Строго говоря, никакой трагедии не произошло. Никто не умер, дом не сгорел, третьей мировой войны не случилось… Дети счастливы, работа – хорошо оплачиваемая, дом – полная чаша, няня – чистое золото, шмотки – зашибись, тачка – улет, вид – на миллион, проблем – нет. Ольга же не дура, она же понимает. В конце концов, что стряслось-то? Ну, встретила она Барышева. Ну, был короткий роман. Ну, закончился. И чего теперь? Вешаться? С тем же успехом она могла Барышева и не встретить никогда. До того, как она познакомилась с ним, его ведь в Ольгиной жизни не было, так? И что? Убивалась она, страдала? Да ничего подобного! Она счастлива была на все сто, ездила с детьми на каток, умасливала заказчиков, хвалила себя молодцом и баловала пироженкой со взбитыми сливками. Хорошо она жила без Барышева. Замечательно и прекрасно. Почему бы и теперь ей так не жить? Все ведь точно так же, как было тогда, до него: есть дети, работа, выходные, пироженки, новые туфли. Нет Барышева. Живи – не хочу. Но вот что-то не хочется. То есть совсем ничего. Ни работать, ни пирожных, ни туфель новых… Даже в музей с детьми в выходные… Ну, не то что прям уж все поперек горла. Но глаз не горит, и радость от совместных выходных с детьми подтускнела. Как будто не хватает чего-то. Чего-то очень важного. Главного. Кислорода не хватает.
Нет, умом Ольга все понимала. Ругала себя дурой, которая не ценит собственного счастья. Ей, как старухе в сказке про золотую рыбку, подавай все и сразу. Не хочу быть столбовою дворянкой, хочу – владычицей морскою, вот как!
Умом понимала, а все равно было тошно. Нет, в истерики она не кидалась, работу не бросила, мыться не перестала. Курить, правда, стала еще больше, но это мелочи. А что похудела – так это даже и хорошо. Без гимнастики и без диет – минус восемь кило за две недели. Никакого похудательного чудо-браслета не нужно.
Надежда, когда Ольга ей все рассказала – и про Стаса, и про министра, которого Барышев велел к черту послать, и про то, как он дверью хлопнул, даже не глянув на Ольгу, а она осталась стоять посреди приемной, – кинулась было утешать подругу. Мол, все образуется, мол, Барышев поймет, ему просто время нужно… Но Ольга не нуждалась в утешении. Это не Стас приходил. Это прошлое ее настигло. Просто пришло время платить по счетам. За то, что дурой была. За то, что не разглядела вовремя, какая мразь ее бывший муж. За то, что не хотела смотреть правде в глаза, трусила, сама себе врала, пыталась сделать вид, что прошлого нет, – мол, все это не про меня, не со мной было…
– Надь, я не маленькая. Я знала, что все так и кончится.
– Да ничего не кончилось еще!
Надежда неисправима. Все ведь очевидно. Ольга видела лицо Барышева – там, в приемной. Ничего у него в лице не было, кроме гадливости и досады. Будто наступил случайно сверкающим ботинком в навоз, вот какое у него было лицо. И видит бог, Ольга не хочет, чтобы еще когда-нибудь, хотя бы раз в жизни, на нее так смотрели.
– Надя! Это – все. Больше ничего не будет. Я точно знаю.
– Знает она! Откуда ты что знаешь?! Да он…
– Не он. Я. Я больше не могу. Мне уже хватит. Понимаешь?
Надежда положила ей голову на плечо, обняла.
– Понимаю…
– Я понадеялась. Нельзя было надеяться. А я себе позволила… Сама виновата…
Надежда подняла глаза:
– Оль, может, все-таки… Ну он же твоего упыря с лестницы спустил… Он же… Он же не просто так это сделал? Если бы ему все равно было, он бы…
Ольга покачала головой. Барышев Стаса с лестницы спустил не потому, что решил изобразить рыцаря на коне. Просто он чистоплотный до ужаса. То есть – по большому счету чистоплотный, по жизни. Вот и избавился от этой грязи. И от Стаса, и от нее… Нет. Нельзя было надеяться. Кого она хотела обмануть?
…Жизнь шла своим чередом. Машка выпустилась из детского сада. И платье у нее было до полу. Кружевное, с букетиком на поясе. В июне Ольге удалось выкроить неделю отпуска, и они слетали наконец в Грецию. Было море, оливковые рощи, руины древних городов, сиртаки по вечерам в ресторанчике на берегу. И ракушек они набрали полную корзину. Это была замечательная поездка в самом деле. Потом Ольга улетела в Москву, работать. С детьми осталась Нина Евгеньевна. Они сняли апартаменты неподалеку от Салоников, с собственным выходом на пляж, небольшой, но прекрасно оборудованной кухней и террасой, на которой дети обожали спать. Ольга хотела, чтобы перед новым учебным годом – а для Машки не только новым, но и вообще первым – дети как следует отдохнули. В Москву они должны были вернуться в середине августа. Грустно было улетать от них, но в Москве Ольгу ждала работа, и с этим ничего не поделаешь.
Она работала как проклятая, жутко уставала, но это было даже хорошо: работа не оставляла времени на пустые переживания.
Барышева она видела один-единственный раз, да и то издали. Он таки посетил презентацию «Строймастера», поприсутствовал на официальной части и тут же уехал. В ее сторону даже не посмотрел. После презентации Ольга до утра сидела на кухне, курила и смотрела в окно. Надеяться, что Барышев все забудет, простит и приедет к ней, потому что жить без нее не может, было бы глупо и непозволительно. Но она почему-то сидела на подоконнике и все смотрела на подъездную дорожку – не появится ли его машина. Разумеется, машина так и не появилась. Ольга стала работать еще злее, хватаясь за драгоценную свою работу как за спасательный круг. Она изо всех сил пыталась забыть Барышева, выбросить его из сердца и из головы, будто его никогда и не было. Иногда казалось, что ей это почти удалось.
***
