядя, а вам тут в доме ничего больше починить не надо? — повернулся к депутату Антошка. — Я могу.

— Нет, нет! Нет! — поспешно закричал Каргополов.

— А чего вы так орете? Я не глухой. — Мальчик стал с любопытством оглядываться. — Классная дачка! Мы здесь жить будем? А когда родители приедут?

— Скоро, — пообещал фотограф. — Со всеми вопросами — к тете Рите. Или — вон! — к дяде Вадику. Он все знает.

— Все-все-все? — не поверил малыш.

— Все и про всех, — важно подтвердил Каргополов. — Я — депутат Государственной думы. Знаешь, что это такое?

— А-а-а!.. — разочарованно протянул Антошка. — Это там, где, как говорит моя бабушка, сидят одни сплошные идиоты?

Фотограф ехидно засмеялся, а Каргополов обиженно надул щеки.

— Ну, если ты все знаешь, то скажи мне… — Мальчик задумался, подбирая каверзный вопрос. Затем выпалил целую серию: — Сколько воды за один присест может выпить кит? Где находится городок Дзиньбульбам? Отчего уши краснеют? Почему дождь идет, а не скачет? Когда рак на горе свистнет? Колобок куда укатился? Кто над нами вверх ногами? А-а! Не знаешь!

— Погоди, погоди! — заспорил Каргополов. — Не так быстро. Давай-ка по порядку. Во-первых, города Дзиньбуль… не существует. Это ты врешь! Такие вопросики я тоже могу задавать! На них нет ответов.

— Есть, — уверенно ответил малыш. — Городок Дзиньбульбам находится в квартире у моей бабушки, за обоями, где тараканы живут. Они же и ходят над нами вверх ногами. Так?

— Ну-у.. так! — согласился депутат. Он даже вспотел от напряжения. Но увлекся. Антошка стал его забавлять. От скуки и одиночества чем не займешься? Хотя бы и детскими играми.

Мальчик тем временем пульнул из своего чернильного пистолета в окно. Рама была недавно покрашена, а сейчас местами изменила цвет.

— Отдай-ка свою пушку, — потребовал Каргополов, — и пошли в дом. Обедать будем. А потом я тебе на все вопросы отвечу.

— Ну, это без меня! — бросил им вслед фотограф, все еще пытаясь приладить каблуки на место. — Я сыт по горло.

0

55

Глава двадцать третья
УЖЕ ЛЕГЕНДАРНАЯ СКАМЕЙКА

К утру Ольга все-таки уснула, прямо в кресле, свернувшись калачиком. Разбудил ее Филидор, успевший приготовить завтрак, помыть посуду, прибрать в комнатах и сбегать за детским питанием. Словом, он оказался расторопным и хозяйственным.

— Никто не звонил? — первым делом спросила Ольга.

— Увы! — развел руками сосед.

Сели за стол. Но Ольга не могла есть, лишь сделала несколько глотков чаю. Звонки начались позже, и сразу один за другим, причем все разыскивали Костю. Это сначала удивило, а потом насторожило Ольгу. Ну ладно, его друзья — Вася, Митя, но когда позвонили из фармацевтического концерна и попросили позвать мужа, она задала встречный вопрос:

— А кто конкретно его спрашивает?

— Пурильский, — раздалось в ответ. — Замгенерального директора по кадрам.

— А по какому вопросу?

— Девушка, он ведь наш сотрудник, — произнес «серый кардинал», — есть кое-какие нерешенные проблемы по его работе, связанные с рекламой. Он дома?

— Нет.

Ольга чувствовала какую-то фальшь в этом бархатистом голосе. «Пурильский… Кажется, Костя как-то говорил, что этот человек заправляет всеми темными делами в концерне. Да и Маша упоминала о нем… сказала…» Да, теперь Ольга вспомнила: Белова сказала, что Пурильский виновен в смерти ее мужа. Что он — правая рука Мамлюкова. И в документах Светланы Викторовны это имя мелькало. Вон оно что! Так это именно он вместе с Мамлюковым и «заказал» тетушку! А теперь к Косте подбирается, потому что покушение в цирке сорвалось…

— Почему вы замолчали? — ласково сказал Пурильский. — Вы ведь его жена, Ольга, если не ошибаюсь?

— Да, — ответила она, начиная бояться этого вкрадчивого голоса. Она ощущала, что с ней говорит страшный человек.

— Так где же наш Константин?

— В отпуске.

— Я знаю. Но обстоятельства требуют его возвращения на службу. Куда он поехал?

— Он… он за городом. — Ольга выпалила единственное, что пришло ей в голову.

— Где? В каком месте? Скажите адрес, мы пошлем за ним машину. Это очень важно.

— Я… я не знаю. Он не сказал. К каким-то друзьям поехал. Рано утром, я еще спала.

— Ну ладно. — Пурильский понял, что его обманывают. — Тогда скажите ему, когда он вернется, чтобы срочно позвонил мне. Это в его интересах.

— Конечно. — Ольга повесила трубку.

Она тоже поняла, что этого человека так просто не провести. Он будет искать Костю в городе и за его пределами. И рано или поздно найдет. Как хорошо, что она успела спрятать мужа в клинику! Но это не выход. Нужно как можно быстрее передать кому-то барсетку с образцами препаратов, чтобы завертелось дело против Мамлюкова и Пурильского. Тогда им будет не до Константина. Только так она сможет его спасти. А заодно и тысячи, сотни тысяч других людей, которым угрожает «Плотное облако» и другие нарколекарства, разрабатываемые в концерне. Надо нанести по этому логову удар!

Но и Пурильский, положив трубку, о многом догадался. Он понял, что все это время Константин водил его за нос. Что он ловко притворялся, пообещав сделать Светлане Викторовне инъекцию во время циркового представления. Что вся операция там сорвалась именно из-за него. Что он, несомненно, каким-то образом связан с Павлом и спецслужбами. И что Маша Белова тоже работала на него. Возможно, и образцы препаратов она уже успела передать Константину. Или… Тут Пурильский развил мысль дальше: или, в силу каких-то форс-мажорных обстоятельств, этой девушке — Ольге, его жене. Потому что она далеко не так проста, как прикидывается. Сиди она сейчас перед ним, в его кабинете, он расколол бы ее в течение часа. Что ж, может, и придется встретиться, коли не найдем Константина… Что правда, то правда — языки Пурильский развязывать умел.

Все мысли Ольги в это время занимали Антошка, Костя и Петр Давидович — что с ним? От Елизаветы Сергеевны до сих пор не было никаких известий. Неужели умер? Она ничего не могла делать, хорошо хоть Филидор все время был рядом, занимался Никосом. Она бы сейчас даже в пеленках запуталась. А сосед умел справляться и с этим. Никакой черной работой не брезговал. Теперь затеял полы мыть…

— У вас тут много барахла старого! — крикнул он из детской комнаты. — Тряпки, шлепанцы рваные, ночной горшок ржавый; может, выбросить на помойку?

— Да-да, разумеется! — машинально откликнулась Ольга. Она даже не вспомнила, что именно лежало в этом старом ночном горшке.

— Так и сделаем, — сказал Филидор, продолжая орудовать мокрой тряпкой.

Тут снова позвонили. Ольга не ожидала услышать голос Павла. А ему тоже понадобился Константин.

— Зачем вам Костя? — спросила она.

— В связи со вчерашними событиями, — коротко ответил он.

— Я хочу знать.

— Что ж, вы имеете на это право, — вздохнул Павел, — но по телефону говорить не будем, встретимся через час на нашем месте.

«Наше место! — подумала Ольга, вешая трубку. — Я уже вроде как секретный агент». Но в принципе она была даже рада. Потому что сама после разговора с Пурильским хотела звонить Павлу. Ведь больше посоветоваться было не с кем.

И в эту минуту, совсем уж неожиданно, позвонил Ренат. Только не по телефону, а прямо в дверь. Ольга даже вздрогнула, увидев его на пороге квартиры. Она-то думала, что это Елизавета Сергеевна, или Антошку кто-то привел, а тут… Вид Рената был очень грозен, будто он уже покорил город гяуров и взял Кремль; таким суровым она его еще никогда не видела. Очевидно, он принял какое-то важное для себя решение. А Ренат и сам ощущал всю глобальность своей «исторической миссии», по крайней мере в отношении собственной судьбы, а также судеб Ольги и Кости. Хотя под величавой маской он все же прятал некоторую неловкость, осознавая комичность ситуации. Он явился «простить и отпустить» Ольгу, а она, похоже, сама давно от него ушла. Этот факт надо принять, и ничего тут не поделаешь. Но роль следует доиграть до конца.

— Проходи, Ренат, — сказала Ольга и посторонилась. — Какой-то ты странный.

Она хотела по привычке поцеловать его, но он гордо поднял голову. И Ольга не дотянулась.

— Нэ надо! — сумрачно произнес он.

— Ну, не надо так не надо, — ответила она.

— Где Костя? — спросил Ренат.

— Да что ж вам всем сегодня Константин-то понадобился? — удивилась Ольга. — Даже тебе. А я уже и не нужна?

— Ты тоже нужна. Для разговора, — сбавил тон Ренат. — Но и с Костей я хотел бы повидаться. Потолковать по-мужски. — Последняя фраза прозвучала угрожающе.

— Нет его, и не будет, — сказала Ольга, снова радуясь тому, что вовремя сплавила мужа в клинику. А то еще и от Рената жди неприятностей!

— Ладно, встретимся с ним в другой раз, — пообещал горец.

Тут из детской комнаты, пятясь задом, на корточках, с тряпкой в руках выдвинулся Филидор. Тощий и лысый, как Кощей Бессмертный, занятый трудотерапией.

— Это еще что за чучело? — не удержался от усмешки Ренат. Он с горечью посмотрел в глаза Ольге: — Нежели ты променяла меня и даже почти джигита Костю на этого вот «богатыря»?

Филидор от этих слов сконфузился и вновь скрылся в детской.

— Ренатик, милый, не мели ерунды, — сказала Ольга. — Я люблю Костю, и ты это прекрасно знаешь. У нас уже был разговор на эту тему. К прошлому возврата нет. Делай что хочешь, но против истины не пойдешь. И силой ничего вернуть нельзя. Ты же умный, неужели не понимаешь?

— Дай воды, — попросил Ренат.

Он прошел вслед за ней на кухню. Сделав несколько глотков, откашлялся и произнес заранее приготовленную речь:

— Ольга! Ты — прекрасная девушка. Может быть, лучшая из всех. Но… я тебя больше не люблю. Прими это как факт. И я отпускаю тебя на все четыре стороны.

— Слава Богу! — вздохнула с улыбкой Ольга.

— Погоди, не перебивай. Живи теперь, с кем хочешь, будь счастлива. Хоть с Костей, хоть с этим чучелом. Но к твоему теперешнему мужу у меня все равно остаются некоторые… скажем так, претензии. Он должен испить уготованную ему чашу.

— С вином? — спросила Ольга. — Это он любит.

— Экая ты, право! — расстроился Ренат. — Все шутишь. А мы, на Кавказе, шутить не привыкли. И слово свое держим. Но это к тебе уже не имеет отношения. Я, Оля, встретил одну девушку и, кажется, по-настоящему полюбил.

— Как меня?

— Наверное, даже еще сильнее, — признался Ренат.

— Я рада. Честно, очень за тебя рада! — сказала Ольга и все-таки поцеловала его.

Оба вдруг растрогались. Ренат полез в карман и вытащил бархатный футляр.

— Вот! — сказал он, открывая крышку. Ярко сверкнули зеленые камешки в золотой оправе. — На днях я купил два колье. Одно — своей девушке, другое — тебе. Оно тоже изумрудное, как тот перстень, который я тебе приносил. Под пару. Ты сохранила его?

— Я хотела вернуть, — откровенно ответила она. — Но теперь… Какая прелесть!

Ольга взяла колье, залюбовалась им.

— Оно — в знак прощения и прощания, — произнес Ренат. — А то, другое, — знак встречи с моей новой любовью. Надень это украшение. Я хочу запомнить тебя в нем.

— Какой же ты все-таки милый, удивительный человек! — искренне сказала Ольга. — Я так хочу, чтобы ты тоже был по-настоящему счастлив. Чтобы никогда не воевал больше ни с кем. Чтобы жил мирно и процветал! До ста лет!

— Моему дедушке сейчас сто одиннадцать, — заметил Ренат, — И он недавно четвертую молодую жену взял.

— Тогда живи до ста пятидесяти, — поправилась Ольга, надевая колье. — А жену все-таки одну люби.

— Твои слова — мед, — согласился Ренат.

— Но мы же останемся друзьями? — спросила она.

— Я тебя никогда не забуду, — отозвался он.

В целомудренном на этот раз порыве они снова поцеловались. На кухню заглянул Филидор с ведром и тряпкой.

— Звонила Елизавета Сергеевна, — сообщил он. — Петру Давидовичу лучше. У него не инфаркт, а сильный сердечный приступ. Я пойду выносить мусор.

Это была пока единственная утешительная новость за все утро.

— Ренат, вот что, — вспомнила о своей беде Ольга. — У меня пропал сын. Ты поможешь мне его найти?

— Вах! И ты еще спрашиваешь? — возмутился горец. — О, женщина! Да мы всю Москву перевернем, а разыщем. Ты же знаешь, что Антошка мне как родной?

— Знаю, — немного успокоилась от его слов Ольга.

К легендарной уже скамейке они подошли почти одновременно, только по разным дорожкам в парке.

— Зачем вам понадобился Константин? — повторила свой вопрос Ольга.

— Я хочу, чтобы он сам явился ко мне в Большой Кисельный переулок, — ответил Павел. — Так будет лучше.

— Но почему?

— Потому что формально мы обязаны его задержать. Я мог сделать это еще в цирке, но не стал. Из-за вас. Потому что вы оказали нам большое содействие, вывели на настоящего киллера.

— Так при чем же теперь Костя?

— Ну как же? Хотя бы как важный свидетель. Кстати, шприц с ампулой сохранились?

— Откуда мне знать? Кажется, он брал их с собой. Впрочем, скорее всего выбросил по дороге.

— Ну все равно. В любом случае он должен прийти добровольно. И рассказать все: о том, как ему «заказали» Светлану Викторовну и прочее.

— Это невозможно. Вы его посадите, — растерянно произнесла она.

— Не глупите, Ольга, — усмехнулся Павел. — Никто его сажать не собирается. Надолго, — добавил он. — Ну, если только месяца на два-три. Пока не разберутся во всех обстоятельствах. И, уверяю вас, у нас в Лефортове лучшие камеры во всей стране. А какой сервис! Мы ему даже холодильник и телевизор поставим.

— Вот сами там и сидите! — огрызнулась она. — Я вам его не отдам.

Издали казалось, что это мирно беседует супружеская чета, однако в речи женщины чувствовались повышенные тона. Ольгу и в самом деле начинало раздражать такое развитие событий.

— Послушайте, а если за вашим мужем начнут охотиться они, заказчики? — привел новый аргумент Павел. — Вы об этом подумали? Кто же его убережет, как не мы?

— Не беспокойтесь, Костя сейчас в надежном месте, — отреагировала Ольга. — Под моей защитой, — добавила она. — Я не доверяю государственным структурам. Они порой ничуть не лучше бандитских.

Павел не удержался от улыбки. Она действительно очень напоминала путинскую.

— Тут вы, пожалуй, правы, — согласился он. — Вот поэтому мы и занимаемся «чисткой рядов». Я и другие. Не включаем пылесос на полную мощность, а тихо, аккуратно, целенаправленно, постепенно…

— Уж больно медленно.

— Ничего, зато наверняка. Из каждого уголка выметем. Так как же мы с вами решим?

— Как хотите. Костю вы не получите.

Павел задумался. Ольга сидела неподвижно, ковыряла каблуком снег.

— Ну хорошо, — произнес он наконец. — Я, в общем-то, ожидал от вас чего-то подобного. Даже рад, пожалуй. Вы удивительно верная и стойкая жена. Побольше бы таких в России, быстрей бы все наладилось. Тогда сделаем так. Пусть Константин письменно изложит все, что знает. Со всеми подробностями. Кто заказывал, кто курировал, кто помогал в техническом обеспечении. Важна каждая мелочь. А вы передадите эту бумагу мне. Такой вариант устроит?

— Вполне! — обрадовалась Ольга. — Но его не будут привлекать к суду?

— Нет. В качестве обвиняемого — исключено, — твердо сказал Павел. Потом заметил: — Но, между прочим, еще Мохандас Кармачад Ганди писал в своих мемуарах, что каждый человек обязан пройти в жизни три испытания: тюрьмой, семьей и войной. Может быть, это пошло бы вашему Константину на пользу.

— Хватит с него и семейных испытаний, — ответила Ольга.

Она понимала, что разговор окончен, но все не решалась встать и попрощаться.

— Вас что-то еще беспокоит? — поинтересовался Павел. — Говорите, не стесняйтесь. Я сделаю все, чтобы помочь вам.

— Хорошо, — сказала Ольга. — Там, в цирке, у меня пропал сын.

— Но его же не было с вами? — удивился Павел.

— С нами — не было… Но он там был. Его привел свекор. Так уж вышло. Мы как-то по-дурацки не согласовали наши планы. Мы с Костей и не знали даже, что они тоже там. А потом… во время этой суматохи… Кстати, что там взорвалось?

— Выясняем, — коротко ответил Павел. — На сообщников киллера не похоже. Тот человек всегда действовал в одиночку.

— Это который на батуте кувыркался?

— Да, акробат, — кивнул он. — С оптическим прицелом. Дайте мне фотографию вашего сына, я приму меры.

Ольга поспешно вытащила карточку Антошки, которую всегда носила с собой. Павел взглянул на нее и сунул в портмоне.

— Сказали бы раньше, — покачал он головой. — Мы бы уже давно перекрыли все выезды из Москвы. И вокзалы, и аэропорты.

— Я еще вчера обращалась в милицию, — пожаловалась Ольга. — Ноль внимания.

— Нашли куда обращаться! Вы что, мой телефон потеряли?

Павел подумал о том, что к исчезновению ребенка мог приложить руку Пурильский. Старый зубр мог пойти и на такое, хотя… вряд ли. Однако надо проверить и эту версию. В любом случае поисками мальчика займутся немедленно.

— А милиция разве не государству служит? — спросила Ольга.

Павел только махнул рукой, не отвечая на ее наив­ный вопрос. Он встал, полагая, что теперь — все.

— Погодите. — Ольга продолжала сидеть. — Мне надо вам еще кое-что сказать.

— Говорите. — Он снова уселся рядышком. — Это касается Кости?

— И да и нет, — ответила она. — Может быть, это касается будущего России вообще.

Когда она произнесла это, то сама вдруг чего-то испугалась, словно с уст ее сорвались не слова, а глухое эхо отдаленного грома. С соседних деревьев не­ожиданно взлетели вороны и закаркали. «Черт-те что творится! — подумала Ольга, глядя на кружащуюся над ними стаю. — Мистика какая-то». Но ворон просто спугнул пульнувший в них из рогатки мальчишка.

— Это интересно, — серьезно произнес Павел. — Рассказывайте. Будущее России — моя профессия.

— Так вот… — начала Ольга, решившись на откровенность.

Она рассказала Павлу практически все. Все, что знала. О том, что прочитала доверенный ей компромат Светланы Викторовны; о том, что Константин занимался тайным сбором информации о производстве метадона и других наркотических препаратов в концерне Мамлюкова; о том, что ему поручил это Геннадий Васильевич Красноперов, который лежит сейчас в реанимации, как и его секретарша (не покушались ли на них так же, как и на тетушку?); рассказала о Маше Беловой, у которой убили мужа и которая вынуждена была бежать, но успела передать ей барсетку с образцами «Плотного облака» и других наркотиков; а также о сегодняшнем звонке Пурильского.

Павел слушал внимательно, ни разу не перебил. Лишь кивал головой, словно отмечал для себя то, что уже знал. Когда Ольга закончила, он потер кончик носа и произнес:

— Где теперь барсетка?

— У меня, — призналась Ольга.

— Кому вы хотели ее передать?

— Сначала — Красноперову. Поскольку к нему никого не пускают, я подумала обратиться к его заму, Воронову, но…

— Вот ему и отдайте, — сказал он. — Петру Петровичу.

— Как?!

— Так. Мы с ним работаем по этой теме. Не я лично, а мои коллеги. Я мог бы и сам взять у вас эту барсетку, но лучше, если ее передадите вы. Знаете, — добавил он, — коли уж вы с Костей начали это дело, то вам и заканчивать. Мне чужих лавров не нужно. Только постарайтесь не медлить. Я знаю, как сейчас необходимы эти образцы.

— Так вы считаете, что они помогут… прикрыть этот чертов мамлюковский концерн?

— И его самого тоже, — улыбнулся Павел. — По крайней мере, будут одним из самых важных аргументов в деле. А сына вашего мы обязательно найдем, не сомневайтесь.

Он поднялся и протянул руку.

— Вы не представляете, какая вы молодец, — сказал он на прощание. — Просто удивительно. Откуда в такой красивой головке столько благоразумия?

— А Костя? — спросила Ольга. Она все время старалась выставить мужа вперед. — Костя тоже молодец?

— Ну… конечно, — кивнул Павел, как бы ободряя ее. — Только с его кипучей энергией и фантазиями он бы непременно много дров наломал. А может быть, — заметил он, уже уходя, — еще и наломает.

— Я ему этого не позволю, — тихо ответила Ольга.

Оставшись одна, она скатала снежок и запустила им в сидящих на ветке ворон. Просто так, почувствовав облегчение. В ответ ей раздалось хриплое, недовольное карканье.

— Что, не нравится? — весело спросила Ольга.

0

56

Глава двадцать четвертая
ПРОЦЕДУРНАЯ В КОТЕЛЬНОЙ

Первые два часа пребывания с Антошкой под одной крышей Каргополов испытывал жестокую головную боль. Мальчик болтал без умолку и вытворял всякие, на взгляд депутата, чудачества. Например, затеял сооружать во дворе снежную крепость, для чего вытащил из дома стулья, диванные подушки и кухонные кастрюли. Вместо флага использовал шотландский плед, а древком послужила антенна от телевизора. Каргополов, по замыслу мальчика, должен был брать крепость штурмом, а сам Антон — защищаться, бросая в неприятеля засоленными на зиму огурцами. Один из огурцов угодил депутату в глаз.

— Давай во что-нибудь другое поиграем, — взмолился Каргополов.

Следующие два с половиной часа они играли в прятки. Потом депутату пришлось тушить в доме пожар — Антошка поджег чердак, где прятался Каргополов. Сгорели брюки и кальсоны сторожа.

«На фига мне это нужно?» — думал караульщик, замазывая ожоги. Он как избавления ждал приезда Риты, которая, однако, объявилась лишь на следующее утро. К этому времени мальчик немного угомонился и заскучал по родителям. Фотомодель привезла торт, пирожки с вареньем и много настольных игр.

— Мама с папой уехали в Петербург, — сказала она Антошке. — И поручили тебя мне. Ты уже играл с дядей Вадиком в индейцев?

— Еще нет. А как это? — спросил мальчик.

— Я тебя научу. Индейцы должны ограбить поч­товый фургон. Ты — шериф. Твоя задача — отбить нападение и взять в плен главного бандита, вождя. Потом делай с ним, что хочешь. Можешь снять скальп.

— Я не согласен! — завопил Каргополов.

— Поздно, — сказала Рита. — Игра началась. Время пошло.

— Ура-а! — закричал Антошка и начал вооружаться метательными снарядами.

Каргополов убежал в подвал и закрыл за собой люк.

— Выходи! — потребовал малыш, стуча по крышке молотком.

— Ну, я поехала, у меня еще съемки, — сказала Рита. — К моему приходу постарайся оставить дядю Вадика в живых. Он нам еще пригодится.

— Это как получится, — отозвался Антошка.

— Какой умный мальчик, — задумчиво произнесла похитительница.

Она уже стала сомневаться в том, что из этой ее затеи выйдет что-нибудь путное. Но и отступать было уже поздно. Впрочем, всегда есть запасные варианты. Ее шенгенская виза действительна еще на полтора года. А поработать фотомоделью можно пока и в Польше или Германии — предложения есть. Свалить все на Каргополова и умотать в Европу. Фотограф-то, кажется, уже удрал… Но время еще есть.

Рита закрыла за собой входную дверь и пошла к джипу. Из дачи ей вслед понеслись ликующие крики. Судя по всему, шериф добрался до главного грабителя почтовых фургонов. И начал снимать скальп.

Петра Давидовича поместили в ту больницу, где прежде работал его сын и где сейчас лежали бывший главврач Красноперов и его секретарша. Елизавета Сергеевна вернулась оттуда с утешительными известиями: опасность для жизни миновала, но выпишут свекра не раньше чем через месяц. Само собой разумеется, она осталась у Ольги — до тех пор, пока не найдется Антошка. Будет кому и за Никосом приглядеть. Ольга на это предложение с радостью согласилась. Ей теперь предстояло решать много других задач. Сначала съездить в клинику к Косте и заставить его написать бумагу для Павла. Затем отвезти барсетку Воронову. Еще найти этот проклятый чек и отдать долг Рите. А также помешать планам Кости и его друзей ограбить банк. Но до двадцать шестого время еще есть. Надо сделать так, чтобы у них все провалилось уже на начальной стадии. И чтобы никто не пострадал. Каким образом этого достичь — она еще не знала, но не сомневалась, что что-нибудь придумает. Может быть, поможет сам Леонид Максимович. Или Джойстик, на которого у нее есть влияние. Однако самое главное все-таки — это Антошка… Но на его поиски сейчас брошены две мощные структуры — спецслужбы Павла и криминальные круги Рената. А это кое-что значит. Тут Ольга была практически спокойна. Это не милиция, найдут.

Ольга не думала, что во время давки в цирке Антошку мог кто-то похитить. Для этого нужен был особый склад ума. Кроме того, пришлось бы признать, что и Петр Давидович каким-то образом, пусть косвенно, принимал в этом участие. Нет, вряд ли. На Риту Ольга тоже не хотела думать. Правда, она съездила на всякий случай в фотостудию, хотела еще раз прижать Михаила и расспросить его, но того не было: сказали, что отбыл в Испанию, лечить расшатанные нервы козьим молоком. Ольга предполагала, что Антошка в суматохе мог куда-нибудь убежать и спрятаться. Возможно, попал к каким-нибудь нищим, к бомжам, к беспризорникам. Мальчик он любопытный, все ему интересно. А тут — неведомая жизнь! Полная свобода, романтика! Недаром, когда она ему читала недавно отрывки из «Тома Сойера», он так увлекся приключениями Гекльберри Финна, беглого негра Джо и самого Тома. Возможно, бродит сейчас с другими такими же маленькими сорванцами по московским улицам или вокзалам, а ночует на чердаках или в подвалах. И о родителях пока не вспоминает. У Антошки Костин характер, ему подавай новые игры и рискованные забавы. А все дети в этом возрасте немного эгоисты, на то, что папа с мамой волнуются, им плевать. Ольга решила поездить по вокзалам, познакомилась с тамошними беспризорниками, угостила их газировкой и сникерсами, расспрашивала об Антошке. Но мальчика с такими приметами они не видели. Хотя там были дети и гораздо меньшего возраста, лет четырех-пяти. Серд­це содрогалось, когда Ольга смотрела на них, разговаривала. Она раздала им все деньги, которые у нее с собой были, сказала, что еще приедет. А вот совершить рейд по привокзальным чердакам и подвалам решила в другой раз: тут одной не справиться, да и опасно. Придется кого-то звать на помощь. Может быть, Джойстика или Митю?

Елизавета Сергеевна сменила на посту домоправительницы Филидора. Она снова все в квартире перемыла, перечистила, вынесла на помойку всякое барахло, наготовила еды.

— Физический труд успокаивает нервы, — сказала она Ольге. — А где же наш Костя?

Пришлось признаться, что отец семейства лег в больницу. Ничего страшного, просто общее обследование организма. Недели на полторы, не больше.

— Что же вы сразу ничего не сказали? — недовольно спросила свекровь.

— Понимаете, Елизавета Сергеевна, об этом нельзя было говорить. Он дал подписку о неразглашении.

Ольга до того измучилась за последние три дня, что язык сам понес какую-то ахинею, не согласовывая слова с крутящимися в голове мыслями. Сказать правду она не могла: свекровь ухватилась бы за нее и раскрутила всю цепочку. Пришлось бы признаваться в том, что в действительности делал Костя в концерне Мамлюкова, зачем они пошли в цирк именно со Светланой Викторовной и все прочее. А узнай Елизавета Сергеевна правду, она бы сошла с ума. Ольга решила, что поверить в какую-нибудь чушь свекрови будет проще.

— Какую еще «подписку»? — заинтересовалась свекровь.

Ольга немного помешкала для важности, потом призналась:

— Это государственная программа, связанная с глубинными океаническими исследованиями. Костю выбрали из тысячи других кандидатов. Физиче­ски он подходит по всем параметрам, надо лишь довести турбовентиляцию легких до нужного объема.

— Зачем? — опешила Елизавета Сергеевна.

— Для погружения в Марианскую впадину, — посмотрела на нее честными глазами невестка. — В батискафе. С последующим выходом на океаниче­ское дно. Там обнаружены какие-то ценные водоросли и микроорганизмы. Говорят, они произведут настоящий переворот в медицине. Панацея от атипичной пневмонии, рака и СПИДа. Как бы только он сам там простуду не подцепил: на дне холодно.

— Ну дела-а!.. — задумчиво и рассеянно произнесла Елизавета Сергеевна. — Он в детстве мечтал быть водолазом, я помню.

После этих слов она замолчала часа на три, переваривая услышанное от Ольги. Ее материнское серд­це переполняла гордость за сына, мужественно решившего рискнуть своей жизнью ради спасения человечества. А Константин в это время играл в подкидного дурака с Вольдемаром и дедулей и явно жульничал, поскольку прятал в рукаве пижамы козырного туза.

Елизавета Сергеевна отправилась в больницу к мужу, а Ольга осталась одна с Никосом. «Пора ехать к Косте», — решила она и пошла к телефону, чтобы позвонить Филидору: с ним ребенок никогда не плакал — даже удивительно. Ему бы в детском саду работать! Бывают такие мужчины-няни… Телефон, однако, сам в это время затрещал, причем как-то не по-нашему.

Звонила матушка из Германии.

— Господи, доченька, как тут все интересно, какая красота, какие люди! — затараторила она в трубку. — Правда, по-русски ни бум-бум, немчура, одним словом. Но все приветливые и добрые. Хотя и ужасно жадные. Сквалыги! Я тут уже с дворецким Гельмута поругалась: он мне вздумал указывать, чтобы я не курила в постели! Видите ли, можно прожечь дырки в прованском белье! Вот урод.

— Мама, а у нас…

— Погоди, доченька! С фрау Шрабер мы уже по­дружились. Прелестная, милая старушка, лет сто. Стерва, конечно, первостатейная. Но ничего, мы общий язык найдем. Я тут случайно ее любимую чашку из саксонского фарфора разбила. Подарок мужа, того, с хлыстом, на фото. Он уже давно на кладбище.

— Мама, Антошка…

— Так вот, ты представляешь, она выставила мне счет! Они тут все на марки меряют, даже между родными. Гельмут заплатил. Он чудо до чего хорош, хотя и зануда ужасная.

— Я рада, мама. Петр Давидович…

— А поместье у них огромное. Я и на нашей ферме побывала, которую дед выкупил. Ничего, славная. Я тут все переделаю, березок насажу, а то у них одни дубы, потому что свиней разводят, а те желуди жрут. Нет, мы с тобой козочек, овечек, курочек заведем… Или тебе больше гуси и индюшки нравятся?

— Мама! — прокричала Ольга, не зная, как остановить этот словесный поток, и тут кто-то начал звонить в дверь. — Погоди минутку! — сказала она и пошла открывать.

На пороге стоял незнакомый седоватый мужчина с проницательными глазами, а за его спиной торчали еще двое, попроще и покрупнее.

— Вы — Ольга, — уверенно произнес мужчина. — А я — Пурильский, я недавно вам звонил, по поводу Кости. Можно войти?

— Я вообще-то занята, — ответила она, но поняла, что они все равно войдут, без спроса, уж больно решительные лица были у «шестерок».

Ольга посторонилась.

— Много времени я у вас не займу, — сказал Пурильский.

Он прошел в комнату, заметил снятую телефонную трубку, поднес к уху, потом опустил на рычаг.

— Перезвонят, — коротко объяснил он. — У нас разговор поважнее.

— Что вы себе позволяете? — возмутилась Ольга.

Она заметила, что двое спутников Пурильского растворились в квартире: один прошел на кухню, другой остался в коридоре.

— Никого больше нет? — спросил Пурильский.

— Мой сын. Он спит, — ответила Ольга.

— Младенец? Очень хорошо.

Ольга прислушалась к тому, что делают спутники Пурильского. Кажется, они, ничуть не смущаясь, начали обыскивать квартиру. Первый гремел на кухне кастрюлями и утварью, второй простукивал стены в коридоре, выдвигал ящики из тумбочки.

— У вас есть ордер на обыск? — спросила Ольга.

— Нам он не нужен, — усмехнулся Пурильский. — Как я полагаю, ваш муж, Константин Щеглов, воспользовавшись своим служебным положением и попустительством охраны, а также доверительным отношением к нему со стороны руководства концерна, совершил ряд неблаговидных поступков. В частности, вынес из лаборатории образцы еще только разрабатываемых фармацевтических препаратов. Полагаю, что он сделал это умышленно, что только отягчает его вину. Это, между прочим, уголовное преступление. Мы живем в демократическом обществе, и частная собственность у нас находится под защитой закона. Конкуренция в нашем бизнесе очень сильна, образцы могут попасть на другие фармацевтические предприятия, а это грозит концерну большими убытками.

— Я вас не понимаю, — сказала Ольга.

— Понимаете, — с легким нажимом отозвался Пурильский. — Где сейчас находится Константин? И где образцы препаратов?

— Тут какая-то ошибка, — произнесла Ольга. Она, конечно, испытывала некоторый страх, когда Пурильский смотрел на нее своим тяжелым немигающим взглядом, но больше боялась не за себя, а за Никоса. Мало ли на что способен этот человек?

Тем временем двое его спутников вернулись в комнату. Работали они четко и слаженно, а главное, нагло, ничуть ее не стесняясь: чувствовалось, что профессионалы. Совали нос во все уголки, осматривали личные вещи. Но действовали аккуратно, на пол ничего не бросали, все ставили на место, даже проверяя переплеты в книгах, возвращали томики на ту же полку.

— Ошибки нет, — твердо сказал Пурильский.

В это время вновь зазвонил телефон. Наверное, прорывалась из Германии матушка.

Пурильский, опередив Ольгу, снял трубку. Пару секунд послушал.

— Ольги нет, — сказал он коротко и положил трубку на рычаг.

— Вы не думаете, что вам придется ответить за незаконное вторжение в квартиру? — спросила она.

— Я всегда думаю, прежде чем что-то делаю, — ответил бывший генерал. — В отличие от вашего мужа. В принципе он нас не слишком интересует. Просто отдайте мне образцы препаратов. Ведь Маша Белова вам их передала?

— Я такой особы не знаю, — сказала Ольга. — Я вообще не знаю, чем Костя занимался в вашем концерне. Кажется, рекламой. Он никогда не рассказывал мне о своих служебных делах.

— Вот как? — Пурильский уставился на нее долгим взглядом. Буквально сверлил двумя черными буравчиками мозг. Но Ольга выдержала, даже нашла в себе силы усмехнуться.

— Между прочим, — сказала она, — мы с ним находимся в стадии развода. Если вы изучали его и мою биографию, то должны бы знать, что наш брак был фиктивным. Нам нужен был донор, чтобы сделать операцию по пересадке костного мозга первому ребенку. А теперь нас ничто больше не связывает. У него есть другая невеста, у меня — жених.

— Невеста? — переспросил Пурильский. Его это обстоятельство заинтересовало. Он знал от Мамлюкова, что тот намерен женить Костю на свой придурковатой племяннице. А как женишь, если Константин отказывается развестись? Выходит, этот брак действительно был фиктивным? Ольга держится вполне уверенно и независимо. Кажется, не врет. Может быть, он идет по ложному следу?

— Что за невеста? — снова спросил он.

— Рита Гонцова, фотомодель, — ответила Ольга. — С ней он проводит гораздо больше времени, чем со мной.

Она назвала ее имя просто так, но весьма кстати. Пурильский черкнул что-то в своем блокноте. Наверное, он слышал о Рите, коли изучал прошлое Константина.

— Что ж, проверим, — сказал он.

Двое следопытов перешли в комнату к Никосу. Через открытую дверь Ольга видела, как один из них нагнулся под кроватку. «Сейчас он вытащит старый ночной горшок с тряпьем, и все пропало!» — подумала она, ведь там хранились барсетка с образцами и компромат Светланы Викторовны. Но мужчина, пошарив, ничего не нашел. Ольга пыталась приглушить громко стучащее сердце. Она боялась, что Пурильский услышит, как оно колотится. Но тот сам прошел в комнату и приподнял одеяльце Никоса. Посмотрел под матрасиком.

Ольга вошла следом. Она ничего не понимала. Куда делся горшок? Был же всегда здесь, под кроваткой! Испарился он, что ли? Мистика какая-то…

— Вы смотрели «Семнадцать мгновений весны»? — спросил вдруг Пурильский и усмехнулся.

— Ну конечно, — сказала она, еще не догадываясь, куда он клонит?

— Помните, есть там сцена, когда Рольф, чтобы добиться признания от русской «пианистки», подносит голенького ребенка к открытому окну? Тогда была весна, сейчас еще хуже — февраль. Да и морозы у нас посильнее, чем в Берлине.

— Вы не сделаете этого! — испугалась Ольга.

— Даже ради всех матерей рейха? — вновь усмехнулся Пурильский и приподнял Никоса. Тот продолжал спать, сладко причмокивая.

Двое остановились, наблюдая за действиями своего шефа. А Ольге вдруг показалось, что у нее отнялись ноги. Она не могла сделать ни шагу.

— Да, — сказала Пурильский. — Не сделаю.

Он положил ребенка обратно в кроватку.

— Все чисто, — произнес один из его сотрудников. — Похоже, что пустышка.

— Тогда заканчивайте тут.

Пурильский пошел к двери.

— Извините за беспокойство, — сказал он, проходя мимо Ольги. — Служба. А Константину передайте, чтобы он от меня не бегал. Все равно ведь найдем. Но будет уже поздно.

— Передам, если увижу, — побелевшими губами ответила она.

Когда незваные гости ушли, Ольга без сил опустилась в кресло. Только теперь ее стало трясти.

Данила Маркелович Жаков бросил на стол карты и с возмущением сказал:

— Шулер! В приличном обществе за такое бьют канделябрами. Ты даму в штанах прятал.

— Я не виноват, она сама туда залезла, — начал оправдываться Константин. — Женская природа такова — ищут, где веселее да интимнее. Вы, может быть, не знаете, но, когда граф Калиостро однажды на спор материализовал даму бубей — а было это еще в середине восемнадцатого века, — она тут же соблазнила Людовика XIV и некоторое время даже замещала в его сердце мадам Помпадур. Об этом упоминал как об историческом факте министр двора, маркиз Соллио. А ему можно верить. Он украл двенадцать миллионов!

— Все-то ты врешь, мелкий мошенник, — незлобиво отмахнулся от него дедуля. — А ну вас! Пойду лучше рисовать. Мне надо закончить эпическую картину наводнения в Москве.

— Так его вроде бы не было? — спросил Вольдемар. — Или я ошибаюсь?

— Оно произойдет ровно через два года и три месяца, — отозвался Данила Маркелович. — Из подземных берегов выйдет река Неглинка, затопит весь Центральный административный округ, включая Кремль, вызовет землетрясение и страшный пожар, который затмит пожар 1812 года. В результате на месте Москвы останется пустошь, а столицу перенесут в город Вашингтон. К тому времени Америка уже присоединится на добровольных началах к Чукотке. Мне ночью было видение на эту тему.

— Мне тоже, — сознался Вольдемар. — Только произойти это должно гораздо раньше, где-то нынешним летом. Причем история государства Российского пойдет по второму кругу — вновь крещение Руси в Днепре, опять татаро-монгольское иго под китайским протекторатом, нашествие тевтонских рыцарей и так далее. А вот Америку уже никогда больше не откроют. Колумб будет казнен испанской инквизицией за связь с Лютером.

— Давно пора, — кивнул Костя. Ему тоже хотелось что-нибудь загнуть этакое, но тут в палату вошел кряжистый санитар с марлевой повязкой на лице.

— Щеглов, — сказал он хриплым голосом, — на процедуры.

— Какие еще процедуры? — удивился Костя. С Леонидом Максимовичем он вроде бы ни о чем подобном не договаривался.

— Это… На урзу и на уколы, — ляпнул подозрительно знакомый санитар. Походил он на хорошо откормленного хряка.

— Ну… пошли! — сказал Костя, надеясь разобраться по дороге.

В коридоре ждали еще два санитара, тоже в марлевых повязках. Один здоровый, как шкаф, другой — мелкий, будто шавка. Они повели Константина в тесном строю.

— Эй, ребята, — забеспокоился пациент. — Процедурная-то в другом крыле!

— У нас тут свой кабинетик, в котельной, — ответил Хряк.

0

57

Глава двадцать пятая
АЛЬЦГЕЙМЕРА НЕ ЖЕЛАЕТЕ?

Итак, исчезла самая ценная вещь в квартире — старый ночной горшок. Каким образом и куда он за­пропастился, Ольга не представляла. Она стала соображать, вспоминать, думать и вот наконец что-то мельк­нуло в сознании. Уборку в квартире за последние три дня проводили два человека: Елизавета Сергеевна и Филидор. Кто-то из них мог выбросить на помойку и ночной горшок, вместе с другим ненужным барахлом и мусором. Нужно срочно спросить соседа.

Ольга торопливо пошла к двери, но в это время опять зазвонил телефон.

— Доченька, нас разъединили! — прокричала мать. — Слушай дальше. Фрау Шрабер хочет, чтобы я приняла лютеранство, поскольку все они тут в кирху ходят. Это ее единственное условие насчет брака. А мне-то как быть? Все-таки я православная.

— Мам, когда невеста нашего государя, будущая императрица Екатерина Вторая, приехала в Россию, она, не колеблясь, из лютеранства перешла в православие. А ты чего стесняешься? Ради дела нужно.

— Да, но мне же здесь не предлагают германский престол, — в сомнении отвечала Наталья Викторовна.

— Поместье господина Шрабера, насколько я понимаю, ничуть не хуже. В конце концов, Апостол Петр также трижды отрекался от Христа. После свадьбы ты сможешь вернуться в лоно истинной церкви, не успеет петух прокричать. Еще и Гельмута туда приведешь.

— Ты у меня умница! — радостно воскликнула мать. — Скоро мы приедем. Что тебе привезти?

— Что хочешь. Мам, мне некогда. Я должна отыскать ночной горшок.

— Что-что? Плохо слышно, я не поняла…

— Потом, потом! — Ольга повесила трубку и поспешила к Филидору.

Тот отворил дверь, моргая спросонья.

— Ваня, — сказала она. — Где мусор?

— Какой?

— Ну, тот, который ты из моей квартиры выносил, барахло всякое. Ты, часом, ночной горшок не выкидывал? Старый такой, ржавый, с крышкой?

— Кажется, да, — ответил он, припоминая. — Сломанные игрушки, обувь рваную, какие-то железяки… Был горшок, помню!

— Где?! — прокричала Ольга и даже схватила Филидора за отвороты халата. Встряхнула, чтобы он быстрее соображал.

— Я… я собрал все в мешок, вместе со своим барахлом, упаковал, погрузил на тележку и вывез на помойку. А что, что случилось?

Филидор отчего-то испугался.

— Идем скорее! — сказала Ольга. — Надо немедленно найти этот мешок. Где помойка?

— За домом, на пустыре. Можно я оденусь?

— Давай, только быстрее. Дорога каждая минута. Мне необходим ночной горшок.

— Если бы я знал! А может, купить новый?

Филидор надел поверх халата пальто, намотал шарф, обул сапоги.

— Новый не подойдет. Этот — особенный.

Пока они спускались по лестнице — лифта ждать не стали, — Филидор говорил Ольге, что с помойки мусор периодически вывозят за город, и сегодня как раз тот день, когда приходит контейнеровоз.

— Быстрее, быстрее! — подгоняла его Ольга.

Когда они прибежали на свалку, машина там уже стояла. Шофер управлял механизмом, сгребающим мусор в контейнер. Он с удивлением поглядел на двух возбужденных людей — молодую женщину и мужчину, у которого из-под пальто выглядывали полы халата, едва прикрывающие голые ноги.

— Стойте! — закричала Ольга. — Остановите свою мусоромешалку. Нам срочно нужно найти одну штуковину, по ошибке выбросили.

— А у меня график! — отмахнулся шофер. — Вы тут рыться будете, а мне еще в пять мест заехать нужно.

— Тебе что сказано! — закричал на него Филидор и схватил за грудки. — Речь идет о жизни и смерти. Я тебе башку снесу, если не остановишь!

Подобной прыти от чемпиона двора по шашкам не ожидали ни шофер, ни Ольга. Контейнер завис в воздухе. Шофер плюнул и отошел в сторону.

— Я вам заплачу, — пообещала Ольга. Она порылась в кошельке и вытащила сотню. — Хватит?

— Ладно, ищите, — махнул рукой шофер. — Только половина мусора уже в машине.

Ольга с Филидором решили разделиться. Она стала искать ночной горшок на земле, а он полез в кузов. Шофер закурил. Двое бомжей, стоявших в сторонке, вознамерились присоединиться к «золотоискателям».

— А ну, отошли отсюда! — закричал на них Филидор, высовываясь из кузова. — Дураки, что ли? Рвануть может! Там часовой механизм поврежден!

Бомжей как ветром сдуло. Шофер тоже отошел подальше.

— Эй, что вы там хоть ищете-то? — крикнул он. — Может, саперов вызвать?

— Сами справимся! — отозвалась Ольга.

Она разгребала мусор черенком от лопаты. Филидор выбрасывал из кузова барахло на землю. Наконец он торжествующе заорал:

— Есть! Нашел! — И поднял над головой тот самый ночной горшок. Спрыгнул на землю. Бережно передал находку Ольге.

Она взяла и осторожно приподняла крышку, словно там и в самом деле находилась бомба. Вы­тряхнула тряпье. Целлофановый пакет и барсетка лежали внутри.

— Все! — облегченно вздохнула Ольга. — Пошли домой, Ваня!

— У нас ничего не пропадает, — сказал шофер, бросая окурок.

— Смотри у меня! — зачем-то погрозил ему пальцем Филидор.

Константина привели в котельную, цепко держа под руки, затем привязали к трубе отопления.

— Ребята, — сказал он, уже давно догадавшись, что дело тут нечисто, — сдается мне, что за вашими марлевыми повязками прячутся хорошо знакомые мне рожи…

Хряк хохотнул.

— А ты думал! Наверное, был уверен, что мы тебя никогда не найдем?

Санитары сняли маски.

— Как же я по вас скучал! — почти обрадовался Костя. — И вы здесь, в клинике! От дела лытаете или дело пытаете?

— Сейчас пытать будем, — согласился Комод.

Он взял со столика, на котором горой валялись пустые бутылки и остатки снеди, брусок и принялся точить большой кухонный тесак.

Из мебели в котельной были еще старая колченогая кушетка да несколько стульев. За перегородкой хранился уголь. Печной котел злорадно гудел, его дверца была закрыта. Хряк отворил ее, и помещение обдало жаром. Он взял лопату и подбросил в топку уголька.

— Чуешь, как полыхает? — весело спросил он. — Мы температурный баланс поддерживаем. Чтобы больные не околели. Тебе-то, парень, не холодно?

— Скоро согреется! — засмеялся Гиена. — Повторишь подвиг Лазо. Тебе как больше нравится — в топку вперед ногами или сначала голову засунуть?

— Ногами вперед лучше, — подумав, ответил Костя. — Башка у меня огнеупорная, замучаетесь жечь.

— Это хорошо, что предупредил, — кивнул Комод. — Тогда мы ее сперва колуном расколем, как косточку от абрикоса. — И он поднял одной рукой тяжелый молот, не иначе кузнечный.

— Но прежде нам тебя постругать хочется, — признался он, пробуя остроту лезвия. — Тут ведь как, браток? Главное, чтобы инструмент справный был. Это первое дело. Надо еще поточить.

— А пока выпьем, — предложил Хряк, доставая из-под какого-то тряпья в углу бутылку.

Гиена приготовил стаканы. Забулькала водка. Трое санитаров уселись за стол.

— Непорядок, — сказал Хряк. — Нужен четвертый аршин. Что ж мы гостя-то не угощаем?

Появилась еще одна стопка.

— Выпьешь? — предложил Комод.

— Чего же не выпить? — откликнулся Костя. — А руки-то связаны.

— Да мы тебе и так поднесем, — сказал Хряк. — А вот развязывать не станем. Ты паренек шустрый, мы это хорошо знаем.

Гиена подбежал к пленнику и начал вливать ему в рот водку. Костя выпил. Теперь он понял, почему приговоренные к смерти предпочитают как следует наклюкаться.

— Ребята, кричать, насколько я понимаю, бесполезно? — спросил он.

Санитары громко засмеялись.

— Тут не подвал, а целое подземелье, — ответил Хряк. — Недавно мастерскую оборудовали для дедули, соседа твоего. Да он слышит плохо. А рыпнется, мы и его — в топку.

— А что вы главврачу скажете, когда мое исчезновение обнаружат?

— Нет тела — нет дела, — изрек Комод. — Мы-то при чем?

— Скажем, с прогулки сбежал, — добавил Гиена. — Ты же псих.

— А вы, выходит, дети подземелья, — приуныл Костя. — Но у Короленко все вроде получше кончилось.

— Ты особо не переживай, — утешил его Хряк. — Пепел твой будет развеян над всем Лосиным островом. В лучших индийских традициях.

— Вот спасибо, — сказал узник.

Санитары выпили по последней, стали собираться.

— Ты постой тут покуда, подожди, — произнес Хряк. Нам еще смену надо отработать. А потом уж все вместе и повеселимся.

— Хорошо, — кивнул Костя. — Не задерживайтесь только!

Отморозки опять засмеялись, подбросили в топку уголька и ушли, закрыв за собой дверь в котельную на засов. Константин попробовал подергать веревки. Крепко связали, на совесть. Время подумать над своим положением судьба ему отпустила, только вот ничего дельного Костя пока сообразить не мог.

Елизавета Сергеевна «приняла вахту», а Ольга помчалась в клинику. Барсетку и целлофановый пакет она взяла с собой. Решила теперь больше с ними не расставаться, не выпускать из рук. А после клиники поехать в больницу, к Петру Петровичу Воронову. Заодно и свекра проведать. По словам Елизаветы Сергеевны, к нему уже пускали. Хотелось поподробнее расспросить его о происшествии в цирке: может быть, какая-то деталь выведет ее на след Антошки.

Опасаясь, что Пурильский установил за ней слежку, Ольга вначале стала петлять по городу. Садилась в вагон метро и тут же из него выскакивала, когда закрывались двери. Ехала на автобусе, потом пересаживалась и двигалась в противоположную сторону. Сворачивала в переулок и перебегала проходными дворами на другую улицу. Словом, заметала следы, как только могла. Но слежки за ней не было. Пурильский установил наблюдение за другой особой — Ритой Гонцовой, фотомоделью, предполагая, что Константин скорее всего прячется именно у этой женщины, своей любовницы или невесты.

Его сотрудники уже побывали у нее дома, никого там, естественно, не обнаружили, зато нашли много Костиных фотографий. Причем вместе с Ритой он был запечатлен весьма откровенно. Это были старые снимки, их делал еще Михаил, однако Пурильский лишний раз убедился в том, что вышел на верный след.

— Не спускайте с нее глаз, — приказал он своим «гончим». — Она наверняка держит его где-то за городом. Как только выедет за кольцевую дорогу — сразу звоните мне. Я сам прибуду на место.

Тем временем один из сотрудников Павла скрупулезно просматривал видеозапись, сделанную служебными камерами девятнадцатого февраля в цирке. На одном из кадров он обнаружил разыскиваемого мальчика перед главным входом в цирк, вместе с пожилым мужчиной и молодой женщиной. Затем — они же, сидящие рядом в одном из секторов. Именно там позднее произошел взрыв свето-шумовой гранатки. Сотрудник отличался дотошностью. Увеличив кадры на мониторе, он увидел, как молодая женщина подает знак кому-то в верхнем ряду. Сопоставляя факты и анализируя происшествие, он пришел к выводу, что произведенный взрыв мог быть связан с исчезновением Антона Щеглова. И еще: все указывало на то, что у женщины был сообщник. Сотрудник поспешил к Павлу со своими предположениями. Тот внимательно выслушал его и сказал:

— Мужчина — свекор Ольги Шаровой, дед мальчика. Его, очевидно, использовали втемную. А женщина мне знакома — это известная фотомодель Рита Гонцова. Тщательно проследите за ней и выявите человека, бросившего свето-шумовую гранатку. Наверняка это кто-то из ее ближайшего окружения. Кажется, мы попали в цель.

Ренат также не дремал и не сидел сложа руки, разыскивая Антошку. Его люди рыскали по всяким притонам, бомжатникам, «малинам» и цыганским таборам. Опрашивали тех, кто жил возле цирка или торговал в тот день в ларьках и палатках. Один из них, продавец горячей шаурмы, признался, что хорошо запомнил волосатого парня в ковбойских сапогах — «ах, какие классные сапоги!» — который бежал с мальчиком к джипу на стоянке, когда из цирка повалил народ. («Они мне чуть лоток не сшибли!») Ренат показал ему фотографию Антошки.

— Он! — сказал торговец.

— А номер джипа не помнишь? — на всякий случай спросил Ренат.

Продавец запомнил только цвет и марку.

— Уже неплохо, — произнес Ренат и велел своим людям искать хозяина иномарки. У него непременно должна быть какая-то недвижимость за городом. Мальчик там.

А Каргополов, не подозревая, что тучи над его головой сгущаются, облитый томатным соусом и весь в перьях из разодранной во время активных военных действий подушки, звонил Рите.

— Не могу больше! — стонал он, спрятавшись в кладовке и дрожащей рукой прижимая трубку к уху. — Это не ребенок, а изверг рода человеческого. Забери отсюда своего племянника. Он меня доконает. Это настоящая ртуть! На твои настольные игры ему чихать. На мультики тоже. Теперь мы играем в инопланетян. Знаешь, что он выдумал на сей раз? Ему подавай живую жертву! То есть меня. Я — монстр с Альботарана. А он — Брюс Уиллис, спаситель человечества. Ладно, пусть так. Но почему мне нужно обязательно отсечь конечности, включая голову, которые, по его мнению, тут же отрастут заново? Причем сделать это при помощи тупого лобзика?

— Неужели так трудно поиграть с ребенком? — возмутилась Рита. — Он же должен спасти Землю, а ты — чудовище, которое к тому же регенерирует, как хвост у ящерицы.

— Ну, спасибо тебе! — промычал от горя депутат. — Кстати, ты не в курсе, что там было на послед­нем пленарном заседании в Думе?

— Меня возня базарных баб не интересует, — ответила фотомодель. — Попробуй увлечь мальчика рисованием. Это занятие тихое и спокойное. Без крови.

— У меня здесь уже все стены снаружи и изнутри покрыты граффити, — сказал Каргополов. — Когда ты приедешь?

— Скоро, — пообещала Рита. — И привезу что-нибудь вкусненькое.

— Лучше побольше яда, — глухо отозвался несчастный. — Погоди-ка, кажется, запахло дымом. Он меня нашел. И, судя по всему, поджег дверь в кладовку.

— Против Брюса Уиллиса не попрешь! — усмехнулась Рита, отключая мобильник.

Она села в джип Каргополова и отправилась на съемки. Следом за ней медленно тронулись сразу три машины: с людьми Пурильского, Павла и Рената.

— Садись, Оля, — сказал Леонид Максимович, пододвигая удобное кресло. — Нам надо серьезно поговорить.

— О чем? — немного встревожилась она. И подумала, что речь снова пойдет о его любви к ней. В последнее время подобные разговоры затевались все чаще. Она очень хорошо относилась к Леониду Максимовичу, ценила его дружбу, даже когда-то была всерьез увлечена им (или это только казалось?), но… не могла разделить его любовь, пойти навстречу, ответить взаимностью. Поскольку ее сердце, как бы старомодно это ни звучало, принадлежало другому. Константину. Что плохого в старой, испытанной временем «моде» на искренность чувств, благородство душевных порывов, верность супружескому долгу, на честь женщины, в конце концов?

Но Ольга ошиблась в своих предположениях. Или Леонид Максимович начал очень издалека. Он заговорил о Косте.

— Меня тревожит его состояние, — глубокомысленно произнес он и закурил трубку. Запах ароматного голландского табака разнесся в воздухе. Он придвинул к Ольге вазу с апельсинами и мандаринами: — Угощайся.

— А что с ним? — встревожилась она.

— Внешне это малозаметно, но я ведь врач, психотерапевт, меня трудно ввести в заблуждение. Хотя многие пациенты весьма искусно скрывают свои неврозы. Однако, как бы они ни притворялись, фальшь рано или поздно проявляется. И я теперь абсолютно убежден, что наше с тобой решение поместить Костю в клинику было вполне разумным. Даже своевременным.

— На что ты намекаешь? — совсем растерялась Ольга.

Леонид Максимович вздохнул, выдерживая паузу. В студенческие годы он посещал драмкружок, подавал большие надежды на театральном поприще. Но в итоге все же предпочел карьеру психотерапевта, которая сродни режиссерской.

— У него происходит активный распад лично­сти, — изрек он, выпуская ароматный дым. — По некоторым признакам я могу судить о том, что у него нарушаются мозговые процессы, ухудшается память, он порой теряет ориентацию в пространстве, на прогулках часто стоит в задумчивости, словно не знает, куда идти и что делать. Появляются вспышки агрессивности, когда ему делают замечания. Иногда на него нападает безудержный смех. Едкие реплики чередуются с внезапным раскаянием, желанием облагодетельствовать всех вокруг.

— Но он всегда был такой! — остановила его Ольга. — Да у каждого человека можно при желании отыскать эти «признаки распада личности».

— Положим, — согласился Леонид Максимович и мягко улыбнулся. — Ты просто защищаешь его, потому что он твой муж. И это правильно. Я тебя за это еще больше уважаю. И люблю. Но я боюсь за тебя, поскольку предполагаю, что у Константина развивается первая стадия болезни Альцгеймера.

— Что это такое? — спросила Ольга с некоторым страхом. Сам «Альцгеймер» представился ей косматым чудовищем с дубиной на плече. Он словно вырос за спиной Леонида Максимовича и отвратительно осклабился.

— О, это очень коварная штука! — тяжело вздохнул психотерапевт, пуская в потолок дым. — Ею был болен президент Рейган.

— Это мне ни о чем не говорит.

— Ну, вкратце, человек превращается в неуправляемое животное.

Леонид Максимович выбил в пепельницу трубку и сострадательно посмотрел на Ольгу.

— Хорошо еще, если он станет пассивным больным, растением. А ведь бывает и такое, что больной становится просто-напросто маньяком, людоедом. Это, к сожалению, факт. Если хочешь, я приведу тебе кучу примеров из судебной и психиатрической практики.

— Не надо, — сказала Ольга. И твердо добавила: — Я тебе, Леня, не верю.

— Но почему же? — удивился он, впервые не сумев скрыть свои эмоции. Он так готовился к этому разговору. На столе у него даже лежала энцефало­грамма безнадежно больного пациента, страдавшего именно болезнью Альцгеймера, которую он хотел показать Ольге, выдав ее за график работы Костиного мозга.

— Почему? Потому что ты преследуешь какие-то свои цели, — ответила она. — Ты хочешь отторгнуть от меня Константина, изолировать меня от него. Уж не думаешь ли занять его место?

Леонид Максимович не нашел ничего лучше, чем засмеяться. Он взял апельсин и стал его чистить. Потом бросил это занятие и вновь закурил трубку.

— Я права? — спросила Ольга.

— К сожалению, нет, — сказал он. — То есть я люблю тебя и хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Но в первую очередь я — доктор. И моя задача — лечить, говорить людям правду. Вот почему я все это тебе сообщил. Ты, Оля, должна сейчас призвать на помощь все свое мужество. Быть стойкой, открыть глаза на истину. Константин действительно серьезно болен. И мы будем его лечить.

— Как? — Она заподозрила в его словах скрытую угрозу.

— Есть разные средства, — пожал он плечами. — От мягких лекарств, препаратов, снижающих излишнюю возбудимость и агрессию, до хирургиче­ской операции — лоботомии. Есть подозрение, что у него в коре головного мозга образовалась маленькая опухоль. Повторный рентген покажет. Тогда, возможно, придется ее удалять. Но не волнуйся ты так, — добавил он, заметив, как она побледнела, — думаю, до лоботомии дело не дойдет.

— А какие «мягкие препараты» ты имеешь в виду? — настойчиво спросила она.

— Ну… хотя бы метадон, — ответил он.

— Но это же почти наркотик! — не на шутку испугалась Ольга. — Его производят в фармацевтиче­ском концерне Мамлюкова. Его скоро запретят к распространению.

— Пока не запретили. — Леонид Максимович снова пожал плечами и выпустил дым через нос. — А действует он расслабляюще. И очень эффективно.

— И быстро вызывает привыкание. А там, глядишь, и легкую смерть, да? — с вызовом спросила Ольга. Она лишь сейчас почувствовала, что над Костей нависла серьезная угроза. И исходит она именно от Леонида Максимовича.

— Скушай апельсин! — предложил тот, мягко и ласково улыбнувшись. И протянул очищенную дольку. Бледно-красная, в прожилках, она походила на кусочек препарированного мозга.

— Мне надо видеть Константина, — произнесла Ольга.

— В любой день и час, — кивнул Леонид Максимович. И добавил: — Пока это еще возможно.

А «кусочек мозга» съел сам.

0

58

Глава двадцать шестая
ФРОНТОВЫЕ СВОДКИ

Вольдемар, когда Ольга заглянула в палату, сказал, что Константин не появлялся уже часа два.

— Впрочем, — добавил он, — может быть, и два дня, две недели или два года, поскольку время — понятие относительное. К нему надо относиться, как к сломанному будильнику. У вечности часовых стрелок нет.

— Ну, хватит тебе, Вольдемар, — заметила Ольга. Ты из-за моей мамы так переживаешь? Еще неизвестно, кому повезло: вдруг Гельмут раньше тебя из-за ее характера спятит и тоже в клинике окажется, только в немецкой? Ты же притворяешься, я знаю. Просто это у тебя такая форма протеста.

— Мудрая ты девочка, — усмехнулся Вольдемар. — Только не говори никому. Особенно Леониду Максимовичу. Ему бы лишь бы лечить кого-нибудь. А мне здесь хорошо. Я наконец-то стал самим собой. Понимаешь, в стране сумасшедших нормальным можно быть только в Доме дураков.

— Странная теория. Ладно, это мы с тобой на досуге обсудим. А где все-таки Константин?

— За ним какие-то странные санитары пришли и увели. Действительно, часа два-три назад. Сказали — на процедуры, а процедурами у нас медсестры занимаются… Я за ними уже давно здесь наблюдаю. Подозрительные они типы, вот что я тебе скажу. Это они меня из дома Натальи Викторовны увозили. Блатняки какие-то, отморозки самые настоящие.

Ольга после этих слов тут же вспомнила ту троицу, которая преследовала ее в лесу и на ледяном озере и которую она потом вытаскивала из проруби. Она еще после удивлялась, что такие бандюги работают у Леонида Максимовича в клинике.

— Один из них мордой похож на хряка, а второй — на гиену? — спросила Ольга.

— Верно. А третий — настоящий шкаф. Или комод на колесиках, — согласился Вольдемар. — Ты их знаешь, что ли?

Теперь Ольга вспомнила и еще кое-что: как прошлым летом она вместе с Костей убегала от них из кафе. Вон оно что! Да они же с ним что угодно сделать могут! На куски порвут. Он же такой беззащитный!

— Где они могут быть? — спросила она тревожно. Ну что за напасть такая на Костю: не клиника, а какой-то притон разбойничий!

— Я здесь знаю все и про всех, — горделиво ответил Вольдемар. — Они в котельной работают, на полставки, истопниками. Там рядом мастерская дедули. Пошли покажу.

И они оба торопливо вышли из палаты с литературным номером шесть. У Вольдемара даже оказался ключ для выхода из отделения на лестницу.

— Я запасливый, — заметил он. — А что плохо лежит, то… хорошо лежит, но у меня в кармане.

С лестницы спустились в подвал. Пошли по длинному бетонному коридору мимо железных дверей с засовами. Одна из них была открыта. Оттуда доносился голос Данилы Маркеловича Жакова. Он что-то напевал себе под нос, малюя свои картинки. Еще через пару дверей находился вход в котельную.

— Здесь, — сказал Вольдемар и приложил к двери ухо. Но и так было слышно какое-то веселое насвистывание.

— Это Костя, — определила Ольга. — Когда он чем-то сильно расстроен, то всегда свистит Кальмана — «Красотки кабаре». Наверное, тогда он чувствует себя не так одиноко — среди кордебалета. А засов-то тяжелый! Мне не под силу.

Она пробовала открыть, но у нее не получилось.

— Па-астаранись! — сказал Вольдемар и навалился. — Мы же путевые обходчики, не такие рельсы тягали.

Железный засов сдвинулся. Массивная дверь отворилась. Ольга и Вольдемар вошли в котельную. В углу, привязанный к трубе, стоял Константин.

— Я знал, родная, что в мой смертный час ты явишься ко мне, как чудное видение! — произнес он. — Как гений чистой красоты. Но не ожидал, что это произойдет в таком неприглядном месте.

— Вечно ты так запутаешься, что потом развязывай тебя да распутывай, — ответила Ольга, взяла со стола до блеска отточенный кухонный нож и стала резать веревки.

— Сюда идут, — предостерегающе поднял палец Вольдемар, прислушиваясь к тяжелым шагам в коридоре.

Четверо мужчин встретились на конечной остановке, возле лесопарка Лосиный остров. У каждого была сумка или рюкзак. Судя по стеклянному звону, там были бутылки.

— Кто-нибудь знает, как идти в эту чертову клинику? — спросил Джойстик.

— Я знаю, — откликнулся Вася. — Был недавно, приезжал к Косте.

— Пива хватит? Может, еще возьмем? — кивнул на одинокую палатку Митя.

— Куда столько? — усмехнулся Валера. — И так мочевой пузырь лопнет. Пошли, ребята!

Они подхватили свою кладь и двинулись по за­снеженной дорожке в сторону ледяного озера. Шли минут десять. За все время им встретилось всего два-три человека.

— Глухое место. Здесь, наверное, хорошо темные дела творить, — мрачно произнес Митя.

— А ты что, специалист по темным делам? — поинтересовался язвительный Джойстик.

— Он же роман пишет, — ответил за Митю Валера. — А там, как уверял первопечатник Гуттенберг, между страниц дьявол прячется. Потому-то сам он с ума и сошел. Писатели наводняют реальный мир призраками, фантомами, их герои невольно материализуются и бродят среди живых людей.

— Я предпочитаю иметь дело с лошадьми, — заметил Вася. — Хороший конь стоит полдюжины романистов. Это не считая седла и сбруи: за них можно еще десяток поэтов добавить.

С горки навстречу приятелям спускались два лыжника — мужчина с кавказским профилем и изящная девушка в красной шапочке. Когда они поравнялись, парочка остановилась, узнав среди «туристов» инструктора с конноспортивной базы.

— Здравствуйте, Вася Жмыхов! — весело произнесла Люда Маркова. — Впервые вижу вас не среди лошадей.

— Это еще как сказать, — промолвил конюх-инструктор, взглянув на своих спутников. — Они ничуть не хуже.

Ренат засмеялся, оценив шутку. Приветливо махнув рукой, он кивнул своей подруге, и они понеслись дальше по лыжне.

— Что за Волк с Красной Шапочкой? — спросил Валера.

— Тренируются у меня, — отозвался Вася и пошел дальше, впереди всех, протаптывая дорогу.

Вскоре они подошли к воротам клиники.

— Оставь сомнения, всяк сюда входящий! — произнес Джойстик.

— Надежду, — поправил его Митя. — Если уж цитируешь Данте, то делай это правильно.

— А-а, какая разница! — махнул тот рукой. — Тут любое слово сгодится: оставь любовь, ум, веру, совесть… Все оставь перед воротами, но пиво возьми с собой.

Вася уже стучал в калитку. Выглянул привратник.

— Мы во второе отделение, в палату номер шесть. К Щеглову, — сказал Жмыхов.

Цербер заглянул в какой-то список.

— Не положено, — сказал он, закрывая дверь.

Валера успел подставить ногу.

— Как так? — спросил Вася. — Сегодня же приемный день!

— Не положено, и все.

— Это почему же?

— С сегодняшнего дня он переведен на особый режим. В связи с обострением. По распоряжению главврача. Допускаются только ближайшие родственники.

— А мы его братья! — заявил Джойстик.

Привратник окинул их едким взглядом.

— Не смешите, — сказал он и захлопнул калитку.

— Это какой-то нонсенс! — произнес Митя. — Костя мне звонил вчера вечером. Никакого особого режима не было. Тут что-то не так.

Приятели растерянно переглянусь.

— Наш Костя всегда любил повторять: «Нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики, особенно за деньги», — сказал Валера. — Ну что, скинемся или отдадим привратнику половину пива?

— Морда у него треснет, — ответил Вася. — Пошли в обход. Не может быть, чтобы в этом гребаном заборе не было дырок.

— Тем более что и мой любимый Данте наверняка проник в ад через какую-нибудь лазейку, — добавил Митя. — С черного хода.

Приятели гуськом пошли вдоль забора. Тропинка была уже кем-то протоптана. Метров через сто они действительно обнаружили приличный разлом в бетонных плитах. Первыми пролезли худощавые Вася с Джойстиком, за ними — толстяки Митя и Валера. Разумеется, вместе с пивом.

— А вы боялись, — сказал Вася. — Вот за что я люблю наших строителей, так это за то, что они никогда ничего не доделывают до конца.

— А я вообще всех наших людей люблю, — поддержал Валера — Потому что они еще и все на свете сломать могут.

— Даже собственную страну, — добавил Вася.

— А заодно и чужую, если понадобится, — заметил Джойстик.

Приятели обогнули какое-то здание, вышли на задний двор и остановились перед мусорными баками. Рядом лежала огромная куча угля.

— Ага! — смекнул Вася. — Тут, очевидно, вход в котельную. Смотри, желоб, по которому уголек сбрасывают. Спустимся?

— Верно, — согласился Вася. — И пройдем в корпус через подвал.

— Пожалуй, — кивнул Митя. — Иначе не пустят.

— Там, на шахте у-гольной, паренька приме-тили-и!.. — пропел Джойстик и подтолкнул к желобу Васю: — Ты, стахановец, первым, я замыкающий.

Константин стряхнул с себя обрывки веревки и обнял Ольгу. Не удержавшись от прилива чувств, они поцеловались. Вольдемар поглядел на них, покачал головой и налег на дверь, пытаясь сдержать тех, кто уже рвался в котельную. В нее забарабанили, замолотили пудовыми кулаками, и через пару секунд горемыка-философ отлетел в сторону. Константин, заслоняя собой Ольгу, взял в руку кухонный тесак. Он решил побороться с отморозками, дорого продать свою жизнь. А те, ворвавшись в помещение, застыли. Ольга прижалась к спине мужа. Вольдемар, кряхтя, поднялся с пола, встал рядом с Костей. Но силы были явно не равны.

— Ты гляди-ка! — усмехнулся Хряк. — Все-таки развязался!

— И еще один псих к нему на помощь прилетел! — хохотнул гиенообразный. — Ты ножик-то, того, положи. Мы им колбасу режем. А ты нас собрался?! Точи потом после тебя лезвие…

— От двоих печь дольше гореть будет, — заметил Комод.

Он нагнулся и подхватил с пола колун. Затем шваркнул им по бетонной стене так, что по ней пошли трещины, а с потолка посыпалась штукатурка.

— Чуешь? — мотнул башкой Хряк. — Клади нож.

Тут в открытую дверь заглянул дедуля. В руках он держал кисточки и банку с не слишком чистой водой. Наверное, оторвался от работы.

— Что за шум, а драки нету? — полюбопытствовал Жаков.

Хряк грубо схватил его за шиворот и толкнул к Косте и Вольдемару.

— Вот, теперь вас трое, — сказал он. — И нас столько же. Все по справедливости. Можно начинать вторую серию «Войны и мира».

— Скорее уж вторую часть марлезонского балета, — произнесла Ольга, выходя из-за спины мужа.

— Девка! — обрадовался Гиена, всплеснув руками. — Это нам на закуску.

— Погоди-ка, — остановил его Хряк. Он и Комода придержал за плечо. — Сдается мне, что эта барышня нам знакома.

В это время за перегородкой, где хранился уголь, послышался какой-то шум. Это приземлялись «туристы», вернее, теперь уже «десантники». Первым выглянул черный, перемазанный углем Вася. За ним появились, Митя, Валера и Джойстик.

— Где здесь можно умыться? — спросил Джойстик, еще не оценив обстановку. Зато в момент изменившуюся ситуацию уяснили остальные. Трое отморозков оказались почти в кольце. Точнее — в котле. Впереди четверо, если считать старика и девушку, и позади столько же — то ли выбравшихся из забоя шахтеров, то ли чертей болотных.

— Вы вовремя, — обрадовался Костя.

— А что, тебя бить собираются? — спросил Вася.

— Так мы им сейчас поможем, — кивнул Митя. — То есть тебе. Ну в общем, разберемся.

— Ша, братва! — поднял руку Хряк. — Не базарь. Давайте действительно разберемся.

Он подошел к Ольге.

— Барышня, это ты нас из проруби вытащила?

— Ну, я, — ответила она.

— А это хахаль твой?

— Муж.

— Так чего ж ты сразу ничего не сказала? Если бы мы знали! Я тебе какое слово давал? Что мы добро помним и всех уроем, кто тебя тронет. Так?

— Ну, так, — усмехнулась Ольга.

— Кого тут за тебя урыть? — выдвинулся Гиена, окидывая всех грозным взглядом. Но тут же спрятался за спину Комода.

— Выходит, ошибочка вышла, — сказал Хряк, оборачиваясь к Константину. — Ты, братан, извиняй. Базара нет. Больше мы на тебя зуб не держим.

— Скажи спасибо своей жинке, — добавил Комод.

Вольдемар, оценивая численное превосходство, заметил:

— Еще неизвестно, кто кому тут спасибо говорить должен. Он вам, или вы — ему.

— Ладно, — сказал Костя. — Я тоже все понял. Нечего нам друг другу кости ломать да жилы резать. Значит, мир?

— Мир, — ответил Хряк, протягивая руку.

Костя воткнул нож в стол и подал свою.

— Вот и славненько, — резюмировал дедуля. — Долой оружие, войне конец. Кто тут умыться просил? — И он протянул банку с разноцветной водой Джойстику.

— Так нам теперь полагается мировую выпить, — сказал Валера. — Пиво у нас с собой.

Вася потряс одним из рюкзаков. Зазвенело.

— Да и мы не бедные, водка найдется, — захихикал Гиена и метнулся к своим забросанным тряпьем запасам в углу.

Комод опять начал точить нож, чтобы резать колбасу и хлеб. Митя и Вася вынимали из сумок пиво. Пегий Джойстик отплевывался, поскольку поверил дедуле и пытался смыть угольную пыль жидкостью из банки. Данила Маркелович ехидно посмеивался. Вольдемар задумчиво молчал, постигая суетность и тщету всего сущего. Валера о чем-то толковал с Хряком.

— Нам с тобой тоже надо поговорить, — сказала Ольга, уводя Костю подальше от честной компании. — И сделать это лучше сейчас, пока вы не напились.

— А что такое? — беззаботно спросил тот.

— Слушай меня внимательно. Во-первых, ты не станешь здесь принимать никаких лекарств, как бы тебе их ни навязывали. Я потом объясню почему.

— Ладно, — кивнул Костя. — Мне уже прописали какие-то успокоительные таблетки, но я их держал за щекой, а потом выплевывал.

— Умница.

— А что во-вторых?

— А во-вторых, — Ольга понизила голос, — ты подробно и самым тщательным образом напишешь, кто, когда и каким способом велел тебе устранить Светлану Викторовну.

— Что-о?! — Константин вытаращил глаза. — Откуда ты…

— Знаю, знаю, — сказала она. — Мне многое известно. И про цирк — зачем мы туда пошли именно с моей тетушкой, и про шприц с ампулой. Настоящий киллер уже пойман. Да ты сам видел, как он кувыркался на батуте. У меня была встреча с человеком, который занимался этим делом. И он тебя, дурака, можно сказать, от тюрьмы спасает. Пойми, ты обязан написать эту бумагу. Тогда будешь просто свидетелем. Поверь мне. Это необходимо.

Костя посмотрел в ее глаза и понял, что она говорит правду. И возможно, снова увидел свою жену с какой-то другой, новой стороны.

— Хорошо, я сделаю все, что ты просишь, — сказал он.

— К столу, к столу! — прокричал дедуля.

— А вот это уже без меня, — отозвалась Ольга и погрозила Косте пальчиком: — Не напивайся слишком сильно. У нас впереди много дел.

Затем скользнула к двери, тихо и незаметно. Когда в котельной собираются десять мужчин и на столе полно пива и водки, им, разумеется, не до женщины.

Перед тем как отправиться в больницу к Петру Давидовичу и Воронову, Ольга вдруг вспомнила, что в «Останкино» ее ждет для предварительного разговора редактор передачи «Что хочет женщина?». И решила сначала съездить в телецентр. Просто из любопытства, поскольку еще никогда в жизни не участвовала ни в каких телепрограммах. К тому же у нее вдруг появилась собственная задумка на этот счет.

Она предъявила паспорт в окошечко, получила пропуск. Немного поплутав по коридорам телецентра, нашла нужный кабинет. Там сидел усатый дяденька и беседовал с какой-то женщиной. Вскоре пришла известная актриса, которая была ведущей телепередачи.

— Вы тоже на программу? — вежливо спросила она.

— Да вроде бы, — растерянно ответила Ольга. — Мне недавно звонили.

— И у вас болен ребенок?

— Да, лейкозом.

— А вот ответьте мне сразу, с ходу: что хочет женщина, когда попадает в практически безвыходную ситуацию? — Актриса была мила и красива, но еще и очень проста. Она сразу понравилась Ольге. Впрочем, взаимно: женщины сказали друг другу всего несколько слов, но обеим казалось, что они знакомы уже давно.

— Она хочет найти такой выход, который никогда не сможет найти мужчина, — ответила Ольга, почти не задумываясь. — Потому что мужская логика в безвыходных ситуациях бессильна. Бог для того и создал женщину, чтобы находить правильные пути для мужчин.

— А как же Ева? — улыбнулась ведущая. — Разве не она завела Адама не туда, куда нужно?

— Вы же так не думаете, — тоже улыбнулась Ольга. — Иначе бы и рода людского на Земле не было. И вашей телепрограммы тоже.

— Как интересно! — сказала актриса. — Семен, ты слышишь?

— Слышу! — откликнулся тот, провожая посетительницу. — Итак, вы — Ольга Шарова? И с вашим ребенком в прошлом году произошла беда?

— Она случилась с ним снова, — сказала Ольга.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее, — попросила актриса, пододвигая поближе стул. — Может быть, мы изменим тему передачи.

И Ольга начала говорить, решив ничего от них не утаивать. Пробыла она в «Останкино» более двух часов.

0

59

Глава двадцать седьмая
МОШЕННИЦАМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ

Отъехав на троллейбусе две остановки от телецентра, Ольга вдруг спохватилась: исчезла сумочка!.. Где, кто, когда? От отчаяния она даже прикусила губу. Если сумочку украли только что, то все пропало! Ищи теперь вора, занятие бесполезное… А если она забыла ее в кабинете редактора? Или в клинике? Ольга не могла вспомнить. Но она все же вы­скочила на следующей остановке и, не дожидаясь троллейбуса, побежала к телецентру. В распахнутой шубке влетела в проходную. Стала дозваниваться до редактора. К телефону подошла ведущая.

— Сумочка? Здесь. Какая же вы, оказывается, растеряха, — сказала актриса. — Не волнуйтесь, я сейчас сама ее принесу.

Через несколько минут они вновь встретились.

— Мы как раз с Семеном обсуждали вашу историю, — улыбнулась актриса. — Буду говорить с директором программы. Думаю, всю передачу посвятим вам, вашей истории. Она поучительна и для других женщин.

— Ну что вы! — попыталась изобразить протест Ольга. Главное — нашлась сумочка, а в ней — барсетка с образцами и документы. Скорее бы уже передать их Воронову! — А вы знаете, — добавила она. — История-то ведь еще не закончена. Вернее, этих историй несколько, а финал наступит вот-вот. И очень хочется, чтобы он был благополучным.

— Ну, вы прямо как режиссер спектакля, — сказала актриса. — Или фильма. Не сомневаюсь, что у вас все получится. Держите нас в курсе. Вот мой телефон. Мы с вами сделаем отличную передачу!

Ольга взяла визитную карточку, и они тепло расстались.

Теперь путь лежал в больницу, к Воронову. На сей раз Ольга всю дорогу держала сумочку буквально обеими руками.

В приемной главврача сидела все та же малоприветливая пожилая секретарша.

— Как о вас доложить Петру Петровичу? — спросила она. — Вообще-то он очень занят и по личным делам не принимает. Зайдите лучше во вторник.

— А вы скажите, что пришла Маша Белова, — нашлась Ольга. — И он меня обязательно примет.

Секретарша пожала плечами и нажала на кнопку селекторной связи.

— Какая-то Маша Белова к вам, Петр Петрович! — недовольным голосом произнесла она.

Через пару секунд дверь распахнулась так, будто ее пнули ногой, словно от секретарши поступил не рядовой доклад, а сообщение о срочной эвакуации всего медперсонала и больных.

Воронов уставился на Ольгу.

— Вы — не Белова, — сказал он с упреком.

— Нет, но я жена Константина Щеглова, — ответила Ольга, прижимая к груди заветную сумочку. — А еще я принесла вам привет от Павла, которого вы должны знать. И от Маши.

— Заходите, — коротко произнес Петр Петрович, а секретарше бросил: — Меня ни для кого нет.

Минут через двадцать Ольга вышла из кабинета. Петр Петрович провожал ее до самых дверей, и оба они так радостно и доверительно улыбались друг другу, словно только что вволю наугощались восточными сладостями. Несказанно удивив секретаршу, Воронов долго тряс посетительнице руку и все повторял:

— Вы даже не представляете, не представляете, что вы сделали, какую пользу принесли нашему общему делу. Уж теперь-то мы прижмем их по-настоящему, полетят клочки по закоулочкам, теперь-то они все окажутся или за решеткой, или за границей — туда им и дорога!

— Я… я пойду, — смущенно отвечала Ольга, пытаясь отнять свою ладошку, — мне еще надо тут кое-кого проведать…

— Идите! — сказал Петр Петрович и, не удержавшись, поцеловал ее в щеку: — А я бы на месте Путина вас наградил.

Ольга совсем покраснела и поспешила скрыться за дверью.

— Инна! — торжествующе обратился Воронов к секретарше. — Приступаем к завершающей стадии уничтожения фармацевтического концерна Мамлюкова.

— Слава Богу! Наконец-то, — отозвалась она. — Давно пора.

— Я — в прокуратуру, — посерьезнел он. — А вы звоните в те газеты, список которых я вам оставил. Пресс-конференцию соберем через три дня.

— Все материалы уже готовы, — сказала секретарша.

Ольга тем временем разыскала палату Петра Давидовича, вошла, поздоровалась, извинилась, что ничего не успела купить. Свекор, глядя на нее, слабо махнул рукой. Потом из его глаз выкатилось несколько слезинок.

— Я перед тобою виноват, — тихо произнес он.

— Ну что вы, Петр Давидович! — ободряюще улыбнулась Ольга и погладила его руку. — Антошку мы скоро найдем, не сомневайтесь. Вы, главное, сами-то поправляйтесь. Все вас ждут. И не переживайте так сильно. Берегите сердце.

— Я… о другом, — прошептал свекор. — Лизе я не сказал всей правды, не мог… а тебе скажу…

— О чем вы? — наклонилась к нему Ольга.

— Там… в цирке… вместе с нами была Рита… Не знаю, но… может… быть… это она. Я думал об этом…

— Рита? — переспросила Ольга. Теперь ей многое стало яснее. Если Рита ходила вместе с Антошкой и Петром Давидовичем на цирковое представление, то… Не зря же она с самого начала угрожала и ей и детям.

— Хочу умереть с чистой совестью, — снова прошептал свекор.

— А вот этого вам никто не позволит, — отрезала Ольга. — В смысле умереть. А совесть у вас всегда и без того была чиста.

— Правда? — Петр Давидович приободрился, поднял голову с подушки.

— Я бы вам никогда не стала лгать. Лежите, лежите.

Петр Давидович облегченно вздохнул. Они еще некоторое время поговорили, потом Ольга попрощалась и ушла. В палате после ее посещения стало как-то светлее и радостнее.

— Видал? — спросил Петр Давидович, повернув голову к соседу, такому же тяжелобольному. — Это моя невестка. Какую девушку сын отхватил! Повезло дурню.

— Дуракам везет, — согласился сосед.

А Петр Давидович еще долго лежал и тихо улыбался, вспоминая и об Ольге, и о Лизе, и о Косте, и об Антошке с Никосом. Обо всех, кто был ему дорог, кого он любил.

Ольга приехала в один из лучших и самых надежных в Москве ломбардов. Другого выхода у нее не было. Она показала оценщику изумрудные колье и перстень, подаренные ей Ренатом.

— Полторы тысячи долларов, — равнодушно сказал он, вынимая из глаза увеличительное стекло.

— Но они стоят не менее пятнадцати тысяч, — удивилась Ольга.

— Даже, может быть, еще дороже, — согласился оценщик. — Но больше вам никто не даст. И не советую обращаться на «черный рынок» — обманут.

Ольга поблагодарила, постояла в нерешительности и решила ехать к тетушке. Та всегда любила дорогие безделушки. А деньги у нее теперь есть. И вообще, кто ее спас от киллера?

Светлана Викторовна, не видевшая племянницу после циркового представления, встретила Ольгу поцелуями. С ней одновременно работали массажистка, косметолог и педикюрша.

— Все — вон! — сказала тетушка, бесцеремонно выгоняя обслуживающий персонал из каргополов­ской квартиры. — Завтра придете.

Она была слегка навеселе и племяннице предложила мартини. Сообщила, что через несколько дней едет в Германию, а вернется оттуда уже вместе с сестрой и Гельмутом. Ольга открыла футляр и выложила перед ней драгоценности.

— Мне нужны деньги, — сказала она.

— Десять тысяч баксов, — ответила тетушка, едва взглянув на колье и перстень. — А откуда у тебя эти штучки?

— Один человек подарил. Не Костя.

— Понимаю, что не муж. У него, извини, всю жизнь дырки в карманах, грош медный не задержится. И вообще, он мне сразу не понравился.

— Ты, тетя, так о нем говоришь, потому что не знаешь, что в цирке была на волосок от смерти. И если бы не мы…

— Что-что? А ну-ка, давай рассказывай. То-то я гляжу, ты сама не своя. Что случилось? Почему тебе нужны деньги? И сколько?

— Пятьдесят тысяч долларов, — призналась Ольга.

— А чек от фрау Шрабер?

— Я его потеряла.

— Не беда, выпишет новый. А тот аннулируем.

— Но деньги нужны срочно… Понимаешь, Рита…

И Ольга рассказала тетушке все: про долговую расписку, которую у нее обманом вытянула Рита, про Костю и его «заказ» на тетушку, про инсценировку покушения в цирке, про исчезновение Антошки.

Светлана Викторовна сидела, пораженная услышанным. Когда Ольга закончила, тетушка залпом осушила полбокала.

— Что же ты молчала все эти дни? — возмутилась она. — Вот глупая! Я же тебе родная тетка! Коли матери сейчас рядом нет, так бежала бы сюда. Вместе что-нибудь придумали бы. Главное — Антошка пропал! Это все Ритка, не сомневайся, шлюшка каргополовская. Мне дорогу перебежала, теперь вот тебе… И не вздумай ей деньги отдавать! Мы ее по-другому прижмем. У меня и на нее компромат найдется. Что, кстати, с моим целлофановым пакетом?

— У меня, с собой, — Ольга похлопала по сумочке.

— Ну, коли уж ты знакома с Павлом, так ему и отдай. Мне он больше ни к чему. Я из Каргополова уже все вытрясла. Правда… — она запнулась. — Правда, есть у него еще одна дачка в Мытищах. Я о ней недавно узнала. Хотела ему оставить… Не там ли Антошка? Очень может быть!

У Ольги вспыхнула надежда.

— Тогда нужно немедленно ехать, — сказала она.

— Погоди. Дай все обдумать.

Светлана Викторовна стала ходить по комнате с бокалом в руке, то и дело прихлебывая. У нее в голове крутились коварные мысли. Касались они в основном Риты.

— Тетя, поедем! — взмолилась Ольга.

— Подожди, дорогуша. Успеем. Да еще и неизвестно, там ли он? И адреса я точно не знаю. К вечеру выясню. Завтра поедем. К тому же протрезветь надо, я пьяная за руль не сяду.

— Такси возьмем!

— Цыц, я сказала! — Тетя была настроена сурово. — Сколько, ты говоришь, Ритке задолжала?

— Пятьдесят тысяч, — ответила Ольга.

— Надо отдать, — изменила решение Светлана Викторовна. В голове у нее созрел план. — Но сейчас я такие деньги не соберу. Завтра, завтра, все завтра.

— Я всю ночь уснуть не смогу!

— Примешь снотворное. Вечером позвонишь Рите и назначишь встречу. Скажешь, что привезешь долг. С утра пораньше приезжай, я дам тебе нужную сумму. Когда расплатишься с ней — поедем на эту дачку.

— Спасибо, тетя! — обрадовалась Ольга.

— Цацки свои забери, мне они ни к чему. Коли подарили — носи. А муж твой не так уж плох, как мне показалось. Только держи его в узде, он — по глазам вижу — тот еще бабник. А Павел-то какой молодец, а? — добавила Светлана Викторовна. — Не зря я его наняла следить за Каргополовым.

— Еще неизвестно, тетя, кто кого нанял или использовал, — трезво рассудила племянница. — Просто на тот момент ваши интересы совпадали. И он сам собирал компромат на Каргополова и Мамлюкова.

— Правда? — усмехнулась Светлана Викторовна. — А впрочем, мне всегда казалось, что он не бывший гэбист, а настоящий сотрудник спецслужб.

— Бывших попросту не бывает, — согласилась Ольга.

Вечером Ольга дозвонилась до Риты и сказала ей то, что велела тетушка: вся сумма собрана, завтра можно встречаться.

— Да неужели же нашелся идиот, который дал тебе пятьдесят тысяч баксов? — холодно поинтересовалась Рита.

— Представь себе, да, не одной тебе они встречаются, — ответила Ольга. — А ты приготовь мою долговую расписку: обменяемся.

«Ну, хорошо же! — подумала Рита, отключая мобильник. — Неси, неси деньги. Пригодятся. А Антошку я увезу… в Грецию». У нее уже мелькал такой план. Документы на него оформить — пара пустяков, у Каргополова еще остались связи. Вот вместе с депутатом и полетим. А уговорить мальчика — и вовсе никаких проблем. Разве он откажется от такого увлекательного путешествия? Древняя Греция, Олимп, боги и герои! К тому же там его исторические корни. Главное, увлечь Антошку всей этой дребеденью. А про родителей сказать, что они ждут у развалин Акрополя. С Каргополовым мальчишка, кажется, уже основательно подружился. Но что с ним дальше делать? Об этом Рита пока не хотела думать. Пристроит куда-нибудь в частный пансион. Главное, что домой, в Россию, к матери, он уже не вернется. С этими мыслями Рита и легла спать.

Ольга тоже уснула, по совету тетушки приняв димедрол. Когда рано утром зазвонил будильник, она поспешно вскочила. Голова после снотворного гудела, как шаманский бубен. Ольга с трудом вспомнила, что сегодня ей предстоит много важных дел. Она прошла в соседнюю комнату. Никос и Елизавета Сергеевна все еще спали. Приведя себя в порядок и выпив чашку крепкого кофе, Ольга отправилась к тетушке.

Светлана Викторовна долго не отпирала, затем все же соизволила спросить:

— Кто там?

— Я, я, тетя! — с нетерпением отозвалась племянница.

Запоры защелкали, дверь открылась. Светлана Викторовна в роскошном шелковом халате поманила Ольгу за собой в комнату и кивнула на диван, где в беспорядке валялись стодолларовые банкноты. Столько денег сразу Ольга не видела никогда.

— Давай помогай складывать, — зевая, сказала тетушка. — Всю ночь собирала по знакомым. Здесь должно быть ровно пятьдесят тысяч.

— А как складывать? — ошарашенно спросила племянница.

— Как? Молча. Когда у вас назначена встреча с Риткой?

— Через два часа. В Хаммер-центре.

— Место приличное. Расписку она привезет?

— Обещала.

— Без расписки денег не отдавай. Я буду неподалеку. Вот тебе бумага, скотч, укладывай по сто купюр в пачку. А я пока еще немного вздремну.

Ольга принялась за работу. Она нервничала, сбивалась со счета, но где-то через час пять ровненьких пачек были завернуты и скреплены липкой лентой. Даже осталось лишних сто баксов. Ольга пошла будить тетушку.

— Пора, — сказала она, тормоша Светлану Викторовну. — Все готово. Можно ехать.

— А-а? — очнулась та. — Хорошо. Надо глотнуть мартини. Для бодрости.

— Ваше поколение меня изумляет, — сказала Ольга. — Столько пить! Что мужчины, что женщины.

— А чего ты хочешь? Мы при советской власти выросли, а тогда без этого нельзя было. Только алкоголь и спасал от полного идиотизма.

Через двадцать минут Светлана Викторовна была готова.

— Тетя, еще сто долларов лишних осталось, — сказала Ольга.

— Это на раскурку, — отозвалась Светлана Викторовна и сунула купюру в карман.

— А как тебе вообще удалось собрать столько денег, да еще за одну ночь?

— Надо кое-что иметь здесь! — И тетушка постучала себя по лбу.

Они сели в каргополовский «мерс», принадлежащий теперь Светлане Викторовне, и поехали к Хаммер-центру. Машину тетя остановила неподалеку.

— Ну, с Богом! — напутствовала она племянницу, передавая ей потертый полиэтиленовый пакет с пятью пачками баксов. — Смотри, не потеряй!

Ольга кивнула и выбралась из иномарки. Рита неспешно прогуливалась возле золоченой фигуры Меркурия и посматривала по сторонам. Соперницы встретились и враждебно поглядели друг на друга.

— Принесла? — спросила Рита.

— Держи! — Ольга протянула пакет. — Отдай расписку.

— Забирай, — усмехнулась Рита и вытащила из кармана долговое обязательство.

Они обменялись. Рита вытащила пачку долларов, слегка перелистала и кинула обратно. Ольга прочитала свою расписку. Обе остались удовлетворены.

— Ну, бывай, не кашляй! — сказала Рита, повернулась и пошла прочь.

— А ты мне на пути больше не попадайся! — крикнула ей вслед Ольга.

Она вернулась к машине. Светлана Викторовна держала в руке незажженную сигарету. Видимо, тоже нервничала.

— Все удачно? — спросила она.

Ольга показала ей расписку.

— Отлично, — сказала тетушка и даже вскрикнула от радости, как это принято теперь у молодых: — Ййес! Мы это сделали!

— Тетя, чего ты так радуешься? Деньги-то уплыли, — заметила Ольга.

— Плевать!

— А ты узнала адрес той дачки? Давай сейчас и поедем? — предложила Ольга. Мысль о том, что Антошка там, не оставляла ее.

— Конечно, съездим, — кивнула Светлана Викторовна. — Вот только перекусим где-нибудь. Я зверски проголодалась.

Она достала зажигалку, вынула из кармана ту самую, лишнюю стодолларовую купюру, подожгла ее и стала прикуривать.

— Тетя! — изумилась Ольга. — Что ты делаешь? Ты с ума сошла? Если тебе не нужны деньги, так отдала бы какому-нибудь нищему!

— Вот еще, — спокойно ответила Светлана Викторовна. — Его за это и посадить могут.

Она передала зажигалку Ольге.

— Прикуривай от своей расписки.

Поскольку племянница все еще продолжала недоумевать, Светлана Викторовна пояснила:

— Видишь ли, дорогуша… От Каргополова мне досталось, кроме всего прочего, много всякой навороченной техники: компьютеры, сканеры, принтеры-ксероксы цветные и прочее.

— И ты?.. — начала догадываться Ольга.

— И я полночи печатала эти треклятые баксы, — кивнула Светлана Викторовна. — Кажется, получилось очень качественно.

Ольга не могла больше говорить. Она лишь простонала:

— Ну ты… тетя… и мошенница! — откинулась на спинку сиденья и затряслась в конвульсиях от смеха.

0

60

Глава двадцать восьмая
ПРОИСШЕСТВИЕ НА ДАЧЕ

Пурильскому позвонили в середине дня и сообщили:

— Объект направляется к кольцевой дороге.

Тут же информацию от своей «наружки» получил и Павел.

Ренату его люди тоже доложили по мобильной связи, что женщина выехала на Ярославское шоссе.

Все трое стали собираться, чтобы вовремя прибыть к финалу разыгрываемой пьесы.

Светлана Викторовна и Ольга тем временем вышли из «Макдоналдса» и садились в «мерс».

— Вот теперь едем на дачку, — сказала тетушка.

— Скорей бы уж! — поторопила ее племянница, не проглотившая в этом заведении ни крошки.

А в подмосковных Мытищах депутат учил мальчика премудростям древней игры в шахматы. Непоседливый малыш и сюда умудрялся вносить собственные правила. Едва Каргополов отворачивался, Антошка нахально воровал с доски фигуры и пешки. Пойманный за руку, он отчаянно кричал и отбивался. Говорил, что конь сам прыгнул ему в карман, а слонов депутата вообще никогда не было на шахматном поле — они ушли пастись в джунгли.

— Нет, я так больше не играю! — обиженно воскликнул Каргополов и отвернулся.

— Ну хорошо, дядя Вадик, хорошо, — тронул его за плечо мальчик. — Я вижу, ты совсем не умеешь играть в шахматы. Давай тогда лепить статуи.

— Как это? — подозрительно спросил Каргополов и насторожился.

— У тебя есть гипс или пластилин?

— Ну-у… Наверное, найдется.

— Если есть гипс, его надо первым делом развести водой, я видел по телику.

— А потом?

— Потом сделаем памятник.

— Кому?

— Тебе, дядя Вадик! — Мальчик хитро прищурился. — Ты же хочешь, чтобы тебе поставили памятник? Чтобы ты стоял на площади в полный рост?

— Вообще-то, еще рановато… — ответил депутат, хотя был польщен. Он растрогался, представив, как будет возвышаться во всей красе перед Васильев­ским спуском, рядом с Мининым и Пожарским. С соответствующей надписью на пьедестале: «Новому спасителю Отечества!» А что? Два срока отсидеть в Госдуме — это не шутка!

— Ну ладно, давай разводить гипс, — согласился он.

В кладовке нашелся большой пятиведерный бак. Насыпали туда цемент, налили воду, высыпали гипс и побелку. Депутат стал мешать смесь садовой лопатой.

— Нужна какая-то форма для скульптуры, — задумчиво сказал он.

— Она есть, — ответил мальчик.

— Где? — посмотрел по сторонам Каргополов, еще не догадываясь, на что намекает малыш.

— Ты мешай, дядя Вадик, мешай. Я тебе потом расскажу, — усмехнулся Антошка. — Памятник получится, что надо! Вылитый ты будешь!

…Через полчаса приехала Рита. Она бросила джип у ворот, прихватила с собой полиэтиленовый пакет с долларами и вошла в дом.

— Каргополов! Антошка! Где вы? — прокричала она с порога. И едва не упала в обморок. Из гостиной навстречу ей двинулась страшная белая фигура, еле передвигавшая скованные гипсом ноги. Правда, голова еще оставалась депутатской — шевелила губами и ворочала глазами. За фигурой прибежал мальчишка с совком, продолжая на ходу обмазывать смесью шагающий памятник.

— Погоди, дядя Вадик! — командовал Антошка. — Мы же еще уши, глаза и ротик не залепили!

— Эй, прекрати! — закричала на него Рита. — Что ты с ним сотворил, противный мальчишка? Это уж совсем никуда не годится!

— Рита, как ты думаешь, мне лучше у кольцевой дороги встать, чтобы маршрут автомобилям указывать, или дойти до площади у трех вокзалов? — едва слышно спросил Каргополов.

Рита подумала, что от сознания важности и величия момента у него слегка повредился рассудок.

— Успокойся, — сказала она. — Мы тебя отмоем и установим, где нужно. На развалинах Акрополя. Ты сейчас как раз на Венеру Милосскую смахиваешь. Руки тебе только отрубить, чтобы не давал больше обмазывать себя всякой дрянью. Что это? — Она отобрала у Антошки совок и понюхала.

— Он еще какой-то клей цементный нашел и туда добавил, — радостно сказал депутат. — Для надежности. Вези меня к Дому художника. Пусть меня оценят профессионалы. Хочу стоять рядом с Лениным и Дзержинским.

— Тронулся, — покрутила пальцем у виска Рита. — Баня-то у тебя хоть топится? Долотом от тебя куски откалывать, что ли? Или целиком замочить в скипидаре?

— Пусть так ходит, — важно сказал Антошка. — Зря я, что ли, старался?

— А ты хочешь поехать в Грецию? — спросила вдруг Рита. — Это такая удивительная, древняя страна, там много фруктов и других, настоящих памятников.

— Я знаю, папа рассказывал и дедушка, — ответил мальчик, тотчас заинтересовавшись. — А когда?

— Да хоть завтра! — сказала Рита. — Твои родители уже там.

— Едем! — кивнул Антошка.

— А я? — жалобно спросил депутат.

— А ты тут стой, — отмахнулась Рита. — В прихожей. Или у вашего местного сельсовета. А в Афинах нам такие статуи не нужны.

Тем временем стали съезжаться гости…

Все дальнейшие события на даче в Мытищах развивались стремительно и эффектно, менялись, как красочные картинки в калейдоскопе.

Первыми в домик вошли Пурильский и двое его сотрудников.

— Ну вот, — произнес «серый кардинал», шагнув к монументальной фигуре, в лицо которой Антошка только что сумел удачно плеснуть из своего совка белой цементной смеси. — Кажется, мы нашли господина Щеглова. Зачем же вы его так замуровали?

Он повернулся к Рите. Мальчишка его нисколько не интересовал.

— Вы… вы кто? — опешила Рита, пряча за спиной полиэтиленовый пакет с долларами. Она подумала, что это грабители.

— Мы-то? Мы вот за этим беглецом явились, — ответил Пурильский и постучал костяшками пальцев по «статуе». — Константин? А Костя? Можно войти?

— Идиот! — откликнулся памятник. — Это же я, Каргополов! Ты что, Кеша, не узнаешь меня?

— Кар… Кар…? — нечленораздельно прокаркал Пурильский, впервые в жизни растерявшись. — Каргополов?

— Ну да, я!

«Серый кардинал» взял со стола какую-то стамеску и отковырнул с башки часть гипса. Такого удара судьбы бывший разведчик и генерал никак не ожидал.

— Ты… ты чего тут делаешь? — спросил он фальцетом. — Мы с Мамлюковым тебя по всему городу ищем! А где же Костя?

И он вновь повернулся к Рите. Но фотомодель ответить на этот вопрос не успела. В следующий миг в комнату ввалилось сразу несколько кавказцев, причем один влез в окно. У всех в руках было оружие. Пистолеты мгновенно выхватили и сотрудники Пурильского. Теперь все держали друг друга на мушке.

— Спокойно! — произнес Пурильский, поводя из стороны в сторону именным браунингом.

— Где мальчик? — спросил Ренат, держа Риту под прицелом. Он был уверен, что она — главная среди похитителей. Вот только что это за гипсовая мумия руки вверх подняла и качается?

— Не стреляйте в памятники, — сказала «мумия».

— Куда дела Антошку? — повторил свой вопрос главный кавказец.

— Вам мальчишка нужен? — облегченно вздохнул Пурильский. — Был где-то. Забирайте. А где Костя? — И он направил дуло браунинга на Риту.

— Отстаньте вы от меня! — закричала фотомодель и взмахнула пакетом. Полиэтилен не выдержал, и наружу посыпались пачки долларов. Кавказцы и мамлюковцы переглянулись. «Мумия» присела на корточки и стала собирать баксы.

— Всем стоять! — раздался в это время грозный оклик от двери. В окна просунулись стволы автоматов. С чердачной лестницы скатилась пара собровцев в камуфляже и полусферах, держа на мушке всех присутствующих.

— Дом окружен, — сказал Павел с порога. — Так что давайте без глупостей.

— Маски-шоу пришли, — почему-то с облегчением вздохнула Рита. — С этими лучше не спорить.

Сотрудники Пурильского опустили оружие. Кавказцы неохотно сделали то же самое. Павел с некоторым изумлением посмотрел на человека в гипсе.

— А это еще кто? — спросил он.

— Я — лицо неприкосновенное, депутат Государственной думы, — гордо заявил «памятник». — Меня увековечили.

— Ладно, разберемся. Этого, пожалуй, к психиатрам, — обратился Павел к одному из своих помощников. — Остальных — в фургон.

Он подошел к Пурильскому.

— Опять мы с вами встречаемся, Иннокентий Валерьянович? И что это вам спокойно не сидится где-нибудь на рыбалке?

— Я здесь случайно, — ответил «серый кардинал».

— А мне кажется, что нет. И боюсь, встречаться нам теперь предстоит очень часто. В Лефортове. — И бросил в сторону: — Уведите.

Павел посмотрел на Риту.

— Я тоже здесь совсем ни при чем! — с вызовом сказала она и стала собирать с пола деньги. — А доллары эти мои. Так и запишите.

— И в цирке девятнадцатого февраля вы не были? — спросил Павел. — И ребенка ваш личный фотограф Михаил Попондопулос не похищал? И взрыв во время представления по вашему указанию не устраивал? Кстати, где он сейчас?

— С-сука!.. — совсем некрасиво процедила сквозь зубы фотомодель.

— На эту, пожалуй, как и на остальных — наручники, — распорядился Павел. — А где мальчик?

— Не скажу! — усмехнулась Рита, на запястьях которой защелкнулись «браслеты».

— Осмотреть дом, — приказал Павел своим сотрудникам. — Все чердаки, чуланы, подвалы. Все соседние участки. Он должен быть где-то поблизо­сти, я в этом абсолютно уверен.

«Мерседес» Светланы Викторовны несколько раз чихнул и заглох на проселочной дороге по пути к дачным домикам. Иномарки всегда пасуют перед русской зимой и коллективным разумом, проектирующим подъездные пути.

— Вылезай, подруга, будем смотреть мотор, — сказала Светлана Викторовна, доставая из бардачка фляжку. — Может, он вместо машинного масла коньяку хочет?

— Не думаю, — ответила Ольга. — А если нам пешком пойти?

— Автомобиль здесь, что ли, бросим? Через десять минут разберут на части и смастерят какой-нибудь геликоптер. У нас народ ушлый… и талантливый.

Тетушка хлебнула из фляжки и протянула ее племяннице. Ольга совсем замерзла, поэтому тоже сделала несколько глотков. Затем Светлана Викторовна вышла, открыла капот и стала копаться в моторе.

— Дрянь какая-то, сам черт ногу сломит! — ругалась она. — Понатыкали тут каких-то проводков, ничего не пойму.

— И я не разбираюсь, — сказала Ольга, подпрыгивая рядом, чтобы согреться. — Мне Костя показывал только, как на «ямахе» ездить. И то чисто теоретически.

— Костя, Костя… — ворчала тетка. — Ты с ним будь построже. Не хотела тебе говорить, но я его видела как-то с одной девицей на нашей конно-спортивной базе. Мы с ним тогда еще незнакомы были. Люда ее зовут, Маркова.

— Я ее знаю, — спокойно ответила Ольга. — Она нам квартиру сдает.

— И тебе все равно? — удивилась Светлана Викторовна. — А Люда эта, между прочим, с одним красавцем джигитом амуры крутит. С Ренатом, у которого ахалтекинский жере…

— Ренат? — переспросила Ольга. — Ренат Шавкута?

— Да, кажется, так. А ты и его знаешь, что ли? — Тетя продолжала ковыряться в моторе.

— Приходилось встречаться, — уклончиво отозвалась племянница. Уж не о Людмиле ли и говорил ей Ренат на днях? Что ж, девушка она действительно красивая. Но — Ольга чувствовала это — опасная. Константина втянула в эту авантюру с банком… А двадцать шестое уже послезавтра. Времени остается мало, надо что-то предпринимать.

Тут она краем глаза заметила, что по дорожке от дачного поселка идет маленький мальчик. Фигурка была далеко и как-то смешно подпрыгивала. «Эх, если бы это был Антошка!» — подумала она с какой-то внезапной грустью. Мальчик направлялся прямо к ним, но лица его было еще не разглядеть.

— Подай-ка мне вон тот гаечный ключ, — попросила тетя. — Я тут хочу свернуть шею одной гадкой гайке.

Ольга передала инструмент и стала вновь следить за мальчиком. Он подходил все ближе и ближе. И тут у нее вдруг страшно заколотилось сердце. Да ведь это действительно он, Антошка!

— Что это с тобой? — спросила Светлана Викторовна, видя, как неузнаваемо изменилось лицо племянницы.

Но Ольга уже не отвечала. Она стремглав бросилась навстречу сыну. И он тоже со всех ног бросился вперед. Через несколько секунд, крича от радости, не скрывая своих чувств, смеясь и плача одновременно, они сжали друг друга в объятиях и повалились в снег.

— Ну дела! — только и сказала Светлана Викторовна, опустив гаечный ключ на какую-то штуковину в моторе. — Это же просто как в кино!

И что самое удивительное — мотор вдруг затарахтел…

После того как дома улеглись все страсти от радостной встречи Елизаветы Сергеевны с Антошкой, после всех банно-моечных процедур и кормления тортом, после сбивчивого рассказа мальчика о его веселом времяпрепровождении в дачном домике и играх с дядей Вадиком Ольга оставила домашних, а сама поехала в клинику. Там она забрала у Кости написанную для Павла бумагу. Затем у нее состоялся серьезный разговор с Леонидом Максимовичем.

Первым делом он пожаловался ей на то, что на днях к Константину несанкционированно проникли его дружки, напились вместе с санитарами в котельной, устроили дикую оргию, лезли в женское отделение, едва не спалили всю клинику, поскольку так раскочегарили топку, что та едва не взорвалась.

— Вот видишь, а ты говоришь, что он нормальный, — закончил свой рассказ психотерапевт.

— По-моему, все это вполне нормально для скучающего русского интеллигента, — осторожно заметила она.

— Да? А залезть на крышу корпуса и танцевать там сиртаки под аккомпанемент таких же пьяных идиотов? И метать оттуда пустые бутылки в сторожа и охрану, которые пытались их снять?

— Ужасная картина, — согласилась Ольга. — Прямо «Взятие снежного городка» Сурикова. Это уж слишком!

— Так вот, — сказал психотерапевт. — Пролом в стене мы заделали, теперь никто сюда не пролезет. Охрану клиники я увеличил, санитаров уволил. Доступ к Константину отныне ограничен. Только ты и родители. И то не каждый день. Мы будем его лечить. И серьезно. Вправлять мозги по полной программе.

— Главное, чтобы в ближайшие два дня он никуда не сбежал, — для вида согласилась Ольга. Она уже обдумывала, как вытащить отсюда Костю. Но потом, после двадцать шестого.

— Не беспокойся, — усмехнулся психотерапевт. — Отсюда теперь никто и никуда не сбежит. Особенно Костя, — со значением добавил он. — Мы будем держать его взаперти. А надо будет — наденем смирительную рубашку.

Ольга поняла, что он и не думает оставлять своих планов в отношении «лечения» Кости. Пожалуй, действительно попытается довести дело до самых радикальных мер, до лоботомии. Ладно, разберемся. Еще поглядим, чья возьмет!

— А ты, Леня, очень умный, — сказала она.

— Разве это плохо? — ответил он.

Из дома Ольга позвонила Павлу. Встретились через час, на легендарной лавочке в парке. Уже темнело. Вороны продолжали каркать, но уже как-то тише, осторожнее, перелетая с дерева на дерево. Ольга передала Павлу каракули мужа и целлофановый пакет Светланы Викторовны.

— Очень хорошо, — сказал он. — В деле, которое сейчас закрутилось, пригодится все. Мамлюкову — конец. Образцы препаратов уже в прокуратуре. На днях состоится пресс-конференция Воронова, включайте телевизор и смотрите новости. Пурильский в Лефортове, показаний пока, правда, не дает. Этот вывернется, у него крепкие связи. А Каргополов в психиатрической клинике, есть такая на Лосином острове, элитное заведение. Крыша у депутата слегка поехала. Что ж, пусть лечится. Тем же метадоном, законы о котором так лоббировал в Думе.

Ольга внимательно слушала, а Павел, помолчав немного, продолжил:

— Мы проводили задержание на его дачке, где, как предполагали, находится и ваш сын. Оказывается, мальчика разыскивали еще и некие кавказцы.

— Это я их просила об этом, — призналась Ольга. — Рената Шавкуту.

— А-а, ясно. Шавкуту мы уже отпустили, он успел сбросить ствол. А вот сына вашего, к сожалению, не нашли. Или его сумели перевезти в другое место…

— Или он уже дома, — улыбнулась Ольга.

— Вот даже как? — искренне обрадовался Павел. — Ну, тогда совсем все в порядке. Когда же вы все успеваете? Просто диву даешься. Вам бы у нас работать. Не хотите?

— Об этом можно подумать, — снова улыбнулась Ольга. Она задала последний вопрос: — Не было ли на этой даче Риты Гонцовой?

— Была, — кивнул Павел. — Ей предстоят серьезные разбирательства. Похищение ребенка, умышленное создание опасной для жизни людей ситуации в цирке, кроме того, при ней были найдены фальшивые доллары… Словом, на срок тянет.

— Да отпустите вы ее к черту! — вырвалось вдруг у Ольги. — Жалко мне ее.

— Ну-у… — Павел развел руками. — Всех, знаете ли, жалеть. А впрочем, у нее и без того отличные адвокаты. Отмажут. Кстати…

Они уже поднялись с лавочки, но Павел задержал ее руку в своей.

— Кстати, — повторил он. — Что вы делаете Восьмого марта?

— Я? Почему вы спрашиваете? — удивилась Ольга. — Ну, не знаю. Дома буду, с семьей.

— Вы только с утра никуда не уходите, ладно? — попросил Павел, пристально глядя ей в глаза. — Есть одно дело. Впрочем, сейчас не скажу, потом узнаете.

— А-а… приятное хоть дело-то? Или снова какие-то страсти? — крикнула Ольга, поскольку Павел уже уходил.

— Потом, потом! — отозвался он, махнув на прощание рукой.

И вороны почему-то примолкли.

0