Глава 4
К пяти я был дома. На пляже я не заметил, что обгорел — ох уж эта моя кожица белого южанина! — но под душем вполне прочувствовал. Струйки воды рикошетили от груди и плеч и жалили, как крапива, а лицо горело так, словно я подхватил лихорадку. После душа я побрился (впервые после приезда домой) и натянул чистые шорты и одну из «приличных» рубашек с пуговицами от горла до низа, светло-голубую (подарок Люси — она уверяла, что цвет мне очень идет). Я закатал рукава и не стал застегивать воротник, а потом некоторое время рылся в шкафу в поисках своих древних сандалий.
Сквозь неплотно притворенную дверь кухни я увидел отца, сидевшего за столом, и спохватился, что уже второй вечер подряд я не ужинаю дома, да и в выходные внимания ему не уделял. Жаловаться он бы не стал, но я невольно ощутил вину. Когда мы перестали разговаривать о монетах, единственным, что мы разделяли, стали завтраки и обеды. Теперь я лишил родителя и последнего утешения. Может, я не так уж изменился, как мне казалось. Я жил в отцовском доме, ел его пищу, а сейчас даже собирался попросить его машину — другими словами, наслаждался жизнью, походя используя отца. Я попытался представить, что сказала бы об этом одна знакомая брюнетка. Саванна уже поселилась в моей голове в виде маленького разумного голоска, не удосуживаясь платить за проживание, и теперь нашептывала мне: «Раз ты чувствуешь за собой вину, значит, сделал что-то неправильно». Я решил, что буду проводить с отцом больше времени. Конечно, это компромисс, но я не знал, что еще делать.
Я открыл дверь. Отец с изумлением поднял глаза.
— Привет, пап, — сказал я, усаживаясь на свое обычное место.
— Привет, Джон, — ответил он, украдкой оглядев стол и проведя пальцами по редеющим волосам. Пауза затягивалась, и папа понял, что придется немного поинтересоваться жизнью сына. — Как день прошел? — спросил он наконец.
Я двинулся на сиденье.
— Отлично. Сегодня я весь день провел с Саванной — я тебе рассказывал о ней вчера вечером.
— О-о… — Папа привычно отводил глаза, избегая встречаться со мной взглядом. — Ты мне о ней не говорил.
— Не говорил?
— Нет. Но это ничего, время было позднее.
Я видел, что папа заметил мой выходной наряд. Он никогда не видел меня приодетым таким приличным образом, но не может принудить себя расспросить, по какому случаю парад.
Решив удовлетворить его любопытство, я оттянул рубашку на груди.
— Да, я хочу произвести на нее впечатление и сегодня веду на ужин. Можно взять твою машину?
— О… О’кей, — ответил папа.
— Я чего спрашиваю, может, она тебе нужна сегодня? Тогда я позвоню кому-нибудь из приятелей.
— Нет, нет, — сказал отец, полез в карман и достал ключи. Девять из десяти отцов небрежно бросили бы сыну ключи, мой протянул мне связку.
— Ты как, нормально? — спросил я.
— Просто устал, — ответил он. Я встал и взял ключи.
— Пап?
Он вновь поднял глаза.
— Извини, что не ужинаю с тобой последние дни.
— Ничего, — ответил он. — Я понимаю.
Солнце начинало медленно клониться к закату, когда я подъехал к дому на пляже. В небе беззвучно буйствовала настоящая оргия красок всевозможных фруктовых оттенков, невольно поражавшая после тусклых вечерних сумерек, к которым я привык в Германии. Транспортный поток на шоссе оказался чудовищно плотным, и лишь через тридцать сизых от выхлопных газов минут я въехал на песчаную подъездную дорожку.
Я толкнул дверь, не постучав. В гостиной на диване сидели два парня и смотрели бейсбольный матч.
— Привет, — сказали они без интереса и удивления.
— Саванну не видели?
— Кого? — переспросил один, проявив крошечный проблеск внимания.

— Может, он открыл ресторан, потому что его лодка утонула?
— Ага, или кто-то бросил ее здесь, а хозяин поленился убрать. Ну что, ты готова?
— Всегда готова, — отозвалась она, и я толкнул дверь. Не знаю, чего ожидала Саванна, но она переступила порог с самой довольной миной. Вдоль стены тянулся длинный бар, окна выходили на реку, а для посетителей стояли деревянные скамейки, как на пикнике. Две официантки с высокими начесами — по-моему, они тоже не изменились — ходили между столами, разнося подносы с едой. Пахло неистребимым жирным чадом жареных креветок и сигаретным дымом, но отчего-то это казалось уместным и правильным. Многие столы были заняты. Я показал на свободные места рядом с музыкальным автоматом. Звучала кантри-песня в исполнении не известного мне певца.
Мы прошли туда, лавируя между столиками. Большинство клиентов казались простыми работягами: строители, ландшафтники, водители грузовиков и так далее. Столько бейсболок с надписью «Наскар» я не видывал с тех пор, как… Можно сказать, никогда не видел. В моем отделении были фанаты автогонок, но лично я не ощущал охоты смотреть, как несколько автомобилей целыми днями с воем нарезают круги, и не понимал, почему отчеты о результатах соревнований не печатают в разделе транспорта, а обязательно на спортивной странице. Мы сели; я наблюдал, как Саванна осматривается и осваивается.
— Мне нравятся такие заведения, — похвалила она. — Это здесь ты до армии регулярно зарабатывал похмелье?
— Нет, это приличное место, для особых случаев. Обычно я околачивался в «Лерое» — это бар возле Райтсвилл-Бич.
Саванна взяла ламинированное меню, втиснутое между металлической салфетницей и бутылками с кетчупом и острым соусом «Техасец Пит».
— Здесь намного лучше, — сказала она, открывая меню. — Чем же славится местная кухня?
— Креветками.
— Что, правда? — поразилась она.
— Серьезно. Креветки во всех видах, какие можно себе представить. Помнишь фильм «Форрест Гамп?» Бубба рассказывает Форресту, как готовят креветки? Жаренные на гриле, жаренные в масле, жаренные на вертеле, креветки по-кейджански, креветки с лимоном, креветки по-креольски, коктейль из креветок… Вот так и здесь.
— А как ты сам любишь?
— Я предпочитаю охлажденных креветок и отдельно сервированный коктейльный соус. Или жареных.
Саванна закрыла меню.
— Выбирай. — Она передала мне ламинированную книжицу. — Я тебе доверяю.
Я вставил меню обратно — между кетчупом и салфетницей.
— Ну что?
— Охлажденных. В корзине. Пальчики оближешь! Саванна склонилась вперед, налегая на стол.
— И сколько женщин ты сюда водил пальчики облизывать?
— Считая тебя? Сейчас прикину. — Я побарабанил пальцами по столу. — Одну.
— Я польщена.
— Для меня и моих друзей это заведение, где можно поесть, а не выпить. После дня серфинга в целом свете нет лучшей пищи.
— Надеюсь скоро убедиться.
Подошла официантка, и я заказал креветок. На вопрос, что мы будем пить, я лишь развел руками.
— Сладкий чай, пожалуйста, — сказала Саванна.
— Два чая, — добавил я.
Официантка ушла, а мы продолжали непринужденный разговор и не прерывались, даже когда принесли «напитки». Я снова говорил о гарнизонном житье-бытье, по какой-то причине сильно интересовавшем Саванну. Она расспрашивала о моем детстве и юности. Неожиданно я рассказал больше, чем собирался, о старшей школе и — пожалуй, слишком подробно — о трех годах перед армией.

— Обожаю с раннего детства. Мама подарила мне статуэтку лошади, когда я была еще совсем малышкой. С этого все и началось. Первую лошадь я получила на Рождество, когда мне было восемь лет, — лучший рождественский подарок за всю мою жизнь! Слокум была добрейшей старой кобылой, идеально подходящей для восьмилетней девочки. Мы с родителями договорились, что я сама о ней забочусь — кормлю, чищу и убираю в деннике. Лошадь, гимнастика, другие животные — времени вечно не хватало.
— Какие животные?
— Когда я росла, наш дом напоминал ферму — собаки, кошки, даже лама жила одно время. Я не могла пройти мимо бездомных животных — родители даже не спорили со мной на этот счет. Обычно в доме обитали четыре-пять животных одновременно. Иногда какой-нибудь владелец приходил к нам искать потерянного питомца и уходил с одним из наших недавних приобретений, если не находил своего. Мы были как ломбард.
— Ну и терпение у твоих родителей!
— Да. Но они тоже не могли спокойно смотреть на бездомных собак и кошек, хотя и не признавались. Мама сердобольная, даже хуже меня.
Я изучающе смотрел на нее.
— Готов поспорить, ты хорошо учишься.
— Круглая отличница. Я была лучшей ученицей в выпускном классе.
— Почему-то это меня не удивляет.
— И вправду, почему? — отозвалась Саванна. Я не ответил.
— У тебя когда-нибудь был настоящий бойфренд?
— О, мы уже переходим к скучным подробностям и суровой реальности?
— Я просто спросил.
— А ты как думаешь?
— Я думаю… — сказал я, с трудом выдавливая слова. — Не знаю.
Саванна засмеялась.
— Тогда давай оставим эту тему. Немного загадочности не повредит. Кроме того, мне кажется, ты и сам в состоянии ответить на этот вопрос.
Подошла официантка с корзиной креветок и пластиковыми контейнерами с соусом, водрузила все это на стол и опытной рукой долила нам чай. Повернувшись, она удалилась, не спросив, будем ли мы заказывать что-нибудь еще.
— Заведение славится своим гостеприимством.
— Она просто занята, — возразила Саванна, подцепив креветку. — Кроме того, она видит, что у нас тут допрос с пристрастием, и сочла за лучшее не мешать инквизитору.
Разломив креветку, Саванна очистила ее, макнула в соус и попробовала. Я запустил в корзину руку и выложил целую горсть креветок себе на тарелку.
— Что еще ты хочешь услышать?
— Не знаю. Все, что угодно. Что тебе больше всего нравится в колледже?
Саванна немного подумала, накладывая себе креветок.
— Хорошие учителя, — сказала она наконец. — В колледже можно выбирать преподавателей в рамках расписания. Мне это нравится. Папа советовал выбирать лекции в зависимости от преподавателя. Обязательные предметы волей-неволей придется изучить, чтобы получить диплом, и здесь незаменимы хорошие учителя. Они умеют увлечь, не дают скучать, и незаметно для себя усваиваешь приличный объем знаний.
— Потому что они страстно любят свой предмет, — ввернул я.
— Точно. Папа оказался прав — я прослушала лекции на такие темы, польза которых мне и в голову не могла прийти, учитывая мою специальность. И до сих пор помню тот материал, будто вчера выучила.
— Потрясающе. Я-то ожидал услышать, что лучшие моменты студенческой жизни — это баскетбольные матчи. В Чапел-Хилле спорт — это же вторая религия!
— И матчи мне тоже нравятся, и общение с друзьями, и жизнь отдельно от мамы с папой, и все остальное. Я многому научилась с тех пор, как уехала из Ленуара. Там, конечно, хорошо, и родители — замечательные люди, но я жила как в монастыре. А здесь появилась возможность узнать реальную жизнь.
— Например?

— А кто сказал тебе о той парочке? — спросил я вместо этого.
— Тим. Мне кажется, он тоже разочарован, но что он может сделать? Выгнать их, что ли?
Мы уже ушли довольно далеко и решили повернуть обратно. Вдалеке ярким пятном выделялся костер с черными силуэтами сидевших вокруг людей. Водяная пыль пахла солью, и крабы-привидения торопились в свои норки при нашем приближении.
— Все-таки я много на себя беру, — виновато сказала Саванна.
— Ты о чем?
— Людей осуждать не годится — кто без греха, и так далее.
— Все судят, — пожал я плечами. — Такова человеческая натура.
— Да, но ведь и я не совершенство. В конце концов, важен лишь суд Господень, а жизнь меня уже научила, что никто не вправе судить от имени Господа.
Я улыбнулся:
— Ты рассуждаешь, как наш капеллан. Он говорит то же самое.
С твердого песка у кромки воды мы сошли на мягкий, сыпучий и теперь оскальзывались на каждом шагу. Маленькая ручка крепче ухватилась за мою. Я гадал, опустит ли Саванна руку, когда мы подойдем ближе к костру, и огорчился, когда так и случилось.
— Привет, — дружелюбно сказал Тим. — Вот и вы.
Рэнди сидел у костра с обычным надутым видом. Честно говоря, я начал уставать от его показной обиды. Сьюзен прижималась спиной к стоявшему сзади Брэду, разрываясь между желанием сменить гнев на милость и вытянуть из Саванны подробности нашего знакомства и тем, чтобы сохранить оскорбленную мину и поддержать Рэнди. Остальные, которых не интересовала эта буря в стакане воды, продолжали разговаривать. Тим встал и подошел к нам.
— Как ужин?
— Отлично, — отозвалась Саванна. — Попробовала на вкус местную культуру. Мы ходили в «Лачугу креветки».
— Наверное, было интересно, — согласился он.
В его голосе и поведении я старался уловить малейшие намеки на ревность, но ничего не обнаружил. Тим кивнул в сторону собравшихся:
— Посидите с нами? Мы тут расслабляемся перед завтрашним днем.
— Честно говоря, я уже сонная. Вот провожу Джона до машины и пойду спать. Во сколько завтра подъем?
— В шесть. Нужно успеть позавтракать и в полвосьмого быть на строительном участке. Не забудь крем от солнца — мы целый день будем работать на воздухе.
— Я помню. Скажи остальным.
— Уже сказал и завтра напомню. И все равно некоторые не послушаются и поджарятся до хрустящей корочки.
— Ладно, увидимся утром, — сказала Саванна.
— О’кей, — сказал Тим и повернулся ко мне: — Джон, я рад, что ты сегодня пришел.
— Я тоже, — ответил я.
— Если в ближайшие пару недель тебе станет скучно, мы всегда найдем чем занять лишнюю пару рук.
Я засмеялся:
— Так я и знал!
— Вот такой уж я есть, — пошутил Тим и протянул руку. — В общем, приходи, будем рады.

Глава 5
— Доброе утро, пап, — сонно сказал я, притащившись на кухню. Щурясь от яркого утреннего солнца, я смотрел на отца, стоявшего у плиты. Кухню наполнял запах бекона.
— О… Привет, Джон.
Я опустился на стул, все еще не совсем проснувшись.
— Да, еще рано, но я хотел застать тебя, пока ты не ушел на работу.
— О! — сказал папа. — Ладно. Сейчас еще еды поставлю.
За рутинной возней отец казался почти оживленным. Именно в такие моменты я чувствовал — папа рад, что я дома.
— А кофе у нас есть? — спросил я.
— В кофейнике.
Я налил себе чашку кофе и поплелся к столу, где лежали еще не раскрытые газеты. Отец всегда читал их за завтраком, и я достаточно знал его привычки, чтобы не трогать почту. Папа всегда находил особое удовольствие в том, чтобы первым прочитать свежую прессу, и всегда просматривал газеты в одном и том же порядке.
Я ждал вопросов насчет вчерашнего свидания, но отец ничего не сказал, сосредоточенно жаря бекон. Взглянув на часы, я увидел, что Саванна через несколько минут уйдет на стройку, и гадал, вспоминает ли она обо мне, но с неожиданным стеснением в груди понял, что в утренней суматохе — а в доме на пляже сегодня наверняка все вверх дном — у нее вряд ли есть на это время.
— Чем ты занимался вчера вечером? — спросил я, решив отвлечься от мыслей о Саванне. Отец продолжал готовить, словно не слыша моего вопроса. — Пап? — позвал я.
— А? — откликнулся он.
— Как прошел вчерашний вечер?
— Что значит — как прошел?
— Ну, как ты вечер провел? Что-нибудь интересное делал?
— Нет, — сказал он, — ничего. — Улыбнувшись мне, отец отвернулся к плите и бросил на сковороду еще пару ломтиков бекона. Шкворчанье стало громче.
— А я отлично провел время, — не удержался я. — Саванна просто класс. Мы даже в церковь вместе ходили.
Я надеялся, папа не удержится от расспросов, и уже предвкушал нормальный разговор отца с сыном, с одобрительным смехом и парой соленых шуток. Но отец лишь включил другую конфорку, капнул масла на маленькую сковородку и вылил туда взбитые яйца.
— Тебе не трудно положить хлеб в тостер? — спросил он.
Я вздохнул, поняв, что завтракать мы будем молча, как всегда.
— Нет, — ответил я. — Совсем не трудно.
Остаток дня я провел, занимаясь серфингом, вернее, мучая доску. За ночь наступил чуть ли не штиль, и маленькие волны не доставляли никакого удовольствия. Кроме того, сегодня они разбивались дальше от берега, так что если океан и подбрасывал несколько стоящих волн, то тут же и обламывал удовольствие. Раньше я пошел бы на Оук-Айленд или даже на Атлантик-Бич, откуда на попутке доехал бы до Шеклфордской отмели и посмотрел, как там с волнами, но сегодня у меня не было настроения.
Вместо этого я катался на доске там же, где вчера и третьего дня, чуть в стороне от дома на пляже. Сегодня коттедж выглядел необитаемым: задняя дверь была заперта, полотенца с перил исчезли, никто не мелькал в окнах и не выходил на веранду. Я прикинул, когда вернутся обитатели — часа в четыре или в пять, — и твердо решил уйти заранее: у меня не было причин здесь околачиваться, и меньше всего на свете я хотел прослыть навязчивым ухажером.
С пляжа я ушел в три и по пути заглянул в «Лерой». Бар оказался темнее и грязнее, чем я запомнил; едва войдя, я почувствовал инстинктивную неприязнь к этому месту. Я всегда считал «Лерой» заведением для профессионал ьных алкашей, и за доказательствами далеко ходить не пришлось — за стойкой несколько посетителей одиноко сидели над стаканами «Теннесси лучшего», ища на донышке спасения от проблем. Сам Лерой был на месте. Когда я присел, он, не спрашивая, сунул кружку под пивной краник и начал наполнять.

По пути домой я купил на ужин стейков, пакет салата, соус и пару картофелин. Без машины тащить пакеты и доску, конечно, неудобно, но я рад был пройтись. За последние несколько лет я много миль отмахал пешком, а летние туфли намного удобнее военных ботинок, к которым я привык.
Придя домой, я отыскал в гараже мангал, пакет с угольными брикетами и жидкость для растопки. Мангал был пыльный, им сто лет не пользовались. Я выставил его на заднее крыльцо, вытряхнул угольную пыль, смыл паутину водой из шланга и оставил мангал сохнуть на солнце. Вернувшись в дом, я посолил и поперчил стейки и добавил чеснока, затем завернул картофелины в фольгу, положил в духовку и высыпал готовый салат из пакета в миску. Когда мангал высох, я разжег брикеты и вынес на улицу стол.
Папа вошел во двор, как раз когда я укладывал стейки на решетку гриля.
— Привет, пап, — сказал я, обернувшись. — Вот, решил приготовить ужин.
— О… — вырвалось у папы. Несколько секунд он переваривал тот факт, что сегодня готовит не он. — О’кей, — добавил он наконец.
— Как тебе пожарить стейк?
— До полуготовности, — ответил отец, неподвижно стоя у раздвижных стеклянных дверей.
— Похоже, ты не пользовался мангалом после моего отъезда, — сказал я. — И зря. Нет ничего вкуснее стейка на гриле. Пока шел домой, чуть слюной не истек.
— Я пойду переоденусь.
— Стейки будут готовы минут через десять. Вернувшись в кухню, я вынул картошку из духовки, взял миску с салатом, заправку, масло и соус для бифштексов и выставил все это на стол. Дверь в патио отъехала, и на пороге появился отец с двумя стаканами молока. В шортах, цветастой гавайке, черных носках и теннисках папа смахивал на туриста, совершающего морской круиз. Болезненно бледные икры наводили на мысль, что папа много лет не загорал, если вообще когда-нибудь надевал шорты. Я сделал вид, что все о’кей и вид у папы крутой и модный.
— Ты точно вовремя, — похвалил я, подходя к мангалу. Разложив стейки на тарелки, я поставил одну перед отцом.
— Спасибо, — сказал он. — На здоровье.
Папа положил себе салата и полил майонезом. Развернул одну картофелину и добавил масла. Налил маленькую лужицу соуса на тарелку. Обычные, естественные действия, за одним исключением: отец все проделывал в полном молчании.
— Как день прошел? — как всегда, спросил я.
— Как всегда, — привычно ответил отец и снова улыбнулся, но ничего не прибавил.
В этом весь отец — клинический случай социальной неадаптированности. Я в сотый раз задавался вопросом, отчего он не хочет поддерживать разговор, и пытался представить, каким он был в молодости. Как он вообще нашел себе жену? Я понимал, что последний вопрос отдает мещанством, но мне искренне было любопытно. Некоторое время мы ели молча: тишину нарушал лишь стук вилок.
— Саванна сказала, что хочет познакомиться с тобой, — сказал я.
Отец отрезал кусочек стейка.
— Леди, с которой ты дружишь?
Только мой папахен мог выдать подобную формулировку.
— Да, — сказал я. — Мне кажется, тебе она понравится.
Он кивнул.

Глава 6
Время относительно. Я не первый, кто это заметил, и отнюдь не самый знаменитый. Мое осознание этого факта не имеет отношения к энергии, массе, скорости света или что там еще вычислил Эйнштейн. Скорее, я открыл для себя чудовищное замедление времени, изнывая от ползущих, как улитки, часов и минут, оставшихся до встречи с Саванной.
После ужина с отцом я думал о Саванне. Во вторник с самого утра я снова начал думать о Саванне. День я провел, занимаясь серфингом, и хотя волны были получше, чем вчера, я никак не мог сосредоточиться и уже в середине дня решил, что накатался.
Я хотел купить чизбургер в маленькой закусочной около пляжа (кстати, лучшие бургеры в городе), однако, несмотря на голод, отправился домой, надеясь позже разделить это удовольствие с Саванной. Я начал читать новый роман Стивена Кинга, потом отложил книгу, сходил в душ, натянул джинсы и рубашку-поло и читал еще пару часов. Непонятным образом, судя по будильнику, прошло всего двадцать минут. Вот что я называю относительностью времени.
Вернулся отец. Увидев, как я одет, он сразу протянул ключи от машины.
— Ты собираешься увидеться с Саванной? — спросил он.
— Да, — сказал я, поднимаясь с дивана и принимая ключи. — Возможно, я припозднюсь.
Отец поскреб затылок.
— О’кей, — сказал он.
— Но завтракаем вместе!
— Ладно. — Это прозвучало почти испуганно, чего я, хоть убейте, понять не мог.
— Ладно, пап, — сказал я. — Увидимся позже.
— Ох, я, наверное, уже буду спать…
— Пап, ну я же не буквально!
— О! — осекся он. — Ну хорошо.
Я уже открыл дверь, когда сзади послышался вздох.
— Я хотел бы с ней познакомиться, — сказал папа так тихо, что я едва разобрал слова.
Небо еще было ярко-синим и солнечные блики дробились на океанской глади, когда я подъехал к дому на пляже. Выйдя из машины, я понял, что очень волнуюсь. Не могу припомнить, когда в последний раз нервничал перед свиданием. Я искренне опасался, что за сорок восемь часов, которые мы не виделись, что-нибудь изменилось, и не представлял, что делать, если мои страхи окажутся правдой.
Я не стал стучать — толкнул дверь и вошел. В гостиной никого не было, но из глубины дома доносились голоса; на веранде обнаружилась обычная компания. Я вышел на деревянный настил, спросил Саванну, и мне ответили, что она на пляже.
Я почти побежал вниз по песку, но застыл как вкопанный, увидев сидящих рядышком Саванну, Рэнди, Брэда и Сьюзен. Саванна меня не видела; было слышно, как она смеется над какими-то словами Рэнди. Чистые голубки, совсем как Брэд и Сьюзен. В глубине души я понимал, что это не так и разговор скорее всего идет о стройке и впечатлениях последних двух дней, и все же мне это очень не понравилось. Меня покоробило, что Саванна сидит к Рэнди так же близко, как сидела ко мне. Помнит ли она вообще о нашем свидании? Однако при виде меня Саванна улыбнулась как ни в чем не бывало, явно не видя в ситуации ничего плохого.

— Почему бы не выложить прямо, чего тебе хочется? Саванна просияла.
— Как насчет поехать познакомиться с твоим отцом? Я ушам не поверил.
— Ты серьезно?
— Серьезно, — подтвердила она. — Зайдем ненадолго, а потом будем есть, развлекаться и танцевать.
Я колебался, но Саванна просительно положила мне ладошку на плечо.
— Ну пожалуйста!
Меня не особенно обрадовало ее предложение, однако отказать я не смог. Перестраиваясь на ходу, я немного досадовал: куда лучше было бы провести вечер вдвоем с Саванной. Я не понимал, с чего ей заблажило срочно увидеть моего предка, разве что ее не привлекает перспектива провести со мной весь вечер. Честно говоря, мысль угнетала.
Саванна была в хорошем настроении и щебетала как птичка, сколько они наработали за два дня. Завтра бригада планировала приняться за окна. Рэнди, как оказалось, все время работал бок о бок с Саванной — этим и объяснялось «восстановление дружбы», по ее выражению. Сомневаюсь, чтобы Рэнди описал свой интерес к Саванне теми же словами.
Через несколько минут мы свернули на дорожку, ведущую к дому. В окне папиной «берлоги» горел свет. Я заглушил мотор и побренчал ключами, прежде чем выйти из машины.
— Я предупреждал тебя, что мой отец — никудышный собеседник?
— Да, — подтвердила Саванна, — но это не важно. Я хочу с ним познакомиться.
— Почему? — спросил я. Представляю, как это прозвучало, но удержаться я не смог.
— Потому что он твой единственный родственник, — сказала она. — И потому что он тебя вырастил.
* * *
Придя в себя после шока, вызванного моим появлением под ручку с Саванной, и подобающих случаю представлений, папа провел рукой по редким волосам и уставился в пол.
— Извините, мы не предупредили о нашем приезде, но не вините Джона — это моя вина, — весело начала Саванна.
— О… — сказал отец. — Все в порядке.
— Мы не вовремя?
— Нет-нет, — испугался папа, на секунду подняв глаза, но тут же снова принялся рассматривать пол. — Очень приятно познакомиться.
Минуту мы молча стояли в гостиной. Саванна непринужденно улыбалась, но сомневаюсь, чтобы отец это заметил.
— Хотите что-нибудь выпить? — спросил он, словно спохватившись, что нужно играть роль хозяина.
— Нет, спасибо, — отказалась Саванна. — Джон говорил мне, вы увлеченный нумизмат.
Папа повернулся ко мне, словно за подсказкой.
— Стараюсь помаленьку, — произнес он наконец.

Примерно полдороги Саванна молчала, погрузившись в свои мысли. Меня подмывало узнать ее впечатления от знакомства, и в то же время не очень хотелось услышать ответ. Пусть мы с отцом не в лучших отношениях, но он действительно мой единственный родственник, и я ему многим обязан. Я нередко прохаживался на папин счет, однако меня бы не обрадовало, если бы это стал делать кто-то другой.
Впрочем, я не ожидал, что Саванна скажет что-то плохое — это было не в ее характере. Когда она наконец повернулась ко мне, на ее лице играла улыбка.
— Спасибо, что познакомил нас, — сказала она. — У твоего папы очень… теплое сердце.
Я впервые услышал такое определение, но мне оно понравилось.
— Я рад, что вы поладили.
— Да, он мне понравился. Это человек такой нежной души… Но я, кажется, поняла, почему у тебя в юности было столько проблем. Твой отец совсем не строгий.
— Да, пожалуй.
Она стрельнула в меня глазами.
— Ты коварно обманывал родного папу? Я засмеялся:
— Не без этого.
Она покачала головой:
— И ведь прекрасно понимал, что делал!
— Я был зеленым пацаном!
— Ну сколько можно прикрываться молодостью? Этот аргумент не выдерживает никакой критики! Я никогда не обманывала родителей.
— Да, ты была идеальным ребенком. Мы об этом уже говорили.
— Ты смеешься надо мной?
— Нет, конечно, нет.
Саванна пристально посмотрела на меня.
— А по-моему, да, — заключила она.
— Ну, может, чуть-чуть.
Она подумала над моим ответом.
— Что ж, наверное, я это заслужила. Но, чтобы ты знал, я вовсе не идеальна.
— Не идеальна?
— Нет, конечно. Например, я отлично помню, как в четвертом классе получила за тест четверку.
Я изобразил шок:
— Не-е-е-ет! Не рассказывай!
— Это правда.