Глава 2

Кондиционер все еще не работал.

Рэндалл Коулмен, директор отдела новостей Седьмого канала телевидения Ракуна, не считал излишним требование поддерживать кондиционер в рабочем состоянии. Конечно, уже стояла осень, но все оборудование, находящееся в их ведении, необходимо было охлаждать.

Однако, когда на прошлой неделе кондиционер полетел, руководство не сочло его ремонт первоочередной задачей, учитывая время года.

А потом начался всплеск жары.

Все это сводило с ума. Температура поднималась под девяносто градусов[1], а после заката падала до пятидесяти. Из-за этой путаницы с погодой половина персонала «Канала-7» болела.

Но они пока справлялись. Ассистент Рэндалла, Лорен Биллс, расставила по аппаратной несколько вентиляторов, которые гоняли душный воздух и создавали вид, что хоть какое-то оборудование продолжает работать.

К счастью, все приборы были качественными. «Ракун-7» был не каким-то там допотопным независимым каналом, который позволяет своим собратьям по сети поддерживать себя; не то что высокомерные наглецы с «Канала-9», которые считали себя крутыми (но на самом деле, как правило, использовались в качестве оправдания для снижения расходов, увольнения персонала и использования вышедшего из строя оборудования).

«Канал-7», однако, был наиболее популярной станцией в Ракун-сити, и это при том, что они не были филиалом какой-нибудь из шести сетей. Они на самом деле были независимы.

Это и нравилось Рэндаллу.

Руководство выпуском утренних новостей на «Ракун-7» было для Рэндалла только ступенькой на пути к славе, но ступенькой очень важной. «Канал-7» был знаменитой фирмой, одной из самых уважаемых станций в стране, известной тем, что выпускала отличных техников. Здесь Рэндалл мог изучить ремесло руководства и продюсирования.

Когда-нибудь в будущем это могло бы привести к работе в сетях, и в конечном итоге он смог бы начать независимую деятельность и стать режиссером на телевидении.

Конечно, то, чем Рэндалл занимался сейчас, было не более чем руководство процессом — посмотреть — отследить — пробежать: камера № 1 — у Шерри Мэнсфилд, камера № 2 — у Билла Уоткинса, камера № 3 — для среднего плана, камера № 4 блуждает. Но настанет день, когда он сможет выдвинуться, может быть, поставит комедию или какой-нибудь детектив.

Рэндалл обожал детективы.

И в конце концов он пробьется и будет ставить фильмы. А потом, может быть, он сможет вывести свой шедевр на большой экран.

Потому что он знал, что сейчас никто и не посмотрит на его прекрасный сценарий «Чешуя дракона». Сейчас он был никто, парень, выпускающий утренние новости на какой-то станции в захолустном городке.

Но Рэндалл был терпелив. Скоро он пробьется на вершину. Скоро он сможет сам планировать свою жизнь, и тогда «Чешуя дракона» увидит свет.

И неважно, что говорит мама.

В одно мгновение камера № 4 была направлена на Терри Моралес, читавшую прогноз погоды.

Терри ободряюще улыбалась. Ее искусственная улыбка на экране выглядела великолепно. Городской пейзаж позади стола ведущей — тоже, хотя и он был ненастоящим.

Ее оживленный голос слышался из динамиков, расположенных рядом с монитором Рэндалла.

«Еще только раннее утро, а температура уже целых девяносто два градуса: беспрецедентное нашествие жары продолжается».

Промокая пот на лбу, Рэндалл подумал, что в аппаратной, похоже, все сто два.

— Почему она всегда говорит «раннее утро»?

Рэндалл взглянул на ассистентку.

— Лорен, я не в том настроении.

— Нет, правда, что за дурацкая формулировка?

«Чистое небо, низкая влажность, легкий бриз с запада. И, в качестве особого подарка — содержание пыльцы в воздухе всего ноль целых, семь десятых».

— Да уж, подарок, — сказала Лорен. Как будто богини судьбы собрались и сказали: «Эй, давайте-ка опустим содержание пыльцы до семи десятых специально для тех, кто смотрит прогноз погоды с Терри Моралес».

«Да-да, всего ноль целых, семь десятых! Рекорд для этого времени года. Хорошая новость для всех, кто страдает от сенной лихорадки и астмы. Итак, впереди у нас еще один прекрасный денек».

Лорен покачала головой:

— Ишь, как разливается.

— Да, жаль, что за прогноз погоды не дают Эмми… Переход на камеру № 3.

Переключаясь на средний план стола ведущих, Лорен спросила:

— Как ты думаешь, ее когда-нибудь возьмут обратно на место ведущей? Она достаточно мила для этого.

Рэндалл подавил смешок:

— Только через мой труп.

Шерри и Билл заканчивали передачу.

«Оставайтесь с нами — после рекламной паузы мы покажем ваши любимые места летнего отдыха».

— Готовься — рекламная пауза на три… два… один… стоп.

— Перерыв шестьдесят секунд, — добавила Лорен.

В тот момент, когда Рэндалл вымолвил слово «стоп», он увидел, как на мониторе камеры № 4 выражение лица Терри сменилось с веселого и улыбающегося на раздраженное и хмурое.

«Кто-нибудь, принесите мне чашку капуччино, черт вас побери, пока меня не вырвало!»

Как только один из перепуганных ассистентов продюсера побежал выполнять ее требование, Терри залезла в карман и достала коробочку с лекарствами. Рэндалл знал, что она набита всяческими стимулирующими, успокаивающими, расслабляющими и пищеварительными таблетками, которые ни один здравомыслящий человек не стал бы принимать вперемешку.

Однако никто не смог бы назвать Терри здравомыслящим человеком.

Никто в здравом уме не стал бы выпускать в эфир материал о члене муниципального совета, берущем взятки, когда было ясно сказано, что этого не надо делать, пока нет источника, подтверждающего эту информацию. Она утверждала, что у нее есть такой источник, и выпустила материал, чтобы позже эта ложь вскрылась, и материал признали фальшивкой. Вместо того чтобы выставить члена муниципального совета Миллера негодяем-взяточником, эта история сделала его героем, попутно облив грязью телевидение, которому никогда нельзя доверять. Это был сильный удар по репутации отдела новостей «Ракун-7», которая до этого была кристально чистой. Единственное, благодаря чему Терри осталась в штате, — это разоблачительная статья о члене муниципального совета Миллере, которую «Ракун-сити Таймз» опубликовала на следующей неделе. Как оказалось, взяточничество было каплей в океане коррупции, в котором утонул этот человек. И хотя это не реабилитировало Терри, все-таки ее положение слегка улучшилось. В конце концов, единственному человеку, который пострадал от ее действий, сейчас предъявляли дюжину обвинений.

И все-таки все это было очень нехорошо. Одна из причин, почему Рэндалл любил «Канал-7», состояла в том, что персонал станции серьезно относился к чистоплотности журналистики. Может быть, они не могли уволить Терри, не опасаясь обратного удара — не говоря уж о том, что ее могли принять на работу конкуренты, — но они могли ее деморализовать. Сослать читать прогноз погоды на «Ракун-7».

Кроме того, ее резюме для возможных работодателей в будущем было подпорчено.

Рэндалл был почти рад, что когда он будет работать над более крупными и интересными проектами в Голливуде, Терри Моралес останется здесь и будет по-прежнему рассказывать жителям Ракун-сити о содержании пыльцы в воздухе.

«Помнишь, как бывало?»

Рэндалл взглянул на рекламу, которая шла сейчас на мониторе. Показывали красивую женщину, каких не бывает в природе, встающую с постели. Спальня была невероятно аккуратной и шикарной; чтобы иметь такую, нужны доходы таких размеров, о которых Рэндалл давно мечтал, но пока не мог достичь.

«Какое свежее лицо ты видела в зеркале каждое утро?»

Женщина стерла влагу с запотевшего зеркала, в нем отразилось великолепное лицо.

— Ну да, конечно, — сказала Лорен. — Как будто кто-то выглядит так изумительно, встав утром с постели. Ох, простите, «ранним утром».

На этот раз Рэндалл согласился со своей ассистенткой. Даже супермодели выглядят отвратительно, когда просыпаются.

«До того, как заботы этой жизни подкосили тебя?»

На экране возник тот же кадр, но женщина была старше. Да и спальня выглядела немного обветшавшей — более похоже на реальные спальни. В сущности, и женщина выглядела реальнее — «куриные лапки», морщинки, мешки под глазами.

«Хочешь повернуть время вспять? Теперь, с кремом „Обновление“, ты можешь это сделать. Применяй его ежедневно для увлажнения кожи, и его уникальная Т-клеточная формула обновит уставшие и отмирающие клетки».

Текст сопровождался простой картинкой, на которой крем впитывался в тело, и ярко окрашенные живые клетки заменяли мертвые.

— Боже, и это все, на что они способны? Да я на своем стареньком «Маке» сделаю анимацию получше.

— Лорен, заткни фонтан, — Рэндалл говорил это скорее по инерции.

Снова появилось прекрасное, нереальное лицо женщины.

«Возвращая тебя к жизни снова с юным, свежим лицом».

— Конечно, хотя ты-то сама и так знаешь, что на самом деле ты выглядишь на свой возраст.

— Лорен, фраза «Заткни фонтан» тебе непонятна?

Дальше скороговоркой, напомнившей Рэндаллу альбом Элвина и Чипманка, который постоянно слушал его племянник, дикторша продолжила:

«„Обновление“ — зарегистрированная торговая марка корпорации „Амбрелла“. Всегда советуйтесь со своим доктором перед его применением. Могут возникнуть побочные эффекты».

Рэндалл нахмурился:

— Разве они не должны перечислять эти побочные эффекты?

Лорен хмыкнула:

— Конечно, должны.

— Нет, правда, разве на этот счет не принят закон?

— Вы давно живете в Ракуне, босс? Пора бы уж знать, что «Амбрелла» следует своим правилам.

Рэндалл не мог отрицать этого. «Амбрелла» практически владела всем Ракун-сити. Черт, одна из ее дочерних компаний владела частью «Канала-7». Правда, не основным пакетом акций, но достаточным, чтобы задушить на корню не одно расследование деятельности «Амбреллы» или ее дочерних компаний. Рэндалл знал это.

Если хорошенько подумать, то одним из таких расследований и пыталась заняться тогда Терри Моралес.

Началась последняя реклама.

— Через тридцать секунд продолжаем, — сказала Лорен.

Вновь сосредоточившись на шоу, Рэндалл дал сигнал камере № 3 и подумал о том дне, когда выйдет на экраны «Чешуя дракона».

Глава 4

— Ты что, твою мать, не можешь обойтись без этого? — спросил Майк Фридбергер своего партнера.

— Без чего? — поинтересовался Петерсон очень уж невинным тоном, продолжая вести свой спортивный фургон по улицам Ракун-сити.

— Без щелканья резинкой, твою мать. Я, твою мать, терпеть не могу, когда ты, твою мать, щелкаешь своей чертовой резинкой.

— Круто, — сказал Петерсон. — Может, если бы ты не ругался так много, я бы и не щелкал.

— Твою мать, перестань хоть ненадолго.

— Ты что, помрешь, если не будешь все время говорить «твою мать»?

— Какая, твою мать, разница? Что в этом плохого, твою мать?

Петерсон улыбнулся своей улыбочкой добродушного идиота, которая всегда вызывала у Майка желание ударить его по лицу.

— Ничего, как и в моем щелканье.

— Да, но разница, твою мать, в том, что когда ты щелкаешь этой долбаной резинкой, то от этого звука, твою мать, я готов на стену лезть.

— А от того, что ты используешь «твою мать» в качестве знака препинания, я лезу на стену, но ты слышал от меня хоть одну жалобу?

— А то нет!

— Приехали.

— Что? — Майк повернулся и взглянул на систему глобального позиционирования на щитке управления. Экран показывал карту местности со спутника корпорации «Амбрелла» на орбите. Сигнал с крошечного устройства, расположенного на днище машины, посылался на спутник, при этом компьютер спутника красной мерцающей точкой на карте показывал, где находится их машина. Такой же передатчик с пункта их назначения передавал сигнал на спутник, и он отображался большой синей точкой.

Все это оборудование для передачи и приема стоило более миллиона долларов, и все это только для той работы, которую Майк, твою мать, сам мог легко сделать. Он и сам мог спокойно определить, где находится, высунувшись из затемненного окна и посмотрев на огромный дом, принадлежавший доктору Чарльзу Эшфорду, куда, собственно, Петерсон и направлялся.

Дисплей компьютера был достаточно любезен, чтобы сообщить, что Эшфорд был служащим шестого уровня Научного отдела и что он подлежал эвакуации в первую очередь. Все это было известно Майку и так, именно это и стало причиной того, что они мчались через весь город на этой крутой тачке в такую чертову рань.

Но «Амбрелла» была счастлива только тогда, когда выбрасывала деньги на все это дорогущее дерьмо. Эти большие корпорации всегда так себя ведут.

Однако, пока собственный счет Майка пополнялся, они могли бросаться деньгами, как хотели.

Вот если бы ему еще дали другого партнера, не такого ханжу, и чтобы он не щелкал своей долбаной резинкой все время.

Петерсон въехал на подъездную дорогу, аккуратно поставив мини-фургон ровно посередине.

Какие бы у него ни были недостатки, Петерсон был отменным водителем. Полезное качество.

— Кто этот парень? — спросил Петерсон, выбираясь из машины.

— Один из самой верхушки научного отдела.

— И что это значит?

— А то, что он куда умнее, чем любой из нас, получает куда больше денег, и если мы оставим его здесь, он нашлет на нас какую-нибудь экзотическую болезнь из тех, что создал у себя в лаборатории.

Петерсон хмыкнул:

— Понятно.

— Нет, серьезно, знаешь тот крем от морщин, который они все время рекламируют? С такой крутой телкой?

— Да, видел. Только не с телкой, а с девушкой.

— А ты что за блюститель чистоты языка, твою мать? Мне нельзя говорить «твою мать», нельзя говорить «телка». И как же мне изъясняться?

Петерсон специально щелкнул резинкой погромче.

— Да говори ты, что хочешь.

Они подошли к дому; Майк позвонил в звонок.

— Премного благодарен, придурок. — Но, во всяком случае, этот парень много сделал для разработки того крема от морщин.

Он улыбнулся.

— Ах, да, а ты знаешь компьютер в «Улье»?

— Что, ту девчонку-инвалида?

Майк кивнул:

— Это его дочка.

— Правда?

— Да. Кошмар, по-моему. Я имею в виду, что приходится разговаривать с этим долбаным ребенком всякий раз, когда пользуешься своим долбаным компьютером.

— Его дочь мы тоже забираем?

Подняв глаза к небу, Майк спросил:

— Да ты когда-нибудь слушаешь на совещаниях?

Он не завидовал своему брату Бобу с напарником, которым досталось это задание. Забирать маленького ребенка с продленки всегда мерзко. Учителя начинают возмущаться, а дети вечно такие тупицы, просто черт знает что.

А вообще, Бобу так и надо. Его партнер не щелкает резинкой в машине. Хоуи Стейн был хорошим малым. Лучше, чем заслуживал его долбаный брат, так считал Майк.

Наконец входная дверь отворилась. Поначалу Майку показалось, что она открылась автоматически, потому что за ней никого не было.

Потом он опустил глаза и увидел, что этот чертов доктор Чарльз Эшфорд был инвалидом. Он сидел в инвалидном кресле.

Твою мать, тратят миллионы долларов на оборудование в машине, проводят предварительное совещание у майора Кейна — и никто и словом не обмолвится, что этот парень инвалид!

Сделав приятное лицо, Майк посмотрел вниз на Эшфорда и сказал:

— Прошу прощения, сэр. Произошло недоразумение.

Глаза Эшфорда расширились:

— Что?

— Вам придется поехать с нами, — добавил Петерсон.

— Да что случилось? — Эшфорд, казалось, был в отчаянии.

— Сэр, прошу вас, — Майк сказал это в основном потому, что он не имел ни малейшего представления, что там произошло, и уж тем более как. Он просто поехал туда, куда приказал ему майор Кейн.

Майк посмотрел на Петерсона и кивнул в сторону ученого. Петерсон, как ни странно, понял намек, подошел и начал вывозить Эшфорда из двери.

Единственное преимущество того, что этот парень был инвалидом, состояло в том, что им не придется долго с ним спорить, они просто вывезут это идиотское кресло, да и делу конец.

Берясь за ручки кресла, Петерсон повторил:

— Вам придется поехать с нами, сэр.

— Но моя дочь уже ушла в школу.

Майк постарался, чтобы его голос прозвучал как можно более успокаивающе:

— Об этом уже позаботились, сэр.

Петерсон повез Эшфорда к машине. Майк думал, насколько искалечен этот инвалид и смогут ли они засунуть его тощую задницу в машину. Может, Бобу и впрямь досталось задание полегче?

Петерсон вез Эшфорда по дорожке к машине и щелкал резинкой.

Эшфорд поморщился:

— Вам обязательно это делать? Это крайне раздражает.

Майк вдруг почувствовал, что этот Эшфорд ему нравится.

Глава 6

Ллойда Джефферсона («Л. Джея») Уэйна арестовывали столько раз, что в общем-то он мог сам надевать себе наручники.

Это было почти еженедельным ритуалом. Его задерживали либо за то, что он вляпался в какую-то историю, либо за то, что кто-нибудь другой вляпался в историю, а полиции Ракун-сити надо было выполнить план по задержаниям, вот они и лезли из кожи вон, чтобы пришить Л. Джею какое-нибудь обвинение, за которое можно завести на него дело.

Л. Джей, не будь дураком, обычно не сопротивлялся. И все шло нормально.

Он знал, что все его нарушения тянут на краткосрочные отсидки. Так ему больше нравилось. Да, копы хватали его постоянно, но длительных сроков у него не было. Черт, только однажды он загремел в кутузку, да и то всего на шесть месяцев.

Его задерживали за баловство с травкой, за несколько мелких нарушений — и его черная задница вскоре снова была дома.

В карманах у него всегда водилась кое-какая мелочишка, у него была крыша над головой, и он был сам себе хозяин. Черт, он знал, что за времена сейчас. Он продавал наркотики белым, дела у которых шли не так хорошо, как у Л. Джея, — они теряли работу и все такое, покупали на свое выходное пособие героин, потому что жизнь была такой дерьмовой.

Но сегодня, сегодня был не такой день, когда можно париться в клетке у полицейских, ну уж нет.

Сегодня наклевывалось нечто серьезное, и Л. Джей меньше всего хотел быть в этом месте.

Весь день происходило нечто странное. Люди бродили вокруг, как будто в идиотском фильме о монстрах-пришельцах, которые, не говоря ни слова, только кусают других людей.

Сначала Л. Джей подумал, что это какие-то сумасшедшие, но потом увидел Дуэйна.

Дуэйн был панком и считал себя самым крутым Нигером в квартале, потому что сидел в тюрьме для несовершеннолетних преступников. По крайней мере, он так говорил. Л. Джей никогда не покупался на эту чушь, но он не мешал Дуэйну болтать, покуда он платил за товар наличными.

Сегодня, однако, Дуэйн подковылял к Л. Джею во время игры в три листика. В кармане у Л. Джея было пустовато, и был конец месяца, а это значило, что «Джуниор банк» будет болтаться вокруг и проверять, все ли расплатились за поставки этого месяца. Л. Джей задолжал банку два куска, потому что «Кольты» проиграли этим проклятым «Святым», и он решил поиметь немножко денег с туристов. Он установил картонную коробку на углу Хилл и Полк-авеню, вынул свою счастливую колоду карт, которую стянул с газетного лотка на автобусной остановке, вытянул три карты и начал тасовать колоду.

И что же вышло? Л. Джей только успел наколоть на бешеные бабки двух белых лохов, включая одного придурка, который хвастался, что знает «все эти штучки-дрючки», и тут подошел Дуэйн, весь такой тихий, укусил Гомера и его жену и сбил картонную коробку, которую Л. Джей использовал для своей игры.

Что поразило Л. Джея больше всего, так это глаза Дуэйна. Стаза у того были мертвые. И он был жутко бледный — кожа скорее серая, чем коричневая.

Потом Дуэйн поплелся дальше, а белые с воплями разбежались — вместе со своими деньгами — и Л. Джей остался один среди всего этого бардака.

Л. Джей увидел такое еще не раз в течение часа, пока не оказалось, что один из лопухов, привлеченных к игре, был копом.

Самое обидное, что Л. Джей собирался на нем закончить игру. Ему все еще не хватало денег, чтобы расплатиться, но банк мог поцеловать Л. Джея в черную задницу — или любое другое место на выбор, — но единственное место, где он хотел бы сейчас оказаться, — это в своей каморке, со своими «Узи», сделанными на заказ, и с крепким замком на двери.

Вместо этого белый детектив задержал его за мелкое нарушение, когда по всему городу бродили зомби и еще черт знает кто.

Какой бы сумасшедшей ни казалась атмосфера на улицах, это было ничто по сравнению с тем, что творилось в полицейском управлении. Двоюродный брат Л. Джея рассказывал о том, какой дурдом бывает в полицейских участках в Нью-Йорке, но в Ракун-сити такого еще не случалось.

До сегодняшнего дня.

Копы носились по всему зданию, орали друг на друга, кричали в телефонную трубку. Л. Джей не мог разобрать ни слова во всем этом крике — это была просто плотная стена шума.

— Брось, — сказал Л. Джей детективу, который втащил его в участок. — Думаешь, сейчас кому-то здесь есть дело до моей тощей черной задницы? Оглянись!

Детектив в ответ сказал то же самое, что он повторял с того самого момента, когда закончил зачитывать Л. Джею его права там, на Полк-авеню:

— Заткнись.

Когда они добрались до стола сержанта Куинна, детектив сказал:

— Задержи его по статье три-четырнадцать.

— Вы все, должно быть, не в своем уме! Посмотрите на меня — я бизнесмен!

Л. Джей огляделся. Он увидел двоих в форме — молодого белого полицейского по имени Духэмел и его партнера, здорового чернокожего по имени Купер — они втаскивали внутрь детину, который казался белее снега.

У него были такие же мертвые глаза, как и у Дуэйна.

— О, гляньте-ка, да это же мерзавец Герман Манстер. Похоже, у тебя проблемы, парень.

Духэмелу и Куперу пришлось потрудиться, чтобы смирить старину Германа. Духэмел крикнул сержанту:

— Помогите, скорее! Этот парень безумный!

Куинн обошел стол с другой стороны и повел Л. Джея к скамье для задержанных.

— Боже!

Л. Джей обернулся — это был Купер, он держался за руку, и лицо его было искажено гримасой невыносимой боли.

— Он укусил меня! — кричал Купер. — Этот сукин сын укусил меня!

Духэмел, как типичный белый придурочный полисмен, начал избивать Германа своей дубинкой. Эти чертовы полицейские всегда хватались за свои чертовы дубинки, когда что-то шло не так, как им хотелось.

Куинн приковал Л. Джея наручниками к скамье, а затем бросился на помощь Духэмелу и Куперу.

На Германа обрушился град ударов, но это не помогло. Он просто продолжал стоять на месте. Л. Джею все это крайне не нравилось.

— Эй! Ты не можешь оставить меня здесь просто так, Куинн! Дай мне хотя бы какое-нибудь оружие!

Куинн не ответил и вытащил свою дубинку, чтобы тоже поупражняться на Гурмане.

В участке была всего одна женщина, одетая как проститутка. Может, она и на самом деле ею была. Уж если они сцапали задницу Л. Джея, то наверняка замели и проституток на улице Харбор. В конце месяца не только банк хотел подчистить все хвосты. Копам тоже надо было отчитываться — всякие там квоты и все такое, вот они и хватают честных деловых людей, вроде Л. Джея, и порядочных проституток, вроде…

Черт, Л. Джей знал ее. Он не видел лица, так как ее голова была опущена, практически утонув в ее титьках. Да уж, места там было полно. По этому признаку Л. Джей и узнал ее.

— Рашонда? Черт побери, это ты, девочка?

Но Рашонда и ухом не повела. Как будто спала или еще что-то.

Свободной рукой Л. Джей толкнул ее в бок. По крайней мере, хоть какая-то компания.

— Только не говори, что ты меня не помнишь.

Проститутка подняла голову.

И тут Л. Джей заметил, что ее плечо кровоточило. Будто кто-то ее укусил.

И глаза у женщины были такими же мертвыми, как у Дуэйна и Германа, и всех тех мерзких зомби, которых он сегодня видел повсюду.

— Черт возьми, девочка, кто это тебя?

Вдруг ее рот раскрылся гораздо шире, чем это возможно. Зубы у Рашонды были совершенно черные, и она попыталась укусить Л. Джея.

— Сука!

Глава 8

Это был самый плохой отпуск в жизни Карлоса Оливеры.

Он начал свою службу в Военно-Воздушных Силах США сразу после окончания средней школы, затем оставил ее, когда корпорация «Амбрелла» сделала ему предложение, от которого он не смог отказаться. Конечно, служба в ВВС была лучше, чем жизнь в родном Техасе, где он вырос, но «Амбрелла» была еще лучше, чем ВВС. Платили больше, и меньше шансов, что тебя убьют.

По крайней мере, до сегодняшнего дня.

Он спокойно отдыхал в хижине в лесу, когда около дома остановился спортивный мини-фургон с двумя бездельниками из «Амбреллы». Люди в костюмах повели его на опушку, где ждал вертолет.

Они сказали Карлосу только, что он должен собрать свою команду.

— Я в отпуске, — ответил он. — Пускай этим занимается команда Одного.

— Команда Одного вне игры, — ответили ему.

— А Уорд? — спросил он о командире третьей группы.

— Тоже вне игры.

Глаза Карлоса расширились. Этот эвфемизм[2] шокировал его. Из всех групп спецназа, состоящих на службе у «Амбреллы», команда Одного была лучшей из лучших. Именно поэтому агент мог позволить себе называться этим странным кодовым именем. А Уорд был из морских пехотинцев и мог справиться почти с чем угодно. Если то, с чем они столкнулись, могло вывести из строя Одного и Уорда — не говоря уж о таких, как Менделес, Хокинс, Шлезингер, Осборн и других членах их команд, — то Карлос совершенно не горел желанием встречаться с этим.

Но был ли у него выбор?

И вот теперь Карлос сидел в одном из нескольких вертолетов «Даркуинг», летящих над Ракун-сити, в котором черт знает что творилось. Очевидно, то, что сбежало из «Улья», теперь свободно разгуливало по городу: вирус, который был основным компонентом нового волшебного крема от морщин, изобретенного «Амбреллой», убивал людей, при этом их трупы двигались и постоянно искали пищу.

Когда Карлос был ребенком, его семья часто переезжала с места на место, так как папа не мог найти работу. Какое-то время они прожили в Лаббоке, где был старенький кинотеатр. Там показывали только фильмы о монстрах. Карлос и Хорхе, его тогдашний лучший друг (при каждом переезде у него появлялся новый лучший друг, потому что у прежних были отцы, которым удавалось держаться на одной работе, и, как правило, их родители не нарушали законы) часто проводили вечера, смотря фильмы о Франкенштейне, оборотнях, мумиях, насекомых-мутантах, пришельцах из космоса, вампирах и других жутких созданиях, которые хотели истребить человечество.

Включая и зомби.

В свою последнюю ночь в Лаббоке, перед тем как родители и его старшая сестра Консуэла упаковали вещи и отправились вместе с ним в Сан-Антонио, Карлос и Хорхе попали на двойной сеанс: «Эббот и Костелло встречаются с мумией» и «Рассвет мертвецов». Он до сих пор прекрасно помнил этот вечер, особенно спор друзей про фильмы, потому что это был их последний разговор.

Карлос всегда был неравнодушен к мумиям — даже сейчас. Ему понравились два последних фильма о мумиях, особенно — крутой парень с длинными волосами и бородой, но Хорхе считал, что зомби страшнее.

Сидя на своем месте в «Даркуинге», с которого открывалась панорама города, где по улицам устало тащились странные существа, Карлос подумал, что Хорхе был прав.

Он оглянулся на свою команду. Его заместитель, Николай Соколов, сидел напротив с мрачным лицом.

Остальные члены команды расположились на скамейках вдоль бортов. На всех были наушники и микрофоны, которые позволяли им переговариваться между собой, не обращая внимания на шум винтов. Дж. П. Аскегрен, бывший полицейский из Вирджинии, у которого изо рта всегда торчала зубочистка. Джек Картер и Сэм О’Нил, которые, как и Карлос, пришли из ВВС, но отказались поступить в «Амбреллу», так как не хотели расставаться. Юрий Логинов, русский друг Николая, работавший оперативником в КГБ еще до развала Советского Союза. И врач, Джессика Холприн, которая ушла из Медицинского Корпуса Военно-Морских Сил и поступила на работу в «Амбреллу».

Они выглядели готовыми ко всему.

Однако Карлосу хотелось бы знать, действительно ли они готовы к тому, что их ждет.

Их осел-начальник, майор Мастак Кейн, провел совещание перед вылетом. Их задачей было сдержать разрушение. Если у кого-то появлялись признаки инфицирования, его следовало изолировать. Если имелись явные признаки заболевания, то единственный способ прекратить его — это выстрел в голову или позвоночник.

Если Кейн и имел представление о реальном количестве человеческих жизней, принесенных в жертву из-за некомпетентности «Амбреллы» — потому что ничем, кроме полной некомпетентности, нельзя объяснить такую катастрофу, — этот бессердечный сукин сын не показывал ничего.

Опять же, если бы Карлоса приглашал на службу в «Амбреллу» этот Кейн, а не какой-то незначительный служащий из корпорации, который подкатывался к нему несколько лет, то Карлос, возможно, и отверг бы предложение «Амбреллы». Карлос с трудом переносил таких, как Кейн. Фактически, именно присутствие таких людей и заставило его принять решение об уходе из ВВС и перейти в, как он думал, более тихую область обеспечения безопасности корпорации. Похоже, он сильно ошибся в расчетах.

Карлос снова повернулся к открытой двери на боку вертолета, который теперь завис над крышей офиса.

На крышу вел небольшой лестничный колодец, и дверь туда была открыта. Карлос увидел двух человек, мужчину и женщину, которые бежали к двери из колодца.

Проскочив дверь, мужчина захлопнул ее за собой.

Он побежал к дальнему карнизу крыши, который не был виден отсюда. Наверное, там есть пожарная лестница, по которой он мог убежать, или, может, он собирался просто спуститься по фасаду.

Затем дверь распахнулась и выбежала женщина, преследуемая толпой зомби.

Один из вопросов, который волновал Карлоса на совещании, — сможет ли он отличить живого человека от живого мертвеца?

Больше этот вопрос его не занимал. Даже с такого расстояния было понятно, что женщина совершенно живая, а ее преследователи — нет.

Приставив руку к уху пилота, Карлос приказал ему:

— Липински, спускайся!

В наушниках он услышал голос Липински:

— Не могу.

Карлос не собирался сдаваться.

— Спускайся!

— Слишком сильный ветер! Я не удержу вертолет!

Черт возьми.

Он не мог позволить той женщине умереть.

Карлос достал из-под сиденья прочный трос. Он прикрепил один конец к своему поясу и передал другой своему заместителю. Николай хранил все то же мрачное выражение.

Конечно, этот здоровяк всегда выглядел мрачно, когда они были на службе. Но Карлос знал, что все это напускное. По какой-то причине Николай старался соответствовать стереотипу пессимистически настроенного русского. Он даже говорил с сильным акцентом, хотя его семья эмигрировала в Штаты, когда ему было три года.

Конечно это производило впечатление на подчиненных. Они реагировали на акцент Николая, его выправку, габариты — все это делало его более устрашающим, чем даже Карлоса, который сам легко мог запугать кого угодно, если хотел.

Но Карлос знал и настоящий характер Николая, который обычно проявлялся, если выпить с ним рюмку-другую водки. Тогда рубашка его вылезала из-под ремня — фактически, по тому, насколько вылезла рубашка, можно было судить, сколько он выпил, — акцент исчезал, и он улыбался. Иногда он даже смеялся.

— Привяжи покрепче, Николай.

Сейчас он не смеялся.

— Что?

Карлос не стал отвечать. Он просто вынул из кобуры два кольта 45-го калибра и выпрыгнул из двери на крышу.

Карлос не мог позволить той женщине умереть.

Он слышал громкий голос Николая — и в наушниках, и сквозь рев работающего двигателя вертолета:

— Карлос! Господи Иисусе!

Ветер ударил Карлосу в лицо, крыша становилась все ближе и ближе. В какое-то мгновение он испугался, что Николай не удержит его.

Потом он услышал в наушниках ругань, ругались по-русски, и единственное слово, которое Карлос понял, было «черт», его он знал очень хорошо.

Еще до того, как трос натянулся, Карлос начал стрелять. При каждом выстреле кольты отдавали ему в запястье, но пули находили цель, поражая одного зомби за другим.

Трос натянулся футах в шести от крыши. Карлоса как будто резко ударили по животу, но он не обратил на это внимания. Задержавшись ровно настолько, чтобы отстегнуть ремень, Карлос пролетел последний отрезок до крыши, приземлившись прямо на ноги.

Не обращая внимания на резкую боль в лодыжках от падения, он продолжил стрелять; выстрелы заглушались шумом вертолета и русским матом в наушниках.

Патроны закончились одновременно в обоих кольтах. В это время на крыше оставались только Карлос, женщина, которую он пытался спасти, и один зомби.

Когда его семья жила в Далласе, Карлос брал уроки боевых искусств. Ему не удалось доучиться до конца, но что он усвоил великолепно — так это удар пяткой с разворотом. Увидев, как кто-то наносил такой удар в одном из фильмов, которые они с Хорхе смотрели в Лаббоке, он решил научиться этому. Поэтому на занятиях он начал именно с этого удара и очень хорошо отработал его к тому времени, как очередной провал папаши заставил их переехать в Остин.

Таким ударом Карлос и свалил зомби, свернув ему шею.

В наушниках он услышал голос Николая, который сзывал всю команду. Через минуту они все будут на крыше.

Карлос повернулся посмотреть, все ли в порядке у женщины. Она придерживала одну руку другой и стояла в опасной близости к краю крыши — недалеко от того места, где слез вниз человек, захлопнувший дверь перед ее лицом.

— Все в порядке, — медленно сказал он. — Отойдите от края.

Ветер все еще дул очень сильно — Карлос понижал, почему Липински не хотел сажать вертолет, — и он боялся, что порыв ветра может сбросить женщину с крыши.

Однако женщина не пошевелилась. Она повернулась к краю крыши и посмотрела вниз. Здание было высотой не меньше двадцати этажей — если она упадет, то неминуемо погибнет. На улицах Ракун-сити было достаточно мертвых на сегодня; Карлос не видел причин увеличивать их количество.

— Подойдите ко мне, — сказал он. — Все в порядке.

— Нет, — глухо сказала женщина, — не в порядке.

Она вытянула руку. Карлос увидел следы укусов на тыльной стороне ладони и на запястье.

— Я видела, что происходит с человеком, которого укусили. Пути назад нет.

За спиной Карлос слышал, что его команда спускается вниз на веревках, как он и ожидал.

— Мы сможем вам помочь, — Карлос старался, чтобы его голос прозвучал успокаивающе, но не был уверен, что ему это удастся. Их задача состояла в том, чтобы изолировать тех, кто был инфицирован, но еще не превратился в зомби. Зная Кейна, Карлос совсем не был уверен, что несчастных ждет хорошее обращение, но, по крайней мере, шанс был.

Женщина покачала головой и шагнула с крыши.

Карлос чувствовал, что двигается слишком медленно, а женщина, наоборот, очень быстро: она просто шагнула назад, и он ничего не успел сделать. Но как ни быстро он двигался, все равно уже было поздно.

Он очутился у края крыши какой-то секундой позже, но мог с таким же успехом прийти и через час. Толку от этого уже не было. Он перегнулся через край и увидел тело этой женщины, чью жизнь, как он думал, он сумел спасти.

Он даже не знал ее имени.

— Боже мой.

Это сказал Николай. Он стоял рядом с Карлосом, обычная мрачная маска на его лице сменилась выражением ужаса. Прямо за ним стоял Аскегрен, с открытым ртом и вывалившейся зубочисткой.

Карлос подозревал, что и он выглядит так же.

— Что это было? — спросил Николай.

Покачав головой, Карлос сказал:

— Ничего. Пошли дальше.

Глава 10

«Это было лучшее из времен, это было худшее из времен», — бормотала себе под нос Джилл Валентайн, вылезая из машины.

Эта цитата из Диккенса была навеяна той «сказкой двух городов», которую она видела, проезжая от полицейского управления к мосту под названием Вороньи Ворота.

В некоторых частях Ракун-сити все еще было полно народу, многие пытались уехать или отражали атаки зомби.

Другие места были настоящим городом призраков с брошенными машинами, опустевшими зданиями, причем и те и другие были сильно повреждены. Впервые в жизни она пожалела, что у нее не фургон-вездеход. Но только идиоты ездили на вездеходах по городу.

Конечно, Джилл знала, что в мире полно идиотов.

Перед главным въездом на мост в беспорядке стояли брошенные машины. Джилл никак не смогла бы проехать через этот лабиринт.

По счастью, она не цеплялась за свой автомобиль. Как ни хорош был «порше», это всего лишь вещь. Тот же дядюшка, который оставил ей особняк и «порше», оставил также достаточную сумму денег, чтобы племянница могла купить другую вещь.

Единственное, что имело для Джилл значение, были два автоматических пистолета у нее на бедре и на плече, пачка сигарет в кармане, которую она забрала из перчаточного ящика, и карточки в бумажнике, по которым она могла получить деньги. Все остальное — одежда, награды, бильярдный стол, CD и даже ее значок — все это было заменимо.

Тогда как со стороны Ракун-сити подъезды к мосту были забиты брошенными автомобилями — включая, к горькому удивлению Джилл, и несколько фургонов, — со стороны Вороньих Ворот все пространство было так же плотно забито людьми, которые пытались выбраться из города.

Джилл заинтересовало, что же задерживало этих людей. Ответ она нашла немедленно, взглянув повнимательнее в сторону Вороньих Ворот. Там была сооружена бетонная стена с колючей проволокой поверху, вдоль которой стояли люди в защитных костюмах Хазмата, с оружием очень большого размера. Единственный выход за стену лежал через узкие ворота на дороге с моста.

К большой досаде Джилл, и на стене, и на людях в защитных костюмах, и на людях с оружием была эмблема корпорации «Амбрелла».

Ну, естественно.

Нет, погодите, не на всех. Проталкиваясь через толпу, она увидела несколько человек в форме полицейского управления Ракун-сити. Но было очевидно, что их роль была чисто вспомогательной.

Всем здесь заправляла «Амбрелла».

Зачем вообще нужна полиция? Или правительство? Пускай все для нас делает Корпорация!

Если бы опыт, приобретенный Джилл после событий в Арклее, не заставлял ее помалкивать, она бы почувствовала желание немедленно прекратить это вопиющее надругательство над властью.

Но сейчас девушка желала только одного — выбраться из этой западни. Вообще-то говоря, Джилл следовало уехать из Ракун-сити сразу же, как только ее отстранили от работы. Полицейскому не выжить, если он не может положиться на своих коллег.

Хендерсон и остальное начальство полицейского управления не поддержали Джилл — они отдали ее на растерзание волкам, одетым в щегольские костюмы, из корпорации «Амбрелла».

Она ничем им не обязана. Поэтому она уезжает.

Единственное, что Джилл осталось сделать, — это пробраться через толпу.

Там, где люди подходили к воротам, был установлен медицинский пост, и всех осматривал врач под охраной головорезов из «Амбреллы» и… человек в форме ООТИС!

— Пейтон! — крикнула она, но ее голос потонул в гуле толпы, нетерпеливо ожидавшей своей очереди на медосмотр.

Проталкиваясь сквозь толпу к воротам, Джилл обратила внимание на врача, проводившего медосмотр. Это был белый мужчина, примерно тридцати лет, но выражение его лица было очень хорошо знакомо Джилл — такое бывало у копов из отдела убийств на третий день расследования, после шести смен подряд без отдыха и сна, когда выживали только благодаря кофе, сигаретам и последним остаткам силы духа. Этот доктор выглядел так, будто он вот-вот свалится с ног, но держится несмотря ни на что.

Джилл восхитилась его преданностью делу. Если бы только она могла разделить ее!

Как раз сейчас врач обследовал мужчину, женщину и ребенка, скорее всего — семью.

— Все в порядке, — услышала Джилл его усталый голос, который мог бы принадлежать человеку в три раза старше. — Пусть идут.

Двое из охранников «Амбреллы» проводили эту тройку к воротам.

— Следующий, — сказал доктор.

Толпа качнулась вперед, едва сдерживаемая охранниками и полицейскими. Джилл отдалась воле течения, которое постепенно подталкивало ее к ее начальнику.

Пейтон Уэллз был непосредственным начальником Джилл и, в отличие от своего непосредственного начальника, этого мерзавца Хендерсона, заступался за Джилл. «Джилл Валентайн не будет нести всякую чепуху», — вот что Уэллз заявил тогда. Он всегда стоял за своих людей, а его люди всегда стояли за него. Эта верность необходима, чтобы выжить в подразделении с такой нагрузкой, как у ООТИС.

Вот почему полное пренебрежение — или, может быть, непонимание так сильно обидело Джилл.

— Пейтон! — снова крикнула она, уже поближе подобравшись к нему. Врач тем временем осматривал пожилого мужчину и девочку-подростка.

На этот раз Пейтон услышал Джилл. До этого момента его лицо сохраняло напряженное выражение, но когда он увидел ее, то напряжение спало.

— Валентайн! — Он указал на нее одному из охранников «Амбреллы». — Пропустите ее — она из полиции, одна из моих людей из ООТИС.

Охранник нахмурился.

— Она не в форме.

Пейтон поднял глаза к небу.

— Ну, конечно, когда боевой офицер не на дежурстве и видит мертвецов, разгуливающих по городу, то первое, о чем он позаботится, — это о своем гардеробе. Так вы пропустите ее?

Джилл улыбнулась. Охранники расступились, пропуская ее.

— Рад, что ты здесь, — сказал он. — Помощь нам пригодится.

Девушка не стала говорить, что она сама ничуть не рада и совершенно не собирается им помогать. Пейтон заслуживал лучшего отношения.

Но Джилл не успела ничего ответить, когда пожилой мужчина упал.

— О, Господи! — воскликнула девочка. — Папочка!

Пока врач и охранники стояли вокруг, девочка быстро опустилась на колени и расстегнула ему рубашку.

«Как все это трогательно, — подумала Джилл, — у этой девочки гораздо больше здравого смысла, чем у так называемого обученного персонала».

— Он не дышит! Это сердце, у него слабое сердце!

«Что ж, — подумала Джилл, — этим и объясняется ее быстрая реакция. Наверное, у отца и раньше бывали такие приступы».

Но когда дочь начала делать ему искусственное дыхание рот в рот, доктор запаниковал:

— Отойди от него!

Не обращая на него внимания, девочка продолжала выполнять все реанимационные приемы: дыхание рот в рот, массаж сердца — все, как положено.

Доктор посмотрел на Пейтона.

— Оттащите ее от него.

Выругавшись, Пейтон все-таки нагнулся и оттащил девочку от ее отца.

Джилл стало противно. Этот ребенок пытается спасти жизнь своего отца, и разве так с ней надо обращаться?

Девочка билась в сильных руках Пейтона.

— Пустите меня, пустите, я должна…

Вдруг мужчина открыл глаза.

Когда он шел по мосту, глаза его были карие.

Сейчас они стали молочно-белые.

О, черт!

Бросившись с быстротой, которую трудно было заподозрить, он укусил Пейтона прямо за ногу.

— Ааааааааааа!

Это отнюдь не подействовало на толпу успокаивающе. Люди и так напирали на едва удерживающую их группу охранников, а увидев, что Пейтона укусили, совсем обезумели.

Джилл выхватила свой пистолет и послала пулю мужчине в голову.

— Не-е-ет! Папа! Папочка! Вы убили его!

— Он уже был мертв, — сказала Джилл.

Девочка убежала, оттолкнув одного из охранников «Амбреллы». На его место заступил другой, чтобы держать толпу под контролем, но беспорядок вокруг только увеличивался.

Джилл заметила, что с головы упавшего охранника свалились наушники. Она подняла их и хотела уже отдать, когда услышала, доносящиеся из них голоса.

Молодой голос:

— Сэр?

В ответ голос с явным немецким акцентом:

— Вирус уже здесь. Он достиг ворот.

Третий голос, довольно официозный:

— Ну, что ж. У нас нет выбора. Его надо сдержать.

Немец:

— Закройте их.

Молодой голос:

— Сэр?

Немец:

— Заприте ворота.

Молодой:

— Но там еще наши люди!

Немец:

— Выполняйте.

Джилл посмотрела на стену. Ворота начали закрываться.

— Черт, как больно.

Обернувшись, Джилл увидела, что раной Пейтона никто не занимается. И вообще, доктор куда-то исчез.

Джилл схватила брошенную аптечку первой помощи. Она быстро перевязала рану Пейтона. Удивительно, но этому пожилому мужчине удалось прокусить ткань брюк и повредить кожу.

Завязывая бинт, Джилл заметила:

— Черт возьми, Пейтон, тебе надо было уходить, покуда еще был шанс.

— Там наши люди, Джилл.

Джилл хмыкнула и покачала головой. Верен до конца. И он, и Куинн. Возможно, они оба получат медали. Посмертно.

Очень им это поможет.

— Дайте дорогу! Я знаменитость, черт возьми!

Удивительно, но это сработало. Море панически настроенных жителей Ракун-сити расступилось, пропуская вперед женщину с уверенным взглядом. Джилл узнала ее: это была ведущая одной из телепрограмм, но она не могла вспомнить ее имя. Тэмми Морхед? Тереза Морхаус? Что-то вроде этого.

Вдруг откуда-то сверху раздался голос. Джилл подняла голову и увидела, что на стене стоит громила из «Амбреллы» и держит мегафон.

— Это карантинная зона биологической угрозы.

Голос принадлежал тому немцу.

— Что здесь происходит? — крикнула дама-репортер мужчине, стоящему на стене.

Игнорируя ее — а может, просто не услышав, мужчина продолжал:

— Это карантинная зона биологической угрозы. Из-за риска инфицирования вы не можете покинуть город.

— О чем вы говорите? — снова спросила репортер.

Джилл хотела крикнуть ей, что он не слышит, но решила не тратить на это силы.

— Все необходимые меры принимаются. Ситуация под контролем. Пожалуйста, возвращайтесь в свои дома.

Не будь все это так ужасно глупо, Джилл бы рассмеялась. Смех был единственной альтернативой тому, чтобы взять пистолет и застрелиться.

«Расходитесь по домам». Правильно. Ракун-сити был кладбищем, на котором каждую минуту появлялись свежие могилы. Закрыв ворота, этот дубоголовый немец приговорил их всех к смерти.

Что еще хуже, Джилл подозревала, что он сам об этом знал. Но это его не волновало.

Понятно, что горожане были сбиты с толку этими приказаниями.

— Расходиться по домам?

— Ты что, спятил?

— Какие дома?

— Пропустите нас!

Люди начали напирать вперед. Охранникам и полицейским становилось все труднее сдерживать их, так как толпе придавало силу отчаяние.

А может быть, ситуация, в которой оказались полицейские и охранники, ослабляла их. В конце концов, они оказались в той же ловушке, что и остальные.

— Это зона карантина по биологической опасности. Пожалуйста, расходитесь по домам.

Джилл подумала, что у этого парня сзади веревочка, за которую кто-то дергает, и он повторяет одну и ту же фразу.

Она посмотрела на Пейтона, который все еще пытался удержать и успокоить людей, несмотря на раненую ногу.

Она вспомнила Куинна, стоящего за своим столом.

«Это наши люди, Джилл».

«Моя смена еще не закончилась».

Черт.

Джилл закричала, задрав голову вверх:

— Здесь раненые! Им нужна медицинская помощь!

В ответ немец опустил мегафон и поднял оружие — по виду МР5К.

Он выпустил дюжину очередей в воздух.

Шум и движение прекратились.

Снова подняв мегафон, он крикнул:

— Даю вам пятнадцать секунд на то, чтобы вы повернулись и ушли обратно в город.

Еще шестеро охранников заняли позиции на стене вокруг немца. Джилл стало интересно, кто из них тот молодой парень, голос которого она слышала в наушниках. У них у всех тоже были МР5К.

Немец передал мегафон человеку, стоящему рядом с ним, и тот объявил:

— Применение боевых патронов разрешено.

Да — это был тот парень с наушниками.

— Не может же он стрелять в людей! — сказала женщина-репортер.

Терри Моралес, вот как ее звали. Джилл разговаривала с ней несколько раз, когда та работала репортером, перед тем как напортачила с обличающим материалом о члене муниципального совета Миллере. После этого ее перебросили на погоду — хотя она заслуживала лучшего. Тот, кто мог запороть такой материал об этом мерзавце, не заслуживал, чтобы его оставили на должности репортера.

Что касалось ее слов, то на этот счет Джилл не волновалась. Да, корпорации были жестоки, иногда — отвратительны, но они не были садистами.

— Пятнадцать… четырнадцать… тринадцать… двенадцать…

Немец кивнул охранникам на стене. Они все подняли винтовки.

— Одиннадцать… десять…

Пейтон поглядел на Джилл.

— Он не блефует.

— Девять… восемь…

Джилл не могла поверить в это.

— Они не будут стрелять в толпу.

— Семь… шесть…

— Пусть все отойдут.

По какой-то причине Пейтон Уэллс был уверен, что они собираются стрелять.

Пейтон доверял мнению Джилл, когда больше никто ей не верил. Она должна была поступить так же сейчас.

— Пять… четыре…

И вообще, если этот немец мог приказать закрыть ворота, почему он не мог начать расстреливать ни в чем неповинных людей? Они все равно уже мертвы.

— Шевелитесь! — закричала Джилл. — Назад! Все назад!

Пейтон кричал то же самое, его поддерживали остальные полицейские.

— Три… два…

Охранники из «Амбреллы» тоже присоединились к ним. Они пытались оттолкнуть людей назад, подальше от стены.

— Один…

В следующее мгновение Джилл услышала винтовочные выстрелы. Со стены стреляли прямо вниз, в толпу.

Глава 12

Город показался Элис Эбернати совсем другим — не таким, как всегда.

Цвета стали более резкими. Детали выступали четче. Формы были более различимыми.

И она сама видела дальше, чем раньше.

Эти негодяи что-то с ней сделали.

В какой то момент между тем, как Элис сделали седативный укол в особняке, и тем, когда она проснулась в госпитале, они что-то сделали с ней.

Она не знала, что, но это изменило ее.

Идя по улице, Элис видела множество людей. Некоторые были живыми — это легко было понять по тому, что они кричали в страхе, другие были ходячими трупами.

Иногда она видела, как одни сцеплялись с другими. Если они находились в непосредственной близости друг к другу, она кричала живым, чтобы те сворачивали своим противникам шею или, если есть оружие, стреляли в голову. Если они находились на расстоянии друг от друга, Элис вынимала пистолет, найденный в патрульной машине, и стреляла в голову трупа.

Живые редко выражали свою благодарность. Обычно они тут же удирали.

Элис не винила их. Женщина в белом халате и с пистолетом в руке — не тот человек, с которым хочется поболтать о том о сем.

Идя по улицам Ракун-сити, она почувствовала, как ей противна сама мысль о жадности.

Именно жадность явилась причиной этого кошмара.

В первую очередь, алчность «Амбреллы», создавшей Т-вирус как основу для крема от морщин для удовлетворения тщеславия самовлюбленных дур и, может быть, как биологическое оружие для продажи тому, кто больше заплатит.

И жадность Спенса Паркса, которая заставила его украсть вирус и антиген, чтобы продать их подороже и инфицировать весь «Улей», приговорив к смерти пять сотен человек, дабы замести следы своей кражи.

Оглядываясь назад, Элис понимала, как все вышло. Паркер не скрывал своей жадности с того момента, как они встретились и заключили фиктивный брак, чтобы сохранить особняк. Он рассказывал, что бросил работу в Полицейском управлении Чикаго, ни минуты не задумываясь, потому, что в Отделе безопасности «Амбреллы» гораздо лучше платили. Но Элис не обращала особого внимания на его качества, кроме того, насколько Паркер хорош в постели и как он выполнял свои обязанности партнера. Хотя ее подготовка, интуиция, служебная инструкция, наконец, требовали, чтобы она проникала под оболочку.

Что она сама говорила не так давно? «Не суди о книге по ее обложке. Это первое правило Отдела безопасности».

Интуиция часто выручала ее, но в случае со Спенсом подвела.

Теперь Спенс был мертв, как и все сотрудники «Улья». Рейн и остальные из команды Одного погибли, половина Ракун-сити мертва, вторая половина вот-вот последует за ними, она понятия не имела, что случилось с Мэттом, — и все это из-за жадности.

И из-за тупости. Она знала Кейна, а здесь повсюду чувствовался его почерк. Что бы этот придурок ни говорил об эффективности, его операции всегда были безграмотными и безрассудными. Он никогда не принимал во внимание сопутствующие разрушения, и слишком часто вступал в действие худший из его резервных сценариев.

Именно так получилось и на этот раз.

Последние слова Кейна, которые Элис слышала в особняке, касались того, что он снова собирается вскрыть «Улей», что, вероятно, было самой большой глупостью при данных обстоятельствах.

Элис казалось, что она бесцельно бродит по центру Ракуна, но когда она завернула за угол на боковую улочку, то поняла, что подсознательно она направляется к определенному пункту назначения.

Она подошла к зданию с высоким крыльцом и тремя дверьми. Две из них вели в магазины, занимавшие первый этаж — газетный киоск и цветочную лавку, третья — в холл жилого дома. Рядом с крыльцом была еще одна лестница, спускавшаяся к двери со скромной вывеской «ЧЕ БУОНО».

В последний раз, когда Элис была в Ракуне, она пригласила Лизу Броуард на обед. Элис обнаружила, что Лиза, отвечавшая за безопасность огромной компьютерной сети «Красная Королева», объявила вендетту корпорации «Амбрелла», связанную со смертью ее бывшего сотрудника. Поэтому Элис удалось уговорить ее помочь разоблачить исследования Т-вируса, которые нарушали все государственные и международные законы и множество договоров, подписанных Соединенными Штатами.

Элис тогда еще не знала, что Лизу устроил в «Амбреллу» ее брат Мэтт Эддисон, который входил в организацию, намеревавшуюся разоблачить все грязные дела «Амбреллы».

Жадность Спенса сорвала все эти планы. Лиза уже была готова передать Т-вирус Мэтту, они должны были встретиться в особняке. Вместо этого Мэтта ждал кошмар, который устроил Спенс.

Элис впервые обнаружила «Че Буоно» однажды в День святого Валентина. Она бродила по центру города, чувствуя себя очень несчастной от того, что одинока в этот праздник счастливых пар. «Че Буоно» — итальянский ресторанчик, которым владела маленькая семья по фамилии Филлья, эмигрировавшая из Италии, чтобы открыть ресторан в Америке, — был единственным, где нашлось свободное место, и там Элис попробовала самый вкусный в ее жизни ужин.

Она осторожно спустилась по лестнице, чтобы узнать, все ли в порядке с Филлья.

Внутри царил жуткий беспорядок. Все шесть столов перевернуты, стулья разбросаны, многие сломаны. Фотографии с видами Италии на стенах были перекошены либо сброшены на пол, многие повреждены. Что самое страшное, картина, изображавшая Понте Веккио во Флоренции, была залита кровью.

Тел Элис не видела. Она не знала, хороший это знак или плохой.

Потом она услышала шум.

Кухонная дверь открылась, и оттуда медленно вышли четыре человека.

Анна Филлья, старая женщина, исполнявшая в ресторане роль метрдотеля.

Ее сын Луиджи и его жена Антония, которые готовили пищу.

Дочь Луиджи и Антонии Роза, которая прислуживала в ресторане.

Все, как один они двинулись по направлению к Элис, глаза у них были белые, рты открыты, а черные зубы нацелены на шею Элис.

Когда-то вид этих лиц действовал успокаивающе. Посещение «Че Буоно» было для Элис отдыхом от отчаяния из-за работы на неприятных ей людей, которые требовали, чтобы она делала неприятные для нее вещи во имя неприятных для нее целей. Она специально привела сюда Лизу, потому что знала, что здесь откроется все лучшее в этой женщине, и Элис поймет, можно ли ей доверять. Она помнила выражение лица Лизы, когда та впервые попробовала тушеную телятину и призналась, что со времен детства, когда она с семьей часто посещала итальянские рестораны в Нью-Йорке, ей не приходилось есть ничего подобного.

Слезы застилали ей глаза, но Элис подняла пистолет и четыре раза нажала на курок.

Потом она навсегда ушла из «Че Буоно».

Выходя, девушка стукнулась о косяк. Боль пронзила руку, и она поняла, что порезалась.

Не обращая внимания на рану, она пошла дальше по улице.

Взгляд ее остановился на одной из витрин: «ОБМУНДИРОВАНИЕ И МНОГОЕ ДРУГОЕ». Это был хороший магазин старого образца, где продавали военное и морское обмундирование, боеприпасы и другие вещи — как раз то, что нужно в постапокалиптический период.

Помимо всего прочего, у Элис заканчивались патроны.

Идя по магазину и мысленно подсчитывая, что ей необходимо и что она в состоянии унести, девушка вдруг вздрогнула. Спазм боли сдавил все ее тело.

Особенно странным было ощущение в руках. Она взглянула на них и увидела непонятную вещь — под кожей как будто что-то двигалось.

С ужасом она вспомнила, где она видела это раньше: на раненой руке Мэтта, как раз перед тем, как Кейн и его головорезы взяли их в особняке.

Затем она заметила еще кое-что: порез на ее руке полностью затянулся.

Еще одна волна боли прошла по ее телу, и она чуть не упала на пол. Боль была острее, чем та, которую она испытала, проснувшись в госпитале; это было даже больнее, чем выдергивать провода из своего тела.

Боже, что с ней происходит?

Боль начала затихать. Она оглянулась по сторонам в поисках зеркала, нашла и побежала к нему.

Ее глаза расширились от шока.

Те места, где ей выбрили волосы, чтобы ввести провода, снова покрылись волосами, ранки от этих проводов тоже исчезли.

Она посмотрела на ноги. Уйдя из госпиталя, она бродила босиком по битому стеклу и развороченным тротуарам, однако на ее ступнях не было ни синяков, ни порезов.

Да, эти гады определенно что-то с ней сделали.

Внезапно Элис услышала шум.

Подняв пистолет, она повернулась и увидела стаю зомби, направлявшуюся к ней через входную дверь.

Но, не подходя близко, они остановились.

Стояли и смотрели на нее своими водянистыми глазами.

Элис направила пистолет на лоб шедшей впереди женщины-зомби, готовая выстрелить, если она или кто-то другой из них набросится.

Но женщина не сделала этого.

И никто из остальных — тоже.

Они просто прошаркали мимо, не обращая на нее никакого внимания.

Это было странно и непонятно.

Да, с ней что-то сделали.

Вопрос — что?

Потом она снова услышала шум — газующий двигатель мотоцикла.

Элис обернулась и выглянула из входной двери. «Харлей» нацелился прямо в окно магазина.

И он не собирался тормозить.

Только она успела нырнуть за кассу, как мотоцикл разбил стекло со звуком, который показался Элис необычно громким — отчасти потому, что стояла такая тишина, отчасти, как она теперь поняла, из-за того, что ее слух, как и все остальное, стал острее.

Девушка поднялась и увидела, что мотоцикл остановился, врезавшись в стойку с рабочей одеждой. Мотоциклист, крупный мужчина в кожаной куртке, перелетел через руль и лежал, уткнувшись головой в зеленые камуфляжные комбинезоны.

Когда Элис подошла поближе, мотоциклист выпрямился. Она не видела его глаз за зеркальным щитком шлема, но, глядя на его отвисшую челюсть, ошибиться было невозможно.

Элис спокойно обхватила его голову с двух сторон и свернула мотоциклисту шею.

После этого она сбросила его на пол головой вперед, оттолкнув от мотоцикла. Элис нашла зажигание, выключила его, затем отвела мотоцикл от стойки с одеждой и прислонила к кассе.

Теперь она могла передвигаться по городу быстрее и с большим удобством.

Пока группа зомби бродила вокруг, полностью игнорируя ее, Элис продолжала свой поход по магазину; список того, что она могла теперь унести, несколько увеличился.

Глава 14

Энгус Маккензи совершенно не хотел, чтобы эти чертовы люди околачивались в его церкви.

Ладно, вообще-то это, конечно, не его церковь, это церковь чертова священника, но в данный момент это уже не имело никакого значения. Он слышал два выстрела, так что, может быть, там у священника были эти демоны.

Такие же, как в офисе.

Он не собирался дать им поймать себя. Энгус Маккензи не для того проделал весь этот путь из Шотландии до Соединенных Штатов, чтобы его здесь заживо сожрали эти твари.

Ладно, пусть продажа товаров по телефону не самая блестящая профессия, но ведь она приносит кусок хлеба? А у него дела шли хорошо. Босс говорил, что все дело в акценте — он вызывал у людей интерес. Заставлял их думать, что речь пойдет о чем-то экзотическом. Люди падки на экзотику, особенно американцы.

Это происходит потому, что у большинства людей нет своей истории, — таково было мнение Энгуса, но это к делу не относится.

А потом все начали сходить с ума.

Жена Энгуса, Флора, упокой Господи ее душу, сказала бы, что это дьявол явился на землю и заставил их расплачиваться за грехи свои. Флора хорошо разбиралась в грехах и возмездии. Она умерла в страхе, что душа ее будет гореть в аду.

По мнению Энгуса, Флоре не о чем было беспокоиться. Она отправилась прямиком в рай, тут не могло быть никаких сомнений.

Сам Энгус — это совсем другое дело.

И все-таки никакой грех из тех, что он совершил, — а грешил он немало, он должен первым признать это, — не заслуживал такого страшного наказания.

Даже то, что он бросил Марлу на съедение тем демонам.

Конечно, так нельзя было поступать, он и сам знал это, но ничего не мог поделать. Когда они выскочили на крышу, спасаясь от демонов, в которых превратились их сослуживцы, Энгус захлопнул дверь перед ее лицом. Только так он сам мог спастись.

Конечно, это наверняка обрекло ее на смерть, но он-то, по крайней мере, спасся, правда?

Когда Энгус спускался с крыши, он слышал, как шумели демоны, пытаясь достать Марлу.

И он видел, как Марла упала и разбилась.

Но это было неважно, правда? Он-то остался жив.

Энгус наткнулся на большого чернокожего мертвеца с крупнокалиберным пистолетом на ремне. Может быть, это был торговец наркотиками? Эти черные вечно торговали наркотой и убивали друг друга. Энгус считал, что это позорно.

«Более позорно, чем приговорить свою сотрудницу, ни в чем не повинную девушку, к смерти?» Он отогнал эту мысль.

Энгус нашел убежище в доме Господа. Правда, церковь была не настоящая, католическая, а омерзительная протестантская. Католик до мозга костей, Энгус в обычных условиях ни за что бы не зашел в пристанище еретиков. Но против рожна не попрешь.

Или, в данном случае, против демонов.

А они, черт бы их побрал, были повсюду.

Здесь он будет в безопасности.

В длани Господней.

Или хотя бы поближе к Нему.

Так что Энгус Маккензи считал, что теперь это его церковь.

Потом здесь нарисовались этот коп, и Моралес из телика, и девчонка с двумя пистолетами — а потом еще и священник. Один из этих язычников. Он тоже был сумасшедшим. Судя по выстрелам, девчонка с двумя стволами — наверное, тоже коп, в этой ненормальной стране женщин допускали к службе в полиции — расправилась со священником.

Теперь Энгус должен был придумать, как ему выгнать из церкви трех остальных.

Вдруг по потолку что-то пронеслось. Энгус посмотрел вверх, но ничего не разобрал в той чертовой полутьме, что царила в помещении.

Проклятые языческие святилища с их укромными уголками, и трещинами, и слабым освещением, и дикой архитектурой.

У копа был фонарь, он включил его и осветил арочный каменный потолок.

Свет выхватил из темноты комки пыли и куски штукатурки.

А еще следы от трех когтей на камне.

Господи Иисусе!

— Что это, черт побери?

— Вон оно! — сказала девушка с двумя пистолетами, указывая на другую часть потолка.

Энгус посмотрел туда, куда переметнулся луч фонаря.

Он высветил такие же отметины от когтей.

— Там! — это уже крикнула Моралес.

На этот раз фонарь этого чертова копа поймал то, что двигалось в тени.

«Уж лучше бы он этого не делал», — подумал Энгус.

— Иисусе!

Это было чудовище из кошмаров.

Человек в нем угадывался с трудом: две руки, две ноги, но позвоночник был согнут так, что он мог передвигаться и на четвереньках. С него как будто содрали кожу, на поверхности были только перекрученные мускулы и белые кости — но все это казалось жестким, как шкура носорога. Пальцы на руках и ногах у него заканчивались огромными когтями, чем и объяснялись следы на камне.

Однако внимание Энгуса привлекла голова.

Квадратный рот сам по себе был ужасен — битком набит острыми зубами, с массивным кровавым языком. Энгус видел лягушачьи языки, похожие на тот, что ворочался в этом жутком рту, но пропорционально меньших размеров.

Но то, из-за чего Энгус чуть не наложил в штаны, оказалось глазами этого существа.

У него их просто не было.

Через секунду монстр исчез из пятна света.

Для Энгуса этого было достаточно.

Он побежал.

— Стойте! — закричала девушка с двумя пистолетами, но Энгус, не обращая внимания на ее крик, понесся дальше, в заднюю часть церкви.

Там он будет в безопасности.

— Я найду его, — сказала эта чертова девка.

Завернув за угол, он вбежал в боковой придел, отделенный от остальной церкви деревянной перегородкой. Он увидел большую ванну, похожую на крестильную купель, и понял, что он в баптистерии[4]. Вокруг стояло несколько небольших скамеек.

Неожиданно с боковой стены упал подсвечник. Энгус подскочил и чуть не нажал на курок. Он не выстрелил, но был готов сделать это в любой момент.

Но он ничего не увидел.

Оттуда, где стояли небольшие скамейки, послышался звук ломающегося дерева. Энгус направил дуло пистолета в сторону скамеек.

Никого.

Дьявольщина.

С оглушительным грохотом на каменный пол упала крестильная купель, и этот звук эхом отдался под потолком, святая вода пролилась под ноги Энгусу. Он нацелился на пол, куда упала купель.

Он все равно никого не видел.

Куда делась эта тварь?

Почему она затеяла эти игры?

Энгус просто хотел жить.

Неужели он просил слишком много?

Он повернулся, чтобы выйти из баптистерия, и оказался лицом к лицу с безглазым существом, которое он мельком видел в свете фонаря.

Из ужасного рта выскользнул язык и обернулся вокруг шеи Энгуса.

Затем он начал сжимать его горло.

Энгус отчаянно пытался поднять руку и выстрелить, но прилагал неимоверные усилия, чтобы дышать, поэтому не мог заставить части тела нормально двигаться.

Монстр начал подтягивать Энгуса ближе. Странно, но Энгус отметил, что у него отвратительно зловонное дыхание.

Подтащив Энгуса, монстр вцепился в него.

Вцепился своими огромными когтями.

Энгусу никогда не приходилось испытывать такой страшной боли, как сейчас, когда монстр буквально рвал его на части.

Единственное утешение — боль не будет долгой.

Глава 16

Пока Элис не повернула на улицу Дилмор, она думала, что единственные, кого надо опасаться, были зомби.

Затем она почувствовала присутствие лизунов.

Этих спроектированных на генетическом уровне чудовищ держали в специальных контейнерах в помещении «Улья», которое называли «Столовой». Элис оценила юмор названия: эти твари готовы были съесть что угодно.

Или, в данной ситуации, кого угодно.

«Красная Королева» освободила одного из лизунов. Это был резервный план на случай, если ей не удастся сдержать Т-вирус. Лизун убил Спенса (который этого заслуживал) и Каплана (который совсем не заслуживал такой смерти). Мэтту и Элис едва удалось избежать столкновения с ним.

Но пока Элис не почувствовала присутствия трех этих существ в церкви, она и понятия не имела, что другие тоже вырвались на свободу.

Она не подозревала и о том, что может чувствовать их присутствие.

И снова Элис подумала, что же эти сволочи с ней сделали, когда забрали ее и Мэтта.

И что же случилось с Мэттом?

Как будто мало было живых мертвецов. Когда Элис управилась с ними, то обнаружила, что там есть люди, о которых надо позаботиться. Не могла же она просто так оставить Валентайн, Уэллса и Моралес погибать.

Она повела их через заднюю дверь на церковное кладбище. Церковь скоро будет охвачена пламенем.

— Как вы оказались здесь? — спросила Элис.

— Мы пытались уйти из города, Но «Амбрелла» закрыла ворота на мосту Вороньи Ворота, — сказала Валентайн. — Они построили там отличную крепкую стену, чтобы удержать всю эту заварушку внутри. В тех, кто подходил близко к стене, стреляли. Много раз.

— Потому вы и пришли в церковь?

Валентайн пожала плечами:

— Ну, выбор у нас был невелик. Мы подумали, что там мы будем в безопасности. Но мы ошибались.

— А что, мать вашу, мы здесь делаем? — спросила Моралес, глотая таблетки, которые, возможно, было бы лучше не принимать подряд. — Эй, кто-нибудь из вас заметил? Люди, мы же на кладбище!

Элис подумала, что, наверное, благодаря своей потрясающей наблюдательности она и стала репортером. Но ничего не сказала. По крайней мере, от Валентайн и Уэллса будет какой-то прок, они подготовлены. А эта дамочка просто лишний груз.

Пошел дождь.

Месяц назад Элис была начальником охраны «Улья», жила нормальной жизнью, получала хорошую зарплату, делила дом с фиктивным мужем, который был очень хорош в постели. Да, она работала на негодяев, но обдумывала, как с ними бороться, и, по крайней мере, положение было более или менее стабильным и жизнь ее имела смысл.

Теперь же она тащилась в дождь по грязному кладбищу, одетая только в больничную рубашку и халат, оружия на ней было столько, что хватило бы на целый взвод для схватки с живыми мертвецами и кучей чудовищ, созданных генетикой.

Смешно, как много может измениться за месяц.

Кладбище было обнесено оградой из чугунных прутьев с трех сторон, с четвертой его закрывала церковь. Благодаря пожару эта сторона, пожалуй, безопасна, забор с двух сторон тоже был надежен, но со стороны Лайонс-стрит собиралось все больше и больше оживших мертвецов. Рано или поздно они, вероятно, смогут прорваться. Моралес подошла к ней, ее тушь потекла под дождем и вокруг глаз образовались круги, придавая ей сходство с енотом.

— Какие у нас планы? — спросила репортер.

— Выжить.

Моралес моргнула:

— И это все?

— Все.

Репортер покачала головой:

— Отличный план. Нарисовать мишень на лице?

— Сделай одолжение.

— Нам надо ненадолго остановиться, — сказала Валентайн позади них.

Элис повернулась и увидела, что Уэллс едва передвигает ноги из-за раны. Рана была отлично перебинтована, но все равно выглядела ужасно.

— Не думаю, что мы можем это сделать, — сказала Моралес. — Здесь могут быть эти штуки.

Покачав головой, Элис сказала:

— Они охотятся стаями. Если бы здесь был еще кто-нибудь, мы бы увидели.

Моралес резко повернулась к Элис:

— Так ты знаешь, что это?

Скрывать не было смысла.

— Биологическое оружие из биологических лабораторий «Амбреллы» под Ракун-сити.

— Откуда ты так много знаешь про «Амбреллу»? — спросила Валентайн, в ее голосе сквозило вполне понятное подозрение.

— Я когда-то работала там — пока не поняла, что это ошибка.

Прежде чем Валентайн успела что-либо ответить, Уэллс вскрикнул от боли:

— Черт побери!

Рана снова начала кровоточить.

Элис глубоко вздохнула:

— Ты инфицирован!

— Не беспокойся на мой счет.

Однако Элис беспокоилась не об Уэллсе.

Она вынула из кобуры свой кольт.

Она и не предполагала, что кто-то может выхватить оружие быстрее, чем она. Но Валентайн сделала это и направила пистолет прямо ей в голову.

— Не смей!

Уэллс тоже вынул оружие и направил его на Элис.

Элис вытащила один из «Узи» и наставила на Валентайн.

Моралес, естественно, подняла камеру, чтобы запечатлеть все это на пленке. Не то чтобы Элис могла упрекнуть ее за это. Какой репортер может устоять перед тем, чтобы оказаться в первом ряду старой доброй мексиканской драмы?

— Что ты себе позволяешь? — спросила Валентайн.

Глупее вопроса она задать не могла.

— Он ранен, — медленно сказала Элис. — Инфекция распространяется.

— Я в порядке, — сказал Уэллс.

Голос у него был такой же слабый, как у Рейн, когда та настаивала, что она в порядке. Она умерла уже в поезде, когда они почти выбрались. Мэтту пришлось выстрелить ей в голову.

Элис взглянула на Валентайн:

— Тебе следовало бы позаботиться о нем сейчас. — Она чуть не добавила: «Как я не позаботилась о Рейн, когда у меня еще была возможность».

— Он мой друг. — Валентайн не опускала пистолет.

— Понимаю, — сказала Элис с сочувствием. — Но дальше будет тяжелее. Ты и сама это знаешь. — Она взвела курок.

— Нет! — крикнула Валентайн, делая то же со своим оружием. — Если до этого дойдет, я сама позабочусь.

Элис невольно вспомнила, как они шли, еще до того, как на них набросился лизун, и они уже чувствовали себя на свободе.

«Я не хочу быть такой, как они, — сказала тогда Рейн. — Бродить, не имея души. Когда придет время, позаботьтесь об этом».

Между Валентайн и Уэллсом была та связь, которая часто возникала между офицерами полиции. Элис сталкивалась с этим во время ее неудавшейся службы в Министерстве финансов, откуда она ушла из-за мужского шовинизма в правительственном отделе и попала прямо в руки «Амбреллы», куда ее взяли с удовольствием и на очень выгодных условиях.

Она опустила оружие.

— Как хочешь.

Только тогда Валентайн опустила свое.

Элис повернулась к Уэллсу.

— Ничего личного. Но через час, может, два, ты умрешь. А еще через несколько минут ты станешь таким, как они. Ты станешь опасен для своих друзей, будешь пытаться убить их — и может быть, тебе это удастся. Прости, но именно так оно и происходит.

Прежде чем шокированный Уэллс собрался с духом, чтобы ответить, они все вздрогнули от звука скрежещущего металла.

Ожившие мертвецы ломились через ограду.

Моралес, конечно, снимала все это на камеру. С некоторым удивлением Элис заметила, что камера была сделана на одном из предприятий «Амбреллы».

К счастью, зомби пока еще не заметили их четверку, да и двигались они очень медленно. Это было главное преимущество живых — скорость.

Вдруг Моралес завопила.

Элис увидела, что журналистку схватил один из оживших обитателей кладбища и тащит ее вниз, в грязь.

Т-вирус проник в землю.

Валентайн выдернула Моралес из его руте, пока Уэллс тянулся за оружием.

Элис положила руку ему на плечо:

— Побереги патроны.

После чего резко ударила мертвеца ногой в голову, сломав тому шею.

— Они реагируют на звук. Каждый выстрел привлекает новых.

— Ты правда думаешь, что это имеет значение? — спросила Валентайн, глядя мимо Элис.

Десятки мертвецов выходили с улицы Лайонс. Еще больше вставало из могил.

Элис сорвалась с места. Валентайн уложила пару из них, Уэллс, похоже, еще одного. Моралес стояла и снимала все это.

Элис взяла на себя всех остальных.

Это было странное чувство — словно дело происходило в трактате «Дзен-буддизм и искусство борьбы с зомби». Ей не надо было даже особо раздумывать, она просто отдалась воле инстинктов. Что бы эти ученые негодяя Кейна ни сделали с ней, это только в несколько раз повысило ее силу и профессионализм, достигнутый годами тренировок.

Еще когда она руками сворачивала шею одному зомби, ее ноги бессознательно становились в позицию для удара с разворотом, который ломал спину другому; потом ее руки вцепились в шею третьего, а ударом ноги она сбила четвертого, сломав ему шею.

Когда остался только один противник, Элис шарахнула его головой о памятник, попав прямо в слова «ПОКОЙСЯ С МИРОМ».

Взгляд, которым наградила ее Валентайн, был одновременно и ревнивым, и любопытным.

Однако все, что ей осталось, — это проводить глазами последнюю жертву Элис и указать на выбитые слова:

— Право, просто ирония сегодняшнего дня.

Элис слегка улыбнулась в ответ:

— Пошли.

В дальнем конце кладбища была калитка, что вела на Киллани-уэй, небольшую улочку, выходящую на Суонн-роуд, более широкую и менее оживленную, так что можно было не опасаться больших стай зомби.

Дождь прекратился, небо очищалось от туч. Луна была еще не полная, и лишь она да еще время от времени горящие машины освещали путь четверке, идущей по Суонн-роуд.

— Куда мы направляемся? — спросила Моралес.

Элис огляделась и поняла, что, возможно, они идут совсем не в ту сторону.

На углу Киллани и Суонн стояло большое кирпичное здание, над входом в которое на камне была вырезана надпись: «ГОРОДСКОЙ МОРГ».

В ответ на вопрос Моралес Элис сказала:

— Пошли отсюда к чертовой матери.

Они повернули по Суонн. Элис придерживалась двойной разделительной линии на дороге, остальные шли за ней.

— Сигнала нет.

Элис повернулась и увидела, что Уэллс пытается позвонить по сотовому телефону. Он подносил его к уху, потом с удивлением смотрел на дисплей.

— Совсем нет сетки.

— Кто-то глушит сигнал, — сказала Элис.

— Кто?

— «Амбрелла». Они не хотят, чтоб новости о том, что происходит в городе, вышли за его пределы.

— Им не удастся это замять, если только я смогу отсюда выбраться, — пробормотала Моралес. Она отошла к поребрику, чтобы снять один из разрушенных домов.

— Держись середины улицы, — позвала ее Элис, — остерегайся закрытых мест. Эти существа в основном двигаются очень медленно. Нам лучше быть на открытом месте.

К удивлению Элис, Моралес послушалась ее. Похоже, что упражнения на кладбище снискали ей уважение. Ее сочли крутой.

Она покачала головой. «Крутая Элис» — такая кличка была у нее в отделе безопасности. Похоже, теперь она на самом деле заслужила ее.

Моралес вытащила еще один пузырек с таблетками. На этот раз Элис почувствовала к ней жалость — и кроме того, всем им надо сохранять свои физические способности, чтобы выбраться отсюда. Элис не волновалась по поводу Валентайн; Уэллс недолго будет им помехой — если Валентайн не прикончит его, это придется сделать Элис, — но Моралес необходимо приложить максимум усилий, чтобы быть в форме.

Поэтому Элис вырвала у нее пузырек и разбила его о мостовую.

— Не принимай ничего. Тебе этого не надо, — Элис улыбнулась. — Я кое-что понимаю в фармакологии.

— Да… да, конечно… ты права.

Элис пошла вперед. Позади Валентайн снова бросила на нее ревнивый и заинтересованный взгляд. Элис не надо было оборачиваться, чтобы почувствовать его, и это испугало ее. Еще одна памятка от Кейна.

— Что ты пялишься? — спросила она.

— Я не понимаю. — Валентайн отстала на шаг от Элис. — Эти твои быстрые движения там, на кладбище. Я хороший специалист — можно сказать, лучший. Но не такой, как ты.

— Благодари Бога за это, — спокойно сказала Элис.

— Что ты имеешь в виду?

— Они что-то со мной сделали.

Эллис вздрогнула, поняв, что ей действительно больше нечего сказать. Она доверяла Валентайн — принимая во внимание то, через что они сейчас проходили, и то, что, может, они не доживут до утра, но она действительно ничего не знала, кроме того, что с ней что-то сделали.

Когда они проходили мимо телефона-автомата, он вдруг зазвонил.

— Пошли скорее, пока этот звук не привлек кого-нибудь. — И Элис ускорила шаг.

Валентайн шла рядом с ней, Моралес и Уэллс позади. Звон прекратился, как только они прошли мимо автомата.

Странно.

Затем, когда они проходили мимо разграбленного продуктового магазинчика, зазвонил автомат около его входной двери.

— Пошли, — сказала Элис, которой все это очень не нравилось.

И снова звонок прекратился, как только они прошли мимо.

— Мне это только кажется, — сказала Моралес, — или все это немного странно?

Они подошли к перекрестку, и вдруг, как колокол Биг Бена, раздался телефонный звон: все автоматы вокруг начали звонить.

После трех-четырех звонков все они замолчали — все, кроме одного, расположенного у сгоревшей закусочной.

Тот не умолкал.

— Назовите это интуицией, — сказала Валентайн. — Но кто-то явно хочет поговорить с нами.

Элис согласилась. Она подошла и осторожно сняла трубку. Стоя рядом с ней, Валентайн вынула из кобуры пистолет.

— Алло?

— Я уж думал, вы никогда не ответите, — сказал мужской голос на другом конце провода.

— Кто это?

— Я могу помочь вам выбраться из города. Всем четверым.

Элис закрыла рукой микрофон и сказала Валентайн:

— Он нас видит.

Мужчина на том конце продолжал:

— Но сначала мы должны прийти к некоему соглашению. Вы готовы заключить сделку?

Валентайн немедленно начала изучать все вокруг, чтобы понять, где прячется этот человек. Элис оценила ее реакцию, но нужды в этом не было. Взглянув на другую сторону улицы, она обо всем догадалась.

— Вы готовы заключить сделку? — повторил мужчина.

— У нас есть выбор?

В трубке послышался горький смешок:

— Нет, если хотите дожить до утра.

Валентайн закончила осмотр. Она прошептала:

— Его нигде нет.

Ткнув пальцем, Элис указала на камеру слежения, висевшую над перекрестком. Сеть таких камер, изначально предназначенных для слежения за потоком транспорта, была установлена «Амбреллой» по контракту с Полицейским управлением три года назад.

— Каков ваш ответ? — спросил мужчина.

Судя по тому, что ей сказала Валентайн, выбраться из города почти невозможно. «Амбрелла» заткнула все дырки, через которые можно было бы улизнуть, а зная Кейна, легко было предположить, что он мог приказать своим людям использовать боевые патроны против беззащитных людей.

Осел.

Как она отметила раньше, выбора у них не было.

— Давайте подробнее.

Глава 18

Немезис активизировался.

Все системы одна за другой вступили в действие.

Подача медикаментов прекратилась.

В голове просветлело.

Открылся один глаз. Потом второй.

Немезис осмотрелся.

Делая это, он пытался вспомнить, кто он такой.

Подождите, но это же смешно. Он знал, кто он: Немезис. Сейчас ему нужны были только команды от своих хозяев из корпорации «Амбрелла». Они создали его, и они управляли им.

«Нет!»

Это голос кричал в его мозгу.

Голос был смутно знакомым.

«Я не орудие „Амбреллы“! Я же пытаюсь разрушить ее!»

Разрушить ее? Что за абсурдная мысль. Он — Немезис — Возмездие. Единственной задачей в его жизни было выполнять то, чего требует корпорация «Амбрелла».

Немезис поднялся с кровати. Оглядев комнату, он определил, что это больничная палата. Кроме цвета и текстуры, он мог определить температуру предмета — горячий тот или холодный, и ему было достаточно малейшего ультрафиолетового излучения, чтобы определить форму.

«Боже, да как это возможно? Я могу видеть инфракрасное и ультрафиолетовое излучения!»

И снова Немезис был в замешательстве. Этот голос снова зазвучал у него в мозгу, но он никак не мог узнать его.

«Я Мэттью Эддисон! Я должен был встретиться со своей сестрой, Лизой Броуард. Она собиралась передать мне информацию, раскрывающую незаконную деятельность „Амбреллы“. Вместо этого меня схватили, как в каком-то кошмарном спектакле. Весь подземный комплекс „Амбреллы“ был разрушен, погибло пятьсот человек. Я видел, как люди умирали — и нескольких даже сам убил, — и в конце концов заразился тем же Т-виру-сом, который погубил работников корпорации. Что случилось дальше? Не помню. Что со мной сделали?»

Немезис не обратил внимания на этот голос. Это было бессмысленно.

Дисплей в верхней части его визуального ряда высветил бегущую строку текста:

Затем Немезис получил несколько команд. К нему не приходило никаких слов, он просто знал, что ему делать дальше.

Немезис подошел к двери и своей огромной рукой взялся за ручку.

«Боже мой, как это моя рука стала такой огромной? И что, твою мать, значат все эти провода и трубки?»

Тяжелыми шагами, заставлявшими половицы трещать изо всех сил, чтобы удержать его вес, Немезис прошел в атриум самым коротким путем из госпитального крыла «Амбреллы», хотя раньше никогда и не заглядывал в этот госпиталь.

«Черт возьми, это неправда! Я Мэтт Эддисон! Я человеческое существо, черт возьми, и никто не имеет право отбирать мое тело — мою жизнь — вот таким образом! Выпустите меня отсюда к е… матери!»

Немезис понимал, что это какие-то остатки шаблона. Или, возможно, фантомная программа в его памяти. Неважно, он будет игнорировать ее, пока она не заглохнет сама.

Проходя мимо разбитого окна, Немезис обнаружил на полу атриума два больших ящика. Он нагнулся и открыл один из них.

«Мать твою, да это же ракетная установка. Никогда не видел такой громадины. Как же ее возможно удержать?»

Немезис поднял ракетную установку. Семь футов длиной и с наплечным ремнем. Он перебросил ее через плечо с такой легкостью, как будто это был рюкзак.

«Что они со мной сделали?»

Во втором ящике находилась огромная пулеметная установка.

«Это одна из тех штук, что ставят на вертолеты».

Немезис подхватил ее одной рукой.

Немезис видел в госпитале несколько человек, но от них совсем не исходило тепла, и он понял, что это были мертвецы, оживленные Т-вирусом. Они не представляли опасности, и ему не давали приказа заниматься ими.

Поэтому он проигнорировал их.

Он мельком заметил, как на двух человек напал третий. Двое были живыми, третий — нет. Но приказа заняться ими снова не последовало, поэтому он просто пошел дальше к выходу.

«Что же тут происходит? Эти парни одеты в такие же костюмы, как Рейн, Каплан и все остальные. Это, должно быть, тоже группа спецназа „Амбреллы“».

Немезис вышел из здания.

Он увидел несколько брошенных, искалеченных автомобилей самых разных типов, от грузовиков до спортивных мини-фургонов, от автобусов до мотоциклов. Многие окна были разбиты, повсюду на улице поблескивали осколки. И кровь.

Он огляделся, но не заметил никаких признаков жизни, кроме одной-двух крыс.

«Не могу поверить. Эти говнюки открыли „Улей“ и выпустили зомби. Как раз, когда я думал, что „Амбрелла“ уже не может сотворить ничего более отвратительного…»

Немезис шел дальше. Все препятствия, независимо от их размера, отбрасывались в сторону или разрушались. Ничто не преграждало ему путь.

Просто не могло. Он был Немезис — Возмездие. Созданная корпорацией «Амбрелла» идеальная машина-убийца.

Он повернул с Джонсон-авеню на Отавную улицу. На некотором расстоянии он увидел несколько мертвецов, оживленных Т-вирусом. А еще он услышал человеческий голос, говоривший:

— Давай, достань его.

Один из мертвецов был пробит пулей из ружья.

— А вот еще один.

Другой мертвец также был прошит пулей. Ни у того, ни у другого от головы почти ничего не осталось.

— Вот так, пошевеливайся, пошевеливайся.

Немезис вычислил источник голоса, сопоставив его с траекториями полета пуль. Это был человек, стоящий на крыше заведения под названием «Гостиница Грэйди». По форме было видно, что он служит в Особом отряде разработки тактики и спасения полиции Ракун-сити, хотя на нем была надета еще и десятигаллонная ковбойская шляпа, которая отнюдь не являлась частью официальной формы.

Когда Немезис приблизился к снайперу из ООТИС, тот заметил его.

— Это что еще за хрень?

«Господи Иисусе, ну же, сматывайся с этой чертовой крыши, пока я не убил тебя. И какого черта ты тут развлекаешься, постреливая в зомби? Так ты представляешь себе свою обязанность защищать и служить? Поверить не могу, что я мечтал стать одним из таких говнюков из полиции».

Немезис уловил еще несколько тепловых пятен в соседнем магазине с названием «Кольты и прочее», торговой точке, специализировавшейся на продаже ручного оружия. Проходя мимо, он увидел, что большинство из тех людей одеты в форму ООТИС.

В грудь ему ударила пуля.

«Черт. В него выстрелили, а он почувствовал только вроде как щелчок в фетровую подушку на ребрах. Что же эти суки со мной сделали?»

— Я, похоже, промахнулся, — сказал снайпер со своего удобного для обзора места, — а ведь раньше такого не бывало.

«Да не промахнулся ты, говнюк, а теперь делай ноги отсюда!»

«Черт, нет. Не заставляйте меня делать это».

Он слышал, как патрон вошел в магазин; металл стукнул о металл, когда снайпер перезарядил ружье.

— Сукин сын! Сейчас получишь!

Немезис легко поднял пулеметную установку будто это массивное оружие было обычным шестизарядником.

«Он как будто и не весит ни грамма. Боже…»

Увидев пулеметную установку, направленную на него, снайпер заколебался.

«Да, я бы тоже заколебался…»

Черт!

Сотни снарядов разорвались вокруг крыши гостиницы «Грэйди». Но Немезис все-таки еще чувствовал снайпера по тепловому излучению. Тот был жив и прятался на чердаке.

Немезис продолжал одной рукой стрелять из пушки.

Другой рукой он без малейших колебаний поднял на плечо ракетную установку и послал ракету в крышу гостиницы «Грэйди».

Мгновение спустя вся гостиница, охваченная пламенем от ракеты, представляла собой одно сплошное тепловое пятно.

Немезис опустил оружие, выполнив последний приказ.

О, Боже…

Затем он двинулся к магазину оружия.