Глава 21

Маурисиу понемногу приходил в себя после того нервного срыва, во время которого он фактически признался в убийстве Мартино, однако три любящие его женщины - мать, жена и сестра - предпочли расценить это как самооговор, спровоцированный их обидными беспочвенными подозрениями.
По крайней мере, все трое сделали вид, будто именно так они и думают, а вслух ничего не обсуждали и с Маурисиу больше не заговаривали ни о том злосчастном ружье, ни о тех подозрительных пастухах, которых он приютил на фазенде. Живут здесь - и пусть живут! Главное, чтобы Маурисиу вновь обрёл душевное равновесие.
Он и в самом деле немного успокоился, но не настолько, чтобы женщины перестали тревожиться по поводу его здоровья. Он по-прежнему оставался замкнутым, угрюмым, ни с кем из домочадцев почти не разговаривал, с ребёнком не нянчился, как бывало прежде, Катэрина тоже перестала его интересовать...
Франсиска уже поняла, что её сын нуждается в помощи психотерапевта, и она привезла бы ему такого врача из Сан-Паулу, если бы не подозревала Маурисиу в страшном преступлении. Ведь врач сможет вылечить его только в том случае, если докопается до истинной причины болезни. А это значит, что неизбежно всплывут все чудовищные тайны их семьи, все убийства, случившиеся на фазенде много лет назад и совсем недавно. Ради здоровья Маурисиу, Франсиска могла бы пойти даже на разоблачение своего покойного отца, но она не была готова к разоблачению собственного сына, которое могло вскрыться в ходе его общения с психотерапевтом. Разумеется, Франсиска не была полностью уверена в том, что Маурисиу причастен к убийству, более того - она страстно желала, чтобы это было не так, но пока у неё оставались подозрения, обращаться за помощью к врачу было просто опасно.
И она решила положиться на судьбу. Не стала ничего предпринимать, опасаясь накликать новую, ещё большую беду.
Но беда пришла сама, и, как это всегда бывает, пришла неожиданно.
Однажды утром в комнату Франсиски вбежала растерянная Беатриса и сообщила испуганно:
- Мама, к нам приехал следователь, сеньор Омеру... Он хочет поговорить с тобой по делу об убийстве...
- Это тот человек, который расследовал убийство Мартино? - всполошилась Франсиска. - Что ему здесь надо? Он ведь уже закрыл дело!
- Не знаю. Говорит, что у него есть к тебе вопросы.
- Ладно, я поговорю с ним, - встала, расправив плечи, Франсиска. - Нам нечего бояться, мы ничего не видели и ничего не знаем. А ты, на всякий случай, зайди к брату, подготовь его и Катэрину.
Беатриса так и сделала - передала им установку матери на тот случай, если с ними захочет побеседовать следователь: ничего не видели, ничего не знаем.
Но Маурисиу не стал дожидаться вызова на допрос и сам помчался в гостиную, где Франсиска принимала незваного визитёра. Катэрина, опасаясь, как бы муж не устроил там скандала, поспешила вслед за ним. По той же причине в гостиную пришла и Беатриса.
Таким образом, вся семья оказалась в сборе и напряжённо слушала Омеру, объяснявшего причину своего визита.
К счастью, Маурисиу вполне владел собой. Он был взволнован не более других членов семьи, но так обычно реагируют все люди на внезапное появление в их доме следователя, и Омеру не заметил в поведении Маурисиу чего-либо противоестественного или, тем более, подозрительного.
Он сообщил, что пришёл сюда по делу об убийстве Мартино, и это сразу же вызвало резонный вопрос Франсиски.
- А разве это дело ещё не закрыто? - спросила она. - До нас дошли слухи о том, что Мартино будто бы убили из мести его соотечественники-антифашисты.
- Да, такая версия существует, я тоже к ней склонялся, считая её наиболее вероятной, и даже дело закрыл, - подтвердил Омеру. - Но теперь вскрылись новые обстоятельства, поэтому я вынужден продолжить расследование.
В комнате повисла гробовая тишина, все сидели, не шелохнувшись, и только Маурисиу нервно теребил край холщовой сорочки, в которую он был по-домашнему одет.
Омеру между тем продолжил:
- К нам приезжал представитель одного банка из Сан-Паулу, интересовался делом об убийстве Мартино. В этом банке покойный хранил свои деньги, и его вдова предъявила право на наследство. Так вот, для того чтобы перевести деньги на её счет, представитель банка должен был убедиться в правомерности такой операции. Другими словами, он хотел выяснить, действительно ли вдова имеет право на получение наследства, и нет ли в её действиях какого-либо криминала.
- А зачем ему понадобилось изучать уголовное дело? - не удержался от вопроса Маурисиу. - По-моему, тут достаточно было проверить, не фальшивое ли у вдовы свидетельство о браке с сеньором Мартино. Разве не так?
- Вы верно рассуждаете, - поддержал его Омеру. - Очевидно, они и это проверили, поскольку деньги вдова получила. Но им важно было убедиться и в том, что свидетельство о смерти не фальшивое!
- А что, и такое возможно? - удивилась Франсиска.
Омеру с удовольствием просветил её:
- О, вы, вероятно, даже не представляете, какие бывают мошенники и на какие ухищрения они идут, чтобы присвоить чужие деньги! Фальсифицируют любые документы, вплоть до свидетельства о смерти! Это достаточно распространённый метод. Я, например, знаю один такой случай. Муж уехал по делам за границу, задержался там на несколько месяцев, а жена завела тут молодого любовника, с его помощью раздобыла фальшивое свидетельство о смерти мужа и, как наследница, сняла деньги с его банковского счёта. Когда же обманутый муж вернулся домой, она уже покинула страну вместе с любовником, и её след затерялся где-то на другом континенте. Вот какие бывают «вдовы»!
Он увлёкся, не замечая, с какой натугой слушает его Франсиска и как ёрзает от беспокойства Маурисиу, ожидая, когда же этот не в меру разговорчивый следователь перейдёт к главному, ради чего сюда и пожаловал.
Катэрина, пристально наблюдавшая за мужем, поняла, что его терпение на пределе, и сочла необходимым осторожно вклиниться в разглагольствования Омеру:
- Но к вдове сеньора Мартино это не имеет отношения. Вы сами только что сказали, что банк выплатил ей деньги.
- Да, деньги она получила, и немалые! Сумма исчисляется в миллионах! Именно это обстоятельство и заставило меня вновь вернуться к расследованию.
- А какая разница, сколько денег было на счету у Мартино? Разве это имеет какое-то значение для следствия? - недоуменно спросила Франсиска.
- К сожалению, имеет. Из-за таких огромных денег некоторые жены идут на убийство собственных мужей, - вновь пустился в объяснения Омеру. - Вот, к примеру, в моей практике был случай...
- Извините, но Мария на такое не способна! - опять прервала его Катэрина. - Я знаю её, она жила в доме моих родителей, всё время проводила на фазенде, никуда не отлучалась. И вообще она - добрая, порядочная женщина! У вас нет никаких оснований вешать на неё такое страшное обвинение!
- Это не обвинение, а всего лишь подозрение, - поправил её Омеру.
- И подозрения тоже надо чем-то обосновывать! - не унималась Катэрина.
- В нашем деле подозреваемым становится любой, у кого могли быть мотивы для убийства, - строго произнёс Омеру. - А у этой сеньоры такой мотив был!
- Но Мария в тот день никуда не отлучалась с фазенды, это все могут подтвердить! - продолжала спорить Катэрина.
- Обычно те, кто задумывают подобные преступления, именно так и поступают: нанимают убийцу, а себе обеспечивают надёжное алиби, - пояснил Омеру. - Вообще я бы вам не советовал так активно защищать эту женщину. Ведь вы, насколько я понял, познакомились с ней недавно, когда муж привёз её на фазенду. А она могла подготовить это убийство ещё в Сан-Паулу.
Маурисиу, до той поры не вмешивавшийся в их спор, вдруг вскочил с места и замахал руками на Катэрину:
- Ты и впрямь помолчи! Откуда ты можешь знать, что было на уме у той женщины? С мужем они не ладили, она его не любила, это всем известно. Так что у неё и кроме денег было достаточно мотивов для убийства!
- Успокойся, Маурисиу, - мягко сказала ему Франсиска. - Сеньор Омеру сам во всём разберётся.
- Я на это надеюсь, - горделиво усмехнулся тот, польщённый этим замечанием Франсиски. - Но ваша помощь мне всё же потребуется, поскольку убийство произошло у вас на фазенде.
- Тут мы вам вряд ли сможем быть полезны, - сразу же заявила Франсиска. - Никто из нас не видел, как это произошло.
- Однако мне известно, что у вас работают те люди, которые нашли труп и привезли его сюда, а потом доставили его и на фазенду сеньора Винченцо. Я хотел бы с ними побеседовать и ещё раз осмотреть место преступления. Возможно, это позволит мне обнаружить какие-то новые улики.
В тот момент все - не только женщины, но и Маурисиу - мысленно пожалели о том, что вовремя не избавились от Зангона и Форро. Кто знает, как они поведут себя во время допроса? Спасая себя, они вполне могут бросить тень на Маурисиу, который, ведь неспроста, их побаивался! Но теперь уже ничего исправить нельзя, надо вести к ним следователя. И Маурисиу вызвался проводить Омеру в дом Риты, где обитали Зангон и Форро. Он надеялся, что в его присутствии эти ребята не позволят себе сболтнуть лишнего.
А Франсиска, Беатриса и Катэрина не ждали от этого допроса ничего хорошего и уповали только на счастливый случай, который смог бы уберечь Маурисиу от беды.

***
Между тем Зангону и Форро уже было известно о том, что Омеру возобновил расследование по делу Мартино и сейчас беседует с господами. Об этом им сообщила Жулия, подслушав из-за двери разговор следователя с Франсиской и её детьми.
Известие привело в замешательство пастухов, а потом и вовсе началась паника.
- Чует моё сердце, этот следователь хочет сделать из нас козлов отпущения! - сказал Зангон.
Форро выразился ещё определённее и решительнее:
- Надо уносить ноги, пока не поздно! По коням, приятель!
Наспех собрав только самые необходимые вещи, они направились к своим лошадям, но дорогу им преградила Рита.
- Стойте! - приказала она. - Я никуда вас не пущу. Вы ведь не убивали того итальянца, так зачем же вам нужно бежать?
- Мы давно собирались уехать отсюда, здесь нет для нас подходящей работы, - сказал Форро.
Рита посмотрела на него строго, как на провинившегося подростка, и сказала непререкаемым тоном:
- Никогда не смей врать мне, Арсидес! - Форро невольно потупил взор, а она продолжила уже чуть мягче: - Если вы сейчас отсюда сбежите, на вас точно падёт подозрение в убийстве, и кончится это тюрьмой.
- А если мы останемся здесь, то чем это кончится? - спросил Форро, и Рита ответила ему без малейшего сомнения:
- Для вас всё обойдётся хорошо.
В её словах была какая-то магическая сила, заставившая пастухов поверить в это прорицание и отказаться от бегства.
- Ладно, остаёмся! - махнул рукой Форро.
- И правильно, сынок. Молодец, что послушался, - похвалила его Рита. - Надо всегда прислушиваться к матери, она тебе дурного не пожелает.
- Если бы это зависело только от вашего желания, дона Рита! - скептически заметил Зангон.
- Да, оно может не совпадать с желанием следователя, - справедливости ради добавил Форро. - Наверное, ему не разрешили закрыть дело, потому что он так и не нашёл убийцу. И теперь он, конечно же, возьмётся за нас, ведь вы с Зекинью нашли труп, значит, тут и надо копать в первую очередь!
- Ты тоже кое-что нашёл, - напомнил ему Зангон. - Да ещё и наболтал хозяину про какого-то свидетеля. Если следователь сейчас расколет хозяина, то тебе придётся туго.
- Я думаю, хозяин не расколется, это не в его интересах, - предположил Форро. - А вот покрывать Зекинью он вряд ли будет.
- Зекинью никого не убивал, он был всё время со мной! - сказал Зангон со скрытой угрозой. - И ты не вздумай валить на него это дело!
- Я не собираюсь его подставлять, - ответил Форро, - но следователь может подумать, что Зекинью неспроста сбежал с этой фазенды. А если ты скажешь, что был всё время с ним, то и сам легко превратишься в соучастника убийства! Подумай хорошенько, стоит ли тебе выгораживать Зекинью!
Зангон возмутился:
- Что значит выгораживать?! Он же ни в чём не виноват! Зекинью мне друг, я могу за него поручиться головой. И я сделаю это, потому что не способен на предательство! Если понадобится, я и про пули твои расскажу, только чтобы защитить Зекинью!
Форро промолчал, и Зангон воспринял это как сигнал к примирению.
Затем, спустя несколько минут, Форро спросил у Зангона:
- Скажи честно, ты и правда, не знаешь, где сейчас Зекинью?
- Не знаю, - в который раз повторил Зангон.
- Это плохо, - заключил Форро. - И где его черти носят? Может, он вляпался в какую-нибудь историю, И потому сюда нагрянул этот сыщик?
Зангону нечего было на это ответить. Зекинью - парень шебутной, мог и вляпаться... Но что об этом попусту гадать? Уж скорее бы, что ли, пришёл следователь, и появилась бы хоть какая-то определённость!..
А тем временем Омеру, выйдя с Маурисиу во двор, устроил ему настоящий допрос.
- Как вы думаете, почему сеньор Мартино был убит именно на вашей фазенде? - спросил он, испытующе глядя в глаза Маурисиу.
Тот невольно поёжился от такого пристального взгляда следователя, но сохранил видимость спокойствия и ответил так, как на его месте, вероятно, ответила бы и Франсиска:
- Это могло быть чистой случайностью, а могло быть и наоборот... Если убийца заранее всё обдумал и спланировал, то ему наверняка было известно, что сеньор Мартино в те дни часто приезжал к нам на фазенду. Вот он и подкараулил тут свою жертву.
- А зачем Мартино сюда ездил?
Ответ на этот простой вопрос потребовал от Маурисиу гораздо больших усилий, чем ответ на предыдущий, довольно сложный и по-своему коварный, вопрос следователя. Глаза Маурисиу нервно забегали, он резко тряхнул головой, словно прогоняя от себя всплывшую в памяти ненавистную физиономию Мартино, и лишь после этого ответил, стараясь чётко выговаривать каждое слово:
-  Его интересовала земля. Мой тесть и сеньор Фарина взяли его в компаньоны, когда выкупали у нас свою прежнюю фазенду. Но ему, очевидно, этого было мало, он уговаривал мою мать продать и ту фазенду, на которой мы живём. Предлагал большие деньги, хотя мы, конечно же, не собирались её продавать. Вот поэтому он сюда и ездил!
Омеру удовлетворил его ответ, и он перешёл к следующему вопросу:
- А не приходилось ли вам или вашим слугам встречать на фазенде посторонних людей, которые могли следить за Мартино?
- Нет, мы опросили всех слуг сразу после убийства - никто ничего не видел.
- Странно!.. - сказал Омеру. - В Мартино стреляли средь бела дня, причём, не один раз, и никто не услышал выстрелов, не увидел убийцу.
- Очевидно, это всё-таки был профессионал, - удачно ввернул Маурисиу. - Точно выбрал время и место, а потом незаметно скрылся.
- Возможно, - согласился Омеру. - Хотя тут могло быть и простое везение. Ладно, разберёмся. Я надеюсь, те пастухи, что нашли труп, в какой-то мере прояснят картину убийства. Пойдёмте к ним!
- Но здесь остался только один из тех двоих, что привезли тело убитого к нам во двор, - сказал Маурисиу. - Второй сразу же куда-то уехал.
- Как? - удивился Омеру. - А мне говорили, что их здесь двое. И ваша мать только что это подтвердила.
- Да, их двое, но Форро прибыл сюда позже, - пояснил Маурисиу, - и вряд ли он может быть вам чем-то полезен. А Зангон - один из тех, кто обнаружил труп.
Омеру показалось это уточнение весьма существенным, и он задался целью, во что бы то ни стало выяснить, куда и почему исчез Зекинью.
Если с Франсиской и её детьми он беседовал вежливо, то с пастухами отнюдь не церемонился. Особенно после того, как выяснил, что Форро не так давно освободился из тюрьмы.
Риту, Жулию и Маурисиу он попросил выйти, чтобы они не мешали ему вести допрос в привычной для него силовой манере.
- Признавайся, где твой дружок! - сразу же насел он на Зангона. - Советую не юлить и не отпираться, иначе будет хуже!
- Но я действительно не знаю, где Зекинью, - отвечал Зангон, а Омеру продолжал гнуть своё:
- Тогда ответь, почему он сбежал! Это он убил Мартино? По собственной инициативе, или ему кто-то заказал убийство?
Зангон уже сто раз пожалел о том, что сам не сбежал отсюда, а послушался полусумасшедшую старуху.
- Зекинью никого не убивал. Он вообще не способен на убийство! - твердил Зангон. - У него даже ружья никогда не было.
- А у тебя было? Куда ты его спрятал?
- И у меня не было.
- А откуда ты знаешь, что Мартино был застрелен из ружья, а не из пистолета?
- Да ничего я не знаю! Пистолета ни у меня, ни у Зекинью тоже никогда не было!
- А у кого было оружие? У Форро?
- И у меня не было, - отвечал Форро.
- А тебе известно, почему сбежал Зекинью и где он скрывается? - переключился на него Омеру, ненадолго оставив в покое Зангона.
- Он хотел найти другую работу и, наверное, нашёл, если не вернулся сюда.
- А может, ему незачем искать работу? Он получил приличную сумму за убийство и сейчас проматывает её где-нибудь в Сан-Паулу. Или в другом месте? Отвечай! Не то я обратно упрячу тебя за решётку!
Тут Форро вспылил:
- На каком основании? Только потому, что я однажды подрался по пьянке и отбыл за это положенный срок? Так я его уже отбыл, вы это поняли? Дважды меня за это ни один судья не отправит за решётку!
- Ошибаешься, - усмехнулся Омеру. - Я имею полное право задержать тебя и твоего дружка, как подозреваемых в убийстве. И вы будете сидеть под стражей, пока не скажете мне, где скрывается Зекинью, кто нанял вас для убийства, и сколько денег вы за это получили! Ты всё понял?
- Понял, - мрачно произнёс Форро. - К сожалению, в тюрьме я всякого повидал и знаю, как вы умеете выбивать признания из невиновных людей. Допустим, вы сломаете и меня, и Зангона, допустим, поймаете Зекинью и добьётесь от нас самооговора. Но на суде мы молчать не будем, скажем, что оговорили себя под пытками. И что вы тогда будете делать? Может, у вас есть свидетели преступления, или ружьё, из которого был убит тот бедняга, или хотя бы пули? У вас же нет никаких улик!
Омеру победоносно рассмеялся:
- Ну вот ты и выдал себя с головой! Как видишь, мне даже не понадобилось прибегать к пыткам. Кстати, я никогда не применяю насилия в своей практике. Просто побеседую немного с подследственным, и он сам мне всё расскажет. Итак, откуда тебе известно, что у нас нет ни свидетелей, ни орудия убийства, ни пуль?
- А я ничего не знал. Так, брякнул наобум, чтобы выведать это у вас. Теперь вот знаю, что попал точно в цель! - не растерялся Форро.
- Нет, опять ошибаешься, - возразил Омеру. - Ты сейчас не в цель попал, а допустил серьёзнейшую промашку. Сообщил то, о чём мог знать только убийца: что в Мартино стреляли из ружья, что выстрелов было несколько и все пули прошли навылет, что оружием и пулями следствие не располагает. Из этого я могу заключить, что, убив Мартино, ты аккуратно собрал все пули и спрятал их вместе с ружьём. Теперь тебе осталось только указать это место!
- О том, что выстрелов было несколько, знают все, кто видел тело убитого, - подал голос Зангон. - Мы с Зекинью сразу это поняли, когда нашли тело. Оно было прострелено в нескольких местах.
- Допустим, - согласно кивнул Омеру. - А как насчёт всего остального? Ты же не станешь утверждать, что твой дружок Форро - ясновидящий?
- Насчёт остального я тоже вам скажу! - завёлся Зангон. - Чтобы знать всё то, что вы перечислили, не обязательно быть убийцей. Для этого достаточно быть свидетелем, например.
- Так, уже теплее! - радостно воскликнул Омеру. - Значит, ты и Форро - всего лишь свидетели преступления, поэтому и не стали скрываться. А убийца - Зекинью. Верно?
- Нет, не верно. Зекинью никого не убивал, а мы не видели, кто стрелял в этого Мартино!
- Откуда же тогда такая осведомлённость?
- Но мы же были на месте преступления и многое там поняли, - сказал Форро, допустив очередную проговорку, за которую тотчас же ухватился Омеру:
- Мы? Ты сказал: «Мы»? Значит, ты тоже там был?
- Ну, был... Только не в момент убийства, а после, когда ребята уже увезли тело. Увидел кровавый след на земле, огляделся вокруг, заметил пролом в крыше амбара, подумал, что стреляли как раз оттуда... А потом этот кровавый след привел меня сюда, на фазенду. Тут я встретил своих приятелей, и они сказали, что действительно нашли убитого человека...
Поскольку Форро разговорился, то и Омеру сменил тактику.
- Вот теперь я вам поверил, - сказал он вполне дружелюбно. - Мне только одно неясно: почему вы сразу этого не рассказали? Чего вы боитесь? За вами есть какой-нибудь грешок? Почему не захотели помочь следствию? Не потому ли, что пытались выгородить своего дружка Зекинью?
- Да нет же! - с досадой ответил Зангон. - Зекинью абсолютно чист, у него никогда не было оружия. И на нас нет никакой вины!
- А чего ж вы всё-таки испугались?
- Мы не испугались. Просто вы на нас попёрли сразу - вместо того, чтобы поговорить по-человечески, - высказал свои претензии Зангон.
- Это не поздно сделать и сейчас, - сказал Омеру. - Где будете давать показания - здесь или в полиции?
- Но мы же вам уже всё рассказали! А вы опять тащите нас в полицию? - возмутился Форро.
- Мой многолетний опыт подсказывает мне, что вы наверняка упустили какие-то важные подробности, - хитровато усмехнулся Омеру. - Вам нужно сосредоточиться и всё вспомнить. А это лучше всего сделать в полиции. Вы готовы поехать туда со мной и помочь следствию?
- Нет, в полицию я не хочу ехать, - сказал Форро. - Туда только попади - потом не выпутаешься! Сам не заметишь, как окажешься за решёткой!
- Но вы же оба являетесь косвенными свидетелями, - пояснил Омеру. - Я обязан официально зафиксировать ваши показания.
- А почему это нельзя сделать здесь? - спросил Зангон. - Вы же сказали, что доверяете нам!
- Это была уловка, - ответил ему вместо следователя Форро. - Я знаю, как они умеют даже косвенных свидетелей превращать в обвиняемых!
- Мы можем и не ехать в полицию, если вы всё, без утайки, расскажете мне здесь, - вновь подсластил пилюлю Омеру, и на сей раз добился-таки желаемого результата: Зангон прекратил сопротивление, бросив приятелю:
- Отдай ты ему эти чёртовы пули, иначе он от нас не отстанет, и мы точно окажемся за решеткой!
«Вот это сюрприз! Пули!» - внутренне возликовал Омеру, но внешне остался невозмутим, ожидая, что ответит Форро.
А тот уже и сам рассудил, что незачем ему отвечать за чужое преступление и покрывать убийцу, даже если им окажется хозяин фазенды. Возвращаться обратно за решётку у Форро не было желания, и он сказал следователю:
- Да, я отдам вам те пули, что собрал на месте преступления. А оружие, из которого они были выпущены, вы уж ищите сами!

Глава 23

Швейная фабрика Эзекиела стремительно набирала обороты, выдавая модную одежду, изготовленную по французским лекалам, и перед Тони теперь остро встала проблема сбыта. Одного магазина тестя для этого явно не хватало, надо было искать новые точки сбыта.
Каждый день Тони разъезжал по городу, предлагая различным магазинам лучшие образцы своей продукции, но дело у него подвигалось туго. Во-первых, он был неопытен и не умел ещё договариваться с владельцами магазинов, которые всячески старались сбить закупочные цены, чтобы потом продать эту одежду подороже, с выгодой для себя. А во-вторых, Тони занимался этим отнюдь не целый день, проводя большую часть времени в пансионе, где жила Мария.
Эзекиел об этом, разумеется, не знал и объяснял не слишком успешную работу зятя его неопытностью. Но по мере того, как возрастала угроза затоваривания, росло и беспокойство Эзекиела о судьбе своего нового бизнеса.
- Мы угрохали кучу денег на создание этой фабрики, а отдачи пока не получили, - делился он своими проблемами с Ципорой. - Выручка от продаж поступает медленно, запасы тканей иссякают, их всё время нужно пополнять... Прямо голова кругом идёт!
- Ничего, я знаю твою голову, она покружится, покружится, и обязательно что-нибудь придумает! - подбадривала его Ципора.
- Да, придётся мне самому заняться сбытом, на зятя тут полагаться не стоит, - пришёл к выводу Эзекиел.
И уже на следующий день он сумел заключить выгодную сделку с Жонатаном, который согласился скупать у него готовую одежду оптом, по достаточно высокой цене, да ещё и с предоплатой!
Тони, с одной стороны, порадовался этому, а с другой - огорчился, потому что теперь ему опять стало труднее отлучаться с работы для того, чтобы увидеться с Марией.
А тут ещё и Камилия постоянно рвалась в гости в Дженаро, утверждая, что очень по нему соскучилась. Тони под разными предлогами отказывался вести её к отцу, и это вызывало у неё дополнительные подозрения.
- Ты объясни, что между вами произошло, - требовала Камилия. - Вы опять поссорились? Ты и сам с ним не видишься? Давай я схожу к нему и вас помирю!
Тони чувствовал, что добром это не кончится, и поэтому стал уговаривать Дженаро, чтобы тот пришёл в дом Эзекиела и развеял подозрения Камилии. Но Дженаро упёрся:
- Я плохой конспиратор, могу нечаянно проговориться, как, например, сегодня играл с внуком и что он мне сказал.
- А ты постарайся быть внимательным, тем более, что Камилия не будет расспрашивать тебя о внуке и о Марии, поскольку не знает, что они живут здесь, рядом с тобой.
- Нет, - упрямо мотал головой Дженаро, - не упрашивай. Женщины - народ хитрый, коварный. Если твоя Камилия что-то заподозрила, то она не станет задавать прямые вопросы, а выведает всё необходимое с помощью наводящих. Например, спросит, давно ли мы с тобой виделись, и я скажу, допустим, позавчера. А она вспомнит, что как раз в этот день было воскресенье, и ты никуда из дома не отлучался.
- Ничего страшного, Камилия спишет это на твой старческий склероз, - продолжал настаивать Тони, но отец так и не захотел прийти ему на выручку.
Огорчённый этим обстоятельством, Тони решил хоть в чём-то потрафить Камилии, поэтому, однажды взял её с собой на фабрику, где ей всё очень понравилось.
Вернувшись домой, она долго рассказывала Ципоре, какие там стоят швейные машины, какие работают портнихи.
- Их всего пятеро, они шьют женскую одежду, а на брюках специализируются мужчины, - докладывала она. - Правда, среди тех пятерых я увидела Эулалию - ту испанку, что когда-то была влюблена в Тони.
- Господи! За что же мне такое наказание? - воздела руки к небу Ципора. - Вразуми мою несчастную дочь, которая везде находит повод для ревности!
- Нет, мама, я вовсе не ревную, - стала оправдываться Камилия. - Наоборот, я поняла, что была несправедлива к Тони. Это же всё надо было организовать, закупить и наладить! Я видела, как он там работает - у него нет свободной минуты!
- Ну, слава богу! - облегчённо вздохнула Ципора. - Может, хоть теперь ты не станешь увязываться за ним на фабрику. Или всё же будешь бегать туда из-за этой испанки?
- Нет, испанка меня не беспокоит, она там под надёжным присмотром! - улыбнулась Камилия. - Вместе с ней работают её мать и отец, а они, похоже, люди строгие и не допустят никакого флирта между ней и Тони.
Ципора изумлённо покачала головой:
- И всё-то ты успела рассмотреть!
- Мама, я же люблю Тони, поэтому меня интересует всё, что может иметь к нему отношение! Я и на фабрике хотела бы работать вовсе не из ревности, а потому, что этим занимается Тони, Но скорее всего, работать мне там не придётся...
- Почему? Тони же говорил, что ты бы могла заняться бухгалтерией, - напомнила дочери Ципора.
Камилия, загадочно улыбнувшись, погладила свой аккуратный животик и смущённо произнесла:
- Это ещё не точно, я пока не уверена...
- Ты опять беременна?! - радостно воскликнула Ципора.
- Да, кажется, беременна, - подтвердила Камилия.
- И ты скрывала это от матери? - укорила её обиженная Ципора.
- Я боялась спугнуть... Хотела сама убедиться... - сказала в своё оправдание Камилия.
- А Тони уже знает об этом?
- Нет, я ему тоже ничего пока не говорила. И ты, пожалуйста, не говори, ладно? - попросила Камилия.
Ципора не поняла, к чему такая скрытность:
- Если бы я забеременела, то сразу бы сказала моему Эзекиелу. А ты какая-то странная, не спешишь порадовать своего мужа.
- Я хочу подождать ещё несколько дней, чтобы окончательно в этом убедиться, - пояснила Камилия. - И тогда уже его порадую. Непременно порадую, можешь не сомневаться.
- А отцу твоему я хотя бы могу сказать по секрету? - спросила Ципора. - Мне будет очень трудно скрывать от него такую счастливую новость.
- Ну ладно, папе скажи, - великодушно разрешила Камилия.
- Представляю, как он будет счастлив! - расплылась в улыбке Ципора.
- А уж как будет счастлив Тони!.. - подхватила Камилия. - Он сегодня утром сказал, что любит меня. И будет любить ещё больше, когда у нас родится ребёнок, я в этом уверена!

А между тем Тони, не догадывавшийся, какой сюрприз готовит ему жена, ухитрялся всё же выкраивать время для свиданий с Марией и сыном, к которому он пока ещё так и не привязался.
Марию это уже начинало всерьёз беспокоить. Она даже подумала, что препятствием на пути сближения Тони с сыном может быть имя мальчика. Это для неё он - единственный на свете, горячо любимый сыночек Мартинью, а для Тони, вполне вероятно, - всего лишь носитель имени её бывшего мужа-фашиста. Когда-то Мария и сама горько плакала оттого, что её ребёнок будет всю жизнь носить ненавистное имя Мартино, однако изменить ничего не могла, потому, что такова была воля Мартино-старшего. Это условие он поставил отцу Марии, соглашаясь взять её в жёны с чужим ребёнком, и, конечно же, она в такой ситуации не имела права голоса.
А потом, со временем, она привыкла к имени Мартинью и перестала ассоциировать его с именем нелюбимого мужа. «Может, и с Тони произойдёт то же самое, - утешала она себя. - Мало ли на свете других, хороших, людей, которых зовут, как моего сына - Мартино!»
Марии было невдомёк, что все её беспокойство по этому поводу абсолютно беспочвенно. Тони вовсе не задумывался о том, как зовут его сына. Мартинью, и Мартинью - не всё ли равно? Главное, что этот ребёнок существует и с ним надо считаться, поскольку он создаёт дополнительные проблемы. Если бы Мария была одна, без ребёнка, с ней было бы проще встречаться. Тони и так с трудом урывает время для этих встреч, а его ещё приходится тратить и на общение с малышом!..
Тони приходил в пансион ненадолго, и на общение с отцом ему тоже не хватало времени, однако Дженаро всё же успевал задавать сыну один и тот же вопрос:
- Ну что, ты ещё ничего не решил?
- Это не так просто, папа, - неизменно отвечал Тони.
Однажды Дженаро это сильно рассердило, и он принялся гневно отчитывать Тони:
- Ты ходишь сюда только из-за Марии, сын тебя не интересует, я же вижу! Это обыкновенное распутство! Прибежал, получил удовольствие, и больше тебе ничего не нужно. Опять можно идти к жене, с которой ты венчался аж два раза, а значит, и грех на тебе лежит двойной.
- Я с ней не венчался, - сказал Тони. - Католическая свадьба была всего лишь мистификацией, роль священника исполнил знакомый актёр сеньора Агостино, а свадьба по иудейскому обряду не предполагает никакого венчания. Так что фактически я женился на Камилии всего лишь один раз, да при этом ещё и ухитрился не принять иудейской веры!
- Ну, ты и прохвост! - изумлённо покачал головой Дженаро. - Я не предполагал, что ты на такое способен. Ведь ты же родную мать обманывал, когда писал ей в письме про свадьбу!
- Я тогда и сам не знал, как всё было на самом деле. Сеньор Агостино сказал мне об этом лишь перед своим отъездом из Бразилии.
- А Камилии это известно?
- Нет. Зачем её огорчать? Пусть она остается в неведении.
Этот разговор случайно подслушала Изабела и, конечно же, передала его содержание Марии.
- Ты понимаешь, что в этом случае твои шансы на воссоединение с Тони резко возрастают? - радовалась она. - Ему даже не надо разводиться! В церкви он с ней не венчался, а иудейства не принял! Так что его брак с этой еврейкой вообще можно считать недействительным!
Изабела надеялась порадовать Марию, а та, наоборот, расстроилась до слёз:
- Значит, он её на самом деле любит, а брак, семья - это всего лишь отговорка! - плакала несчастная Мария.
- Он любит тебя, это же очевидно всем! - возражала Изабела.
- Нет, её он любит гораздо сильнее, чем меня, - стояла на своём Мария, и переубедить её было невозможно. - Что же в ней такого притягательного? Чем она его околдовала? Я хочу на неё посмотреть!
С той поры Марией овладела маниакальная идея, во что бы то ни стало, повидать Камилию.
Она даже отважилась попросить Мариузу, чтобы та выведала у Дженаро адрес Тони.
- Зачем тебе это нужно? Что ты задумала? - испугалась Мариуза.
- Я пойду туда под каким-нибудь благовидным предлогом и просто посмотрю на неё. Она не узнает, кто я такая, обещаю вам!
- Не надо мне твоих обещаний. Ты задумала дурное и опасное дело. Я не стану ничего выпытывать у сеньора Дженаро! - наотрез отказалась Мариуза.
Но Марию это не остановило. Когда Маркус представил её Жозе Мануэлу, и они разговорились, Мария спросила у него о Камилии:
- Какая она? Просто красивая, или в ней есть ещё что-то особенное, чем она удерживает возле себя Тони?
Жозе Мануэлу было трудно ответить на тот вопрос. Он сказал, что Камилия красивая, добрая и - самое главное - она очень любит Тони.
Марию это озадачило:
- Неужели она любит его сильнее, чем мы вдвоём с сыном? - задала она риторический вопрос. - Вы знаете, Мартинью сразу признал в Тони отца и полюбил его!
- Он и похож на Тони, - заметил Жозе Мануэл. - Очень симпатичный мальчик!
- А вы бывали у Тони дома? - вновь свернула на интересующую её тему Мария. - Мне хотелось бы увидеть, как он там живёт.
- Нет, не бывал, я даже толком не знаю, где он живёт, - ответил Жозе Мануэл. - Он туда переехал не так давно.
- И вы с ним с тех пор не встречались?
- Виделись один раз у него на работе. Нам обоим сейчас некогда ходить в гости друг к другу. Я готовлюсь к защите диплома, а он занят своей фабрикой...
Мария поняла, что выведать адрес Камилии ей ни у кого не удастся, и однажды прямо заговорила об этом с Тони:
- Я очень хочу увидеть твою жену, хотя бы издали. Устрой мне такую встречу!
Тони её просьба одновременно испугала и возмутила.
- Ты с ума сошла! Только этого мне не хватало! - восклицал он, негодуя.
Мария принялась его успокаивать:
- Я только посмотрю на неё, и всё. Ничего ей не скажу. А она и не поймёт, что я была рядом, она же меня не знает.
- Знает! - сказал Тони.
- Откуда? - изумилась Мария.
- Она узнает тебя по статуэтке, которую когда-то разбила.
- Ничего не понимаю. Объясни толком, какая статуэтка и как она связана со мной!
Тони пришлось подробно рассказать ей ту печальную историю, и на Марию она произвела ужасное впечатление.
- Даже если бы та статуэтка разбилась случайно - это считалось бы дурным предзнаменованием. А твоя жена разбила её осознанно, желая мне зла! Как же она меня ненавидит!.. И после этого ты продолжаешь с ней жить?!
Мария испытующе уставилась на Тони, и он, потупив взор, пробормотал:
- Камилия с тех пор очень изменилась...
- Нет, я не хочу её видеть! - внезапно сказала Мария. - Мне и так всё ясно: ты не уходишь от неё потому, что любишь её!
- Нет, я люблю только тебя! - в отчаянии простонал Тони. - А Камилию, я просто жалею.
- Тогда пожалей и меня, и своего сына! Мы тоже нуждаемся в твоей жалости!
Тони был не готов достойно ответить на вызов Марии - он принялся оправдываться, говорить, что пока не может оставить Камилию, но когда-нибудь у него достанет сил на такой решительный шаг...
Мария, впервые услышав о том, что он всё-таки намеревается со временем уйти от Камилии, воспрянула духом и сказала:
- Я готова ждать тебя сколько угодно! Только ты не оставляй меня надолго, приходи каждый день! Я не могу жить без тебя!
- Я тоже не могу жить без тебя, - ответил ей Тони. - Мы обязательно будем вместе! Ты - моя единственная любовь!
Поверив обещаниям Тони, Мария в последующие дни порхала как на крыльях, будущее представлялось ей в исключительно радужных тонах.
А между тем над ней уже сгущались тучи. Следователь Омеру, получив пули от пастухов, исключил их из числа подозреваемых, и лишь невиновность Зекинью пока ещё ставил под сомнение. Сведения, предоставленные ему Зангоном и Форро, лишь утвердили Омеру в его главной версии: убийца действовал по заданию вдовы, и он не был дилетантом, как эти двое простаков, которых оказалось так легко расколоть.
«Значит, надо искать сообщников вдовы среди её друзей и знакомых», - решил Омеру и отправился на фазенду Винченцо.
Разумеется, там его больше всех интересовал Фарина, который сначала направил Омеру по ложному следу, а потом спокойненько поехал вместе с Марией в Сан-Паулу и проявил завидную активность, помогая ей получить в бан¬ке деньги покойного мужа.
Но прежде чем сказать всё это Фарине, Омеру попросил его и Винченцо предъявить имевшееся в их доме оружие.
Винченцо безропотно принёс три охотничьих ружья, Омеру примерил к стволам пули, собранные Форро, убедился в том, что они совсем иного калибра, и лишь после этого рассказал, почему он возобновил расследование убийства Мартино.
Услышав, что Омеру подозревает Марию в убийстве мужа, Винченцо и Фарина хором воскликнули:
- Это чушь! Мария невиновна!
Омеру язвительно усмехнулся:
- Я и не сомневался, что вы станете её защищать. Ведь это именно вы, сеньор Фарина, подбросили мне версию о мифических итальянских антифашистах! Не так ли?
- Я вам ничего не подбрасывал, - строго сказал Фарина. - Это было лишь моё предположение, которое вы сочли вполне правомерным.
- Ну, допустим, - вынужденно согласился Омеру. - А почему вы не сказали мне, что Мартино был миллионером?
- Потому что я и сам этого не знал.
- Верится с трудом, - вновь усмехнулся Омеру. - Вы прекрасно знали, сколько денег у него на счету. Не зря же вы отправились вместе с вдовой в Сан-Паулу и приложили немало усилий для того, чтобы она получила их в наследство.
- Да, я помогал Марии, поскольку она ничего не понимала в банковских делах, ну и что? - уставился на него Фарина.
- А то, что ваше поведение мне кажется, мягко говоря, странным.
- Видимо, у нас разные представления о добродетели, - поддел его Фарина. - Я, например, всегда считал своим долгом помочь любой женщине, которая в этом нуждалась.
- А у меня есть подозрение, что вы помогли ей и в организации убийства. Если она была затворницей и никого в округе не знала, то убийцу наняли вы! А потом поехали с ней за деньгами, которыми она, вероятно, щедро с вами расплатилась.
- И вы можете хоть чем-то подтвердить ваши подозрения? - спросил Фарина, глядя на него в упор.
Омеру выдержал его взгляд и затем ответил:
- Нет, пока это только версия.
- Необоснованная версия, вы хотели сказать, - уточнил за него Фарина.
- Я буду её проверять, - жёстко сказал Омеру. - И для этого мне придётся допросить сеньору Марию. Возможно, она сама скажет мне, сколько денег заплатила вам за услугу!
- Вы только доставите ей ненужные неприятности и зря потеряете время, - с досадой произнёс Фарина. - Я не обязан доказывать свою невиновность, но мне жалко Марию, и поэтому я подскажу вам более простой способ для удовлетворения вашего любопытства.
- Что вы имеете в виду? - спросил Омеру, не понимая, к чему клонит Фарина, и тот ответил:
- Если вы хотите узнать, как Мария распорядилась теми деньгами, что достались ей в наследство от мужа, а точнее - не сняла ли она со счёта крупную сумму, чтобы расплатиться с убийцей, то не обязательно её допрашивать. Для этого достаточно сделать официальный запрос в банке. Во всяком случае, вы сможете убедиться, что до моего отъезда из Сан-Паулу Мария крупной суммы со счёта не снимала.
- Спасибо за ценные сведения, я обязательно их проверю, - сказал Омеру и на том закончил этот допрос с пристрастием.
- Бедная Мария! - сказал после его ухода Фарина. - Только этого ей не хватало!
Винченцо выразился круче и точнее:
- Он всех нас окунул в дерьмо! Теперь, попробуй, отмойся!..

Отредактировано juliana19801 (05.08.2017 01:03)

Глава 25

Дона Антония сидела у окна, уронив письмо от сына на колени, и смотрела на голубую гладь залива. Самые противоречивые чувства теснили ей грудь. Да и как могло быть иначе? Она только что получила приглашение на свадьбу...
О влюблённости сына, а вернее, о его любви, она знала давно. Сын писал ей о своей невесте Нине не однажды, и она сама несколько раз посылала ей приветы, а потом даже писала ласковые письма. Но это происходило ещё в те времена, когда был жив её муж, с которым и она, и сын были в ссоре.
Антония прекрасно знала, что суровый отец не одобрит выбора Жозе Мануэла, и хотела поддержать мальчика, остаться с ним в хороших отношениях. Она не принимала влюблённости Жозе Мануэла всерьёз, тем более, что о женитьбе речь не шла.
После того как муж умер и уладились дела с наследством, Антония написала сыну. Она надеялась, что Жозе Мануэл сразу же приедет к ней, возьмётся за управление хлебопекарнями, а она найдёт ему невесту и женит его. В ответ она получила очередное восторженное послание о Нине и перечисление дел, которые не пускают его в Рио. Получение диплома, в самом деле, было серьёзным основанием для того, чтобы отложить приезд. А что касается восторженных излияний, то она на них не обратила особого внимания: любые молодые восторги рассеиваются, как дым. Время, казалось, работало на неё: Жозе Мануэл, хоть и не приехал к матери, но благополучно закончил учебу и получил диплом. Влюблённость не стала помехой профессиональной карьере сына, и Антония сочла это лишним признаком того, что бедная, но красивая Нина не опасна.
Она всё ждала известия о приезде сына, а он не торопился приезжать. Ожидание было для неё мучительно, она сердилась, обижалась, потом привыкла к своему новому положению вдовы, и, привыкнув, нашла в нём немало приятного. Она оценила свою независимость, самостоятельность, и уже не так хотела приезда сына, как раньше: сын стал бы вмешиваться в её дела, с ним бы пришлось считаться. Они продолжали обмениваться письмами. В какой-то миг Жозе Мануэл отчаянно захандрил, похоже было, что молодые люди поссорились или даже расстались. Жозе Мануэл замолчал. И она стала переживать за него. Жалея сына, Антония стала хотеть примирения, и даже свадьбы, видимо, уж очень сильно переживал и убивался её мальчик. Тогда она даже написала ласковое письмо невесте и выразила надежду, что столь долго откладываемая свадьба, наконец, состоится... Потом снова были письма с похвалами Нине, и Антония успокоилась: дело пошло на лад. Отношения вновь вошли в свою колею. Значит, можно было о них не думать. И вдруг известие о свадьбе! Антония сидела и пыталась понять, как же она относится к женитьбе сына...
Жозе Мануэл написал, что его свадьба будет настоящим праздником для тех людей, с которыми он многие годы прожил бок обок и, которые стали для него настоящими друзьями. Антония не совсем поняла, каких именно людей он имел в виду. Своих коллег по университету? По пансиону?
Потом она подумала, что, может быть, Жозе Мануэл нуждается в деньгах и, таким образом, деликатно просит их у матери? Однако тон письма был счастливым, бодрым. Антония задумалась: свадьба потребует больших расходов. На что же рассчитывает её сын? Наверняка на её помощь. Тогда почему ничего не просит? Или, может быть, полагается на её понятливость? Антония вдруг поняла, что совсем не знает своего сына. Не представляет, чем и как он живёт. Его жизнь для неё - сплошная загадка, и ответ она получит только на месте, увидев, как живёт её сын, познакомившись с его невестой.
Встреча и радовала, и пугала Антонию. Она стала вспоминать свою свадьбу, свою свекровь, как та повела себя и была ли виновата в разладе между ней и мужем. Припомнив прошлое, она вновь пришла к решению, к которому приходила всегда, когда вспоминала мужа: он один был во всём виноват! Его властный нетерпимый характер сделал их семейную жизнь невыносимой. Он тиранил её, тиранил сына, и свекровь была тут совершенно не причём. Она скорее пыталась смягчить его необузданный нрав, но ей это не слишком-то удавалось. Потом Антония задумалась о характере Жозе Мануэла, порадовалась, что он пошёл в неё, а не в отца, иначе его будущей жене пришлось бы несладко. Она попыталась представить, как они будут жить все вместе. Наверное, ей придётся тактично обучить бедную девочку хорошим манерам, которых, наверняка, у той нет. И одеть её нужно будет с подобающим вкусом. Да и внуков лучше бы сразу отдать в хорошие руки, чтобы не унаследовали вульгарности матери. В том, что её будущая невестка вульгарна, Антония не сомневалась. Словом, Антонии предстояли большие труды и хлопоты, за что она немного сердилась на сына. Ведь в таком важном деле, как женитьба, он мог бы посоветоваться с матерью, хуже от этого никому бы не было. Ну да ладно! Она справится и с этой нелегкой работой. Жозе Мануэл пишет, что его невеста - настоящий бриллиант. И она, Антония, сумеет отшлифовать этот бриллиант, чтобы он сиял ещё ярче.
Антония подумала, что, пожалуй, уже тяготится одиночеством и с гораздо большим удовольствием встанет во главе большой семьи, чем во главе хлебопекарного производства. Ей даже подумалось, что совсем неплохо иметь невестку из бедных: такие девушки бывают трудолюбивыми и благодарными. Чем плохо, если невестка, чувствуя себя обязанной свекрови, будет во всём угождать ей? Словом, посидев и подумав, Антония окончательно примирилась с будущей женитьбой сына.
Поднявшись с кресла, в котором она только что расслабленно сидела, Антония вновь стала той деятельной энергичной женщиной, которую так в себе ценила. После того как она справилась с пекарнями и стала получать от них немалый доход, Антония стала относиться к себе с величайшим уважением. И оно было, безусловно, заслуженным.
Антонии предстояло привести все дела в порядок, раз она собиралась отсутствовать достаточно долго. Предстояло дождаться и точной даты свадьбы, которая ещё не была определена. А пока Антония не жалела времени на то, чтобы найти будущей невестке достойный подарок, и остановилась в конце концов на изысканной камее, которую с первого взгляда оценят знатоки. Невеста наверняка её не оценит, но зато Антония уже сейчас начнёт воспитывать в ней вкус.

Между тем дату свадьбы определить было не так-то просто. Мадалена и Жозе Мануэл хотели, чтобы венчание состоялось в церкви. А Нина отказалась от венчания наотрез.
- Вся в отца, вся в отца, - причитала Мадалена. - Он тоже был этот... как его... атеист!
Джузеппе именно так называл себя, когда речь заходила о церкви, и Мадалена запомнила это слово с юности. Может быть, по отношению к Джузеппе это и было правдой, но что касается Нины... Она выросла среди людей, которые, может, и не часто ходили в церковь, но относились ко всем обрядам с уважением и, не соблюдая их, называли себя грешниками. Точно так же относилась к церкви и Нина, и, если отказывалась от венчания, то не из неверия или пренебрежения к церковному обряду, а потому что чувствовала себя недостойной его: войти в церковь в белом платье имела право невинная девушка, а она уже познала земную любовь с Жозе Мануэлом.
- Но, ты же, фактически стала моей женой, - убеждал её Жозе Мануэл. - И только как к жене я к тебе и отношусь. Бог это видит, знает, мы не совершаем никакого греха, мы только просим благословить наш союз, чтобы он был долгим, счастливым, чтобы ты родила мне детей, и они тоже были счастливы.
Жозе Мануэл тоже ходил в церковь от случая к случаю и не мог причислить себя к набожным людям, но женитьба представлялась ему таким важным событием, что он и помыслить не мог, как можно было обойтись без установленного веками обряда. Он повторял, что любящие люди женятся единственный раз в жизни, и этот день должен запомниться всем и навсегда.
Мадалена со своей стороны тоже убеждала дочь, что она должна войти в церковь в белом платье. Соседки немало судачили по поводу Нины, то записывая её в старые девы, то обсуждая её ночные, крамольные свидания с ухажёром. Мадалена хотела утереть нос всем этим злыдням: пусть полюбуются, как её красавица дочь в кружевах и атласе выйдет из церкви под руку с богатым мужем, а потом погуляют у неё на свадьбе и выпьют за её здоровье.
- У нас с твоим отцом свадьбы не было, венчались под кустом тамариска, как говорится. И что хорошего вышло? Ты всю жизнь только об отце и горевала. А он - о нас с тобой. Я уверена, будь твой отец рядом с нами, он первый бы сказал: венчайся, дочка, в церкви.
Уговоры жениха и матери не пропали втуне, Нина, в конце концов, согласилась. Мадалена и Жозе Мануэл вздохнули с облегчением и взялись за дальнейшие хлопоты.
Мадалена занялась платьем, а Жозе Мануэл - поисками священника.
У самой Мадалены даже подвенечного платья не было, вернее, было, но уж очень простенькое... Поэтому она мечтала, чтобы у Нины платье было самое красивое. Но где же его взять? На красивое платье денег у неё не наберётся. И тут она вспомнила, что совсем недавно стирала для соседки свадебное платье её дочери. До того чудное платье, глаз не оторвёшь! Соседка из богатых, дочка удачно вышла замуж, живёт с мужем счастливо, так отчего же не одолжить для свадьбы её наряд? Сеньора Нероли Мадалене не откажет, такой второй прачки, как Мадалена, ей не найти. А платье это всем невестам на зависть! Если молоденькая Нероли, невеликая красавица, выглядела в нём принцессой, то уж Нина точно будет королевой!
Но попросить платье Мадалена решилась не сразу. Такую-то красоту! Как-то неловко было, неудобно. Хоть и убеждала себя, что свадебное платье шьётся на один раз, но почему бы ему не послужить дважды? Потом всё-таки попросила. И получила желаемое. Нероли знала Нину с детства, и была рада её счастью. В благодарность Мадалена позвала соседку с дочкой и зятем на свадьбу, и они охотно приняли приглашение. Нину в квартале любили, с симпатией относились и к Жозе Мануэлу, так почему же не потанцевать и не повеселиться по такому приятному поводу?..
Народу набиралось на свадьбу много, чуть ли не весь дом. Одним Мадалена хотела рот заткнуть, другим - за добро добром отплатить. А как иначе? Почти всю жизнь прожили Мадалена с Ниной в этом доме. Многие помогали Мадалене, пока она одна растила дочку, - кто часок посидел, кто тарелку супу налил, кто платьишко, которое мало стало, отдал. Мадалена добра никогда не забывала, и, если вместе горе мыкали, то, как же можно радостью не поделиться? Соседки были подругами Мадалены, а их дети - друзьями Нины, вместе в одном дворе бегали, пылью посыпались, водой поливались. Вот и выходило, что нужно было столы во дворе расставлять и всех созывать.
- Не нами заведено, не при нас и кончится, - говорила Мадалена Жозе Мануэлу, - такой здесь у нас обычай, чтобы все праздники вместе праздновать, все события отмечать.
- Я только рад буду, - отвечал Жозе Мануэл. - Мы с Ниной такую тарантеллу спляшем, что всем жарко станет.
Мадалена всё больше привязывалась к зятю - характер добрый, открытый, человек неломливый, сговорчивый, - она была довольна. Но таила про себя, что ехать с молодыми в другой город не собирается, что так и будет жить среди своих, в этом же доме, в этом же квартале. Знать им было об этом необязательно. Пусть сначала поженятся, а она после свадьбы всё им скажет.
Нина, увидев платье, ахнула. В жизни она не видела подобной красоты! А примерила, и вовсе не могла глаз от себя оторвать: настоящая фея из сказки!
- Вот такой и должна быть невеста на свадьбе, - сказала дочери Мадалена. - Войдёшь в церковь под звуки органа, будто из земной жизни в рай небесный, и запомнишь этот день на всю жизнь. И тебя все запомнят, какой ты была красивой и счастливой. Как кто вспомнит, так добра и пожелает, и тебе новая капелька счастья перепадёт.
Нина слушала мать и улыбалась не без лукавства. Не слишком-то верила она во все эти приметы, но, видя в зеркале себя такой красивой, больше не возражала против венчания.

У Жозе Мануэла были свои проблемы. Он никак не мог найти сговорчивого священника, который обвенчал бы их как можно скорее. Священники относились к обряду венчания серьёзно, удивлялись легкомыслию молодёжи в таком важном вопросе, принимались объяснять, откуда взялся установленный порядок.
- Поначалу нужно в церковь походить, от грехов очиститься, исповедаться, - говорил Жозе Мануэлу старенький священник, первый, к которому он обратился. -  Молодежи всегда есть в чём покаяться. Скажешь, что никаких грехов не накопил?
Жозе Мануэл отрицательно замотал головой - никаких, мол.
- Не поверю! - улыбнулся священник. - Вот исповедаетесь вы, очиститесь от грехов былой жизни, примите причастие, и мы огласим в церкви помолвку. А потом уж через полгода и венчание назначим. За это время вы подумаете хорошенько, подходите ли друг другу, чувства свои проверите, подготовите себя к семейной жизни и войдёте в храм женихом и невестой.
Жозе Мануэл приуныл. Он и без того долго дожидался Нину, очень долго, и ждать ещё полгода был не намерен! За полгода Нина могла опять передумать. А если не передумать, то забеременеть. Мадалена ему бы не простила этого. Словом, полгода отсрочки Жозе Мануэла никак не устраивали. Со следующим священником он начал разговор по-иному.
- Отец мой, я хотел бы пожертвовать вашему приходу изрядную сумму денег на сирот, - сообщил он.
- Благая мысль, сын мой, - добродушно отозвался священник и выжидательно посмотрел на гостя. По опыту он знал, что ни один дар от прихожанина не бывает бескорыстным. А этот молодой человек и прихожанином его не был, совершенно неизвестный пришелец со стороны.
- Я хотел бы попросить вас обвенчать меня с моей невестой, - продолжил Жозе Мануэл. - Мы с ней не часто в церковь ходим, но к семейным узам относимся очень серьёзно, поэтому не хотим ограничиться гражданским браком.
- Похвально, сын мой, похвально, а есть какие-нибудь основания торопиться? - священник проницательно посмотрел на молодого человека.
- Никаких, кроме нетерпеливого желания молодости быть вместе, - отозвался Жозе Мануэл. - Я так долго ждал её, - жалобно прибавил он, и священник невольно улыбнулся его искренней непосредственности. Молодой человек внушал ему симпатию.
- Ну что ж, если бумаги у вас в порядке, то я исповедую вас и обвенчаю без предварительного оглашения, - согласился священник.
Жозе Мануэл полетел как на крыльях к Нине.
- Исповедоваться? Ни за что! - заявила она. - Мои грехи - это мои грехи, и я не хочу в них каяться.
Жозе Мануэл схватился за голову.
- Но ты понимаешь, что без исповеди нас не обвенчает ни один священник? - упавшим голосом спросил он.
- Значит, не будем венчаться, - твёрдо ответила Нина.
- И что дальше? А дети? На них будут смотреть, как на незаконнорожденных. Ты этого хочешь? - вконец отчаявшись, спросил жених.
- Что ты такое говоришь? - Нина возмущённо посмотрела на него. - Какие глупости! Детей мы будем крестить, и никто нам слова не скажет. Я хочу, чтобы всё было по совести, а не потому, что так принято, - стояла на своём Нина. - Или ты со мной не согласен?
- Не согласен, - упрямо заявил Жозе Мануэл. Он понял, что настал решительный момент: если сейчас он не убедит Нину, то свадьбы не будет, помолился про себя и торжественно произнёс: - Я хочу, чтобы Бог благословил наш брак, наших детей. Чтобы соединил нас и для земной жизни, и для небесной. Я не хочу расставаться с тобой никогда!
Он говорил, и в его голосе звучала такая страсть, такая убеждённость, что Нина не могла остаться к его словам безразличной.
- Я буду рад покаяться во всех своих грехах, - продолжал Жозе Мануэл. - Вступая с тобой в брак, я хочу быть совершенно чистым.
- Не знаю, в каких грехах будешь каяться ты, - заговорила Нина, почувствовав, что в ней вновь поднимается возмущение, - но мне-то придётся каяться в том, что я полюбила тебя! Наша любовь и есть грех в глазах церкви! А я так не считаю! Теперь ты можешь меня понять?
- Глупышка моя! - Жозе Мануэл крепко обнял Нину. - Какой на нас грех, если мы решили пожениться и всегда быть вместе? Мне кажется, ты у меня просто святая, поэтому мне непонятно, с чего ты вдруг исповеди испугалась?
Нина задумалась: действительно, с чего? И чем больше она думала, тем меньше себя понимала.
- Я, наверное, испугалась, потому что никогда не исповедовалась, - призналась она. - Испугалась, что священник меня осудит.
- А чего ему тебя осуждать? - удивился Жозе Мануэл. - Он тебя благословит. Может, ты себя не можешь простить? Может, считаешь себя греховной и недостойной счастья? Скажи, моя радость! Скажи!
Нина опять задумалась. И вынуждена была признать, что и в самом деле что-то подобное чувствует.
- Бедняжка моя! А на вид, такая в себе уверенная! Неужели ты не веришь, что я всерьёз тебя люблю? А я люблю! И мы будем с тобой счастливы! Поверь! - Жозе Мануэл рассмеялся. - Ты меня успокоила. Теперь я понял, почему ты от меня бегала. Но я тебя поймал. И больше не отпущу.
Потом он посмотрел на неё и сказал:
- Ты видишь, мне ты уже исповедалась, и тебе это пошло на пользу. А если ты исповедаешься священнику, то он успокоит твои страхи и твою душу ещё лучше.
- Нет, не успокоит, тебя я люблю, а священника... - и они оба расхохотались. Вопрос с венчанием и исповедью был решён.
Жозе Мануэл, поцеловав невесту, отправился договариваться о венчании. Наконец-то был определён день свадьбы, и о нём Жозе Мануэл поторопился сообщить матери.

Отредактировано juliana19801 (05.08.2017 01:04)

Глава 27

Следователь Омеру получил результат экспертизы. Выстрел был сделан из ружья системы винчестер. Это было уже кое-что, но вот если бы он нашёл и гильзу, то тогда точно знал бы, из какого именно ружья стреляли, и мог бы найти хозяина. Омеру просто мечтал ещё раз обследовать место преступления, осмотреть каждый сантиметр крыши, откуда был сделан выстрел, расспросить каждого, кто имел отношение к убитому. Ему вдруг показалось, что у него опять появился шанс, и он сможет найти убийцу, который пока ещё ходит на свободе.
«Прошло время. Я вновь опрошу свидетелей, сравню их показания, - говорил он сам себе. - Не исключено, что появится дополнительная информация, которая поможет опознать преступника».
Омеру был человеком упорным и любил доводить дело до конца. Он отправился на фазенду с твёрдым убеждением, что на этот раз убийце от него не уйти.
Появление следователя мигом взбудоражило обе фазенды. Все напряглись, забеспокоились. Пока комиссар Омеру обследовал крыши амбаров и вновь производил замеры, готовясь к новым допросам, Франсиска побежала к сыну узнать, хорошо ли спрятал своё ружьё Маурисиу.
- Может, ты меня подозреваешь в убийстве? - возмущённо вскинулся он.
- Сказать по чести, у нас с Беатрисой были такие мысли, - призналась она, - но потом мы поняли, что такого быть не может.
- И правильно поняли, - буркнул Маурисиу.
Нельзя сказать, чтобы он не занервничал. Но после того, как он выстроил для себя мощную систему защиты, сумел вытеснить чувство вины и ощутил себя хранителем родового наследия, он почувствовал себя гораздо спокойнее и увереннее. У него появилась броня, которой он защищался от своих страхов. По временам ему казалось, что он вообще вне досягаемости. Ни один человек не мог до него дотянуться. Будто бы ледяной холод охватывал его, и он становился всеобщим судьёй. Вот и сейчас он заговорил тоном судьи с Франсиской.
- А вот мои подозрения на твой счёт так быстро не рассеешь, - прибавил он и вызывающе посмотрел на мать.
- Что ты имеешь в виду? Что я убийца сеньора Мартино? - Франсиска уже стиснула зубы, как бывало всегда, когда она приходила в ярость.
- Я имею в виду твои шашни с Фариной, - отрезал сын. - Ты опять каталась на машине с проклятым итальяшкой!
- Если катанием на машине называется поездка к нотариусу для оформления документов, то я накаталась досыта! - повысила голос Франсиска. - И потом, какое ты имеешь право вмешиваться в мои дела, контролировать меня и разговаривать таким тоном?
- Право наследника! - дерзко отвечал Маурисиу, тоже переходя на повышенные тона. - Я слежу, чтобы ты не пустила наше общее достояние на ветер, не отдала его в чужие руки. Оно должно достаться моим детям и детям Беатрисы, и никому больше!
- Надеюсь, что хотя бы вдовью часть ты за мной сохранишь? - с издёвкой осведомилась Франсиска.
- С единственным условием: ты должна написать завещание в нашу пользу, - отозвался Маурисиу.
- А если я этого не сделаю? - поинтересовалась Франсиска. - Как ты знаешь, пока ещё всё находится в моих руках.
- В твоих интересах это сделать, - произнёс Маурисиу так зловеще, что у Франсиски сжалось сердце, и она невольно подумала, а не рано ли отказалась от своих подозрений, - иначе ты об этом пожалеешь!
С этими словами Маурисиу вскочил и побежал к двери. Он чувствовал, что его вновь вздымает тёмная волна гнева, которая может смести всё на своём пути. Пока она ещё не завладела им целиком, он поторопился уйти из комнаты.
Франсиска села на стул и перекрестилась. В последнее время Маурисиу часто пугал её своими странными словами и поступками, и она всё чаще думала, что ему бы надо было обратиться к врачу, подлечить нервы.
Он стал невыносим, - подвела она итог своим размышлениям, немного успокоившись. - Не стоит его слушать.
А размышляла она о своей поездке в город с Фариной. Франсиска не могла отказать сыну в интуиции, он правильно почувствовал, что с каждым днём она и Фарина становятся всё ближе. Не ошибался он и в том, что Фарина был из тех мужчин, которые не довольствуются малым. Придёт день, и Фарина потребует Франсиску всю целиком, потребует тогда, когда она готова будет ему покориться. И Франсиска чувствовала, что день этот не так уж далёк... Но её сын не понимал другого: Фарина хотел стать господином своенравной и строптивой женщины, а не хозяином обширной и богатой фазенды. Франсиска в этом не ошибалась. Любая женщина знает, добиваются её или её богатства. Фарина добивался её.
А вот что касается богатства, то Франсиска всё чаще думала о разделе. Она готова была передать обширное хозяйство в руки детям, а сама потихоньку склонялась к мысли, что могла бы тихо и мирно жить с Фариной. Ей уже странно было вспоминать те времена, когда она со страстью добивалась соседней фазенды. Когда-то владение ею казалось для Франсиски смыслом жизни. Теперь она видела смысл жизни совсем в другом. Съездив в город, они оформили совместную собственность на неоплаченную Мартино долю фазенды. Ей была приятна эта совместная собственность, она ещё теснее сближала Франсиску с Фариной. Бывшие враги мало-помалу становились её друзьями. Правда, друзьям предстояло выплатить ей кое-какие долги, но Винченцо клятвенно пообещал, что будет расплачиваться до последнего зёрнышка кофе. Франсиска успела убедиться в честности Винченцо, и была спокойна на этот счёт. Волновало её совсем другое. Она не знала, как поступить с сокровищами, которые ей оставил Марсилиу. Чаще всего она склонялась к мысли, что владеть ими должна Беатриса. Во-первых, потому что она, и только она была дочерью Марсилиу. Хотя нужно отдать должное покойному мужу, её сына он любил не меньше их общей дочери. Но Маурисиу оказался неуравновешенным неврастеником, а у Беатрисы была трезвая голова и доброе сердце. Смущал Франсиску только будущий муж Беатрисы, Марселло, который был ей не парой. Если бы не Марселло, Франсиска отдала бы всё богатства дочери хоть завтра. Ну, разумеется, не всё, а большую часть...
Занятая мыслями о распределении наследства, Франсиска не обратила внимания, что коляска следователя уже въехала во двор. Зато Маурисиу и все остальные обитатели усадьбы очень обеспокоились.
Омеру вышел из коляски, попросил доложить о себе Франсиске и сообщил ей, что хотел бы ещё раз побеседовать с членами её семьи, а также с пастухами.
- А вы нашли новые улики? - поинтересовалась она.
- Да, у меня есть кое-какие любопытные сведения, - осторожно сообщил комиссар.
Весть о новых сведениях тут же облетела усадьбу.
Форро, как только узнал, что комиссар Омеру снова собирается всех допрашивать, впал в мрачность.
- Чёрт вас ввязал в эту дурацкую историю, - сетовал он, говоря с Зангоном. - Не трогали бы итальянца, не знали бы никакой беды! Спасая ваши глупые головы, я отдал следователю пули. И кто там теперь знает, что он надумал? Мне-то кажется, что он непременно хочет засадить кого-то из нас в тюрьму. Я не удивлюсь, если заказчик убийства вновь и вновь платит ему деньги за то, чтобы он нашёл липового убийцу и посадил беднягу отбывать срок. А засудить легче всего меня, как-никак я уже побывал в тюряге.
- И что ты предлагаешь? Может, нужно было уйти отсюда подальше вместе с Зекинью? Ты хочешь уйти, да? - Зангон посмотрел на Форро.
- Хочу! - ответил Форро. - А ты? Чего ты хочешь?
- Я хочу остаться, - со вздохом ответил Зангон. - Я же знаю, что вины за мной нет. Бояться мне нечего...
- Вины нет и за мной, - огрызнулся Форро, - но кто на это посмотрит, когда понадобится виноватый?
По правде говоря, и Зангону, и Форро нечего было делать на этой фазенде. Трижды прав был Зекинью, когда уехал, не дожидаясь следователя. Они привыкли возиться со скотом, а не с землей, и им давно пора было двигаться дальше. Но Зангону трудно было уйти, потому что у него появилась особая причина. Он хотел и не мог оставить фазенду.
Жулия! Её тёмные глаза, гибкая фигурка, весёлый спокойный голос приковали к себе сердце Зангона. На его пути встречалось немало женщин, они влюблялись в него, он тоже влюблялся, но дорога всегда оставалась для него главной возлюбленной. Зангон всегда легко уходил и легко прощался. Но на этот раз всё было по-другому. Зангон удивлялся сам себе: он и помыслить не мог о том, что уйдёт отсюда навсегда и никогда больше не увидит Жулию. Для того чтобы уйти, ему нужно было хотя бы заручиться её расположением, увериться в её симпатии. И он всячески ухаживал за девушкой, добиваясь ласкового слова, поцелуя, но Жулия только посмеивалась.
- Не уеду, пока она не меня не поцелует! - поклялся сам себе Зангон.
Приезд следователя показался Зангону удачным поводом для того, чтобы выяснить отношение к нему Жулии. Ему было важно узнать, обеспокоится ли она за его судьбу, огорчится ли, если он соберётся уезжать. И он стал вслух размышлять об уходе: почему бы и в самом деле не последовать примеру Зекинью и не отправиться куда подальше?
В ожидании следователя они говорили об этом с Форро, но обеспокоили своими намерениями не Жулию. которая, хоть и слышала их, но словно бы пропустила все слова мимо ушей, а старую Риту.
Если вы сбежите, то навлечёте на себя ненужные подозрения, - остерегла она молодых людей. - Не смей делать такой глупости, сынок! - Рита встревоженно смотрела на Форро, который ей казался вернувшимся с того света Арсидесом и которого на этот раз она собиралась уберечь от смерти. - Вот увидишь, вашего ухода будет достаточно, чтобы комиссар пустился по вашему следу, считая вас преступниками, - продолжала старуха.
- Если догонит, то убедится, что мы ими не являемся, - отозвался Форро.
- Нет, сидите спокойно на месте, нечего суетиться и бегать, - распорядилась Рита. - Не надо отвлекать комиссара от дела. Может, он и найдёт убийцу, если не будет пускаться по ложным следам.
Приятели переглянулись: неужели старуха кого-то подозревает? Может, она знает, кто убил?
Форро передёрнул плечами, он хотел одного: быть как можно дальше от этой истории. Кто бы знал, как он сожалел, что вмешался в неё! Его увлекла проклятая жажда мести. Он мечтал отомстить своим приятелям-предателям, поиздеваться над ними, попугать их. Но потом, сам же, пожалел их и простил. Если они и были перед ним виноваты, то объяснялось это лишь их недомыслием и молодостью, но никак не злым умыслом.

Комиссар сидел в гостиной и размышлял, с кого на этот раз ему лучше начать допрос. Он внимательнейшим образом обследовал место, откуда был произведён выстрел. Но, к сожалению, никаких гильз не нашёл. Дополнительных улик тоже. И вот теперь сидел в гостиной доны Франсиски и беседовал с хозяйкой, кто и при каких обстоятельствах мог бы убить приезжего итальянца.
Франсиска отделывалась односложными ответами, всем своим видом показывая, что не будет вмешиваться в то, что её никак не касается.
- На фазенде не было чужаков до тех пор, пока эти двое не принесли тело сеньора Мартино, - обронила она. - Потом появился Форро...
В самом деле, какое отношение Франсиска имела к произошедшему? Она, как могла, старалась от него отстраниться.
- У Форро уголовное прошлое, - сообщил следователь. - Когда его выпустили, у него не было оружия. Но ружьё легко достать, он мог его спрятать в кустах...
Маурисиу, тут же предложил Омеру своих работников, чтобы они прочесали местность.
Омеру усмехнулся: прошло слишком много времени. Преступник давно спрятал оружие. И, разумеется, не в кустах.
Маурисиу разгорячился. О Мартино он отозвался очень резко: дрянь был человек!
Комиссар поинтересовался, с чего вдруг возникло такое мнение.
- Да все знали, что он - фашист, он своих взглядов не скрывал, и многих вокруг считал неполноценными, - объяснил Маурисиу.
- Вы считаете, что он мог обидеть кого-нибудь из тех пареньков, которые потом принесли его труп в имение? - задал вопрос комиссар.
- Запросто, - уверенно заявил Маурисиу. - Например, Зекинью. Кстати, он тут появился ненадолго, о чем-то побеседовал с приятелями и сразу уехал в неизвестном направлении.
- Неужели? - огорчился Омеру. - А я ведь просил их задержать этого парня здесь, если он вдруг сюда заявится! Форро и Зангон тоже уехали?
- На месте, - тут же отозвался Маурисиу.
- Надо будет с ними побеседовать.
- Но я-то думаю, они не причём, они парни простые, бесхитростные, - высказал своё мнение Маурисиу. - Мне кажется, что дело здесь в больших деньгах, и скорее сеньор Фарина может иметь к этому отношение. Он принял такое деятельное участие в делах молодой вдовушки!..
Глаза Маурисиу вспыхнули недобрым огнём при одном только упоминании имени Фарины. Он был рад поквитаться с новым претендентом на руку и сердце матери, и теперь делал всё, чтобы убедить Омеру в виновности Фарины.
- Да, с ним я ещё буду говорить, - кивнул головой Омеру. - Но больше всего страстей бушует в вас, сеньор Маурисиу, - усмехнулся он. - И, мне кажется, весьма опасных. Я установил, из какого оружия убили сеньора Мартино. Винчестер тридцать восьмого калибра. Надеюсь, у вас в доме такого оружия нет?
- Конечно, нет. Я вообще не умею обращаться с оружием. Разве что в детстве у меня были игрушечные пистолетики. И потом, вы же знаете, комиссар, если собака лает, то не кусается, а в тихом омуте черти водятся, - отговорился народной мудростью Маурисиу. - Что же касается страстей, то фашистов, я думаю, и вы не любите.
Что правда, то правда, комиссар Омеру не любил фашистов.
- Во вкусах мы с вами, сеньор Маурисиу, сходимся, - признал он, и Маурисиу вздохнул с облегчением, а то ему уже было показалось, что на него повеяло ледяным дыханием расплаты за содеянное.
- Был бы здесь Зекинью, он, наверное, ещё что-нибудь припомнил бы, - повторил Маурисиу, отводя от себя подозрения.

Подозрения следователя он отвёл, зато возбудил подозрения матери. Франсиска была в ужасе, услышав, что Мартино убили из винчестера тридцать восьмого калибра.
- Это же ружьё Марсилиу, - проговорила она, когда они остались с сыном наедине. - Ты стреляешь из него с детства!
- И что? - огрызнулся Маурисиу. - Другого такого на свете нет? Или ты хочешь отнести ружьё сеньору Омеру и узнать, не из него ли сделан выстрел?
Маурисиу вызывающе смотрел на мать, и Франсиска подошла к нему, желая приласкать, успокоить, поняв, что явно хватила через край в своих страхах и подозрениях.
- Я хочу спрятать наше ружьё так, чтобы его не отыскал ни один следователь, - ответила она и поцеловала сына.
Но Маурисиу отшатнулся от неё, словно материнский поцелуй был напитан смертельным ядом.
«Нет, он не в себе, - ещё раз убедилась Франсиска. - С ним произошло что-то непоправимое!»

Следователь поговорил с Форро, и тот повторил слово в слово всё, что показывал в прошлый раз, убедив Омеру в том, что не лгал ему. Впрочем, Омеру и без того знал, что отсидевшие вовсе не хотят попасть обратно в тюрьму, кроме самых отпетых и озлобленных, но Форро, по всей видимости, был не из таких. Омеру в первую очередь расспрашивал Форро о Зекинью, который, вполне вероятно, мог быть свидетелем убийства и поэтому, опять куда-то бесследно исчез, будто растворился в воздухе. А может, он и есть убийца?
- Нет, Зекинью никого не убивал, - твёрдо ответил Форро. - А куда он опять умчался, я не знаю.
Зангон тоже не рассказал ничего нового.
Этих двух Омеру ещё в прошлый раз исключил из следствия, а вот Зекинью... Какие такие неотложные дела заставили его уехать?
Каково же было удивление следователя, когда на следующий день на фазенде появился Зекинью.
- Слухом земля полнится, - усмехнулся он. - Я узнал, что вы приехали, и подумал, а вдруг понадоблюсь?
Тень подозрения, которую навлекло на молодого человека его необдуманное бегство, рассеялась. И всё-таки следователь основательно побеседовал с ним. Кто знает, а вдруг кто-то из обитателей двух фазенд заказал ему убийство? Или фашист Мартино так оскорбил паренька, что тот не выдержал и схватился за ружьё? Первый вопрос Омеру был, естественно, о мотивах отъезда.
- Ездил укрощать бычков, - широко улыбнулся парень. - Меня тут многие знают, я по этому делу специалист! Если хотите, поедемте со мной, поговорите с тамошним хозяином.
- А каким оружием вы обычно пользуетесь? - продолжал свои расспросы Омеру.
- Никаким не пользуюсь. Моё оружие - это лассо и умение скакать на лошади.
- А когда вы познакомились с сеньором Маурисиу?
- Когда принесли убитого на фазенду. Он попросил нас тут задержаться, очевидно, предположив, что будет следствие, и мы сможем дать показания. Мы остались и даём показания.
Омеру кивнул, он и раньше понимал, что трое ребят были причастны только к последствиям преступления, но никак не к самому убийству, однако считал своим долгом ещё раз убедиться в этом.
- Можете возвращаться к своим бычкам, - сказал он. - Вы вне подозрений.

У Фарины беспокойств по поводу следователя было куда больше. Ему очень не хотелось, чтобы из-за вновь возникших подозрений банковский счёт Марии был снова арестован. Он приложил так много усилий, чтобы она, наконец, получила доступ к собственным деньгам, поэтому, подозрения следователя были для него тяжелы и оскорбительны.
Винченцо и Констанция старались всячески его успокоить. Они хотели сами поговорить со следователем, но Фарина покачал головой.
- Это только усилит его подозрения. Я выдержу этот разговор. Но мне он неприятен до крайности.
Омеру видел, что Фарина нервничает, и невольно начинал давить на него, считая, что дыма без огня не бывает.
- Я сто раз говорил вам, что не убивал сам и не нанимал убийцу, - чуть ли не закричал на следователя Фарина.
- Зачем же так волноваться? - удивился Омеру. - Я же не собираюсь вас арестовывать. У меня нет против вас никаких улик.
- Но зато у вас есть возможность мотать мне нервы, - раздражённо отвечал Фарина. - Вы видите, что я не спокоен, и раздражаете меня ещё больше. Вы бы тоже нервничали, комиссар, если бы оказались в положении без вины виноватого!
- Хорошо, допустим, что вы вне подозрений. А жена Мартино, она не могла нанять убийц для своего мужа? - спросил следователь. - Может, у неё были основания желать его смерти?
- Для того чтобы высказывать такие обвинения, нужно иметь хоть какие-то основания. А безупречная репутация жены сеньора Мартино не даёт их. Я сам хлопотал за неё в банке, помогая ей получить наследство. И мне там поверили! А вам моего поручительства недостаточно?
В глазах Фарины пылал праведный гнев, он был оскорблён недостойными подозрениями следователя. Ещё немного, и он вызвал бы его на дуэль.
- Это моя профессия, - примирительно сказал Омеру, - не стоит всё принимать так близко к сердцу. Вероятно, вы правы, вашего компаньона настигло возмездие из Италии. Очевидно, следует ходатайствовать, чтобы дело закрыли.
- И совершенно правильно, - подхватил Винченцо, - а то мой друг Фарина места себе не находит. Нам всем очень жаль, что произошло это убийство, а тут ещё такие ужасные подозрения!.. - Винченцо сокрушённо покачал головой.
- Прошу к столу! - позвала мужчин Констанция. - Не откажите в любезности, отобедайте с нами, - обратилась она к комиссару Омеру.
- Я с удовольствием, - сказал он. - Эх, если бы найти хоть след того человека, который был свидетелем убийства!
- Я бы и сам с удовольствием прочесал все окрестности, - сказал Винченцо, - да возраст уже не тот. Но должен сказать, что никаких чужих людей на фазенде у нас не было. И у сеньора Мартино тут не было недоброжелателей.
- Поэтому я и говорю, что мы в тупике, - вздохнул Омеру.
- Не мы, а вы в тупике, - желчно уточнил Фарина.
Как ни неприятно это было комиссару, но он вынужден был признать, что, по крайней мере, на данном этапе следствие бессильно отыскать убийцу. С этим выводом Омеру и уехал в город.

Отредактировано juliana19801 (05.08.2017 01:13)

Глава 29

Уже не первую неделю Маркус пребывал в смятении и растерянности. А началось всё с церемонии вручения дипломов. Как он готовился к этой церемонии! Будущее представлялось таким ясным, таким счастливым! Он написал благодарственную речь факультету от выпускников и называл университет последним оплотом демократии. Речь его одобрил даже ректор, хотя Маркус опасался, что он вмешается и вычеркнет самые патетические пассажи. А ректор не только понял настроения молодежи, но и посочувствовал им. Все завидовали Маркусу, который будет произносить свою замечательную речь. Но Маркус передал эту честь Рафаэлу.
- Мне достаточно того, что я написал её, выразил наши чувства, - скромно сказал он, - а ты огласи их, пожалуйста, вслух.
Рафаэл почувствовал себя польщённым, ему было приятно предложение Маркуса, но для порядка он некоторое время отказывался.
- Интересно, почему ты сам-то не хочешь выступить? - спрашивал он.
- У меня другие планы, - отвечал Маркус. - На церемонию вручения я войду под руку с любимой женщиной!
Маркус произнёс вслух эту высокопарную фразу, чтобы поддержать собственную решимость поступить так, как когда-то обещал. А обещал он Жустини, что поведёт её на церемонию вручения дипломов. Было это давным-давно, с тех пор в его жизнь вошла Эулалия, девушка с медовыми устами, и он хотел бы остаться с ней навсегда. Но он не мог представить, как скажет Жустини о разрыве. И чем меньше любви оставалось в его сердце, тем внимательнее он следил за внешними проявлениями этой любви. Именно поэтому он и решил повести Жустини на церемонию, пусть все увидят, как он её уважает. Пусть и она убедится, что он относится к ней всерьёз.
Многих приятелей Маркуса шокировало его решение.
- Конечно, это твоё дело, старина, - говорили ему, но никто бы из нас не стал появляться на людях под руку с публичной девкой. К чему такой эпатаж? Это может дорого тебе обойтись, когда ты будешь устраиваться на работу.
Маркус молчал в ответ. Он и сам всё прекрасно понимал, но почему-то именно этот поступок вменил себе в долг. Что руководило им? Может быть, он подсознателъно надеялся, что Жустини оценит его великодушие и столь же великодушно отпустит его на свободу, сама поняв, почувствовав, что не пара ему, что может погубить жизнь молодого человека? Вполне возможно. Но сам Маркус не формулировал этого желания, он просто действовал.
Жустини была наверху блаженства. Своё присутствие на церемонии она расценила как заслуженное торжество любви, которая преодолела все препятствия, как своё возвращение в порядочное общество. Она прекрасно помнила, как отец Маркуса - царство ему небесное! - дал изрядную сумму денег, лишь бы она оставила сына в покое. Благодаря этим деньгам она смогла из подневольной рабыни превратиться в хозяйку заведения и сохранить Маркуса. Если они любят друг друга, то, какое значение могут иметь какие-то условности? Разумеется, если они поженятся, то она оставит бордель, они переселятся в другой город, и кто будет знать о её прошлом? К тому же, она поднакопила изрядную сумму денег, и они весьма пригодятся Маркусу при устройстве.
Так рассуждала Жустини и была по-своему права. Всеми своими мечтами и планами она делилась с Малу. А та выслушивала хозяйку и покачивала головой. На Маркуса она смотрела не глазами влюблённой Жустини и замечала многое, чего не замечала та. Малу прекрасно  помнила красавицу испанку и не сомневалась, что Маркус вычеркнул её из своей жизни. Она помнила и кафе, и кино, где они встречали Маркуса с этой красивой девушкой. Жустини в своей эйфории после университетского бала успела забыть об этом. Но Малу не забыла. А поскольку Жустини относилась к Маркусу всерьёз и питала в отношении него самые серьёзные надежды, Малу решила раз и навсегда разделаться с соперницей Жустини.
Она всегда делала то, что задумала. Зная имя красотки и её адрес, она отправила ей письмо, в котором сообщила, что у Маркуса есть возлюбленная, они давным-давно живут вместе, и если Эулалия хочет с ней познакомиться, то может сделать это по такому-то адресу. Малу была уверена, что такая гордая девушка, как эта испанка, не сможет простить человеку, в которого влюблена, связи с проституткой.
Она была недалека от истины. Эулалия получила письмо, и у неё началась истерика. Она так рыдала, что испуганная Соледад готова была бежать за врачом, опасаясь, что у дочери разорвётся сердце. Ни на какие вопросы матери Эулалия отвечать не пожелала, но рыдания так и рвались из её груди. Плакала она долго, но когда успокоилась, то Соледад увидела перед собой не жалкую обиженную лань, а молчаливую, затаившую гнев тигрицу, и невольно перекрестилась.
Малу ошиблась в одном: она не знала, сколько поражений уже было на счету Эулалии и какое место занял в её сердце Маркус. Эулалия не собиралась потерпеть очередное фиаско. Она приготовилась сражаться не на жизнь, а на смерть. Узнав, что ей предлагают посетить бордель для знакомства с возлюбленной Маркуса, она, прежде всего, решила переговорить с возлюбленным.
- Как мне это понимать? - спросила она, протянув ему анонимное письмо.
Маркус прочитал его и изменился в лице.
- Надеюсь, ты поняла, что в нём нет ни слова правды? - спросил он.
- Ты хочешь сказать, что оболгали твою возлюбленную Жустини? - спросила Эулалия, сверля его своими чёрными глазами.
-У меня нет никаких возлюбленных, кроме тебя, - ответил Маркус. - Это скверная шутка моих университетских приятелей. Я разберусь, кто посмел так пошутить, и он мне дорого заплатит за это.
Услышав такие слова, Эулалия сразу им поверила. Да, да, как же это она сразу не сообразила, что подобное письмо может быть только скверной шуткой? Но сдаться сразу она тоже не могла. Она должна была выяснить всё до конца!
- Здесь указан адрес, - продолжала она. - Поедем туда вместе, я хочу в самом деле познакомится с Жустини.
- И погубить свою репутацию навсегда? Тот, кто написал это письмо, хотел беды не только мне, но и тебе. Ты можешь представить, что будет, если ты поедешь в бордель? Ты, чистая, прекрасная, порядочная девушка войдёшь в зловонное пристанище порока! Даже мужчины, которые ходят туда, считаются испорченными. Тот, кто написал это письмо, не подозревал, что ты окажешься до такой степени ревнивой. Иначе он дал бы другой, более невинный адрес!
Слушая Маркуса, Эулалия успокаивалась. Она уже винила себя за нелепые подозрения. Как ей навредили прошлые несчастья! Она сделалась глупой и подозрительной! Ещё секунда, и она рассмеялась бы. Но... не рассмеялась. Какой-то червячок сосал её сердце. Что-то подсказывало ей, что не всё обстоит так безоблачно, как говорит Маркус и как ей самой хотелось бы.
- Нет на свете никакой Жустини, поняла? - завершил свои рассуждения Маркус. - Есть только ты  и твои медовые губы!
Эулалия не противилась поцелую. Ей так хотелось опять оказаться в мире, где все обходятся без лжи, где можно без опаски доверять человеку, с которым познакомилась в трамвае...

Простившись с Эулалией, Маркус быстро зашагал по улице. Губы у него побелели от ярости. Если бы Жустини оказалась перед ним, он стёр бы её в порошек.
- А я-то щадил её! – повторял он.- А она оказалась девкой! Подлой, мелкой продажной девкой! Ей нужно было всё изгадить – себя, меня, нашу с ней любовь, а заодно и Эулалию!
Когда Маркус добрался до борделя, то уже несколько успокоился, но всё-таки лицо у него было таким страшным, что Жустини стало не по себе.
- Что случилось? - спросила она.
- Ты написала письмо, - ответил он. - Если бы ты была мужчиной, я бы за это письмо убил тебя. Благодаря ему, я узнал, что ты всего-навсего продажная девка, и мне стыдно, что я тебя когда-то любил.
Жустини молчала.
- Письмо написала я, - выступила вперёд Малу, которая стояла рядом и слышала слова Маркуса. - Да, я - продажная девка, и не выдаю себя за другую. Зарабатываю свой хлеб, как могу, спасибо, есть охотники. А вот почему порядочные мужчины трусят, врут и малодушничают, это¬го я не знаю, но хотела бы знать!
- Бордель, он и есть бордель, - в ярости огрызнулся Маркус, оглянувшись на Малу, которая стояла подбоченившись и с презрением смотрела на молодого человека.
- Забери меня из борделя, Маркус, - проговорила Жустини.
Теперь пришёл черёд молчать Маркусу, и он молчал. Тяжело, каменно молчал.
Жустини всё поняла. И словно бы оледенела. Превратилась в статую.
- Ну, тогда уходи, - с трудом разомкнув губы, произнесла она. - Иди к своей девственнице!
Маркус повернулся и вышел. С тех пор он так и не нашёл покоя. Тревога, смута, растерянность царили в его душе. Как в спасительный омут кинулся он в водоворот свадебных хлопот, помогая Жозе Мануэлу: нанимал музыкантов, расставлял во дворе столы, а сам никак не мог примириться с произошедшим. Всё причиняло ему боль - мысли о Жустини, мысли об Эулалии, и о самом себе тоже.
Но в таких случаях лучше думать о других. О Жозе Мануэле, который женится. О Марии, которую он, Маркус, приведёт на эту свадьбу, чтобы её утешить.

Эулалия, вернувшись домой, сожгла письмо.
- Пусть вместе с ним горит и та, что его написала, - произнесла она, глядя, как корчится в огне бумага. - Но если эта Жустини существует, я выцарапаю ей глаза!
Соледад, поглядев на свою красавицу, подумала, что дочь её стала за это время взрослой женщиной. И пожелала от души, чтобы сердечные волнения Эулалии разрешились как можно благополучнее, чтобы она вышла замуж и стала им настоящей помощницей. Им с отцом не помешала бы молодая деятельная энергия Эуалалии. Они с Маноло мечтали о расширении фабрики, и Маноло отправился и провинцию продавать их маленький домик - единственное достояние, которое у них было. Соледад понимала необходимость этого, но глаза у неё были на мокром месте, так много было связано с этим дорогим для неё местом. Расплакалась о родном гнезде и Эулалия. Крепко обнявшись, две женщины плакали о безмятежном прошлом, боясь неизвестности, которую сулило им будущее.

Отредактировано juliana19801 (05.08.2017 02:07)

Глава 31

На площади перед церковью понемногу собирался народ. До венчания ещё оставалось с полчаса, а то и больше. В убранную цветами церковь никто не входил. Ждали жениха и невесту. Дженаро, который пришёл на площадь под руку с Мариузой, был охвачен невольным волнением. Только в Чивите были когда-то такие многолюдные празднества. Сердце его сжалось воспоминаниями о родной Италии, где он когда-то был счастлив. Как там его дом, как там родная могила?.. Печалила его и судьба сына, которая могла бы сложиться совсем по-иному, если бы не жестокость отца Марии, богача Джулиано. Он и сам был жесток с Тони. И теперь сожалел об этом.
Но сердце его оттаивало, когда он смотрел на счастливое лицо Мариузы и улыбающиеся, полные приятного ожидания лица гостей. Их радостное возбуждение постепенно передавалось и ему, и он тоже начинал надеяться на лучшее.
Первым приехал жених, вышел из коляски и подал руку осанистой женщине, помогая ей выйти. Дженаро с Мариузой подошли к ним, чтобы познакомиться с матерью жениха.
Антония была приятно удивлена благородным видом посажёного отца невесты. Узнав, что Дженаро - её родной дядя и вдобавок музыкант-виртуоз, она расположилась к нему ещё больше. Оказалось, что семья невесты совсем не так безнадёжна, как ей почудилось поначалу. Да и принаряженная толпа гостей выглядела куда привлекательнее, чем накануне, когда Антония видела этих людей озабоченными и будничными.
Дженаро выразил восхищение прозорливостью сеньоры Антонии.
- Вы могли бы противиться браку своего сына, - сказал он, - но вы с мудростью, свойственной женскому сердцу, благословили его, и поэтому можете надеяться на благие плоды - счастье детей и внуков.
Витиеватая речь итальянца понравилась Антонии, пришлись по сердцу и похвалы, тем более, тем менее были заслужены. Антония и в самом деле почувствовала себя мудрой устроительницей всеобщего счастья, и в качестве таковой стала излучать доброжелательность и благоволение.
Жозе Мануэл высматривал Нину. Его нетерпеливому сердцу минута казалась часом, ему мерещилось, что Нина уже опаздывает! Уже опоздала! Никогда не придёт! Он был в отчаянии. «Она поняла, что не сможет ужиться с моей матерью, - с ужасом думал он. - И решила не выходить за меня замуж!»
Именно в эту минуту и появилась Нина. Она была ослепительна в своём подвенечном платье, венке и фате. Дженаро с гордостью взял племянницу под руку, чтобы вести её в церковь, а Антония с неожиданной сердечностью, к большому изумлению Нины, поцеловала её.
«Жозе Мануэл лучше знает свою матушку, - подумала она. - Мне надо больше доверять будущему мужу».
Камилия и Тони встали за женихом, Мариуза и Дженаро за невестой, Мадалена и Антония уселись рядышком на первой скамейке, все остальные скамейки заполнили гости и любопытные, и венчание началось.
Спокойно и радостно отвечали на вопросы священника жених и невеста, любовно смотрели друг на друга, обещая вечную верность на земле и на небе.
И вдруг заминка! Кольца! Где кольца, символ верности, которые падре должен был надеть им на пальцы, скрепляя навечно их союз? Сердце Жозе Мануэла ухнуло вниз! Он же поручил всё Маркусу! Сам выбрал кольца и передал их ему в коробочке! Неужели этот вертопрах?..
Вертопрах всего только пошутил. Ему казалось это смешным - если он чуть помедлит, разыскивая кольца по карманам, сделает вид, что не находит их и, наконец, найдет.
Если бы не венчание, Жозе Мануэл прибил бы его за такие шутки! Но дальше, слава богу, всё шло как по маслу. Новоявленные муж и жена поцеловались, друзья и близкие прослезились, и вот уже молодая красивая пара рука об руку вышла из церкви.
Музыканты грянули марш. Развеселившийся народ заспешил за столы. Пир пошёл горой. Старики чинно вели разговоры за стаканом вина, а молодёжь, едва выпив по стакану вина за здоровье молодых и перекусив, отправилась танцевать.
Мадалена и Антония сидели рядышком уже и за столом, мирно беседуя и находя много точек соприкосновения, как-никак они обе были женщинами с большим жизненным опытом, любящими матерями, которые готовы были многим поступиться ради счастья детей. Они сидели, разговаривали, любовались танцующей молодёжью, которая плясала от души, с огоньком, со страстью.
Вместе со всеми со страстью отплясывала и Мария. Ей вдруг, стало жарко и весело, она танцевала с Маркусом, смотрела ему в глаза и чувствовала, что его взгляд зажигается ей в ответ. В жизни каждой женщины бывает миг, когда она чувствует себя всесильной. Именно такой, всесильной почувствовала себя и Мария. И на следующий танец пригласила Тони. Как она на него смотрела! Как льнула к нему и затем внезапно отстранялась! И Тони тянулся за ней, был готов откликнуться на каждое её движение. Мария ощутила, что он в её власти, и поддалась искушению, шепнув:
- После танца я уведу тебя! Навсегда!
Но слова не сблизили их, а разделили. Они подействовали на Тони как ледяная вода, они его отрезвили. Волшебная нить оборвалась. Мария поняла, что проиграла, но не пожелала сдаваться. Как могла она расстаться с ощущением всесилия?
Жозе Мануэл уловил страдающий взгляд Тони, и ринулся на помощь другу.
- Жениху нельзя отказывать, - произнёс он, подхватив Марию и продолжая с ней танцевать.
Мария враз поникла, дотанцевала танец и простилась с Жозе Мануэлом, поблагодарив его за чудесный праздник.
Жозе Мануэл после Марии подхватил Нину и увлёк её за собой.
- Пора бежать, - шепнул он ей.
И они сбежали.

Тони, вернувшись к Камилии, тоже предложил ей уйти. Камилия ревниво следила за танцем, понимая, что происходит что-то необычное.
- Кто эта женщина? - спросила она.
- Не знаю, кто её пригласил - жених или невеста, - промямлил Тони. - Пойдём домой, мне кажется, ты устала.
Камилия кивнула, она была рада уйти, чувствуя опасность.
- Почему-то мне знакома эта женщина, - завела она вновь разговор дома. - Я чувствую, что знаю её! - Она задумалась, словно ища в памяти лицо, которое дало бы ей ответ на заданный вопрос. И вдруг вскинула на Тони глаза. - Да! Я знаю её! И ты тоже прекрасно её знаешь, и поэтому скрываешь от меня, кто она!
Перед глазами Камилии вновь возникло лицо Девы Марии, вылепленной Тони. Тогда Камилия разбила ту статуэтку вдребезги и с той же яростью готова была уничтожить и оригинал.
- Это Мария! Твоя Мария, как ты её называл! - вскрикнула Камилия. - И не смей мне лгать! Я знаю, что это она!
Тони и не стал лгать.
- Да, это она, - признался он. - Ну и что? Ты же видишь, что я не с ней, а с тобой!
- Но ты побежишь к ней! Я это видела, я знаю! Может, ты уже был с ней и не раз! Где она живёт? Отвечай сейчас же!
Тони молчал, ему не хотелось лгать, но сказать правду он тоже не мог. Он не хотел разговоров, выматывающих душу Объяснений. Тони хотел, чтобы Камилия поняла одно: он дорожит ею не меньше, чем Марией. Может быть, пока не больше, но уже и не меньше. Ему хотелось, чтобы Камилия набралась терпения и не торопила его, потому что он должен был понять сам себя, своё отношение к прошлому и будущему.
Камилия перешла на крик:
- Ты не посмеешь этого! Не посмеешь никогда! Потому, что я жду от тебя ребёнка!
Новость настигла Тони как удар. Он не мог сказать, что почувствовал радость. Скорее у него возникло ощущение ловушки, в которую он снова попал. Ловушки, из которой ему не выбраться. Две женщины тянули его каждая к себе, каждая протягивала ему ребёнка, считая, что ребёнок завладеет его сердцем или возбудит чувство ответственности. Но Тони испытывал скорее ужас от того, что его жизненное пространство замкнётся навсегда, ограничится кругом семьи, за пределы которого ему не выйти. А его манило что-то ещё. Он и сам не мог понять, что именно. Ему необходимо было чувствовать себя свободным, и каждый, кто слишком энергично посягал на его свободу, становился его врагом. Дети в том числе. И вдруг Тони понял, что будет правильно, если он всё расскажет начистоту. Должна же понять это Камилия, ведь она ему жена, а иначе, кто же его поймёт?
- Успокойся, Камилия, - начал он. - Да, это Мария, она живёт в том же пансионе, что и мой отец.
- Так вот почему ты так часто ходил туда, а меня не хотел брать с собой? - с болью спросила она.
- Да, именно поэтому, - признался он. - Но лучше выслушай всё, не перебивая меня. Я буду с тобой совершенно откровенен.
И Тони рассказал, что сначала приехал Дженаро искать его. Потом Мария с мужем и ребёнком. Они встретились с Дженаро раньше и стали вместе искать Тони. Рассказал историю убийства мужа Марии, сообщил, что она теперь вдова.
Камилия и впрямь слушала его, не перебивая. И только когда он замолчал, подала голос:
- И что же ты собираешься делать? - спросила она.
- Не знаю, - честно признался Тони. - Пока ты должна знать одно: бросать я тебя не собираюсь.
- А её? - не удержалась от следующего вопроса Камилия.
- Не знаю, - снова повторил Тони.
«Ты многого добилась, - прозвучал в ушах Камилии голос матери, - наберись терпения, подожди ещё некоторое время». И у неё достало ума последовать материнскому совету. Она замолчала. Самое главное уже было сказано обоими, теперь им нужно было только ждать.

С матерью Камилия была откровеннее.
- Если эта Мария здесь появится, я выцарапаю ей глаза, - заявила она.
Весть о появлении Марии взволновала Ципору. Вечером они долго сидели с Эзекиелом и пытались понять, что же их ждёт в будущем.
- Я не верю, что они не видятся, - сказал Эзекиел. Помолчал и прибавил. - Но если он до сих пор с Камилией, и даже стал с ней ласковей, то значит, всё не так уж плохо. У нашей Камилии появился шанс остаться с мужем.
Ципора подумала и согласилась с Эзекиелом.